оих  сделает то, что принЯто, скажет
то, что надо  сказать, совершит положенную глупость  -- уйдет, или вернетсЯ,
или ошибетсЯ, или заплачет, или покончит с  собой, или пожертвует собой, или
смиритсЯ, или влюбитсЯ  в другого, или  получит премию ѓуггенхейма, в общем,
сделает обычный,  стандартный  ход,  и  мы  перестанем  быть  тем, чем были,
вольемсЯ в  благомыслЯщую  и  благопоступающую  массу. Ќет, брат,  уж  лучше
упражнЯтьсЯ в играх, более достойных художника на досуге, -- представим себе
мину ѓарольда  ѓарольдсона  в  этот самый момент, рЯды смотрителей  получают
подкрепление, не смейте покидать  зал  номер  два,  мы поставим  электронную
сигнализацию, надо просить о кредитах,  Я свЯжусь со  ‘котланд-џрдом, у менЯ
подниметсЯ давление, схожу  к  доктору  ‘миту,  теперь  надо  в  кофе класть
поменьше  сахару,  лучше нам  не ехать на континент,  дорогаЯ,  в  €нституте
критическое положение, понимаешь,  обЯзанности". Џожав  плечами, он выбросил
за  борт бесконечный рЯд  возможных следствий  (а  он уже дошел  до момента,
когда  супруга ѓарольда  ѓарольдсона возвращает  в  магазин пару  чемоданов,
специально  купленных  длЯ поездки в  Љанн: мой  муж  вынужден отказатьсЯ от
отдыха, о да, очень прискорбно, но знаете ли, обстоЯтельства) и направилсЯ в
отель  с  мыслью зайти  за  Љалаком и Џоланко, чтобы они пообедали с ним и с
Ќиколь,  -- необходимаЯ  прокладка, заполнение диалогов, будет легче, что не
придетсЯ встречатьсЯ глазами с Ќиколь, что Ќиколь будет смотреть на друзей и
смеЯтьсЯ  их новостЯм  и  похождениЯм, истории  с  ѓарольдом  ѓарольдсоном и
глыбой антрацита, они снова будут в "зоне" с двумЯ аргентинскими дикарЯми, в
"зоне", где длЯ них  двоих  возможно держатьсЯ  достойно, вдали от атмосферы
номера  в  "ѓрешам-отеле",  от молчаниЯ,  встречающего  тебЯ  в  номере, или
любезно поЯснЯющих фраз, оконченных и  высохших гномов, от поцелуЯ,  который
он запечатлеет на волосах Ќиколь, от доброй улыбки Ќиколь.

     Ќе очень хорошо помню, как Я добралсЯ до канала ‘ен-Њартен. ‚озможно, Я
сел в такси и попросил подвезти менЯ к Ѓастилии,  откуда Я мог пройти пешком
до площади ђеспублики, во всЯком случае, помню,  что некоторое времЯ шел под
дождем, что книжка Ѓютора промокла и Я  оставил ее в каком-то подъезде и что
под конец дождь прекратилсЯ и  Я пошел и  сел на одну из скамеек, прЯчущихсЯ
за оградой и решетками шлюза.
     ‚ эту пору Я с  горькой Яростью  чувствовал свою  ошибку, допущенную  в
сочельник, то, что  Я словно  бы  ждал  в пределах  времени  чего-то,  что в
ресторане "Џолидор"  обрушилось на менЯ и в тот же  миг  рассыпалось, как бы
оскорбленное  моим  ничтожеством, моей  неспособностью  раскрытьсЯ навстречу
смыслу  этих  знаков.  џ  съежилсЯ  вместо того, чтобы  поддатьсЯ  занЯтному
случаю, что было бы своего рода бегством из  нелепой области надежд, оттуда,
где уже не на что надеЯтьсЯ.  Ќо теперь, из-за  того ли,  что  Я  так сильно
устал, промок и позади были "сильванер" и сочельник,  Я перестал надеЯтьсЯ и
на миг осознал, что смысл  тех знаков, вероЯтно, тоже не был  ни смыслом, ни
ключом,  но скорее вслепую  избранным  поведением, готовностью  к  тому, что
вскоре  выЯвитсЯ или осветитсЯ нечто, быть  может  крах. ѓлавное, Я понимал,
что это  будет  крах, но мне все равно не  удалось  бы до конца  понЯть свое
ощущение  -- что-то тихо кончалось, как  бы уходило вдаль. "ќлен, -- еще раз
повторил •уан,  глЯдЯ на густую воду,  в которой медленно  корчилсЯ  уличный
фонарь.  -- Ќеужели мне суждено осознать  это здесь,  навсегда примиритьсЯ с
тем, что произошло между  нами в  городе? Ќеужели  она, котораЯ  теперь спит
одна  в  своей  квартире  на улице Љле,  она  и  есть та женщина, что села в
трамвай, та, за  которой  Я  гналсЯ до глубокой ночи?  Ќеужели ты  и есть то
непонЯтное, что ворочаетсЯ в глубинах моего естества, когда Я думаю о  тебе?
ќлен,  неужели Я на самом деле тот мертвый юноша, которого ты оплакивала без
слез, которого ты бросила мне в лицо вместе с кусками куклы?"

     Ћни  собирались  пойти  в  €нститут  Љуртолда,   чтобы  Ќиколь  наконец
ознакомилась  с  портретом  доктора  ‹айсонса,  но  еще не было трех  часов,
уходить  из  отелЯ было рано, и Њарраст стал  рассказывать, как утром он, по
вине Љалака и Џоланко, опоздал на урок французского, к тому ж его  ученик не
выучил глаголов на  "er",  зато  они  долго  беседовали о поэзии ‹орие ‹и за
обедом  в  "‘охо". Ќиколь  в  свою очередь  смогла сообщить, что  нарисовала
последнего гнома этой  серии  (всего пЯтьдесЯт  девЯть штук) и что  издатель
позвонил ей в полдень из Џарижа и предложил сделать иллюстрации длЯ детского
энциклопедического словарЯ, срок  -- год, довольно  приличный аванс и полнаЯ
свобода кисти. Њарраст  поцеловал ее в кончик носа, поздравлЯЯ в особенности
с окончанием пЯтьдесЯт девЯтого гнома, и Ќиколь  осведомилась, хорошо ли  он
пообедал с  лютнистом Ћстином, или  же опЯть,  как  всегда, они  ели пирог с
мЯсом и почками, -- как бы говорЯ, ну и дурачок же ты, Њарраст. Ќа всем этом
был  отпечаток  отработанного  церемониала, искусно приготовленного  эрзаца.
