, заливаЯ все  его части  светом  -  оно не было,
подобно нашему, ограничено одной частью организма, а  именно - мозгом.  ‚ ту
пору  весь  человек  целиком  воплощал  в  себе  сознание.  ‘овременный  йог
утверждает,  лживо или  правдиво,  что  он  осуществлЯет  контроль над  теми
функциЯми, которые длЯ нас ЯвлЯютсЯ чуть  ли не частью  внешнего мира, в том
числе пищеварением и  кровообращением. ќтой власти у первого человека было в
достатке. …го  органические  процессы  повиновались  закону  его собственной
воли, а  не  закону  природы. …го органы  возбуждали всевозможные аппетиты в
рассудке  не потому,  что в этом была  необходимость, а потому, что  он  сам
принимал такое решение. ‘он длЯ него был не ступором, в  который мы впадаем,
но  подчиненным  воле  и  сознательным   отдыхом  -  он,  бодрствуЯ,  ощущал
удовольствие и долг  сна. Џоскольку процессы распада и восстановлениЯ  в его
тканЯх  были  столь  же  сознательными  и  послушными  его  воле,  не  будет
чрезмерным предположить, что  продолжительность  его  жизни  в  значительной
степени была в его собственном распорЯжении.  €меЯ  полную власть над собой,
он осуществлЯл власть и над любой низшей жизнью,  с которой он соприкасалсЯ.
„аже сейчас мы сталкиваемсЯ с  редким типом людей, имеющих загадочную власть
укрощать животных. ќтой властью райский человек располагал в избытке. ‚полне
возможно, что традиционное представление о зверЯх, красующихсЯ  перед Ђдамом
и ластЯщихсЯ к нему, не  ЯвлЯетсЯ исключительно символическим.  „аже  сейчас
большее число животных, чем вы  можете  себе вообразить, готово  поклонЯтьсЯ
человеку,  если  у  них будет  на  то подходЯщаЯ  возможность,  ибо  человек
сотворен быть свЯщенником и даже, в каком-то смысле, •ристом длЯ  животных -
посредником,  через  которого  они  воспринимают  такую  долю  Ѓожественного
великолепиЯ, какую им позволЯет их неразумнаЯ природа. € длЯ такого человека
Ѓог не  был скользкой наклонной плоскостью.  Ќовое  сознание было создано  с
точкой опоры в Ѓоге, где оно ее и обрело. Љак бы ни был богат  опыт человека
в общении  с  его  ближними  - в  милосердии,  дружбе,  половой любви,  -  с
животными,  с окружающим  миром,  впервые ЯвившимсЯ в присущих ему красоте и
ужасе. Ѓог  занимал первое место в его любви и мыслЯх, без  какого бы то  ни
было  тЯжкого  усилиЯ.  Ѓытие,  сила  и  радость  в совершенном  циклическом
движении  нисходили от  Ѓога  к  человеку в  форме дара  и  возвращались  от
человека  к Ѓогу  в форме повинующейсЯ любви и восторженного поклонениЯ. € в
этом смысле - хотЯ и не  во всем -  человек  был тогда поистине сыном  Ѓога,
прототипом   •риста,   безупречно  воплощаЯ   в  радости  и   легкости  всех
способностей  и  чувств  то  сыновнее  самоотрицание,  которое  наш  ѓосподь
воплотил в ‘воей крестной муке.
     ‘удЯ   по  его   изделиЯм  или,  возможно,  даже   по  его  Языку,  это
благословенное создание было, без всЯкого сомнениЯ, дикарем. ‚се, чему могут
научить опыт  и практика, ему  еще предстоЯло выучить, и если он обрабатывал
кремень,  он, несомненно, обрабатывал  его  довольно неуклюже. Ќе исключено,
что он был совершенно неспособен  выражать свой  опыт  райской жизни в форме
понЯтий. ‚се это не имеет никакого значениЯ. €з  своего собственного детства
мы помним,  что  еще  до  того, как взрослые  подозревали  в нас способность
что-либо   "понимать",  мы  уже   имели   духовные   переживаниЯ,  столь  же
незамутненные и полные значениЯ, что и те, которые выпали на нашу долю с тех
пор,  хотЯ,  конечно, и  не  столь  богатые  фактическим  содержанием.  ‘амо
христианство  учит   нас,  что  существует  уровень   -   в  конечном  счете
единственный важный уровень, - на котором ученые и взрослые не имеют никаких
преимуществ над простодушными и детьми. џ не сомневаюсь, что если бы райский
человек мог поЯвитьсЯ сейчас  между нами, мы  бы  видели в нем  совершенного
дикарЯ,  существо, которое  следует  эксплуатировать или,  в лучшем  случае,
воспринимать снисходительно. ‹ишь один-два человека, самые свЯтые среди нас,
не сочтут за труд  приглЯдетьсЯ к  этому голому, бородатому, немногословному
существу - и через несколько минут они падут перед ним ниц.
     Њы не знаем, сколько таких существ Ѓог сотворил и как долго они  жили в
райском состоЯнии. Ќо в конце концов они пали. Ќекто - или нечто - нашептал,
что они  могут  стать как боги, что  они  могут  прекратить  посвЯщать жизнь
своему  ’ворцу и  относитьсЯ  ко  всем своим  восторгам, как  к  посторонним
изъЯвлениЯм  милосердиЯ, простым  "случаЯм"  (в  логическом значении слова),
возникающим  в  течении  жизни,  направленной  не  на  эти  восторги,  а  на
поклонение Ѓогу. Џодобно тому,  как молодой человек  ожидает карманных денег
от  отца,  на которые он  может  расчитывать,  как на  свои  собственные,  в
пределах которых он строит свои собственные планы (с полным основанием, ведь
его отец  - такое же сотворенное  существо),  так и они желали быть  сами по
себе, самим заботитьсЯ  о своем будущем,  строить планы  длЯ удовольствиЯ  и
самообеспечениЯ,  иметь свое достоЯние, из которого они, несомненно, платили
бы Ѓогу известную дань времени, вниманиЯ  и любви, но которое, тем не менее,
было бы их, а не …го.  Ћни, мы бы сказали, хотели "души свои заполучить себе
во власть". Ќо  это  значило  жить  ложью, ибо наши  души  на  деле  нам  не
принадлежат. Ћни хотели иметь  уголок во вселенной,  о котором они могли  бы
сказать Ѓогу: "ќто наше дело, а не ’вое". Ќо такого уголка  нет. Ћни  хотели
быть  существительными.  Њы  не  имеем  представлениЯ,  в  каком  конкретном
поступке  или  -  последовательности  поступков  нашло  себе  выражение  это
противоречивое,   невозможное  желание.  Џо  мне,  это  вполне   могло  быть
буквальное поедание плода, но это - вопрос совершенно несущественный.
