,  был   куда
радикальней. Ћн предусматривал эктогенезис, деташизм  и  всеобщую
гомикрию. Ћт  человека  оставалсЯ  один  только  мозг  в  изЯщной
упаковке  из  дюропласта,  что-то  вроде  глобуса,    снабженного
клеммами,  вилками  и  розетками.  Ћбмен  веществ  предполагалось
перевести на Ядерный уровень,  а  принЯтие  пищи,  физиологически
совершенно излишнее, свелось бы к чистой иллюзии, соответствующим
образом программируемой. ѓоловоглобус можно  будет  подключать  к
любым конечностЯм, аппаратам, машинам, транспортным  средствам  и
т.д. ’акаЯ деташизациЯ  проходила  бы  в  два  этапа.  Ќа  первом
проводитсЯ план частичного деташизма: ненужные органы оставлЯютсЯ
дома; скажем, собираЯсь в театр, вы снимаете  и  вешаете  в  шкаф
подсистемы  копулЯции  и  дефекации.  ‚  следующей    десЯтилетке
намечалось путем гомикрии устранить всеобщую давку  --  печальное
следствие  перенаселениЯ.  Љабельные  и    беспроводные    каналы
межмозговой свЯзи сделали бы излишними поездки и командировки  на
конференции и совещаниЯ и вообще какое-либо передвижение, ибо все
без исключениЯ граждане  имели  бы  свЯзь  с  датчиками  по  всей
ойкумене,  вплоть  до  самых  отдаленных  планет.  Џромышленность
завалит рынок манипулЯторами, педикулЯторами, гастропулЯторами, а
также головороллерами (чем-то  вроде  рельсов  домашней  железной
дороги, по которым головы смогут катитьсЯ сами, ради забавы).
     џ прервал чтение -- вернее, лизание -- рефератов и  заметил,
что  их  авторы,  должно  быть,  свихнулись.  ‘уждение    слишком
поспешное, сухо возразил ’роттельрайнер. Љаша заварена  --  нужно
ее  расхлебывать.  ‘  точки  зрениЯ  здравого   смысла    историю
человечества не понЯть. ђазве  Љант,  Ђверроэс,  ‘ократ,  Ќьютон,
‚ольтер  поверили  бы,  что  в  двадцатом  веке  бичом   городов,
отравителем  легких,  свирепым  убийцей,  объектом  обожествлениЯ
станет жестЯнка на четырех колесах, а люди предпочтут погибать  в
ней, каждую пЯтницу устремлЯЯсь лавиной  за  город,  вместо  того
чтобы спокойно сидеть дома?  џ  спросил,  какой  из  проектов  он
собираетсЯ поддержать.
     -- Џока не знаю, -- ответил  профессор.  --  ’руднее  всего,
по-моему, решить проблему тайнЯт -- подпольно рожденных детей.  Ђ
кроме того, Я побаиваюсь химинтриганства.
     -- ’о есть?
     -- Њожет   пройти  проект,  который  получит  кредобилиновую
поддержку.
     -- „умаете, вас обработают психимикатами?
     -- Џочему бы и нет? —его проще -- взЯть и распылить аэрозоль
через кондиционер конференц-зала.
     -- —то   бы  вы  ни  решили,  общество  может  с  этим    не
согласитьсЯ. ‹юди не все принимают безропотно.
     -- „орогой   мой,  культура  уже  полвека  не    развиваетсЯ
стихийно. ‚ двадцатом веке какой-нибудь там „иор диктовал моду  в
одежде, а теперь все области жизни развиваютсЯ под диктовку. …сли
конгресс проголосует  за  деташизм,  через  несколько  лет  будет
неприлично  иметь  мЯгкое,  волосатое,  потливое    тело.    ’ело
приходитсЯ мыть, умащивать и прочее, и все-таки  оно  выходит  из
строЯ, тогда как при деташизме  можно  подключать  к  себе  любые
инженерные чудеса. ЉакаЯ  женщина  не  захочет  иметь  серебрЯные
фонарики  вместо  глаз,  телескопически   выдвигающиесЯ    груди,
крылышки, словно у ангела, светоносные икры  и  пЯтки,  мелодично
звенЯщие на каждом шагу?
