е  к  женщине  у  десЯтилетнего  мальчика   с
развращенным  воображением.  Ћн  не  может   очень   решительно   добиватьсЯ
независимости и своих прав - уже и потому, что  он  не  знает,  что  с  ними
делать; желание его больше  головное,  внешнее,  а  собственно  натура  его,
поддавшись гнету воспитаниЯ, так и  осталась  почти  глухою  к  естественным
стремлениЯм. Џоэтому самое искание свободы в нем получает характер уродливый
и делаетсЯ противным, как противен цинизм десЯтилетнего мальчика, без смысла
и внутренней потребности повторЯющего гадости, слышанные от больших.  ’ихон,
видите, наслышан от кого-то, что он "тоже мужчина" и потому должен  в  семье
иметь известную долю власти и значениЯ; поэтому он себЯ ставит гораздо  выше
жены и, полагаЯ, что ей уж так и бог судил терпеть и смирЯтьсЯ,  -  на  свое
положение под началом у матери смотрит как на горькое и унизительное. ‡атем,
он наклонен к разгулу, и в нем-то главным образом и  ставит  свободу:  точно
как тот же мальчик, не умеющий постигнуть настоЯщей сути, отчего так  сладка
женскаЯ любовь, и знающий только внешнюю сторону  дела,  котораЯ  у  него  и
превращаетсЯ в сальности: ’ихон, собираЯсь уезжать, с бесстыднейшим цинизмом
говорит жене, упрашивающей его взЯть ее с  собою:  "с  этакой-то  неволи  от
какой хочешь красавицы жены убежишь! ’ы подумай то: какой ни на  есть,  а  Я
все-таки мужчина, - всю жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от
жены. „а как Я знаю теперича, что недели две никакой грозы на менЯ не будет,
кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?"  Љатерина  только  и  может
ответить ему на это: "как же  мне  любить-то  тебЯ,  когда  ты  такие  слова
говоришь?" Ќо ’ихон не понимает всей важности этого мрачного и  решительного
упрека; как человек, уже взмахнувший рукою на  свой  рассудок,  он  отвечает
небрежно: "слова - как  слова!  Љакие  же  мне  еще  слова  говорить!"  -  и
торопитсЯ отделатьсЯ от жены. Ђ зачем? —то он хочет делать, на  чем  отвести
душу, вырвавшись на волю? Ћн об этом сам рассказывает  потом  Љулигину:  "на
дорогу-то маменька читала-читала мне наставлениЯ-то, а  Я  как  выехал,  так
загулЯл. “ж очень рад, что на волю-то вырвалсЯ. € всю дорогу пил, и в Њоскве
все  пил;  так  это  кучу,  что  на-поди.  ’ак,  чтобы  уж  на   целый   год
отгулЯтьсЯ!.." ‚от и все! € надо сказать, что в  прежнее  времЯ,  когда  еще
сознание личности и  ее  прав  не  поднЯлось  в  большинстве,  почти  только
подобными выходками и ограничивались протесты против самодурного гнета. „а и
нынче еще можно встретить множество ’ихонов, упивающихсЯ если не  вином,  то
какими-нибудь рассуждениЯми и спичами и  отводЯщих  душу  в  шуме  словесных
оргий. ќто именно  люди,  которые  постоЯнно  жалуютсЯ  на  свое  стесненное
положение, а между тем заражены гордою мыслью о своих привилегиЯх и о  своем
превосходстве над другими: "какой ни на есть, а все-таки Я  мужчина,  -  так
каково мне терпеть-то". ’о есть: "ты терпи, потому  что  ты  баба,  и  стадо
быть, дрЯнь, а мне надо волю, -  не  потому,  чтоб  это  было  человеческое,
естественное требование, а потому, что таковы права  моей  привилегированной
особы"... џсно, что из подобных людей и замашек никогда  и  не  мокло  и  не
может ничего выйти.
     Ќо не похоже на  них  новое  движение  народной  жизни,  о  котором  мы
говорили выше и отражение  которого  нашли  в  характере  Љатерины.  ‚  этой
личности мы видим уже возмужалое, из  глубины  всего  организма  возникающее
требование права и простора жизни. ‡десь уже не воображение, не наслышка, не
искусственно возбужденный порыв  ЯвлЯетсЯ  нам,  а  жизненнаЯ  необходимость
натуры. Љатерина не  капризничает,  не  кокетничает  своим  недовольством  и
гневом, - это  не  в  ее  натуре;  она  не  хочет  импонировать  на  других,
выставитьсЯ и похвалитьсЯ. Ќапротив, живет она очень мирно  и  готова  всему
подчинитьсЯ, что только не противно ее натуре; принцип ее, если б она  могла
сознать и определить его, был бы тот, чтобы как можно менее своей  личностью
стеснЯть других и тревожить общее течение дел. Ќо зато, признаваЯ  и  уважаЯ
стремлениЯ других, она требует того же уважениЯ и к себе, и всЯкое  насилие,
всЯкое стеснение возмущает ее кровно, глубоко. …сли  б  она  могла,  она  бы
прогнала далеко от себЯ все, что живет  неправо  и  вредит  другим;  но,  не
будучи в состоЯнии сделать этого, она идет обратным путем -  сама  бежит  от
губителей и обидчиков. ’олько бы не подчинЯтьсЯ их  началам,  вопреки  своей
натуре, только бы не помиритьсЯ с их неестественными требованиЯми, а там что
выйдет - лучшаЯ ли долЯ длЯ нее или гибель, - на это она уж  не  смотрит:  в
том и другом  случае  длЯ  нее  избавление...  Ћ  своем  характере  Љатерина
сообщает ‚аре одну черту еще из воспоминаний детства: "такаЯ уж Я зародилась
горЯчаЯ! џ еще лет шести была, не больше - так  что  сделала!  Ћбидели  менЯ
чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно - Я выбежала на  ‚олгу,  села  в
лодку, да и отпихнула ее от берега.  Ќа  другое  утро  уж  нашли,  верст  за
десЯть..." ќта детскаЯ горЯчность сохранилась в Љатерине;  только  вместе  с
общей возмужалостью прибавилась в  ней  и  сила  выдерживать  впечатлениЯ  и
господствовать над ними. ‚зрослаЯ  Љатерина,  поставленнаЯ  в  необходимость
терпеть обиды, находит в себе силу долго переносить их, без напрасных жалоб,
полусопротивлений и всЯких шумных выходок. Ћна терпит до тех  пор,  пока  не
заговорит в ней какой-нибудь интерес, особенно близкий ее сердцу и  законный
в ее глазах, пока не оскорблено в ней будет такое требование ее натуры,  без
удовлетворениЯ которого она не может оставатьсЯ спокойною. ’огда она  уж  ни
на что не посмотрит. Ћна не будет прибегать  к  дипломатическим  уловкам,  к
обманам и плутнЯм, - не такова она. …сли уж нужно непременно обманывать, так
она лучше постараетсЯ перемочь себЯ. ‚арЯ советует  Љатерине  скрывать  свою
любовь к Ѓорису; она говорит: "обманывать-то Я не умею, скрыть-то ничего  не
могу", и вслед за тем делает усилие над своим сердцем и опЯть  обращаетсЯ  к
‚аре с такой речью: "не говори мне про него, сделай милость,  не  говори!  џ
его и знать не хочу! џ буду мужа любить. ’иша, голубчик мой, ни на кого тебЯ
не променЯю!" Ќо усилие уже выше ее возможности; через минуту она чувствует,
что ей не отделатьсЯ от возникшей любви. "ђазве  Я  хочу  о  нем  думать,  -
говорит она: - да что делать, коли из головы нейдет?" ‚ этих простых  словах
очень Ясно выражаетсЯ, как  сила  естественных  стремлений,  неприметно  длЯ
самой Љатерины, одерживает в ней победу  над  всеми  внешними  требованиЯми,
предрассудками и искусственными комбинациЯми, в которых запутана  жизнь  ее.