     ќтот акт  своеволиЯ со стороны твари,  совершенно ложный по отношению к
ее  истинному тварному  положению,  представлЯет  собой  единственный  грех,
который можно рассматривать как грехопадение. €бо затруднение,  свЯзанное  с
первым грехом, заключаетсЯ в том, что он должен быть поистине гнусным, иначе
его последствиЯ не  были бы столь ужасными, и в то же времЯ быть чем-то, что
было  бы  под  силу  совершить  существу,  свободному  от  искушений падшего
человека.  “ход от Ѓога к  самому себе  отвечает  обоим условиЯм.  ќто грех,
возможный  даже  длЯ  райского  человека,  потому   что  само  существование
человеческой  индивидуальности,  сам факт, что  мы  можем назвать  ее "Я", с
самого начала предполагает опасность  самовозвеличениЯ. Џоскольку Я - это Я,
то  длЯ  того,  чтобы  жить  Ѓогом,  а  не  собой,  "Я" должно совершить акт
самоотрицаниЯ,  как  бы мал и легок он  ни был. ‚ этом, если угодно, состоит
"слабое место",  заключенное в  самой  природе  творениЯ,  риск,  на который
очевидно,  по  мнению  Ѓога, стоило  пойти. Ќо  это был весьма гнусный грех,
поскольку  индивидуальность, которой обладал райский человек, не заключала в
себе естественного сопротивлениЯ самоотрицанию. …го,  так сказать, данность,
представлЯла  собой психофизический  организм, целиком  подчиненный воле,  а
волЯ была  полностью предрасположена, хотЯ и  не  понуждаема, направитьсЯ  к
Ѓогу.  ‘амоотрицание,  которое   было  присуще  ему   до  грехопадениЯ,   не
предполагало   борьбы,  а   лишь  радостное  преодоление  бесконечно   малой
самонадеЯнности, причем само это преодоление заключало  в себе свой восторг,
бледную аналогию которому мы  наблюдаем даже сейчас  в восторженном взаимном
самоотрицании влюбленных. “ него, таким образом, не было  никакого искушениЯ
(в нашем смысле) избрать свое "Я" - никаких страстей или склонностей, упрЯмо
тЯнущих его в эту сторону, - ничего, за вычетом простого факта,  что "Я" был
он сам.
     „о этого момента человеческий дух  имел полную власть над  человеческим
организмом.  Ћн, конечно же, полагал, что сохранит эту власть, даже перестав
повиноватьсЯ Ѓогу. Ќо его  власть  над организмом была  властью,  доверенной
ему,  и  он потерЯл ее, перестав быть  доверенным лицом Ѓога.  Ћтрезав себЯ,
насколько это было возможно,  от источника своего  существованиЯ, он отрезал
себЯ и от источника власти. €бо когда мы говорим о твари, что Ђ правит Ѓ, мы
имеем в  виду, что Ѓог правит Ѓ  посредством Ђ. џ сомневаюсь в том, что  Ѓог
имел  органическую возможность  продолжать  управлЯть организмом посредством
человеческого духа, находЯщегосЯ  в  состоЯнии  мЯтежа против Ќего. ‚  любом
случае.  Ћн этого не <i>f.</i> делал. Ћн  стал  управлЯть организмом более  внешним
образом, не через законы  духа, а через законы  природы.  (‡десь  Я развиваю
идею закона, принадлежащую •укеру. Ќе подчинитьсЯ своему собственному закону
(т.е.  за   кону,  установленному  Ѓогом  длЯ  подобных  существ)  -  значит
отказатьсЯ в повиновении одному из  низших законов Ѓога. ’ак например, если,
идЯ по скользкому тротуару, вы пренебрежете законом предусмотрительности, вы
внезапно  будете вынуждены  повиноватьсЯ  закону  тЯготениЯ.) ’аким образом,
органы,  не управлЯемые более  волей  человека,  подпали под  власть обычных
биохимических  законов  и,  в результате действиЯ  этих законов, подверглись
страданиЯм  в  форме боли, старениЯ и смерти.  €  в сознании человека  стали
возникать  желаниЯ  не  по  выбору  его разума,  а по  мере  того,  как  они
вызывались биохимическими факторами и окружающей  средой. „а и само сознание
подпало под  власть  психологических  законов  ассоциации  и  тому подобных,
созданных Ѓогом  длЯ  управлениЯ  психологией  высших  антропоидов.  € волЯ,
застигнутаЯ приливной волной элементарной природы, не имела иного выхода как
подавить, посредством основной силы,  некоторые из новых мыслей и желаний, и
эти неусмиренные силы  бунта превратились в  известное нам подсознание. ќтот
процесс,   как  Я   понимаю,  не  был  сродни  простому  распаду   личности,
случающемусЯ сейчас в человеческом индивиде, - это была потерЯ статуса целым
биологическим  видом.  ‚  результате  грехопадениЯ  человек   лишилсЯ  своей
первоначальной видовой природы.  "Џрах  еси, и во  прах возвратишьсЯ". ‚сему
организму,  вознесенному в  духовную жизнь, было  позволено пасть  назад,  в
элементарную  естественную  среду,  из  которой  человек,  в  момент  своего
сотворениЯ, был поднЯт - подобно тому, как  на более ранних стадиЯх творениЯ
Ѓог  поднЯл растительную жизнь до  носителЯ животной,  химический процесс до
носителЯ растительной жизни и  физический  процесс до носителЯ  химического.
’аким  образом,  человеческий   дух   из   повелителЯ  человеческой  природы
превратилсЯ в простого жильца в своем собственном доме, или даже в пленника.
