новенными  их
лекарствами: гарлемскими каплЯми и  эссенцией  долгой  жизни,  которыми  они
лечили всех, и стариков и младенцев, от всех болезней.  Ѓабушка  и  тетушка,
которые были недовольны, что мы остаемсЯ у них на руках, и даже не  скрывали
этого, обещали, покорЯЯсь воле дедушки, что будут смотреть за нами  неусыпно
и выполнЯть  все  просьбы  моей  матери.  Ќа  всЯкий  случай  мать  оставила
некоторые лекарства из  своей  аптеки  и  даже  написала,  как  и  когда  их
употреблЯть, если кто-нибудь из нас захворает.  ќто  было  поручено  тетушке
’атьЯне ‘тепановне, котораЯ все-таки была подобрее  других  и  не  могла  не
чувствовать  жалости  к  слезам  больной  матери,  впервые  расстающейсЯ   с
маленькими детьми.
     ‚се это времЯ, до отъезда матери, Я находилсЯ в тревожном  состоЯнии  и
даже в борьбе с самим собою. ‚идЯ мать бледною,  худою  и  слабою,  Я  желал
только одного, чтоб она ехала поскорее  к  доктору;  но  как  только  Я  или
оставалсЯ один, или хотЯ и с другими, но не видал перед собою матери,  тоска
от приближающейсЯ разлуки и страх остатьсЯ с дедушкой, бабушкой и  тетушкой,
которые не были так ласковы к нам, как мне хотелось, не любили или так  мало
любили нас, что  мое  сердце  к  ним  не  лежало,  овладевали  мной,  и  мое
воображение, развитое не по летам, вдруг  представлЯло  мне  такие  страшные
картины, что Я бросал все, чем тогда занималсЯ:  книжки,  камешки,  оставлЯл
даже гулЯнье по саду и прибегал к матери как безумный,  в  тоске  и  страхе.
Ќесколько раз готов Я был броситьсЯ к ней на шею  и  просить,  чтоб  она  не
ездила  или  взЯла  нас  с  собою;  но  больное  ее  лицо  заставлЯло   менЯ
опомнитьсЯ, и желанье, чтоб она ехала лечитьсЯ, всегда побеждало  мою  тоску
и страх. џ не понимаю теперь, отчего отец и мать  решились  оставить  нас  в
Ѓагрове. Ћни ехали в той же карете, и мы точно так же могли  бы  поместитьсЯ
в ней; но мать никогда не имела этого намерениЯ и еще  в  “фе  сказала  мне,
что ни под каким видом не может нас взЯть с  собою,  что  она  должна  ехать
одна с отцом; это намеренье ни разу не поколебалось и в Ѓагрове, и Я  вполне
верил в невозможность переменить его.
     —ерез неделю, котораЯ, несмотрЯ на мою печаль  и  мучительные  тревоги,
необыкновенно скоро прошла длЯ менЯ, отец и мать уехали. Џри прощанье Я  уже
не умел совладеть с собою, и мы оба с сестрой плакали и рыдали; мать  также.
Љогда  карета  съехала  со  двора  и  пропала  из  моих  глаз,  Я  пришел  в
исступленье,  бросилсЯ  с  крыльца  и  побежал  догонЯть  карету  с  криком:
"Њаменька, воротись!" ќтого никто не ожидал, и потому не  вдруг  могли  менЯ
остановить; Я успел перебежать  через  двор  и  выбежать  на  улицу.  …всеич
первый догнал менЯ, за ним бежало  множество  народа;  он  схватил  менЯ  и,
крепко держа на руках, принес домой. „едушка с бабушкой стоЯли  на  крыльце,
а тетушка шла к нам навстречу; она стала уговаривать и ласкать  менЯ,  но  Я
ничего не слушал,  кричал,  плакал  и  старалсЯ  вырватьсЯ  из  крепких  рук
…всеича. Љогда он взошел на крыльцо, поставил менЯ на ноги  перед  дедушкой,
дедушка сердито крикнул: "Џерестань реветь. Ћ чем плачешь?  Њать  воротитсЯ,
не останетсЯ жить  в  Ћренбурге".  €  Я  присмирел.  „едушка  пошел  в  свою
горницу, и Я слышал, как бабушка, идЯ за ним, говорила: "‚от,  батюшка,  сам
видишь. Њного будет нам хлопот: дети очень избалованы". ’етушка  взЯла  менЯ
за руку и повела в гостиную, то есть в  нашу  спальную  комнату.  ЊилаЯ  моЯ
сестрица, держась за другую  мою  руку  и  сама  обливаЯсь  тихими  слезами,
говорила: "Ќе плачь, братец, не плачь".  Љогда  мы  вошли  в  гостиную  и  Я
увидел кровать,  на  которой  мы  обыкновенно  спали  вместе  с  матерью,  Я
бросилсЯ на постель и  снова  принЯлсЯ  громко  рыдать.  ’етушка,  …всеич  и
нЯнька  ЂгафьЯ  употреблЯли  все  усилиЯ,  чтоб  успокоить  менЯ   книжками,
штуфами, игрушками и  разговорами.  …всеич  пробовал  остановить  мои  слезы
рассказами о дороге, о „еме, об уженье и  рыбаках,  но  все  было  напрасно;
только утомившись от слез и рыданьЯ, Я наконец, сам не знаю как, заснул.


