тив его  доверчивые
глаза и  предупредительное:  "Љонечно,  пожалуйста!"  -  серьезно  и  просто
поЯснила:
     - “ менЯ корсет очень тугой. Ќа теле рубцы потом остаютсЯ.
     - Љонечно, конечно, пожалуйста.
     Ћн слегка отвернулсЯ и опЯть покраснел. € оттого ли, что бессонница так
путала мысли его, оттого ли, что в свои 26 лет он был действительно наивен -
и это "можно" показалось ему естественным в доме, где было все  позволено  и
никто ни у кого не просил разрешениЯ.
     ‘лышно было, как хрустел шелк  и  потрескивали  расстегиваемые  кнопки.
Џотом вопрос:
     - ‚ы не писатель?
     - —то? Џисатель? Ќет, Я не писатель. Ђ что? ‚ы любите писателей?
     - Ќет. Ќе люблю.
     - Ћтчего же? Ћни люди... - он сладко и продолжительно зевнул: -  ничего
себе.
     - Ђ как вас зовут?
     Њолчание и сонный ответ:
     - ‡овите менЯ €... нет, Џетром. Џетр.
     € еще вопрос:
     - Ђ кто же вы? Љто вы такой?
     ‘прашивала  девушка,  тихо,  но  осторожно  и  твердо,  и  было   такое
впечатление от ее голоса, будто она сразу, всЯ, придвинулась к лежащему.  Ќо
он уже не слышал ее, он засыпал. ‚спыхнула на мгновение угасающаЯ мысль и  в
одной картине, где времЯ и пространство слились в одну пеструю груду  теней,
мрака и света, движениЯ и покоЯ, людей и бесконечных и бесконечно вертЯщихсЯ
колес, вычертила все эти два днЯ и две ночи бешеной погони. € вдруг все  это
затихло, потускнело, провалилось -  и  в  мЯгком  полусвете,  в  глубочайшей
тишине представилась одна из зал картинной галереи, где вчера  он  на  целых
два часа нашел покой от  сыщиков.  Ѓудто  сидит  он  на  красном  бархатном,
необыкновенно мЯгком диване и смотрит неподвижно на какую-то большую  черную
картину; и такой покой идет от этой старой, потрескавшейсЯ  картины,  и  так
отдыхают глаза, и так мЯгко становитсЯ мыслЯм, что на несколько  минут,  уже
засыпающий, он начал противитьсЯ сну, смутно испугалсЯ его, как неизвестного
беспокойства.
     Ќо заиграла музыка в зале, запрыгали  толкачиками  коротенькие,  частые
звуки с голыми безволосыми головками, ион подумал: "теперь  можно  спать"  -
сразу крепко уснул. ’оржествующе взвизгнул милый, мохнатый сон, обнЯл горЯчо
- и в глубоком молчании, затаив дыхание, они понеслись в прозрачную,  тающую
глубину.
     ’ак спал он и час и два, навзничь, в той вежливой  позе,  какую  принЯл
перед сном; и праваЯ рука его была в кармане, где ключи и револьвер. Ђ  она,
девушка  с  обнаженными  руками  и  шеей,  сидела  напротив,  курила,   пила
неторопливо коньЯк  и  глЯдела  на  него  неподвижно;  иногда,  чтобы  лучше
разглЯдеть, она вытЯгивала тонкую, гибкую шею, и вместе с этим  движением  у
концов губ ее вырастали две глубокие, напрЯженные складки. ‚ерхнюю  лампочку
он забыл погасить, и при сильном свете ее был ни молодой ни старый, ни чужой
ни близкий, а весь какой-то неизвестный: неизвестные щеки, неизвестный  нос,
загнутый клювом, как у птицы, неизвестное ровное, крепкое, сильное  дыхание.
ѓустые черные волосы на голове были острижены коротко,  по-солдатски;  и  на
левом виске, ближе к глазу,  был  небольшой  побелевший  шрам  от  какого-то
старого ушиба. Љреста на шее у него не было.
     Њузыка в зале то  замирала,  то  вновь  разражалась  звуками  клавиш  и
скрипки, пением и топотом танцующих ног, а она все сидела, курила папиросы и
разглЯдывала спЯщего. ‚нимательно, вытЯнув шею, рассмотрела его левую  руку,
лежавшую на груди: очень широкаЯ в ладони, с крупными пальцами  -  на  груди
она производила впечатление тЯжести, чего-то давЯщего больно;  и  осторожным
движением девушка снЯла ее и  положила  вдоль  туловища  на  кровати.  Џотом
встала быстро и шумно, и  с  силою,  точно  желаЯ  сломать  рожок,  погасила
верхний свет и зажгла нижний, под красным колпачком.
     Ќо он и в этот раз не пошевелилсЯ, и все тем же  неизвестным,  пугающим
своей  неподвижностью  и  покоем  осталось   его   порозовевшее   лицо.   €,
отвернувшись, охватив  колени  голыми,  нежно  розовеющими  руками,  девушка
закинула  голову  и  неподвижно  уставилась  в  потолок  черными   провалами
немигающих глаз. €  в  зубах  ее,  стиснутаЯ  крепко,  застыла  недокуреннаЯ
потухшаЯ папироса.

        III

     —то-то  произошло  неожиданное  и  грозное.  —то-то  большое  и  важное
случилось, пока он спал, - он  понЯл  это  сразу,  еще  не  проснувшись  как
следует, при первых  же  звуках  незнакомого,  хриплого  голоса,  понЯл  тем
изощренным чутьем опасности, которое у него и его товарищей  составлЯло  как
бы особое, новое чувство. Ѓыстро опустил ноги и сел, и уже крепко сжал рукою
револьвер, пока глаза остро и зорко обыскивали розовый туман. € когда увидел
ее, все в той же позе, с прозрачно-розовыми плечами  и  грудью  и  загадочно
почерневшими, неподвижными глазами, подумал: выдала! Џосмотрел  пристальнее,
передохнул глубоко и поправилсЯ: еще не выдала, но выдаст.
     Џлохо!
     ‚здохнул еще и коротко спросил:
     - Ќу? —то?
     Ќо она молчала. “лыбалась  торжествующе  и  зло,  смотрела  на  него  и
молчала - будто уже считала его своим  и,  не  торопЯсь,  никуда  не  спеша,
хотела насладитьсЯ своею властью.
     - ’ы что сказала сейчас? - повторил он, нахмурившись.
     - —то Я сказала? ‚ставай, Я сказала, вот  что.  Ѓудет.  Џоспал.  Ѓудет.
Џора и честь знать. ’ут не ночлежка, миленький!
     - ‡ажги лампочку! - приказал он.
     - Ќе зажгу.
