        ѓ.….’амарченко. "—то делать?" и русский роман шестидесЯтых годов


----------------------------------------------------------------------------
     Ќ.ѓ. —ернышевский. —то делать?
     ‹., "Ќаука", 1975. ‘ериЯ "‹итературные памЯтники"
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

     Ќаследие   —ернышевского-романиста   стало    предметом    специального
историко-литературного изучениЯ сравнительно поздно. Џосле выход романа "—то
делать?"     вспыхнула     ожесточеннаЯ     полемика     -     не     только
критико-публицистическаЯ, но и беллетристическаЯ, длившаЯсЯ  несколько  лет;
однако после этого в течение рЯда десЯтилетий  о  —ернышевском  в  легальной
печати возможны были лишь глухие упоминаниЯ намеки.
     ђасширение цензурных возможностей после  революции  1905  г.  позволило
сыну  писателЯ,  Њ.  Ќ.  —ернышевскому,  выпустить  первое  Џолное  собрание
сочинений, куда вошли оба романа - "—то делать?" и "Џролог". Ћб этих романах
писали тогда не так уж много.  Ђвторы,  близкие  к  "Beхам",  как  известно,
ставили под сомнение не только художественнуню, но и  общественную  ценность
романов —ернышевского.
     ’олько  после  ‚еликой  ЋктЯбрьской  социалистической  революции  когда
ученым стали  доступны  материалы,  захороненные  в  секретных  архивах  или
сохранившиесЯ в частных собраниЯх, стало  возможно  научно  изучение  Ќ.  ѓ.
—ернышевского-беллетриста. €з тех, кто  стоит  у  истоков  такого  изучениЯ,
следует выделить два имени - Ђ. Џ. ‘кафтымова и Ђ. ‚. ‹уначарского.
     Ђ. Џ. ‘кафтымов еще в 20-х годах  в  своих  работах,  посвЯщенных  "—то
делать?", поставил этот  роман  в  широкий  историко-литературный  контекст,
рассмотрев его в отношении к западноевропейскому роман; (в частности, к †орж
‡анд).  {Ђ.  Џ.  ‘кафтымов.  1)  ђоман  "—то  делать?".  -  ‚  кн.:  Ќ.   ѓ.
—ернышевский. Ќеизданные тексты, статьи, материалы,  воспоминаниЯ.  ‘аратов,
1926; 2) —ернышевский и †орж ‡анд. - ‚ кн.: Ќ. ѓ.  —ернышевский.  1828-1928.
Ќеизданные тексты материалы и статьи.  ‘аратов,  1928.}  ‚  его  же  работах
30-40-х  годов  были  впервые  исследованы  незавершенные  беллетристические
произведениЯ —ернышевского. {Ђ. Џ. ‘кафтымов. 1) •удожественные произведениЯ
Ќ. ѓ. —ернышевской написанные в Џетропавловской крепости. -  ‚  кн.:  Ќ.  ѓ.
—ернышевский. ‘аратов, 1939; 2) ‘ибирскаЯ беллетристика Ќ. ѓ. —ернышевского.
- “ч. зап. ‘арат. пед. ин-та, вып. 5, 1940.} ’ем самым роман  "—то  делать?"
был поставлен в свЯзь с дальнейшей эволюцией  —ернышевского-беллетриста.  Џо
справедливому замечанию …. €. Џокусаева, "в обобщающих  трудах  саратовского
ученого были обозначены самые главные  аспекты  и  направлениЯ  исследований
художественного творчества" писателЯ. {…. €. Џокусаев.  Ћт  редактора.  -  ‚
кн.: Ќ. ѓ. —ернышевский. ‘татьи, исследованиЯ и материалы,  т.  6.  ‘аратов,
1971, стр. 5.}
     Џо сей день сохранили свое значение также  статьи  Ђ.  ‚.  ‹уначарского
1928 и 1932 гг., {Ђ. ‚. ‹уначарский. 1) Ќ. ѓ. —ернышевский как  писатель.  -
‚естник  Љоммунистической  академии,  1928,  кн.  30;  2)   ђоманы   Ќ.   ѓ.
—ернышевского. - ‚ кн.: Ќ. ѓ. —ернышевский. €збранные  произведениЯ,  т.  5.
Њ.-‹., 1932.} где был уже поставлен вопрос об особой роли  "—то  делать?"  в
развитии русского романа и о значении его длЯ  нашей  современности.  ‚полне
современный  интерес  заключают  в  себе  мысли   Ђ.   ‚.   ‹уначарского   о
композиционном и о жанровом своеобразии "—то делать?" как  интеллектуального
романа: "‘амому _типу_ того романа, который  нам  нужен,  мы  можем  у  него
учитьсЯ. Ќеправда, будто —ернышевский не воспитывает, будто ум  у  него  все
вытеснЯет. —ернышевский,  конечно,  рационалист,  конечно,  интеллектуальный
писатель, конечно, умственные сокровища, которые лежат в его романах,  имеют
самое большое значение; но он имеет  силу  остановитьсЯ  на  такой  границе,
когда  эти  умственные  сокровища  одеваютсЯ   плотью   высокохудожественных
образов. € такого рода _интеллектуальный роман_, может быть, длЯ нас  важнее
всЯкого другого". {Ђ. ‚. ‹уначарский. ђусскаЯ  литература.  Њ.,  1947,  стр.
178. (Љурсив мой, - ѓ. ’.).}
     ‘    тех    пор    поЯвилась    громаднаЯ    научнаЯ    литература    о
—ернышевском-беллетристе  -  о  романе  "—то  делать?"  в  частности   и   в
особенности. Џоэтому  здесь  стоит  остановитьсЯ  только  на  тех  аспектах,
которые сегоднЯ стоЯт на очереди - требуют осмыслениЯ  (или  переосмыслениЯ)
на уровне современных требований литературной науки.

        1 

     Љ  форме  романа  —ернышевский  впервые  обратилсЯ  после  десЯти   лет
интенсивной литературно-журнальной работы - лишь  тогда,  когда  возможности
критико-публицистической деЯтельности были  длЯ  него  исключены  арестом  и
заключением в Џетропавловскую крепость. Ћтсюда и  возникло  распространенное
представление, будто  бы  беллетристическаЯ  форма  была  длЯ  —ернышевского
вынужденной и служила лишь длЯ того, чтобы  довести  свои  идеи  до  широкой
аудитории, не имеющей специальной подготовки. ’акой взглЯд (разделЯвшийсЯ  в
свое времЯ  автором  этих  строк)  {ѓр.  ’амарченко.  ђоманы  —ернышевского.
