 обнЯла  подругу,  пылко  целуЯ  ее  в  обе щеки.  - ’ебе говорил
кто-нибудь про твои бархатистые щечки, ну, прЯмо как у дитенка? Ќикто?
’ак и знала, они дураки лопоухие. “беждаюсь в этом с каждым днем!
     - „а кто они?
     - Њужчины, парни, ребЯта, в общем малость одичалый пол. ’олько не
пареньки - ненавижу это слово,  а оно,  как назло, повсюду - в стихах,
книгах,    газетах.    Џаренек   -   это   что-то   пренебрежительное,
снисходительное.  Њне так и представлЯетсЯ небольшого  роста  юноша  с
глуповатым, ребЯчьим лицом.
     - ‘огласна!   „осадно,   что   писатели   путают    нежность    и
снисходительность.  Њне  кажетсЯ,  что  Я  в  самую интимную минуту не
смогла бы суженого назвать пареньком. Ћн же должен быть боец и рыцарь,
а тут...
     “ станции метро ђита весело попрощалась с подругой.
     - Џридешь к нам на той неделе?  - вспомнила она уже перед дверЯми
входа.
     - Џочему это вдруг? - удивилась ‘има.
     - ‚ субботу  €ван  ђодионович  кончает  какие-то  опыты  с  нашим
гостем,  сибирским  охотником  ‘елезневым.  …го  дочь  €рина ‘елезнева
умолЯла во что бы то ни стало притащить  тебЯ.  €  вообще  надо  тебе,
наконец,  побывать  у  менЯ.  ‘ловом,  ты  придешь,  на  этот  раз  не
отвертишьсЯ, не выйдет. Ђ то смотри, упрошу €вана ђодионовича тебЯ так
вот, как „ерагази!
     € ђита проскочила в дверь так стремительно, что пытавшийсЯ влезть
вперед нее молодой человек испуганно отшатнулсЯ.
     ‘има медленно направилась домой пешком,  неотступно раздумываЯ  о
невероЯтном, только что происшедшем на ее глазах.
     ‘ тех пор как ‘има встретилась с  ѓириным,  она  стала  верить  в
необычайные возможности людей.  ‘има стала замечать,  прислушиватьсЯ к
многому,  мимо чего прежде проходила.  Ќо  сегоднЯшнЯЯ  скрытаЯ  битва
потрЯсла ее.  ‘има понимала, что ѓирин и „ерагази люди исключительные,
обладающие  природным  даром,  усиленным  и  отточенным   сознательным
упражнением.  Ћднако сколько их, может быть, самих того не знающих или
не умеющих  объЯснить  свое  непостижимое  влиЯние  на  других  людей?
„еревенские знахари,  иногда совершающие внушением реальные исцелениЯ.
‘ектанты,  на  удивление  всем  умеющие  опутывать  и  увлекать  даже,
казалось  бы,  трезвых,  здравомыслЯщих  людей.  †уликоватые медиумы у
спиритов.
     ‘име припомнилось  спокойное,  чуть  насмешливое  лицо  ѓирина  и
когда-то сказаннаЯ им фраза: "€ все же нельзЯ придавать этому (то есть
дару  внушениЯ) слишком большое значение в общественной жизни,  потому
что дар гипноза - редкий.  ‘ознательные или бессознательные,  подобные
ЯвлениЯ  не  могут  быть  массовыми.  Ђ  то  тысЯчи  людей  немедленно
постараютсЯ оправдать свою безответственность внушением,  которому они
Якобы подверглись".
     "ќто так,  - мысленно возразила ѓирину ‘има,  - и все  же  нельзЯ
простить  даже  одной-единственной  искалеченной жизни.  ЌезримаЯ цепь
протЯгиваетсЯ между многими людьми,  свЯзываЯ их поступки и их судьбы,
и каждый пустЯчный случай может иметь далекие последствиЯ".

     - Ѓоже мой,  боже мой, - €вернева морщилась, как от сильной боли,
- ни за что бы не подумала.  ‡ачем вдруг понадобились мы ее  хозЯевам?
—то у нас есть такое,  что не было бы известно в науке, в ђоссии? ’вой
отец никогда не вел никаких тайных дел и прежде,  в царское  времЯ,  и
когда работал длЯ ‘оветской власти.  —то мог найти Њаксимилиан,  чтобы
унести в могилу?  „вадцать лет прошло с его смерти и  почти  сорок  со
времени азиатских путешествий.  ‡а это времЯ множество геологов прошло
по его путЯм, сделаны новые открытиЯ.
     - ’ы совершенно права,  мама!  “ менЯ такое чувство, словно нечто
темное наброшено на памЯть отца.
     - Ђ ты советовалсЯ с ‹еонидом Љирилловичем?
     - Ѓез конца ломали голову.  Џеребрали все полевые материалы папы.
’ак или иначе, но тревога поднЯта, и, очевидно, они это понЯли.
     - Џочему ты знаешь?
     - „ерагази  пробыл  в  ‹енинграде  всего  три часа и,  пока Я его
разыскивал, улетел в ‘токгольм. Ќить оборвалась, а Я хотел услышать от
него самого,  что ему надо от нас. € предложить свою помощь в обмен на
сведениЯ о ’ате. ќто мне посоветовали.
     - —то еще хочешь узнать, мой мальчик? „лЯ менЯ в тысЯчу раз легче
было бы знать,  что она на самом деле кого-то полюбила, что ее жизнь с
нами не была сплошным притворством.
     - Ђ Я не уверен, что это так!
     - ‚се  равно!  …ще  горше  думать  о  ее очаровании,  несомненных
достоинствах, всестороннем умении и сознавать, что все это лишь высшаЯ
тренировка подосланного агента темных дел.  ‚ наш дом, пусть маленький
и бедный, но чистый, вошло, вползло... о-ох!
     €вернев опустилсЯ   на   колени  перед  креслом,  целуЯ  и  гладЯ
похудевшую руку матери.
     - ‡наешь,   мама,   Я   думал...   ’ам,   в  Њоскве,  есть  такой
замечательный  врач-психолог.  Ћн  выЯснил,  что  профессор   „ерагази
гипнотизер  и  он  едва не увлек дочку Ђндреевых - ђиту,  не знаю уж с
какими целЯми.  “ этих двойных людей всегда будешь ожидать какого-либо
особого намерениЯ, даже там, где его нет.
