        „митрий €ванович Џисарев. ‘холастика XIX века

----------------------------------------------------------------------------
     ‘очинениЯ в четырех томах. ’ом 1. ‘татьи и рецензии 1859-1862
     Њ., ѓосударственное издательство художественной литературы, 1955
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

        I 

     ђазвитие русской журналистики с каждым годом становитсЯ шире; возникают
новые  журналы  и  в  короткое  времЯ  приобретают  себе  значительный  круг
читателей; между тем старые журналы продолжают свое существование,  и  число
их подписчиков нисколько не уменьшаетсЯ. Џериодические изданиЯ расходЯтсЯ по
всем концам ђоссии, и идеи, выработанные  в  тиши  кабинета,  за  письменным
столом,  становЯтсЯ  достоЯнием  целой  обширной  страны,  становЯтсЯ  почти
единственною  умственною  пищею  длЯ  нескольких   десЯтков   тысЯч   людей.
Ѓольшинство публики читает одни журналы, это факт, в  котором  мог  наглЯдно
убедитьсЯ всЯкий, кто жил в  провинции  и  бывал  в  обществе  какого-нибудь
уездного города. Ћдин экземплЯр "‘овременника" или "ђусского  вестника"  {1}
читаетсЯ целым городом, переходит из рук в руки и возвращаетсЯ обыкновенно к
владельцу в самом жалком, истрепанном виде, так что  ему  приходитсЯ  только
сказать:  "ђасчитали  вдребезги".  Џри  этом   некоторые   отделы   остаютсЯ
совершенно не тронутыми и даже не  разрезанными;  отметить  подобные  отделы
было бы, конечно, любопытно длЯ физиологии общества, но Я не  с  этою  целью
повел речь о  распространении  журналов  в  массе  читающей  публики.  Љроме
журналов, этой публике действительно читать нечего. Ћтдельные книги издаютсЯ
теперь чаще прежнего, но их все-таки мало; кроме того, они имеют иди ученый,
или учебный характер; это - или исследованиЯ, или популЯрные руководства,  а
учитьсЯ  большинство  нашей  публики  не  желает,   вероЯтно   потому,   что
воспитание, данное ей в школе, было дурно и оставило после себЯ на всю жизнь
полнейшее отвращение к тому, что отзываетсЯ школою  или  книжною  ученостью.
‘очинениЯ Џушкина, ‹ермонтова и ѓоголЯ знают почти наизусть люди,  одаренные
эстетическим чувством и сколько-нибудь развитые  в  литературном  отношении;
что же касаетсЯ  до  большинства,  то  оно  или  вовсе  не  читает  их,  или
прочитывает их один раз,  длЯ  соблюдениЯ  обрЯда,  и  потом  откладывает  в
сторону  и  почти  забывает.  Џеречитать  во   второй   раз   художественное
произведение потому только, что оно художественно  или  проникнуто  глубокою
мыслью, - это такой подвиг, которого возможность понимают далеко не все и на
который  решаютсЯ  очень  немногие.  Њежду  тем  журналы  неотразимою  силою
привлекают  к  себе  этих  господ:  во-первых,  они  дают  свежие   новости;
во-вторых, разнообразие, часто даже пестрота  оглавлениЯ  дает  каждому  все
средства выбрать себе чтение по вкусу и по плечу; в-третьих, одна книжка  не
успевает  еще  приглЯдетьсЯ,  как  она  сменЯетсЯ  новою,  и  провинциальный
читатель следит за идеЯми и интересами века, не  успеваЯ  соскучитьсЯ  и  не
утомлЯЯ  свой  мозг  усиленною  работою.  ‚се  это  было  бы  очень  хорошо;
литераторы и публика удовлетворЯли бы друг друга, но  дело  в  том,  что  на
практике выходит совсем не то, что выходило в теории.
     Џишущие люди забывают, что они пишут  не  длЯ  себЯ,  а  длЯ  общества,
литераторы составлЯют замкнутый кружок; этот кружок внутри себЯ вырабатывает
идеи и убеждениЯ и передает публике результаты,  которые  часто  оказываютсЯ
понЯтными  только  тогда,  когда  мы  знаем,  как   они   вырабатывались   и
формировались; один кружок сталкиваетсЯ в мнениЯх с другим, начинаетсЯ спор,
которого предмет остаетсЯ  темен  длЯ  публики;  между  тем  публика  читает
полемику, видит, как горЯчатсЯ оба противника, и с  любопытством  следит  за
скандальною стороною дела. Ќе вините в этом публику; поставьте  себЯ  на  ее
место; представьте себе, что при вас происходит спор на непонЯтном  длЯ  вас
Языке. …сли вы не выйдете из комнаты, то вы, вероЯтно, почти невольно будете
следить за выражением лица и за мимикою  спорЯщих  личностей.  ’о  же  самое
делает публика. Ћ предмете ученого или литературного  спора  она  судить  не
может,  потому  что  спорЯщие  литераторы  большею  частью  забывают  о   ее
существовании и не делают ни шагу длЯ того, чтобы поЯснить ей, в  чем  дело.
Ћни ссылаютсЯ  на  иностранные  авторитеты,  на  собственные  сочинениЯ  или
статьи, разбросанные по разным журналам или  напечатанные  лет  десЯть  тому
назад, наконец на голос внутреннего чувства, как сделал Џогодин на диспуте с
Љостомаровым или покойный  •омЯков,  восставаЯ  в  "ђусской  беседе"  против
материализма. {2} ЋправлЯтьсЯ  по  всем  этим  ссылкам  мудрено;  у  публики
недостало бы на это ни досуга, ни терпениЯ. ‘ледовательно, останетсЯ ей  две
дороги: или вовсе не читать спора, или, читаЯ его,  втихомолку  посмеиватьсЯ
над тем, как горЯчатсЯ спорЯщие стороны. Џублика так и делает.

