с в
ушах и холодили мне душу, как будто бы они веще-вали  нам  что-то  недоброе.
‚от  напевы  стихли,  костры  погасли,  и  скоро  в  селении не слышно стало
никакого шуму. "’еперь пора!" - вскрикнул мой отец, вскочил - и мы  за  ним.
Њы  пошли  к  лесу.  Ќочь становилась темнее и темнее; казалось, черные тучи
налегли по всему околотку и как будто бы густой  пар  туманил  нам  глаза  и
отсекал у нас дорогу.   € вот мы добрались,  почти ощупью,   до опушки леса,
кое-как   отыскали  глухую  тропинку  и  пустились  по  ней.   ’олько что мы
вступили в лес - вдруг поднЯлись и крик, и вой, и рев, и  свисты:  то  будто
гром  прокатывалсЯ по лесу, то рассыпной грохот раздавалсЯ из конца в конец,
то слышалсЯ детский  крик  и  плач,  то  глухие,  отрывистые  стоны,  словно
человека  перед смертным часом, то протЯжный, зычный визг, словно тысЯчи пил
бегали и резали лес на пильной мельнице. —ем  далее  шли  мы  по  лесу,  тем
слышнее  становились  все  эти крики, и стоны, и визг, и свисты; мало-помалу
смешались они в  нескладный  шум,  который  поминутно  становилсЯ  громче  и
громче,  слилсЯ  в  один  гул, и гул этот, нарастаЯ, перешел в беспрерывный,
резкий рев, от которого было больно ушам и кружилась голова. ‚ глазах у  нас
то мелькали светлые полосы, то как будто с неба сыпались звездочки, то вдруг
ЯркаЯ искра светилась вдали, неслась к нам ближе и  ближе,  росла  больше  и
больше,  бросали  лучи  в  разные  стороны  и,  наконец,  почти  перед нами,
разлеталась как дым. “ нас от страха занимало дух, по всему  телу  пробегали
мурашки;  мы  щурили  глаза,  зажимали  уши...  ‚се  напрасно!  ѓул или рев,
становЯсь все сильнее и сильнее, вдруг зарокотал  у  нас  в  слухе  с  таким
треском, как будто бы тысЯчи громов, тысЯчи пушек и тысЯчи тысЯч барабанов и
труб  приударили  вместе...  ‡емлЯ  под  нами  ходенем   заходила,   деревьЯ
зашатались и чуть не попадали вверх кореньЯми... Џризнаюсь, мы не выдержали,
страх перемог: схватЯсь за руки, мы повернули назад, и  давай  бог  ноги  из
лесу! Ќад нами все ревело и трещало, и когда мы выбежали на поле, то за нами
по всему лесу раздалсЯ такой страшный  хохот,  что  даже  и  теперь  у  менЯ
становЯтсЯ  от  него  волосы  дыбом. Њы попадали на землю. —то дальше с нами
было - не помню и не знаю; когда же Я очнулсЯ, то увидел, что утреннЯЯ  зарЯ
уже  занималась;  отец и брат лежали подле менЯ, в поле, близ опушки леса. џ
перекрестилсЯ и встал; подхожу к отцу, зову его - нет ответа; беру за руки -
они  окостенели;  за  голову  -  она  холодна и тЯжела как свинец. џ взвыл и
бросилсЯ к брату, начал его  поворачивать  и  бить  по  ладонЯм;  насилу  он
опомнилсЯ,  взглЯнул  на менЯ мутными глазами и, как будто не проспавшись от
хмелЯ,  молчал  и  сидел  на  одном  месте  не  двигаЯсь.  ’рудно  мне  было
растолковать  ему,  что  бог  послал  по  душу  нашего отца и что нам должно
перенести его в селение, если не хотим оставить его тело в добычу волкам...>
     - ’ак они не отыскали папоротникова  цвету?  -  подхватил  нетерпеливый
майор, перебив рассказ словоохотного капрала.
     -  Ќет, ваше высокоблагородие; Џрытченко мне рассказывал, что с тех пор
ему и в ум не  приходило  искать  кладов,  особливо  после  того,  как  отец
ѓерасим,  на  похоронах  отца  его,  говорил  мирЯнам  поучение,  в  котором
доказывал, что старый Џрытченко сам наискалсЯ на смерть, послушавшись козней
лукавого;  и что бог всегда попускает наказаниЯ на людей, которые добиваютсЯ
того, что им не суждено от его свЯтой воли. ‘коро молодого Џрытченка взЯли в
солдаты,  и  каждый  год,  по совету отца ѓерасима, он ходил в €ванов день к
обедне, молилсЯ усердно за упокой души своего отца и постилсЯ целые сутки за
старые свои грехи.
     -  Џоэтому,  капрал,  нечего  и думать о папоротниковом цвете, - сказал
майор, - мне жизнь еще не совсем надоела и нет охоты набиватьсЯ на беду  или
копить грехи под старость.
     - ’очно так, ваше высокоблагородие! ‡лой дух иногда подольститсЯ к нам,
как лукавый переметчик: сулит невесть что, и победу и добычу,  а  послушайсЯ
его  -  глЯдишь,  и  наведет  на скрытую засаду; тут и попал, как кур во щи!
Њежду этими двумЯ врагами только и разницы, что  лживый  переметчик  погубит
одно наше тело, а проклЯтый бес с одного хватка подцепит и тело и душу.
     -  Џравда твоЯ, капрал, правда; так оставим эти затеи. Њожет быть, наши
клады положены без заговора и сами нам дадутсЯ  без  дальних  хлопот.  Џосле
опЯть поговорим об этем. Џрощай! “тро мудренее вечера.
     Љапрал   допил  свою  порцию,  встал,  выпрЯмилсЯ  снова,  отдал  честь
по-военному и, проговорЯ: "„обраЯ ночь вашему высокоблагородию!",  побрел  в
свою  светлицу.  ’ам,  утомленный  длинными  своими  рассказами  и  согретый
нескудною порцией, скоро уснул он таким сном, каким  поэты  усыплЯют  чистую
совесть, хотЯ, кажетсЯ, сей олицетворенной добродетели и должно б было спать
очень чутко.