     ‡ажег  сам.  €  увидел  под  белым  светом  бесконечно  злые,   черные,
подведенные глаза и рот,  сжатый  ненавистью  и  презрением.  €  голые  руки
увидел. € всю ее,  чуждую,  решительную,  на  что-то  бесповоротно  готовую.
Ћтвратительной показалась ему эта проститутка.
     - —то с тобою - ты пьЯна? - спросил он серьезно и беспокойно и протЯнул
руку к своему высокому крахмальному  воротничку.  Ќо  она  предупредила  его
движение, схватила воротничок и, не глЯдЯ, бросила куда-то в угол, за комод.
     - Ќе дам!
     - ќто еще что? - сдержанно крикнул он и стиснул руку твердым,  крепким,
круглым, как железное кольцо, пожатием, и тонкаЯ рука бессильно распростерла
пальцы.
     - Џусти, больно! - сказала  девушка,  и  он  сжал  слабо,  но  руки  не
выпустил.
     - ’ы смотри!
     - Ђ что, миленький! ‡астрелить менЯ  хочешь,  да?  ќто  что  у  тебЯ  в
кармане, - револьвер? —то  же,  застрели,  застрели,  пожалуйста,  пришел  к
женщине, а сам спать лег. Џей, говорит, а Я спать буду.  ‘триженый,  бритый,
так никто, думает, не узнает. Ђ в  полицию  хочешь?  ‚  полицию,  миленький,
хочешь?
     Ћна засмеЯлась громко и весело - и действительно  он  с  ужасом  увидел
это: на ее лице была дикаЯ, отчаЯннаЯ радость. ’очно она сходила с ума. € от
мысли, что все погибло  так  нелепо,  что  придетсЯ  совершить  это  глупое,
жестокое и ненужное убийство и все-таки, вероЯтно,  погибнуть  -  стало  еще
ужаснее. ‘овсем белый, но все еще с виду спокойный, все еще решительный,  он
смотрел на нее, следил за каждым движением и словом и соображал.
     - Ќу? —то же молчишь? џзык от страху отнЯлсЯ?
     ‚зЯть эту гибкую змеиную шею  и  сдавить;  крикнуть  она,  конечно,  не
успеет. € не жалко: правда, теперь, когда рукою он удерживает ее  на  месте,
она ворочает головой совершенно по-змеиному. Ќе жалко, но там, внизу?
     - Ђ ты знаешь, ‹юба, кто Я?
     -  ‡наю.  ’ы,  -  она  твердо  и  несколько  торжественно,  по  слогам,
произнесла: - ты революционер. ‚от кто.
     - Ђ откуда это известно?
     Ћна улыбнулась насмешливо.
     - Ќе в лесу живем.
     - Ќу, допустим...
     - ’о-то допустим. „а руку-то не держи. Ќад женщиной все вы умеете  силу
показывать. Џусти!
     Ћн  отпустил  руку  и  сел,  глЯдЯ  на  девушку  с  тЯжелой  и  упорной
задумчивостью. ‚ скулах у него что-то двигалось, бегал  беспокойно  какой-то
шарик, но все лицо было спокойно, серьезно и немного печально. € опЯть он, с
этой задумчивостью своей и печалью, стал неизвестный и, должно  быть,  очень
хороший.
     - Ќу, что уставилсЯ! - грубо крикнула девушка  и  неожиданно  длЯ  себЯ
самой прибавила циничное ругательство.
     Ћн поднЯл удивленно брови, но глаз не отвел,  и  заговорил  спокойно  и
несколько глухо и чуждо, будто с очень большого расстоЯниЯ.
     - ‚от что, ‹юба. Љонечно, ты можешь предать менЯ, и не одна  ты  можешь
это сделать, а всЯкий в этом доме, почти каждый человек  с  улицы.  Љрикнет:
держи, хватай!  -  и  сейчас  же  соберутсЯ  десЯтки,  сотни  и  постараютсЯ
схватить, даже убить. Ђ за что?  ’олько  за  то,  что  никому  Я  не  сделал
плохого, только за то,  что  всю  мою  жизнь  Я  отдал  этим  же  людЯм.  ’ы
понимаешь, что это значит: отдал всю жизнь?
     - Ќет, не понимаю, - резко ответила девушка. Ќо слушала внимательно.
     - € одни сделают это по глупости, другие по злобе. Џотому что, ‹юба, не
выносит плохой хорошего, не любЯт добрых...
     - Ђ за что их любить?
     - Ќе подумай. ‹юба, что Я так, нарочно, хвалю себЯ.  Ќо  посмотри:  что
такое моЯ жизнь, всЯ моЯ жизнь? ‘ четырнадцати лет Я треплюсь по тюрьмам. €з
гимназии выгнали, из дому выгнали - родители выгнали. ђаз чуть не застрелили
менЯ, чудом спассЯ. € вот, как подумаешь,  что  всю  жизнь  так,  всю  жизнь
только длЯ других и ничего длЯ себЯ. Ќичего.
     - Ђ отчего же это ты такой хороший? - спросила девушка  насмешливо;  но
он серьезно ответил:
     - Ќе знаю. ђодилсЯ, должно быть, такой.
     - Ђ Я вот плохаЯ родилась. Ђ ведь тем же местом на свет шла, как и  ты,
- головою! Џоди ж ты!
     Ќо он как будто не слыхал. ‘  тем  же  взглЯдом  внутрь  себЯ,  в  свое
прошлое, которое теперь в словах его вставало перед ним самим так неожиданно
и просто героичным, он продолжал:
     - ’ы подумай: мне двадцать шесть лет, на висках у менЯ уже седина, а  Я
до  сих  пор...  -  он  запнулсЯ  немного,  но  окончил  твердо  и  даже   с
надменностью: - Я до сих пор не знаю женщин. Џонимаешь,  совсем.  €  тебЯ  Я
первую вижу вот так. € скажу правду, мне немного  стыдно  смотреть  на  твои
голые руки.
     ‘нова отчаЯнно заиграла музыка, и от топота ног в зале задрожал  слегка
пол. € кто-то, пьЯный, отчаЯнно гикал, как будто  гнал  табун  разъЯрившихсЯ
коней. Ђ в их комнате было тихо, и слабо колыхалсЯ в розовом тумане табачный
дым и таЯл.
     - ’ак вот, ‹юба, какаЯ моЯ жизнь! - € он  задумчиво  и  строго  опустил
глаза,   покоренный    воспоминаниЯми    о    жизни,    такой    чистой    и
мучительно-прекрасной.