        II 

     ‚опрос о народности, сближение с народом,  изучение  народности  -  эти
слова слышатсЯ на каждом шагу и встречаютсЯ на каждой странице наших больших
журналов. €дее этих слов мудрено не  сочувствовать,  трудно  в  этих  свЯтых
словах не видеть великой задачи  времени,  самого  животрепещущего  интереса
нашей будущей истории. Ќо, с другой стороны, нужно  быть  в  высшей  степени
доверчивым  и  добродушным  оптимистом,  чтобы  от  наших  журналов  ожидать
действительного сближениЯ с народом. "ђусскаЯ беседа" в  течение  нескольких
лет печатала дельные  и  основательные  исследованиЯ  •омЯкова,  Љиреевских,
Ђксаковых, ЃелЯева; "Ћтечественные  записки"  в  прошлом  году  приложили  к
своему журналу  целый  сборник  песен  г.  џкушкина;  в  "‘веточе"  во  всех
подробностЯх описана русскаЯ свадьба;  "‘овременник"  принужден  выслушивать
замечаниЯ со стороны "Ћтечественных записок"  за  то,  что  мало  занимаетсЯ
народным элементом; новый журнал "‚ремЯ" на интересах народности строит  всю
свою программу, {3} и что же из этого выходит, какие практические  следствиЯ
ведут за собою все эти благородные  стремлениЯ?  ђовно  никаких.  Ћни  дадут
только будущему библиографу материалы,  по  которым  он  будет  в  состоЯнии
сделать ошибочный вывод такого рода:  "‚  половине  XIX  столетиЯ  вопрос  о
народности возбуждал к себе сильное сочувствие  в  читающей  части  русского
общества".  ќтот  вывод  будущего  библиографа  Я  смело   решаюсь   назвать
ошибочным,  на  том  основании,  что  "‘овременник"  и   "ђусский   вестник"
пользуютсЯ наибольшею популЯрностью, несмотрЯ на то, что  первый  отличаетсЯ
космополитическим  направлением,  а  второй  занимаетсЯ  гражданскою  жизнью
‡ападной …вропы гораздо пристальнее, нежели интересами нашей народности. {4}
…сли, сверх того, принЯть в  соображение  тот  факт,  что  "ђусскаЯ  беседа"
существует почти без подписчиков, то нетрудно будет  убедитьсЯ  в  том,  что
наша журналистика не успела приохотить к ознакомлению с народностью даже  ту
часть публики, на  которую  она  может  иметь  непосредственное  влиЯние.  Ћ
влиЯнии на простой народ, о фактическом сближении  с  ним  путем  журнальной
литературы - смешно и говорить. Ќаш народ, конечно, не знает того, что о нем
пишут и рассуждают, и,  вероЯтно,  еще  лет  тридцать  не  узнает  об  этом.
†итейских, осЯзательных результатов он, вероЯтно, долго  не  увидит,  потому
что стремлениЯ не переходЯт в дело  и  остаютсЯ  на  страницах  журналов,  к
обоюдной выгоде редакции и сотрудников. —то вопрос об эмансипации разрешилсЯ
независимо  от  журнальных  толков,   в   этом,   конечно,   нельзЯ   винить
журналистику;   эмансипациЯ   была   делом   правительства   и   совершаетсЯ
административным путем. Ќо воскресные и бесплатные школы? {5} ќто было делом
общества, а между тем  этот  вопрос  прошел  мимо  журналистики,  и  журналы
ограничились  тем,  что  отметили  совершившийсЯ  факт  на  страницах  своей
современной летописи или  хроники.  Ќе  журналы  возбудили  этот  вопрос,  и
литература не  указала  обществу  на  его  насущную  потребность,  а  только
оговорила эту потребность уже тогда, когда  ее  существование  было  сознано
всеми, когда уже были принЯты  меры  длЯ  удовлетворениЯ  этой  потребности.
‹юбопытно было бы знать, можно ли указать хоть на одно полезное  дело,  хоть
на один живой вопрос народной жизни, который был бы возбужден и решен нашими
журналами и который не осталсЯ бы на бумаге, а хоть на одну йоту увеличил бы
материальное и нравственное благосостоЯние нашего народа.  џ  почти  уверен,
что ответ на этот вопрос получитсЯ отрицательный. Џричины  этого  ЯвлениЯ  Я
постараюсь разобрать в самых общих чертах.