     - € ты думаешь, что она?.. - встрепенулась €вернева.
     - Ќе  знаю,  не  знаю...  Ќо  мне  в  Њоскве много рассказывали о
способах,  какими  можно  заставить  человека  отдать  душу  черту.  ‚
особенности девушку,  молодую женщину. …сть целый рЯд гнусных способов
ее опозорить,  унизить, запугать и затем послать на темные дела. € чем
дальше,  тем  прочнее  запутываетсЯ  сеть,  и жертве кажетсЯ,  что нет
выхода!
     - Ќо ведь,  кажетсЯ, сейчас законы куда более мудрые. ’ак чего же
боЯтьсЯ?
     - “ них сложнаЯ, продуманнаЯ система.
     - “ тебЯ есть какие-нибудь планы, где искать ’ату?
     - ’олько один. € ты сейчас укрепила менЯ в этом намерении. џ хочу
опубликовать в газете - нашей "Џравде"  или  "‚ечернем  ‹енинграде"  -
рассказ  под  названием  "„ар  ЂлтаЯ".  ‚  нем  описать ’ату и дать ей
понЯть,  что Я...  мы с тобой не считаем ее погибшей и  не  собираемсЯ
мстить.  Ќаоборот,  мы ждем ее, поможем вернутьсЯ к жизни без страха и
преступлениЯ.  € если она такаЯ,  как мне кажетсЯ,  если  Я  правильно
прочитал ее сердце,  она не может быть тЯжкой преступницей. Ћна поймет
и придет,  а мы...  защитить ее помогут друзьЯ.  …сли только  она  еще
здесь. —итает она много!
     - Њне нравитсЯ твой план, но...
     - ‘омневаешьсЯ, сумею ли Я написать рассказ, такой, чтобы принЯли
к печати?  ’ы низкого мнениЯ о собственном сыне! џ все же не настолько
невежествен,  чтобы считать,  будто сделатьсЯ писателем - раз плюнуть,
стоит только взЯтьсЯ.  Ќет,  Я пойду к  крупному  писателю  с  богатой
фантазией,  расскажу ему в общих чертах и упрошу написать длЯ менЯ.  €
если он добрый человек - а хороший писатель не может не  быть  добрым,
то он возьмет менЯ в соавторы.  „лЯ того чтобы ’ата понЯла рассказ как
объЯвление, как призыв к ней, надо и мою фамилию в заголовке.
     - —то ж,  Я благословлЯю,  пробуй. ’олько ты уедешь на год, а как
же, если ’ата?.. •отЯ Я и не очень надеюсь, что она здесь!
     - ’ак ведь остаешьсЯ ты, мама. € еще ‘олтамурад и ѓлеб.
     - „а,  вот еще одно.  ‡автра ты  собираешьсЯ  смотреть  фонды  во
‚‘…ѓ…€.  Ђ ты заглЯнул в личные бумаги отца?  ’ы его сын, тоже геолог,
может быть, исполнитель его надежд, мечты?
     €вернев покраснел   и  опустил  голову,  не  ответив  матери.  ’а
снисходительно пожала плечами.
     - —то ж,  может быть, так надо. Њолодежь находит безмерно скучным
всЯкую  попытку  понЯть  старших,  не  умеЯ  уловить  в  сохранившихсЯ
обрывках жизни своих ушедших "предков",  как вы нас называете, главные
думы,  мечты,  ожиданиЯ и радости.  ’олько после тЯжелых потрЯсений вы
приходите  к  следам  нашей  жизни  чуткими  и  просветленными.  ’огда
раскрываетсЯ перед вами мать или отец совсем другие, и оказываетсЯ, вы
их  совсем  не  знали.  …сли  это  были хорошие люди,  то пережитое из
далекого прошлого оказываетсЯ  сильной  поддержкой...  твой  отец  был
хорошим человеком, Њстислав!

     ЏозднЯЯ ночь  застала Њстислава за письменным столом,  склоненным
над пачкой старых записных книжек и тетрадей  Њаксимилиана  ”едоровича
€вернева.    Џотертые   холщовые   переплеты   с   тиснеными   буквами
дореволюционных пикетажных тетрадок,  слипшиесЯ черные полевые  книжки
из плохой клеенки тридцатых годов.  Џобуревшие, еще сохранившие тонкую
лессовую пыль в сгибах страниц спутников среднеазиатских  путешествий.
‡атертые  листки торопливых записей с каплЯми пота и еще не выцветшими
следами крови от раздавленной мошки - свидетели  трудовых  походов  по
парной  от  зноЯ  тайге  „альнего  ‚остока с целыми облаками комарьЯ и
гнуса.
     ќто не  была  рабочаЯ  документациЯ исследований,  которую каждый
геолог обЯзан передавать в начисто  переписанном  виде  в  специальные
хранилища, где исключаетсЯ случайнаЯ их утрата. Ќекоторые черновики, а
больше всего короткие записи, которые путешественник вел длЯ себЯ.
     Ћни больше всего касаютсЯ расходов и расчетов, проектов маршрута,
вычислениЯ времени и провианта, груза и потребного транспорта.
     ‡аписи разговоров  с проводниками,  со сведущими местными людьми,
каких-либо особенных впечатлений,  услышанных песен или легенд. €ногда
просто тоскливаЯ строчка о неудаче, опасении не выполнить намеченного,
долгой разлуке с близкими.  € все это в коротких,  отрывистых,  иногда
недописанных фразах трудночитаемым, торопливым почерком.
     €вернев пыталсЯ уловить что-либо необычайное,  заметку о каком-то
особенном открытии,  которое могло заинтересовать чужих людей,  далеко
за пределами нашей страны и много лет спустЯ,  настолько,  что они  не
поскупились на крупные расходы.
     Ќо скоро он забыл обо всем, увлеченный все Яснее обрисовывавшейсЯ
работой геолога прежних лет,  которую он смог прочувствовать до конца,
лишь сам будучи таким же геологом.  ”отографий было совсем  немного  -
пожелтевших  от времени контактных отпечатков.  Ќикакое воображение не
могло подсказать молодому геологу, какой труд требовалсЯ длЯ получениЯ
каждого  снимка,  каким тЯжелым грузом ложилсЯ на и без того оттЯнутые
снарЯжением плечи  неуклюжий  аппарат  с  дюжиной  запасных  кассет  и
стеклЯнными  пластинками.  Љак  трудно  оперировать  с ними в жестокий
сибирский мороз или  при  малой  чувствительности  пластинок  добитьсЯ
удачного  снимка  в  пасмурные  дни  или  с  быстро  идущей лодки.  Ќе
догадываЯсь об этом, €вернев решил, что фотографирование вообще еще не
получило   распространениЯ  и  путешественники  больше  полагались  на
зарисовки и отличную зрительную памЯть.
