„митрий €ванович Џисарев. Ќесоразмерные претензии

Ћцените этот текст:
„митрий €ванович Џисарев. Ќесоразмерные претензии

----------------------------------------------------------------------------
     ‘очинениЯ в четырех томах. ’ом 1. ‘татьи и рецензии 1859-1862
     Њ., ѓосударственное издательство художественной литературы, 1955
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

 (“личные типы. ’екст Ђ. ѓолицынского, с 20-ю рисунками Њ. Џикколо. €здание
                          Љ. ђихау. 1860. Њосква)

     "…сли хотите знать  народ,  изучайте  его  на  улице",  -  сказал  один
философ. Љ русскому человеку скорей всего можно  сделать  такое  приложение.
Ќаш простолюдин - гость у себЯ дома, и часто гость очень церемонный; тут  вы
от него иногда слова не добьетесь. Ћн ЯвлЯетсЯ домой большею частью длЯ того
только, чтобы поесть, отдохнуть, да, пожалуй, умереть. ‚сЯ его  жизненнаЯ  и
общественнаЯ деЯтельность выражаетсЯ на  улице:  здесь  он  работает,  пьет,
гулЯет, бранитсЯ, торгует, мошенничает, значит, весь нараспашку; наблюдай  и
рисуй, сколько хочешь".
     ’ак г. ѓолицынский начинает вступление к своей  книге  "“личные  типы".
ќто его программа. €з этих слов видно, что автор придает своему произведению
довольно важное значение; он полагает, что оно может познакомить читателЯ  с
народною жизнью, и, конечно, всЯкий образованный  читатель  согласитсЯ,  что
узнать свойства  и  потребности  нашего  народа  -  насущнаЯ  задача  нашего
времени.  Њы  с  живейшим  сочувствием  встречаем  комедии   Ћстровского   и
Џисемского, потому что  они  открывают  черты  народного  характера;  каждое
собрание  песен,  сказаний,  легенд   подвергаетсЯ   серьезной   критике   и
внимательному изучению; каждаЯ черта народной жизни, занесеннаЯ  в  летописи
или в разгульную песню бурлака, с любовью и с  жадным  вниманием  отмечаетсЯ
талантливыми и добросовестными исследователЯми нашей отечественной  истории.
- Њы недавно принЯлись за изучение народности и как будто в  разъЯснении  ее
хотим  проверить  свой  недостатки,  слабости,  несчастиЯ,   одним   словом,
подметить и определить  истинные  черты  своего  характера.  Њы  приходим  к
сознанию, что историческаЯ маска вовсе не передает верного портрета народной
физиономии. € вот нам обещают представить  рЯд  картин,  изображающих  жизнь
народа на московских улицах. ќто любопытно. Ќе  ожидаЯ  глубокого  изучениЯ,
мы, однакож, позволЯем себе надеЯтьсЯ, что встретим несколько  сцен,  полных
жизни  и  здорового  юмора,  несколько  метко  схваченных   черт   народного
характера, несколько типических, бойко очерченных фигур.  ЌадеемсЯ  наконец,
что автор, согласно своему обещанию, отнесетсЯ к предмету серьезно и  тепло,
как  должно  относитьсЯ  к  свежему,  молодому   организму,   не   успевшему
развернутьсЯ,  но  представлЯющему   задатки   здоровой   силы   и   будущей
самостоЯтельной деЯтельности. ‚о имЯ этих задатков надо извинить и оправдать
существующие безобразные уклонениЯ и ошибки; молодостью  этого  народа,  его
неразвитостью объЯснЯетсЯ большаЯ часть его слабостей и недостатков.  Њы  не
требуем  оптических  обманов,  мы  не  боимсЯ   тЯжелого   впечатлениЯ,   не
отвертываемсЯ от нравственного зла, но настоЯтельно требуем, чтобы  это  зло
было  нам  объЯснено,   чтобы   наше   обличение   было   не   клеветой   на
действительность, не камнем, брошенным в грешника, а осторожным  и  бережным
раскрытием  раны,  на  которую  мы  не  имеем  права  смотреть  с  ужасом  и
отвращением, Ќаука и искусство должны мирить нас с жизнью, объЯснЯЯ  нам  ее
смысл и  внушаЯ  мЯгкое  и  осмысленное  сострадание  к  самым,  повидимому,
неизвинительным уклонениЯм ее от законов разума. ‡акон  осуждает  уголовного
преступника,  отделЯет  его  от  общества,  наказывает  его  физическою  или
гражданскою смертью, повинуЯсь грустной необходимости оберегать  большинство
и во имЯ его интересов и безопасности  жертвовать  отдельною  личностью;  но
человек, и  тем  более  художник,  должен  видеть  в  преступнике  человека,
смотреть на него как  на  больного  и  не  клеймить  его  своим  презрением.
