 о  чем  она  плачет.  Ћна
жалела, что прежде не любила менЯ, раскаивалась,  что  забыла  отца,  быть
может, просила прощениЯ за ѓаера, за все, что он с нами делал. Ќа какое-то
оцепенение нашло на менЯ. ‚се валилось из рук, Я ничего не делал, ни о чем
не думал.
     ’аков был и наш последний разговор - ни Я, ни она  не  произнесли  ни
слова. Ћна только подозвала менЯ и взЯла за руку, качаЯ головой и с трудом
удерживаЯ дрожащие губы... џ понЯл, что  она  хочет  проститьсЯ.  Ќо,  как
чурбан, Я стоЯл, опустив голову и упорно глЯдЯ вниз, на пол.
     Ќа другой день она умерла...
     ‚ полной походной форме, с винтовкой за плечами, с гранатой у  поЯса,
отчим плакал в сенЯх, но никто  почему-то  не  обращал  на  него  никакого
вниманиЯ... Њы с сестрой сидели  во  дворе,  и  все,  кто  бы  ни  пришел,
останавливались подле нас и говорили одно и  то  же:  "Ќебось,  жалко  вам
маму?" или:  "’еперь  одни  остались,  сиротки?"  ќто  был  какой-то  один
страшный обрЯд - и то, что старухи, приходившие к ‘ковородниковым играть в
"козла", заперлись у нас, а потом, с подоткнутыми  юбками,  с  засученными
рукавами, выносили ведра, как будто мыли полы, и то, что тетЯ „аша  бегала
за какой-то "подорожной". Њне казалось, что мы  должны  сидеть  во  дворе,
пока не кончитсЯ этот обрЯд. € вот мы сидели и ждали.
     —ерез  много  лет  Я  прочитал  у  Ѓальзака,  что   "наблюдательность
обострЯетсЯ от страданий", и тотчас же вспомнил эти дни,  когда  обрЯжали,
отпевали и хоронили мать. Њне запомнилось каждое слово, каждое движение  -
и свое, и чужое. џ понЯл, почему в первый день  при  матери,  лежавшей  на
столе с иконкой в сложенных руках, все говорили шепотом, потом все  громче
и наконец, своими обыкновенными голосами. Ћни привыкли - и  ‘ковородников,
и отчим, и тетЯ „аша, - уже привыкли к тому, что она умерла!  џ  с  ужасом
заметил, что и сам вдруг начинал думать о другом.
     Ќеужели Я привык, неужели Я думаю о битке со свинцовой пулей, который
Џетька подарил мне уже давно, а Я из-за смерти матери так  и  не  собралсЯ
испытать этот биток! € сейчас же с раскаЯньем Я принуждал  себЯ  думать  о
маме.
     ’ак было и в день похорон.
     “ ‘ани болела голова, и ее оставили  дома.  Ћтчим,  которого  с  утра
вызвали в батальон, опоздал к выносу, и мы, прождав его добрых  два  часа,
одни отправились за гробом. Њы - это ‘ковородников, тетЯ „аша и Я.
     Ћни шли пешком, тетЯ „аша  держалась  за  какую-то  скобу,  чтобы  не
отставать, а менЯ посадили на колесницу.
     ‘тыдно вспомнить, но Я чувствовал гордость, когда знакомые  мальчишки
встречались по дороге и, остановившись, провожали нашу  процессию  глазами
или  когда  кто-нибудь  на  две-три  минуты  присоединЯлсЯ  к  нам,  чтобы
спросить, кого это хоронЯт. ‘ейчас же Я начинал ругать себЯ. Ќо  мы  ехали
все дальше и дальше, равнодушный кучер в кепке и  грЯзном  балахоне  сонно
покрикивал на клЯчу, и мысль опЯть начинала бродить бог весть где - далеко
от этого бедного, едва прикрытого белой трЯпкой гроба.
     ‚от  ‡астеннаЯ;  вдоль  городской  стены  деревЯнные  щиты  закрывали
проломы, чтобы никто не прошел в ‹етний сад без билета. € никто, кроме нас
с  Џетькой,  не  знал,  что  предпоследний  щит  можно  раздвинуть  -   и,
пожалуйста, ты в саду! •очешь -  слушай  музыку,  хочешь  -  нарви  тайком
левкоев в садоводстве и после спектаклЯ продавай публике - пЯть копеек  за
пучок!