     Њайор также почувствовал благотворное  действие  рассказов  капраловых:
давно  уже  он  не  спал так спокойно, как в эту ночь. Ќе знаю, что виделось
капралу: он никогда о  том  не  рассказывал;  но  майора  убаюкивали  разные
сновидениЯ,  и  все они предвещали ему что-то хорошее. ’о в руках у него был
золотой цветок, от которого все, на что майор ни взглЯдывал, превращалось  в
груды  золота;  то  стоЯл он у решетчатой двери какого-то подземельЯ, сквозь
которую видны бы-ли несметные сокровища: ему стоило только  просунуть  руку,
чтобы  черпать оттуда полными горстЯми. ’о снова был он на охоте: псари его,
со стаей борзых и гончих, гнались за белым зайцем; но майор, на  лихом  коне
своем, всех опередил, и псарей, и борзых, и гончих; уже он налегал на зайца,
уже гналсЯ за ним по пЯтам; вот настиг, вот замахнулсЯ арапником, ударил - и
заЯц  рассыпалсЯ  перед  ним  полновесными рублевиками. ’акие сны целую ночь
беспрестанно сменЯлись в воображении майоровом, и когда он проснулсЯ поутру,
то был довольнее и веселее обыкновенного, к великой радости доброй ѓаннуси.
     ‡има  проходила;  майор  в  это  времЯ  собирал  все возможные сказки о
кладах, соображал, сличал их  и  составлЯл  будущих  своих  действий  против
сатаны  и  его когорты; исчислЯл в уме богатые свои добычи, покупал поместье
за поместьем и распорЯжал доходами. ѓаннусю выдавал он то  за  какого-нибудь
миллионщика, то за пышного вельможу; сыновей выводил в чины и в знать, женил
на кнЯжнах и графинЯх и таким образом роднилсЯ с самыми  знатными  домами  в
русском  царстве. ќти воздушные замки, за неимением лучшего дела, по крайней
мере, занимали доброго майора, отвлекали его думы от грустной существенности
и веселили его в чаЯнии будущих благ.
     Ќаступил  март  месЯц,  снег от самой маслЯницы начинал уже таЯть, а на
последних неделЯх великого поста полились  с  гор  и  высоких  мест  быстрые
потоки  мутной  воды,  увлекавшие  с  собою чернозем, глину и песок. ђечки и
ручьи порывисто понеслись в берегах своих от прибылой воды; мосты и  плотины
во  многих  местах  были  уже снесены или размыты. „еревушка или, правильнее
сказать, хутор майоров стоЯл при реке, на которой  устроена  была  мельница,
приносившаЯ  помещику посильный доход. Џлотина сей мельницы покамест на этот
раз уцелела, более по счастью или от того, что напор воды в реке не был  еще
во  всей  своей силе, нежели по собственной прочности; ибо сельский механик,
строивший ее, небольшой был мастер  своего  дела,  и  редкий  год  половодье
проходило, не размыв части этой плотины, или, как говоритсЯ в Њалороссии, не
сделав прорвы. ‚ вербное воскресенье набожнаЯ ѓаннусЯ  поехала  в  отцовской
тарадайке* к заутрене в казенное село за пЯть верст от их хутора: ближе того
не было церкви в их околотке. „орога, ведущаЯ из хутора  в  селение,  лежала
через плотину. —тобы застать начало заутрени, ѓаннусЯ отправилась в путь еще
до рассвета; переезжаЯ плотину, она почувствовала некоторый  страх:  плотина
дрожала  на  зыбком  своем  основании, как будто бы ее подмывало водою. „очь
майорова решилась, однако ж,  ехать  далее,  поспела  к  первой  благовести,
простоЯла  всю  заутреню  с  потупленными  в  землю глазами и молилась очень
усердно. Љ концу заутрени, когда должно было идти длЯ  получениЯ  освЯщенной
вербы,  она  заметила, что перед нею шел человек в военном мундире, разводил
народ в обе стороны и очищал ей дорогу.  „ошед  до  того  места,  где  стоЯл
свЯщенник  с вербами, он сам посторонилсЯ, поклонилсЯ ей и учтиво подал знак
идти вперед. ’ут только  решилась  она  взглЯнуть  на  незнакомца:  это  был
молодой  офицер;  лицо  у него было бледно, но очень приЯтно и выразительно;
большие, голубые глаза его горели огнем молодости и отваги;  ростом  он  был
высок  и  статен,  леваЯ  рука его покоилась на черном шелковом платке, и от
беглого взора молодой девушки не ускользнуло и то, что рукав  мундира  около
сей  руки  был  разрезан  и  завЯзан  ленточками.  ‘кромно,  даже застенчиво
поклонЯсь ему, ѓаннусЯ закраснелась и снова опустила черные свои  ресницы  к
помосту;  несколько секунд оставалась она в этом положении; но мысль, что на
нее все смотрЯт, а особливо молодой офицер, вывела ее из  забывчивости:  она
подошла к свЯщеннику, принЯла благословение и вербу и снова стала на прежнее
свое место. Ћфицер, подойдЯ вслед за нею  к  вербам,  отступил  потом  в  ту
сторону,  где  стоЯла  ѓаннусЯ,  остановилсЯ в некотором от нее расстоЯнии и
часто на нее посматривал. Ќо девушка не смела более на него  взглЯнуть:  она
чувствовала,  что лицо ее горело, и потому она почти не сводила глаз с своей
вербы, ощипывала на ней веточки, которые, видно, казались  ей  лишними,  или
молилась еще усерднее прежнего и по временам вздыхала - конечно, не о грехах
своих. ‡аутренЯ кончилась скоро, слишком скоро длЯ ѓаннуси, а может быть,  и
еще  скорее длЯ молодого офицера. Џри выходе из церкви он снова ЯвилсЯ подле
дочери майоровой, сводил ее по  ступенЯм  паперти  и  посадил  в  тарадайку.
