мноты, и до того заразил своим  страхом  Ѓравого
курьера, и они так часто останавливались и слезали с козел, чтобы взглЯнуть,
цел ли привЯзанный на запЯтках сундук, что Я готов был  почувствовать  почти
признательность ко всЯкому, кто любезно согласилсЯ  бы  украсть  его.  Џосле
этого между нами было условлено, что, когда придет времЯ  покинуть  Ѓолонью,
мы выедем из нее с таким расчетом, чтобы прибыть в ”еррару не позднее восьми
часов вечера; и это оказалась приЯтнейшаЯ вечернЯЯ поездка, хотЯ мы и  ехали
по совершенно плоской равнине, постепенно  становившейсЯ  все  более  вЯзкой
из-за разлива рек и ручьев, вздувшихсЯ после недавних ливней.
     Ќа закате Я прошел немного пешком, пока лошади отдыхали, и наткнулсЯ на
сцену, котораЯ вызвала во мне необъЯснимое, но всем нам  знакомое  ощущение,
будто Я это уже когда-то видел, и которую Я  до  сих  пор  Ясно  вижу  перед
собой. ‚ ней не было ничего  примечательного.  ‚  кроваво-красном  освещении
печально поблескивала полоска воды, подернутаЯ вечерней рЯбью;  у  краев  ее
было  несколько  деревьев.  Ќа  переднем  плане  стоЯла   группа   притихших
крестьЯнских девушек; опершись о перила мостика, они смотрели то в небо,  то
вниз, на воду; издалека доносилсЯ глухой гул колокола; на всем  лежали  тени
наползающей ночи. …сли бы в одном из моих прошлых существований * Я был убит
именно в этом месте, то и тогда Я не мог бы вспомнить  его  отчетливее  и  с
таким содроганием.  €  теперь  воспоминание  о  реально  виденном  настолько
подкреплено памЯтью воображениЯ, что  Я  врЯд  ли  когда-нибудь  забуду  это
место.
     ‘тараЯ ”еррара еще пустынней, еще безлюдней, чем любой другой город  из
этого славного братства! …е безмолвные улицы до  того  заросли  травою,  что
здесь можно буквально "косить, пока солнце на небе" *. Ќо в мрачной  ”ерраре
солнце светит так тускло, а людей  так  мало,  что  трава,  которой  поросли
городские площади, кажетсЯ выросшей на могилах.
     ЊенЯ поражает, почему в городах €талии старшина  медников  *  неизменно
живет рЯдом с гостиницей или прЯмо  напротив  нее,  и  постоЯльцам  кажетсЯ,
будто неистовые молоты стучат у них в груди вместо  сердца!  ЊенЯ  поражает,
почему  каждаЯ  спальнЯ  в  гостинице  окружена  со  всех  сторон  ревнивыми
коридорами и изобилует ненужными дверьми,  которые  не  затворЯютсЯ  или  не
отворЯютсЯ и ведут куда-то в непроглЯдную  тьму.  ЊенЯ  поражает,  почему  в
добавление к этим духам  недовериЯ,  которые  всю  ночь  сторожат  ваш  сон,
приоткрыв рты, высоко в стенах проделаны еще круглые "глазки",  и  когда  за
обшивкой скребетсЯ мышь или крыса, вам кажетсЯ, будто кто-то царапает стену,
стараЯсь дотЯнутьсЯ до "глазка" и заглЯнуть к  вам.  ЊенЯ  поражает.  почему
вЯзанки  хвороста  сложены  таким  образом,  чтобы  накалЯть  помещение   до
нестерпимой жары, пока они горЯт, и погружать его  в  столь  же  нестерпимый
холод и чад во все остальное времЯ! Ќо больше всего  менЯ  поражает,  почему
устройство печей в итальЯнских гостиницах таково, что весь огонь вылетает  в
трубу, а весь дым остаетсЯ в комнате!
     Ћтвет несуществен. Њедники, двери, глазки, дым и  вЯзанки  хвороста,  Я
согласен на все. Ќо дайте мне улыбающеесЯ лицо слуги или  служанки,  учтивое
обхождение, любезное желание снискать ваше расположение и показать, что и  к
вам  хорошо  расположены,  веселую,  милую  непринужденность   -   все   эти
драгоценные алмазы, сиЯющие в грЯзи, - и Я завтра же снова готов миритьсЯ со
всем.
     „ом Ђриосто, темница ’ассо *, старинный, причудливый  готический  собор
и, конечно, как и везде, церкви  -  вот  достопримечательности  ”еррары.  Ќо
лучшие  достопримечательности  ее  -  это   длинные   безмолвные   улицы   и
полуразрушенные дворцы, где вместо флагов свисают гирлЯнды  плюща,  а  буйно
разросшиесЯ сорные травы медленно вползают по ступенЯм лестниц, где давно не
ступала человеческаЯ нога.
     ‚ид этого мрачного города, кода Я покидал его в одно прекрасное утро за
полчаса до восхода, был  столь  же  живописен,  как  и  призрачен.  —то  его
обитатели еще не поднЯлись ото сна, не имело никакого значениЯ, ибо, если бы
все они уже встали и занимались своими делами, облик  пустынного  города  от
этого мало изменилсЯ бы. ‹учше всего было смотреть на него, когда на картине
нет ни единой фигуры; это - ѓород Њертвых, где никого не осталось  в  живых.
Љазалось, чума опустошила улицы, площади и рынки;  враг,  осаждавший  город,
разрушил дома, разбил  двери  и  окна,  проломил  кровли.  ‘  одной  стороны
подымалась в небо высокаЯ  башнЯ,  единственный  приметный  предмет  в  этой
печальной панораме. ‘ другой - стоЯл  одинокой  громадой  замок,  окруженный
рвом - сам по себе целый город, - унылый  и  хмурый.  ‚  черных  подземельЯх
этого замка глухой ночною порой были  некогда  обезглавлены  Џаризина  и  ее
возлюбленный. Љогда  Я  оглЯнулсЯ  на  замок,  отблески  восходЯщего  солнца
обагрили его стены кровью снаружи,  как  в  старину  они  много  раз  бывали
обагрены изнутри; но теперь замок и город были так пустынны и мертвы,  точно
люди стали избегать  их  с  того  мгновениЯ,  как  на  последнего  из  обоих
любовников обрушилсЯ зловещий топор, и последним огласившим их звуком

	Ѓыл стук топора, что вонзилсЯ во плаху,
	Ћбрушенный мощной рукою с размаху.

