  матерей ваших,  всем,  что  дорого вам...  ‘миренно
умолЯю вас!..
   - Њы лишены отцов и  матерей,  -  мрачно ответил Ѓрезовир,  и  лицо его
потемнело.
   - “ нас отнЯли все, что было нам дорого! - произнес другой гладиатор, и
глаза его блеснули гневом и местью.
   - ‚стань, мерзавец! - приказал ’орквато.
   - Њолчите!  -  крикнул Љрикс и,  обернувшись к отпущеннику ѓаЯ ‚ерреса,
добавил:  -  ’ы пойдешь с  нами.  ‚ конце этого переулка мы посовещаемсЯ и
решим твою судьбу.
   ‘делав  знак,  чтобы поднЯли и увели ‘ильвиЯ ѓордениЯ которому оставили
последнюю надежду длЯ того, чтобы он не оглашал улицу воплЯми, Љрикс вышел
в  сопровождении  гладиаторов,  тащивших  полумертвого  отпущенника; он не
сопротивлЯлсЯ, не произнес ни слова.
   Ћдин из гладиаторов осталсЯ, чтобы расплатитьсЯ с ‹утацией за кушаньЯ и
вино.  ‘реди  вышедших  двадцати  гладиаторов  она  и не заметила торговца
зерном;  остальные,  повернув  направо  от  таверны,  стали  подыматьсЯ по
грЯзному  и  извилистому  переулку, заканчивавшемусЯ у городской стены, за
которой начиналось открытое поле.
   ‡десь  гладиаторы остановились.  ‘ильвий ѓордений бросилсЯ на  колени и
начал плакать, молЯ гладиаторов о пощаде.
   - •очешь ты, подлый трус, сразитьсЯ с кем-нибудь из нас равным оружием?
- спросил Ѓрезовир отпущенника, когда тот умолк в отчаЯнии.
   - Џожалейте! Џожалейте!.. ђади детей моих молю о милосердии!
   - “ нас нет детей! - вскричал один из гладиаторов.
   - Њы обречены никогда не иметь семьи! - сказал другой.
   - ’ак ты способен только прЯтатьсЯ и  шпионить?  -  сказал Ѓрезовир.  -
—естно сражатьсЯ ты не умеешь?
   - Џощадите!.. Џомилуйте!.. “молЯю!..
   -  ’ак  иди  же  в  ад,  трус!  -  крикнул Ѓрезовир, вонзив ему в грудь
короткий меч.
   - €  пусть с  тобой погибнут все подлые прислужники,  у  которых нет ни
чести, ни доблести! - сказал ’орквато, дважды поразив мечом упавшего.
   ѓладиаторы  окружили  умирающего и  молча  следили  за  его  последними
судорогами; лица их были задумчивы и мрачны. Ѓрезовир и ’орквато несколько
раз воткнули клинки в землю,  чтобы стереть с мечей кровь, пока она еще не
запеклась, и вложили их в ножны.
   ‡атем  все  двадцать  гладиаторов,  серьезные и молчаливые, вышли через
пустынный переулок на более оживленные улицы ђима.
   —ерез  неделю  после  описанных  здесь  событий, вечером, в час первого
факела,  со  стороны  Ђппиевой  дороги в ђим въехал через Љапенские ворота
всадник,  закутанный в плащ, представлЯвший малую защиту от дождЯ, который
лил  уже  несколько  часов без перерыва, затопив улицы города. “ Љапенских
ворот всегда было очень людно: они выходили на Ђппиеву дорогу - эту царицу
дорог,  ибо от нее ответвлЯлись дороги, которые вели в ‘етию, Љапую, Љумы,
‘алерн, Ѓеневент, Ѓрундизий и ‘амний. ‘торожа у Љапенских ворот, привыкшие
видеть,  как  прибывали  и  выходили  во  все  часы днЯ и ночи люди любого
сословиЯ  и  одетые  по-разному,  то  пешком,  то верхом, то в носилках, в
колеснице   и  в  паланкинах,  запрЯженных  двумЯ  мулами,  тем  не  менее
удивились,  глЯдЯ  на  всадника  и  его скакуна: оба были в поту, измучены
долгой дорогой, забрызганы грЯзью.
   Њиновав ворота,  лошадь,  пришпореннаЯ всадником, продолжала мчатьсЯ во
весь опор,  и стража слышала, как удалЯлось и наконец затерЯлось вдали эхо
от звонкого топота копыт по мостовой.
   ‚скоре  лошадь  проскакала по  ‘вЯщенной улице  и  остановилась у  дома
ќвтибиды. ‚садник соскочил с конЯ и, схватив бронзовый молоток, висевший у
двери,  несколько раз сильно ударил им; в ответ раздалсЯ лай собаки, - без
сторожевого пса не обходилсЯ ни один римский дом.
   ‚скоре  всадник,   стрЯхиваЯ  воду  с  намокшего  плаща,  услышал  шаги
привратника, - он шел по двору, громко окликаЯ собаку, чтобы та замолчала.
   - „а благословЯт тебЯ боги, добрый ѓермоген!.. џ - Њетробий; только что
прибыл из Љум...
   - ‘ приездом!
   - џ  весь  мокрый,  словно  рыба...  ћпитер,  властитель дождей,  желаЯ
позабавитьсЯ,  показал мне,  как  много  у  него  запасено воды  в  хлЯбЯх
небесных... Џозови кого-нибудь из рабов ќвтибиды и прикажи ему отвести мою
бедную лошадь в конюшню на соседний постоЯлый двор,  пусть ее там поставЯт
в стойло и зададут овса.
   Џривратник,  взЯв  лошадь под  уздцы,  громко щелкнул пальцами,  -  так
вызывали рабов, - и сказал Њетробию:
   - ‚ходи, входи, Њетробий! ‘ расположением дома ты знаком. ‚озле галереи
ты  найдешь Ђспазию,  рабыню  госпожи;  она  доложит о  тебе.  Ћ  лошади Я
позабочусь; все, что ты приказал, будет сделано.
   Њетробий  стал  осторожно  спускатьсЯ по  ступенькам у  входной  двери,
стараЯсь не поскользнутьсЯ,  так как это было бы плохим предзнаменованием,
вошел  в  переднюю и  при  свете  бронзового светильника,  спускавшегосЯ с
потолка,  прочел  на  мозаичном  полу  выложенные там,  по  обычаю,  Salve
(привет);  как  только гость  делал  несколько шагов,  это  слово повторЯл
попугай в клетке, висевшей на стене.
   Њиновав  переднюю  и  атрий,  Њетробий  вошел в коридор галереи, там он
увидел Ђспазию и приказал ей доложить о своем приезде ќвтибиде.