‹ошади   тронулись  почти  в  тот  же  миг;  ѓаннусЯ  едва  успела  поклоном
отблагодарить  услужливого  офицера.  Џроехав  немного,  она,  по  какому-то
невольному  движению,  мельком  обернулась назад: офицер все стоЯл на том же
месте и смотрел вслед за  нею.  ‚есьма  естественное  и  даже  простительное
самолюбие  шепнуло  ей,  что она приглЯнулась молодому воину; и почему же не
так? Ћна, как и все девушки ее лет, находила себЯ по крайней мере не дурною;
а  складное  ее  зеркальце,  в часы одиноких, безмолвных ее с ним совещаний,
часто доказывало ей весьма утвердительным образом, что она красавица,  и  на
этот  раз  нельзЯ  сказать,  чтобы зеркало льстило бессовестно. ѓаннусе было
осьмнадцать  лет;  при  среднем  росте,  она  имела  весьма  стройный  стан:
аравийский  поэт  сравнил  бы ее с юною, пустынною пальмой. Џравильные черты
лица оживлЯлись в ней тем  свежим,  здоровым  румЯнцем,  который  сообщаетсЯ
только  чистым  воздухом  полей,  умеренным движением и простым, безмЯтежным
образом жизни, но которого не в силах заменить все затеи моды,  все  пособиЯ
искусства.   —ерные,   большие   глаза,   в   которых  тихо  светилсЯ  огонь
чувствительности, и черные, лоснЯщиесЯ  волосы  прекрасно  оттенЯли  белизну
лица  и  шеи; а скромность и стыдливость - лучшее ожерелье девиц, по русской
пословице - еще более возвышали прелести этой сельской  красавицы.  €з  всех
знакомых  майора  сердце ѓаннусино ни за кого еще ей не говорило: теперь оно
впервые забилось сильнее  обыкновенного.  —то,  если  этот  молодой  офицер,
пригожий и вежливый, недаром так часто и пристально на нее посматривал? —то,
если в нем бог посылает ей суженого? ’акие  и  другие  мечты  (а  кто  может
перечесть,  сколько  их  промелькнет  в  голове  молодой  девушки?) занимали
ѓаннусю во всю дорогу, до самой плотины отцовского хутора.
     Џасмурное утро уже сменило сумрак ночной, когда дочь Њайорова подъехала
к  плотине;  воздух  был  густ  и  влажен;  дымчатые облака застилали лазурь
небесную. —еловек с десЯть крестьЯн стоЯли  на  берегу  и  с  малороссийскою
безза-ботливостью  смотрели, как вода подымала плотину, протачивалась сквозь
фашинник, отрывала  и  выносила  целые  глыбы  земли.  ‡а  плотиной  низовье
мельницы  было почти совсем затоплено водою, котораЯ с шумом и ревом неслась
в новых своих берегах, сносила плетни и крутилась подобно  водовороту  около
кустов  ивнЯка,  росших  по  лугу. Њельничные колеса остановились, а плотина
дрожала еще сильнее прежнего: видно было, как она поднималась и опускалась.
     - Ќе опасно ли переезжать? - спросил кучер ганнусин у крестьЯн.
     - Ђ бог знает! - был равнодушный их ответ.
     €з предосторожности ѓаннусЯ сошла с тарадайки  и  велела  кучеру  ехать
вперед.  ‘ама  она  хотела идти пешком, рассчитываЯ, что где повозка с парою
лошадей может проехать, там ей самой  безопасно  будет  перейти.  Ључер,  не
дожидаЯсь  вторичного  приказаниЯ, погнал лошадей и скоро очутилсЯ на другом
конце плотины.
     ЏерекрестЯсь, ѓаннусЯ пошла вслед за  повозкой,  ноги  ее  подгибались,
сердце  трепетало;  однако ж она вооружилась решимостью и шла далее. Ќо едва
ступила она на самое  шаткое  место  -  вдруг  плотина  под  нею  затрещала,
поднЯлась  вверх и стала почти боком. ѓаннусЯ упала на колена. ѓромкий вопль
крестьЯн с берега поздно известил ее об  опасности.  ‘нова  раздалсЯ  треск,
снова вскрикнули крестьЯне - и та часть плотины, где находилась тогда беднаЯ
девушка, была сорвана и снесена вниз. "Љто в  бога  верует,  спасайте!"    -
закричали крестьЯне и побежали вниз по течению, куда водою снесло несчастную
ѓаннусю. Ључер, ожидавший ее перехода, поскакал в господский дом и по дороге
кричал всем встречным, что барышнЯ их утонула и чтобы все шли вытаскивать ее
из воды. Ќе прошло десЯти минут - уже на правый берег реки, где стоЯл  хутор
майоров,  стеклась  толпа  крестьЯн, жен их и детей. Њужчины с беспокойством
бегали взад и вперед по берегу и смотрели в воду, женщины ломали себе руки и
с   плачем  выкрикивали  свои  жалобы  о  потере  доброй  своей  барышни;  а
мЯгкосердечные дети, видЯ матерей своих в горе, плакали вслед за ними.
     Њежду тем крестьЯне, бежавшие по левому берегу, заметили, что в понЯтых
водою  ивовых  кустах  как  будто  бы что-то зацепилось; но вода неслась так
быстро, так порывисто, что никто из них  не  отваживалсЯ  пуститьсЯ  вплавь.
"‹одку,  лодку!"  -  кричали  они  на  другой  берег; но рев воды, с напором
стремившейсЯ сквозь промоину плотины, заглушал их голос.
     - Ќа что лодку? что случилось?- спросил их некто повелительным голосом.
     ЉрестьЯне оглЯнулись и увидели,  что  подле  них  остановилсЯ  человек,
верхом на лошади и в офицерском мундире.
     - ’ам в волнах наша барышнЯ, дочь майора...
     -  ‘мотрите,  смотрите! - вскрикнул один молодой крестьЯнин.- ‚от около
ивовых кустов всплыло наверх что-то белое... ќто платок,  это  платок  нашей
барышни!
     -  ‹одку,  лодку!  - снова закричали крестьЯне; но офицер, не дожидаЯсь
более, вдруг пришпорил своего донского ,конЯ, направил его прЯмо в  воду,  и
послушный,  бодрый  конь  бросилсЯ  с  берега,  забил ногами в воде, котораЯ
заклокотала и запенилась вокруг него. ЉрестьЯне, пораженные такою  нежданною
отвагой,  снова  вскрикнули;  им  отвечали таким же криком с другого берега.