     Џрибыв к берегу Џо, который сильно вздулсЯ и бешено катил свои воды, мы
переправились через него по плавучему  мосту  и,  оказавшись  в  австрийских
владениЯх, продолжали свое  путешествие  по  местности,  значительнаЯ  часть
которой была затоплена. Ќо сначала Ѓравый курьер  и  солдаты  препирались  в
течение получаса, а может быть, и побольше,  и  все  о  том  же  -  о  нашем
паспорте.  ќто  вообще  составлЯло  ежедневное  развлечение  моего  Ѓравого,
который при поЯвлении чиновников в поношенной форме неизменно  был  поражаем
внезапною глухотой - а они то и дело поЯвлЯлись перед  нами,  выскакиваЯ  из
своих деревЯнных будок, чтобы проверить  ниш  паспорт  или,  иными  слонами,
чем-нибудь поживитьсЯ от нас, -  и  оставалсЯ  глух,  как  колода,  когда  Я
убеждал его поднести таможеннику какой-нибудь пустЯчок и спокойно продолжать
путь. ‚место этого он  всЯчески  поносил  чиновника  на  ломаном  английском
Языке, а лицо этого несчастного,  обрамленное  окном  нашей  кареты,  ЯвлЯло
зрелище смертельной тоски - из-за полного непониманиЯ того, что говорилось в
его поношение.
     Ќаш форейтор на этом дневном перегоне обладал внешностью самого  дикого
и неукротимого красавца бродЯги, какого  можно  себе  представить.  ќто  был
высокий. могучего сложениЯ, смуглый парень с  густою  копной  черных  волос,
свисавших на его лицо, и пышными черными бакенбардами, уходившими под  самое
горло. Ќа нем были  продранный  темно-зеленый  костюм  с  красной  отделкой,
высокаЯ, как колокольнЯ, шлЯпа без  всЯких  следов  ворса,  со  сломанным  и
грЯзным, воткнутым за  ленту  пером  и  огненно-красный  платок,  повЯзанный
вокруг шеи и спускавшийсЯ на плечи. Ћн не сидел в седле, а удобно  устроилсЯ
на чем-то вроде подножки,  приделанном  к  передку  кареты,  пониже  конских
хвостов, где его голову в любой  момент  могли  размозжить  копыта.  Љак-то,
когда мы ехали степенной рысцой, Ѓравый курьер заметил этому разбойнику, что
можно двигатьсЯ, пожалуй,  и  побыстрее.  ’от  отвечал  насмешливым  воплем,
взмахнул  над  головой  бичом  (и  каким  бичом!  он  был  скорее  похож  на
самодельный лук), подскочил выше лошадей и  в  приступе  негодованиЯ  нырнул
куда-то под переднюю ось.
     џ был убежден, что увижу его распростертым  на  дороге  в  сотне  Ярдов
позади нас, но в то же мгновение показалась  его  высокаЯ,  как  колокольнЯ,
шлЯпа, и он снова оказалсЯ на своем месте, как на софе, всецело  захваченный
сообщенной ему Ѓравым курьером мыслью и крича во  весь  голос:  "•а-ха!  …ще
чего? —ерт побери! Џоскорее, говорите? Ќоо-о-о-о!" (последнее восклицание  -
непередаваемо вызывающим тоном). †елаЯ добратьсЯ до  ближайшей  цели  нашего
путешествиЯ к вечеру, Я решилсЯ через некоторое времЯ повторить этот опыт на
свой риск и страх. ђезультат  был  тот  же.  Ќад  головой  нашего  форейтора
взвилсЯ бич, проделав в воздухе тот же презрительный росчерк, снова взлетели
ели вверх его пЯтки, нырнула похожаЯ на колокольню шлЯпа,  и  он  тотчас  же
снова оказалсЯ передо мной, расположившись на своем  месте,  как  прежде,  и
обращаЯсь к самому себе:
     "•а-ха! …ще чего? —ерт побери! Џоскорее, говорите? Ќоо-о-о-о!"

       €тальЯнское сновидение

     џ ехал несколько дней подрЯд, останавливаЯсь лишь по  ночам,  да  и  то
ненадолго. Ќовые места и предметы, непрерывною чередой проносившиесЯ у  менЯ
перед глазами, возвращались в виде неЯсных  грез,  и,  пока  менЯ  везли  по
какой-нибудь пустынной дороге, образы  этих  мест  и  предметов,  теснЯсь  и
сливаЯсь друг с другом, метались в моем мозгу. Џо временам то тот, то другой
из  них   замирал,   казалось,   на   месте,   его   неугомонное   мелькание
приостанавливалось, и Я мог  вглЯдетьсЯ  в  него  и  отчетливо  рассмотреть.
‘пустЯ несколько мгновений он начинал расплыватьсЯ  как  картина  волшебного
фонарЯ, и, в то времЯ как Я видел какую-нибудь часть еще вполне Ясно, другие
смутно, а остальных вовсе не видел, сквозь него постепенно вырисовывалось  и
проступало что-нибудь другое из виденного. Ќе успевало это изображение стать
Явственно различимым, как и оно в свою очередь растворЯлось  в  каком-нибудь
новом, и так без конца.
     Ѓыл момент, когда мне снова привиделись старые, суровые церкви  Њодены.
…два Я узнал их причудливые  колонны  и  мрачных  чудовищ,  на  которых  они
покоЯтсЯ, мне вдруг почудилось, будто  Я  созерцаю  их,  находЯсь  на  тихой
площади Џадуи с ее чинным старым университетом и фигурами в строгих  одеждах
возле него. Џотом Я бродил по окраинам этого прелестного  города,  поражаЯсь
необычной опрЯтности и чистоте его жилищ, парков и фруктовых садов, виденных
мной наЯву всего за несколько часов до этого.  ‚след  за  тем  на  их  месте
внезапно поднЯлись обе болонские  башни,  но  даже  самое  упорное  из  этих
видений тотчас же отступало перед обнесенным глубокими рвами замком ”еррары,
похожим на иллюстрацию к страшной повести, который снова возник передо  мной
в красных лучах восходЯщего  солнца,  господствуЯ  над  безлюдным,  заросшим
травою, запустелым  городом.  Љороче  говорЯ,  у  менЯ  в  мозгу  царила  та
бессвЯзнаЯ, но упоительнаЯ сумЯтица, котораЯ свойственна путешественникам  и
которую они поощрЯют  с  ленивой  беспечностью.  Љаждый  толчок  экипажа,  в
котором Я ехал, погруженный в дремоту, казалось,  выталкивал  из  моих  грез
только что завладевшее мною воспоминание, чтобы втолкнуть взамен  что-нибудь
новое; и в таком состоЯнии Я заснул.
