ни делились только
своей верой, тем, что принадлежало всем.
     ‘реди них  шел  один  человек, по лицу видно было, что  он уже довольно
стар, но  голову он  держал очень прЯмо,  решительно  глЯдЯ вперед,  готовый
преодолеть какой угодно путь; он сказал:
     џ принимаю тебЯ; дорогаЯ  жизнь, такой, как ты есть, потому что никакой
иной представить тебЯ все равно невозможно.
     € он продолжал идти - со всеми вместе, молча, слушаЯ других.
     € на земле столетиЯ сменЯлись столетиЯми,  тысЯчелетиЯ - тысЯчелетиЯми,
поколениЯ - поколениЯми; они ничего  про это не знали, им это было неведомо.
Ћни шли и шли, бок о бок, плечом к плечу.
     „ругой, шедший далеко позади первого, сказал:
     џ верю в жизнь со всем хорошим и плохим,  что в ней есть,  Я благодарен
ей  за все. џ благодарен  ей за тьму и свет, за сомнение и  веру, за вечер и
утро. “ менЯ есть что-то одно, у моих братьев все остальное.
     Ђ еще один, который жил,  замкнувшись в себе, теперь же, освобожденный,
шел  вместе со всеми,  как один из многих, сказал, выразив новую свою  веру,
придавшую ему силу и уверенность:
     ‚сЯкаЯ подлиннаЯ жизненнаЯ судьба длЯ человека - клетка, потому что она
предлагает лишь один вариант, потому что границы  ее жестки и определенны, и
чем  жестче  ее границы, тем острее дает она почувствовать простирающуюсЯ за
ними беспредельность.
     € все же теперь,  когда  Я обрел  душевный  покой,  Я  знаю:  именно  в
заключении воспарЯет человеческий дух.
     …ще один сказал:
     џ  благодарен жизни за все  мои  беспокойства, подарившие мне  покой. џ
благодарен  за все мои страхи, открывшие мне  ту истину, что страх  не  есть
что-то, исконно мне присущее, от менЯ неотделимое.
     €сконно  тебе  присущее  знаешь  и  без  опыта:  море и  в  затишье,  в
отсутствие шторма, знает о темных своих глубинах.
     ’ак они говорили друг с другом.
     Ќо еще один сказал:
     Џастух  пас в горах свое  стадо, когда  где-то  там, в глубине,  начала
клокотать лава, готоваЯ разрушительной  силой  вырватьсЯ на  поверхность. Ћн
ничего не  знал о происходЯщем, поэтому он был спокоен. Ћн  пас на  солнышке
свое стадо и,  отдыхаЯ,  спокойно упирал свой посох в  землю и,  сам на него
опершись, с улыбкой погладывал вокруг.
     Џотом,  когда  разразилась  катастрофа, и  она  отозвалась  в нем,  как
отзывалось другое.  Ћн простер  руки к  небесам и  завопил  как  оглашенный.
‡начит, и это тоже он носил где-то в себе.
     Ќо нельзЯ сказать, чтобы то или другое  было так уж от него неотделимо.
Љогда он потом пас другие стада, совсем в других горах, про которые ему было
известно  не больше, он, отдыхаЯ,  снова спокойно опиралсЯ на  свой посох, с
улыбкой поглЯдываЯ на солнечную долину.
     “слышанное вызвало тысЯчекратный отклик - все у них теперь было общее.
     Ђ  на  земле   времЯ  шло  неумолимо,  проходили   столетиЯ,  проходили
тысЯчелетиЯ.  Ќо им  это  было  неведомо.  Ћни  шли  своим путем, спокойные,
просветленные.
     € вот,  после  долгого  молчаниЯ,  послышалсЯ  еще  один голос.  € была
какаЯ-то загадочнаЯ привлекательность в  этом голосе, кротком и вместе с тем
решительном:
     Њы знаем только  про себЯ, об остальном можем только догадыватьсЯ,  наш
удел - жизнь, иного нам не дано.
     Ђ другой сказал:
     …сли бы даже наше  существование и  не  имело под собой никакой основы,
нам следовало бы самим подвести под него основу. „ураки и глупцы сказали бы,
что мы  строим в пустоте.  Ќо люди  должны строить и верить. € наше строение
стоЯло бы неколебимо, на чем бы мы его ни возвели. Џотому что пустоты вообще
не существует.
     ’ак говорили они друг с другом.
     € они думали  про бога, представлЯли,  как  он стоит  там в неугасающем
свете своего маленького фонарЯ, и так им делалось  хорошо и  покойно. €  они
шли и шли. Ђ за ними следовала толпа детишек, они шумели и смеЯлись,  играли
в догонЯлки. Ћни придумывали себе все новые игры,  чтобы было не так скучно,
и покуда взрослые делились своими мыслЯми, дети играли в свои игры.
     Љто-то сказал:
     Ѓогатство жизни  не знает  границ. Ќикакое  воображение не способно его
вместить. ’ак  чего же нам еще  желать? Ђ если нам все же захочетсЯ  чего-то
еще, так ведь  в нашем распорЯжении еще все непостижимое, не познанное нами.
€ стоит нам лишь руку протЯнуть, лишь подумать, что вот там что-то есть, - и
вот оно, пожалуйста! ’ак чего же нам еще желать?
     Ђ кто-то еще рассказал:
     †ил в  нашем  городе удивительнейший человек. Ћн был борцом за  счастье
человечества, сражалсЯ за свет и истину, он любил  нас.  Ћн шел впереди нас,
далеко впереди, указываЯ нам дорогу сквозь тьму. Њы схватили его и сожгли на
костре, он так и не склонил перед нами головы.
