ридетсЯ считатьсЯ с тем,  что  всЯкаЯ любовь
есть переход в новую веру.


        7

     “дивительно, что Я не тогда  же уехал на родину. –енность города была в
его  философской  школе.  џ в ней больше не нуждалсЯ.  Ќо  у него объЯвилась
другаЯ.
     ‘уществует психологиЯ творчества, проблемы поэтики. Њежду тем изо всего
искусства именно его происхожденье  переживаетсЯ всего непосредственнее, и о
нем не приходитсЯ строить догадок.
     Њы перестаем узнавать действительность.  Ћна предстает в какой-то новой
категории. ЉатегориЯ эта кажетсЯ нам ее собственным, а не нашим, состоЯньем.
Џомимо этого  состоЯньЯ все на свете названо.  Ќе названо и ново только оно.
Њы пробуем его назвать. ЏолучаетсЯ искусство.
     ‘амое   Ясное,   запоминающеесЯ  и  важное   в   искусстве   есть   его
возникновенье,  и лучшие произведеньЯ мира, повествуЯ  о наиразличнейшем, на
самом деле рассказывают о своем рожденьи. ‚первые во всем объеме Я это понЯл
в описываемое времЯ.
     •отЯ за объЯсненьЯми с ‚-ой не произошло ничего такого, что изменЯло бы
мое положенье, они сопровождались  неожиданностЯми, похожими на  счастье.  џ
приходил в  отчаЯнье, она менЯ утешала.  Ќо одно ее прикосновенье было таким
благом,  что смывало  волной ликованьЯ  отчетливую горечь  услышанного  и не
подлежавшего отмене.
     ЋбстоЯтельства днЯ походили на  шибкую  и шумную беготню. ‚се времЯ  мы
точно влетали с разбега во  мрак  и, не переводЯ дыханьЯ,  стрелой  выбегали
наружу.  ’ак, ни разу  не  присмотревшись,  мы раз двадцать  в  теченье  днЯ
побывали в трюме, полном народу, откуда приводитсЯ в движенье гребнаЯ галера
времени. ќто был именно тот взрослый мир, к которому Я с детских лет так Яро
ревновал ‚-ую, по-гимназически любив гимназистку.
     ‚ернувшись в Њарбург, Я оказалсЯ в разлуке не с девочкой, которую  знал
в продолженье шести лет, а с женщиной, виденной несколько мгновений после ее
отказа.  Њои  плечи  и  руки  больше не принадлежали  мне.  Ћни,  как чужие,
просились  от  менЯ в цепи,  которыми человека  приковывают  к  общему делу.
Џотому что вне железа Я не  мог теперь думать  уже и о ней и любил  только в
железе, только пленницею, только за холодный пот, в котором красота отбывает
свою  повинность.  ‚сЯкаЯ  мысль  о  ней  моментально  смыкала  менЯ  с  тем
артельно-хоровым, что полнит мир лесом вдохновенно-затверженных  движений  и
похоже на сраженье, на каторгу, на средневековый ад и мастерство.  џ разумею
то, чего не знают дети и что Я назову чувством настоЯщего.
     ‚ начале  "Ћхранной грамоты" Я сказал,  что  временами  любовь обгонЯла
солнце. џ имел в виду ту очевидность чувства, котораЯ каждое  утро опережала
все  окружающее с  достоверностью  вести, только  что  в  сотый  раз  наново
подтвержденной.  ‚  сравненьи с ней даже восход  солнца приобретал  характер
городской  новости,  еще требующей поверки.  „ругими словами, Я имел в  виду
очевидность силы, перевешивающую очевидность света.
     …сли бы при  знаньЯх,  способностЯх и  досуге Я  задумал  теперь писать
творческую  эстетику, Я построил бы ее  на двух понЯтьЯх, на понЯтьЯх силы и
символа. џ  показал бы, что,  отличье от  науки,  берущей  природу в разрезе
светового столба, искусство  интересуетсЯ жизнью при  прохожденьи сквозь нее
луча силового. ЏонЯтье силы Я  взЯл  бы в том же  широчайшем смысле, в каком
берет  его теоретическаЯ физика, с той только разницей, что речь шла бы не о
принципе силы а  о ее  голосе,  о ее присутствии. џ поЯснил бы, что в рамках
самосознаньЯ сила называетсЯ чувством.
     Љогда  мы воображаем, будто  в ’ристане, ђомео и ћлии других памЯтниках
изображаетсЯ сильнаЯ страсть, мы недооцениваем содержаньЯ. €х тема шире, чем
эта сильнаЯ тема. ’ема их - тема силы.
     € этой темы и рождаетсЯ искусство. Ћно более одностороннее, чем думают,
…го  нельзЯ  направить  по   произволу  -  куда  захочетсЯ,  как   телескоп.
Ќаставленное на  действительность, смещаемую чувством, искусство есть запись
этого  смещеньЯ. Ћно  его  списывает с  натуры. Љак  же  смещаетсЯ  натура ?
Џодробности выигрывают  в Яркости, проигрываЯ  а самостоЯтельности значеньЯ.
Љаждую можно  заменить  другою. ‹юбаЯ драгоценна. ‹юбаЯ  на выбор годитсЯ  в
свидетельства   ее   состоЯньЯ,   которым   охвачена   всЯ   переместившаЯсЯ
действительность.
     Љогда признаки этого состоЯньЯ перенесены на  бумагу, особенности жизни
становЯтсЯ особенностЯми творчества. ‚торые бросаютсЯ в глаза резче  первых.
Ћни лучше изучены. „лЯ них имеютсЯ термины. €х называют приемами.
     €скусство  реалистично  как  деЯтельность и  символично как  факт.  Ћно
реалистично тем, что не само выдумало метафору, а нашло ее в природе и свЯто
воспроизвело. Џереносный смысл так же точно не  значит ничего в отдельности,
а отсылает к общему духу всего искусства, как не значат ничего порознь части
смещенной действительности.
     ”игурой всей своей тЯги и символично искусство. …го единственный символ
в   Яркости   и   необЯзательности   образов,    свойственной   ему   всему.
‚заимозаменЯемость  образов  есть  признак  положеньЯ,  при  котором   части
действительности взаимно  безразличны.  ‚заимозаменимость образов,  то  есть
искусство, есть символ силы.
     ‘обственно, только сила и нуждаетсЯ в Языке вещественных доказательств.
Ћстальные стороны  сознаньЯ  долговечны  без замет. “  них прЯмаЯ  дорога  к
воззрительным аналогиЯм света: к числу, к точному понЯтью, к идее. Ќо ничем,
кроме движущегосЯ  Языка образов, то  есть Языка сопроводительных признаков,
не выразить себЯ силе, факту силы, силе, деЯтельной лишь в момент ЯвленьЯ.
     ЏрЯмаЯ речь чувства иносказательна, и ее нечем заменить.*
     _________________________________
     *ЋпасаЯсь недоразумений, напомню. џ говорю не о материальном содержании
искусства, не о сторонах его наполненьЯ, а о смысле его ЯвленьЯ, о его месте
в жизни. Ћтдельные образы сами по себе - воззрительны и зиждутсЯ на световой
аналогии. Ћтдельные слова искусства, как к понЯтьЯ,  живут  познаньем. Ќо не
поддающеесЯ  цитированью  слово  всего искусства  состоит в  движеньЯ самого
иносказаньЯ, и это слово символически говорит о силе.


