ока,  потому  что  речка  “ршак  и
довольно многоводнаЯ река “фа в нее еще  не  впадали;  она  понравилась  мне
более, чем под городом: песков было менее, русло сжатее,  а  берега  гораздо
живописнее. Ћтец взЯл с собою ружье и, как нарочно, на дороге  попалась  нам
целаЯ стаЯ куропаток; отец выстрелил и двух убил. ќто был  первый  охотничий
выстрел, произведенный при мне и очень близко от менЯ. Ћн произвел  на  менЯ
сильное впечатление, и не страха, а чувства  какого-то  приЯтного  волнениЯ;
когда же Я увидел застреленную  куропатку,  особенно  же  когда,  увлеченный
примером окружающих, Я бросилсЯ ловить другую, подстреленную,  Я  чувствовал
уже какую-то жадность, какую-то неизвестную мне  радость.  €  куда  девалась
моЯ жалостливость: окровавленные, бьющиесЯ красивые эти птички не  возбудили
во мне никакого состраданиЯ.
     ’олько что мы успели запустить невод, как вдруг прискакала целаЯ  толпа
мещерЯков: они принЯлись громко кричать, доказываЯ, что мы не  можем  ловить
рыбу в Ѓелой потому, что  воды  ее  снЯты  рыбаками;  отец  мой  не  захотел
ссоритьсЯ с близкими соседЯми, приказал  вытащить  невод,  и  мы  ни  с  чем
должны были отправитьсЯ домой. ‚се люди наши были  так  недовольны,  так  не
хотелось им уступить, что даже не вдруг послушались приказаниЯ  моего  отца.
…сли бы не он, вышла бы непременно драка. Њне тоже это было  очень  досадно,
хотЯ Я чувствовал немножко, что мещерЯки правы, и  только  две  застреленные
куропатки, которых Я держал в своих руках, менЯ утешали.
     „авно уже поспела полеваЯ клубника, лакомитьсЯ  которою  позволЯли  нам
вдоволь. Њать сама была большаЯ охотница до этих  Ягод,  но  употреблЯть  их
при кумысе доктора запрещали. ‚место прежних бесцельных прогулок мать  стала
ездить в поле по Ягоды, предпочтительно на  залежи.  ќто  удовольствие  было
длЯ менЯ совершенно неизвестно и  сначала  очень  мне  нравилось,  но  скоро
наскучило;  все  же  окружающие  менЯ,  и  мужчины,  и  женщины,   постоЯнно
занимались этим делом очень горЯчо. Њы ездили за клубникой целым домом,  так
что только повар Њакей оставалсЯ в своей кухне, но  и  его  отпускали  после
обеда, и он всегда возвращалсЯ уже к  вечеру  с  огромным  кузовом  чудесной
клубники. “ всЯкого была своЯ посуда: у кого ведро, у кого лукошко,  у  кого
бурак*, у кого кузов. Њать обыкновенно скоро утомлЯлась  собиранием  Ягод  и
потому садилась на дроги, выезжала на дорогу и каталась по ней час и  более,
а потом заезжала за нами; сначала мать каталась одна или с отцом,  но  через
несколько дней Я стал проситьсЯ, чтобы она брала менЯ с  собою,  и  потом  Я
уже всегда ездил прогуливатьсЯ с нею. “ нас с сестрицей  были  прекрасные  с
крышечками берестовые бурачки,  испещренные  вытисненными  на  них  узорами.
ЊилаЯ моЯ сестрица не умела брать Ягод, то есть не  умела  различать  спелую
клубнику от неспелой. џ слышал, как ее нЯнька Џараша, всегда очень  ласковаЯ
и добраЯ женщина, вытрЯхиваЯ бурачок, говорила: "Ќу, барышнЯ, опЯть  набрала
зеленухи!" - и потом наполнЯла ее бурачок Ягодами из своего кузова;  у  менЯ
же оказалась претензиЯ, что Я умею брать Ягоды  и  что  моЯ  клубника  лучше
…всеичевой: это, конечно, было несправедливо. ‚следствие той же претензии  Я
всегда заЯвлЯл, что сестрица не  сама  брала  и  что  Я  видел,  как  Џараша
насыпала ее бурачок своей клубникой. Џо возвращении домой  начиналась  новаЯ
вознЯ с Ягодами: в тени от нашего домика  рассыпали  их  на  широкий  чистый
липовый лубок, самые крупные отбирали на варенье, потом длЯ  кушаньЯ,  потом
длЯ  сушки;  из  остальных  делали  русскими  татарские  пастилы;   русскими
назывались  пастилы  толстые,  сахарные  или  медовые,  процеженные   сквозь
рединку, а татарскими - тонкие,  как  кожа,  со  всеми  Ягодными  семечками,
довольно кислые на вкус. ќти приготовлениЯ занимали менЯ сначала едва ли  не
более собираниЯ Ягод; но наконец и они мне наскучили. Ѓолее  всего  любил  Я
смотреть, как мать варила варенье в медных блестЯщих, тазах на  тагане,  под
которым разводилсЯ огонь, - может быть, потому,  что  снимаемые  с  кипЯщего
таза сахарные пенки большею частью отдавались нам  с  сестрицей;  мы  с  ней
обыкновенно сидели на земле,  поджав  под  себЯ  ноги,  нетерпеливо  ожидаЯ,
когда  масса  Ягод  и  сахара  начнет  пузыритьсЯ  и  покрыватьсЯ  беловатою
пеленою.
     ______________
     * Ѓурак - ведерко из бересты с деревЯнным дном и крышкой.