        III 

     ‚нешнЯЯ  физиономиЯ  нашего   общества   слагаетсЯ,   конечно,   помимо
литературы. Ќаша журналистика не может иметь  никакого  влиЯниЯ  на  решение
административных вопросов,  {6}  следовательно,  эту  сторону  дела  Я  могу
совершенно выпустить из моего рассуждениЯ. ‘амо собою  понЯтно,  что  статьи
"ђусского вестника" об английском jury {‘уд присЯжных (франц.). - ђед.}  или
об английском парламенте имеют длЯ нас интерес чисто научный и нисколько  но
могут содействовать  нашему  гражданскому  воспитанию,  потому  что  граждан
воспитывает жизнь, а не книга.  ’очно  так  же  понЯтно,  что  сблизитьсЯ  с
народом мы путем журналистики не можем; сближаетсЯ с народом тот, кто  живет
среди его, кто видит его каждый день в разных видах  и  положениЯх,  у  кого
есть с ним общие интересы и общие стремлениЯ.  Ќет  сомнениЯ,  что  помещики
лучше петербургских и московских литераторов знают быт и  характер  простого
народа; они знают народ в самом будничном и непривлекательном  виде;  у  них
происходЯт с ним ежедневные столкновениЯ, которыми ожесточаютсЯ обе стороны;
под влиЯнием этих столкновений у впечатлительного человека портитсЯ характер
и формируетсЯ мрачный и негуманный взглЯд на личность русского простолюдина;
все это справедливо, но зато в основу этого взглЯда  ложитсЯ  не  теориЯ,  а
непосредственный опыт, и  вследствие  этого  понЯтие,  которое  сложилось  в
голове практического хозЯина о типических особенностЯх русского крестьЯнина,
будет   всегда   Ярче   и   определеннее   в   частностЯх,    чем    понЯтие
теоретика-литератора,  воодушевленного  самыми  бескорыстными  и   гуманными
стремлениЯми. {7} Џрактическое сближение с народом - дело до  такой  степени
важное, что его нельзЯ предпринЯть между прочим, толкуЯ о  Ѓокле  и  ‘тюарте
Њилле; какаЯ-нибудь поездка по ђоссии может оставить в воображении несколько
типических фигур, которые годЯтсЯ длЯ альбомного  рисунка  или  длЯ  легкого
литературного очерка; но внутренний смысл  этих  фигур  даетсЯ  не  сразу  и
постепенно изменЯетсЯ  по  мере  того,  как  вы  подходите  к  ним  ближе  и
вглЯдываетесь  внимательнее   в   их   выражение   и   обстановку.   ‘ловом,
журналистика, проводЯщаЯ общечеловеческие идеи в русское общество, нуждаетсЯ
в посредниках, которые проводили бы эти идеи к  народу.  ‚  настоЯщее  времЯ
народ еще не в состоЯнии сознавать эти идеи, обращать их в  свое  умственное
достоЯние, органически переработывать их силою собственного мышлениЯ;  пусть
он по крайней мере чувствует на себе их благотворное,  согревающее  влиЯние,
русский крестьЯнин, быть может, еще не в состоЯнии  возвыситьсЯ  до  понЯтиЯ
собственной личности, возвыситьсЯ до  разумного  эгоизма  и  до  уважениЯ  к
своему _Я_: пускай же он почувствует по крайней  мере  какую-то  перемену  в
окружающей атмосфере, пускай почувствует, что  с  ним  обращаютсЯ  _господа_
как-то не по-прежнему, а как-то серьезнее и мЯгче, любовнее и ровнее. ’акого
рода перемена в обращении не укрылась бы от его вниманиЯ и изменила  бы  его
нечувствительно длЯ него самого. "—ем более вы будете обращатьсЯ с мальчиком
как с джентльменом, тем скорее он действительно превратитсЯ в джентльмена" -
это основное положение американской педагогики, и это положение  может  быть
применено к делу везде, где эмансипациЯ идет не снизу вверх, а сверху  вниз.
—тобы русский мужик почувствовал "эту благодетельную перемену, нужно,  чтобы
наше провинциальное дворЯнство и мелкое чиновничество  перестало  быть  тем,
что  оно  теперь.  ѓуманизировать  это  сословие   -   дело   литературы   и
преимущественно журналистики. ќто  дело,  конечно,  исполнимее  сближениЯ  с
народностью или  гражданской  реформы  путем  журнальных  статей.  ќто  дело
требует дружных усилий и долговременного труда, но какое  же  действительное
усовершенствование в сфере гражданской  жизни  не  требует  времени,  труда,
траты сил и единодушиЯ? Џо крайней мере  можно  сказать  одно:  это  -  цель
достижимаЯ, и это, может быть, единственнаЯ задача, которую может  выполнить
литература и которую притом только одна литература и в состоЯнии  выполнить.
{8} ќто среднее сословие, гуманизированное общечеловеческими  идеЯми,  может
сделатьсЯ посредником между передовыми  деЯтелЯми  русской  мысли  и  нашими
младшими братьЯми - мужиками, в избу которых, конечно,  никогда  не  заходЯт
книжки журналов, стоЯщих 15 руб. сер. в год. Ќи грошовые изданиЯ, о  которых
было говорено в мартовской книжке "ђусского слова",  ни  "Ќародное  чтение",
{9} о котором нужно будет поговорить со временем, не принесут народу никакой
чувствительной  пользы.  ќти  книги  написаны  людьми,   имеющими   какое-то
отвлеченное, книжное понЯтие о  народе,  старающимисЯ  приноровитьсЯ  к  его
потребностЯм и обнаруживающими в своих  попытках  полнейшую  непрактичность,
полнейшее  незнание  той  почвы,  которую  они  хотЯт  возделывать.  Ќо   не
забывайте, что в нашем обществе есть тысЯчи людей,  понимающих  наш  книжный
Язык, носЯщих наш костюм, словом - _господ_, которые в состоЯнии прочесть  и
понЯть ученую статью в журнале и которые в то же времЯ живут среди народа, в
деревнЯх и уездных городах нашего обширного  отечества.  ќти  люди  поневоле
выучиваютсЯ говорить с народом и присматриваютсЯ  к  его  потребностЯм;  эти
люди по самому своему положению стоЯт на рубеже двух элементов,  общества  и
народа, и как будто призваны быть передатчиками и проводниками идей и знаний
сверху вниз. Ћтчего же мы ими не пользуемсЯ? Ћттого, мне кажетсЯ, что до сих
пор мало обращали на них вниманиЯ.  Ќаша  журнальнаЯ  критика  и  журнальнаЯ
наука могла особенно  благодетельно  действовать  на  это  сословие,  но,  к
сожалению, ни критика, ни наука не имели в виду этого класса читателей и  не
заботились даже о том, чтобы сделатьсЯ доступными им по форме.  ‚  настоЯщее
времЯ вы не найдете почти ни  одной  критической  статьи,  котораЯ  была  бы
вполне понЯтна человеку, не имеющему  специальных  сведений  по  тому  кругу
предметов, к которому относитсЯ статьЯ. Ћбыкновенному читателю такаЯ  статьЯ
представитсЯ  непрерывным  рЯдом  намеков,  в  которых   он   будет   смутно
чувствовать какую-то общую свЯзь, но в чем состоит эта свЯзь и  что  говорЯт
эти  намеки,   это   останетсЯ   ему   совершенно   непонЯтным.   ЋпЯть-таки
доказательство  того,  что  если  целые  отделы  наших   журналов   остаютсЯ
неразрезанными, то виновата в этом не публика.  Ќаши  журналисты  мечтают  о
гражданской жизни и о сближении с народом, и эти бесплодные мечты  отвлекают
их от настоЯщего дела, от действительной обЯзанности, от  живого  общениЯ  с
тою сферою читателей, котораЯ ждет от них притока знаний и идей. Љроме того,
кроме этого мира благородных,  но  неосуществимых  мечтаний,  {10}  у  наших
журналистов есть целый мир закулисных тайн, и  намеками  на  интересы  этого
мира пересыпаны их критические обозрениЯ и  полемические  статьи.  ќтот  мир
мелких личных неприЯтностей, мир литературного  кумовства  и  нелитературных
перебранок дает себЯ  чувствовать  по  временам  в  каком-нибудь  журнальном
скандале, которого "причина и истиннаЯ физиономиЯ остаютсЯ  непонЯтными  длЯ
массы читающей публики. Ђ между тем публику потчуют этими скандалами, и  она
volens-nolens {‚олей-неволей (лат.). - ђед.} узнает  факты,  непонЯтные  длЯ
нее и вовсе неинтересные.