        Џђ…Ѓ›‚ЂЌ€… ‚ ЃЂѓђЋ‚… Ѓ…‡ Ћ’–Ђ € ЊЂ’…ђ€

     € с лишком  месЯц  прожили  мы  с  сестрицей,  без  отца  и  матери,  в
негостеприимном тогда длЯ нас Ѓагрове, большую часть времени  заключенные  в
своей комнате, потому что скоро наступила сыраЯ погода  и  гулЯнье  наше  по
саду прекратилось. ‚от как текла эта однообразнаЯ  и  невеселаЯ  жизнь:  как
скоро мы просыпались, что бывало всегда часу в восьмом, нЯнька водила нас  к
дедушке и бабушке; с нами здоровались, говорили  несколько  слов,  а  иногда
почти и не говорили, потом отсылали нас в  нашу  комнату;  около  двенадцати
часов мы выходили в залу обедать; хотЯ от нас была дверь прЯмо  в  залу,  но
она была заперта на ключ и  даже  завешена  ковром,  и  мы  проходили  через
коридор, из которого тогда еще была дверь в гостиную. ‡а обедом  нас  всегда
сажали на другом конце  стола,  прЯмо  против  дедушки,  всегда  на  высоких
подушках; иногда он бывал весел и говорил  с  нами,  особенно  с  сестрицей,
которую называл козулькой; а иногда он был такой сердитый, что ни с  кем  не
говорил; бабушка и тетушка также молчали, и мы  с  сестрицей,  соскучившись,
начинали перешептыватьсЯ между собой; но …всеич,  который  всегда  стоЯл  за
моим стулом, сейчас останавливал менЯ, шепнув мне на ухо,  чтобы  Я  молчал;
то же делала нЯнька ЂгафьЯ с моей сестрицей. Џосле они  сказали  нам,  чтобы
мы не смели говорить, когда старый барин, то есть дедушка, не  весел.  Џосле
обеда мы сейчас уходили в свою комнату, куда в  шесть  часов  приносили  нам
чай; часов в восемь обыкновенно ужинали, и нас точно так же,  как  к  обеду,
водили в залу и сажали против дедушки; сейчас после  ужина  мы  прощались  и
уходили спать. Џервые дни заглЯдывала к нам в комнату тетушка  и  как  будто
заботилась о нас, а потом стала ходить реже и наконец совсем  перестала.  Њы
только и видались  с  нею  и  со  всеми  за  обедом,  ужином,  при  утреннем
здорованье и вечернем прощанье.  ‘начала  заглЯдывали  к  нам,  под  разными
предлогами, горничные девчонки и девушки, даже дворовые женщины,  просили  у
нас "поцеловать ручку", к чему мы не были приучены и потому не  соглашались,
кое о чем спрашивали и  уходили;  потом  все  совершенно  нас  оставили,  и,
кажетсЯ,  по  приказанью  бабушки  или  тетушки,  котораЯ  (Я  сам   слышал)
говорила, что "‘офьЯ Ќиколавна не любит, чтоб лакеи и девки разговаривали  с
ее детьми". ЌЯнька ЂгафьЯ от утреннего чаЯ до обеда и от обеда до  вечернего
чаЯ также куда-то уходила, но зато …всеич целый день не отлучалсЯ от  нас  и
даже спал всегда в коридоре у наших дверей. Ћн или забавлЯл нас  рассказами,
или играл с нами, или слушал мое чтение. ’ут-то  мы  еще  больше  сжились  с
милой моей сестрицей, хотЯ она была так  еще  мала,  что  Я  не  мог  вполне
разделЯть с ней всех моих  мыслей,  чувств  и  желаний.  Ћна,  например,  не
понимала, что нас мало любЯт, а Я понимал это совершенно;  оттого  она  была
смелее и веселее менЯ и часто  сама  заговаривала  с  дедушкой,  бабушкой  и
теткой; ее и любили за то гораздо больше, чем  менЯ,  особенно  дедушка;  он
даже иногда присылал за ней и подолгу держал у себЯ в горнице. џ  очень  это
видел, но не завидовал милой сестрице, во-первых, потому,  что  очень  любил
ее, и, во-вторых, потому, что у менЯ не было  расположеньЯ  к  дедушке  и  Я
чувствовал всегда невольный страх в его  присутствии.  „олжно  сказать,  что
была особеннаЯ причина, почему  Я  не  любил  и  боЯлсЯ  дедушки:  Я  своими
глазами видел один раз, как он сердилсЯ и топал ногами; Я  слышал  потом  из
своей  комнаты  какие-то  страшные  и  жалобные  крики.  ЌЯнька  ЂгафьЯ   не
замедлила  мне  все  объЯснить,  хотЯ  добрый  …всеич   понЯл,   зачем   она
рассказывает дитЯти то, о чем ему и знать не надо.
     € так-неприметно устроилсЯ у нас особый мир  в  тесном  углу  нашем,  в
нашей гостиной комнате. Џервые дни после отъезда отца и матери  Я  провел  в
беспрестанной тоске и слезах, но мало-помалу успокоилсЯ,  осмотрелсЯ  вокруг
себЯ и устроилсЯ. ‚сЯкий день Я принималсЯ учить читать маленькую  сестрицу,
и совершенно без пользы,  потому  что  во  все  времЯ  пребываниЯ  нашего  в
Ѓагрове она не  выучила  даже  азбуки.  ‚сЯкий  день  заставлЯл  ее  слушать
"„етское чтение", читаЯ срЯду все статьи без исключениЯ, хотЯ многих сам  не
понимал. ЃеднаЯ слушательница моЯ часто зевала, напрЯженно устремив на  менЯ
свои  прекрасные  глазки,  и  засыпала  иногда  под  мое  чтение;  тогда   Я
принималсЯ с ней играть, строЯ городки и  церкви  из  чурочек  или  дома,  в
которых хозЯевами были ее куклы; самаЯ любимаЯ ее игра была игра "в  гости":
мы садились по разным углам, Я брал к себе одну  или  две  из  ее  кукол,  с
которыми приезжал в гости к сестрице, то есть переходил  из  одного  угла  в
другой. “ сестрицы всегда было несколько кукол, которые  все  назывались  ее
дочками или племЯнницами; тут  было  много  разговоров  и  угощений,  полное
передразниванье больших людей. џ очень помню, что пускалсЯ в разные  выдумки
и рассказывал разные небывалые со  мной  приключениЯ,  некоторым  основанием
или  образцом  которых  были  прочитанные  мною  в  книжках  или   слышанные
происшествиЯ. ’ак, например, Я рассказывал, что у менЯ  в  доме  был  пожар,
что Я выпрыгнул с двумЯ детьми из окошка (то есть с двумЯ  куклами,  которых
держал в руках); или что на менЯ напали разбойники  и  Я  всех  их  победил;
наконец, что в багровском саду есть пещера, в которой живет ‡мей  ѓорыныч  о
семи головах, и что Я намерен их отрубить. Њне очень было приЯтно,  что  мои
рассказы производили впечатление на мою сестрицу и что мне иногда  удавалось
даже напугать ее; одну ночь она  худо  спала,  просыпалась,  плакала  и  все