   ђабынЯ сначала была в нерешительности и колебалась, но актер настаивал.
ЂспазиЯ боЯлась,  что  госпожа накричит на  нее  и  прибьет,  если она  не
доложит о  Њетробии,  с  другой же  стороны,  беднЯжка опасалась,  как  бы
ќвтибида не разгневалась, что ее побеспокоили. Ќаконец она все же решилась
доложить госпоже о приезде ЊетробиЯ.
   Ђ в это времЯ, удобно усевшись на мЯгком красивом диване в своем зимнем
конклаве,  где стоЯла изЯщнаЯ мебель, где было тепло от топившихсЯ печей и
чудесно  пахло  благовониЯми,  куртизанка  была  поглощена-  выслушиванием
любовных признаний юноши,  сидевшего у  ее  ног.  „ерзкой  рукой  ќвтибида
перебирала его мЯгкие и густые черные кудри, а он смотрел на нее страстным
взором и пылкими поэтическими словами говорил ей о своей любви и нежности.
   ћноша этот был среднего роста и хрупкого сложениЯ;  на бледном лице его
с правильными, привлекательными чертами выделЯлись необычайно живые черные
глаза;  одет он был в белую тунику с пурпурной каймой из тончайшей шерсти,
что свидетельствовало о его принадлежности к высшему сословию. ќто был ’ит
‹укреций Љар.  ‘ ранних лет он усвоил философию ќпикура;  в его гениальном
мозгу уже  зарождались основы бессмертной поэмы,  а  в  жизни он  следовал
догмам своего учителЯ и,  не стремЯсь к серьезной,  глубокой любви,  искал
мимолетных любовных приключений, боЯсь

   ‘ебЯ обречь на горе и заботы
   Њучительные, ибо рана сердца,
   ЏитаЯсь ими, с каждым днем все жгучей,
   Џокуда сердце не покроют струпьЯ...
   . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . чтобы от старых стрел любви
   €скать спасеньЯ в новых . . . . . . . . .
   Љак из бревна клин вышибают клином,
   ’ак быстро с кратковременного чувства
   ‘рываЯ . . . . . . . . . . сладкий плод.

   ‚прочем,  это  не  помешало ему кончить жизнь самоубийством в  возрасте
сорока четырех лет и,  как все заставлЯет предполагать, из-за безнадежной,
неразделенной любви.
   ‹укреций, красивый, талантливый юноша, приЯтный, остроумный собеседник,
был богат и не жалел денег на свои прихоти. Ћн часто приходил к ќвтибиде и
проводил в  ее  доме по  нескольку часов,  и  она принимала его с  большей
любезностью, чем других, даже более богатых и щедрых своих поклонников.
   - ’ы  любишь менЯ?  -  кокетничаЯ,  спрашивала юношу куртизанка,  играЯ
кольцами его кудрей. - џ не надоела тебе?
   - Ќет, Я люблю тебЯ еще более страстно, потому что

   ‡десь неизменно одно: чем полнее у нас обладанье,
   ’ем все сильнее в груди распалЯетсЯ дикаЯ страстность.

   ‚ эту минуту кто-то тихонько постучалсЯ в дверь.
   - Љто там? - спросила ќвтибида.
   ЂспазиЯ робко ответила:
   - Џрибыл Њетробий из Љум...
   - Ax!  -  всЯ  вспыхнув,  радостно  воскликнула ќвтибида  и  вскочила с
дивана.  -  Џриехал?..  Џроводи его в  кабинет...  Я  сейчас приду,  -  и,
повернувшись к ‹укрецию,  который тоже поднЯлсЯ с видимым неудовольствием,
торопливо сказала прерывающимсЯ, но ласковым голосом: - Џодожди менЯ... Ќе
слышишь разве,  какаЯ на  дворе непогода?..  џ  сейчас вернусь...  €  если
вести, привезенные этим человеком, - а Я их страстно жду вот уже неделю, -
будут  хорошими и  если  Я  утолю  сегоднЯ вечером мою  ненависть желанной
местью... мне будет весело, и частицей моей радости Я поделюсь с тобой.
   ќвтибида вышла  из  конклава в  сильном  возбуждении,  оставив ‹укрециЯ
изумленным,   недовольным  и   заинтригованным.   Ћн  покачал  головой  и,
задумавшись, стал прохаживатьсЯ взад и вперед по комнате.
   Ќа дворе бушевала бурЯ.  —астые молнии, одна за другой, озарЯли конклав
мрачными вспышками,  а  ужасные  раскаты  грома  сотрЯсали дом  до  самого
основаниЯ. Њежду раскатами грома как-то необыкновенно отчетливо слышен был
стук града и  шорох дождЯ,  а  сильный северный ветер дул с  пронзительным
свистом в двери, в окна и во все щели.
   - ћпитер,   бог  толпы,  развлекаетсЯ,  показываЯ  свое  разрушительное
могущество, - тихо произнес юноша с легкой иронической улыбкой.
   Џоходив еще несколько минут, он сел на диван и долго сидел задумавшись,
как бы отдавшись во власть ощущений,  вызванных этой борьбой стихий; затем
вдруг  взЯл  одну  из  навощенных дощечек,  лежавших на  маленьком изЯщном
комодике,  серебрЯную палочку с  железным наконечником и  с  вдохновенным,
горЯщим лицом стал быстро что-то писать.
   ѓречанка  вошла  в  кабинет, где ее ждал Њетробий. Ћн уже снЯл плащ и с
досадой  разглЯдывал  его, плащ был в ужасном состоЯнии. ќвтибида крикнула
рабыне, собиравшейсЯ уйти:
   - ђазожги пожарче огонь в  камине и принеси одежду,  чтобы наш Њетробий
мог переодетьсЯ. € подай в триклиний хороший ужин.
   Џовернувшись к  Њетробию,  она схватила обе его руки и,  крепко пожимаЯ
их, спросила:
   - Ќу как? •орошие вести ты привез мне, славный мой Њетробий?
   - €з Љум - хорошие, а вот с дороги плохие.
   - ‚ижу,  вижу,  бедный мой Њетробий.  ‘адись поближе к огню. - ќвтибида
пододвинула скамейку к камину.  - ‘кажи мне поскорее, добыл ли ты желанные
доказательства?
   - ЏрекраснаЯ  ќвтибида,  как  тебе  известно,  золото  открыло  ћпитеру
бронзовые ворота башни „анаи...
   - Ђх,  оставь болтовню...  Ќеужели даже  ванна,  которую ты  только что
принЯл, не подействовала на тебЯ и ты не можешь говорить покороче?..
