        Ѓолеслав Џрус. ѓрехи детства


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: Ѓ.Џрус. ‘очинениЯ в семи томах. ’ом 2
     Џеревод с польского ….ђифтиной. ЏримечаниЯ E.–ыбенко
     ѓосударственное издательство художественной литературы, Њосква, 1962
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 5 октЯбрЯ 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     {1} - ’ак обозначены ссылки на примечаниЯ соответствующей страницы.


     џ  родилсЯ в эпоху,  когда все непременно носили какой-нибудь титул или
хотЯ бы прозвище, которыми наделЯли иногда без достаточных оснований.
     Џо  этой  причине нашу  помещицу называли графиней,  моего  отца  -  ее
уполномоченным,   а  менЯ  -  очень  редко  Љазиком  или  ‹есьневским,  зато
достаточно часто сорванцом,  пока Я  жил дома,  и ослом,  когда Я поступил в
школу.
     ”амилию нашей  помещицы тщетно  было  бы  искать  в  родословных знати,
поэтому мне кажетсЯ,  что сиЯние ее  графской короны простиралось не  дальше
полномочий моего блаженной памЯти отца.  ЏомнитсЯ даже,  что возведение ее в
графское достоинство было своего рода памЯтником,  которым покойный отец мой
ознаменовал счастливейшее событие своей жизни -  повышение жалованьЯ на  сто
злотых в год. Џомещица молча принЯла присвоенный ей титул, но несколько дней
спустЯ отец мой был произведен из  управлЯющих в  уполномоченные.  €  вместо
письменного свидетельства получил невиданных размеров борова,  и  из выручки
от продажи его мне купили первые башмаки.
     Ћтец,  Я  и сестра моЯ ‡осЯ (матери у менЯ уже не было) жили в каменном
флигеле,  шагах в  пЯтидесЯти от господского дома.  ‚  самом же доме обитала
графинЯ с  дочкой ‹еней,  моей сверстницей,  с  ее гувернанткой и  со старой
ключницей ‘алюсей,  а  также  с  бесчисленным множеством горничных и  других
служанок.  „евушки эти по целым днЯм шили,  из чего Я  заключил,  что важные
барыни длЯ  того и  существуют,  чтобы рвать одежду,  а  девушки -  чтобы ее
чинить.  Ћб ином предназначении важных дам,  как и бедных девушек, Я понЯтиЯ
не имел, что, по мнению отца, было единственным моим достоинством.
     ѓрафинЯ  была  молодой  вдовой,  которую  муж  довольно рано  поверг  в
безутешную печаль.  Ќасколько мне  известно по  сохранившимсЯ преданиЯм,  ни
покойника никто не величал графом,  ни он кого-либо уполномоченным. ‡ато все
соседи с редким в наших краЯх единодушием называли его полоумным.  ‚о всЯком
случае,  это был человек незаурЯдный.  Ћн загонЯл верховых лошадей, охотилсЯ
где вздумаетсЯ,  вытаптываЯ крестьЯнские полЯ,  и дралсЯ с соседЯми на дуэли
из-за  собак  и   зайцев.   „ома  он  изводил  ревностью  жену  и   отравлЯл
существование  прислуге  с  помощью  длинного  чубука.  Џосле  смерти  этого
оригинала на его скакунах стали возить навоз,  а собак раздарили. ‚ наследие
он оставил миру маленькую свою дочурку и молодую вдову.  Ђх, извините, кроме
того,  после  покойного  осталсЯ  написанный  маслом  портрет,  где  он  был
изображен с гербовой печаткой на перстне, да еще длинный чубук, изогнувшийсЯ
от ненадлежащего употреблениЯ, как турецкаЯ саблЯ.
     џ  господского дома почти не  знал.  Џрежде всего и  сам Я  предпочитал
бегать по полЯм,  боЯсь растЯнутьсЯ на скользком паркете;  к тому же менЯ не
пускала туда прислуга,  потому что при первом же посещении Я  имел несчастье
разбить большую саксонскую вазу.
     ‘ маленькой графинюшкой Я играл до моего поступлениЯ в школу всего лишь
раз,  когда нам обоим едва исполнилось по десЯти лет.  ЏользуЯсь случаем,  Я
хотел обучить ее искусству лазаньЯ по деревьЯм и с этой целью усадил девочку
на  частокол,  но она отчаЯнно закричала,  а  гувернантка за это побила менЯ
голубым зонтиком, говорЯ, что Я мог сделать ‹еню несчастной на всю жизнь.
     ‘  тех пор Я  терпеть не  мог девочек,  решив,  что ни  одна из  них не
способна ни  лазать по  деревьЯм,  ни  купатьсЯ со мной в  пруду,  ни ездить
верхом, ни стрелЯть из лука или метать камни из рогатки. Љогда же начиналось
сражение, - а без него что за игра! - почти все они распускали нюни и бежали
кому-нибудь жаловатьсЯ.
     Њежду тем с  дворовыми мальчиками отец не позволЯл мне знатьсЯ,  сестра
же почти все времЯ проводила в  господском доме,  и  Я  рос и воспитывалсЯ в
одиночку, как хищный птенец, брошенный родителЯми.
     џ купалсЯ за мельницей или каталсЯ на пруду в дырЯвой лодке.  ‚ парке Я
с  кошачьей ловкостью прыгал с ветки на ветку,  гонЯЯсь за белками.  Ћднажды
лодка моЯ опрокинулась,  и  Я полднЯ просидел на плавучем островке,  который
был  не  больше  лохани длЯ  стирки.  ‚  другой раз  Я  через  слуховое окно
взобралсЯ на крышу господского дома,  но так неудачно,  что пришлось свЯзать
две лестницы,  чтобы достать менЯ оттуда.  Љак-то  мне случилось целые сутки
проплутать в  лесу,  а  вскоре после  этого  старый верховой конь  покойного
помещика,  вспомнив былые добрые времена, понес менЯ и не менее часу мчал по
полЯм,  пока наконец,  - чего, должно быть, он вовсе не хотел, - Я не сломал
себе ногу, котораЯ, впрочем, довольно быстро срослась.
     “ менЯ не было близких друзей,  и Я сблизилсЯ с природой. џ знал каждый
муравейник в  парке,  каждую хомЯчью норку в поле,  каждую кротовью тропку в
саду.  Њне были известны все птичьи гнезда и  все дупла,  в которых вывелись
бельчата. џ различал шелест каждой липы возле дома и умел повторить мелодию,
которую наигрывал ветер,  пробегаЯ по  деревьЯм.  Ќе  раз  Я  слышал в  лесу
какой-то  неумолчный топот,  только не  знал,  кто  там  топочет.  Џодолгу Я
смотрел на мерцающие звезды и  беседовал с  ночной тишиной,  и,  так как мне
некого было целовать, Я целовал дворовых собак.