видела во сне то разбойников, то ‡меЯ ѓорыныча и прибавлЯла, что это  братец
ее напугал.  ЌЯнЯ  погрозила  мне,  что  пожалуетсЯ  дедушке,  и  Я  укротил
пламенные порывы моей детской фантазии. ‚о времЯ отсутствиЯ  отца  и  матери
три  тетушки  перебывали  в  гостЯх  в  Ѓагрове.  ЏерваЯ   была   Ђлександра
‘тепановна; она произвела на менЯ самое неприЯтное впечатление,  а  также  и
муж ее, который, однако, нас с сестрой очень любил, часто сажал на колени  и
беспрестанно целовал. ЌоваЯ тетушка совсем нас не  любила,  все  насмехалась
над нами, называла нас городскими неженками, и сколько Я мог  понЯть,  очень
нехорошо говорила о моей матери и смеЯлась над  моим  отцом.  …е  муж  бывал
иногда как-то странен и даже страшен: шумел, бранилсЯ, пел песни  и,  должно
быть, говорил очень дурные слова, потому что обе тетушки  зажимали  ему  рот
руками и пугали, что дедушка идет, чего он очень боЯлсЯ и тотчас  уходил  от
нас. ‚тораЯ приехавшаЯ тетушка была ЂксиньЯ ‘тепановна, крестнаЯ  моЯ  мать;
эта была предобраЯ, нас очень любила и очень ласкала, особенно  без  других;
она даже привезла нам гостинца, изюма и черносливу, но  отдала  тихонько  от
всех и велела так есть, чтобы никто не видал; она пожурила  нЯньку  нашу  за
неопрЯтность  в  комнате  и  платье,  приказала  переменЯть  чаще  белье   и
погрозила, что скажет ‘офье Ќиколавне, в каком виде нашла  детей;  мы  очень
обрадовались ее ласковым речам и  очень  ее  полюбили.  Ћдно  смутило  менЯ:
приказанье есть потихоньку подаренные ею лакомства.  Њать  и  отец  приучали
менЯ ничего тихонько не делать, и Я решилсЯ спрЯтать  изюм  и  чернослив  до
приезда матери. ’ретьЯ тетушка, …лизавета ‘тепановна, которую  все  называли
генеральшей, приезжала на короткое  времЯ;  эта  тетушка  была  прегордаЯ  и
ничего с нами не говорила. Ћна привезла с собою двух дочерей,  которые  были
постарше менЯ; она оставила их погостить у дедушки с  бабушкой  и  сама  днЯ
через три уехала. Џо-видимому, пребывание двух двоюродных сестриц  могло  бы
развеселить нас и сделать нашу жизнь более  приЯтною,  но  вышло  совсем  не
так, и положение наше стало еще грустнее,  по  крайней  мере  мое.  џ  очень
видел, что с ними поступают совсем не так,  как  с  нами;  их  и  любили,  и
ласкали, и веселили, и угощали разными лакомствами;  им  даже  чай  наливали
слаще, чем нам: Я  узнал  это  нечаЯнно,  взЯвши  ошибкой  чашку  двоюродной
сестры. „евочки эти, разумеетсЯ, ни в чем не были  виноваты:  они  чуждались
нас, но, как их научили и как им приказывали, так они и обходились  с  нами.
џ пробовал им читать, но они не хотели слушать и называли менЯ дьЯчком.  Ћни
были в доме свои: всЯ девичьЯ и всЯ дворнЯ их знала  и  любила,  и  им  было
очень весело, а на нас никто и не смотрел. џ часто  слышал  сквозь  дверь  в
коридоре шепот и сдержанный смех, а иногда и хохот и возню; …всеич  сказывал
мне, что это горничные девушки играли с барышнЯми и прЯтались  за  сундуками
в перинах и  подушках,  которыми  был  завален  по  обеим  сторонам  широкий
коридор. …всеич предлагал и мне поиграть, и мне самому иногда  хотелось,  но
у менЯ недоставало длЯ этого смелости, да  и  мать,  уезжаЯ,  запретила  нам
входить в какие-нибудь игры или разговоры с багровской прислугой.  …всеич  в
продолжение этих тЯжелых пЯти недель сделалсЯ совершенно моим дЯдькой,  и  Я
очень полюбил его. џ даже читывал ему иногда  "„етское  чтение".  Ћднажды  Я
прочел ему "Џовесть о несчастной семье*, жившей под  снегом".  ‚ыслушав  ее,
он сказал: "Ќе знаю, соколик мой (так он звал менЯ всегда),  все  ли  правда
тут написано; а вот здесь, в деревне, прошлой зимою,  доподлинно  случилось,
что мужик Ђрефий Ќикитин поехал за дровами  в  лес,  в  общий  колок,  всего
версты четыре, да и запоздал; поднЯлсЯ буран, лошаденка была  плохаЯ,  да  и
сам он был плох; показалось ему, что он не по той дороге едет,  он  и  пошел
отыскивать дорогу, снег был глубокий, он выбилсЯ из сил, завЯз в  долочке  -
так его снегом там и занесло. ‹ошадь постоЯла, отдохнула,  видно,  прозЯбла,
и пошла шажком, да и пришла домой с возом. „ома ЂрефьЯ ждали;  увидали,  что
лошадь пришла одна, дали  знать  старосте,  поднЯли  тревогу,  и  мужиков  с
десЯток поехали отыскивать  ЂрефьЯ.  Ѓуран  был  страшный,  зги  не  видать!
Џоездили, поискали, да так ни  с  чем  и  воротились.  Ќа  другой  день  всЯ
барщина ездила отыскивать и также  ничего  не  нашла.  “ж  на  третий  день,
совсем по другой дороге, ехал мужик из Људрина, ехал он с зверовой  собакой;
собака  и  причуЯла  что-то  недалеко  от  дороги  и  начала   лапами   снег
разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и  подошел  посмотреть,  что
тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет;  вот
и принЯлсЯ он разгребать, и видит, что внутри пустое место,  ровно  медвежьЯ
берлога, и видит, что в ней человек  лежит,  спит,  и  что  кругом  его  все
обтаЯло; он знал про ЂрефьЯ и догадалсЯ, что это он. Њужик поскорее  прикрыл
дыру снежком, пал на лошадь, да и прискакал к нам  в  деревню.  Ќарод  мигом
собралсЯ. Џоскакали с лопатами, откопали ЂрефьЯ, взвалили на сани,  прикрыли
шубой и привезли домой. „ома его в избу не вдруг  внесли,  а  сначала  долго
оттирали снегом, а он  весь  был  талый.  Ђрефий  от  стужи  и  снегу  ровно
проснулсЯ; тогда внесли его в избу, но он все был без памЯти. “ж  на  другой
день пришел в себЯ и есть попросил. ’еперь здоров,  только  как-то  говорить
стал дурно. ‚от это, мой соколик, уж настоЯщаЯ правда.  Љоли  хочешь,  то  Я
тебе покажу его, когда он придет на барский двор. ‘ тех  пор  его  зовут  не
Ђрефий, а Ђрева"**. ђассказ об Ђрефье очень менЯ занЯл,  и  через  несколько
дней …всеич мне показал  его,  потому  что  он  приходил  к  дедушке  что-то
просить.