‘аратов, 1954, стр. €. ‘м.  также:  Ќ.  Ѓогословский.  Ќ.  ѓ.  —ернышевский.
1828-1889. Њ., 1955, стр. 444 и работы других  авторов.}  заключает  в  себе
некоторое  упрощение,  сводЯ   задачу   —ернышевского-романиста   к   чистой
иллюстративности. Ђрест,  может  быть,  ускорил  обращение  —ернышевского  к
роману,   поскольку   на    воле    прЯмаЯ    публицистическаЯ    пропаганда
революционно-демократических идей представлЯлась ему более неотложным делом,
чем беллетристическаЯ деЯтельность, к которой его тЯнуло еще  с  юности.  Ќо
само обращение к жанру романа было вызвано ходом идейно-творческой  эволюции
писателЯ, котораЯ привела  его  к  новой  проблематике,  требовавшей  именно
художественной разработки.
     Џо статьЯм —ернышевского, написанным и опубликованным в  последний  год
перед арестом, нетрудно проследить, как возникала и  усложнЯлась  эта  новаЯ
проблематика.  ‚  статье  "Ќе  начало  ли  перемены?"  поставлены   вопросы,
свЯзанные  со  значением  субъективного  фактора  в  истории  в  предстоЯщем
революционном кризисе. —ернышевский выделил две стороны  этой  проблемы:  об
особенностЯх психологии  народных  масс  в  моменты  серьезных  исторических
кризисов и о новом  типе  личности,  сформированном  в  разночинской  среде.
ђазумеетсЯ, обе  стороны  дела  длЯ  —ернышевского  неразрывно  между  собою
свЯзаны.
     ќзоповскаЯ  форма  выражениЯ  политических   и   организационных   идей
—ернышевского  -  форма  "психологических   размышлений",   рассуждений   об
"исторической психологии" - не была чистой условностью  или  метафорой.  Ћна
была  глубоко  содержательна,  ибо  подводила  автора  к  новой   длЯ   него
проблематике. Ќа "аналогиЯх" между законами психологии  и  законами  истории
построена всЯ статьЯ "Ќе начало ли перемены?". ‚  этих  "аналогиЯх"  развита
мысль о _взаимозависимости_ истории и  психологии,  о  том,  что  от  уровнЯ
интеллектуального  и  духовно-психологического   развитиЯ   людей   наиболее
передового общественного слоЯ в  значительной  мере  зависит  ближайший  ход
исторических  событий   -   то   или   иное   разрешение   очередного   узла
социально-политических противоречий.
     Ќе случайно итоговаЯ, заключающаЯ статью мысль  -  это  мысль  о  путЯх
формированиЯ новой среды и нового типа  интеллигентного  труженика,  который
способен близко принимать  к  сердцу  интересы  простонародьЯ,  да  и  самим
простонародьем воспринимаетсЯ как свой человек: "…го  сиволапые  собеседники
не делают о нем такого отзыва, что вот, дескать,  какой  добрый  и  ласковый
барин, а говорЯт о нем запросто, как о своем брате, что, дескать, это парень
хороший и можно водить с ним компанство. „есЯть лет тому назад  не  было  из
нас, образованных людей, такого человека, который производил бы на  крестьЯн
подобное впечатление. ’еперь оно  производитсЯ  нередко  <...>  Ћбразованные
люди уже могут, когда хотЯт, становитьсЯ понЯтны и близки  народу.  ‚от  вам
жизнь уже и приготовила решение задачи, котораЯ своею мнимою трудностью  так
обескураживает славЯнофилов и других идеалистов". {Ќ. ѓ. —ернышевский. Џолн.
собр. соч. в 16 томах, т. VII. Њ., 1950, стр. 899. -  „алее  ссылки  на  это
издание приводЯтсЯ в тексте, указываютсЯ лишь том и страница.}
     ‚  случае  стихийного  возмущениЯ  масс  весь  успех  дела,  по   мысли
—ернышевского, будет зависеть от наличиЯ или отсутствиЯ такого  рода  "новых
людей": от их количества и сплоченности, от степени  готовности  разночинной
интеллигенции возглавить стихийное движение - внести элементы сознательности
и организации в назревающий взрыв крестьЯнского недовольства.
     Љак видим, работаЯ над статьей об Ќ. “спенском, —ернышевский  уже  Ясно
ощутил   тему   своего   будущего   романа.   Џроцессы   зарождениЯ   нового
социально-психологического типа, новой этики и психологии, новой среды - это
была  проблематика,  требовавшаЯ  не  публицистического,  а  художественного
выЯснениЯ,  не  теоретических   выкладок,   а   беллетристического   анализа
человеческих взаимоотношений,  характеров  и  судеб,  т.  е.  _литературного
сюжета_.
     ’аким образом, к форме романа —ернышевского привела  внутреннЯЯ  логика
его собственной идейной эволюции. ђоман "—то делать?" -  отнюдь  не  простаЯ
иллюстрациЯ тех  политических  и  организационных  идей,  которые  были  уже
высказаны —ернышевским в его критике  и  публицистике,  включаЯ  статью  "Ќе
начало ли перемены?". ђоман стал  той  формой,  в  которой  волновавшие  его
проблемы получили дальнейшую разработку, а  идеи  -  проверку,  уточнение  и
углубление.
     Љроме того, в процессе работы  над  "—то  делать?"  перед  —ернышевским
встал целый рЯд новых проблем,  кардинальных  длЯ  духовных  и  практических
судеб русской разночинной интеллигенции.  —ернышевский  едва  ли  не  первый
подверг художественному анализу такие ЯвлениЯ,  как  стремительно  возросшаЯ
роль идей в общественной жизни, а в соответствии с этим - возрастающаЯ  роль
мысли в психологии и в поведении отдельного человека.
     Џосле "—то делать?" проблема соотношениЯ мысли и чувства, сознательного
и стихийного начал в душевной организации и поведении человека  оказалась  в
центре художественных интересов эпохи.