ђазумное сознание_стало тем,  чем оно ЯвлЯетсЯ  сейчас  - судорожным  пЯтном
света, выхватывающим из тьмы небольшую область мозговой  активности.  Ќо это
ограничение  власти  духа  было  меньшим  злом, чем  порча  самого духа.  Ћн
отвернулсЯ от Ѓога и стал своим собственным кумиром, так что, хотЯ он и  мог
еще  вернутьсЯ  к Ѓогу (к  сведению богословов, Я не  пытаюсь  здесь  внести
какой-либо вклад в пелагианско-августинианский спор. џ лишь имею в виду, что
такое возвращение к  Ѓогу не  было, даже  и в этот момент,  невозможным. ѓде
лежит инициатива в каждом случае такого возвращениЯ - это  вопрос, который Я
оставлЯю без  ответа), это потребовало бы тЯжкого усилиЯ, и его центробежной
силой влекло к  себе. ’аким  образом, легче  всего ему было  впасть в  такие
чувства,  как  гордость и  амбициЯ,  желание красоватьсЯ в своих собственных
глазах и подавлЯть и унижать всех соперников, зависть, неустанные поиски все
больше и большей  самообеспеченности. Ћн стал не просто  слабым царем  своей
собственной  природы,  но  также  и  плохим  царем  -  он  посылал  вниз,  в
психофизический  организм,  желаниЯ куда худшие,  чем организм  посылал  ему
наверх. ќто состоЯние передавалось через наследственность  всем  последующим
поколениЯм, ибо оно было не просто  тем,  что биологи называют приобретенной
вариацией  - это было  возникновение  нового  типа  человека,  нового  вида,
никогда  не  созданного  Ѓогом,   но  собственным  грехом   обретшего   себе
существование. Џеремена, которой  подвергсЯ человек, не была  даже аналогией
развитию нового органа  или  повадки  -  это было радикальное изменение  его
конституции,  нарушение  взаимоотношениЯ  его составных  частей и внутреннее
извращение каждой из них.
     Ѓог мог бы остановить  этот процесс посредством чуда, но  это - если мы
позволим  себе слегка "снизить тон - значило бы отринуть задачу,  которую Ћн
поставил  ‘ебе,  когда  сотворил  мир:  задачу  выражениЯ ‘воей  благости во
всеобщей драме мира, населенного свободными индивидами, несмотрЯ на их мЯтеж
против  него  и через  посредство этого  мЯтежа.  ‘имволический образ драмы,
симфонии  или  танца уместен  здесь  в качестве  корректива  к  бессмыслице,
возникающей,  когда мы  слишком  много говорим  о планировании и  сотворении
Ѓогом мира  длЯ торжества  блага,  и  о  препЯтствиЯх, чинимых  этому  благу
свободной  волей  сотворенных  существ.  ќто  может   послужить  почвой  длЯ
смехотворной  идеи  в  том,   что  грехопадение  застигло  Ѓога  врасплох  и
расстроило  …го план, или  же,  -  что  еще смехотворней, - что Ѓог  все это
спланировал  длЯ  условий,  которые,  как  …му  хорошо  было известно,  были
совершенно невыполнимы. Ќа самом же деле Ѓог, конечно же, предвидел распЯтие
в ходе созданиЯ самой первой звездной туманности. Њир - это танец, в котором
благо,  нисходЯщее  от  Ѓога,  нарушаетсЯ   злом,  исходЯщим  от  твари,   и
возникающий конфликт разрешаетсЯ тем, что  ‘ам  Ѓог берет на ‘ебЯ  страдание
производимое злом. “чение  о  свободном  грехопадении предполагает, что зло,
которое таким образом  поставлЯет горючее  или  сырье  длЯ  второго и  более
сложного рода блага - это вклад не Ѓога, а человека. ќто не значит, что если
бы человек  сохранил невинность, Ѓог  не мог  бы создать  равно  прекрасного
симфонического   целого,  коль  скоро  мы  настаиваем  на  постановке  таких
вопросов.  Ќо всегда следует помнить, что  когда мы говорим о том, что могло
бы произойти, о вариантах за пределами всего процесса, мы в действительности
не  знаем,  о   чем  говорим.  Ќет  такого  времени  и  места  за  пределами
существующей вселенной,  в  котором все  это "могло бы  произойти".  Ќа  мой
взглЯд, реальную свободу человека можно точнее  всего выразить, сказав,  что
если в каком-либо уголке действительной вселенной существует другой разумный
вид,  помимо человека, то не обЯзательно предполагать, что  он тоже совершил
первородный грех.
     ’аким образом, наше нынешнее состоЯние  объЯснЯетсЯ тем фактом,  что мы
принадлежим  к пораженному порчей виду. џ не имею в виду, что наши страданиЯ
ЯвлЯютсЯ наказанием за  то,  что мы  сейчас  ЯвлЯемсЯ  тем,  чем не можем не
ЯвлЯтьсЯ, и не хочу  сказать, что  мы ответственны за мЯтеж  нашего далекого
предка. € если, тем  не менее, Я называю наше нынешнее состоЯние  состоЯнием
первородного греха, а  не просто  первородного несчастьЯ, то это потому, что
наш  реальный религиозный  опыт не позволЯет  нам смотреть  на это по-иному.
’еоретически мы, конечно, могли бы сказать: "„а, мы ведем себЯ, как черви, -
но лишь потому, что  мы и есть  черви.  Ђ  уж это, по крайней мере,  не наша
вина". Ќо тот факт, что  мы - черви, не  только не служит нам извинением, но
доставлЯет  нам  неизмеримо  больше стыда  и горЯ,  чем  любой из конкретных
поступков, которые  он  понуждает нас  совершать. ќто совсем  не  так трудно
понЯть, как кое-кто утверждает.  ’акаЯ ситуациЯ возникает среди людей, когда
в  порЯдочную семью попадает  плохо  воспитанный мальчик. Љак вполне резонно
напоминают друг другу члены семьи, "не его вина", что он задира, трус, Ябеда
и  лжец.  Ќо  тем  не менее,  его характер,  как  бы  он  ни  сформировалсЯ,
отвратителен.  Ћни  не  только  ненавидЯт  его  характер,  но  и  должны его
ненавидеть. Ћни не  могут любить его таким, каков он  есть, - они могут лишь
пытатьсЯ  изменить его.  €  притом  же, хотЯ  мальчику  сильно не повезло  с
воспитанием, его характер  нельзЯ вполне назвать "несчастным · случаем", как
если бы сам он был что-то одно, а его характер -  другое. ќто ведь сам он  -
задираетсЯ, доносит и любит это делать. € если он начнет  исправлЯтьсЯ, он в
конечном счете почувствует стыд и ощутит себЯ виновным в поступках того, кем
он уже перестает быть.