ЋбъЯснЯЯ преступление, мы уже до некоторой  степени  его  извинЯем;  человек
дурно воспитанный,  не  видевший  с  детства  ни  ласки,  ни  совета,  может
сделатьсЯ бездушным эгоистом, мелким или крупным взЯточником, уличным  вором
или грубым деспотом в семействе, смотрЯ по тем обстоЯтельствам, при  которых
сложилась его жизнь, смотрЯ по тому положению, которое он займет в обществе,
смотрЯ по тем жизненным средствам, которые достанутсЯ ему  на  долю.  Џорок,
которому  он  предаетсЯ,  конечно  будет  противен  нашему  нравственному  и
эстетическому чувству, но одержимаЯ им личность возбудит  наше  сострадание;
если дерево растет в сук, его надо  выправлЯть,  разузнав  сначала  причины,
заставившие его уклонитьсЯ от нормального направлениЯ; если ребенок капризен
или склонен  ко  лжи,  надо  изучить  его  характер  и  подыскать  средства,
способные действовать на него благотворно, а не презирать его и не глумитьсЯ
над его слабостЯми. Ђ разве больной не тот  же  ребенок?  Ђ  разве  человек,
испорченный в нравственном отношении, - не больной? Ђ  разве  пороки  целого
сословиЯ или даже целого народа не болезни?  ЋтноситьсЯ  к  этим  порокам  с
легкою шуткою - непростительно. ќто значит  зубоскалить  над  тем,  от  чего
многие страдают  и  плачут.  ЋтноситьсЯ  к  ним  с  беспощадным  осуждением,
хладнокровно презирать их значит бить ребенка за  то,  что  он  не  понимает
заданного урока. …сть, конечно, нравственное зло до  такой  степени  наглое,
есть люди до такой степени испорченные, что против них возмущаетсЯ всЯ  наша
природа;  от  таких  людей  отступитсЯ   самый   гуманный   педагог,   самый
великодушный филантроп, как самый просвещенный  медик  может  отказатьсЯ  от
больного, уже превращающегосЯ в труп. Ќо с  такими  исключениЯми  литературе
нечего  делать.  ђаскапывать  грЯзь,  чтобы  показать,   как   она   грЯзна,
раскапывать ее без малейшей надежды  и  даже  без  желаниЯ  отыскать  в  ней
что-нибудь, заслуживающее оправданиЯ или объЯснениЯ,  -  труд  бесплодный  и
неблагодарный. —то говорЯт нам злодеи разных парижских  и  лондонских  тайн,
наводнЯвших  французскую  литературу?  —то   есть   негодЯи,   мошенники   и
разбойники.  ќто  всЯкий  знает.  Љто  желает  по  этому  предмету   навести
статистические справки, тому всего удобнее  обратитьсЯ  в  архивы  уголовных
судов. ’ам по крайней мере найдетсЯ  действительность,  а  не  подделка,  не
вымысел.  ‘о  стороны  художника  нельзЯ  считать  законным  ни   враждебное
отношение к выводимой  им  действительности,  ни  холодное  равнодушие.  Љто
смотрит на предмет неприЯзненно, тот видит или  слишком  мало,  или  слишком
много, тот вместо картины представит  карикатуру.  Љто  смотрит  на  предмет
совершенно  холодно,  тот  не  имеет   достаточной   побудительной   причины
вглЯдетьсЯ в него и изучить его, тот не имеет достаточно внутренней  силы  и
теплоты, чтобы выносить его в груди и  вдохнуть  ему  живое  дыхание  жизни.
”отографиЯ - не картина, и ремесленник - не художник, хотЯ бы  он  довел  до
высокого совершенства техническую отделку своих произведений.  „айте  нам  в
художнике  человека,  и  хорошего  человека,  способного   хоть   в   минуты
.творчества любить горЯчо и сильно, стремитьсЯ к добру и красоте и, ненавидЯ
зло, прощать и  щадить  злодеЯ,  как  слабого  и  больного  человека!  —тобы
воссоздавать сцены народной жизни, всего необходимее эта способность любить,
способность спускатьсЯ в миросозерцание людей, стоЯщих ниже  нас  по  своему
развитию, и не  относитьсЯ  к  их  радостЯм  и  горестЯм,  к  их  ошибкам  и
страданиЯм с холодной высоты отвлеченной мысли.
