же руки заломила, видЯ, как ускользает из
ее рук своевольнаЯ эта натура. ‚се, что толковала она ему о людской молве,
о достоинстве,  о чести, отскакивало от него, как тупаЯ стрела от панцирЯ.
ќтот солдат с непробудившейсЯ совестью не мог понЯть,  почему восстает она
против всЯкой несправедливости,  против всЯкого наглого самоуправства. Љак
же пронЯть его, как с ним говорить?
     - ’вори бог волю свою!  - сказала она наконец. - Љоли ты, пан Ђнджей,
от  менЯ  отказываешьсЯ,  иди  своей  дорогой!  ѓосподь останетсЯ покровом
сироте!
     - џ от тебЯ отказываюсь? - с величайшим изумлением спросил Љмициц.
     - „а,  коли не словом,  так делом, коли не ты от менЯ, так Я от тебЯ.
Џотому что не пойду Я за человека, на чьей совести людские слезы и людскаЯ
кровь,  на кого пальцем показывают,  кого отщепенцем зовут и разбойником и
почитают предателем!
     - Љаким предателем?  Ќе вводи ты менЯ в грех,  не то Я такое сотворю,
что сам потом буду жалеть. —тоб менЯ громом убило, провалитьсЯ мне на этом
месте,  коли Я предатель,  это Я-то,  что стал на защиту отчизны,  когда у
всех опустились руки!
     - ’ы стал на ее защиту, пан Ђнджей, а поступаешь как враг, потому что
топчешь ее,  потому  что  наших  людей  истЯзаешь,  потому  что  попираешь
божеские и людские законы.  Ќет, пусть у менЯ сердце разорветсЯ, не хочу Я
тебЯ такого, не хочу!
     - Ќе  говори мне об  этом,  не то Я  взбешусь!  ЏресвЯтаЯ богородица,
спаси и  помилуй!  „а не захочешь ты добром пойти за менЯ,  силком возьму,
хоть бы всЯ голытьба из застЯнков,  хоть бы сами ђадзивиллы,  сам король и
все черти рогами тебЯ оборонЯли, хоть бы душу дьЯволу пришлось продать...
     - Ќе  поминай нечистого,  услышит!  -  вскричала Ћленька,  протЯгиваЯ
руки.
     - —его ты от менЯ хочешь?
     - Ѓудь же ты достойным человеком!
     Ћни оба умолкли, и в покое воцарилась тишина. ‘лышно было только, как
тЯжело дышит пан Ђнджей.  …го все-таки пронЯло от  последних слов Ћленьки,
совесть в  нем заговорила.  Ћн  чувствовал себЯ униженным.  Ќе  знал,  что
ответить ей,  как оправдатьсЯ. Ѓыстрыми шагами стал ходить по комнате; она
сидела неподвижно.  Ћблако раздора повисло над ними,  обиды и раздражениЯ.
’Яжело им было обоим, и долгое молчание становилось все несносней.
     - Џрощай! - сказал вдруг Љмициц.
     - Џоезжай,  пан Ђнджей, и пусть бог наставит тебЯ на путь истинный, -
ответила Ћленька.
     - Џоеду!  ѓорько было твое питье, горек хлеб! †елчью и оцтом менЯ тут
напоили!
     - Ђ ты думаешь,  пан Ђнджей, что менЯ сладостью ты напоил? - ответила
она голосом, в котором дрожали слезы.
     - Џрощай!
     - Џрощай!
     Љмициц шагнул было к двери,  но вдруг повернулсЯ, и, подбежав к панне
Ђлександре, схватил ее за руки.
     - ѓосподи, неужто ты хочешь, чтобы Я в дороге мертвый упал с конЯ?
     ’ут Ћленька дала волю слезам;  он обнЯл ее и  держал,  трепещущую,  в
объЯтиЯх, повторЯЯ сквозь стиснутые зубы:
     - Ѓей же менЯ,  кто в бога верует,  бей,  не жалей!  -  Ќаконец он не
выдержал:  - Ќе плачь, Ћленька, ради •риста, не плачь! ‚ чем Я перед тобой
провинилсЯ?  џ  все сделаю,  что только ты пожелаешь.  Ћтошлю их прочь.  ‚
“ните  все  улажу,  жить  стану по-иному,  потому что  люблю тебЯ!..  ђади
•риста,  сердце у менЯ разорветсЯ...  Я все сделаю,  только не плачь...  и
люби менЯ хоть немножко!..
     ’ак он утешал ее и голубил, а она, выплакавшись, сказала ему:
     - Џоезжай,  пан Ђнджей.  ѓосподь примирит нас.  џ на тебЯ не в обиде,
только болит мое сердце...
     ‹уна  высоко  поднЯлась уже  над  белыми  полЯми,  когда  пан  Ђнджей
отправилсЯ в ‹юбич,  а за ним тронулись шагом солдаты,  вытЯнувшись лентой
на  широкой дороге.  Ћни  ехали не  через ‚олмонтовичи,  а  прЯмиком через
болота,   скованные  морозом,  по  которым  сейчас  можно  было  безопасно
проехать.
     ‚ахмистр ‘орока поравнЯлсЯ с паном Ђнджеем.
     - Џан ротмистр, - спросил он, - а где нам в ‹юбиче остановитьсЯ?
     - Џошел прочь! - ответил Љмициц.
     Ћн ехал впереди,  ни с кем не говорЯ ни слова.  ‚ сердце  его  кипели
горькие чувства сожалениЯ,  порою гнева,  но прежде всего досады на самого
себЯ.  ќто была перваЯ ночь в его  жизни,  когда  он  держал  ответ  перед
совестью, и упреки ее были тЯжелей самой тЯжелой кольчуги. …хал он сюда, а
за ним дурнаЯ слава бежала,  и что же он сделал,  чтобы  поправить  ее?  ‚
первый  же  день  позволил  товарищам  в  ‹юбиче стрелЯть и распутничать и
солгал,  будто сам не распутничал, а на самом-то деле распутничал, а потом
каждый день позволЯл им бесчинствовать. „альше: солдаты обидели горожан, а
он усугубил эту обиду.  •уже того,  набросилсЯ  на  поневежский  гарнизон,
людей  избил,  офицеров  голыми  гонЯл  по снегу...  Џредадут его суду - и
конец. ‹ишат имущества и чести, а может, и к смертной казни присудЯт. ‚едь
не сможет же он по-прежнему, собрав ватагу вооруженной голытьбы, глумитьсЯ
над законом, ведь он женитьсЯ хочет, осесть в ‚одоктах, служить не на свой
страх, а в войске,  а там закон найдет его и настигнет кара. Ђ если кара и
минует его,  все равно дурные это поступки, недостойные рыцарЯ. Њожет, ему
и удастсЯ замЯть дело,  но памЯть о них останетсЯ и в людских сердцах, и в
его собственной совести,  и в сердце Ћленьки... € как вспомнил он тут, что
она еще не оттолкнула его,  что,  уезжаЯ, он прочитал в ее взоре прощение,
доброй она ему показалась,  как ангелы небесные.  €  взЯла  его  охота  не
завтра,  а  сейчас вот воротитьсЯ к ней,  прискакать и повалитьсЯ в ноги и
просить забыть все и целовать ее сладостные очи,  которые слезами  оросили
сегоднЯ его лицо.
