 он хватал головни и бросал,
бросал,  в подвалы, в  дома! Ћн  не подведет.  “ж  ‚аравва не  подведет!  Ћн
попадал точно! € какой взвивалсЯ огонь! ЏламЯ перепрыгивало от одного дома к
другому, лизало  стены,  все стоЯло  в огне! Ђ ‚аравва  все бегал, чтоб  еще
больше было огнЯ, он бегал,  задыхалсЯ, и перечеркнутое имЯ Ѓожие колотилось
возле его сердца. Ћн не  подвел! Ћн не подвел  своего ѓоспода, когда в самом
деле  ему  понадобилсЯ, когда  пробил  час, великий час,  когда  пришла пора
погибнуть всему!  Ћгонь разбегалсЯ, разбегалсЯ!  ‚се превратилось в огромное
неуемное море пламени. ‚есь мир стоЯл в пламени!
     ‚от оно! ‘мотри -- вот оно, его царство!

     * * *
     ‚  тюрьме под  Љапитолием  собрали  всех христиан,  которых обвинили  в
поджоге,  среди  них  был  и ‚аравва.  …го  схватили  на месте преступлениЯ,
допросили и привели сюда, к ним. Ћн был теперь с ними.
     ’юрьма была  высечена прЯмо  в  скале,  и  влага сочилась по  стенам. ‚
полумраке нельзЯ было разглЯдеть лиц, и ‚аравва радовалсЯ этому. Ћн сидел на
гнилой соломе, в сторонке, отвернувшись ото всех.
     Ћни говорили все про этот пожар, про то, какаЯ их ждет судьба. Љонечно,
обвинение  в  поджоге  --  только  предлог,  чтобы  их схватить.  ‘удьЯ  сам
прекрасно  знал, что ничего они не поджигали. €х же никого и не было там, на
пожаре, они из  домов-то не выходили, как узнали, что на них готовЯт облаву,
что кто-то выдал  место  встречи  в  катакомбах.  Ћни не виноваты. Ќо  какаЯ
разница? ‚сем надо, чтоб они были виноваты. ‚сем  надо верить тому, что орал
подкупленный сброд: "ќто христиане! ќто христиане!.."
     -- Љто же их нанимал? -- раздалсЯ  голос из темноты. Ќо никто на него и
вниманиЯ не обратил.
     ...Љак  могли они, последователи “чителЯ, устроить  пожар, поджечь ђим?
Ќу можно ли поверить  в такое? “читель души людей сожигает огнем,  не города
их. Ћн ѓосподь наш и Ѓог неба и земли, не преступник.
     €  стали  они  говорить про него, про того,  кто ‘вет  и  ‹юбовь, и про
царство его, которого они ждали по его обетованию. €  стали петь гимны, и  в
них  были красивые, странные  слова,  каких ‚аравва не  слыхивал прежде.  Ћн
сидел и слушал их повесив голову.
     ’ут  отодвинули снаружи  железный засов,  заскрипели  дверные петли,  и
вошел надзиратель.  Ћн  оставил  дверь приоткрытой,  чтоб  впустить  немного
света,  пока он  будет кормить  заключенных. ‘ам  же он, видимо,  только что
плотно поел и неплохо выпил, ибо был краснорож и болтлив. ѓрубо бранЯсь,  он
швырЯл им почти несъедобную пищу. ђуганью своей он, правда, не  хотел никого
оскорбить, он  просто говорил на Языке,  присущем тем, кто несет эту службу,
все  тюремщики  во все времена говорЯт так. ‚ общем, он был даже дружелюбен.
‚друг  он  заметил ‚аравву,  на  которого  как  раз  падала полоса  света из
приоткрытой двери, и разразилсЯ хохотом.
     --  ќтот  болван тоже тут! -- заорал он.  -- Ѓегал,  ђим поджигал!  ‚от
дурень! Ђ вы еще врете, будто не вы  поджигали! …го схватили, как раз  когда
он бросилсЯ с головней к складу горючего -- ЉаЯ ‘ервиЯ складу!
     ‚аравва  не  поднимал глаз. ‹ицо у него  застыло  и не выражало ничего,
только побагровел шрам под глазом.
     Ћстальные узники разглЯдывали  его с изумлением. ’ут никто его не знал.
Ћни-то думали, он преступник, чужой какой-то, его и допрашивали отдельно.
     -- Ѓыть не может, -- перешептывались они.
     -- —его -- не может? -- удивилсЯ тюремщик.
     --  Ќе может он быть христианином, -- отвечали ему. -- …сли все правда,
что ты про него сказал.
     -- Ќет?  Ќе может? „а  это собственные его слова. Њне говорили, которые
схватили его. Ћн и на допросе призналсЯ.
     -- Њы  его не знаем, -- бормотали  они  смущенно. --  …сли б он  был из
наших, мы б его знали. Ђ мы в первый раз его видим.
     -- Ѓудет  вам прикидыватьсЯ!  Џогодите-ка, сейчас полюбуетесь! --  € он
подошел к ‚аравве  и повернул у него на шее бирку. -- Ќате! ѓлЯдите! ќто что
-- не вашего бога имЯ, а? џ каракулей этих не разбираю,  но разве не так, а?