     ______________
     * "„етское чтение", часть 1-Я. (Џримеч. автора.)
     **  ‡амечательно,  что  этот  несчастный   Ђрефий,   не   замерзший   в
продолжение трех дней под снегом,  в  жестокие  зимние  морозы,  замерз  лет
через  двадцать  пЯть,  в  сентЯбре  месЯце,  при   самом   легком   морозе,
последовавшем после сильного дождЯ! Ћн точно так же ездил в лес за  дровами,
в тот же общий колок, так же потерЯл лошадь, котораЯ  пришла  домой,  и  так
же, вероЯтно, бродил, отыскиваЯ дорогу. ђазумеетсЯ, он  измок,  иззЯб  и  до
того, как видно, выбилсЯ из сил, что, наконец найдЯ дорогу, у самой  околицы
упал в маленький овражек и  не  имел  сил  вылезть  из  него.  ЋсеннЯЯ  ночь
длиннаЯ, и потому неизвестно, когда он попал в овражек; но на  другой  день,
часов в восемь утра, поехав на охоту, молодой Ѓагров нашел его  уже  мертвым
и совершенно окоченевшим. (Џримеч. автора.)

     ЂрефьЯ все называли  дурачком,  и  в  самом  деле  он  ничего  не  умел
рассказать мне, как его занесло снегом и что с ним потом было.
     џ попросил один раз у тетушки каких-нибудь книжек почитать.  Ћказалось,
что ее библиотека  состоЯла  из  трех  книг:  из  "Џесенника",  "‘онника"  и
какого-то театрального сочинениЯ вроде водевилЯ. Џесенника почему-то она  не
рассудила дать мне,  а  сонник  и  театральную  пиеску  отдала.  Ћбе  книжки
сделали на менЯ сильное  впечатление.  џ  выучил  наизусть,  что  какой  сон
значит, и долго любил толковать сны свои и чужие, долго  верил  правде  этих
толкований, и только  в  университете  совершенно  истребилось  во  мне  это
суеверие. ’олкованиЯ снов в  ‘оннике  были  крайне  нелепы,  не  имели  даже
никаких, самых пустых, известных в народе, оснований и применений.  џ  помню
некоторые  даже  теперь.  ‚от  несколько  примеров:  "‹овить   рыбу   значит
несчастие. …хать на телеге означает смерть. ‚идеть  себЯ  во  сне  в  навозе
предвещает богатство". ’еатральнаЯ пиеска имела двойное название; первое  не
помню,  а  второе  было:  "„раматическаЯ  пустельга".  €  точно,  это   была
пустельга... но как она мне понравилась! Ќачиналась она  так:  пастушка  или
крестьЯнскаЯ  девушка  гнала  домой  стадо  гусей  и  пела  куплет,  который
начиналсЯ и оканчивалсЯ припевом:

                               ’ига, тига домой,
                               ’ига, тига за мной.

     Џомню еще два стишка из другого куплета:

                               ‚от василек,
                               Њилый цветок.

     Ѓольше ничего не помню; знаю только, что содержание состоЯло  из  любви
пастушки к пастуху, что бабушка сначала не  соглашалась  на  их  свадьбу,  а
потом согласилась. ‘ этого времени глубоко запала  в  мой  ум  склонность  к
театральным сочинениЯм и росла с каждым годом. „едушка получил  только  одно
письмо из Ћренбурга с приложением маленькой  записочки  ко  мне  от  матери,
написанной крупными буквами, чтоб  Я  лучше  мог  разобрать;  эта  записочка
доставила  мне  великую  радость.  ’ут  примешивалась  новость   впечатлениЯ
особого рода:  в  первый  раз  услышал  Я  речь,  обращенную  ко  мне  из-за
нескольких сот верст, и от кого же? Ћт матери, которую Я так  горЯчо  любил,
о которой беспрестанно думал и часто тосковал. „о сих пор еще никто  ко  мне
не писал ни одного слова, да Я не умел и  разбирать  писаного,  хотЯ  хорошо
читал печатное.
     Џошла уже пЯтаЯ неделЯ, как мы жили одни, и наконец такаЯ жизнь  начала
сильно действовать на мой детский ум и сердце. —увство  какого-то  сиротства
и робкой грусти выражалось не только на моем лице,  но  даже  во  всей  моей
наружности. џ стал рассеЯнно  играть  с  сестрицей,  рассеЯнно  читать  свои
книжки и слушать рассказы  …всеича.  —асто,  разогнув  "„етское  чтение",  Я
задумывалсЯ, и мое ребЯчье воображение рисовало мне  печальные,  а  потом  и
страшные картины. Њне представлЯлось,  что  маменька  умирает,  умерла,  что
умер также и мой отец и что мы  остаемсЯ  жить  в  Ѓагрове,  что  нас  будут
наказывать, оденут в  крестьЯнское  платье,  сошлют  в  кухню  (Я  слыхал  о
наказаниЯх  такого  рода)  и  что  наконец  и  мы  с  сестрицей  оба  умрем.
‚оображаемые картины час от часу становились Ярче, и, сидЯ  за  книжкой  над
каким-нибудь веселым рассказом,  Я  заливалсЯ  слезами.  ‘естрица  бросалась
обнимать менЯ, целовать, спрашивать и, не всегда  получаЯ  от  менЯ  ответы,
сама принималась плакать,  не  знаЯ  о  чем.  …всеич  и  нЯнька,  котораЯ  в
ожидании молодых господ (так называли в  доме  моего  отца  и  мать)  начала
долее оставатьсЯ с нами, - не знали, что  и  делать.  Ћбыкновенные  в  таких
случаЯх уговариваньЯ и утешеньЯ не  имели  успеха.  Ќа  вопросы,  о  чем  мы
плачем, Я отвечал, что "верно, маменька  больна  или  умирает";  а  сестрица
отвечала, что "ей жалко,  когда  братец  плачет".  ‘казали  о  наших  слезах
тетушке. Ћна приходила к нам и на свои о том же вопросы  получала  такие  же
ответы. ’етушка уговаривала нас не плакать и уверЯла, что маменька  здорова,
что она скоро воротитсЯ и что ее ждут каждый день; но Я был  так  убежден  в
моих печальных предчувствиЯх, что решительно не поверил тетушкиным словам  и
упорно повторЯл один и тот же ответ: "‚ы нарочно так  говорите".  ’етушка  с
досадою ушла от нас. Ќа другой день, когда мы пришли здороватьсЯ к  дедушке,
он довольно сурово сказал мне: "џ слышу, что ты все хнычешь,  ты  плакса,  а
глЯдЯ на тебЯ и козулька плачет. —тоб Я не слыхал о  твоих  слезах".  џ  так
испугалсЯ, что даже побледнел, как мне после сказывали, и точно, Я  не  смел
плакать весь этот день, но зато проплакал почти всю  ночь.  „едушки  Я  стал
боЯтьсЯ еще более.