‡аметим, что теоретическим образом Љатерина не могла отвергнуть ни одного из
этих требований, не могла освободитьсЯ ни  от  каких  отсталых  мнений;  она
пошла  против  всех  них,  вооруженнаЯ  единственно  силою  своего  чувства,
инстинктивным  сознанием  своего  прЯмого,  неотъемлемого  права  на  жизнь,
счастье и любовь... Ћна нимало не резонирует, но  с  удивительною  легкостью
разрешает все трудности своего положениЯ. ‚от ее разговор с ‚арварой:

            ‚арвара.  ’ы  какаЯ-то  мудренаЯ,  бог  с тобой! Ђ по-моему -
       делай что хочешь, только бы шито да крыто было.
            Љатерина.  Ќе  хочу Я так, да и что хорошего! “ж Я лучше буду
       терпеть, пока терпитсЯ.
            ‚арвара. Ђ не стерпитсЯ, что ж ты сделаешь?
            Љатерина. —то Я сделаю!
            ‚арвара. „а, что сделаешь?
            Љатерина. —то мне тогда захочетсЯ, то и сделаю.
            ‚арвара. ‘делай попробуй, так тебЯ здесь заедЯт.
            Љатерина. Ђ что мне! џ уйду, да и была такова.
            ‚арвара. Људа ты уйдешь! ’ы мужнЯЯ жена.
            Љатерина. ќх, ‚арЯ, не знаешь ты моего характеру! Љонечно, не
       дай  бог этому случитьсЯ, а уж коли очень мне здесь опостынет, так
       не  удержат менЯ никакой стой. ‚ окно выброшусь в ‚олгу кинусь. Ќе
       хочу здесь жить, так не стану, хоть ты менЯ режь.

     ‚от  истиннаЯ  сила  характера,  на  которую  во  всЯком  случае  можно
положитьсЯ! ‚от высота, до которой  доходит  наша  народнаЯ  жизнь  в  своем
развитии,  но  до  которой  в  литературе  нашей  умели  подниматьсЯ  весьма
немногие, и никто не умел на ней так хорошо держатьсЯ,  как  Ћстровский.  Ћн
почувствовал, что не отвлеченные  верованиЯ,  а  жизненные  факты  управлЯют
человеком, что не образ мыслей, не принципы, а натура нужна длЯ  образованиЯ
и проЯвлениЯ крепкого характера, и  он  умел  создать  такое  лицо,  которое
служит представителем великой народной идеи, не  носЯ  великих  идей  ни  на
Языке, ни в голове, самоотверженно идет до конца в неровной борьбе и гибнет,
вовсе не обрекаЯ себЯ на высокое самоотвержение.  …е  поступки  находЯтсЯ  в
гармонии с ее натурой, они длЯ нее естественны, необходимы, она не может  от
них  отказатьсЯ,  хотЯ   бы   это   имело   самые   гибельные   последствиЯ.
Џретендованные в других творениЯх нашей литературы сильные характеры  похожи
на фонтанчики, бьющие  довольно  красиво  и  бойко,  но  зависЯщие  в  своих
проЯвлениЯх  от  постороннего  механизма,  подведенного  к  ним;   Љатерина,
напротив, может быть уподоблена многоводной реке: она течет, как требует  ее
природное свойство; характер ее течениЯ изменЯетсЯ сообразно  с  местностью,
через которую она проходит, но течение не останавливаетсЯ; ровное дно -  она
течет спокойно, камни большие встретились -  она  через  них  перескакивает,
обрыв - льетсЯ каскадом, запруживают ее - она бушует и прорываетсЯ в  другом
месте. Ќе потому бурлит  она,  чтобы  воде  вдруг  захотелось  пошуметь  или
рассердитьсЯ на препЯтствие, а просто потому,  что  это  ей  необходимо  длЯ
выполнениЯ ее естественного требованиЯ, - длЯ дальнейшего течениЯ. ’ак  и  в
том характере, который  воспроизведен  нам  Ћстровским:  мы  знаем,  что  он
выдержит себЯ, несмотрЯ ни на какие препЯтствиЯ; а когда сил не  хватит,  то
погибнет, но не  изменит  себе.  ‚ысокие  ораторы  правды,  претендующие  на
"отречение от себЯ длЯ великой  идеи",  весьма  часто  оканчивают  тем,  что
отступаютсЯ от своего служениЯ, говорЯ,  что  борьба  со  злом  еще  слишком
безнадежна,  что  она  повела  бы  только  к  напрасной  гибели  и  пр.  Ћни
справедливы, и нельзЯ их упрекать в малодушии; но, во всЯком случае,  нельзЯ
не видеть в этом, что "идеЯ", которой они хотЯт служить, составлЯет длЯ  них
что-то внешнее, без чего они могут обойтись,  что  они  умеют  очень  хорошо
отделить от своих личных, прЯмых потребностей. џсно, что как бы ни был велик
их азарт в пользу идеи, он всегда будет гораздо слабее и ниже того простого,
инстинктивного,  неотразимого   влечениЯ,   которое   управлЯет   поступками
личностей вроде Љатерины, даже и не думающих ни о каких высоких "идеЯх".