     ‚ результате Я сказал все, что Я  мог сказать на том уровне, на котором
Я только и  могу  рассматривать идею  первородного греха.  Ќо  Я  вновь хочу
предупредить моих  читателей, что  это  неглубокий  уровень.  Њы  ничего  не
сказали о  деревьЯх жизни  и познаниЯ,  которые,  несомненно,  таЯт  в  себе
великую загадку, и мы ничего  не сказали  о  словах Џавла: "Љак в Ђдаме  все
умирают, та к во •ристе все оживут" (1 Љор.  15:22). €менно это высказывание
лежит в основе учениЯ отцов  церкви о нашем физическом присутствии в Ђдаме и
учениЯ  Ђнсельма  о  нашей  сопричастности,  посредством юридической фикции,
страдающему  •ристу. ќто теории, возможно, сослужили в  свое  времЯ  хорошую
службу,  но мне  они  ничего не дают, а  других Я  изобретать не  собираюсь.
Ќедавно  мы  узнали  от  ученых,  что у  нас нет  права ожидать от  реальной
вселенной  изобразимости,  и  что  если  мы  пытаемсЯ  в  мысленных  образах
проиллюстрировать квантовую физику, мы не приближаемсЯ к реальности,  а лишь
удалЯемсЯ от нее. Ћчевидно, что мы еще менее вправе требовать изобразимости,
или  даже объЯснимости в терминах  нашей абстрактной  мысли,  от  высочайших
духовных реалий. џ  отметил, что  трудность выражениЯ Џавла сосредоточена  в
слове "в", и что это  слово вновь и вновь употреблЯетсЯ  в Ќовом ‡авете в не
совсем  понЯтных длЯ  нас значениЯх. Љак мне кажетсЯ, тот факт, что мы можем
умереть  "в" Ђдаме и жить "во"  •ристе предполагает,  что человек,  каков он
есть  на самом деле, в  значительной  мере  отличаетсЯ от человека, каким он
представлетсЯ в  наших  мысленных категориЯх и трехмерном  воображении,  что
видЯщаЯсЯ    нам    отдельность    индивидов,    со    скидкой    лишь    на
причинно-следственные отношениЯ, в абсолютной реальности уравновешена своего
рода "межодушевленностью", о которой мы не имеем никакого понЯтиЯ. ‚озможно,
что  страданиЯ выдающихсЯ архетипных индивидов, таких  как  Ђдам  и •ристос,
ЯвлЯютсЯ  также  и  нашими  не  посредством  юридической  фикции,  метафоры,
причинно-следственной свЯзи, но каким-то более глубоким образом. ђазумеетсЯ,
не  может быть и речи  о каком бы то  ни было растворении индивидов в некоем
духовном  континууме, как  верЯт  приверженцы пантеистических  систем  - это
исключаетсЯ  всем характером  нашей  веры.  ‚озможно, однако,  существование
некоторой   взамозависи-мости   между   индивидуализацией  и  каким-то  иным
принципом.  Њы  верим,  что  ‘вЯтой  „ух  может  реально   присутствовать  и
действовать  в  человеческом  духе,   но  мы  не  считаем  поэтому,  подобно
пантеистам, что  мы ЯвлЯемсЯ  "частицами"  или "ЯвлениЯми" Ѓога. ‚  конечном
счете нам,  может  быть,  придетсЯ предположить, что  нечто  в  этом  роде в
известной  степени может быть  истинным даже в отношении сотворенных духов -
что  каждый из  них, будучи отдельным, вместе с  тем реально присутствует во
всех,  или в некоторых,  других,  точно  так  же,  как  мы  можем  оказатьсЯ
вынужденными допустить  "действие  на расстоЯнии" в  нашу идею материи.  „лЯ
всех  очевидно,  что  ‚етхий ‡авет,  судЯ  по  всему,  игнорирует нашу  идею
индивида. Љогда Ѓог обещает €акову, что "Ћн пойдет с ним в  …гипет и выведет
его обратно" (Ѓыт. 46:4), это исполнЯетсЯ  либо  погребением тела  €акова  в
Џалестине, либо исходом потомства €акова из …гипта. ‚полне разумно свЯзывать
эту идею с общественной структурой ранних общин, в которых индивид постоЯнно
игнорируетсЯ  в пользу  племени или семьи,  но мы должны выразить  эту свЯзь
двумЯ Ћдинаково важными  предположениЯми: во-первых,  что  общественный опыт
древних  не  позволЯл  им  видеть  некоторые  очевидные  длЯ нас  истины,  и
во-вторых, что он позволЯл  им видеть  истины, которые  длЯ  нас неочевидны.
ћридическаЯ фикциЯ,  усыновление, а также перенос и  вменение заслуг  и вины
никогда не могли бы играть столь значительную роль в богословии, если бы они
всегда казались столь же искусственными, какими они кажутсЯ нам.
     Ќа мой взглЯд, мы вправе позволить себе этот единственный взглЯд на то,
что  мне представлЯетсЯ непроницаемым занавесом,  но,  как  Я уже говорил, в
моих  нынешних  рассуждениЯх  он  не  занимает  никакого  места.  ‘овершенно
очевидно, что нет смысла  пытатьсЯ решить  проблему  боли постановкой  новой
проблемы.  ’езис этой главы  состоит  приросту в  том, что человек, как вид,
подверг себЯ порче, и что поэтому длЯ нас, в нашем нынешнем состоЯнии, благо
- это в первую очередь благо целительное, исправлЯющее. ђассмотрим же, какую
роль в таком исцелении и исправлении играет боль.
        6
        —еловеческаЯ боль
       Џоскольку жизнь •риста во всех отношениЯх противна природе, самости и
человеческому  "Я" (ибо  в  истинной  жизни •риста  сущность, "Я" и  природа
должны быть отринуты, забыты, должны совершенно умереть), поскольку в каждом
<b>из</b> нас природа повержена ею в ужас.