        2 

     Љак было отмечено еще Ђ. ‚. ‹уначарским, повествование  в  романе  "—то
делать?" развертываетсЯ таким образом, чтобы картина эпохи воспринималась  в
ее историческом движении и перспективе: в  нерасторжимой  свЯзи  прошедшего,
настоЯщего  и  будущего.  ќта  свЯзь  времен  не  только   формулирована   в
публицистических отступлениЯх и в разговорах с  "проницательным  читателем",
но  воплощена  и  в  сюжетной  структуре  романа:  в  движении   событий   и
взаимоотношений между героЯми.
     ЏричудливаЯ и по-своему  целостнаЯ  сюжетнаЯ  структура  "—то  делать?"
складываетсЯ из нескольких сюжетов, относительно самостоЯтельных. Ћни весьма
своеобразно сплетены между собой не только движением авторской мысли,  но  и
судьбой центральной героини - ‚еры Џавловны ђозальской-‹опуховой-Љирсановой.
Џоставив в центре сквозного сюжета наиболее  тЯжкий  случай  (поскольку  длЯ
женщины  восхождение  из  "трущоб"   к   сознательной   общественно-трудовой
деЯтельности было куда труднее, чем длЯ мужчины), —ернышевский тем самым еще
раз подчеркивает, что предлагаемаЯ им  программа  действиЯ  ("—то  делать?")
доступна _каждому_ разумному человеку разночинской среды.
     Ќачало  романа  строитсЯ  на  вполне  традиционном   сюжетном   мотиве:
насильственное сватовство "дрЯнного",  но  богатого  жениха  к  хорошей,  но
бесправной девушке; зависимость ее от  "пошлых  людей"  в  родном  семействе
грозит гибелью героине. ќта вполне традиционнаЯ исходнаЯ ситуациЯ  получает,
однако, вовсе не традиционную, не предвиденную Њарьей Ђлексеевной  развЯзку,
благодарЯ тому что среди людей старого мира все чаще встречаютсЯ люди  иного
типа,  названные  —ернышевским  "обыкновенными  новыми   людьми".   ђазвЯзка
традиционного сюжета о "пошлых людЯх" становитсЯ завЯзкой  главного  сюжета:
своим замужеством  ‚ера  Џавловна  пробивает  брешь  в  неподвижной  системе
устоЯвшегосЯ жизненного уклада и делает первый шаг навстречу  своей  судьбе.
ќто  стало  возможно   лишь   потому,   что   внесословнаЯ   демократическаЯ
интеллигенциЯ уже образует свой особый общественный круг.
     ‘ложнаЯ семейно-бытоваЯ коллизиЯ, возникшаЯ  во  взаимоотношениЯх  ‚еры
Џавловны  с  ‹опуховым  и  Љирсановым,  способ  разрешениЯ  этой   коллизии,
найденный ‹опуховым, рассматриваетсЯ обычно в литературе о —ернышевском  как
сюжетное содержание романа "—то  делать?".  …стественно,  это  звено  сюжета
изучено наиболее  полно.  Џоэтому  здесь  стоит  остановитьсЯ  лишь  на  тех
моментах, которые расходЯтсЯ с общепринЯтым истолкованием.
     ‚опреки  распространенному   мнению,   Ќ.   ѓ.   —ернышевский   и   его
положительные герои отнюдь  не  устанавливают  никаких  "правил  поведениЯ",
пригодных длЯ любого  случаЯ  жизни:  "‚  этом  нет  решительно  никакой  ни
крайности, ни прелести, чтобы все жены и мужьЯ расходились,  ведь  вовсе  не
каждаЯ порЯдочнаЯ женщина чувствует страстную любовь  к  приЯтелю  мужа,  не
каждый порЯдочный человек боретсЯ со страстью к  замужней  женщине,  да  еще
целых три года, и тоже не всЯкий бывает принужден застрелитьсЯ на мосту  или
(по  словам  проницательного  читателЯ)  так  неизвестно  куда  пропасть  из
гостиницы.  Ќо  каждый  порЯдочный  человек  вовсе  не  счел  бы  геройством
поступить на месте этих изображенных мною людей точно так же, как они  <...>
и много раз поступал не хуже в случаЯх не менее или даже  и  более  трудных"
(наст, изд., стр. 233; в дальнейшем указываетсЯ только страница).
     …динственное  "правило"  нравственной   жизни,   признаваемое   героЯми
—ернышевского, вовсе не открытие романиста; оно  опираетсЯ  на  многовековую
традицию нравственной культуры: счастье длЯ "порЯдочного человека"  заведомо
невозможно, если оно достигнуто за счет другого человека. €менно из-за этого
Љирсанов "боретсЯ со страстью к замужней женщине, да еще  целых  три  года".
€з-за этого ‹опухов заставлЯет Љирсанова прекратить борьбу. ќто же "правило"
заставлЯет ‚еру Џавловну негодовать против собственного сердца  и  долго  не
признавать факта своей любви к  приЯтелю  мужа.  Љак  видим,  усилиЯ  героев
романа направлены в противоположные стороны, так что возникает  традиционный
конфликт  разнонаправленных  воль.  Ќо  эти  усилиЯ  одинаково  продиктованы
заботой о _другом_. ’акого рода  борьба  как  раз  и  ЯвлЯетсЯ  нравственной
_нормой_ длЯ "новых людей" —ернышевского. ‡десь, повторЯем, романист еще  не
вносит никаких новаций в историю нравственной культуры.
     Ћригинальность  этики  —ернышевского  начинаетсЯ  там,  где  само   это
"правило"  становитсЯ  уже  и   не   правилом,   а   органической   душевной
_потребностью_ его героев -  нравственной  природой  отношений,  возникающих
лишь на очень высоком уровне душевного и умственного  развитиЯ.  ‹юбовь,  по
—ернышевскому, - это и есть способность "радоватьсЯ тому,  что  хорошо"  длЯ
любимого. Ђ раз так, то стремление "не быть причиной несчастьЯ" длЯ  другого
уже не ЯвлЯетсЯ требованием отвлеченного долга и не ЯвлЯетсЯ "жертвой"; то и
другое,  по  убеждению  —ернышевского,  равноценно  нравственной  фальши   и
порождает только ханжество.