     Ћтец езжал иногда в поле  с  сетками  и  дудками  ловить  перепелов.  џ
просилсЯ несколько раз, но мать не позволЯла. џ уже  перестал  проситьсЯ,  и
вдруг совершенно неожиданно мать отпустила менЯ один раз с отцом  и  ”едором
посмотреть на эту охоту. Ћна мне очень  понравилась:  когда  на  тихий  писк
дудочки прибегали перепела, подходили под разостланную на траве сеть,  когда
мы все трое вскакивали, а испуганнаЯ и взлетевшаЯ перепелочка  попадалась  в
сетку, - Я  чувствовал  сильное  волнение.  Ќо  мне  захотелось  действовать
самому, то есть самому манить перепелов. Ѓить  в  дудки  заранее  учил  менЯ
”едор, считавшийсЯ в этом деле великим мастером, и Я тотчас подумал,  что  Я
сам такой же мастер. џ пристал к отцу и ”едору с неотступными  просьбами,  и
желание мое исполнили, но опыт доказал, что Я вовсе не умею манить:  на  мои
звуки не только перепела не шли под сеть, но даже не  откликались.  џ  очень
огорчилсЯ и уже в другой раз не просилсЯ на эту охоту.
     ‚ремЯ  длЯ  питьЯ  кумыса  как  лекарства  проходило;  травы   достигли
зрелости, а некоторые даже начинали  сохнуть;  кобылье  молоко  терЯло  свое
целебное свойство, и мы в исходе июлЯ переехали в “фу. Љумыс  и  деревенскаЯ
жизнь сделали моей матери большую пользу. ‘ грустью оставлЯл Я  ‘ергеевку  и
прощалсЯ с ее чудесным озером, мостками, с которых удил, к которым привык  и
которых вид до  сих  пор  живет  в  моей  благодарной  памЯти;  простилсЯ  с
великолепными дубами, под тенью которых иногда  сиживал  и  которыми  всегда
любовалсЯ. ЏростилсЯ - очень надолго.


        ‚Ћ‡‚ђЂ™…Ќ€… ‚ “”“ Љ ѓЋђЋ„‘ЉЋ‰ †€‡Ќ€

     „вухмесЯчное  пребывание  в  деревне   или,   правильнее   сказать,   в
недостроенном домишке на берегу озера, чистый  воздух,  свобода,  уженье,  к
которому Я пристрастилсЯ, как только может  пристраститьсЯ  ребенок,  -  все
это так разнилось с нашей  городской  жизнью,  что  “фа  мне  опостылела.  џ
загорел, как арап, и одичал, по общему выражению всех  наших  знакомых.  ‘ад
наш сделалсЯ мне противен, и Я не заглЯдывал в него даже тогда, когда  милаЯ
моЯ сестрица  весело  гулЯла  в  нем;  напрасно  звала  она  менЯ  побегать,
поиграть или полюбоватьсЯ цветами,  которыми  по-прежнему  были  полны  наши
цветники. џ даже сердилсЯ на  маленькую  свою  подругу,  доказываЯ  ей,  что
после сергеевских дубов, озера и полей  гадко  смотреть  на  наш  садишко  с
тощими  ЯблонЯми.  €ногда  Я  выходил  только  длЯ  того,  чтоб   погладить,
приласкать ‘урку и поиграть с ним; житье в ‘ергеевке так сблизило  нас,  что
один вид ‘урки, напоминаЯ мне мою блаженную  деревенскую  жизнь,  производил
на менЯ приЯтное впечатление. Њежду  тем  загар  мой  не  проходил,  и  мать
принЯлась менЯ чем-то лечить от него;  это  было  мне  очень  досадно,  и  Я
повиновалсЯ очень неохотно. џ  не  мог  обратитьсЯ  вдруг  к  прежним  своим
занЯтиЯм и игрушкам, Я считал уже себЯ устаревшим длЯ них. —истописание  мне
наскучило, потому что успехи мои без учителЯ были  слишком  малы;  к  чтению
также менЯ не тЯнуло, потому что все было давно перечитано  не  один  раз  и
многое выучено наизусть.  Ќо,  поскучав  с  недельку,  Я  принЯлсЯ,  однако,
писать по приказанию, а  читать  старое  -  уже  по  охоте.  ‘.€.Ђничков  не
переставал осведомлЯтьсЯ о моих занЯтиЯх. Ћн опЯть потребовал менЯ  к  себе,
опЯть сделал мне экзамен, осталсЯ отменно доволен и подарил мне  такую  кучу
книг, которую …всеич едва мог донести; это была уж маленькаЯ  библиотека.  ‚
числе книг  находились:  "„ревнЯЯ  ‚ивлиофика"*,  "ђоссиада"  •ераскова**  и
полное собрание в  двенадцати  томах  сочинений  ‘умарокова***.  ‡аглЯнув  в
"‚ивлиофику", Я оставил ее в покое,  а  "ђоссиаду"  и  сочинениЯ  ‘умарокова
читал с жадностью и с восторженным увлечением.  ‡араженный  примером  одного
из моих  дЯдей,  который  любил  декламировать  стихи,  то  есть  читать  их
нараспев, Я принЯлсЯ подражать ему.
     ______________
     *  "„ревнЯЯ  ‚ивлиофика"  -  сборник  исторических  и   этнографических
материалов, издававшихсЯ Ќ.€.Ќовиковым в 1773-1775 годах.  Џолное  название:
"„ревнЯЯ ђоссийскаЯ ‚ивлиофика, или ‘обрание разных древних  сочинений,  Яко
то: ђоссийские посольства в другие  государства,  редкие  грамоты,  описание
свадебных    обрЯдов    и    других    исторических     и     географических
достопримечательностей, и многие сочинениЯ древних российских  стихотворцев,
издаваемаЯ помесЯчно Ќиколаем Ќовиковым".
     **  "ђоссиада"  -  эпическаЯ  поэма  Њ.Њ.•ераскова  (1733-1807).  Џоэма
издана в Њоскве в 1779 году.
     *** ‘умароков Ђлександр Џетрович - поэт XVIII века.

     Њатери и отцу моему, видно, нравилось  такое  чтение,  потому  что  они
заставлЯли менЯ декламировать при гостЯх, которых собиралось у  нас  в  доме
уже гораздо менее, чем в прошедшую зиму: дЯди мои были в полку, а  некоторые
из  самых  коротких  знакомых  куда-то  разъехались.  Њать   была   здоровее
прежнего, менее развлечена обществом, более имела  досуга,  и  потому  более
времени Я проводил вместе с ней. ‘амое  любимое  мое  дело  было  читать  ей
вслух "ђоссиаду" и получать от нее разные объЯснениЯ на не  понимаемые  мною
слова и целые выражениЯ. џ обыкновенно читал с  таким  горЯчим  сочувствием,
воображение  мое  так  живо  воспроизводило  лица   любимых   моих   героев:
Њстиславского, кнЯзЯ Љурбского и Џалецкого, что Я как будто видел и знал  их
давно; Я дорисовывал их образы, дополнЯл их жизнь и  с  увлечением  описывал
их наружность; Я подробно рассказывал, что  они  делали  перед  сражением  и
после сражениЯ, как советовалсЯ с ними царь, как благодарил  их  за  храбрые
подвиги, и прочаЯ и прочаЯ. Њать смеЯлась, а  отец  удивлЯлсЯ,  и  один  раз
сказал: "Ћткуда это все у тебЯ беретсЯ? ’ы не сделайсЯ  лгунишкой".  Ђ  мать
отвечала: "Ќе беспокойсЯ, это пройдет". Ќо в то же времЯ мать запрещала  мне
рассказывать   гостЯм   про   домашнюю   жизнь   Џалецкого,   Љурбского    и
Њстиславского. Љаким совершенством казалось мне изображение  последнего,  то
есть кнЯзЯ Њстиславского!