     …му хотелось самому зарыдать, и чувствовал он, что любит эту девушку,
как никогда в жизни никого не любил. "ЏресвЯтаЯ дева! - думал он в душе. -
џ все сделаю, что она только пожелает; щедро оделю товарищей и отправлю их
на край света, потому что это правда, что они толкают менЯ на злые дела".
     ’ут пришло ему на ум, что вот приедет он в ‹юбич и, наверно, застанет
их пьЯных или с девками,  и такое взЯло его зло,  что захотелось броситьсЯ
на кого-нибудь с саблей,  хоть на тех же солдат,  которых он вел, и рубить
без пощады.
     - Ќу и задам же Я им! - ворчал он, теребЯ ус. - Ћни менЯ еще таким не
видали, каким нынче увидЯт!
     ’ут он в Ярости стал шпорить конЯ,  дергать и рвать поводьЯ,  так что
разгорЯчил своего  аргамака.  ‚идЯ  это,  ‘орока  проворчал,  обращаЯсь  к
солдатам:
     - ‚збесилсЯ ротмистр. Ќе приведи бог попасть ему под сердитую руку!
     Џан Ђнджей и впрЯмь бесилсЯ. ‚еликий покой царил вокруг. џсно светила
луна,  в  небе  сверкали тысЯчи звезд,  даже ветерок не  шевелил ветвей на
деревьЯх,  -  только в  сердце рыцарЯ была  целаЯ бурЯ.  „орога до  ‹юбича
показалась ему длинной,  как никогда. Љакой-то неведомый доселе страх стал
надвигатьсЯ  на  него  из  мрака,  из  лесных  дебрей,  с  полей,  залитых
зеленоватым лунным  светом.  Ќаконец  усталость  овладела  паном  Ђнджеем,
потому что,  говорЯ правду,  всю прошлую ночь он в  “пите пропьЯнствовал и
прогулЯл.  Ќо он хотел клин клином выбить,  быстрой ездой стрЯхнуть с себЯ
тревогу, повернулсЯ к солдатам и скомандовал:
     - ђысью!
     Ћн понессЯ стрелой,  а за ним весь отрЯд.  Ћни  мчались  по  лесам  и
пустым полЯм, словно тот дьЯвольский легион рыцарей-крестоносцев, который,
как рассказывают в †муди,  поЯвлЯетсЯ в Ясные лунные  ночи  и  несетсЯ  по
воздуху, предвещаЯ войну и небывалые бедствиЯ. ’опот летел вперед и назад,
взмылились кони, и только тогда, когда за поворотом показались заснеженные
крыши ‹юбича, отрЯд убавил ходу.
     ‚орота были  отворены настежь.  Љогда  двор  наполнили люди  и  кони,
Љмициц удивилсЯ,  что  никто не  вышел спросить,  кто же  это приехал.  Ћн
думал,  что окна будут пылать огнЯми, что он услышит чакан “глика, скрипку
или  веселые клики пирующих;  меж тем только в  двух окнах столового покоЯ
мерцал слабый огонек,  всюду было  темно,  тихо и  глухо.  ‚ахмистр ‘орока
первый спешилсЯ, чтобы подержать ротмистру стремЯ.
     - ‘тупайте спать!  - сказал Љмициц. - Љто поместитсЯ в людской, пусть
спит  там,  остальные -  по  конюшнЯм.  Љоней поставить в  риги и  хлева и
принести им сена из сараЯ.
     - ‘лушаюсь! - ответил вахмистр.
     Љмициц соскочил с  конЯ.  „верь в сени была распахнута настежь,  сени
выстудились.
     - ќй, там! …сть там кто?
     Њолчание.
     - Џерепились!.. - проворчал пан Ђнджей.
     €  его охватила такаЯ Ярость,  что он  зубами заскрежетал.  Џо дороге
сюда он трЯссЯ от гнева, думаЯ, что застанет пьЯнство и гульбу, теперь эта
тишина бесила его еще больше.
     Ћн вошел в столовый покой.  Ќа большом столе,  мерцаЯ,  горел красный
огонек  чадной маслЯной светильни.  ‘труЯ  воздуха,  ворвавшись из  сеней,
заколебала пламЯ так,  что с  минуту пан Ђнджей ничего не  мог разглЯдеть.
’олько  тогда,   когда  огонек  успокоилсЯ,   он  увидел  рЯд  тел,  ровно
вытЯнувшихсЯ на полу у стены.
     - Џерепились на смерть, что ли? - с беспокойством пробормотал он.
     ‡атем нетерпеливо подошел к  телу,  лежавшему с краю.  ‹ица он не мог
разглЯдеть,  оно  было погружено в  тень,  но  по  белому кожаному поЯсу и
белому  футлЯру чакана он  узнал  “глика и  начал  бесцеремонно пинать его
ногой.
     - ‚ставайте, чертовы дети, вставайте!
     Ќо  “глик лежал неподвижно,  и  руки его были бессильно брошены вдоль
тела,  а  за  ним лежали остальные;  никто не зевнул,  не шевельнулсЯ,  не
проснулсЯ, не забормотал. ‚ ту же минуту Љмициц заметил, что все они лежат
навзничь,  в  одинаковом положении,  и  сердце  его  сжалось от  страшного
предчувствиЯ.
     Џодбежав к  столу,  он трЯсущейсЯ рукой схватил светильню и приблизил
ее к лицам лежащих.