     Џрошла тысЯча  лет, мы поставили камень на площади,  где он был сожжен.
Ќа камне мы высекли его бессмертное имЯ и надпись под ним:
     Ћн  указывал  людЯм  дороту.  Њы  сожгли  его  здесь  на костре.  €наче
поступить мы не могли.
     ќтот  рассказ преисполнил их  торжествующей уверенностью  и ликованием.
Ћни долго  шли молча, несЯ с собой свое богатство.  Ћни  шли и  шли во тьме,
сильные и свободные.
     Ќаконец один из них проговорил, кротко и тихо:
     Ѓыть счастливым - это долг человека.
     € эти  его слова,  показалось им,  вместили  в  себЯ всю  их  веру. Ћни
поразили их в самое сердце, эти простые слова. Њолча, задумчиво шли они  все
вперед и вперед, и отблеск внутреннего света лежал на их лицах.
     Ќо еще один сказал:
     Њы счастливы не тем счастьем, о каком мечтают нищие и обездоленные.  Њы
счастливы, как бывает счастлив человек,  который просто живет, ибо длЯ этого
он и создан.
     Ђ другой:
     ђадость добываетсЯ нелегко, это  требует немалых усилий.  Џусть человек
похоронит свое горе, утопит  его в целом море света, и каждый  тогда увидит,
как эта  отдельнаЯ, крошечнаЯ боль лучитсЯ  драгоценным  алмазом, добытым  в
мрачных скалах.
     ’ак рассуждали о счастье люди серьезные.
     Ђ вот кто-то, чей голос был гораздо звонче, рассказал следующее:
     Ћдин человек, у которого было большое горе и  который отчаЯнно сражалсЯ
с судьбой,  хотЯ дошел уже до  тайности, увидел как-то,  проходЯ мимо одного
дома  у дороги, двухлетнего мальчика, который играл на куче песка с собакой.
ќто был совсем крошечный щенок, забавно  ковылЯвший на своих толстых  лапах.
Ћн раз  за  разом тыкалсЯ  мокрым носом  ребенку в  спину,  и тот всЯкий раз
радостно взвизгивал и хлопал в ладоши. ѓлазенки его сверкали от восторга. Ќа
них смотрела молодаЯ  женщина,  и  лицо у  нее  было  очень  счастливое, она
радовалась  не меньше  малыша.  —еловек  невольно  остановилсЯ и улыбнулсЯ -
очень уж это было  забавно. Ќо улыбнулсЯ он еще и ради них - чтобы показать,
что любуетсЯ их счастьем.
     ’ак  он постоЯл немного, улыбаЯсь, и пошел своей  дорогой.  ‘ценка  эта
была из совсем другой, счастливой жизни, такой далекой от его собственной, и
он тут же ее забыл. Ќо она, видно, все же где-то у него застрЯла, и когда он
снова погрузилсЯ  в свое горе, мучительно размышлЯЯ, как же ему дальше быть,
он невольно улыбалсЯ.
     Џосле чего еще один сказал:
     Ђ вы знаете, что каждую минуту в мире рождаетсЯ один горбатый. ‚ыходит,
что  у  рода человеческого существует потребность в горбатых. ‚ те  времена,
когда Я  еще жил на  земле, нашлись люди, которые,  узнав  про это, пришли к
выводу, что жизнь в своей исконной сущности - вещь крайне жестокаЯ, и, придЯ
в  отчаЯние, провозгласили  это самое отчаЯние единственной великой истиной,
единственным спасением, единственным, что может  облагородить и возвысить их
и  дать  им  то горькое утешение,  что обретает человек  в смирении. Ћднако,
сколь бы  пылко  ни  проповедовали  они свою веру, горбатых от того на свете
рождалось не  больше. Љак и прежде -  всего  лишь один  в минуту. €, придЯ в
отчаЯние  теперь  уже  из-за  этого,  они  в  конце  концов  вынуждены  были
прекратить  свою  проповедь   и  удовольствовались  тем,  что   снова  стали
счастливые.
     ’ак  говорили они друг  с другом. Љаждый  отыскивал  у себЯ  что-нибудь
такое, чем  мог  поделитьсЯ  с  другими,  что-нибудь  светлое  и  доброе,  и
предлагал  это всем желающим.  €  они  выслушивали  друг  друга, совместными
усилиЯми возводЯ здание своей веры.
     Њиллионы и миллионы шествовали во тьме. Њогучий поток, бесшумно катЯщий
во  тьме свои  воды;  но длЯ них это  уже  не было  тьмой.  € вот они начали
приближатьсЯ к тому месту, где все они котда-то собрались  и где должны были
теперь снова расстатьсЯ. Ќастал торжественный миг прощаниЯ.
     € тогда, при всеобщем  молчании, вскинул опЯть свою седеющую голову тот
самый,  довольно уже  старый человек и сказал, решительно глЯдЯ  вперед, как
глЯдит путник, готовый одолеть еще какой угодно путь:
     џ принимаю тебЯ, дорогаЯ жизнь, такой,  как ты есть, потому что никакой
иной представить тебЯ все равно невозможно.
     Ѓольше никто ничего  не сказал.  ‚се необходимое было, считали они, уже
сказано.  Џри  них  осталось  лишь то  из их  бргатства,  что  все  равно не
поддавалось определению, то была  их тайна, которую они  спрЯтали  глубоко в
душе.
     Њолча расстались они  друг с другом,  каждому предстоЯло  теперь  найти
свое место в том будущем, которое ожидало их.