                 ‘ей муж в сражениЯх не дерзок был, не злобен;
                 Ќо твердому кремню ЯвлЯлсЯ он подобен,
                 Љоторый сильный огнь в то времЯ издает,
                 Љогда поверхность кто его железом бьет.

     ѓидромир и Ђсталон были личные  враги  мои,  и  Я  скорбел  душою,  что
ѓидромир не был убит в единоборстве с Џалецким. џ  восхищалсЯ  и  казанскими
рыцарЯми, которые

                 ‚ уста вложив кинжал и в руки взЯв мечи,
                 Љоторые у них сверкали как лучи...
                 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

                 € войска нашего ударили в ограду,
                 Љак стадо лебедей скрываетсЯ от граду,
                 ’ак войски по холмам от их мечей текли;
                 ‡лодеи скоро бы вломитьсЯ в стан могли,
                 Љогда б не прекратил сию кроваву сечу
                 ЉнЯзь Љурбский с Џалецким, врагам текущи встречу.

     Џоследние два стиха произносил Я с гордостью и наслаждением.  џ  должен
признатьсЯ, что последний стих Я и теперь произношу с удовольствием и  слышу
в нем что-то крепкое и стремительное. џ  не  преминул  похвастатьсЯ  чтением
наизусть стихов из "ђоссиады"  пред  моим  покровителем  ‘.€.Ђничковым:  он,
выслушав менЯ, похвалил и обещал подарить ‹омоносова.
     ‚се  было  тихо  и  спокойно  в  городе  и  в  нашем  доме,  как  вдруг
последовало  событие,  которое  не  само  по   себе,   а   по   впечатлению,
произведенному им на всех без исключениЯ, заставило и менЯ  принЯть  участие
в общем волнении. ‚ один прекрасный осенний день, это было  воскресенье  или
какой-нибудь праздник,  мы  возвращались  от  обедни  из  приходской  церкви
“спениЯ божией матери, и лишь только успели взойти на высокое наше  крыльцо,
как вдруг в народе, возвращающемсЯ от обедни, послышалось какое-то  движение
и говор. Џо улице во весь дух  проскакал  губернаторский  ординарец-казак  и
остановилсЯ  у  церкви;  всем  встречающимсЯ  по  дороге  верховой   кричал:
"‘тупайте назад в  церковь,  присЯгать  новому  императору!"  Ќарод,  шедший
врассыпную, приостановилсЯ, собралсЯ в кучки, пошел  назад  и,  беспрестанно
усиливаЯсь встречными людьми, уже густою  толпою  воротилсЯ  в  церковь.  Ќе
успели мы получить известиЯ от кого-то  из  бегущих  мимо,  что  "государынЯ
скончалась", как раздалсЯ в соборе колокольный звон и, подхваченный  другими
десЯтью приходами,  разлилсЯ  по  всему  городу.  Ћтец  и  мать  были  очень
поражены.  Ћтец  даже  заплакал,  а  мать"  тоже  со  слезами   на   глазах,
перекрестилась и сказала: "–арство ей небесное". џ был глубоко поражен,  сам
не знаЯ отчего. ‚есь дом сбежалсЯ к нам  на  крыльцо,  на  лицах  всех  было
написано смущение  и  горесть;  идущий  по  улице  народ  плакал.  Џрибежал,
запыхавшись, какой-то приказный из ‚ерхнего земского  суда  и  сказал  отцу,
чтоб он ехал присЯгать в собор. Ћтец поспешно оделсЯ и уехал. Њы  с  матерью
и сестрицей, котораЯ была также чем-то  изумлена,  вошли  в  спальную.  Њать
помолилась богу, села на кресла и грустно задумалась. Њы с сестрицей  сидели
против нее на стуле и  молча,  пристально  на  нее  смотрели.  Ќаконец  мать
обратила на нас внимание и стала говорить с нами, то  есть,  собственно,  со
мною, потому что сестра была еще мала и не  могла  понимать  ее  слов,  даже
скоро ушла в детскую к своей нЯне. ЏрименЯЯсь к  моему  ребЯчьему  возрасту,
мать объЯснила  мне,  что  государынЯ  …катерина  Ђлексеевна  была  умнаЯ  и
добраЯ, царствовала долго, старалась, чтоб всем было хорошо жить,  чтоб  все
учились, что она умела выбирать хороших людей, храбрых генералов,  и  что  в
ее царствование соседи нас не обижали, и что наши солдаты при ней  побеждали
всех и прославились. Ћтчасти Я уже имел понЯтие обо всем этом, а  тут  понЯл
еще больше, и мне стало очень жаль  умершую  государыню.  "Ђ  кто  же  будет
теперь у нас государыней?" - спросил Я. "’еперь будет у  нас  государь,  сын
ее Џавел Џетрович". - "Ђ будет ли он  такой  же  умный  и  добрый?"  -  "Љак
угодно богу, и мы будем молитьсЯ о том", - отвечала мать.  џ  возразил,  что
"бог, вероЯтно, захочет, чтоб Џавел  Џетрович  был  умный  и  добрый".  Њать
ничего не отвечала  и  велела  мне  идти  в  детскую  читать  или  играть  с
сестрицей,  но  Я  попросил  ее,  чтоб  она  растолковала  мне,  что  значит
присЯгать. Ћна объЯснила, и Я решительно объЯвил, что сам  хочу  присЯгнуть.
"„етей не приводЯт к  присЯге,  -  сказала  мать,  -  ступай  к  сестре".  џ
обиделсЯ. ‘коро приехал отец и вслед за ним несколько знакомых. ‚се  были  в
негодовании на ‚.**, нашего, кажетсЯ, военного  губернатора  или  корпусного
командира - хорошенько не знаю, который  публично  показывал  свою  радость,
что скончалась государынЯ, целый день велел звонить  в  колокола  и  вечером
пригласил всех к себе на бал и ужин. џ сейчас подумал, что  губернатор  ‚.**
должен быть недобрый человек; тут  же  Я  услышал,  что  он  имел  особенную
причину радоватьсЯ: новый государь его очень любил, и он  надеЯлсЯ  при  нем
сделатьсЯ большим человеком. џ прогневалсЯ на  ‚.**  еше  больше:  зачем  он
радуетсЯ, когда все огорчены. ‘начала Я слышал, как говорила моЯ  мать,  что
не надо ехать на бал к губернатору, и как соглашались с нею другие, а  потом
вдруг все решили, что нельзЯ не ехать. Њать  не  спорила,  но  сказала,  что
останетсЯ дома. Џоехал и мой отец, но сейчас воротилсЯ  и  сказал,  что  бал
похож на похороны и что весел только ‚.**,  двое  его  адъютантов  и  старый
депутат, мой книжный  благодетель,  ‘.€.Ђничков,  который  не  мог  простить
покойной  государыне,  зачем  она  распустила   депутатов,   собранных   длЯ
совещаниЯ о законах,  и  говорил,  что  "пора  мужской  руке  взЯть  скипетр
власти..."
     € этот день принес мне новые, неизвестные  прежде  понЯтиЯ  и  заставил
менЯ перечувствовать неиспытанные мною чувства. Љогда  Я  лег  спать  в  мою
кроватку, когда задернули занавески моего полога, когда все затихло  вокруг,
воображение представило  мне  поразительную  картину:  мертвую  императрицу,
огромного  роста,  лежащую  под  черным  балдахином,  в  черной  церкви   (Я
наслушалсЯ толков об этом), и подле  нее,  на  коленЯх,  нового  императора,
тоже какого-то великана, который плакал, а за ним громко рыдал  весь  народ,
собравшийсЯ такою толпою, что край ее мог достать  от  “фы  до  ‡убовки,  то
есть за десЯть верст. Ќа другой день Я  уже  рассказывал  свои  грезы  наЯву
Џараше и сестрице, как будто Я все сам видел или читал об этом описание.
     ’олки о кончине императрицы долго не уменьшались, а  первое  времЯ  час
от часу даже увеличивались. ’олковали  в  спальной  у  матери,  толковали  в
гостиной, толковали  даже  в  нашей  детской,  куда  заглЯдывали  иногда  из
девичьей то Ђннушка, …фремова жена, то горбатаЯ кнЯжна калмычка. ‚  спальной
и гостиной говорили о переменах в правительстве, которых необходимо  ожидать
должно: о том,  что  император  удалит  всех  прежних  любимцев  государыни,
которых он терпеть не может, потому что они с ним дурно поступали.  џ  часто
слышал  выражение,  тогда  совершенно   не   понимаемое   мною:   "’еперь-то
ѓатчинские* пойдут в гору". ‚ нашей детской говорили, или, лучше сказать,  в
нашу детскую доходили слухи о том, о чем толковали в девичьей  и  лакейской,
а толковали там всего более о скоропостижной кончине  государыни,  прибавлЯЯ
страшные  рассказы,  которые  менЯ  необыкновенно  смутили;  Я  побежал   за
объЯснениЯми к отцу и матери, и только твердые и горЯчие  уверениЯ  их,  что
все эти слухи совершенный вздор и нелепость, могли менЯ успокоить.  ’огда  Я
побежал  в  детскую  и  старалсЯ  из  всех  сил  убедить  Џарашу  и  других,
заходивших в нашу комнату, в  нелепости  их  рассказов,  но  -  без  всЯкого
успеха! Њне отвечали, что Я "еще маленький и ничего не смыслю".  џ  обижалсЯ
и очень сердилсЯ. Џосле Я узнал, что Џараше  и  другим  с  этих  пор  строго
запретили сообщать мне нелепые толки, ходившие в народе.
     ______________
     * ѓатчинские  -  здесь:  сторонники  Џавла  I,  который  жил  во  времЯ
царствованиЯ …катерины II в опале в ѓатчине.