—итайте-ка сами!
     Ћни обступили  его и ‚аравву и, потрЯсенные, рассматривали  надпись  на
оборотной  стороне  бирки.  Ѓольшинство  не  могло  ее разобрать, но кое-кто
шептал в тревоге:
     -- €исус •ристос... €исус •ристос...
     Ќадзиратель перевернул бирку и торжествующе оглЯдел лица вокруг.
     --  Ќу, теперь что скажете, а? Џо-вашему, он не  христианин? ‘ам небось
показал  это судье,  да еще  объЯвил, что он  не кесарев раб, а  бога этого,
какому  вы  молитесь  и  которого  давно  вздернули. Ќу  вот, и  самого  его
вздернут, тут уж Я об заклад побитьсЯ могу. € вас всех, между прочим,  тоже!
•оть вы-то куда ловчее, вот  только  не  повезло вам,  объЯвилсЯ между  вами
дурак, сам далсЯ нам в руки и объЯвил, что он, мол, христианин!
     “хмылЯЯсь, он обвел глазами их потерЯнные лица и ушел, заперев за собою
дверь.
     ‘нова они  обступили ‚аравву и засыпали его вопросами. Љто он?  Ќеужели
христианин? Љ какому же  он принадлежит братству? € неужели он действительно
поджигал?
     ‚аравва ничего  не отвечал им.  ‹ицо у него было совсем серое, и старые
глаза глубоко прЯтали взглЯд.
     -- •ристианин! „а вы что -- не видели, надпись-то перечеркнута!
     -- Џеречеркнута? €мЯ ѓоспода -- перечеркнуто!
     -- Ќу да! ‚ы же сами видели!
     Љое-кто, правда, все заметил, но они  не  подумали о том, что могло это
означать. —то же это означало?
     ‚от один  потЯнул к  себе бирку и принЯлсЯ снова разглЯдывать,  и, хоть
совсем потускнел свет, они разглЯдели, что чьей-то, бесспорно, сильной рукой
с помощью ножа четко, грубо, крест-накрест перечеркнуто имЯ.
     -- Џочему  перечеркнуто  имЯ ѓоспода? -- спрашивали  они. -- ‡ачем? —то
это значит? ’ы что -- не слышишь? —то это значит?
     Ќо ‚аравва  не  отвечал ни  единого  слова.  Ћн сидел,  свесив  голову,
позволЯл им делать  что хотЯт с его биркой, но не отвечал ни  единого слова.
€х все больше дивил и возмущал этот человек. ‚ыдает себЯ за христианина,  но
не может  такой быть христианином! ‚иданное ли дело! Ќаконец кто-то пошел за
стариком,  который сидел поодаль во  тьме  застенка  и не принимал  никакого
участиЯ в  общем переполохе. ‘ ним поговорили, скоро он поднЯлсЯ и подошел к
‚аравве.
     Ѓыл он крепко  сложен и, хоть спина уже слегка согнулась, все еще очень
высок ростом. ‚олосы у него были длинные, но поредели и совсем побелели, как
и низко свисавшаЯ на грудь  борода.  ‚се в нем  вызывало почтение, но был он
кроток,  и  синие  глаза глЯдели  открыто,  почти  по-детски, хоть  мудрость
старости стоЯла в них.
     ‘перва он долго вглЯдывалсЯ в ‚аравву, в его старое, опустошенное лицо.
Џотом как будто вспомнил что-то и качнул головой.
     -- ќто же так давно было, -- сказал он, оправдываЯсь, и опустилсЯ рЯдом
с ним на солому.
     Ћстальные, те, кто стоЯли вокруг, изумлЯлись. Ќеужели высокочтимый отец
знает этого человека?
     Ђ он, безусловно, его знал, это сразу стало Ясно, едва он заговорил. Ћн
спрашивал у  ‚араввы, как прошла его жизнь. € ‚аравва рассказал о  том,  что
выпало ему на  долю. Ќе все, конечно, куда там, но так, что тот многое понЯл
и о многом мог догадатьсЯ. Љогда он понимал что-то, о чем ‚аравва умалчивал,
он  только задумчиво кивал  головой. Ћни •орошо поговорили,  хоть ‚аравва не
привык  никому доверЯтьсЯ, да и  теперь он доверЯлсЯ старику только отчасти.
Ќо он отвечал  тихим, усталым  голосом  на  вопросы старика  и  даже смотрел
иногда в детские умные его  глаза и в старое, морщинистое лицо, которое тоже
не пощадили годы, но совсем иначе, чем лицо  у ‚араввы. Њорщины  врезались в
него глубоко, но  все равно лицо было другое,  оно будто  светилось  покоем.
Љожа была почти белаЯ,  и щеки запали, может, оттого,  что зубов уж не много
осталось.  Ђ  вообще он  почти  не  изменилсЯ. € говорил  он в точности  как
когда-то, и тот же был у него простой, бесхитростный выговор.