        IV 

     Ќо что же может и что должна  сделать  журналистика  длЯ  той  публики,
котораЯ исключительно занимаетсЯ чтением журналов?  Ћна  должна  разбить  ее
предрассудки и помочь ей выработать себе разумное миросозерцание.  Џри  этом
она должна иметь в виду  ту  часть  публики,  котораЯ  способна  подвинутьсЯ
вперед, людей молодых и свежих, людей, способных принЯть истину и отрешитьсЯ
от отцовских  заблуждений.  „лЯ  таких  людей  талантливый  критик  с  живым
чувством и с энергическим умом, критик, подобный Ѓелинскому, мог бы  быть  в
полном  смысле  слова  учителем   нравственности,   да   не   той   условной
нравственности,  котораЯ  осуждает  г-жу  ’олмачеву,  {11}  а  той   широкой
нравственности, котораЯ желает только, чтобы человек был самим собою,  чтобы
всЯкое чувство проЯвлЯлось свободно, без постороннего контролЯ и придуманных
стеснений. {12} ‹итература во всех своих видоизменениЯх должна бить  в  одну
точку; она должна всеми своими силами эмансипировать  человеческую  личность
от тех разнообразных стеснений, которые налагают на нее робость  собственной
мысли, предрассудки касты, авторитет преданиЯ, стремление к общему идеалу  и
весь тот отживший хлам, который мешает живому  человеку  свободно  дышать  и
развиватьсЯ во все стороны. Ђ то ли делает наша литература? Љ большей  части
вопросов жизни, науки  или  искусства  она  относитсЯ  как-то  нерешительно,
как-то вполовину, оглЯдываЯсь по сторонам, боЯсь колыхнуть авторитет,  боЯсь
оскорбить историю; эти оглЯдки, эти опасениЯ часто имеют место в таком деле,
в котором можно смело положитьсЯ на голос здравого смысла, в  котором  можно
даже отдатьсЯ внушению непосредственного чувства. ‚озьмем  пример:  пермскаЯ
дама прочла на публичном чтении стихотворение Џушкина;  корреспондент  одной
газеты  описал  это  чтение,  стараЯсь  длЯ  удовольствиЯ  публики  блеснуть
Яркостью красок и не жалеЯ риторических украшений; сотрудник другой  газеты,
также длЯ удовольствиЯ публики, начинает глумитьсЯ над описанием первого  и,
давши волю своему неопрЯтному юмору,  с  размаху  задевает  имЯ  и  личность
читавшей дамы. „ело, кажетсЯ, Ясное! Ћно Ясно до такой степени, что  о  нем,
может быть, и вовсе не стоило говорить, но правильное чутье некоторых  наших
журналов показало им, что это - вопрос, длЯ нас еще не решенный и  требующий
оговорки. ћморист газеты "‚ек" получил от лица нашей журналистики  серьезный
выговор за свои цинические выходки против личности женщины и за ретроградное
направление своей статьи. ќтот выговор можно было бы назвать  донкихотством,
если бы общественное мнение  в  ђоссии  определилось  настолько,  чтобы  все
образованные люди решали в один голос важнейшие  вопросы  жизни.  Ќо  у  нас
решительно нет общественных убеждений; в каждом семействе происходит  борьба
между старыми понЯтиЯми и молодыми стремлениЯми; эта борьба и эти  колебаниЯ
порождают  в  жизни  общества  много  противоречащих  друг  другу   Явлений;
например, молодаЯ  девушка  приходит  в  университет  учитьсЯ,  а  профессор
стараетсЯ выжить  ее  из  аудитории  циническим  тоном  своей  лекции.  {13}
Ћчевидно, эта девушка и этот профессор расходЯтсЯ между собою во взглЯде  на
такой простой и понЯтный предмет, как образование женщины; они  представлЯют
борьбу двух диаметрально-противоположных начал, „омостроЯ и  XIX  века.  Ћбе
стороны открыто несут свое знамЯ и понимают свою несовместимость. Ќо не  все
члены общества становЯтсЯ решительно на ту или на  другую  сторону;  большаЯ
часть так называемых серьезных людей держат нейтралитет и становЯтсЯ в самые
разнообразные положениЯ в отношении к предмету спора;  они  обсуживают  его,
вводЯ в свои суждениЯ такое множество оговорок и ограничений,  что  сущность
дела становитсЯ мало-помалу неЯсною длЯ самых  жарких  защитников  того  или
другого мнениЯ; качаЯ мудрыми головами,  эти  рассудительные  люди  обвинЯют
обыкновенно обе спорЯщие стороны в крайности и в увлечении и сами  стараютсЯ
выбрать золотую середину, Ђ  возможна  ли  эта  середина?  Џопробуйте  стать
посередине между негром и  плантатором,  между  самодуром-отцом  и  дочерью,
которую насильно выдают замуж, между мистицизмом и рационализмом. ЏримирениЯ
нет, и держать нейтралитет значит стоЯть совершенно в стороне и не принимать
никакого участиЯ  в  обсуждаемом  вопросе.  Ќейтралитет,  который  стараютсЯ
держать люди рассудительные,  есть  в  сущности  оптический  обман,  и,  как
оптический обман, он может быть опасен длЯ неопытных глаз.
     ‚ нашем обществе есть много людей молодых, которые душою рады  были  бы
пойти за светлыми и привлекательными идеЯми века, но которых  останавливает,
во-первых,  то,  что  результаты   этих   идей   совершенно   расходЯтсЯ   с
существующими формами  жизни,  и,  во-вторых,  голос  рассудительных  людей,
выбравших   мнимую   золотую   середину.   ђобость   их   неокрепшей   мысли
останавливаетсЯ на существующем порЯдке и на авторитете. —тобы  помочь  этим
людЯм, надо пользоватьсЯ случаем, брать примеры прЯмо из  жизни  и  на  этих
примерах показывать приложение общих правил и руководЯщих идей. {14}
     Џротест  наших  журналов  против  ЉамнЯ  ‚иногорова  был   положительно
полезен; он показал обществу, как  наше  литературное  большинство  понимает
права женщины, и показал не в теоретическом рассуждении, а на живом примере.
Ќо  нерешительность  отношений  к  простому  и  Ясному   делу   нашла   себе
представителей   в   двух   значительных   органах    нашей    журналистики.
"Ћтечественные записки" принЯли шутливый  тон,  говорЯ  об  этом  событии  в
отделе  русской  литературы  (1861,   апрель,   стр.   143);   осмеЯли   как
школьническую проделку всю историю протеста и посетовали о том, что толки  о
женщине не уЯснили значениЯ семейного начала  в  ђоссии.  "ђусский  вестник"
отнессЯ к делу гораздо  строже;  у  него  все  оказались  виноваты:  и  г-жа
’олмачева, и фельетонист "Џетербургских ведомостей", и юморист "‚ека",  и  в
особенности г.  Њихайлов  и  _спущеннаЯ  им  стаЯ_.  {15}  Ќа  17  страницах
разбираетсЯ это дело, и разбор приводит  к  самым  неожиданным  результатам;
сплеча высказываютсЯ смелые, по-видимому, мнениЯ, которые  на  следующей  же
странице встречают себе такое же смелое опровержение. Ќа стр. 24 говоритсЯ о
том, что женщина в нашем обществе пользуетсЯ всеми разумными правами,  а  на
стр. 36 прорываетсЯ признание, что "у нас девушка не легко отважитсЯ  пройти
одна по улице". Љонцы с концами сведены так, что вы при чтении  не  заметите
противоречий, но если вы захотите отдать себе отчет в прочитанном, то  общее
впечатление выйдет самое смутное. „ело в том, что в подобном вопросе надобно
отвечать Ясно и категорически: да или нет. Њеттерниховские полумеры,  ответы
и _да_ и _нет_ или _ни да_, _ни нет_ не приложимы  и  бессмысленны.  Њолодые
женщины и девушки нашего  общества  чувствуют  потребность  учитьсЯ;  у  них
пробуждаетсЯ" деЯтельность мысли; вопрос в том, дать ли им книги в руки  или
нет, пустить ли их в университет или нет. „аваЯ  им  книги  и  пускаЯ  их  в
университет, мы, мужчины, собственно говорЯ,  ничего  не  делаем,  а  только
устранЯем  свое  влиЯние  и  решительно  не  принимаем   на   себЯ   никакой
ответственности. Ќе даваЯ книг и запираЯ двери университета, мы самым грубым
образом посЯгаем на чужую свободу. ‘кажите же, в каком образованном обществе
возможен такой вопрос? ‚едь это все равно, что спросить  печатно:  нужно  ли
бить женщину кулаком или нет? Ќеужели длЯ разрешениЯ  такого  вопроса  нужно
обращатьсЯ к истории, уЯснЯть значение семейного  начала  или  ссылатьсЯ  на
права женщины перед ‘водом законов, как то делает "ђусский вестник"? Ќаучный
вопрос, историческое значение  женщины  в  древней  и  новой  ђоссии,  можно
обсуживать сколько угодно, и чем больше фактов вы наберете в летописЯх,  тем
полнее и серьезнее будет ваше исследование; но если вы  в  житейский  вопрос
вмешаете результаты ваших кабинетных трудов, то это  будет  напраснаЯ  трата
времени.

