еком.
     Џомню,  он лежал в постели,  укрытый тетушкиной периной, и пил какие-то
горЯчие снадобьЯ,  чтобы пропотеть.  Ђ  когда изложил Я  ему  все  дело,  он
сказал:
     - ‡наешь что,  посоветую Я  тебе как отец.  •очешь -  иди,  не хочешь -
оставайсЯ.  ’олько сам Я,  если б  не  подлые мои ноги,  давно бы уже был за
границей.  „а и тетка твоЯ, скажу Я тебе, - тут он понизил голос, - так менЯ
зудит,  так зудит,  что уж  легче бы мне слушать канонаду австрийских пушек,
чем  ее  трескотню.  €  сколько поможет она  мне своим притиранием,  столько
испортит  своим  ворчанием...  Ђ  деньги-то  у  тебЯ  есть?  -  прибавил он,
помолчав.
     - ЌаберетсЯ несколько сот  злотых.  „ЯдЯ ђачек велел мне запереть двери
(тетки не было дома) и, сунув руку под подушку, вытащил ключ.
     - ‚от,  -  сказал он, - открой-ка тот сундук, обитый кожей. ’ам направо
найдешь Ящичек, а в нем кошелек. Џодай мне его...
     џ  достал кошелек,  тугой и  тЯжелый.  „ЯдЯ  ђачек взЯл его  в  руки и,
вздыхаЯ, отсчитал пЯтнадцать полуимпериалов.
     - ‚озьми,  -  сказал он, - это на дорогу; решил ехать, так и поезжай...
„ал бы Я  тебе больше,  да ведь и мой час может пробить...  Ќу,  и бабе надо
что-нибудь оставить, чтобы в случае чего нашла себе другого мужа...
     Њы  со  слезами  простились.  „Ядюшка  даже  приподнЯлсЯ на  постели и,
повернув лицо мое к свечке, прошептал:
     - „ай-ка еще разок поглЯжу на тебЯ...  Џотому что с этого бала, скажу Я
тебе,  не всем суждено вернутьсЯ...  „а и  сам уж Я одной ногой на том свете
стою,  дурное расположение,  скажу Я  тебе,  может доконать человека не хуже
пули.
     џ вернулсЯ в магазин и, хотЯ времЯ было позднее, рассказал обо всем џну
Њинцелю и поблагодарил его за службу и заботу. Њы уже с год с ним беседовали
об этих предметах, он всегда сам подбивал менЯ идти колотить немцев, вот Я и
думал,  что намерением своим доставлю ему превеликое удовольствие. Њежду тем
Њинцель как-то приуныл. Ќа другой день он выплатил мне причитающиесЯ деньги,
дал даже наградные и обещалсЯ хранить мою постель и сундучок на случай, если
Я вернусь.  Ћднако обычнаЯ воинственность оставила его, и он даже ни разу не
повторил излюбленного своего восклицаниЯ:  "Ћго-го!  ‡адал бы  Я  пруссакам,
если б только не магазин..."
     Ђ  когда  вечером,  часов около десЯти,  Я,  облачившись в  полушубок и
тЯжелые сапоги,  расцеловалсЯ с  ним и  взЯлсЯ за  дверную ручку,  собираЯсь
покинуть комнату,  в  которой столько лет мы  прожили вместе,  с  џном вдруг
сделалось что-то непонЯтное. Ћн вскочил со стула, взмахнул руками и завопил:
     - ‘виньЯ... куда ты уходишь?..
     Џотом бросилсЯ на мою постель и расплакалсЯ, как малое дитЯ.
     џ выбежал из комнаты. ‚ темных сенЯх, едва освещенных маслЯной плошкой,
кто-то  загородил мне  дорогу.  џ  вздрогнул.  ‘мотрю -  Ђвгуст Љац,  одетый
по-зимнему, словно в дальний путь.
     - ’ы что тут делаешь, Ђвгуст? - спрашиваю Я.
     - †ду тебЯ.
     џ подумал, что он хочет менЯ проводить; мы пошли на ѓжибовскую площадь,
не   проронив  по   пути  ни  слова,   потому  что  Љац  был  неразговорчив.
…врей-возчик, который подрЯдилсЯ менЯ везти, уже дожидалсЯ со своей телегой.
џ поцеловал Љаца, он менЯ. џ сажусь... он за мною...
     - …дем вместе,  - говорит. Ђ когда мы уже были за Њилосной, прибавил: -
†естко и трЯско, никак не заснешь.
     ‘овместное наше путешествие сверх ожиданиЯ затЯнулось до самого октЯбрЯ
1849  года.{158}  Џомнишь,  Љац,  незабвенный  товарищ?  Џомнишь  ли  долгие
переходы по  жаре,  когда мы  не  раз пили воду из  луж?  Ђ  переправу через
болото,  когда мы подмочили патроны?  Ђ  ночевки в  лесу или в  поле,  когда
каждый  из  нас  норовил  спихнуть  голову  другого  с  солдатского ранца  и
потихоньку натЯгивал на себЯ шинель,  обоим нам служившую одеЯлом? Ђ помнишь
мЯтую  картошку с  салом,  которую  мы  вчетвером сварили тайком  от  своего
взвода? ‘колько раз потом едал Я картошку, но никогда уж не казалась она мне
такой  вкусной.   €   поныне  помню  Я   аппетитный  запах  и  горЯчий  пар,
поднимавшийсЯ из котелка, помню, как ты, Љац, чтобы не терЯть даром времени,
одновременно читал  молитву,  набивал рот  картошкой и  раскуривал у  костра
трубку.
     ќх,  Љац!  …сли на небе нет венгерской пехоты и мЯтой картошки,  зрЯ ты
туда поспешил!
     Ђ  помнишь,  генеральное сражение,  о  котором  мы  всегда  мечтали  на
привалах после партизанских перестрелок?  —то до менЯ,  Я  и в могиле его не
забуду,  а  если господь бог менЯ когда-нибудь спросит:  "„лЯ чего жил ты на
свете?" -  "„лЯ того,  - отвечу Я, - чтобы пережить один такой день". ’олько
ты поймешь менЯ,  Љац,  потому что мы оба это видели. Ђ тогда ведь казалось,
что это так, пустЯки...
     ‡а  полтора  днЯ  до  сражениЯ  собралась  наша  бригада  под  какой-то
венгерской деревней,  названиЯ уж не помню.  —ествовали нас на славу.  ‚ина,
правда,  неважного,  -  хоть залейсЯ,  а свинина и красный перец до того нам
приелись,  что и в рот бы не брал этой пакости - разумеетсЯ, будь что-нибудь
получше.  Ђ музыка,  а девчонки!.. –ыгане - отличные музыканты, а венгерки -
чистый порох.  ‚ертелось их,  чертовок,  среди нас не больше двадцати, а так
стало жарко, что наши зарубили троих мужиков, а мужики убили дубинами нашего
гусара.
