        ‚иктор Џелевин. ‚одонапорнаЯ башнЯ


     ‚одонапорнаЯ  башнЯ вполне может оказатьсЯ тем первым, с  чего начнетсЯ
все  остальное,  потому  что предметы  поЯвлЯютсЯ  тогда,  когда  становЯтсЯ
известны их  названиЯ, и происходЯщее  за  окном сразу  приобретает смысл  -
солдаты  заканчивают  работу,  выкладываЯ  белым  кирпичом  число  "1928" на
толстой верхней части каменного цилиндра, и даже не догадываютсЯ, что кто-то
следит за тем, что они делают, думаЯ об этом почти без помощи слов, но очень
серьезно: любаЯ башнЯ или даже труба сначала  строитсЯ  таким образом, будто
должна  поднЯтьсЯ  до самого неба, чем обЯзательно  завершилось  бы  простое
добавление новых  кирпичных  колец  изо днЯ  в  день,  если  бы  не  решение
строителей  уйти,  приводЯщее  к  тому,   что  какой-то  кирпич  обЯзательно
становитсЯ последним, а Я - единственным свидетелем остановки работ,  потому
что во  всем доме  напротив только  Я понимаю, что означают пустые  леса, от
вида  которых  возникает  такое  странное  чувство,  что  взглЯд  сам  собой
переходит вправо, туда, где кончаетсЯ деревЯннаЯ коробка с землей, утыканной
Яблочными семечками, и  обои чуть отстают от стены, приоткрываЯ  другой слой
обоев и  желтый край газеты, еще  дореволюционной, оставшейсЯ с  тех времен,
когда  бородатые  господа  в шлЯпах  удивительной  формы  и  с цепочками  на
жилетах, предчувствуЯ свой конец,  пили  шампанское среди раздетых  женщин и
измученных рабочих, а ‹енин со ‘талиным стоЯли у окна и  читали первый номер
"Џравды", предвидЯ все на свете и, может  быть, даже то, как когда-нибудь на
свет поЯвлюсь  Я  и бесконечно длинным  летним днем буду  наклеивать полоски
сиреневой  папиросной бумаги на  узкие  фанерные  крыльЯ, сидЯ  на  теткиной
кровати, глЯдЯ за окно и почти не  обращаЯ вниманиЯ на ее путаные рассказы о
том,  как в село вошли белые,  потом  красные, потом  опЯть  белые, а  потом
какие-то непонЯтные "наши", которых почему-то представлЯешь  себе мужиками в
малиновых  рубашках  каждый  раз, когда видишь справа от  пыльного  крыла ее
фотографию и  пытаешьсЯ  сообразить,  что это на самом деле значит - взЯть и
умереть, как умерла она и  как можем умереть мы все, если не останемсЯ вечно
жить в своих делах по способу  Ђнтонины  Џорфирьевны, даже протирающей после
этих  слов  свои очки,  отчего  возникает короткаЯ  пауза  в ее  многолетнем
рассказе о так называемых материках, возвышающихсЯ над серыми пространствами
океанов,  где  даже самый большой  в мире  линкор  покажетсЯ  крохотным, как
спичка, если вдруг поглЯдеть на него из неба, заполненного летЯщими в Љанаду
журавлЯми,  боевой  авиацией  и  черными  пЯтнами, возникающими  от  долгого
наблюдениЯ  за  солнцем,  медленно  менЯющим  свой цвет  при  приближении  к
воображаемой точке, где  оно, уже красное и огромное,  оказываетсЯ только  в
июне,  чтобы  на  несколько  минут  коснутьсЯ  шкафа, осветить  его  верхнюю
половину и превратить его во что тебе хочетсЯ, начинаЯ  от  бастиона ‚еликой
‘тены и кончаЯ  скалою  где-то  в Ђмерике  -  смотрЯ куда ты переносишь свою
жизнь из этих мест, хрюкающих на тебЯ всеми своими свиньЯми, когда ты  идешь
по грЯзной улице  со своей  коллекцией спичечных  коробков и размазываешь по
лицу  сопли  пополам  с кровью,  а тебе вслед  орут  все  те,  кто  уверенно
чувствует себЯ  среди этих косых  заборов,  обещаЯ  вломить тебе  завтра еще
разок  так  же безнаказанно, как сегоднЯ, потому что  жаловатьсЯ  все  равно
некому и  длЯ любого взрослого  нет разницы  между избивающими и избиваемыми
детьми, раз те  и другие в галстуках, с  барабанами и горнами, оставив отцов
допивать вонючее  пиво,  уходЯт  в будущее  даже тогда,  когда  просто стоЯт
шеренгой перед пионерлагерными бараками  и щурЯтсЯ от бьющего в глаза света,
глЯдЯ  кто на ползущий вверх по шесту флаг, кто на кота, крадущегосЯ по  уже
горЯчим жестЯным  листам на  крыше  столовой, чтобы  спрыгнуть в кусты,  где
вечером делЯт собранные за день окурки, курЯт, спорЯт о конструкции  женских
внутренностей и заедают синий дым зубным порошком, вкус которого остаетсЯ во
рту  еще долго после  отбоЯ, запоминаЯсь как приложение  к истории  о  синем
ногте в  котлете  и чекистах, которые приехали слишком поздно только потому,
что спустила шина, и пока  в темном дворе менЯют колесо, они сильно стучат в
дверь,  а потом уходЯт в  такой  спешке,  что  соседу приходитсЯ одеватьсЯ в
коридоре, как  раз напротив твоей замочной скважины, в которую он вполне мог
бы  напоследок  ткнуть  карандашом, раз до  этого  подсыпал битое  стекло  в
сливочное  масло и  отравлЯл колодцы,  чтобы ты пил из них  тифозную  воду и
полгода  лежал  в  кровати,  глЯдЯ  в  окно и угадываЯ  за пушистой  завесой
падающего снега  очертаниЯ водонапорной башни, похожей на  приставленного  к
городу часового,  стерегущего  твой покой  и  заодно  тебЯ  самого, чтобы ты
случайно не скрылсЯ в  собственном будущем, воспользовавшись теплой весенней
ночью, в которую поЯвлЯетсЯ возможность, почти не касаЯсь земли, углублЯтьсЯ
в черные заросли  неизвестно откуда взЯвшегосЯ леса и уже почти узнать то, к
чему бежишь со всех ног, перед тем как проснутьсЯ и, поглЯдев на приоткрытую
дверь, за которой  слышны  бодрые утренние голоса и свист примуса, подумать,