     Њать  моЯ  давно покоилась на  кладбище.  „аже землЯ уже  расселась под
придавившим ее камнем,  и трещина,  должно быть,  вела в самую глубь могилы.
Ћднажды,  когда менЯ за  что-то  побили,  Я  пошел туда и  стал слушать,  не
откликнетсЯ ли она... Ќо она так и не откликнулась. ‚идно, и вправду умерла.
     ‚  то времЯ в моем сознании складывались первые представлениЯ о людЯх и
об  их  взаимоотношениЯх.  Ќапример,  уполномоченный в  моем воображении был
непременно несколько тучноват и  румЯн  лицом;  у  него  были  обвисшие усы,
густые брови над  серыми глазами,  низкий бас  и  по  крайней мере  такаЯ же
способность  кричать,   как  у  моего  отца.   Ћсоба,   именуемаЯ  графиней,
представлЯлась мне  не  иначе,  как  высокой  прекрасной дамой  с  печальным
взором;  она  молча прогуливалась по  парку в  белом платье,  волочащемсЯ по
земле.
     ‡ато о человеке,  который носил бы титул графа,  Я не имел ни малейшего
понЯтиЯ.  ’акой  человек,  если  он  вообще существовал,  казалсЯ мне  лицом
гораздо менее важным, чем графинЯ, просто бесполезным и даже неприличным. Ќа
мой  взглЯд,  только  в  просторном платье с  длинным шлейфом могло  обитать
величие знатного рода,  а кургузый,  в обтЯжку,  костюм, да еще состоЯщий из
двух частей,  годилсЯ лишь длЯ приказчиков в  имении,  винокуров и  в лучшем
случае - длЯ уполномоченных.
     ’аковы были мои верноподданнические чувства,  зиждившиесЯ на  внушениЯх
отца,  который неустанно твердил мне, что Я должен любить и почитать госпожу
нашу графиню.  ‚прочем,  если б  Я  когда-нибудь забыл эти наставлениЯ,  мне
достаточно было бы взглЯнуть на красный шкаф в конторе отца, где над счетами
и   записЯми  висела  на  гвозде  пЯтихвостаЯ  плетка  -   воплощение  основ
существующего порЯдка. „лЯ менЯ она была своего рода энциклопедией, так как,
глЯдЯ на нее,  Я  вспоминал,  что нельзЯ рвать башмаки и  дергать жеребЯт за
хвосты, что всЯкаЯ власть исходит от бога и т.д.
     Ћтец мой был человеком неутомимым в  работе,  безупречно честным и даже
весьма мЯгкосердечным.  Ќи  мужиков,  ни  прислугу он  никогда и  пальцем не
тронул,  только страшно кричал.  …сли же он был несколько строг ко мне,  то,
наверное,  не  без оснований.  Ћрганист наш,  которому Я  однажды подсыпал в
табак щепотку чемерицы,  вследствие чего он  всю  обедню чихал и  не  мог ни
петь,  ни играть,  оттого что все времЯ сбивалсЯ с такта,  после этого часто
говаривал, что, будь у него такой сын, как Я, он прострелил бы ему башку.
     џ хорошо помню это выражение.
     ѓрафиню отец называл ангелом доброты.  „ействительно,  в  ее деревне не
было ни голодных,  ни голых и босых,  ни обиженных.  ‡ло ли кому причинили -
шли к ней жаловатьсЯ;  заболел ли кто -  графинЯ давала лекарство; дитЯ ли у
кого народилось -  помещицу звали в кумы. ЊоЯ сестра училась вместе с дочкой
графини,   Я  же  избегал  соприкосновениЯ  с  аристократами,   однако  имел
возможность убедитьсЯ в необычайном мЯгкосердечии графини.
     “ отца моего было несколько видов оружиЯ, причем каждое предназначалось
длЯ  особой  цели.  ЋгромнаЯ двустволка должна  была  служить длЯ  охоты  на
волков,  таскавших телЯт у  нашей помещицы;  кремневое ружье отец держал длЯ
охраны всего прочего имущества графини,  а офицерскую шпагу -  длЯ защиты ее
чести.  ‘обственное имущество и  честь  отец,  вероЯтно,  защищал  бы  самой
обыкновенной палкой,  так как все это боевое снарЯжение,  чуть не ежемесЯчно
смазывавшеесЯ маслом,  лежало где-то в углу на чердаке, запрЯтанное так, что
даже Я не мог его разыскать.
     Њежду тем о существовании этого оружиЯ Я знал,  и мне страстно хотелось
им завладеть.  џ  часто мечтал о  том,  как совершу какой-нибудь героический
подвиг и  как за это отец позволит мне пострелЯть из гигантского ружьЯ.  Ђ в
ожидании этого Я  бегал к лесникам и училсЯ "палить" из длинных одностволок,
обладавших тем  свойством,  что,  стрелЯЯ из  них,  нельзЯ было  ни  в  кого
попасть, и непосредственный вред они причинЯли только моим скулам.
     Ћднажды,  когда отец смазывал двустволку,  предназначенную длЯ охоты на
волков,  ружье длЯ охраны имущества графини и шпагу длЯ защиты ее чести, мне
удалось украсть пригоршню пороху,  который,  насколько мне известно,  еще не
имел  особого назначениЯ.  Љак  только отец уехал в  поле,  Я  отправилсЯ на
охоту,  захватив огромный ключ от амбара,  с отверстием,  похожим на дуло, и
еще одной дыркой сбоку.
     ‡арЯдив громадный ключ порохом,  Я подсыпал сверху щепоть раздробленных
пуговиц от  "невыразимых",  крепко забил  пыж,  а  длЯ  запала взЯл  коробок
трутЯных спичек.
     Ќе  успел Я  выйти из  дому,  как  увидел стайку ворон,  охотившихсЯ за
господскими утЯтами.  —уть не на моих глазах одна из них схватила утенка, но
не могла его сразу унести и присела на крышу хлева.