     €  бог  весть,  чем  бы  кончилось наше  гулЯнье после  такого славного
начала,  если  бы  в  самый разгар кутерьмы не  прикатил в  штаб  помещик на
четверке  взмыленных коней.  —ерез  несколько минут  по  войскам  разнеслась
весть,  что  поблизости находЯтсЯ крупные силы австрийцев.  Џротрубили сбор,
кутерьма улеглась,  венгерки куда-то  пропали,  а  по  шеренгам пошел слух о
генеральном сражении.
     - Ќаконец-то! - сказал ты мне.
     ‚  ту же ночь мы продвинулись на милю вперед,  на следующий день еще на
милю.  Љаждые три-четыре часа, а потом даже каждый час прибывали гонцы. ‘удЯ
по этому, корпусной штаб находилсЯ неподалеку и дело предстоЯло нешуточное.
     ‚  ту ночь мы спали в  открытом поле и даже не составили ружьЯ в козлы.
…два рассвело, двинулись вперед: эскадрон кавалерии с двумЯ легкими пушками,
за  ним  наш батальон,  а  за  нами всЯ бригада с  артиллерией и  повозками,
прикрытаЯ с флангов сильными патрулЯми. ѓонцы прибывали уже каждые полчаса.
     Љогда  взошло солнце,  мы  увидели на  дороге первые следы  неприЯтелЯ:
клочьЯ соломы,  погашенные костры,  постройки, разобранные на топливо. Џотом
стали все чаще попадатьсЯ беженцы: помещики с семьЯми, духовные лица разного
вероисповеданиЯ,  наконец -  мужики и  цыгане.  “ всех были испуганные лица;
почти все что-то кричали по-венгерски, показываЯ руками назад.
     Ѓыло  около  семи,  когда  с  юго-западной  стороны  раздалсЯ  пушечный
выстрел. Џо шеренгам пронессЯ шепот:
     - Ћго! ЌачинаетсЯ...
     - Ќет, это сигнал...
     ‘нова дважды грЯнула пушка,  потом еще  и  еще раз.  …хавший перед нами
эскадрон  остановилсЯ;  две  пушки  с  зарЯдными  Ящиками  помчались галопом
вперед,  несколько всадников поскакали на ближайшие холмы. Њы придержали шаг
- и  на минуту водворилась такаЯ тишина,  что стал слышен цокот серой кобылы
догонЯвшего нас адъютанта.  ‹ошадь пронеслась мимо, к гусарам, тЯжело дыша и
почти касаЯсь животом земли.
     Ќа этот раз отозвалось уже несколько пушек,  поблизости и вдали; каждый
выстрел можно было Явственно различить.
     - Ќащупывают дистанцию, - сказал наш старый майор.
     - Џушек пЯтнадцать у них есть, - буркнул Љац, который в подобные минуты
становилсЯ разговорчивее, - а у нас двенадцать, то-то будет потеха...
     Њайор обернулсЯ к нам с конЯ и усмехнулсЯ в свой сивый ус. џ понЯл, что
значила его усмешка, услышав целую гамму выстрелов, словно кто-то заиграл на
органе.
     - Џожалуй, у них больше двадцати, - сказал Я Љацу.
     - Ћслы! - рассмеЯлсЯ офицер и пришпорил конЯ.
     Њы  остановились на  возвышенности,  откуда видна была  идущаЯ за  нами
бригада.  Ќад нею взвивалось рыжеватое облако пыли,  тЯнувшеесЯ вдоль дороги
на две, а то и на три версты.
     - ’ут целые полчища! - воскликнул Я. - € где только все это уместитсЯ?
     ‡аиграли трубы, и наш батальон раскололсЯ на четыре роты, выстроившиесЯ
колоннами одна подле другой.  Џервые взводы выдвинулись вперед,  мы остались
позади.  џ повернул голову и увидел,  что от главного корпуса отделились еще
два батальона;  они сошли с  дороги и полем бежали к нам:  один -  к правому
флангу,  другой -  к  левому.  Ќе  более  как  через четверть часа  они  уже
поравнЯлись с нами,  еще с четверть часа отдыхали -  и,  дружно шагаЯ нога в
ногу, мы все вместе двинулись вперед.
     Њежду тем  канонада усилилась настолько,  что Ясно различались залпы из
двух-трех орудий одновременно.  •уже того -  сквозь их гул слышалсЯ какой-то
глухой рокот, похожий на непрерывный гром.
     - ‘колько  орудий,   камрад?  -  спросил  Я  по-немецки  идущего  рЯдом
унтер-офицера.
     - Џолагаю,  не  менее  сотни,  -  отвечал он,  покачиваЯ головой.  -  €
работают они на славу, - добавил он, - все орудиЯ разом ответили.
     Ќас  оттеснили с  дороги,  по  которой через  несколько минут  проехали
медленной рысью два гусарских эскадрона и четыре орудиЯ с зарЯдными Ящиками.
‘олдаты в  моей  шеренге один за  другим стали креститьсЯ:  "‚о  имЯ  отца и
сына..." Љое-кто хлебнул из манерки.
     ‚лево от  нас  гул все усиливалсЯ:  уже нельзЯ было различать отдельные
выстрелы. ‚друг в передних рЯдах закричали:
     - Џехота! Џехота!
     Њашинально Я взЯл ружье наизготовку,  думаЯ,  что показались австрийцы.
Ќо перед нами по-прежнему не было ничего,  кроме холма и редких кустов. ‡ато
среди орудийного грохота,  которого мы  уже  почти не  замечали,  послышалсЯ
какой-то треск, похожий на частый стук дождЯ, только гораздо громче.
     - Љ бою! - протЯжно крикнули на передней линии.
     џ  почуствовал,  как на миг сердце мое остановилось -  не от страха,  а
словно в  ответ на  слово,  которое с  малолетства оказывало на  менЯ особое
действие.
     ‚ шеренгах, несмотрЯ на марш, все оживились. ‘олдаты угощали друг друга
вином,  проверЯли ружьЯ,  толковали о том, что не более как через полчаса мы
пойдем в  огонь,  а  главное -  самым  бесцеремонным образом насмехались над
австрийцами,  которым в ту пору не везло.  Љто-то стал насвистывать,  другой
вполголоса запел;  даже  натЯнутаЯ важность  офицеров  растаЯла,  сменившись
товарищеским добродушием. ’олько команда "смирно!" водворила порЯдок.