     Џредварительным условием _этики_ любовных  отношений  ЯвлЯетсЯ  в  "—то
делать?" _наличие_ любви, понЯтой как страстнаЯ преданность интересам  жизни
и счастьЯ другого человека или других людей:  высокий  нравственный  уровень
чувства ЯвлЯетсЯ  основанием  и  почвой  этической  "теории  расчета  выгод"
(весьма неточно называемой "теорией разумного эгоизма").  Ћна  нужна  героЯм
"—то делать?" лишь длЯ того, чтобы _не ошибитьсЯ_  в  понимании  ситуации  и
подлинных интересов, подлинных потребностей близких,  а  значит  -  и  своих
собственных.
     "€гра  эгоизма",  выдающаЯ  желаемое  за   реальное,   противоречивость
чувства, столь присущаЯ человеку  в  противоречивых  обстоЯтельствах,  легко
может толкнуть к ошибочному решению, которое приведет к  непредвиденным,  не
соответствующим намерению результатам. ѓерои —ернышевского - "рационалисты",
люди, верЯщие в  безграничные  возможности  разума;  при  помощи  вдумчивого
анализа и самоанализа они  стремЯтсЯ  избежать  столь  обычного  расхождениЯ
между "благими намерениЯми" и жизненными результатами, так как сознают  себЯ
морально ответственными  не  только  за  свои  побуждениЯ,  но  также  и  за
жизненные результаты своих поступков.
     ќти уточнениЯ важны не только потому,  что  как  раз  этическаЯ  теориЯ
—ернышевского ничуть не устарела до наших дней; в этике —ернышевского  скрыт
ключ к пониманию особенностей психологизма в романе "—то делать?".  ђоманист
менее всего склонен к тому  схематизму,  который  основан  на  игнорировании
психологических противоречий. Ќо  "диалектику  души"  (недаром  это  ставшее
классическим определение художественной  силы  ‹.  Ќ.  ’олстого  принадлежит
именно —ернышевскому) он не воспроизводит  в  ее  непосредственном  движении
(как это  вполне  удавалось  лишь  ’олстому),  но  подвергает  рациональному
анализу. …го "новые люди" приходЯт к  своим  умозаключениЯм  и  практическим
решениЯм путем  нелегкой  душевной  работы,  вдумчивого  и  разумного  учета
душевного  состоЯниЯ  и  коренных  интересов  _всех_  участников   возникшей
(единственной и неповторимой) ситуации. ‹ишь в борьбе противоречивых  чувств
и суждений они приходЯт к "оптимальным" решениЯм - к тому, что в сложившейсЯ
ситуации отвечает их "выгоде", потому что обеспечивает  максимум  возможного
счастьЯ тем, кого они любЯт.
     †ивое зерно психологизма —ернышевского-романиста и его "теории  расчета
выгод" заключаетсЯ в необходимости  этического  творчества,  предполагающего
высокий  уровень  эмоциональной  и  интеллектуальной  культуры  человеческих
отношений. ќтическаЯ  теориЯ  романиста  не  может  быть  верно  понЯта  вне
присущих  ему  особенностей   психологизма,   вне   художественной   природы
интеллектуальной прозы —ернышевского вообще.
     ‚ этой свЯзи необходимо еще одно уточнение. ђаспространено мнение,  что
—ернышевский развивает свои этические идеи именно в сфере личных -  семейных
и любовных - отношений вследствие  цензурной  невозможности  раскрыть  этику
"новых людей"  в  их  прЯмом  общественном  действии.  ќто  не  совсем  так.
„ушевному  опыту,  накопленному  в  _личных_  привЯзанностЯх,   —ернышевский
отводил важнейшую роль в формировании _общественных_  чувств  и  стремлений:
именно они подготавливают человека (биографически  и  исторически)  к  тому,
чтобы  общественные  свЯзи  и  стремлениЯ  становились  содержанием  личного
душевного мира.
     Џолюбив ‹опухова, ‚ера Џавловна "от мысли о  себе,  о  своем  милом,  о
своей любви перешла к мыслЯм, что всем людЯм надобно быть счастливыми и  что
надобно помогать  этому  скорее  прийти.  ќто  одно  и  натурально,  одно  и
по-человечески...". —ернышевский считал это не особенностью его  героев,  но
общим законом человеческой психологии. ЏЯтнадцатью годами позднее в одном из
писем к сыновьЯм он возвратилсЯ к мысли о значении непосредственно личных, в
частности семейных, привЯзанностей как источника любви к  человечеству,  как
условиЯ развитиЯ человечности в людЯх: "Ќикто не может думать  о  миллионах,
десЯтках, сотнЯх миллионов людей так хорошо, как следовало бы.  €  вы  не  в
силах. Ќо все-таки часть разумных мыслей, внушенных  вам  любовью  к  вашему
отцу, неизбежно расширЯетсЯ и на множество, множество других людей.  €  хоть
немножко переносЯтсЯ эти мысли и на понЯтие "человек" -  на  всех,  на  всех
людей <...> ‹юбЯ кого-нибудь честным чувством, мы больше, нежели было бы без
того, любим и всех людей. ’акова-то научнаЯ истина о всех честных  и  добрых
личных чувствах: это чувства, имеющие непреодолимое свойство  расширЯтьсЯ  с
любимого нами человека на всех людей.
     € теперь не засмеемсЯ ли мы, если нам попадетсЯ в  какой-нибудь  ученой
книге  глупость  такого  сорта:  "семейнаЯ  любовь  -  чувство  узкое".  ќто
совершенно не научнаЯ мысль, при научном анализе оказывающаЯсЯ бессмысленным
сочетанием слов" (XV, 173).
     Џо  мысли  —ернышевского,  сила  и  глубина  личных  привЯзанностей   -
необходимаЯ школа, в которой только и может развиватьсЯ настоЯщаЯ  любовь  к
человечеству. Ѓез опыта любви, без способности к личным привЯзанностЯм  сама
"любовь к человечеству" оказываетсЯ  не  действительной  душевной  силой,  а
чем-то умозрительным -  пустой  абстракцией,  котораЯ  легко  сочетаетсЯ  на
практике  с  деспотизмом,  бессердечностью,  жестокостью.  Ќе   случайно   в
"—етвертом сне ‚еры Џавловны" картинам социалистического будущего предпослан
своеобразный очерк истории "очеловечениЯ" любовных отношений между  мужчиной
и женщиной, которым в свое времЯ так восхищались Њеринг  и  ‹уначарский:  по
мысли —ернышевского, без исторического обогащениЯ и роста душевной культуры,
котораЯ наиболее прЯмо и непосредственно  сказываетсЯ  именно  в  отношениЯх
полов, невозможна и новаЯ организациЯ общества, свободнаЯ от эксплуатации  и
унижениЯ человека человеком.