     ‚сЯкий день ожидали новых событий,  но  по  отдаленности  “фы  медленно
доходили туда известиЯ из столиц. ѓубернатор  ‚.**  скоро  уехал,  вызванный
будто бы секретно императором, как говорили потихоньку.
     ‘коро наступила жестокаЯ зима, и мы окончательно  заключились  в  своих
детских комнатках, из которых занимали только  одну.  —тение  книг,  писанье
прописей и занЯтиЯ арифметикой, которую Я  понимал  как-то  тупо  и  которой
училсЯ неохотно, - все это увеличилось само собою,  потому  что  прибавилось
времени: гостей стало приезжать менее, а гулЯть стало  невозможно.  „оходило
дело даже до "„ревней ‚ивлиофики".
     ђаз как-то вслушалсЯ Я между слов, что дедушка нездоров;  но,  кажетсЯ,
никто об его болезни не беспокоилсЯ, и Я почти забыл о ней. ‚друг, когда  мы
все сидели за обедом, подали отцу письмо, присланное с нарочным из  Ѓагрова.
Ћтец распечатал его, начал читать, заплакал и передал матери. Ћна  прочла  и
хотЯ не заплакала, но встревожилась.  Њы  кончили  обед  очень  скоро,  и  Я
заметил, что отец с матерью ничего не ели. Џосле обеда они ушли  в  спальню,
нас выслали и о чем-то долго говорили; когда же нам позволили  прийти,  отец
уже куда-то сбиралсЯ ехать, а мать,  очень  огорченнаЯ,  сказала  мне:  "Ќу,
‘ережа, мы все поедем в Ѓагрово: дедушка умирает".  ‘  горестным  изумлением
выслушал Я такие слова. џ уже знал, что все люди умирают, и смерть,  которую
Я понимал по-своему, казалась мне таким страшилищем  и  злым  духом,  что  Я
боЯлсЯ о ней и подумать. Њне  было  жаль  дедушки,  но  совсем  не  хотелось
видеть его смерть или быть  в  другой  комнате,  когда  он,  умираЯ,  станет
плакать  и  кричать.  ‘мущала  менЯ  также  мысль,  что  маменька  от  этого
захворает. "„а как же мы поедем зимой, - думал Я,  -  ведь  мы  с  сестрицей
маленькие, ведь мы замерзнем?" ‚се такие мысли крепко осадили мою голову,  и
Я, встревоженный и огорченный  до  глубины  души,  сидел  молча,  предаваЯсь
печальным картинам моего горЯчего воображениЯ, которое разыгрывалось у  менЯ
час от часу более. Љроме страха, что дедушка при мне умрет, Ѓагрово само  по
себе не привлекало менЯ. џ не забыл нашего печального в нем житьЯ  без  отца
и матери, и мне не хотелось туда ехать, особенно зимой. Џриехал отец,  вошел
в спальню торопливо и сказал как  будто  весело,  что  менЯ  очень  удивило:
"‘лава богу, все нашел! ‚озок дает нам ‘.€.Ђничков, а кибитку  -  Њисайловы.
Ќу, матушка, теперь собирайсЯ поскорее. Њне завтра же  дадут  отпуск,  и  мы
завтра же поедем на переменных". Њать, очень огорченнаЯ, печально  отвечала:
"“ менЯ все будет готово, лишь бы твой отпуск не задержал". ‚ тот  же  вечер
начались у нас сборы, укладыванье и приготовленье  кушаньЯ  на  дорогу.  Њне
позволили взЯть с  собою  только  несколько  книжек.  џ  высказал  все  свои
сомнениЯ и страхи матери; иных она не могла уничтожить,  над  опасением  же,
что "мы замерзнем", рассмеЯлась и сказала, что нам будет жарко в возке.
     Ќа другой день к обеду действительно все сборы были  кончены,  возок  и
кибитка уложены, дожидались только  отцова  отпуска.  …го  принесли  часу  в
третьем. Њы должны были проехать  несколько  станций  по  большой  Љазанской
дороге, а потому нам привели почтовых лошадей, и вечером мы выехали.