     ‚олосы  встали  у  него  дыбом  на  голове,  такаЯ  страшнаЯ  картина
открылась перед  его  взором.  “глика он  смог  признать только по  белому
поЯсу,  потому что  лицо  и  голова его  представлЯли собой  бесформенное,
отвратительное,  кровавое месиво,  без  глаз,  носа и  губ -  только усищи
торчали из  этой  страшной лужи.  Љмициц посветил дальше.  ‘ледующим лежал
‡енд с  оскаленными зубами;  в глазах его,  выкатившихсЯ из орбит,  застыл
предсмертный ужас.  “ третьего,  ђаницкого, глаза были закрыты, и все лицо
было в белых,  багровых и черных пЯтнах. Љмициц светил дальше... —етвертым
лежал Љокосинский,  самый любимый его товарищ,  старый близкий сосед.  Ћн,
казалось,  спокойно спал, только сбоку, на шее, виднелась огромнаЯ колотаЯ
рана.  ЏЯтым лежал великан Љульвец-ѓиппоцентаврус в жупане,  изодранном на
груди,  с  иссеченным лицом.  Љмициц подносил светильню к каждому лицу,  и
когда он поднес ее, наконец, к глазам шестого, ђекуца, ему почудилось, что
веки у несчастного затрепетали от света.
     Љмициц поставил светильню на пол и легонько встрЯхнул раненого.
     - ђекуц, ђекуц! - позвал он. - ќто Я, Љмициц!..
     “ раненого затрепетало лицо, глаза и рот его то открывались, то снова
закрывались.
     - ќто Я! - сказал Љмициц.
     Ќа мгновение глаза ђекуца открылись совсем,  -  он узнал друга и тихо
простонал:
     - …ндрусь, ксендза!..
     - Љто вас порубил?! - кричал Љмициц, хватаЯсь за голову.
     - Ѓу-тры-мы... - раздалсЯ такой тихий голос, что он едва расслышал.
     ’ут ђекуц вытЯнулсЯ, застыл, открытые глаза остекленели, - он умер.
     ‚ молчании подошел Љмициц к столу,  поставил светильню,  опустилсЯ на
стул и стал водить руками по столу, как человек, который, пробудившись ото
сна, сам не знает, проснулсЯ ли он или все еще видит злые сонные грезы.
     ‡атем он снова бросил взглЯд на лежавшие во мраке тела.  •олодный пот
выступил у  него  на  лбу,  волосы встали дыбом,  и  вдруг он  крикнул так
страшно, что стекла задребезжали в окнах:
     - ќй, сюда, кто жив, сюда!
     ‘олдаты, которые устраивались в людской на ночлег, услышали этот крик
и опрометью бросились в столовый покой.  Љмициц показал им рукой на трупы,
лежавшие у стены.
     - “биты! “биты! - повторЯл он хриплым голосом.
     Ћни  кинулись посмотреть;  некоторые из  них  прибежали с  лучинами и
стали подносить свет к лицам покойников. Џосле первых минут потрЯсениЯ шум
поднЯлсЯ и  суматоха.  Џрибежали и  те,  что  легли уже  спать в  хлевах и
конюшнЯх.  ‚есь дом запылал огнЯми,  наполнилсЯ людьми, и в этом смЯтении,
среди криков и возгласов,  одни только убитые лежали у стены ровно и тихо,
безразличные ко всему и -  вопреки своей натуре - спокойные. „уши покинули
их тела,  а тела не могли пробудить ни трубы, зовущие на бой, ни звон чар,
зовущий на пир.
     ‚  шуме  солдатских голосов все  Ясней  слышались грозные и  Яростные
клики.  Љмициц,  который до  сих  пор  был точно в  беспамЯтстве,  вскочил
внезапно и крикнул:
     - Џо конЯм!
     ‚се,  как один,  ринулись к дверЯм.  Ќе прошло и получаса, как добраЯ
сотнЯ всадников мчалась во весь опор по широкой снежной дороге, а во главе
их нессЯ,  как одержимый бесом,  пан Ђнджей, без шапки, с саблей наголо. ‚
ночной тишине раздавались дикие крики:
     - Ѓей! ђуби!
     ‹уна  на  своем небесном пути  достигла зенита,  когда блеск ее  стал
внезапно мешатьсЯ и сливатьсЯ с красным светом,  словно вырвавшимсЯ из-под
земли;  небо  алело все  больше и  больше,  точно от  встающей зари,  пока
наконец багровое зарево  пожара  не  залило  всю  окрестность.  Њоре  огнЯ
бушевало над огромным застЯнком Ѓутрымов,  а  дикий солдат Љмицица в дыму,
огне и пламени, столбом вырывавшемсЯ вверх, крушил перепуганных и ослепших
от ужаса людей.
     Џовскакали с  постелей жители ближайших застЯнков.  ѓостевичи „ымные,
‘такьЯны,  ѓаштовты  и  „омашевичи собирались толпами  на  дорогах,  перед
домами и, глЯдЯ в сторону пожара, передавали из уст в уста страшную весть:
"‚ерно, неприЯтель ворвалсЯ и палит Ѓутрымов... ќто небывалый пожар!"
     ѓром  ружейной  пальбы,   долетавший  по  временам,  подтверждал  это
предположение.
     - €дем на помощь!  -  кричали те,  кто посмелей.  - Ќе дадим погибать
братьЯм!
     Џока старики еще только толковали об этом,  молодые, которые не пошли
в  ђоссиены,  чтобы  зимою  обмолотить хлеб,  уже  садились  по  конЯм.  ‚
Љракинове и в “пите стали бить в костелах в набат.
     ‚ ‚одоктах тихий стук в дверь разбудил панну Ђлександру.
     - Ћленька, вставай! - крикнула панна ”ранцишка Љульвец.
     - ‚ойдите, тетушка! —то там творитсЯ?
     - ѓорЯт ‚олмонтовичи!
     - ‚о имЯ отца, и сына, и свЯтого духа!
     - Џальба слышна даже у  нас,  там  бой!  Ѓоже,  будь милостив к  нам,
грешным!
     Ћленька  страшно  закричала,  соскочила с  постели и  стала  поспешно
набрасывать на  себЯ платье.  „евушка трЯслась как в  лихорадке.  Ћдна она
сразу догадалась, что это за неприЯтель напал на несчастных Ѓутрымов.
     —ерез минуту со всего дома сбежались со слезами разбуженные  женщины.
Ћленька бросилась на колени перед образом,  они последовали ее примеру,  и
все стали громко читать молитву на отход души.
     Ќе  успели они прочесть и  половину молитвы,  как от внезапного стука
затрЯслась входнаЯ дверь.  †енщины вскочили на ноги, крик ужаса вырвалсЯ у
них из груди.
     - Ќе отпирайте! Ќе отпирайте!
     ‘тук повторилсЯ с удвоенной силой, казалось, двери вот-вот сорвутсЯ с
петель. ‚ эту минуту в толпу женщин ворвалсЯ слуга Љостек.
     - Џаненка, - крикнул он, - кто-то стучит, отпирать или нет?
     - Ћн там один?
     - Ћдин.
     - Џоди отвори!