     ‚се же снимки пробуждали воспоминаниЯ о похожих местах, где бывал
он сам, и тогда трудности и тревоги на пути отца становились еще ближе
к сердцу.  Њногое ускользало от образного представлениЯ геолога второй
половины века - и запасные крючьЯ с цепЯми длЯ артиллерийских  вьючных
седел,  опасность  прохода  порогов  на  ленских  лодках,  достоинства
улимагды - нанайской лодки на широких ветровых просторах Ђмура, приемы
срочного  ремонта  оморочек - берестЯных гольдских каноэ,  обращение с
педометрами и шагосчетами. Љак ковать лошадей длЯ пустыни и длЯ болот,
подшивать кошмой потрескавшиесЯ от адской жары ступни верблюда. Њногое
стало  ненужным  при  аэрофотосъемке,  вертолетах,  резиновых  лодках,
моторках, рациЯх и автомобилЯх.
     Ќо, странное  дело,  при  всем   несовершенстве   и   медленности
передвижениЯ  геолог  двадцатых-тридцатых годов гораздо меньше зависел
от случайностей, чем его потомки шестидесЯтых. „иалектика жизни вела к
тому,  что,  вынужденный брать в длиннейшие многомесЯчные маршруты все
необходимое  с  караванами  в  тридцать-сорок  лошадей,   с   тЯжелыми
сплавными карбасами,  геолог старшего поколениЯ был подлинным хозЯином
тайги или пустыни, пусть медленно, но настойчиво проламывавшимсЯ через
недоступные и неизведанные "белые пЯтна". Ќи пожары, ни наводнениЯ, ни
стечение случайных обстоЯтельств не могли остановить  дружной  горстки
людей,  закаленных  и  взиравших на трудности со спокойствием истинных
детей природы.
     Ђ что касаетсЯ медленности передвижениЯ,  то она компенсировалась
вдумчивым наблюдением в продолжительном  маршруте.  ѓеолог  постепенно
"вживалсЯ" в открывавшуюсЯ передним страну.
     €вернев мог проследить,  как страница за  страницей  нанизывалось
друг  на  друга  одно  соображение за другим,  как возникали различные
варианты гипотез,  тут же  на  пути  проверЯЯсь  и  отмираЯ,  пока  не
выкристаллизовывалось  построение,  настолько  широкое,  продуманное и
Ясное,  что  до  сих  пор,  проходЯ  теми  же  путЯми,  новые  геологи
поражаютсЯ точности карт и широте геологической мысли полвека назад.
     €верневу передалось скромное мужество тех,  кто уходил за  тысЯчи
километров  в  труднодоступные  местности,  без врача,  без радио,  не
ожидаЯ никакой помощи  в  случае  серьезного  несчастьЯ,  болезни  или
травмы.   ‚первые   ощутил   он  великую  ответственность  начальников
экспедиций прошлого,  обЯзанных  предусмотреть  все,  найти  выход  из
любого  положениЯ,  потому что за их плечами стоЯли жизни доверившихсЯ
им людей,  которые зачастую вовсе не представлЯли себе всех опасностей
похода.  €  самым  поразительным было ничтожное количество трагических
несчастий.  Ћпытны  и  мудры  были  капитаны  геологических   кораблей
дальнего  плаваниЯ!  ”регатами  парусного  века представились €верневу
геологические партии тайги и пустынных гор в те далекие годы.
     ЌесмотрЯ на   устарелые  приемы,  несовершенство  инструментов  и
медлительные темпы прошлого,  отца и  сына  свЯзывало  одно  и  то  же
стремление  к  исследованию,  раскрытию  тайн  природы путем нелегкого
труда.  ’руда не угнетающего,  не трагического и надрывного, как любЯт
изображать  геологов  в  современном  кино,  книгах  или  картинах,  а
радостного увлечениЯ,  счастьЯ победы и удовлетворениЯ  жажды  знаниЯ.
‘амо   собой,   как   и   везде  в  жизни,  все  это  переплеталось  с
разочарованиЯми,  грустью и  тревогами,  особенно  когда  какой-нибудь
трудно    доставшийсЯ   хребет   оказывалсЯ   ничего   не   обещающим,
неинтересным.  Ќо все эти тоскливые дни,  усталость и препоны не могли
ни  отвратить  от  увлеченности  исследованием,  ни посеЯть сомнение в
правильности избранного пути.  ‚ чем же заключаетсЯ наша сила?  ’олько
ли в увлеченности исследованием, или есть еще что-нибудь другое?
     €вернев подумал и твердо сказал сам себе:  "„а,  есть и  другое".
ќто  двойнаЯ жизнь геолога.  Џолгода - суроваЯ борьба,  испытание меры
сил,  воли,  находчивости. †изнь полнаЯ, насыщеннаЯ ощущением близости
природы,  со  здоровым  отдыхом  и  покоем  после  удачно преодоленной
трудности.  Ќо слишком медлительнаЯ длЯ того,  чтобы  быть  насыщенной
интеллектуально  и  эмоционально,  слишком  простаЯ,  чтобы  постоЯнно
занимать энергичный мозг,  жаждущий все более широкого познаниЯ разных
сторон  мира.  € вот другие полгода - в городе,  где все то,  что было
важным здесь, отходит, и геолог впитывает в себЯ новое в жизни, науке,
искусстве,  пользуЯсь  юношеской  свежестью  ощущений,  проветренных и
очищенных первобытной жизнью исследователЯ. ‚идимо, такое двустороннее
существование  и  есть  та  необходимаЯ  человеку  смена деЯтельности,
котораЯ  снова  и  снова  заставлЯет  его  возвращатьсЯ  к  трудам   и
опасностЯм путешествиЯ или узкой жизни горожанина. Џереходить из одной
жизни в другую,  ни  от  чего  не  убегаЯ,  имеЯ  перед  собою  всегда
перспективу    этой    перемены,    -    это    большое   преимущество
путешественника-исследователЯ,  которое  редко  понимаетсЯ  даже   ими
самими...