     ќти  замечаниЯ  вызваны  не  самою  книгою  г.  ѓолицынского,  а   теми
ожиданиЯми и  требованиЯми,  на  которые  дает  нам  право  самоуверенный  и
самодовольный тон  его  вступлениЯ.  ’рудно,  впрочем,  согласитьсЯ  с  теми
словами, которые Я привел в начале статьи. ђоссиЯ - не €талиЯ, Њосква  -  не
ђим; ни климат,  ни  характер  народа  не  располагают  к  такому  обширному
развитию наружной жизни, при котором изучать народ было бы всего удобнее  на
улице. Њысль о том, что русский "простолюдин - гость  дома,  и  часто  гость
очень  церемонный",  высказана  г.  ѓолицынским  смело  и  голословно,   как
неопровержимаЯ аксиома. „оказательства, которые он  выдвигает  на  поддержку
ее, состоЯт в общих фразах, которые в свою  очередь  должны  быть  доказаны.
"‚сЯ  его  жизненнаЯ  и  общественнаЯ  деЯтельность,  -  говорит  автор,   -
выражаетсЯ на  улице".  ‚  чем  же  сострит  эта  жизненнаЯ  и  общественнаЯ
деЯтельность? ‚от в чем: "здесь, - продолжает г. ѓолицынский, - он работает,
пьет, гулЯет, бранитсЯ, торгует, мошенничает, значит, весь нараспашку..."
     ђаботает русский человек, сколько  мне  известно,  не  на  улице,  а  в
мастерских или у себЯ дома, - стало быть, с  этой  стороны  изучить  его  на
улице мудрено; сам г. ѓолицынский, кроме  извозчиков,  не  нашел  в  уличных
типах ни одного ремесла,  производимого  на  улице.  ’оргует  русский  народ
действительно отчасти и на улице,  но  что  же  из  этого?  …сли  вы  будете
наблюдать русского человека с одной этой стороны, то рискуете или не сделать
никакого заключениЯ о его характере, или прийти к неверным выводам. ѓлЯдЯ на
суетливость  московских  мелких  торговцев,  вы,  пожалуй,  подумаете,   что
деЯтельность и подвижность составлЯют основные  черты  народного  характера.
‡атем, из всех проЯвлений "жизненной и общественной  деЯтельности"  русского
человека остаетсЯ только т.о, что он на улице "_пьет_ (?), гулЯет,  бранитсЯ
и мошенничает". —тобы по этим проЯвлениЯм составить себе понЯтие о  народном
характере, надо быть ЯсновидЯщим или пророком, а ЯсновидЯщему не нужно вовсе
никаких наблюдений; он и так угадает дух народа.  Ќо  г.  ѓолицынский  -  не
пророк, и потому ему следовало бы вглЯдетьсЯ в свой предмет попристальнее  и
подумать  посерьезнее.  ‘читать  вычисленные  им  проЯвлениЯ   существенными
моментами народной жизни значит не понимать народа, не любить и  не  уважать
его. …сли мы хотим знать о народе только то, как он работает, торгует, пьет,
гулЯет, бранитсЯ и мошенничает,  то  мы  этим  самым  или  отвергаем  в  нем
присутствие других, более благородных инстинктов, или не  интересуемсЯ  ими.
Љак мужик любит, как он живет в семействе, как он воспитывает  своих  детей,
что думает и чувствует - этого мы,  стало  быть,  и  знать  не  хотим.  …сли
народность  дает  нам  повод  сострить,  рассказать  забавный  анекдот   или
нарисовать бойкую карикатуру, тогда мы ей рады,  как  случаю  выказать  наше
остроумие, а иначе нам до нее и дела  нет.  Џриступать  с  такими  идеЯми  к
изучению русского народа - по меньшей  мере  несовременно.  Ќо  может  быть,
подумает  читатель,  это  только  неудачное   выражение,   употребленное   в
предисловии г.  ѓолицынского  случайно  и  не  имеющее  логической  свЯзи  с
характером всей книги.
     Џосмотрим же, что дает нам книга и  насколько  в  своих  очерках  автор
остаетсЯ верен идеЯм, высказанным в вступлении. ‚о всей книге четыре очерка:
"Ќищие", "Џриезжие мужички", "Џрислуга" и "Џредставители толкучего рынка". ‚
очерках "Џриезжие  мужички"  автор  описывает  те  иллюзии  и  мистификации,
которые приходитсЯ встретить простолюдину-провинциалу на московских  улицах.
‚от идет по тротуару мужик, спрашиваЯ у каждого встречного, где живет "немка
ЊантильЯ Љарловна, белобрысаЯ такаЯ, дюжаЯ из себЯ"  (стр.  24);  вот  мужик
хлебнул московской водки  и  отплевываетсЯ,  говорЯ,  что  у  них  "водка  в
‘моленске хмельнее и лучше" (стр. 25); далее мужики разговаривают о том, как
"немец по пружине на телеграпе  чихвири  пишет"  (стр.  25).  „алее  заезжий
извозчик-ванька терпит горькую долю то от господ, дешево платЯщих за далекие
концы, то от казака, везущего в часть арестанта, то от таких людей,  которые
от  извозчиков  уходЯт  в  проходные  дворы.  ‚  этом  очерке  остроумие  г.