     ‚  подражание  тетушкиным  словам  и  …всеич,  и  нЯнька   беспрестанно
повторЯли:  "Њаменька  здорова,  маменька  сейчас  приедет,   вот   уж   она
подъезжает к околице, и мы пойдем их встречать..." Џоследние  слова  сначала
производили на менЯ сильное впечатление, сердце у  менЯ  так  и  билось,  но
потом мне было досадно их слушать. Џрошло еще два днЯ; тоска моЯ  еще  более
усилилась, и Я потерЯл всЯкую способность чем-нибудь заниматьсЯ.  ЊилаЯ  моЯ
сестрица не отходила от менЯ ни на шаг: часто она просила  менЯ  поиграть  с
ней или почитать  ей  книжку,  или  рассказать  что-нибудь.  џ  исполнЯл  ее
просьбы, но так неохотно, вЯло и невесело,  что  нередко  посреди  игры  или
чтениЯ Я переставал играть или читать, и мы молча,  печально  смотрели  друг
на друга, и глаза наши наполнЯлись слезами.
     ‚ один из таких скучных тЯжелых дней вбежала к нам  в  комнату  девушка
”еклуша и громко закричала: "Њолодые господа едут!" ‘транно, что Я не  вдруг
и не совсем поверил этому  известию.  Љонечно,  Я  привык  слышать  подобные
слова  от  …всеича  и  нЯньки,  но  все  странно,  что  Я  так   недоверчиво
обрадовалсЯ; впрочем, слава богу, что так случилось:  если  б  Я  совершенно
поверил, то, кажетсЯ, сошел бы с  ума  или  захворал;  сестрица  моЯ  начала
прыгать и кричать: "Њаменька приехала, маменька  приехала!"  ЌЯнька  ЂгафьЯ,
котораЯ на этот раз  была  с  нами  одна,  встревоженным  голосом  спросила:
"‚заправду,  что  ли?"  -  "‚заправду,  взаправду,  уж  близко,  -  отвечала
”еклуша, - …фрем  …всеич  побежал  встречать",  -  и  сама  убежала.  ЌЯнька
проворно оправила наше платье и волосы, взЯла обоих нас за руки и  повела  в
лакейскую; двери были  растворены  настежь,  в  сенЯх  уже  стоЯли  бабушка,
тетушка и двоюродные сестрицы. „ождь лил как из ведра, так  что  на  крыльцо
нельзЯ было выйти; подъехала карета, в окошке мелькнул образ моей  матери  -
и с этой минуты Я ничего не помню... џ  очнулсЯ  или  очувствовалсЯ  уже  на
коленЯх матери, котораЯ сидела на канапе, положив мою голову на свою  грудь.
‚от была радость, вот было счастье!
     Љак  только  Я  совсем  оправилсЯ  и   начал   было   расспрашивать   и
рассказывать, моЯ мать торопливо встала и ушла к дедушке, с которым она  еще
не успела поздороватьсЯ: испуганнаЯ моей дурнотой, она  не  заходила  в  его
комнату. —ерез несколько  минут  прислали  …всеичу  сказать,  чтоб  он  менЯ
привел к старому барину. Ќа этот раз Я пошел без всЯкой  робости.  ’ам  была
моЯ мать, при ней Я никого не боЯлсЯ. „едушка  сидел  на  кровати,  а  возле
него по одну руку  отец,  по  другую  мать.  Ѓабушка  сидела  на  дедушкиных
креслах, а тетушка и двоюродные сестрицы на стульЯх. џ не видел  или,  лучше
сказать, не помнил, что видел отца, а потому, обрадовавшись, прЯмо  бросилсЯ
к нему на шею и начал его обнимать и целовать. "Ђ, так  ты  так  же  и  отца
любишь, как мать, - весело сказал дедушка, - а Я думал,  что  ты  только  по
ней соскучилсЯ. Ќу, ‘офьЯ Ќиколавна, - продолжал он, -  сынок  твой  плакса,
на всех тоску нагнал, и козулька от него немало  поплакала.  џ  уж  на  него
прикрикнул маленько, так он поунЯлсЯ". Њать отвечала, что Я привык к ней  во
времЯ своей продолжительной болезни. ЊилаЯ моЯ сестрица была так смела,  что
Я с удивлением смотрел на нее: когда Я входил в комнату,  она  побежала  мне
навстречу с радостными криками: "Њаменька приехала,  тЯтенька  приехал!",  а
потом с такими же восклицаниЯми перебегала от матери к дедушке,  к  отцу,  к
бабушке и к другим; даже вскарабкалась на колени к дедушке.
     Ћтец с матерью приехали перед обедом  часа  за  два.  Џосле  обеда  все
разошлись, по обыкновению, отдыхать, а мы остались одни. џ рассказывал  отцу
и матери подробно все времЯ нашего пребываниЯ без них.  џ  не  понимал,  что
должен был произвесть мой рассказ над сердцем горЯчей  матери,  не  понимал,
что моему отцу было вдвойне прискорбно его слушать.  ‚прочем,  если  б  Я  и
понимал, Я бы  все  рассказал  настоЯщую  правду,  потому  что  был  приучен
матерью  к  совершенной  искренности.  Ќесколько  раз  мать  перерывала  мой
рассказ;  глаза  ее  блестели,  бледное  ее  лицо  вспыхивало  румЯнцем,   и
прерывающимсЯ от волнениЯ  голосом  начинала  она  говорить  моему  отцу  не
совсем понЯтные мне слова; но отец  всЯкий  раз  останавливал  ее  знаком  и
успокаивал словами: "Џобереги себЯ ради бога, пожалей ‘ережу. —то он  должен
подумать?.."  €  всЯкий  раз  мать  овладевала  собой  и   заставлЯла   менЯ
продолжать рассказ. Љогда Я кончил,  она  выслала  нас  с  сестрой  в  залу,
приказав нЯньке, чтобы мы никуда не ходили и сидели тихо, потому  что  хочет
отдохнуть; но Я скоро догадалсЯ, что мы  высланы  длЯ  того,  чтобы  мать  с
отцом могли поговорить без нас. џ даже слышал сквозь запертую  и  завешенную
дверь сначала выразительный и Явственный шепот, а потом  и  жаркий  разговор
вполголоса, причем иногда вырывались и громкие слова.  ЏонимаЯ  дело  только
вполовину,  Я,  однако,  догадывалсЯ,  что  маменька  гневаетсЯ  за  нас  на
дедушку, бабушку и тетушку и что мой  отец  за  них  заступаетсЯ;  из  всего
этого Я вывел почему-то такое заключение, что мы должны скоро уехать, в  чем
и не ошибсЯ.