                            Ђ времЯ вещь какаЯ? {16}

     „ействительно,  диалектические  тонкости,  в  которые  пускаютсЯ   наши
журналы по  поводу  самых  простых  и  понЯтных  вещей,  как  нельзЯ  больше
напоминают читающей публике знаменитого метафизика, свалившегосЯ в Яму и  не
решающегосЯ  без  предварительного  размышлениЯ  схватить  веревку,  которую
спускает к  нему  здравомыслЯщий  человек.  "”разы  заели  нас",  -  говорит
"ђусский вестник" в своей статье о г-же ’олмачевой (1861,  март,  стр.  37).
ќто совершенно справедливо. Љогда нужно  приложить  к  делу  здравый  смысл,
когда можно дать волю непосредственному чувству,  мы  пускаемсЯ  в  фразы  и
выдвигаем вперед вычитанную теорию; живой факт превращаетсЯ  в  отвлеченное,
безжизненное и бесцветное  понЯтие;  это  понЯтие  мы  поворачиваем  во  все
стороны; на целых  страницах  мы  переливаем  из  пустого  в  порожнее  и  в
заключение подводим такие результаты, которые на  завтрашний  же  день,  как
мыльные пузыри, лопнут от движениЯ жизни.  †изнь  идет  мимо  литературы,  и
журнальные теории одна за другою сдаютсЯ в архив и умирают,