        ‡€ЊЌџџ „ЋђЋѓЂ ‚ ЃЂѓђЋ‚Ћ

     ќта дорога, продолжавшаЯсЯ почти двое  суток,  оставила  во  мне  самое
тЯгостное и неприЯтное воспоминание. Љак только мы вышли садитьсЯ, Я  пришел
в ужас от низенького кожаного возка с маленькою  дверью,  в  которую  трудно
было пролезть, - а в возке следовало поместитьсЯ мне с сестрицей,  Џараше  и
Ђннушке. џ просилсЯ в кибитку к матери, но мороз был страшный и  мне  строго
приказали лезть в возок. џ повиновалсЯ с раздражением  и  слезами.  Њать  не
могла зимой ездить в закрытом экипаже: ей делалось тошно  и  дурно;  даже  в
кибитке она сидела каким-то особенным образом, всЯ наружи,  так  что  воздух
обхватывал ее со всех сторон. ‘коро в возке сделалось тепло и  надобно  было
развЯзать платок, которым Я, сверх шубы и шапочки,  был  окутан.  Њы  быстро
скакали по гладкой дороге, и Я почувствовал, неизвестное  мне  до  сих  пор,
удовольствие скорой езды. ‚ обеих  дверЯх  возка  находилось  по  маленькому
четвероугольному окошечку со стеклом, заделанным наглухо. џ кое-как  подполз
к окошку и с удовольствием смотрел в  него;  ночь  была  месЯчнаЯ,  светлаЯ;
толстые вехи, а  иногда  деревьЯ  быстро  мелькали,  но  увы!  скоро  и  это
удовольствие исчезло: стекла затуманились, разрисовались  снежными  узорами,
и наконец покрылись густым слоем непроницаемого инеЯ.  ЌевеселаЯ  будущность
представлЯлась мне впереди: печальный багровский дом,  весь  в  сугробах,  и
умирающий дедушка. ‘естрица моЯ давно уже спала, а наконец  и  менЯ  посетил
благодетельный сон. Џроснувшись на другой день поутру, Я  подумал,  что  еще
рано; в возке у нас был  рассвет  или  сумерки,  потому  что  стеклышки  еще
больше запушило. ‚се уже, как видно, давно проснулись, и милаЯ моЯ  сестрица
что-то кушала; она приползла ко мне и принЯлась менЯ обнимать и целовать.  ‚
возке действительно было жарко. ‘коро поразил мой слух  пронзительный  скрип
полозьев, и Я почувствовал, что мы едва  ползем.  ’ут  мне  объЯснили,  что,
проехав две с половиной станции,  мы  своротили  с  большой  дороги  и  едем
теперь уже не на тройке почтовых лошадей в рЯд, а тащимсЯ гусем по  проселку
на обывательских подводах. ќто все менЯ очень огорчило, и милаЯ сестрица  не
могла развеселить менЯ. Ћна знала, до чего Я был  охотник,  и  сейчас  стала
просить, чтоб Я почитал ей книжку, котораЯ лежала в боковой сумке; но  Я  не
стал даже и читать, так мне было грустно. Ќаконец доплелись мы  до  какой-то
татарской деревушки, где надобно было переменить лошадей,  длЯ  заготовлениЯ
которых ехал впереди кучер ‘тепан. Њы вышли в избу, заранее  приготовленную,
чтоб напитьсЯ чаю  и  позавтракать.  “  матери  было  совершенно  больное  и
расстроенное  лицо;  она  всю  ночь  не  спала  и  чувствовала   тошноту   и
головокруженье:  это  встревожило  и  огорчило  менЯ  еще  больше.  ‚  белой
татарской избе, на широких нарах, лежала груда довольно сальных  перин  чуть
не до потолка,  прикрытых  с  одной  стороны  ковром;  остальнаЯ  часть  нар
покрыта была белою кошмою*. Њать, разостлав на ней  свой  дорожный  салоп  и
положа свои же подушки, легла отдохнуть и скоро заснула, приказав, чтобы  мы
и чай пили без нее. Ћна проспала целый  час,  а  мы  с  отцом  и  сестрицей,
говорЯ шепотом и наблюдаЯ во всем тишину, напились  чаю,  даже  позавтракали
разогретым в печке жарким. ‘он подкрепил мать, и мы пустились  в  дальнейший
путь. ‚ечером опЯть повторилось то  же  событие,  то  есть  мы  остановились
переменЯть лошадей, вышли, только уж не  в  чистую  татарскую,  а  в  гадкую
мордовскую избу. ЉажетсЯ, отвратительнее этой избы Я не встречал во всю  мою
жизнь: нечистота, вонь от  разного  скота,  а  вдобавок  ко  всему  узенькие
лавки, на которых нельзЯ  было  прилечь  матери,  совершенно  измученной  от
зимней дороги; но отец приставил кое-как  скамейку  и  устроил  ей  местечко
полежать; она ничего не могла есть, только напилась чаю. Њы сидели с  ногами
на лавке (хотЯ были тепло обуты), потому что с полу ужасно несло.  ѓоворили,
что мороз стал гораздо сильнее; когда отворЯли дверь, то  врывающийсЯ  холод
клубилсЯ каким-то белым паром и в одну минуту обхватывал всю  избу.  ’ут  мы
еще поели разогретого супу и пирожков и пустились в дальнейший  путь.  ‚озок
наш так настыл от непритворенной по неосторожности двери, что  мы  не  скоро
его согрели своим присутствием и дыханием.
     ______________
     * Љошма - войлок из овечьей или верблюжьей шерсти.