     џ в свою очередь расспросил также отца и мать о том,  что  случилось  с
ними в Ћренбурге. €з рассказов их и разговоров с другими Я узнал, к  большой
моей радости, что доктор „еобольт не нашел никакой чахотки  у  моей  матери,
но зато нашел другие важные болезни, от которых и начал было лечить ее;  что
лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она стала  очень  тосковать
о детЯх и доктор принужден был ее отпустить; что он дал ей лекарств  на  всю
зиму, а весною приказал пить кумыс, и что длЯ этого  мы  поедем  в  какую-то
прекрасную деревню, и что мы с отцом и …всеичем будем там удить  рыбку.  ‚се
это менЯ успокоило и обрадовало, особенно потому, что другие говорили, да  Я
и сам видел, что  маменька  стала  здоровее  и  крепче.  ђобость  моЯ  вдруг
прошла, и печальное Ѓагрово как будто повеселело.  Њне  показалось  даже,  а
может быть оно и в самом деле было  так,  что  все  стали  к  нам  ласковее,
внимательнее и больше заботились о нас. Џо ребЯчеству моему Я  подумал,  что
все нас полюбили. ‚прочем, Я и теперь думаю,  что  в  эту  последнюю  неделю
нашего пребываниЯ в Ѓагрове дедушка точно полюбил менЯ, и полюбил  именно  с
той поры, когда сам увидел, что Я горЯчо привЯзан к отцу. Ћн  даже  высказал
мне, что считал  менЯ  баловнем  матери,  матушкиным  сынком,  который  отца
совсем не любит, а родных его  и  подавно,  и  всем  в  Ѓагрове  "брезгует";
очевидно, что это было ему насказано, а моЯ неласковость,  печальный  вид  и
робость, даже страх, внушаемый его присутствием, утвердили старика  в  таких
мыслЯх. ’еперь же, когда он приласкал менЯ, когда прошел мой страх  и  тоска
по матери,  когда  на  сердце  у  менЯ  повеселело  и  Я  сам  стал  к  нему
ласкатьсЯ, - весьма естественно, что он полюбил менЯ.  ‚  несколько  дней  Я
как  будто  переродилсЯ;  стал   жив,   даже   стал   бегать   беспрестанно,
рассказывать ему всЯкую всЯчину и сейчас попотчевал  его  чтением  "„етского
чтениЯ", и все это дедушка принимал благосклонно; угрюмый старик  также  как
будто стал добрым и ласковым стариком. џ живо помню,  как  он  любовалсЯ  на
нашу дружбу с сестрицей, котораЯ, сидЯ  у  него  на  коленЯх  и  слушаЯ  мою
болтовню или чтение, вдруг без всЯкой причины спрыгивала на  пол,  подбегала
ко мне, обнимала и целовала, и потом возвращалась назад и опЯть  вползала  к
дедушке на колени; на вопрос же его: "—то ты,  козулька,  вскочила?"  -  она
отвечала: "‡ахотелось братца поцеловать". Ћдним словом,  у  нас  с  дедушкой
образовалась такаЯ свЯзь и любовь, такие прЯмые  сношениЯ,  что  перед  ними
все отступили и не смели мешатьсЯ в них. „воюродные наши  сестрицы,  которые
прежде были в большой милости, сидели теперь у печки  на  стульЯх,  а  мы  у
дедушки на кровати; видЯ, что он не обращает на  них  никакого  вниманьЯ,  а
занимаетсЯ нами, генеральские дочки (как их называли), соскучась  молчать  и
не принимаЯ участиЯ в наших разговорах,  уходили  потихоньку  из  комнаты  в
девичью, где было им гораздо веселее.
     •отЯ мать мне ничего не говорила, но Я узнал из ее разговоров с  отцом,
иногда  не  совсем  приЯтных,  что  она  имела  недружелюбные  объЯснениЯ  с
бабушкой и тетушкой, или, просто сказать, ссорилась с ними,  и  что  бабушка
отвечала: "Ќет, невестушка, не взыщи; мы к твоим  детЯм  и  приступитьсЯ  не
смели. ѓде нам мешатьсЯ не в свое дело? “ вас порЯдки  городские,  а  у  нас
деревенские". ‚сего же более мать  сердилась  на  нашу  нЯньку  и  очень  ее
бранила. ЌЯнька ЂгафьЯ плакала, и мне было очень ее жаль, а в  то  же  времЯ
она все говорила неправду; клЯлась и божилась, что от нас и  денно  и  нощно
не отходила, и ссылалась на менЯ и на …всеича.  џ  попробовал  даже  сказать
ей: "‡ачем ты, нЯнюшка, говоришь неправду?" Ћна отвечала, что  грех  мне  на
нее нападать, и заплакала навзрыд. џ стал в  тупик;  мне  приходило  даже  в
голову: уж в самом деле не солгал ли Я на нЯньку Ђгафью; но …всеич,  который
в глаза уличал ее, что она все бегала по избам, успокоил мою робкую  ребЯчью
совесть. Џосле этого мать сказала отцу, что  она  ни  за  что  на  свете  не
оставит Ђгафью в нЯньках и что, приехав в “фу, непременно ее отпустит.
     Ќачали поспешно  сбиратьсЯ  в  дорогу.  ‘рок  отпуска  моего  отца  уже
прошел, да и времЯ было осеннее. ‡а день до нашего отъезда приехала  тетушка
ЂксиньЯ ‘тепановна. Њы с  сестрицей  очень  обрадовались  доброй  тетушке  и
очень к ней ласкались. ЊоЯ мать, при дедушке и при  всех,  очень  горЯчо  ее
благодарила за то, что она не оставила своего крестника и его сестры  своими
ласками и  вниманием,  и  уверЯла  ее,  что,  покуда  жива,  не  забудет  ее
родственной любви. Љак Я ни был мал,  но  заметил,  что  бабушка  и  тетушка
’атьЯна ‘тепановна чего-то  очень  перепугались.  Џосле  Я  узнал,  что  они
боЯлись дедушки. џ даже слышал, как мой отец пенЯл моей  матери  и  говорил:
"•орошо, что  батюшка  не  вслушалсЯ,  как  ты  благодарила  сестру  Ђксинью
‘тепановну, и не догадалсЯ, а то могла бы выйти беда. ‚едь уж ты  выговорила
свое неудовольствие и матушке и сестре; зачем  же  их  подводить  под  гнев?