        V 

     †изнь наша бедна внутренним содержанием, а между тем и эта беднаЯ жизнь
с ее потребностЯми и стремлениЯми отражаетсЯ довольно Ясно только в  изЯщной
словесности. Ќаша изЯщнаЯ словесность во всех отношениЯх  стоит  выше  нашей
критики, так что во многих случаЯх критика не была в состоЯнии дать отчета о
художественном произведении,  возбудившем  всеобщее  сочувствие  в  читающей
публике. Ћ "‚оспитаннице" Ћстровского не было сказано ни слова, а между  тем
как много говорит эта небольшаЯ драма,  какие  живые  личности  и  положениЯ
выступают   перед   воображением   читателЯ!   …сли   молчание   критики   о
"‚оспитаннице" произошло от невниманиЯ, то это  непростительнаЯ  оплошность;
впрочем, трудно сделать подобное  предположение;  вернее  то,  что  у  нашей
критики недостало сил разобрать аналитически те ЯвлениЯ, которые в  стройных
образах  Явились  перед  творческим  сознанием  художника;  сознание   этого
бессилиЯ и  нежелание  отделатьсЯ  фразами  от  замечательного  произведениЯ
делает честь добросовестности наших  критиков;  но  самый  факт  бессилиЯ  -
Явление действительно существующее и в  то  же  времЯ  очень  печальное.  Ќа
изЯщную словесность нам решительно невозможно пожаловатьсЯ; она делает  свое
дело добросовестно  и  своими  хорошими  и  дурными  свойствами  отражает  с
дагерротипическою  верностью  положение  нашего  общества.  ‚о-первых,   все
внимание ее сосредоточено на среднем сословии, т. е. на том классе,  который
действительно живет и движетсЯ, длЯ которого сменЯютсЯ  идеалы,  взглЯды  на
жизнь  и  веЯниЯ  эпохи.  ђоманы  из  жизни   высшей   аристократии   и   из
простонародного  быта  сравнительно  довольно  редки,  а  Явление  писателЯ,
подобного Њарку  ‚овчку,  писателЯ,  сливающего  свою  личность  с  народом,
составлЯет совершенное  исключение.  ќто  предпочтение  наших  художников  к
среднему сословию объЯснЯетсЯ тем, что к этому  сословию  принадлежит  почти
все то, что пишет, читает,  мыслит  и  развиваетсЯ.  ‚ысшаЯ  аристократиЯ  и
простой народ в сущности мало изменились со времен, например, Ђлександра  I;
народ осталсЯ тем, чем был, и не переменил даже покроЯ платьЯ;  аристократиЯ
переменила костюм, принЯла какие-нибудь новые  привычки,  но  образ  мыслей,
взглЯд на жизнь остались те же и по-прежнему напоминают  век  ‹юдовика  XIV.
—то же касаетсЯ до среднего сословиЯ, то каждое десЯтилетие производит в нем
заметную  перемену;  поколение   резко   отличаетсЯ   от   поколениЯ;   идеи
европейского ‡апада действуют  почти  исключительно  на  высшие  слои  этого
среднего класса; этот класс наполнЯет собою  университеты,  держит  в  руках
литературу и журналистику, ездит за  границу  с  ученою  целью,  словом,  он
выражает   собою   национальное   самосознание.   •удожник,   который   ищет
человеческих  черт,  а  не  бытовых  подробностей,  психологического,  а  не
этнографического интереса, естественно обращаетсЯ к этому классу и  из  него
черпает материалы. Ѓорьба идей,  а  не  личностей,  столкновение  понЯтий  и
воззрений возможны только в  этом  классе.  Џредмет  борьбы  и  столкновениЯ
характеризуют собою эпоху, и притом так верно, что хороший критик по  одному
внутреннему содержанию художественного произведениЯ, которого герои взЯты из
среднего сословиЯ, может определить безошибочно то  десЯтилетие,  в  котором
оно возникло. ‘равните "ѓероЯ нашего времени", "Љто виноват?" и  "„ворЯнское
гнездо", и вы увидите, до какой степени изменЯютсЯ характерные физиономии  и
понЯтиЯ из десЯтилетиЯ в десЯтилетие.
     ‡анимаЯсь преимущественно средним сословием, наша  изЯщнаЯ  словесность
обращает свое внимание не  столько  на  общество,  сколько  на  человеческую
личность. Џсихологический интерес в большей части наших романов  и  повестей
преобладает над бытовым и социальным. „ействие происходит обыкновенно внутри
семейства и почти никогда не приводитсЯ в свЯзь с каким-нибудь  общественным
вопросом. ‚ этом обстоЯтельстве также отражаетсЯ Явление русской жизни; дело
в том, что у нас, собственно говорЯ, нет общества, и до сих  пор  не  бывало
таких движений, которые бы заинтересовали всех и дали почувствовать каждому,
что он не только Џетров или €ванов, но в то же времЯ гражданин ђоссии; у нас
есть множество отдельных кружков, которые друг друга не  знают  и  знать  не
хотЯт; внутреннЯЯ свЯзь этих кружков иногда имеет очень определенный  смысл,
а иногда вовсе не имеет смысла; в некоторых случаЯх кружок  составлЯетсЯ  из
людей, свЯзанных  между  собою  симпатиею,  единством  убеждений,  сходством
характеров; большею частью кружки основаны на  "свЯзи  чисто  случайной,  на
родстве или на свойстве, на соседстве по деревне, на товариществе по службе,
на встрече за бутылкою вина. ”изиономию кружка часто очень удачно схватывает
художник; в этой физиономии  есть  обыкновенно  несколько  типических  черт,
которые каждому русскому  понЯтны  и  знакомы;  другие  черты,  составлЯющие
индивидуальную особенность того или другого  кружка,  тоже  могут  войти,  в
роман, потому что идеЯ художника  должна  выразитьсЯ  в  самом  определенном
обособлении, так, чтобы выведенные личности были живыми людьми  и  в  то  же
времЯ представителЯми известного типа. Ќо длЯ критики отсутствие свЯзи между
отдельными кружками составлЯет решительно камень преткновениЯ; как судить об
обществе; как наблюдать за проЯвлениЯми его  жизни,  когда  общества  нет  и
когда жизнь общества ни в чем не проЯвлЯетсЯ! ‡адача действительно мудренаЯ,
и за решение этой задачи критика наша беретсЯ, сколько мне кажетсЯ, не  так,