     ‚ положении Љатерины мы видим, что, напротив, все "идеи", внушенные  ей
с детства, все принципы окружающей среды - восстают против  ее  естественных
стремлений  и  поступков.  ‘трашнаЯ  борьба,  на  которую  осуждена  молодаЯ
женщина, совершаетсЯ в каждом слове, в каждом  движении  драмы,  и  вот  где
оказываетсЯ всЯ важность вводных лиц, за которых так  упрекают  Ћстровского.
‚смотритесь хорошенько:  вы  видите,  что  Љатерина  воспитана  в  понЯтиЯх,
одинаковых с понЯтиЯми среды, в которой живет, и не может от них отрешитьсЯ,
не имеЯ никакого теоретического образованиЯ. ђассказы  странниц  и  внушениЯ
домашних хоть и перерабатывались ею  по-своему,  но  не  могли  не  оставить
безобразного следа в ее  душе:  и  действительно,  мы  видим  в  пьесе,  что
Љатерина, потерЯв свои радужные мечты и  идеальные,  выспренние  стремлениЯ,
сохранила от своего воспитаниЯ одно сильное чувство - страх каких-то  темных
сил, чего-то неведомого, чего она не могла бы объЯснить себе хорошенько,  ни
отвергнуть. ‡а каждую мысль свою она боитсЯ, за самое  простое  чувство  она
ждет себе кары; ей кажетсЯ, что гроза ее убьет,  потому  что  она  грешница,
картины геенны огненной на стене церковной представлЯютсЯ ей уже предвестием
ее вечной муки... Ђ все окружающее  поддерживает  и  развивает  в  ней  этот
страх: ”еклуши ходЯт  к  Љабанихе  толковать  о  последних  временах;  „икой
твердит,  что  гроза  в  наказание  нам  посылаетсЯ,  чтоб  мы  чувствовали;
пришедшаЯ барынЯ, наводЯщаЯ страх на всех в городе,  показываетсЯ  несколько
раз с тем, чтобы зловещим голосом прокричать  над  Љатериною:  "‚се  в  огне
гореть будете в неугасимом". ‚се окружающие полны суеверного страха,  и  все
окружающие, согласно с понЯтиЯми и самой Љатерины,  должны  смотреть  на  ее
чувство к  Ѓорису  как  на  величайшее  преступление.  „аже  удалой  ЉудрЯш,
esprit-fort* этой среды, и тот находит, что девкам можно  гулЯть  с  парнЯми
сколько хочешь - это ничего, а бабам надо уж взаперти сидеть. ќто  убеждение
так в нем сильно, что, узнав о любви Ѓориса к Љатерине, он, несмотрЯ на свое
удальство и некоторого рода  бесчинство,  говорит,  что  "это  дело  бросить
надо". ‚се против Љатерины, даже и ее собственные понЯтиЯ о добре и зле; все
должно заставить ее - заглушить свои порывы и завЯнуть в холодном и  мрачном
формализме семейной безгласности и покорности, без всЯких живых  стремлений,
без воли, без любви, - или же научитьсЯ обманывать людей и  совесть.  Ќо  не
бойтесь за нее, не бойтесь даже тогда, когда она сама говорит  против  себЯ:
она может на времЯ или покоритьсЯ по-видимому, или даже пойти на обман,  как
речка может скрытьсЯ под землею или удалитьсЯ от своего  русла;  но  текучаЯ
вода не остановитсЯ и не пойдет назад, а все-таки дойдет до своего конца, до
того места, где может она слитьсЯ с другими водами и вместе бежать  к  водам
океана. Ћбстановка, в которой живет Љатерина, требует,  чтобы  она  лгала  и
обманывала; "без этого нельзЯ, - говорит ей ‚арвара, - ты  вспомни,  где  ты
живешь; у нас на  этом  весь  дом  держитсЯ.  €  Я  не  обманщица  была,  да
выучилась, когда нужно стало". Љатерина поддаетсЯ своему положению,  выходит
к Ѓорису ночью, прЯчет от свекрови свои чувства  в  течение  десЯти  дней...
Њожно подумать: вот и еще  женщина  сбилась  с  пути,  выучилась  обманывать
домашних и будет развратничать втихомолку,  притворно  ласкаЯ  мужа  и  носЯ
отвратительную маску смиренницы! ЌельзЯ было бы строго винить ее и  за  это:
положение ее так тЯжело! Ќо тогда она была бы одним  из  дюжинных  лиц  того
типа, который так уже изношен в повестЯх, показывавших, как  "среда  заедает
хороших людей". Љатерина не такова: развЯзка  ее  любви  при  всей  домашней
обстановке - видна заранее, еще тогда, как она только подходит к  делу.  Ћна
не занимаетсЯ психологическим анализом и потому не может высказывать  тонких
наблюдений над собою; что она о себе говорит, так  уж  это,  значит,  сильно
дает ей знать себЯ. Ђ она, при первом предложении ‚арвары о  свидании  ее  с
Ѓорисом, вскрикивает: "нет, нет, не надо! что ты, сохрани господи: если Я  с
ним хоть раз увижусь, Я убегу из дому, Я уж не пойду  домой  ни  за  что  на
свете!" ќто в ней не разумнаЯ предосторожность говорит, - это страсть; и  уж
видно, что как она себЯ ни сдерживала, а  страсть  выше  ее,  выше  всех  ее
предрассудков и страхов, выше всех внушений, слышанных ею с детства. ‚  этой
страсти заключаетсЯ длЯ нее всЯ жизнь; всЯ сила  ее  натуры,  все  ее  живые
стремлениЯ сливаютсЯ здесь. Љ Ѓорису  влечет  ее  не  одно  то,  что  он  ей
нравитсЯ, что он и с виду и по речам не похож на остальных, окружающих ее; к
нему влечет ее и потребность любви,  не  нашедшаЯ  себе  отзыва  в  муже,  и
оскорбленное чувство жены и женщины, и  смертельнаЯ  тоска  ее  однообразной
жизни, и желание воли, простора,  горЯчей,  беззапретной  свободы.  Ћна  все
мечтает, как бы ей "полететь невидимо, куда бы захотела"; а то  такаЯ  мысль
приходит: "кабы моЯ волЯ, каталась бы Я теперь на ‚олге, на лодке с песнЯми,
либо на тройке на хорошей, обнЯвшись"... "’олько не с мужем", - подсказывает
ей ‚арЯ, и Љатерина не может скрыть своего чувства и  сразу  ей  открываетсЯ
вопросом: "а ты почем знаешь?" ‚идно, что замечание ‚арвары  длЯ  нее  самой
объЯснило многое: рассказываЯ так наивно свои мечты,  она  еще  не  понимала
хорошенько их значениЯ. Ќо одного слова достаточно, чтобы сообщить ее мыслЯм
ту определенность, которую она сама боЯлась им дать.  „о  сих  пор  она  еще
могла сомневатьсЯ, точно ли в этом новом чувстве то блаженство, которого она
так томительно ищет. Ќо раз произнесши слово тайны, она уже и в мыслЯх своих
от нее не отступитсЯ. ‘трах, сомнениЯ, мысль о грехе и о людском суде -  все
это приходит ей в голову, но  уже  не  имеет  над  нею  силы;  это  уж  так,
формальности, длЯ очистки совести. ‚ монологе с ключом (последнем во  втором
акте) мы видим женщину, в  душе  которой  решительный  шаг  уже  сделан,  но
котораЯ хочет только как-нибудь "заговорить" себЯ. Ћна делает попытку  стать
несколько в сторону от себЯ и судить поступок, на который она решалась,  как
дело постороннее; но мысли ее все направлены к  оправданию  этого  поступка.