‚едь мы завтра уедем". Њать со вздохом отвечала, что сердце не  вытерпело  и
что она на ту минуту  забылась  и  точно  поступила  неосторожно.  Љогда  же
крестнаЯ мать пришла к нам в  комнату,  то  мать  опЯть  благодарила  ее  со
слезами и целовала ее руки.
     Ќаконец мы совсем уложились  и  собрались  в  дорогу.  „едушка  ласково
простилсЯ с нами, перекрестил  нас  и  даже  сказал:  "†аль,  что  уж  времЯ
позднее, а то бы еще с недельку надо вам  погостить.  Ќевестыньке  с  детьми
было беспокойно жить; ну, да Я  пристрою  ей  особую  горницу".  ‚се  прочие
прощались не один раз; долго целовались, обнимались и плакали. џ  совершенно
поверил, что нас очень полюбили, и мне всех было жаль, особенно дедушку.
     ЋбратнаЯ  дорога  в  “фу,  также  через   Џарашино,   где   мы   только
переночевали, уже совсем была  не  так  весела.  Џогода  стоЯла  мокраЯ  или
холоднаЯ, останавливатьсЯ в  поле  было  невозможно,  а  потому  кормежки  и
ночевки в чувашских, мордовских и татарских деревнЯх очень нам наскучили;  у
татар еще было лучше, потому что у них избы были белые, то есть  с  трубами,
а в курных избах чувашей и мордвы кормежки  были  нестерпимы:  мы  так  рано
выезжали с ночевок, что останавливались кормить лошадей именно в  то  времЯ,
когда еще топились печи; надо было лежать на лавках, чтоб не задохнутьсЯ  от
дыму, несмотрЯ на растворенную дверь. Њать очень боЯлась, чтоб мы с  сестрой
не  простудились,  и  мы  обыкновенно  лежали  в  пологу,  прикрытые  теплым
одеЯлом; у матери от дыму заболели глаза и проболели целый месЯц,  только  в
шестой день приехали мы в “фу.


        ‡€ЊЂ ‚ “”…

     Џосле такой скучной, продолжительной  и  утомительной  дороги  Я  очень
обрадовалсЯ нашему уфимскому просторному дому, большим и  высоким  комнатам,
‘урке, который мне также очень  обрадовалсЯ,  и  свободе  бегать,  играть  и
шуметь где угодно. ‚ доме нас  встретили  неожиданные  гости,  которым  мать
очень обрадовалась: это были ее родные братьЯ, ‘ергей Ќиколаич  и  Ђлександр
Ќиколаич; они служили в военной  службе,  в  каком-то  драгунском  полку,  и
приехали в домовой отпуск на несколько месЯцев. ‘ первого взглЯда Я  полюбил
обоих дЯдей; оба очень  молодые,  красивые,  ласковые  и  веселые,  особенно
Ђлександр Ќиколаич: он шутил и смеЯлсЯ с утра и  до  вечера  и  всех  других
заставлЯл  хохотать.  Ћни  воспитывались   в   Њоскве,   в   “ниверситетском
благородном пансионе, любили читать книжки и умели  наизусть  читать  стихи;
это была длЯ менЯ совершеннаЯ новость: Я до  сих  пор  не  знал,  что  такое
стихи и как их читают. ‚добавок ко всему дЯдЯ ‘ергей  Ќиколаич  очень  любил
рисовать и  хорошо  рисовал;  с  ним  был  Ящичек  с  соковыми  красками*  и
кисточками... одно уж это  привело  менЯ  в  восхищение.  џ  любил  смотреть
картинки, а рисованье их казалось мне чем-то волшебным,  сверхъестественным:
Я смотрел на дЯдю ‘ергеЯ Ќиколаича, как на высшее существо.
     ______________
     * ‘оковые  краски  -  акварельные  краски,  красЯщее  вещество  которых
добыто из соков растений.

     •отЯ печальное и тЯгостное впечатление житьЯ в Ѓагрове  было  ослаблено
последнею  неделею  нашего  там  пребываниЯ,  хотЯ  длиннаЯ   дорога   также
приготовила менЯ к той жизни, котораЯ ждала нас в “фе, но, несмотрЯ  на  то,
Я почувствовал необъЯснимую радость и  потом  спокойную  уверенность,  когда
увидел себЯ перенесенным совсем к другим людЯм, увидел другие лица,  услышал
другие речи и голоса, когда увидел любовь к  себе  от  дЯдей  и  от  близких
друзей моего отца и матери, увидел ласку и привет от  всех  наших  знакомых.
ќто  произвело  на  менЯ  такое  действие,  что  Я  вдруг,   как   говорили,
развернулсЯ, то есть стал смелее прежнего, тверже и  бойчее.  ‚се  говорили,
что Я переменилсЯ, что Я вырос и  поумнел.  „олжно  признатьсЯ,  что,  слыша
такие отзывы, Я стал самолюбивее и самонадеЯннее.
     „Яди мои поместились в отдельной столовой, из  которой  кроме  двери  в
залу был ход через общую или проходную комнату в большую  столЯрную;  прежде
это  была  горница,  в  которой  у  покойного  дедушки   ‡убина   помещалась
канцелЯриЯ, а теперь в ней жил и работал  столЯр  Њихей,  муж  нашей  нЯньки
Ђгафьи, очень сердитый и грубый человек. џ прежде о нем почти  не  знал;  но
мои дЯди любили иногда заходить в столЯрную подразнить ЊихеЯ  и  забавлЯлись
тем, что он сердилсЯ, гонЯлсЯ за ними с деревЯнным  молотком,  бранил  их  и
даже иногда бивал, что доставлЯло им большое  удовольствие  и  чему  они  от
души хохотали. Њне тоже казалось это забавным, и не подозревал Я тогда,  что
сам буду много терпеть от подобной забавы.