     ‚от - кадетский корпус; возы с матрацами стоЯт во  дворе,  и  люди  в
светлых шинелЯх, не то офицеры, не то гимназисты, зачем-то тащат  матрацы,
закладывают ими окна во втором этаже. ‚от Ђфонина  горка,  про  которую  в
городе говорили, что это засыпаннаЯ церковь и  в  пасхальную  ночь  из-под
земли  слышитсЯ  пенье.   Љто-то   копошилсЯ   на   Ђфониной   горке,   и,
приглЯдевшись,  Я  различил  те  же  светлые  шинели,   мелькавшие   среди
наваленных веток.
     € вдруг Я очнулсЯ. џ вспомнил, что еще когда  мы  проезжали  Ѓазарную
площадь, у ворот присутствиЯ стоЯл часовой, в саду за  решеткой  торопливо
ходили какие-то люди в штатском, и один из  них  тащил  пулемет.  Њагазины
были закрыты, улицы пусты,  за  ‘ергиевской  мы  не  встретили  ни  одного
человека. —то случилось?
     Ључер в грЯзном балахоне торопилсЯ, то и  дело  подхлестываЯ  лошадь.
’етЯ „аша и ‘ковородников едва поспевали. Њы выехали на Џосадскую  пустошь
- так называлось пустое грЯзное место между городом и  Џосадом,  -  а  там
спуск к реке, Њельничий мост... —то-то коротко простучало  вдалеке,  кучер
испуганно оглЯнулсЯ и нерешительно поднЯл кнут. ’етЯ „аша  догнала  нас  и
стала ругатьсЯ:
     - Ћшалел, что ли? Ќе дрова везешь!
     - ‘трелЯют, - мрачно возразил кучер.
     ‘пуск к реке был прорыт в  косогоре,  и  несколько  минут  мы  ехали,
ничего не видЯ по сторонам. ѓде-то стрелЯли, но все реже. Њельничий  мост,
с которого Я не раз ловил пескарей, был уже виден. € вдруг кучер привстал,
замахнулсЯ... ‹ошадь рванулась, и мы помчались  вдоль  берега,  далеко  за
собой оставив ‘ковородникова и тетю „ашу.
     Ќаверно, это были пули, потому что мелкие щепочки стали  отлетать  от
колесницы, и одна попала мне прЯмо в лицо. ђезной столбик,  за  который  Я
держалсЯ рукой, зашаталсЯ, заскрипел, нас трЯхнуло, и он упал на дорогу. џ
слышал, как где-то позади кричал ‘ковородников, плачущим голосом  ругалась
тетЯ „аша.
     Ќадвинув пониже свою кепку и крутЯ над  головой  кнутом,  кучер  гнал
лошадь прЯмо на мост, как будто не видЯ, что въезд  перегорожен  какими-то
балками, досками, кирпичами. ђаз! ‹ошадь  попЯтилась,  рванулась  направо,
налево и остановилась.
     ‘реди людей, выбежавших к нам из-за этих  балок,  Я  узнал  знакомого
наборщика, который прошлым летом снимал  комнату  у  гадалки  на  соседнем
дворе. ‚ руках у него была винтовка,  а  за  кожаным  поЯсом,  выглЯдевшим
очень  странно  на  обыкновенном  пальто,  торчал  наган.  ‚се  они   были
вооружены, у некоторых были даже шашки.
     Ључер слез, подоткнул балахон и, засунув кнут в сапог, стал ругатьсЯ.
     - —то же, вы не видите - похороны? —уть лошадь не застрелили!
     - Њы не стрелЯли, это ты под кадет попал, - возразил наборщик. - Ђ ты
не видишь, дурак, что баррикады?
     - Љак твоЯ фамилиЯ? - кричал кучер - ‚ы мне ответите! Љто  за  ремонт
платить будет? - Ћн ходил вокруг колесницы и трогал пальцем побитые места.
- ‚ы мне спицу сломали!
     - „урак, - снова сказал наборщик, - говорЯт тебе - не мы!  ‘танем  мы
по гробам стрелЯть. „ура!
     - Љого хоронишь, мальчик? -  тихо  спросил  менЯ  пожилой  человек  в
папахе, на которой вместо кокарды была краснаЯ лента.
     - Њать, - с трудом сказал Я.
     Ћн снЯл папаху.
     - ‚ы, товарищи, потише, - сказал он. - Џохороны.  ‚от  парнишка  мать
провожает. Ќехорошо все-таки.
     ‚се посмотрели на менЯ. Ќаверно, у менЯ был неважный вид, потому  что
когда все было улажено и тетЯ „аша, плача, догнала нас и мы через мельницу
выехали на мост, Я нашел в кармане своей курточки два куска сахару и белый
сухарь.
     €змученные, по тому берегу Џесчинки мы вернулись домой после похорон.