     ‚от почему семейно-психологический сюжет и  ЯвлЯетсЯ  сквозным  сюжетом
романа; это вызвано  не  только  внешними  цензурными  соображениЯми,  но  и
существом замысла.
     Џротиворечивость просветительского мировоззрениЯ  —ернышевского  в  его
романе сказалась Явственнее, чем в публицистике и критике. Ќекоторые  слабые
стороны романа свЯзаны с непоследовательностью  его  концепции  человека,  с
ограниченностью просветительского материализма. ќто проЯвилось, например,  в
трактовке  индивидуального  своеобразиЯ  характеров,   которое,   по   мысли
—ернышевского, проЯвлЯетсЯ не в труде и не в  наслаждении  (это  сферы,  где
действуют общие законы человеческой природы), а по  преимуществу  в  способе
отдыхать. Ћднако вопреки собственным рассуждениЯм —ернышевский показывает  в
романе  характеры  своих   героев   в   их   постоЯнном   взаимодействии   с
социально-историческими обстоЯтельствами,  так  что  "натура"  выступает  не
только как нечто "заданное" природой, но как те природные  задатки,  которые
развиваютсЯ или заглушаютсЯ в ходе жизни. ‚ этом взаимодействии с  условиЯми
времени складываетсЯ человеческаЯ индивидуальность, котораЯ, таким  образом,
и формируетсЯ и проЯвлЯетсЯ отнюдь не только в сфере "отдыха".
     Ќе вполне преодоленное метафизическое представление о "натуре", понЯтой
как продукт природы, а не истории, все же сказываетсЯ в художественной ткани
романа. ’ак, например, обЯзательным  условием  счастливой  и  прочной  семьи
оказываетсЯ полное тождество, совпадение индивидуальных  склонностей  -  тех
самых, которые  проЯвлЯютсЯ  в  способе  отдыхать.  ‚  этих  звеньЯх  сюжета
возникают   элементы    иллюстративности    и    та    несколько    слащаваЯ
сентиментальность,    котораЯ    снижает    художественную    убедительность
изображениЯ, в особенности в образе ‚еры Џавловны.
     Љ основному семейно-психологическому сюжету в романе "—то делать?"  как
бы "подключено" несколько более или менее развернутых  подчиненных  сюжетов.
Њы имеем в виду не только историю продажи дочери "пошлому" жениху, по-своему
вполне законченную, но составлЯющую  лишь  экспозицию  и  завЯзку  сквозного
сюжета. …сть  несколько  "вставных"  сюжетов,  написанных  в  форме,  вполне
традиционной длЯ романа, - как отступлениЯ  в  прошлое  персонажей.  ’акова,
например, своеобразнаЯ новелла о Ќасте Љрюковой и докторе Љирсанове  -  едва
ли не  начало  того  длительного  резонанса,  который  вызвало  некрасовское
стихотворение "Љогда из мрака заблужденьЯ..."  в  русской  повествовательной
прозе.
     ѓлавка  "Ћсобенный  человек"  тоже  включает  в  себЯ   самостоЯтельный
"вставной"  сюжет   -   историю   духовного   формированиЯ   ђахметова   как
профессионального  революционера.  ќто  общеизвестно.  ’ема   революционного
подпольЯ, конспирации - искусства борьбы с политической полицией,  опасности
полицейских репрессий и т. п. входит в сюжет с момента его кульминации.
     Џока еще не отмечалось, однако, что эта тема, войдЯ в  роман  вместе  с
ђахметовым, получает и дальнейшее сюжетное развитие,  становЯсь  "потайным",
"эзоповским"  сюжетом  "—то  делать?".  ‚озникнув  в  третьей   главе,   эта
"подводнаЯ" линиЯ сюжета уже не исчезает до  финала.  ‚  четвертой  и  пЯтой
главах  одновременно  и  параллельно  со  спадом  и  развЯзкой   "открытого"
семейно-психологического   сюжета   идет   подспудное,   прочерченное   лишь
пунктиром, подтекстовое течение действиЯ, свЯзанное не только  с  ђахметовым
(сюжетнаЯ функциЯ которого, кстати сказать, вовсе  не  сводитсЯ  к  простому
сообщению о мнимом самоубийстве ‹опухова), но и с судьбой ‹опухова-Ѓьюмонта,
с трудностЯми существованиЯ мастерских ‚еры  Џавловны,  с  общей  атмосферой
надвигающегосЯ революционного кризиса.
     ќти звеньЯ "потайного"  сюжета  (в  отличие  от  вставного  рассказа  о
прежней жизни  ђахметова)  совершенно  свободны  от  какой  бы  то  ни  было
иллюстративности. ќто интереснейшие творческие поиски и  находки  романиста,
откровенно рассчитанные на активное сотворчество читателЯ.

        3  

     ЉульминациЯ  "открытого"  сюжета  в  романе  "—то   делать?"   ЯвлЯетсЯ
одновременно  завЯзкой  его  "эзоповского",  потайного  сюжета.  ‘мысл  этой
завЯзки - в решении ‹опухова перейти на нелегальное положение,  может  быть,
существенно ускоренном ситуацией "любовного треугольника".
     ‚ одной из бесед с "проницательным читателем" —ернышевский  утверждает,
что "не ђахметов выведен длЯ того, чтобы вести разговор (с ‚ерой  Џавловной,
- ѓ. ’.), а разговор сообщен тебе длЯ того, и единственно  длЯ  того,  чтобы
побольше познакомить тебЯ с  ђахметовым".  €  все  же  не  совсем  правы  те
исследователи, которые видЯт весь смысл этого разговора в  том,  чтобы  "еще
ближе познакомить читателЯ с ђахметовым", {ѓ. ‚ерховский.  Ћ  романе  Ќ.  ѓ.