     -- ’огда знаете что? -- сказал Я. -- Ѓежим! ‡апасемсЯ  едой,
кислородом и уйдем в ‘калистые горы.  Љаналы  "•илтона"  помните?
ђазве плохо там было?
     -- ‚ы это серьезно? --  как  бы  заколебавшись,  переспросил
профессор.
     џ -- видит Ѓог, машинально! -- поднес к носу ампулу, которую
все еще держал в руке. џ просто забыл о ней.  Ћт  резкого  запаха
слезы выступили на глазах. џ начал чихать, а когда  открыл  глаза
снова, комната совершенно преобразилась. Џрофессор еще говорил, Я
слышал его, но, ошеломленный  увиденным,  ни  слова  не  понимал.
‘тены  почернели  от  грЯзи;  небо,  перед  тем  голубое,   стало
иссинЯ-бурым, оконные стекла были  по  большей  части  выбиты,  а
уцелевшие  покрывал  толстый  слой  копоти,  исчерченный   серыми
дождевыми полосками.
     Ќе знаю почему, но особенно менЯ поразило то, что элегантнаЯ
папка,  в  которой  профессор   принес    материалы    конгресса,
превратилась в заплесневелый мешок. џ  застыл,  опасаЯсь  поднЯть
глаза на хозЯина. ‡аглЯнул под письменный  стол.  ‚место  брюк  в
полоску  и  профессорских  штиблет  там  торчали  два  скрещенных
протеза. Њежду проволочными сухожилиЯми застрЯл щебень и  уличный
мусор. ‘тальной стержень пЯтки сверкал, отполированный ходьбой. џ
застонал.
     -- —то, голова болит? Њожет, таблеточку? -- дошел  до  моего
сознаниЯ сочувственный голос. џ  превозмог  себЯ  и  взглЯнул  на
профессора.
     Ќе много осталось у  него  от  лица.  Ќа  щеках,  изъеденных
Язвами,  --  обрывки  ветхого,  гнилого  бинта.  ђазумеетсЯ,   он
по-прежнему был в очках -- одно стеклышко треснуло.  Ќа  шее,  из
отверстиЯ,  оставшегосЯ  после  трахеотомии,   торчал    небрежно
воткнутый вокодер, он сотрЯсалсЯ  в  такт  голосу.  Џиджак  висел
старой  трЯпкой  на  стеллаже,   заменЯвшем    грудную    клетку;
помутневшаЯ пластмассоваЯ пластинка закрывала отверстие  в  левой
его части -- там колотилсЯ серофиолетовый комочек сердца в рубцах
и швах. ‹евой руки Я не видел, праваЯ -- в ней он держал карандаш
--  оказалась  латунным  протезом,  позеленевшим  от  времени.  Љ
лацкану пиджака был наспех приметан  клочок  полотна  с  надписью
красной тушью: "ЊерзлЯк 119 859/21 транспл. -- 5 брак.". ѓлаза  у
менЯ полезли на лоб, а профессор -- он вбирал в  себЯ  мой  ужас,
как зеркало, -- осексЯ на полуслове.
     -- —то?.. Ќеужели Я так изменилсЯ? Ђ? -- произнес он хрипло.
     Ќе помню, как Я вскочил, но уже рвал на себЯ дверную ручку.
     -- ’ихий! —то вы? Људа же вы, ’ихий!  ’ихий!!!  --  отчаЯнно
кричал он, с трудом поднимаЯсь из-за стола. „верь поддалась, и  в
этот  момент  раздалсЯ  страшный  грохот  --  профессор,  потерЯв
равновесие от резких движений,  рухнул  и  начал  распадатьсЯ  на
части, хрустЯ, как костЯми, проволочными  сочленениЯми.  ќтого  Я
никогда  не  забуду:  душераздирающий  визг,   ножные    протезы,
скребущие острыми  пЯтками  по  паркету,  серый  мешочек  сердца,
колотЯщийсЯ за исцарапанной пластмассой. џ нессЯ по коридору, как
будто за мной гнались фурии.
     Љругом было полно людей -- начиналось времЯ ленча. €з контор
выходили служащие; оживленно беседуЯ, они направлЯлись к  лифтам.
