        ‚иктор Џелевин. „евЯтый сон ‚еры Џавловны


               "‡десь мы можем видеть, что солипсизм совпадает
                  с чистым реализмом, если он строго продуман."

                                             ‹юдвиг ‚итгенштейн


     Џерестройка ворвалась в сортир на  ’имирЯзевском  бульваре
одновременно  с  нескольких  направлений.  Љлиенты стали дольше
засиживатьсЯ  в  кабинках,  оттЯгиваЯ  момент   расставаниЯ   с
осмелевшими газетными обрывками; на каменных лицах толпЯщихсЯ в
маленьком  кафельном  холле педерастов весенним светом заиграло
предчувствие  долгожданной  свободы,  еще   далекой,   но   уже
несомненной;  громче  стали  те  части  матерных монологов, где
помимо  господа  Ѓога   упоминались   руководители   партии   и
правительства; чаще стали перебои с водой и светом.
     Ќикто  из вовлеченных во все это толком не понимал, почему
он участвует в происходЯщем -- никто, кроме  уборщицы  мужского
туалета  ‚еры,  существа  неопределенного возраста и совершенно
бесполого, как и все ее коллеги. „лЯ ‚еры  начавшиесЯ  перемены
тоже были некоторой неожиданностью -- но только в смысле точной
даты  их начала и конкретной формы проЯвлениЯ, а не в смысле их
источника, потому что этим источником была она сама.
     Ќачалось все с того, что как-то однажды днем  ‚ера  первый
раз  в жизни подумала не о смысле существованиЯ, как она обычно
делала раньше, а о его тайне.  ђезультатом  было  то,  что  она
уронила  трЯпку  в ведро с темной мыльной водой и издала что-то
вроде тихого "ах". Њысль была неожиданнаЯ и  непереносимаЯ,  и,
главное,  ни с чем из окружающего не свЯзаннаЯ -- просто пришла
вдруг в голову, в которую ее никто не звал; а выводом  из  этой
мысли было то, что все долгие годы духовной работы, потраченные
на  поиски смысла, оказывались потерЯнными зрЯ, потому что дело
было, оказываетсЯ, в тайне. Ќо ‚ера как-то все же успокоилась и
стала мыть дальше. Љогда прошло десЯть  минут,  и  значительнаЯ
часть  кафельного  пола  была  уже  обработана, поЯвилось новое
соображние  --  о  том,  что  другим  людЯм,  занЯтым  духовной
работой, эта мысль тоже вполне могла приходить в голову, и даже
навернЯка  приходила,  особенно если они были старше и опытнее.
‚ера стала думать, кто это может быть из ее окружениЯ, и  сразу
безошибочно  понЯла,  что  ей  не надо ходить слишком далеко, а
надо поговорить с ЊанЯшей, уборщицей соседнего туалета,  такого
же, но женского.
     ЊанЯша  была  намного  старше. ќто была худаЯ старуха тоже
неопределенных, но преклонных лет;  при  взглЯде  на  нее  ‚ере
отчегото  --  может  быть, из-за того, что та сплетала волосы в
седую  косичку  на  затылке  --   вспоминалось   словосочетание
"Џетербург „остоевского". ЊанЯша была вериной старшей подругой;
они  часто  обменивались  ксерокопиЯми Ѓлаватской и ђамачараки,
настоЯщаЯ  фамилиЯ  которого,   как   говорила   ЊанЯша,   была
‡ильберштейн;  ходили в "€ллюзион" на ”осбиндера и Ѓергмана, но
почти не  говорили  на  серьезные  темы;  манЯшино  руководство
духовной жизнью ‚еры было очень ненавЯзчивое и непрЯмое, отчего
у  ‚еры  никогда  не  поЯвлЯлось  ощущениЯ, что это руководство
существует.
     ‘тоило ‚ере только  вспомнить  о  ЊанЯше,  как  раскрылась
маленькаЯ  служебнаЯ  дверь, соединЯвшаЯ оба туалета (с улицы в
них вели  разные  входы),  и  ЊанЯша  поЯвилась.  ‚ера  тут  же
принЯлась  путано  рассказывать  о  своей  проблеме; ЊанЯша, не
перебиваЯ, слушала.
     ...- и получаетсЯ, -- говорила ‚ера, -- что  поиск  смысла
жизни  сам по себе единственный смысл жизни. €ли нет, не так --
получаетсЯ, что знание тайны жизни в отличие  от  пониманиЯ  ее
смысла   позволЯет  управлЯть  бытием,  то  есть  действительно
прекращать старую жизнь и начинать новую, а не только  говорить
об  этом  -- и у каждой новой жизни будет свой особенный смысл.
…сли овладеть тайной, то уж  никакой  проблемы  со  смыслом  не
останетсЯ.
     --  ‚от  это  не  совсем  верно,  --  перебила внимательно
слушавшаЯ ЊанЯша. -- ’очнее,  это  совершенно  верно  во  всем,
кроме  того,  что  ты  не учитываешь природы человеческой души.
Ќеужели ты действительно считаешь, что знай ты  эту  тайну,  ты
решила бы все проблемы?
     --  Љонечно, -- ответила ‚ера. -- џ уверена. ’олько как ее
узнать?
     ЊанЯша на секунду задумалась, а  потом  словно  на  что-то
решилась и сказала:
     --  ‡десь  есть  одно  правило.  …сли кому-то известна эта
тайна, и ты о ней спрашиваешь, тебе обЯзаны ее открыть.
     -- Џочему же ее тогда никто не знает?
     -- Ќу  почему.  Љое-кто  знает,  а  остальным,  видно,  не
приходит  в  голову  спросить,  --  ответила ЊанЯша. -- ‚от ты,
например, кого-нибудь когда-нибудь спрашивала?
     -- ‘читай, что Я тебЯ  спрашиваю,  --  быстро  проговорила
‚ера.
     --  ’огда  коснись рукой пола, -- сказала ЊанЯша, -- чтобы
всЯ ответственность за то, что произойдет, легла на тебЯ.
     -- Ќеужели нельзЯ без этих сцен из Њейринка, -- недовольно
пробормотала  ‚ера,  наклонЯЯсь  к  полу  и   касаЯсь   ладонью
холодного кафельного квадрата, -- ну?
     ЊанЯша пальцем подозвала ‚еру к себе, и, взЯв ее за голову
и наклонив  так, чтобы верино ухо приходилось точно напротив ее
рта, прошептала что-то не очень длинное.
     € в эту же секунду за стенами раздалсЯ гул.
     -- Љак? € все? -- разгибаЯсь, спросила ‚ера.
     ЊанЯша кивнула головой.
     ‚ера недоверчиво засмеЯлась.
     ЊанЯша развела руками, как  бы  говорЯ,  что  не  она  это
придумала, и не она виновата. ‚ера притихла.
     --  Ђ  знаешь,  --  сказала  она, -- Я ведь что-то похожее
всегда подозревала.
     ЊанЯша засмеЯлась.
     -- ’ак все говорЯт.
     -- Ќу что ж, -- сказала ‚ера, --  длЯ  начала  Я  попробую
что-нибудь  простое.  Ќапример,  чтоб здесь на стенах поЯвились
картины и заиграла музыка.
     -- џ думаю, что это у тебЯ получитсЯ, -- ответила  ЊанЯша,
--  но  учти,  что  произойти  в  результате твоих усилий может
что-то неожиданное, совсем вроде бы не свЯзанное с тем, что  ты
хотела сделать. ‘вЯзь выЯвитсЯ только потом.
     -- Ђ что может произойти?
     -- Ђ вот посмотришь сама.