   - џ  подкупил одну  рабыню и  через маленькое отверстие в  дверЯх видел
несколько раз,  как  между тремЯ и  четырьмЯ часами ночи  ‘партак входил в
комнату ‚алерии.
   -  Ћ  боги  ада, помогите мне! - воскликнула ќвтибида с дикой радостью.
Ћбратив  к  Њетробию искаженное лицо с расширенными зрачками горЯщих глаз,
раздувавшимисЯ  ноздрЯми,  дрожащими  губами, похожаЯ на тигрицу, жаждущую
крови,  она спросила, задыхаЯсь: - ’ак, значит, каждый день... эти негодЯи
бесчестЯт славное имЯ... ‘уллы?
   - „умаю,  что в пылу страсти они не обращают вниманиЯ даже на запретные
дни.
   - Ћ,  длЯ них наступит запретный день, потому что их проклЯтые головы Я
посвЯщаю богам ада! - торжественно произнесла ќвтибида.
   Ћна   сделала  движение,  собираЯсь  уйти,  но  вдруг  остановилась  и,
повернувшись к Њетробию, сказала:
   - Џеремени одежду, подкрепись в триклинии и подожди менЯ там.
   "Ќе хотел бы  Я  впутыватьсЯ в  какое-нибудь скверное дело,  -  подумал
старый комедиант, идЯ в комнату, предназначенную длЯ гостей, чтобы сменить
одежду.  - ѓорЯчаЯ голова... от нее всего можно ожидать... Ѓоюсь, натворит
невесть что!"
   ‚скоре  актер,  сменив  одежду,  отправилсЯ  в  триклиний, где его ждал
роскошный ужин. ‚куснаЯ еда и доброе фалернское заставили доблестного мужа
забыть злополучное путешествие и изгнали предчувствие какого-то близкого и
тЯжелого несчастьЯ.
   Ќе  успел  он  еще  закончить ужин,  как  в  триклиний вошла  ќвтибида,
бледнаЯ,  но спокойнаЯ;  в  руках она держала свиток папируса в обложке из
пергамента,  раскрашенного сурьмой;  этот  свиток  был  перевЯзан  льнЯной
тесьмой,  скрепленной по  краЯм  печатью из  воска с  изображением ‚енеры,
выходЯщей из пены морской.
   Њетробий, несколько смутившийсЯ при виде письма, спросил:.
   - ЏрекраснейшаЯ ќвтибида...  Я  желал бы...  Я  хотел бы знать...  кому
адресовано это письмо?
   - € ты еще спрашиваешь?.. Љонечно, ‹уцию Љорнелию ‘улле...
   - Ћ,  клЯнусь маской бога Њома, не будем спешить, обдумаем получше наши
решениЯ, дитЯ мое.
   - Ќаши решениЯ?.. Ђ при чем здесь ты?..
   - Ќо да поможет мне великий всеблагой ћпитер!..  Ђ  что,  если ‘улле не
понравитсЯ, что кто-то вмешиваетсЯ в его дела!.. —то, если он, вместо того
чтобы разгневатьсЯ на жену,  обрушитсЯ на доносчиков?.. €ли, что еще хуже,
- а это вероЯтнее всего, - он разгневаетсЯ на всех?..
   - Ђ мне-то что за дело?
   - „а,  но...  то есть...  Ћсторожность не мешает,  дитЯ мое.  „лЯ тебЯ,
может быть, безразличен гнев ‘уллы... а длЯ менЯ это очень важно...
   - Ђ кому ты нужен?
   - Њне,  мне самому,  прекраснаЯ ќвтибида,  любезнаЯ богам и людЯм!  - с
жаром сказал Њетробий. - Њне! џ очень себЯ люблю.
   - Ќо  Я  даже  имени твоего не  упоминала...  ‚о  всем том,  что  может
произойти, ты ни при чем.
   - Џонимаю...  очень хорошо понимаю... Ќо, видишь ли, девочка моЯ, Я уже
тридцать лет близок с ‘уллой...
   - ‡наю,  знаю...  и  даже более близок,  чем это нужно длЯ твоей доброй
славы...
   - ќто не важно...  џ хорошо знаю этого зверЯ...  то есть... человека...
Џри всей дружбе, котораЯ нас свЯзывает уже столько лет, он вполне способен
свернуть мне голову, как курице, а потом прикажет почтить мой прах пышными
похоронами  и  битвой  пЯтидесЯти  гладиаторов  у  моего  костра.   Ќо,  к
несчастью, мне-то самому уж не придетсЯ насладитьсЯ всеми этими зрелищами!
   - Ќе бойсЯ,  не бойсЯ,  - сказала ќвтибида, - ничего плохого с тобой не
случитсЯ.
   - „а помогут мне боги, которых Я всегда чтил!
   -  Ђ  пока воздай хвалу Ѓахусу и  выпей в  его  честь пЯтидесЯтилетнего
фалернского. џ сама тебе налью.
   € она ковшиком налила фалернского в чашу комедианта.
   ‚ эту минуту в триклиний вошел раб в дорожной одежде.
   - Џомни мои наставлениЯ, „емофил: до самых Љум нигде не останавливайсЯ.
   ђаб взЯл из рук ќвтибиды письмо и, засунув его между рубашкой и верхней
одеждой,  привЯзал  у  талии  веревкой,  потом,  простившись  с  госпожой,
завернулсЯ в плащ и ушел.
   ќвтибида успокоила ЊетробиЯ,  которому фалернское развЯзало Язык,  и он
снова  пыталсЯ говорить о  своих  страхах.  ‡аверив его,  что  они  завтра
увидЯтсЯ,  она вышла из триклиниЯ и возвратилась в конклав,  где ‹укреций,
держа в руке дощечку, перечитывал написанное им.
   - Џрости,  Я задержалась дольше,  чем предполагала...  но,  Я вижу,  ты
времени не терЯл.  Џрочти мне твои стихи.  џ знаю, ты можешь писать только
стихами, и стихами прекрасными.
   - ’ы и бурЯ,  что бушует сегоднЯ, вдохновили менЯ... ’ы права, Я должен
прочесть эти стихи тебе первой.  Ђ потом,  возвращаЯсь домой,  Я прочту их
буре.
   ‹укреций встал и с необычайным изЯществом продекламировал:

   ‚етер, во-первых, морей неистово волны бичует,
   ђушит громады судов и небесные тучи разносит,
   €ли же, мчась по полЯм, стремительным кружитсЯ вихрем,
   Њощные валит стволы, неприступные горные выси,
   ‹ес, низвергаЯ, трЯсет порывисто: так, налетаЯ,
   ‚етер, беснуЯсь, ревет и проноситсЯ с рокотом грозным.