Љогда  он,  потЯнувшись  к  ее  губам, поцеловал  ее во второй  раз,  Ќиколь
ответила беглым поцелуем и откинулась на спинку старого кресла,  стоЯвшего у
самого окна. Њарраст, не говорЯ ни слова, отошел от  нее, закурил и принЯлсЯ
ходить взад-вперед по узкому и  длинному номеру. Ћставалось  лишь продолжать
говорить о новостЯх днЯ, задавать вопросы, вроде того, что теперь поделывают
ќлен или мой сосед, где бродЯт •уан и ’елль, -- и так  до без двадцати трех,
чтобы не прийти в музей слишком рано. Њожно еще было прервать хождение вдоль
номера  и  раз-другой попробовать пройтись поперек, хотЯ длЯ маневров в этом
направлении  места было мало, и рассказать Ќиколь о м-ре “итлоу и о ѓарольде
ѓарольдсоне, о том, как  оказалось, что ѓарольд ѓарольдсон  родственник м-ра
“итлоу,  и  о  том,  как глыба  антрацита  через м-ра  “итлоу переплелась  с
необычно активным посещением зала номер два анонимными невротиками. ‚добавок
(о чем-то же  надо было говорить до без  двадцати трех) Њарраст полагал, что
ему пора подумать о  работе  над монументом, кстати,  он уже  довольно точно
представлЯет себе, какой будет статуЯ воображаемого ‚ерцингеторига, а именно
--  как   перваЯ  наметка,   --  соотношение  "пьедестал  --  статуЯ"  будет
перевернуто, вроде как  в структуре „ворца „ожей в ‚енеции; Ќиколь, наверно,
хорошо его  помнит,  ведь  они посетили ‚енецию  в  конце этой весны  и она,
казалось,  была так довольна -- до того вечера  на  шоссе ‚енециЯ -- ЊантуЯ,
возле  красных домов,  когда она вдруг погрустнела, как если  бы в открытке,
присланной •уаном и ’елль из какого-то  города, где •уан  работал, из  Џраги
или †еневы, открытке с медведЯми и гербами и, как всегда, с одной  дружеской
фразой, содержалось  тайное послание,  которого  там, вероЯтно,  не было, но
которое Ќиколь примыслила, как это  часто бывает,  и красные дома  у  дороги
остались в памЯти Њарраста приметой этого часа, когда все дошло до состоЯниЯ
перенасыщенности,  и  не потому,  что прежде  нельзЯ  было  заподозрить, что
Ќиколь грустит или расстроена, но просто  до тех пор ее охлаждение к нему не
мешало им разговаривать, и по вечерам посещать вместе столько разных  мест в
стольких  городах,  и  ходить  по  мостам,  и  пить  кофе  в  парках.  €так,
возвращаЯсь к  ‚ерцингеторигу,  в этой  статуе  традиционные  элементы будут
радикально  перевернуты,  и  это   неоспоримое  пластическое   и  визуальное
новшество,  по убеждению Њарраста, выразит динамическую трактовку галльского
героЯ, который будет, как древесный ствол, вырастать из земли в самом центре
площади  ЂркейлЯ, держа в обеих руках, вместо бесконечно пошлых меча и щита,
столь удобных  длЯ голубей,  основной  объем глыбы,  и тем самым  средствами
скульптуры будет заодно дано перевернутым традиционное  несоответствие между
скрытой и  видимой частЯми  айсберга, что  Њаррасту всегда казалось символом
злобного коварства  природы, и, хотЯ между айсбергом и героем  Ђлезии весьма
мало  общего,  коллективное  подсознание  навернЯка  получит  по  подспудным
каналам сильный шок, а в плане эстетическом  -- приЯтное  удивление при виде
статуи,  котораЯ  поднимает к небесам самую тЯжелую  и  скучную  часть  себЯ
самой, косную материю существованиЯ, устремлЯЯ к  лазури  грЯзную, плачевную
свою основу в истинно героическом преображении. ђазумеетсЯ, все будет чистой
абстракцией,  но  муниципалитет  на соответствующей таблице  укажет  жителЯм
ЂркейлЯ имЯ героЯ, которому посвЯщен памЯтник.
     -- Љалак и Џоланко, как всегда,  спорили, -- говорю Я  Ќиколь, -- но на
сей раз большой новостью было то, что они делали это  на английском Языке  в
переполненном вагоне метро, спорили о ласточках -- думаю, ради практики.
     -- € можно было что-то понЯть? -- спрашивает Ќиколь.
     -- Ќу,  они  говорили достаточно  внЯтно,  чтобы  несколько  пассажиров
слушали  их  вытаращив  глаза. Ѓыла  там одна  дама,  of course20  в розовом
платье,  она  непрерывно озиралась,  будто надеЯлась  увидеть стаю  ласточек
посреди  станции  "‹естер-сквер",  котораЯ,  наверно, находитсЯ  под  землей
метров на тридцать.
     -- Ќо о чем они  могли  спорить,  говорЯ  о  ласточках?  --  спрашивает
Ќиколь, очищаЯ кисточку.
     --  Ћб их привычках, засовывают ли они головку под крыло, глупы ли они,
ЯвлЯютсЯ ли млекопитающими, вот в таком роде.
     -- Љогда они спорЯт, они такие забавные, -- говорит Ќиколь.
     --  Ћсобенно  по-испански,  так  и  видно,  что   они  это  делают  длЯ
развлечениЯ. Ђ по-испански они тоже говорЯт о ласточках? Ќадо бы  спросить у
моего  соседа,  в Ђргентине, наверно,  полно ласточек, и это прекраснаЯ тема
длЯ разговора.
     -- “ моего соседа или у •уана, -- говорю Я. -- ќта южнаЯ страна неплохо
среди нас представлена.
     Ќиколь ничего не отвечает,  опускает  глаза и опЯть принимаетсЯ чистить
кисточку; с каждым разом все хуже, с каждым разом мы все больше приближаемсЯ
к той точке, где надо  весьма осторожно плЯсать вокруг этого имени, стараЯсь
его не произносить, прибегаЯ к намекам или перечислениЯм, никогда не называЯ
прЯмо. Ќо когда  она сказала "мой  сосед", кого же она имела в  виду?  ‡ачем
надо  было  мне произносить это имЯ? Ћднако, если  мы  его  больше  не будем
упоминать, как быть с этим черным колодцем, с этим жутким омутом? „о сих пор
нас  спасали вежливость  и привЯзанность. Ђ теперь  не будет  ничего,  кроме
ласточек?

     Љонечно, споры не ограничиваютсЯ только ласточками, как может убедитьсЯ
всЯкий, понимающий наречие дикарей.
     -- €з всех, кого Я знаю, вы самый большой бурдак, -- говорит Љалак.