что каждое утро  к ней, как трап,  придвигают  забитый  сундуками и комодами
коридор,  выход из которого ведет в  тот единственный  дневной мир,  который
тебе известен, и  чем лучше  ты с ним знаком,  тем реже дверь  твоей комнаты
будет раскрыватьсЯ куда-то еще, в места, названиЯ которых  ты не знаешь и не
узнаешь  никогда, потому  что уже  давно  похож  на  человека,  стоЯщего  на
подножке разгонЯющегосЯ трамваЯ и думающего,  что чем  быстрее тот едет, тем
труднее будет  спрыгнуть и пойти своей дорогой, пока слова "своЯ дорога" еще
сохранЯют некоторый смысл, а  точнее -  отблеск  понЯтного  когда-то смысла,
иногда мелькающий в глазах стоЯщих рЯдом, но раз  они все-таки  едут дальше,
то, наверно, на что-то надеютсЯ, а они думают то же  самое,  глЯдЯ на  тебЯ,
пока один разливает по чашкам водку, а другой пытаетсЯ играть на гитаре, под
которую так надежно затвердевает вокруг тот мир, который ты выбрал, не успев
ни с чем его сравнить и понЯв только, что все в нем случаетсЯ крайне быстро,
а времЯ суровое и величественное, и хоть  “тесов поет, что тот, кто с песней
по  жизни шагает,  тот никогда  и  нигде  не пропадет, люди пропадают целыми
оркестрами, так  и не  дошагав  туда, куда они шли,  и все-таки попав именно
туда, в  чем нет ничего удивительного, раз страна движетсЯ от одного крутого
перелома к  другому, еще более  крутому, и все по линии партии, отточенной и
прЯмой, как  угол твоей комнаты, где  стоит  патефон  с  десЯтком пластинок,
позволЯющих  тебе  времЯ  от  времени нелегально  обнЯть  утомленное солнце,
вырезанное  кем-то  из  последней  на  всю  страну  оранжевой   картонки,  и
догадатьсЯ, что  если  уж  ты  простилсЯ с  чем-то  навсегда,  то  оно  тоже
простилось  с  тобой,  и,  обернувшись,  ты увидишь на столе воблу на  мЯтой
"Џравде", бутылочку пивка и больше ничего, потому что другого не положено на
стол,  и именно  это, по  всей видимости, и  придетсЯ защищать,  если завтра
война,  потому  что  никакаЯ  твоЯ защита  не  нужна ни качающейсЯ за  окном
сирени,  ни  узкому  лучу света,  падающему  на  расщеплЯющее его стекло, за
которым  застыло красно-сине-желтое  лицо  ѓорького, большого приЯтелЯ нашей
державы, так и не успевшего описать в своих книгах, как ты и такие как ты, в
спортивных рубашках и белых кепках, с миллионов порогов улыбнутсЯ ей и таким
как она, в  простых платьЯх  из ситца в  цветочках, и все сразу  проЯснитсЯ,
потому  что  все печальное  и непонЯтное  имеет свойство проходить, а  жизнь
содержит именно тот смысл, который ты придаешь ей сам, с Ясной целью впереди
сидЯ  за  всенародными брошюрами, недосыпаЯ и  рискуЯ  навсегда  опоздать на
работу  и сесть в  тюрьму, к  глупым блатным, еще не понЯвшим, что в стране,
где  на  деньгах  нарисован  вглЯдывающийсЯ  в тревожное небо  летчик,  быть
богатым  просто невозможно,  потому  что даже целаЯ  армиЯ  этих летчиков  в
кармане  не  заставЯт  замолчать  раскрытый  клюв  репродуктора, который так
страшно слышать даже не  из-за смысла  долетающих слов, а  из-за неожиданной
догадки, что с тобой сейчас говорит диктор, фокусник, зарабатывающий себе на
жизнь умением  заставить тебЯ  на  несколько секунд  поверить,  будто к тебе
обращаетсЯ что-то огромное  и  могущественное, готовое позаботитьсЯ о  тебе,
когда  на  самом  деле ты  и  такие  как  ты  нужны  этому  огромному, чтобы
заботитьсЯ о нем  и  защищать, закрываЯ это неживое  и  непонЯтное, даже  не
догадывающеесЯ  о  собственном  существовании,  той  единственной  попыткой,
которой на самом деле ЯвлЯетсЯ  и твоЯ жизнь, и жизнь за стриженым затылком,
в который ты глЯдишь, стоЯ в длинной толпе перед призывным  пунктом и  терЯЯ
мелькнувшую  на   секунду   мысль,   узнав   в   человеке   впереди  бывшего
одноклассника,  опЯть оказавшегосЯ  твоим товарищем, которого  надо хотЯ  бы
оттащить  в сторону, чтобы он не лежал  у  перевернутого грузовика ногами на
дороге,  а  головой  в еще довоенном подорожнике и муравьи  не ползли по его
лицу, которое вспоминаетсЯ тебе, когда над головами гудЯт невидимые самолеты
или когда мимо по платформе ведут очень похожего на него окруженца в  мирных
калошах,  полезшего сдуру  искать начальство,  а потом  сдуру побежавшего от
конвоЯ и  свалившегосЯ в трех  метрах  от последнего вагона, уносЯщего  тебЯ
навстречу  зиме, лыжам ленинградской  фабрики  и карнавальному маскхалату, в
котором ты встречаешь  Ќовый год, глЯдЯ из  сугробов на две красные  ракеты,
блестЯщие в прозрачном ночном небе, как елочные шары, пока ты думаешь о том,
что оставленный  на минуту в покое человек может  вдруг оказатьсЯ так далеко
от оставивших его в покое,  что те найдут на его  месте кого-то другого, уже
совершенно   не  желающего  углублЯть  окоп,   а  пытающегосЯ  вместо  этого
повернутьсЯ к стене  и заснуть, позабыв,  что никакой стены возле его  койки
нет, а есть  два узких прохода,  как  раз  подходЯщих длЯ того, чтобы заново
учитьсЯ  сгибать  и  разгибать ноги,  а потом  стоЯть,  ходить  и бегать  за
притормаживающими грузовиками, катЯщими навстречу летнему солнцу, погонам на
плечах и  походЯщему на веник с  врезанной  консервной банкой  автомату,  из
которого ты ни разу не выстрелил за два года, потому что  видел перед  собой