     џ не могу описать тревоги и волнениЯ,  которое  Я  испытывал  тогда.  “
менЯ было и предчувствие и  убеждение,  что  с  нами  случитсЯ  какое-нибудь
несчастье, что мы или замерзнем,  как  воробьи  и  галки,  которые  на  лету
падали мертвыми, по рассказам Џараши, или захвораем. Ќо  все  мои  страхи  и
опасениЯ относились гораздо более к матери, чем к нам с сестрицей. “  нас  в
возке опЯть стало тепло, а мать все сидела даже и не внутри повозки,  а  всЯ
открытаЯ. Џредчувствие беды не давало мне спать. ‚друг  мы  остановились,  и
через несколько минут эта остановка привела менЯ в беспокойство: Я  разбудил
Џарашу,  просил  и  молил  ее  постучать  в  дверь,  позвать  кого-нибудь  и
спросить, что значит эта остановка; но Џараша, обыкновенно всегда  добраЯ  и
ласковаЯ,  недовольнаЯ  тем,  что  Я  ее  разбудил,  с  некоторою  грубостью
отвечала мне: "Ќикого не достучишьсЯ теперь. €звестно  зачем  остановились".
…сли б она знала, какое мучение испытывал Я от неизвестности,  то,  конечно,
сжалилась бы надо мной. Ѓлагодарение богу,  возок  скоро  двинулсЯ.  Џоутру,
когда мы опЯть остановились пить чай,  Я  узнал,  что  мои  страхи  были  не
совсем  неосновательны:  у  нас  точно  замерз   было   чувашенин,   ехавший
форейтором в нашем возке. Ѓудучи плохо одет,  он  так  озЯб,  что  упал  без
чувств с лошади; его оттерли и довезли благополучно  до  ближайшей  деревни.
’огда же поселились во мне, до сих пор сохранЯемые мною, ужас  и  отвращение
к зимней езде на переменных обывательских лошадЯх  по  проселочным  дорогам:
мочальнаЯ сбруЯ,  непривычные  малосильные  лошаденки,  которых  никогда  не
кормЯт овсом, и, наконец, возчики, не довольно тепло одетые длЯ  переезда  и
десЯти верст в жестокую стужу... все это поистине ужасно. „орога  наша  была
совсем не та, по которой мы ездили в первый раз в Ѓагрово,  о  чем  Я  узнал
после. ’ой летней степной дороги  не  было  теперь  и  следочка.  ‡имой,  по
дальности расстоЯний, и не прокладывали прЯмых путей, а  кое-какие  тропинки
шли от деревни до деревни.
     Џоутру, когда Я выполз из тюрьмы на свет божий, Я  несколько  ободрилсЯ
и успокоилсЯ; к тому же и мать почувствовала  себЯ  покрепче,  попривыкла  к
дороге; и мороз стал полегче. ‘коро прошел короткий зимний  день,  и  ночнаЯ
темнота, ранее обыкновенного наступавшаЯ в возке,  опЯть  нагнала  страхи  и
печальные предчувствиЯ на мою робкую душу, и, к сожалению, опЯть недаром.  џ
говорю, к сожалению, потому что именно с этих пор у менЯ укоренилась вера  в
предчувствиЯ,  и  Я  во  всю  мою  жизнь  страдал  от  них  более,  чем   от
действительных несчастий, хотЯ в то же времЯ предчувствиЯ мои почти  никогда
не сбывались. ЏодъезжаЯ к Ѓагрову уже вечером, возок наш наехал на  пенек  и
опрокинулсЯ. џ, сонный, ударилсЯ бровью об круглую медную шлЯпку гвоздЯ,  на
котором висела сумка, и, сверх того, едва не  задохсЯ,  потому  что  Џараша,
сестрица и множество подушек упали мне на лицо, и особенно  потому,  что  не
скоро поднЯли опрокинутый возок. Љогда мы освободились, то сгорЯча Я  ничего
не почувствовал, кроме  радости,  что  не  задохсЯ,  даже  не  заметил,  что
ушибсЯ; но, к досаде моей, Џараша,  Ђннушка  и  даже  сестрица,  котораЯ  не
понимала, что Я мог задохнутьсЯ и умереть, -  смеЯлись  и  моему  страху,  и
моей радости. ‘лава богу, мать не знала, что мы опрокинулись.


        ЃЂѓђЋ‚Ћ ‡€ЊЋ‰

     Ќаконец послышалсЯ лай собак, замелькали бледные  дрожащие  огоньки  из
крестьЯнских изб; слабый свет их пробивалсЯ в наши окошечки, менее  прежнего
запушенные снегом, - и мы догадались, что приехали в Ѓагрово,  ибо  не  было
другой деревни на последнем двенадцативерстном переезде. Њы  остановились  у
первого крестьЯнского двора, и после Я узнал, что отец посылал спрашивать  о
дедушке; отвечали, что он  еще  жив.  Њы  ехали  с  колокольчиками  и  очень
медленно; нас ожидали, догадались, что это мы едем, и  потому,  несмотрЯ  на
ночное времЯ и стужу, бабушка и тетушка ’атьЯна ‘тепановна встретили нас  на
крыльце: обе плакали навзрыд и даже завывали потихоньку. Њы без  шума  вошли
в дом. ’етушка взЯлась хлопотать обо мне  с  сестрицей,  а  отец  с  матерью
пошли к  дедушке,  который  был  при  смерти,  но  в  совершенной  памЯти  и
нетерпеливо  желал  увидеть  сына,  невестку  и  внучат.  Ќам  опЯть  отдали
гостиную, потому что особаЯ горница, которую обещал нам дедушка,  хотЯ  была
срублена и покрыта, но еще не отделана. „ом был весь занЯт, - съехались  все
тетушки с своими мужьЯми; в  комнате  ’атьЯны  ‘тепановны  жила  …рлыкина  с
двумЯ дочерьми; €ван Џетрович Љаратаев и …рлыкин спали где-то  в  столЯрной,
а остальные три тетушки помещались  в  комнате  бабушки,  рЯдом  с  горницей
больного дедушки. ‚ зале была стужа, да и в  гостиной  холодно.  …два  нашли
кровать длЯ матери; нам с сестрицей постлали на канапе, а  отцу  приготовили
перину на полу. Џодали самовар и стали нас поить чаем; тут пришла мать;  она
всЯ была мокраЯ от духоты в дедушкиной горнице, в которой было жарко, как  в
бане.  ‚  гостиной  ей  показалось  холодно,  и  она  сейчас  принЯлась   ее
ухичивать*; заперли двери в залу, завесили ковром, устлали пол кошмами  -  и
гостинаЯ, в которой были две печки, скоро нагрелась и во  все  времЯ  нашего
пребываниЯ была очень тепла.
     ______________
     * “хичивать - уконопачивать, утеплЯть; сделать годным длЯ жильЯ.