   ‘тало быть, ветры - тела, но только незримые нами.
   Њоре и земли они вздымают, небесные тучи
   Ѓурно крутЯт и влекут внезапно поднЯвшимсЯ вихрем;
   € не иначе текут они, все пред собой повергаЯ,
   Љак и вода, по природе своей хоть и мЯгкаЯ, мчитсЯ
   Њощной внезапно рекой, которую, вздувшись от ливней,
   ЏолнЯт, с высоких вершин низвергаЯсь в нее, водопады,
   ‹еса обломки несЯ и стволы увлекаЯ деревьев.
   Љрепкие даже мосты устоЯть под внезапным напором
   ‚од неспособны: с такой необузданной силой несетсЯ
   ‹ивнем взмущенный поток, ударЯЯ в устои и сваи.
   Ћпустошает он все, грохоча; под водою уносит
   Љамней громады и все преграды сметает волнами.
   ’ак совершенно должны устремлЯтьсЯ и ветра порывы,
   ‘ловно могучий поток, когда, отклонЯЯсь в любую
   ‘торону, гонЯт они все то, что встречают, и рушат,
   ‚новь налетаЯ и вновь; а то и крутЯщимсЯ смерчем
   ‚се, захвативши, влекут и в стремительном вихре уносЯт.

   Љак  мы  уже  говорили,   ќвтибида  была  гречанка,   притом  гречанка,
получившаЯ хорошее образование. Ћна не могла не почувствовать и не оценить
силу,  красоту и  гармонию этих стихов,  тем более что латинский Язык в то
времЯ не был совершенен и,  кроме ќнниЯ,  Џлавта,  ‹уцилиЯ и ’еренциЯ,  не
имел других поэтов, которые пользовались бы известностью.
   ќвтибида выразила свое восхищение словами,  полными искреннего чувства,
на что поэт, прощаЯсь с ней, сказал с улыбкой:
   - ‡а свое восхищение ты поплатишьсЯ дощечкой: Я уношу ее с собой.
   - Ќо ты мне сам принесешь ее, как только перепишешь стихи на папирус.
   Џообещав ќвтибиде вскоре прийти к ней, ‹укреций удалилсЯ. „уша его была
полна  только что  созданными стихами,  их  подсказало ему  наблюдение над
природой,  поэтому  они  получились такими  сильными,  звучными и  полными
чувства.
   ќвтибида как будто была вполне удовлетворена.  ‚  сопровождении Ђспазии
она  удалилась в  свою  спальню,  решив перед сном  подумать на  свободе и
вкусить всю несказанную радость мести.  Ќо,  к ее великому удивлению,  эта
радость  оказалась  совсем  не  такой  полной,   как  она  думала,  и  она
удивлЯлась,  что чувствует столь слабое удовлетворение. ‘овсем неожиданные
мысли осаждали ее,  когда она  ложилась.  Ћна приказала Ђспазии удалитьсЯ,
оставив зажженным ночной светильник, лишь слегка затемнив его.
   „олго перебирала она в  памЯти все,  что ею было сделано,  и размышлЯла
над  возможными последствиЯми своего  письма.  Ѓыть  может,  ‘улла  сумеет
сдержать свой гнев до  глубокой ночи,  выследит любовников и,  застав их в
объЯтиЯх друг друга, убьет обоих...
   Њысль  о  том,  что  она  скоро  узнает о смерти и позоре ‚алерии, этой
надменной  и  гордой  матроны,  котораЯ смотрела на нее свысока, хотЯ сама
была  порочной  и  презренной  женщиной,  лицемеркой,  в  тысЯчу раз более
преступной  и  виновной,  чем  она,  ќвтибида,  - эта мысль наполнЯла душу
куртизанки  радостью  и  смЯгчала  муки ревности, все еще терзавшей ее. Ќо
чувства  ее  к ‘партаку были совсем иные. ќвтибида старалась оправдать его
проступок  и,  хорошенько подумав, даже решила, что фракиец менее виновен,
чем  ‚алериЯ.  ‚ конце концов он только бедный рудиарий и жена ‘уллы, хотЯ
бы  даже  и  некрасиваЯ,  должна  была  казатьсЯ  ему  богиней. ќта подлаЯ
женщина,  наверно, обольстила его ласками, околдовала, довела до того, что
у  него не было сил сопротивлЯтьсЯ... Ќаверно, все случилось именно так, а
не  иначе.  ђазве сам по себе гладиатор осмелилсЯ бы поднЯть глаза на жену
‘уллы? Ђ снискав ее любовь, бедный ‘партак, естественно, оказалсЯ в полной
ее власти и уже не мог, не смел даже на мгновение подумать о другой любви,
о  другой женщине. ‘мерть ‘партака теперь не казалась ќвтибиде заслуженной
карой, - нет, ее ничем нельзЯ было оправдать.
   ќвтибида долго не могла уснуть и ворочалась с боку на бок,  погруженнаЯ
в  печальные  думы,  охваченнаЯ самыми  противоречивыми чувствами,  горько
вздыхала,  трепеща  от  страшных мыслей.  ‚ремЯ  от  времени,  побежденнаЯ
усталостью,  она забывалась дремотой,  но потом, вздрогнув, снова начинала
метатьсЯ в  постели,  пока  наконец  не  уснула  тЯжелым сном.  ‚  комнате
воцарилсЯ на  некоторое времЯ покой,  нарушаемый лишь прерывистым дыханием
спЯщей. ‚друг ќвтибида вскочила и в испуге закричала голосом, полным слез:
   - Ќет,  ‘партак!..  Ќет,  это не  Я  убиваю тебЯ...  это она...  ’ы  не
умрешь!..
   ЌесчастнаЯ была поглощена неотвЯзной мыслью, котораЯ во времЯ короткого
сна  перешла в видение; образы, отЯгощавшие ее мозг, претворились во сне в
один образ ‘партака, умирающего и молЯщего о пощаде.
   ‚скочив  с  постели,  бледнаЯ,  с  искаженным от  страданиЯ лицом,  она
накинула широкое белое  одеЯнье,  позвала Ђспазию и  велела  ей  разбудить
ЊетробиЯ.
   Ќемалых трудов стоило ей уговорить актера немедленно отправитьсЯ в путь
и,  догнав „емофила,  взЯть у него обратно письмо,  написанное ею три часа
назад, - теперь она не хотела, чтобы оно попало в руки ‘уллы.
   Њетробий  устал  с  дороги,  осоловел  от  выпитого вина,  разнежилсЯ в
приЯтном тепле постели,  и  ќвтибиде понадобилось все ее искусство и чары,
чтобы через два часа он решилсЯ отправитьсЯ в путь.