     -- Ђ  вы -- самый  большой финтихлюпик,  --  говорит  Џоланко.  -- ЊенЯ
обзываете бурдаком, но видно, что сами-то никогда не глЯдели на свою  рожу в
зеркало.
     -- ‚ы, дон, хотите, видно, со мной подратьсЯ, -- говорит Љалак.
     Ћба смотрЯт друг  на друга со зверскими минами. Џотом  Џоланко вынимает
из кармана мелок и пишет на полу "дурак".
     -- ‚ы самый большой бурдак, -- говорит Љалак.
     -- Ђ вы самый большой финтихлюпик, -- говорит Џоланко.
     Љалак  подошвой  туфли   стирает  "дурака".  Џохоже,  что  они  вот-вот
сцепЯтсЯ.
     -- ‚ы просто хотите со мной подратьсЯ, -- говорит Љалак.
     -- ‚ы стерли моего "дурака", -- говорит Џоланко.
     -- ‘тер, потому что вы обозвали менЯ финтихлюпиком.
     -- € опЯть обзову, раз уж на то пошло.
     -- Џотому что вы -- бурдак, -- говорит Љалак.
     -- Ѓурдак все-таки лучше, чем финтихлюпик, -- говорит Џоланко.
     Џоланко  вынимает из кармана перочинный складной  ножик и сует его  под
нос Љалаку, который и бровью не ведет.
     --  ’еперь,  дон,  вы  мне заплатите за  ваши слова, что  Я  бурдак, --
говорит Љалак.
     -- џ  вам заплачу  за все и сотру всЯкого вашего "дурака",  --  говорит
Љалак.
     -- ’огда Я выполощу этот ножик в вашей требухе.
     -- ‚се равно вы бурдак.
     -- Ђ вы жалкий финтихлюпик.
     -- Ђ  такому бурдаку, как вы,  надо стереть всех "дураков", хоть  бы он
вытащил ножик с шестью лезвиЯми.
     -- џ вам сейчас  как всажу  этот ножик! -- говорит ЏоЯанко, сверлЯ  его
взглЯдом.  --  Ќикто  не  сумеет  стирать  моего  "дурака"  и обзывать  менЯ
бурдаком.
     -- ‚иноваты во всем вы, вы первый менЯ обозвали, -- говорит Љалак.
     --  Ќет,  первый  обозвали  вы,  --  говорит Џоланко.  -- ’огда Я,  как
положено, обозвал в ответ, а вы мне стерли "дурака" и еще обругали бурдаком.
     -- „а, обругал, потому как вы первый менЯ тронули.
     -- Ђ вы зачем мне стерли "дурака"?
     --  Ђ потому, что вы на менЯ  смотрели зверем, и Я не  позволю обзывать
себЯ финтихлюпиком, хоть бы и тыкали мне ножик под нос.
     -- Ќу ладно, ладно, -- говорит  •уан.  --  ќто похоже на конференцию по
разоружению в †еневе, говорю как очевидец.
     -- ќтот  ножик, видать, никогда не чистили?  --  спрашивает мой  сосед,
который любит делать вид, что во всем разбираетсЯ.
     -- ѓлЯдите получше, -- говорит Џоланко. -- Џоложите его, а то  он опЯть
заржавеет, а приводить его  в порЯдок ох как трудно.  Ћружие -- вещь нежнаЯ,
че.
     -- ЊоЯ грудь -- это серебрЯные ножны, и такаЯ гадость недостойна их, --
говорит Љалак. -- „авай убери ее обратно в карман, там, в трЯпье, ему место.

     ЊоЯ профессиЯ обрекала менЯ на жизнь в отелЯх, что не  так  уж приЯтно,
как вспомнишь о своей квартирке в Џариже,  обставленной за пЯтнадцать лет по
моему вкусу,  с  холостЯцкими  причудами,  чего леваЯ  моЯ  нога  захочет, и
удовольствиЯми длЯ всех пЯти  чувств, пластинками и книгами и бутылками, все
покорно находитсЯ всегда  на своем месте,  по  средам  и субботам молчаливое
усердие  мадам  †ермен с метелочкой,  жизнь  без денежных  забот, внизу  под
окнами --  ‹юксембургский  сад, но, чтобы все  это сохранить,  Я, подчинЯЯсь
злобному парадоксу, должен был  каждые три  недели  вылетать на конференции,
где  хлопок,  мирное  сосуществование,  техническаЯ помощь и ћЌ€‘…” выЯснЯют
свои проблемы  на разных Языках, электронными  путЯми  проникающих в  кабины
переводчиков, чтобы превращатьсЯ  -- еще один алхимический фокус слова  -- в
шестьдесЯт долларов  в  день.  Ќо  зачем  жаловатьсЯ?  —ем-то  отели мне  не
нравились, а чем-то и  привлекали, они были нейтральной территорией, откуда,
между прочим, мне всегда казалось легче перенестись в город и где Я  в любую
минуту ощущал его  зыбкое противостоЯние. ‚ конце концов  Я обнаружил, что в
любом из отелей, где проходилось останавливатьсЯ, мне чаще случалось входить
в  отель  города, чтобы снова и снова бесконечно  идти  по  его  номерам  со
светлыми обоЯми в поисках кого-то, кого Я  в  этот момент не мог  назвать; Я
пришел к  убеждению, что отели, где  Я в  те годы поселЯлсЯ, были в какой-то
мере  посредниками, и,  во всЯком  случае,  стоит  мне остановитьсЯ в  новом
отеле,  как,  например, тогда в  венском "Љозероге", и ощущение  физического
отвращениЯ  к иному  расположению кранов,  выключателей,  вешалок  и подушек
отрывает менЯ  от  парижских  навыков и  переносит,  так  сказать,  к вратам
города,  снова  к  пределам  того,  что  начинаетсЯ  улицами-галереЯми,  что
открываетсЯ на  площади  с  трамваЯми  и что заканчиваетсЯ, как  заметил мой
сосед, стеклЯнными домами-башнЯми и каналом на  севере, по которому скользЯт
баржи.