большей частью заваленную списками  живых  и мертвых поверхность то школьной
парты,  за  которой когда-то  сидел писавший фиолетовыми  чернилами —угунков
ЉолЯ:  "седьмой класс - дурак", то  переделанного бильЯрда, сукно которого с
такой скоростью  впитывает  вылившийсЯ из  опрокинутой  гильзы  бензин,  что
успеваешь поверить,  что  ты  не  опытный вредитель, как  намекает  взглЯдом
товарищ Љожеуров, в просто сраный разгильдЯй, твою мать, только тогда, когда
уже неделю  то на голодных детей, по-прежнему  считающих его материалом  длЯ
строительства  снеговиков  и   крепостей,  то  на  военкора,  смотрЯщего  на
незнакомый город из-под  черного  эмалированного  полукруга с  таким  видом,
будто  перед ним не несколько случайных трупов на мокрой обочине, а и впрЯмь
зарЯ победы с пограничными столбами, прочитав о которых во фронтовой газете,
ты поймешь, что есть люди,  старательно оформлЯющие местность, по которой ты
в  последний  раз  бежишь  на пулемет,  из-за чего им,  наверно,  приходитсЯ
говорить между собой на  особом Языке, совсем  как офицерам  железнодорожных
войск, обсуждающим какие-то  кубометры и максимальное число  вагонов  теплым
майским вечером на игрушечной железнодорожной станции, каких у нас просто не
бывает,  потому   что  по   эту   сторону   границы  все  наоборот:   что-то
железнодорожное  есть  в  детских  игрушках, и  люди делают свои  дома  чуть
похожими  на  тюрьмы, чтобы не было особого смысла отправлЯть их в настоЯщую
тюрьму, зато уж внутри этих  самых домов они всей толпой беззаветно штурмуют
верхние нары,  и нет ничего  удивительного, что женщина,  которой ты  четыре
года отправлЯл  письма, каждый раз стараЯсь  целиком поместитьсЯ в  бумажном
треугольничке,  недоумевает,  как это  ты  не  привез ей  из ѓермании  вагон
барахла, а раздобыл там только часы в стальном корпусе и старый фотоаппарат,
который ты вешаешь на стену комнаты, где родилсЯ и  вырос,  пробиваЯ гвоздем
новые  обои с такими же розовыми узорами, какими скоро покроетсЯ все вокруг,
хотЯ  пока они поЯвлЯютсЯ только на  сетчатке  левого глаза  после  третьего
стакана  водки, от запаха  которой она морщитсЯ, потому что не понимает, что
человек  должен уметь забывать прошлое, если  хочет и дальше  идти по жизни,
где  надо  улыбатьсЯ наглой женщине  из  отдела кадров,  надевать  медали на
экзамен  и приносить  домой  несколько  веток  сирени, напоминающей не то  о
довоенных чернилах, не то о вечном салюте всем живым, если они, конечно, еще
есть в этом городе,  лучше  приспособленном длЯ грузовиков, чем  длЯ  людей,
особенно  крошечных,  которые дико  орут всю  ночь, лежа в своих кроватках и
глЯдЯ  то  на  ползущие  по  потолку  квадраты  света,  то  на  лицо матери,
разрисованное помадой и тушью, купленной у каких-то сволочей перед вокзалом,
прЯмо на площади,  где скользЯт небывалые,  как из сна,  голубые  "Џобеды" и
весело горЯт огни на домах, подтверждаЯ, что уже  никогда не  повторитсЯ то,
что  было раньше,  или, если сказать  то же самое  по-другому, все оказалось
позади и от тебЯ осталось только  то,  на  что ты  надеваешь пиджак и брюки,
когда  идешь  на работу,  и переодеваешь  в китайский лыжный костюм, приходЯ
домой и плюхаЯсь  в  кровать рЯдом  с крупнозадым  человеком  другого  пола,
настолько частым опытом многих, что даже  есть специальное слово "жена"  длЯ
описаниЯ того, что чувствуешь, видЯ  завитые  короткие волосы и вдыхаЯ запах
духов "Љолхозница", пропитавший все до  такой степени, что комната, где едЯт
и  дышат  четверо  человек,  становитсЯ  похожей  на  парикмахерскую в  день
погребениЯ ‘талина,  отчаЯнного человека,  оставившего всЯ государственные и
партийные   посты  ради  самой  обыкновенной  смерти,  после  которой  вдруг
выЯснилось,  что в любую гранитную задницу можно без труда  вбить кукурузный
початок, а это,  кстати, можно  было бы понЯть еще очень давно, если бы было
времЯ задуматьсЯ, но только его нет даже  у детей, похожих со своими ранцами
на маленьких космонавтов,  высадившихсЯ на  этой безобразной планете в самое
спокойное за всю  ее  историю времЯ  и  уже  создавших вокруг себЯ  какой-то
непонЯтный мир,  о котором  ты никогда ничего не узнаешь, так что умнее было
бы повернутьсЯ  к  тем  радостЯм,  которые еще  может дать  жизнь, и  пореже
смотреть вниз из окна,  потому что добровольнаЯ смерть - удел слабых, а удел
сильных - недобровольнаЯ, а  сейчас как раз приходит возраст расцвета, когда
внизу тебЯ ждет кремоваЯ машина со взлетающим над капотом оленем, здоровье в
полном порЯдке  и  со спины  иногда  еще  долетают слова "молодой  человек",
потому  что на  затылке сохранились волосы, а  кроме всего  этого, ты  очень
нужен  тем, ко  дергает тебЯ за  пальцы, называет папой  и  просит  принести
что-нибудь смешное  с  работы,  где  самое  смешное  - на  бланках  с грифом
"секретно", а по коридорам  ходЯт такие псы  в костюмах, что  надо все времЯ
самому рычать, чтобы тебЯ не съели по ошибке, или  от чувства полноты жизни,
которое   надо  все  времЯ  показывать   самому,   чтобы   тебе   все  времЯ
демонстрировали его в ответ, то есть надо улыбатьсЯ, отпускать усы, махать в
жэке  справками и  так  далее,  и тогда, может быть,  найдутсЯ  два или  три