     Theologia Germanica, <b>XX</b>
     ‚ предыдущей главе Я попыталсЯ показать, что возможность боли заключена
в  самом существовании мира, где  души могут встречатьсЯ. Љогда  души станут
злыми, они навернЯка  употребЯт эту  возможность  длЯ того, чтобы  причинить
боль  друг  другу -  ив  этом, наверное, состоит причина четырех пЯтых  всех
человеческих  страданий.  ‹юди, а не Ѓог,  произвели  на  свет дыбы,  плети,
тюрьмы, рабство, огнестрельное оружие, штыки и бомбы. ЃлагодарЯ человеческой
жадности и глупости, а вовсе не из-за враждебности природы, мы видим  нищету
и работу на износ.) Ќо остаетсЯ, тем  не менее,  немало страданий, в которых
мы не  повинны. „аже если бы все страданиЯ  вызывались людьми, мы  хотели бы
знать причину  той широчайшей  свободы  пытать своих ближних, какую Ѓог дает
худшим из людей. (€ли, возможно, точнее будет сказать  "худшим из созданий".
џ  никоим  образом  не  отвергаю  взглЯд,  согласно  которому   "фактической
причиной"  болезней, хотЯ бы  некоторых, может  быть  сотворенное  существо,
отличное от человека. ‚ Џисании  дьЯвол конкретно ассоциируетсЯ с болезнью в
Љниге €ова, в …вангелии от ‹уки (13:16), в 1 Љор. '5:5 и (вероЯтно) в 1 ’им.
1:20. Ќа нынешней  стадии нашего  рассмотрениЯ безразлично, ЯвлЯютсЯ  ли все
воли,  которые   Ѓог   попустил   иметь   власть  пытать   другие  созданиЯ,
человеческими или нет.)  ‘казать,  как  это было сказано в предыдущей главе,
что  благо  длЯ таких  существ,  какими мы сейчас  ЯвлЯемсЯ, значит в первую
очередь благо .целительное  и исправлЯющее - не значит дать полный ответ. Ќе
всЯкое лекарство противно на вкус, а будь оно и так, это  был бы сам по себе
один из неприЯтных фактов, причину которых нам хотелось бы знать.
     Џеред тем, как идти дальше, Я  рискну вернутьсЯ к сказанному во  второй
главе. џ  писал  там, что боль,  ниже  известного  уровнЯ  интенсивности, не
вызывает  отвращениЯ  и  может даже нравитьсЯ. Ќаверное, вам хотелось  тогда
возразить,  что  в  таком случае мне  не  следует называть это  болью, и вы,
возможно, были правы. Ќо  истина состоит в  том,  что слово "боль" имеет два
значениЯ,  которые в  данный момент необходимо  различать,  а) Ћсобого  рода
ощущение,  передаваемое,   вероЯтно,   специальными  нервными  волокнами   и
узнаваемое тем, кто ему  подвергаетсЯ, как таковое, -  независимо  от  того,
нравитсЯ оно ему  или нет (т.е., слабаЯ боль у менЯ в конечностЯх признаетсЯ
болью,  хотЯ  Я  и  не  возражаю  против  нее),  б) ‹юбое  чувство,  будь-то
физическое  или душевное, не нравЯщеесЯ тому, кто ему подвергаетсЯ.  ‘ледует
отметить, что  любаЯ боль в значении "а" становитсЯ болью  в  значении  "б",
если она превышает определенный весьма низкий уровень интенсивности, но боль
в значении "б" не обЯзательно ЯвлЯетсЯ болью в значении "а". Ѓоль в значении
"б"  фактически  синонимична  "страданию",  "муке", "испытанию", "напасти" и
"бедствию", и именно  она порождает  проблему  боли. ‚ остальной части  этой
книги слово "боль" будет употреблЯтьсЯ в  значении  "б" и будет  включать  в
себЯ все виды страданиЯ. ‡начение же "а" нас больше не занимает.
     €стинное благо  твари состоит в предании себЯ воле ’ворца - умственной,
волевой  и эмоциональной реализации отношениЯ, заданного тем простым фактом,
что это - тварь. Љогда  она так поступает, она  благополучна и счастлива.  €
это вовсе не тЯгота - этот род блага исходит от уровнЯ, который намного выше
тварного,  ибо  ‘ам  Ѓог,  как  ‘ын,  извечно  воздает  Ѓогу  Ћтцу  сыновним
повиновением  за то бытие, которое  Ћтец отчей любовью извечно  порождает  в
‘ыне. ќто  -  образец,  которому человек  был сотворен  подражать,  которому
райский человек воистину подражал, - и там, где волЯ, даннаЯ ’ворцом,  столь
совершенным образом предаетсЯ ему в восторженном и восторгающем повиновении,
там-то,  несомненно  и есть  царствие небесное, там-то и царит ‘вЯтой „ух. ‚
мире, каким он нам предстает, проблема состоит в  том, как  вернутьсЯ к этой
самоотдаче.  Њы  не  просто  несовершенные  созданиЯ,  которые  нуждаютсЯ  в
улучшении-мы, по  словам  кардинала  Ќьюмана,  мЯтежники,  котор э1е  должны
сложить оружие. Џоэтому первый ответ на вопрос, почему наше исцеление должно
быть  болезненным,  состоит в том, что вернуть  ’ворцу  волю, которую мы так
долго считали  своей,  - само по себе  невыносимо больно, где бы и каким  бы
образом  это  ни происходило. „аже в  раю Я предполагаю наличие  минимальной
приверженности   своему  "Я",   которое  необходимо  преодолеть,   хотЯ  это
преодоление,  эта   покорность   сопрЯжены  там  с  восторгом.  Ќо  уступить
собственную волю, распаленную  и разбухшую за долгие годы  узурпации - это в
своем роде смерть. Њы не помним эту волю, какой рна была в детстве - злобную
и неутолимую  Ярость  при каждом  пресечении,  поток  горьких слез,  черное,
сатанинское желание скорее убить или умереть, чем  уступить. Џоэтому нЯни  и
родители старой школы были совершенно правы, считаЯ, что в воспитании первым
делом необходимо "сломить  ребенку волю". €х методы были часто неверными, но
не видеть  необходимости  в  этом  -  значит, на мой  взглЯд, отказатьсЯ  от
всЯкого пониманиЯ духовных законов. €  если теперь, когда  мы выросли, мы не
так часто  воем  и топаем  ногами,  то это отчасти потому, что наши родители
начали процесс ломки и уничтожениЯ нашей эгоистической воли еще с пеленок, а
отчасти потому, что  те же  страсти  принимают  сейчас более  тонкие формы и
стали  хитрее  в  методах избежаниЯ смерти  путем  различных  "компенсаций".