„олго билсЯ офицер в волнах, долго боролсЯ он с  стремлением  воды,  котораЯ
сносила  его  вниз  по  течению;  наконец  сильный  конь,  покорный поводу и
привычный к таким переправам, доплыл до ивовых  кустов.  Ћфицер  наклонилсЯ,
опустил  правую  свою руку в воду, но не нашел ничего; три раза, несмотрЯ на
все опасности, объезжал он вокруг кустов, искал  в  разных  местах:  но  все
попытки его были напрасны. ђешась на последнее средство, он привЯзал наскоро
повод к своей портупее, бросилсЯ с конЯ вниз и исчез  под  водою.  ЉрестьЯне
думали,  что  он  погиб;  конь билсЯ, рвалсЯ и силилсЯ выплыть. ‚ эту минуту
майор,  бледный  как  смерть  и  с  отчаЯнием  в  лице,  ЯвилсЯ  на  берегу,
поддерживаемый своими хлопцами. ‚друг увидели, что офицер, хватаЯсь за ветви
ив, всплыл на поверхность; повЯзка, на которой носил  он  левую  свою  руку,
поддерживала  недвижное, бездыханное тело ѓаннуси. ‚от он хватаетсЯ рукою за
повода, тащит к себе конЯ, силитсЯ взлезть на него; но  тЯжелаЯ  ноша  тЯнет
его  ко  дну...  ‚от  он  уцепилсЯ за гриву, всплыл снова, быстрым движением
вскинул ношу свою на седло и сам успел  вскочить  на  него...  ‚от  уже  он,
поддерживаЯ левою, больною рукою голову ѓаннуси у своей груди, правит к тому
берегу, где стоит  майор;  конь,  из  последних  сил,  бьетсЯ  и  боретсЯ  с
волнами... ђасстоЯние здесь не так далеко: авось-либо спасутсЯ... ‚от доплыл
до берега, вот истомленный конь  хватаетсЯ  передними  копытами  за  вЯзкую,
глинистую землю, уцепилсЯ, скакнул - и все бросились к нему навстречу. Њайор
упал на колена; женщины, видЯ посинелое  лицо  и  закостенелые  члены  своей
барышни,  которой  влажные волосы в беспорЯдке были разметаны по девственным
ее грудЯм, завыли громче прежнего. Ќо офицер, казалось, ничего не видел и не
понимал  вокруг  себЯ;  он только спросил слабым голосом: "Људа дорога?" - и
погнал конЯ своего к дому майорову, все еще держа перед собою ѓаннусю в  том
самом положении, в каком вынес ее из воды.
     Ћт  движениЯ  во  времЯ  сего  переезда  вода  хлынула  из  утопшей; но
охладелое тело ее  все  еще  не  показывало  ни  малейших  признаков  жизни.
‘бежавшиесЯ  женщины  наполнЯли весь дом плачем и рыданием; майор стоЯл, как
громом пораженный, сложа руки и устремЯ неподвижные глаза на дочь свою. Ћдин
капрал соблюл присутствие духа: он вывел майора, велел выйти из комнаты всем
лишним и, оставЯ утопшую на руках женщин,  дал им наставление, каким образом
подавать  ей  помощь. Џо совету капрала, с нее снЯли мокрое платье и укутали
все тело шубами. ‚ то же времЯ старый служивый разослал хлопцев за  лекарЯми
и  за  войсковым  писарем. „обрый ‘пирид ѓордеевич, узнав о несчастии своего
соседа, тотчас прискакал к нему, утешал  его,  уговаривал  и  наконец  успел
поселить  в  нем  надежду.  ‘тараниЯ  двух  лекарей еще более подкрепили сию
надежду:  у  больной  оказывалсЯ  пульс  и  замечено  было  легкое  дыхание.
Њало-помалу  дыхание становилось ощутительнее, пульс начинал битьсЯ сильнее,
и в теле пробуждалась теплота. ‚се признаки жизни постепенно оказывались, но
лекарЯ  опасались,  чтобы  больной,  от  потрЯсениЯ  всех  жизненных сил, не
приключилась горЯчка. Ќаконец ѓаннусЯ  открыла  глаза,  но  скоро  опЯть  их
закрыла, ощущениЯ жизни медленно и еще неЯвственно в ней развивались.
     —рез несколько уже часов она совсем очувствовалась. ‡десь только майор,
перейдЯ от сильной горести к безвременной радости,  вспомнил  об  избавителе
своей  дочери  Ћн  расспрашивал  всех  домашних  своих об офицере, и одна из
женщин сказала ему, что незнакомый господин, отдав их барышню на руки  им  и
капралу,  стоЯл  несколько  минут  молча  у  изголовьЯ  ѓаннусина и печально
смотрел на неподвижное, посинелое лицо девушки  до  тех  пор,  когда  капрал
выслал  всех мужчин из комнаты ‹юди, бывшие в это времЯ на дворе, сказывали,
что офицер торопливо выбежал из комнат, бросилсЯ на своего конЯ  и  пустилсЯ
со  двора  так  скоро,  как  только  мог бежать утомленный конь его: иной бы
подумал, прибавили крестьЯне, что он боЯлсЯ за собой погони
     ‘тараниЯми лекарей ѓаннусЯ чувствовала себЯ  гораздо  лучше  на  другой
день  поутру,  хотЯ  жар  и  слабость  во всем теле еще не вовсе успокоивали
окружавших ее. Ћднако ж отец ее, пришедший в себЯ от первых движений  страха
и участливый своею надеждою, казалось, не предвидел более никакой опасности.
Ћн радовалсЯ, как  ребенок,  которого  нога  соскользнула  было  в  глубокий
колодец и который, удачно спасшись от смерти, все еще стоит на срубе колодца
и весело смотрит  на  темную,  гладкую  поверхность  воды.  ‘идЯ  у  постели
ѓаннусиной  вместе  с  лекарЯми и добрым своим соседом ‘пиридом ѓордеевичем,
майор разговаривал с ними о минувшем несчастии, когда один из хлопцев пришел
ему доложить, что в передней дожидалсЯ человек, одетый денщиком и приехавший
узнать о здоровье барышни. Њайор и войсковый писарь тотчас  догадались,  что
это был посланный от ее избавителЯ. Ћба они вышли в переднюю.
     -  Љто таков твой господин? - спросил нетерпеливый Њайор, не дождавшись
еще ни слова от посланного.
     - Џоручик ‹евчинский, - отвечал сей последний.
     - Ђ, знаю, это сын бедной больной вдовы  ‹евчинской,  котораЯ  живет  в
маленьком хуторке, в осьми верстах отсюда, не так ли?
     - ’очно так, ваше высокоблагородие!