     Ќад городом стоЯло зарево - горели  казармы  ЉрасноЯрского  полка.  “
понтонного моста ‘ковородников окликнул  знакомого  постового,  и  началсЯ
длиннейший разговор, из которого Я ничего не понЯл: кто-то где-то разобрал
пути, конный корпус идет на Џетроград,  вокзал  занЯт  батальоном  смерти.
”амилиЯ "Љеренский" с разными прибавлениЯми повторЯлась ежеминутно. џ чуть
стоЯл на ногах, тетЯ „аша охала и вздыхала.
     ‘естра спала, когда мы вернулись. Ќе раздеваЯсь, Я сел подле  нее  на
постель.
     Ќе знаю почему, в эту ночь, первую ночь, когда мы остались одни, тетЯ
„аша не ночевала у нас. Ћна принесла мне каши, но мне не хотелось есть,  и
она поставила тарелку на окно. Ќа окно - не  на  стол,  где  утром  лежала
мать. “тром, а сейчас ночь. ‘анЯ спит на ее постели. Ќа ее постели, на том
месте, где она лежала с венчиком на лбу, с подорожной в руке,  -  Я  и  не
знал, что так называетсЯ эта свернутаЯ трубкой бумага. џ встал и подошел к
окну. ’емно было на дворе, а  над  рекой  -  зарево,  черно-дымные  полосы
разгорались и гасли.
     Љазармы горЯт, но ведь они за  железной  дорогой,  далеко,  совсем  в
другой стороне! џ вспомнил, как она взЯла менЯ за руку,  качаЯ  головой  и
стараЯсь не плакать. Џочему Я ничего не сказал ей? Ћна  очень  ждала  хоть
одного слова.
     ѓалька накатывала на берег, - должно быть, поднЯлсЯ  ветер,  и  дождь
стал накрапывать. „олго, ни о чем не думаЯ, Я смотрел, как большие тЯжелые
капли скатывались по  стеклу  -  сперва  медленно,  потом  все  быстрее  и
быстрее.
     Њне приснилось, что кто-то рванул дверь, вбежал в  комнату  и  скинул
мокрую шинель на пол. џ не сразу догадалсЯ, что это вовсе  не  сон.  Ћтчим
металсЯ по дому, на ходу стаскивал с себЯ гимнастерку. ‘крипЯ  зубами,  он
стаскивал ее, а она не шла, облепила спину.  ѓолый,  в  одних  штанах,  он
бросилсЯ к своему сундуку и вынул из него заплечный мешок.
     - Џетр €ваныч!
     Њельком он взглЯнул на менЯ и ничего не ответил. Њохнатый  и  потный,
он торопливо перекладывал белье из сундука в  мешок.  Ћн  закатал  одеЯло,
прижал коленом, перетЯнул ремнем. ‚се времЯ он  злобно  двигал  губами,  и
сжатые зубы становились видны - крупные и длинные, настоЯщие волчьи.
     ’ри гимнастерки он надел на себЯ, а четвертую сунул в  мешок.  „олжно
быть, он забыл, что Я не сплю, иначе, пожалуй, посовестилсЯ бы  сорвать  с
гвоздЯ и сунуть туда же, в мешок, мамину бархатную жакетку.
     - Џетр €ваныч!
     - Њолчи! - поднЯв голову, сказал он. - ‚се к черту!
     Ћн переобулсЯ, надел шинель и вдруг увидел на рукаве череп и кости. ‘
ругательством он снова скинул шинель и стал срывать череп и кости  зубами.
Њешок на плечо - и на  десЯть  лет  этот  человек  исчез  из  моей  жизни!
Ћстались только грЯзные следы  на  полу  да  пустаЯ  жестЯнка  от  папирос
"Љатык", в которой он держал запонки и цветные булавки.
     ‚се объЯснилось на другой день. ‚оенно-революционный комитет  объЯвил
в городе советскую власть. Ѓатальон смерти и добровольцы выступили  против
него и были разбиты.


        ѓлава четырнадцатаЯ. Ѓ…ѓ‘’‚Ћ. џ Ќ… ‘Џ‹ћ, џ Џђ€’‚Ћђџћ‘њ, —’Ћ ‘Џ‹ћ


     Ћткуда Џетька взЯл, что теперь по всем железным дорогам  можно  будет
ездить бесплатно? Ќаверно, слух о бесплатных трамваЯх донессЯ  до  него  в
таком преувеличенном виде.
     - ‚зрослым нужно командировку, - твердо сказал он. - Ђ нам - ничего.
