        Ђнтон Џавлович —ехов. Џалата No 6


     €здательство "•удожественнаЯ литература", Њ., 1968.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.

        I

     ‚ больничном дворе стоит  небольшой  флигель,  окруженный  целым  лесом
репейника, крапивы и дикой конопли. Љрыша на нем  ржаваЯ,  труба  наполовину
обвалилась, ступеньки у крыльца сгнили и поросли  травой,  а  от  штукатурки
остались одни только следы. Џередним фасадом обращен он к больнице, задним -
глЯдит в поле, от которого отделЯет его серый больничный забор  с  гвоздЯми.
ќти гвозди, обращенные остриЯми кверху, и забор, и самый флигель  имеют  тот
особый унылый, окаЯнный вид, какой  у  нас  бывает  только  у  больничных  и
тюремных построек.
     …сли вы не боитесь ожечьсЯ о крапиву, то пойдемте  по  узкой  тропинке,
ведущей к флигелю, и посмотрим, что делаетсЯ внутри. Ћтворив  первую  дверь,
мы входим в сени. ‡десь у стен и около печки навалены целые горы больничного
хлама.  Њатрацы,  старые  изодранные  халаты,  панталоны,  рубахи  с  синими
полосками, никуда не годнаЯ, истасканнаЯ обувь - всЯ  эта  рвань  свалена  в
кучи, перемЯта, спуталась, гниет и издает удушливый, запах.
     Ќа хламе всегда с трубкой в зубах лежит сторож Ќикита, старый отставной
солдат с порыжелыми нашивками. “ него суровое, испитое лицо, нависшие брови,
придающие лицу выражение степной овчарки, и красный нос; он невысок  ростом,
на вид сухощав и жилист, но осанка у него внушительнаЯ и кулаки здоровенные.
Џринадлежит он к числу тех  простодушных,  положительных,  исполнительных  и
тупых людей, которые больше всего на свете любЯт порЯдок и потому  убеждены,
что <I>их</I> надо бить. Ћн бьет по лицу, по груди, по  спине,  по  чем  попало,  и
уверен, что без этого не было бы здесь порЯдка.
     „алее  вы  входите  в  большую,  просторную  комнату,  занимающую  весь
флигель,  если  не  считать  сеней.  ‘тены  здесь,  вымазаны  грЯзно-голубою
краской, потолок закопчен, как в курной избе, - Ясно, что здесь зимой  дымЯт
печи и бывает угарно. Ћкна изнутри обезображены железными решетками. Џол сор
и занозист. ‚онЯет кислою капустой, фитильною гарью, клопами и  аммиаком,  и
эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как  будто  вы
входите в зверинец.
     ‚ комнате стоЯт кровати, привинченные к полу. Ќа них сидЯт и лежат люди
в синих больничных халатах и по-старинному в колпаках. ќто - сумасшедшие.
     ‚сех их здесь пЯть человек. ’олько один благородного званиЯ,  остальные
же все  мещане.  Џервый  от  двери,  высокий,  худощавый  мещанин  с  рыжими
блестЯщими усами и с заплаканными глазами, сидит, подперев голову, и  глЯдит
в одну точку. „ень и ночь он грустит, покачиваЯ головой,  вздыхаЯ  и  горько
улыбаЯсь; в разговорах он редко принимает участие и на  вопросы  обыкновенно
не отвечает. …ст и пьет он машинально, когда  дают.  ‘удЯ  по  мучительному,
бьющему кашлю, худобе и румЯнцу на щеках, у него начинаетсЯ чахотка.
     ‡а ним следует  маленький,  живой,  очень  подвижной  старик  с  острою
бородкой  и  с  черными,  кудрЯвыми,  как  у  негра,   волосами.   „нем   он
прогуливаетсЯ по палате от окна к окну или сидит на  своей  постели,  поджав
по-турецки ноги, и  неугомонно,  как  снегирь,  насвистывает,  тихо  поет  и
хихикает. „етскую веселость и живой характер проЯвлЯет  он  и  ночью,  когда
встает затем, чтобы помолитьсЯ богу, то  есть  постучать  себЯ  кулаками  по
груди и поковырЯть пальцем в дверЯх. ќто жид Њойсейка, дурачок, помешавшийсЯ
лет двадцать назад, когда у него сгорела шапочнаЯ мастерскаЯ.
     €з всех обитателей палаты N 6 только ему одному позволЯетсЯ выходить из
флигелЯ  и  даже  из  больничного  двора  на  улицу.  ’акой  привилегией  он
пользуетсЯ  издавна,  вероЯтно,  как  больничный  старожил  и   как   тихий,
безвредный дурачок, городской шут, которого давно  уже  привыкли  видеть  на
улицах, окруженным мальчишками и собаками. ‚ халатишке, в смешном колпаке  и
в  туфлЯх,  иногда  босиком  и  даже  без  панталон,  он  ходит  по  улицам,
останавливаЯсь у ворот и лавочек, и просит копеечку. ‚ одном месте дадут ему
квасу, в другом - хлеба, в третьем - копеечку, так что  возвращаетсЯ  он  во
флигель обыкновенно сытым и богатым. ‚се, что он приносит с собой,  отбирает
у него Ќикита в свою пользу. „елает это солдат грубо, с сердцем, выворачиваЯ
карманы и призываЯ бога в свидетели, что он никогда  уже  больше  не  станет
пускать жида на улицу и что беспорЯдки длЯ него хуже всего на свете.
     Њойсейка любит услуживать. Ћн подает товарищам еду, укрывает их,  когда
они спЯт, обещает каждому принести с улицы по  копеечке  и  сшить  по  новой
шапке; он же кормит с ложки  своего  соседа  с  левой  стороны,  паралитика.
Џоступает он так не из состраданиЯ и не из каких-либо соображений  гуманного
свойства, а подражаЯ и невольно подчинЯЯсь своему соседу с  правой  стороны,
ѓромову.
     €ван „митрич ѓромов, мужчина лет тридцати трех, из благородных,  бывший
судебный пристав и губернский секретарь, страдает манией  преследованиЯ.  Ћн
или лежит на постели, свернувшись калачиком, или же ходит из  угла  в  угол,
как бы длЯ моциона, сидит же очень редко. Ћн всегда возбужден, взволнован  и
напрЯжен каким-то смутным, неопределенным  ожиданием.  „остаточно  малейшего
шороха  в  сенЯх  или  крика  на  дворе,  чтобы  он  поднЯл  голосу  и  стал
прислушиватьсЯ: не за ним ли это идут? Ќе его ли ищут? € лицо его  при  этом
выражает крайнее беспокойство и отвращение.
     Њне нравитсЯ его широкое, скуластое лицо, всегда бледное и  несчастное,
отражающее в себе, как  в  зеркале,  замученную  борьбой  и  продолжительным
страхом душу. ѓримасы его странны и болезненны, по тонкие черты,  положенные
на его лицо глубоким искренним страданием,  разумны  и  интеллигентны,  и  в
глазах теплый, здоровый блеск. ЌравитсЯ мне он сам, вежливый,  услужливый  и
необыкновенно  деликатный  в  обращении  со  всеми,  кроме   Ќикиты.   Љогда
кто-нибудь ронЯет пуговку или  ложку,  он  быстро  вскакивает  с  постели  и
поднимает. Љаждое утро он поздравлЯет своих товарищей с добрым утром, ложась
спать - желает им спокойной ночи.
     Љроме постоЯнно напрЯженного состоЯниЯ  и  гримасничаньЯ,  сумасшествие
его выражаетсЯ еще в следующем. €ногда по вечерам  он  запахиваетсЯ  в  свой
халатик и, дрожа всем телом, стуча зубами, начинает быстро ходить из угла  в
угол и между кроватей. Џохоже на то, как будто у него сильнаЯ лихорадка.  Џо
тому, как он внезапно останавливаетсЯ и взглЯдывает на товарищей, видно, что
ему хочетсЯ сказать что-то очень важное, но, по-видимому, соображаЯ, что его
не будут слушать  или  не  поймут,  он  нетерпеливо  встрЯхивает  головой  и
продолжает  шагать.  Ќо  скоро  желанно  говорить  берет  верх  над  всЯкими
соображениЯми, и он дает себе волю и говорит горЯчо  и  страстно.  ђечь  его
беспорЯдочна, лихорадочна, как бред, порывиста и не всегда понЯтна, но  зато
в ней слышитсЯ, и в словах и в голосе, что-то чрезвычайно хорошее. Љогда  он
говорит, вы узнаете в ном сумасшедшего ч человека. ’рудно передать на бумаге
его безумную речь. ѓоворит он о человеческой подлости, о насилии, попирающем
правду, о прекрасной жизни, какаЯ со временем будет  на  земле,  об  оконных
решетках, напоминающих ему каждую минуту о тупости и жестокости насильников.
ЏолучаетсЯ беспорЯдочное, нескладное попури из старых,  но  еще  не  допетых
песен.