     Џосмотреть   удалось  не  скоро,  только  через  несколько
месЯцев, в те отвратительные ноЯбрьские дни, когда  под  ногами
чавкает не то снег, не то вода, а в воздухе висит не то пар, не
то  туман, сквозь который просвечивают синева милицейских шапок
и багровые кровоподтеки транспарантов.
     Џроизошло  это  так:  в   уборную   спустились   несколько
праздничных  пролетариев  с большим количеством идеологического
оружиЯ -- огромными картонными гвоздиками  на  длинных  зеленых
шестах  и  заклинаниЯми  на  специальных листах фанеры. ‘правив
нужду,  они  поставили  двуцветные  копьЯ  к  стене,  заслонили
писсуары  своими  промокшими  транспарантами -- на верхнем была
непонЯтнаЯ надпись "„евЯтый трубоволочильный"- и устроились  на
небольшой   пикник  в  узком  пространстве  перед  зеркалами  и
умывальниками.  ‘ильней,   чем   мочей   и   хлоркой,   запахло
портвейном;  зазвучали громкие голоса. ‘начала доносилсЯ смех и
разговоры; потом вдруг  стало  тихо  и  строгий  мужской  голос
спросил:
     -- —то ж ты, сука, на пол льешь специально?
     --   „а   не  специально  Я,-  затараторил  неубедительный
тенор,тут бутылка нестандартнаЯ,  горлышко  короче.  Ђ  Я  тебЯ
заслушалсЯ.   Џроверь   сам,   ѓригорий!  “  менЯ  рука  всегда
автоматически...
     ’ут раздалсЯ звук удара во что-то мЯгкое  и  одобрительнаЯ
матернаЯ  разноголосица,  но  после  этого пикник как-то быстро
сошел на нет, и голоса, гулко взвыв  напоследок  с  ведущей  на
бульвар лестницы, исчезли. ’огда только ‚ера решилась выглЯнуть
изза угла.
     ‚  центре  кафельного  холла  сидел  на  полу  мужичонка с
расквашенной мордой и через  равные  интервалы  времени  плевал
кровью  на залитый портвейном кафель. “видев ‚еру, он отчего-то
перепугалсЯ, вскочил на ноги и убежал на  улицу,  под  открытое
небо.  Џосле него в холле осталась мокраЯ надломленнаЯ гвоздика
и  маленький  транспарантик  с  кривой   надписью:   "Џарадигма
перестройки безальтернативна!" ‚ера совершенно не понЯла, какой
в  этих  словах  заключен  смысл,  но  долгий  опыт  жизни Ясно
говорил: началось что-то новое, и даже  не  верилось,  что  это
новое  вызвано  ею.  Ќа всЯкий случай она подхватила гигантский
цветок  с  транспарантом  и  отнесла   их   в   свою   каморку,
представлЯвшую  собой  две крайних кабинки -- перегородка между
ними была убрана,  и  места  было  как  раз  достаточно,  чтобы
разместились ведра, швабры и стул, на котором можно было иногда
передохнуть.

     Џосле  этого  все  еще долго тЯнулось по-старому (да и что
нового  может  быть  в  туалете?)  †изнь  текла  размеренно   и
предсказуемо;   только   количество   пустых  бутылок,  которое
приносил день, стало падать, а народ стал злее.
     Ќо вот однажды в туалете поЯвилась компаниЯ зашедших  Явно
не  по нужде. Ћни были в одинаковых джинсовых костюмах и темных
очках, а с собой у них был складной метр  и  такаЯ  специальнаЯ
штучка   на  треножном  штативе  --  ‚ера  не  знала,  как  она
называетсЯ -- в которую какие-то люди на улицах часто глЯдЯт на
особым образом разграфленную палку, которую держат другие люди.
ѓости обмерили входную дверь, озабоченно оглЯдели все помещение
и  ушли,   так   и   не   воспользовавшись   своим   оптическим
приспособлением.  …ще  через  несколько  дней  они  поЯвились в
сопровождении  человека  в  коричневом  плаще  и  с  коричневым
портфелем  --  ‚ера знала его, это был начальник всех городских
туалетов. ‚ели  себЯ  прибывшие  непонЯтно  --  они  ничего  не
обсуждали   и   не  измерЯли,  как  в  прошлый  раз,  а  просто
прохаживались   взад   и   вперед,   задеваЯ   плечами    спины
переливающихсЯ  в писсуары (как зыбок мир!) трудЯщихсЯ, и времЯ
от времени замирали, мечтательно заглЯдываЯсь на что-то, ‚ере и
посетителЯм невидимое, но, очевидно, прекрасное: об этом  можно
было  догадатьсЯ  по  улыбкам на их лицах и по тем удивительным
романтическим положениЯм, в которых застывали их тела  --  ‚ера
не  смогла  бы выразить своих чувств словами, но понЯла она все
безошибочно, и на несколько мгновений перед ее  глазами  встала
когдато  висевшаЯ у них в детдоме репродукциЯ картины "’оварищи
Љиров, ‚орошилов и ‘талин на строительстве Ѓеломоро-Ѓалтийского
канала".
     Ђ еще через два днЯ ‚ера узнала,  что  теперь  работает  в
кооперативе.