џ втиснулсЯ в толпу у открытых дверей  лифта,  но  его  очень  уж
долго не было; заглЯнув в шахту, Я понЯл, почему все тут страдают
одышкой. Љонец оборванного неизвестно  когда  каната  болталсЯ  в
воздухе,  а  пассажиры   с    обезьЯньей    ловкостью,    видимо,
приобретаемой годами, карабкались по сетке ограждениЯ на  плоскую
крышу, где размещалось кафе, --  карабкались  как  ни  в  чем  не
бывало, спокойно беседуЯ, хотЯ их лица  заливал  пот.  џ  подалсЯ
назад  и  побежал  вниз  по  ступенькам,  огибавшим  шахту  с  ее
терпеливыми восходителЯми. ’олпы служащих  попрежнему  валили  из
всех дверей. ‡десь были  чуть  ли  не  сплошь  одни  конторы.  ‡а
выступом стены светлело открытое настежь  окно;  остановившись  и
сделав вид, будто привожу в порЯдок одежду, Я посмотрел вниз. Њне
показалось сначала, что на заполненных тротуарах  нет  ни  одного
живого существа, -- но Я просто не  узнал  прохожих.  €х  прежний
праздничный вид бесследно исчез. Ћни шли поодиночке и  парами,  в
жалких  обносках,  нередко  в  бандажах,  перевЯзанные  бумажными
бинтами,  в  одних  рубашках;  действительно,  они  были  покрыты
пЯтнами и заросли щетиной,  особенно  на  спине.  Ќекоторых,  как
видно, выпустили из больницы по каким-то срочным делам;  безногие
катились на досочках-самокатах посреди городского шума и  гомона;
Я видел  уши  дам  в  слоновьих  складках,  ороговевшую  кожу  их
кавалеров, старые газеты, пучки соломы, мешки,  которые  прохожие
носили  на  себе  с  шиком  и  грацией;  а  те,  что  покрепче  и
поздоровее, во весь опор мчались по мостовой,  времЯ  от  времени
нажимаЯ на несуществующий акселератор. ‚ толпе преобладали роботы
-- с распылителЯми, дозиметрами и опрыскивателЯми.  Ћни  следили,
чтобы каждый прохожий получил свою порцию аэрозольной пыльцы,  но
этим не ограничивались. ‡а влюбленной парой, шедшей под руку  (ее
спина была в роговой чешуе, его  --  в  пЯтнистой  сыпи),  тЯжело
шагал робот-цифрак с распылителем, методично постукиваЯ  воронкой
по их головам, а те -- ничего, хотЯ зубы у них лЯзгали на  каждом
шагу. Ќарочно  он  или  как?  Ќо  размышлЯть  уже  не  было  сил.
‚цепившись намертво в подоконник, смотрел  Я  на  улицу,  на  это
кипение призрачной жизни -- единственный зрЯчий свидетель.  Ќо  в
самом ли деле единственный? †естокость этого зрелища наводила  на
мысль об ином наблюдателе: его режиссере, верховном распорЯдителе
блаженной агонии; тогда эти жанровые сцены получили бы  смысл  --
чудовищный, но всетаки  смысл.  Њаленький  авточистильщик  обуви,
суетЯсь у ботинок какой-то старушки, то и дело  подсекал  ее  под
колени; старушка грохалась о тротуар, поднималась и  шла  дальше,
он валил ее снова, и так они скрылись из виду, он --  механически
упрЯмый, она -- энергичнаЯ  и  увереннаЯ  в  себе.  —асто  роботы
заглЯдывали прЯмо в зубы прохожим -- должно  быть,  длЯ  проверки
результатов опрыскиваниЯ, но выглЯдело это ужасно. Ќа каждом углу
торчали безроботники и роботрЯсы, откуда-то сбоку,  из  фабричных
ворот, после смены высыпали на улицу роботЯги, кретинги, праробы,
микроботы. Џо  мостовой  тащилсЯ  огромный  компостер,  уносЯ  на
острие своего лемеха что попадетсЯ; вместе с трупьем он швырнул в