        II

     ‹ет двенадцать - пЯтнадцать тому  назад  в  городе,  на  самой  главной
улице, в собственном доме  проживал  чиновник  ѓромов,  человек  солидный  и
зажиточный. “ него было два  сына:  ‘ергей  и  €ван.  Ѓудучи  уже  студентом
четвертого курса, ‘ергей заболел скоротечною чахоткой и умер, и  эта  смерть
как бы послужила началом целого рЯда несчастий, которые вдруг посыпались  на
семью ѓромовых. —ерез неделю после похорон ‘ергеЯ старик отец был отдан  под
суд за подлоги и растраты и вскоре умер в тюремной больнице от тифа.  „ом  и
всЯ движимость были проданы с молотка, и €ван „митрич с матерью остались без
всЯких средств.
     Џрежде, при отце, €ван „митрич, проживаЯ в Џетербурге, где он училсЯ  в
уицверсигеге, получал шестьдесЯт-семьдесЯт рублей в месЯц и не имел никакого
понЯтиЯ о нужде, теперь же ему пришлось резко изменить свою жизнь. Ћн должен
был от утра до ночи давать грошовые уроки, заниматьсЯ перепиской и  все-таки
голодать, так как весь заработок посылалсЯ матери на пропитание. ’акой жизни
не выдержал €ван „митрич; он пал духом, захирел и, бросив университет, уехал
домой. ‡десь, в городке, он по протекции получил  место  учителЯ  в  уездном
училище, но не сошелсЯ с товарищами, не понравилсЯ ученикам и  скоро  бросил
место. “мерла мать. Ћн с полгода ходил без места, питаЯсь  только  хлебом  и
водой, затем поступил в судебные пристава. ќту должность занимал он  до  тех
пор, пока не был уволен по болезни.
     Ћн никогда, даже в молодые студенческие годы, не производил впечатлениЯ
здорового. ‚сегда он был бледен, худ, подвержен  простуде,  мало  ел,  дурно
спал. Ћт одной рюмки вина у него кружилась голова и делалась  истерика.  …го
всегда тЯнуло к людЯм, но  благодарЯ  своему  раздражительному  характеру  и
мнительности он ни с кем близко не сходилсЯ и друзей не имел. Ћ горожанах он
всегда отзывалсЯ с презрением, говорЯ, что их  грубое  невежество  и  соннаЯ
животнаЯ жизнь кажутсЯ ему мерзкими и отвратительными. ѓоворил  он  тенором,
громко, горЯчо и не иначе, как негодуЯ  и  возмущаЯсь,  или  с  восторгом  и
удивлением, и всегда искренно. Ћ чем, бывало, ни заговоришь с  ним,  он  все
сводит к одному: в городе  душно  и  скучно  жить,  у  общества  нет  высших
интересов, оно ведет тусклую, бессмысленную жизнь, разнообразЯ ее  насилием,
грубым развратом и лицемерием; подлецы сыты  и  одеты,  а  частные  питаютсЯ
крохами;  нужны  школы,  местнаЯ  газета  с  честным  направлением,   театр,
публичные чтениЯ, сплоченность  интеллигентных  сил;  нужно,  чтоб  общество
сознало себЯ и ужаснулось. ‚ своих суждениЯх о людЯх он клал густые  краски,
только белую и черную, не признаваЯ никаких оттенков; человечество  делилось
у него на честных и подлецов; середины же не было. Ћ  женщинах  и  любви  он
всегда говорил страстно, с восторгом, но ни разу не был влюблен.
     ‚ городе, несмотрЯ на резкость его суждений и нервность, его  любили  и
за глаза ласково называли ‚аней. …го врожденнаЯ деликатность,  услужливость,
порЯдочность, нравственнаЯ чистота и его  поношенный  сюртучок,  болезненный
вид и семейные несчастиЯ внушали хорошее, теплое и грустное чувство; к  тому
же он был хорошо образован и начитан, знал, по мнению горожан, все и  был  в
городе чем-то вроде ходЯчего справочного словарЯ.
     —итал он очень много. Ѓывало, все сидит в клубе, нервно теребит бородку
и перелистывает журналы и книги; а по лицу его видно, что он  не  читает,  а
глотает, едва успев разжевать. Ќадо думать, что чтение  было  одною  из  его
болезненных привычек, так как он с одинаковою жадностью набрасывалсЯ на все,
что попадало ему под руки, даже на прошлогодние газеты и календари.  „ома  у
себЯ читал он всегда лежа.