   ЃурЯ прекратилась,  все небо было усыпано звездами и только свежий,  но
довольно резкий ветерок мог потревожить нашего путника.
   - „емофил опередил тебЯ на пЯть часов,  -  сказала гречанка Њетробию, -
поэтому ты должен не скакать, а лететь на твоем коне.
   - „а, если бы он был Џегасом, Я заставил бы его лететь.
   - ‚ конце концов так будет лучше и длЯ тебЯ!..
   —ерез  несколько минут послышалсЯ стремительный топот лошади, скакавшей
во  весь  опор; он будил сынов Љвирина; они настороженно прислушивались, а
потом  снова  закутывались в одеЯла и, с наслаждением вытЯгиваЯсь в теплой
постели,  радовались  ей  еще  больше  при  мысли,  что  многие несчастные
находЯтсЯ  сейчас  в поле, в пути под открытым небом и мерзнут на холодном
ветру, который Яростно завывает на дворе.


        ѓлава седьмаЯ. ЉЂЉ ‘Њ…ђ’њ ЋЏ…ђ…„€‹Ђ „…ЊЋ”€‹Ђ € Њ…’ђЋЃ€џ
   ‚сЯкому,  кто  выезжал  из  ђима  через  Љапенские ворота и, проехав по
Ђппиевой дороге, после Ђриции, ‘утриЯ, ‘уэссы-Џометии, ’аррацины и Љайеты,
добиралсЯ  до  Љапуи,  где  дорога  разветвлЯетсЯ  (направо  она  идет  на
Ѓеневент,  а  налево  -  в  Љумы).  и  затем  сворачивал  в  сторону  Љум,
открывалась картина несравненной красоты.
   Џутешественнику,  который  мог  бы  охватить  взглЯдом окрестные холмы,
оливковые и апельсиновые рощи,  виноградники,  фруктовые сады, плодородные
нивы  в  золоте  урожаЯ,  зеленые луга  с  буйными благоухающими травами -
излюбленные  пастбища  многочисленных  стад  овец  и   коров,   оглашающих
окрестности призывным блеЯнием и тоскливым мычанием,  представилось бы все
чудесное солнечное побережье, тЯнущеесЯ от ‹итерна до Џомпеи.
   ’ам,  на  этих  благодатных  берегах,  словно  по какому-то волшебству,
неподалеку  друг  от  друга  возникли ‹итерн, Њизены, Љумы, Ѓайи, Џутеолы,
Ќеаполь,  ѓеркуланум  и  ЏомпеЯ,  а  вокруг  них  выросли  богатые  храмы,
роскошные  виллы  и термы, веселые солнечные сады, многочисленные деревни,
озера  -  Ђхерузское,  Ђвернское,  ‹иколи,  ЏатриЯ и многие другие, дома и
фермы.  ‚се  это  побережье  казалось  единым  огромным  городом, а дальше
виднелось  спокойное лазоревое море, покоЯщеесЯ в объЯтиЯх берегов залива,
заботливо  охранЯющих  его,  а  еще  дальше - кольцо прелестных островов с
термами,  дворцами,  роскошной  растительностью:  €схиЯ,  Џрохита, Ќесида,
ЉапреЯ. € все это богатство, всЯ красота природы, сосредоточены в цветущем
уголке  земли,  которому  боги и люди, казалось, уговорились дать все, что
существует в мире наиболее прекрасного и пленительного, в цветущем уголке,
залитом солнцем и овеваемом ласковым дуновением мЯгкого, теплого ветра.
   ‚есь  этот  пейзаж  был  поистине сказочно прекрасен!  Ќедаром об  этих
местах в  те времена сложилась легенда,  что именно здесь умерших поджидал
со своей лодкой •арон, перевозивший их из этого мира в элисий.
   Џриехав   в   Љумы,   путешественник   видел   великолепный,   богатый,
густонаселенный город,  расположенный частью на  крутой,  обрывистой горе,
частью на  ее пологом склоне и  на равнине у  морЯ.  ‚  сезон купаний сюда
съезжались  римские  патриции;   некоторые  из  них,  у  кого  не  было  в
окрестностЯх Љум своей виллы, проводили здесь также часть осени и весны.
   ‚  Љумах имелись все удобства,  роскошь и уют,  которыми богачи и знать
того времени могли окружить себЯ в  самом ђиме,  -  были там и портики,  и
базилики, и форумы, и цирки, грандиозный великолепный амфитеатр (развалины
его сохранились и доныне),  а на горе,  в Ђкрополе, высилсЯ чудесный храм,
посвЯщенный богу Ђполлону, один из самых красивых и роскошных в €талии.
   Љумы  были  основаны  в  очень  отдаленные времена.  €звестно,  что  за
пЯтьдесЯт лет  до  основаниЯ ђима  Љумы были уже  в  таком расцвете и  так
могущественны,  что переселенцы из  этого города основали в  ‘ицилии город
‡анклу,  который  позже  стал  называтьсЯ Њессана.  Ќесколько  позже  была
основана другаЯ колониЯ, Џалеополис, - очевидно, нынешний Ќеаполь.
   ‚о  времЯ  второй  Џунической  войны  Љумы  были  независимым  городом,
дружественно настроенным союзником,  а не данником ђима.  •отЯ в это времЯ
многие другие города Љампаньи перешли на сторону карфагенЯн, Љумы остались
верны ђиму,  -  поэтому ѓаннибал,  собрав большие силы,  напал на них.  Ќо
консул ‘емпроний ѓракх пришел им  на помощь и  разбил ѓаннибала,  истребив
великое множество карфагенЯн.
   ‘  тех пор римские патриции оказывали предпочтение Љумам,  хотЯ в эпоху
описываемых событий знатные люди стали больше посещать Ѓайи,  и вследствие
этого Љумы начали постепенно приходить в упадок.
   Ќедалеко  от Љум, на чудесном холме, откуда открывалсЯ великолепный вид
на  побережье и на залив, стоЯла роскошнаЯ вилла ‹уциЯ ЉорнелиЯ ‘уллы. ‚се
то,  что  тщеславный,  сумасбродный, одаренный безудержной фантазией ‘улла
мог придумать в смысле удобств и роскоши, было осуществлено на этой вилле;
сады  ее  простирались  до  самого  морЯ,  и в них диктатор велел устроить
специальный  бассейн длЯ прирученных рыб, за которыми был установлен самый
тщательный уход.
   ‚илла ‘уллы не уступала в роскоши римским домам. ’ам была банЯ - всЯ из
мрамора,  с пЯтьюдесЯтью отделениЯми длЯ горЯчих,  теплых и холодных ванн,
на  устройство которых ‘улла не  пожалел средств.  Ѓыли на вилле теплицы с
редкими цветами и  вольеры длЯ  птиц,  были заповедники,  где  жили олени,
козули, лисицы и разнаЯ дичь.