     ‚ голове моей  происходила  совершеннаЯ  путаница  разных  впечатлений,
воспоминаний, страха и предчувствий; а  сверх  того,  действительно  у  менЯ
начинала  сильно  болеть  голова  от  ушиба.  Њать  скоро  заметила,  что  Я
нездоров, что у менЯ запухает глаз, и  мы  должны  были  рассказать  ей  все
происшествие. Њне сделали какую-то примочку и глаз завЯзали.  Ќо  мать  была
больнее менЯ от бессонницы, усталости, тошноты в  продолжение  всей  дороги.
Ћна не легла, а упала в изнеможении  на  свою  постель;  разумеетсЯ,  и  нас
сейчас уложили. Ћтец  осталсЯ  на  всю  ночь  у  дедушки,  кончины  которого
ожидали каждую минуту. Њать  скоро  уснула,  но  Я  долго  не  мог  заснуть.
Ѓеспрестанно Я ожидал, что дедушка начнет умирать, а как  смерть,  по  моему
понЯтию и убеждению, соединЯлась с мучительной болью и страданьем, то Я  все
вслушивалсЯ, не начнет ли дедушка плакать и  стонать.  ‘ильно  Я  тревожилсЯ
также о матери; голова болела, глаз закрывалсЯ,  Я  чувствовал  жар  и  даже
готовность бредить и боЯлсЯ, что захвораю... но все уступило  благотворному,
целебному сну. Џроснувшись еще до света, Я взглЯнул на мать:  она  спала,  и
это менЯ очень обрадовало. ѓолова и глаз  перестали  болеть,  но  зато  глаз
совершенно закрылсЯ, запух, и все ушибленное  место  посинело.  ‚идно,  отец
еще не приходил:  постель  его  не  была  измЯта.  џ  принЯлсЯ  разглЯдывать
гостиную. ‚се в ней было точно так же, как и прошлого  года,  только  стекла
чудными узорами разрисовались от сильного  мороза.  Ќа  досуге  Я  дал  волю
своему воображению, или, лучше сказать, соображению,  потому  что  Я  именно
соображал настоЯщее наше положение  с  тем,  которое  ожидало  нас  впереди.
ђазумеетсЯ, все это думалось по-детски. џ думал, что  когда  умрет  дедушка,
то и бабушка, верно, умрет, потому что она стараЯ и седаЯ. ’огда мы  тетушку
’атьЯну ‘тепановну увезем в “фу, и будет она жить у нас в пустой детской;  а
если бабушка  не  умрет,  то  и  ее  увезем,  перенесем  дом  из  Ѓагрова  в
‘ергеевку, поставим его над самым озером и станем там  летом  жить  и  удить
вместе с тетушкой... Ќо все эти мечтаньЯ исчезали  при  мысли  о  дедушкиной
кончине, в которой никто не сомневалсЯ. џ знал, что он желал нас  видеть,  и
надобно признатьсЯ,  что  это  неизбежное  свидание  наводило  на  мою  душу
неописанный ужас. ‚сего больше Я боЯлсЯ, что  дедушка  станет  прощатьсЯ  со
мной, обнимет менЯ и умрет, что менЯ нельзЯ будет вынуть из его рук,  потому
что они окоченеют, и  что  надобно  будет  менЯ  вместе  с  ним  закопать  в
землю... Љонечно, такое опасение могло родитьсЯ из рассказов  о  покойниках,
об окоченелости их членов, но все странно противоречит оно  моим  тогдашним,
здравым уже "понЯтиЯм об иных предметах. Ѓоже мой, как  замирало  от  страха
мое сердце при этой мысли! „ыханье останавливалось,  холодный  пот  выступал
на лице, Я не мог улежать на  своем  месте,  вскочил  и  сел  поперек  своей
постельки,  даже  стал  было  будить  сестрицу,  и  если  не  закричал,  то,
вероЯтно, оттого, что у менЯ не было голоса... ‚ самое это времЯ  проснулась
мать и ахнула, взглЯнув на мое лицо:  перевЯзка  давно  свалилась  и  синЯЯ,
даже чернаЯ шишка над моим глазом  испугала  мою  мать.  Њнимые  страхи  мои
исчезли перед действительным испугом матери, и Я прибежал к ней на  постель,
уверЯЯ,  что  совершенно  здоров  и  что  у  менЯ  ничего  не  болит.   Њать
успокоилась и сказала мне, что это пройдет. ‘он подкрепил ее,  она  поспешно
встала, оделась и ушла к дедушке... “же стало  светло;  сестрица  моЯ  также
проснулась  и  тоже  сначала  испугалась,  взглЯнув  на  мой  глаз,  но  его
завЯзали, и  она  успокоилась.  Ћна  нисколько  не  боЯлась  дедушки,  очень
сожалела о нем и сама желала идти к нему.  …е  бодрость  и  привЯзанность  к
дедушке пристыдили и ободрили менЯ. Њать скоро  воротилась  и  сказала,  что
дедушка уже очень слаб, но еще в памЯти, желает нас видеть  и  благословить.
Љак Я ни старалсЯ овладеть собою, но не мог  скрыть  своего  страха  и  даже
побледнел. Њать старалась ободрить менЯ, говорЯ: "Њожно ли боЯтьсЯ  дедушки,
который едва дышит и уже умирает?" џ подумал, что того-то Я и боюсь,  но  не
смел этого сказать. Ћна повела нас в горницу к  дедушке,  который  лежал  на
постели, закрывши глаза; лицо его было бледно и так  изменилось,  что  Я  не
узнал бы его; у изголовьЯ на креслах сидела бабушка, а в ногах  стоЯл  отец,
у которого глаза  распухли  и  покраснели  от  слез.  Ћн  наклонилсЯ  к  уху
больного и громко сказал: "„ети пришли проститьсЯ с  вами".  „едушка  открыл
глаза, не говорЯ ни слова, дрожащею  рукой  перекрестил  нас  и  прикоснулсЯ
пальцами к нашим головам; мы поцеловали его исхудалую руку и заплакали;  все
бывшие в комнате принЯлись плакать, даже рыдать, и  тут  только  Я  заметил,
что около нас стоЯли все тетушки, дЯдюшки, старые женщины  и  служившие  при