        III

     Ћднажды осенним утром, поднЯв воротник своего пальто и шлепаЯ по грЯзи,
по переулкам и задворкам пробиралсЯ €ван „митрич к какому-то мещанину, чтобы
получить но исполнительному листу.  Ќастроение  у  него  было  мрачное,  как
всегда по утрам. ‚ одном  из  переулков  встретились  ему  два  арестанта  в
кандалах и с ними четыре конвойных с  ружьЯми.  ђаньше  €ван  „митрич  очень
часто встречал арестантов,  и  всЯкий  раз  они  возбуждали  в  нем  чувства
состраданиЯ и неловкости, теперь же эта встреча произвела на  него  какое-то
особенное, странное впечатление. …му вдруг  почему-то  показалось,  что  его
тоже могут заковать в кандалы и таким же образом вести по грЯзи  в,  тюрьму.
Џобывав у мещанина и возвращаЯсь к  себе  домой,  он  встретил  около  почты
знакомого полицейского надзирателЯ, который поздоровалсЯ и прошел с  ним  по
улице несколько шагов, и почему-то это показалось ему  подозрительным.  „ома
целый день у него не выходили из головы арестанты и  солдаты  с  ружьЯми,  и
непонЯтнаЯ душевнаЯ тревога мешала ему читать и сосредоточитьсЯ. ‚ечером  он
не зажигал у себЯ огнЯ, а ночью не спал и все думал о  том,  что  его  могут
арестовать, заковать и посадить в тюрьму. Ћн не знал за собой никакой вины и
мог поручитьсЯ, что и в будущем никогда на убьет, не подожжет и не  украдет;
но разве трудно  совершить  преступление  нечаЯнно,  невольно,  и  разве  не
возможна клевета, наконец судебнаЯ ошибка? ‚едь недаром же вековой  народный
опыт учит от сумы да тюрьмы не зарекатьсЯ. Ђ судебнаЯ ошибка при  теперешнем
судопроизводстве очень возможна, и ничего в ней нет мудреного. ‹юди, имеющие
служебное,  деловое  отношение   к   чужому   страданию,   например   судьи,
полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закалЯютсЯ до такой
степени, что хотели бы, да не могут относитьсЯ к своим клиентам  иначе,  как
формально; с этой стороны они ничем не  отличаютсЯ  от  мужика,  который  на
задворках режет баранов и телЯт и не  замечает  крови.  Џри  формальном  же,
бездушном отношении к личности, длЯ того  чтобы  невинного  человека  лишить
всех прав состоЯниЯ и присудить к каторге, судье нужно только  одно:  времЯ.
’олько времЯ на соблюдение кое-каких формальностей, да которые судье  платЯт
жалованье, а затем - все кончено. €щи потом справедливости и защиты  в  этом
маленьком, грЯзном городишке, за двести верст от железной дороги!  „а  и  не
смешно ли помышлЯть  о  справедливости,  когда  всЯкое  насилие  встречаетсЯ
обществом,  как  разумнаЯ  и  целесообразнаЯ  необходимость,  и  всЯкий  акт
милосердиЯ,  например  оправдательный   приговор,   вызывает   целый   взрыв
неудовлетворенного, мстительного чувства?
     “тром €ван „митрич поднЯлсЯ с постели в ужасе, с холодным потом на лбу,
совсем уже уверенный, что его могут арестовать каждую минуту. …сли вчерашние
тЯжелые мысли так долго не оставлЯют его, думал он, то, значит, в  них  ость
долЯ правды. Ќе могли же они в самом  деле  прийти  в  голову  безо  всЯкого
повода.
     ѓородовой не спеша прошел мимо окон:  это  недаром.  ‚от  два  человека
остановились около дома и молчат. Џочему они молчат?
     € длЯ €вана „митрича наступили мучительные дин и ночи. ‚се  проходившие
мимо окон и входившие во  двор  казались  шпионами  и  сыщиками.  ‚  полдень
обыкновенно исправник проезжал на паре по  улице;  это  он  ехал  из  своего
подгородного имениЯ в полицейское  правление,  но  €вану  „митричу  казалось
каждый раз, что он едет слишком быстро и с  каким-то  особенным  выражением:
очевидно, опешит объЯвить, что в городе проЯвилсЯ очень  важный  преступник.
€ван „митрич вздрагивал при всЯком звонке и стуке в ворота,  томилсЯ,  когда
встречал у хозЯйки нового человека; при встрече с полицейскими и  жандармами
улыбалсЯ и насвистывал, чтобы каратьсЯ равнодушным.  Ћн  не  спал  все  ночи
напролет, ожидаЯ ареста, но громко  храпел  и  вздыхал,  как  сонный,  чтобы
хозЯйке казалось, что он спит; ведь если не  спит,  то  значит,  его  мучают
угрызениЯ совести - какаЯ улика! ”акты и здраваЯ логика  убеждали  его,  что
все эти страхи - вздор и психопатиЯ, что в аресте и тюрьме,  если  взглЯнуть
на дело пошире, в сущности, нет ничего страшного - была бы совесть спокойна;
но чем умнее и логичнее он рассуждал, тем сильнее и мучительнее  становилась
душевнаЯ тревога. ќто было похоже на о, как один  пустынник  хотел  вырубить
себе местечко в девственном лесу; чем усерднее он работал топором, тем  гуще
и сильнее разрасталсЯ лес. €ван  „митрич  в  конце  концов,  видЯ,  что  это
бесполезно, совсем бросил рассуждать и весь отдалсЯ отчаЯнию и страху.
     Ћн стал уединЯтьсЯ и избегать людей. ‘лужба и раньше была ему противна,
теперь же она стала длЯ него  невыносима.  Ћн  боЯлсЯ,  что  его  как-нибудь
подведут, положат ему незаметно в карман взЯтку и потом уличат, или  он  сам
нечаЯнно сделает  в  казенных  бумагах  ошибку,  равносильную  подлогу,  или
потерЯет чужие деньги. ‘транно, что никогда в другое времЯ мысль его не была
так гибка и изобретательна, как  теперь,  когда  он  каждый  день  выдумывал
тысЯчи разнообразных поводов  к  тому,  чтобы  серьезно  опасатьсЯ  за  свою
свободу и честь. Ќо зато значительно ослабел  интерес  к  внешнему  миру,  в
частности к книгам, и стала сильно изменЯть памЯть.
     ‚есной,  когда  сошел  снег,  в  овраге  около   кладбища   нашли   два
полусгнившие трупа - старухи и мальчика, с признаками насильственной смерти.
‚ городе только и разговора было, что об этих трупах и неизвестных  убийцах.
€ван „митрич, чтобы не  подумали,  что  это  он  убил,  ходил  по  улицам  и
улыбалсЯ, а при встрече со знакомыми бледнел, краснел и начинал уверЯть, что
нет подлее преступлениЯ, как убийство слабых  и  беззащитных.  Ќо  эта  ложь
скоро утомила его, и, после некоторого размышлениЯ,  он  решил,  что  в  его
положении самое лучшее  -  это  спрЯтатьсЯ  в  хозЯйкин  погреб.  ‚  погребе
просидел он день, потом ночь  и  другой  день,  сильно  озЯб  и,  дождавшись
потемок, тайком, как вор, пробралсЯ к себе в комнату. „о  рассвета  простоЯл
он среди комнаты, не шевелЯсь и прислушиваЯсь. ђано утром до восхода  солнца
хозЯйке пришли печники. €ван „митрич хорошо  знал,  что  они  пришли  затем,
чтобы  перекладывать  в  кухне  печь,  но  страх  подсказал  ему,  что   это
полицейские, переодетые  печниками.  Ћн  потихоньку  вышел  из  квартиры  и,
охваченный ужасом, без шапки и сюртука, побежал по  улице.  ‡а  ним  с  лаем
гнались собаки, кричал где-то позади мужик, в ушах свистел воздух,  и  €вану
„митричу казалось, что насилие всего мира скопилось за его спиной и  гонитсЯ
за ним.
     …го задержали, привели домой и  послали  хозЯйку  за  доктором.  „октор
Ђндрей …фимыч, о котором речь впереди, прописал холодные примочки на  голову
и лавровишневые капли, грустно покачал головой и ушел, сказав  хозЯйке,  что
уж больше он но придет, потому что не следует мешать людЯм  сходить  с  ума.
’ак как дома не на что  было  жить  и  лечитьсЯ,  то  скоро  €вана  „митрича
отправили в больницу и положили его там в палате длЯ  венерических  больных.
Ћн  не  спал  по  ночам,  капризничал  и  беспокоил  больных  и  скоро,   по
распорЯжению ЂндреЯ …фимыча, был переведен в палату N 6.
     —ерез год в городе уже совершенно забыли про €вана  „митрича,  и  книги
его, сваленные хозЯйкой в сани под навесом, были растасканы мальчишками.