     -  ‘кажи  своему поручику, что Я очень, очень благодарю его за спасение
моей дочери, которой жизнь длЯ менЯ дороже моей собственной... ‘кажи ему это
и проси его пожаловать к нам.
     -  ‘лушаю,  ваше  высокоблагородие.  Џоручик, верно, будет у вас, когда
выздоровеет.
     - Љак, разве он болен?
     - „а, со вчерашнего днЯ, ваше высокоблагородие. Ћн приехал  домой  весь
мокрый  и  окостенелый  от холода; рана у него на левой руке только что было
начала подживать, а теперь снова открылась и  разболелась,  так  что  он  не
может  руки  приподнЯть. ‚сю ночь он не уснул ни на волос: не жаловалсЯ и не
охал, а только все бредил в жару. ЃеднаЯ старушка, матушка его, совсем с ног
сбилась. Ђ сегоднЯ утром, только что поручик немножко очнулсЯ, тотчас позвал
менЯ и велел скорее скакать сюда и узнать о здоровье барышни.
     - ‘кажи, что дочери моей легче...
     - Џогоди на минуту, друг  мой,  -   сказал  денщику  войсковый  писарь,
перебив  речь  майорову.-  Ѓарину  твоему  нужна помощь; Я сейчас еду туда с
лекарем. ’ы будешь показывать нам дорогу. - € мигом ‘пирид  ѓордеевич  велел
закладывать  свою колЯску, а сам, вошед в комнату больной, отозвал в сторону
одного из лекарей, взЯв предосторожность, чтобы не  встревожить  ѓаннусю,  и
просил его ехать с ним к благородному, отважному воину, который великодушным
своим самопожертвованием  подвергнул  опасности  собственную  жизнь.  ‹екарь
охотно согласилсЯ оказывать ему все возможные пособиЯ своего искусства.
     Ћни  застали  ‹евчинского  в  сильном  жару горЯчки. Џоложение молодого
человека было  гораздо  опаснее  ѓаннусина,  и  лекарь  надеЯлсЯ  только  на
молодость  и  крепость  сил  больного. Њать его, почтеннаЯ женщина, стараЯ и
хилаЯ, сидЯ у постели  страдальца,  горько  плакала  и  печально  покачивала
головою.  "Ћн  не  вынесет  этой  болезни, - твердила она сквозь слезы, - он
умрет, мое сокровище... а за ним и Я слЯгу в могилу!"
     ЏредчувствиЯ старушки, к счастию, не сбылись. ’вердое сложение сына  ее
и  деЯтельные  пособиЯ  врача переломили болезнь почти в самом ее начале; но
выздоровление ‹евчинского было медленно,  особливо рука его долго  приводила
в  сомнение  лекарЯ,  который  не  раз  видел себЯ в печальной необходимости
лишить больного сей части тела, столь драгоценной длЯ всЯкого человека,  тем
более   длЯ   молодого   воина.   Ќаконец,  счастливые  следствиЯ  здоровой,
неиспорченной крови и здесь оказали спасительное свое действие: не скоро, но
все-таки  рука  ‹евчинского  получила прежнее движение, и рана ее совершенно
затЯнулась.
     Њежду тем ѓаннусЯ выздоравливала гораздо скорее.  Ћна  уже  знала,  кто
спас  ее  от  неизбежной почти смерти, и с благодарными слезами вспоминала о
своем избавителе. Љаждый день посылала  она  наведыватьсЯ  о  состоЯнии  его
здоровьЯ  и  нетерпеливо ждала совершенного его выздоровлениЯ, чтобы во всей
полноте чувства высказать ему благодарность, которую питала к нему  в  своем
сердце...  ЃеднаЯ  девушка!  Ћна еще сама не смела взглЯнуть попристальнее в
свое сердце, не смела  отдать  себе  отчета  в  том,  что  с  благодарностью
совокуплЯлось  другое  чувство, гораздо нежнейшее... Ћбраз ее избавителЯ был
почти неотлучно в ее воображении, наполнЯл каждую мысль, каждую мечту ее: то
видела  она  его  в  церкви,  с  его  благородным, осанливым видом, то снова
встречала последний взор его, которым он безмолвно прощалсЯ с нею по  выходе
из  церкви. ђаз по десЯти на день принималась она расспрашивать своих женщин
о подробностЯх своего избавлениЯ, и с  лицом,  светлевшим  какою-то  детскою
радостью, с каким-то невинным самолюбием думала: "Ќа это он отважилсЯ только
длЯ менЯ... длЯ менЯ одной! Ћн не жалел своей  жизни,  бросилсЯ  в  страшный
омут,  чтоб  избавить  менЯ  от  смерти  или  хоть раз еще взглЯнуть на менЯ
мертвую!" ’ут живо представлЯлась ей та минута, когда ‹евчинский, по  одному
только  ее  имени, слышанному от крестьЯн, понессЯ без всЯкого размышлениЯ в
мутные, клокочущие волны; или та, когда он выносил  ее  на  руках  своих  из
гибельной  хлЯби:  тогда она видела в нем какое-то существо высшее, которому
ни в чем не было препон и которого твердой, решимой воле все уступало,  даже
самые  грозные  силы  природы.  Њожет  быть,  невиннаЯ, простосердечнаЯ дочь
майорова не в  этих  самых  выражениЯх  объЯснЯла  себе,  как  Ћна  понимала
нравственную силу и подвиг самопожертвованиЯ молодого воина; но тем не менее
таковы были ее понЯтиЯ о ‹евчинском, и мы просим извинениЯ у читателей,  что
не  умели  передать  сих  понЯтий проще и естественнее. —тобы сколько-нибудь
приблизитьсЯ к истине, скажем, что милаЯ девушка чувствовала почти суеверное
уважение к своему избавителю.
     ‚о все времЯ болезни ѓаннусиной майор был при ней почти беспрестанно; и
если порою отлучалсЯ  часа  на  два,  особливо  когда  дочери  его  приметно
становилось  легче,  то  в сии отлучки посещал он ‹евчинского. ’огда, сев на
своего доброго конЯ, Њаксим Љириллович летел, по охотничьей своей  привычке,
самою  кратчайшею  дорогой, то есть прЯмиком через горы и долы, в уединенный
хуторок, входил на несколько минут в маленький, скудный  домик  ‹евчинского,
спрашивал о здоровье поручика, с искренним, прЯмым чувством высказывал ему в
сотый раз свою благодарность - и тотчас снова на конЯ и  скакал  в  обратный
путь,  к милой своей ѓаннусе. ‚ эти две недели, протекшие до совершенного ее
выздоровлениЯ, майор почти и не подумал о своих планах обогащениЯ, о поисках
за кладами и обо всем, что относилось к любимой мечте его.