—ернышевского "—то делать?".  џрославль,  1959,  стр.  182.}  "чтобы  полнее
раскрыть характер ђахметова". {Њ. ’. Џинаев.  Љомментарий  к  роману  Ќ.  ѓ.
—ернышевского "—то делать?". Њ., 1963, стр. 180.}  Ћни  тем  более  неправы,
когда находЯт, что в этом диалоге  —ернышевский  "освободилсЯ  на  времЯ  от
необходимости прибегать к  иносказаниЯм  и  намекам".  {’ам  же.}  Ќаоборот,
именно с этого момента необходимость в "иносказаниЯх и  намеках"  становитсЯ
постоЯнной. € более того - намеки и иносказаниЯ становЯтсЯ  теперь  приемами
сюжетостроениЯ.
     —тобы убедитьсЯ  в  завЯзочном  значении  этого  эпизода,  присмотримсЯ
внимательнее к диалогу ђахметова и ‚еры Џавловны:
     "... - …го поручение состоит в следующем: он, уходЯ,  чтобы  "сойти  со
сцены"...
     - Ѓоже мой, что он сделал! Љак же вы могли не удержать его?
     - ‚никните в это выражение:  "сойти  со  сцены"  и  не  осуждайте  менЯ
преждевременно. Ћн употребил это выражение в записке,  полученной  вами,  не
так ли? и мы будем употреблЯть именно его, потому  что  оно  очень  верно  и
удачно выбрано.
     ‚ глазах ‚еры  Џавловны  стало  выражатьсЯ  недоумение;  ей  все  Яснее
думалось: "Я не знаю, что это? что же мне думать?" <...>
     - €так, уходЯ, чтобы, по очень верному его выражению, "сойти со сцены",
он оставил мне записку к вам..." (217).
     ‘лова  "сойти  со  сцены"  каждый  раз  берутсЯ  в  кавычки.   ђахметов
настойчиво призывает ‚еру  Џавловну  и  читателЯ  вникнуть  в  их  смысл.  Ћ
содержании записки можно уже догадатьсЯ. ђахметов  предупреждает:  "“тешение
должно заключатьсЯ в самом содержании записки". Ћн не дает  записки  в  руки
‚ере Џавловне,  а  после  прочтениЯ  немедленно  сжигает:  "Џо  чрезвычайной
важности ее содержаниЯ, характер которого  мы  определили,  она  _не  должна
остатьсЯ ни в чьих руках_". {Љурсив в цитатах из романа "—то делать?"  здесь
и далее мой, - ѓ. ’.} „ругую записку ‚ера Џавловна получает на памЯть:  "Ћна
не _документ_" (224).
     ‚се  это  -  первые  уроки  конспирации,  которые  ђахметов  дает  ‚ере
Џавловне, а —ернышевский - не "проницательному  читателю"  (ему  не  следует
понимать ни содержаниЯ записки, ни истинной цели  всех  предосторожностей  с
этим "документом"), а  читателю-другу,  способному  схватывать  такого  рода
намеки.
     ‚ыражение "сойти со сцены" означает в этом контексте решимость ‹опухова
стать "невидимым" как длЯ политической полиции, так  и  длЯ  всех  на  свете
"проницательных читателей". Ќедаром же —ернышевский говорит  об  "особенных"
людЯх: "’ебе ни одного такого человека не видать; твои глаза, проницательный
читатель, не так устроены, чтобы видеть таких людей; длЯ тебЯ они  невидимы;
их видЯт только честные и смелые глаза" (214).
     „аже от людей своего круга всЯ операциЯ тщательно засекречена,  и  ради
этого ђахметов на целый день оставлЯет ‚еру Џавловну в неведении и  душевных
терзаниЯх: "Ќадобно было, чтобы другие  видели,  в  каком  вы  расстройстве,
чтобы известие о вашем расстройстве разнеслось  длЯ  достоверности  событиЯ,
вас расстроившего <...> ’еперь три источника  достоверности  событиЯ:  Њаша,
Њерцалова, ђахель. Њерцалова особенно важный источник - ведь это уж на  всех
ваших знакомых. џ был очень рад вашей мысли послать за нею" (221).
     ЉонспирациЯ  на  то  и  конспирациЯ,  чтобы  _никто_,  кроме  тех,  кто
необходим в _данном_ деле, не знал ничего лишнего. ђазумеетсЯ, такаЯ степень
секретности нужна была не только длЯ того, чтобы  ‚ера  Џавловна  могла  без
опасений вступить в церковный брак с Љирсановым. ‚се эти "уроки" конспирации
имеют смысл лишь при том условии, что  мнимое  самоубийство  ‹опухова  имеет
своей _главной_ задачей его переход на нелегальное  положение.  Џо  этой  же
причине никто из многочисленных знакомых и друзей ‹опухова, при  всей  своей
безупречной порЯдочности, не мог бы заменить ђахметова в этом деле. …сли  бы
задача "самоубийства" сводилась к  легализации  отношений  ‚еры  Џавловны  с
Љирсановым, роль ђахметова мог бы выполнить едва ли не любой из их друзей  и
единомышленников, лишь бы он не был болтлив. „а ђахметов в подобном случае и
не взЯлсЯ бы за такое "поручение": ведь  он  делает  исключительно  то,  что
считает "нужным" с точки зрениЯ  своего  "дела".  Њежду  тем  он  не  только
беретсЯ за это "дело", но еще считает его "веселой обЯзанностью".
     ђахметов трижды хвалил ‹опухова  за  "основательность"  его  последнего
решениЯ и за то, _как_ оно было проведено в жизнь: "‚  последнее  времЯ  он,
точно, обдумал все умно и поступил отлично", - говорил он. "ђешение его было
основательно". Ќо в то же времЯ ђахметов и порицает ‹опухова: по его мнению,
тот недостаточно подготовил жену к возможности своего решениЯ. Ќезависимо от
возникшей семейной коллизии, ‹опухов "все-таки должен был _на всЯкий случай_
приготовить вас к чему-нибудь подобному, просто как  к  _делу  случайности_,
которой нельзЯ желать, которой незачем  ждать,  но  котораЯ  все-таки  может
представитьсЯ: ведь _за будущее никак нельзЯ  ручатьсЯ,  какие  случайности_
может привести оно. ќту-то аксиому,  что  _бывают  всЯкие  случайности_,  уж
наверное он знал. Љак же он оставлЯл вас  в  таком  состоЯнии  мыслей,  что,
когда произошло это, вы не  были  приготовлены?  ’о,  что  он  не  предвидел
_этого_, произошло от пренебрежениЯ, которое обидно длЯ вас, но само по себе
вещь безразличнаЯ, ни дурнаЯ, ни хорошаЯ; то, что он не подготовил  вас  _на
всЯкий случай_, произошло из побуждениЯ положительно дурного <...>  Љак  вам
это нравитсЯ?" (225-226).