     Њы  затихли и  выровнЯли несколько расстроенные рЯды.  Ќебо было чисто,
лишь кое-где белели на  нем недвижные облачка;  на  кустах,  мимо которых мы
шли,  не  шелохнулсЯ ни  один листок;  над  полем,  поросшим молодою травой,
замолк  испуганный  жаворонок.   ђаздавались  лишь  тЯжелый  шаг  батальона,
учащенное дыхание людей да изредка лЯзг столкнувшихсЯ ружей или зычный голос
майора,  который ехал впереди и  что-то  говорил офицерам.  Ђ  там,  налево,
исходили в  многоголосом реве  орудиЯ и  барабанил дождь ружейных выстрелов.
Љто,  брат  Љац,  не  слышал подобной бури под  Ясным небом,  тот  не  знает
настоЯщей музыки...  Џомнишь,  как странно было тогда у  нас на  душе?..  Ќе
страх, а так, вроде как бы и грусть и любопытство...
     Ѓатальоны с флангов все дальше отходили от нас; наконец правый исчез за
холмами,  а левый в нескольких саженЯх от нас нырнул в широкую балку, откуда
лишь поблескивала лента его штыков.  Људа-то пропали и  гусары,  и пушки,  и
тЯнувшийсЯ сзади резерв;  осталсЯ только наш  батальон,  который спускалсЯ с
одного холма и  поднималсЯ на  другой,  еще  выше.  ‹ишь времЯ от  времени с
передовой линии,  с тыла или с флангов,  прискачет всадник с запиской либо с
устным приказом майору.  Џоистине чудо,  что от стольких приказов у  него не
помутилось в башке.
     Ќаконец,  уже около девЯти,  мы  поднЯлись на  последнюю возвышенность,
поросшую густым кустарником. ‘нова команда, и взводы, шедшие один за другим,
стали  строитьсЯ в  рЯд.  Ђ  когда  мы  достигли вершины холма,  нам  сперва
приказали согнутьсЯ и опустить штыки, а потом стать на колено.
     ’огда  (помнишь,  Љац?)  Љратохвиль,  стоЯвший на  коленЯх впереди нас,
сунул голову меж двух сосенок и глухо вскрикнул:
     - ѓлЯньте-ка!
     Ћт подножьЯ холма на юг,  до самой линии горизонта, тЯнулась равнина, а
на ней-как бы река белого дыма шириною в несколько сот шагов, а длиною - кто
ее знает! - может, в милю.
     - ‘трелковаЯ цепь, - сказал старый унтер-офицер.
     Џо обеим сторонам этой странной реки виднелось несколько черных и более
десЯтка белых облачков, стелившихсЯ по земле.
     - ќто батареи, а вон там деревни горЯт, - объЯснЯл унтер-офицер.
     •орошенько вглЯдевшись,  можно было различить по обеим сторонам длинной
полосы дыма прЯмоугольные пЯтна:  слева темные,  а  справа белые.  Ћни  были
похожи на огромных ежей, ощетинившихсЯ блестЯщими иглами.
     - ’ут наши полки,  а вон там австрийские,  -  говорил унтер.  -  Ќу-ну!
‹учше, чем в самом штабе, видно...
     Ћт длинной полосы дыма летел немолчный треск ружейных залпов, а в белых
облачках бушевал орудийный огонь.
     - ”ью, и это называетсЯ бой... - сказал ты тогда, Љац. - Ђ Я-то, дурак,
боЯлсЯ...
     - Џогоди, погоди, - пробормотал унтер.
     - Ћружие к бою! - прокатилось по рЯдам.
     Ќе  вставаЯ  с  колен,  мы  принЯлись  вынимать  и  обкусывать патроны.
ђаздалсЯ лЯзг стальных шомполов и треск взводимых курков.  Њы засыпали порох
на полки - и опЯть воцарилась тишина.
     ‚переди, примерно в версте от нас, было два холма, а между ними дорога.
џ  заметил,  что  на  желтой ее  полосе поЯвились какие-то  белые точки,  из
которых вскоре образовалась белаЯ линиЯ,  а затем белое пЯтно.  Ћдновременно
из  балки,  лежавшей шагах в  трехстах влево от нас,  вышли солдаты в  синих
мундирах и  быстро образовали синюю  колонну.  ‚  эту  минуту вправо от  нас
грЯнул пушечный выстрел,  и  над  белым  австрийским отрЯдом поЯвилось сизое
облачко  дыма.  Џрошло  несколько минут  -  и  опЯть  загрохотало,  и  опЯть
поднЯлось облачко над австрийцами. Џолминуты - и опЯть выстрел и облачко...
     - Herr Gott!* -  вскричал старый унтер.  -  Ќаши-то как палЯт!  ’ам или
Ѓем{163}, или сам черт командует!
     _______________
     * ѓосподи! (нем.)

     ‘ этой минуты орудийные залпы с нашей стороны следовали так часто,  что
землЯ содрогалась,  но белое пЯтно на дороге все росло и росло. Ћдновременно
на  противоположном холме  показалсЯ дымок,  и  в  сторону  нашей  батареи с
урчанием полетела граната. …ще дымок... еще... еще...
     - •итры, бестии! - буркнул унтер.
     - Ѓатальон! ‚перед, марш! - во все горло рЯвкнул наш майор.
     - ђота!  ‚перед,  марш!  ‚звод!  ‚перед,  марш!..  -  на  разные голоса
повторЯли офицеры.
     Ќас  опЯть  построили по-новому.  —етыре средних взвода остались сзади,
четыре пошли вперед,  вправо и влево. Њы подтЯнули ранцы и взЯлись за ружьЯ,
как кому вздумалось.
     - Ќу, кубарем! - крикнул ты тогда, Љац.
     ‚  ту же минуту высоко над нами пролетела граната и  с  сильным треском
разорвалась где-то позади.
     ‘траннаЯ мысль промелькнула тогда у менЯ.  ќти сражениЯ -  не просто ли
трескучаЯ комедиЯ,  которую войска устраивают на потеху народам, без всЯкого
вреда  длЯ  себЯ!   ‡релище,  развернувшеесЯ  у  менЯ  перед  глазами,  было
великолепное, но отнюдь не страшное.
     Њы   спустились  на  равнину.   €з  нашей  батареи  прискакал  гусар  с
донесением,  что  одна  пушка повреждена.  Ћдновременно слева от  нас  упала
граната; она зарылась в землю, но не взорвалась.
     - Љ нам подбираютсЯ, - сказал старый унтер.
     ‚тораЯ граната разорвалась над нашими головами, и осколок упал под ноги
Љратохвилю. Ћн побледнел, но засмеЯлсЯ.
     - Ћго-го! - закричали в рЯдах.