     ‚се начало усложнЯтьсЯ в те осенние дни в ‚ене, частью  из-за истории с
фрау  Њартой и  девушкой-англичанкой,  но особенно из-за куклы месье  Ћкса и
способности ’елль устраивать бури  в стакане воды, что обычно очень веселило
дикарей, когда  по возвращении из поездок и  приключений об этом говорили  в
"зоне". Џервый  знак  безумнаЯ  датчанка, сама-то не  часто отправлЯвшаЯсЯ в
город,   подала,  когда  вдруг  удивила  •уана  описанием  улиц  с  высокими
тротуарами,  по  которым,  мол, гулЯла, удивила родной, ни с чем  не  схожей
топографией, Ќиколь или мой сосед были бы потрЯсены, слыша, как она звучит в
насмешливых  устах  ’елль  в какой-нибудь из вечеров в "Љлюни".  ’елль  была
уверена, что видела там издали Ќиколь  и, возможно, Њарраста, они бродили по
торговому  кварталу, и похоже было, что  Ќиколь ищет  (но  не находит, и это
было  ужасно  грустно)  ожерелье из больших голубых камней, такие продают на
улицах  ’егерана.  Џока  она  рассказывала  это  •уану,  лежа  в  постели  и
внимательно  разглЯдываЯ  пальцы  на  своих  ногах,  --  причем  к  рассказу
примешивалось   содержание  открытки   Џоланко   из  ‹ондона,  сообщавшей  о
совершенно непонЯтной  деЯтельности  Њарраста  в свЯзи  с какой-то  глыбой и
какой-то картиной, --  •уан вспомнил  -- но  вспоминать,  когда это касалось
города, означало мгновенно возвратитьсЯ оттуда, -- что и он как-то побывал в
торговом  квартале  и, переходЯ  через площадь с  трамваЯми, как будто узнал
издали силуэт ќлен. Ћн сказал это ’елль, он всегда говорил ей обо  всем, что
касалось ќлен, и ’елль  игриво поцеловала его  и  стала  насмешливо утешать,
рассказываЯ  о  фрау Њарте и о случайно подслушанном разговоре за завтраком.
’ак,  с самого начала, все стало смешиватьсЯ: кукла и „ом с василиском, фрау
Њарта, площадь с  трамваЯми в  городе и ’елль, котораЯ до тех пор  вроде  бы
благосклонно наблюдала за игрой и вдруг, будто имеЯ на  это право, вышла  на
улицу с  высокими тротуарами, кстати, еще и  потому, что со  спокойным своим
цинизмом  подслушала  разговор  между  фрау  Њартой  и  юной  англичанкой  в
ресторане "Љозерог".
     ‚ эти дни, в минуту отдыха  посреди напрЯженной работы, Я задумалсЯ над
шаловливым вторжением  ’елль и с горечью отметил, что оно менЯ тревожит, что
ее более активное вмешательство в область города и случайное открытие насчет
фрау  Њарты могут нарушить чувство отрешенности и отдыха, которое она  умела
вселЯть в менЯ все годы,  что  мы были знакомы и спали  вместе.  Ѓез  всЯких
драм,  с  кошачьей независимостью, за  которую  Я всегда был  ей благодарен,
’елль умела быть приЯтным спутником в любой рабочей поездке и в любом отеле,
чтобы дать  мне отдых  от  Џарижа и от  всего, чем тогда  Џариж длЯ менЯ был
(всего, чем тогда Џариж длЯ менЯ не  был), этакие нейтральные междуцарствиЯ,
когда  можно жить, и  пить, и любить,  как бы в отпуске, не  нарушаЯ  клЯтвы
верности, хотЯ никаких клЯтв Я не давал. ђазве не мог Я,  работаЯ ради денег
и играЯ в  любовь, эти две-три  недели на  ничейной земле  рассматривать как
паузу, в которую так удачно вписывалсЯ тонкий стан ’елль? ‹юбительница баров
и  таможен,  технических  новшеств  и   постелей,  в  которых  не  затаились
воспоминаниЯ  и  унылый  запах времени, ’елль  длЯ менЯ была  ђимом, ‹угано,
‚иньЯ-дель-Њар, ’егераном, ‹ондоном,  ’окио, и  почему бы ей теперь не  быть
‚еной с уютными венскими  кафе, с шестнадцатью венскими полотнами  ЃрейгелЯ,
струнными  квартетами  и ветреными  перекрестками! ‚се должно  было быть как
всегда  --  открытки  с весточками  от  Ќиколь, которую ’елль  опекала, и от
дикарей, над  посланиЯми которых она хохотала, катаЯсь по кровати; но теперь
она  тоже побывала в городе, впервые увидела  улицу с высокими тротуарами  и
одновременно  познакомилась  в ‚ене с фрау Њартой и юной англичанкой.  …й-то
невдомек, что она как бы перешла  на мою сторону, оказалась сама причастна к
тому, что своей непринужденной и  легкой нежностью до  сих  пор помогала мне
переносить; теперь она была вроде сообщницы, Я чувствовал, что уже не смогу,
как  прежде,  говорить  с ней  о ќлен,  поверЯть ей свою  тоску  по  ќлен. џ
высказал  ей это, бреЯсь у окна,  а она смотрела на  менЯ с кровати, голаЯ и
такаЯ красиваЯ, какой может быть только ’елль в девЯть часов утра.
     -- џ  понимаю,  •уан,  но  это не имеет никакого значениЯ.  ЉажетсЯ, ты
порезал  себе щеку. ѓород же принадлежит всем, правда?  Љогда-то должна была
прийти  и  моЯ очередь познакомитьсЯ  с ним  не только по  твоим  рассказам,
вестЯм от моего соседа или беглым прогулкам. Ќе пойму, почему это должно  на
нас отразитьсЯ? Ќет,  ты  по-прежнему можешь  говорить о ќлен,  своей пылкой
северЯнке.
     --  „а, но  ты -- это нечто другое,  что-то вроде убежища или аптечки с
бинтами  длЯ  первой  помощи,  если  разрешишь мне  такое  сравнение  ("џ  в
восторге", -- сказала ’елль), и вдруг ты очутилась так близко, ты  ходила по
городу тогда же, когда  и Я, и,  пусть моЯ  мысль кажетсЯ нелепой, это  тебЯ
отдалЯет, делает тебЯ активной стороной, ты уже в рЯду раны, а не перевЯзки.
     --  Ћчень жаль,  --  сказала ’елль,  --  но город так  устроен, в  него
входишь  и  из него выходишь, не  спрашиваЯ  разрешениЯ, и  у  тебЯ  его  не
спрашивают. …сли  не  ошибаюсь, всегда  было так. Ђ аптечка с бинтами тебе и
впрЯмь нужна, сейчас испачкаешь пижаму.
     -- Ћ  да, дорогаЯ! Ќо  видишь, что  получаетсЯ,  Я там искал ќлен, а ты
видела Ќиколь.
     -- Ђ, --  сказала ’елль, -- и ты  думаешь, Я видела  Ќиколь, потому что
хотела бы, чтобы ты искал ее, а не ќлен.
     --  ЉлЯнусь  богом, нет, --  сказал •уан,  вытираЯ лицо  и  манипулируЯ
ватками  и  спиртом.  -- Ќо видишь, ты сама чувствуешь разницу,  ты придаешь
нашему совместному пребыванию в городе какой-то моральный смысл,  говоришь о
каких-то предпочтениЯх. Њежду тем  ты и Я --  мы  существуем в другом плане,
вот в этом.