     Њежду  тем  весна наступила; посевы зазеленелись,   пролески зацвели по
лесам, и вешние синички защебетали в сени развивающихсЯ деревьев. Џо  совету
лекарей,  нашедших  чистый,  свежий  весенний  воздух  полезным длЯ здоровьЯ
ѓаннуси, она начала прохаживатьсЯ в саду; и майор как будто бы только  этого
и  ждал. Њысль о кладах снова в нем пробудилась; он чаще прежнего призывал к
себе капрала на тайные совещаниЯ; рукопись была  снова  переписана,  сколько
можно  Яснее  и  безошибочнее,  и  майор  твердил  ее  наизусть, как молодой
школьник свой урок  из  грамматики.  Ќедовольный  еще  обширными  сведениЯми
капрала по части кладознаниЯ, Њаксим Љириллович начал прилежно посещать свою
мельницу, которой плотина была поправлена механиком-жидом, выдавшим себЯ  за
отличного  искусника в строении плотин и в разных таких хозЯйственных делах,
при коих простодушные малороссиЯне предполагают  отчасти  сверхъестественные
знаниЯ.  ’ак,  например,  знающий  мельник,  строитель плотин, пасечник, или
пчеловодец, и некоторые другие подобные им  лица  почитаютсЯ  малороссийским
простолюдием за знахарей или колдунов.
     Њельница в малороссийской деревушке есть род сельского клуба порЯдочных
людей; ибо местом сборища длЯ  молодежи  бывают  вечерницы16,  а  длЯ  гулЯк
всЯкого  возраста  шинок.  Љроме  тех, которые приезжают с мешками зерна длЯ
помола муки, сходЯтсЯ в мельничный амбар все пожилые поселЯне, которым  дома
нечего  делать  или  которые  улучили  досужное  времЯ;  а  такого  времени,
благодарЯ  закоренелой  склонности  к  лени,  у  добрых  малороссиЯн  всегда
найдетсЯ  довольно,  особливо в промежутках от посева до собираниЯ хлеба или
когда пора полевых работ еще не наступила. ‚ этом сельском клубе толкуют они
обо  всем: о домашних делах своих, о новостЯх, которые удалось им слышать, о
деревенских или семейных приключениЯх, о злых панах и судовых,   о  ведьмах,
мертвецах,  кладах  и  тому  подобных диковинках, разнообразЯщих простой, не
богатый происшествиЯми сельский быт  сих  добрых  людей.  ‘метливый  мельник
стараетсЯ  сам  заводить такие сходбища и, подобно трактирщику какого-нибудь
немецкого местечка, бывает обыкновенно первым рассказчиком и балагуром.  ќто
делает  он  и  длЯ  того,  чтобы  приманить  на  свою мельницу большее число
помоль-ников, и  длЯ  того,  что  на  мельнице  обыкновенно  происходЯт  все
крестьЯнские  сделки: продажа друг другу скота или иной какой-либо из статей
сельского хозЯйства, наем земли, работников  и  т.  п.;  а  все  сии  сделки
непременно  кончаютсЯ  магарычом,    который  запивать  приглашаетсЯ  и  сам
мельник. Ќадобно сказать, что жид  €цка  •опылевич  Ќемеровский,    которому
посчастливилось   укрепить  плотину  мельницы  майоровой,  сделал  сей  опыт
глубоких своих познаний в механике, или (скажу в угоду добрых моих землЯков,
малороссиЯн) - опыт своего искусства в тайной науке чародейства, - не даром,
а на весьма выгодных длЯ него условиЯх. Ћн знал, что хорошею денежною платою
от майора поживитьсЯ ему было нельзЯ, потому что сам Њаксим Љириллович давно
уже не видал у себЯ лишней копейки; длЯ сего честный еврей, с  обыкновенными
жидовскими уловками и оговорками, сделал следующее предложение: вместо денег
получать от майора - безделицу, как говорил €цка •опылевич  -  третью  мерку
хлеба,  получаемого  за  помол, и это в продолжение двух лет; да безденежное
позволение содержать шинок на майоровой земле и подле самой  мельницы,  тоже
на  два  года  с  тем,  что  €цка нигде, кроме майоровой винокурни, не будет
покупать вина, а Њаксим Љириллович будет ему делать  на  каждом  ведре  вина
тоже   незначительную,   по  еврейскому  смыслу,  уступку.  Џредложение  сие
заключено было сильными  клЯтвенными  уверениЯми,  что  он,  €цка  •опылевич
Ќемеровский,  поднЯл  при починке плотины такие тЯжкие труды, каких и предки
его, библейской памЯти, не поднимали на землЯной работе  египетской,  и  что
теперь  плотину, по прочности укреплениЯ и по заговору20, который положил на
нее этот честный еврей, не размыло бы  и  новым  всемирным  потопом.  „обрый
майор,  человек  самого  сговорчивого  и  неподозрительного нрава, притом же
небольшой  знаток  в  делах,  требующих  соображений  и  расчет-.дивости,  -
согласилсЯ   на   все,  что  предлагал  ему  честный  еврей  €цка  •опылевич
Ќемеровский.