     Ђ она молчала. Џотом встала  и  накинула  на  голые  плечи  платок.  Ќо
встретив его удивленный и словно благодарный  взглЯд,  усмехнулась  и  резко
сдернула платок, и так сделала рубашку, что одна, прозрачно-розоваЯ и нежнаЯ
грудь обнажилась совсем. Ћн отвернулсЯ и слегка пожал плечами.
     - Џей! - сказала девушка. - Ѓудет ломатьсЯ.
     - џ не пью совсем.
     - Ќе пьешь? Ђ Я вот пью! - € она опЯть нехорошо засмеЯлась.
     - ‚от, если папиросочки у тебЯ есть, Я возьму.
     - “ менЯ плохие.
     - Ђ мне все равно.
     € когда брал папиросу, заметил с радостью, что рубашку ‹юба  поправила,
- Явилась надежда, что все еще уладитсЯ. Љурил он плохо, не  затЯгиваЯсь,  и
папиросу держал, как женщина, между двумЯ напрЯженно выпрЯмленными пальцами.
     - ’ы и курить-то не умеешь! - сказала девушка гневно  и  грубо  вырвала
папироску из его рук. - Ѓрось.
     - ‚от ты опЯть сердишьсЯ...
     - „а, сержусь.
     - Ђ за что. ‹юба? ’ы подумав: ведь Я, правда, две  ночи  не  спал,  как
волк бегал по городу. Ќу и выдашь ты менЯ, ну и заберут менЯ - тебе какаЯ от
этого радость? ’ак ведь Я, ‹юба, живой-то еще и не сдамсЯ...
     Ћн замолчал.
     - ‘трелЯть будешь?
     - „а. ‘трелЯть буду.
     Њузыка. оборвалась, но тот дикий, обезумевший от  вина,  продолжал  еще
гикать; видимо, кто-то, шутЯ или серьезно, зажимал ему рот рукою,  и  сквозь
пальцы звук прорывалсЯ еще более отчаЯнным  и  страшным.  ‚  комнатке  пахло
духами, не  то  душистым,  дешевым  мылом,  и  запах  был  густой,  влажный,
развратный; и на одной стене, неприкрытые, висели смЯто  и  плоско  какие-то
юбки и кофточки. € так все это было противно, и так странно  было  подумать,
что это - тоже жизнь и такой  жизнью  люди  могут  жить  всегда,  что  он  с
недоумением пожал плечами и еще раз медленно оглЯнулсЯ.
     - Љак тут у вас... - сказал он  раздумчиво  и  остановилсЯ  глазами  на
‹юбе.
     - Ќу? - спросила она коротко.
     €, взглЯнув на нее, как она стоЯла, он понЯл, что ее надо  пожалеть;  и
как только понЯл, тотчас же искренне пожалел.
     - ЃеднаЯ ты, ‹юба.
     - Ќу?
     - „ай руку.
     €, несколько подчеркиваЯ свое отношение к девушке, как к человеку, взЯл
ее руку и почтительно приложил к губам.
     - ќто ты мне?
     - „а, ‹юба, тебе.
     € совсем тихо, точно благодарЯ его, девушка произнесла:
     - ‚он! ‚он отсюда, болван!
     Ћн понЯл не сразу:
     - —то?
     - “ходи! ‚он отсюда. ‚он.
     Њолча, крупными шагами, она  прошла  комнату,  достала  из  угла  белый
воротничок и бросила его с таким выражением гадливости, точно была это самаЯ
грЯзнаЯ, загаженнаЯ  трЯпка.  €  так  же  молча,  с  видом  высокомериЯ,  не
удостаиваЯ девушки даже взглЯдом, он начал спокойно и медленно  пристегивать
воротничок; но уже в следующую секунду, взвизгнув дико, ‹юба с силою ударила
его по бритой щеке. ‚оротничок покатилсЯ по полу, и сам  он  пошатнулсЯ,  но
устоЯл на ногах. €, страшно бледный, почти синий, но все так же молча, с тем
же видом высокомериЯ и горделивого недоумениЯ, остановилсЯ  на  ‹юбе  своими
тЯжелыми, неподвижными глазами. Ћна  дышала  часто  и  смотрела  на  него  с
ужасом.
     - Ќу?! - выдохнула она.
     Ћн смотрел на нее и молчал. €, совершенно безумнаЯ  от  этой  надменной
безответности,  ужасаЯсь,  терЯЯ  соображение,  как  перед  каменной  глухой
стеною, девушка схватила его  за  плечи  и  с  силою  посадила  на  кровать.
Ќаклонилась близко, к самому лицу, к самым глазам.
     - Ќу что же ты молчишь! —то же ты со мной делаешь,  подлец,  подлец  же
ты. ђуку поцеловал! •вастатьсЯ сюда пришел! Љрасоту свою показывать! „а  что
же ты со мною делаешь, да несчастнаЯ же Я!
     Ћна трЯсла его за плечи, и ее  тонкие  пальцы,  сжимаЯсь  и  разжимаЯсь
бессознательно, как у кошки, царапали его тело сквозь рубашку.
     - †енщин не знал, подлец, да? € это мне смеешь говорить,  мне,  которую
все мужчины... все... ѓде же у тебЯ совесть, что  же  ты  со  мной  делаешь!
†ивой не дамсЯ, да! Ђ Я вот мертваЯ - понимаешь, подлец, мертваЯ Я. Ђ Я  вот
наплюю в твое лицо... Ќа... живой! Ќа, подлец, на! €ди теперь, иди!
     ‘ гневом, которого больше не мог сдерживать, он отшвырнул ее от себЯ, и
затылком она ударилась о стену. Џо-видимому, он уже плохо соображал,  потому
что следующим таким же быстрым и решительным движением он выхватил револьвер
- точно улыбнулсЯ чей-то черный, беззубый, провалившийсЯ рот. Ќо девушка  не
видела ни его оплеванного, мокрого,  искаженного  бешеным  гневом  лица,  ни
черного револьвера. ‡акрыла ладонЯми  глаза,  точно  вдавливаЯ  их  в  самую
глубину черепа, она прошла быстрыми крупными шагами и бросилась  в  постель,
лицом вниз. € тотчас же беззвучно зарыдала.
     ‚ыходило все не то, чего он ждал;  получалась  бессмыслица,  нелепость,
вылезал своей мЯтой  рожей  дикий,  пьЯный,  истерический  хаос.  Џередернув
плечами, он спрЯтал ненужный револьвер и принЯлсЯ ходить по комнате. „евушка
плакала. ЏрошелсЯ еще и еще - девушка плакала. ЋстановилсЯ над нею,  руки  в
карманы,  и  стал  глЯдеть.  ‹ежала  ничком  женщина  и  рыдала  безумно,  в
отчаЯнной, нестерпимой муке, как могут только  рыдать  люди  над  потерЯнной
жизнью, над чем-то большим жизни, потерЯнным навсегда.  ‡аострившиесЯ  голые
лопатки то сходились почти вместе, точно снизу  под  грудь  ей  подкладывали
огонь, горЯчие угольЯ; то раздвигались медленно, словно она уходила куда-то,
к груди прижимала свою тоску и горе свое. Ђ музыка опЯть  играла,  и  теперь
играла она мазурку, и слышно было, как щелкают чьи-то  шпоры.  „олжно  быть,
приехали офицеры.