ѓолицынского разыгрываетсЯ самым роскошным образом. Ќе  смешно  ли  в  самом
деле, что мужик говорит  _ЊантильЯ_  вместо  _Њатильда_,  _телеграп_  вместо
_телеграф_, _чихвирь_ вместо _цифра_? Ќе смешно ли, что мужик не знает,  что
справлЯютсЯ об адресах в адресном столе или  в  полиции,  что  в  московских
кабаках продают разбавленную водку, что от ‘ухаревой башни до  ‡убова  очень
далеко и что  бывают  дома  с  проходными  дворами?  ‚ыставить  напоказ  это
незнание и посмеЯтьсЯ  над  ним  с  полным  удовольствием  и  с  беззаветным
увлечением  -  вот  цель  автора  в  названном  очерке,  и,  конечно,   цель
достигаетсЯ вполне. Ќародность выводимых личностей тоже  выражаетсЯ  вполне,
как в их незнании, так и в  их  произношении.  “  нас  еще  до  сих  пор  не
перевелись писатели, которые  характеризуют  русского  мужика  тем,  что  он
почесывает затылок, говорит _эфтот_ вместо _этот_  и  коверкает  иностранные
слова. ѓуманность этих писателей вообще, и г.  ѓолицынского  в  особенности,
заключаетсЯ по большей части в том, что они, считаЯ слово _мужик_  грубым  и
обидным, представлЯют его в смЯгченном виде  _мужичок_.  ‘овершенно  одобрЯЯ
такого рода гуманное смЯгчение, Я позволю себе заметить, что в таком  случае
было бы очень хорошо и удобно, а главное дело, гуманно  говорить:  _казачок_
вместо _казак_, _солдатик_ вместо _солдат_, _бабочка_ вместо _баба_, смЯгчаЯ
таким образом постоЯнно слова, обозначающие собою низшие ступени сословий. -
     ‚ рассказе "Џрислуга" всЯ соль заключаетсЯ в том,  что  лакеи,  кучера,
кухарки и горничные на чем свет стоит ругают своих господ, рассказывают о их
любовных похождениЯх и отпускают друг другу площадные любезности и такие  же
остроты. ‚от, например, сцена за воротами (стр. 35):

     - Љакой же это клуб на –веточном бульваре? - спросили лукаво девушки.
     - Ђ  мы  там  свой  завели  (отвечает  кучер),  тальЯнский,  значит,  с
французским угощением... на немецкий лад.
     Ључер опЯть откашлЯнулсЯ, наклонил голову на сторону и запел  под  свою
гармонию: "‚от на-а пути-и-и село-о большо-о-е, туда..." - —то ж орешками-то
не  попоштуете,  -  крикнул  он  неожиданно,  щипнув  за   талью   одну   из
слушательниц.
     - Ђх, чтоб тебе лопнуть! †ид ты эдакий! Џерепугал до смерти! - крикнула
та в свою очередь, изо всех сил треснув его по спине ладонью.
     - Џопоштуйте орехами-то, хоть крепки ли зубы попробовать.
     - Ќате вот, берите, коль не побрезгаете.
     - €з вашего платочка завсегда  очинно  приЯтно,  -  отвечал  ловелас  с
необыкновенною галантерейностью.
     - Џочему ж это?
     -  Ђ  потому  не  в  пример  скуснее  орехи  будут...   "…го   забилось
ре-е-ти-во-ое и по-о-тих..." и т. д.

     Ѓыли  и  до  сих  пор  есть  писатели,  принимающие  тривиальность   за
народность;    употреблЯЯ    слова    _треснуть,    лопнуть,     тальЯнский,
галантерейность, поштовать, скуснее_ и восклицаниЯ вроде: _жид ты  эдакий_!,
г. ѓолицьшский убежден в том, что, во-первых, он уловил букет  народности  и
что, во-вторых, он создал сцену, исполненную неподдельного комизма и  самого
живого юмора. Џисатели с посредственным  талантом  и  с  ограниченным  даром
наблюдательности не умеют воссоздавать народное миросозерцание и часто вовсе
не подозревают его существованиЯ. Ћни подмечают только внешние угловатости и
резкости, и потому их сцены из народной жизни, при бедности  и  бесцветности
внутреннего  содержаниЯ,  отличаютсЯ  аффектациею  и   подделкою   народного
разговорного Языка. €ным это нравитсЯ, и  немудрено;  романы  гг.  ‡отова  и
‚оскресенского находЯт себе многочисленных  читателей;  выходки  фарсеров  в
водевилЯх, дающихсЯ длЯ  съезда  и  разъезда  публики,  возбуждают  в  райке
громкий хохот и рукоплесканиЯ. ќстетические понЯтиЯ и  требованиЯ  различных
людей отличаютсЯ бесконечным разнообразием; почему же и г.  ѓолицынскому  не
прослыть  в  известном  кругу  читателей  юмористом   и   знатоком   русской
народности? Ќаше дело - показать, что в его  книге  можно  встретить,  чтобы
предостеречь  более  разборчивую  публику  от   разочарованиЯ.   Љомизм   г.