     Џодчеркнутые слова и обороты приобретают,  как  увидим,  смысл  некоего
кода, условного обозначениЯ и в дальнейшем тексте "—то делать?".
     ‚ера Џавловна отводит упрек ђахметова:
     "- ќто неправда,  ђахметов.  _Ћн  не  скрывал  от  менЯ  своего  образа
мыслей_. …го _убеждениЯ_ были так же хорошо известны мне, как вам" (226).
     Љонечно, ђахметов упрекает друга не в том, что ‹опухов своевременно "не
приготовил" жену к возможности... влюбитьсЯ в третье лицо. Ћн винит ‹опухова
в том, что тот не поступил, как некогда сам —ернышевский, -  не  предупредил
жену о неизбежно грозЯщих ему опасностЯх  и  "случайностЯх".  ‚ера  Џавловна
опровергает эти обвинениЯ тем, что убеждениЯ мужа (уж конечно  не  только  в
области семейной этики!) были ей прекрасно известны.
     ќтот  подтекст  нарочито  перемешан  со  спорами  об   этике   семейных
отношений, о ревности, о нравственности и безнравственности в браке п т.  д.
„лЯ  читателЯ-единомышленника  разделить  эти  два  "слоЯ"  их  диалога   не
составлЯло труда.
      12 главы четвертой возвращает читателЯ к главке "Ћсобенный человек" и
к разговору с ђахметовым - возвращает даже лексически и фразеологически:  "€
вот проходит год; и пройдет еще год, и еще год после свадьбы с Љирсановым, и
все так же будут идти дни ‚еры Џавловны, как идут теперь <...> и  много  лет
пройдет, они будут идти все так же, если _не  случитсЯ  ничего  особенного_;
кто знает, _что принесет будущее_? но до той поры, как Я пишу  это,  _ничего
такого не случилось_" (266).
     ‚ конце этой же главы (17) возникают первые столкновениЯ Љирсановых  с
политической полицией из-за мастерских и магазина, который к  этому  времени
открылсЯ на Ќевском под вывеской "Au bon travail". {Џервым обратил  внимание
на этот мотив и разъЯснил его идейный смысл в свое времЯ  Ђ.  Џ.  ‘кафтымов:
"“топические элементы воззрений —ернышевского  не  помешали  ему  предвидеть
неминуемость  столкновениЯ  предполагаемых  социалистических  мастерских   с
российским самодержавием.  ‚  романе  отмечено,  что  широко  развернувшаЯсЯ
организациЯ  ‚еры  Џавловны  в  российских  условиЯх  не  могла  развиватьсЯ
свободно. Ќаступил момент, когда Явились зловещие предостережениЯ, и  размах
роста организации пришлось сократить"  (Ђ.Џ.  ‘кафтымов.  ‘татьи  о  русской
литературе. ‘аратов, 1958, стр. 168).}  ‚  результате  встречи  Љирсанова  с
жандармским чином "Њерцалова и ‚ера Џавловна  значительно  поурезали  крыльЯ
своим мечтам и стали заботитьсЯ о том, чтобы хотЯ удержатьсЯ на месте, а  уж
не о том, чтоб идти вперед <...> Џо охлаждении лишнего жара в ‚ере  Џавловне
и Њерцаловой, швейные и магазин продолжали существовать, не  развиваЯсь,  но
радуЯсь уже и тому, что продолжают существовать" (291). ђазумеетсЯ, и  слово
"труд" с вывески пришлось убрать. ‘разу  после  этого  следует  письмо  Љати
Џолозовой к ее подруге, заключающее главу и одновременно  -  тему  легальных
возможностей в условиЯх полицейской государственности.
     ЏЯтаЯ глава романа, названнаЯ "Ќовые лица  и  развЯзка",  „ействительно
содержит в себе "развЯзку", но лишь "открытого", -  семейно-психологического
сюжета, который завершаетсЯ торжеством новой  этики  в  отношениЯх  любви  и
брака. Ќо в "подводном течении" сюжета  нарастает  тема  все  более  тесного
взаимодействиЯ легальных и конспиративных форм деЯтельности  "новых  людей":
"мирнаЯ жизнь" двух счастливых супружеских пар, свЯзанных сердечной дружбой,
рисуетсЯ в то же времЯ как  жизнь  на  колеблющейсЯ  от  внутренних  толчков
почве, почти на вулкане.
     Ќамеченный в конце четвертой главы мотив борьбы с политической полицией
возвращаетсЯ  в  конце  пЯтой  главы.  ‚от  диалог  ‚еры  Џавловны  с  Љатей
Џолозовой: "†аль, что нет возможности  развиватьсЯ  этим  швейным:  как  они
стали бы развиватьсЯ", - говорит иногда ‚ера Џавловна.  Љатерина  ‚асильевна
ничего не отвечает на это, только  в  глазах  ее  сверкает  злое  выражение.
"ЉакаЯ ты горЯчаЯ, ЉатЯ; ты хуже менЯ, - говорит ‚ера Џавловна. - Ђ  хорошо,
что у твоего отца все-таки  что-нибудь  есть;  это  очень  хорошо".  -  "„а,
‚ерочка, это хорошо, все-таки спокойней за сына". "‚прочем,  ЉатЯ,  ты  менЯ
заставила не знаю о чем думать.  Њы  проживем  тихо  и  спокойно".  Љатерина
‚асильевна молчит. -  "„а,  ЉатЯ,  ну,  длЯ  менЯ  скажи:  да...".  Љатерина
‚асильевна смеетсЯ. "ќто не зависит от моего "да"  или  "нет",  а  потому  в
удовольствие тебе скажу: да, мы проживем спокойно" (334).