     ЋбЯзанности  остались,  в  общем,  прежние,  но невероЯтно
изменилось  все  вокруг.  Љак-то  постепенно  и   быстро,   без
остановки   производственных   мощностей,  был  сделан  ремонт.
‘начала бледный советский кафель на стенах заменили на  крупную
плитку  с изображением зеленых цветов. Џотом переделали кабинки
-- их стены обшили пластиком под орех; вместо строгих  унитазов
победившего  социализма  поставили  какие-то  розово-фиолетовые
пиршественные чаши, а у входа установили турникет, как в  метро
-- только вход стоил не пЯть, а десЯть копеек.
     ‚ завершение этих изменений ‚ере поднЯли зарплату на целых
сто рублей в месЯц и выдали новую рабочую одежду: красную шапку
с козырьком   и  черный  полухалат-полушинель  с  петлицами  --
словом, все как в метро, только на петлицах и кокарде  сверкала
не  буква  "Њ",  а две скрещенные струи, выбитые в тонкой меди.
„ве соединенные кабинки, где раньше можно было хотЯ бы поспать,
теперь превратились в склад туалетной бумаги, куда уже было  не
втиснутьсЯ.  ’еперь  ‚ера сидела возле турникетов в специальной
будке,  похожей  на  трон  марсианских  коммунистов  из  фильма
"Ђэлита",улыбалась,  разменивала  деньги; в ее жестах поЯвилась
счастливаЯ плавность, совсем как у виденной однажды в детстве и
запомнившейсЯ на всю жизнь продавщицы из  …лисеевского  --  та,
белокураЯ  и  женственно полнаЯ, резала семгу на фоне настенной
фрески,  изображавшей  залитую  солнцем  долину,  где  прЯмо  в
полуметре от реальности висела прохладнаЯ винограднаЯ кисть,- и
было  утро,  и нежно пело радио, и ‚ера была девушкой в красном
ситцевом платье.
     ‚ турникетах весело  звенели  деньги  --  за  каждый  день
набегало  полтора-два больших холщевых мешка. "ЉажетсЯ,- смутно
думала ‚ера, -- ”рейд где-то сопоставил экскременты  и  золото.
‚се-таки  умный  мужик  был, чего говорить... за что только его
так люди ненавидЯт... вот тот же Ќабоков... " € она погружалась
в привычные неторопливые  мысли,  часто  состоЯвшие  из  одного
только  начала  и  так  и не доползавшие до собственного конца,
потому что им на смену приходили другие.

     †ить постепенно становилось все лучше -- у входа поЯвились
зеленые бархатные  портьеры,  которые  посетитель  должен  был,
входЯ,  раздвинуть  плечом,  а  на стене у входа -- купленнаЯ в
обанкротившейсЯ  пельменной  картина,   в   какой-то   странной
перспективе изображавшаЯ тройку: трех белых лошадей, впрЯженных
в  заваленные  сеном сани, где, не обращаЯ никакого вниманиЯ на
бегущих следом  сосредоточенных  волков,  сидели  трое  --  два
гармониста в расстегнутых полушубках и баба без гармони (отчего
гармонь  казалась  признаком  пола).  …динственным, что смущало
‚еру, был какой-то далекий грохот или гул, иногда  доносившийсЯ
из-за  стен  --  она никак не могла взЯть в толк, что может так
странно гудеть под землей, но потом решила, что  это  метро,  и
успокоилась.
     ‚  кабинках  зашуршала настоЯщаЯ туалетнаЯ бумага -- не то
что раньше. Ќа умывальниках  поЯвились  куски  мыла,  рЯдом  --
настенные  электрические  Ящики  длЯ сушениЯ рук. ‘ловом, когда
один постоЯнный клиент сказал ‚ере, что  приходит  сюда  как  в
театр,  она  не  удивилась  сравнению  и  даже не особенно была
польщена.
     Ќовым начальником был румЯный парень в джинсовой куртке  и
темных  очках  --  он  поЯвлЯлсЯ на месте редко, и как понимала
‚ера, курировал еще два-три  туалета.  ‚ере  он  казалсЯ  очень
загадочным  и  могущественным человеком, но однажды выЯснилось,
что заправлЯет всем вовсе не он.
     Ћбычно румЯный молодой человек, входЯ с улицы,  раскидывал
половинки   зеленой  бархатной  портьеры  коротким  и  властным
движением ладони; затем поЯвлЯлось его  лицо  с  двумЯ  черными
стеклЯнными  эллипсами  вместо  глаз, а потом раздавалсЯ тонкий
голос. ‚ тот раз все было наоборот --  сначала  ‚ераи  услышала
его  высокий  заискивающий  тенор,  раздавшийсЯ  на лестнице; в
ответ там же чтото  снисходительное  рЯвкнул  бас,  и  портьера
разошлась  -- но вместо ладони и черных очков поЯвилась даже не
согнутаЯ, а какаЯ-то сложившаЯсЯ джинсоваЯ спина: это пЯтилсЯ и
что-то на  ходу  объЯснЯл  верин  начальник,  а  вслед  за  ним
шествовал  пожилой  толстый  гном  с  большой  рыжей бородой, в
красной кепке и красной  заграничной  майке,  на  которой  ‚ера
прочла:

                     What I really need
                     is less shit
                     from you people

     ѓном  был  крошечный,  но  держалсЯ  так, что казалсЯ выше
всех. Ѓыстро  оглЯдев  помещение,  он  открыл  портфель,  вынул
свЯзку печатей и приложил одну из них к листу бумаги, торопливо
подставленному  начальником  ‚еры.  Џосле этого он дал какую-то
короткую инструкцию, ткнул молодого  человека  в  черных  очках
пальцем  в  живот,  захохотал и исчез -- ‚ера даже не заметила,
как: стоЯл  напротив  зеркала,  и  --  нету,  словно  нырнул  в
какой-то только длЯ гномов открытый подземный ход.
     Џосле  развоплощениЯ  карлика  с  печатЯми верин начальник
успокоилсЯ, вырос в длину и  сказал  несколько  ни  к  кому  не
обращенных  фраз,  из  которых  ‚ера  понЯла,  что  только  что
исчезший  гном  --  на  самом  деле  очень  большой  человек  и
заправлЯет всеми московскими туалетами.
     --  Ќу  и  начальнки теперь у нас,- бормотала себе под нос
‚ера, звЯкаЯ монетами на стоЯщем  перед  ней  блюде  и  выдаваЯ
одноразовые полотенца,- прЯмо ужас.
     Ћна  любила  делать вид, что воспринимает все происходЯщее
так, как должна была бы воспринЯть его некаЯ абстрактнаЯ  ‚ера,
работающаЯ  уборщицей  в  туалете, и старалась не думать о том,
что сама разбудила эти подземные силы -- и разбудила длЯ смеха,
длЯ того, чтобы на стене повисла картина. —то касалось  музыки,
то  она  полагала,  что  ее  желание  уже  воплотилось  в  двух
нарисованных гармонЯх.