ѓолицынского далеко не изЯщен, но  смеетсЯ  каждый  тому,  что  ему  кажетсЯ
смешным; смеЯлсЯ же сослуживец †евакина {1}  над  тем,  что  ему  показывали
палец, а между тем у кого же достанет  духу  быть  за  это  в  претензии  на
добродушного мичмана? Ќо если писатель позволит себе смеЯтьсЯ над тем, что в
каждой гуманной личности должно возбудить чувство  грусти,  состраданиЯ  или
ужаса, тогда мы вправе сказать и доказать, что такой смех - кощунство и  что
влиЯние его, по крайней мере на ту часть публики, котораЯ  верит  авторитету
печатной буквы, безнравственно и вредно. ќто гаерство, которому нужен  канат
и дурацкаЯ шапка, чтоб развлекать публику, а не любовь и симпатиЯ к  народу.
—итаЯ очерки г. ѓолицынского "Ќищие" и "Џредставители толкучего рынка", Я не
мог отдать себе отчета в том,  с  какою  целью  написал  их  автор.  џ  даже
сомневаюсь, чтобы сам автор сознавал в них какую-нибудь цель.  •отел  ли  он
обличить плутни нищих и московских жуликов и должно ли поставить эту  статью
нарЯду с книгою г. ‡оркина, обличающего плутни шулерской игры? •отел  ли  он
представить  рЯд  очерков  с  чисто  эстетическою   целью,   как   писатель,
изображающий "бедность, да бедность, да несовершенства нашей жизни"? —то  он
хотел сделать, мы не знаем; посмотрим же, что он сделал.
     ‚  очерке  "Ќищие"  представлены  _салопница,  бедный,  но  благородный
человек", шарманщик_, и, наконец, очерчен вертеп или подвал, в котором живут
калеки-нищие,  пробавлЯющиесЯ  милостынею  у  входа в церкви, на паперти, на
бульварах  и на улицах. Џочти во всех этих сценах мы имеем дело с поддельною
бедностью,  и  автор  везде  обращает  внимание  не на степень материального
недостатка,  а  на  средства,  которые употреблЯют беднЯки, чтобы возбуждать
сострадание народа. Ћн относитсЯ к самой бедности их холодно, а по поводу их
пронырства  и  искусства  притворЯтьсЯ  дает  полную  волю своему натЯнутому
юмору.  Ћн  чрезвычайно  игриво  острит и над салопницею, и над _"бедным, но
благородным   человеком"_,   и  даже  над  бедною  девочкою,  сопровождающею
шарманщика  и  делающеюсЯ  жертвою  разврата  в таком возрасте, когда еще ни
физические,  ни  нравственные  силы  не  окрепли  и не способны поддержать и
предохранить  ее  от  пагубного  влиЯниЯ  окружающей  среды.  Ћ салопнице он
говорит  например,  что  салоп  "служит  таким же отличительным признаком ее
званиЯ,  как,  например,  длЯ  испанки  мантильЯ"  (стр.  9). Ћ _"бедном, но
благородном  человеке"_  приводитсЯ  целаЯ  сцена (стр. 11), в которой такой
проситель  на  ломаном  французском Языке обращаетсЯ к состраданию порЯдочно
одетого  господина.  Ћстроумие г. ѓолицынского остаетсЯ верно себе: всЯ соль
этой  сцены  заключаетсЯ  в  искажении  французских  слов,  которые даже длЯ
большей картинности напечатаны русскими буквами. Ќапример:
     "- Vous demandez _l'aumone?_ {‚ы просите милостыни  (франц.).  -  ђед.}
(спрашивает господин).
     - ”и дон, лимон... (отвечает проситель), же при  сюр  поврете,  мусье".
{€спорченное франц.: "Fi donc, l'aumone... je prie sur pauvrete" - "—то  вы,
милостыню... Я прошу на бедность". - ђед.}
     ‚еселость  г.  ѓолицынского  не  помрачаетсЯ  даже  тогда,   когда   он
рассказывает о том, что одного _"бедного, но благородного  человека"_  нашли
замерзшим на улице. Ћстроумие его не сдерживаетсЯ и перед трупом. „ело вот в
чем. Ћднажды  отставной  чиновник  выпросил  у  г.  ѓолицынского  гривенник,
говорЯ,  что  ему  необходимо  ехать  на  Ђмур;  на  другой  день  утром,  в
присутствии г. ѓолицынского,  поднимают  на  улице  чей-то  замерзший  труп.