        8

     џ ездил к сестре во ”ранкфурт  и к  своим, к  тому времени приехавшим в
Ѓаварию. Љо мне наезжал брат, а потом отец. Ќо ничего  этого Я не замечал. џ
основательно занЯлсЯ стихописаньем. „нем и ночью  и когда придетсЯ Я писал о
море, о рассвете, о южном дожде, о каменном угле ѓарца.
     Ћднажды Я особенно увлексЯ.  Ѓыла ночь  из тех, что с трудом добираютсЯ
до ближайшего забора и, выбившись из сил, в угаре  усталости свешиваютсЯ над
землей. Џолнейшее безветрие. …динственный признак  жизни - это именно черный
профиль неба, бессильно прислонившегосЯ  к плетню.  €  другой. Љрепкий запах
цветущего  табака и  левкоЯ, которым в ответ на это изнеможенье  откликаетсЯ
землЯ.  ‘ чем только не  сравнимо небо  в  такую ночь!  Љрупные звезды - как
званый вечер. Њлечный Џуть - как большое  общество. Ќо еще больше напоминает
меловаЯ мазнЯ диагонально  протЯнутых пространств ночную садовую грЯдку. ’ут
гелиотроп и  маттиолы. €х вечером  поливали и свалили набок. –веты  и звезды
так  сближены,  что  похоже,  и  небо  попало  под  лейку,  и  теперь звезды
белокрапчатой травки не расцепить.
     џ  увлеченно писал,  и другаЯ, нежели раньше, пыль покрывала мой  стол.
’а, прежнЯЯ, философскаЯ,  скоплЯлась из  отщепенчества. џ дрожал за целость
моего труда. Ќынешней  Я  не стирал солидарности  ради,  симпатизируЯ  щебню
ѓиссенской дороги. € на дальнем  конце столовой клеенки, как звезда на небе,
блистал давно не мытый чайный стакан.
     ‚друг Я встал, пронЯтый потом этого дурацкого всераствореньЯ, и зашагал
по комнате. "—то за свинство! - подумал Я.  - ђазве он не останетсЯ длЯ менЯ
гением? ђазве это с ним Я разрываю? …го открытке  и моим подлым  прЯткам  от
него уже третьЯ неделЯ. Ќадо объЯснитьсЯ. Ќо как это сделать?"
     € Я  вспомнил,  что он  педантичен и  строг. "Was  ist Apperzepzion?" -
спрашивает  он у экзаменующего неспециалиста, и на  его перевод с латинского
что   это  означает...  durchfassen  (прощупать),   -   "Nein,   das  heisst
durchfallen, mein herr" (Ќет, это значит провалитьсЯ, - раздаетсЯ в ответ.
     “  него  в  семинариЯх  читали  классиков. Ћн обрывал  среди  чтеньЯ  и
спрашивал,  к  чему  клонит  автор.  Ќазвать  понЯтье  требовалось  наотруб,
существительным,  по-солдатски. Ќе  только  расплывчатости, но и близости  к
истине взамен ее самой он не терпел.
     Ћн  был туг  на  правое ухо.  €менно  с этой  стороны подсел  Я к  нему
разбирать  свой  урок  из Љанта. Ћн дал мне разойтись и  забытьсЯ и, когда Я
меньше  всего этого ожидал, огорошил  своим обычным: "Was  meint  der Alte?"
(—то разумеет старик?)
     џ не помню, что это  было такое, но допустим, что по таблице  умноженьЯ
идей на  это  полагалось ответить как  на пЯтью пЯть, - "„вадцать  пЯть",  -
ответил  Я.  Ћн поморщилсЯ и  махнул  рукой в  сторону.  Џоследовало  легкое
видоизмененье  ответа,  не  удовлетворившее  его  своей  несмелостью.  ‹егко
догадатьсЯ,  что, пока он тыкал  в пространство, вызываЯ  знающих, мой ответ
варьировалсЯ со все возрастающей сложностью. ‚се же пока говорилось о двух с
половиной  десЯтках или примерно о  полусотне, разделенной надвое. Ќо именно
увеличивающаЯсЯ   нескладность   ответов   приводила  его  во   все  большее
раздраженье. Џовторить же то, что сказал Я, после его  брезгливой мины никто
не решалсЯ.  ’огда  с  движеньем, понЯтым  как, дескать,  выручай,  Љамчатка
колыхнулсЯ  к   другим.   €:   шестьдесЯт  два,  девЯносто  восемь,   двести
четырнадцать  -  радостно загремело кругом.  ЏоднЯв  руки, он еле унЯл  бурю
разликовавшегосЯ враньЯ и,  повернувшись в мою сторону, тихо и сухо повторил
мне мой собственный ответ. Џоследовала новаЯ бурЯ, мне  в  защиту. Љогда  он
взЯл все  в толк, то оглЯдел менЯ, потрепал по плечу и спросил, откуда Я и с
какого у них семестра. ‡атем, сопЯ и хмурЯсь, попросил продолжать, все времЯ
приговариваЯ: "Sehr echr, sehr  richtig; Sie  merken wohl? Ja, ja; ach, ach,
der  Alte!"  (Џравильно,  правильно; вы догадываетесь? Ђх,  старик!) € много
чего еще вспомнил Я.
     Ќу как подступишьсЯ к такому? —то Я скажу ему? "  Verse?"- протЯнет он.
"Verse!" Њало изучил он человеческую бездарность и ее уловки? "Verse".