     ‚друг  в  сотне  шагов  левее  от  нас  в  одном  из  взводов наступило
замешательство,  а  когда колонна продвинулась дальше,  мы  увидели на земле
двух человек:  один лежал ничком,  прЯмой как струна,  другой сидел, держась
обеими руками за живот. ‡апахло пороховым дымом. Љац мне что-то сказал, но Я
не расслышал, в правом ухе у менЯ шумело, словно туда попала вода.
     “нтер-офицер повернул вправо,  мы  за  ним.  Љолонна разделилась на два
длинных рЯда. ‚переди, неподалеку от нас, заклубилсЯ дым. —то-то протрубили,
но Я не разобрал сигнала,  зато отчетливо расслышал тонкий свист над головой
и возле левого уха. ‚ нескольких шагах от менЯ что-то ударило в землю, грудь
и лицо мне засыпало песком. Њой сосед выстрелил; два солдата, стоЯвшие сзади
менЯ,  чуть ли  не  опираЯсь ружьЯми на мои плечи,  выпалили один за другим.
‚конец  оглушенный,   Я   тоже  спустил  курок...   ‡арЯдил  ружье  и  опЯть
выстрелил...  ‚переди валЯлись чьЯ-то каска и ружье, но дым вокруг настолько
сгустилсЯ,  что больше ничего нельзЯ было разглЯдеть.  џ только заметил, что
Љац, как одержимый, стрелЯл без передышки, а в углах его рта выступила пена.
ум у менЯ в ушах все усиливалсЯ,  и Я уже не слышал ни ружейных залпов,  ни
грохота пушек.
     Њежду  тем  дым  стал  настолько густым и  едким,  что  Я  почувствовал
потребность любой ценой вырватьсЯ из него.  џ  отступил -  сначала медленно,
потом пустилсЯ бежать,  с  удивлением замечаЯ,  что  остальные делают то  же
самое. ‚место двух растЯнувшихсЯ рЯдов Я увидел толпы бегущих людей. "Љакого
черта они  бегут?"  -  думал Я,  прибавлЯЯ шагу.  ќто  был  даже не  бег,  а
лошадиный галоп.  Њы добежали до середины холма и  тут только заметили,  что
наше место на равнине занЯл какой-то новый батальон, а с верхушки холма бьют
орудиЯ.
     - ђезервы в огне... ‚перед, мерзавцы! ‚ам бы свиней пасти, сукины дети!
- орали почерневшие от дыма,  озверелые офицеры, опЯть выстраиваЯ нас рЯдами
и плашмЯ колотЯ саблЯми всех, кто подвертывалсЯ им под руку.
     Њайора среди них не было.
     Њало-помалу  перемешавшиесЯ  при  отступлении  солдаты  разыскали  свои
взводы,  беглецов вернули, и в батальоне снова водворилсЯ порЯдок. Ћднако не
хватало человек сорок.
     - Људа же они разбежались? - спросил Я унтера.
     - ѓм, разбежались, - мрачно пробормотал он.
     Њне было страшно подумать, что они погибли.
     ‘   вершины  холма  спускались  двое  обозных,   ведЯ  под  уздцы  двух
навьюченных коней.  Ќавстречу им выбежали унтер-офицеры и вскоре вернулись с
пачками патронов. џ взЯл восемь штук, ибо ровно такого количества не хватало
в моем патронташе, и сам удивилсЯ: каким образом мог Я их потерЯть?
     - ‡наешь, - сказал мне Љац, - уже двенадцатый час...
     - Ђ знаешь, что Я ничего не слышу? - отвечал Я.
     - „урак! ’ы же слышишь, что Я говорю.
     - „а,  но пушек Я не слышу...  Ђх нет,  слышу,  -  прибавил Я, напрЯгши
слух.
     ѓул  орудий  и  ружейнаЯ трескотнЯ слились  в  сплошной чудовищный рев,
который  уже  не  оглушал,   а  просто  одурманивал.   Њною  вдруг  овладело
безразличие.
     Џримерно  в  полуверсте  перед  нами  колыхалась широкаЯ  полоса  дыма,
которую кое-где разрывал налетавший ветер.  ’огда можно было на  миг увидеть
длинный рЯд  ног или касок и  поблескивающие штыки.  Ќад этой полосой и  над
нашей  колонной свистели снарЯды,  которыми обменивались венгерскаЯ батареЯ,
стрелЯвшаЯ  через  наши  головы,   и   австрийскаЯ  батареЯ,   отвечавшаЯ  с
противоположных холмов.
     ђека дыма, тЯнувшаЯсЯ через равнину к югу, клубилась теперь еще сильнее
и всЯ изогнулась.  ’ам,  где брали верх австрийцы,  она загибала влево, там,
где венгры, - вправо. ‚ целом полоса дыма больше выгибалась вправо, и похоже
было,  что  наши уже  оттеснили австрийцев.  Џо  всей равнине стлалсЯ легкий
голубоватый туман.
     ‘транное дело:  гул теперь был сильнее,  чем вначале,  но Я  его уже не
замечал;  чтобы услышать его, мне приходилось напрЯгать слух. Њежду тем лЯзг
зарЯжаемых ружей и треск курков Я различал отчетливо.
     Ќо  вот  прискакал  адъютант,  заиграли  трубы,  офицеры  обратились  к
солдатам.
     - ђебЯта!  - во все горло кричал наш поручик (тот, что недавно удрал из
семинарии).  -  Њы  отступили,  потому что пруссаков было больше.  Ђ  теперь
ударим на  них сбоку,  вон на  ту  колонну,  видите...  Ќас поддержат третий
батальон и резерв... „а здравствует ‚енгриЯ!
     - џ сам не прочь здравствовать... - проворчал Љратохвиль.
     - Џол-оборота направо, шагом марш!..
     ’ак мы шагали несколько минут,  потом сделали полоборота влево и  стали
спускатьсЯ на равнину,  стараЯсь выйти правее колонны,  сражавшейсЯ впереди.
Њестность кругом была  холмистаЯ,  перед нами  сквозь завесу дыма  виднелась
опушка леса, поросшаЯ мелким кустарником.
     ‚друг меж кустов Я  заметил сначала два-три,  а  потом и  более десЯтка
дымков,  словно в  разных местах закурили трубки,  и  одновременно над  нами
засвистали пули.  ’ут пришло мне в голову, что свист пуль, воспетый поэтами,
отнюдь не  поэтичен;  скорее низменным следовало бы  назвать это  беснование
мертвой материи.
     Ћт нашей колонны отделилась стрелковаЯ цепь и побежала к кустарнику.
     Њы   продолжали   маршировать,    как   будто   летевшие   сбоку   пули
предназначались не нам.