идиота, которые придут  к тебе в  гости и  скажут, что ты живешь как король,
после  чего  ты  сможешь представить себе, что чувствует король, десЯтый год
бегаЯ трусцой по обсаженной сиренью аллее  и видЯ людей,  которые будут жить
после того,  как он последует за недавно  оставившей  этот мир королевой,  а
чтобы  он  ни  с  чем  не  перепутал  это  чувство,  у  него есть дети,  уже
прикидывающие,   как  они   разменЯют  квартиру,   собранную  по  частЯм  из
освобождающихсЯ комнат, как из кубиков с фрагментами рисунка, в надежде, что
сойдетсЯ, а когда  все сошлось,  страшно даже посмотреть на  это, потому что
догадываешьсЯ,  какой рисунок вышел,  и тебе приходитсЯ отсекать уже гниющие
части  мира, чтобы  в узком коридоре смысла глЯдеть в  телевизор  и  гадать,
чувствуют  ли они то же самое, и если да, то  зачем они тогда так  тщательно
растЯгивают вдоль  своих лысин  последние  оставшиесЯ  прЯди  и  обнажают  в
улыбках пластмассовые  зубы,  которые им, как  и тебе,  придетсЯ положить на
ночь  в  специальный   раствор,  пахнущий  сиренью,  и   долго   стоЯть  над
плексигласовым стаканом, силЯсь вспомнить, о чем  же напоминает  этот запах,
но  вместо  этого  вдруг  наткнутьсЯ на  мысль, что догадываешьсЯ  сейчас  о
существовании жизни так же, как когда-то догадывалсЯ о существовании смерти,
отчего  становитсЯ  до того  страшно,  что  делаешь одновременно  три  вещи:
закуриваешь  сигарету, включаешь  телевизор  и открываешь недавно  купленную
книгу, где сказано,  что прошел о Ќем слух по всей ‘ирии, и приводили к Ќему
всех немощных, одержимых различными болезнЯми  и припадками, и бесноватых, и
лунатиков, и расслабленных, и  Ћн  исцелЯл  их, и следовало за Ќим множество
народа из  ѓалилеи, и „есЯтиградиЯ, и €ерусалима, и €удеи, и из-за  €ордана,
откуда  все громче  доноситсЯ  гневный  голос  арабского  народа,  обещающий
кратковременные  дожди и восемнадцать-двадцать градусов тепла - как раз  то,
что нужно длЯ ритуального посещениЯ дачи, где  тебЯ встречают как неизбежное
зло и из окна  которой ты видишь выросший прЯмо у  стены гриб, похожий не то
на человечка, не то на крохотную водонапорную башню, что, в сущности, одно и
то же, если вспомнить, что человек - это почти что двухметровый  столб воды,
способный  самостоЯтельно перемещатьсЯ по поверхности земного шара, двигаЯсь
к  железнодорожной  станции  сквозь  сгущающиесЯ сумерки и  прислушиваЯсь  к
долетающей  откуда-то  музыке,  совершенно  не  подходЯщей  длЯ того,  чтобы
разместить  в ней хоть одно  свое чувство, и поэтому чужой и оскорбительной,
но все-таки прекрасной, раз вокруг полно  тех, кому  это удаетсЯ без всЯкого
усилиЯ с их стороны в те же дни, когда ты  тайком, как другие пьют портвейн,
крестишьсЯ  в  подъездах и  лифтах,  носишь  откровенно  предсмертное черное
пальто и всерьез ищешь чего-то в приобретенной длЯ  смеху и интеллигентности
книге, когда  пытаешьсЯ дозвонитьсЯ бывшим  детЯм,  чтобы  услышать в трубке
свой уверенный бодрый голос и лишний раз понЯть, что ты  не нужен  никому  и
ничему  в мире, сужающемсЯ  с  движением твоего  взглЯда по обоЯм  навстречу
просвету  окна перед шторой, за которую ты  держишьсЯ, надеЯсь, что  на этот
раз отпустит, если тебе удастсЯ не поворачивать взглЯд дальше вправо, потому
что, когда человек начинает принимать треугольное слуховое окно на маленькой
зеленой  крыше за  глаз, который  глЯдел  на  него  с рожденьЯ, уже не имеет
никакого значениЯ ни то, как именно  он упадет на  пол, ни то, что последним
увиденным им на свете предметом окажетсЯ водонапорнаЯ башнЯ.


        ‚иктор Џелевин. Љолдун €гнат и люди

     ‘казочка
     4  маЯ 1912 года к колдуну €гнату  пришел в гости протоиерей Ђрсеникум.
Џока  €гнат  хлопотал  с  самоваром,  доставал прЯники,  гость  сморкалсЯ  у
вешалки,  долго  снимал калоши,  крестилсЯ  и  вздыхал. Џотом сел на краешек
табурета,  достал из-под  рЯсы папку  красного  картона, раскрыл и  развЯзно
сказал €гнату:
     - ѓлЯнь-ка, чего Я понаписал!
     - €нтересно, - сказал €гнат, берЯ первый лист, - вслух читать?
     - —то ты! - испугано зашипел протоиерей. - Џро себЯ!
     €гнат стал читать:
     "Ћ’ЉђЋ‚…Ќ€… ‘‚. ”…ЋЉ’€‘’Ђ"
     - "‹юди! - сказал св. ”еоктист, потрЯсаЯ узловатым посохом.  -  •ристос
ЯвилсЯ мне, истино так. Ћн велел пойти к вам и извинитьсЯ. Ќичего не вышло".
     - •а-ха-ха! - засмеЯлсЯ €гнат, а сам подумал: "Ќеспроста это". Ќо  виду
не подал.
     - Ђ есть еще? - спросил он вместо этого.
     - Ђга! - протоиерей дал €гнату новый листок и тот прочел:
     "ЉЂЉ Њ€•Ђ€‹ €‚ЂЌ›— ‘ “ЊЂ ‘Ћ…‹ € “Њ…ђ"
     "Људа бы  Я  ни  пошел, - подумал Њихаил €ваныч, с удивлением садЯсь на
диван, -  везде  обЯзательно  оказываетсЯ  хоть  один  сумасшедший.  Ќо вот,
наконец, Я в одиночестве..."
     "„а и потом, - продолжал Њихаил €ваныч,  с удивлением  поворачиваЯсь  к
окну,  -  где бы  Я ни  оказалсЯ, везде обЯзательно  присутствовал хоть один
мертвец. Ќо вот Я один, слава богу..."
     "Ќастало  времЯ,  - сказал себе Њихаил €ваныч,  с  удивлением  открываЯ
ставень, - подумать о главном..."
     "Ќет, точно, неспроста это", - решил €гнат,  но виду  опЯть не подал  и
вместо этого сказал:
     - €нтересно. ’олько не очень понЯтна главнаЯ мысль.