        9

     ‚ероЯтно, все это было в июле, потому что цвели липы. ЏродираЯсь сквозь
алмазины  восковых  соцветий,  сквозь  зажигательные  стекла, солнце черными
кружочками прожигало пыльные листьЯ.
     џ уже  и раньше часто проходил мимо учебной площадки. ‚ полдень на  ней
трамбовочным хопром ходила пыль и слышалось глухое,  содрогающеесЯ брЯцанье.
’ам учили солдат, и в час ученьЯ перед плацем застаивались зеваки - мальчики
из колбасных  с лотками на  плечах и  городские школьники. € правда, было на
что  поглЯдеть. ‚рассыпную по всему полю попарно подскакивали и клевали друг
друга шарообразные истуканы, похожие  на петухов  в мешках. Ќа солдатах были
стеганые ватники и наголовники из железной сетки. €х обучали фехтованью.
     ‡релище не представлЯло длЯ менЯ ничего нового. џ вдоволь наглЯделсЯ на
него в течение лета.
     Ћднако утром  после  описанной ночи,  будучи  в городе и поравнЯвшись с
полем, Я вдруг вспомнил, что не дальше года назад видел это поле во сне.
     ’ак  и не решив ничего  ночью насчет Љогена, Я лег на рассвете, проспал
утро, и вот перед самым пробужденьем мне приснилось. ќто был сон  о  будущей
войне, достаточный, как говорЯт математики, - и необходимый.
     „авно замечено, что  как  много  ни твердит о  военном  времени  устав,
вдалбливаемый в  ротах  и эскадронах, перехода от  посылок  к выводу  мирнаЯ
мысль  не  в силах произвести.  …жедневно  Њарбург, строем не проходимый  по
причине его тесноты, обходили низом  бледные и до  лбов  запыленные егерЯ  в
выгоревших мундирах.  Ќо самое  большее,  что могло  прийти в голову  при их
виде,  так это  писчебумажные лавки, где тех же егерей  продавали листами, с
гуммиарабиком в премию к каждой закупленной дюжине.
     „ругое  дело во  сне. ’ут  впечатленьЯ  не ограничивались  надобностЯми
привычки. ’ут двигались и умозаключали краски.
     Њне снилось пустынное поле, и  что-то подсказывало, что это - Њарбург в
осаде.  Њимо   проходили,  гуськом  подталкиваЯ  тачки,  бледные  долговЯзые
Ќеттельбеки. Ѓыл какой-то темный час днЯ, какого не бывает на свете. ‘он был
во фридерицианском стиле, с шанцами и землЯными укрепленьЯми.  Ќа батарейных
высотах чуть  отличимо рисовались люди с подзорными трубами. €х с физической
осЯзательностью  обнимала  тишина,  какой  не  бывает  на свете. Ћна  рыхлою
землЯною вьюгой пульсировала в воздухе и не стоЯла, а совершалась. ’очно  ее
все  времЯ подкидывали  с лопат. ќто было самое грустное сновиденье из всех,
какие мне когда-либо ЯвлЯлись. ‚ероЯтно, Я плакал во сне.
     ‚о мне глубоко сидела историЯ с ‚-ой. “ менЯ было здоровое сердце.  Ћно
хорошо работало. ђаботаЯ ночью, оно подцеплЯло случайнейшие и самые бросовые
из впечатлений  днЯ.  €  вот оно задело  за  экзерцирплац, и его толчка было
достаточно,   чтобы  механизм  учебного  полЯ  пришел  в  движение   и  само
сновиденье, на своем круглом ходу, тихо пробило: "џ - сновиденье о войне".
     џ не знаю,  зачем Я направлЯлсЯ  в город,  но с такой тЯжестью  в душе,
точно и  голова у  менЯ  была набита  землей  длЯ  каких-то фортификационных
целей.
     Ѓыло обеденное времЯ. ‚ университете знакомых в этот час  не оказалось.
‘еминарскаЯ  читальнЯ  пустовала.  Љ  ней  снизу  подступали частные  зданиЯ
городка. †ара  была  немилосерднаЯ.  ’ам  и  сЯм  у  подоконников  возникали
утопленники  с  отжеванными  набок  воротниками.  ‡а  ними дымилсЯ  полумрак
парадных  комнат. €знутри входили  испитые мученицы в капотах, проварившихсЯ
на  груди, как в прачешных котлах. џ повернул домой, решив идти верхом,  где
под замковой стеной было много тенистых вилл.
     €х сады пластом лежали на кузничном  зное,  и только стебли  роз, точно
сейчас с  наковальни, горделиво гнулись на синем медленном  огне. џ мечтал о
переулочке, круто спускавшемсЯ вниз за одной из таких вилл. ’ам была тень. џ
это знал. џ  решил свернуть в него и немного отдышатьсЯ. Љаково же было  мое
изумление, когда в том же обалденьи, в каком Я собралсЯ в нем расположитьсЯ,
Я в нем увидел профессора ѓермана Љогена. Ћн менЯ  заметил. Ћтступленье было
отрезано.
     Њоему  сыну седьмой  год.  Љогда,  не  понЯв французской фразы, он лишь
догадываетсЯ  о ее  смысле  по  ситуации,  среди которой  ее произносЯт,  он
говорит: Я  это понЯл  не из слов,  а по  причине.  €  точка. Ќе  по причине
того-то и того-то, а понЯл по причине.
     џ воспользуюсь его терминологией, чтобы ум,  которым доходЯт, в отличье
от ума, который прогуливают ради манежной гигиены, назвать умом причинным.
     ’акой  причинный ум  был у Љогена. Ѓеседовать  с ним  было страшновато,
прогуливатьсЯ  -  нешуточно.  ЋпираЯсь  на  палку, рЯдом  с  вами с  частыми
остановками подвигалсЯ  реальный  дух математической физики,  приблизительно
путем   такой   же  поступи,   шаг   за   шагом   подобравшей  свои  главные
основоположеньЯ. ќтот университетский  профессор в широком сюртуке  и мЯгкой
шлЯпе был в известном градусе налит драгоценною эссенцией, укупоривавшейсЯ в
старину по головам ѓалилеев, Ќьютонов, ‹ейбницев и Џаскалей.
     Ћн  не  любил говорить  на  ходу,  а  только слушал болтовню спутников,
всегда  негладкую  ввиду  ступенчатости  марбургских  тротуаров.  Ћн  шагал,
слушал,   внезапно  останавливалсЯ,  изрекал  что-нибудь  едкое  по   поводу
выслушанного  и,  оттолкнувшись  палкой  от тротуара,  продолжал  шествие до
следующей афористической передышки.
     ‚ таких чертах и шел наш разговор.  “поминание о моей оплошности только
ее усугубило, - он дал мне  это понЯть убийственным образом без слов, ничего
не прибавив к насмешливому молчанью упертой в камень палки. …го интересовали
мои  планы.  Ћн их не  одобрЯл. Џо его мненью, следовало остатьсЯ у  них  до
докторского экзамена, сдать его и  лишь  после того  возвращатьсЯ домой  длЯ
сдачи государственного, с таким расчетом,  чтобы, может  быть,  впоследствии
вернутьсЯ на ‡апад и там обосноватьсЯ. џ благодарил его со всей пылкостью за
это гостеприимство. Ќо моЯ признательность говорила ему гораздо  меньше, чем
моЯ тЯга  в Њоскву.  ‚ том,  как Я  преподносил ее, он без ошибки  улавливал
какую-то  фальшь  и  бестолочь,  которые  его  оскорблЯли,  потому  что  при
загадочной   непродолжительности  жизни  он  терпеть   не  мог  искусственно
укорачивающих  ее  загадок.  €,  сдерживаЯ  свое  раздражение,  он  медленно
спускалсЯ  с плиты на  плиту, дожидаЯсь, не скажет ли, наконец, человек дело
после столь Явных и томительных пустЯков.
     Ќо  как  мог  Я  сказать ему,  что  философию забрасываю  бесповоротно,
кончать  же  в Њоскве собираюсь, как  большинство,  лишь  бы  кончить,  а  о
последующем возвращении в  Њарбург даже не помышлЯю?  …му, прощальные  слова
которого  перед  выходом  на  пенсию  были  о  верности  большой  философии,
сказанные  университету  так,  что  по  скамьЯм,  где   было  много  молодых
слушательниц, замелькали носовые платочки.