     ђазумеетсЯ, что жид как участник в мельничном походе  и  ближний  сосед
мельницы  почти  безвыходно  бывал  там; в шинке же была у него праваЯ рука:
жена его ‹ейка,   молодаЯ, проворнаЯ и лукаваЯ жидовка, котораЯ  с  сладкими
своими  речами,  с  вкрадчивыми  взглЯдами и усмешкой и с низкими, вежливыми
поклонами весьма ловко обмеривала добрых поселЯн и приписывала на них лишние
деньги.  ‘идЯ  в  мельничном  амбаре на груде мешков и заложа руки в карманы
черного, долгополого своего платьЯ, запыленного мукою,  жид  €цка  •опылевич
рассказывал  собиравшимсЯ  в мельницу обывателЯм всЯкие чудеса, виденные или
слышанные им по свету; учил их лечить рогатый  скот  такими  лекарствами,  о
которых  знал, что от них не может быть ни худа, ни добра, уверЯл, что умеет
заговаривать змей,  отшеп-тывать  от  укушениЯ  бешеной  собаки  и  добывать
клады...  Њудрено  ли, что все это дошло до чуткого уха майорова? Љапрал, по
старой своей привычке, заглЯдывал иногда в мельницу и, там однажды подслушав
сии  речи  жида,  пересказал  их  майору.  ‚от  причина,  по  которой Њаксим
Љириллович стал учащать  своими  прогулками  на  мельницу,  где,  под  видом
хозЯйственного  присмотра,  часто  он  просиживал  по  целым часам и разными
окольными  путЯми  старалсЯ  выведать  у  жида  тайну  добываниЯ  кладов  Ќо
догадливый  €цка,  вероЯтно, смекнув делом, основал свои расчеты на слабости
помещика, о которой, станетсЯ, и прежде уже знал  он;  посему  и  говорил  о
любимом  коньке  майоровом  с  возможною осторожностию и давал заметить, что
тайна его не даетсЯ даром.
     Њайор, которого природнаЯ нетерпеливость еще более к старости усилилась
охотничьими  его  привычками,  досадовал на упорное молчание жида; но видел,
что увертливого €цку нельзЯ было довести до открытиЯ  своей  тайны  никакими
затейливыми  околичностЯми.  Џосему  Њаксим Љириллович решилсЯ наконец пойти
прЯмою дорогой; но прЯмаЯ дорога к сердцу жида - есть деньги, а их-то  и  не
было  у  нашего  майора.  —то  делать?  за  неимением  денег, он пустилсЯ на
обещаниЯ, даже доходил до того, что предлагал €цке •опылевичу третью долю из
всех добытых кладов. Ќо жид, с которым он имел дело, был прЯмой жид; любимые
его поговорки были: из обещаний не шубу шить, и не сули журавлЯ  в  небе,  а
дай  синицу  в  руки.  ќти пословицы тверже всего он знал и даже лучше всего
выговаривал на польско-малороссийском своем наречии. Љ ним вдобавок он очень
благоразумно  представлЯл  майору,  что  третьЯ долЯ сама по себе, а не худо
иметь что-либо вперед; тем больше-де,  что  клады  доставить  -  не  плотину
строить:  что  при  таком  деле  и  вдосталь  измучишьсЯ в борьбе с лукавым,
который  силитсЯ  отстоЯть  свое  сокровище,  -  и  за  то-де  ему   надобно
поступитьсЯ  кое-чем.  Њаксим  Љириллович  подумал, подумал - и уступил €цке
безнадежно тридцать ведер вина, да подарил ему пару  коз  с  козлЯтами,  что
обыкновенно  составлЯет  сельское  хозЯйство  жида.  „ело было слажено: €цка
•опылевич объЯвил майору, что ему нужно сделать приготовительные заклинаниЯ,
и  длЯ того просил две недели сроку. Њайор на все сотласилсЯ, ожидаЯ верного
успеха от знахарЯ-жида, которого чародейскую силу видел он уже на опыте,  то
есть при укреплении мельничной плотины.
     „ворнЯ  всЯкого  помещика,  самого  мелкопоместного,  есть в малом виде
образчик того, что делаетсЯ в большом и, скажу более, в огромнейшем размере.
„омашнЯЯ  челЯдь  всегда и везде сметлива: она стараетсЯ вызнать склонности,
слабости, самые странности своего господина, умеет  льстить  им  и  чрез  то
подбитьсЯ  в  доверие  и  милость.  ’ак  было  и  в доме Њаксима Љирилловича
Ќешпеты. Џосле старого капрала, ближний  двор  его  составлЯли  хлопцы,  или
псари,  и  пользовались особым благорасположением своего пана. Ќо как нельзЯ
же быть шести любимцам вдруг, то каждый из  них,  наперерыв  перед  другими,
старалсЯ  прислуживатьсЯ  своему господину, угодничать любимому коньку его и
увиватьсЯ ужом перед всем, что усмехаетсЯ будущею милостию. Ћдин из клопцев,
ђидько,    будучи  проворнее  других и подслушав род дверью разговоры своего
пана с капралом,  скорее  всех  доведалсЯ,  о  чем  теперь  хлопотал  Њаксим
Љириллович.  ђидько  начал  усердно расспрашивать обо всем, что только можно
было в селении и в околотке узнать о кладах; и  мало  еще  того:  сам  начал
бродить  по ночам вокруг дома, близ пустырей или старых строений,   в леваде
и в саду майоровом,   и  подмечать,  не  окажетсЯ  ли  там  каких  признаков
скрытого  в земле клада. ‚ сих ночных поисках заметил он однажды в саду, под
старою, дупловатою липой, что-то  белое,  свернувшеесЯ  клубком;  ночь  была
темна,  и  ђидько  не  мог  рассмотреть издали; он стал подходить поближе, и
белый клуб как будто бы приподнЯлсЯ от земли: ђидько Ясно увидел две светлые
точки,  которые горели беловатым огнем, как восковые свечи, - и мигом белого
клубка и светлых точек как не бывало. ќто клад: чему же быть иначе? но клад,
который  не  давалсЯ в руки ђидьку, потому что он не знал никаких заговоров.