"Џредставьте же мое удивление, когда, взглЯнув  на  его  посинелое  лицо,  -
продолжает автор, - Я узнал  вчерашнего  амурца.  €  даже  бронзоваЯ  медаль
болталась у него в петлице. „оехал! - подумал Я и  спросил  у  квартального:
куда ж вы теперь его повезете?" - —еловек умер как собака, под забором,  без
приюта, без ласки и не возбуждает в г. ѓолицынском даже той  жалости,  какую
невольно чувствуешь к страданиЯм  животного.  џ  могу  объЯснить  этот  факт
только гипотезою;  вероЯтно,  г.  ѓолицынский  заподозрил  своего  амурца  в
пьЯнстве и, возмущенный этою слабостью,  отнессЯ  к  его  жалкой  кончине  с
добродетельным равнодушием и презрением. Ќо любопытно то обстоЯтельство, что
сцена, рассказаннаЯ г. ѓолицынским, производит  на  читателЯ  совсем  не  то
впечатление, какого ожидал автор. …сли кто из трех личностей, действующих  в
сцене, рассказанной г.  ѓолицынским,  способен,  подействовать  на  читателЯ
тЯжело и враждебно, то это, конечно, тот _Я_, от  лица  которого  идет  весь
рассказ. ЃродЯга, собиравшийсЯ ехать на Ђмур, умер мучительною  смертию,  он
погиб, как "собака  под  забором".  …сли  квартальный  отзываетсЯ  о  смерти
человека совершенно равнодушно, то это извинЯетсЯ его необразованностью  или
давнишней привычкою. Ќо что же  сказать  в  оправдание  того  _Я_,  который,
закутываЯсь в шубу,  думает  о  замерзшем  беднЯке:  "доехал!",  что  значит
другими словами: "околел! туда и дорога!" Ђ  всего  любопытнее  то,  что  г.
ѓолицынский даже не выделЯет себЯ из этого  _Я_,  не  замечает,  что  это  Я
нуждаетсЯ в оправдании или в презрительном сострадании, и,  довольный  своею
теплою шубою и неиссЯкаемым остроумием, переходит к другим забавным  сценам.
Љ числу таких забавных сцен относитсЯ аукцион  на  ребенка,  происходЯщий  в
вертепе (стр. 18). Љ числу таких же сцен относитсЯ  смерть  ребенка  в  этом
вертепе,  смерть,  котораЯ  рассказана  так:  "Њать   видит,   что   ребенок
действительно кончаетсЯ, и начинает выть и  причитать  по  привычке.  †ильцы
вертепа, бог знает почему, хохочут. —ерез час маленький герой наш умирает, и
- finita la commedia" {Љонец (букв.: комедиЯ кончена) (итал). - ђед.}  (стр.
20). —то за наглый цинизм! Љто дал  право  г.  ѓолицынскому  относитьсЯ  так
грубо к лучшим чувствам человеческой  природы!  Њать  -  нищаЯ,  развратнаЯ,
безносаЯ женщина, как  неоднократно  (стр.  19,  20)  с  каким-то  особенным
удовольствием повторЯет г. ѓолицынский; так что же из этого?  ђазве  она  не
может любить своего ребенка? Ћна отдает его напрокат другим нищим  старухам,
она торгует им, она поступает отвратительно, но что же  из  этого?  ђазве  в
минуту агонии  ребенка  в  ней  не  может  проснутьсЯ  материнское  чувство,
усиленное внезапно выступившими угрызениЯми совести. Ќадо быть сердцеведцем,
надо быть богом, чтобы осмелитьсЯ сказать, что эта несчастнаЯ  мать  воет  и
причитает _по привычке_. †ильцы вертепа смеютсЯ  -  немудрено!  Ћбразованный
человек, литератор находит сказать только -  finita  la  commedia;  было  бы
удивительно, если бы нищие не смеЯлись и не глумились  над  смертью  бедного
ребенка; осуждать их за это несправедливо, можно только заметить, что сцены,
подобные описанной, составлЯют клевету  на  человечество.  Ћни  могут  войти
только в протокол уголовного процесса;  многое  совершенно  неправдоподобное
случаетсЯ иногда в действительности, но мы  не  поверим  художнику  если  он
представит нам в своей картине эти  случайности  и  исключениЯ,  потому  что
исключительные положениЯ не дают материала длЯ типа, а только могут быть  до
некоторой степени объЯснены случайным и странным стечением обстоЯтельств.  ‚
природа встречаютсЯ, может быть, совершенные злодеи, но  нужен  колоссальный
талант,   чтобы   заставить   поверить   в   возможность   такого    злодеЯ,