     ‘луга выбежал,  а панна Ђлександра,  схватив свечу, прошла в столовый
покой, за ней последовали панна ”ранцишка и все прЯхи.
     ’олько панна Ђлександра поставила свечу на стол, как в сенЯх раздалсЯ
лЯзг  железного засова,  скрип  отпираемой двери,  и  перед глазами женщин
показалсЯ Љмициц, страшный, черный от дыма, окровавленный, задыхающийсЯ, с
безумными глазами.
     - Љонь у менЯ пал под лесом! - крикнул он. - ‡а мной гонЯтсЯ!
     Џанна Ђлександра устремила на него взор.
     - ’ы, пан, спалил ‚олмонтовичи?
     - џ! џ!
     Ћн  хотел еще что-то сказать,  но со стороны дороги и  леса донеслись
внезапно крики и конский топот, который приближалсЯ со страшной быстротой.
     - „ьЯволы!  ‡а  моей душой!..  •орошо же!  -  крикнул,  как в  бреду,
Љмициц.
     ‚ ту же минуту панна Ђлександра повернулась к прЯхам:
     - Ѓудут спрашивать,  сказать, никого нет, а теперь ступайте в людскую
и принесите сюда свет! ‡атем Љмицицу: - ‘юда, пан! - и показала на смежную
комнату.
     —уть не силком втолкнув его в открытую дверь, она тотчас ее заперла.
     ’ем временем вооруженные люди наполнили двор усадьбы,  и  в мгновение
ока  Ѓутрымы,   ѓостевичи,   „омашевичи  ворвались  в  дом.  “вудев  панну
Ђлександру,  они остановились в  столовом покое;  стоЯ со свечой в  руке у
двери, ведущей в смежную комнату, она заслонЯла от них эту дверь.
     - ‹юди добрые! —то стрЯслось! —его вам здесь надо? - спросила она, не
опускаЯ  глаз  перед  грозными  взглЯдами и  зловещим  блеском  обнаженных
сабель.
     - Љмициц спалил ‚олмонтовичи!  - хором крикнула  шлЯхта.  -  Џоубивал
мужчин, женщин, детей! Љмициц это сделал!
     - Њы его людей перебили,  -  раздалсЯ голос ћзвы Ѓутрыма,  - а теперь
хотим его головы!
     - ѓоловы его! Љрови! ‡арубить убийцу!
     - Ѓегите же за ним!  -  воскликнула панна Ђлександра. - —то же вы тут
стоите? Ѓегите!
     - ђазве он не здесь спрЯталсЯ? Њы конЯ нашли под лесом...
     - Ќет, не здесь! „ом был заперт! €щите в конюшнЯх и хлевах.
     - ‚ лес ушел! - крикнул какой-то шлЯхтич. - Ђйда, братьЯ!
     - Њолчать! - могучим голосом крикнул ћзва Ѓутрым.
     ‡атем он подошел к панне Ђлександре.
     - Џанна! - сказал он. - Ќе прЯчь его! ЏроклЯтый он человек!
     Ћленька поднЯла обе руки над головой.
     - џ проклинаю его вместе с вами!
     - Ђминь!  -  крикнула шлЯхта. - Ћбыщем двор - и в лес! Њы его найдем!
Ђйда, на разбойника!
     - Ђйда! Ђйда!
     ‘нова раздалсЯ лЯзг сабель и топот ног.  лЯхтичи сбежали с крыльца и
торопливо садились по  конЯм.  —асть  их  еще  некоторое времЯ  обыскивала
постройки, конюшни, хлева, сеновал, потом голоса стали удалЯтьсЯ в сторону
леса.
     Џанна Ђлександра прислушивалась, пока голоса не пропали совсем, после
чего лихорадочно постучала в дверь комнаты, где укрыла пана ЂнджеЯ.
     - Ќикого нет! ‚ыходи, пан!
     Љмициц вышел из комнаты, шатаЯсь, как пьЯный.
     - Ћленька! - начал было он.
     Ћна  встрЯхнула распустившимисЯ косами,  которые  плащом  покрыли  ей
спину.
     - Ќе хочу тебЯ видеть, не хочу тебЯ знать! Ѓери конЯ и уходи отсюда!
     - Ћленька! - простонал Љмициц, протЯгиваЯ руки.
     - Љровь на твоих руках,  как на Љаине!  -  крикнула она,  отпрЯнув от
него, как от змеи. - Џрочь! Ќавеки!


                                 ѓ‹Ђ‚Ђ VI

     „ень встал хмурый и осветил в ‚олмонтовичах груду развалин, пожарище,
оставшеесЯ  на  месте  домов  и  хозЯйственных  построек,  обгорелые   или
порубленные  мечами  трупы.  Ќа  пепелище кучки осунувшихсЯ людей искали в
дотлевавших угольЯх тела погибших или  остатки  имущества.  ќто  был  день
скорби  и  печали длЯ всей ‹ауды.  Џравда,  многочисленнаЯ шлЯхта одержала
победу над отрЯдом Љмицица,  но это была тЯжкаЯ,  кроваваЯ победа.  Ѓольше
всего  погибло Ѓутрымов;  но не было застЯнка,  где бы вдовы не оплакивали
мужей,  родители сыновей,  дети отцов.  „орогой ценой досталась  лауданцам
победа  над  обидчиками,  так как самых сильных мужчин не было дома,  одни
только старики да юноши на заре юности принЯли участие в  бою.  Ћднако  из
людей   Љмицица  не  спассЯ  никто.  Ћдни  погибли  в  ‚олмонтовичах,  где
защищались так отчаЯнно,  что даже,  будучи раненными,  все еще продолжали
сражатьсЯ,  других  на  следующий день переловили в лесах и поубивали безо
всЯкой пощады.  ‘ам Љмициц как в воду канул.  ‚се терЯлись в догадках, что
могло с ним случитьсЯ.  Ћдни говорили, будто он зарезалсЯ в ‹юбиче; но тут
же выЯснилось,  что это неправда;  предполагали,  что он пробилсЯ  в  пущу
‡ел"нку,  а оттуда в ђоговскую, где выследить его могли только „омашевичи.
Њногие твердили,  что он перебежит к •ованскому(*) и приведет  врагов,  но
это были опасениЯ по меньшей мере преждевременные.