     ‚ысокочтимый старик  узнал постепенно, отчего перечеркнуто имЯ ѓосподне
и  отчего  ‚аравва помогал  поджигать  ђим --  он  хотел помочь  им,  помочь
‘пасителю  спалить этот мир  дотла.  ѓорько  покачал головой старик, услышав
такое.  € спросил у ‚араввы, как  мог он  поверить, что  это они, христиане,
разжигали пожар. ќто же все приказал сам Љесарь, и это ему помогал ‚аравва.
     -- ’ы помогал властителю мира сего, -- сказал он. -- ’ому, про которого
значитсЯ у  тебЯ на бирке, что он твой хозЯин, а вовсе не ѓосподу, чье имЯ у
тебЯ перечеркнуто. ‘ам того не  ведаЯ, ты служил законному своему владельцу.
Ќаш  Ѓог  есть  ‹юбовь,  --  прибавил  он  тихо. €  он взЯл  в  руку  бирку,
болтавшуюсЯ  на  седой  волосатой  груди  у ‚араввы, и горестно посмотрел на
перечеркнутое имЯ своего ѓоспода и “чителЯ.
     Џотом он выпустил ее и тЯжко вздохнул. Ћн понЯл, что такаЯ уж у ‚араввы
пластина, и носить ему ее до конца, и ничего, ничего нельзЯ тут поделать.  €
он понЯл,  что ‚аравва  тоже это  понимает, он прочел это в робких, одиноких
глазах.
     -- Љто это? Љто он? -- закричали все наперебой, когда старик поднЯлсЯ с
места. ’от не хотел отвечать, хотел уклонитьсЯ. Ќо они так наседали, что ему
пришлось уступить.
     -- ќто ‚аравва, тот, кого отпустили вместо “чителЯ, --сказал он.
     ‚  полном  недоумении оглЯдывали  они  чужака.  Ќичто не  могло сильней
удивить их и возмутить.
     -- ‚аравва, -- шептали они. -- ‚аравва-отпущенник!
     ќто не умещалось у них в голове. € глаза их блестели во тьме гневом.
     Ќо старик их утешил.
     -- ќто несчастный человек, -- сказал он, -- и  мы не вправе судить его.
‘ами мы полны изъЯнов и пороков, и не наша заслуга, если ѓосподь милует нас.
Њы не вправе судить человека за то, что у него нету Ѓога.
     Ћни стоЯли потупЯсь и  словно не смели взглЯнуть  на ‚аравву после этих
слов, страшных слов. Њолча отошли они  от него и опЯть сели там, где  сидели
раньше. € старик нехотЯ, вздыхаЯ, пошел следом за ними.
     Ђ ‚аравва опЯть осталсЯ один.
     ’ак сидел он  потом один  все дни в  застенке, в стороне  и отдельно от
всех. Ћн слышал, как они пением славили  Ѓога, как поверЯли друг другу мысли
о смерти и о жизни вечной, котораЯ их ожидала. € когда вынесли приговор, они
еще больше говорили про это. Ћни верили, и не было в них никакого сомнениЯ.
     ‚аравва слушал их речи, но крепко задумавшись. Ћн тоже думал о том, что
предстоЯло ему. ‚споминал он и человека на Њасличной  горе, который разделил
с ним тогда хлеб и соль и который давно уже умер  снова и давно уже скалитсЯ
мертвым черепом в вечную тьму.
     †изнь вечнаЯ...
     Ђ  был  ли какой-то смысл в той жизни, что прожил  ‚аравва? ‚рЯд ли. Ќо
ведь он ничего про это не знал. € не ему это было решать.
     Џоодаль,  в  кругу  своих,  сидел седобородый старик. Ћн  их  слушал  и
беседовал  с ними  на  неповторимом  своем галилейском наречии. Ђ  то  вдруг
умолкал,  подперев ладонью  большую голову. Њожет, вспоминались  ему  родные
берега ѓеннисаретские, где он хотел бы лежать после смерти. Ќо  не в его это
было воле. Ћн повстречал  на дороге  “чителЯ, и тот сказал  ему:  "‘ледуй за
мной". €  ничего  другого  ему не  осталось.  Ћн  смотрел прЯмо  перед собой
детским взглЯдом, и старое, морщинистое лицо излучало великий покой.
     €  вот повели  их на распЯтие. €х сковали цепЯми по двое, но ‚аравве не
хватило  пары,  и  он  шел  последним, не  скованный ни  с  кем. Џросто  так
получилось. € еще получилось, что распЯли его на самом дальнем кресте.
     ‘обралась большаЯ толпа, и, пока все кончилось, прошло много времени. €
все это времЯ распЯтые обнадеживали и утешали друг друга. Ќо никто не утешал
‚аравву.
     ‘пустились сумерки,  и зрители разошлись, истомившись долгим  стоЯнием.
„а все и умерли уже.
     ’олько один ‚аравва висел еще живой. Љогда он почувствовал, что  пришла
смерть, котораЯ всегда так страшила его, он сказал во  тьму, словно бы к ней
он обращалсЯ:
     -- ’ебе предаю Я душу свою.
     € он испустил дух.