     ‚ообще,  насколько  скучной  и  однообразной  была  раньше
‚ерина   жизнь,  настолько  теперь  она  стала  значительной  и
интересной.  ’еперь   ‚ера   довольно   часто   видела   разных
удивительных людей -- ученых, космонавтов и артистов, а однажды
туалет посетил отец братского народа маршал Џот Њир ‘уп -- ехал
в  Љремль,  да  не стерпел по дороге. ‘ ним была уйма народу, и
пока он сидел в кабинке, возле вериной будки на длинных флейтах
играли какую-то протЯжную и печальную мелодию  три  волнующихсЯ
накрашенных  пионера  --  так  трогательно  и  хорошо, что ‚ера
украдкой всплакнула.
     ‚скоре после этого случаЯ верин начальник принес  с  собой
магнитофон  и  колонки,  и  уже  на  следующий  день  в сортире
заиграла музыка. ’еперь к вериным обЯзанностЯм  добавилась  еще
одна -- переворачивать и менЯть кассеты. “тро обычно начиналось
с  "Њессы  и  ђеквиема"  „жузеппе  ‚ерди;  первые взволнованные
посетители поЯвлЯлись обычно тогда, когда страстное сопрано  из
второй  части  уже  успевало попросить ѓоспода об избавлении от
вечной смерти.
     -- ‹ибера ме домини де морте аэтерна,- тихонько  подпевала
‚ера  и  в  такт тЯжелым ударам невидимого оркестра позвЯкивала
медью  на  блюде.  Џотом   обычно   ставилась   "ђождественскаЯ
ЋраториЯ"  Ѓаха  или  что-нибудь  в  этом роде, по-немецки и на
духовные темы,  и  ‚ера,  разбиравшаЯ  этэ  Язык  с  некоторыми
усилиЯми, прислушивалась, как далекие звонкоголосые дети весело
уверЯют в чемто ѓоспода, пославшего их в дольний мир.
     --  ’ак зачем ѓосподин создал нас?- с сомнением спрашивало
конвоируемое двумЯ скрипками сопрано.
     -- ‡атем,- убежденно отвечал хор,- чтоб мы его славили.
     --  ’ак  ли  это?-  недоверчиво  переспрашивало   сопрано,
готовЯсь залезть в обозначенный хриплыми духовыми кузов.
     -- ќто, несомненно, так! -- спешили заслонить происходЯщее
детские  голоса из хора, не замечаЯ уже давно наведенной на них
сзади виолы-да-гамба.
     Џотом, когда  времЯ  подходило  часам  к  двум-трем,  ‚ера
заводила Њоцарта, и растревоженнаЯ душа медленно успокаивалась,
скользЯ  над холодным мраморным полом какого-то огромного зала,
в котором, перебиваЯ друг друга, дребезжали два минорных роЯлЯ.
     Ђ совсем близко к вечеру ‚ера ставила ‚агнера, и летЯщие в
бой ‚алькирии несколько секунд никак не могли взЯть в толк, что
это за кафельные стены и раковины мелькнули  на  миг  возле  их
бешено несущихсЯ вперед коней.

     ‚се  было бы прекрасно, если б не одна странность, сначала
почти незаметнаЯ и даже показавшаЯсЯ галлюцинацией. ‚ера  стала
замечать какой-то странный запах, а сказать откровенно -- вонь,
на  которую  она  раньше  не  обращала  вниманиЯ.  Џо  какой-то
необъЯснимой причине  вонь  поЯвлЯлась  тогда,  когда  начинала
играть  музыка  --  точнее,  не  поЯвлЯлась, а проЯвлЯлась. ‚се
остальное времЯ она тоже присутствовала -- собственно, она была
изначально свойствена этому месту, но до каких-то пор просто не
ощущалась  из-за  того,  что  находилась  в  гармонии  со  всем
остальным  --  а  когда  на  стенах  поЯвились  картины, да еще
заиграла  музыка,  вот  тут-то  и  стало  заметно   то   особое
непередоваемое    туалетное    зловоние,   которое   совершенно
невозможно описать, и о котором  некоторое  представление  дает
разве что словосочетание "Џариж ЊаЯковского".
     ‚ера  понЯла  что  ее  мысли  незаметно  принЯли  какой-то
антисоветский уклон, но поделать с собой ничего не смогла, да и
чувствовала, что теперь это не страшно.

     Љак-то вечером к ‚ере зашла ЊанЯша, послушала  увертюру  к
"Љорсару", и вдруг тоже заметила вонь.
     --  ’ы, ‚ера, никогда не задумывалась над тем, почему наши
волЯ и  представление  образуют  вокруг  нас  эти  сортиры?  --
спросила она.
     --  ‡адумывалась,  --  ответила  ‚ера. -- џ давно над этим
думаю, и никак не могу понЯть. џ знаю, что ты  сейчас  скажешь.
’ы  скажешь,  что  мы  сами  создаем мир вокруг себЯ, и причина
того, что мы сидим в сортире -- наши собственные души. Џотом ты
скажешь, что никакого сортира на самом деле нет, а есть  только
проекциЯ  внутреннего  содержаниЯ  на внешний объект, и то, что
кажетсЯ  вонью  --  на  самом  деле  просто  экстериоризованнаЯ
компонента души. Џотом ты прочтешь что-нибудь из ‘ологуба...
     --  € мне светила возвестили, -- нараспев перебила ЊанЯша,
-- что Я природу создал сам...
     -- ‚о-во, или еще что-нибудь в этом роде. ‚се верно?
     -- Ќе вполне, -- ответила ЊанЯша. --  ’ы  допускаешь  свою
обычную   ошибку.  „ело  в  том,  что  в  солипсизме  интересна
исключительно практическаЯ сторона. Љое-что в этой области  уже
сделано -- вот, например, картина с тройкой, или эти цимбалы --
бум, бум! Ќо вот вонь -- в какой момент и почему мы ее создаем?
     -- ‘ практической стороны Я могу тебе ответить, -- сказала
‚ера, -- что мне теперь несложно убрать и вонь и сам сортир.
     --  Њне тоже, -- ответила ЊанЯша, -- Я и убираю его каждый
вечер. Ќо вот что наступит дальше?  ’ы  действительно  думаешь,
что это возможно?
     ‚ера  открыла было рот длЯ ответа, но вместо этого надолго
закашлЯлась в ладонь.
     ЊанЯша высунула Язык.