   ‚семогущий диктатор уже два месЯца уединенно жил в  этом очаровательном
уголке, где воздух был необычайно мЯгок и полезен длЯ здоровьЯ.
   ‘воим  многочисленным  рабам  он  приказал  проложить  дорогу,  котораЯ
ответвлЯлась от  Ђппиевой дороги,  на  небольшом расстоЯнии от того места,
где та сворачивала на Љумы, и вела прЯмо на виллу.
   ‡десь ‘улла проводил свои дни  в  размышлениЯх и  писал "‚оспоминаниЯ",
которые  собиралсЯ  посвЯтить -  и  впоследствии действительно посвЯтил  -
‹уцию ‹ицинию ‹укуллу, известному богачу, который в это времЯ вел успешные
войны,  а  тремЯ  годами позже  был  избран консулом и  одержал победу над
Њитридатом в Ђрмении и в Њесопотамии;  впоследствии он стал знаменит среди
римлЯн,  и памЯть о нем дошла до потомков,  хотЯ прославилсЯ он не столько
своей доблестью и победами,  сколько утонченной роскошью,  которой окружил
себЯ, и неисчислимыми своими богатствами.
   Ќа  вилле  в  окрестностЯх Љум  ‘улла  проводил все  ночи  в  шумных  и
непристойных оргиЯх; солнце не раз заставало его еще возлежащим за столом,
пьЯным и  сонным,  среди  еще  более  пьЯных мимов,  шутов и  комедиантов,
обычных участников его кутежей.
   ‚ремЯ от времени он совершал прогулку в  Љумы,  а  иной раз в  Ѓайи или
Џутеолы,  хотЯ  там  он  бывал значительно реже.  €  всюду граждане любого
сословиЯ выказывали ему  знаки  уважениЯ и  почтениЯ,  не  столько за  его
великие деЯниЯ, сколько из страха перед его именем.
   ’ри днЯ спустЯ после событий, описанных в конце предыдущей главы, ‘улла
вернулсЯ в  колеснице из  Џутеол,  где он улаживал спор между патрициЯми и
плебеЯми;  он уже приезжал сюда десЯть дней назад длЯ той же цели;  в этот
же день он в качестве арбитра скрепил акт соглашениЯ.
   ‚ернувшись под вечер, он приказал приготовить ужин в триклинии Ђполлона
„ельфийского,   самом   обширном  и  великолепном  из  четырех  триклиниев
огромного мраморного дворца.
   Џри свете факелов,  горевших в каждом углу,  среди благоуханных цветов,
возвышавшихсЯ пирамидами  у  стен,  среди  сладострастных улыбок,  манЯщей
прелести полунагих танцовщиц и веселых звуков флейт,  лир и цитр пиршество
вскоре превратилось в разнузданную оргию.
   ‚  обширной зале  вокруг трех  столов было установлено девЯть обеденных
лож;  на  них  возлежали двадцать пЯть пирующих,  не  считаЯ самого ‘уллу.
Њесто любимца ‘уллы, ЊетробиЯ, оставалось пустым.
   Ѓывший диктатор,  в  белоснежной застольной одежде,  в  венке  из  роз,
занимал место на  среднем ложе  у  среднего стола,  рЯдом с  любимым своим
другом Љвинтом ђосцием, который был царем этого пира.
   ‘удЯ по громкому смеху ‘уллы,  "речам и  частым возлиЯниЯм,  можно было
подумать,  что бывший диктатор веселитсЯ от души и никакаЯ печаль, никакаЯ
забота не терзают его.
   Ќо внимательный наблюдатель легко заметил бы, как он постарел и похудел
за  эти четыре месЯца, стал еще безобразнее и страшнее. …го лицо исхудало,
и  кровоточащие  нарывы,  покрывавшие  его,  увеличились: волосы из седых,
какими  они  были за год до этого, стали совсем белыми; на всем его облике
лежал  отпечаток  усталости,  слабости  и страданиЯ - это были последствиЯ
бессонницы, на которую он был обречен мучившим его страшным недугом.
   ’ем не менее в его проницательных серо-голубых глазах -  и даже больше,
может быть,  чем всегда,  -  горела жизнь,  сила,  энергиЯ и всепокорЯющаЯ
волЯ.  “силием воли он  старалсЯ скрыть от  других свои нестерпимые муки и
успешно  добивалсЯ этого,  -  иногда,  в  особенности в  часы  оргий,  он,
казалось, даже сам забывал о своей болезни.
   - Ђ ну-ка, расскажи, расскажи, Џонциан, - сказал ‘улла, поворачиваЯсь к
патрицию из Љум,  возлежавшему на ложе за другим столом,  -  Я хочу знать,
что говорил ѓраний.
   - џ не расслышал,  что он говорил,  -  сказал Џонциан,  побледнев и,  в
Явном замешательстве, не знаЯ что ответить.
   - ’ы  ведь  знаешь,  Џонциан,  у  менЯ тонкий слух,  -  промолвил ‘улла
спокойно,  но грозно нахмурив при этом брови,  -  Я ведь слышал то, что ты
сейчас сказал ќлию ‹уперку.
   -  „а  нет  же...  -  возразил  в  смущении  патриций,  - поверь мне...
счастливый и всемогущий... диктатор...
   - ’ы  вот  что  сказал:  "Љогда  ѓраниЯ,  теперешнего  эдила  в  Љумах,
заставили уплатить в казну штраф,  наложенный на него ‘уллой, он отказалсЯ
сделать это,  заЯвив...", но тут ты поднЯл на менЯ глаза и, заметив, что Я
слышу твой рассказ,  вдруг замолчал. Џредлагаю тебе повторить точно, слово
в слово, все сказанное ѓранием.
   - ‘делай милость, о ‘улла, величайший из вождей римлЯн...
   - џ  не нуждаюсь в  твоих похвалах,  -  вскричал ‘улла хриплым от гнева
голосом, и глаза его засверкали; приподнЯвшись на ложе, он с силой стукнул
кулаком по  столу.  -  Џодлый льстец!  Џохвалы себе Я  сам начертал своими
деЯниЯми и  подвигами,  все  они значатсЯ в  консульских фастах,  и  Я  не
нуждаюсь,  чтобы ты  мне повторЯл их,  болтливаЯ сорока!  џ  хочу услышать
слова ѓраниЯ,  Я хочу их знать, и ты должен их мне повторить, или, клЯнусь
арфой  божественного  Ђполлона,  моего  покровителЯ,  -  да,  ‹уций  ‘улла
клЯнетсЯ тебе,  -  что  ты  живым отсюда не  выйдешь и  твой труп послужит
удобрением длЯ моих огородов!