     €вернев бережно закрыл полевую книжку,  закурил и поднЯл глаза  к
портрету  отца на стене.  “сталое,  доброе лицо было обращено к сыну с
твердым и Ясным взглЯдом.
     ’акие глаза могут быть у человека, прошедшего большой путь жизни.
€ это не только тысЯчи  километров  маршрута.  ќто  путь  испытаний  и
совершенствованиЯ человека, боЯвшегосЯ лишь одного: чтобы не совершить
вредного людЯм поступка.
     "џ понЯл  тебЯ,  отец!  - подумал Њстислав.  - Ќо что им нужно от
тебЯ? Џрости, мне следовало бы лучше знать твои исследованиЯ, особенно
те, какие не удалось тебе довести до конца".
     Њстислав взглЯнул на  часы.  ‚ремени  длЯ  сна  не  осталось.  Ћн
прокралсЯ на кухню, чтобы приготовить кофе.

     "ђейс двести  девЯтый  ‹енинград  -  Њосква...  пассажиров просЯт
пройти на посадку" - равнодушные слова,  которые провели  черту  между
всем привычным и далеким новым,  что ожидало €вернева в €ндии. €вернев
смотрел на побледневшее лицо матери.  …вгениЯ ‘ергеевна,  как  всегда,
старалась  улыбкой  прикрыть  тоску  расставаниЯ.  Ќа миг она положила
голову на плечо сына.
     - Њстислав! Њстислав! - раздалсЯ резкий, гортанный голос, и перед
€верневыми возник запыхавшийсЯ,  потный ‘олтамурад.  - Џонимаешь, едва
успел, хорошо, таксист попалсЯ настоЯщий!
     - —то случилось?  - встревоженно воскликнул геолог.  -  Њы  же  с
тобой простились дома!
     - Љонечно!  ’ак,  понимаешь,  пришел Я  домой,  а  жена  говорит,
понимаешь,   такаЯ   историЯ,  -  чеченец  от  волнениЯ  и  бега  едва
выговаривал слова.
     - „а  ничего  Я не понимаю,  говори же!  - воскликнул нетерпеливо
€вернев.
     - †ена видела ’ату!  ла по набережной, заглЯнула в спуск, там на
ступеньках сидит женщина спиной,  совсем похожа на ’ату.  Ћна  уверена
была, что это ’ата, и побежала домой мне рассказать.
     - € не окликнула ее?
     - Џонимаешь, какаЯ глупаЯ, нет!
     €вернев беспомощно оглЯделсЯ. Њать спокойно спросила:
     - ’вой рассказ будет в газете?
     - „а, будет, писатель мне накрепко обещал.
     - Ќу  тогда,  если  ’ата  придет ко мне,  Я не отпущу ее.  ‹ети и
работай спокойно, сын!
     "Џассажир двести  девЯтого  рейса,  товарищ  €вернев,  немедленно
пройдите в самолет!  ’оварищ €вернев,  пройдите в  самолет",  -  начал
взывать репродуктор.
     ‚ Њоскве €верневу не удалось даже позвонить Ђндрееву -  пересадка
на  делийский  самолет совершилась за полчаса.  Ђ еще через пЯть часов
€вернев всматривалсЯ с высоты в грандиозную панораму  ѓималаев.  ‚низу
полчища исполинских вершин шли рЯдами,  как волны космического прибоЯ,
накрывшие часть земной коры между  двумЯ  великими  странами.  €вернев
старалсЯ  представить  себе  жизнь  там,  внизу,  среди  этих  снежных
гигантов.


        ѓлава третьЯ. ’‚…ђ„›Ќџ ’€Ѓ…’Ђ

     „алекий гром   обвала   всплыл   из  ущельЯ.  Ќа  тЯжелый  грохот
скатившихсЯ камней коротким гулом отозвались молитвенные барабаны.
     Ќа террасе монастырЯ,  вымощенной грубыми плитами песчаника, было
пусто и холодно.  —ерные хвосты Яков мотались под  ветром  на  высоких
шестах.
     Њонастырь —ертен-„зон  прилепилсЯ  к  вершине  горы,  как  гнездо
сказочной птицы.  Ќо гора эта,  надменно и недосЯгаемо поднЯвшаЯсЯ над
мокрой и сумрачной глубиной  долины,  была  лишь  ничтожным  холмиком,
затерЯвшимсЯ   между   подлинными  владыками  Љаракорума,  исполинским
полукольцом охватившими долину реки Ќубра  с  северо-запада,  как  рЯд
закрывающих   небо   каменных  уступов.  Ќад  ними  возвышалсЯ  гигант
Љаракорума не меньше чем в  двадцать  пЯть  тысЯч  футов  вышины.  …го
ледниковое  ожерелье  и  снежнаЯ  корона  отсюда  не  были даже видны,
слишком низок  был  уровень  горы,  стоЯвшей  вплотную  к  этому  царю
ѓималайских гор.  ‡ато на западе,  прЯмо перед монастырем,  отделенный
глубокой пропастью, в которой тонуло его необъЯтное основание, высилсЯ
во всем своем великолепии •атха-Ѓхоти.
     ‚ прозрачном воздухе высокогорьЯ глаза различали каждый выступ на
обнаженном   склоне  чугунного  цвета.  ќтот  склон  уходил  далеко  в
чистейшее небо,  но еще выше,  еще отдаленнее сиЯли снега притупленной
вершины. ЋтражаЯ лучи высокого солнца, передаваЯ всему окружающему его
светоносную  силу,  полчище  горных  вершин   парило   в   бесконечных
просторах,  наполненных искрЯщимсЯ чистым сиЯнием. ЋслепительнаЯ белаЯ
зарЯ вечных снегов поднималась в небо,  и тем  унылее  казались  серые
кручи подножий и темные ущельЯ.
     •удожник „аЯрам ђамамурти, исхудавший и сумрачный, опустил глаза,
плотнее закуталсЯ в грубый войлочный халат.
     „алеко внизу был виден вьючный караван.  ‹ошади,  крохотные,  как
букашки,   тЯнулись   извилистой   цепочкой,  сопровождаемые  горсткой
крошечных человечков.  †ивотные едва заметно пошатывались под тЯжестью
вьюков, оступались, иногда падали на сыпких откосах, где разрушающиесЯ
сланцы ползли  вниз  широкими  разливами  каменных  потоков.  Љараваны
проходили  здесь  очень  редко.  ‘удорожные  рывки  лошадей на осыпЯх,
беспокойное метание погонщиков -  суета  человеческаЯ  и  повседневные
заботы отсюда, сверху, казались мелкими и никчемными.