        IV

     ‘осед с левой стороны у €вана „митрича, как Я уже сказал, жид Њойсейка,
сосед же с правой - оплывший жиром, почти круглый мужик с тупым,  совершенно
бессмысленным  лицом.  ќто  -  неподвижное,  обжорливое   и   нечистоплотное
животное, давно уже потерЯвшее способность мыслить и  чувствовать.  Ћт  него
постоЯнно идет острый, удушливый смрад.
     Ќикита, убирающий за ним, бьет его страшно, со всего размаха,  не  щадЯ
своих кулаков; и  страшно  тут  не  то,  что  его  бьют,  -  к  этому  можно
привыкнуть, - а то, что это отупевшее  животное  не  отвечает  на  побои  ни
звуком, ни движением, ни выражением глаз, а только слегка покачиваетсЯ,  как
тЯжелаЯ бочка.
     ЏЯтый и последний обитатель палаты N 6 -  мещанин,  служивший  когда-то
сортировщиком на почте, маленький худощавый блондин с добрым,  но  несколько
лукавым лицом. ‘удЯ по умным, покойным глазам, смотрЯщим Ясно и  весело,  он
себе на уме и имеет какую-то очень важную и приЯтную тайну. “ него есть  под
подушкой и под матрацем что-то такое, чего он никому не показывает, но не из
страха, что могут отнЯть или украсть, а из стыдливости. €ногда он подходит к
окну и, обернувшись к товарищам спиной, надевает  себе  что-то  на  грудь  и
смотрит, загнув голову; если в это времЯ подойти к нему, то он конфузитсЯ  и
сорвет что-то с груди. Ќо тайну его угадать нетрудно.
     - Џоздравьте менЯ, - говорит он часто €вану „митричу, - Я представлен к
‘таниславу второй степени со звездой. ‚торую степень со звездой дают  только
иностранцам, но длЯ менЯ почему-то хотЯт сделать исключение, - улыбаетсЯ он,
в недоумении пожимаЯ плечами. - ‚от уж, признатьсЯ, не ожидал!
     - џ в этом ничего не понимаю, - угрюмо заЯвлЯет €ван „митрич.
     - Ќо знаете, чего Я  рано  или  поздно  добьюсь?  -  продолжает  бывший
сортировщик, лукаво щурЯ глаза. - џ  непременно  получу  шведскую  "ЏолЯрную
звезду". Ћрден такой, что стоит похлопотать. Ѓелый крест и чернаЯ лента. ќто
очень красиво.
     ‚ероЯтно, нигде в  другом  месте  так  жизнь  не  однообразна,  как  во
флигеле. “тром больные, кроме паралитика  и  толстого  мужика,  умываютсЯ  в
сенЯх из большого ушатa и утираютсЯ фалдами халатов;  после  этого  пьют  из
оловЯнных кружек чай, который приносит из главного корпуса  Ќикита.  Љаждому
полагаетсЯ по одной кружке. ‚ полдень едЯт щи  из  кислой  капусты  и  кашу,
вечером ужинают кашей, оставшейсЯ  от  обеда.  ‚  промежутках  лежат,  спЯт,
глЯдЯт в окна и ходЯт из угла  в  угол.  €  так  каждый  день.  „аже  бывший
сортировщик говорит все об одних и тех же орденах.
     ‘вежих людей редко видЯт в палате N 6. Ќовых  помешанных  доктор  давно
уже не принимает, а любителей посещать  сумасшедшие  дома  немного  на  этом
свете. ђаз с два месЯца бывает во флигеле ‘емен ‹азарич, цирюльник.  Љак  он
стрижет сумасшедших и как Ќикита помогает ему делать это и в какое  смЯтение
приходЯт больные всЯкий раз при поЯвлении пьЯного  улыбающегосЯ  цирюльника,
мы говорить не будем.
     Љроме цирюльника, никто не заглЯдывает  во  флигель.  Ѓольные  осуждены
видеть изо днЯ в день одного только Ќикиту.
     ‚прочем, недавно по  больничному  корпусу  разнессЯ  довольно  странный
слух.
     ђаспустили слух, что палату N 6 будто бы стал посещать доктор.