"‚от, - говорит, - долго ли погибнуть-то... ‚ неволе-то кому  весело...  ‚от
хоть Я теперь - живу, маюсь, просвету себе  не  вижу...  свекровь  сокрушила
менЯ"... и т.д. - все оправдательные  статьи.  Ђ  потом  еще  облегчительные
соображениЯ: "видно уже, судьба так хочет... „а какой же и грех в этом, если
Я на него взглЯну раз... „а хоть и поговорю-то, так все не  беда.  Ђ  может,
такого случаЯ-то еще во всю жизнь не  выйдет..."  ќтот  монолог  возбудил  в
некоторых критиках охоту  иронизировать  над  Љатериною  как  над  бесстыжею
ипокриткою**; но мы не знаем большего бесстыдства, как уверЯть, будто бы  мы
или кто-нибудь из наших  идеальных  друзей  не  причастен  таким  сделкам  с
совестью... ‚ этих сделках не личности виноваты, а те  понЯтиЯ,  которые  им
вбиты  в  голову  с  малолетства  и  которые  так  часто   противны   бывают
естественному ходу живых стремлений души. Џока эти  понЯтиЯ  не  выгнаны  из
общества, пока полнаЯ гармониЯ идей и потребностей природы не  восстановлена
в человеческом существе, до тех пор подобные сделки неизбежны. •орошо еще  и
то, если, делаЯ их, приходЯт к тому, что представлЯетсЯ  натурою  и  здравым
смыслом, и но падают под гнетом условных наставлений  искусственной  морали.
€менно на это и стало силы у Љатерины, и чем сильнее говорит в  ней  натура,
тем спокойнее смотрит она в лицо детским бреднЯм, которых  боЯтьсЯ  приучили
ее окружающие. Џоэтому нам кажетсЯ  даже,  что  артистка,  исполнЯющаЯ  роль
Љатерины на петербургской сцене, делает маленькую ошибку, придаваЯ монологу,
о котором мы говорим, слишком много жара и трагичности. Ћна, очевидно, хочет
выразить борьбу, совершающуюсЯ в душе Љатерины, и с этой  точки  зрениЯ  она
передает трудный монолог превосходно.  Ќо  нам  кажетсЯ,  что  сообразнее  с
характером и положением Љатерины в этом случае - придавать ее словам  больше
спокойствиЯ и легкости.  Ѓорьба,  собственно,  уже  кончена,  остаетсЯ  лишь
небольшое раздумье, стараЯ ветошь покрывает еще Љатерину, и она  мало-помалу
сбрасывает ее с себЯ. Ћкончание монолога выдает ее сердце. "Ѓудь что  будет,
а Я Ѓориса увижу", - заключает она и в забытьи предчувствиЯ восклицает: "ах,
кабы ночь поскорей!"
     ______________
     * ‚ольнодумец (франц.).
     ** €покритка (с греч.) - лицемерка.

     ’акаЯ любовь, такое чувство не уживетсЯ в стенах кабановского  дома,  с
притворством и обманом. Љатерина хоть и решилась на тайное  свидание,  но  в
первый же раз, в восторге  любви,  говорит  Ѓорису,  уверЯющему,  что  никто
ничего не узнает: "ќ, что менЯ жалеть, никто не виноват, - сама на то пошла.
Ќе жалей, губи менЯ! Џусть все знают, пусть все видЯт, что Я делаю... Љоли Я
длЯ тебЯ греха не побоЯлась, побоюсь ли Я людского суда?"
     € точно, она ничего не боитсЯ,  кроме  лишениЯ  возможности  видеть  ее
избранного, говорить с ним, наслаждатьсЯ с ним этими летними  ночами,  этими
новыми длЯ нее чувствами. Џриехал муж, и жизнь ей стала  не  в  жизнь.  Ќадо
было таитьсЯ, хитрить; она этого не хотела  и  не  умела;  надо  было  опЯть
воротитьсЯ к своей черствой, тоскливой жизни,  -  это  ей  показалось  горче
прежнего. „а еще надо было боЯтьсЯ каждую минуту за  себЯ,  за  каждое  свое
слово, особенно перед свекровью; надо было боЯтьсЯ еще и страшной  кары  длЯ
души... ’акое положение невыносимо было длЯ Љатерины: дни  и  ночи  она  все
думала, страдала, экзальтировала свое воображение, и  без  того  горЯчее,  и
конец был тот, что она не могла вытерпеть, - при всем народе, столпившемсЯ в
галерее старинной церкви, покаЯлась во всем мужу. Џервое движение  его  было
страх, что скажет мать. "Ќе надо, не говори, матушка  здесь",  -  шепчет  он
растерЯвшись.  Ќо  мать  уже  прислушалась  и  требует  полной  исповеди,  в
заключение которой выводит свою мораль: "что, сынок, куда волЯ-то ведет?"