     ‘ правого краЯ колонны,  насвистываЯ марш ђакоци, шел наш старый унтер;
вдруг он  выронил ружье,  раскинул руки и  зашаталсЯ,  как пьЯный.  Ќа миг Я
увидел его лицо:  слева каска была пробита, на лбу алело небольшое пЯтно. Њы
продолжали  идти;  на  правом  фланге  очутилсЯ  другой  унтер,  молоденький
блондин.
     Њы  уже поравнЯлись с  колонной наших солдат,  сражавшихсЯ на  передней
линии, и увидели впереди свободное пространство, зажатое между двумЯ стенами
дыма,  как  вдруг  со  стороны неприЯтелЯ из  сизых клубов вынырнула длиннаЯ
шеренга белых мундиров. еренга то опускалась, то поднималась, а ноги солдат
замелькали у нас перед глазами, как на параде.
     Ќо вот шеренга остановилась.  Ќад нею сверкнула полоса стали,  подалась
вперед -  и  Я  увидел сотню  направленных на  нас  штыков,  блестЯщих,  как
иголочки,   воткнутые  в   бумажку.   Џотом  вырвалсЯ  густой  дым,   что-то
заскрежетало,  словно цепью по  железному бруску,  а  над нами и  вокруг нас
пролетел рой пуль.
     - ‘той! Џли!
     џ  поспешил выстрелить,  чтобы прикрытьсЯ хотЯ  бы  дымом.  ЌесмотрЯ на
грохот,  Я  услышал позади себЯ глухой звук,  будто палкой ударили человека;
сзади кто-то  упал,  задев за мой ранец.  ѓнев и  отчаЯние овладели мной;  Я
чувствовал,  что погибну,  если не убью невидимого врага.  Ќе помнЯ себЯ,  Я
зарЯжал и стрелЯл,  наклонив ружье и думаЯ с диким удовлетворением,  что мои
пули не пролетЯт мимо.  џ  не смотрел по сторонам и под ноги,  боЯсь увидеть
упавшего человека.
     ‚друг произошло что-то неожиданное. Ќевдалеке от нас затрещали барабаны
и раздались пронзительные сигналы горнистов.  Љто-то крикнул:  "‚перед!" - и
не знаю уж,  из скольких грудей вырвалсЯ крик, напоминающий не то рев, не то
вой -  колонна двинулась вперед,  сначала медленно,  потом скорее, скорее и,
наконец,   побежала...   Џерестрелка  стихла,   только  изредка  раздавались
одиночные выстрелы...  с  разбега Я  наткнулсЯ на  что-то  грудью,  на  менЯ
напирали со всех сторон, Я тоже напирал...
     - ђуби немца! - ревел не своим голосом Љац и рвалсЯ вперед. Ќе будучи в
состоЯнии выбратьсЯ из  толчеи,  он  занес ружье и  прикладом стал  бить  по
ранцам стоЯщих впереди товарищей.
     Ќаконец сделалась такаЯ давка,  что  Я  почувствовал,  как  мне сдавило
грудную клетку и  нечем стало дышать.  ЊенЯ  поднЯли в  воздух,  потом снова
опустили -  и тут Я заметил,  что стою не на земле,  а на человеке,  который
схватил менЯ за  ногу.  ‚  ту же минуту ревущаЯ толпа ринулась вперед,  и  Я
упал. ЊоЯ леваЯ рука скользнула по кровавой луже.
     Џодле  менЯ  лежал  на  боку  австрийский  офицер,  молодой  человек  с
благородными чертами лица.  Ћн  с  невыразимой тоской глЯнул на менЯ темными
глазами и с трудом прохрипел:
     - Ќе надо топтать... € немцы - люди.
     ‘унул руку под бок и жалобно застонал.
     џ побежал за колонной.  Ќаши были уже на холмах, где стоЯли австрийские
батареи.  ‚скарабкавшись вслед за товарищами,  Я увидел опрокинутую пушку, а
рЯдом с нею другую, запрЯженную лошадьми, которую окружили наши солдаты.
     ’ут  Я  стал  свидетелем необычайной сцены.  Ќаши  -  кто  схватилсЯ за
колеса,  кто  стаскивал с  седла возницу;  Љац заколол штыком первую с  краю
лошадь,  а  неприЯтельский канонир нацелилсЯ ему  в  лоб  ершом.  џ  схватил
канонира за шиворот и неожиданным пинком в зад опрокинул на землю. Љац хотел
заколоть и его.
     - —то ты делаешь,  полоумный! - крикнул Я и попыталсЯ вырвать у него из
рук ружье.
     ’огда он  в  Ярости бросилсЯ на  менЯ,  но стоЯвший возле офицер саблей
выбил у него ружье.
     - ’ы чего лезешь? - огрызнулсЯ Љац на офицера, но тут же опомнилсЯ.
     „ва орудиЯ были в наших руках,  за остальными погнались гусары.  „алеко
впереди в  одиночку и кучками стоЯли наши,  продолжаЯ стрелЯть в отступающих
австрийцев.  ’олько изредка шальнаЯ вражескаЯ пулЯ  свистела над  нами  или,
зарывшись в землю, взбивала облачко пыли. ѓорнисты трубили сбор.
     Ћколо четырех часов днЯ наш полк собралсЯ.  ‘ражение кончилось.  ’олько
на   западном  краю  горизонта  еще   громыхали  одиночные  выстрелы  легкой
артиллерии, словно отголоски уже пронесшейсЯ грозы.
     —асом позже на  просторном поле боЯ  в  разных местах заиграли полковые
оркестры.  Љ нам прискакал адъютант с поздравлением.  ѓорнисты и барабанщики
дали сигнал на  молитву.  Њы снЯли каски,  знаменосцы поднЯли стЯги,  и  всЯ
армиЯ, с ружьем к ноге, благодарила венгерского бога за победу.
     Џостепенно  дым  оседал.   Ќасколько  хватало  глаз,  по  равнине  были
разбросаны  какие-то  белые  и  синие  клочки,  будто  по  вытоптанной траве
беспорЯдочно раскидали  обрывки  бумаги.  Џо  полю  разъезжало  десЯтка  два
повозок с  какими-то  людьми;  они приближались к  этим клочкам,  подбираЯ и
складываЯ одни из них, а другие оставлЯЯ лежать на поле.
     - ‘тоило им на свет рождатьсЯ...  - вздохнул Љац, опершись на ружье; им
вновь овладела меланхолиЯ.
     ќто  была едва ли  не  последнЯЯ наша победа.  ‘  той  поры трехцветные
знамена чаще  двигались впереди неприЯтелЯ,  нежели  за  неприЯтелем,  пока,
наконец, под ‚илагошем{169} не облетели с древков, как осенние листьЯ.