     - Ћчень просто,  - ответил протоиерей, нахально подмигиваЯ,  -  дело  в
том,  что смерти  предшествует короткое  помешательство.  ‚едь  идеЯ  смерти
непереносима.
     "Ќет, - подумал €гнат, - что-то он определенно крутит".
     - Ђ вот еще, - весело сказал протоиерей, и €гнат прочел:
     "ђЂ‘‘ЉЂ‡ Ћ ’ЂђЂЉЂЌ… †“"
     ’аракан  †у  несгибаемо движетсЯ навстречу смерти. ‚от лежит  Яд. Ќужно
остановитьсЯ и повернуть в сторону.
     "“спел. ‘мерть впереди", - отмечает таракан †у.
     ‚от льетсЯ кипЯток. Ќужно увернутьсЯ и убежать под стол.
     "“спел. ‘мерть впереди", - отмечает таракан †у.
     ‚от в небе поЯвлЯетсЯ каблук  и, вырастаЯ,  несетсЯ к земле. “вернутьсЯ
уже нельзЯ.
     "‘мерть", - отмечает таракан †у.
     €гнат поднЯл голову. ‚ошли  какие-то мужики  в овчинах,  прЯча за спины
ржавые большие топоры.
     -  „верь  отпер... ЏонЯтно. ’о-то  Я думал -  долго ты раздеваешьсЯ,  -
сказал €гнат.
     Џротоиерей с достоинством расправил бороду.
     - —его вам надо, а? - строго спросил €гнат мужиков.
     - ‚от,  -  стеснЯЯсь  и  переминаЯсь с ноги на ногу, отвечали мужики, -
убить тебЯ думаем. ‚сем миром решили. Њир завсегда колдунов убивает.
     "Њир,  мир... - с грустью подумал €гнат,  растворЯЯсь в  воздухе, - мир
сам давно убит своими собственными колдунами".
     - ’ьфу ты, - сплюнул протоиерей и перекрестилсЯ. - ЋпЯть не вышло...
     - ’ак-то разве убьешь, - сказал кто-то из мужиков, сморкаЯсь в рукав. -
€кону надоть.
     "Ќаука и религиЯ". 1989. # 12. - с. 29.

        ‚иктор Џелевин. ЌижнЯЯ тундра

     One day the Northern wind met
     the wind from the South.
     And the wind from the South asked:
     "What makes you so icy?"
     And the Northern wind said:
     "Icy? Wind, I'm just trying to be cool."
     John Cheever, "Eskimo tales"
     Ћднажды  император ћань  Њэн  восседал на  маленьком складном троне  из
шань-дунского лака в павильоне ЏрозрениЯ €стины.  ‚ зале перед  ним вповалку
лежали высшие мужи империи - перед  этим двое  суток продолжалось обсуждение
государственных  дел, сочинение  стихов и игра  на лютнЯх и цитрах,  так что
император  ощущал усталость  -  хоть,  помнЯ  о  своем  достоинстве,  он пил
значительно  меньше  других,  голова  все  же  болела.  ЏрЯмо  перед  ним на
подстилке из  озерного камыша, перевитого синими шелковыми шнурами,  храпел,
раскинув ноги и руки,  великий поэт  € Џо. ђЯдом  с ним  ежилась  от  холода
известнаЯ  куртизанка —жэнь —жао по прозвищу  ‹етЯщаЯ ласточка. € Џо спихнул
ее  с подстилки, и  ей было холодно.  €мператор с интересом наблюдал за ними
уже  четверть  стражи,  ожидаЯ, чем  все  кончитсЯ.  Hаконец  —жэнь  —жао не
выдержала, почтительно тронула € Џо за плечо и сказала:
     - Ѓожественный €! Џрошу простить менЯ за то, что Я нарушаю ваш сон, но,
разметавшись   на  ложе,   вы   совсем  столкнули  менЯ  на  холодные  плиты
пиршественного зала. € Џо, не открываЯ глаз, пробормотал:
     - Џосмотри, как прекрасна луна над ивой. —жэнь —жао  поднЯла взглЯд, на
ее  юном лице отразилсЯ  восторг  и трепет,  и она надолго замерла на месте,
позабыв  про  € Џо  и  источающие холод  плиты.  €мператор  проследил за  ее
взглЯдом  -  действительно,  в  узком  окне  была  видна  верхушка ивы, чуть
колеблемаЯ ветром, и Яркий край лунного диска.
     "Џоистине, -  подумал император , - € Џо - небожитель, сосланный в этот
грешный мир с неба. Љакое счастье, что он с нами!"
     “слышав рЯдом вежливый  кашель, он опустил  глаза. Џеред  ним стоЯл  на
коленЯх †ень –и, муж, широко известный в столице своим благородством.
     - —его тебе? - спросил император.
     - џ хочу подать доклад, - сказал †ень –и, - о том, как нам умиротворить
Џоднебесную.
     - ѓовори.
     -  ‹юбой  правитель, - дважды поклонившись,  начал  †ень –и,  - как  бы
совершенен  он   ни  был,   уже  самим  фактом  своего  рождениЯ  отошел  от
изначального  „ао.  Ђ  в книге  "€ньфу  –зин"  сказано, что когда  правитель
отходит от „ао, государство рушитсЯ в пропасть.
     - џ это знаю, - сказал император. - Hо что ты предлагаешь?
     - ‘мею ли Я что-нибудь предлагать? - почтительно сложив на животе руки,
сказал  †ень –и. - •очу только сказать несколько  слов о судьбе благородного
мужа в эпоху упадка.
     -  ќй, - сказал император, -  ты все-таки не  очень... —то ты называешь
эпохой упадка?
     - ‹юбаЯ эпоха  в любой стране мира - это эпоха упадка  хотЯ бы  потому,
что мир Явлен во времени и пространстве, а в "ѓуань-цзы" сказано, что...
     - џ  помню, что сказано  в  "ѓуань-цзы",-  перебил  император, которому
стало обидно, что его принимают за  монгола-неуча. - Hо причем здесь  судьба
благородного мужа?
     - „ело в том, - ответил †ень –и, - что благородный муж как никто другой
видит,  в какую пропасть правитель ведет государство. € если он верен своему
„ао, а благородный муж всегда ему верен, это  и делает его благородным мужем
-  он  должен  кричать об  этом на  каждом  перекрестке.  ’олько  слиЯние  с
первозданным хаосом может помочь ему  смирить свое сердце и молча переносить
открытые его взору бездны.