     Ћн больше не молчал. Ћн уговаривал менЯ, дразнил, упрекал в  трусости
и презрительно смеЯлсЯ. —то бы ни происходило на белом свете, все убеждало
его, что мы, ни минуты не медлЯ, должны махнуть в ’уркестан. ‘ковородников
объЯвил, что он большевик, и велел тете „аше убрать иконы.  Џетька  сейчас
же объЯснил это событие в свою пользу и доказал, что теперь во  дворе  все
равно никому не будет житьЯ.
     - …го бабы загрызут, - сказал он  мрачно.  -  џ  теперь  за  него  не
ручаюсь.
     ‚оенно-революционный комитет приказал  разбить  ренсковые  погреба  и
спустить вина в Џесчинку. Ћказалось, что и это способствует нашему плану.
     - ђыба передохнет, - равнодушно, как взрослый, сказал Џетька, - и все
одно - начнут самогон гнать. Ќет, нужно ехать!
     Ќе знаю, уговорил бы он менЯ в конце концов или  нет,  если  бы  тетЯ
„аша и ‘ковородников на семейном совете не решили отдать  менЯ  и  ‘аню  в
приют. ’етЯ „аша была мастер  на  все  руки  -  вышивала  рубашки,  делала
абажуры. Ќо кому нужны были теперь ее абажуры? ‚озможно,  что,  выходЯ  за
‘ковородникова, она надеЯлась  поправить  свое  хозЯйство.  Ќо,  увлекшись
политической деЯтельностью, старик забросил  свой  универсальный  клей,  и
жить окончательно стало нечем. ‘о слезами она объЯвила, что будет ходить к
нам в приют каждый день, что  отдает  нас  только  на  зиму,  а  летом  мы
непременно вернемсЯ. ‚ приюте нас  будут  кормить,  учить,  оденут.  „адут
новые сапоги, две рубашки, пальто с шапкой, чулки и кальсоны. Џомню, как Я
спросил ее:
     - Ђ что такое кальсоны?
     Њы знали приютских. ќто были бледные  ребЯта  в  серых  курточках,  в
измЯтых серых штанах. Ћни здорово били птиц из рогаток, а потом жарили  их
у себЯ в саду и ели.  ‚от  как  их  кормили  в  приюте!  ‚ообще  они  были
"арестанты", и мы с ними дрались, и вот теперь Я стану "арестантом"!
     ‚ тот же день Я пошел к Џетьке и сказал, что согласен.  „енег  у  нас
было немного - десЯть рублей. Њы продали на толкучке мамины ботинки -  еще
десЯть. €того - двадцать. ‘ большими предосторожностЯми было  вынесено  из
дому одеЯло. ‘ такими же предосторожностЯми  оно  было  возвращено  назад:
никто не взЯл, хотЯ мы просили очень дешево, - кажетсЯ, четыре с полтиной.
Љак раз эти четыре с  полтиной  мы  проели,  пока  таскались  по  рынку  с
одеЯлом. €того - пЯтнадцать с полтиной.
     Џетька хотел загнать свои книжки, но  книжки,  к  счастью,  никто  не
купил. џ говорю - к счастью, потому что эти книжки  стоЯт  теперь  в  моей
библиотеке на самом  почетном  месте.  ‚прочем,  одну,  -  кажетсЯ,  "ћрий
Њилославский", - удалось продать. €того -  шестнадцать.  Њы  считали,  что
этих денег хватит до дЯди,  а  там  начнетсЯ  увлекательнаЯ,  превосходнаЯ
паровознаЯ жизнь. ЏомнитсЯ, нас очень волновал и вызывал множество  споров
вопрос о  вооружении.  “  Џетьки  был  финский  нож,  который  он  называл
кинжалом. Њы сшили длЯ него чехол из старого сапога. Ќо пускатьсЯ в путь с
одним холодным оружием было как-то неинтересно. ѓде достать револьвер?
     Ћдно времЯ мы надеЯлись, что военно-революционный комитет выдаст  нам
по нагану. Џотом  решили,  что,  пожалуй,  не  выдаст,  и  отправились  на
толкучку - не продаст ли нам  свое  оружие  какой-нибудь  дезертир?  Џосле
долгих поисков мы нашли то, что нам было нужно.
     ќто был большой пЯтиствольный револьвер с резной деревЯнной ручкой  -
именно пЯтиствольный, Я не оговорилсЯ. Ћн зарЯжалсЯ  со  всех  своих  пЯти
стволов, и после каждого  выстрела  нужно  было  поворачивать  эти  стволы
рукою. Ѓез сомнениЯ, это был один из первых револьверов на земле. џ  потом
видел такие в музее. Ќо нам он очень понравилсЯ. €менно эти  пЯть  стволов
нас поразили. €з такого как ахнешь! Џродавал его  не  дезертир,  а  стараЯ
генеральша - это тоже внушало нам уважение. ‘ловом, из шестнадцати  рублей
едва ли осталось бы больше трех с полтиной, если бы,  пока  мы  ходили  за
деньгами, генеральша не исчезла вместе со своим револьвером.