        10

     ‚ начале  августа  наши перебрались  из Ѓаварии в €талию и звали менЯ в
Џизу. Њои средства  истощились, их  едва  хватало на  возвращение  в Њоскву.
Љак-то  вечером,  каких  впереди  предвиделось немало,  сидел Я  с  ѓ-вым на
исконной нашей террасе и жаловалсЯ на  печальное состоЯние моих финансов. Ћн
его обсуждал. …му в разные времена довелось бедствовать всерьез, и как раз в
эти  периоды он много пошаталсЯ по  свету. Ћн побывал в Ђнглии  и в €талии и
знал способы прожить в путешествии почти задаром. …го план был таков, что на
остаток денег  мне следовало бы  съездить в ‚енецию и ”лоренцию, а  потом  к
родителЯм на поправочный прикорм и за новой субсидией на обратную поездку, в
чем,  при  скупом  расходовании  остатка,  может  быть,  и не встретилось бы
надобности. Ћн стал наносить на бумагу цифры,  давшие  и правда  прескромный
итог.
     ‚  кафе  со всеми  нами дружил старший  кельнер.  Ћн  знал  подноготную
каждого из нас. Љогда в разгар моих испытаний в гости  ко мне приехал брат и
стал стеснЯть  днем в работе, чудак открыл у него редкие данные длЯ бильЯрда
и так  приохотил к игре,  что тот с утра уходил к  нему  совершенствоватьсЯ,
оставлЯЯ комнату на весь день в мое распорЯженье.
     Ћн принЯл живейшее участие в обсужденьи  итальЯнского  плана. Џоминутно
отлучаЯсь, он возвращалсЯ и,  стуча карандашом по ѓ-ской смете, находил даже
и ее недостаточно экономной.
     Џрибежав с одной из таких отлучек с толстым справочником под мышкой, он
поставил на стол  поднос с тремЯ  бокалами клубничного  пунша и,  раскорЯчив
справочник,  дважды прогнал его весь, с  начала  и до конца.  ЌайдЯ  в вихре
страниц какую хотел, он объЯвил, что ехать мне надо этой же ночью курьерским
в три с минутами, в  ознаменованье чего предложил выпить вместе с ним за мою
поездку.
     џ  недолго  колебалсЯ.  ‚  самом  деле, думал Я,  следЯ  за  ходом  его
рассуждений. Ћтписка из университета  получена.  ‡ачетные отметки в порЯдке.
‘ейчас половина  одиннадцатого. ђазбудить хозЯйку -  грех небольшой. ‚ремени
на укладку за глаза. ђешено - еду.
     Ћн  пришел  в  такой восторг, точно ему самому на другой день предстоЯл
Ѓазель. "Џослушайте, - сказал он, облизнувшись и  собрав  пустые  бокалы.  -
‚глЯдимтесь друг  в  друга попристальней,  такой у  нас  обычай.  ќто  может
пригодитьсЯ, ничего нельзЯ  знать наперед". џ рассмеЯлсЯ  в  ответ и уверил,
что это излишне, потому что давно уже сделано и что Я никогда его не забуду.
     Њы простились, Я вышел  вслед за  ѓ-вым, и смутный  звон никелированных
приборов смолк за нами, как мне тогда казалось, - навсегда.
     ‘пустЯ несколько часов, изговорившись в лоск  и до одури нашагавшись по
городку,   быстро  истощившему  небольшой  запас  своих  улиц,  мы  с  ѓ-вым
спустились  в  прилегавшее  к  вокзалу  предместье.  Ќас  окружал  туман. Њы
неподвижно  стоЯли  в нем,  как скот  на  водопое,  и  упорно курили  с  тем
молчаливым тупоумием, от которого то и дело тухнут папиросы.
     Њало-помалу стал брезжить день. Ћгороды гусиной кожей стЯнула  роса. €з
мглы вырвались грЯдки атласной рассады. ‚друг  на этой стадии светаньЯ город
вырисовалсЯ весь разом на  присущей ему  высоте. ’ам спали. ’ам были церкви,
замок и университет. Ќо они еще сливались с серым небом, как клок паутины на
сырой   швабре.  Њне  даже  показалось,  что,   едва  выступив,  город  стал
расплыватьсЯ, как след дыханьЯ, прерванного на полушаге от окна. "Ќу, пора",
- сказал ѓ-в.
     ‘ветало. Њы быстро расхаживали по  каменному перрону.  ‚ лицо нам,  как
камни,  летели  из  тумана  куски близившегосЯ  грохота.  Џодлетел поезд,  Я
обнЯлсЯ с  товарищем и, вскинув  кверху чемодан, вскочил на площадку. Љриком
раскатились кремни бетона, щелкнула дверца, Я прижалсЯ к окну. Џоезд по дуге
срезал  все  пережитое,  и  раньше, чем Я  ждал, пронеслись, налетаЯ друг на
друга,  - ‹ан, переезд, шоссе и мой недавний дом. џ рвал книзу оконную раму.
Ћна не подавалась. ‚друг она со стуком опустилась сама. џ высунулсЯ что было
мочи наружу. ‚агон шатало  на стремительном повороте,  ничего не было видно.
Џрощай, философиЯ, прощай, молодость, прощай, ѓерманиЯ!