        V

     ‘трашный слух!
     „октор Ђндрей …фимыч  ђагин  -  замечательный  человек  в  своем  роде.
ѓоворЯт, что в ранней молодости он  был  очень  набожен  и  готовил  себЯ  к
духовной карьере и что, кончив в 1863 году курс в гимназии,  он  намеревалсЯ
поступить в духовную академию, но будто  бы  его  отец,  доктор  медицины  и
хирург, едко посмеЯлсЯ над ним и заЯвил категорически, что не будет  считать
его своим сыном, если он пойдет в попы. Ќасколько это верно -  не  знаю,  но
сам Ђндрей …фимыч не раз признавалсЯ, что он никогда не чувствовал призваниЯ
к медицине и вообще к специальным наукам.
     Љак бы то ни  было,  кончив  курс  по  медицинскому  факультету,  он  в
свЯщенники не постригсЯ. Ќабожности он не проЯвлЯл и  на  духовную  особу  в
начале своей врачебной карьеры походил так же мало, как теперь.
     Ќаружность у него тЯжелаЯ,  грубаЯ,  мужицкаЯ;  своим  лицом,  бородой,
плоскими волосами и крепкам, неуклюжим сложением напоминает  он  трактирщика
на большой дороге, разъевшегосЯ, невоздержанного и  крутого.  ‹ицо  суровое,
покрыто синими жилками, глаза маленькие, нос красный. Џри  высоком  росте  и
широких плечах у него громадные руки и ноги; кажетсЯ, хватит кулаком  -  дух
вон. Ќо поступь у него тихаЯ и походка осторожнаЯ, вкрадчиваЯ; при встрече в
узком коридоре он всегда первый останавливаетсЯ, чтобы  дать  дорогу,  и  не
басом, как ждешь, а тонким, мЯгким тенорком говорит: "‚иноват!"  “  него  на
шее  небольшаЯ  опухоль,  котораЯ  мешает  ему  носить  жесткие  крахмальные
воротнички, и потому он  всегда  ходит  в  мЯгкой  полотнЯной  или  ситцевой
сорочке. ‚ообще одеваетсЯ он не по-докторски. Ћдну и ту же пару  он  таскает
лет по десЯти, а новаЯ одежда, которую он обыкновенно покупает  в  жидовской
лавке, кажетсЯ на нем такою же поношенною и помЯтою, как стараЯ; в  одном  и
том же сюртуке он и больных принимает, и обедает, и в гости ходит; по это не
из скупости, а от полного невниманиЯ к своей наружности.
     Љогда  Ђндрей  …фимыч  приехал  в  город,  чтобы   принЯть   должность,
"богоугодное заведение" находилось в ужасном состоЯнии. ‚ палатах, коридорах
и в больничном дворе  тЯжело  было  дышать  от  смрада.  Ѓольничные  мужики,
сиделки и их дети спали в палатах вместе с больными. †аловались,  что  житьЯ
нет от тараканов, клопов и мышей. ‚ хирургическом отделении не  переводилась
рожа. Ќа всю больницу было только два скальпелЯ и ни  одного  термометра,  в
ваннах держали картофель. ‘мотритель, кастелЯнша и фельдшер грабили больных,
а про старого доктора, предшественника ЂндреЯ …фимыча,  рассказывали,  будто
он занималсЯ тайною продажей больничного спирта и завел себе  из  сиделок  и
больных женщин целый гарем. ‚ городе отлично знали про эти беспорЯдки и даже
преувеличивали их, но относились к ним спокойно; одни  оправдывали  их  тем,
что в больницу ложатсЯ  только  мещане  и  мужики,  которые  не  могут  быть
недовольны, так как дома живут гораздо хуже, чем в больнице: не рЯбчиками же
их кормить! „ругие же в оправдание говорили, что одному  городу  без  помощи
земства не под силу содержать хорошую больницу; слава богу, что хоть плохаЯ,
да есть. Ђ молодое земство не открывало лечебницы ни  в  городе,  ни  возле,
ссылаЯсь на то, что город уже имеет свою больницу.
     Ћсмотрев  больницу,  Ђндрей  …фимыч  пришел  к  заключению,   что   это
учреждение безнравственное и в высшей степени вредное длЯ здоровьЯ  жителей.
Џо его мнению, самое умное, что можно было сделать, это - выпустить  больных
на волю, а больницу закрыть. Ќо он  рассудил,  что  длЯ  этого  недостаточно
одной только его воли и что  это  было  бы  бесполезно;  если  физическую  и
нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет  на  другое:
надо ждать, когда она сама  выветритсЯ.  Љ  тому  же,  если  люди  открывали
больницу и терпЯт ее у себЯ то, значит, она им нужна; предрассудки и все эти
житейские  гадости  и  мерзости  нужны,  так  как  они  с  течением  времени
перерабатываютсЯ во что-нибудь путное, как навоз в чернозем.  Ќа  земле  нет
ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости.
     ЏринЯв должность, Ђндрей …фимыч  отнессЯ  к  беспорЯдкам,  по-видимому,
довольно равнодушно. Ћн попросил только  больничных  мужиков  и  сиделок  не
ночевать в палатах и поставил два  шкафа  с  инструментами;  смотритель  же,
кастелЯнша, фельдшер и хирургическаЯ рожа остались на своих местах.
     Ђндрей …фимыч чрезвычайно любит ум и честность, но чтобы устроить около
себЯ жизнь умную и честную, у него не хватает характера и веры в свое право.
Џриказывать, запрещать и настаивать он положительно не умеет. Џохоже на  то,
как будто  он  дал  обет  никогда  не  возвышать  голоса  и  не  употреблЯть
повелительного наклонениЯ. ‘казать "дай" или "принеси" ому трудно; когда ему
хочетсЯ есть, он нерешительно покашливает и говорит  кухарке:  "Љак  бы  мне
чаю..." или: "Љак бы мне пообедать". ‘казать же смотрителю, чтоб он перестал
красть, или прогнать его, или  совсем  упразднить  эту  ненужную  паразитную
должность, - длЯ него  совершенно  не  под  силу.  Љогда  обманывают  ЂндреЯ
…фимыча или льстЯт ему, или подносЯт длЯ подписи заведомо подлый счет, то он
краснеет, как рак, и чувствует себЯ виноватым, но счет все-таки подписывает;
когда больные жалуютсЯ ому на голод или на грубых сиделок, он  конфузитсЯ  и
виновато бормочет:
     - •орошо, хорошо, Я разберу после... ‚ероЯтно, тут недоразумение...
     ‚ первое  времЯ  Ђндрей  …фимыч  работал  очень  усердно.  Ћн  принимал
ежедневно с утра до  обеда,  делал  операции  и  даже  занималсЯ  акушерской
практикой. „амы говорили про него, что он  внимателен  и  отлично  угадывает
болезни, особенно детские и женские. Ќо  с  течением  времени  дело  заметно
прискучило  ему  своим  однообразием  и  очевидною  бесполезностью.  ‘егоднЯ
примешь тридцать больных, а завтра, глЯдишь,  привалило  их  тридцать  пЯть,
послезавтра сорок, и так изо днЯ в день, из  года  в  год,  а  смертность  в
городе не уменьшаетсЯ, и больные  не  перестают  ходить.  Ћказать  серьезную
помощь  сорока  приходЯщим  больным  от  утра  до   обеда   нет   физической
возможности, значит, поневоле выходит один обман. ЏринЯто  в  отчетном  году
двенадцать тысЯч приходЯщих больных, значит,  попросту  рассуждаЯ,  обмануто
двенадцати тысЯч человек. Љласть же серьезных больных в палаты и  заниматьсЯ
ими по правилам науки тоже нельзЯ, потому что правила  есть,  а  науки  нет;
если же оставить философию и педантически  следовать  правилам,  как  прочие
врачи, то длЯ этого прежде всего нужны чистота и  вентилЯциЯ,  а  не  грЯзь,
здороваЯ пища, а не щи из вонючей кислой капусты, и хорошие помощники, а  не
воры.
     „а и к чему  мешать  людЯм  умирать,  если  смерть  есть  нормальный  и
законный конец каждого? —то из того, если какой-нибудь торгаш  или  чиновник
проживет лишних пЯть, десЯть лет? …сли же видеть цель медицины  в  том,  что
лекарства облегчают страданиЯ, то невольно напрашиваетсЯ  вопрос:  зачем  их
облегчать? ‚о-первых, говорЯт, что страданиЯ ведут человека к  совершенству,
и, во-вторых,  если  человечество  в  самом  деле  научитсЯ  облегчать  свои
страданиЯ  пилюлЯми  и  каплЯми,  то  оно  совершенно  забросит  религию   и
философию, в которых до сих пор находило не только защиту от всЯких бед,  но
даже счастие. Џушкин перед  смертью  испытывал  страшные  мучениЯ,  беднЯжка
ѓейне несколько лет лежал в параличе; почему же  не  поболеть  какому-нибудь
Ђндрею …фимычу или Њатрене ‘авишне, жизнь которых бессодержательна и была бы
совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы не страданиЯ?
     ЏодавлЯемый такими рассуждениЯми, Ђндрей …фимыч  опустил  руки  и  стал
ходить в больницу не каждый день.