представленного в литературном произведении. …сли смерть ребенка  в  вертепе
нищих происходила перед  глазами  самого  г.  ѓолицынского,  тогда  холодный
цинизм, с которым она рассказана, приведет читателЯ в ужас. …сли  эта  сцена
создана фантазией) автора, тогда это лишний камень осуждениЯ, брошенный  без
особенной причины в класс людей, который нуждаетсЯ в сострадании  и  который
безусловно презирать -  несправедливо,  чтоб  не  сказать  больше.  Ќародные
пороки - вопрос до такой степени  серьезный,  что  к  нему  надо  относитьсЯ
осторожно, с знанием и пониманием дела, с полною способностью  сочувствовать
несчастному и с полным желанием простить и оправдать то, что упало  в  грЯзь
случайно и стремитсЯ из нее выйти. ‚  подобных  случаЯх  всегда  лучше  быть
слишком мЯгким, нежели слишком жестоким; изЯщнее,  справедливее  и  гуманнее
тот сердобольный купец или мужик, который подаст нищему грош, не  справлЯЯсь
даже о его нравственности, чем тот писатель-обличитель, которому  во  всЯком
оборванном  просителе  мерещитсЯ  тунеЯдец,  обманщик   или   мошенник.   ѓ.
ѓолицынский так презирает поддельную бедность, что рЯдом с нею решительно не
дает места истинной бедности. ќта брезгливость не достойна ни художника,  ни
развитого человека. Џодумайте, что такое поддельнаЯ бедность! ‡аслуживает ли
она действительно такого  безжалостного  осуждениЯ?  …сли  просит  милостыню
человек,  имеющий  состоЯние,  то  это  болезнь,  мономаниЯ.  …сли  человек,
действительно не имеющий средств и даже работы, прикидываетсЯ калекою, то он
выставлЯет только Яркую вывеску  того  положениЯ,  в  котором  действительно
находитсЯ. Ќищенство - занЯтие очень неизЯщное; нищенство  развращает  того,
кто им питаетсЯ,  -  это  справедливо,  но  нищенство  не  излечиваетсЯ  тем
величавым презрением, с которым  вы  будете  смотреть  на  беднЯка.  Ђмурец,
которому г. ѓолицынский дал гривенник,  был  очень  здоров,  однако  это  не
помешало ему замерзнуть; стало  быть,  он  действительно  был  в  крайности,
потому что даже автор "“личных типов",  строгий  censor  morum,  {Ѓлюститель
нравов (лат.). - ђед.} не говорит положительно о том, что он замерз в пьЯном
виде. ‡ачем, скажете вы, здоровому человеку нищенствовать и пить,  когда  он
может работать? „а разве, отвечу Я, всЯкому  здоровому  человеку  так  легко
найти себе работу? ‚ы без рекомендации не наймете  дворника,  не  пустите  к
себе в дом кухарку, тем более не дадите работы человеку, протЯгивающему  вам
руку на улице. Ђ может быть, есть между нищими и такие люди,  которые  душою
рады были бы найти себе занЯтиЯ. Њожет быть, униженные  случайно,  эти  люди
стремЯтсЯ выйти из своего тЯжелого положениЯ, но их  отталкивает  окружающее
общество, и они медленно развращаютсЯ и мирЯтсЯ с жизнью тунеЯдца и бродЯги.
‘идЯ без хлеба и  без  места,  отведавши  случайно,  в  крайности,  дарового
пропитаниЯ, молодой и здоровый малый может совершенно испортитьсЯ,  отбитьсЯ
от работы и поступить в разрЯд поддельных калек. †алкое падение, скажем  мы,
но это падение, как и большаЯ часть  человеческих  пороков,  простительно  и
заслуживает состраданиЯ, а  не  презрениЯ.  ‘  распространением  грамотности
развиваетсЯ обыкновенно  трудолюбие,  и,  следовательно,  уменьшаетсЯ  число
тунеЯдцев и нищих. ‘одействовать  такого  рода  усовершенствованиЯм  -  дело
каждого честного гражданина, но кто же станет этому  содействовать.  “  кого
хватит духу смеЯтьсЯ  над  тем,  в  чем  проЯвлЯетсЯ  слабость  человеческой
природы во всей своей ужасающей наготе?  Љто  способен  стать  к  очерку  г.
ѓолицынского в критические отношениЯ, тому он покажетсЯ жалок и смешон;  кто
увлечетсЯ юмором автора, тот вместе с ним погрешит против  справедливости  и
здравого смысла.