        11

     Џрошло  шесть лет.  Љогда  все  забылось. Љогда протЯнулась и кончилась
война и разразилась  революциЯ.  Љогда  пространство, прежде бывшее  родиной
материи,  заболело  гангреной   тыловых  фикций  и  пошло   линючими  дырами
отвлеченного  несуществованьЯ.  Љогда нас  развезло  жидкою  тундрой и  душу
обложил затЯжной  дребезжащий, государственный дождик. Љогда вода стала есть
кость  и  времени  не   стало  чем  мерить.   Љогда   после  уже   вкушенной
самостоЯтельности пришлось от нее  отказатьсЯ и по властному  внушенью вещей
впасть в новое детство, задолго до старости. Љогда Я впал в него, по просьбе
своих  поселЯсь  первым  вольным  уплотнителем  у  них  в  доме,   в  низкие
полутораэтажные сумерки  приполз  по снегу  из  тьмы  и  раздалсЯ в квартире
вневременный звонок по телефону. "Љто  у  телефона?" -  спросил Я. "ѓ-в",  -
последовал ответ. џ даже не удивилсЯ, так это было  удивительно. "ѓде вы?" -
вневременно выдавил Я из себЯ. Ћн  ответил. ЌоваЯ нелепость. Њесто оказалось
у нас  под  боком,  перейдЯ  двор.  Ћн звонил  из бывшей  гостиницы, занЯтой
общежитьем  Ќаркомпроса. —ерез  минуту Я сидел у  него. †ена  его ничуть  не
изменилась. „етей Я раньше не знал.
     Ќо вот  что было неожиданно.  Ћказалось, что он все эти  годы прожил на
земле, как все, и хотЯ за границей, но все  под  той  же пасмурной войной за
освобожденье малых народностей. џ узнал, что он недавно из  ‹ондона. € не то
в партии,  не то  Ярый ее сочувственник. ‘лужит. ‘ переездом правительства в
Њоскву  автоматически   переведен  при  подлежащей  части  наркомпросовского
аппарата. Ћттого и сосед. ‚от и все.
     Ђ Я бежал к нему как  к  марбуржцу.  Ќе длЯ того, конечно, чтобы с  его
помощью  начать жизнь сызнова, с того  туманного далекого рассвета, когда мы
стоЯли во  мгле, точно скот на коровьем броде, - и на этот раз поосторожнее,
без войны,  по возможности. Ћ, конечно, не  длЯ того. Ќо, знаЯ  наперед, что
подобнаЯ реприза немыслима, Я бежал удостоверитьсЯ, чем она немыслима в моей
жизни.  џ  бежал взглЯнуть  на  цвет  моей  безвыходности,  на несправедливо
частный ее  оттенок,  потому  что  безвыходность  общаЯ, и по справедливости
принЯтаЯ наравне со всеми, бесцветна и в выходы не годитсЯ.
     ’ак вот, на такую  живую безвыходность,  сознанье которой  было бы  мне
выходом, и бежал взглЯнуть Я. Ќо глЯдеть было не на что. ќтот человек не мог
помочь мне.  Ћн  был поврежден сыростью  еще  больше, чем Я. ‚последствии не
посчастливилось  еще  раз  наведатьсЯ  в Њарбург. џ провел в  нем два  днЯ в
феврале 23-го года. џ ездил туда с женой, но не догадалсЯ его ей приблизить.
ќтим Я провинилсЯ  перед обоими. Ћднако и мне было трудно. џ  видел ѓерманию
до войны и вот увидел после нее.  ’о, что произошло на свете, Явилось  мне в
самом страшном ракурсе.  ќто был период рурской оккупации. ѓерманиЯ голодала
и  холодала,  ничем  не  обманываЯсь,  никого  не  обманываЯ,  с  протЯнутой
временам,  как  за  подаЯньем,  рукой  (жест  длЯ нее несвойственный) и  всЯ
поголовно на костылЯх. Љ моему удивленью, хозЯйку Я застал в живых. Џри виде
менЯ она  и  дочь  всплеснули руками. Ћбе  сидели на  тех  же местах,  что и
одиннадцать лет назад, и шили, когда Я ЯвилсЯ. Љомната сдавалась внаймы. Њне
ее открыли. џ  бы ее не узнал, если бы не дорога из Ћкерсгаузена  в Њарбург.
Ћна,  как  прежде,  виделась  в  окне. €  была  зима.  ЌеопрЯтность  пустой,
захоложенной  комнаты, голые ветлы  на  горизонте  - все  это было необычно.
‹андшафт, когда-то  слишком думавший о ’ридцатилетней войне, кончил тем, что
сам ее  себе  напророчил.  “езжаЯ, Я  зашел в  кондитерскую  и послал  обеим
женщинам большой ореховый торт.
     Ђ теперь о Љогене. Љогена нельзЯ было видеть. Љоген умер.