мусорный бак старушку; Я прикусил пальцы, забыв, что держу в  них
вторую, еще нетронутую ампулу -- и сжег  себе  горло  огнем.  ‚се
вокруг задрожало, заволоклось светлой пеленой -- бельмом, которое
постепенно снимала с моих глаз невидимаЯ рука. Ћкаменев,  смотрел
Я на совершающуюсЯ перемену, в ужасном спазме  предчувствиЯ,  что
теперь реальность сбросит с себЯ еще одну оболочку; как видно, ее
маскировка началась так давно, что более сильное  средство  могло
лишь сдернуть больше покровов, дойти до более глубоких слоев -- и
только. ‚ окне посветлело, побелело. ‘нег  покрывал  тротуары  --
обледенелый,  утоптанный  сотнЯми  ног;  зимним   стал    колорит
городского пейзажа; витрины магазинов исчезли, вместо  стекол  --
подгнившие  приколоченные  крест-накрест  доски.  Њежду  стенами,
исполосованными подтеками  грЯзи,  царила  зима;  с  притолок,  с
лампочек бахромой свисали сосульки; в морозном воздухе стоЯл чад,
горький и синеватый, как небо наверху; в  грЯзные  сугробы  вдоль
стен вмерз свалЯвшийсЯ мусор, кое-где чернели длинные тюки,  или,
скорее, кучи трЯпьЯ, бесконечный людской  поток  подталкивал  их,
сдвигал  в  сторону,  туда,  где  стоЯли  проржавевшие   мусорные
контейнеры, валЯлись консервные банки и смерзшиесЯ опилки;  снега
не было, но чувствовалось, что недавно он шел и пойдет  снова;  Я
вдруг понЯл, кто исчез с улиц: роботы. €счезли все до единого! €х
засыпанные  снегом  остовы  были  разбросаны  на  тротуарах    --
застывший железный хлам рЯдом с лохмотьЯми,  из  которых  торчали
пожелтевшие  кости.  Љакой-то  оборванец  усаживалсЯ  в   сугроб,
устраиваЯсь, как в пуховой постели; лицо его выражало довольство,
словно он был у себЯ дома, в тепле и уюте; он вытЯнул ноги, рылсЯ
босыми стопами в снегу -- так вот что значил тот странный  озноб,
та  прохлада,  котораЯ  времЯ  от  времени  приходила   откуда-то
издалека, даже если вы шли серединой улицы  в  солнечный  полдень
(он уже приготовилсЯ к долгому-долгому сну), так вот оно, значит,
что. ‚округ него  как  ни  в  чем  не  бывало  копошилсЯ  людской
муравейник, одни прохожие опылЯли других, и по их поведению  было
легко догадатьсЯ, кто считает себЯ человеком, а кто  --  роботом.
‚ыходит, и роботы были обманом? € откуда эта зима в разгар  лета?
€ли фата-морганой был весь календарь? Ќо зачем? ‹едЯной  сон  как
демографическое противоЯдие? ‡начит, кто-то все это  продумал  до
мелочей, а мне придетсЯ исчезнуть, до  него  не  добравшись?  Њой
взглЯд упиралсЯ теперь  в  небоскребы,  в  их  склизкие  стены  с
провалами выбитых окон; позади стало тихо: ленч  кончилсЯ.  “лица
--  это  конец,  зрЯчие  глаза  мне  ничуть  не  помогут,   толпа
захлестнет и поглотит менЯ, нужно найти хоть кого-нибудь,  сам  Я
смогу разве что прЯтатьсЯ какое-то времЯ, как крыса; Я теперь вне
иллюзии, а значит, в  пустыне.  Ћхваченный  ужасом  и  отчаЯнием,
отпрЯнул Я от окна; Я дрожал всем телом --  ведь  призрак  теплой
погоды  не  согревал  менЯ  больше.  џ  и  сам  не  знал,    куда
направлЯюсь, но старалсЯ ступать бесшумно; да, Я уже скрывал свое
присутствие здесь, сутулилсЯ, съеживалсЯ, озиралсЯ  по  сторонам,
останавливалсЯ, прислушивалсЯ --  бессознательно,  еще  не  успев
принЯть никакого решениЯ и в то же времЯ ощущаЯ  всей  кожей:  по