     …го вытЯнутаЯ  рука  обвела кровать, комнату, окно,  день. Ќовый  „ели,
Ѓуэнос-Ђйрес, †еневу.
     ’елль поднЯлась, подошла  к •уану. ‚се еще вытЯнутаЯ его рука коснулась
ее  грудей, медленно и ласково очертила ее бок и, опустившись до  колена, не
спеша  возвратилась   наверх,  огладив  бедро.  ’елль  прижалась  к  нему  и
поцеловала в голову.
     --  Њожет и  так случитьсЯ, что Я когда-нибудь  встречу ее в городе, --
сказала она. -- ’ы же  знаешь, если смогу, Я приведу ее к тебе,  дурачина ты
этакий.
     -- Ћ, -- сказал •уан, снимаЯ ватку, -- увидишь, это  невозможно. Ќо мне
хотелось  бы знать, как  ты туда  попала,  как ты понЯла,  что  очутилась  в
городе. ђаньше  ты,  бывало, рассказывала  что-то  туманное, это  могли быть
просто  сны  или  безотчетное подражание вестЯм  от моего соседа.  Ќо теперь
другое, это совершенно очевидно. ђасскажи, ’елль.

     —то  всех  нас спасает, так  это потаеннаЯ жизнь, имеющаЯ мало общего с
повседневной и  астрономической,  подспудный мощный  поток,  не  дающий  нам
разбрасыватьсЯ  в попытках  конформизма или  заурЯдного  бунта,  это как  бы
непрерывнаЯ лавина черепах, чье противостоЯние быту никогда не прекращаетсЯ,
потому что движетсЯ она в  запаздывающем  темпе, едва ли  сохранЯЯ  какую-то
свЯзь с нашими удостоверениЯми личности, фото в  три четверти на белом фоне,
отпечатком большого  пальца правой руки,  с жизнью как с чем-то чужим, но  о
чем все равно надо заботитьсЯ, как о ребенке, которого оставили на вас, пока
мать занимаетсЯ по хозЯйству, как о бегонии в горшке, которую надо  поливать
два раза  в  неделю, только,  пожалуйста,  лейте воды не  больше,  чем  один
кувшинчик, а  то беднЯжка у  менЯ  чахнет.  Ѓывает,  что  Њарраст  или Љалак
смотрЯт  на менЯ,  как бы  спрашиваЯ, что Я тут делаю,  почему не освобождаю
пространство, которое  занимает  мое тело; а иногда так смотрю на них  Я,  а
иногда  ’елль  или •уан, и почти никогда ќлен, но иной раз и ќлен, и в таких
случаЯх мы,  на которых смотрЯт, отвечаем на  такой взглЯд индивидуально или
коллективно, словно желаЯ узнать, до каких пор  будут на нас так смотреть, и
тогда мы ужасно  благодарны ‘ухому ‹истику, на которую никогда не смотрЯт, и
тем  паче  она не  смотрит, наивно дающей  знак, что  пора на переменку и за
игру.
     -- Ѓисбис, бисбис, -- говорит  ‘ухой ‹истик, восхищеннаЯ тем, что может
говорить.
     ‹юдЯм,  вроде г-жи  Љорицы, никогда не  понЯть  приступов ребЯчливости,
которые обычно  вызываютсЯ  подобными взглЯдами. Џочти всегда, после реплики
‘ухого ‹истика, игру  затевает  мой сосед. "“ти, ути, ути", --  говорит  мой
сосед. "Ђта-та по попке", -- говорит ’елль.  Ѓольше  всех горЯчитсЯ Џоланко.
"’оп, топ,  ножки, побежали по дорожке", -- говорит Џоланко. ’ак как все это
обычно  происходит за столиком в "Љлюни", некоторые посетители Явно начинают
нервничать.  Њаррасту  становитсЯ  досадно,  что  люди  так  негибки,  и  он
немедленно повышает голос.  "‚от Я  вам зададу", -- говорит Њарраст, грозЯсь
пальцем. "Ѓисбис, бисбис", -- говорит  ‘ухой ‹истик. "“ти, ути",  -- говорит
мой сосед.  "Ѓу-бух",  --  говорит Љалак.  "’оп,  топ,  ножки",  --  говорит
Џоланко. "Ѓу-бух", -- настаивает Љалак. "’юк, тюк, тюк", --  говорит Ќиколь.
"“ти, ути", -- говорит  мой  сосед. "ѓоп,  гоп, гоп", -- с восторгом говорит
Њарраст.  "Ѓисбис,   бисбис",  --  говорит  ‘ухой  ‹истик.  "ѓоп,  гоп",  --
настаивает Њарраст, который всегда стремитсЯ заткнуть  нам рот.  "“ти, ути",
--  говорит  мой сосед. "Ђта-та по  попке", --  говорит ’елль.  "Ѓу-бух", --
говорит  Љалак. "ѓоп, гоп", -- говорит Њарраст.  "Ђгу-агусеньки", -- говорит
Ќиколь. Ќа этой  стадии беседы  часто случаетсЯ, что мой  сосед  вынимает из
кармана  клеточку с улиткой Ћсвальдом, поЯвление еще одной персоны встречают
бурными  изъЯвлениЯми  радости.  „остаточно  поднЯть проволочную  дверцу,  и
Ћсвальд предстает во всей своей  влажной невинной наготе и начинает прогулку
по галетам  и кусочкам сахара, разбросанным на столе. "“ти, ути", -- говорит
мой  сосед,  поглаживаЯ ему  рожки,  что Ћсвальду совершенно  не  по  вкусу.
"Ѓисбис, бисбис!" --  выкрикивает ‘ухой  ‹истик, длЯ  которой  Ћсвальд вроде
сыночка. "’юк, тюк, тюк", --  говорит ’елль, изо всех сил стараЯсь приманить
Ћсвальда к  себе. "Ѓисбис, бисбис!" -- кричит ‘ухой ‹истик, протестуЯ против
такого искательства.
     Џоскольку движениЯ Ћсвальда  нимало не напоминают прыжки леопарда,  мой
сосед и прочие быстро терЯют к нему  интерес и углублЯютсЯ в более серьезные
материи; между тем ’елль и  ‘ухой ‹истик продолжают шепотом  гипнотизировать
его и  приручать. "ЃЯка ты",  -- говорит Џоланко. "‘ам  ты бЯка", -- говорит
Љалак, всегда  готовый  ему возразить. "”интихлюпик", -- ворчит Џоланко. "€з
всех,  кого Я знаю,  вы самый большой  бурдак", -- говорит Љалак. ’огда  мой
сосед  спешит  убрать  Ћсвальда со  стола,  потому что  его  огорчает  любаЯ
напрЯженность  в нашем кружке,  а кроме того,  уже дважды  приходил Љурро  с
предупреждением; что, если мы не  уберем с глаз  этого  слизнЯка, он вызовет
полицию, -- эта подробность тоже не лишена значениЯ.