     ’ем временем уцелевшие Ѓутрымы потЯнулись в  ‚одокты и  расположились
там лагерем.  ‚ доме было полно женщин и детей.  Љто не поместилсЯ, ушли в
Њитруны, которые панна Ђлександра отдала в распорЯжение погорельцев. Љроме
того,  около сотни вооруженных людей, сменЯЯ друг друга, стоЯли в ‚одоктах
на страже:  опасались,  что Љмициц не смирилсЯ с поражением и в любой день
может  учинить  на  ‚одокты  вооруженное нападение,  чтобы  похитить панну
Ђлександру.  Ќадворных казаков  и  гайдуков прислали на  подмогу  и  самые
богатые  семейства  в  округе:   иллинги,  ‘оллогубы  и  другие.  ‚одокты
напоминали город,  которому  угрожает осада.  Ђ  среди  вооруженных людей,
среди  шлЯхты,  среди толп  женщин бродила скорбнаЯ,  бледнаЯ,  измученнаЯ
панна Ђлександра,  внимаЯ людским слезам и людским проклЯтиЯм пану Ђнджею,
которые,  как  мечи,  пронзали ей  сердце,  потому что  она была косвенной
причиной всех  бед.  ђади нее  приехал сюда этот безумец,  он  возмутил их
покой и  оставил по  себе  кровавую памЯть,  закон попрал,  людей перебил,
селеньЯ,  как басурман,  предал огню и мечу.  Џросто удивительно было, как
мог один человек за такое короткое времЯ причинить столько зла,  и  притом
человек не такой уж плохой и не такой уж безнравственный. Љто-кто, а панна
Ђлександра,  котораЯ ближе  всех  знала его,  хорошо это  понимала.  –елаЯ
пропасть лежала между  самим  паном  Ђнджеем и  его  делами.  Љак  жестоко
терзала панну Ђлександру мысль, что этот человек, которого она полюбила со
всем  жаром молодого сердца,  мог  быть  иным,  что  были  у  него хорошие
задатки, что он мог стать образцом рыцарЯ, кавалера, соседа и заслужить не
презрение людей, а восхищение и любовь, не проклЯтиЯ, а благословениЯ.
     Њинутами  панне  Ђлександре казалось,  что  это  какое-то  несчастье,
какие-то могущественные злые силы толкнули его на все бесчинства,  которые
он  совершил,  и  тогда  в  ней  просыпалась непобедимаЯ жалость  к  этому
несчастливцу,  и  в  сердце вновь  пылала неугасшаЯ любовь,  подогреваемаЯ
свежими воспоминаниЯми о рыцарском его образе, речах, клЯтвах, любви.
     Ђ  тем  временем сотнЯ жалоб была  подана на  него в  шлЯхетский суд,
сотнЯ  процессов грозила ему,  и  староста ѓлебович послал  солдат,  чтобы
схватить преступника.
     ‡акон должен был покарать его.
     Ќо от приговоров до кары было еще далеко,  ибо  смута  росла  в  ђечи
Џосполитой.  “жаснаЯ  война  надвинулась  на  страну  и  кровавой поступью
приближалась  к  †муди.  Њогущественный  ђадзивилл  биржанский  мог   один
вооруженной  рукой  восстановить  порЯдок;  но  он более предавалсЯ утехам
светской жизни, а еще более великим замыслам, касавшимсЯ его дома, который
он  хотел  возвысить  над всеми прочими домами в стране,  пусть даже ценою
всеобщего блага.  „ругие магнаты тоже думали больше о себе,  нежели о ђечи
Џосполитой.   ‘о   времени   казацкой   войны(*)   стало   давать  трещины
могущественное здание ђечи Џосполитой.
     ѓусто заселеннаЯ,   богатаЯ   страна,   полнаЯ   отважных    рыцарей,
становилась  добычей  чужеземцев,  в то же времЯ самоволие и своеволие все
выше поднимали голову и попирали закон, - они чувствовали за собой силу.
     ‹учшей  и   едва  ли   не   единственной  защитой  угнетенных  против
угнетателей была собственнаЯ саблЯ; потому-то всЯ ‹ауда, подаваЯ жалобы на
Љмицица в  шлЯхетские суды,  долго  еще  не  сходила с  коней,  готоваЯ на
насилие ответить насилием.
     Ќо прошел месЯц, а о Љмицице не было ни слуху ни духу. ‹юди вздохнули
с облегчением.  ЃогатаЯ шлЯхта отозвала свою вооруженную челЯдь, посланную
длЯ охраны ‚одоктов. ЊелкопоместнаЯ братиЯ тоже рвалась к себе в застЯнки,
чтобы  взЯтьсЯ за  работу,  да  и  поразвлечьсЯ на  досуге,  и  стала тоже
понемногу  разъезжатьсЯ  по  домам.   Ђ   по  мере  того  как  остывал  ее
воинственный пыл,  все  больше разгоралась у  нее  охота искать судом свои
обиды  на   отсутствующем  пане  Љмицице,   в   трибуналах  добиватьсЯ  их
удовлетворениЯ.  Џриговоры не  могли настичь самого Љмицица;  но оставалсЯ
‹юбич,  прекрасное большое поместье, готоваЯ награда за понесенные потери.
Џанна  Ђлександра усердно  подогревала у  лауданской братии  эту  охоту  к
тЯжбам. „важды приезжали к ней старики лауданцы, и она не только держала с
ними совет,  но  и  руководила ими,  удивлЯЯ всех не женским умом и  такой
рассудительностью,  которой  позавидовал  бы  не  один  стрЯпчий.  ‘тарики
лауданцы хотели  тогда  силой  занЯть  ‹юбич  и  отдать его  Ѓутрымам;  но
"паненка" решительно отсоветовала это делать.
     - Ќе платите насилием за насилие,  - говорила она старикам,  - ибо  и
ваше  дело  будет неправым;  пусть ваша сторона будет чиста и невинна.  Ћн
знатен,  у него свЯзи, он найдет сторонников и в трибуналах, и если только
вы  подадите  к тому повод,  может нанести вам новую обиду.  Џусть же ваша
невинность будет столь очевидна,  чтобы любой суд,  даже если в нем  будут
одни  его  братьЯ,  мог  вынести  приговор  только в вашу пользу.  ‘кажите
Ѓутрымам,  чтобы они не брали в ‹юбиче ни утвари, ни скотины, чтобы ничего
не трогали там.  ‚се,  что понадобитсЯ, Я дам из Њитрун, там всЯкого добра
больше,  чем когда-нибудь было в ‚олмонтовичах.  Ђ воротитсЯ  пан  Љмициц,
пусть  и его не трогают,  пока не будет приговора,  и не покушаютсЯ на его
жизнь. Џомните, что искать на нем свои потери вы можете только до тех пор,
покуда он жив.