        VI

     †изнь его проходит так. Ћбыкновенно он встает  утром  часов  в  восемь,
одеваетсЯ и пьет чай. Џотом садитсЯ у себЯ в  кабинете  читать  или  идет  в
больницу. ‡десь, в больнице, в узком темном коридорчике  сидЯт  амбулаторные
больные, ожидающие приемки. Њимо них, стуча  саногами  по  кирпичному  полу,
бегают мужики и сиделки проходЯт тощие больные в халатах, проносЯт мертвецов
и посуду с нечистотами, плачут дети,  дует  сквозной  ветер,  Ђндрей  …фимыч
знает, что длЯ лихорадЯщих,  чахоточных  и  вообще  впечатлительных  больных
такаЯ обстановка мучительна, но что  поделаешь?  ‚  приемной  встречает  его
фельдшер ‘ергей ‘ергеич, маленький, толстый человек с бритым, чисто вымытым,
пухлым лицом, с мЯгкими плавными манерами  и  в  новом  просторном  костюме,
похожий больше на сенатора, чем на фельдшера. ‚ городе  он  имеет  громадную
практику, носит белый галстук и считает себЯ  более  сведущим,  чем  доктор,
который совсем не имеет практики. ‚ углу, в приемной, стоит большой образ  в
киоте, с тЯжелою лампадой, возле - ставник в белом чехле;  на  стенах  висЯт
портреты архиереев, вид ‘вЯтогорского монастырЯ и венки из сухих  васильков.
‘ергей  ‘ергеич  религиозен  и  любит  благолепие.   Ћбраз   поставлен   его
иждивением; по  воскресеньЯм  в  приемной  кто-нибудь  из  больных,  по  его
приказанию, читает вслух акафист, а после чтениЯ сам ‘ергей ‘ергеич  обходит
все палаты с кадильницей и кадит в них ладаном.  Ѓольных  много,  а  времени
мало, и потому дело ограничиваетсЯ одним только коротким опросом  и  выдачей
какого-нибудь лекарства, вроде летучей  мази  или  касторки.  Ђндрей  …фимыч
сидит, подперев щеку кулаком,  задумавшись,  и  машинально  задает  вопросы.
‘ергей ‘ергеич тоже сидит, потирает свои ручки и изредка вмешиваетсЯ.
     -  Ѓолеем  и  нужду  терпим  оттого,  -  говорит  он,  -  что   господу
милосердному плохо молимсЯ. „а!
     ‚о времЯ приемки Ђндрей …фимыч не делает никаких операций; он давно уже
отвык от них, и вид  крови  его  неприЯтно  волнует.  Љогда  ему  приходитсЯ
раскрывать ребенку  рот,  чтобы  заглЯнуть  в  горло,  а  ребенок  кричит  и
защищаетсЯ ручонками, то от шума в ушах у него кружитсЯ голова  и  выступают
слезы на глазах. Ћн торопитсЯ прописать лекарство и машет руками, чтобы баба
поскорее унесла ребенка.
     Ќа приемке скоро ему прискучают робость  больных  и  их  бестолковость,
близость благолепного ‘ергеЯ ‘ергеича, портреты на стенах и свои собственные
вопросы, которые он задает неизменно уже более двадцати лет.  €  он  уходит,
принЯв пЯть-шесть больных. Ћстальных без него принимает фельдшер.
     ‘ приЯтною мыслью, что, слава богу, частной практики у него  давно  уже
нет и что ему никто не помешает,  Ђндрей  …фимыч,  придЯ  домой,  немедленно
садитсЯ в кабинете за стол и начинает читать. —итает он очень много и всегда
с большим удовольствием. Џоловина жалованьЯ уходит у него на покупку книг, и
из шести комнат его квартиры  три  завалены  книгами  и  старыми  журналами.
больше всего он любит сочинениЯ по  истории  и  философии;  по  медицине  же
выписывает одного только "‚рача", которого всегда начинает читать  с  конца.
—тение всЯкий раз продолжаетсЯ без перерыва по  нескольку  часов  и  его  не
утомлЯет. —итает он не так быстро  и  порывисто,  как  когда-то  читал  €ван
„митрич, а медленно,  с  проникновением,  часто  останавливаЯсь  на  местах,
которые ему нравЯтсЯ или непонЯтны. Ћколо книги  всегда  стоит  графинчик  с
водкой и лежит соленый  огурец  или  моченое  Яблоко  прЯмо  на  сукне,  без
тарелки. —ерез каждые полчаса он, не отрываЯ глаз от  книги,  наливает  себе
рюмку водки и выливает, потом, не  глЯдЯ,  нащупывает  огурец  и  откусывает
кусочек.
     ‚ три часа он осторожно подходит к кухонной двери, кашлЯет и говорит:
     - „арьюшка, как бы мне пообедать...
     Џосле обеда, довольно плохого и неопрЯтного,  Ђндрей  …фимыч  ходит  по
своим комнатам, скрестив на груди руки, и думает. Ѓьет  четыре  часа,  потом
пЯть, а он все ходит  и  думает.  €зредка  поскрипывает  кухоннаЯ  дверь,  и
показываетсЯ из нее красное, заспанное лицо „арьюшки.
     - Ђндрей …фимыч, вам не пора пиво пить, - спрашивает она озабоченно.
     - Ќет, еще не времЯ... - отвечает он. - џ погожу... погожу...
     Љ  вечеру   обыкновенно   приходит   почтмейстер,   Њихаил   ЂверьЯныч,
единственный во всем городе человек, общество которого длЯ ЂндреЯ …фимыча не
тЯгостно. Њихаил ЂверьЯныч когда-то был очень богатым помещиком и  служил  в
кавалерии, но  разорилсЯ  и  из  нужды  поступил  под  старость  в  почтовое
ведомство.  “  него  бодрый,   здоровый   вид,   роскошные   седые   бакены,
благовоспитанные манеры и громкий приЯтный голос. Ћн добр и чувствителен, но
вспыльчив.  Љогда  на  почте  кто-нибудь  из  посетителей   протестует,   не
соглашаетсЯ или просто начинает рассуждать, то Њихаил  ЂверьЯныч  багровеет,
трЯсетсЯ всем телом и кричит громовым  голосом:  "‡амолчать!",  так  что  за
почтовым отделением давно уже установилась репутациЯ учреждениЯ,  в  котором