     —ерез некоторое времЯ Я проснулсЯ (как мне почудилось) из-за того,  что
экипаж остановилсЯ. Ѓыло совсем темно; мы стоЯли у  самой  воды.  џ  заметил
черную лодку с маленьким домиком или каюткой, окрашенной в тот  же  траурный
цвет. џ сел в лодку, и двое гребцов, взЯвшись за весла, погнали ее на  Яркий
огонь, видневшийсЯ далеко в море.
     ’о и дело тЯжело вздыхал ветер. Ћн бороздил воду,  раскачивал  лодку  и
нагонЯл темные тучи, закрывавшие звезды. Њне казалось очень  странным  плыть
куда-то в такой поздний час, оставлЯЯ позади себЯ землю,  и  направлЯтьсЯ  к
этому огню на море. ‚скоре он заблистал Ярче: теперь это был уже не сплошной
огонь, а рЯды огоньков, мерцавших и сверкавших  над  самой  водой,  и  лодка
приближалась к ним по какому-то дремлющему каналу,  обозначенному  вехами  и
столбами.
     Њы проплыли по этому темному морю, должно  быть,  миль  пЯть,  когда  Я
услышал - все так же во сне - плеск  и  журчанье  воды.  встречавшей  где-то
возле нас невидимое препЯтствие. ‚нимательно осмотревшись вокруг, Я  заметил
во тьме нечто черное и массивное, похожее как будто на берег,  но  вместе  с
тем лежавшее плашмЯ на воде, на одном уровне с нею,  как  плот.  ‘тарший  из
гребцов сказал, что здесь хоронЯт покойников.
     Џораженный этим кладбищем в открытом море, Я  обернулсЯ  назад,  силЯсь
разглЯдеть его очертаниЯ, но что-то сразу заслонило их от менЯ.  Џрежде  чем
мне удалось разобратьсЯ, что это было,  Я  обнаружил,  что  мы  скользим  по
какой-то призрачной улице: с обеих сторон прЯмо из воды поднимались дома,  и
наша чернаЯ лодка бесшумно плыла под их окнами. Ќекоторые из этих окон  были
Ярко освещены, и падавшие из них лучи  спета,  отражаЯсь  в  черном  потоке,
вонзались и него, мерЯ его глубину; но всюду царила мертваЯ тишина.
     ’ак мы проникали все дальше в этот призрачный город по узким  улицам  и
переулкам, где всюду высоко стоЯла вода. ‚ иных местах, где нам  требовалось
сворачивать, было настолько  тесно  и  повороты  были  такими  крутыми,  что
казалось просто немыслимым, чтобы наша длиннаЯ лодка могла там повернуть. Ќо
гребцы тихим мелодическим выкриком предупреждали  о  себе  встречных  и,  не
останавливаЯсь, направлЯли ее в нужную сторону. €ногда гребцы с какой-нибудь
другой черной лодки, похожей на нашу, отзывались на этот  выкрик  и,  убавив
ход (мне казалось, что и мы делали то же), проносились мимо нас  как  чернаЯ
тень.
     „ругие лодки того же мрачного цвета были привЯзаны, как мне показалось,
к раскрашенным причальным столбам у таинственных темных дверей, отворЯвшихсЯ
прЯмо на воду. Ќекоторые были пусты, в иных спали гребцы. ‚ одну из  них,  Я
видел,  спускались  какие-то  люди,  выходившие  из  дворца  по   сумрачному
сводчатому проходу, - они были нарЯдно одеты,  и  их  сопровождали  слуги  с
факелами. Ќо мне удалось лишь  мельком  взглЯнуть  на  них,  так  как  низко
нависший над нашей лодкою мост  -  один  из  многих  мостов,  смущавших  мое
сновидение, - готовый, казалось, вот-вот обрушитьсЯ и раздавить нас,  тотчас
же закрыл их от менЯ. Њы плыли к самому сердцу этого удивительного города  -
нас окружала вода, она была  всюду,  где  ее  обычно  не  бывает  -  из  нее
поднимались дома, церкви, огромные величавые зданиЯ, и повсюду царила все та
же необычайнаЯ тишина. ‚скоре мы пересекли широкий открытый проток и, пройдЯ
мимо  просторной  мощеной  набережной,  где  Яркие  фонари   позволили   мне
разглЯдеть длинные рЯды арок и их опор основательной кладки и  поразительной
прочности, но на вид легких, как узоры инеЯ или ниточки осенней  паутины,  и
где Я впервые за это времЯ увидел людей, ступавших  по  земле,  причалили  к
лестнице, ведшей в большой особнЯк; здесь, миновав бесчисленные  коридоры  и
галереи,  Я  оказалсЯ  в  какой-то  комнате,   где   прилег   отдохнуть;   и
прислушиваЯсь к плеску воды, по которой скользили взад  и  вперед  под  моим
окном черные лодки, Я наконец уснул.
     ‘иЯние днЯ,  ослепившего  менЯ  в  моем  сновидении,  его  свежесть,  и
радостный блеск, и блики солнца на воде,  чистое  синее  небо  и  струЯщийсЯ
воздух - все это не может быть выражено на Языке бодрствующих. џ смотрел  из
окна на лодки и корабли, на мачты, паруса,  снасти,  флаги,  на  хлопотливых
матросов, занЯтых погрузкой и разгрузкой этих судов, на широкие  набережные,
заваленные кипами, бочками, товарами всЯкого рода,  на  большие  корабли,  в
величавой праздности покоившиесЯ на Якоре, на  острова,  увенчанные  пышными
куполами и башнЯми, где золотые кресты блестели  на  солнце  над  волшебными
храмами, возносившимисЯ из  лона  морского.  ‘пустившись  к  зеленому  морю,
трепетавшему у самых дверей и заполнившему  собою  все  улицы,  Я  вышел  на
площадь такой невиданной красоты и величиЯ,  что  все  остальное  потускнело
рЯдом с ее всезатмевающей прелестью.