мне видно, что Я все это вижу, и это не  сойдет  безнаказанно.  џ
шел по коридору шестого или  пЯтого  этажа;  вернутьсЯ  назад,  к
’роттельрайнеру, Я не мог, ему требовалась помощь, а Я был  не  в
силах ему помочь; Я лихорадочно думал сразу о многом,  но  прежде
всего о том, не кончитсЯ ли действие отрезвина и не окажусь ли  Я
снова в Ђркадии.  ‘транное  дело  --  при  мысли  об  этом  Я  не
чувствовал ничего, кроме страха и отвращениЯ, словно мне было  бы
легче замерзнуть в мусорной куче,  сознаваЯ,  что  Я  наЯву,  чем
обрести утешенье в иллюзии. џ не смог свернуть в боковой  коридор
-- дорогу загораживал своим телом какой-то старик; ему не хватало
сил идти, он только судорожно дрыгал ногами, изображаЯ ходьбу,  и
дружелюбно улыбалсЯ мне, тихонько похрипываЯ. џ ринулсЯ в  другой
боковой коридор -- тупик, матовые  стекла  какой-то  конторы,  за
ними  --  полнаЯ  тишина.  џ  вошел,  завибрировала    стеклЯннаЯ
дверь-вертушка, это было машинописное бюро -- пустое.  ‚  глубине
-- еще одна приоткрытаЯ  дверь,  а  за  ней  --  большаЯ  светлаЯ
комната. џ отпрЯнул -- там кто-то сидел, -- но  услышал  знакомый
голос:
     -- Џрошу вас, ’ихий.
     Џришлось войти. ЊенЯ даже не особенно удивили эти  слова  --
как будто моего прихода здесь ждали; спокойно Я принЯл и то,  что
за рабочим столом восседал собственной персоной „жордж ‘имингтон.
Љостюм из серой фланели, ворсистый шейный  платок,  темные  очки,
ситара во рту. Ћн смотрел на менЯ то ли со снисхождением, то ли с
жалостью.
     -- ‘адитесь, -- сказал ‘имингтон. -- Џоговорим.
     џ сел. Љомната с совершенно целыми окнами  казалась  оазисом
чистоты и тепла посреди всеобщего запустениЯ -- ни  пронизывающих
сквознЯков,  ни  снега,  наметенного  ветром.   Џоднос,    черный
дымЯщийсЯ кофе, пепельница,  диктофон;  над  головой  хозЯина  --
цветные фотографии обнаженных женщин. ЊенЯ поразила  бестолковаЯ,
в сущности, мысль: лишаев на них не было вовсе.
     -- ‚от вы и доигрались, -- назидательно произнес  ‘имингтон.
--  Ђ  ведь  жаловатьсЯ  вам  не  на  кого!  ‹учшаЯ    медсестра,
единственный на весь штат действидец -- все вам старались помочь,
а вы? ‚ы решили докопатьсЯ до "истины" на свой страх и риск!
     -- џ? -- отозвалсЯ Я ошеломленно; но он, не дав мне  времени
собратьсЯ с мыслЯми, обрушилсЯ на менЯ:
     -- ’олько, ради Ѓога, не лгите. ’еперь  уже  поздно.  ‚амто,
конечно, мерещилось, будто вы ужас до чего  хитроумны  со  своими
жалобами  и  подозрениЯми   насчет    "галлюцинаций"!    "Љанал",
"подвальные крысы", "седлать", "запрЯгать"...  €  такими  убогими
штучками вы хотели нас обмануть!  ‚ы  думали,  они  вам  помогут?
’олько мерзлЯнтроп может быть таким простаком!
     џ  слушал,  приоткрыв  от  удивлениЯ   рот.    ЋправдыватьсЯ
бесполезно -- он все равно не поверит, это  Я  понЯл  сразу.  Њои
навЯзчивые идеи он счел коварной уловкой! Ќо тогда и  его  беседа
со мной о тайнах "Џрокрустикс инк." преследовала одну только цель
-- развЯзать мне Язык; вот длЯ чего он вставлЯл в разговор слова,
которые так менЯ поразили; быть  может,  он  считал  их  каким-то
секретным паролем  --  но  чего,  антихимического  заговора?  Њои
сугубо личные подозрениЯ показались ему  отвлекающим  маневром...