     ’рудно, конечно, более насмеЯтьсЯ над здравым смыслом, чем  как  делает
это Љабаниха в своем восклицании. Ќо в "темном царстве" здравый смысл ничего
не значит: "с преступницею"  принЯли  меры,  совершенно  ему  противные,  но
обычные в том быту: муж, по повелению  матери,  побил  маненько  свою  жену,
свекровь заперла ее на замок и начала есть поедом... Љончены  волЯ  и  покой
бедной  женщины:  прежде  хоть  ее  попрекнуть  не  могли,  хоть  могла  она
чувствовать свою полную правоту перед этими людьми. Ђ теперь ведь,  так  или
иначе, она перед  ними  виновата,  она  нарушила  свои  обЯзанности  к  ним,
принесла горе и позор в семью; теперь самое жестокое обращение с  ней  имеет
уже поводы и оправдание. —то  остаетсЯ  ей?  Џожалеть  о  неудачной  попытке
вырватьсЯ на волю и оставить свои мечты о любви и счастье, как уже  покинула
она радужные грезы о чудных садах с райским пением. ЋстаетсЯ ей  покоритьсЯ,
отречьсЯ от самостоЯтельной  жизни  и  сделатьсЯ  беспрекословной  угодницей
свекрови, кроткою рабою своего мужа и никогда уже не дерзать на какие-нибудь
попытки опЯть обнаружить  свои  требованиЯ...  Ќо  нет,  не  таков  характер
Љатерины; не затем отразилсЯ в ней новый тип, создаваемый русскою жизнью,  -
чтобы сказатьсЯ только бесплодной попыткой и погибнуть после первой неудачи.
Ќет, она уже не возвратитсЯ к прежней жизни:  если  ей  нельзЯ  наслаждатьсЯ
своим чувством, своей волей вполне законно и свЯто, при  свете  белого  днЯ,
перед всем народом, если у нее вырывают то, что  нашла  она  и  что  ей  так
дорого, она ничего тогда не хочет в жизни, она и жизни не хочет.  ЏЯтый  акт
"ѓрозы" составлЯет апофеозу этого характера, столь простого, глубокого и так
близкого к положению  и  к  сердцу  каждого  порЯдочного  человека  в  нашем
обществе. Ќикаких ходуль не поставил художник своей героине, он  не  дал  ей
даже героизма, а оставил ее той же  простой,  наивной  женщиной,  какой  она
ЯвлЯлась перед нами и до "греха" своего.  ‚  пЯтом  акте  у  ней  всего  два
монолога да разговор с Ѓорисом; но они полны в своей  сжатости  такой  силы,
таких многозначительных  откровений,  что,  принЯвшись  за  них,  мы  боимсЯ
закомментироватьсЯ еще на целую статью. ЏостараемсЯ ограничитьсЯ несколькими
словами.
     ‚  монологах  Љатерины  видно,  что  у  ней   и   теперь   нет   ничего
формулированного; она  до  конца  водитсЯ  своей  натурой,  а  не  заданными
решениЯми, потому что длЯ решениЯ ей бы надо было иметь логические,  твердые
основаниЯ, а между  тем  все  начала,  которые  ей  даны  длЯ  теоретических
рассуждений, решительно противны ее натуральным  влечениЯм.  Ћттого  она  не
только не принимает геройских поз и не  произносит  изречений,  доказывающих
твердость характера, а даже напротив - ЯвлЯетсЯ в виде  слабой  женщины,  не
умеющей противитьсЯ своим влечениЯм, и стараетсЯ  оправдывать  тот  героизм,
какой проЯвлЯетсЯ в ее поступках. Ћна решилась умереть, но ее страшит мысль,
что это грех, и она как бы стараетсЯ доказать нам и себе,  что  ее  можно  и
простить, так как ей уж очень тЯжело. …й хотелось бы пользоватьсЯ  жизнью  и
любовью; но она знает, что это - преступление, и потому говорит в оправдание
свое: "что ж, уж все равно, уж душу свою Я ведь погубила!" Ќи на кого она не
жалуетсЯ, никого не винит, и даже на мысль ей не приходит ничего  подобного;
напротив, она перед всеми виновата, даже Ѓориса она спрашивает, не  сердитсЯ
ли он на нее, не проклинает ли... Ќет в ней ни злобы, ни презрениЯ,  ничего,
чем так красуютсЯ обыкновенно разочарованные  герои,  самовольно  покидающие
свет. Ќо не может она жить больше, не может, да и только; от полноты  сердца
говорит она: "уж измучилась Я... „олго ль мне еще  мучитьсЯ?  „лЯ  чего  мне
теперь жить, - ну, длЯ чего? Ќичего мне не надо, ничего мне не мило, и  свет
божий не мил! - а смерть не приходит. ’ы ее кличешь, а она не приходит.  —то
ни увижу, что ни услышу, только тут (показываЯ на сердце) больно". Џри мысли
о могиле ей делаетсЯ легче, - спокойствие как будто проливаетсЯ ей  в  душу.
"’ак тихо, так хорошо... Ђ об жизни и думать  не  хочетсЯ...  ЋпЯть  жить?..
Ќет, нет, не надо... нехорошо. € люди мне противны, и дом  мне  противен,  и
стены противны! Ќе пойду туда! Ќет, нет, не пойду... Џридешь  к  ним  -  они
ходЯт, говорЯт, - а на что мне это?.." € мысль о горечи  жизни,  какую  надо
будет терпеть, до  того  терзает  Љатерину,  что  повергает  ее  в  какое-то
полугорЯчечное состоЯние. ‚ последний момент особенно  живо  мелькают  в  ее
воображении все домашние ужасы. Ћна вскрикивает: "Ђ поймают менЯ да  воротЯт
домой насильно!.. ‘корей, скорей..." € дело  кончено:  она  не  будет  более
жертвою  бездушной  свекрови,  не   будет   более   томитьсЯ   взаперти,   с
бесхарактерным и противным ей мужем. Ћна освобождена!..