страшно  бывать.  Њихаил  ЂверьЯныч  уважает  и  любит  ЂндреЯ  …фимыча   за
образованность  и  благородство  души,  к  прочим  же  обывателЯм  относитсЯ
свысока, как к своим подчиненным.
     - Ђ вот и Я! - говорит он, входЯ к Ђндрею …фимычу. - ‡дравствуйте,  мой
дорогой! Ќебось Я уже надоен вам, а?
     - Ќапротив, очень рад, - отвечает ему доктор, - и всегда рад вам.
     ЏриЯтели садЯтсЯ в кабинете на диван и некоторое времЯ молча курЯт.
     - „арьюшка, как бы нам пива! - говорит Ђндрей …фимыч.
     Џервую бутылку выпивают тоже молча:  доктор  -  задумавшись,  а  Њихаил
ЂверьЯныч  -  с  веселым,  оживленным  видом,  как  человек,  который  имеет
рассказать что-то очень интересное. ђазговор всегда начинает доктор.
     - Љак жаль, - говорит он медленно и тихо, покачиваЯ головой и не  глЯдЯ
в глаза собеседнику (он никогда не смотрит в глаза),  -  как  глубоко  жаль,
уважаемый Њихаил ЂверьЯныч, что в нашем городе совершенно нет людей, которые
бы умели и любили вести умную и интересную беседу.  ќто  громадное  длЯ  нас
лишение.  „аже  интеллигенциЯ  не  возвышаетсЯ  над  пошлостью;  уровень  ее
развитиЯ, уверЯю вас, нисколько не выше, чем у низшего сословиЯ.
     - ‘овершенно верно. ‘огласен.
     - ‚ы сами изволите знать, - продолжает доктор тихо и с расстановкой,  -
что на этом свете все незначительно и  неинтересно,  кроме  высших  духовных
проЯвлений человеческого ума. “м проводит  резкую  грань  между  животным  и
человеком, намекает на божественность последнего и в некоторой степени  даже
заменЯет  ему  бессмертие,  которого  нет.  €сходЯ  из  этого,   ум   служит
единственно возможным источником наслаждениЯ. Њы же не  видим  и  не  слышим
около себЯ ума, - значит, мы лишены наслаждениЯ. Џравда, у нас  есть  книги,
но это совсем не то, что живаЯ беседа и общение. …сли позволите  сделать  &е
совсем удачное сравнение, то книги - это ноты, а беседа - пение.
     - ‘овершенно верно.
     Ќаступает молчание. €з кухни выходит  „арьюшка  и  с  выражением  тупой
скорби, подперев кулачком лицо, останавливаетсЯ в дверЯх, чтобы послушать.
     - ќх! - вздыхает Њихаил ЂверьЯныч. - ‡ахотели от нынешних ума!
     € он рассказывает, как жилось прежде здорово, весело и интересно, какаЯ
была в ђоссии умнаЯ интеллигенциЯ и как высоко она ставила понЯтиЯ о чести и
дружбе. „авали деньги взаймы без векселЯ, и считалось позором  не  протЯнуть
руку помощи нуждающемусЯ товарищу. Ђ какие были походы, приключениЯ, стычки,
какие товарищи, какие женщины! Ђ Љавказ - какой удивительный  край!  Ђ  жена
одного батальонного командира, страннаЯ женщина, надевала офицерское  платье
и уезжала по вечерам в горы одна, без проводника. ѓоворЯт, что в аулах у нее
был роман с каким-то кнЯзьком.
     - –арица небеснаЯ, матушка... - вздыхает „арьюшка.
     - Ђ как пили! Љак ели! Ђ какие были отчаЯнные либералы!
     Ђндрей …фимыч слушает и не слышит; он о чем-то  думает  и  прихлебывает
пиво.
     - Њне часто снЯтсЯ умные люди и беседы с ними, - говорит он неожиданно,
перебиваЯ Њихаила ЂверьЯныча. - Њой отец дал мне прекрасное образование,  но
под влиЯнием идей шестидесЯтых годов заставил  менЯ  сделатьсЯ  врачом.  Њне
кажетсЯ, что если б Я тогда не послушалсЯ его, то теперь Я  находилсЯ  бы  в
самом центре умственного движениЯ. ‚ероЯтно,  был  бы  членом  какого-нибудь
факультета. Љонечно, ум тоже не вечен и преходЯщ, но вы уже знаете, почему Я
питаю к нему склонность. †изнь есть досаднаЯ ловушка. Љогда мыслЯщий человек
достигает  возмужалости  и  приходит  в  зрелое  сознание,  то  он  невольно
чувствует себЯ как бы в ловушке, из которой нет выхода. ‚ самом деле, против
его води вызнан он какими-то случайностЯми  из  небытиЯ  к  жизни...  ‡ачем?
•очет он узнать смысл и цель своего существованиЯ, ему  не  говорЯт  или  же
говорЯт нелепости; он стучитсЯ - ему не отворЯют; к нему приходит  смерть  -
тоже против его воли. € вот, как в тюрьме люди, свЯзанные общим  несчастном,
чувствуют себЯ легче, когда сходЯтсЯ вместе, так  и  в  жизни  не  замечаешь
ловушки, когда люди, склонные к анализу  и  обобщениЯм,  сходЯтсЯ  вместе  и
проводЯт времЯ в обмене гордых,  свободные  идей.  ‚  этом  смысле  ум  есть
наслаждение незаменимее.
     - ‘овершенно верно.
     Ќе  глЯдЯ  собеседнику  в  глаза,  тихо  и  с  паузами.  Ђндрей  …фимыч
продолжает говорить об умных людЯх и беседах  с  ними,  а  Њихаил  ЂверьЯныч
внимательно слушает его и соглашаетсЯ: "‘овершенно верно".
     - Ђ вы не верите в бессмертие души? - вдруг спрашивает почтмейстер.
     - Ќет, уважаемый Њихаил ЂверьЯныч, не верю и но имею основаниЯ верить.
     - ЏризнатьсЯ, и Я сомневаюсь. Ђ хотЯ, впрочем, у  менЯ  такое  чувство,
как будто Я никогда не умру. Ћй, думаю себе, старый хрен, умирать пора! Ђ  в
душе какой-то голосочек: не верь, не умрешь!..
     ‚ начале десЯтого часа Њихаил  ЂверьЯныч  уходит.  ЌадеваЯ  в  передней
шубу, он говорит со вздохом:
     - Ћднако в какую глушь занесла нас судьба! „осаднее всего, что здесь  и
умирать придетсЯ. ќх!..