     ’аких слез он еще не видал л смутилсЯ. ‚ынул зачем-то руки из кармана и
тихо сказал:
     - ‹юба!
     Џлакала ‹юба.
     - ‹юба, о чем ты, ‹юба!
     „евушка ответила что-то, но так тихо, что он не расслыхал. ‘ел возле на
кровать, наклонил стриженую крупную голову и  положил  руку  на  плечи  -  и
безумным трепетом ответила рука на дрожь этих жалких, голых женских плеч.
     - џ не слышу, что ты говоришь... ‹юба!
     € далекое, глухое, налитое слезами:
     - Џодожди уходить... ’ам... приехали офицеры. Ћни тебЯ...  могут...  Ћ,
ѓосподи, что же это такое!
     Ћна быстро села на кровать и замерла, всплеснув  руками,  неподвижно  с
ужасом глЯдЯ в пространство расширенными глазами. ќто был страшный взглЯд, и
продолжалсЯ он одно мгновение. € опЯть девушка лежала ничком  и  плакала.  Ђ
там ритмично щелкали шпоры, и  видимо  чем-то  возбужденный  или  напуганный
тапер старательно отбивал такты стремительной мазурки.
     - ‚ыпей воды, ‹юбочка!.. Ќу выпей, выпей. Џожалуйста...  -  шептал  он,
наклонившись.
     Ќо ухо было закрыто волосами, и, боЯсь, что она не слышит, он осторожно
отвел эти черные,  слегка  вьющиесЯ  прЯди,  сожженные  завивкой,  и  открыл
маленькую, красную, пылавшую раковинку.
     - ‚ыпей, пожалуйста, Я прошу тебЯ.
     - Ќет, не хочу. Ќе надо. Џройдет и так.
     Ћна действительно успокаивалась. Џрекратились рыданиЯ  -  одно,  другое
глухое,  длительное  всхлипывание,  и  плечи  перестали  дрожать   и   стали
неподвижны и задумчивы глубоко. € он тихонько гладил ее, от  шеи  к  кружеву
рубашки, и опЯть.
     - ’ебе лучше, ‹юба?.. ‹юбочка?
     Ћна не ответила, вздохнула протЯжно и, повернувшись, быстро  и  коротко
взглЯнула на него. Џотом спустила ноги и села рЯдом,  еще  раз  взглЯнула  и
прЯдЯми волос своих вытерла ему лицо, глаза.  …ще  раз  вздохнула  и  мЯгким
простым движением положила голову на плечо, а он так же просто  обнЯл  ее  и
тихонько прижал к себе. € то, что пальцы его прикасались к ее голому  плечу,
теперь не смущало его; и так  долго  сидели  они  и  молчали,  и  неподвижно
смотрели перед собою их потемневшие, сразу окружившиесЯ глаза. ‚здыхали.
     ‚друг в коридоре зазвучали  голоса,  шаги;  зазвенели  шпоры,  мЯгко  и
деликатно,  как  это  бывает  только  у  молоденьких  офицеров,  и  все  это
приближалось - и остановилось у их двери. Ћн быстро встал, - а в  дверь  уже
стучал кто-то, сперва пальцами, потом кулаком, и чей-то женский голос  глухо
кричал:
     - ‹юбка, отвори!

        IV

     Ћн смотрел на нее и ждал.
     - „ай платок! - сказала она не глЯдЯ и протЯнула руку.  ‚ытерла  крепко
лицо, громко высморкалась, бросила ему на колени платок и пошла к двери.  Ћн
смотрел и ждал. Ќа ходу ‹юба закрыла электричество, и сразу стало так темно,
что он услыхал свое дыхание, несколько затрудненное. € почему-то  снова  сел
на слабо скрипнувшую кровать,
     - Ќу, что там? —его надо? - спросила ‹юба сквозь дверь, не  отпираЯ,  и
голос у нее был немного недовольный, но спокойный.
     ‘разу, перебиваЯ друг друга, зазвенело несколько женских голосов. € так
же сразу они оборвались,  и  мужской  голос,  как-то  странно  почтительный,
настойчиво стал просить.
     - Ќет, не пойду.
     ЋпЯть зазвенели голоса,  и  опЯть  обрезаЯ  их,  как  ножницы  обрезают
развившуюсЯ елковую нить, заговорил мужской голос,  убедительный,  молодой,
за которым чувствовались  белые,  крепкие  зубы  и  усы,  и  шпоры  звЯкнули
отчетливо, точно говоривший кланЯлсЯ. € странно: ‹юба засмеЯлась.
     - Ќет, нет, не пойду... „а, хорошо, очень хорошо... Ќу  и  пусть  зовут
‹юбовь, а Я все-таки не пойду.
     …ще раз  стук  в  дверь,  смех,  ругательство,  щелканье  шпор,  и  все
отодвинулось от двери и погасло где-то в конце коридора. ‚ темноте,  нащупав
рукою его колено, ‹юба села возле, но головы на плечо  класть  не  стала.  €
коротко поЯснила:
     - Ћфицеры бал устраивают. ‚сех сзывают. Ѓудут котильон танцевать.
     - ‹юба, - попросил он ласково: - зажги, пожалуйста, огонь. Ќе сердись.
     Њолча она встала и повернула рожок. €  уже  не  рЯдом  с  ним  села,  а
по-прежнему на стул против кровати. € лицо у нее было хмурое, неприветливое,
но вежливое как у хозЯйки, котораЯ должна выждать  неприЯтный,  затЯнувшийсЯ
визит.
     - ‚ы не сердитесь на менЯ, ‹юба?
     - Ќет. ‡а что же?
     - џ удивилсЯ сейчас, как вы весело смеЯлись. Љак это вы можете?
     Ћна усмехнулась, не глЯдЯ.
     - ‚есело, вот и смеюсь. Ђ вам нельзЯ сейчас уходить.  Ќужно  подождать,
пока разойдутсЯ офицеры. Ћни скоро.
     - •орошо, подожду. ‘пасибо вам, ‹юба.
     Ћна опЯть усмехнулась.
     - ќто за что же? Љакой вы вежливый.
     - ‚ам это нравитсЯ?
     - Ќе особенно. ‚ы кто по рождению?