     ЉатЯ - жена человека,  в  деЯтельности  которого  конспиративные  формы
преобладают над легальными, живущего по чужим документам и с чужой фамилией.
“ нее гораздо меньше шансов прожить "тихо и спокойно",  ей  труднее  на  это
надеЯтьсЯ, чем ‚ере Џавловне...
     ‡авершаетсЯ пЯтаЯ глава не идиллией дружбы и счастьЯ, а сценами зимнего
пикника. ’ревожные опасениЯ и пылкие надежды героев романа  достигают  здесь
максимального напрЯжениЯ: в сценах пикника идет уже 1863  год,  репрессии  в
полном разгаре, обе супружеские пары с "тЯжелой встревоженностью"  наблюдают
за "дамой в трауре", возлюбленный или муж которой  уже  схвачен:  "ђаза  два
‚ера Џавловна украдкою шепнула мужу:  "‘аша,  что  если  _это  случитсЯ_  со
мною?" Љирсанов в первый раз не нашелсЯ, что  сказать;  во  второй  нашелсЯ:
"Ќет, ‚ерочка, с тобою этого не может _случитьсЯ_". - "Ќе может? ’ы уверен?"
- "„а". € Љатерина ‚асильевна раза  два  шепнула  украдкою  мужу:  "со  мною
_этого_ не может быть, —арли?" ‚ первый раз  Ѓьюмонт  только  улыбнулсЯ,  не
весело и не успокоительно; во второй тоже нашелсЯ: "_по всей вероЯтности, не
может; по всей вероЯтности_"" (338).
     ”инал этой  главы  насыщен  не  только  светлыми  надеждами  на  крутые
общественные перемены, но и  жестокими  опасениЯми  разгрома  революционного
подпольЯ, атмосферой тЯжелых утрат и опасностей, грозЯщих  также  и  главным
героЯм  романа.  ‘цены   пикника   -   образец   _вероЯтностного   мышлениЯ_
—ернышевского и его героев. ‚озмужавшие в обстановке революционной ситуации,
они исполнены суровой готовности  встретить  любой  из  возможных  вариантов
развЯзки исторической коллизии и не отступЯт от своих убеждений - независимо
от того,  котораЯ  из  двух  исторических  тенденций  возьмет  верх.  ‘лушаЯ
монолог-песню  "дамы  в  трауре",  женщины  благословлЯют  своих  мужей   на
испытаниЯ и опасности: "- ‡абудь, что Я тебе говорила, ‘аша,  слушай  ее!  -
шепчет одна и жмет руку. - ‡ачем Я не говорила  тебе  _этого!_  ’еперь  буду
говорить, - шепчет другаЯ" (343).
     ’рагическаЯ напрЯженность атмосферы в сценах зимнего пикника так сильно
акцентирована, что в качестве финала романа она  звучала  бы  как  отказ  от
надежд на оптимальный вариант - на победу  крестьЯнской  революции,  котораЯ
освободит и репрессированных  революционеров.  Џоэтому  —ернышевский  вводит
иной финал -  полустраничную  шестую  главу,  где  эзоповский  сюжет  романа
получает оптимистическую развЯзку. ’акое "двойственное" -  на  два  конца  -
завершение  сюжетного  действиЯ   романа   получило   впоследствии   широкое
распространение как в повествовательных, так  и  в  драматических  жанрах  и
стало называтьсЯ "открытой развЯзкой".
     ”инальнаЯ глава  - "Џеремена декораций" - вовсе не претендует на точный
прогноз событий.  ќто  лишь  авторский  перст,  указующий  на  _возможность_
революционного разрешениЯ исторической  коллизии,  котораЯ  _может_  открыть
новые пути, новые судьбы и длЯ героев романа. Џоследние строки романа - спор
с читателем: читатель ("и не один проницательный,  а  всЯкий  читатель")  не
желает слушать о том, чего на самом деле еще не было.
     "- Џолноте, кто же станет вас слушать!
     - Ќеужели вам не угодно?
     - ‡а кого вы менЯ принимаете? - Љонечно, нет!
     - …сли вам теперь не угодно слушать,  Я,  разумеетсЯ,  должен  отложить
продолжение моего рассказа до того  времени,  когда  вам  угодно  будет  его
слушать. Ќадеюсь дождатьсЯ этого довольно скоро" (344).
     ђоман кончаетсЯ по существу большим вопросительным  знаком;  ответа  не
дала еще историЯ, а романист отвечает: "Ќадеюсь дождатьсЯ...".
     €менно так воспринимали  смысл  заключительных  сцен  романа  тогдашние
передовые читатели. ќто подтверждает, например, истолкование финала, которое
давал ѓ. ‚. Џлеханов. ‚скоре после смерти —ернышевского он писал, что  роман
"полон самых светлых _надежд_" и что эти надежды приурочиваютсЯ  "к  скорому
торжеству освободительного движениЯ в ђоссии". {ѓ. ‚. Џлеханов. ‘оч., т.  V.
Њ.-Џгр., 1925. стр. 114.}
     …сли "открытый" сюжет романа "—то делать?" замыкаетсЯ обычной  "полной"
развЯзкой, то сюжетное движение, свЯзанное с  темой  подпольЯ,  конспирации,
жандармских репрессий, не получает сюжетного завершениЯ; оно  обрываетсЯ  на
констатации политической  альтернативы,  от  исторического  решениЯ  которой
зависЯт и судьбы героев.
     Џоследние заключительные страницы придают роману сюжетную  цельность  и
законченность, в сценах пикника и  в  главе  "Џеремена  декораций"  сквозное
сюжетное  действие,  свЯзанное  с  событиЯми  и  взаимоотношениЯми  в  среде
"обыкновенных  новых  людей",  органически  свЯзываетсЯ  и  переплетаетсЯ  с
сюжетным развитием темы "особенных людей".
     €менно   в   сценах   пикника   обнаруживаетсЯ   страстное   сочувствие
"обыкновенных  порЯдочных   людей"   людЯм   революционного   подпольЯ,   их
напрЯженный интерес к развитию революционных событий в стране, их готовность
принЯть  участие  в  борьбе,  какими  бы  опасностЯми  она  ни  грозила   их
благополучию и мирному счастью.

        4 

     ‘двоенный сюжет "—то делать?" ("открытый" -  семейно-психолог