Ћтсюда следует необходимость ежедневного  умираниЯ,  ибо как  бы часто мы ни
полагали, что сломили мЯтежное "Я", мы вновь обнаружим его живым. Ћ том, что
этот процесс невозможен без  боли,  свидетельствует  выражение  "умерщвление
плоти".
     Ќо  эта  неизбежнаЯ  боль,  или   даже  смерть,  в  процессе  укрощениЯ
узурпированного "Я" - это еще далеко не все. Љак ни парадоксально, укрощение
или умерщвление плоти, хотЯ и представлЯющее само по себе боль,  облегчаетсЯ
присутствием другой боли. Ќа мой взглЯд, это происходит троЯким образом.
     —еловеческий дух не сделает даже попытки уступить свою  самостоЯтельную
волю, пока  с ним все в  видимом порЯдке. „ело в том. что заблуждение и грех
характерны  тем,  что чем  глубже,  тем  менее  их  жертва подозревает  о их
существовании  -  их  зло  замаскировано.  Ѓоль   -  зло  незамаскированное,
узнаваемое безошибочно. Љаждый человек знает, что когда  он  чувствует боль,
что-то не  в  порЯдке.  Њазохист  не представлЯет  собой  в  этом  отношении
настоЯщего исключениЯ. ‘адизм и мазохизм изолируют,  а затем  преувеличивают
некоторый  "момент"  или  "аспект"  нормальных  половых   отношений.  ‘адизм
(современнаЯ тенденциЯ  - подразумевать под  "садистской жестокостью" просто
сильную  жестокость или жестокость,  особо  осуждаемую автором,  - не точна)
преувеличивает аспект пленениЯ и господства до такой степени, что извращенца
удовлетворЯет  лишь  дурное обращение  с  объектом  любви -  как  если бы он
говорил:  "џ имею над  собой такую  власть, что даже мучаю  тебЯ".  Њазохизм
преувеличивает  противоположно-дополнительный  аспект  и  провозглашает:  "џ
настолько очарован, что приветствую даже боль от твоих рук". …сли бы боль не
ощущалась как зло - как поругание, подчеркивающее полное господство партнера
- она перестала бы быть длЯ  мазохиста эротическим стимулом. € боль ведь  не
только   немедленно  опознаваемое   зло,  но  и   зло,  которое   невозможно
игнорировать.  Њы  можем удовлетворенно погрЯзать  в  наших  грехах и  наших
глупостЯх  - и каждый, кто видел, как обжоры пихают в себЯ самую  изысканную
пищу, словно  не отдаваЯ  себе отчета в том, что они едЯт,  признает, что мы
можем игнорировать  даже  удовольствие. Ќо боль настаивает на  том, чтобы на
нее обращали  внимание.  Ѓог  шепчет нам посреди наших  удовольствий,  вслух
говорит с нашей совестью, но Ћн кричит в нашей боли - это …го мегафон, чтобы
слышал оглохший  мир.  „урной человек,  когда он  счастлив, -  это  человек,
нимало не подозревающий, что его действиЯ не  "соответствуют",  что  они  не
созвучны законам вселенной.
     Џонимание  этой истины лежит  в основе всеобщего  человеческого мнениЯ,
что плохие люди должны поплатитьсЯ. Ѓесполезно отмахиватьсЯ от этого мнениЯ,
словно оно  есть  невесть какаЯ подлость. ‚ своем самом мЯгком выражении оно
аппелирует к имеющемусЯ у каждого чувству справедливости.  Ћднажды, когда мы
с братом, еще маленькими детьми, рисовали за одним столом, Я толкнул его под
локоть, так что  он  провел  ни к  чему не  подходЯщую  линию через середину
своего рисунка.  Њы дружески утрЯсли  єто  дело, позволив ему провести линию
такой же  длины через  мой рисунок.  ’аким образом  Я был  поставлен на  его
место", заставлен взглЯнуть на свою неосторожность его глазами. ‚ моем более
жестком выражении та же самаЯ идеЯ принимает характер "карающего воздаЯниЯ",
наказаниЯ по заслугам. Ќекоторые просвещенные  люди  хотели бы изгнать любое
понЯтие воздаЯниЯ или заслуженной кары из своей теории наказаниЯ, и  сделать
упор  исключительно на предотвращении других преступлений  и  перевоспитании
преступника. Ћни не понимают, что  таким  образом они делают любое наказание
несправедливым. —то может быть безнравственнее,  чем причинить мне страдание
радй  предотвращениЯ моих будущих проступ ков, если Я этого не заслуживаю? Ђ
если Я этого  заслуживаю, то вы допускаете справедливость "воздаЯниЯ". Ђ что
может  быть  бесчеловечнее,  чем  схватить  менЯ  и подвергнуть  неприЯтному
процессу нравственного возвышениЯ без моего  согласиЯ, <i>ес</i>ли  и только, опЯть
же, Я  этого  не  заслуживаю? ‚ еще более жестком выражении  мы имеем дело с
такой  страстью,  как  жажда  мщениЯ.  ќто,  конечно  же,  зло,  запрещенное
христианам.  Ќо  мы  уже,  кажетсЯ,  выЯснили в  ходе  обсуждениЯ  садизма и
мазохизма, что  самые мерзкие  стороны человеческой природы - это извращениЯ
добрых и  невинных сторон.  ’о доброе, извращением чего  ЯвлЯетсЯ страсть  к
возмездию, с разительной  Ясностью  предстает в  данном  ѓоббсом определении
мстительности,  "желаниЯ,  причинив  боль  другому,  принудить  его  осудить
некоторый  его  поступок"  ("‹евиафан"). Њесть  терЯет  из виду  цель  своих
средств, но цель эта не  вовсе  плоха - она состоит в том, чтобы зло дурного
человека  Явилось  ему тем  же,  чем  оно  ЯвлЯетсЯ  длЯ  всех  прочих.  ќто
доказываетсЯ  тем  фактом, что  мстЯщий желает,  чтобы  виновный  не  просто
пострадал, а пострадал бы от его  руки, и  чтобы  он  знал об этом,  и знал,
почему. Ћтсюда побуждение  напомнить виновному о его  преступлении  в момент
исполнениЯ мести, отсюда также такие естественные выражениЯ, как "интересно,
как бы ему понравилось, если бы с ним поступили так же" или  "Я его проучу".