     ’ак говорила рассудительнаЯ панна Ђлександра с ее трезвым умом, а они
хвалили  свою  разумницу,  невзираЯ на то,  что промедление могло пойти на
пользу пану Ђнджею и что жизнь его  она,  во  всЯком  случае,  спасала.  Ђ
может,  Ћленька  и  хотела  уберечь  эту  несчастную жизнь от какой-нибудь
внезапной случайности?  Ќо шлЯхта внЯла ее речам,  потому что с давних пор
привыкла   почитать  за  непреложную  истину  все,  что  исходило  из  уст
Ѓиллевичей;  и ‹юбич осталсЯ нетронутым,  и пан Ђнджей,  если  бы  вздумал
ЯвитьсЯ, мог бы некоторое времЯ пожить там спокойно.
     Ќо  он не ЯвилсЯ.  Ђ  через полтора месЯца к  панне Ђлександре пришел
посланец с  письмом,  человек чужой,  никому  неведомый.  Џисьмо  было  от
Љмицица, гласило оно следующее:
     "‘ердце мое,  возлюбленнаЯ моЯ,  бесценнаЯ Ћленька,  незабвенный друг
мой!  ‚сЯкой твари,  особливо человеку,  даже самому слабому,  свойственно
мстить за  нанесенные обиды,  и  если  кто  ему  зло  сотворит,  он  готов
выплатить ему  тем  же.  ‚идит  бог,  Я  вырезал эту  гордую шлЯхту не  по
жестокосердию,  а потому, что они товарищей моих, вопреки законам божеским
и человеческим,  невзираЯ на молодость их и высокое происхождение, предали
такой лютой смерти, какаЯ не постигла бы их нигде, даже у казаков и татар.
Ќе  стану отпиратьсЯ,  гнев обуЯл менЯ нечеловеческий;  но  кого же удивит
гнев за пролитую кровь друзей?  ќто души покойных Љокосинского, ђаницкого,
“глика,  ђекуца, Љульвеца и ‡енда, невинно убиенных в цвете сил и в зените
славы,  вложили меч в мои руки тогда, когда Я - бога призываю в свидетели!
- помышлЯл лишь  о  мире  и  дружбе  со  всей  лауданской шлЯхтой и,  внЯв
сладостным твоим советам,  желал изменить всю мою жизнь.  ‘лушаЯ жалобы на
менЯ,  не  отвергай и  моей защиты и  рассуди по справедливости.  †аль мне
теперь этих людей из застЯнка,  ибо пострадали, быть может, и невинные; но
солдат,  когда он  мстит за  кровь братьев,  не может отделить невинных от
виновных и  никого не  щадит.  Ќе  бывать бы лучше этой беде,  не пал бы Я
тогда  в  твоих  глазах.  ‡а  чужие  грехи и  вины,  за  справедливый гнев
тЯгчайшаЯ постигла менЯ расплата,  ибо, потерЯв тебЯ, Я засыпаю в отчаЯнии
и пробуждаюсь в отчаЯнии,  и не в силах Я забыть тебЯ и мою любовь.  Џусть
же менЯ,  несчастного,  трибуналы засудЯт, пусть сеймы утвердЯт приговоры,
пусть лишен Я  буду  славы и  чести,  пусть землЯ расступитсЯ у  менЯ  под
ногами,  - Я все перенесу, все перетерплю, только ты - •ристом-богом молю!
- не выбрасывай менЯ из сердца вон. џ все сделаю, что только ты пожелаешь,
отдам ‹юбич,  отдам,  когда враг уйдет,  и поместьЯ оршанские; есть у менЯ
казна,  добытаЯ в  бою и зарытаЯ в лесах,  и ее пусть берут,  только бы ты
сказала,  что будешь верна мне,  как велит тебе с того света покойный твой
дед.  ’ы  спасла мне жизнь,  спаси же мою душу,  дай вознаградить людей за
обиды,  позволь к  лучшему изменить жизнь,  ибо вижу Я,  что коли ты  менЯ
оставишь, то господь бог оставит менЯ, и отчаЯние толкнет менЯ на дела еще
горшие..."
     Љто отгадает, кто сможет описать, сколько жалостных голосов зазвучало
в  душе Ћленьки в защиту пана ЂнджеЯ!  …сли любовь как семечко в лесу,  ее
быстро уносит ветерок,  но  когда разовьетсЯ она  в  сердце,  как дерево в
лесу,  вырвать ее можно разве что с сердцем. Џанна Ѓиллевич принадлежала к
тем, кто любит беззаветно, всем своим чистым сердцем, и слезами облила она
письмо пана ЂнджеЯ.  Ќо не могла она по первому его слову все забыть,  все
простить.  ђаскаЯние его было, конечно, искренним, но душа осталась дикой,
и неукротимый его нрав,  верно, не изменилсЯ после всех событий так, чтобы
можно было без страха думать о будущем.  Ќе слов,  а дел ждала она от пана
ЂнджеЯ. „а и как могла она ответить человеку, залившему кровью всю округу,
имени которого никто по  обоим берегам ‹ауды не  произносил без проклЯтиЯ:
"Џриезжай,  за  трупы,  пожары,  кровь и  слезы людские Я  отдаю тебе свою
любовь и свою руку".
     €ной ответ она дала ему:
     "џ  сказала тебе,  пан Ђнджей,  что не хочу тебЯ знать,  не хочу тебЯ
видеть,  и  не  изменю своему слову,  если даже сердце мое разорветсЯ.  ‡а
обиды,  которые ты нанес людЯм,  не платЯт ни поместьЯми,  ни казной,  ибо
мертвых не воскресишь.  Ќе богатство ты потерЯл, а славу. Џусть же простит
тебЯ шлЯхта,  которую ты пожег и поубивал, тогда и Я прощу тебЯ; пусть она
тебЯ примет,  тогда и  Я  приму тебЯ;  пусть она перваЯ за тебЯ вступитсЯ,
тогда Я внемлю ее заступничеству.  Ќо вовек этому не бывать,  и потому ищи
себе счастьЯ в  другом месте,  и прежде всего моли о прощении не людей,  а
бога, ибо его милость тебе нужней..."
     Љаждое слово своего письма панна  Ђлександра  облила  слезами,  потом
запечатала его перстнем Ѓиллевичей и сама вынесла посланцу.
     - Ћткуда  ты?   -  спросила  она,  окинув  взглЯдом  странную  фигуру
полумужика, получелЯдина.
     - €з лесу, панночка.
     - Ђ где твой пан?
     - ќтого мне не велено говорить...  ’олько он далеко  отсюда:  Я  пЯть
дней ехал и лошадь загнал.
     - ‚от тебе талер! - сказала Ћленька. - Ђ твой пан не болен?
     - ‡доров, как тур.
     - †ивет не в голоде? Ќе в бедности?
     - Ћн пан богатый.
     - ‘тупай себе с богом.
     - ‡емно кланЯюсь.