     - Ћтец - доктор, военный врач. „ед был мужик. Њы из старообрЯдцев.
     ‹юба с некоторым интересом взглЯнула на него.
     - ‚от как! Ђ креста на шее нет.
     - Љреста? - усмехнулсЯ он. - Њы крест на спине несем.
     „евушка нахмурилась слегка.
     - ‚ы спать хотели. ‚ы бы лучше легли, чем так времЯ проводить.
     - Ќет, Я не лЯгу. џ не хочу теперь спать.
     - Љак хотите.
     Ѓыло долгое и неловкое молчание. ‹юба смотрела  вниз  и  сосредоточенно
вертела  на  пальце  колечко;  он  обводил  глазами  комнату,   каждый   раз
старательно минуЯ взглЯдом девушку, и  остановилсЯ  на  недопитой  маленькой
рюмке с коньЯком. € вдруг с необыкновенной Ясностью, почти  осЯзательностью,
ему представилось, что все это уже было: и эта желтенькаЯ рюмка, и именно  с
коньЯком, и девушка, внимательно оборачивающаЯ кольцо, и он сам - не этот, а
какой-то другой, несколько иной, несколько особенный. € как раз  только  что
кончилась музыка, как и теперь, и было тихое позвЯкивание шпор. Ѓудто он жил
уже когда-то, как-то действовал, и даже  был  очень  важным  в  этом  смысле
лицом, вокруг которого что-то происходило. ‘транное чувство было так сильно,
что он испуганно трЯхнул головою;  и  быстро  оно  исчезло,  но  не  совсем:
осталсЯ легкий, несглаживающийсЯ след потревоженных воспоминаний о том, чего
не было. € затем не раз в течение этой необыкновенной ночи он ловил себЯ  на
том, что, глЯдЯ на какую-нибудь вещь или лицо,  старательно  припоминал  их,
вызывал их из глубокой тьмы прошедшего или даже совсем небывшего.
     …сли бы не знать наверное, он сказал бы, что уже был здесь  однажды,  -
так минутами начинало все это казатьсЯ знакомым  и  привычным.  €  это  было
неприЯтно, так как слегка отчуждало  его  от  себЯ  и  от  своих  и  странно
приближало к публичному дому с его дикой, отвратительной жизнью.
     Њолчать становилось тЯжело. ‘просил:
     - Ћтчего вы не пьете?
     Ћна вздрогнула:
     - —то?
     - ‚ы бы выпили, ‹юба. Ћтчего вы не пьете?
     - Ћдна Я не хочу.
     - Љ сожалению, Я не пью.
     - Ђ Я одна не хочу.
     - џ лучше грушу съем.
     - …шьте. „лЯ того и брали.
     - Ђ вы грушу не хотите?
     „евушка не  ответила  и  отвернулась.  Ќо  поймала  на  своих  голых  и
прозрачно-розовых плечах его взглЯд н накинула на них серый вЯзаный платок.
     - •олодно что-то, - сказала она отрывисто.
     - „а, холодновато, - согласилсЯ он,  хотЯ  в  маленькой  комнатке  было
жарко. € опЯть стоЯло долгое  и  напрЯженное  молчание.  €з  залы  донеслись
громкие, призывные звуки ритурнелЯ.
     - ’анцуют, - сказал он.
     - ’анцуют, - ответила она.
     - ‡а что вы. ‹юба, так рассердились на менЯ... и ударили менЯ?
     - ’ак нужно было, вот и ударила. Ќе убила ведь, чего же  спрашивать?  -
Ћна нехорошо засмеЯлась.
     „евушка сказала: "так нужно". ‘мотрела на него  прЯмо  своими  черными,
окружившимисЯ глазами,  улыбалась  бледно  и  решительно  и  говорила:  "так
нужно". € на подбородке у нее была Ямочка. ’рудно было поверить, что эта  ее
голова - вот эта злаЯ, бледнаЯ голова - минуту назад лежала на его плече.  €
ее он ласкал.
     - ’ак вот как! - сказал он мрачно. ЏрошелсЯ несколько раз  по  комнате,
на шаг не доходЯ до девушки, и, когда сел на прежнее место  -  лицо  у  него
было чужое, суровое и несколько надменное. Њолчал, смотрел, поднЯв брови  на
потолок, на котором играло светлое с розовыми краЯми пЯтно. —то-то  ползало,
маленькое и черное, должно быть, ожившаЯ от тепла, запоздалаЯ, осеннЯЯ муха.
Џроснулась она среди ночи и ничего, наверно,  не  понимает  и  умрет  скоро.
‚здохнул.
     „евушка громко рассмеЯлась.
     - —то вас радует? - холодно взглЯнул он и отвернулсЯ.
     - „а так. Ђ ведь вы действительно похожи на писателЯ. ‚ы не обижаетесь?
Ћн тоже сперва пожалеет, а потом начинает сердитьсЯ, отчего Я не  молюсь  на
него, как на икону. ’акой обидчивый. Ѓудь бы он Ѓогом, ни одной лампадки  бы
не простил... - Ћна засмеЯлась.
     - Ђ откуда вы знаете писателей? ‚едь вы ничего не читаете.
     - Ѓывает один, - коротко ответила ‹юба.
     Ћн задумалсЯ, устремив на девушку неподвижный, тЯжелый, как-то  слишком
спокойно разглЯдывающий взор. Љак человек, проведший жизнь в мЯтеже, он и  в
девушке  смутно  почувствовал  бунтарскую  душу,  и  это  волновало  его   и
заставлЯло искать и догадыватьсЯ: почему именно на него обрушилсЯ ее гнев? €
то, что она имела дело с писателЯми и, вероЯтно, разговаривала с ними, и то,
что она могла держать себЯ иногда так спокойно и с достоинством, и  говорить
так зло, - невольно поднимало ее  и  ее  удару  придавало  характер  чего-то
значительно более серьезного и важного,  чем  простаЯ  истерическаЯ  вспышка
полупьЯной и полуголой проститутки. €, только рассерженный, но нисколько  не
оскорбленный вначале, - теперь, когда прошло уже столько времени,  он  вдруг
минутами начинал оскорблЯтьсЯ - и не только умом.
     - ‡а что вы ударили менЯ, ‹юба? Љогда человека бьют по лицу, то  должны
сказать ему, за что? -  повторил  он  прежний  вопрос  хмуро  и  настойчиво.
“прЯмство и твердость камнЯ были  в  его  выдавшихсЯ  скулах,  тЯжелом  лбу,
давившем глаза.
     - Ќе знаю, - ответила ‹юба так же упрЯмо, но избегаЯ его взглЯда.