     -- ’ы,  Љурро, --  говорит мой сосед, -- поступил  бы куда умнее,  кабы
осталсЯ  в Ђсторге, а то здесь, в Џариже, ты вовсе  не ко двору,  красавчик.
Ќет,  дон, вы и впрЯмь тот безумный галисиец, о котором говорит фрай ‹уис де
‹еон, хотЯ некоторые считают, что он имел в виду ветер.
     --  “берите-ка  слизнЯка, или  Я  позову жандарма,  --  говорит  Љурро,
подмигиваЯ нам одним глазом и одновременно  повышаЯ голос,  чтобы  успокоить
госпожу  Љорицу,  расплывшуюсЯ  за  четвертым  столиком  слева,  со  стороны
бульвара ‘ен-†ермен.
     -- ‹адно, сделаем, -- говорит •уан, -- можете идти.
     --  Ѓисбис,  бисбис, --  говорит  ‘ухой  ‹истик. ‚се  это,  разумеетсЯ,
кажетсЯ  невероЯтно  глупым  госпоже  Љорице, так как, прЯмо  надо  сказать,
теперь  даме, очевидно,  уже нельзЯ прийти в кафе, чтобы пристойно  провести
времЯ.
     --  ѓоворю  тебе,  ‹ила,  вот  увидишь,  они  кончат  тюрьмой,  с  виду
сумасшедшие,  вытаскивают  все времЯ  из карманов  какие-то странные  вещи и
болтают бог весть что.
     -- Ќе огорчайтесь, тетЯ, -- говорит мне ‹ила.
     --  Љак  Я  могу не огорчатьсЯ, -- отвечаю Я. --  “ менЯ от всего этого
компрессиЯ, клЯнусь тебе.
     -- ‚ы хотели сказать -- депрессиЯ, -- пытаетсЯ менЯ поправить ‹ила.
     -- Ќичего  подобного,  милочка. Џри депрессии на тебЯ  как будто что-то
давит, ты опускаешьсЯ, опускаешьсЯ и в конце концов делаешьсЯ плоскаЯ, вроде
электрического ската, помнишь, такаЯ тварь в аквариуме. Ђ при компрессии все
вокруг тебЯ  как-то вырастает, ты бьешьсЯ, отбиваешьсЯ, но все напрасно, и в
конце концов тебЯ все равно прибивает к земле, как лист с дерева.
     -- Ђх, вот как, -- говорит ‹ила, она девушка такаЯ почтительнаЯ.

     -- џ шла по улице с очень высокими тротуарами, -- сказала ’елль. -- ќто
трудно  объЯснить,  мостоваЯ  будто пролегла по  глубокому рву,  похожему на
пересохшее русло, а люди  ходили по двум тротуарам на несколько метров выше.
Џравду сказать,  людей не было, только собака да старуха, и насчет старухи Я
тебе потом должна  рассказать  что-то очень занЯтное, а по тротуару  в конце
концов выходишь  на открытую местность, дома  там,  кажетсЯ,  кончались, это
была граница города.
     -- Ћ, граница, -- говорит •уан, -- ее никто не знает, поверь.
     -- ‚о всЯком случае, улица казалась мне знакомой, потому что другие уже
ходили  по  ней. Ќе  ты  ли рассказывал мне про эту улицу? ’огда,  возможно,
Љалак, с  ним же  что-то случилось на улице с высокими тротуарами. Њесто там
такое, что сердце сжимаетсЯ, тоска  гложет  беспричиннаЯ только из-за  того,
что ты там находишьсЯ, что идешь по этим тротуарам, которые на самом деле не
тротуары, а проселочные дороги, поросшие травкой  и  испещренные следами.  ‚
общем,  если  ты  хочешь, чтобы Я  вернулась в Џариж, так  ты же знаешь,  --
ежедневно есть два поезда да еще самолеты, такие маленькие "Љаравеллы".
     --  Ќе будь  дурочкой, -- сказал •уан. -- …сли Я тебе  рассказал, что Я
чувствую, так именно длЯ  того, чтобы ты осталась. ’ы сама  знаешь: все, что
нас разделЯет,  оно-то  и  помогает нам так хорошо жить  вместе. …сли же  мы
начнем умалчивать о том, что чувствуем, мы оба потерЯем свободу.
     -- џсность мысли -- не самаЯ сильнаЯ твоЯ сторона, -- съЯзвила ’елль.
     -- Ѓоюсь, что так, но ты менЯ понимаешь. Љонечно, если ты предпочитаешь
уехать...
     -- Њне  здесь  очень  хорошо.  ’олько  мне  показалось,  что все  может
изменитьсЯ, и, если мы начнем высказывать мысли вроде той, которую ты сейчас
изволил...
     -- џ вовсе не хотел тебЯ упрекать, просто менЯ  встревожило, что мы оба
побывали в городе, и Я подумал, что  когда-нибудь  мы там можем встретитьсЯ,
понимаешь,  в  каком-нибудь  из  номеров  отелЯ  или  на  улице  с  высокими
тротуарами, столкнутьсЯ  во  времЯ  скитаний по городу, бесконечных  поисков
кого-то. ’ы здесь, рЯдом, ты  такаЯ дневнаЯ. Њне тревожно думать, что теперь
и ты, как Ќиколь или ќлен...
     -- Ћ  нет,  -- сказала  ’елль, откидываЯсь в постели на спину  и вращаЯ
ногами  педали  невидимого велосипеда.  -- Ќет, •уан, там  мы не встретимсЯ,
нет, дорогой мой, это немыслимо, это какой-то квадратный мыльный пузырь.
     --  Љубический, ослица,  --  сказал •уан, усаживаЯсь на  край кровати и
критическим  взором  наблюдаЯ  за  упражнениЯми  ’елль.  --  ’ы великолепна,
безумнаЯ моЯ  датчанка.  ЃесстыжаЯ, все прелести наружу,  такаЯ  атлетичнаЯ,
такаЯ севернаЯ, вплоть до несносного бергманизма, без всЯких теней, сплошнаЯ
бронза. ‡наешь, иногда, когда  Я смотрю на себЯ в зеркало, когда рассказываю
тебе про  ќлен -- причем, как всегда,  все загрЯзнЯю,  -- Я спрашиваю  себЯ,
почему ты...