     “знав об  этом,  Љац  бросил саблю оземь (мы оба уже были произведены в
офицеры) и  сказал,  что  теперь остаетсЯ только пустить себе  пулю  в  лоб.
Ћднако Я,  памЯтуЯ,  что  во  ”ранцию снова идет Ќаполеон,  поддержал в  нем
бодрость духа, и мы пробрались в Љомаром.
     –елый месЯц ждали мы подкреплениЯ:  из ‚енгрии,  из ”ранции,  от самого
бога. ‚ конце концов крепость сдалась.
     Џомню,  в  тот день Љац все вертелсЯ возле порохового склада,  а лицо у
него было такое же,  как в  тот момент,  когда он  собиралсЯ заколоть штыком
лежавшего канонира.  Њы подхватили его под руки и  силком вывели из крепости
вслед за нашими.
     - —то ж  ты,  -  упрекнул его один из  приЯтелей,  -  тебе не  по вкусу
скитатьсЯ с нами,  норовишь улизнуть на небо?  ќх, Љац! ‚енгерскаЯ пехота не
трусит и слово свое держит, даже если дала его... немцам...
     ‚пЯтером отделились мы  от  войск,  сломали свои  шпаги,  переоделись в
крестьЯнское платье и,  сунув за пазуху пистолеты,  пошли в  сторону ’урции.
Ќам приходилось спасатьсЯ, ибо нас преследовали псы •айнау.{170}
     ‘китались мы  по  лесам и  глухим тропам недели три.  ѓрЯзь под ногами,
осенний дождь над головой,  за спиной патрули,  а  впереди вечное изгнание -
вот они, наши спутники. Ќо мы не унывали.
     апари без умолку болтал о том, что Љошут{170} что-нибудь да придумает,
тейн  уверЯл,  что  за  нас  вступитсЯ ’урциЯ,  ‹иптак вздыхал о  ночлеге и
горЯчей похлебке,  а Я твердил,  что уж кто-кто,  а Ќаполеон нас не оставит.
Џод дождем одежда у нас размЯкла,  как масло, мы вЯзли в грЯзи по щиколотку,
подметки у нас отвалились, и в сапогах свистел ветер; жители боЯлись продать
нам  кувшин молока,  а  в  одной деревушке за  нами  даже погнались мужики с
вилами и косами. € все же мы не унывали, и ‹иптак, улепетываЯ рЯдом со мной,
да так, что только брызги летели, говорил, еле дыша:
     - Eljen magyar!..*  ’о-то  заснем теперь...  …ще  б  стаканчик сливЯнки
перед сном...
     ____________
     * „а здравствует мадьЯр! (венгерск.)

     ‚ разудалой компании оборванцев,  распугивавших даже ворон, один только
Љац был по-прежнему мрачен.  Ћн чаще других отдыхал и заметно худел;  губы у
него запеклись, глаза странно блестели.
     - Ѓоюсь,  не  схватил ли  он  гнилую лихорадку,  -  сказал мне  однажды
апари.
     Ќеподалеку от реки ‘авы, в каком-то захолустье, не помню уж, на который
день наших странствий, набрели мы на хуторок, где нас принЯли очень радушно.
“же  вечерело,  устали мы  зверски,  однако жаркий огонь и  бутылка сливЯнки
навели нас на радужные мысли.
     - ђучаюсь головой,  -  восклицал апари,  -  не позже чем в марте Љошут
опЯть призовет нас. - Њы поступили глупо, сломав шпаги...
     - Ђ турки, может, еще в декабре двинут войска, - прибавил тейн. - •оть
бы нам до той поры подлечитьсЯ...
     - Њилые!  - охал ‹иптак, зарываЯсь в солому, - да ложитесь вы, к черту,
спать, а то вас ни Љошут, ни турок не добудЯтсЯ.
     - € верно, не добудЯтсЯ! - проворчал Љац.
     Ћн сидел на лавке у печи и мрачно глЯдел в огонь.
     - ’ы  скоро и  в  милосердие господне перестанешь верить,  -  отозвалсЯ
апари, хмурЯ брови.
     - Ќет милосердиЯ длЯ тех,  кто не сумел умереть с  оружием в  руках!  -
закричал Љац.  -  ѓлупцы вы,  да и Я хорош! ’ак и пойдет француз да турок за
вас лоб подставлЯть! Ђ сами вы где были?
     - ѓорЯчка у него, - шепнул тейн. - ЌамучаемсЯ мы с ним в дороге...
     - ‚енгриЯ...  Ќет уже ‚енгрии!  - бормотал Љац. - ђавенство... никакого
равенства нет и не было... ‘праведливость... не будет ее никогда... ‘винье -
той и в луже мило, а вот человеческаЯ душа... Ќет, пан Њинцель, не буду уж Я
у тебЯ резать мыло...
     ’ут Я смекнул,  что Љац совсем расхворалсЯ. Џодошел к нему, тащу его на
солому и говорю:
     - Џойдем, Ђвгуст, пойдем...
     - Људа Я пойду? - спросил он, очнувшись на минуту.
     Ђ потом прибавил:
     - €з ‚енгрии менЯ выгнали, а к немцам менЯ не затащишь...
     ‚се же он улегсЯ на подстилку.  Ћгонь в печи догорал. Њы допили водку и
улеглись вповалку,  с пистолетами в руках. ‚етер завывал в щелЯх, словно всЯ
‚енгриЯ заливалась плачем. Ќас сморил сон.
     €  приснилось мне,  будто Я  еще маленький и будто сочельник.  Ќа столе
стоит елочка, на ней горЯт свечи, она такаЯ же убогаЯ, как мы сами, а вокруг
отец, тетка, пан ђачек и пан „оманский поют фальшивыми голосами колЯды:

                        Ѓог родитсЯ - зло страшитсЯ.{172}

     џ  проснулсЯ,  всхлипываЯ от тоски по далекому детству.  Љто-то теребил
менЯ за плечо.
     ќто был мужик,  хозЯин хаты. Ћн заставил менЯ поднЯтьсЯ и, показываЯ на
Љаца - испуганно говорил:
     - ЏоглЯдите-ка, служивый... —то-то с ним неладно...
     Ћн схватил с печки лучину и посветил мне. ‚ижу: Љац лежит, скорчившись,
на полу, а в руке у него разрЯженный пистолет. Ћгненные круги поплыли у менЯ
перед глазами, и Я повалилсЯ без чувств.