   ЏризываЯ Ђполлона,  которого ‘улла  уже  много лет  назад избрал особым
своим покровителем,  диктатор дотронулсЯ правой рукой до золотой статуэтки
этого бога,  которую он захватил в „ельфах и почти всегда носил на золотой
цепочке тонкой работы.
   Џри  этих словах,  при этом движении ‘уллы и  его клЯтве все друзьЯ его
побледнели   и   умолкли,   растерЯнно  переглЯдываЯсь;   утихла   музыка,
прекратились танцы; шумное веселье сменилось могильной тишиной.
   ‡аикаЯсь от страха, незадачливый Џонциан произнес наконец:
   -  ѓраний  сказал:  "џ  сейчас платить не стану: ‘улла скоро умрет, и Я
буду освобожден от уплаты".
   - Ђ!  - произнес ‘улла, и багровое его лицо вдруг стало белым, как мел,
от гнева.  -  Ђ!.. ѓраний с нетерпением ждет моей смерти?.. Ѓраво, ѓраний!
Ћн уже сделал свои расчеты. - ‘улла весь дрожал, но пыталсЯ скрыть бешеную
злобу,   сверкавшую  в  его  глазах.  -  Ћн  уже  все  рассчитал!..  Љакой
предусмотрительный!.. Ћн все предвидит!..
   ‘улла умолк на миг, затем, щелкнув пальцами, крикнул:
   - •рисогон!  - и тут же грозно добавил: - Џосмотрим! Ќе промахнутьсЯ бы
ему в своих расчетах!
   •рисогон, отпущенник ‘уллы и его доверенное лицо, приблизилсЯ к бывшему
диктатору;  ‘улла  мало-помалу пришел в себЯ и уже спокойно отдал какое-то
приказание;  отпущенник,  наклонив  голову,  выслушал  его  и направилсЯ к
двери.
   ‘улла крикнул ему вслед:
   - ‡автра!
   Џовернувшись к  гостЯм и  высоко подымаЯ чашу с  фалернским,  он весело
воскликнул:
   - Ќу,  что же вы?  —то с вами? ‚ы все словно онемели и одурели! ЉлЯнусь
богами Ћлимпа,  вы, кажетсЯ, думаете, трусливые овцы, что присутствуете на
моем поминальном пире?
   - „а избавЯт тебЯ боги от подобных мыслей!
   - „а  пошлет  тебе  ћпитер  благополучие и-  да  покровительствует тебе
Ђполлон!
   - Њногие лета могущественному ‘улле! - в один голос закричали почти все
гости, подымаЯ чаши с пенистым фалернским.
   - ‚ыпьем все за  здоровье и  славу ‹уциЯ ЉорнелиЯ ‘уллы ‘частливого!  -
воскликнул своим чистым и звучным голосом Љвинт ђосций, подымаЯ чашу.
   ‚се  провозглашали тосты,  все  пили,  и  ‘улла,  внешне снова веселый,
обнимаЯ, целуЯ и благодарЯ ђосциЯ, крикнул кифаристам и мимам:
   - ќй вы там,  дураки,  что делаете? “меете только пить мое фалернское и
обкрадывать менЯ,  проклЯтые бездельники!  Џусть  вас  сейчас  же  охватит
вечный сон смерти!
   …два лишь смолкла площаднаЯ ругань ‘уллы,  - он всегда отличалсЯ грубой
речью и плоскими шутками,  -  музыканты снова заиграли и вместе с мимами и
танцовщицами,  которые  подпевали  им,  принЯлись отплЯсывать комический и
непристойный танец  сатиров.  Џо  окончании танцев  на  среднем столе,  за
которым возлежали ‘улла  и  ђосций,  поЯвилось невиданное жаркое:  орел  в
полном  оперении,  точно  живой;  в  клюве  он  держал  лавровый  венок  с
пурпуровой лентой,  на  которой  золотыми буквами  было  написано "Sullae,
Felici,  Epafrodito",  что означало:  "‘улле ‘частливому, ‹юбимцу ‚енеры".
Џрозвище "‹юбимец ‚енеры" особенно нравилось ‘улле.
   Џод рукоплесканиЯ гостей ђосций вынул венок из клюва орла и передал его
Ђттилии ћвентине, хорошенькой отпущеннице ‘уллы, сидевшей с ним рЯдом; она
и  несколько патрицианок, приглашенных из Љум, возлежали рЯдом с мужчинами
на обеденных ложах, что и составлЯло одну из главных приманок пиршества.
   ЂттилиЯ  ћвентина возложила поверх венка из роз, уже украшавшего голову
‘уллы, лавровый венок и нежным голосом сказала:
   - ’ебе,   любимцу  богов,  тебе,  непобедимому  императору,  эти  лавры
присудил восторг всего мира!
   ‘улла несколько раз поцеловал Ђттилию, присутствующие зааплодировали, а
Љвинт  ђосций,  встав  со  своего  ложа,  продекламировал  своим  чудесным
голосом, с чувством и жестами, достойными великого актера:

   . . . . . . “видел он над ’ибром,
   Љак повелитель жезл схватил, которым
   ‚ладел когда-то, в землю водрузил.
   € вот дала побег верхушка жезла,
   Ћделась ветвь его листвою пышной
   € землю всю квиритов осенила.

   €скусно введенные в  текст намеки показывали,  что ђосций был не только
незаурЯдным актером,  но  и  человеком тонкого ума.  €  снова в  триклинии
раздались рукоплесканиЯ, еще более шумные.
   ’ем  временем ‘улла ножом надрезал орла в  том  месте,  где была зашита
кожа нафаршированной птицы,  и на блюдо выпало множество Яиц,  которые тут
же  были поданы гостЯм;  в  каждом Яйце оказалось мЯсо жареного бекаса под
острым соусом. ‚се смаковали изысканное кушанье, превозносЯ щедрость ‘уллы
и  искусство его  повара,  а  двенадцать красивых рабынь-гречанок в  очень
коротких  голубых  туниках  обходили  стол,   наливаЯ  в   чаши   чудесное
фалернское.
   Ќемного спустЯ была подана новаЯ диковинка - огромный медовый пирог, на
корке которого с  изумительной точностью была  вылеплена из  теста круглаЯ
колоннада храма,  и  как  только пирог был разрезан,  оттуда вылетела стаЯ
воробьев -  по числу гостей.  “ каждого воробьЯ на шее была ленточка,  а к
ней был прикреплен подарок с именем гостЯ, которому он предназначалсЯ.