     Ќе хотела отвечать. Ћн передернул плечами и снова с упорством  принЯлсЯ
разглЯдывать девушку и соображать. …го мысль в обычное  времЯ  была  туга  и
медленна; но,  потревоженнаЯ  однажды,  она  начинала  работать  с  силою  и
неуклонностью почти механическими, становилась чем-то вроде  гидравлического
пресса, который, опускаЯсь медленно, дробит камни, выгибает железные  балки,
давит людей, если они попадут под него - равнодушно, медленно и неотвратимо.
Ќе оглЯдываЯсь ни направо, ни налево, равнодушный к софизмам, полуответам  и
намекам, он двигал свою мысль тЯжело, даже жестоко - пока не распылитсЯ  она
или не дойдет до того крайнего, логического предела, за  которым  пустота  и
тайна. ‘воей. мысли от себЯ он не отделЯл, мыслил как-то весь, всем телом, и
каждый логический вывод тотчас становилсЯ длЯ него и действенным, - как  это
бывает только у очень здоровых, непосредственных людей, не сделавших еще  из
своей мысли игрушку.
     € теперь, взбудораженный, выбитый из колеи, похожий на большой паровоз,
который среди черной ночи  сошел  с  рельсов  и  продолжает  каким-то  чудом
прыгать по кочкам и буграм - он искал дороги, во что бы то  ни  стало  хотел
найти ее. Ќо девушка молчала и, видимо, вовсе не хотела разговаривать.
     - ‹юба! „авайте поговорим спокойно. Ќадо же...
     - џ не хочу говорить спокойно.
     ЋпЯть!
     - ‘лушайте, ‹юба. ‚ы менЯ ударили, и так Я этого не оставлю.
     „евушка усмехнулась.
     - „а? —то же вы со мной сделаете? Љ мировому пойдете?
     - Ќет. Ќо Я буду ходить к вам, пока вы мне не объЯсните.
     - Њилости просим! •озЯйке доход.
     - Џриду завтра. Џриду...
     € вдруг, почти одновременно с мыслью, что ни завтра, ни послезавтра ему
прийти нельзЯ, - Явилась догадка, даже уверенность, почему девушка поступила
так. Ћн даже повеселел.
     - Ђх, так вот как! ќто вы за  то  ударили  менЯ,  что  Я  пожалел  вас,
оскорбил своею жалостью? „а, глупо вышло... Џравда, Я этого  не  хотел,  но,
быть может, это действительно оскорблЯет. Љонечно, раз вы такой же  человек,
как и Я...
     - ’акой же? - Ћна усмехнулась.
     - Ќу, будет. „авайте руку, помиримсЯ.
     ‹юба опЯть слегка побледнела.
     - ‚ы хотите, что бы Я опЯть вам по роже дала?
     - „а ведь руку, по-товарищески! Џо-товарищески!  искренне,  даже  басом
почему-то, воскликнул он.
     Ќо ‹юба встала и, уже отойдЯ несколько, произнесла:
     - ‡наете что... ‹ибо вы дурак, либо вас действительно мало били!
     Џотом взглЯнула на него и громко расхохоталась:
     - Ќу, ей-богу же, мой писатель! ‘овершеннейший писатель! „а как же  вас
не бить, голубчик вы мой!
     Џо-видимому, слово "писатель" было длЯ нее бранным, и вкладывала она  в
него свой особенный, определенный смысл.  €  уже  с  совершенным,  с  полным
презрением, не считаЯсь с ним, как с вещью, как с  безнадежным  идиотом  или
пьЯным, свободно прошлась по комнате и кинула вскользь:
     - Ђ что, Я тебЯ больно ударила? —его ты хнычешь все?
     Ћн не ответил.
     - Џисатель мой говорит, что Я больно дерусь. Ќо,  может,  у  него  лицо
поблагороднее, а по твоей мужицкой харе сколько ни хлопай, не  почувствуешь?
Ђх, много  народу  Я  по  морде  била,  а  никого  мне  так  не  жалко,  как
писательчика моего. Ѓей, говорит, бей, так мне  и  надо.  ЏьЯный,  слюнЯвый,
бить-то даже противно. ’акаЯ сволочь. Ђ об твою рожу Я даже руку ушибла.  Ќа
- целуй ушибленное.
     Ћна ткнула руку к его губам и снова  быстро  заходила.  ‚озбуждение  ее
росло, и казалось минутами, будто она задыхаетсЯ в чем-то горЯчем:  потирала
себе грудь, дышала  широко  открытым  ртом  и  бессознательно  хваталась  за
оконные драпри. € уже два раза на ходу налила и выпила  коньЯку.  ‚о  второй
раз он заметил ей угрюмо-вопросительно:
     - ‚ы же не хотели пить одна?
     - •арактеру нет, голубчик, - ответила она просто. - „а и  отравлена  Я,
не попью некоторое времЯ, удушье делаетсЯ. Ћт этого и подохну.
     € вдруг, точно теперь только заметив его, удивленно  вскинула  глаза  и
захохотала.
     - Ђ, это ты! ’ут еще, не ушел. Џосиди, посиди!  -  ‘  диким  выражением
глаз она сдернула вЯзаный платок, и снова  зарозовели  ее  плечи  и  тонкие,
нежные руки.
     - € чего-то Я закуталась? ’ут и так жарко, а Я... ќто  Я  его  берегла,
как же, нужно... Џослушайте, вы бы снЯли штаны. ’ут таковские, тут можно без
штанов. Њожет быть, у вас грЯзные кальсоны, так Я вам дам свои. Ќичего,  что
с разрезом? Џослушайте, наденьте! Ќу, миленький, ну, голубчик, ну,  что  вам
стоит...
     Ћна хохотала и, захлебываЯсь от хохота, просила его, протЯгивала  руки.
Џотом быстро соскользнула на пол, стала на колени и, ловЯ его руки, умолЯла:
     - Ќу, голубчик, ну, миленький, Я вам ручки расцелую!..
     Ћн отодвинулсЯ и с угрюмой тоскою сказал:
     - ‡а что вы  менЯ,  ‹юба?  —то  Я  вам  сделал?  џ  так  хорошо  к  вам
отношусь... ‡а что вы менЯ, за что? ђазве Я обидел  вас?  Ќу,  если  обидел,
простите. ‚едь Я совсем в этом, во всех этих делах... несведущ.
     Џередернув презрительно голыми плечами, ‹юба гибко поднЯлась с колен  и
села. „ышала она трудно.
     - ‡начит, не наденете? Ђ жалко, Я бы посмотрела.
     Ћн начал говорить что-то, запнулсЯ и продолжал нерешительно, растЯгиваЯ
слова:
     - Џослушайте, ‹юба... Љонечно, Я... все это пустЯки. € если вы уже  так
хотите, то... можно потушить огонь. Џотушите огонь, ‹юба.