     Њаленький монастырь,  построенный здесь очень давно, находилсЯ на
самом пределе недоступной каменно-ледЯной пустыни,  величайшего в мире
скоплениЯ чудовищных горных вершин.  ‚сего в ста километрах полета  на
северо-западе  высились  четыре  гигантские  башни  ѓашербрума  и  сам
—ого-ђи,  уступающий только ќвересту  -  „жомолунгме,  но  куда  более
величественный,   уединенный   и   недоступный,  окруженный  десЯтками
"восьмитысЯчников" и самыми большими в мире ледниками,  как Ѓалторо...
Ќа юго-запад и юг, за ‹адакхским хребтом, горы постепенно спускались к
цветущим  долинам  Љашмира.  ’ам  под  скатами  деодаровых  рощ  росли
бесконечные   фруктовые   сады,   прозрачные  зеленоватые  озера  были
окаймлены плавучими полЯми, усеЯнными кроваво-красными помидорами.
     ђамамурти поднЯл лицо вверх, прислушиваЯсь к пронзительным крикам
хищных птиц,  круживших  над  долиной.  ‚етер  пронизывал  до  костей.
Њорщась,  художник осторожно повернулсЯ. ЏривычнаЯ боль в поврежденных
ребрах  сразу  сузила  окружавшую   необъЯтность.   Ќедавнее   прошлое
захватило  и  повело  его вниз,  к жарким равнинам €ндии.  Ѓесконечное
могущество   памЯти   мгновенно   уничтожило   зубчатые,    скалистые,
запорошенные снегом стены, заграждавшие путь на юг.
     ‚сего две недели  назад  он  приехал  в  монастырь,  подчинившись
желанию  своего  старого учителЯ,  профессора истории искусств.  ђаз в
четыре года профессор позволЯл себе длительный отпуск и удалЯлсЯ сюда,
в Њалый ’ибет,  чтобы обрести душевное равновесие и предатьсЯ глубоким
размышлениЯм.  ‡десь все знали его под  именем  ‚итаркананды,  считали
йогом. „а, наверное, он и был им, потому что искусство - разве не одна
из йог? Ђ длительное служение знанию тоже делает человека йогином!
     ‚итаркананда нашел художника в хирургической больнице Ђллахабада,
куда его доставили из полиции, нещадно избитого и еще хуже - раненного
душевно,  скрывшегосЯ  от  родных  и  друзей.  Џрофессор предложил ему
побыть с ним в уединенном монастыре ‹адакха,  и ђамамурти  с  радостью
уцепилсЯ  за  твердую  духовную  опору,  какую  он всегда чувствовал в
старом учителе.  Ћни вступили в издревле освЯщенные отношениЯ  гуру  -
духовного наставника и челы - его ученика.
     Џривычный к зною своей родины,  ђамамурти жестоко мерз в ветреные
гималайские  ночи,  задыхалсЯ  в  разреженном  воздухе,  ужасалсЯ виду
бешеных рек,  несущихсЯ  по  огромным  валунам,  содрогалсЯ  от  грома
постоЯнных   горных   обвалов.   Џосле   уютного   ‘ринагара,   с  его
великолепными озерами и каналами,  с  маленькими  храмами  в  тенистых
рощах  и  резными деревЯнными домиками в просторных садах,  оставшихсЯ
еще от времени великих моголов,  даже первые ущельЯ  Ѓольших  ѓималаев
показались  невиданно  суровыми.  Ќа  плоском  дне каждой такой долины
свободно гулЯли разлившиесЯ мутные воды горных  речек,  подмываЯ  краЯ
крутых  конусов  выноса,  осыпавшихсЯ из глубоких борозд,  рассекавших
почти отвесные скалистые обрывы.  ‚ысоко вверху темные, всегда в тени,
кручи увенчивались таким хаосом заостренных зубцов,  конусов, клыков и
пирамид, какого не могло бы придумать даже больное воображение. Љамень
на вершинах хребтов был исковеркан с Яростью.
     Ќа нешироких  плоскогорьЯх   встречались   крохотные   деревушки,
обсаженные  ивами,  как  бы  прижавшиесЯ к земле,  спасаЯсь от ветров.
†алкие сады низкорослых абрикосов и полЯ  грима  -  тибетского  ЯчменЯ
чередовались  с  сухой  каменистой  пустыней,  где клочковатаЯ жесткаЯ
трава   шелестела,   аккомпанируЯ   пронзительным    крикам    грифов,
высматривавших  падаль  вдоль караванных троп и особенно на перевалах.
’ам постоЯнно гибли лошади, надорвавшиесЯ на непосильном подъеме. ‹ишь
дзо, или помонгольски хайныки, помесь Яков с коровами - страшного вида
черные рогачи,  - чувствовали себЯ отлично благодарЯ длинной шерсти  и
необъЯтным легким.
     Џрожить на  этих  высотах  стоило  человеку  немалых  усилий,   и
смекалке  местных крестьЯн смогли бы позавидовать бомбейские инженеры.
‘ помощью нехитрых инструментов крестьЯне перебрасывали  через  бурные
реки  мосты,  сделанные  из  ивовой коры,  пеньковых веревок,  кожаных
ремней или каменных плит с покрытием из кривых стволов.  ‘колько труда
и  изобретательности  надо  было  затратить,  чтобы  огородить сад или
обнести деревню прочной дамбой,  удержать тонкий слой почвы на  крутых
склонах,  соорудить на месте свою мельницу, потому что перевозки здесь
требуют колоссальных усилий.
     •олоднаЯ суровость гор подбодрЯла людей.  Ќе ограничиваЯсь своими
бытовыми постройками и бросаЯ вызов каменной пустыне,  человек повсюду
воздвигал монастыри, кумирни - чортен, устанавливал мачты со знаменами
и хвостами Яков,  а то и просто лоскутками,  также  гордо  реющими  на
ветру, громоздил кучи камней - круглые обо и продолговатые мани-валле,
на каждом перевале и у каждого жильЯ.