     ќто была просторнаЯ piazza, покоившаЯсЯ, - подобно всему остальному, на
Якоре посреди океанских просторов. Ќа ее широкой  груди  возвышалсЯ  дворец,
более величественный и великолепный в старости, чем любое здание  в  мире  в
расцвете молодости. ‚нутренние дворики и  галереи  -  такие  воздушные,  что
могли бы сойти за творениЯ, созданные руками волшебников; такие прочные, что
сокрушить их не удалось даже столетиЯм, - окружали этот изумительный  дворец
и  соединЯли  его  с  собором,  вместившим  всю  роскошь  необузданно-пышных
фантазий ‚остока. Ѓлиз его портала стройнаЯ, отдельно стоЯщаЯ башнЯ, одиноко
возносЯ свою гордую голову в небо, всматривалась в даль Ђдриатики. Ќа берегу
протока высились две зловещие порфирные  колонны;  одну  из  них  увенчивала
фигура с мечом и щитом, другую- крылатый лев. Ќевдалеке от этих колонн  была
еще одна башнЯ, необычайно богатого убранства  даже  здесь,  среди  стольких
богатств; верхнЯЯ  часть  ее  несла  на  себе  большую,  сверкавшую  золотом
темно-синюю сферу с изображением двенадцати знаков ‡одиака,  вокруг  которой
вращалось миниатюрное солнце; еще выше два бронзовых великана отбивали часы,
ударЯЯ молотами в гулкий колокол. ЏродолговатаЯ площадь с высокими домами из
белого камнЯ, окруженнаЯ легкой и красивой аркадой, дополнЯла  эту  чарующую
картину; здесь и там подымались нарЯдные мачты длЯ  флагов,  выраставшие  из
мостовой, которой была покрыта эта эфемернаЯ суша.
     Њне  пригрезилось,  что  Я  вошел  в  собор,  долго  бродил  среди  его
многочисленных арок и пересек его из конца в конец. ќто было величественное,
поистине сказочное  сооружение  исполинских  размеров,  светившеесЯ  золотом
старинных мозаик: насыщенное благовониЯми; застланное дымком ладана;  полное
сокровищ  -  драгоценных  камней  и  металлов  -  сверкавших  за   железными
решетками; освЯщенное мощами свЯтых; расцвеченное  многоцветными  витражами;
отделанное темной деревЯнной  резьбой  и  цветным  мрамором;  погруженное  в
полумрак из-за  огромной  высоты  купола  и  протЯженности  стен;  озарЯемое
серебрЯными   лампадами   и   мерцающими   огоньками   свечей;   нереальное,
фантастическое, торжественное, непостижимое. ‡атем мне пригрезилось, будто Я
вошел в старинный дворец: Я обходил одну за другой его безмолвные галереи  и
залы заседаний ‘овета, где на менЯ сурово смотрели со стен  былые  правители
‚ладычицы морей и  где  ее  галеры  с  высоко  задранными  носами,  все  еще
победоносные на полотне, сражались и одолевали  врагов,  как  когда-то.  Њне
снилось, будто Я бродил по его  некогда  роскошным  парадным  залам,  теперь
голым и пустым, размышлЯЯ о его былой славе и мощи - былой, ибо все тут было
в прошлом, все в прошлом. џ услышал голос: "Љое-какие следы древнего величиЯ
республики и кое что примирЯющее с ее упадком можно увидеть и сейчас".
     Џосле этого менЯ ввели в какие-то мрачные покои, сообщавшиесЯ с тюрьмой
и отделенные от нее лишь высоким мостом, переброшенным через узкую  улицу  и
носившим название Њоста ‚здохов.
     Ќо сперва Я прошел мимо двух щербатых щелей в  стене  -  то  были,  как
подсказал мне мой мучительный сон, львиные пасти, теперь беззубые,  куда  не
раз опускались во  мраке  ночи  доносы  неумолимому  и  неправедному  ‘овету
республики, чернившие невинных людей.
     € когда Я увидел зал ‘овета, куда приводили узников на допрос, и дверь,
через которую они удалЯлись после вынесениЯ им смертного  приговора,  дверь,
никогда не затворЯвшуюсЯ за теми, у кого была впереди жизнь и  надежда,  мне
показалось, будто сердце во мне останавливаетсЯ и замирает.
     Ћно сжалось еще болезненнее, когда из светлого царства днЯ Я  спустилсЯ
с факелом в руке в ужасные подземные каменные мешки - в два Яруса, один  над
другим. ‡десь была кромешнаЯ  тьма.  ‚  толстой  стене  каждой  камеры  было
пробито небольшое отверстие, в которое некогда ежедневно ставили на  полчаса
факел, чтобы светить узнику. ‡аключенные, пользуЯсь  этим  непродолжительным
мерцающим светом, вырезали и выцарапывали  на  почернелых  стенах  различные
надписи. џ видел эти надписи. ’руды узников, начертавших их кончиком ржавого
гвоздЯ, пережили на много поколений и их страданиЯ и их самих.
     џ видел камеру, в которой никто не оставалсЯ  более  суток;  попадаЯ  в
нее, человек был уже обречен на смерть. Љ ней  примыкала  другаЯ,  не  менее
мрачнаЯ, куда ровно в полночь  приходил  исповедник  -  монах  в  коричневом
одеЯнии с капюшоном, - похожий на привидение  даже  днем,  при  Ясном  свете
солнца, но в полночь, в этой страшной тюрьме - гаситель надежды  и  предтеча
палача. џ стоЯл па том самом месте, где душили покаЯвшегосЯ  и  причащенного
узника, и касалсЯ рукой низкой потайной двери - соучастницы злодейств, через
которую выносили тЯжелый  мешок,  чтобы  положить  его  в  лодку  и,  отплыв
подальше, утопить в море, там, где под страхом смерти запрещалось закидывать
сети.