     - ‘кажи пану... погоди... скажи пану, пусть бог ему будет защитой!..
     Њужик ушел -  и снова потекли дни,  недели без вестей о Љмицице; зато
вести о делах державных приходили одна другой хуже.  ‚ойска •ованского все
шире  заливали ђечь  Џосполитую.  Ќе  считаЯ  украинских земель,  в  самом
‚еликом  кнЯжестве  были  захвачены  воеводства:   Џолоцкое,   ‘моленское,
‚итебское,  Њстиславское, Њинское и Ќовогрудское; только часть ‚иленского,
Ѓрест-‹итовское и  ’рокское  воеводства и  староство †мудское  еще  дышали
свободной грудью, но и они со днЯ на день ждали гостей.
     ‚идно,  на последнюю ступень бессилиЯ скатилась ђечь ЏосполитаЯ,  ибо
не могла дать отпор тем силам,  которыми до сих пор пренебрегала и которые
всегда победоносно усмирЯла.  Џравда,  эти  силы  поддерживал неугасимый и
непрестанно  возрождавшийсЯ  бунт  •мельницкого,  эта  истиннаЯ  стоглаваЯ
гидра;  но,  невзираЯ на  бунт,  невзираЯ на  урок,  понесенный в  прежних
войнах,  и государственные мужи и военачальники ручались,  что одно только
‚еликое  кнЯжество  не  только  в  состоЯнии  отразить  нападение,   но  и
вторгнутьсЯ победоносно со своими хоругвЯми в чуждые пределы. Љ несчастью,
внутренние  раздоры  препЯтствовали этому,  лишаЯ  возможности действовать
даже  тех  граждан,  которые готовы были пожертвовать за  отчизну жизнью и
имуществом.
     Ђ  тем временем в  землЯх,  еще не занЯтых врагом,  укрывались тысЯчи
беглецов как из шлЯхты,  так из простолюдинов.  ѓорода, посады и деревни в
†муди  были  полны  народа,  доведенного военными  неудачами до  нищеты  и
отчаЯниЯ. Њестные жители не могли ни предоставить всем кров, ни прокормить
всех; люди низкого сословиЯ мерли от голода, случалось, силой отнимали то,
в чем им отказывали, и все ширились поэтому смута, стычки и грабежи.
     ‡има была необычайно суровой.  Ђпрель уже наступил,  а снежный покров
все еще лежал не только в лесах, но и на полЯх. Љогда иссЯкли прошлогодние
запасы,  а  до  новины  еще было далеко,  стал свирепствовать голод,  брат
войны,  все шире  и  шире  распространЯЯсь  по  стране.  ‚ыехав  из  дому,
обыватель в поле, у дороги встречал окостенелые трупы, объеденные волками,
которые размножились чрезвычайно и целыми стаЯми подходили  к  деревнЯм  и
застЯнхам.  €х  вой мешалсЯ с человеческими криками о помощи;  в лесах и в
полЯх и у самых селений по ночам пылали костры, у которых несчастные грели
перезЯбшие члены,  а когда кто-нибудь проезжал мимо, бежали вслед за ним и
выпрашивали денег и хлеба,  со стонами,  проклЯтиЯми и угрозами  молили  о
милосердии.  ‘уеверный ужас овладел умами людей.  Њногие говорили, что все
эти неудачные войны и все эти небывалые бедствиЯ свЯзаны с именем  королЯ.
’олковали охотно,  будто буквы J.  C.  R., выбитые на монетах, означают не
только Joannes Casimirus Rex*,  но и Initium Calamitatis Regni**.  …сли  в
землЯх,  еще не охваченных войной,  было так тревожно и неспокойно,  легко
догадатьсЯ, что творилось в тех местах, которые уже попирала огненнаЯ пЯта
войны.  ‚сЯ  ђечь ЏосполитаЯ,  объЯтаЯ смутой,  металась,  как умирающий в
горЯчечном бреду.  Џредсказывали новые войны и с внешними и с  внутренними
врагами.  Џоводов длЯ этого было достаточно.  ‚ разгоревшейсЯ междоусобице
разные владетельные дома ђечи Џосполитой смотрели друг  на  друга  как  на
вражеские  державы,  а  вслед  за  ними на враждебные станы делились целые
земли и поветы.  ’ак обстоЯло дело в  ‹итве,  где  жестокаЯ  вражда  между
великим гетманом џнушем ђадзивиллом и польным гетманом ѓосевским,  который
был и подскарбием ‚еликого кнЯжества ‹итовского,  привела  чуть  ли  не  к
открытой  войне.  Ќа сторону подскарбиЯ стали сильные ‘апеги,  длЯ которых
могущество дома ђадзивиллов давно уже было  бельмом  в  глазу.  ‘торонники
ѓосевского  предъЯвлЯли великому гетману тЯгчайшие обвинениЯ и в том,  что
он,  стремЯсь только к личной славе,  погубил войско под кловом  и  отдал
край  на поток и разграбление,  и в том,  что он думает не столько о благе
ђечи Џосполитой,  сколько о  своем  праве  заседать  в  сеймах  ѓерманской
империи(*), и в том, что он помышлЯет даже о независимой державе, и в том,
что преследует католиков(*)...
     _______________
          * џн Љазимир, государь (лат.).
          ** Ќачало гибели государства (лат.).

     Ќе  раз  уже  у  сторонников обоих гетманов дело доходило до  стычек,
которые  они  завЯзывали  будто  бы  без  ведома  своих  покровителей,   а
покровители тем временем слали жалобы друг на друга в  ‚аршаву;  их распри
находили  отголосок  и  на  сеймах,   а  на  местах  вели  к  произволу  и
безнаказанности,  потому  что  какой-нибудь  Љмициц  всегда  был  уверен в
покровительстве того владетелЯ, на чью сторону он становилсЯ.
     ’ем   временем  враг   свободно  продвигалсЯ  вперед,   лишь  кое-где
задерживаЯсь у стен замков и больше нигде не встречаЯ отпора.
     ‚ таких  обстоЯтельствах  всем  лауданцам  надо  было  быть  начеку и
держать порох сухим,  тем более что поблизости от ‹ауды не было  гетманов;
оба они находились в непосредственной близости от вражеских войск и,  хоть
немного могли сделать,  все же беспокоили их,  высылаЯ конные  разъезды  и
задерживаЯ  доступ в еще не захваченные воеводства.  ‘нискиваЯ себе славу,
Џавел ‘апега давал отпор врагу независимо  от  гетманов.  џнуш  ђадзивилл,
прославленный воитель,  одно имЯ которого до поражениЯ под кловом внушало
страх врагам,  добилсЯ даже значительных успехов.  ѓосевский то сражалсЯ с
врагом, то вступал с ним в переговоры, сдерживаЯ таким образом его натиск.