…ще не вполне доверЯЯ самому себе, ђидько решилсЯ дожидатьсЯ следующей ночи,
и  когда она наступила, новый искатель кладов пошел на то же место - и опЯть
увидел он белый клубок, и опЯть две светлые точки как будто бросили на  него
две  искры;  но  вслед  за  тем  снова все исчезло. ’еперь не оставалось уже
ђидьку ни малейшего сомнениЯ; он нетерпеливо ждал утра, чтоб объЯвить майору
о  своем  открытии.  Њайор  удивилсЯ  и  обрадовалсЯ,  что ему не нужно было
дальних исканий, когда клад у него был, так сказать, под рукою; но  знаЯ  из
рассказов,  что  клад иногда ЯвлЯетсЯ только по три ночи, не хотел он терЯть
времени и выпустить из рук  предполагаемую  находку.  Џосему  он  немедленно
созвал свой тайный совет,  состоЯвший из капрала ”едора Џокутича и жида €цки
•опылевича;  ђидько как человек, оказавший важную услугу и от которого нужно
было  отобрать  подробные справки об отыскиваемом кладе, также допущен был в
это совещание. Љапрал предложил майору разбить клад с молитвой,  по  примеру
старухи  нищей, о которой он рассказывал; но жид, с лукавою улыбкой, пожимаЯ
плечами и потрЯхиваЯ длинными кудрЯвыми своими пейсиками, заметил, что  этим
средством  много  что  добудешь  один  клад,  а скорее отпугаешь все другие,
которые с того времени перестанут показыватьсЯ искателю. Њайор убедилсЯ этим
сильным  доводом  и  счел  за лучшее во всем положитьсЯ на жида. •итрый €цка
обещал научить майора какому-то заклинанию и длЯ того, отведЯ его в сторону,
проговорил  ему слов с десЯток на неведомом Языке; однако же майор ни за что
не хотел их вытвердить, потому что эти слова, как  он  весьма,  основательно
думал, были еврейские и могли заключать в себе или богохуление, или заклЯтие
на душу говорЯщего их, - и, почему знать?  может  быть,  формальную  присЯгу
служить  сатане  верою  и  правдою! ЌесмотрЯ на все убеждениЯ и клЯтвы жида,
добрый Њаксим Љириллович осталсЯ тверд в своем упрЯмстве, и жид,  за  лишний
десЯток  ведер  вина, уступленных ему майором, договорилсЯ твердить сам свое
заклинание в то времЯ, когда майор станет  бить  по  кладу.  ‘им  окончилось
совещание.
     ’оварищи ђидька, завидуЯ новому любимцу их пана, хотели допытатьсЯ, чем
он вкралсЯ в милость Њаксима Љирилловича. ЏодойдЯ на цыпочках и приложа  ухо
к  дверЯм, они жадно ловили каждое слово, сказанное в светлице май-оровой, и
узнали все дело почти с такою ж подробностию, как и  мы  теперь  его  знаем.
‹юбопытство  и болтливость - два главнейшие порока слуг: в минуту всЯ дворнЯ
Њайорова узнала, что в саду их пана ЯвлЯетсЯ клад и что в этот  самый  вечер
будут  добывать  его;  и каждый из дворовых людей, от первого до последнего,
положил у себЯ на сердце тайком  ЏрокрастьсЯ  в  сад  и  высматривать  из-за
кустов и деревьев, что там будет делатьсЯ.
     –елый  день  прошел  в какой-то суматохе. Ќетерпеливость и беспокойство
Ясно выказывались на лице и в поступках майора; капрал  беспрестанно  бродил
то  по двору, то по саду, то заглЯдывал в комнаты; жид, согнувшись и напустЯ
пейсики себе на лицо (может быть, длЯ  того,  чтоб  на  лице  его  не  могли
прочесть  его  мыслей),  ровным  и  скорым  шагом  каждый час переходил то с
мельницы на господский двор, то с  господского  двора  на  мельницу;  ђидько
суетилсЯ,  чтобы придать себе больше важности в глазах своих товарищей, и не
отвечал на лукавые двусмысленные их вопросы;  хлопцы  переглЯдывались  между
собою,    перешептывались   по   углам,   а   остальнаЯ   дворнЯ   любопытно
присматривалась ко всему, что делалось, и  вслушивалась  во  все,  что  было
сказано.  Ћдна ѓаннусЯ ни о чем не знала и не примечала ничего: она, пожелав
доброго утра отцу своему, после завтрака села за  работу  в  своей  комнате,
которой  окно  было на проселочную дорогу к хутору ‹евчинского, задумалась о
нем, печалилась, что он долго не  выздоравливал;  игла  быстро  вертелась  в
руках  ее,  работа,  можно  сказать, горела, часы летели, и милаЯ девушка не
приметила, как времЯ пронеслось до обеда; тем больше не приметила  она,  что
вокруг нее все было в каком-то суетливом волнении. ‘ердце молодой красавицы,
в минуты уединенной задумчивости, создает в самом себе  мир  отдельный,  мир
фантазии: ему нет тогда дела до мира внешнего, вещественного.
     Ќаступил  вечер;  когда  стемнело на дворе, все дворовые люди Њайоровы,
начинаЯ от хлопцев до ринки, или коровницы, ѓапки,    тихонько  забрались  в
сад,  залегли  в  разных местах, чтоб их не приметили, и, не смеЯ переводить
дух в своих засадах, украдкой оттуда выглЯдывали.  Ћколо  одиннадцати  часов
ночи  ђидько вбежал опрометью в комнату майора, где капрал и жид, чинно стоЯ
по углам и не сводЯ глаз  с  господина,  ожидали  условленной  вести.  Њайор
вскочил с своего места, взЯл большую, тЯжелую палку, которую капрал длЯ него
приготовил, и скорым шагом отправилсЯ в  сад;  за  ним,  прихрамываЯ,  но  с
надлежащей  вытЯжкой,  шел  капрал;  рЯдом  с  сим  последним  подбегал жид,
припрыгиваЯ и твердЯ вполголоса: "‡ух ђаббин, Љаин, Ђбель!" ђидько  заключал
это  ночное  шествие,  несЯ  на  плечах  два  большие  порожние мешка. Њайор
приостановилсЯ,  увидЯ  перед  собою,  шагах  в  двадцати,   что-то   белое,
свернувшеесЯ  в  комок. Ћн осторожно занес палицу свою навзмашь, притаЯ дух,
подкралсЯ к белому привидению - и в тот миг,  когда  жид  громко  вскрикнул:
"‡ух!",  майор  изо  всей  силы  хлопнул... Џронзителъное, оглушающее "мЯу!"
раздалось по саду вслед за ударом - и белый комок, не рассыпаЯсь серебрЯными
рублевиками,  растЯнулсЯ  без  жизни и движениЯ. „омашнЯЯ челЯдь Њайорова не
утерпела и сбежалась отовсюду из засад своих,  услыша  столь  необыкновенный
крик; толстаЯ, приземистаЯ и плосколицаЯ ѓапка Явилась туда из первых...
     -  Ћх!  горе  мне  бедной!   Џан убил мою Њалашку! - вскрикнула ѓапка и
взвыла таким голосом, каким мать плачет по своей дочери.
     - Љой  черт!  —то  ты  мелешь,  стараЯ  дура?  -  то