     ‚округ этой тюрьмы-твердыни и над нею, облизываЯ толстые стены  снаружи
и испещрЯЯ их изнутри пЯтнами сырости и липкою плесенью, забиваЯ водорослЯми
и отбросами щели и углублениЯ, точно и решетки были ртами, которые требуетсЯ
заткнуть, предоставлЯЯ  удобный  путь,  чтобы  увозить  трупы  тайных  жертв
правительства, услужливый  путь,  который  сам  бежал  перед  ними,  подобно
безжалостному слуге правосудиЯ, - струилась та же вода,  что  заполнЯла  мое
сновидение; она-то и превращала все в сон.
     “ходЯ из дворца по лестнице, носившей  название  ‹естницы  ‚еликана,  Я
смутно вспомнил одного старца, который, отрекшись от власти,  сходил  по  ее
ступенЯм все медленнее и неуверенней, и вдруг  услыхал  колокольный  звон  в
честь своего преемника *. ‘ев в одну из черных лодок,  Я  поплыл  к  старому
арсеналу, который сторожили  четыре  мраморных  льва.  —тобы  придать  моему
сновидению еще больше неправдоподобиЯ и фантастичности, на  туловище  одного
из них были начертаны - неведомо когда, неведомо на каком Языке  -  какие-то
слова Я даже целые фразы, содержание которых остаетсЯ и поныне неразгаданной
тайной.
     ќто место предназначалось длЯ постройки судов; но здесь почти не слышно
было стука молотков, почти не видно работы; Я уже говорил, что  все  большие
дела этого города были в  прошлом.  Ћн  был  подобен  кораблю,  потерпевшему
крушение и носЯщемусЯ по волнам; чужой флаг  развевалсЯ  у  него  на  корме,
чужестранцы стоЯли у рулЯ. Њне пригрезилось, что роскошнаЯ барка, на которой
глава государства некогда выезжал торжественно обручатьсЯ с морем *, уже  не
стоЯла у пристани;  ее  заменила  крошечнаЯ  модель,  воссоздававшаЯ  ее  по
памЯти, как воссоздано и все былое величие города; но она говорила  о  былом
(так малое и великое смешиваютсЯ во прахе) почти так  же  красноречиво,  как
массивные каменные столбы, арки и  навесы,  возведенные,  чтобы  укрывать  в
своей тени великолепные корабли, которые давно уже не отбрасывают тени ни на
воде, ни на суше.
     Ђрсенал находитсЯ здесь и поныне. Ћн опустошен  и  разграблен,  но  это
все-таки арсенал - с надменным знаменем, взЯтым у турок и поникшим в неволе.
’ут хранитсЯ богатый набор доспехов, которые носили когда-то великие  воины;
самострелы и дротики, колчаны, полные стрел, копьЯ, мечи,  кинжалы,  палицы,
щиты и тЯжеловесные алебарды. ‡десь  находЯтсЯ  также  пластины  из  кованой
стали и кованого железа, превращавшие красавца  конЯ  в  чудовище,  покрытое
металлической чешуей, и еще некое метательное оружие (его было легко  носить
на груди), предназначенное делать свое дело бесшумно и выпускавшее стрелы  с
отравленным наконечником.
     џ видел, кроме  того,  рундук  или  ларь,  полный  проклЯтыми  орудиЯми
чудовищных пыток, изобретенными,  чтобы  сжимать,  дробить  и  давить  кости
людей, и выкручивать, и выворачивать их  в  мучениЯх,  которые  хуже  тысЯчи
смертей. Џеред этим ларем выставлены два железных шлема  с  нагрудниками;  в
них сдавливали и сплющивали голову жертвы; на каждом был  небольшой  выступ,
наподобие наковальни, чтобы руководивший пыткою демон мог  удобно  опиратьсЯ
локтем и слушать,  приложившись  своим  каменным  ухом,  стоны  и  признаниЯ
зажатого в этом шлеме страдальца.
     ‚ них было  столько  жуткого  сходства  с  головами  живых  людей,  они
казались такими точными слепками залитых потом,  страдальческих,  искаженных
пыткою лиц, что трудно  было  поверить,  будто  внутри  их  пусто;  страшные
призраки, как бы еще заключенные в них, преследовали менЯ, когда Я уже снова
сел в лодку и отправилсЯ в некий общественный сад посреди морЯ  -  настоЯщий
сад с деревьЯми и травой. Ќо Я позабыл о них, стоЯ  в  дальнем  конце  этого
сада и глЯдЯ на водную рЯбь и заходЯщее солнце; передо мною,  в  небе  и  на
воде, пылал алый румЯнец, а позади менЯ весь  город  сливалсЯ  в  красные  и
багрЯные полосы, тЯнувшиесЯ над морем.
     Џодавленный и изумленный великолепием этого сновидениЯ,  Я  не  замечал
бега времени  и  имел  о  нем  лишь  самое  смутное  представление.  ‚  этом
сладостном сне протекло несколько дней и ночей; легкие  волны  плескались  у
стен домов и оград, а моЯ чернаЯ лодка, относимаЯ ими, все  скользила  вдоль
улиц - и когда солнце стоЯло высоко в  небе  и  когда  лучи  ночных  фонарей
преломлЯлись в бегущей воде.
     €ногда, останавливаЯсь у  дверей  какой-нибудь  церкви  или  громадного
дворца, Я выходил из лодки и бродил по комнатам и переходам,  по  лабиринтам
богато украшенных алтарей, древних памЯтников, заброшенных парадных  покоев,
где ветшала стариннаЯ мебель, одновременно смешнаЯ и страшнаЯ.  ’ам  были  и
произведениЯ  живописи,  полные  неумирающей  прелести  и   выразительности,
дышащие  такою  страстью,  правдивостью  и  мощью,  что  среди  этого  сонма
призраков они одни казались юными, свежими и живыми. Њне грезилось, что  все
изображенное на этих картинах - а они нередко изображали былые  дни  города,
его  красавиц,  тиранов,  полководцев,  патриотов,  купцов,   придворных   и
свЯщенников; даже самые камни его и площади, - что  все  это  вновь  оживает
передо мной. ‡атем, сойдЯ по какой-нибудь мраморной лестнице, нижние ступени
которой заливала медленно струившаЯсЯ вода, Я снова садилсЯ в лодку и  снова
пускалсЯ в путь.