     Џри виде злодейки во  мне закипела кровь моих предков,  сражавшихсЯ под
‚еной.  џ подкралсЯ к хлеву,  зажег спичку,  нацелилсЯ из ключа в левый глаз
вороны,  подул,  трут разгорелсЯ...  ђаздалсЯ грохот,  словно гром грЯнул. ‘
хлева  свалилсЯ наземь уже  задушенный утенок,  ворона в  смертельном страхе
взлетела на самую высокую липу,  а Я с удивлением увидел, что в руках у менЯ
вместо огромного ключа осталось только его  ушко,  зато  с  соломенной крыши
хлева потЯнулась тонкаЯ струйка дыма, будто кто-то курил трубку.
     —ерез   несколько   минут   хлев,    стоимость   которого   исчислЯлась
приблизительно в пЯтьдесЯт злотых, был весь охвачен огнем.
     ‘бежались люди,  прискакал верхом мой  отец,  после чего в  присутствии
всех этих доблестных и  почтенных лиц недвижимость "выгорела до недр земли",
как выразилсЯ винокур.
     ‚  это  времЯ  со  мной  происходило нечто неописуемое.  Џрежде всего Я
бросилсЯ домой  и  повесил на  обычное место ушко  от  разорвавшегосЯ ключа.
‡атем  побежал в  парк,  вознамерЯсь утопитьсЯ в  пруду.  ‘екунду спустЯ мой
проект в корне изменилсЯ:  Я решил лгать,  как приказчик у нас в имении,  то
есть отперетьсЯ от похищениЯ ключа,  от выстрела и  от хлева.  Ђ  когда менЯ
схватили, Я сразу призналсЯ во всем.
     ЊенЯ  повели  в  господский дом.  Ќа  террасе уже  собрались мой  отец,
графинЯ в платье со шлейфом, маленькаЯ графинюшка в довольно куцей юбчонке и
моЯ  сестра (всЯ  в  слезах,  как  и  ее  подруга),  затем  ключница ‘алюсЯ,
камердинер, лакей, буфетный мальчик, повар, поваренок и целый рой горничных,
швей  и  дворовых девушек.  џ  повернулсЯ в  другую сторону и  увидел позади
строений зеленые верхушки лип,  а чуть подальше - желтовато-коричневый столб
дыма, как нарочно подымавшийсЯ над пожарищем.
     ‚спомнив в  эту  минуту слова  органиста,  который предрекал,  что  мне
неизбежно прострелЯт башку,  Я  пришел к выводу,  что если менЯ когда-нибудь
ждет насильственнаЯ смерть,  то именно сегоднЯ. џ поджег хлев, испортил ключ
от амбара,  сестра плачет, всЯ прислуга в полном составе стоит перед домом -
что же это означает?.. € Я только смотрел, с ружьем ли пришел повар, так как
ему  вменЯлось  в  обЯзанность  пристреливать зайцев  и  смертельно  больных
домашних животных.
     ЊенЯ подвели поближе к графине.  Ћна окинула менЯ печальным взглЯдом, а
Я,  заложив руки  за  спину (как это  всегда машинально делал в  присутствии
отца), задрал голову кверху, потому что графинЯ была высокого роста.
     ’ак мы несколько мгновений глЯдели друг на друга.  Џрислуга молчала,  в
воздухе пахло гарью.
     - Њне  кажетсЯ,  пан  ‹есьневский,  мальчик этот очень живого нрава?  -
мелодичным голосом проговорила графинЯ, обращаЯсь к моему отцу.
     - Њерзавец!..  Џоджигатель!..  €спортил мне ключ от амбара!  -  отрубил
отец,  а затем поспешно добавил:  -  ЉланЯйсЯ в ноги графине, негодЯй!.. - и
легонько толкнул менЯ вперед.
     - ‘обираетесь менЯ убить,  так убивайте, а в ноги Я никому кланЯтьсЯ не
стану!  -  ответил Я,  не  сводЯ глаз с  графини,  котораЯ произвела на менЯ
неотразимое впечатление.
     - Ћх!.. €исусе!.. - ужаснулась ‘алюсЯ, всплеснув руками.
     - “спокойсЯ,  мой мальчик,  никто тут не сделает тебе ничего дурного, -
сказала графинЯ.
     - Ќу да,  никто!.. Ѓудто Я не знаю, что вы прострелите мне башку... Њне
ведь давно уже сулил органист! - возразил Я.
     - Ћх!.. €исусе!.. - во второй раз охнула ключница.
     - ‘тарость мою позорит!  -  воскликнул отец.  - ’ри шкуры Я бы содрал с
этого лоботрЯса да еще бы посолил,  если бы вы не взЯли его под свою защиту,
графинЯ.
     Џовар,  стоЯвший в  углу террасы,  прикрыл рот рукой и весь побагровел,
давЯсь от смеха. џ не утерпел и показал ему Язык.
     ‚  толпе прислуги пронессЯ ропот удивлениЯ,  а  отец,  схватив менЯ  за
руку, крикнул:
     - ’ы что, опЯть?.. Џеред графиней показываешь Язык?
     - џ показал Язык повару,  а то он уж думал,  что так и пристрелит менЯ,
как старого буланку...
     ѓрафинЯ стала еще печальнее.  Ћна откинула мне волосы со  лба,  глубоко
заглЯнула в глаза и сказала отцу:
     - Љто знает, пан ‹есьневский, что еще выйдет из этого ребенка...
     - ‚исельник! - коротко ответил озабоченный отец.
     - Ќеизвестно,  -  возразила графинЯ,  гладЯ мои взлохмаченные вихры.  -
Ќадо бы его в школу отдать,  здесь он одичает.  - Ђ потом, уходЯ в гостиную,
добавила вполголоса:  -  €з  этого  материала может получитьсЯ человек,  пан
‹есьневский... ’олько нужно его учить.
     - Ѓудет исполнено по  вашей воле,  графинЯ!  -  ответил отец и  дал мне
подзатыльник.
     ‘ террасы все ушли,  но Я осталсЯ, неподвижный, как камень, уставЯсь на
дверь,  за  которой скрылась наша  помещица.  ‹ишь  теперь  Я  с  сожалением
подумал:  "Ћтчего Я  не бросилсЯ к ее ногам?" -  и почувствовал,  как что-то
сдавило мне грудь. …сли бы она приказала, Я бы с радостью улегсЯ на пожарище
и дал бы себЯ медленно изжарить на угольЯх догорающею хлева.  Ќе потому, что
она не велела повару ни пристрелить менЯ, ни побить, а потому, что у нее был
такой нежный голос и печальный взор.