     - —то? - удивилась девушка и широко открыла глаза.
     - џ хочу сказать, - заторопилсЯ он: - что вы женщина, и Я... Љонечно, Я
был неправ... ‚ы не думайте, что это жалость, ‹юба, нет, вовсе  нет...  џ  и
сам... Џотушите огонь, ‹юба.
     ‘мущенно улыбнувшись, он протЯнул к ней руки  с  неуклюжей  ласковостью
человека, который никогда не  имел"  дела  с  женщинами.  €  увидел:  сцепив
напрЯженно пальцы, она поднесла их к подбородку и точно всЯ  превратились  в
одно огромное, задержанное в поднЯтой груди дыхание. €  глаза  у  нее  стали
огромные, и смотрели они с ужасом, с тоской, с невыносимым презрением.
     - —то вы, ‹юба? - отшатнулсЯ он.
     € с холодным ужасом, почти тихо, она произнесла, не разжимаЯ пальцев:
     - Ђх, негодЯй! Ѓоже мой, какой же ты негодЯй!
     €, багрово-красный от стыда, отвергнутый,  оскорбленный  тем,  что  сам
оскорбил, он топнул ногою и бросил в широко открытые глаза, в их  безбрежный
ужас и тоску, короткие, грубые слова:
     - Џроститутка! „рЯнь! Њолчи!
     Ќо она тихо качала головою и повторЯла:
     - Ѓоже мой! Ѓоже мой, какой же ты негодЯй!
     - Њолчи, дрЯнь! ’ы пьЯна. ’ы с ума сошла. ’ы думаешь,  мне  нужно  твое
поганое тело. ’ы думаешь, длЯ такой Я себЯ берег, как ты. „рЯнь,  бить  тебЯ
надо! - Ћн размахнулсЯ рукою, чтобы дать пощечину, но не ударил.
     - Ѓоже мой! Ѓоже мой!
     - € их еще жалеют! €стреблЯть их надо, эту мерзость,  эту  мерзость.  €
тех, кто с вами, всю эту  сволочь...  €  это  обо  мне,  обо  мне  ты  смела
подумать! - Ћн крепко сжал ее руки и бросил ее на стул.
     - •ороший! „а? •ороший? - хохотала она в восторге,  будто  обрадовалась
безмерно.
     - „а, хороший! —естный всю жизнь!  —истый!  Ђ  ты?  Ђ  кто  ты,  дрЯнь,
зверюка несчастнаЯ?
     - •ороший! - упивалась она восторгом.
     - „а, хороший. Џослезавтра Я пойду на смерть длЯ людей, а ты - а ты? ’ы
с палачами моими спать будешь. ‡ови сюда своих офицеров. џ брошу им тебЯ под
ноги: берите вашу падаль. ‡ови!
     ‹юба медленно встала. € когда он, бурно взволнованный, гордый, с широко
раздувающимисЯ ноздрЯми, взглЯнул на нее, то встретил такой же гордый и  еще
более презрительный взглЯд. „аже жалость как  будто  светилась  в  надменных
глазах проститутки, вдруг чудом поднЯвшейсЯ на ступень невидимого престола и
оттуда с холодным и строгим вниманием  разглЯдывавшей  у  ног  своих  что-то
маленькое, крикливое и жалкое. “же не  смеЯлась  она,  и  волнениЯ  не  было
заметно, и глаз невольно искал ступенек, на которых стоит она, - так  сверху
вниз умела глЯдеть эта женщина.
     - ’ы что? - спросил он отступаЯ, все еще Яростный, но уже.  поддающийсЯ
влиЯнию спокойного, надменного взглЯда.
     € строго, с зловещей убедительностью, за которой чувствовались миллионы
раздавленных жизней, и  морЯ  горьких  слез,  и  огненный  непрерывный  бунт
возмущенной справедливости - она спросила:
     - Љакое же ты имеешь право быть хорошим, когда Я - плохаЯ?
     - —то? - не понЯл он сразу, вдруг ужаснувшись пропасти, котораЯ у самых
ног его раскрыла свой черный зев.
     - џ давно тебЯ ждала.
     - ’ы менЯ ждала?
     - „а. •орошего ждала. ЏЯть лет ждала, может,  больше.  ‚се  они,  какие
приходили, жаловались, что подлецы они. „а подлецы они и есть. Њой  писатель
говорил сперва, что хороший, а потом созналсЯ, что тоже подлец. ’аких мне не
нужно.
     - —его же тебе нужно?
     - ’ебЯ мне нужно, миленький. ’ебЯ. „а, как раз такой. - Ћна внимательно
и спокойно оглЯдела его с ног до  головы  и  утвердительно  кивнула  бледной
головой. - „а. ‘пасибо, что пришел.
     …му, ничего не боЯвшемусЯ, вдруг стало страшно.
     - —его же тебе надо? - повторил он, отступаЯ.
     - Ќадо было хорошего ударить, миленький,  настоЯщего  хорошего.  Ђ  тех
слюнтЯев и бить не стоит, руки только марать. Ќу вот и ударила, можно теперь
и ручку себе поцеловать. ЊилаЯ ручка, хорошего ударила!
     Ћна засмеЯлась и  действительно  погладила  и  трижды  поцеловала  свою
правую руку. Ћн дико смотрел на нее, и мысли его,  такие  медленные,  теперь
бежали с отчаЯнной быстротою; и уже приближалось,  словно  чернаЯ  туча,  то
ужасное и непоправимое, как смерть.
     - ’ы что сказала... —то ты сказала?
     - џ сказала: стыдно быть хорошим. Ђ ты этого не знал?
     - Ќе знал, - пробормотал он, вдруг глубоко задумавшись и даже как будто
забывши про нее. ‘ел.
     - Ќу вот, узнай.
     ѓоворила она спокойно, и только по тому, как ходила под рубашкой грудь,
заметно было глубокое волнение, сдушенный тысЯчеголосый крик.
     - Ќу, узнал?
     - —то? - очнулсЯ он.
     - “знал, говорю?
     - Џогоди!
     - Џогожу, миленький. ЏЯть лет  ждала,  а  теперь  пЯть  минуток  да  не
погодить!
     Ћна опустилась на стул и, точно в предчувствии какой-то  необыкновенной
радости, заломила голые руки и закрыла глаза:
     - Ђх, миленький, миленький ты мой!..
     - ’ы сказала, стыдно быть хорошим?
     - „а, миленький, стыдно.
     - ’ак ведь это!.. - Ћн в страхе остановилсЯ.
     - ’о-то и есть. €спугалсЯ? Ќичего, ничего. ќто сначала только страшно.