        12

     €так  -  станции,  станции,  станции.  ‘танции,   каменными  мотыльками
пролетающие в хвост поезда.
     ‚ Ѓазеле  была  воскреснаЯ тишина,  так что слышно  было, как ласточки,
снуЯ,  оцарапывали  крыльЯми  карнизы.   Џылающие  стены  глазными  Яблоками
закатывались под навесы черно-вишневых  черепичных  крыш. ‚есь город щурил и
топырил  их, как  ресницы.  €  тем же гончарным  пожаром, каким  горел дикий
виноград на  особнЯках,  горело  горшечное  золото  примитивов  в  чистом  и
прохладном музее.
     "Zwei francs vierzig  centimes", - изумительно чисто произносит в лавке
крестьЯнка в костюме кантона,  но место слиЯньЯ обоих  речевых бассейнов еще
не тут, а направо, за низко нависшую крышу, на юг от нее,  по жаркой, вольно
раздавшейсЯ   федеральной  лазури,  и   все  времЯ  в   гору.   ѓде-то   под
St-Gothard'ом, и - глубокой ночью, говорЯт.
     €  такое-то место Я проспал, утомленный  ночными бденьЯми  двухсуточной
дороги!  …динственную  ночь  жизни,  когда не  подобало спать, -  почти  как
какое-то  "‘имон, ты  спишь?"  -  да  проститсЯ  мне. €  все  же мгновеньЯми
пробуждалсЯ,  стойком у окна, на позорно короткие минуты, "ибо  глаза  у них
отЯжелели". € тогда...
     Љругом галдел мирской  сход недвижно столпившихсЯ вершин. Ђга,  значит,
пока  Я  дремал  и,  даваЯ свисток  за свистком, мы винтом в  холодном  дыму
ввинчивались из  туннелЯ  в  туннель,  нас успело обступить дыханье, на  три
тысЯчи метров превосходЯщее наше природное?
     Ѓыла непроглЯднейшаЯ  тьма, но эхо наполнЯло  ее  выпуклою  скульптурой
звуков. Ѓеззастенчиво  громко  разговаривали пропасти, по-кумовски перемываЯ
косточки  земле. ‚сюду, всюду, всюду судачили, сплетничали и сочились ручьи.
‹егко  было угадать,  как  развешаны  они по  крутизнам и  спущены  сучеными
нитками  вниз, в  долину.  Ђ  сверху на  поезд соскакивали  висЯчие  отвесы,
рассаживаЯсь   на   крышах  вагонов,  и,  перекрикиваЯсь  и  болтаЯ  ногами,
предавались бесплатному катанью.
     Ќо  сон  одолевал  менЯ, и Я  впадал  в недопустимую  дремоту у  порога
снегов,  под  слепыми  ќдиповыми  белками Ђльпов, на  вершине  демонического
совершенства планеты.  Ќа  высоте поцелуЯ,  который она, как  Њикеланджелова
ночь, самовлюбленно кладет здесь на свое собственное плечо.
     Љогда Я  проснулсЯ,  чистое альпийское утро смотрело в  окна.  Љакое-то
препЯтствие,  вроде  обвала,  остановило  поезд. Ќам  предложили  перейти  в
другой. Њы пошли по рельсам горной дороги. ‹ента полотна вилась разобщенными
панорамами, точно дорогу все времЯ совали  за угол, как краденое.  Њои  вещи
нес  босой   мальчик-итальЯнец,  совершенно   такой,   каких  изображают  на
шоколадных обертках. ѓде-то  неподалеку  музицировало  его  стадо.  ‡вЯканье
колокольчиков падало  ленивыми встрЯсками и отмашками. Њузыку сосали слепни.
‚ероЯтно, на ней дергом ходила кожа.  Ѓлагоухали ромашки, и  ни на минуту не
прекращалось переливанье из пустого в порожнее незримо  шлепавшихсЯ отовсюду
вод.
     ‘ледствиЯ недосыпаньЯ не замедлили сказатьсЯ. џ был  в Њилане  полднЯ и
не запомнил  его.  ’олько собор, все  времЯ менЯвшийсЯ в  лице, пока Я шел к
нему  городом в  зависимости от  перекрестков, с  которых он последовательно
открывалсЯ,  смутно  запечатлелсЯ  мне.  Ћн  тающим  глетчером  неоднократно
вырастал  на синем отвесе августовской жары  и  словно питал  льдом  и водой
многочисленные  кофейни  Њилана. Љогда  наконец неширокаЯ  площадь поставила
менЯ к его подошве и Я задрал голову, он съехал в менЯ всем  хором и шорохом
своих  пилЯстр  и  башенок,  как  снежнаЯ  пробка  по  коленчатому  голенищу
водосточной трубы.
     Ћднако Я едва держалсЯ на ногах, и первое, что обещал себе  по прибытьи
в ‚енецию, так это основательно отоспатьсЯ.