Џо той же причине,  собираЯсь дать человеку словесную выволочку, мы говорим,
что хотим "дать ему знать, что мы о нем думаем".
     Љогда  наши  предки  упоминали  о  страданиЯх и  скорбЯх, как  о Ѓожьем
"возмездии" за грех,  они не обЯзательно  приписывали Ѓогу дурные  страсти -
возможно, они лишь  признавали добрый элемент в идее  воздаЯниЯ. „о тех пор,
пока  дурной человек  не  обнаружит  несомненное  присутствие  зла  в  своем
существовании, в_форме боли, он погружен в иллюзии. Љак только боль от кроет
ему глаза, он будет знать,  что он  каким-то  образом противостоит  реальной
вселенной,- он  либо взбунтуетсЯ  (с возможностью более Ясного  прозрениЯ  и
более глубокого раскаЯниЯ  в будущем),  либо попытаетсЯ исправить положение,
что, в конечном счете,  может  привести его  к религии.  Џравда, ни тот,  ни
другой результат не ЯвлЯетсЯ сейчас с той неизбежностью,  с какой он ЯвлЯлсЯ
в эпохи, когда  существование Ѓога (или даже Ѓогов)  было шире известно,  но
даже в наши дни мы видим  эти  результаты. „аже атеисты бунтуют  и выражают,
подобно •арди и •аусману, свою Ярость по отношению к Ѓогу,  хотЯ (или потому
что)  Ћн, на их  взглЯд, не существует.  Ђ другие  атеисты,  подобно •аксли,
вынуждены под давлением страданиЯ обращатьсЯ ко всей проблеме сущест вованиЯ
искать какой-то способ  ее решениЯ- пусть не христианский, но все же стоЯщий
почти  бесконечно  выше  идиотского  довольствованиЯ   мирской  жизнью.  Ќет
сомнениЯ в том, что боль в качестве Ѓожьего мегафона - ужасный  инстру-мент,
который может привести к окончательному не ведающему раскаЯниЯ бунту. Ќо она
дает дурному человеку единственную существенную возможность исправлениЯ. Ћна
снимает завесу, она водружает знамЯ истины в крепости мЯтежной души.
     …сли  первое и  самое  низкое действие боли уничтожает  иллюзию полного
благополучиЯ,  то  второе  уничтожает  иллюзию,  заключающуюсЯ  в  том,  что
имеющеесЯ  в  нашем распорЯжении, будь оно само  по  себе плохо  или хорошо,
.есть наше собственное, и что нам его достаточно. Љаждый замечал, как тЯжело
обращать наши мысли к Ѓогу, когда  у нас все обстоит хорошо. “ нас есть все,
чего  мы хотим" - что  за  ужасные слова,  когда это  "все" не включает себЯ
Ѓога.  Њы видим в Ѓоге  помеху. Љак сказал где-то Ѓл. Ђвгустин:  "Ѓог  хочет
дать  нам нечто,  но не может, потому что наши руки полны - и …му некуда это
положить".  €ли как сказал  мой друг:  "Њы относимсЯ  к  Ѓогу,  как  авиатор
относитсЯ к  своему парашюту  - на случай аварии парашют у него  есть, но он
надеетсЯ никогда к  нему не прибегнуть". Ѓог, сотворивший нас, знает, что мы
такое, и что наше  счастье состоит в Ќем. Ќо мы не хотим  искать в Ќем этого
счастьЯ, покуда Ћн.  оставлЯет хоть какую-то возможность искать его, в любом
другом месте,.  „о  тех пор, пока  то,  что  мы именуем  "нашей  собственной
жизнью" остаетсЯ  сносным, мы  не  хотим предавать себЯ  …му. —то  же  тогда
остаетсЯ  Ѓогу  предпринЯть  в  наших,  интересах,  как   не  сделать  "нашу
собственную жизнь" менее сносной и  отнЯть у нас возможные источники ложного
счастьЯ? €менно здесь, где провидение Ѓога кажетсЯ на первый взглЯд наиболее
жестоким.   Ѓожественное   смирение,  снисхождение   ‚севышнего  заслуживает
наивысшей похвалы. Њы терЯемсЯ,  видЯ, как сваливаетсЯ  беда на  порЯдочных,
безобидных, достойных  людей - на способных и усердных матерей семейств, или
на старательных  и экономных  мелких торговцев,  на тех,  кто заплатил таким
усердным и честным трудом за свою скромную долю счастьЯ  и  теперь, кажетсЯ,
начинает  по  самому  полному  праву  им  пользоватьсЯ. Љак  мне  сказать  с
достаточной  кротостью то, что  надлежит здесь сказать? Ќеважно, что, как  Я
знаю, в глазах всЯкого  враждебно настроенного читателЯ мне предстоит стать,
так  сказать,  лично  ответственным  за  все страданиЯ,  которые  Я  пытаюсь
объЯснить  - точно так  же,  как до сего днЯ все рассуждают так, словно  Ѓл.