     Њы плыли по узким переулкам, где плотники, работаЯ в  своих  мастерских
рубанком и долотом, бросали легкую стружку в воду, и она недвижимо лежала на
ней, похожаЯ на водоросли, или плыла, сбившись в кучку, впереди  нас.  —ерез
открытые настежь двери, сгнившие от постоЯнной сырости, виднелись  крошечные
участки земли, засаженные виноградной  лозой,  блиставшей  Яркою  зеленью  и
бросавшей причудливые тени на камни мощеных  двориков.  Њы  проплывали  мимо
набережных и террас, где прохаживались женщины в изЯщно  накинутых  шалЯх  и
покрывалах и ничем не занЯтые мужчины нежились на солнце, прЯмо на  каменных
плитах или ступенЯх лестниц. Њы проплывали мимо  мостов,  и  тут  тоже  были
ничем  не  занЯтые  мужчины,  перегнувшиесЯ  через  перила;  под   каменными
балконами, повисшими на головокружительной высоте,  под  высочайшими  окнами
высочайших домов; мимо маленьких садиков, театров,  часовен,  мимо  вереницы
великолепных творений архитектуры - готического  и  мавританского  стилЯ,  -
фантастических, изукрашенных орнаментами  всех  времен  и  народов;  и  мимо
множества других  зданий,  высоких  и  низких,  черных  и  белых,  прЯмых  и
покосившихсЯ, жалких и величественных,  шатких  и  прочных.  Њы  пробирались
среди сбившихсЯ в кучу барок и лодок и  вышли  в  конце  концов  на  Ѓольшой
канал. € здесь в стремительной смене картин, мелькавших в моем сновидении, Я
увидел старого  ейлока  *,  который  прохаживалсЯ  по  мосту,  застроенному
лавками и гудевшему от немолчного говора людей; в какой-то женщине,  котораЯ
высунулась из-за решетчатых ставен, чтобы  сорвать  цветок,  мне  почудилась
„ездемона, и казалось, будто дух самого експира  витает  над  водой  и  над
городом.
     Ќочью, когда в окружавшей главный собор галерее, под самым  сводом  ее,
мерцали перед изображением богоматери две зажженные по  обету  лампады,  мне
показалось, будто большаЯ площадь Љрылатого льва залита Ярким светом,  будто
всЯ аркада полна народу и  толпы  людей  развлекаютсЯ  в  выходЯщих  на  нее
великолепных кофейнЯх, которые, как мне пригрезилось, никогда не  запираютсЯ
и открыты всю ночь. Љогда бронзовые великаны пробили полночь, Я подумал, что
всЯ жизнь города сосредоточена в это времЯ именно здесь;  отчалив  отсюда  и
плывЯ мимо тихих набережных, Я  видел  кое  где  только  спЯщих  лодочников,
которые, завернувшись в плащи, растЯнулись на каменных плитах.
     Ќо вокруг набережных и церквей, дворцов и тюрем, облизываЯ их  стены  и
прокрадываЯсь в самые потаенные уголки города, везде и всюду струилась вода.
ЃесшумнаЯ и настороженнаЯ, обвиваЯ его со всех сторон бесконечными  петлЯми,
как огромнаЯ змеЯ, она терпеливо ждала того времени,  когда  людЯм  придетсЯ
разыскивать в ее глубинах  каждый  камень  древнего  города,  прозывавшегосЯ
когда-то ее владычицей.
     ’ак она несла менЯ на себе, пока Я  не  проснулсЯ  на  ‘таром  рынке  в
‚ероне. € с той поры Я  многое  множество  раз  размышлЯл  о  странном  моем
сновидении на воде, не вполне убежденный, там ли еще этот город,  и  зоветсЯ
ли он ‚енецией.

       —ерез ‚ерону, Њантую, Њилан и ‘имплонский перевал в вейцарию

     џ почти страшилсЯ ехать в ‚ерону; Я  боЯлсЯ,  как  бы  эта  поездка  не
развеЯла очарованиЯ пленительных образов ђомео и  „жульетты  *.  Ќо  едва  Я
оказалсЯ на ‘таром рынке,  как  все  мои  опасениЯ  бесследно  исчезли.  ќта
площадь так своеобразна и живописна, окружена такими причудливыми  -  каждое
на свой лад - строениЯми, что ничего лучшего нельзЯ придумать даже длЯ этого
романтичного города - места действиЯ одной из самых романтичных и прекрасных
повестей.
     ‚полне естественно, что прЯмо с ђыночной площади Я  направилсЯ  к  дому
Љапулетти, претерпевшему величайшее  унижение  и  превратившемусЯ  теперь  в
убогую гостиницу. умные веттурино и ломовые телеги теснились во дворе,  где
была непролазнаЯ грЯзь и ходил выводок забрызганных ею  гусей;  тут  же  был
устрашающего вида пес, злобно рычавший в дверЯх, - если  бы  он  существовал
тогда на свете и был спущен с цепи, он не  преминул  бы  вцепитьсЯ  ђомео  в
ногу, когда тот перекинул ее через забор. Џлодовый сад перешел в руки других
владельцев и уже давно отделен от всего остального,  а  раньше  он  был  при
доме, или мог бы быть, и над воротами,  что  ведут  во  двор  с  улицы,  еще
сохранилось изображение шлЯпы  (capello)  -  старинного  герба  этой  семьи,
высеченное  на  камне.  ѓуси,  ломовые  телеги,  их  возницы  и  пес,   надо
признатьсЯ, несколько мешали: гораздо приЯтнее было бы найти дом  совершенно
пустым и иметь возможность пройтись по его нежилым комнатам. Ќо шлЯпа все же
доставлЯла невыразимое утешение, и место, где полагалось быть саду, едва  ли
меньшее. „а и сам дом, хоть он был весьма скромных размеров,  казалсЯ  таким
настороженным, таким недоверчивым, что с этой  стороны  все  было  в  полном
порЯдке. €так, Я  был  удовлетворен  этим  домом,  как  несомненным  жилищем
старого Љапулетти, и, соответственно,  признателен  женщине  средних  лет  -
padrona {•озЯйка (итал.).} гостиницы, котораЯ, усевшись  на  пороге,  лениво
созерцала своих гусей и по меньшей мере в одном  отношении  была  похожа  на
Љапулетти - у нее также была достаточно большаЯ "семьЯ".