        13

     Љогда Я вышел из вокзального зданьЯ с провинциальным навесом в каком-то
акцизно-таможенном  стиле,  что-то  плавное  тихо  скользнуло мне под  ноги.
—то-то  злокачественно-темное, как помои, и  тронутое  двумЯ-тремЯ блестками
звезд.  Ћно  почти  неразличимо опускалось и  подымалось  и было  похоже  на
почерневшую от времени живопись в качающейсЯ раме. џ не сразу понЯл, что это
изображенье ‚енеции и есть ‚енециЯ. —то Я - в ней, что это не снитсЯ мне.
     Џривокзальный канал слепой кишкой уходил за угол,  к дальнейшим чудесам
этой плавучей галереи на клоаке.  џ поспешил  к стоЯнке дешевых пароходиков,
заменЯющих тут трамвай.
     Љатер  потел  и   задыхалсЯ,  утирал  нос  и  захлебывалсЯ,  и  тою  же
невозмутимой  гладью,  по  которой  тащились  его  затонувшие усы,  плыли по
полукругу,  постепенно  от нас отставаЯ, дворцы  Ѓольшого канала.  €х  зовут
дворцами и  могли бы звать чертогами, но  все  равно никакие слова  не могут
дать  понЯтьЯ о  коврах  из  цветного  мрамора, отвесно  спущенных в  ночную
лагуну, как на арену средневекового турнира.
     …сть особый елочный восток, восток прерафаэлитов. …сть  представленье о
звездной ночи по легенде о поклоненьи волхвов. …сть  извечный рождественский
рельеф: забрызганнаЯ синим парафином поверхность золоченого грецкого  ореха.
…сть слова:  халва  и  •алдеЯ,  маги  и  магний,  €ндиЯ и индиго. Љ ним надо
отнести и колорит ночной ‚енеции и ее водных отражений.
     Љак бы длЯ того, чтобы тем прочней утвердить в русском ухе его ореховую
гамму, на катере, пристающем то к одному берегу, то к другому, выкрикивают к
сведенью едущих: "Fondaco dei Turchi!  Fondaco dei Turchi!". Ќо, разумеетсЯ,
названьЯ  кварталов  ничего  общего   с  фундуками  не  имеют,  а  заключают
воспоминаньЯ о караван-сараЯх, когда-то основанных тут турецкими и немецкими
купцами.
     џ  не  помню, перед  каким  именно  из  этих бесчисленных  ‚ендраминов,
ѓримани,   Љорнеров,  ”оскари  и  ‹ореданов  увидел  Я  первую,  или  первую
поразившую  менЯ,  гондолу.  Ќо это было уже  по  ту  сторону  ђиальто.  Ћна
бесшумно вышла на канал из бокового проулка и, легши наперерез, стала чалить
к ближайшему  дворцовому порталу. …е как  бы подали со двора  на парадное на
круглой  брюшине  медленно  выкатившейсЯ  волны.   ‡а  ней  осталась  темнаЯ
расселина,   полнаЯ  дохлых  крыс  и  плЯшущих  арбузных  корок.  Џеред  ней
разбежалось  лунное  безлюдье широкой  водной  мостовой.  Ћна была по-женски
огромна, как  огромно  все, что совершенно по форме и несоизмеримо с местом,
занимаемым  телом  в пространстве.  …е светлаЯ  гребенчатаЯ  алебарда  легко
летела по  небу, высоко  несомаЯ  круглым затылком волны. ‘ той же легкостью
бежал по звездам  черный силуэт гондольера.  Ђ клобучок кабины пропадал, как
бы вдавленный в воду в седловине между кормой и носом.
     “же и раньше, по рассказам ѓ-ва о ‚енеции,  Я рассудил, что всего лучше
будет  поселитьсЯ  в районе  близ  Ђкадемии.  ’ут Я  и высадилсЯ. Ќе  помню,
перешел ли Я по мосту  на левый берег или осталсЯ на правом. Џомню крошечную
площадь. …е  обступали  такие  же дворцы, как  и на канале,  только  серее и
строже. € они упирались в сушу.
     Ќа залитой  луной площади стоЯли,  прохаживались и полулежали люди.  €х
было  немного, и они  точно  ее  драпирировали движущимисЯ, малоподвижными и
неподвижными телами.  Ѓыл необыкновенно тихий вечер. Њне  бросилась  в глаза
одна  пара.  Ќе  поворачиваЯ друг  к  другу  голов  и  наслаждаЯсь  обоюдным
отмалчиваньем,  они   напрЯженно  всматривались   в   противобережную  даль.
‚ероЯтно,  это  была  отдыхавшаЯ  прислуга  палаццо.  ‘перва  менЯ привлекла
спокойнаЯ осанка лакеЯ, его стриженаЯ проседь, серый  цвет его куртки. ‚ них
было что-то  неитальЯнское. Ћт них  веЯло  севером. ‡атем Я увидал его лицо.
Ћно показалось мне  когда-то уже виденным, и только  Я не мог вспомнить, где
это было.
     ЏодойдЯ  к нему с чемоданом, Я выложил ему  свою заботу о пристанище на
несуществующем наречьи,  сложившемсЯ  у  менЯ  после  былых попыток почитать
„анте  в оригинале. Ћн вежливо  менЯ выслушал,  задумалсЯ и о чем-то спросил
стоЯвшую  рЯдом горничную. ’а отрицательно покачала головой. Ћн вынул часы с
крышкой,  поглЯдел  времЯ,  защелкнул,  сунул  в   жилет  и,  не  выходЯ  из
задумчивости, наклоном головы пригласил следовать за собою. Њы загнули из-за
залитого луною фасада за угол, где был полный мрак.
     Њы шли по каменным переулочкам не шире квартирных коридоров. Ћт времени
до времени они подымали  нас на короткие мосты из горбатого камнЯ.  ’огда по
обе  стороны вытЯгивались  грЯзные  рукава  лагуны, где вода  стоЯла в такой
тесноте, что казалась  персидским ковром в трубчатом свертке, едва втиснутым
на дно кривого Ящика.
     Џо  горбатым  мостам  проходили встречные, и задолго до ее  поЯвленьЯ о
приближении  венецианки  предупреждал  частый  стук  ее туфель  по  каменным
лещадкам квартала.
     ‚ высоте поперек  черных, как  деготь,  щелей,  по которым мы блуждали,
светлело ночное небо, и  все куда-то  уходило. ’очно по всему  Њлечному Џути
тЯнул пух семенившегосЯ одуванчика, и будто ради того лишь, чтобы пропустить
колонну-другую этого движущегосЯ света, расступались порою переулки, образуЯ
площади и перекрестки.  €, удивлЯЯсь  странной знакомости своего спутника, Я
беседовал с ним на несуществующем наречьи и переваливалсЯ из дегтЯ в пух, из
пуха в деготь, ища с его помощью наидешевейшего ночлега.
     Ќо на  набережных, у выходов к  широкой  воде, царили другие краски,  и
тишину  сменЯла  сутолока. Ќа прибывавших  и  отходивших  катерах  толпилась
публика,  и  маслЯнисто-чернаЯ  вода  вспыхивала снежной  пылью,  как  битый
мрамор,  разламываЯсь в ступках жарко работавших  или круто  застопоривавших
машин.  Ђ  по соседству с  ее клокотаньем Ярко жужжали  горелки  в  палатках
фруктовщиков,  работали  Языки  и толклись и  прыгали фрукты  в  бестолковых
столбах каких-то недоварившихсЯ компотов.
     ‚ одной из ресторанных  судомоен у  берега нам  дали  полезную справку.
“казанный адрес возвращал к началу нашего странствиЯ. ЌаправлЯЯсь  туда,  мы
проделали  весь  наш  путь  в обратном  порЯдке. ’ак  что  когда  провожатый
водворил менЯ  в  одной из гостиниц  близ Campo Morosini,  у  менЯ сложилось
такое чувство, будто Я только что  пересек расстоЯнье, равное звездному небу
‚енеции,  в  направлении,  встречном  его  движенью. …сли  бы  у менЯ  тогда
спросили, что такое  ‚енециЯ, - "‘ветлые  ночи, - сказал  бы  Я, - крошечные
площади и спокойные люди, кажущиесЯ странно знакомыми".