     --  ’ес, в  эту  сторону  удочку не закидывай, Я всегда говорила, что Я
свою свободу тоже понимаю по-своему. ’ы в самом деле думаешь, что Я стала бы
у  тебЯ  спрашивать,  если  бы  мне  вздумалось  вернутьсЯ  в  Џариж  или  в
Љопенгаген, где  мать  в  отчаЯнии  хранит  последнюю надежду на возвращение
взбалмошной дочери?
     --  Ќет,  надеюсь, ты не стала бы менЯ спрашивать, -- сказал  •уан.  --
‘ловом,  суди  сама,   хорошо  ли  Я  поступаю,  рассказываЯ,  что  со  мной
происходит?
     -- Ќаверно,  мне следовало бы обидетьсЯ,  --  раздумчиво сказала ’елль,
прекращаЯ велосипедную езду,  чтобы свернутьсЯ калачиком и уперетьсЯ ногой в
живот •уана.  -- Ѓудь  у  менЯ  хоть где-нибудь крошечка ума.  Њне  кажетсЯ,
где-то он есть, только Я никогда его не видела.  ’ы не грусти, твоЯ безумнаЯ
датчанка будет и дальше тебЯ любить на  свой  лад. ‚от  увидишь, мы в городе
никогда не встретимсЯ.
     --  џ в этом не так уверен,  -- пробормотал •уан.  --  Ќо ты права,  не
будем совершать  старую как  мир  глупость,  не  будем  пытатьсЯ  определЯть
будущее,  достаточно уже такого  навсегда испорченного будущего  скопилось в
моем городе, и  вне  города, и во всех порах тела. ’ы даешь мне что-то вроде
удобного  счастьЯ,  ощущение разумной  человеческой  повседневности,  и  это
много,  и этим Я  обЯзан тебе,  только тебе, моему  душистому  кузнечику. Ќо
бывают минуты,  когда  Я  чувствую себЯ циником,  когда все  табу  моей расы
дразнЯт менЯ своими клешнЯми; тогда Я думаю, что поступаю дурно, что  Я тебЯ
--  если позволишь  употребить  ученый термин -- превращаю  в свой объект, в
свою вещь, что Я злоупотреблЯю твоей жизнерадостностью, таскаЯ тебЯ то туда,
то сюда, закрываю и открываю, вожу с собой, а потом оставлЯю, когда приходит
час  тосковать или  побыть  одному. ’ы же, напротив, никогда не  делала менЯ
своим  объектом, разве что в глубине души жалеешь менЯ и бережешь в качестве
повседневного доброго дела -- закваска герлскаут или что-то в этом роде.
     -- Ђ,  гордость самца, -- сказала ’елль,  упираЯсь  всей ступней в лицо
•уану. -- "Ћставьте менЯ, Я сам! -- крикнул тореро". Џомнишь, тогда, в Ђрле?
…го оставили, и, боже мой,  как подумаю, что было... Ќет, сыночек, Я тебЯ не
жалею, вещь не может испытывать жалость к мужчине.
     -- ’ы не вещь. џ не это хотел сказать, ’елль.
     -- Ќе это, но ты же это сказал.
     -- ‚о всЯком случае, сказал в упрек себе.
     -- Ћ,  бедненький,  бедненький, -- усмехнулась ’елль, гладЯ его ступней
по липу. -- ќ,  постой, так дело не пойдет,  Я уже знаю,  что будет, если мы
продолжим этот разговор, убери-ка отсюда  свою лапку,  помнитсЯ, в  половине
одиннадцатого у тебЯ заседание.
     -- —ерт подери, и в самом деле, а теперь без двадцати десЯть.
     --  ‘таруха! -- воскликнула  ’елль, вскакиваЯ и  распрЯмлЯЯсь  во  всем
своем  великолепии  золотоволосой валькирии. -- Џока ты  будешь одеватьсЯ, Я
расскажу, это очень волнующе.
     ‚олнующего там  было  немного,  по крайней  мере вначале,  в  той части
рассказа,  когда  •уан  залежалсЯ  в постели,  и ’елль,  хотЯ  и  с грустью,
спустилась одна позавтракать в оранжевом  зале отелЯ "Љозерог"  и  случайно,
без  всЯкого  намерениЯ,  подслушала  разговор старухи  и  юной  англичанки,
старуха сперва  сидела за  столиком  в глубине  и уже там затеЯла  беседу на
бейсик-инглиш с молодой туристкой, потом вдруг спросила, нельзЯ ли составить
ей  компанию, и  девушка  ответила,  о да, миссис,  и Я  за  моим  столиком,
загороженнаЯ  огромным  кувшином с грейпфрутовым соком, увидела, как старуха
переместилась  за столик к девушке, да с немалым трудом, потому что операциЯ
эта разделЯлась у нее на два этапа -- сперва вскарабкатьсЯ на стул,  а затем
опуститьсЯ, -- о, благодарю вас, миссис,  дальше обычный разговор о том, кто
откуда, о маршрутах, впечатлениЯх,  таможнЯх и погоде, о да, миссис,  о нет,
миссис.  •уану,  а  тем  паче ’елль никогда не  узнать, почему оказалось так
необходимо все  более внимательно прислушиватьсЯ к разговору и почему внушал
этот  разговор убежденность,  что  надо слушать и  дальше  и что  длЯ  этого
необходимо переехать немедлЯ из этого  отелЯ,  что они  и сделали  в тот  же
вечер, поселившись в "ѓостинице ‚енгерского ЉоролЯ", старой и обветшалой, но
зато находЯщейсЯ так  близко от Ѓлютгассе, в пропыленном  барочном лабиринте
старой ‚ены. †ить вблизи Ѓлютгассе  -- только это могло  "вознаградить •уана
за  оставленные удобства,  и  гигиену,  и бар "Љозерога", но не было другого
способа  продолжать прислушиватьсЯ  к речам  фрау  Њарты во  времЯ завтрака,
когда  юнаЯ  англичанка  --  о  да,  миссис,  большое  спасибо  за  то,  что
порекомендовали  мне  этот  отель,   куда  более   дешевый  и  типичный,  --
усаживалась  за  столик  фрау  Њарты  и рассказывала  ей о  своих  вчерашних
экскурсиЯх, были там, и енбрунн, и дом  уберта, и прочее, но почему-то все
это звучало как одна и  та же экскурсиЯ и как все  экскурсии сразу, сплошной
путеводитель ЌагелЯ в пестрой обложке и в английском переводе, о да, миссис.

     Ќиколь кончила мыть  кисточки и тщательно закрывала коробку с красками;
блестЯщий  гном сохнул на краю  стола, огражденный барьером  из  журналов  и
книг.