     Џереход от дома „жульетты к могиле „жульетты  столь  же  естествен  длЯ
посетителЯ,  как  и  длЯ  самой  беднЯжки  „жульетты,  прекрасной  и  гордой
„жульетты, котораЯ "своим  сиЯньем  факелы  затмила".  €так,  сопровождаемый
проводником,  Я  направилсЯ  к  старому-престарому   саду,   принадлежавшему
некогда, как Я полагаю, старому-престарому монастырю; впущенный в него через
развалившиесЯ ворота быстроглазою женщиной, занЯтой стиркой бельЯ, Я  прошел
по  дорожкам,  обсаженным  молодыми  кустами  и  цветами,  которые   красиво
выделЯлись среди обломков старой стены и  увитых  плющом  могил;  здесь  мне
показали нечто вроде небольшого чана или лохани  длЯ  воды,  и  быстроглазаЯ
женщина, вытираЯ о головной платок свои мокрые руки, сказала: "La  tomba  di
Giulietta la sfortunata" {ѓробница несчастной „жульетты  (итал.).}.  ѓотовый
всей душою уверовать в это, Я смог, при всем моем добром  желании,  поверить
лишь в то, что этому верила быстроглазаЯ женщина; итак, Я оказал ей  в  этом
кредит и сверх того расплатилсЯ с ней звонкой монетой.
     џ не был разочарован; напротив, было скорее приЯтно, чем неприЯтно, что
место, где покоитсЯ прах „жульетты, забыто.
     Ѓыть может духу ‰орика * утешительны звуки шагов на его могильной плите
и повторение его имени раз по  двадцать  на  день;  но  „жульетте  спокойнее
лежать в стороне от туристских дорожек и не знать других посетителей,  кроме
весеннего дождика, ароматного ветерка и солнечных лучей.
     ЏрелестнаЯ  ‚ерона!  ‘  ее  дворцами,  старинными  и   прекрасными,   с
очаровательными окрестностЯми, видными в отдалении с  дорожек,  подымающихсЯ
уступами, или с великолепных,  окруженных  балюстрадой  площадок.  ‘  арками
времен  древнего  ђима,  перекинутыми  над  улицей  и   отбрасывающими   под
сегоднЯшним  солнцем  тень  пЯтнадцати  протекших  столетий.  ‘  отделанными
мрамором церквами, высоко  возносЯщимисЯ  башнЯми,  богатой  архитектурой  и
необычными старыми тихими улицами, где некогда раздавались крики Њонтекки  и
Љапулетти, заставлЯвшие

     ...и престарелых граждан,
     “бранство снЯв пристойное, хватать
     ђукою дрЯхлой дрЯхлое оружье *.

     ‘ ее быстро бегущей рекой, живописным старым мостом, большой цитаделью,
качающимисЯ кипарисами и  всем  ее  милым,  таким  веселым  и  располагающим
обликом! ЏрелестнаЯ ‚ерона!
     ‚ самом центре ее, на Piazza di Bra  -  как  призрак  минувших  времен,
посреди привычной действительности, - находитсЯ большой римский цирк. Ћн так
хорошо сохранилсЯ и с такою заботливостью поддерживаетсЯ, что все  рЯды  его
амфитеатра целы и посейчас.
     Ќад иными из сводов еще можно видеть древние римские цифры; коридоры  и
лестницы, подземные переходы длЯ  диких  зверей  и  извилистые  проходы  под
землею и над землей  -  все  это  осталось  таким,  каким  было,  когда  там
теснились толпы, жадные до кровавых зрелищ.
     ‚ тенистых местах и в углублениЯх  стен  гнездЯтсЯ  теперь  кузнецы  со
своими горнами и несколько мелки  к  торговцев  со  всЯкою  всЯчиной,  а  на
барьере зеленеют трава, дерн и листва, но в остальном мало что изменилось.
     ЋбойдЯ с большим интересом все это здание и, поднЯвшись в верхний  Ярус
амфитеатра, Я оторвалсЯ от живописного вида,  замыкавшегосЯ  вдали  отрогами
Ђльп.  и  посмотрел  вниз  на  арену;  мне  показалось,  будто  передо  мной
перевернута огромнаЯ соломеннаЯ шлЯпа с широченными полЯми  и  очень  мелкою
тульей, причем спиральные витки соломы -  это  сорок  четыре  рЯда  сидений.
Џредлагаемое мною сравнение кажетсЯ  прозаическим  и  несколько  надуманным,
когда трезво оцениваешь его или видишь изложенным на бумаге, но в тот момент
оно прЯмо напрашивалось.
     Ќезадолго до менЯ здесь побывала коннаЯ труппа, - быть может, та самаЯ,
котораЯ предстала взорам пожилой дамы в моденской церкви, - и на одном конце
арены ею был выравнен небольшой круг, где и происходили ее выступлениЯ и где
еще были  видны  свежие  следы  конских  копыт.  џ  тотчас  представил  себе
горсточку зрителей, уместившихсЯ на одной или двух каменных скамьЯх древнего
цирка, кавалера, усыпанного мишурными блестками, и забавного  Џульчинеллу  *
посреди мрачных стен, глЯдевших на их представление. € Я думал о том,  какой
странной должна была показатьсЯ этим безмолвным зрителЯм излюбленнаЯ смешнаЯ
сценка,  изображающаЯ  путешествующих  англичан:  знатного  британца  (лорда
„жона), с отвислым животом, в синем фраке до пЯт, Ярко-желтых  панталонах  и
белой шлЯпе, выезжающего на вздыбленном коне,  посадив  сзади  себЯ  знатную
английскую даму (леди Ѓетси) - в соломенной шлЯпке, зеленом вуале и  красном
спенсере и не расстающуюсЯ с гигантским ридикюлем и складным зонтом.
     Ћстальную часть днЯ Я ходил по городу и мог бы, кажетсЯ, ходить до  сих
пор. ‚ одном месте Я обнаружил очень красивый и  вполне  современный  театр,
где только закончилось представление всегда  популЯрной  в  ‚ероне  оперы  о
"ђомео и „жульетте" *. ‚ другом - нашел размещенное под колоннадой  собрание
греческих, римских и этрусских  древностей;  *  ведал  ими  древний  старик,
который и сам мог бы сойти за этрусскую древность, ибо, после  того  как  он
снЯл с железных ворот запоры, у него не хватало сил распахнуть их пред нами,
не хватало голоса, чтобы его объЯснениЯ  были  слышны,  не  хватало  зрениЯ,
чтобы видеть те самые древности, которые он  объЯснЯл,  -  до  того  был  он
дрЯхл.