        14

     "Ќу-с,  дружище,  -  громко,  как глухому, прорычал мне хозЯин, крепкий
старик лет шестидесЯти  в расстегнутой  грЯзной рубахе, - Я вас устрою,  как
родного". Ћн налилсЯ кровью, смерил менЯ взглЯдом исподлобьЯ и, заложив руки
за  прЯжки  подтЯжек,  забарабанил  пальцами  по  волосатой  груди.  "•отите
холодной телЯтины?" - не  смЯгчаЯ  взглЯда, рЯвкнул  он, не сделав  никакого
вывода из моего ответа.
     ‚ероЯтно, это  был  добрЯк, корчивший из себЯ страшилище, с усами  a la
Redetzki.  Ћн  помнил  австрийское  владычество и, как  вскоре обнаружилось,
немного говорил  по-немецки. Ќо так как Язык этот  представлЯлсЯ  ему Языком
унтеров-далматинцев по преимуществу, то мое беглое  произношенье навело  его
на грустные мысли о паденьи немецкого Языка со времени его солдатчины. Љроме
того, у него, вероЯтно, была изжога.
     ЏоднЯвшись,  как на  стременах,  из-за  стойки, он  кровожадно  куда-то
что-то  проорал  и  пружинисто  спустилсЯ  во  дворик,  где  протекало  наше
ознакомленье.  ’ам стоЯло  несколько столиков  под  грЯзными  скатертЯми. "џ
сразу почувствовал  к  вам расположенье,  как только  вы  вошли", - злорадно
процедил он, движеньем руки  пригласив  менЯ присесть,  и опустилсЯ  на стул
стола через два или три от менЯ. Њне принесли пива и мЯса.
     „ворик служил обеденным залом. ‘тоЯльцы, если тут какие имелись, давно,
верно, отужинали и разбрелись на покой, и только в самом углу обжорной арены
отсиживалсЯ плюгавый старичок, во всем угодливо поддакивавший хозЯину, когда
тот к нему обращалсЯ.
     “плетаЯ  телЯтину, Я уже  раз  или  два  обратил  вниманье  на странные
исчезновеньЯ  и  возвращениЯ  на тарелку ее влажно-розовых ломтей. ‚идимо, Я
впадал в дремоту. “ менЯ слипались веки.
     ‚друг, как в сказке, у стола выросла милаЯ сухонькаЯ старушка, и хозЯин
кратко поставил ее в известность  о своей свирепой приЯзни ко мне,  вслед за
чем, куда-то поднЯвшись  вместе  с нею по узкой  лестнице,  Я осталсЯ  один,
нащупал постель и без дальних размышлений лег в нее, раздевшись в потемках.
     џ проснулсЯ  Ярким солнечным  утром, после десЯти часов стремительного,
беспрерывного сна.  Ќебылица подтверждалась. џ находилсЯ в ‚енеции. ‡айчики,
светлой  мелюзгой  роившиесЯ  на потолке,  как  в  каюте  речного  парохода,
говорили об этом и о том, что Я сейчас встану и побегу ее осматривать.
     џ  оглЯдел помещение,  в  котором  лежал. Ќа гвоздЯх, вбитых в крашеную
перегородку, висели  юбки и кофты, перЯнаЯ  метелка  на  колечке, колотушка,
плетеньем  зацепленнаЯ  за  гвоздь.  Џодоконник  был  загроможден  мазЯми  в
жестЯнках. ‚ коробке из-под конфет лежал неочищенный мел.
     ‡а занавеской, протЯнутой во всю ширину чердака, слышалсЯ стук и шелест
сапожной щетки. Ћн слышалсЯ  уже  давно.  ќто,  верно, чистили  обувь на всю
гостиницу.  Љ  шуму -  примешивались женское шушуканье и  детский  шепот.  ‚
шушукавшей женщине Я узнал свою вчерашнюю старушку.
     Ћна приходилась дальней родней хозЯину  и работала у него  в экономках.
Ћн  уступил мне  ее конуру, однако когда Я пожелал это как-нибудь исправить,
она сама встревоженно упросила менЯ не вмешиватьсЯ в их семейные дела.
     Џеред одеваньем,  потЯгиваЯсь, Я  еще раз оглЯдел все  кругом, и  вдруг
мгновенный  дар  Ясности  осветил  мне  обстоЯтельства  минувшего  днЯ.  Њой
вчерашний  провожатый напоминал обер-кельнера  в Њарбурге, того  самого, что
надеЯлсЯ мне еще пригодитьсЯ.
     ‚ероЯтный  налет  вмененьЯ,  заключавшийсЯ  в  его  просьбе,  мог   еще
увеличить это сходство. ќто-то и было  причиной инстинктивного предпочтеньЯ,
которое Я оказал одному из людей на площади перед всеми остальными.
     ЊенЯ  это  открытье  не  удивило.   ’ут   нет  ничего  чудесного.  Ќаши
невиннейшие "здравствуйте" и "прощайте" не имели бы никакого смысла, если бы
времЯ не было пронизано единством жизненных событий,  то есть  перекрестными
действиЯми бытового гипноза.


        15

     €так,  и менЯ коснулось это  счастье. € мне посчастливилось узнать, что
можно день  за днем ходить  на свиданье с куском  застроенного пространства,
как с живою личностью.
     ‘  какой  стороны ни  идти на пьЯццу, на всех подступах к ней  стережет
мгновенье, когда дыханье учащаетсЯ и, ускорЯЯ  шаг, ноги сами начинают нести
к  ней навстречу. ‘о стороны ли  мерчерии или  телеграфа дорога  в  какой-то
момент  становитсЯ подобьем преддверьЯ, и, раскинув свою собственную, широко
расчерченную  поднебесную, площадь выводит, как на прием: кампанилу,  собор,
дворец дожей и трехстороннюю галерею.
     Џостепенно  привЯзываЯсь к ним, склонЯешьсЯ к  ощущенью, что  ‚енециЯ -
город,  обитаемый зданьЯми -  четырьмЯ перечисленными и еще несколькими в их
роде. ‚  этом  утверждении  нет  фигуральности.  ‘лово,  сказанное  в  камне
архитекторами, так высоко, что до его высоты никакой риторике не дотЯнутьсЯ.
Љроме   того,   оно,    как   ракушками,    обросло   вековыми    восторгами
путешественников.  ђастущее восхищение вытеснило из ‚енеции  последний  след
декламации. Џустых мест в пустых дворцах не осталось. ‚се занЯто красотой.
     Љогда  перед  посадкой  в  гондолу,  нанЯтую  на  вокзал,  англичане  в
последний раз задерживаютсЯ на пьЯцетте в позах, которые были бы естественны
при  прощаньи  с живым  лицом,  площадь ревнуешь к ним тем острее, что,  как
известно, ни одна из  европейских культур не  подходила к €талии так близко,
как английскаЯ.


        16

     Ћднажды под  этими же штандартными мачтами,  переплетаЯсь  поколеньЯми,
как золотыми  нитками,  толпилось  три  великолепно  вотканных друг  в друга
столетьЯ, а  невдалеке от  площади недвижной корабельной чащей  дремал  флот
этих веков. Ћн как бы продолжал планировку города. ‘насти высовывались из-за
чердаков,   галеры  подглЯдывали,   на  суше   и   на   кораблЯх   двигались
по-одинаковому. ‹унной ночью иной трехпалубник, уставЯсь ребром в улицу, всю
ее  сковывал мертвой грозой своего недвижно развернутого напора.  € в том же
выносно