     ‚доль больших  караванных  троп  мани-валле обкладывались кусками
гранита или песчаника, на которых тщательно высеченные тибетские буквы
повторЯли одну и ту же свЯщенную формулу:  "Ћм мани падме хум".  ‘отни
таких  камней,  нередко  с  буквами,  раскрашенными  Яркими  уставными
цветами  - белым,  синим,  красным,  желтым,  - создавали незабываемую
картину,  и у художника  дух  захватывало  от  гордости  за  человека,
неукротимо,  везде и под любым предлогом стремЯщегосЯ утвердить себЯ с
помощью искусства.
     Љамни, крупные и мелкие, серые, коричневые, красные, отражались в
первозданно чистой воде маленьких холодных озер.  •аос  обтертых  глыб
загромождал  русла  мелких  речек,  которые замерзали ночью и только к
середине днЯ возобновлЯли свой бег, с неизбежностью судьбы устремлЯЯсь
вниз,  к  €нду,  и  в  нем  -  к  океану,  как  к  прообразу  нирваны,
исчезновениЯ всех тЯгот и тревог жизни.
     Џостепенно ђамамурти  акклиматизировалсЯ на каракорумских высотах
и тогда начал постигать возвышающую душу и отдалЯющую от мира  красоту
•ималайи  - царства вечных снегов.  …му казалось,  что сердце налилось
холодной жидкостью,  стало прозрачным и твердым, как хрустальнаЯ чаша.
Њежду  его  прошлой жизнью,  все краски и впечатлениЯ которой он любил
так, как только может любить художник, и этим миром неизменной Ясности
и холодных красок не было свЯзи!
     Ќедоступные, сверкающие вершины были полны грозного покоЯ.
     •удожник делалсЯ частицей огромного мира вечных снегов. € все его
переживаниЯ становились как бы космически большими  и  Ясными.  ’ерЯли
свое значение тайные и неЯсные движениЯ души. Ћни становились простыми
переливами  света  и   теней,   красок   и   отблесков,   отраженными,
отброшенными,  не  принЯтыми в себЯ,  подобно солнечным лучам на белых
коронах гор.  Њир,  из которого он пришел,  царство цветущих,  знойных
равнин,  напоенных  влажностью,  пропитанных  цветением  и разложением
буйной растительности,  был гораздо разнообразнее  и  в  то  же  времЯ
мельче.
     Ќо зато  бесконечное  множество  людей  во   всем   неисчерпаемом
богатстве  их облика и стремлений продолжало притЯгивать „аЯрама туда,
вниз,  куда неудержимо пробирались на равнины  €ндии  горные  речки  -
через все бесчисленные заграждениЯ.
     ђамамурти инстинктивно  чувствовал,   что   небесное   очарование
ѓималаев  не по силам ему,  как человеку и художнику.  ’а завеса,  что
отделЯет зримую  жизнь  от  обобщений  искусства,  здесь  была  совсем
тонкой.  Ќо  взглЯд сквозь нее уводил в такие дали мира,  которые были
доступны лишь мудрецу - видваттапурна,  но не ему. ‚еликий друг €ндии,
русский художник Ќиколай ђерих - тот смог осилить и передать, вместить
в себЯ этот взлет тЯжких масс самой матери  ‡емли  в  небо,  навстречу
потокам солнца - днем или огнЯм далеких звезд - ночью.
     ‚се мечты и радости ђамамурти были  всегда  в  живом,  в  красоте
движениЯ форм природы.
     „ревний творческий   гений   индийского    народа,    составивший
бессмертную   славу  страны  на  протЯжении  более  двух  тысЯчелетий,
переживший культуру Љрита и ќллады,  во все века черпал  свои  силы  в
неистощимом  богатстве  чувств  человека,  находившегосЯ  в  теснейшей
свЯзи,  единстве  с  природой.  €з  земли  и  солнца,  подобно  буйной
растительности   тропиков,   вливались  в  людей  созидательные  силы,
требовавшие выхода в искусстве.
     ‘кульптура и  архитектура древней €ндии так и не была превзойдена
ни  одной  страной  мира.   †ивопись   -   та   Яростно   уничтожалась
мусульманскими  завоевателЯми.  Џри  взглЯде  на  тысЯчелетние  фрески
Ђджанты,  по-прежнему очаровывающие весь мир, можно представить, какие
сокровища живописи были утрачены в трудном историческом пути €ндии.
     Ќо странным образом, в расцвете национальной культуры, начавшемсЯ
после  освобождениЯ €ндии от английского владычества,  именно живопись
занЯла первое место,  в то времЯ как скульптура пошла путЯми  рабского
подражаниЯ   или  древности,  или  безобразному  отрицанию  искусства,
родившемусЯ  в  западных  странах,  одичавших  в   гонке   технических
усовершенствований и создании массы вещей,  поработивших ум и сознание
человека.
     „аЯрам ђамамурти сделалсЯ скульптором еще и потому,  что с юности
был  поражен  наглым  опорочиванием  идей   и   воплощений   индийской
скульптуры   некоторыми   западными   "исследователЯми".  Ћни  считали
скульптуру древней €ндии отталкивающим,  порнографическим  искусством,
не  понимаЯ  философских идей,  скрытых в длинной цепи преемственности
образов и форм.  Ќо и эти идеи англичанин ‘итвелл в книге "‘пасение со
мной"   назвал   порочными,  искажающими,  конечно,  не  индийский,  а
европейский  -  христианский  идеал   человека,   в   соответствии   с
религиозными  тенденциЯми  белых  "просветителей",  так  и не понЯвших
своего ничтожества перед могучим опытом тысЯчелетнего познаниЯ.
     „жавахарлал Ќеру,   упоминаЯ  о  порочивших  индийское  искусство
английских ученых,  о их нелюбви к стране,  спокойно заметил,  цитируЯ
„остоевского,  что "люди не любЯт, более того, ненавидЯт тех, кого они
обидели".
     ђамамурти не мог отнестись со стойкостью философа к тому,  что он
считал  вызовом.  Ћн  загорелсЯ  идеей  создать   скульптурный   образ
прекрасной женщины своего народа, открыть тайну Ђнупамсундарты - красы
ненаглЯдной в сочетании идеала ри и ђати - любви и страсти,  ‹акшми и
Ќанди - красоты и прелести,  котораЯ была бы так же понЯтна всем,  как
древние творениЯ, но еще ближе, еще роднее длЯ современных людей, а не
легендарных героев Њахабхараты и ђамаЯны.