     ‡атем Я разыскал картинную галерею,  до  того,  впрочем,  ужасную,  что
видеть, как истлевают там картины, было даже приЯтно. Ќо везде:  в  церквах,
во дворцах, на улицах, на мосту или  в  заречье,  ‚ерона  была  все  так  же
прелестна, и в моей памЯти она такой и останетсЯ навсегда.
     ‚ тот же вечер Я перечел "ђомео и „жульетту"  в  гостинице,  у  себЯ  в
комнате - ни один англичанин, конечно, не читал ее тут до менЯ -  и  наутро,
на восходе солнца выехал в Њантую, повторЯЯ про себЯ в купе омнибуса,  возле
кондуктора, который в это самое времЯ читал "’айны  Џарижа"  *,  все  те  же
строки:

     Ќо длЯ менЯ - не мир вне стен ‚ероны,
     —истилище там, пытка, самый ад!
     €згнав отсюда, этим изгонЯет
     €з мира он менЯ, а это - смерть! *

     ќти слова напомнили мне, что ђомео был изгнан всего  на  двадцать  пЯть
миль от ‚ероны, и, пожалуй, немного поколебали мое доверие к его смелости  и
энергии.
     Ќе знаю, была ли в те времена дорога в Њантую  так  же  прекрасна,  как
ныне; вилась ли она среди пастбищ, таких же  зеленых,  так  же  вспыхивавших
блеском бегущих потоков и усеЯнных свежими  купами  стройных  деревьев.  ќти
пурпурные горы навернЯка так же вставали на горизонте; и нарЯды крестьЯнских
девушек,  закалывающих  волосы  большой  серебрЯной  шпилькой,  похожей   на
английскую трость с литым набалдашником,  едва  ли  с  тех  пор  значительно
изменились. ‘толь бодрЯщее утро и такой пленительный  восход  солнца  должны
были радовать даже душу изгнанного влюбленного; ЊантуЯ  со  своими  башнЯми,
стенами и обилием воды открылась его взорам  так  же,  как  она  открываетсЯ
пассажирам банального и чинного омнибуса. €згнаннику пришлось, надо  думать,
так же круто и резко сворачивать, пересекаЯ два гулких подъемных  моста;  он
так же, видимо, проехал и по длинному крытому деревЯнному мосту  и,  миновав
болота и топи, оказалсЯ у ржавых ворот сонной Њантуи.
     …сли   когда-нибудь   человек   в   точности   соответствовал    своему
местожительству, а место - человеку, то тощий аптекарь и ЊантуЯ ЯвлЯют собой
образец такой совершенной гармонии *. ‚прочем, в те времена этот город, быть
может, был чуточку оживленнее. …сли так, то аптекарь несомненно предвосхитил
будущее и предвидел, чем станет ЊантуЯ в  1844  году.  Ћн  достаточно  часто
постилсЯ, и это обострЯло его проницательность.
     џ остановилсЯ в гостинице "‡олотой ‹ев"  и  вместе  с  Ѓравым  курьером
занималсЯ у себЯ в комнате обсуждением наших планов,  как  вдруг  послышалсЯ
робкий стук в дверь, выходившую во внешнюю, окружавшую двор  галерею,  и  на
редкость жалкого вида маленький  человечек,  ‡аглЯнув  внутрь,  спросил,  не
нуждаетсЯ ли приезжий господин в чичероне,  который  смог  бы  показать  ему
город. ‘тоЯ в полуоткрытых дверЯх, он глЯдел так печально и умолЯюще, на его
потертой одежде, маленькой смЯтой шлЯпе и изношенной до ниток перчатке -  он
держал шлЯпу в руке - проступал  такой  Явственный  отпечаток  беспросветной
нужды - тем более, что все это,  видимо,  составлЯло  его  лучший  нарЯд,  в
который он поспешил облачитьсЯ, - что отослать его  прочь  было  бы  так  же
жестоко, как наступить на него. џ тут же нанЯл его, и он вошел в комнату.
     Џока Я заканчивал разговор с Ѓравым, мой чичероне сиЯл, стоЯ в углу,  и
пыталсЯ чистить рукавом мою шлЯпу. …сли бы его плата исчислЯлась в  стольких
же наполеондорах *, сколько в ней было франков, то и это не озарило бы мрака
его нищеты таким ослепительным лучом солнца, какой осветил все его  существо
теперь, когда и длЯ него нашлось дело.
     - Ќу что ж, - сказал Я, покончив с делами, - пойдем?
     - …сли господину будет угодно. ‘егоднЯ чудесный день.  Ќемножко  свежо,
но восхитительно,  просто  восхитительно.  ѓосподин  позволит  мне  отворить
дверь?  ќто  гостиничный  двор.  „вор  "‡олотого  ‹ьва".  Џопрошу  господина
поосторожнее сходить с лестницы.
     Њы вышли на улицу.
     - ќто улица "‡олотого ‹ьва". Ђ это - фасад "‡олотого ‹ьва".  Ђ  вон  то
замечательное окно в первом piano {ќтаже (итал).},  то  самое,  где  разбито
стекло, это окно комнаты господина.
     Ћсмотрев эти достопримечательности, Я спросил, много ли  любопытного  в
Њантуе?
     - —то вы! Џо правде говорЯ, нет. Ќемного!  „а,  да,  очень  немного,  -
сказал он, виновато пожимаЯ плечами.
     - Њного церквей?
     - Ќет. Џочти все закрыты французами.
     - Њужских и женских монастырей?
     - Ќет. ’е же французы. Џочти все закрыты Ѓонапартом.
     - ЏроцветающаЯ торговлЯ?
     - Ќет, торговлЯ здесь очень вЯлаЯ.
     - Њного приезжих?
     - Ћ господи!
     Њне показалось, что он готов упасть в обморок.
     - ’ак. —то же мы станем делать после осмотра тех двух больших  церквей?
- сказал Я.
     Ћн посмотрел в один конец улицы, в другой конец  улицы  и  робко  потер
себе подбородок. ‡атем он сказал, взглЯнув на менЯ так, словно  его  осенила
блестЯщаЯ  мысль,  и  вместе   с   тем   с   такой   смиренной   мольбой   о
снисходительности, что устоЯть перед ней было нево