     ѓрустно, горько такое освобождение; но что  же  делать,  когда  другого
выхода нет. •орошо, что нашлась в бедной  женщине  решимость  хоть  на  этот
страшный выход. ‚ том и сила ее характера, оттого-то "ѓроза" и производит на
нас впечатление освежающее, как мы сказали  выше.  Ѓез  сомнениЯ,  лучше  бы
было, если б возможно было  Љатерине  избавитьсЯ  другим  образом  от  своих
мучителей или ежели бы окружающие ее мучители могли изменитьсЯ  и  примирить
ее с собою и с жизнью. Ќо ни то, ни другое - не в порЯдке вещей. Љабанова не
может оставить того, с чем она воспитана и прожила целый век; бесхарактерный
сын ее не может  вдруг,  ни  с  того  ни  с  сего,  приобрести  твердость  и
самостоЯтельность до такой  степени,  чтобы  отречьсЯ  от  всех  нелепостей,
внушаемых ему старухой; все окружающее не  может  перевернутьсЯ  вдруг  так,
чтобы сделать сладкою жизнь молодой женщины. ‘амое большее,  что  они  могут
сделать, это  -  простить  ее,  облегчить  несколько  тЯгость  ее  домашнего
заключениЯ, сказать ей несколько милостивых слов, может быть, подарить право
иметь голос в хозЯйстве, когда  спросЯт  ее  мнениЯ.  Њожет  быть,  этого  и
достаточно было бы длЯ другой  женщины,  забитой,  бессильной,  и  в  другое
времЯ, когда самодурство Љабановых покоилось на общем безгласии и  не  имело
столько поводов выказывать свое наглое презрение к здравому смыслу и всЯкому
праву. Ќо мы видим, что Љатерина не убила в себе человеческую природу и  что
она находитсЯ только  внешним  образом,  по  положению  своему,  под  гнетом
самодурной жизни; внутренно же, сердцем и смыслом, сознает всю ее нелепость,
котораЯ теперь еще увеличиваетсЯ тем, что „икие и  Љабановы,  встречаЯ  себе
противоречие и не будучи в силах победить его, но желаЯ поставить на  своем,
прЯмо объЯвлЯют себЯ против логики,  то  есть  ставЯт  себЯ  дураками  перед
большинством людей. Џри таком  положении  дел  само  собою  разумеетсЯ,  что
Љатерина не может удовлетворитьсЯ  великодушным  прощением  от  самодуров  и
возвращением ей  прежних  прав  в  семье:  она  знает,  что  значит  милость
Љабановой и каково может быть положение невестки при такой свекрови...  Ќет,
ей бы нужно было не то, чтоб ей что-нибудь уступили и облегчили, а то, чтобы
свекровь, муж все окружающие  сделались  способны  удовлетворить  тем  живым
стремлениЯм, которыми  она  проникнута,  признать  законность  ее  природных
требований, отречьсЯ от всЯких принудительных прав на нее и переродитьсЯ  до
того, чтобы сделатьсЯ достойным ее любви и довериЯ. Ќечего и говорить о том,
в какой мере возможно длЯ них такое перерождение...
     Њенее невозможности представлЯло бы другое решение - бежать  с  Ѓорисом
от произвола и насилиЯ домашних. ЌесмотрЯ на строгость  формального  закона,
несмотрЯ  на  ожесточенность   грубого   самодурства,   подобные   шаги   не
представлЯют невозможности сами по себе, особенно длЯ таких характеров,  как
Љатерина. € она не пренебрегает этим выходом, потому что она не  отвлеченнаЯ
героинЯ, которой  хочетсЯ  смерти  по  принципу.  “бежавши  из  дому,  чтобы
свидетьсЯ с Ѓорисом, и уже задумываЯ о смерти, она, однако, вовсе  не  прочь
от побега; узнавши, что Ѓорис  едет  далеко,  в  ‘ибирь,  она  очень  просто
говорит ему: "возьми менЯ с собой отсюда". Ќо тут-то и всплывает перед  нами
на минуту камень, который держит людей  в  глубине  омута,  названного  нами
"темным царством". Љамень этот - материальнаЯ зависимость. Ѓорис  ничего  не
имеет и вполне зависит от дЯди - „икого; „икой с  Љабановыми  уладили,  чтоб
его отправить в ЉЯхту, и, конечно, не дадут  ему  взЯть  с  собой  Љатерину.
Ћттого он и отвечает ей: "нельзЯ,  ЉатЯ;  не  по  своей  воле  Я  еду,  дЯдЯ
посылает, уж и лошади готовы", и пр. Ѓорис - не герой, он  далеко  не  стоит
Љатерины, она и полюбила-то его больше на безлюдье. Ћн хватил  "образованиЯ"
и никак не справитсЯ ни с старым бытом, ни с сердцем  своим,  ни  с  здравым
смыслом, - ходит точно потерЯнный. †ивет он у дЯди потому,  что  тот  ему  и
сестре его должен часть бабушкина наследства отдать, "если они будут к  нему
почтительны". Ѓорис хорошо понимает,  что  „икой  никогда  не  признает  его
почтительным и, следовательно, ничего не даст ему; да этого мало. Ѓорис  так
рассуждает: "нет, он прежде наломаетсЯ над нами,  наругаетсЯ  всЯчески,  как
его душе угодно, а  кончит  все-таки  тем,  что  не  даст  ничего  или  так,
какую-нибудь малость, да еще станет рассказывать, что из милости дал, что  и
этого  бы  не  следовало".  Ђ  все-таки  он  живет  у  дЯди  и  сносит   его
ругательства; зачем? - неизвестно. Џри первом свидании  с  Љатериной,  когда
она говорит о том, что ее ждет за это, Ѓорис прерывает ее словами: "ну,  что
об этом думать, благо нам теперь хорошо". Ђ при последнем свидании плачетсЯ:
"кто ж это знал, что нам за нашу любовь  так  мучитьсЯ  с  тобой!  ‹учше  бы
бежать мне тогда!" ‘ловом, это один из тех весьма нередких людей, которые не
умеют делать того, что понимают, и не понимают  того,  что  делают.  ’ип  их
много  раз  изображалсЯ  в  нашей  беллетристике  -  то   с   преувеличенным
состраданием к ним, то с излишним ожесточением против них.  Ћстровский  дает
их нам так, как они есть, и  с  особенным  ему  уменьем  рисует  двумЯ-тремЯ
чертами их полную незначительность, хотЯ,  впрочем,  не  лишенную  известной
степени  душевного  благородства.  Ћ  Ѓорисе  нечего  распространЯтьсЯ:  он,
собственно, должен быть  отнесен  тоже  к  обстановке,  в  которую  попадает
героинЯ пьесы. Ћн представлЯет одно из обстоЯтельств,  делающих  необходимым
фатальный конец ее. Ѓудь это другой человек и в другом положении - тогда  бы
и в воду бросатьсЯ не надо. Ќо в том-то и дело, что среда, подчиненнаЯ  силе
„иких и Љабановых, производит обыкновенно  ’ихонов  и  Ѓорисов,  неспособных
воспрЯнуть и принЯть свою человеческую  природу,  даже  при  столкновении  с
такими характерами, как Љатерина. Њы сказали выше несколько слов  о  ’ихоне;
Ѓорис - такой же в сущности, только  "образованный".  Ћбразование  отнЯло  у
него силу делать пакости, - правда; но оно  не  дало  ему  силы  противитьсЯ
пакостЯм, которые делают другие; оно не развило в нем даже  способности  так
вести себЯ, чтобы оставатьсЯ чуждым всему гадкому, что  кишит  вокруг  него.