     Џочему именно женщины  и  женской  красоты?  ќтот  вопрос  обычно
задавали европейцы на индийских художественных выставках,  пораженные,
как  много  места  занимает  в  живописи  тема   женщины,   прекрасной
возлюбленной,  гордой  девушки,  заботливой,  погруженной в раздумьЯ о
будущем матери.
     „лЯ индийца здесь не было вопроса.  †енщина €ндии - основа семьи,
только терпением и героическими усилиЯми которой преодолеваютсЯ тЯготы
жизни  и  люди  воспитываютсЯ  в  душевной  мЯгкости,  человечности  и
порЯдочности.  †енщина-мать,  жестокими  законами  кастовой   системы,
мусульманским влиЯнием и религиозным гнетом низведеннаЯ до бесправного
положениЯ служанки, запертой внутри крошечного мирка семьи.
     …вропейцы еще   не  понимают,  что  в  основе  духовной  культуры
последователей  индуизма  лежит  пережившее  тысЯчелетиЯ   со   времен
матриархата представление о женщине,  о женском начале как об активной
силе природы,  в противовес пассивному мужскому началу.  ‚от почему на
всех  скульптурах  древней €ндии,  от времен Ђшок до художников начала
прошлого  века  в  Ћриссе,  женщина  изображаетсЯ  полной   творческой
энергии, жизненных сил, близкой к буйному цветению природы, созидающей
и разрушающей, покорЯющей и инициативной.
     "ќто полностью  соответствует реальной действительности,  - думал
ђамамурти,  - женщина ближе к силам и тайнам природы, чем мы, мужчины.
Ќо как, не имеЯ зеркала, нельзЯ воссоздать свой собственный облик, так
образ женщины  может  и  должен  быть  создан  мужчиной,  исходить  из
мужчины.  €  почему  бы мне не стать этим наследником великих мастеров
Њатхуры, ќллоры, Љарли, Љхаджурахо и Љонарака?.."
     •удожник вспоминал свои горделивые мечты, недобро усмехаЯсь.
     —то получилось из нескольких лет исканий,  стремлений,  бессонных
ночных раздумий,  тысЯч набросков, рисунков, моделей? …му уже тридцать
лет, и вот он здесь, выбитый из жизни, жестоко оскорбленный, униженный
физически...  Џравда,  он  получил спокойствие и набираетсЯ сил.  Ќо и
времЯ идет, неизбежно и неуклонно, неспешное времЯ древней Ђзии, давно
уверившейсЯ  в  тщете  попыток  человека сделать больше того,  что ему
положено  судьбой:  записано  в   книге   аллаха   длЯ   мусульманина,
предопределено Љармой прошлой жизни - длЯ индийца.
     Ѓыстрые легкие  шаги  прозвучали  на  плитах  террасы.  ЏоЯвилась
знакомаЯ   фигура  учителЯ  в  круглой  войлочной  шлЯпе,  в  небрежно
накинутом плаще. …го седаЯ борода, обычно коротко подстриженнаЯ, здесь
отросла и спадала на грудь слегка завивающимисЯ прЯдЯми.
     Џозади в  некотором  отдалении  шествовали  шесть  лам  в  желтых
халатах,   красных  шапках  и  капюшонах  ‘акьЯпы  -  "‘тарых",  секты
преобладающей в Њалом ’ибете.
     ђамамурти встал   и   приблизилсЯ,   склонив   голову.  Џришедший
повернулсЯ к  молодому  человеку,  и  взглЯд  его,  внешне  строгий  и
пристальный,   из-под   гордо   изломанных  черных  бровей  засветилсЯ
неожиданным теплом.
     - ђад  тебЯ видеть,  „аЯрам,  - сказал он на хинди и продолжал на
деревЯнно звучащем тибетском Языке:  - ‘егоднЯ  лунг-та  -  приношение
коней   счастьЯ,   красивый   обрЯд   почитателей   Ѓудды.  …сли  наши
высокоуважаемые  хозЯева  позволЯт,  Я  хотел  бы   вместе   с   тобой
участвовать в празднике.
     ‘тарейший из лам пробормотал вежливые приглашениЯ.
     ‚скоре небольшаЯ  процессиЯ направилась по тропинке к отделенному
выступу горы, нависшему над долиной.
     Ќаклонные, как  бы  отталкивающиесЯ  прочь  кручи скал здесь были
очень темного,  почти черного цвета.  ирокие косые трещины  бороздили
каменные глыбы.  Ќо выступ оставалсЯ незыблемым уже много лет.  ‚етер,
катившийсЯ со склонов •атха-Ѓхоти,  дул равномерно и сильно, уносЯсь к
перевалу и дальше вниз, в синюю даль, к теплой стране. ‹амы предложили
профессору первому совершить обрЯд,  но индиец отказалсЯ. ’огда вперед
выступил сам настоЯтель монастырЯ - высокий и могучий,  с энергичным и
мрачным лицом воина.
     ‹ама спрЯтал  под халат обнаженную правую руку и бесстрашно дошел
до краЯ обрыва.  ‚етер рвал его  желтый  халат,  подпоЯсанный  простой
веревкой.  Ћн  поклонилсЯ всем пЯти буддийским частЯм света.  Ќегромко
прочитав положенные тексты, простер вперед соединенные ладонЯми руки.
     - Ћ вы,  могучие и несравненные будды и бодисатвы!  ‚ы, взирающие
благосклонными  очами  на  трудные  пути  земли!  Ѓудьте  милостивы  к
путникам, всем идущим и едущим, всем ищущим, всем тоскующим о радости.
     Џусть эти кони,  подхваченные  четырьмЯ  ветрами  свЯщенных  гор,
летЯт далеко на холмы и равнины! ‚ашей силой, о свЯщенные боги высшего
круга,  они  станут  живыми  конЯми   счастьЯ   длЯ   всех   неведомых
странников... —а-со-со! чаль-чаль-ло!..
     ЌастоЯтель взмахнул  широким  рукавом,  и  горсть  вырезанных  из
плотной  бумаги  фигурок  лошадей была подхвачена могучим ветром.  Ћни
взлетели и унеслись вдаль на юг, быстро исчезнув из глаз.
     Ћдин за  другим  все  монахи  бросали  со  скалы  белые  фигурки.
‚ыпустил несколько коней и профессор.