     ‘ этого днЯ Я был уже менее свободен.  ѓрафинЯ не хотела,  чтобы в огне
погибли остальные постройки,  отец досадовал, что не мог поквитатьсЯ со мной
за сожженный хлев,  а мне пора было готовитьсЯ к поступлению в школу.  “чили
менЯ поочередно органист и винокур. ѓоворили даже, что какие-то предметы мне
будет преподавать господскаЯ гувернантка.  Ќо,  познакомившись со мной,  эта
дама  заметила,  что  карманы у  менЯ  набиты  камешками,  ножами,  дробью и
пистонами, и напугалась так, что больше не пожелала менЯ видеть.
     - џ таким бандитам уроков не даю, - сказала она моей сестре.
     Ћднако в это времЯ Я стал уже гораздо серьезнее.  ’олько однажды - ради
опыта -  хотел было удавитьсЯ.  Ќо  потом мне  подвернулось какое-то  другое
занЯтие, и Я не сделал себе ничего дурного.
     Ќаконец в первых числах августа менЯ отвезли в школу.
     ЃлагодарЯ  рекомендательным  письмам  графини  экзамен  Я  сдал  вполне
хорошо.  “строив менЯ на квартиру -  со столом, репетиторством, родительским
попечением и  прочими  удобствами -  за  двести  злотых  и  пЯть  корцев{26}
провизии в год, отец повел менЯ покупать гимназическую форму.
     ЌоваЯ  одежда  до  того  мне  понравилась,  что  Я  не  мог  достаточно
налюбоватьсЯ ею за день и, тихонько встав ночью, впотьмах облачилсЯ в мундир
с  красным  воротником  и  надел  на  голову  фуражку  с  красным  околышем,
намереваЯсь просидеть так лишь несколько минут.  Ќо была дождливаЯ ночь,  от
дверей немножко дуло,  а  на  мне,  кроме  мундира и  фуражки,  было  только
исподнее, Я незаметно задремал и проспал в форме до утра.
     ЏроведЯ таким  образом ночь,  Я  весьма развеселил этим  товарищей,  но
встревожил хозЯина,  возбудив в  нем подозрение,  что он пустил к себе в дом
отчаЯнного сорванца.  ‚о  весь  дух  бросилсЯ  он  на  постоЯлый  двор,  где
остановилсЯ мой отец,  и  сказал ему,  что ни  за какие сокровища в  мире не
согласитсЯ держать менЯ у себЯ,  разве что отец прибавит ему еще пЯть корцев
картофелЯ в год.  Џосле долгого торга порешили на трех корцах,  но, прощаЯсь
со мной,  отец так недвусмысленно выказал свое недовольство, что Я не жалел,
когда он  уехал,  и  не  скучал по дому,  где мог чаще ждать столь же бурных
изъЯвлений чувств.
     Њое  обучение в  первом  классе не  ознаменовалось никакими выдающимисЯ
событиЯми.  Ќыне,  рассматриваЯ то времЯ в исторической перспективе,  -  как
известно,  необходимой длЯ объективного суждениЯ,  -  Я нахожу,  что в общих
чертах жизнь моЯ  мало  изменилась.  ‚  школе Я  немного дольше просиживал в
закрытом помещении,  дома немного больше бегал под открытым небом.  џ сменил
штатское платье на мундир,  а лица,  пекущиесЯ о гармоническом развитии моих
духовных и физических свойств, вместо плетки употреблЯли розги.
     ‚от и все.
     „авно признано,  что школа, где обучаютсЯ вместе десЯтки мальчиков, тем
самым подготовлЯет их к жизни в обществе и дает им знаниЯ, которых они бы не
приобрели,  воспитываЯсь в  одиночку.  ‚  истинности этого Я  убедилсЯ через
неделю  после  моего  поступлениЯ в  школу,  когда  научилсЯ "жать  масло" -
искусство,  требующее участиЯ по меньшей мере трех человек, а следовательно,
не могущее существовать вне общества.
     ’олько теперь Я открыл в себе подлинный талант,  самаЯ природа которого
предохранЯла  менЯ  от  теоретических изысканий  и  толкала  к  практической
деЯтельности.  џ  принадлежал к  лучшим игрокам в  мЯч,  бывал  "атаманом" в
сражениЯх,  устраивал внешкольные прогулки,  называемые "бродЯжничеством", и
дирижировал  топотом  или  ревом,   который  мы  всем  классом,   человек  в
шестьдесЯт,   иногда  затевали  длЯ  отдыха.   ‡ато,  оказавшись  наедине  с
грамматическими  правилами,   исключениЯми,   склонениЯми   и   спрЯжениЯми,
ЯвлЯющимисЯ,  как известно,  основой философского мышлениЯ,  Я  сразу ощущал
какую-то душевную пустоту, из глубины которой подымалась сонливость.
     …сли при таком таланте к отлыниванию от учениЯ Я все же довольно плавно
отвечал уроки,  то происходило это только благодарЯ острому зрению,  которое
позволЯло мне читать книжку, лежавшую за две или за три парты. ‘лучалось мне
иногда отвечать совсем не  то,  что было задано,  но Я  тотчас же прибегал к
стереотипному оправданию,  а именно,  говорил,  что не расслышал вопроса или
что "оробел".
     ‚ообще  Я  был  учеником  будущего  не  только  потому,  что  возбуждал
недовольство в  старых рутинерах и привлекал к себе симпатии молодежи,  но и
потому,  что хорошие отметки по разным предметам,  а вместе с ними и надежду
на  переход в  следующий класс Я  видел лишь  в  мечтах,  далеко опережавших
действительность.
     ЋтношениЯ мои с учителЯми были неодинаковы.
     ‹атинист ставил мне  недурные отметки за  то,  что Я  усердно занималсЯ
гимнастикой,  которую он же преподавал. Љсендз-законоучитель вовсе не ставил
мне отметок, потому что Я засыпал его затруднительными вопросами, на которые
неизменно следовал единственный ответ:  "‹есьневский,  становись на колени!"
“читель рисованиЯ и  каллиграфии благоволил ко мне как рисовальщик и осуждал
менЯ как  каллиграф;  но,  по  его  разумению,  письмо было главным школьным
предметом,  а  потому в  споре с  самим собой он  склонЯлсЯ к  каллиграфии и
ставил мне единицы, иногда двойки.
     Ђрифметику Я постигал вполне хорошо,  оттого что преподавание ее велось
по  методу наглЯдного обучениЯ,  то  есть  "битьЯ по  лапам" за  невнимание.
“читель польского Языка предвещал мне блистательную карьеру после того,  как
мне  удалось  написать ему  к  именинам стихи,  восхвалЯющие его  строгость.
Ќаконец,  по  остальным предметам отметки зависели от  того,  хорошо ли  мне
подсказывали соседи и  на  должном ли месте была открыта книга,  лежавшаЯ на
передней парте.
     Ћднако  самые  короткие  отношениЯ  завЯзались у  менЯ  с  инспектором.
—еловек этот  настолько привык выгонЯть менЯ  из  класса во  времЯ  уроков и
встречатьсЯ со мной после уроков,  что искренне встревожилсЯ, когда Я как-то
в течение недели не напоминал ему о себе.
     - ‹есьневский!  - позвал он менЯ однажды, заметив, что Я ухожу домой. -
‹есьневский!.. ’ы почему не остаешьсЯ?
     - Ђ Я ничего не сделал.
     - ќто как же? ‡начит, тебЯ не записали в журнал?
     - —естное слово, нет.
     - € ты знал уроки?
     - „а менЯ сегоднЯ и не вызывали!..
     €нспектор задумалсЯ.
     - —то-то тут не так!  - прошептал он. - ‚от что, ‹есьневский, постой-ка
ты здесь минутку.
     - Ќо,  золотой пан инспектор,  Я  же ни в чем не провинилсЯ!..  —естное
слово!.. Ќу, ей-богу!..
     - Ђга!..  ’ы  божишьсЯ,  осел?..  Џоди сюда сейчас же!..  Ђ  если ты  и
вправду ничего не натворил, это зачтетсЯ тебе в следующий раз!..
     ‚ообще Я пользовалсЯ у инспектора неограниченным кредитом, чем завоевал
себе в школе известную популЯрность,  тем более упрочившуюсЯ, что она никого
не побуждала к конкуренции.
     ‚  числе  нескольких десЯтков первоклассников,  среди которых один  уже
брилсЯ настоЯщей бритвой, трое по целым днЯм резались под партой в картишки,
а остальные были здоровы,  как кантонисты,  -  оказалсЯ калека ћзик. ќто был
горбатый,  хилый мальчик,  карлик длЯ своих лет,  с маленьким синим носиком,
блеклыми глазами и  прЯмыми,  словно приглаженными,  волосами.  ‘лаб он  был
настолько, что по дороге в школу вынужден был неоднократно отдыхать, а робок
до такой степени,  что,  когда его вызывали к доске, от страха лишалсЯ речи.
Ћн никогда ни с кем не дралсЯ и только просил,  чтобы его не били. Љогда ему
однажды "дали леща" по сухой,  как прутик,  ручке,  он потерЯл сознание, но,
придЯ в себЯ, не пожаловалсЯ.
     ђодители его были живы, но отец прогнал из дому мать, а ћзика оставил у
себЯ,  ибо желал сам руководить его воспитанием. Ћн хотел сам провожать сына
в  школу,  ходить с ним на прогулку и проверЯть уроки,  но не делал этого за
отсутствием времени:  оно как-то удивительно быстро летело в заведении Њошки
‹ипы, торговавшего горЯчительными напитками и черным пивом.
     ’аким  образом,  о  ћзике  вообще никто  не  заботилсЯ,  и  мне  иногда
казалось, что на этого мальчика даже бог неохотно взирает с неба.
     ’ем не менее у ћзика всегда были деньги - по шести и по десЯти грошей в
день.  Ќа  них  он  должен был  покупать себе во  времЯ перемены две булки и
сосиску.  Ќо его все преследовали, и, пытаЯсь хоть отчасти обезопасить себЯ,
он покупал пЯть булок и раздавал самым сильным мальчишкам, чтобы смЯгчить их
сердца. Ћднако дань эта мало ему помогала, так как, кроме пЯти подкупленных,
оставалось втрое  больше  неподкупленных.  €зводили  его  непрестанно:  один
ущипнет,  другой дернет за волосы,  третий уколет,  четвертый даст щелчка по
уху, а менее храбрые хоть подразнЯт его, обзываЯ горбуном.
     ћзик только улыбалсЯ их дружеским шуточкам и иногда просил: "Ќу, хватит
уже,  оставьте!.."  -  а иногда ничего не говорил и,  подперев голову худыми
руками, рыдал.
     ’огда мальчишки кричали:  "‘мотрите!  Љак у него трЯсетсЯ горб!.." -  и
донимали его еще пуще.
     џ вначале почти не замечал горбуна,  который показалсЯ мне кислЯем.  Ќо
однажды тот  великовозрастный малый,  который уже  брилсЯ настоЯщей бритвой,
уселсЯ позади ћзика и принЯлсЯ щелкать его то по одному уху,  то по другому.
ѓорбун захлебывалсЯ от  слез,  а  класс содрогалсЯ от  хохота.  ‚друг словно
что-то кольнуло менЯ в сердце. џ схватил перочинный нож, бросилсЯ к верзиле,
продолжавшему щелкать горбуна,  и до кости пырнул его в руку ножом,  заЯвив,
что то же сделаю со всЯким, кто тронет ћзика хоть пальцем!..
     ‚ерзила побелел как стена,  из руки его брызнула кровь,  и казалось, он
вот-вот упадет в  обморок.  ‚  классе сразу перестали смеЯтьсЯ,  а потом все
наперебой закричали:  "’ак ему и надо, пускай не пристает к калеке!.." ‚ эту
минуту вошел учитель:  узнав, что Я поранил товарища ножом, он хотел вызвать
инспектора с "дЯдькой" и розгами. Ќо тут все принЯлись за менЯ просить, даже
сам раненый верзила,  и мы все перецеловались, сперва Я с верзилой, потом он
с ћзиком, потом ћзик со мной, - и так это и замЯли.
     Џотом  Я  заметил,  что  горбунок то  и  дело  оборачиваетсЯ ко  мне  и
улыбаетсЯ -  вероЯтно,  потому, что за весь урок его ни разу не щелкнули. ‚о
времЯ  перемены к  нему  тоже  никто  не  приставал,  а  несколько мальчиков
объЯвили,  что будут его защищать.  Ћн поблагодарил их, но подбежал ко мне и
стал совать мне булку с  маслом.  џ  не  взЯл,  он немножко смутилсЯ и  тихо
проговорил:
     - ‡наешь что, ‹есьневский, Я тебе кое-что скажу по секрету.
     - ‚ыкладывай! ’олько скорей...
     ѓорбун оторопел, но все-таки спросил:
     - “ тебЯ уже есть какой-нибудь друг?..
     - „а на что он мне?..
     - Џонимаешь, если ты хочешь, Я могу быть твоим другом.
     џ  посмотрел на  него сверху вниз.  Ћн еще сильнее сконфузилсЯ и  снова
спросил тоненьким, сдавленным голоском:
     - Ђ почему ты не хочешь, чтобы Я был твоим другом?
     - Џотому что Я не вожусь с такими слюнтЯЯми, как ты!.. - ответил Я.
     Ќосик горбуна посинел еще больше, чем всегда. Ћн уже собиралсЯ уйти, но
еще раз повернулсЯ ко мне.
     - Ђ не хочешь,  чтобы Я с тобой сидел?.. - предложил он. - Џонимаешь, Я
слушаю,  что задают учителЯ,  и мог бы делать за тебЯ примеры... Ђ потом - Я
хорошо подсказываю...
     ќтот довод показалсЯ мне веским.  Џодумав,  Я  решил пустить горбуна на
свою парту, а сосед мой за пЯть булок уступил ему место.
     Џосле  перемены ћзик  перебралсЯ ко  мне.  ќто  был  самый  горЯчий мой
почитатель,  наперсник и помощник.  Ћн отыскивал слова и делал все переводы,
он записывал заданные примеры и носил чернильницу, перьЯ и карандаши длЯ нас
обоих.  Ђ как он подсказывал!.. ‡а времЯ моего пребываниЯ в школе мне многие
подсказывали,  иных даже ставили за  это на колени,  но никому и  не снилось
такое совершенство,  какого достиг ћзик.  ѓорбунок подсказывал артистически:
он умел говорить, не разжимаЯ зубов, и делал это с таким невинным видом, что
никто из учителей ни о чем не подозревал.
     ‚сЯкий раз, когда менЯ сажали в карцер, он украдкой приносил мне хлеб и
мЯсо от своего обеда.  Ђ когда дело принимало более неприЯтный оборот, он со
слезами на глазах заверЯл товарищей, что Я не дам себЯ в обиду.
     - ѓо-го! - говорил он. - Љазик силач. Ћн как схватит "дЯдьку" за плечи,
тот так и полетит наземь, будто перышко. “ж вы не беспокойтесь!..
     ’оварищи  мои  действительно  не  беспокоились,   зато  он,   беднЯжка,
беспокоилсЯ за нас обоих.
     …сли на  каком-нибудь уроке горбунку не  нужно было напрЯгать внимание,
он принималсЯ расточать мне комплименты.
     - Ѓоже мой!..  …сли бы Я был таким силачом,  как ты!.. Ѓоже мой!.. …сли
бы Я  был таким способным!..  Џонимаешь,  тебе только стоит захотеть,  и  ты
через месЯц будешь первым учеником...
     Ћднажды,  совершенно неожиданно,  учитель немецкого Языка вызвал менЯ к
доске. ћзик перепугалсЯ и едва успел мне сказать, что к четвертому склонению
относЯтсЯ все существительные женского рода, например: die Frau - госпожа...
     џ стремительно вышел на середину и весьма уверенно заЯвил учителю,  что
к   четвертому  склонению  относЯтсЯ  все   существительные  женского  рода,
например: die Frau - госпожа... Ќо на этом мои познаниЯ кончились.
     “читель  поглЯдел мне  в  глаза,  покачал головой и  велел  переводить.
Џлавно и  громко Я  прочитал по-немецки раз,  потом еще  более плавно второй
раз,  а когда начал читать тот же самый кусок в третий раз, учитель приказал
мне идти на место.
     ‚озвращаЯсь к  своей парте,  Я  заметил,  что ћзик пристально следит за
карандашом учителЯ и что он очень расстроен.
     Њашинально Я спросил горбуна:
     - Ќе знаешь, какую он мне поставил отметку?
     - Ћткуда ж мне знать? - вздохнул ћзик.
     - Ђ как тебе кажетсЯ?
     - џ бы поставил тебе пЯтерку,  - сказал горбунок, - ну, самое меньшее -
четверку, но он...
     - Ђ он мне что поставил? - продолжал Я допытыватьсЯ.
     - Њне кажетсЯ,  кол...  Ќо  он  же  осел,  что он  в  этом понимает!  -
проговорил ћзик тоном глубокого убеждениЯ.
     ЌесмотрЯ на  свою хрупкость,  мальчик этот был удивительно трудолюбив и
понЯтлив.  џ  обычно читал в  классе романы,  а он слушал все объЯснениЯ,  а
потом мне повторЯл.
     Ћднажды Я спросил его, о чем говорил учитель зоологии.
     - Ћн сказал,  -  с  таинственным видом ответил горбун,  -  что растениЯ
похожи на животных.
     - „урак он! - выпалил Я.
     - Ћх, нет! - воскликнул горбунок. - Ћн прав. џ уже кое-что тут понЯл.
     џ засмеЯлсЯ и сказал:
     - Ќу, если ты такой умный, объЯсни мне, чем верба похожа на корову?
     Њальчик задумалсЯ и медленно заговорил:
     - Џонимаешь ли... корова растет, и верба тоже растет...
     - Ђ дальше что?..
     - ’ак вот... корова питаетсЯ, и верба тоже питаетсЯ - соками земли...
     - Ђ дальше что?..
     - Љорова женского рода, ну... и верба женского рода, - объЯснЯл ћзик.
     - Ќо корова машет хвостом! - сказал Я.
     - Ђ верба машет ветвЯми! - возразил он.
     ’акое множество аргументов поколебало мою уверенность в том,  что между
животными и растениЯми нет ничего общего.  ‘амый этот взглЯд мне понравилсЯ,
и  с  этого  времени  Я  пристрастилсЯ  к  зоологии,   изложенной  в  книжке
Џисулевского.  ЃлагодарЯ доводам горбунка Я  стал получать по этому предмету
пЯтерки.
     Ћднажды ћзик не  пришел в  школу,  а  на другой день во времЯ урока мне
сказали,  что  кто-то  менЯ  "выстукивает".  џ  выскочил  в  коридор  слегка
встревоженный,  как  всегда в  таких  случаЯх,  но  вместо инспектора увидел
плотного мужчину с багровым лицом, фиолетовым носом и красными глазами.
     Ќезнакомец заговорил хрипловатым голосом:
     - ќто ты, мальчик, ‹есьневский?
     - џ.
     Ћн переступил с ноги на ногу, как будто его качнуло, и прибавил:
     - ‡айди-ка к моему сыну,  ћзику,  ну,  горбатому,  знаешь? ‡ахворал он:
третьего днЯ его переехали, так немножко зашибли...
     Ќезнакомец снова качнулсЯ, окинул менЯ блуждающим взором и ушел, громко
топаЯ  по  коридору.  ЊенЯ  будто  кипЯтком  обварили.  "‹учше  бы  уж  менЯ
переехали,  а  не  бедного горбунка,  -  думал Я,  -  такой он  слабенький и
добрый..."
     Џосле полуднЯ,  как всегда,  началась большаЯ перемена.  џ уже не пошел
домой обедать, а побежал к ћзику.
     Ћн жил с  отцом на окраине города в двух комнатках одноэтажного домика.
Љогда Я  вошел,  горбунок лежал в  своей коротенькой кроватке.  Ѓыл он один,
совершенно один.  Ћн  тЯжело дышал и  дрожал от холода,  потому что печку не
топили.  ‡рачки его  расширились так,  что  глаза казались почти черными.  ‚
комнате пахло сыростью, с крыши падали капли тающего снега.
     џ наклонилсЯ над кроватью и спросил:
     - —то с тобой, ћзик?..
     Ћн  оживилсЯ,   разжал  губы,  словно  пытаЯсь  улыбнутьсЯ,  но  только
застонал. Џотом взЯл менЯ за руку своими иссохшими ручками и заговорил:
     - џ, верно, умру... Ќо мне страшно так... одному... вот Я и просил тебЯ
прийти... Ќо это... понимаешь... скоро, а мне будет немножко веселей...
     Ќикогда еще  ћзик не  представал передо мной таким,  как  сегоднЯ.  Њне
казалось, что этот калека вдруг стал великаном.
     Ћн  глухо застонал и  закашлЯлсЯ,  на губах его выступила розоваЯ пена.
‡акрыв глаза,  он затих, тЯжело дыша, а минутами совсем не дыша. …сли б Я не
чувствовал пожатиЯ его пылающих ручонок, то подумал бы, что он умер.
     ’ак прошел час,  два,  три часа -  в  глубокой тишине.  џ почти утратил
способность думать.  ћзик изредка и  с  большим усилием произносил несколько
слов.  Ћн рассказал мне, что на него сзади наехала телега и сразу нестерпимо
заболела поЯсница,  но  теперь уже  не  болит,  и  что  отец  вчера  прогнал
прислугу, а сегоднЯ пошел искать другую...
     Џотом, не отпускаЯ моей руки, он попросил менЯ прочитать все ежедневные
молитвы.  џ прочитал "Ћтче наш",  а когда начал "Ћт сна восстав", он прервал
менЯ:
     - ’еперь прочитай:  "’ебе,  господи боже  мой,  исповедую грехи мои..."
‡автра Я уже, наверно, не проснусь...
     ‡ашло солнце,  и настала ночь,  но была она какаЯ-то мутнаЯ, потому что
луна светила сквозь тучи.  ‘вечи в  доме не  было,  да Я  и  не собиралсЯ ее
зажигать.  ћзик становилсЯ все беспокойнее,  он бредил и почти не приходил в
сознание.
     Ѓыло уже поздно, когда с улицы гулко хлопнула калитка. Љто-то прошел по
двору и, насвистываЯ, отворил дверь в комнату.
     - ’ы, папка? - простонал горбунок.
     - џ,  сынок! - ответил хриплый голос. - Ќу, как ты там? ‚ерно, лучше?..
’ак и должно быть!.. ѓлавное - выше голову, сынок!
     - Џапка... света нет... - сказал ћзик.
     - ‘вет - чепуха!.. Ђ это кто? - заорал он, наткнувшись на менЯ.
     - ќто Я...
     - Ђга! ‹укашова? •орошо!.. Џереночуй сегоднЯ здесь, а уж завтра Я задам
тебе баню... џ губернатор!.. ђом-џмайка!..
     - Џокойной ночи, папка!.. Џокойной ночи!.. - шептал ћзик.
     - Џокойной ночи,  покойной ночи,  мой  мальчик!..  -  ответил  отец  и,
склонившись над кроватью, поцеловал в голову - менЯ.
     џ нащупал у него под мышкой бутылку.
     - ‚ыспишьсЯ,  - прибавил он, - а завтра марш в школу!.. агом мааррш!..
ђом-џмайка!.. - рЯвкнул он и ушел в другую комнату.
     ’ам он грузно сел, должно быть на сундук, стукнулсЯ головой об стену, а
через минуту послышалось мерное бульканье, как будто кто-то пил.
     - Љазик!  -  прошептал горбунок, - когда Я уже буду... там... ты иногда
приходи ко мне. ђасскажешь, какие заданы уроки...
     ‚ соседней комнате гаркнул хриплый бас:
     - ‡дравиЯ  желаем  господину  губернатору!..   “ра!..  џ  губернатор!..
ђом-џмайка!..
     “ ћзика началсЯ озноб, он говорил все более бессвЯзно:
     - ’ак ломит спину!..  ’ы не сел на менЯ,  Љазик?  Љазик!.. Ћх, не бейте
менЯ, не бейте!..
     - ђом!.. ђом-џмайка! - гремело в другой комнате.
     ‘нова что-то забулькало, потом бутылка с оглушительным звоном ударилась
об пол.
     ћзик  потЯнул мою  руку  ко  рту,  прикусил пальцы  зубами  и  -  вдруг
выпустил. Ћн уже не дышал.
     - ‘ударь! - закричал Я. - ‘ударь! ћзик умер!..
     - „а что ты болтаешь? - буркнул голос в соседней комнате.
     џ вскочил с кровати и встал в дверЯх, вглЯдываЯсь в темноту.
     - ћзик умер!.. - повторил Я, дрожа всем телом.
     —еловек рванулсЯ с сундука и заорал:
     - “бирайсЯ отсюда,  дурак!..  џ  его отец,  Я  лучше знаю,  умер он или
нет!.. „а здравствует господин губернатор!.. ђом-џмайка!..
     џ в ужасе убежал.
     ‚сю ночь Я  не  мог уснуть,  менЯ била дрожь,  мучили какие-то страшные
видениЯ.  “тром менЯ осмотрел хозЯин квартиры,  сказал, что у менЯ жар и что
Я,  наверное, заразилсЯ от задавленного горбуна, а затем велел мне поставить
на поЯсницу двенадцать кровососных банок. Џосле этого лечениЯ наступил такой
кризис, как назвал это хозЯин, что Я неделю пролежал в постели.
     Ќа похоронах ћзика Я не был, но его провожал весь наш класс с учителЯми
и ксендзом.  Њне говорили,  что гробик у него был черный,  обитый бархатом и
маленький, как футлЯр длЯ скрипки.
     Ћтец его  страшно плакал,  а  на  кладбище схватил гроб и  хотел с  ним
бежать.  Ќо ћзика все-таки похоронили,  а его отца полицейские выпроводили с
кладбища.
     Љогда Я в первый раз пришел в школу,  мне сказали, что кто-то ежедневно
справлЯетсЯ обо  мне.  „ействительно,  в  одиннадцать часов менЯ  вызвали из
класса.
     џ  вышел -  за  дверью стоЯл отец  умершего ћзика.  ‹ицо  у  него  было
бледно-фиолетовое,  а  нос сизый.  Ћн был совершенно трезв,  только голова у
него трЯслась и дрожали руки.
     ‚зЯв менЯ за  подбородок,  человек этот долго смотрел мне  в  глаза,  а
потом неожиданно спросил:
     - ќто ты вступилсЯ за ћзика, когда к нему приставали в классе?..
     "‘ ума, что ли, сошел этот старик?" - подумал Я и ничего не ответил.
     Ћн обнЯл менЯ за шею и несколько раз поцеловал в голову, шепча:
     - Ѓлагослови тебЯ бог!.. Ѓлагослови тебЯ бог!..
     Ћтпустив мою голову, он снова спросил:
     - ’ы ведь был при его смерти?.. ‘кажи мне правду, очень он мучилсЯ?.. -
Ќо  вдруг  отшатнулсЯ и  быстро  проговорил:  -  €ли  нет...  ничего мне  не
рассказывай!.. Ћ, никто не знает, как Я несчастен!..
     €з  глаз  его  полились слезы.  Ћн  схватилсЯ обеими руками за  голову,
отвернулсЯ от менЯ и побежал к лестнице с воплем:
     - Ѓедный Я!.. Ѓедный... бедный!..
     Љричал он  так  громко,  что в  коридор высыпали учителЯ.  ЏоглЯдев ему
вслед, покачали головами и велели мне возвратитьсЯ в класс.
     Џод вечер какой-то  рассыльный принес мне на  квартиру довольно большой
сундук и записку,  в которой было лишь несколько слов:  "Ћт бедного ћзика на
памЯть".
     ‚  сундуке  оказалось  множество  прекрасных  книг,   оставшихсЯ  после
покойного ћзика,  в том числе:  "Љнига о вселенной", "€сториЯ" –езарЯ Љантю,
"„он-Љихот",  "„резденскаЯ  галереЯ"  и  другие.  ЃлагодарЯ  этим  книгам  Я
пристрастилсЯ к серьезному чтению.
     ‚есна уже была в  разгаре,  когда Я  в  первый раз отправилсЯ на могилу
ћзика. Ћна была такаЯ же маленькаЯ и горбатаЯ, как он. џ заметил, что кто-то
обсадил ее зелеными ветками.  ‚ нескольких шагах от могилки в траве валЯлась
груда бутылок с надписью:  "ђом-џмайка".  џ просидел там с час, но не сказал
ћзику,  какие уроки нам задали,  потому что и  сам не  знал,  и  он  менЯ не
спросил.
     —ерез неделю Я снова пришел на кладбище. ‘нова Я увидел свежие ветки на
могиле ћзика, а в траве - несколько целых и разбитых бутылок.
     ‚  начале маЯ  по  городу разнеслась страннаЯ весть.  Ћднажды утром  на
могиле ћзика нашли мертвым его  отца.  ‚озле него лежала недопитаЯ бутылка с
надписью: "ђом-џмайка".
     „октора говорили, что умер он от аневризма.
     ‘обытиЯ эти странно подействовали на менЯ.  ‘  этого времени менЯ стало
тЯготить общество товарищей,  надоедали их шумные игры. ’огда Я углублЯлсЯ в
книги,  доставшиесЯ мне от ћзика,  или убегал за город,  в овраги,  заросшие
кустарником,  и, бродЯ по ним, размышлЯл бог весть о чем. Ќе раз Я задавалсЯ
вопросом, почему так нелепо погиб ћзик и почему отец его был так одинок, что
искал прибежища на могиле сына?  џ понЯл,  что самое большое несчастье - это
не иметь близких,  и  уже не удивлЯлсЯ тому,  что бедный горбунок искал себе
друга.
     џ тоже нуждалсЯ теперь в друге.  Ќо среди товарищей ни один не пришелсЯ
мне по душе. ‚спомнил Я о сестре. Ќет!.. ‘естра не заменит друга.
     ’оварищи говорили про менЯ,  что Я одичал,  а у хозЯина квартиры уже не
оставалось ни малейшего сомнениЯ в том, что Я стану величайшим злодеем.
     Ќастал торжественный акт,  и тут инспектор объЯвил во всеуслышание, что
Я   переведен  во  второй  класс.   ‘обытие  это  наполнило  менЯ  радостным
изумлением.  Њне вдруг начало казатьсЯ,  что, хотЯ в школе имеютсЯ и старшие
классы, все же самый замечательный - второй. џ уверЯл товарищей, что ученики
остальных классов -  с третьего по седьмой включительно - лишь повторЯют то,
чему  выучились во  втором,  но  в  душе  Я  трепетал,  как  бы  учителЯ  не
спохватились после  каникул,  что  перевели менЯ  просто  по  ошибке,  и  не
водворили обратно в первый класс.
     Ћднако на следующий день Я  немного попривык к своему счастью,  а когда
ехал домой на  каникулы,  по  дороге не переставаЯ толковал вознице,  что из
множества учеников Я  один  заслуженно переведен во  второй класс  и  что  Я
перешел лучше всех.  џ приводил ему такие неопровержимые доказательства, что
он не вытерпел и стал зевать.  Ќо,  едва умолкнув,  Я с ужасом убедилсЯ, что
сам Я полон сомнений.
     Ќа другой день,  подъезжаЯ к дому,  Я увидел сестру ‡осю:  она выбежала
мне навстречу.  џ тотчас сообщил ей,  что перешел во второй класс и что умер
мой друг ћзик,  оттого что его переехали. Ћна же сказала, что соскучилась по
мне,  что у  ее курицы уже десЯть цыплЯт,  что к  графине два раза в  неделю
приезжает  с  визитом  как