     - Џод первозданным хаосом ты, видимо, имеешь в виду изначальную пневму?
- спросил  император, чтобы окончательно  убедить †ень  –и, что  тоже  читал
кое-что.
     - €менно, - обрадованно ответил †ень –и. - €менно. Ђ ведь как сливаютсЯ
с хаосом? Hадо слушать стрекот цикад весенней ночью. ‘мотреть на косые струи
дождЯ в горах. ‚ уединенной беседке писать стихи об осеннем ветре. ‹ить вино
из чаши в дар  дракону из желтых вод џнцзы. Ѓлагородный муж подобен потоку -
он  не может  ждать,  когда впереди  поЯвитсЯ  русло. …сли перед  ним встает
преграда,  он  способен  затопить всю Џоднебесную. Ђ если  мудрый  правитель
проЯвлЯет  гуманность  и  щедрость,  сердце  благородного мужа  уподоблЯетсЯ
озерной глади.
     €мператор, наконец, начал понимать. - ’о есть все дело в  ирригационных
работах. € тогда благородный муж будет сидеть тихо-тихо, да?
     †ень  –и  ничего не  сказал, только повторил  двойной поклон. €мператор
заметил,  что  за спиной  †ень  –и  поЯвилсЯ  начальник монгольской  охраны.
‚опросительно округлив глаза, он положил ладонь на рукоЯть меча.
     -  Ђ  почему, -  спросил император, - нельзЯ  взЯть и  отрубить  такому
благородному мужу голову? ‚едь тогда он тоже будет молчать, а?
     Ћт негодованиЯ †ень –и даже побледнел.
     - Hо ведь если сделать это,  то возмутЯтсЯ  духи-охранители  всех шести
направлений! - воскликнул он. - ‘ам Hефритовый ‚ладыка ЏолЯрной ‡везды будет
оскорблен! Ћскорбить Hефритового ‚ладыку - все равно, что пойти против ‡емли
и  Hеба.  Ђ  пойти  против  ‡емли  и  Hеба  -  все  равно  что  пребывать  в
неподвижности, когда ‡емлЯ и  Hебо идут  против тебЯ!  €мператор хотел  было
спросить, от кого и зачем надо охранЯть все шесть направлений, но сдержалсЯ.
Џо  опыту он  знал, что  с благородными мужами лучше  не  свЯзыватьсЯ -  чем
больше с ними споришь, тем глубже увЯзаешь в мутном болоте слов.
     - ’ак чего ты хочешь?  - спросил он. †ень  –и сунул руку  под  халат. Љ
нему  кинулись было двое телохранителей, но ћань Њэн остановил их  движением
ладони.  †ень –и  вытащил свЯзку дощечек,  покрытых бисерными иероглифами, и
принЯлсЯ читать:
     -  „ва  фунта порошка пЯти  камней. ЏЯтьдесЯт  свЯзок небесных грибов с
горы ’Яньтай. „венадцать жбанов вина с юга...
     €мператор закрыл глаза и три  раза сосчитал до  девЯти, чтобы выстроить
из своего  духа  триграмму, позволЯющую успокоитьсЯ и не препЯтствовать воле
неба.
     - Џонимаю, - сказал  он. - €наче как  ты Явишь людЯм свое благородство?
€ди к эконому и скажи, что Я разрешил. € не тревожь менЯ по мелочам.
     ЉланЯЯсь, †ень –и попЯтилсЯ назад, споткнулсЯ о вытЯнутую ногу  €  Џо и
чуть не  упал.  Hо император уже не  смотрел на него - к его  уху  склонилсЯ
начальник охраны.
     - ‚аше величество, - сказал тот, - вы помните дело вэйского колдуна?
     €мператор помнил это  дело очень хорошо. Hесколько лет назад  в столице
поЯвилсЯ вэйский маг по имени  ‘онхама. Ћн умел делать пилюли из  киновари и
ртути, которые назывались "пилюлЯми вечной жизни".  “  него не было отбоЯ от
клиентов,  и  он  быстро разбогател,  а разбогатев  -  обнаглел  и зазналсЯ.
‘начала  император велел  не трогать  ‘онхаму, потому  что от  его пилюль  в
столице перемерло  много чиновников, разорЯвших народ непомерными  поборами.
€мператор даже пожаловал магу титул "учителЯ вечной жизни, указующего путь".
Hо скоро  наглость  ‘онхамы перешла все границы. Ћн смущал народ на базарной
площади,  крича, что был в  прошлой жизни императором. Џри этом он показывал
людЯм  большую свЯзку ключей,  которые почему-то называл драконовыми. Ѓольше
того, он посмел сказать,  что  ћань  Њэн  стал  императором не  из-за  своей
принадлежности к династии ћань, а только  потому, что длЯ китайского уха его
имЯ звучит как "чувак с бабками".
     €мператор велел схватить ‘онхаму и лично пришел допросить его.  ‘онхама
оказалсЯ  невысоким  нахальным человеком со  шнырЯющими  глазами, похожим на
обезьЯну, у  которой было тЯжелое детство. Џри виде ћань Њэна он  не проЯвил
никаких признаков уважениЯ или страха.
     - Љак  ты смеешь утверждать, что был императором?  - спросил  его  ћань
Њэн.
     - ‚ели испытать менЯ,  - сказал ‘онхама, ощерив несколько желтых зубов.
- џ знаю все покои этого дворца гораздо лучше тебЯ.
     €мператор  велел  принести план дворца. Љ  его  изумлению,  стоило лишь
указать на плане какую-нибудь  комнату,  как ‘онхама безошибочно описывал ее
убранство и обстановку. Hо  в его описаниЯх  была одна  странность  -  он  в
мельчайших подробностЯх помнил узор пола, а то, что было на стенах, описывал
очень приблизительно. Џро роспись же  потолка  вообще ничего сказать не мог.
’огда несколько благородных мужей устроили  гадание на панцире черепахи. Ћни
долго спорили о значении трещин,  и, наконец, объЯвили, что  в прошлой жизни
‘онхама  действительно жил во дворце. - ‚от  так,  -  сказал  ‘онхама.  -  Ђ
теперь,  ћань Њэн, если ты не боишьсЯ,  давай  есть с тобой небесные грибы -
кто сколько сможет. € пусть все вокруг увидЯт, чей дух выше.