‡наЯ,  что с наступлением  весны  война  разгоритсЯ  с  новой  силой,  оба
военачальника  стЯгивали  войска  с  зимних квартир,  собирали людей,  где
только могли. Ћднако войск было мало, казна пуста, а созвать в захваченных
воеводствах   шлЯхетское   ополчение   было   невозможно,  так  как  этому
препЯтствовал враг.  "Џеред шкловским делом надо было об этом подумать,  -
говорили сторонники ѓосевского,  - теперь слишком поздно". € в самом деле,
было слишком поздно.  Љоронные войска не могли прийти на помощь,  они были
на  “краине  и  вели  тЯжелые  бои  против  •мельницкого,   ереметева   и
Ѓутурлина(*).
     ’олько вести с “краины о героических сражениЯх, о захваченных городах
и небывалых походах воодушевлЯли людей,  совсем павших духом, поднимали их
на  оборону.  ѓромкой славой были овеЯны имена коронных гетманов,  рЯдом с
ними людскаЯ молва все чаще повторЯла имЯ пана ‘тефана  —арнецкого(*);  но
слава не могла заменить ни войско,  ни подмогу, а потому гетманы литовские
медленно отступали, не прекращаЯ в пути распрей между собою.
     Ќаконец ђадзивилл пришел в †мудь.  ‘ ним в ‹ауданскую землю вернулось
на  времЯ  спокойствие.  ’олько  кальвинисты,  осмелев от  близости своего
вождЯ,  поднимали головы в  городах,  наносЯ обиды католикам и  нападаЯ на
костелы;  зато атаманы всЯких ватаг и  шаек,  набранных бог весть из кого,
укрылись теперь в леса,  распустили своих разбойников,  которые,  действуЯ
Якобы под  знаменами ђадзивилла,  ѓосевского или ‘апег,  разорЯли край,  и
мирные люди вздохнули с облегчением.
     Ћт  отчаЯниЯ к  надежде один шаг,  вот и  на  берегах ‹ауды все вдруг
повеселели.  Џанна Ђлександра спокойно жила в ‚одоктах.  Џан ‚олоды"вский,
который  все  еще  гостил  в   ЏацунелЯх  и  к  этому  времени  начал  уже
поправлЯтьсЯ,  распространЯл слух,  что  весной  придет король с  наемными
хоругвЯми и  война  примет тогда совсем иной  оборот.  лЯхта ободрилась и
стала выходить с  плугами на  полЯ.  ‘нег стаЯл,  и  на березах показались
первые  почки.  ироко  разлилась  ‹ауда.  ЏроЯснившеесЯ небо  синело  над
окрестностЯми. ‹юди воспрЯнули духом.
     Ќо  вскоре  произошло  событие,  которое  снова  нарушило  лауданскую
тишину,  заставило оторвать руки  от  лемехов и  не  дало саблЯм покрытьсЯ
пламенем ржавчины.


                                ѓ‹Ђ‚Ђ VII

     Џан ‚олоды"вский,  славный и  искушенный воитель,  хоть и молодой еще
человек,  гостил,  как уже было сказано,  в  ЏацунелЯх у  Џакоша ѓаштовта,
местного  патриарха,  который  слыл  самым  богатым  шлЯхтичем среди  всей
мелкопоместной лауданской братии.  ’рех дочерей он выдал замуж за Ѓутрымов
и приданого отвалил им по сотне талеров каждой чистым серебром,  не считаЯ
всЯкого добра и  такой богатой одежи,  какой не сыщешь и  у иной родовитой
шлЯхтЯнки.  Ћстальные три дочери были еще девушки,  они-то и  ухаживали за
паном ‚олоды"вским,  у которого рука то совсем поправлЯлась, то к ненастью
снова мертвела.  ќта  рука  была предметом забот всех лауданцев,  ибо  они
видели ее за работой под кловом и епелевичами и единодушно считали,  что
лучшей не сыскать во всей ‹итве. ‚се застЯнки окружили молодого полковника
небывалым почетом.  ѓаштовты,  „омашевичи, ѓостевичи, ‘такьЯны, а с ними и
всЯ прочаЯ шлЯхта постоЯнно посылали в Џацунели рыбу,  грибы и дичь,  сено
длЯ  лошадей и  смолу длЯ повозок,  чтобы рыцарь и  его люди ни  в  чем не
терпели нужды.  ‚сЯкий  раз,  когда  пану  ‚олоды"вскому становилось хуже,
шлЯхтичи вперегонки скакали  в  Џоневеж  за  цирюльником,  -  словом,  все
старались превзойти друг друга в услужливости.
     ‚ольготное это было житье,  и  пан ‚олоды"вский и не думал уезжать из
Џацунелей,  хоть в  Љейданах и  поудобней было бы,  да и знаменитый лекарь
ЯвлЯлсЯ бы по первому зову.  Ђ  уж старый ѓаштовт так возвысилсЯ в  глазах
всех лауданцев, когда оказал гостеприимство молодому полковнику, что готов
был  расшибитьсЯ в  лепешку,  только  бы  угодить  столь  именитому гостю,
которого и сам ђадзивилл почел бы за честь принЯть в своем доме.
     Џосле разгрома и изгнаниЯ Љмицица шлЯхта, которой очень полюбилсЯ пан
‚олоды"вский, надумала женить его на панне Ђлександре. "—то это нам искать
ей мужа по свету! - толковали старики, собравшись длЯ того, чтобы обсудить
это дело.  -  ’от изменник так себЯ замарал недостойными делами, что, коли
он и  жив,  его надо отдать заплечному мастеру,  а  раз так,  то и девушка
должна выбросить его  из  сердца вон;  это  и  в  завещании особо оговорил
подкоморий.  Џусть выходит за  пана ‚олоды"вского.  Љак опекуны,  мы можем
дать на  то  свое согласие,  вот и  получит она достойного супруга,  а  мы
доброго соседа и предводителЯ".
     ЏринЯв  единодушно это  решение,  старики отправились сперва  к  пану
‚олоды"вскому,  который,  не  долго думаЯ,  дал свое согласие,  а  потом к
"паненке",  котораЯ,  ни минуты не думаЯ, решительно этому воспротивилась.
"‹юбичем,  - сказала она, - один только покойник имел право распорЯдитьсЯ,
и отнЯть поместье у пана Љмицица можно только тогда,  когда его присудЯт к
смертной казни; что ж до замужества, то Я и слушать об этом не хочу. ’ак Я
измучилась,  что о  замужестве не могу