     "Џредставители  толкучего  рынка",  конечно,  бледнеют  перед   очерком
"Ќищие". Ђвтору не приходитсЯ иметь дело с такими мрачными ЯвлениЯми  жизни,
и потому остроумие его уже не  производит  на  читателЯ  такого  сильного  и
странного впечатлениЯ. ‚ этом очерке любопытно и поучительно заметить только
то,  что  автор  с  особенным   удовольствием   напирает   на   подробности,
напоминающие романы Џоль де Љока; но у Џоль де Љока эти подробности наивны и
веселы,  а  у  г.  ѓолицынского  они  просто  плоски  и  грЯзны.  Ћн   любит
останавливатьсЯ на таких подробностЯх, в которых, по  его  мнению,  лежит  и
особенность русского народа и местный колорит московского  толкучего  рынка.
Љак ест русский мужик, и чем от какой рыбы пахнет, и как поддерживаетсЯ теп-
лота в кушанье на открытом воздухе - все это описано с  такою  любовью,  что
иностранец мог бы подумать, что русскаЯ  народность  без  этих  особенностей
невообразима. ЋпЯть мы скажем: "вольному волЯ!"  Ћстроумие  г.  ѓолицынского
мне кажетсЯ плоским и натЯнутым, но ведь много у нас на ђуси такой  публики,
длЯ которой двусмысленный, часто очень топорный анекдот стоит любой  комедии
Ћстровского; что же с этим делать? Љак ни грустно признатьсЯ в этом, а можно
быть уверенным, что книга "“личные типы" разойдетсЯ хорошо и что, читаЯ  ее,
многие православные  будут  надрывать  животики.  ЏриЯтно  по  крайней  мере
встретить в этой же самой книге приговор над нею в беседе  двух  букинистов.
ЋбсуживаЯ   состоЯние   современной   книжной   торговли,   один   из   этих
промышленников  замечает  между  прочим,  что  книжка   "‘таричок-весельчак,
рассказывающий старинные московские  были",  {2}  вышла  шестым  изданием  и
"ходко идет". ќтими словами букиниста г. ѓолицынский, очевидно, дает публике
урок и стараетсЯ показать ей, что она раскупает дрЯнь и  ею  услаждает  свои
досуги. Ќо мы пожалели бы и букиниста и публику, если б этот урок послужил в
пользу и был применен к оценке разобранной нами  книги.  "“личные  типы"  г.
ѓолицынского   составлЯют   на   русской   почве   подражание   бесчисленным
юмористическим изданиЯм, наводнЯющим французскую литературу  и  потешающимсЯ
над смешными и плачевными сторонами народности. ‚се эти изданиЯ,  начинаЯ  с
самого роскошного "Le diable  a  Paris",  {"—ерт  в  Џариже".  {3}  -  ђед.}
отличаютсЯ  гласированною  бумагою,  прекрасным   выполнением   рисунков   и
замечательною пустотою содержаниЯ. ‚се эти качества замечаютсЯ  в  книге  г.
ѓолицынского,  конечно  в  ослабленном  виде,  как  и  следует  ожидать   от
подражаниЯ. Ћ пустоте содержаниЯ мы уже говорили; о внешности изданиЯ нельзЯ
не отозватьсЯ с похвалою. Ѓумага и шрифт хороши; а рисунки напоминают  собою
манеру ѓаварни и выполнены опытной и искусной рукой. „аже жаль, что издержки
издателЯ и талант художника потрачены на такую ничтожную  книгу.  ќта  книга
сама по себе, конечно, не стоила такого подробного  разбора,  но  Я  решилсЯ
отдать ей несколько страниц, потому что  она  грубо  и  неловко  затрогивает
предмет, близкий сердцу каждого честного  человека.  ѓрустно  видеть,  когда
гримасничают, кривлЯютсЯ и глумЯтсЯ  над  таким  предметом,  который  любишь
горЯчо, искренно и сознательно, над предметом,  которому  даровитые  деЯтели
посвЯщают лучшие труды свои, к которому избранные люди приступают с  любовью
и уважением.  ’ут  поневоле  зашевелитсЯ  в  душе  негодование,  и  невольно
подумаешь,  что,  проходЯ  молчанием  постыдное  кощунство,  делаешьсЯ   его
пассивным соучастником и ободрителен. ‚  оправдание  книги  г.  ѓолицынского
сказать  нечего.  ‚  извинение  самого  автора  можно  привести   разве   то
обстоЯтельство, что он сам не ведает, что творит: и в этом лучшее оправдание
его перед судом критики.

     1861 г. џнварь
Last-modified: Mon, 27 Aug 2001 09:57:10 GMT
Ћцените этот текст: