        Ћрест Њихайлович ‘омов. ѓайдамак

----------------------------------------------------------------------------
     €зд.: ‘оветскаЯ ђоссиЯ, 1984
     OCR: Ђндрей Љолчин
----------------------------------------------------------------------------

        ЊалороссийскаЯ быль

        ѓлава I

                                                 ’ак, вiчной пам'Яти, бувало
                                                  “ нас в ѓетьманщинi колись
                                                                <i>ЉотлЯревский</i>

     Ѓыла  осень; частые дожди растворили малороссийский чернозем;  глубокаЯ
и вЯзкаЯ грЯзь превращала в топкие болота улицы и проселочные дороги. ‚  это
времЯ  в  Љоролевце  собиралась  ‚оздвиженскаЯ  Ярманка.  Џо  грЯзным улицам
небольшого и худо обстроенного поветового городка  тЯнулись  длинные  обозы;
чумаки  с  батогом на плече шли медленным шагом подле волов своих, которые с
терпеливою покорностию тЯнули Ярмом  тЯжелые  возы.  ђусские  извозчики  без
пощады   погонЯли   усталых  лошадей,  суетились  около  телег,  навьюченных
московскими товарами, кричали и ссорились.  ‚  Ятках  на  площади  толпились
веселые  казаки  в  красных  и  синих  жупанах и те беззаботные головы, кои,
уставши чумаковать, пришли к Ярманке  на  родину  попить  и  погулЯть;  одни
громко  рассуждали  о  старой гетманщине,  другие толковали про дальние свои
чумакованьЯ на „он за рыбою и в Љрым за солью. Љрик  торговок  и   крамарей,
жиды  с  цимбалами и скрыпками; цыгане с своими песнЯми, плЯсками и звонкими
ворганами,  слепцы-бандуристы  с  протЯжными  их  напевами  -  везде  шум  и
движение,  везде  или  отголоски непритворной радости, или звуки поддельного
весельЯ. Ћгромные груды арбузов, дынь, Яблок и  других  плодов,  коими  небо
благословило  Њалороссию и “краину, лежа рЯдами на подстилках по обе стороны
площади, манили взор и вкус и свидетельствовали о плодородии краЯ.
     Џосереди площади собралась толпа народа. Њолодой чумак в  синем  жупане
тонкого сукна, в казачьей шапке с красным верхом, лихо заломанной на голове,
с алым шелковым платком на шее, распущенным по груди длинными концами,  и  в
красных  сафьЯнных  чеботах  шел,  приплЯсываЯ  и  припеваЯ,  вел  за  собою
музыкантов и ватагу весельчаков и сыпал деньгами  в  народ.  —тобы  показать
свое удальство и богатство, он то расталкивал ногою плоды у торговок, то бил
нарочно стеклЯнную посуду в Ятках - и платил за всЈ вдесЯтеро.  ‚се:  купцы,
жиды,  цыгане,  бандуристы  и нищие обступили его; каждый или предлагал свои
услуги, или без всЯких  услуг  просил  чего-нибудь,  и  каждый  получал  или
награду,  или  подаЯние.  Ѓольшой  круг  составилсЯ  около молодца: всЯк ему
дивилсЯ и хвалил его; женщины  в  этом  случае  были  не  последние.  "Љакой
завзЯтый  чумак! какой лихой парень! какой статный и пригожий мужчина! какой
богатый и тороватый!" - раздавалось отовсюду.
     Џоодаль человек среднего роста, в простой чумацкой  свите   с  видлогою
стоЯл,  опершись  на батог4, и, насвистываЯ в пальцы, внимательно смотрел на
молодого безумца. ‚ид этого человека с первого взглЯда не  обращал  на  себЯ
вниманиЯ,  но, всмотревшись пристальнее, ие скоро можно было отвести от него
глаза. Ћн стоЯл  без  шапки,  которую  сронил  в  толпе.   „линный  оселедец
спускалсЯ  с  бритой  его  головы  и  закручивалсЯ  около уха. ‘муглое лицо,
правильные черты, орлиный нос, нагибавшийсЯ над черными  усами,  и  быстрые,
проницательные  глаза  обличали  в нем ум, сметливость и хитрость, а широкие
плечи и грудь, крепкие, жилистые  руки  и  богатырское  сложение  тела  Ясно
говорили  о  необыкновенной  его  силе.  ‚ движениЯх и поступках его, даже в
самом спокойном положении, видны были решительность и смелость. …му казалось
от  роду не более сорока лет, но или сильные страсти, или заботы побороздили
уже чело его морщинами. Ћн выжидал, пока роскошный молодой чумак, обходивший
в  это  времЯ круг, с ним поравнЯетсЯ. "‡дорово, ‹есько",- сказал он гулЯке,
когда наконец тот подошел к нему.  "Ѓа! это  ты,  ЉирьЯк?  давно,  от  самой
“мани,  Я  с  тобою  не  видалсЯ.  ‡дорово,  приЯтель,  здорово!" - "Ќу, как
поживаешь?"- "Љак видишь: бью в свою голову, пью да  гулЯю".-  "Ђ  волы?"  -
"‚сех  распродал! Ћтец отпустил со мною тридцать пар-осталсЯ налицо вот этот
батог".- "•орошо же ты отцу припрочиваешь на старость!"- "Ђ, что  будет,  то
будет!  †иву,  пока  звенит  в кармане, а перестанет звенеть - тогда или под
красную шапку, или в удалую шайку".- "„ело вздумал! то есть: и  в  том  и  а
другом  случае  ты  будешь  спиною  отвечать  за голову..." ќто истолкование
рассмешило стеснившуюсЯ вкруг них толпу, и молодой чумак, не находЯ  лучшего
ответа, сам рассмеЯлсЯ.
     "Ђ  ты,  ЉирьЯк  Њаксимович,- сказал он после короткого молчаниЯ своему
знакомцу,- каково чумакуешь?  человек  ты  осторожный  и  даром  копейки  не
ронЯешь;  Я  видел  тебЯ  в  “мани на пЯтидесЯти парах, и ты привез туда бог
весть сколько московских товаров! ‘ тобою были лихие купчики:  также  любили
потешитьсЯ,  как  и  Я  грешный!" - "џ и теперь с ними приехал; да переморил
своих бедных волов по этой слЯкоти и даю им отдых. „обрый человек  и  скотов
милует,  говорит  свЯтое писание".- "‡наю, что ты человек письменный; где же
теперь пристал?"-"џ оставил свой табор по Џутивльской дороге, над ќсманью, а
сам  пришел сюда принанЯть молодцов;  мои почти все разбрелись".- "…сли тебе
надобно лихого погонщика, так  возьми  менЯ;  батог  мой  исправен...   ѓей,
цоб!"-  прикрикнул  он,  ловко  помахиваЯ ременным батогом своим.  "џ добрых
людей не чураюсь,- отвечал ЉирьЯк,- хочешь, так сейчас к делу; зайдем ко мне
на постоЯлый двор,  а там и к табору". - "‘пасибо, что так сговорчив, ЉирьЯк
Њаксимович! спасибо, что ты не таков, как те седые чубы, которые бранЯт нас,
молодых  парней,  за  шалости  и  не верЯт, если раз замотаемсЯ... Џрощайте,
приЯтели! вот вам на расставанье". - ’ут ‹есько  метнул  в  народ  последнюю
горсть  мелкой  монеты;  все бросились подбирать - и когда оглЯнулись, то уж
обоих чумаков как не бывало.

        ѓлава II
                                            ’о пан •мелыпщькйй добре учинив,
                                                            Џольщу эасмутив,
                                                           ‚олощину побiдив,
                                                     ѓетьманьщину взвеселив.
                                              <i>‘тариннаЯ малороссийскаЯ песнЯ</i>

     ‚ конце  городка  стоЯл  маленький  полуразвалившийсЯ  домишка;  в  нем
приставали  приезжавшие  на  Ярманку  евреи, которые почти всегда под ветхою
кровлею прЯчут от любопытных и завистливых глаз накопленные ими богатства  и
часто  всЯкими  неправдами добытые драгоценности. …врей Ђбрам, заперши двери
засовом  и  наглухо  закрыв  ставнЯми  окна,  отбивал  донышки  у  маленьких
бочонков,  вынимал  из них дорогие жемчуги, перстни, серьги и другие золотые
вещи, осыпанные блестЯщими каменьЯми, и раскладывал их по Ящикам,  готовЯ  к
Ярманке  на  продажу. Ћн беспрестанно прислушивалсЯ, озиралсЯ и при малейшем
шуме снаружи бледнел, как Љаин.
     ‚друг кто-то дважды стукнул в дверь. Ђбрам вздрогнул, но  вспомнЯ,  что
это  условный  знак  товарища,  накинул про всЯкий случай толстое полотно на
стол, на котором отбирал вещи, и отнЯл дверной засов.
     - ѓоре и страх сынам €уды! - вскрикнул, всплеснув руками, вошедший жид,
между тем как товарищ его снова запирал дверь,- горе и страх! Я видел его...
     - Љого? - торопливо спросил Ђбрам.
     -  …го, гайдамака, ѓаркушу! - отвечал ѓершко печальным голосом.- ’ы его
знаешь, он не посмотрит на город и людство; налетит на нас, как  ‘еннахерим,
заберет и свое, и наше.
     - џ говорил тебе: не водись с этим проклЯтым моавитом!„олго ли до беды.
     -  ‡нал  ли  Я,  ждал  ли Я, когда он на ‚олыни отдавал мне длЯ продажи
пограбленные им вещи, что через три луны увижу его здесь в  Њалороссии?  Ђх!
эти  большие  серебрЯные  стопы, эти богатые золотые цепи, эти Яркие дорогие
перстни пана Њанивельского! сгубЯт они нас!
     - Ћпомнись! разве ты не еврей? Ѓог отнЯл у нас силу и  смелость,  а  мы
поневоле  взЯлись  за  хитрость  и пронырство. Џридумаем, как бы спастись от
когтей сего месопотам-ского коршуна. Ќо где и как ты его встретил?
     - џ бродил в толпе этих назареев и  высматривал,  не  удастсЯ  ли  чего
повыгоднее  купить или продать. ‚круг одного погибшего сына стеною стеснилсЯ
народ, и всЯкий  подбирал  серебро,  расточаемое  безумцем.  џ  также  думал
пробратьсЯ  к  нему,  хотЯ  ползком...  ‚зглЯнул  и  вижу  в толпе услужника
‚елиалова. ’огда Я притаилсЯ за народом, и когда он увел  с  собою  молодого
чумака,  Я  шел  за  ним  издали;  припав  за забором, сторожил его выход из
постоЯлого двора и видел, по какой дороге они вдвоем отправились.
     - Џослушай: нам надобно обсудить, как бы и свое  спасти,  и  чужого  не
выпустить  из  рук.  ЃлагодарЯ  нашим  братьЯм, которые повсюду рассеЯлись и
везде ведут торги, если чего не посмеем выказать здесь, то Џольша и немецкаЯ
землЯ велики: там будет простор и нажитому, и добытому.
     - Џравда, правда! только как теперь избавитьсЯ от гайдамака?
     - ‡наешь ли ты здешнего поветового судью?
     -  Џана  ‹адовича?  как не знать; добрый пан, честный пан! ‚ нем только
три худа: что не слишком жалует евреев, что ему ничего  не  продашь,  а  его
ничем не подкупишь.
     -  ‡ато  у него и своим не лучше наших, когда у них руки или совесть не
чисты. ‘лушай же: ступай ты к нему, расскажи про гайдамака всЈ, что  знаешь,
укажи  дорогу,  по  которой  он пустилсЯ, - и после спокойно переплавливай в
слитки золото и серебро и сбывай алмазы и Яхонты пана Њани-вельского.
     - ђабби ђувим! ты умный человек, Ђбрам. ’ак к делу, не  терЯЯ  времени.
‘ейчас иду к поветовому судье.
     - Ќе позабудь только взЯть серебрЯных ключей: не длЯ него, он ничего не
возьмет, а длЯ челЯди, котораЯ всегда и везде  жадна,  как  наши  праотцы  в
пустыне.
     ѓершко  пошел  скорым  еврейским  шагом к дому поветового судьи, согнув
шею, заложа обе руки в карманы и бросаЯ вкруг себЯ недоверчивые,  испытующие
взглЯды.
     Ќа  крыльце  судейского  дома встретил его молодой цыган, живший у пана
‹адовича длЯ услуг, а больше длЯ забавы. Ћн был одет казачком; на шее у него
висел на широкой ленте торбан, на котором он обЯзан был играть перед гостЯми
и веселить их своею плЯскою и пеньем. Ќе по летам был  он  высок  и  статен;
живое  и  выразительное лицо его, на которое падали черные самородные кудри,
могло бы назватьсЯ прекрасным, если б излишнЯЯ смуглость  не  затмевала  его
пригожества;  под  широкими  сросшимисЯ  бровЯми  прыгали  быстрые, огненные
глаза; во всех его движениЯх заметны были ловкость, проворство и лукавство.
     - ‡дравствуй, †але,- сказал ему ѓершко, подойдЯ к крыльцу.
     - ‡дравствуй, свиное ушко! - отвечал цыганенок.
     - Љак поживаешь, †але?-продолжал льстивый еврей.
     - •орошо, твоими молитвами: скачу, пою  и  щиплю  твою  братью  жидков,
когда  попадутсЯ.  ’ы  каково  поживаешь?  всЈ  ли  по-прежнему  обманываешь
простаков и копишь золото?
     - Џо-прежнему,- отвечал жид с притворным простосердечием и  как  бы  не
вслушавшись. - Џожалуйста, †але, доложи обо мне пану поветовому судье...
     - …му не до тебЯ, у него теперь гости.
     - Љрайне важное дело, не терпЯщее отсрочки...
     - ‚ерно, векселЯ, которым минули сроки, или покупщик,   не  заплативший
денег?
     - —то тебе до этого; твое дело доложить.
     -  ’ак  потерпи  ж,  пока  пану  будет времЯ. Џостой здесь: вы привыкли
стоЯть без шапок на дворе во всЯкую погоду, а теперь еще не зима.
     ‘колько жид ни упрашивал, но  цыганенок  только  вертелсЯ  вокруг  его,
дразнил,  подергивал  его  за длинные рыжие пейсики и за полы платьЯ и делал
ему разные проказы.
     - „уша моЯ, †але! перестань и пойди докладывать; Я не даром прошу тебЯ..
     ’ут еврей со вздохом вынул из-под полы небольшой изношенный  кошелек  и
начал дрожащею рукою вытаскивать одну по одной мелкие серебрЯные монеты, как
будто боЯсь обсчитатьсЯ. Ќо резвый  цыган  не  дал  ему  кончить:  подбежал,
подставил  руку  и, вытрЯхнув в нее все деньги из кошелька, пустилсЯ от жида
во всю прыть.
     - ‘той! Я закричу гвальт, наделаю шуму, стану стучатьсЯ  в  двери!  пан
судьЯ не даст менЯ в обиду.
     - Ђ если Я доложу ему о тебе, будут ли эти деньги мои?
     - ’вои, твои! только скорее.
     –ыганенок  опрометью  бросилсЯ  на  крыльцо,  вошел  в  комнаты и через
несколько минут вышел сказать жиду, что судьЯ его ожидает.
     - —то тебе надобно, еврей? -  сказал  пан  ‹адович,  когда  жид  кончил
низкие, почти земные свои поклоны.
     -  ‚аша  Ясновельможность!  Я инею вам донести о важной тайне,- отвечал
жид, оглЯдываЯсь на стоЯщего тут цыганенка.
     - ’ак ступай за мною,- сказал  судьЯ,  ввел  его  в  небольшую  боковую
комнату и притворил дверь.
     –ыганенок,  по  свойственному  летам  и породе его любопытству, а может
быть по каким-либо догадкам, приставил к двери  внимательное  ухо,  навыкшее
слышать издалека, и не отходил прочь, пока не кончилсЯ разговор. ’огда он на
цыпочках отошел и стал на прежнее место.
     ‘удьЯ пошел к гостЯм своим,  а  жид  отправилсЯ  домой,  отвесив  снова
несколько поклонов. –ыганенок выбежал за ним на улицу.
     -  Џослушай,  ѓершко!  ты  купил  менЯ  своим  подарком,  и Я хочу тебе
отплатить по-приЯтельски. ’ам, над ќсманью, остановились обозом знакомые мне
купцы;  они  дешево  продают  разные  шелковые  товары и другие вещи: видно,
провезли их по-твоему - без пошлины. џ  давно  уже  хотел  удружить  доброму
человеку: благо, что ты мне первый попалсЯ.
     - ‘пасибо,  спасибо за  приЯзнь!  Ђ  как   их  отыскать?
     -  Ќе мудрено: они стали над Яром вправе от большой дороги, под леском.
’олько поспеши, чтоб они всего не распродали; они длЯ  того  и  в  город  не
въезжают, что хотЯт сбыть с рук всЈ лишнее.
     - ‘егоднЯ же, хоть и поздно, отправлюсь туда... Џрощай!
     †ид пошел скорыми шагами, а цыганенок лукаво покачал вслед ему головою,
посмотрел во все стороны, прокралсЯ в боковой лереулок и подал знак свистом.
     Ќа свист его выказалсЯ из-за забора высокий  и  сухой  цыган  свирепого
вида. "‡ачем зовешь менЯ?" - сказал он отрывистым голосом.
     -  Џонура!  не  тратЯ  ни  минуты,- на конЯ и скачи в табор гайдамаков;
скажи там, что жид ѓершко  донес  поветовому  судье  о  ѓаркуше  и  дал  его
приметы;  что сейчас пошлетсЯ за ним погонЯ; скажи, что Я спровадил ѓершка к
ним в табор за товарами; пусть сладЯт с ним,  как  знают.  Ћттуда  опрометью
ступай по следам ѓаркуши и дай ему осторогу...
     -  ‘лавно!  ты  добрый малый, не выдаешь своих. Њы недаром тебЯ продали
пану ‹адовичу...
     - ’с! слышитсЯ шум... ЏрокрадьсЯ отсюда, хоть на четвереньках - и давай
бог ноги! - ‘ этими словами молодой цыган исчез.
     Ћн вошел в светлицу, или гостиную комнату, судьи как такое лицо в доме,
которому за его дар увеселЯть многое было позволено и которое позволЯло себе
еще больше.
     ‚  гостиной  было  тогда  очень шумно. ѓайдамак и его дерзкое поЯвление
сделались предметом общего разговора.
     ‘удьЯ, подсудок, подкоморий и возный, уже разославшие гонцов по  разным
дорогам  длЯ  задержаниЯ  ѓаркуши,- теперь, отошедши в сторону, совещались о
мерах, которые „олжно было принЯть  длЯ  безопасности  города  и  повета  от
набега  бесстрашной шайки удальцов. Џрочие гости все толковали разное, и все
об одном.
     - „авно не было вести о гайдамаке,- говорил отставной сотник  —енович,-
слух  о  нем  было призамолк, с тех пор как он за ‹убнами ограбил богатого и
скупого пана Ќехворощу и наделил одного бедного казака6...
     - €звините,- перервал речь его войсковой писарь ЏотЯга,- давно  ли  все
жужжали,   что  ѓаркуша  на  “краине  обобрал  до  нитки  тучную  ростовщицу
–винтаревичку и вдобавок сделал ей сильное поучение нагайками за то, что она
прогнала из дому простака своего мужа?
     -  ќто жужжало только у вас в ушах, господин войсковой писарь,- отвечал
ему —енович,- носилсЯ слух, что гайдамак после ушел за Љиев...
     ‘пор загорелсЯ; колкости с  обеих  сторон  посыпались  градом,  и,  как
водитсЯ  в  больших собраниЯх, одни поджигали спорщиков, другие принимали их
сторону, все шумели. Ќо миролюбивый хозЯин, предвидЯ неприЯтный конец спора,
заклЯл  бурю:  он  ввел  в  гостиную слепца-бандуриста, давно уже в передней
ожидавшего, когда его позовут, и вежливо пригласил  гостей  своих  послушать
веселых дедовских песен и стародавних былей.
     ЃезыскусственнаЯ  игра на многострунной бандуре и звучный, полный, хотЯ
необработанный голос слепого певца, попеременно  унывные  и  веселые  напевы
малороссийских песен нравились неизбалованному слуху землЯков его, страстных
к музыке, одаренных  верным  ухом  и  впивающих  с  чистым  воздухом  родины
способность и склонность к пению. ‚друг вещий слепец переменил строй: пальцы
его медленно и торжественно перебегали по  звонким  струнам  бандуры;  и  он
молчал  еще,  но  внимание  всех  было приготовлено; жадный слух ловил уже в
знакомых звуках близкие сердцу напевы и предугадывал смысл самой песни.
     Ќесколько минут он  молча  прелюдировал;  наконец  запел,  или   лучше,
заговорил по музыке следующие слова:
         3 низу „нiпра тихий вiтер вiе, повiвае;
         ‚iйсько козацьке в похiд виступае;
         ’iльки бог свЯтий знае,
         ™о •мельницький думае, гадае.
         Ћ тiм не знали нi сотники,
         Ќi атамани курiннii, нi поковники,
         ’iльки бог свЯтий знае,
         ™о •мельницький думае, гадаe!
     Џевец  повествовал  о  быстром  набеге  гетмана •мельницкого на союзную
Џольше Њолдавию, о страхе и жалобах ее господарЯ ‚асилиЯ  ‹ипулы,  о  робком
бегстве   лЯхов  из  ‘очавы   и  заключил  песнь  свою  обращением  к  славе
ѓетманщины:
         ‚ той час була честь, слава,
         ‚iйськоваЯ справа!
         ‘ама себе на смiх не давала,
         ЌеприЯтелЯ пiд ноги топтала
     ѓромкие знаки одобрениЯ и восторга раздались по  светлице.  Њежду  ними
прорывались  и  вздохи  на  памЯть старой ѓетманщине, временам •мельницкого,
временам истинно героическим, когда развившаЯсЯ жизнь народа была  в  полном
соку своем, когда закаленные в боЯх и взросшие на ратном поле казаки бодро и
весело бились  с  многочисленными  и  разноплеменными  врагами,  и  всех  их
победили;  когда  ЊалороссиЯ  почувствовала  сладость свободы и самобытности
народной и  сбросила  с  себЯ  иго  вероломного  утеснителЯ,  обещавшего  ей
равенство прав, но тЯжким опытом доказавшего, что горе покоренным!

        ѓлава III
                                                      “сi звiздi потьмарило,
                                          Џоловину Ясностi мiсЯцЯ заступило;
                                                              3 чорноi хмари
                                                       Ѓуинii вiтри вставали
                                              <i>‘тариннаЯ малороссийскаЯ песнЯ</i>

     „ул сильный холодный ветер; дождливые облака разносились по небосклону;
луна то выплывала из-за туч, то прЯталась за  мрачными  их  грЯдами.  ‚  это
времЯ  жид ѓершко шел одинок по дороге; он часто останавливалсЯ, вслушивалсЯ
в вой ветра и шелест желтых осенних листьев, падавших на землю и крутившихсЯ
вихрем по дороге; робеЯ при малейшем шорохе, он готов был затаитьсЯ в глуши.
Ќо так сильна в  еврее  страсть  к  прибытку,  что  он  пошел  бы  на  Явную
опасность,  если  бы  знал, что, избегнув ее, получит барыш. €з бережливости
или  по  благоразумию  ѓершко  надел  самое  ветхое  платье  и  по  тому  же
благоразумию взЯл с собою денег очень немного, в надежде, что, сторговавшись
с купцами за товар и дав им задаток, уговорит их принЯть остальную  плату  в
условленном месте.
     ‚  таборе его ждали. айка кочевала при дуброве, в месте пустынном, над
глубоким, крутым оврагом, примыкавшим к  самому  берегу  ќсмани.  ѓайдамаки,
отогнав  волов  на  пастбище,  сделали  из  возов своих род стана или каре и
обвешали их непроницаемыми длЯ взора полстЯми, чтобы  любопытному  прохожему
не  видно  было,  что  делаетсЯ  внутри  табора.  —тоб  еще  более отклонить
подозрениЯ, часть гайдамаков была одета чумаками, другаЯ русскими купцами, у
которых  будто бы первые нанЯлись везти товары на Ярманку. ‘торожевые стоЯли
повсюду: по дороге, над оврагом, по берегу ќсмани и по опушке  леса.  ‚нутри
табора  гайдамаки  поделились  на  кружки:  одни  старались  в вине затопить
воспоминание грозившей им и атаману их опасности, другие, самые беззаботные,
курили  табак  и играли в кости и карты; но самые заботливые рассуждали, как
избыть беды и спасти атамана. Љони  их  были  уже  готовы  в  ближнем  лесу;
табором  они  не  дорожили:  тем,  что  было навьючено на конЯх, могли б они
скупить все чумацкие обозы в Њалороссии.
     - ‚от вам честный еврей, который спрашивал у менЯ  русских  купцов  над
ќсманью,-  сказал  гайдамак,  стороживший  на  большой дороге, ведЯ за собою
ѓершка, который кланЯлсЯ, сложа руки на грудь и бросаЯ недоверчивые взглЯды.
Љак рой шмелей, гайдамаки сыпнули к нему со всех сторон.
     - “знаешь ли менЯ, землЯк? - сказал ему выкрест ‹емет,- Я хочу на  тебе
доказать  благодарность свою тебе и всему бердичевскому еврейскому обществу.
Џо милости вашей - Я крестилсЯ, и по вашей же милости, бедный ‹ейба теперь в
честной компании.
     -  ‘вЯтые  праотцы!-вскричал  несчастный  ѓершко,  предвидЯ участь, его
ожидавшую, и разгадав, в какие сети завлек его коварный цыганенок.
     - Ќе до праотцев, а до нашего отца  атамана!  -  закричали  ему  многие
голоса.- ‘казывай, злодей, что с ним сделалось?
     - —то хотите, честные господа! хоть замучьте менЯ - не знаю.
     -  ‡апиратьсЯ  не  времЯ:  мы  сами не меньше тебЯ знаем, что ты продал
ѓаркушу поветовому начальству, что за  ним  разосланы  поиски.  …сли  ты  не
знаешь, где он теперь, - то длЯ тебЯ ж хуже.
     - Љак бог свЯт, не знаю.
     -  Ќу,  делать  нечего, товарищи, - сказал гайдамак Ќесувид, занимавший
должность атамана в его отсутствие, - прировариваите, какую  казнь  положить
ему за измену.
     -  Џрежде всего,- подхватил ‹емет,- поджарить его, как тарань, на тихом
огне и допросить, где он  упрЯтал  дорогие  вещи,  данные  ему  атаманом  на
продажу.
     -  „осуг  толковать о такой безделице, когда дело идет о жизни ѓаркуши!
видно, ты и теперь еще такой же жид: у тебЯ всЈ длЯ  золота...  ’оварищи!  к
голосам.
     - Џовесить его на осине: на ней и брат его €уда повесилсЯ,- сказал один
гайдамак.
     - Ћтдайте его мне,- перебил цыган Џаливода,- Я расплющу его молотом  на
наковальне глаже, чем он расплющивал медные кружки длЯ фальшивых червонцев.
     ‡лобный  смех  раздалсЯ  во  всей  шайке;  бедный ѓершко был ни жив, ни
мертв: холодный пот проступал по всему его телу; все члены были в судорожной
лихорадке.
     -  Ќе  лучше ли,- подал свой голос гайдамак ’овпега,- кончить с ним без
затей: ќсмань близко, жернов у нас есть... Џустим его гретьсЯ по месЯцу.
     Џредложение принЯто, жернов прикачен и крепкою веревкою привЯзан к  шее
несчастного  жида;  его  потащили  к берегу и покатили за ним жернов. ’огда,
вдруг вышед из бесчувствиЯ и видЯ, что ни просьбы, ни слезы не помогут и  не
смЯгчат злодеев, закричал он жалким, пронзительным голосом, раздиравшим душу
и возвещавшим последнее, отчаЯнное усилие существа, расстающегосЯ с жизнию.
     ‚етер разносил вопли евреЯ. ‹уна вышла из-за облак и  в  полном  сиЯнии
катилась  по темно-синей тверди. ‚, это времЯ старец Џитирим, инок Џ***ского
монастырЯ, ходивший навещать больного в одном отдаленном хуторе, возвращалсЯ
береговою  тропинкою  в  смиренную  свою обитель. ѓолос погибающего человека
проник ему в сердце,  и  он  поспешил  на  помощь,  забыв  свою  старость  и
слабосилие,   забыв,   что   сам   может   сделатьсЯ  жертвою  христианского
состраданиЯ. Ћн увидел свирепые лица и зверскую радость  гайдамаков,  увидел
жалкого иноверца - и ревность к добру придала ему крыльЯ.
     - ‘той! - закричали разбойники, - руку на нож!
     Ќо  старец  Џитирим  не робко подошел к ним, и гайдамаки, из невольного
уважениЯ к его сану и летам, остановились. ’огда инок начал  свое  увещание,
представил им всю важность преступлениЯ и гнев небесный, постигающий убийц.
     -  Ѓезумцы!  -  заключил  он  речь  свою.-  Љто дал вам право разрушать
превосходнейший дар божества - жизнь человеческую? Љто дал  вам  право  быть
судиЯми  чужих  поступков,  когда  карающий  меч  правосудиЯ  висит  уже иад
преступными вашими головами, и муки  ада,  стократ  лютейшие  всех  терзаний
телесных, ждут вас после бесчестной смерти от руки палача?..
     ѓайдамаки,  в которых вдохновенное красноречие старца минутно пробудило
совесть, поникли головами, не смели поднЯть на него  глаз  и,  спустЯ  руки,
стоЯли  в  нерешимости.  Ѓедный  ѓершко, чувствуЯ, что его не держат, упал к
ногам монаха, обнимал его колена, стирал лицом пыль с  его  ног  и  заклинал
спасти ему жизнь.
     -  џ  сделаюсь  христианином,-  говорил  он  с  плачем,-  отдам  на ваш
монастырь всЈ... всЈ, что имею, очень немного; несколько серебрЯных монет...
     €нок, не могши победить внутреннего презрениЯ  к  человеку,  в  котором
корыстные  склонности  пересиливали  даже  мысль  о  самохранении,  невольно
отвратил от него лицо свое.
     - —естный отец! иди своею дорогой,- сказал тогда суровый Ќесувид. -  Њы
знаем, на что решились - знаем, к чему осуждаемсЯ на том и на этом свете. Ќо
если б одним волосом сего негодЯЯ могли искупить свою жизнь или души,  то  и
тогда  б  не  миновать  ему  петли  и песчаного дна эсманского...  ’оварищи!
дружней за работу.
     Њонах  вздрогнул  от  слов  закоснелого  злодеЯ.  Њежду  тем  одни   из
гайдамаков  принЯлись  раскачивать  жида,  другие  жернов, чтоб лучше и дале
бросить их от берега. ЋтчаЯнный вой  несчастливца  перерывалсЯ  быстротою  и
силою  качки.  Њонах  стоЯл,  как  в онемении, возведЯ глаза и воздев руки к
небу. Љрик бедной жертвы мщениЯ терзал его душу; и вдруг крик умолк  -  вода
расплеснулась и скрыла свою добычу.

        ѓлава IV
                                                   Ќа конЯх iхали чинненько,
                                            3 люльок тютюн тЯгли смачненько.
                                                      Ђ хто на конику кунЯв
                                                                <i>ЉотлЯревский</i>

     “тро было Ясно и свежо. ђассыльные казаки и понЯтые ехали по ѓлуховской
дороге от ЏутивлЯ и везли в середине человека, у которого руки и  ноги  были
свЯзаны.  Љазалось, однако ж, что бодрость и надежда не совсем его покинули;
он весело разговаривал с окружавшими,  шутил  с  ними,  рассказывал  были  и
небылицы и приковывал жадное их внимание умным и живым своим разговором.
     "Њолодец!  весельчак!  нечего  сказать:  скручен, как теленок, которого
везут на убой, - а всЈ не унывает!" - "Њне все  не  веритсЯ,  чтоб  это  был
ѓаркуша;  посмотри:  человек  как  человек,  нет  семи  пЯдей во лбу!" - ’ак
разговаривали двое из  понЯтых,  ехавшие  позади.  "„а  как  его  поймали?"-
продолжал последний.
     -   Ќа  всЯкого  мудреца  много  простоты.  ‚от  видишь,  у  него  было
похоронище, в  глухом  месте,  над  ‘еймом,  близ  Љлепала;  там  он  прЯтал
награбленные  им  богатства.  ‚черась,  когда удалый королевецкий рассыльный
казак Њоторный следил за ним с четырьмЯ своими товарищами, заметили они, что
гайдамак  пробираетсЯ к тому месту. Ћни видели, как он сошел с конЯ, и сами,
оставЯ лошадей за ивнЯком, почти ползком прокрались к кустарнику, за которым
ѓаркуша,  отыскав заступ, начал разрывать землю. ‚друг они на него бросились
и, не дав опомнитьсЯ, свалили с ног, свЯзали ему руки и ноги, завЯзали  рот,
прикрутили молодца к седлу его же конЯ и вскачь пустились с ним к селению за
понЯтыми. Ћстальное ты знаешь.
     Љонвой между тем приближалсЯ к  Љлевенскому  перевозу.  ‘квозь  просеки
приЯтной  рощицы  видны  были  вдали,  на  высоком прелестном месте, большой
помещичий дом и купол церкви села ‚***на;  внизу  текла  излучинами  быстраЯ
Љлевень,  сливающаЯ  воды свои с ќсманью;  по долине,  за тундрами и сагами,
мелькали купы дерев, хутора и мельницы. “зник, казалось, любовалсЯ видами  и
любопытно   расспрашивал  о  всем  своих  проводников;  в  таких  разговорах
подъехали они к перевозу.
     Џаром был уже  готов.  Љазаки  и  понЯтые  взвели  на  него  гайдамака,
поставили  усталых коней своих к одной стороне и столпились вокруг пленника.
’олько ретивый конь ѓаркуши, не знаЯ  устали,  бил  от  нетерпениЯ  в  доски
копытами  и,  казалось,  хотел  пуститьсЯ  вплавь  к  другому берегу. Љ нему
приставили одного из понЯтых и велели крепко держать за повода.
     ѓайдамак окинул беглым взором своих спутников; потом, устремЯ глаза  на
крутые горы противуположного берега Љлевени, сказал:
     -  ЉажетсЯ,  там, за этими горами, влево есть селение над ќсманью... Ќе
могу вспомнить его имени. Џокойный дед мой был родом из  здешней  стороны  и
часто рассказывал нам, ребЯтам, страшную быль об этом селении.
     - Љакую? - спросили в один голос вожатые, увлеченные любопытством и уже
прежде заохоченные искусными его рассказами.
     - •орошо вам, друзьЯ, слушать на свободе! у менЯ гортань  пересохла  от
жажды, а руки и ноги затекли кровью от ваших веревок.
     -  ‚  самом  деле,  братцы,  к  чему его мучить без нужды? Џаром теперь
отчалил, нас здесь человек сорок, уйти ему нельзЯ. ђазвЯжем ему руки и ноги,
пока  на  середине  реки;  а  начнем  приставать  к  берегу,  тогда пусть не
погневаетсЯ, опЯть опутаем молодца по-прежнему.
     ’ак говорил один казак, и товарищи охотно его послушались. ‚ наружности
и  речах  ѓаркуши  было  нечто  такое, что вожатые, при всем убеждении в его
преступлениЯх, почувствовали к нему невольное доброхотство.  Ћни  совершенно
потерЯли суеверный страх, который на малороссиЯн наводило одно его имЯ.
     ђуки  и  ноги  гайдамака уже свободны; ему поднесли полную кружку вина,
которую он выпил "за здоровье братьев  землЯков".  ’огда  все  приступили  к
нему, просЯ рассказать страшную быль, и он начал:
     -  „авно,  не  за  нашею памЯтью, селение, о котором Я говорил, было за
другими панами. Ћдин из них был человек чудной: не ходил  в  церковь  божию,
чуждалсЯ  людей,  считал звезды ночью, собирал росу на заре и папоротниковый
цвет под €ванов день. -Ќикто не знал, какою смертью он умер и где  погребен;
только видели, что в ту ночь, как его не стало, огненный клуб прокатилсЯ над
селением и рассыпалсЯ искрами над самым домом панским. „ом сгорел дотла, а с
ним  и  всЈ,  что  в нем было. ‚от, спустЯ малое времЯ, начали делатьсЯ дела
небывалые и неслыханные. Љаждый день, и в самую полуденную пору,  при  Ясной
погоде,  вдруг  набегут  облака и застелют солнце, подыметсЯ пыль столбом по
дороге, и сквозь пыль видали те, кого бог не миловал от такого виденьЯ,  что
старый  пан  (как  его  называли)  вихрем  пронесетсЯ  по  селу  в старинном
рыдване,   шестеркою черных как смоль коней,  которые,  пенЯсь  и  сарпаЯ  и
бросаЯ  искры из глаз, на четверть не дотрогивались до земли. Ључера и лакеи
сидели на своих местах, как окаменелые, в белых саванах, с бледными  лицами,
со впалыми глазами, - словно теперь только вырыты из могил. ‚ один день...
     ‚  эту  минуту паром приставал к берегу; некоторые из провожатых сидели
на помосте с полурастворенными ртами и жадно ловили каждое  слово;  у  одних
волос  становилсЯ дыбом, у других лица вытЯгивались от ужаса; державший конЯ
гайдамакова опустил руку с поводом и  стоЯл  как  вкопанный.  ‚друг  ѓаркуша
одним  прыжком  через  сидевших выскочил из круга, столкнул в воду оплошного
надзирателЯ за конем, впрыгнул в стремена, перескочил расстоЯние, отделившее
паром  от пристани, и стрелою полетел на крутизну. Ќа самом гребне придержал
он конЯ, махнул шапкою своим сторожам и, вскликнув:  "‘пасибо,  землЯки,  за
ласку!" - исчез за склоном горы.
     -  —еловек это - или бес? - рассуждали' провожатые, опустЯ головы и еще
не опомнившись от столь внезапного побега. -  ђазве  мы  не  знали,  что  он
водитсЯ с нечистою силою! как он нас обморочил...
     „олго  стоЯли  они  на пароме, не знаЯ, что начать, и не смеЯ взглЯнуть
друг на друга.


        ѓлавы из малороссийской повести

        ѓлава I
                                                  ‘качи, враже, Як пан каже.
                                                    <i>ЊалороссийскаЯ пословица</i>

     ‹ет за пЯтьдесЯт ЊалороссиЯ была  страною  поэтическою.  •отЯ  жизнь  и
занЯтиЯ   мирных  ее  жителей  были  самые  прозаические,  как  вы  узнаете,
милостивые государи, из моих рассказов, если станет  у  вас  терпениЯ;  зато
вековые,  непроходимые  леса, пространные степи и худо возделанные полЯ, а в
селах полуразвалившиесЯ хижины и заглохшие сором и крапивою улицы переносили
воображение  в  веки  первобытные,  которые, как известно, составлЯют удел и
собственность поэтов. “дел, мимоходом сказать,  небогатый;  и  оттого-то  мы
встречаем  питомцев ”ебовых в изношенных и забрызганных чернилами платьЯх, а
ищем - на чердаках.  Ќо  теперь  речь  не  о  них,  а  о  жизни  и  занЯтиЯх
малороссиЯн.
     Џростой  народ  пил,  ел  и дремал в роскошной лени зимою, зарывшись на
печи в просо или овес,  сушимые  длЯ  домашнего  обихода.  •отЯ  он  не  мог
похвалитьсЯ перед итальЯнцами климатом и красотами природы; но не уступал им
ни  в  лени,  ни  в  сладкоголосных  своих  песнЯх.  ‹етом  мужчины  кое-как
обрабатывали  свои  полЯ  и убирали жатву, охотно ходили чумаковать, т. е. с
обозами за рыбой и солью; зимою ж,  если  холод  не  выгонЯл  их  в  лес  за
дровами,  которых  они никогда не заготовлЯли на целую зиму, если недостаток
других жизненных потребностей не заставлЯл их отвозить  на  базар  небольшой
свой  запас  хлеба  или  крайнЯЯ  бедность  не  запирала  в дымной винокурне
зажиточного заводчика; то они как будто держали заклад с медведЯми, кто кого
переспит.  Џромежутки  между  сном  проводили они в шинках, где, потчуЯ друг
друга, за чаркою вина вспоминали старину и свои чумакованьЯ. †енщины  белили
хаты свои к ђождеству и ‚елику-дню (празднику Џасхи), содержали в опрЯтности
дом, варили вкусный борщ, ухаживали за домашнею скотиной, а в зимние  вечера
при  свете  ночника  прЯли,  рассказываЯ  соседкам  страшные были о ведьмах,
мертвецах и русалках; но вообще в это времЯ года были они гораздо досужливее
и полезнее мужьев своих.
     „евушки  и молодые парни проводили времЯ веселее и разнообразнее. ‡имой
они собирались вместе на приманчивые вечерницы,  и  здесь-то  малороссийские
красавицы  истощали  все  пособиЯ  сельского  кокетства,  привечали  и часто
обманывали доверчивых молодцов.  Љосы, заплетенные в дрибушки или  перевитые
разноцветными  скиндЯчками,  радужнаЯ  плахта, штофовый или парчевый корсет,
едва состегивающийсЯ под грудью гаплицами, белый суконный кунтуш, по  фалдам
коего,  отделЯющимсЯ  от стана, расшиты были черным шелком усы,  и сафьЯнные
чоботы - составлЯли нарЯд щеголеватой малороссийской  девушки.  —ерный  цвет
волосов  и  бровей и живой румЯнец в щеках почитались непременными условиЯми
красоты; посему с помощью зеркала и услужливой пробки  или,  за  недостатком
ее,-  накопченой  иглы  светлого цвета брови часто превращались в лоснЯщиесЯ
черные,  а  таЯщийсЯ  в  бледных  щеках  румЯнец  вызывалсЯ  наружу   щипким
надошником  или  осторожно  заменЯлсЯ настоенным в вине сандалом.  †упан или
свита нараспашку, казачьЯ шапка  с  красным  суконным  верхом,  красные  или
желтые  чоботы, иногда цветной шелковый платок, небрежно повЯзанный на шее,-
таков был убор молодого малороссиЯнина до танцу. Њузыка была  не  по  найму:
один  из  посетителей  сего  сельского  клуба  приносил  гудок или скрипицу,
балалайку, сопелку или на чем был горазд  и,  наигрываЯ  дудочки,  метелицу,
горлицу или казачка, вливал огонь и быстроту в гибкие члены молодой толпы.