     - Ђ потом?
     - ‚от останешьсЯ со мною и узнаешь, что потом.
     Ћн не понЯл.
     - Љак останусь?
     “дивилась, в свою очередь, девушка:
     - „а разве теперь, после этого, тебе можно  куда-нибудь  идти?  ‘мотри,
миленький, не обманывай. ‚едь не подлец же ты, как другие, Ђ хороший  -  так
останешьсЯ, никуда не пойдешь. Ќедаром же Я тебЯ ждала.
     - ’ы с ума сошла! - сказал он резко.
     Ћна строго поглЯдела на него и даже погрозила пальцем.
     - Ќехорошо. Ќе говори так. ђаз  пришла  к  тебе  правда,  поклонись  ей
низко, а не говори: ты с ума сошла. ќто  мой  писатель  говорит:  ты  с  ума
сошла! - так на то он и подлец. Ђ ты будь честный.
     - Ђ вдруг не останусь? - мрачно усмехнулсЯ он побелевшими искривленными
губами.
     - ЋстанешьсЯ! - сказала она с уверенностью. - Људа  тебе  идти  теперь?
’ебе некуда идти. ’ы честный. “ подлеца дорог много, а у честного одна.  ќто
Я еще тогда понЯла, как ты мне руку поцеловал. „урак, думаю, а  честный.  ’ы
не обижаешьсЯ, что Я дураком  тебЯ  сочла?  „а  ты  сам  виноват.  ‡ачем  ты
невинность  свою  мне  предлагал?  „умал:  дам  ей  невинность  мою,  она  и
отступитсЯ. Ђх, дурачок, дурачок! ‘перва  Я  даже  обиделась:  что  же  это,
думаю, даже за человека не  считает;  а  потом  вижу,  что  и  это  тоже  от
хорошести от твоей. € так ты рассчитывал: отдам ей невинность и оттого,  что
отдам, стану Я еще невиннее, и получитсЯ у менЯ  вроде  как  бы  неразменный
рубль. џ его нищему, а он ко мне назад. џ его нищему, а  он  ко  мне  назад.
Ќет, миленький, этот номер не пройдет.
     - Ќе пройдет?
     - Ќе-е-т, миленький, - протЯнула она: - не на дуру напал.  џ  купцов-то
этих достаточно насмотрелась: награбит миллионы, а потом  даст  целковый  на
церковь да и думает, что прав. Ќет, миленький, ты мне всю  церковь  построй.
’ы мне самое дорогое дай, что  у  тебЯ  есть,  а  то  невинность!  Њожет,  и
невинность-то  только  потому  и  отдаешь,  что  самому  не   нужна   стала,
заплесневела. Ќевеста у тебЯ есть?
     - Ќет.
     - Ђ будь невеста и жди она тебЯ завтра с цветами, да с поцелуЯми, да  с
любовью - отдал бы невинность или нет?
     - Ќе знаю, - сказал он задумчиво.
     - ‚от то-то и есть. ‘казал бы: лучше жизнь  мою  возьми,  а  честь  мою
оставь! —то подешевле, то и отдаешь. Ќет, ты мне самое дорогое отдай, такое,
без чего сам не можешь жить, вот!
     - „а зачем Я отдам? ‡ачем?
     - Љак живем? „а все затем же, чтобы стыдно не было.
     - ‹юба, - воскликнул он в удивлении: - послушай, да ведь ты сама...
     - •орошаЯ, хочешь сказать? ‘лыхала и это. Ћт писательчика моего не  раз
слыхала. ’олько это, миленький,  неправда.  ‘амаЯ  Я  настоЯщаЯ  девка.  ‚от
останешьсЯ, узнаешь.
     - „а не останусь же Я! - крикнул он сквозь зубы.
     - Ќе кричи, миленький. Љриком против правды ничего не сделаешь.  Џравда
как смерть - придет, так принимай, какаЯ  ни  на  есть.  ‘  правдой  тЯжело,
миленький, встретитьсЯ, по себе знаю, - и шепотом, глЯдЯ ему прЯмо в  глаза,
добавила: - Ѓог-то ведь тоже хороший!
     - Ќу?
     - Ѓольше ничего... ‘ам понимай, а Я ничего говорить  не  стану.  ’олько
вот уже пЯть лет, как в церкви не была. ‚от она, правда-то!
     Џравда, какаЯ правда? —то это еще за новый, неизвестный ужас,  которого
не знал он ни перед лицом смерти, ни перед лицом самой жизни? Џравда!
     ‘куластый, крепкоголовый,  знающий  только  "да"  и  "нет",  он  сидел,
опершись головою о руки, и медленно переводил глаза,  будто  с  одного  краЯ
жизни до другого краЯ ее. € распадалась жизнь, как плохо склеенный  запертый
Ящичек, попавший под осенний дождь, и  в  жалких  обломках  ее  нельзЯ  было
узнать  недавнего  прекрасного  целого,  чистого  хранилища  души  его.   Ћн
вспоминал милых, родных людей, с которыми он  жил  всю  жизнь  и  работал  в
дивном единении радости и  горЯ,  -  и  они  казались  чужими,  и  жизнь  их
непонЯтной, и работа их бессмысленной. ’очно  вдруг  взЯл  кто-то  его  душу
мощными руками и  переломил  ее,  как  палку  о  жесткое  колено,  и  далеко
разбросил концы. ’олько несколько часов он здесь; только несколько часов  он
оттуда, - а кажетсЯ,  будто  всю  жизнь  он  здесь,  против  этой  полуголой
женщины, слушает далекую музыку и треньканье шпор, и не уходил никуда. €  не
знает, вверху он или внизу, - знает только, что он против, мучительно против
всего того, что только что, еще сегоднЯ днем, составлЯло  его  жизнь  и  его
душу. ‘тыдно быть хорошим.
     ‚спомнил книги по которым училсЯ жить, и улыбнулсЯ, горько. Љниги!  ‚от
она, книга - сидит с  голыми  руками,  с  закрытыми  глазами,  с  выражением
блаженства на  бледном,  измученном  лице  и  ждет  терпеливо.  ‘тыдно  быть
хорошим... € вдруг с тоскою, с ужасом, с невыносимой болью он  почувствовал,
что та жизнь кончена длЯ него навсегда, что уже не может  он  быть  хорошим.
’олько этим и жив, что хороший, только  этому  и  радовалсЯ,  только  это  и
противопоставлЯл и жизни и смерти, - и этого нет,  и  нет  ничего.  ’ьма.  €
останетсЯ ли он здесь, и вернетсЯ ли он назад, к своим  -  у  него  уже  нет
своих. ‡ачем пришел он в этот