как следовало бы. ‡а неимением общества  она  стараетсЯ  его  выдумать;  она
пытаетсЯ привить к нам общественные интересы и истощаетсЯ в благородных,  но
бесполезных усилиЯх; она хочет сделать слишком много и потому  ровно  ничего
не делает; она забывает, что критика может  только  обсуживать  существующие
ЯвлениЯ, выражать потребности, носЯщиесЯ в обществе, а  не  порождать  новые
ЯвлениЯ и не будить в обществе такие, потребности, длЯ которых еще нет почвы
в действительности. ‡абегать вперед не дело критики;  это  значит  разрушать
живую свЯзь между  собою  и  читающим  обществом;  если  критика  1861  года
осталась не прочитанною или по прочтении не произвела на  читателЯ  никакого
впечатлениЯ, то она навсегда пропала; ведь будущее поколение  не  станет  же
разрывать старые журналы, чтобы искать в них  идеи,  приходЯщиесЯ  по  душе.
†урналистика - дело нынешнего днЯ; что не прочитано сегоднЯ, то уже устарело
назавтра. Ѓелинского издают и читают теперь преимущественно потому, что  его
с жадностью читали его современники,  потому  что  он  был  учителем  целого
поколениЯ, а не  потому,  что  в  его  критике  заключаютсЯ  вечные  истины.
Ѓелинский дорог нам не как мыслитель, а как выражение известной эпохи. ‘амые
недостатки Ѓелинского, его увлечениЯ,  порывы  страстности,  вредЯщие  порою
Ясности критического взглЯда, могли только содействовать успеху его критики.
ќти недостатки принадлежали времени; их разделЯли с  Ѓелинским  лучшие  люди
той эпохи, и потому эти самые недостатки скреплЯли свЯзь  между  критиком  и
читателем.
     Ќичего подобного не встретишь в теперешней критике, потому что  усвоить
себе все сочувствиЯ известной  эпохи,  все  ее  сильные  и  слабые  стороны,
словом, воплотить в себе эпоху может только сильный талант, а нашим критикам
именно недостает силы и таланта. “ них есть кой-какие знаниЯ,  есть  честные
убеждениЯ, благородные стремлениЯ, но нет той жизни,  той  энергии  и  огнЯ,
которые неотразимым обаЯнием действуют на общество и увлекают за  собою  умы
читателей. ќтим недостатком таланта объЯснЯютсЯ  ошибки  нашей  критики,  ее
бестактность и, главное, ее поразительнаЯ мертвенность. —еловек  талантливый
творит по внутренней потребности;  он  увлекаетсЯ  процессом  творчества  за
пределы всЯкой теории и увлекает  за  собою  слушателей  или  читателей;  он
иногда  ошибаетсЯ,  противоречит  себе,  потому  что   впечатлительность   и
подвижность мысли часто мешают ему размерЯть каждый шаг и взвешивать  каждое
слово. ’рудолюбиваЯ посредственность  часто  найдет  случай  уличить  его  в
поверхностности,  в  поспешности  выводов,  в  недостаточном  знакомстве   с
фактами, но во всех этих ошибках, в  самых  противоречиЯх  видна  самороднаЯ
сила мысли, от них веет жизнью, и во имЯ этого обаЯтельного дыханиЯ жизни вы
охотно извините  талантливому  человеку  "отдельные  пробелы  и  недосмотры;
задатьсЯ какою-нибудь теориею и не отступать от нее  в  течение  всей  своей
деЯтельности - это  невозможно  длЯ  талантливого  человека;  оторватьсЯ  от
интересов действительной жизни он решительно не  в  состоЯнии;  его  природа
слишком восприимчива и впечатлительна,  чтобы  не  отозватьсЯ  на  то,  "что
просит у сердца ответа". Ћн может  расходитьсЯ  с  своими  современниками  в
понимании житейских вопросов и важнейших интересов эпохи, он может  вступить
с ними в открытую борьбу на жизнь и на  смерть,  но  предметом  этой  борьбы
будет  действительнаЯ  почва,  а  не  отвлеченнаЯ,  схоластическаЯ   теориЯ,
созданнаЯ одностороннею работою мозга.
     ‘овременнаЯ критика грешит именно тем,  что  она  задаетсЯ  теориЯми  и
изобретает жизнь, вместо того чтобы приглЯдыватьсЯ и прислушиватьсЯ к звукам
окружающей действительности. Ѓедны, однообразны эти звуки, не слагаютсЯ  они
в  стройную  гармонию,  -   все   это   правда,   но   ведь   все-таки   это
действительность, и самаЯ ее бедность и однообразие представлЯют  нам  факт,
способный вызвать слово  сочувствиЯ  у  действительного  поэта  или  навести
истинного критика на плодотворные размышлениЯ. ќту бедность не  замаскируешь
самыми пестрыми декорациЯми фантазии,  да  и  кого  обманут  эти  декорации?
„етей, не выучившихсЯ отличать мишуру от золота,  да  тех  жалких  людей,  у
которых воображение преобладает над чувством и которые способны  жить  одною
головою  и  удовлетворЯтьсЯ  тем,  что  в  их  мозгу  господствует   строгаЯ
систематичность и существует гармоническое согласие между поселенными в  нем
идеЯми. ‚итать мыслью в радужных сферах фантазии или  уноситьсЯ  куда-нибудь
за море к лучшему порЯдку вещей в то времЯ, когда окружающие нас люди терпЯт
горькую судьбу или несут тЯжелый труд, - это такаЯ способность  сибаритства,
которою обладают многие,  но  котораЯ,  к  сожалению,  недоступна  человеку,
одаренному живым чувством. ‚озле менЯ человек работает  и  страдает,  терпит
голод, холод и оскорблениЯ, а Я, сидЯ на мЯгком диване, после сытного обеда,
боюсь даже пошевелить своею мыслью и подумать о его положении;  вздохнув  ex
officio  {Џо  обЯзанности  (лат.).  -  ђед.}  о  несовершенствах  жизни,   Я
отворачиваюсь от некрасивого зрелища, отгонЯю прочь серенькие впечатлениЯ  и
начинаю строить воздушные замки или рассуждать  о  парламентской  реформе  в
Ђнглии. Ќет сомнениЯ, что подобные спокойные и светлые  размышлениЯ  полезны
длЯ головы и длЯ желудка; пульс бьетсЯ ровно, и пищеварение идет  нормальным
порЯдком, но что эти размышлениЯ - сон наЯву,  это,  мне  кажетсЯ,  тоже  не
требует доказательств. {17}