     ЋчнулсЯ Я уже в телеге,  когда мы подъезжали к ‘аве. ‘ветало, занималсЯ
Ясный денек,  с реки тЯнуло сыростью. џ протер глаза, сосчитал... Ѓыло нас в
телеге четверо и  возчик пЯтый.  „а  и  должно быть пЯтеро...  Ќет,  шестеро
должно быть!..  џ искал Љаца, но так и не нашел. џ ни о чем не расспрашивал:
рыданиЯ сдавили мне горло -  вот-вот задушат менЯ.  ‹иптак дремал, тейн тер
глаза, а апари смотрел в сторону и насвистывал, фальшивЯ, марш ђакоци.
     ќх,  брат Љац,  что же ты натворил!  Џорой мне думаетсЯ, может, там, на
небе,  ты  нашел и  венгерскую пехоту,  и  свой полегший взвод...  Џорой мне
слышитсЯ бой барабанов,  четкий ритм марша и  команда:  "Ќа пле-чо!" € тогда
кажетсЯ мне,  что это ты,  Љац,  идешь сменЯть караул у престола господнЯ...
€бо плох был бы венгерский бог, если б не оценил тебЯ по заслугам.
     ...„а что ж  это Я разболталсЯ,  боже ты мой!..  „умал о ‚окульском,  а
пишу про себЯ и Љаца. €так, вернусь к своему предмету.
     —ерез несколько дней после смерти Љаца мы ступили на турецкую землю,  а
потом еще два года Я,  уже в  одиночку,  скиталсЯ по  всей …вропе.  Ѓыл и  в
€талии,  и во ”ранции,  и в ѓермании, и даже в Ђнглии - и всюду преследовали
менЯ  бедствиЯ и  терзала тоска  по  родине.  Ќе  раз  казалось мне,  что  Я
помешаюсь,  изо днЯ в  день слыша чужую речь и  видЯ не  наши лица,  не нашу
одежду, не нашу землю. Ќе раз Я готов был отдать жизнь, лишь бы взглЯнуть на
сосновый лес и крытые соломой хаты. Ќе раз Я, как малое дитЯ, кричал во сне:
"•очу домой!"  Ђ  проснувшись в слезах,  наспех одевалсЯ и скорей выбегал на
улицу,  потому что мне казалось,  что Я увижу не чужую улицу,  а ‘таре ЊЯсто
или Џодвалье.
     ‚ отчаЯнии Я,  быть может,  даже покончил бы с собой, если б не вести о
‹уи-Ќаполеоне:  он уже стал президентом и подумывал об императорской короне.
€ мне легче было сносить нужду и подавлЯть приступы тоски,  когда Я слышал о
торжестве человека,  который должен  был  выполнить завещание Ќаполеона I  и
навести порЯдок в мире.
     Џравда,  ему не  удалось это -  что ж,  он  оставил нам сына.  Ќе сразу
Љраков строилсЯ!..
     Ќаконец больше Я  не мог терпеть и  в декабре 1831 года,  проехав через
всю ѓалицию,  остановилсЯ на пограничном посту в  ’омашове.{173} Ћдна только
мысль терзала менЯ: "Ђ что, если и отсюда менЯ прогонЯт?"
     €  никогда не  забыть мне  своего ликованиЯ,  когда Я  узнал,  что менЯ
направлЯют в  ‡амостье.{173} ‘обственно,  Я  даже не ехал туда,  а  попросту
добиралсЯ пешком, но с какой радостью!
     ‚ ‡амостье Я прожил более года. џ хорошо рубил дрова, поэтому ежедневно
бывал на свежем воздухе. Ћттуда написал Я письмо Њинцелю и, кажетсЯ, получил
от  него  ответ  и  даже  деньги;  но,  кроме расписки в  получении,  других
подробностей этого событиЯ не помню.
     Њежду тем  џсь  Њинцель сделал длЯ  менЯ еще  кое-что,  хотЯ никогда не
вспоминал об этом.  Ђ именно -  ходил он к разным генералам, участвовавшим в
венгерском походе,  и убеждал их, что-де надо выручать товарища из беды. Ќу,
и  выручили менЯ,  так что уже в  феврале 1853 года Я мог поехать в ‚аршаву.
Њне  даже  вернули  офицерское  звание,  и  то  была  единственнаЯ памЯть  о
венгерском походе, если не считать двух ран в груди и в ноге. „а еще офицеры
устроили обед  в  мою  честь  и  как  следует выпили за  здоровье венгерской
пехоты. ‘ тех пор Я считаю, что самые прочные отношениЯ завЯзываютсЯ на поле
боЯ.
     Џокинул Я  свои  апартаменты в  ‡амостье гол  как  сокол,  но  сразу за
воротами предо мною ЯвилсЯ незнакомый еврей и  вручил мне письмо с деньгами.
ђаспечатал Я его и прочел:

     "„орогой мой  €гнаций!  Џосылаю тебе  двести  злотых на  дорогу,  потом
рассчитаемсЯ.  ‡аезжай прЯмо ко  мне,  в  магазин на  Љраковском Џредместье,
только,  упаси  боже,  не  на  Џодвалье.  ’ам  теперь  живет  негодЯй ”ранц,
именуемый моим братом, которому ни один порЯдочный сукин сын руки не подаст.
–елую тебЯ. џн Њинцель. ‚аршава, днЯ 16 февралЯ 1853 года.
     „а,  вот что...  ‡наешь, старый ђачек, тот, что женилсЯ на твоей тетке,
умер,  и  она  тоже,  еще раньше его.  Ћни оставили тебе кой-какую рухлЯдь и
несколько тысЯч злотых.  ‚се  это  находитсЯ у  менЯ в  сохранности,  только
теткин  салоп  немножко тронула моль,  потому  что  Љаська,  холера,  забыла
засыпать табаком.  ”ранц велел тебЯ поцеловать. ‚аршава, днЯ 18 февралЯ 1853
года".

     …врей привел менЯ к  себе на  квартиру и  там  вручил узелок с  бельем,
платье  и  башмаки.   Ћн  накормил  менЯ  гусиным  бульоном,  потом  вареной
гусЯтиной,  потом жареной,  и  всего этого Я  не  мог  переварить до  самого
‹юблина. Ќа дорогу дал он мне бутылку отменного меду, проводил к поджидавшей
подводе и даже слушать не захотел о какой-либо плате.
     - Њне  просто  совестно было  бы  брать  деньги  от  такой  особы,  что
возвращаетсЯ из эмиграции, - отвечал он на все мои уговоры.
     ’олько когда  Я  уже  садилсЯ в  телегу,  он  отвел менЯ  в  сторону и,
оглЯнувшись, не слышит ли кто, зашептал:
     - Њожет,  у вас,  ваша милость,  есть венгерские дукаты, так Я куплю. џ
вам  по  совести заплачу,  потому что мне нужно длЯ дочки,  она после вашего
Ќового года выходит замуж.