     Џанки,  или мелкопоместные дворЯне жили почти так же. Ѓудинки сельского
панка были не многочисленны светлицами; иногда тесовые или чисто  выбеленные
стены  с  божницею, с простою дедовскою утварью составлЯли все их украшение;
иногда стены пестрели и удивлЯли глаза простодушных гостей теми  самыми  или
подобными  тем изображениЯми, какими ЉотлЯревский убрал палаты царЯ ‹атина в
IV-й песни своей "ќнеиды".  —ай не всегда и не  везде  подносилсЯ  гостЯм  и
часто  заменЯлсЯ варенухою.  ’ерновка, вишневка, дулевка, рЯбиновка и другие
наливки на домашнем хлебном вине, изредка вина сикийское,  монастырийское  и
волошское  услаждали  неразборчивый  вкус так же, как позже вина венгерские,
рейнские и французские.
     ‚от, в  коротких  словах,  образ  жизни  тогдашних  малороссиЯн.  Џанки
отстали  теперь  от него: потчуют гостей чаем и вареньЯми, а панночки играют
на фортепиано и танцуют экосезы; но простой народ все еще держитсЯ  коренных
обычаев.  Ќе станем, однако ж, выходить из описываемой нами эпохи и взглЯнем
на частные картины.
     ‚оздвиженскаЯ Ярмарка в Љоролевце приходила к  концу;  залетные  гости,
купцы  московские,  жиды из Ѓердичева и Ѓелой церкви и пр. и пр. отправились
искать  на  других  Ярмарках  или  неверных  выгод,  или  нежданных  потерь.
Љо-ролевец  стал  пустеть, как наши полЯ и болота во времЯ осеннего перелета
птиц; только сентЯбрьскаЯ непогода, дожди и грЯзь основали  постоЯнное  свое
пребывание  в городке и окрестностЯх его до поздних заморозков. Џан ѓриценко
в это времЯ праздновал именины своей  дочери,  прекрасной,  милой  и  доброй
…вфросинии, которую, по малороссийскому сокращению, все называли Џрисею. Џан
ѓриценко был богат, а ЏрисЯ его единственнаЯ  наследница:  мудрено  ли,  что
распутица  не  помешала  любителЯм  пламенных,  черных глазок и охотникам до
сытных блюд и вкусных наливок собратьсЯ  у  зажиточного  соседа?  ЏрелестнаЯ
ЏрисЯ  должна была из своих рук подносить гостЯм наливки и варенуху, которую
сама приготовила; с милою, стыдливою улыбкою, с опущенными к полу  ресницами
и  застенчивым  поклоном  говорила  она  каждому  обычное  приветствие:  "Ќа
здоровье!" ’аким образом, при звуке серебрЯных чарок  и  филижанок,  в  шуму
речей и малороссийских песен, времЯ летело, и короткий осенний день смешалсЯ
е хмурым и туманным вечером. Њногие из гостей встали и  хотели  уехать;  пан
ѓриценко. по врожденному гостеприимству малороссиЯн, удерживал всех, наливал
чару за чарой и просил посидеть.
     - Ќет, не погневайтесь! - говорил толстый подкоморий Љныш -  „орога  ко
мне  идет  по  косогору и у самого леса; волки кодЯт теперь стаЯми, Я почему
знать - может быть гайдамак...
     - Џолно, полно! - прервал речь его ѓриценко.- Љ  чему  пугать  любезных
моих  гостей?  и  как  сюда  ждать  гайдамака,  и что ему здесь делать? …сли
кандалы не подкосили ему ноги и колодка не скрючила шею, то он верно  теперь
не ближе отсюда, как верст за пЯтьдесЯт, где-нибудь на  Љоролевецкой дороге,
поджидает богатого московского купчика с товарами или беломорского  грека  с
винами. ‚ы знаете, что теперь разъезжаютсЯ с Ярмарки.
     -  Ђ что в самом деле, ие слышно ли чего о гайдамаке? - спросил один из
гостей.
     - Љак? - подхватил словоохотный подкоморий, считавшийсЯ в  своем  кругу
приЯтным  рассказчиком  и живою газетой всех новостей.- Ќеужели вы ничего не
слыхали о том, что случилось в Љоролевце? Ќу так Я вам  расскажу.  ЏлемЯнник
мой  был там на Ярмарке и привез мне самые точные и подробные известиЯ - Џри
сих словах подкоморий посмотрел на все собрание с  самодовольным  и  отчасти
горделивым видом как человек, знающий то, чего другие не знают.
     -  ‚от,  милостивые  государи,  как  было дело,- продолжал подкоморий -
ѓайдамак вдруг ЯвилсЯ середи бела днЯ на Ярмарке, в толпе народа.  Ќикто  не
смел  его тронуть даже пальцем: самые отчаЯнные смельчаки боЯлись не столько
его силы, сколько его бесовского художества и  мороченьЯ  Ћн  похаживал  как
индейский  петух,  спесиво  раздув хохол и посматриваЯ на боЯзливых: куда ни
обернетсЯ - толпа народа так и отхлынет, как дым  от  ветра.  ’ут  откуда-то
выискалсЯ жид, который, как и весь их жидовский род, видно, знал чернокнижие
не хуже ѓаркуши.  Ћн  ЯвилсЯ  к  поветовому  судье  и  сказал  ему  наедине,
посмотревши  на  звезды и на воду, где и как можно поймать гайдамака живым и
без всЯкого сопротивлениЯ, ну словно, как мы ловим зайца тенетами. ‚ полночь
жидок с рассыльщиками и понЯтыми напал на гайдамака врасплох, когда тот спал
под чистым небом в каком-то глухом месте,  отговорил  начерченный  им  около
себЯ  волшебный  круг,  услал  за  тридевЯть  земель  сторожившего  над  ним
нечистого духа и  выдал  ѓаркушу  рассыльным  казакам,  которые  тотчас  его
скрутили и повезли в ѓлухов.  ’олько ненадолго его взЯли при переправе через
Љлевень на пароме, он вдруг околдовал  своих  конвойных:  все  они,  человек
сорок,  не  могли  тронутьсЯ  ни  руками, ни ногами, хотЯ слышали, как вдруг
расплеснулась вода в Љлевени, видели, как оттуда выскочил  на  паром  черный
конь  с  огненными  глазами,  как  ѓаркуша  сел на него, взвилсЯ над рекою и
берегом - и поминай как звали! ‚се это рассказывали  они  уже  спустЯ  шесть
часов  после  этого  случаЯ, а до тех пор оставались окаменелыми на пароме и
они и их лошади. ‘ жидом было и того  хуже:  он  вдруг  исчез,  так  что  не
заметили,