     €мператор не вынес наглости  и велел насильно  накормить ‘онхаму  таким
количеством  грибов, чтобы они  полезли  у  него из  ушей  и  носа.  ‘онхама
отбивалсЯ и кричал,  но его заставили проглотить не меньше пЯти свЯзок. “пав
на пол, ‘онхама задрыгал ногами и затих. €мператор испугалсЯ, что тот  умер,
и велел обливать его ледЯной водой. Hо когда уже стало казатьсЯ, что ‘онхаму
ничто не вернет к жизни, он вдруг поднЯл с пола голову и зарычал.
     ‘ледующие   несколько   минут   были   настоЯщим   кошмаром.   ‘онхама,
захлебываЯсь лаем,  носилсЯ на  четвереньках  по залу  длЯ допросов и  успел
перекусать  половину  стражников, прежде чем  его повалили  и свЯзали. ’огда
вперед вышел благородный муж †ень –и и сказал:
     -  џ слышал,  что однажды из  смешениЯ жизненных сил  льва  и  обезьЯны
возникла  собака. €мЯ  ей  - пекинез.  ‘  давних  времен  пекинезы  живут  в
императорском дворце. ќтой собаке свойственно отгонЯть злых духов. ‘читаетсЯ
также,  что  когда  ‹ао-–зы  ушел в  западные страны  и стал там Ѓуддой,  он
поручил  пекинезу  охранЯть свое  учение.  Њаг  ‘онхама, конечно,  не  был в
прошлой  жизни  императором. Џо  всей  видимости,  он был  пекинезом. Ћттого
владеет магической силой  и помнит узоры пола, а про убранство стен не может
сказать. €мператор  долго смеЯлсЯ  и наградил  †ень –и за  прозорливость. Ћн
решил простить ‘онхаму за  то, что тот выдавал себЯ  за императора в прошлой
жизни, поскольку это можно было объЯснить невежеством. Ћн  также простил ему
отвратительные слова о  значении имени ћань  Њэн  ("‚едь сказано,  - подумал
император, -  что  и  чистаЯ Яшма покажетсЯ замутненной"). Ђ за то,  что  он
посмел назвать ключи  от каких-то амбаров драконовыми,  император велел дать
ему сорок ударов палкой по пЯткам.
     Џосле этого про  ‘онхаму забыли. Hо некоторое времЯ назад он поЯвилсЯ в
гуннской степи и вошел в большое доверие к хану Ђрнольду. ‘онхама обещал ему
власть над Џоднебесной и бессмертие.
     -  Њне донесли, что  хан  уже  начал принимать  пилюли вечной жизни,  -
прошептал начальник охраны.
     - ‡начит,  - прошептал в ответ император, -  он будет беспокоить нас не
больше трех месЯцев.
     - „а,  - прошептал начальник охраны, - но мы не можем ждать три месЯца.
„ело  в  том,  что  ‘онхама  осмелилсЯ нарушить древние созвучиЯ, завещанные
людЯм "Љнигой Џесен". Ћн создал музыку разрушениЯ и распада. Ћн играет ее на
перевернутых котлах  длЯ  варки баранов,  подвешенных в  воздухе. ЏолучаетсЯ
нечто вроде  бронзовых колоколов разных размеров. €х у гуннов очень много. Ђ
по котлам он бьет железным идолом какого-то духа.
     - Ђ что это такое - музыка распада? - совсем тихо спросил император.
     - Hикто не может  сказать, что это, -  ответил начальник охраны. - ‡наю
только,  что на  всем  пространстве, где  слышны  ее звуки,  люди  перестают
понимать, где  верх,  а  где  низ.  ‚ их сердцах поселЯетсЯ  ужас  и  тоска.
ЋставлЯЯ свои дома  и огороды, они выходЯт на дорогу и, склонив шею, покорно
ждут своей судьбы.
     - Ђ армиЯ? - спросил император.
     - ‘ ней происходит  то же самое. ‘онхама едет перед гуннскими колоннами
на огромной повозке, в которую запрЯжено трижды шесть быков и  бьет по своим
котлам. Ђ гунны с заткнутыми промасленной паклей ушами едут вслед  за ним на
своих маленьких косматых лошадЯх, оставлЯЯ за собой разрушение и смерть.
     - Hо почему наши солдаты не могут заткнуть уши паклей?
     - ќто  не  поможет. Њузыка все  равно  слышна.  Hо на  варваров  она не
действует,  потому  что ‘онхама не нарушал  гуннских созвучий.  “ них музыки
просто  нет. Ћн  разрушил музыку Џоднебесной.  ѓуннские солдаты затыкают уши
длЯ того, чтобы не слышать этого отвратительного лЯзга.
     -  HельзЯ ли поразить  их  стрелами  с большого  расстоЯниЯ? -  спросил
император.
     -  Hет, -  ответил  начальник  охраны. -  Њузыка  ‘онхамы слышна  очень
далеко, а ее действие мгновенно. €мператор обвел  глазами пиршественный зал.
‚се лежали  в прежних позах, только куртизанка —жэнь  —жао,  которой надоело
мерзнуть  на холодных плитах,  встала  с пола и теперь говорила  о  чем-то с
благородным мужем †ень –и - тот задержалсЯ у  стола, чтобы  запихнуть в свой
мешок блюдо петушиных гребешков, сваренных в вине.
     ‘удЯ  по   их  лицам,  на  уме  у  них  были  веселые  шутки  и  всЯкие
непристойности. Hо императору  на  миг почудилось, что зал  залит  кровью  и
лежат в нем мертвые иссеченные тела.
     - †ень  –и! -  позвал император.  - Hам  нужен твой совет.  †ень  –и от
неожиданности уронил блюдо на пол.
     - ’ы  уже помог нам  однажды обуздать сумасшедшего  колдуна ‘онхаму. Hо
сейчас он вновь угрожает  Џоднебесной. ѓоворЯт, он изобрел музыку разрушениЯ
и гибели  и движетсЯ сейчас к столице во главе гуннских войск. ’ы только что
говорил,  что  знаешь, как умиротворить Џоднебесную. ’ак дай нам совет. †ень
–и помрачнел и некоторое времЯ думал, щипаЯ свою редкую бородку.
     -  џ  слышал, что музыка была передана человеку в  глубокой  древности.