   Ќовые   рукоплесканиЯ  и   новый   взрыв   восхищений   встретили   это
поразительное произведение искуснейшего повара  ‘уллы.  „олго  шла  шумнаЯ
погонЯ за  птицами,  тщетно пытавшимисЯ улететь из наглухо запертого зала,
наконец диктатор прекратил эту охоту. Ћторвавшись на мгновение от поцелуев
ћвентины, он воскликнул:
   - Ћ,  нынче вечером Я  в  веселом расположении духа,  и мне хотелось бы
потешить вас зрелищем,  редким на пирах... Џослушайте менЯ, любимые друзьЯ
мои... •отите увидеть в этом зале бой гладиаторов?
   -  •отим!  •отим!  - закричало пЯтьдесЯт голосов со всех сторон, потому
что  такого  рода  зрелище  любили не только гости ‘уллы, но и кифаристы и
танцовщицы,  которые  с  восторгом отвечали: "•отим! хотим!", позабыв, что
вопрос был предложен не им.
   - „а,  да,  гладиаторов,  гладиаторов!  „а здравствует ‘улла, щедрейший
‘улла!
   Ќемедленно послали раба в школу гладиаторов,  находившуюсЯ здесь же при
вилле,  с приказом ‘партаку привести в триклиний пЯть пар гладиаторов. ’ем
временем  многочисленные  рабы  освободили  часть  зала,  где  должен  был
происходить бой, и перевели танцовщиц и музыкантов в другой конец комнаты,
ближе к столам.
   •рисогон ввел в  зал десЯть гладиаторов:  пЯтерых в  одежде фракийцев и
пЯтерых в одежде самнитов.
   - Ђ где же ‘партак? - спросил ‘улла •рисогона.
   - …го нет в школе. „олжно быть, он у сестры.
   ‚  эту  минуту  в триклиний вошел запыхавшийсЯ ‘партак. Џриложив руку к
губам, он приветствовал ‘уллу и его гостей.
   - ‘партак,  -  обратилсЯ ‘улла  к  рудиарию,  -  Я  хочу  оценить  твое
искусство в  обучении фехтованию.  ‘ейчас посмотрим,  чему научились и что
умеют делать твои гладиаторы.
   - Ћни всего только два месЯца упражнЯютсЯ в  фехтовании и еще мало чему
успели у менЯ научитьсЯ.
   - Џосмотрим,  посмотрим,  - сказал ‘улла; затем, повернувшись к гостЯм,
добавил:  -  џ  не  внес  ничего  нового  в  наши  обычаи,  устраиваЯ  бой
гладиаторов во времЯ пира;  Я только возродил обычай,  который существовал
два века назад у обитателей Љампаньи, ваших достойных предков, о сыны Љум,
первых жителей этой области.
   ‘партак установил сражающихсЯ;  он был бледен,  волновалсЯ, заикалсЯ и,
казалось, плохо соображал, что делает и что говорит.
   ќто   утонченное   варварство,    эта   умышленнаЯ   жестокость,    эта
отвратительнаЯ сладострастнаЯ кровожадность, обнаруженнаЯ столь откровенно
и  с  таким зверским спокойствием,  возбудили Ярый гнев в сердце рудиариЯ.
Ќевыносимо мучительно было длЯ него сознавать,  что не злаЯ волЯ толпы, не
звериный инстинкт неразумной черни,  а  каприз одного свирепого и  пьЯного
человека и подлаЯ угодливость тридцати паразитов обрекли десЯть несчастных
гладиаторов,  честных и достойных,  здоровых и сильных юношей, дратьсЯ без
какой-либо неприЯзни или вражды друг к  другу и  бесславно умереть гораздо
раньше срока, назначенного им природой.
   Љроме этих  причин,  было  еще  одно  обстоЯтельство,  усиливавшее гнев
‘партака:  на  его  глазах  подвергалсЯ  смертельной  опасности  его  друг
Ђрторикс,  двадцатичетырехлетний галл необыкновенно благородной внешности,
чудесно сложенный,  с бледным лицом и светлыми вьющимисЯ волосами. ‘партак
очень любил его,  предпочитаЯ всем гладиаторам из школы Ђкциана.  Ђрторикс
тоже был сильно привЯзан к ‘партаку. € как только рудиарию предложено было
перейти в школу ‘уллы, он попросил купить Ђрторикса, объЯснЯЯ это тем, что
галл необходим ему как помощник по управлению школой.
   ђасставлЯЯ бойцов  одного  против другого,  ‘партак в  сильном волнении
спросил шепотом молодого галла:
   - Џочему ты пришел?
   -  Ќесколько  времени  назад,  -  ответил Ђрторикс, - мы бросили кости,
чтобы  решить,  кому идти последним навстречу смерти, и Я оказалсЯ в числе
проигравших:   сама   судьба  хочет,  чтобы  Я  был  среди  первых  десЯти
гладиаторов ‘уллы, которые должны сражатьсЯ друг с другом.
   ђудиарий ничего не  ответил,  но  через минуту,  когда было все готово,
подошел к ‘улле и сказал:
   - ‚еликодушный ‘улла,  разреши послать в  школу за  другим гладиатором,
чтобы поставить его на  место вот этого,  -  и  он указал на Ђрторикса,  -
он...
   - Џочему же он не может сражатьсЯ? - спросил бывший диктатор.
   - Ћн много сильнее остальных,  и  отрЯд фракийцев,  в котором он должен
сражатьсЯ, будет значительно сильнее отрЯда самнитов.
   - € ради этого ты хочешь заставить нас ждать еще?  Ќет, пусть сражаетсЯ
и этот, мы больше не желаем ждать. ’ем хуже длЯ самнитов!
   ‚идЯ  овладевшее всеми нетерпение,  которое Ясно  можно было прочесть в
глазах гостей, ‘улла сам подал знак к началу сражениЯ.
   Ѓорьба,  как  это можно было себе представить,  длилась недолго:  через
несколько минут один  фракиец и  два  самнита были  убиты,  а  двое других
несчастных лежали на полу тЯжело раненные, умолЯЯ ‘уллу пощадить их жизнь,
и им была дарована пощада.
   Џоследний самнит  отчаЯнно защищалсЯ против четырех нападавших на  него
фракийцев,  но вскоре, весь израненный, поскользнулсЯ в крови, растекшейсЯ
по мозаичному полу,  и его друг Ђрторикс,  глаза которого были полны слез,
желаЯ избавить умирающего от  мучительной агонии,  из  состраданиЯ пронзил
его мечом.
   Џереполненный триклиний загремел единодушными рукоплесканиЯми.
   €х прервал ‘улла, закр