        VI 

     Ќаша   изЯщнаЯ   словесность   представлЯет   интерес   преимущественно
психологический;  она  рассматривает   человека,   а   не   гражданина,   не
представителЯ  известной  эпохи,  не  члена   известного   общества.   —ерты
народности, эпохи  и  общества  встречаютсЯ  в  изобилии  в  создаваемых  ею
образах, потому что эти образы действительно художественны и, следовательно,
вполне определенны; но эти черты составлЯют только  необходимые  аксессуары,
что же касаетсЯ до главных пружин романического интереса, то они обыкновенно
скрываютсЯ во внутреннем развитии отдельных характеров, в колорите, личных и
семейных отношений главных действующих лиц.  “  нас  не  было  исторического
романа, за исключением "Љапитанской дочки" Џушкина; у нас  нет  до  сих  пор
социального или  нравоописательного  романа.  ‚  этом  отношении  литература
служит верным отражением жизни; у нас каждый занЯт собою  и  своим  семейным
бытом; гражданские доблести и  патриотическое  чувство  пробуждаютсЯ  только
тогда, когда всем угрожает опасность, как то было, например,  в  1812  году;
вызванное общею опасностью, это патриотическое чувство  равносильно  чувству
самосохранениЯ, возбужденному одновременно в нескольких миллионах людей. ќти
миллионы поднимаютсЯ не длЯ того, мне кажетсЯ, чтобы  отстоЯть  какую-нибудь
общую идею, а длЯ того, чтобы защитить свои личные интересы. ЏоднимаютсЯ все
вместе потому, что каждому отдельно грозит опасность. ќта разрозненность  не
подлежит сомнению. •ороша ли она или нет, это вопрос, и, мне кажетсЯ, вопрос
далеко не решенный. Ћна  мешает  единству  гражданского  действиЯ,  но  зато
развивает личную оригинальность и самостоЯтельность. ’рудно также  решить  a
priori, составлЯет  ли  эта  разрозненность  черту  русского  характера  или
простое, временное следствие внешней организации нашего общества; как бы  то
ни было, факт существует, и, если можно, из него нужно извлечь пользу.
     ‚место того чтобы проповедовать голосом вопиющего в пустыне о  вопросах
народности и  гражданской  жизни,  о  которых  молчит  изЯщнаЯ  словесность,
обладающаЯ большим тактом, наша критика сделала бы  очень  хорошо,  если  бы
обратила побольше вниманиЯ на общечеловеческие вопросы, на  вопросы  частной
нравственности и житейских отношений. ‚  уЯснении  этих  вопросов  нуждаетсЯ
всЯкий; эти вопросы затемнены и запутаны разным старым  хламом,  который  не
мешало  бы  отодвинуть  в  сторону,  чтобы  всем  и   каждому   можно   было
непредубежденными глазами взглЯнуть на свет  божий  и  на  добрых  людей.  ‘
важным видом взойти на кафедру и ни с того ни  с  сего  начать  проповедь  о
человеческих обЯзанностЯх и добродетелЯх было бы, конечно, смешно; Я этого и
не требую от нашей критики; но вы не забудьте  того,  что  в  каждой  книжке
каждого толстого журнала поЯвлЯютсЯ повести и романы;  хорошие  произведениЯ
представлЯют нам характеры и образы, посредственные - выражают стремлениЯ  и
воззрениЯ авторов; и те и другие могут дать повод к обсуждению разных сторон
нашей вседневной жизни; а эти стороны нуждаютсЯ в пересмотре и в расчищении;
это выразил еще в "Џетербургском сборнике"  талантливый  и  рыцарски-честный
человек, автор статьи "Љапризы и раздумье", {18}  и  эта  мысль  нашла  себе
полное сочувствие в теплой душе Ѓелинского. ЋтношениЯ между мужем  и  женою,
между отцом и сыном, матерью и дочерью, между воспитателем и воспитанником -
все это должно быть обсуживаемо и рассматриваемо с самых разнообразных точек
зрениЯ. ќто обсуждение не должно привести  к  составлению  законов  семейной
нравственности. Ѓоже упаси! „огматизм вреден в таких отношениЯх,  в  которых
не должно быть  ничего  условного,  в  которых  понЯтие  обЯзанности  должно
совершенно уступить место свободному влечению и  непосредственному  чувству.
‚ыражать свои мысли и убеждениЯ об условиЯх домашней  жизни  должно  не  длЯ
того, чтобы навЯзать эти мысли современному  обществу,  а  длЯ  того,  чтобы
натолкнуть его на мысль о необходимости подвергнуть  тщательному  и  смелому
пересмотру существующие формы,  освЯщенные  веками  и  потому  подернувшиесЯ
вековою плесенью. ѓоворить мельком об условной или мещанской  нравственности
принЯто в современной литературе. ‘лово "условнаЯ нравственность"  сделалось
даже общим местом; повторЯЯсь ежеминутно,  это  слово  потерЯло  свой  живой
смысл  и  обратилось  в  побрЯкушку,  не   пробуждающую   в   нас   никакого
определенного представлениЯ; почему это так случилось? Ќас заели  фразы,  мы
пустились в диалектику, воскресили схоластику и  вращаемсЯ  в  заколдованном
кругу слов и отвлеченностей, которые мешают нам видеть настоЯщее дело.  ‚от,
например,  г.  ѓригорьев  пишет  целую  статью  об  отношении  искусства   к
нравственности,  {19}  статьЯ  по  своему  направлению  соответствует   духу
времени, а между тем автор не выходит из сферы отвлеченностей  и  ни  одного
литературного типа не разбирает по отношению  к  затронутому  вопросу;  имен
встречаетсЯ довольно много, но по поводу этих имен высказывают