     Џрошло два-три днЯ, и вот зеленую штору на входе  откинули
несколько  посетителей, сразу же напомнивших ‚ере тех первых, в
джинсовых куртках, с которых все и началось. ’олько эти были  в
коже  и еще румЯней -- а в остальном вели себЯ так же, как и те
--  медленно  ходили  по  помещению,  тщательно  оглЯдываЯ  все
вокруг.  €  вскоре  ‚ера узнала, что туалет закрывают, и теперь
здесь будет комиссионный магазин.
     …е так и оставили уборщицей, а на времЯ ремонта даже  дали
оплачиваемый  отпуск  --  ‚ера  хорошо  отдохнула  и перечитала
некоторые книги по солипсизму, до  которых  никак  не  доходили
руки.  Ђ  когда  она  в  первый день вышла на новую работу, уже
ничего не напоминало о том,  что  в  этом  месте  когда-то  был
туалет.
     ’еперь  справа  от  входа  начиналсЯ  длинный стеллаж, где
продавались всЯкие мелочи;  дальше  --  там,  где  раньше  были
писсуары -- помещалсЯ длинный прилавок с одеждой, а напротив --
стойка  с  радиоаппаратурой. ‚ дальнем конце зала висели зимние
вещи -- кожаные плащи и куртки, дубленки и женские пальто, и за
каждым прилавком теперь стоЯла похожаЯ на народную артистку ‘Ђ
продавщица.
     Џри ремонте было найдено несколько человеческих черепов  и
планшет  с  секретными документами -- но этого ‚ера не увидела,
потому что за ними приехали откуда надо, и куда надо увезли.


     ђаботы стало намного  меньше,  а  денег  --  просто  уйма.
’еперь  ‚ера ходила по помещениЯм в новом синем халате, вежливо
раздвигала толпЯщихсЯ посетителей и протирала сухой  фланелевой
трЯпочкой стекла прилавков, за которыми новогодней разноцветной
фольгой  ("все  мысли  веков! все мечты! все миры!" -- тихонько
шептала  ‚ера)  мерцали  жевательные  резинки  и  презервативы,
отсвечивали   пластмассовые   клипсы  и  броши,  мерцали  очки,
зеркальца, цепочки и карандашики.
      ‡атем, во времЯ обеденного перерыва,  надо  было  вымести
грЯзь,  которую  на своих башмаках принесли посетители, и можно
было отдыхать до самого вечера.
     ’еперь музыка играла круглый день, иногда  даже  несколько
музык  --  а  вонь  исчезла,  о  чем  ‚ера с гордостью сообщила
зашедщей как-то через дверь в стене ЊанЯше. ’а поджала губы.
     -- Ѓоюсь, все не так просто. Љонечно, с одной  стороны  мы
действительно создаем все вокруг, но с другой -- мы сами просто
отражениЯ  того, что нас окружает. Џоэтому любаЯ индивидуальнаЯ
судьба в любой стране -- это  метафорическое  повторение  того,
что  с  происходит со страной, а то, что происходит со страной,
складываетсЯ из тысЯч отдельных жизней.
     -- Ќу и что? -- не понЯла ‚ера.  --  Љакое  отношение  это
имеет к разговору?
     -- Ђ такое, -- сказала ЊанЯша, -- ты же говоришь, что вонь
пропала. Ђ она не пропадала вовсе. € ты с ней еще столкнешьсЯ.
     ‘  тех  пор,  как  мужской  туалет  перенесли  на манЯшину
половину и объединили с женским, ЊанЯша  сильно  изменилась  --
стала  меньше  говорить  и  реже  заглЯдывать в гости. ‘ама она
объЯснЯла это достигнутой уравновешенностью €нь и џн, но ‚ера в
глубине души считала, что дело в большем объеме работ по уборке
и в зависти к ее, вериному, новому  образу  жизни  --  зависти,
прикрытой  внешней  философичностью.  Џри  этом  ‚ера совсем не
думала  о  том,  кто   научил   ее   всему   необходимому   длЯ
осуществлениЯ   метаморфозы.   ЊанЯша,   видимо,  почувствовала
изменение вериного  отношениЯ  к  ней,  но  отнеслась  к  этому
спокойно, как к должному, и просто реже стала заходить.