дедушке люди.  ‘трах  мой  совершенно  прошел,  и  в  эту  минуту  Я  вполне
почувствовал и  любовь  и  жалость  к  умирающему  дедушке.  ‚  комнате  был
нестерпимый жар и духота;  мать  скоро  увела  нас  в  гостиную,  где  мы  с
сестрицей так расплакались, что нас долго  не  могли  унЯть.  —тоб  рассеЯть
нас,  мать  позвала  к  нам  двоюродных  наших  сестриц.  Ћни  были  гораздо
спокойнее  и  встретили  нас  ласково;  мы  сами  несколько  успокоились   и
разговорились с ними.  Њы  проговорили  так  до  обеда,  который  происходил
обыкновенным порЯдком в зале; кушаний было множество, и, кроме  моей  матери
и отца, который и за стол не садилсЯ,  все  кушали  охотно  и  разговаривали
довольно спокойно, только вполголоса. Џосле обеда сестрицы  зашли  к  нам  в
гостиную, и Я принЯлсЯ очень живо болтать и рассказывать им всЯкую  всЯчину.
Ѓессознательно Я  хотел  подавить  в  себе  пустыми  разговорами  постоЯнное
присутствие мысли о дедушкиной смерти. Њать беспрестанно уходила к  бальному
и позволила нам идти  в  горницу  к  двоюродным  сестрам.  Џроходить  к  ним
надобно было через  коридор  и  через  девичью,  битком  набитую  множеством
горничных девушек и девчонок; их одежда поразила менЯ:  одни  были  одеты  в
полосущатые платьЯ, другие в телогрейки с  юбками,  а  иные  были  просто  в
одних рубашках и юбках; все сидели за гребнЯми и прЯли. ќто  была  длЯ  менЯ
совершеннаЯ новость, и  Я,  остановЯсь,  с  любопытством  рассматривал,  как
прЯхи, одною рукою подергиваЯ  льнЯные  мочки,  другою  вертели  веретена  с
намотанной на них прЯжей; все это делалось очень проворно и красиво,  а  как
все  молчали,  то  жужжанье  веретен  и   подергивание   мочек   производили
необыкновенного рода шум, никогда мною не слыханный. ‚ самое это времЯ,  как
Я вслушивалсЯ и всматривалсЯ внимательно, в комнате дедушки  раздалсЯ  плач;
Я вздрогнул, в одну  минуту  всЯ  девичьЯ  опустела:  прЯхи,  побросав  свои
гребни и веретена, бросились толпою в горницу  умирающего.  џ  подумал,  что
дедушка умер; пораженный и испуганный этой  мыслью,  Я  сам  не  помню,  как
очутилсЯ в комнате своих двоюродных сестриц, как влез на  тетушкину  кровать
и забилсЯ в угол за  подушки.  Џараша,  оставЯ  нас  одних,  также  побежала
посмотреть, что делаетсЯ в горнице бедного старого  барина.  Њне  стало  еще
страшнее; но Џараша скоро воротилась  и  сказала,  что  дедушка  начал  было
томитьсЯ, но опЯть отдохнул. "‚се уж ночью помрет", -  прибавила  она  очень
равнодушно. Њы пробыли у сестер часа два, но Я уже не болтал, а сидел как  в
воду опущенный. Ќас позвали пить чай в залу, куда приходили мать, тетушки  и
бабушка, но поодиночке, и на короткое времЯ. Ћтец не приходил,  и  мне  было
очень грустно, что Я так давно его не вижу. џ уже понимал, как  тЯжело  было
ему смотреть на умирающего своего отца. Џосле чаю  двоюродные  сестры  опЯть
зашли к нам в гостиную,  и  Я  опЯть  не  принимал  никакого  участиЯ  в  их
разговорах; часа через два они ушли спать. Љак было  мне  завидно,  что  они
ничего не боЯлись, и как Я желал, чтоб они не уходили!  Ѓез  них  мне  стало
гораздо страшнее. ЊилаЯ сестрица моЯ грустила об дедушке  и  беспрестанно  о
нем поминала. Ћна говорила: "„едушка  не  будет  кушать.  „едушку  зароют  в
снег. Њне его жалко". Ћна плакала, но так  же  ничего  не  боЯлась  и  скоро
заснула. “ менЯ же все чувства были подавлены страхом, и Я был  уверен,  что
не усну во всю ночь. џ умолЯл Џарашу, чтоб она не уходила, и она обещала  не
уходить, пока не придет мать. ‚место ночника,  всегда  горевшего  тускло,  Я
упросил  зажечь  свечку.  ‡аметЯ,  что  Џараша  дремлет,  Я   стал   с   ней
разговаривать. џ спросил: "Ћтчего дедушка не плачет и не  кричит?  ‚едь  ему
больно  умирать?"  Џараша  со  смехом  отвечала:  "Ќет,  уж  когда  придетсЯ
умирать, то тут больно не бывает; тут человек уж ничего и  не  слышит  и  не
чувствует. „едушка уже без Языка и никого не узнает; хочет  что-то  сказать,
глЯдит во все глаза, да только губами  шевелит..."  Ќовый,  еще  страшнейший
образ умирающего дедушки нарисовало мое воображение. ќтот  образ  неотступно
стоЯл перед моими глазами. џ почувствовал всю бесконечность муки, о  которой
нельзЯ сказать окружающим, потому что  человек  уже  не  может  говорить.  џ
схватил  руку  Џараши,  не  выпускал  ее  и  перестал  говорить.   ‘ветильнЯ
нагорела, надо было снЯть со свечи,  но  Я  не  решилсЯ  и  на  одну  минуту
расстатьсЯ  с  рукой  Џараши:  она  должна  была  идти  вместе  со  мной   и
переставить свечу на стол возле менЯ, так близко, чтоб  можно  было  снимать
ее щипцами не вставаЯ с места. Џараша принЯлась дремать,  а  Я  беспрестанно
ее будить, жалобным голосом повторЯЯ: "Џарашенька, не спи".  Ќаконец  пришла
мать. Ћна удивилась, что Я не сплю, и, узнав причину, перевела менЯ на  свою
постел