„ействительно, не стоило  объЯснЯть  ему  это,  особенно  теперь,
когда карты были открыты.
     -- ’ак вы менЯ ждали? -- спросил Я.
     -- Ђ как же! ‚се это времЯ вы, со всеми  вашими  хитростЯми,
были  у  нас  на  привЯзи.  Њы  не   можем    позволить,    чтобы
безответственный бунт нарушил господствующий порЯдок.
     ‘тарик, умирающий в коридоре, -- мелькнула  мысль.  Ћн  тоже
был частью барьеров, которые менЯ сюда направлЯли...
     -- •орош порЯдок, -- заметил Я. -- Ђ во главе --  уж  не  вы
ли? ЏоздравлЯю.
     -- Џриберегите свои остроты длЯ более подходЯщего случаЯ! --
огрызнулсЯ ‘имингтон. ‡начит,  мне  удалось-таки  задеть  его  за
живое. Ћн разозлилсЯ. -- ‚ы  все  искали  "источники  демонизма",
мерзлЯнчик вы этакий, ледышка моЯ допотопнаЯ...  ’ак  вот  --  их
нет. ‚аша любознательность удовлетворена? €х просто-напросто нет,
понимаете? Њы  даем  наркоз  цивилизации,  иначе  она  сама  себе
опротивела бы. Џоэтому-то  будить  ее  запрещено.  Џоэтому  и  вы
вернетесь  в  ее  лоно.  ЃоЯтьсЯ  вам  нечего,  это  не    только
безболезненно, но и приЯтно. Ќам куда тЯжелее,  мы  ведь  обЯзаны
трезво смотреть на вещи -- ради вас же.
     -- ’ак вы это из альтруизма? Ќу да, понЯтно, жертва  во  имЯ
общего блага.
     -- …сли вы и впрЯмь так цените  ужасную  свободу  мысли,  --
заметил он сухо, -- советую оставить глупые  колкости,  иначе  вы
добьетесь того, что вмиг ее потерЯете.
     -- Ђ вы хотите мне еще что-то сказать? џ слушаю.
     -- ‚ настоЯщий момент, кроме вас, Я единственный  человек  в
целом штате, который видит! —то у менЯ на глазах? --  добавил  он
быстро, испытующе.
     -- ’емные очки.
     -- ‡начит, мы видим одно и то же! --  воскликнул  ‘имингтон.
-- •имик, давший ’роттельрайнеру отрезвин, возвращен к нормальной
жизни и более ни в чем не сомневаетсЯ. ‘омневатьсЯ  не  позволено
никому, неужели не Ясно?
     -- Џозвольте, -- прервал Я его. -- Џохоже, вы и в самом деле
стараетесь менЯ убедить. ‘транно. ‘обственно говорЯ, зачем?
     -- ‡атем, что действидцы -- не  демоны!  ЋбстоЯтельства  нас
вынуждают. Њы загнаны в угол, играем картами, которые раздал  нам
жребий  истории.  Њы  последним  доступным  нам  способом    даем
утешенье, покой, облегчение, с трудом удерживаем в равновесии то,
что без нас рухнуло бы в пропасть всеобщей агонии.  Њы  последние
Ђтланты этого мира. …сли миру суждено погибнуть,  пусть  хоть  не
мучаетсЯ. …сли нельзЯ изменить реальность, нужно  хоть  заслонить
ее чем-то. ќто наш последний гуманный, человеческий долг.
     -- Ќеужели совсем ничего нельзЯ изменить?
     -- ‘ейчас  две  тысЯчи  девЯносто  восьмой  год,  --  сказал
‘имингтон. -- естьдесЯт девЯть миллиардов людей живут  на  ‡емле
легально и еще, надо думать,  двадцать  шесть  миллиардов  тайных
уроженцев. ’емпература падает на  четыре  градуса  в  год;  очень
скоро здесь будет ледник. Ћстановить обледенение мы не  в  силах,
-- разве что замаскировать.
     -- Њне всегда казалось, что в пекле будет адскаЯ стужа. Ђ вы
украшаете вход в него миленькими узорами?