     ‚скоре  ‚ера  понЯла, что ЊанЯша была права. Џроизошло это
так -- однажды она, разгибаЯсь от витрины, краем глаза заметила
что-то странное -- вымазанного говном человека. Ћн  держалсЯ  с
большим  достоинством  и  двигалсЯ  сквозь  раздающуюсЯ толпу к
прилавку с радиоаппаратурой. ‚ера вздрогнула  и  даже  выронила
трЯпку  --  но  когда  она  повернула голову, чтобы как следует
рассмотреть этого человека,  оказалось,  что  с  ней  произошел
обман   зрениЯ   --   на   самом   деле   на  нем  просто  была
рыже-коричневаЯ кожанаЯ куртка.
     Ќо  после  этого  случаЯ   такие   обманы   зрениЯ   стали
происходить  все  чаще и чаще. ’о ‚ере вдруг мерещилось, что на
застекленном прилавке разложены  мЯтые  бумажки,  и  надо  было
несколько  секунд  внимательно  глЯдеть  на него, чтобы увидеть
нечто другое.  ’о  ей  начинало  казатьсЯ,  что  дорогие  --  в
три-четыре  советских  зарплаты каждый -- флаконы со сказочными
названиЯми, стоЯщие на  длинной  полке  за  спиной  продавщицы,
недаром  находЯтсЯ  в том самом месте, где раньше бодро журчали
писсуары; и само название "туалетнаЯ вода", выведенное  красным
фломастером  на  картонке, вдруг приобретало свой прЯмой смысл.
‡а стенами  теперь  почти  все  времЯ  чтото  тихо,  но  грозно
рокотало,  как  будто  тихо  шептал  какой-то исполин: звук был
негромким, но рождал ощущение невероЯтной мощи.
     ‚округ поЯвились новые люди -- они приходили вскоре  после
открытиЯ и толкались в узком пространстве предбанника до самого
вечера.  Ћни продавали и покупали всЯкую мелочь, но ‚ера смутно
чувствовала, что дело совсем  в  другом  --  дело  было  в  той
магической  операции,  котораЯ  происходила с попадавшими к ним
предметами. ‚нешне  это  выглЯдело  торговлей,  но  ‚ере  очень
трудно  было перестать видеть самую Явную длЯ нее на свете вещь
--  как  пришибленный  советский  люд  толпилсЯ  вокруг,  робко
пытаЯсь купить кусочек говна подешевле.
     ‚ера  стала  присматриватьсЯ  к новым людЯм. ‘начала стали
заметны странности с их одеждой:  некоторые  вещи,  надетые  на
них,  упорно выдавали себЯ за говно, или, наоборот, размазанное
по ним говно упорно  выдавало  себЯ  за  некоторые  вещи.  ‹ица
многих  из них были вымазаны говном в форме черных очков; говно
покрывало их плечи в виде кожаных курток  и  джинсами  облегало
ноги.  ‚се  они были вымазаны говном в разной степени; трое или
четверо были покрыты им полностью, с ног до головы, а один -- в
несколько слоев; к нему народ подходил с наибольшим почтением.
     ‚округ  крутилось  множество  детей.  Ћдин  мальчик  очень
напоминал ‚ере ее брата, когда-то утопленного в пионерлагере, и
она  внимательно  следила за тем, что с ним происходит. ‘начала
он просто сообщал покупателЯм, у кого из обмазанных говном  они
могут  купить ту или иную вещь, и даже сам подлетал ко входЯщим
и спрашивал:
     -- —то нужно?
     ‚скоре он уже продавал какую-то мелочь сам, а однажды днем
‚ера, переставлЯЯ по полу ведро по  направлению  к  прилавку  с
огромными  черными кусками говна со строгими Японскими именами,
поднЯла глаза и увидела его сиЯющее  счастьем  лицо.  Џосмотрев
вниз,  она  увидела,  что  его  ноги,  на  которых  раньше были
ботинки, теперь густо вымазаны тем же самым, чем  было  покрыто
большинство  стоЯщих  вокруг. —исто инстинктивным движением она
провела по ним трЯпкой, а в следующий момент  мальчик  довольно
грубо отпихнул ее.
     --  Џод  ноги  надо  смотреть, дура стараЯ, -- сказал он и
продемонстрировал ей вынутый из кармана  кукиш,  который  после
секундного размышлениЯ переделал в кулак.
     €  тут  ‚ера  понЯла,  что пока она управлЯла миром, к ней
пришла старость, и впереди теперь только смерть.

     “же давно ‚ера не  видела  ЊанЯшу.  ЋтношениЯ  между  ними
стали  в  последне времЯ значительно холоднее, и дверь в стене,
ведшаЯ на манЯшину половину,  уже  долго  не  отпиралась.  ‚ера
стала  вспоминать,  при каких обстоЯтельствах обычно поЯвлЯлась
ЊанЯша, и оказалось, что единственной вещью, которую можно было
сказать на этот счет было то, что иногда она просто поЯвлЯлась.
     ‚ера стала вспоминать историю своих отношений с ЊанЯшей, и
чем дольше  она  вспоминала,  тем  крепче  становилось  в   ней
убеждение,  что  во  всем виновата именно ЊанЯша, хотЯ чем было
это все, она врЯд ли сумела бы сказать. Ќо она решила отомстить
и стала готовить гостинец к встрече с ЊанЯшей -- так и  называЯ
то,  что  она приготовила "гостинцем", и даже про себЯ не даваЯ
вещам их  настоЯщих  имен,  словно  ЊанЯша  из-за  стены  могла
прочесть ее мысли, испугатьсЯ и не прийти.
     ‚идно,  ЊанЯша  ничего  из-за  стены не прочла, потому что
однажды  вечером  она  поЯвилась.  ‚ыглЯдела   она   устало   и
неприветливо,  что  ‚ера  автоматически объЯснила про себЯ тем,
что у ЊанЯши очень много работы. ‡абыв до поры про свои планы и
про  недавнюю  надменность,  ‚ера  с  недоумением   и   страхом
рассказала про свои галлюцинации. ЊанЯша оживилась.
     -- ќто как раз понЯтно, -- сказала она. -- „ело в том, что
ты знаешь  тайну  жизни, поэтому способна видеть метафизическую
функцию предметов. Ќо поскольку ты не знаешь ее смысла, ты не в
состоЯнии различить их  метафизической  сути.  Џоэтому  тебе  и
кажетсЯ,  что  то,  что  ты видишь -- галлюцинации. ’ы пыталась
объЯснить это сама?
     -- Ќет, -- сказала, подумав, ‚ера. -- Ћчень трудно понЯть.
Ќаверно,  что-то  такое  превращает  вещи  в  говно.  Ќекоторые
превращает,   а  некоторые  нет...  Ђ-а-а...  ЏонЯла,  кажетсЯ.
‘ами-то по себе они не говно, эти  вещи.  ќто  когда  они  сюда
попадают,  они  им  становЯтсЯ...  €ли  даже нет -- то говно, в
котором мы живем, становитсЯ заметным, когда попадает на них...
     -- ‚от это уже ближе, -- сказала ЊанЯша.
     -- Ћй, ѓосподи... Ђ Я-то  думаю:  картины,  музыка...  ‚от
дура.  Ђ  вокруг  на самом деле говно, какаЯ ж тут музыка может
быть... Ђ кто виноват? Ќу,  насчет  говна  понЯтно  --  вентиль
коммунисты открыли. •отЯ они ведь тоже внутри сидЯт...
     -- ‚ каком смысле внутри? -- спросила ЊанЯша.
     --  Ђ  и  в  том, и в этом... Ќет, если кто и виноват, так
это, ЊанЯша, ты, -- закончила вдруг ‚ера и нехорошо  посмотрела
на  бывшую уже подругу, так нехорошо, что та даже сделала шажок
назад.
     -- Љакой еще вентиль? € почему же Я? џ, наоборот,  столько
раз  тебе  говорила,  что  все эти тайны никакой пользы тебе не
принесут, пока ты со смыслом не разберешьсЯ... ‚ера, ты что?
     ‚ера, глЯдЯ куда-то вниз и в сторону, пошла на ЊанЯшу;  та
стала пЯтитьсЯ от нее прочь, и так они дошли до неудобной узкой
дверцы,  ведшей  на  манЯшину  половину.  ЊанЯша остановилась и
поднЯла на ‚еру глаза.
     -- ‚ера, что ты задумала?
     -- Ђ  топором  тебЯ  хочу,  --  безумно  ответила  ‚ера  и
вытащила  из-под  халата  свой страшный гостинец с гвоздодерным
выростом  на  обухе,  --  прЯмо  по  косичке,  как   у   ”едора
Њихайловича.
     --  ’ы, конечно, можешь это сделать, -- нервничаЯ, сказала
ЊанЯша, -- но предупреждаю -- тогда мы с тобой  больше  никогда
не увидимсЯ.
     --  „а  это  уж  Я  сообразить  могу,  не  такаЯ  дура, --
замахиваЯсь, вдохновенно прошептала ‚ера  и  с  силой  обрушила
топор на манЯшину седую головку.
     ђаздались звон и грохот, и ‚ера потерЯла сознание.
     ЏридЯ  в  себЯ  от  рокота  за стеной, она обнаружила, что
лежит в примерочной кабинке с топором в  руках,  а  над  ней  в
высоком,   почти  в  человеческий  рост,  зеркале  зиЯет  дыра,
контурами похожаЯ на огромную снежинку.
     "…сенин", -- подумала ‚ера.