     - “ менЯ нет дукатов, - отвечал Я.
     - ‚аша милость ездили на  венгерскую войну,  и  у  вас  нет дукатов?  -
удивилсЯ он.
     џ уже поставил ногу на ось, но еврей вторично отвел менЯ в сторону.
     - Ђ  может,  у  вашей  милости  найдутсЯ какие-нибудь  драгоценности?..
Љолечки,  часики,  браслетики...  —тоб Я  так здоров был,  Я  заплачу вам по
совести, потому что это длЯ дочки...
     - Ќет у менЯ, брат, ничего, честное слово...
     - Ќичего?  -  повторил он,  широко раскрываЯ глаза.  -  ’ак зачем же вы
ходили в ‚енгрию?..
     Њы  тронулись в  путь,  а  он  все  стоЯл,  держась рукою  за  бороду и
жалостливо покачиваЯ головой.
     Џодвода была нанЯта длЯ менЯ одного.  Ћднако на  первой же улице возчик
встретил своего брата, у которого было спешное дело в Љрасном ‘таве.
     - Џозвольте,  ваше благородие,  захватим его, - попросил возчик, снимаЯ
шапку. - ѓде будет плохаЯ дорога, он пешком пойдет...
     Џассажир уселсЯ.  Ќе  успели мы  доехать до  городского вала,  как  нас
остановила какаЯ-то еврейка с  узлом и стала о чем-то громко разговаривать с
возницей.  Ћказалось,  что это его тетка,  у  которой в  ”айславицах заболел
ребенок.
     - Њожет,  позволите,  ваше благородие,  так она к  нам подсЯдет...  Ћна
совсем невесомаЯ... - опЯть попросил возница.
     Џотом уже за городом,  в разных местах, нам по дороге попалось еще трое
родственников моего возницы,  который подобрал их под тем предлогом, что мне
будет веселей ехать. € вот они оттеснили менЯ в самый задок телеги, отдавили
мне ноги,  курили вонючий табак и вдобавок тараторили как одержимые.  Ћднако
же  Я  не  променЯл бы  моего  тесного  уголка  на  самое  удобное место  во
французском дилижансе или в английском вагоне. џ был на родине!
     Њы  ехали четыре днЯ,  и  мне казалось,  что Я  нахожусь в  передвижной
молельне.  Ќа  каждой  стоЯнке какой-нибудь  пассажир исчезал и  вместо него
поЯвлЯлсЯ новый.  Ћколо ‹юблина мне свалилсЯ на спину тЯжелый тюк;  поистине
чудо,  что Я  не  погиб.  Џод Љуровом мы несколько часов простоЯли на шоссе,
потому что  пропал чей-то  сундук и  возчик верхом поехал разыскивать его  в
корчму.  ‚  довершение ко всему во времЯ пути Я  чувствовал,  что лежавшаЯ у
менЯ на ногах перина населена гуще, чем ЃельгиЯ.
     Ќа пЯтый день еще до восхода солнца мы остановились на Џраге. Ќо подвод
здесь скопилось столько,  а  понтонный мост был  так  узок,  что  лишь около
десЯти мы  добрались до ‚аршавы.  „олжен прибавить,  что все мои спутники на
Ѓеднарской улице  испарились,  как  уксусный эфир,  оставив по  себе  весьма
ощутительный запах. Љогда, расплачиваЯсь с возницей, Я упомЯнул об остальных
пассажирах, он вытаращил глаза.
     - Љакие пассажиры?  -  вскричал он с изумлением.  -  ‚аша милость - это
пассажир,  а  то была просто мразь паршиваЯ:  даже часовой у заставы и тот с
пары  таких оборванцев считал по  злотому на  один паспорт.  Ђ  ваша милость
полагает, что это пассажиры!..
     - ‡начит, не было никого? - спросил Я. - Ћткуда же, черт побери, на мне
столько блох?
     - Њожет быть, от сырости. ђазве Я знаю? - ответил возчик.
     “бежденный,  таким образом, что, кроме менЯ, на подводе никого не было,
Я,  разумеетсЯ,  заплатил полностью за  весь путь,  и  это до  такой степени
умилило моего возчика,  что он спросил, где Я собираюсь поселитьсЯ, и обещал
каждые две недели снабжать контрабандным табаком.
     - ‘ейчас,  -  тихо прибавил он,  -  у  менЯ под  сидением припрЯтано не
меньше четырех пудов. Њожет, принести вашей милости фунтика три?
     - €ди ко всем чертЯм!  - проворчал Я, хватаЯ свой узелок, - недоставало
только, чтобы менЯ арестовали за контрабанду!
     Ѓегом  направилсЯ  Я  по  улице,  разглЯдываЯ город.  Џосле  Џарижа  он
показалсЯ мне грЯзным и тесным, а люди угрюмыми. џ легко отыскал магазин џна
ЊинцелЯ на Љраковском Џредместье, но при виде знакомых мест и вывесок сердце
у менЯ так заколотилось, что Я должен был минутку передохнуть.
     ѓлЯнул Я  на  магазин -  ну  точь-в-точь,  как на  Џодвалье:  на дверЯх
жестЯнаЯ саблЯ  и  барабан (может быть,  тот  самый,  которым Я  любовалсЯ в
детстве?), на витрине тарелки, лошадка и прыгающий казак... Љто-то приоткрыл
дверь, и Я увидел в глубине магазина под потолком пузыри с красками, сетку с
пробками и даже чучело крокодила.
     “  окна,  за прилавком,  сидел в  старом кресле џн Њинцель и  дергал за
шнурок казака.
     џ вошел,  дрожа, как осиновый лист, и встал против џсЯ. “видев менЯ, он
грузно поднЯлсЯ с  кресла (малый уж  начал  толстеть),  прищурил глаза...  €
вдруг как гаркнет одному из посыльных мальчишек:
     - ‚ицек!.. †иво беги к панне Њалгожате и скажи ей, что свадьба сразу же
после пасхи...
     Џотом протЯнул мне через прилавок обе руки,  и мы долго обнимались,  не
говорЯ ни слова.
     - Ќу и колошматил ты немцев!  ‡наю,  знаю,  -  шепнул он мне на ухо.  -
‘адись, - прибавил он, показав на стул. - Љазек! ‘качи к Grofirautter... Џан
†ецкий приехал...
     џ сел,  и мы не могли проронить ни слова.  Ћн горестно качал головой, Я
опустил глаза.  Ћба мы думали о беднЯге Љаце и о наших несбывшихсЯ надеждах.
Ќаконец Њинцел