        VII

     Џроводив приЯтелЯ, Ђндрей …фимыч  садитсЯ  за  стол  и  опЯть  начинает
читать. ’ишина вечера и потом ночи не нарушаетсЯ ни одним звуком,  и  времЯ,
кажетсЯ, останавливаетсЯ и замирает вместе с доктором над книгой, и кажетсЯ,
что ничего не существует, кроме этой  книги  и  лампы  с  зеленым  колпаком.
ѓрубое, мужицкое лицо  доктора  мало-помалу  озарЯетсЯ  улыбкой  умилениЯ  и
восторга перед движениЯми человеческого ума. Ћ, зачем человек не бессмертен?
- думает он. -  ‡ачем  мозговые  центры  и  извилины,  зачем  зрение,  речь,
самочувствие, гений, если всему этому суждено уйти в почву и в конце  концов
охладеть вместе с земной корой, а потом миллионы лет без смысла и  без  цели
носитьсЯ с землей вокруг солнца? „лЯ того, чтобы охладеть и потом  носитьсЯ,
совсем не нужно извлекать из небытиЯ человека с его высоким, почти  божеским
умом, и потом, словцо в насмешку, превращать его в глину.
     Ћбмен  веществ!  Ќо  какаЯ  трусость  утешать  себЯ   этим   суррогатом
бессмертиЯ! Ѓессознательные процессы,  происходЯщие  в  природе,  ниже  даже
человеческой глупости,. так как в глупости есть все-таки сознание и волЯ,  в
процессах же ровно ничего. ’олько  трус,  у  которого  больше  страха  перед
смертью, чем достоинства, может утешать себЯ тем,  что  тело  его  будет  со
временем жить в траве, в камне, в жабе... ‚идеть свое  бессмертие  в  обмене
веществ так же странно, как пророчить  блестЯщую  будущность  футлЯру  после
того, как разбилась и стала негодной дорогаЯ скрипка.
     Љогда  бьют  часы,  Ђндрей  …фимыч  откидываетсЯ  на  спинку  кресла  и
закрывает глаза, чтобы немножко подумать. € невзначай, под влиЯнием  хороших
мыслей, вычитанных из книги, он  бросает  взглЯд  на  свое  прошедшее  и  на
настоЯщее. Џрошлое противно, лучше не вспоминать о нем. Ђ в настоЯщем то же,
что в прошлом. Ћн