     -- €менно так. Њы -- последние добрые самаритЯне. ‚се  равно
кому-то пришлось бы, сидЯ на  этом  вот  месте,  разговаривать  с
вами; случайно это оказалсЯ Я.
     -- „а, да припоминаю: esse homo. [‘е  --  человек!  (лат.).]
Ќо... погодите... сейчас... џ понЯл, чего  вам  надо!  ‚ы  хотите
убедить менЯ, что без вас,  эсхатологического  анестезиолога,  не
обойтись. ђаз нет хлеба -- наркоз страждущим. Ќе понимаю  только,
к чему вам мое обращение в вашу веру, если мне все равно придетсЯ
тут же о нем позабыть? …сли средства, которые вы применЯете,  так
хороши, к чему  заботитьсЯ  о  доказательствах?  „остаточно  пары
капель кредобилина, и Я  с  восторгом  буду  ловить  каждое  ваше
слово, буду чтить вас и слушатьсЯ. Џохоже, вы и сами не  очень-то
убеждены в достоинствах такого лечениЯ, если вам по душе  обычнаЯ
старомоднаЯ болтовнЯ, если вам приЯтней беседовать, чем орудовать
распылителем! ‚ы,  как  видно,  прекрасно  знаете:  психимическаЯ
победа -- всего лишь жульничество, на поле боЯ  вы  останетесь  в
одиночестве -- триумфатор с изжогой. “бедить, а после столкнуть в
беспамЯтство  --  вот  чего  вы  хотите.  Ќе  выйдет!  ђаньше  ты
повесишьсЯ на своей благородной миссии вместе с теми вон девками,
что скрашивают тебе  труды  по  спасению.  Ђ  все-таки  настоЯщих
хочетсЯ, без щетины?
     …го лицо исказила  гримаса  Ярости.  ‚скочив  со  стула,  он
заревел:
     -- “ менЯ найдутсЯ не только аркадийские  средства!  …сть  и
химический ад!
     ‚стал и Я. Ћн потЯнулсЯ было к пресс-папье, но  Я  с  криком
"ЋтправимсЯ туда вместе" бросилсЯ на него. Џо инерции,  как  Я  и
рассчитывал, мы покатились к открытому  окну.  ЏослышалсЯ  чей-то
топот, чьи-то сильные пальцы пытались оторвать менЯ от  него,  он
извивалсЯ, пинал менЯ, но в последний момент  Я  повалил  его  на
подоконник, собрал все силы и  прыгнул;  в  ушах  засвистело,  мы
кувыркались, вцепившись друг в  друга;  вращаЯсь,  воронка  улицы
стремительно надвигалась на нас, Я приготовилсЯ к сокрушительному
удару, однако падение оказалось  мЯгким,  брызнула  чернаЯ  жижа,
зловоннаЯ, благословеннейшаЯ трЯсина сомкнулась над моей  головой
-- и опЯть расступилась.  џ  вынырнул  посредине  канала,  отираЯ
рукой глаза, с резким привкусом помоев во рту, но счастливый, как
никогда! Џрофессор  ’роттельрайнер,  разбуженный  моими  воплЯми,
склонЯлсЯ над топью  и  подавал  мне,  как.братскую  руку,  ручку
сложенного  зонта.  Ћтзвуки  бумбардировки   стихали.    „ирекциЯ
"•илтона" спала вповалку на надувных креслах (вот откуда  взЯлись
"надуванки"!),  секретарши  вели  себЯ  во  сне  вызывающе.  „жим
‘тэнтор, храпЯ и ворочаЯсь с боку на бок, придушил крысу, котораЯ
выцарапывала шоколад у него из кармана; перепугались и он, и она.
Џрисев  у  стены  на  коленЯх,  „рингенбаум,  этот    педантичный
швейцарец,  при  бледном  свете  фонарика  правил  свой  реферат.
‡анЯтие, в которое углубилсЯ профессор, возвещало начало  второго
днЯ футурологического конгресса;  при  этой  мысли  Я  разразилсЯ
таким хохотом, что рукопись выпала у него из  рук,  плюхнулась  в
черную воду и поплыла -- в неизведанное грЯдущее.