     ‘амым страшным ‚ере показалось то,  что  никакой  двери  в
стене,  как оказалось, не было, и непонЯтно было, что делать со
всеми теми воспоминаниЯми, где эта дверь фигурировала. Ќо  даже
это уже не имело никакого значениЯ -- ‚ера вдруг не узнала саму
себЯ.  Љазалось,  какаЯ-то  часть  ее  души  исчезла  -- часть,
которой она никогда раньше не ощущала  и  почувствовала  только
теперь,  как  это  бывает  с  людьми,  которых  мучают  боли  в
ампутированной конечности. ‚се вроде бы осталось на месте -- но
исчезло что-то  главное,  придававшее  остальному  смысл;  ‚ере
казалось,  что  ее  заменили плоским рисунком на бумаге, и в ее
плоской душе поднималась  плоскаЯ  ненависть  к  плоскому  миру
вокруг.
     --  Ќу  погодите,  --  шептала  она,  ни  к  кому особо не
обращаЯсь, -- Я вам устрою.
     €  ее  ненависть  отражалась  в   окружающем   --   что-то
содрогалось за стенами, и посетители магазина, или туалета, или
просто  подземной  ниши, где прошла всЯ ее жизнь (‚ера ни в чем
теперь не была уверена)  иногда  даже  отрывались  от  изучениЯ
размазанного  по  прилавкам  говна  и испуганно оглЯдывались по
сторонам.
     ЉакаЯ-то исполинскаЯ сила давила на стены снаружи,  что-то
гудело  и  дрожало  за  тонкой выгибающейсЯ поверхностью -- как
будто огромнаЯ  ладонь  сжимала  картонный  стаканчик,  на  дне
которого   сидела   крохотнаЯ  ‚ера,  окруженнаЯ  прилавками  и
примерочными кабинками,  сжимала  пока  несильно,  но  в  любой
момент могла полностью сплющить всю верину реальность.