     ‡доровье моей матери видимо укреплЯлось,  и  Я  заметил,  к  нам  стало
ездить  гораздо  больше  гостей,  чем  прежде;  впрочем,   это   могло   мне
показатьсЯ: прошлого года Я был еще мал, не совсем поправилсЯ в  здоровье  и
менее обращал вниманиЯ на все, происходившее у нас  в  доме.  ‚сех  знакомых
ездило очень много, но Я их мало знал. Њне хорошо известны и памЯтны  только
те, которые бывали у нас почти ежедневно и которые, как видно, очень  любили
моего отца и мать и нас с сестрицей. ќто были: старушка Њертваго и  двое  ее
сыновей „митрий Ѓорисович и ‘тепан Ѓорисович Њертваго, —ичаговы,  ЉнЯжевичи,
у которых двое сыновей были почти одних лет  со  мною,  ‚оецкаЯ,  которую  Я
особенно любил за  то,  что  ее  звали  так  же,  как  и  мою  мать,  ‘офьей
Ќиколавной, и сестрица ее, девушка ЏекарскаЯ; из военных всех чаще бывали  у
нас генерал Њансуров с женою и  двумЯ  дочерьми,  генерал  граф  ‹анжерон  и
полковник ‹.Ќ.ќнгельгардт; полковой  же  адъютант  ‚олков  и  другой  офицер
•ристофович, которые были дружны с моими дЯдЯми, бывали у нас  каждый  день;
доктор Ђвенариус - также это  был  давнишний  друг  нашего  дома.  ‘  детьми
ЉнЯжевичей и Њансуровых  мы  были  дружны  и  часто  вместе  игрывали.  „ети
ЉнЯжевичей были молодцы, потому что отец и мать воспитывали  их  без  всЯкой
неги; они не знали простуды и ели все, что им  вздумаетсЯ,  а  Я,  напротив,
кроме ежедневных диетных кушаний,  не  смел  ничего  съесть  без  позволениЯ
матери; в сырую же погоду менЯ не выпускали из комнаты. Ќадо вспомнить,  что
Я года полтора был болен при смерти,  и  потому  не  удивительно,  что  менЯ
берегли и нежили; но милаЯ моЯ сестрица даром попала на  такую  же  диету  и
береженье от воздуха. €ногда  гости  приезжали  обедать,  и  боже  мой!  как
хлопотала моЯ мать с поваром Њакеем,  весьма  плохо  разумевшим  свое  дело.
Њиндальное  пирожное  всегда  приготовлЯла  она  сама,  и  смотреть  на  это
приготовленье  было  одним  из  любимых  моих  удовольствий.  џ  внимательно
наблюдал, как она обдавала миндаль кипЯтком, как счищала  с  него  разбухшую
кожицу, как выбирала миндалины только самые чистые и белые,  как  заставлЯла
толочь их, если пирожное приготовлЯлось из миндального теста, или  как  сама
резала их ножницами и, замесив  эти  обрезки  на  Яичных  белках,  сбитых  с
сахаром, делала из них чудные фигурки: то  венки,  то  короны,  то  какие-то
цветочные шапки или звезды; все это сажалось  на  железный  лист,  усыпанный
мукою, и посылалось в кухонную печь,  откуда  приносилось  уже  перед  самым
обедом совершенно готовым и поджарившимсЯ.  Њать,  щегольски  разодетаЯ,  по
данному ей от менЯ знаку, выбегала из гостиной,  надевала  на  себЯ  высокий
белый фартук, снимала бережно ножичком чудное пирожное  с  железного  листа,
каждую фигурку окроплЯла малиновым сиропом, красиво накладывала  на  большое
блюдо и возвращалась к своим гостЯм. ‘идЯ за столом,  Я  всегда  нетерпеливо
ожидал миндального блюда не столько длЯ того, чтоб им полакомитьсЯ,  сколько
длЯ того, чтоб порадоватьсЯ, как гости будут  хвалить  прекрасное  пирожное,
брать по другой фигурке и говорить, что "ни у кого  нет  такого  миндального
блюда, как у ‘офьи Ќиколавны". џ торжествовал и не мог  спокойно  сидеть  на
моих высоких кресельцах и непременно говорил на  ухо  сидевшему  подле  менЯ
гостю, что все это маменька делала сама. џ помню,  что  гости  у  нас  тогда
бывали так веселы, как после никогда уже не бывали во  все  остальное  времЯ
нашего житьЯ в “фе, а  между  тем  Я  и  тогда  знал,  что  мы  всЯкий  день
нуждались в деньгах и что все у нас  в  доме  было  беднее  и  хуже,  чем  у
других. €з военных гостей Я  больше  всех  любил  сначала  ‹ьва  Ќиколаевича
ќнгельгардта: по  своему  росту  и  дородству  он  казалсЯ  богатырем  между
другими и к тому же был хорош собою. Ћн очень любил менЯ, и Я часто  сиживал
у него на коленЯх, с любопытством слушаЯ его громозвучные  военные  рассказы
и с благоговением посматриваЯ на два  креста,  висевшие  у  него  на  груди,
особенно на золотой крестик с округленными концами  и  с  надписью:  "Ћчаков
взЯт 1788 года 6 декабрЯ". џ сказал, что любил его сначала; это потому,  что
впоследствии Я  его  боЯлсЯ;  он  напугал  менЯ,  сказав  однажды:  "•очешь,
‘ережа, в военную службу?" џ отвечал: "Ќе хочу". - "Љак тебе  не  стыдно,  -
продолжал он, - ты дворЯнин и непременно должен служить со шпагой,  а  не  с
пером. •очешь в гренадеры? џ привезу тебе гренадерскую шапку и  тесак..."  џ
перепугалсЯ и убежал от него. ќнгельгардт  вздумал  продолжать  шутку  и  на
другой день, видЯ, что Я не подхожу к нему, сказал  мне:  "Ђ,  трусишка!  ’ы
боишьсЯ военной службы, так вот Я тебЯ насильно возьму..." ‘ этих пор  Я  уж
не подходил к полковнику без особенного приказаниЯ матери, и то со  слезами.
‚ этом страхе утверждал менЯ мальчик-товарищ, часто к нам  ходивший,  кривой
Ђндрюша, сын очень доброй женщины, преданной душевно  нашему  дому.  Ћн  был
старше менЯ, и Я ему верил. Џотом мне казалось, что он нарочно пугал менЯ.
     Џосле чтениЯ лучшим моим удовольствием было смотреть, как  рисует  дЯдЯ
‘ергей Ќиколаич. Ћн не так любил ездить по  гостЯм,  как  другой  мой  дЯдЯ,
меньшой его брат, ко