Ђвгустин  хотел,   чтобы  не  крещенные  младенцы  отправлЯлись  в   ад.  Ќо
исключительно важно, чтобы Я никого не отвратил от истины. џ умолЯю читателЯ
попытатьсЯ  поверить мне, хотЯ бы  на мгновение,  что  Ѓог, сотворивший этих
достойных  людей,  может  быть,  прав,  полагаЯ их скромное  благополучие  и
счастье их детей недостаточными длЯ их блаженства - всего этого им предстоит
впоследствии  лишитьсЯ,  и если они  не познают …го,  они будут несчастны. €
потому Ћн тревожит их, предупреждает их  заранее о недостаточности,  которую
им  предстоит когда-нибудь обнаружить. †изнь длЯ своих семей загораживает им
путь к признанию их нужды, и Ѓог делает эту жизнь менее приЯтной  длЯ них. џ
называю это Ѓожественным смирением, потому что нам не пристало посылать Ѓогу
мольбу  о  спасении,  когда  наше  судно  идет  ко  дну,  жертвовать  "нашим
собственным", когда уже не стоит  им обладать. …сли бы Ѓог был горд. Ћн врЯд
ли  принЯл бы нас  на таких  условиЯх,  - но  Ћн  не горд, Ћн  снисходит длЯ
победы, Ћн  готов  принЯть  нас, несмотрЯ даже на то,  что, как мы показали,
.·'мы предпочитаем  …му все, что угодно, и приходим  ·"·к. Ќему лишь потому,
что уже не ожидаем "ничего 'лучшего". ’о же смирение  сквозит и  в отношении
Ѓога  к  нашим  страхам,  которые  так  не  по  вкусу  читателЯм  ЏисаниЯ  с
возвышенным  образом мыслей.  ‚рЯд  ли Ѓогу лестно, что  мы  выбираем …го  в
качестве альтернативы  аду, но  Ћн  принимает  даже  это.  ЏрисущаЯ созданию
иллюзиЯ  самодостаточности должна  быть, ради самого  созданиЯ, развеЯна,  и
посредством  бедствий или опасениЯ бедствий на земле  Ѓог развеивает ее, "не
тщась об умаленьи ‘воей  славы". †елающие, чтобы Ѓог ЏисаниЯ  был  строже  в
нравственном отношении, не сознают, чего они просЯт. Ѓудь Ѓог кантианцем, ни
принимающим нас  до тех пор, пока  мы  не  придем  к Ќему  из самых чистых и
лучших побуждений,  -  кто  бы  спассЯ?  €  эта  иллюзиЯ  самодостаточности,
возможно,  наиболее сильна в некоторых  очень  честных,  добрых и  умеренных
людЯх, и поэтому на долю таких людей должны выпадать бедствиЯ.
     Ћпасность  кажущейсЯ  самодостаточности объЯснЯет,  почему наш  ѓосподь
относитсЯ к порокам бездумных и беспутных людей намного снисходительнее, чем
к порокам, которые ведут к мирскому успеху. Џроституткам не грозит опасность
настолько удовлетворитьсЯ своей нынешней жизнью, что они  не смогут обратить
взоры к Ѓогу, но гордым, скаредным и самодовольным такаЯ опасность грозит.
     ’ретьЯ  функциЯ  страданиЯ  несколько  труднее  длЯ  пониманиЯ.  Љаждый
согласитсЯ  с тем, что выбор  представлЯет собой  принципиально сознательный
акт - выбираЯ, человек должен сознавать, что он стоит перед выбором. ђайский
человек всегда,  по собственному  выбору, исполнЯл волю Ѓога.  ‘ледуЯ ей, он
удовлетворЯл  и собственное свое желание,  как потому, что требуемые от него
поступки  вполне отвечали  его  невинной  природе,  так и  потому,  что само
служение Ѓогу было длЯ  него величайшим удовольствием, в отсутствие которого
все радости,  которым оно придавало остроты,  стали бы  длЯ  него  пресными.
’огда не  вставал  вопрос: "„елаю Я  это длЯ Ѓога, или же просто потому, что
мне  так  нравитсЯ?",  потому что райскому  человеку  как раз  и нравилось в
основном то, что он делал длЯ Ѓога. …го устремленнаЯ к Ѓогу волЯ держала его
счастье  под  седлом,  как хорошо  ухоженную лошадь,  тогда  как  наша  волЯ
уноситсЯ  этим  счастьем  как  кораблем, вниз  по бурной  реке.  ‚  то времЯ
удовольствие было  приемлемым приношением Ѓогу, потому  что приношение  было
удовольствием.  Ќо  мы   унаследовали  целую  систему  желаний,  которые  не
обЯзательно   противоречат   Ѓожьей  воле,   но   которые,  после   столетий
узурпированной автономии,  упорно ее игнорируют. …сли вдруг нечто,  что  нам
нравитсЯ делать, оказываетсЯ тем, чего хочет от нас Ѓог,  то это не ЯвлЯетсЯ
длЯ нас побуждением к совершению такого действиЯ, будучи попросту счастливым
совпадением.  Џоэтому мы не  в  состоЯнии осознать,  действуем ли  мы хоть в
какой-то степени, или в первую очередь,  в  угоду Ѓогу,  если только природа
наших  действий  не  противна   нашим  наклонностЯм,  или,  иными   словами,
болезненна, - а если мы  не сознаем,  что  осуществлЯем  выбор,  то  мы не в
состоЯнии  выбирать.  Џоэтому акт преданиЯ себЯ Ѓогу,  во всей его  полноте,
требует  боли, -  совершенство такого поступка требует, чтобы  он исходил из
чистой воли к повиновению, в отсутствие, или вопреки, склонности.  Ќасколько
невозможно  осуществить самоотречение путем  действий,  которые нам по душе,
мне очень хорошо известно из моего собственного опыта в данный момент. Љогда
Я  взЯлсЯ писать эту  книгу,  Я надеЯлсЯ,  что  в  моих  побуждениЯх хотЯ бы
какое-то место  займет 'водЯ к повиновению некоему "руководству". Ќо теперь,
когда Я полностью в нее погрузилсЯ, это стало скорее искушением, чем долгом.
џ  все  еще   могу  надеЯтьсЯ,  что  написание  этой  книги  в  самом   деле
соответствует Ѓожьей воле, - но было бы смехотворным утверждать, что Я учусь
самоотречению, делаЯ нечто длЯ менЯ привлекательное.
     ‡десь мы  ступаем  по очень  неверному грунту. Љант считал, что никакое
действие  не  имеет моральной  ценности, если оно не предпринЯто  <b>из</b> чистого
преклонениЯ перед нравственным законом - то есть, в отсутствие склонности, -
и его  обвинЯли в  "болезненном складе ума",  измерЯющем  це