     €  однажды  днем, ровно в 19.40 (как раз тогда, когда ‚ера
думала, что три одинаковых куска говна на полке секции  бытовой
электроники  зелеными цифрами показывают год ее рождениЯ), этот
момент настал.
     ‚ера с ведром в руке  стоЯла  напротив  длинной  стойки  с
одеждой,  где  вперемешку  висели  дубленки,  кожаные  плащи  и
похабные розовые кофточки, и рассеЯно смотрела на  покупателей,
щупающих  такие  близкие  и  одновременно недостижимые рукава и
воротники, когда у нее вдруг сильно кольнуло в сердце. € тут же
гудение  за  стеной  вдруг  стало  невыносимо  громким;   стена
задрожала,  выгнулась, треснула, и из трещины, опрокинув стойку
с  одеждой,  прЯмо  на  закричавших  от  ужаса   людей   хлынул
отвратительный черно-коричневый поток.
     -- Ђ-ах! -- успела выдохнуть ‚ера, а в следующий момент ее
поднЯло  с пола, крутануло и сильно ударило о стену; последним,
что сохранило  ее  сознание,  было  слово  "Љарма",  написанное
крупными  черными  буквами  на белом фоне тем же шрифтом, каким
печатают название газеты "Џравда".
     ‚ себЯ  она  пришла  от  другого  удара,  уже  слабого,  о
какие-то  прутьЯ.  ЏрутьЯ  оказались  ветками  высокого старого
дуба, и ‚ера в первый  момент  не  понЯла,  каким  образом  ее,
только  что  стоЯвшую на знакомом до последней кафельной плитки
полу, могло вдруг ударить о какие-то ветки.
     Ћказалось, что она плывет вдоль ’имирЯзевского бульвара  в
черно-коричневом  зловонном потоке, плещущем уже в окна второго
или третьего этажа. “ нее  сильно  болели  уши.  Ќа  плаву  она
держалась  потому,  что  ее  пальцы глубоко вдавились в толстую
пенопластовую  прокладку  сложной  формы,   на   которой   было
выдавлено слово "SONY".
     ‚округ, насколько хватало взглЯда, плескалась темнаЯ жижа,
по которой  плыли скамейки, доски, мусор и люди. ЏрЯмо перед ее
лицом покачивалась краснаЯ  кепочка  с  переплетенными  буквами
"NYC".  ‚ера  помотала  головой  и  сообразила, что то, что она
принимала за боль в ушах,  было  на  самом  деле  оглушительным
ревом,  несущимсЯ откуда-то сзади. Ћна оглЯнулась и увидела над
поверхностью жижи что-то вроде горы, образованной бьющим  снизу
потоком точно в том месте, где раньше был ее подземный дом.
     ’ечение несло ‚еру вперед, в направлении ’верской. “ровень
жижи поднималсЯ со сказочной быстротой -- двух-трехэтажные дома
по бокам бульвара были уже не видны, а огромный уродливый театр
имени  ѓорького  теперь  напоминал  гранитный  остров -- на его
крутом берегу стоЯли три женщины в  белых  кисейных  платьЯх  и
белогвардейский  офицер,  из  под  приставленной  ко лбу ладони
вглЯдывавшийсЯ в даль; ‚ера понЯла, что там только  что  давали
—ехова,  но  ничего  не успела по этому поводу подумать, потому
что  почувствовала,  как  кто-то  вырывает  из  ее  рук   кусок
пенопласта.   ‚   следующий  момент  она  увидела  перед  собой
залЯпанное пучеглазое лицо с зажатой во  рту  ручкой  портфелЯ;
две крепкие волосатые руки вцепились в ее спасательный квадрат,
отчего тот почти ушел под поверхность жижи.
     --  Џусти,  сволочь,  --  проорала ‚ера, пытаЯсь перекрыть
космический   грохот   говнопада;   в   ответ   мужчина   почти
членораздельно  что-то  промычал, сунул руку за пазуху пиджака,
вынул и поднес к самому вериному лицу какую-то книжечку;  видно
было  только,  что  у  нее  краснаЯ  обложка,  а все внутренние
страницы были коричневыми и слипшимисЯ.  ‚оспользовавшись  тем,
что  мужчина  убрал  с пенопласта одну руку, ‚ера изловчилась и
сильно укусила его за пальцы второй; мужчина замычал,  отдернул
ее,  но  ни  портфелЯ  из  зубов, ни книжечки из другой руки не
выпустил. Ќесколько секунд  ‚ера  глЯдела  в  его  затуманенные
предсмертной   обидой   глаза,   а   затем   они  скрылись  под
поверхностью жижи, и  вслед  за  ними  медленно  ушла  туда  же
сжимающаЯ раскрытое удостоверение рука.
     ‚еру уносило все дальше. Њимо нее проплыла детскаЯ колЯска
с изумленно  глЯдЯщим  по  сторонам младенцем в синей шапочке с
большой пластмассовой красной  звездой,  потом  рЯдом  оказалсЯ
угол  дома, увенчанный круглой башенкой с колоннами, на которой
двое мордастых солдат в фуражках с синими  околышами  торопливо
готовили  к стрельбе пулемет, и, наконец, течение вынесло ее на
почти затопленую ’верскую  и  повлекло  в  направлении  далеких
сумрачных пиков с еле видными рубиновыми пентаграммами.
     Џоток  теперь  нессЯ  намного быстрее, чем несколько минут
назад; сзади и справа над торчащими  из  черно-коричневой  лавы
крышами виден был огромный, в полнеба, грохочущий гейзер; к его
шуму присоединилось еле различимое стрекотание пулемета.
     --   Ѓлажен,   кто  посетил  сей  мир,  --  шептала  ‚ера,
прижимаЯсь грудью к пенопласту, -- в его минуты роковые...
     ‚скоре она поровнЯлась с Њоссоветом -- его  давно  уже  не
было  видно,  но  на  на  том  месте,  где  он  когда-то стоЯл,
самоотверженно  выгребали  против  течениЯ  несколько  десЯтков
пловцов  в  прилипших к телам пиджаках и галстуках; поверхность
потока за ними была усеЯна какими-то  маленькими  разноцветными
листочками  --  подхватив  один  из  них,  ‚ера узнала талон на
туалетную бумагу.
     "€нтурист" превратилсЯ в возвышающийсЯ над темными волнами
утес.  €з  его  окон  высовывались  Ярко  одетые  иностранцы  с
видеокамерами  на  плечах; те, что были в верхних окнах, что-то
ободрЯюще орали и показывали большие пальцы;  те,  что  были  в
нижних,  которые  уже  затоплЯло,  суетливо крестились, швырЯли
вниз чемоданы и прыгали за ними следом;  их  быстро  и  жестоко
топили   кишащие  в  говне  таксисты,  и  шли  на  дно  следом,
увлекаемые тЯжестью отобранных чемоданов.
     ‚ера увидела плывущий рЯдом земной шар и  догадалась,  что
это  глобус  из  стены  –ентрального телеграфа. Ћна подгребла к
нему  и  ухватилась   за   ‘кандинавию,   отбросив   треснувший
посередине кусок пенопласта. ‚идимо, вместе с глобусом из стены
телеграфа  вырвало и электромотор, который его крутил, и теперь
он придавал всей конструкции устойчивость  --  ‚ера  со  второй
попытки  вскарабкалась  на  синий  купол, уселась на выделенное
красным государство трудЯщихсЯ и оглЯделась.

     ѓде-то вдалеке торчала из  говна  ЋстанкинскаЯ  телебашнЯ,
еще  были  видны  похожие  на острова крыши, а впереди медленно
наплывала как бы несущаЯсЯ над  водами  краснаЯ  звезда;  когда
‚ера  приблизилась к ней, ее нижние зубьЯ уже погрузились. ‚ера
ухватилась за  холодное  стеклЯнное  ребро  и  остановила  свой
глобус. ђЯдом с его бортом на поверхности жижи покачивались две
солдатские  фуражки  и  сильно размокший синий галстук в мелкий
белый горошек -- судЯ по тому,  что  они  почти  не  двигались,
течение здесь было слабым.
     ‚ера  еще  раз  оглЯнулась по сторонам, удивилась было той
легкости, с которой исчез огромный многовековой город, но сразу
же подумала, что все изменениЯ в истории, если они и случаютсЯ,
происходЯт именно так -- легко и  как  бы  сами  собой.  „умать
совершенно  не  хотелось  --  хотелось спать, и она прилегла на
выпученную поверхность ‘‘‘ђ, подсунув под голову мозолистый  от
швабры кулак.
     Љогда  она  проснулась,  мир  состоЯл  из  двух  частей --
предвечернего неба и бесконечной ровной поверхности, в  сумраке
ставшей  совсем  черной. Ќичего больше видно не было; рубиновые
пентаграммы давно ушли на дно и были теперь Ѓог знает на  какой
глубине.  ‚ера  подумала  об  Ђтлантиде,  потом  о  ‹уне  и  ее
девЯноста шести законах -- но  все  эти  уютные  старые  мысли,
внутри  которых  вчера  еще  душа  так  приЯтно сворачивалась в
калачик, теперь были неуместны,