     ђамамурти стал  в стороне и с внезапной грустью следил за полетом
белых  игрушечных  коньков  -  вестников  добрых  пожеланий.  ‚незапно
‚итаркананда протЯнул ему последнего конЯ. „аЯрам послушно приблизилсЯ
к краю обрыва,  протЯнул руку,  но не разжал пальцев. Ќа выступе слева
над  пропастью  качалсЯ  кустик ранних красных цветов,  горевших среди
черноты камнЯ,  точно пурпурные звезды. ‘ердце сжалось - красные цветы
в  иссинЯ-черных  косах ’иллоттамы горели Ярче,  огнем живой прелести.
ђамамурти посмотрел на зубчатый  хребет,  заграждавший  от  него  дали
горизонта на юге, вздохнул и разжал пальцы.
     - ’ебе,  Ђмрита, тебе, ’иллоттама! - шепнул он.
     …го одинокий конь стремительно взмыл вверх, закружилсЯ и пропал в
сгущавшемсЯ сумраке долины.
     ‘олнце в  ѓималаЯх заходит быстро.  ЋбрЯд едва успел закончитьсЯ,
как в ущельЯх стало темно.  ‘нежные короны сиЯли по-прежнему,  алеЯ  в
закатных лучах. —ерные острые клиньЯ теней быстро взбегали по ложбинам
и промоинам каменных круч.
     ѓолубаЯ дымка  подножий густела,  поднималась все выше,  как пары
таинственного зарева,  готовившегосЯ в земных недрах.  ‘ледом  за  ней
ползла чернаЯ мгла, уже затопившаЯ глубокие ущельЯ.
     Ќезаметно стих ветер,  и  воздух  пронизало  странное  сумеречное
сиЯние,  изменившее  все  цвета.  Љрасные сланцы стали черными,  серые
горные откосы - голубовато-серебрЯными,  а желтые одеЯниЯ лам  принЯли
шелковистый   малахитово-зеленый   оттенок.   Њестность  изменилась  и
наполнилась покоем.
     Џотом сиЯние  воздуха угасло,  краски умерли,  чугунно-серый цвет
без теней и переходов покрыл всю землю.  ’олько лиловато-красное небо,
зеленеЯ,  становилось  все  более  темным,  звезды  вспыхивали одна за
другой, и черные стены ночи смыкались над головами путников.
     ‹амы ушли  вперед.  ‚итаркананда  и  „аЯрам  медленно  ступали по
перекатывавшемусЯ  под  ногами  щебню  тропинки.   ’ам,   где   тропа,
поворачиваЯ  к монастырю,  выходила на столообразный уступ,  профессор
остановилсЯ и показал в сторону •атха-Ѓхоти.
     ‘нежные вершины   оторвались   от  своих  почерневших  оснований.
‡алитые неизвестно откуда исходившим  красновато-золотым  светом,  они
еще  более  отдалились  от  темного  мира  низких ущелий,  перевалов и
человеческих   жилищ.   Ќевозможно   прекраснаЯ   гора,   беспощаднаЯ,
сверкающаЯ,  неожиданнаЯ,  немилосердно  крутаЯ,  вонзеннаЯ  в глубину
неба.
     - ‚от длЯ чего Я провожу времЯ от времени свой отпуск в ѓималаЯх,
- тихо сказал ‚итаркананда.
     - ’акова,  наверное,  амбала,  прекраснаЯ страна ђигден-„жапо, -
воскликнул „аЯрам,  - греза буддистов!  Ђ может быть,  это она и есть?
     Џрофессор улыбнулсЯ.
     - Њонахов нет с нами, и Я не огорчу никого. „аже в самом названии
амбала  не подразумеваетсЯ никакаЯ страна.  амба или —амба - одно из
главных воплощений Ѓудды,  ла - перевал.  ‡начит,  эта мнимаЯ страна -
перевал   Ѓудды,   иными  словами  -  восхождение,  совершенствование.
Ќастолько  высокое,  что  достигший  его  более  не   возвращаетсЯ   в
круговорот  рождений  и  смертей,  не спускаетсЯ в нижний мир.  Џотому
амбала - понЯтие философское -  не  существует  длЯ  вашего  мира,  и
тысЯчелетиЯ ее поисков были напрасны.
     - Ќо те, которые мудры, как ты, гуро, длЯ них есть амбала?
     - …сть,  но  везде!  ‹егенда  же о благословенной стране ѓималаев
порождена чистейшей красотой неба и снежных гор.  —еловеку любой касты
и  любого  народа  покажетсЯ,  что  если есть такаЯ страна,  то только
здесь...
     „аЯрам стоЯл  неподвижно,  опустив  глаза,  затем  вдруг  упал на
колени перед своим гуру.
     - Џарамахамса!
     ‚итаркананда сделал отстранЯющий жест.
     - Ќе  зови  менЯ  лебедем  неба - это неприЯтно мне.  € не только
потому,  что  Я  не   заслуживаю   такого   высокого   званиЯ.   ‹юди,
остановившиесЯ   на  пути,  чувствуют  довольство  достигнутым.  ’огда
неизбежно родитсЯ ощущение,  что ты выше других,  а оно ведет к  жажде
поклонениЯ.   €дущий   же   должен  всегда  видеть  себЯ  со  стороны,
взвешивать,  понимать все ничтожество достигнутого,  всю  необъЯтность
мира и прошедших времен.  €з этого возникает не детскаЯ застенчивость,
а неизбежнаЯ скромность.
     „аЯрам хотел что-то сказать, но профессор продолжал:
     - ’ы не должен возвеличивать  менЯ  еще  потому,  что  возвышение
одного неотвратимо рождает принижение другого.  Ђ принижение, особенно
добровольное,  еще опаснее,  оно рождает  привычку  быть  руководимым,
снимает  ответственность  за  свои  поступки,  за  свой путь.  ’огда в
расплату  за  облегчение  жизни  прекращаетсЯ  воспитание   души,   ее
совершенствование. Џуть есть путь, и никто не может его избежать, если
не хочет стоЯть на месте. ’олько путь можно удлинить или укоротить.
     - Ќо короткий,  наверное,  труднее,  как в горах,  - тихо заметил
художник.
     - ќто  верно  понЯто тобой.  ‘транно,  как мало людей знают,  что
всюду, всегда и везде есть две стороны, что где сила - там и слабость,
где слабость - сила,  радость - горе,  легкость - трудность, и так без
конца.  Ќам,  индийцам,  тем более должно быть стыдно, потому что наши
философы  открыли  эти  неизбежные  и всепроникающие законы мирозданиЯ
примерно на полтор