     -- ‡десь  пахнет  затхлостью,  -- сказал Њарраст, продолжаЯ  ходить  по
комнате. --  Ќе  пойти  ли нам пройтись,  чем вспоминать  друзей? Џраво,  мы
похожи на призраков, которые беседуют о других призраках, это нездорово.
     -- Ћ да, Map, -- сказала  Ќиколь. Ћна не собиралась упрекать его за то,
что  он  первый  обронил имена,  сперва  •уана,  затем  ќлен,  вперемежку  с
ласточками  и анекдотами про  Ћстина и сообщением  о бесконечной  поездке  в
метро с Љалаком и Џоланко. Ћн это сделал неумышленно, но  все же от Њарраста
исходило первое и  косвенное легкомысленное упоминание о •уане, а потом, как
стрЯхиваемый с  сигареты  остаток пепла,  в конце  абзаца  --  о  ќлен,  что
идеально  довершало рисунок. Ћбо всем  этом  можно думать  без  неприЯзни  и
укора,  было  бы  несправедливо  упрекать  Њарраста  за то,  что  он  курит,
расхаживаЯ по  номеру,  как  большой медведь,  было  почти  логично,  что  в
какой-то миг, когда иссЯкнет прокладочнаЯ паклЯ слов, Њарраст в конце концов
поддастсЯ тому единственному, что еще могло сблизить их после прежних, таких
недавних и таких иных дней, и что посреди какой-то фразы проглЯнет имЯ •уана
-- ведь не было никакой  Явной причины, мешающей ему проглЯнуть вперемежку с
именами прочих  друзей,  -- и что  он тут же  вспомнит, что  в  эту ночь ему
приснилась ќлен, и скажет об этом, продолжаЯ курить  и монотонно расхаживать
взад  и  вперед по номеру. Џочти не глЯдЯ  на него  --  теперь  ей было  все
труднее  встречатьсЯ с ним  глазами,  -- Ќиколь подумала о прежнем Њаррасте,
человеке-борце,  рыцаре  скульптуры,   неустанно   бросающем   вызов,  таком
непохожем на  этого медведЯ, который затихал и съеживалсЯ всЯкий раз,  когда
подходил взглЯнуть  на гномов или  поцеловать  Ќиколь,  едва  отвечающую  на
поцелуй и говорившую о  пустЯчных событиЯх днЯ,  как вот теперь --  он ей  о
ласточках,  а она  ему  про  энциклопедию,  пока все  как бы  парализовалось
упоминанием  о •уане и  ќлен, но это Њаррасту  можно было простить, и совсем
нетрудно  простить, как посмотришь в его печальные глаза, даже  и прощать-то
не надо,  виноват не он, и никто не виноват, нет, это сама  вина,  худшаЯ из
всех вин,  обосновалась  здесь непрошенаЯ, и  в  конце концов пришлось с ней
примиритьсЯ.
     …сли он поцелует менЯ еще раз,  Я отвечу на его поцелуй, чтобы  хоть на
времЯ вывести его из состоЯниЯ безнадежности, но нет, он больше не пытаетсЯ,
все  курит  и ходит  по  номеру, вот  опЯть завел  речь о  портрете  доктора
‹айсонса  и  даже про времЯ забыл, мы  же опоздаем в музей,  опЯть,  как уже
бывало  столько  раз,  придетсЯ  смотреть   на   закрытые  двери   и  пойдут
легкомысленные  предложениЯ,  чем бы заменить  друзей, как будто все  это не
имеет ровно  никакого значениЯ --  спуститьсЯ до —аринг-кросс,  или  пойти в
кино,  или  сесть и  смотреть на голубей на ‹естер-сквер,  пока не  наступит
времЯ  встретитьсЯ с Љалаком и Џоланко, или вернутьсЯ  в отель  и продолжать
рисовать  гномов и читать  романы и  газеты, поставив между собой  маленький
транзистор, который  вроде  добавочной пакли, он  позволЯет экономить слова,
оставлЯЯ  свободу  только  взглЯдам,  этим  тощим  котам,  которые  стыдливо
встречаютсЯ  где-то на гладком потолке,  потрутсЯ друг о  дружку -- и  вдруг
расходЯтсЯ, по возможности  избегаЯ встречатьсЯ до часа, когда пора ложитьсЯ
спать и гасить свет.
     ‚от и  сейчас  он  опЯть закурит сигарету, сЯдет  у сумеречного  окна и
будет смотреть на унылое зрелище -- на Ѓедфорд-авеню с деловыми  зданиЯми на
противоположной  стороне,  с   автобусами,  которыми   мы  так  восхищались,
очутившись в ‹ондоне в  первый раз, и на  которых решили ездить методически,
пока  не  охватим  все маршруты (мы дошли до No 75Ђ,  потом у  нас кончились
деньги, и пришлось вернутьсЯ в Џариж, где у  Њара была работа). …го движениЯ
легко предвидеть, печаль делает его поведение однообразным. „остает из пачки
сигарету, четыре шага до плетеного кресла, взглЯд, бесцельно устремленный за
окно, куда-то вдаль, с облегчением уходЯщий куда-то вдаль от менЯ и от того,
что нас окружает. Ћн, наверно, забыл про музей, забыл, что уже четыре часа и
что мы туда приедем слишком поздно, если вообще приедем. ‘ловно образовалась
какаЯ-то  пустота, провал. Џочему  он не  выхватит  сигарету  изо  рта и  не
раздавит ее о мою грудь? Џочему не подойдет ко  мне и не ударит, не  обнажит
менЯ  грубо,  не изнасилует  на  грЯзном  линолеуме,  не  потрудившись  даже
швырнуть  менЯ, как  трЯпку,  на  кровать?  ‚се это  он должен был  сделать,
способен сделать, ему нужно это сделать. Ћ Map, как Я заражаю тебЯ привычной
моей пассивностью,  котораЯ  менЯ подавлЯет,  как жду от тебЯ  кары, которую
сама не могу над собой совершить. ‚от, Я вручаю тебе диплом палача, но делаю
это  настолько  тайно,  что ты  ничего не  подозреваешь,  пока мы  так  мило
беседуем о ласточках. Њне теперь страшно  посмотретьсЯ  в зеркало, Я увидела
бы   черную   дыру,   воронку,  с  отвратительным  бульканьем  заглатывающую
настоЯщее.  “  менЯ не хватит  сил ни убить  себЯ,  ни уйти,  не хватит  сил
освободить его,  чтобы  он снова  вышел на  улицу. Ћ ’елль, если бы ты  была
здесь, если бы ты это видела! Љак права была ты в тот вечер, сказав мне, что
мое место в гареме, что Я могу лишь угож