‘озвучиЯ "Љниги  Џесен"  подарены людЯм духом ЏолЯрной  ‡везды,  - сказал он
наконец. -Џо своей  природе они  неразрушимы, потому  что, в сущности, в них
нечего разрушать. Ћни  бесформенны  и  неслышны, но в грубом мире  людей  им
соответствуют звуки. ќто  соответствие  может  быть  утрачено,  если  страна
терЯет  „ао-путь.  Љогда  в древности  возникла  нужда  упорЯдочить  музыку,
император  лично шел  к  духу ЏолЯрной ‡везды, чтобы  обновить  пришедшие  в
негодность мелодии.
     - Ђ как император может пойти к духу ЏолЯрной ‡везды?
     - ќто  как  раз несложно, - сказал  †ень –и.  -  ‚олшебную повозку могу
изготовить Я сам.
     €мператор  переглЯнулсЯ  с  начальником охраны, и  тот, выпучив  глаза,
кивнул. "„ело, видимо, действительно  очень серьезное, " - подумал император
и объЯвил:
     - Џриказываем  тебе,  †ень  –и, немедленно  изготовить  нам  экипаж длЯ
отбытиЯ к духу ЏолЯрной ‡везды. ’ебЯ снабдЯт всем необходимым. —ерез две или
три стражи †ень –и передал, что повозка готова. €мператор встал и направилсЯ
к выходу. Hо его остановил начальник охраны.
     - †ень –и говорит, - сказал он, - что нет необходимости покидать покои.
Џрирода волшебной повозки такова, что ей можно воспользоватьсЯ прЯмо здесь.
     -  Ђга, -  сказал  император, -  наверно,  это что-то вроде корзины,  в
которую впрЯжена пара благовещих фениксов?
     - Hет,  - сказал начальник охраны. - —естно говорЯ,  когда Я увидел то,
что сделал †ень –и, мне опЯть захотелось отрубить ему голову. Hо разве мог Я
решитьсЯ без высочайшего приказа?
     Hачальник охраны хлопнул в ладоши, и в зал в сопровождении солдат вошел
благородный муж  †ень  –и.  Ћн  чуть  покачивалсЯ, и  его расширенные  глаза
странно косили  - видно  было,  что он  охвачен вдохновением. ‘ледом за  ним
несли блюдо,  на  котором стоЯла маленькаЯ,  не больше одного цунЯ  длиной -
повозка, а  рЯдом с ней лежал смотанный  в клубок  шнур. €мператор подошел к
блюду. ‚место осей и колес у повозки были шлЯпки и ножки небесных грибов,  и
красный  балдахин с белыми пЯтнами над крошечным сиденьем тоже был сделан из
большого   небесного   гриба.   Џод  балдахином  сидела  маленькаЯ   фигурка
императора,  а на коленЯх у нее была крошечнаЯ клетка с собачкой.  ”игурки и
повозка была сделана из толченых грибов, смешанных с  порошком пЯти камней и
медом -  это  император понЯл по  характерному аромату. Ђ впрЯжены в повозку
были два темно-зеленых дракона, которых †ень –и с большим искусством вылепил
из коноплЯной пасты.
     - € как Я на ней поеду? - спросил император.
     - ‚аше величество, - сказал †ень –и. - Hаши предки пришли в Џоднебесную
с севера. „ойдЯ до реки џнцзы, они основали царства —у, ћэ и “. „ух ЏолЯрной
‡везды  покровительствовал им издавна. Џоэтому искать его следует на севере.
Hо —жуан –зы говорил, что вселенную  можно облететь,  не выходЯ  из комнаты.
Њир, где  живет  дух  ЏолЯрной ‡везды, вовсе не в  небе над  нами. €мператор
сразу все понЯл.
     -
     ’о есть ты хочешь сказать...
     - €менно, - ответил †ень  –и. - —тобы отправитьсЯ в путешествие на этой
повозке, ее надо съесть.
     -  Hо  Я никогда  не  ел  больше пЯти  грибов  за  один  раз,  - сказал
император. - Ђ здесь их не меньше двадцати. „а еще порошок... „а еще... †ень
–и, отвечай, ты задумал погубить менЯ?
     - …рунда, - сказал †ень –и.  - Џеред тем, как изготовить эту колесницу,
Я съел целых тридцать грибов. €мператор оглЯдел своих приближенных. €х глаза
были полны  страха и  надежды. Hа миг в зале  стало очень тихо, и императору
показалось,  что  откуда-то  издалека  доносЯтсЯ еле  слышные  звуки  ударов
металла об металл.
     -  •орошо, †ень –и, - сказал император.  - Ђ  как Я найду духа ЏолЯрной
‡везды, если отправлюсь в путь на твоей колеснице?
     - џ  слышал,  что  путь к духу  ЏолЯрной ‡везды  лежит через колодец  в
снежной степи.  Hужно спуститьсЯ  в этот колодец,  а что  дальше  - не знает
никто. Џоэтому с собой нужно взЯть прочный шелковый шнур.
     - —то Я должен сказать „уху ЏолЯрной ‡везды?
     - ќто может знать только сам император, - склонилсЯ †ень  –и в поклоне.
- “веренность есть только  в одном. …сли верные созвучиЯ будут обретены, маг
‘онхама вернетсЯ  в свою прежнюю  форму  и  вновь  станет  пекинезом.  џ уже
изготовил длЯ него клетку.  €мператор,  не желаЯ  терЯть  времени,  приказал
принести  шубу  из соболей, подаренную когда-то гуннским ханом, и накинул ее
на плечи, рассудив, что на  севере должно быть  холодно. Џотом он решительно
взЯл  волшебную колесницу  и  откусил большой  кусок. Џрошло  совсем немного
времени, и от нее остались только крошки на блюде.
     -  ‚аше величество уже почти в пути, - сказал расплывающийсЯ и менЯющий
цвета †ень –и. - џ забыл сказать  вот о чем. ЋбЯзательно следует помнить две
вещи. Џеред тем, как спускатьсЯ  в колодец... Hо больше ничего император  не
услышал. †ень –и вдруг пропал, а перед глазами  у ћань Њэна замелькала белаЯ
рЯбь. Ћн хотел  было оперетьсЯ на стол, но его рука прошла сквозь него, и он
повалилсЯ на пол, который оказалсЯ бугристым и холодным. ћань Њэн стал звать
слуг,  чтобы они подали ему воды промыть глаза, но  вдруг понЯл,  что это не
рЯбь, а просто снег, а никаких слуг рЯдом нет.
     ‚округ, насколько хватало глаз, была заснеженнаЯ  степь, а  прЯмо перед
ним был колодец  из  черного камнЯ.  ђазмотав свой шелковый шн