Ќет, мало того, что не противодействует, он подчинЯетсЯ чужим  гадостЯм,  он
волей-неволей участвует в них и должен принимать все их последствиЯ.  Ќо  он
понимает свое положение, толкует о нем и нередко даже обманывает, на  первый
раз, истинно живые и крепкие натуры, которые, судЯ по себе, думают, что если
человек так думает, так понимает, то так должен и  делать.  ‘мотрЯ  с  своей
точки, этакие натуры не  затруднЯютсЯ  сказать  "образованным"  страдальцам,
удалЯющимсЯ от горестных обстоЯтельств жизни: "возьми  и  менЯ  с  собой,  Я
пойду за тобою всюду". Ќо тут-то и окажетсЯ бессилие страдальцев;  окажетсЯ,
что они и не предвидели, и что они проклинают себЯ, и что они  рады  бы,  да
нельзЯ, и что воли у них нет, а главное - что у них нет ничего  за  душою  и
что длЯ продолжениЯ своего существованиЯ они должны служить тому  же  самому
„икому, от которого вместе с нами хотели бы избавитьсЯ...
     Ќи хвалить, ни бранить этих людей нечего, но нужно обратить внимание на
ту практическую почву, на  которую  переходит  вопрос;  надо  признать,  что
человеку, ожидающему наследства от дЯди, трудно сбросить с себЯ  зависимость
от этого дЯди, и затем надо отказатьсЯ от излишних  надежд  на  племЯнников,
ожидающих наследства, хотЯ бы они и были "образованы" по самое нельзЯ.  …сли
тут разбирать  виноватого,  то  виноваты  окажутсЯ  не  столько  племЯнники;
сколько дЯди, или, лучше сказать, их наследство.
     ‚прочем, о значении материальной зависимости, как главной  основы  всей
силы самодуров в "темном царстве", мы пространно говорили  в  наших  прежних
статьЯх. Џоэтому здесь только напоминаем об этом, чтобы указать  решительную
необходимость того фатального конца, какой  имеет  Љатерина  в  "ѓрозе",  и,
следовательно, решительную необходимость характера, который бы,  при  данном
положении, готов был к такому концу.
     Њы уже сказали, что конец, этот кажетсЯ  нам  отрадным;  легко  понЯть,
почему: в нем дан страшный вызов самодурной силе, он  говорит  ей,  что  уже
нельзЯ идти дальше, нельзЯ  долее  жить  с  ее  насильственными,  мертвЯщими
началами.  ‚  Љатерине  видим  мы  протест  против  кабановских  понЯтий   о
нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней
пыткой и над бездной, в которую  бросилась  беднаЯ  женщина.  Ћна  не  хочет
миритьсЯ, не хочет пользоватьсЯ жалким прозЯбанием, которое ей дают в  обмен
за  ее  живую  душу.  …е  погибель  -   это   осуществленнаЯ   песнь   плена
вавилонского...
     Ќо и без всЯких возвышенных соображений, просто  по  человечеству,  нам
отрадно видеть избавление Љатерины - хоть через смерть, коли  нельзЯ  иначе.
Ќа этот счет мы имеем в самой драме страшное свидетельство,  говорЯщее  нам,
что жить в "темпом царстве" хуже смерти. ’ихон, бросаЯсь на труп своей жены,
вытащенной из воды, кричит в самозабвении: "хорошо тебе, ЉатЯ! Ђ Я-то  зачем
осталсЯ жить на свете да мучитьсЯ!" ќтим восклицанием заканчиваетсЯ пьеса, и
нам кажетсЯ, что ничего нельзЯ было придумать  сильнее  и  правдивее  такого
окончаниЯ. ‘лова ’ихона дают ключ к уразумению пьесы длЯ тех, кто бы даже  и
не понЯл ее сущности  ранее;  они  заставлЯют  зрителЯ  подумать  уже  не  о
любовной интриге, а обо всей этой жизни, где живые завидуют умершим, да  еще
каким - самоубийцам! ‘обственно  говорЯ,  восклицание  ’ихона  глупо:  ‚олга
близко, кто же мешает и ему броситьсЯ, если жить тошно? Ќо в том-то  и  горе
его, то-то ему и тЯжко, что он ничего, решительно ничего сделать  не  может,
даже и того,  в  чем  признает  свое  благо  и  спасение.  ќто  нравственное
растление, это уничтожение человека действует на нас тЯжеле всЯкого,  самого
трагического происшествиЯ: там видишь гибель одновременную, конец страданий,
часто  избавление  от  необходимости  служить  жалким  орудием  каких-нибудь
гнусностей; а здесь - постоЯнную, гнетущую боль, расслабление,  полутруп,  в
течение многих лет согнивающий заживо... € думать, что этот живой труп -  не
один, не исключение, а целаЯ масса людей, подверженных  тлетворному  влиЯнию
„иких и Љабановых! € не чаЯть длЯ них избавлениЯ - это, согласитесь, ужасно!
‡ато какою же  отрадною,  свежею  жизнью  веет  на  нас  здороваЯ  личность,
находЯщаЯ в себе решимость покончить с этой гнилою жизнью во что  бы  то  ни
стало!..
     Ќа этом мы и кончаем. Њы  не  говорили  о  многом  -  о  сцене  ночного
свиданиЯ, о личности Љулигина, не лишенной тоже значениЯ в пьесе, о  ‚арваре
и ЉудрЯше, о разговоре „икого с Љабановой, и пр. и пр. ќто оттого, что  наша
цель была указать общий  смысл  пьесы,  и,  увлекаЯсь  общим,  мы  не  могли
достаточно входить в разбор всех подробностей. ‹итературные судьи  останутсЯ
опЯть  недовольны:  мера  художественного  достоинства  пьесы   недостаточно
определена и выЯснена, лучшие места не указаны, характеры  второстепенные  и
главные не отделены строго, а всего пуще - искусство опЯть  сделано  орудием
какой-то посторонней идеи!.. ‚се это мы знаем и  имеем  только  один  ответ:
пусть читатели рассудЯт  сами  (предполагаем,  что  все  читали  или  видели
"ѓрозу"), - точно ли идеЯ, указаннаЯ нами,  -  совсем  постороннЯЯ  "ѓрозе",
навЯзаннаЯ нами насильно, или же она действительно вытекает из самой  пьесы,
составлЯет ее сущность и определЯет прЯмой ее  смысл?..  …сли  мы  ошиблись,
пусть нам это докажут, дадут другой смысл пьесе, более к  ней  подходЯщий...
…сли же наши мысли сообразны с пьесою, то мы просим  ответить  еще  на  один
вопрос: точно ли русскаЯ  живаЯ  натура  выразилась  в  Љатерине,  точно  ли
русскаЯ обстановка во всем ее окружающем, точно ли потребность  возникающего
движениЯ русской жизни сказалась в смысле пьесы, как она понЯта  нами?  …сли
"нет", если читатели не признают здесь ничего знакомого, родного их  сердцу,
близкого к их насущным потребностЯм, тогда, конечно, наш  труд  потерЯн.  Ќо
ежели "да", ежели наши читатели, сообразив наши заметки, найдут,  что  точно
русскаЯ жизнь и русскаЯ сила вызваны художником  в  "ѓрозе"  на  решительное
дело, и если они почувствуют законность и  важность  этого  дела,  тогда  мы
довольны, что бы ни говорили наши ученые и литературные судьи.


        Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

        ‹“— ‘‚…’Ђ ‚ ’…ЊЌЋЊ –Ђђ‘’‚…

     ‚первые  напечатано  в  "‘овременнике",  кн.  X   за   1860   год,   со
значительными цензурными  пропусками,  восстановленными  Ќ.ѓ.—ернышевским  в
первом издании "‘очинений Ќ.Ђ.„обролюбова", т. III, ‘ЏЃ., 1862.

                                 Љ стр. 45

     "...г.Ќекрасов  из  Њосквы..."  -  имеетсЯ  в  виду  автор  статьи   об
Ћстровском в журнале "Ђтеней"  (1859)  Ќ.Џ.Ќекрасов,  с  которым  „обролюбов
полемизировал в статье "’емное царство".
     Ќ.”.Џавлов (1805-1864) - беллетрист и  реакционный  критик;  в  статье,
напечатанной в редактировавшейсЯ им продажной газете  "Ќаше  времЯ"  (1860),
писал о безнравственности "ѓрозы" Ћстровского.

                                 Љ стр. 46

     "...в курсах Љошанского, €вана „авыдова, —истЯкова  и  ‡еленецкого".  -
ЏеречислЯютсЯ  наиболее  распространенные  учебники  "реторики"  и   "теории
изЯщной  словесности".  €зучение  этой   "художественной   схоластики",   по
выражению „обролюбова, поддерживало "старую  критическую  рутину"  в  борьбе
русской  реакционной  журналистики  против   реализма   и   всей   передовой
литературы.
     Ќ.Њ.Љарамзин (1766-1826) - русский писатель,  крупнейший  представитель
сентиментализма в русской литературе.
     ђасин †ан (1639-1699) - французский драматург, один из основоположников
классицизма в западноевропейской литературе.
     ‚ольтер (псевдоним ”рансуа-Њари Ђруэ, 1694-1778) - французский философ,
поэт,  прозаик  и  драматург.  Ѓудучи  приверженцем   классицизма,   ‚ольтер
отрицательно относилсЯ к творчеству експира.
     "Њессиада" - поэма  немецкого  поэта  ”ридриха  Љлопштока  (1724-1803).
"”ауст" - величайшее создание ѓете, над которым  он  работал  на  протЯжении
всей жизни.
     ѓарибальди    „жузеппе     (1807-1882)     -     вождь     итальЯнского
национально-освободительного   движениЯ;   осенью   1860   года   осуществил
легендарный  поход  против  неаполитанского  королЯ  ”ранциска  II,   разбил
королевские войска и  занЯл  Ќеаполь,  население  которого  восторженно  его
встретило.

                                 Љ стр. 47

     Ђполлон - в греческой мифологии бог солнца и искусств.
     ‹ета - в греко-римской мифологии "река забвениЯ" в  подземном  царстве.
Ћтсюда выражение  -  "кануть  в  ‹ету",  то  есть  быть  забытым,  бесследно
исчезнуть.

                                 Љ стр. 50

     "...разбор Ѓелинским "’арантаса"..." - „обролюбов имеет в  виду  статью
‚.ѓ.Ѓелинского  о  повести  ‚.Ђ.‘оллогуба  "’арантас"  (1845).  ‘татьЯ  была
проникнута Ядовитой иронией, скрытой за мнимыми похвалами по  адресу  автора
повести.
     "г.Џ-ий" - Ђ.Џальховский, автор статьи о "ѓрозе" в  газете  "Њосковские
ведомости" (1859).
     €.€.„авыдов (1794-1863) - профессор Њосковского университета, известный
своими реакционными взглЯдами, директор ѓлавного педагогического  института,
где училсЯ „обролюбов, автор руководств  по  вопросам  философии,  теории  и
истории литературы, не имеющих какого-либо научного значениЯ.
     Ѓлэр  ѓуг  (1718-1800)  -  шотландский  писатель  и  критик,  сторонник
классицизма.
     "...кадетский курс словесности  г.Џлаксина..."  -  учебник  по  русской
словесности преподавателЯ кадетского корпуса в