     ’еперь Я вижу, что нам все-таки повезло. ‘лучись так, что  мы  купили
бы это оружие и испытали его (а у нас уже и порох был заготовлен),  вместо
маршрута ќнск - Њосква - ’ашкент мы отправились бы по маршруту наш двор  -
‘пасское кладбище.
     €так, решено было ограничитьсЯ холодным оружием.
     ‚се остальное было в полном порЯдке: ботинки крепкие, пальто целые, у
Џетьки даже с бобриковым воротником, штанов по паре.
     џ был очень мрачен в этот день, и тетЯ „аша несколько раз принималась
менЯ утешать. ЃеднаЯ тетЯ „аша! …сли бы она знала,  что  мы  отложили  наш
отъезд только потому, что рассчитывали на ее  кокоры!  ‡автра  она  должна
была отвести нас с ‘аней в приют и целый день пекла нам "в дорогу" кокоры.
Ћна пекла их целый день и все снимала очки и сморкалась.
     ‘ менЯ она взЯла торжественное обещание - не воровать, не курить,  не
грубить, не ленитьсЯ, не пьЯнствовать, не ругатьсЯ, не дратьсЯ,  -  больше
заповедей, чем в свЯщенном писании. ‘естренке, котораЯ была очень грустна,
она подарила прекрасную старинную ленту.
     ђазумеетсЯ, можно было просто уйти из дому - и поминай, как звали! Ќо
Џетька решил, что это неинтересно,  и  выработал  довольно  сложный  план,
поразивший менЯ своей таинственностью.
     ‚о-первых, мы должны были дать друг другу "кровавую  клЯтву  дружбы".
‚от она:
     "Љто изменит этому честному слову,  -  не  получит  пощады,  пока  не
сосчитает, сколько в море песку, сколько листьев в лесу,  сколько  с  неба
падает дождевых капель. ‡ахочет идти вперед - посылай назад, захочет  идти
налево - посылай направо. Љак Я ударЯю  моей  шапкой  о  землю,  так  гром
поразит того, кто нарушит это честное слово. ЃоротьсЯ и искать, найти и не
сдаватьсЯ".
     Џо очереди произносЯ эту клЯтву, мы должны  были  пожать  друг  другу
руки и разом ударить шапками о землю. ќто было  сделано  в  ‘оборном  саду
накануне отъезда. џ сказал клЯтву наизусть, Џетька  прочитал  по  бумажке.
Џотом он уколол палец булавкой и расписалсЯ на бумажке кровью: "Џ.‘.",  то
есть Џетр ‘ковородников. џ с трудом нацарапал: "Ђ.ѓ.", то  есть  Ђлександр
ѓригорьев.
     ‚о-вторых, Я должен был лечь в десЯть часов и притворитьсЯ, что сплю,
хотЯ никто не интересовалсЯ, сплю Я  или  притворЯюсь.  ‚  три  часа  ночи
Џетька должен был свистнуть под окном три раза - условный  сигнал:  все  в
порЯдке, дорога свободна, можно бежать.
     ќто было гораздо опаснее, чем днем, когда действительно  все  было  в
порЯдке, дорога свободна, когда никто бы не заметил, что мы убежали. Ќочью
нас могли сцапать караулы - город был на осадном положении,  -  собаки  по
всему берегу на ночь спускались с цепей. Ќо
     Џетька приказал, и Я повиновалсЯ, € вот наступил  этот  вечер  -  мой
последний вечер в родном доме.
     ’етЯ „аша сидит за столом и чинит мою рубашку. •оть в приюте  и  дают
белье, а все-таки еще одну, на всЯкий случай! Џеред нею - лампа, на  лампе
- голубой абажур, подарок тети „аши  на  мамину  свадьбу.  ’еперь  у  него
какой-то сконфуженный вид - как будто он  плохо  чувствует  себЯ  в  нашем
опустевшем доме. ’емно в углах. —айник висит над плитой, а на тени  -  это
не чайник, а чей-то огромный перевернутый нос. €з  щели  под  окном  тЯнет
свежестью, пахнет рекою. ’етЯ „аша шьет и говорит.  Ћна  что-то  берет  со
стола, и светлый  круг  на  потолке  начинЯет  дрожать.  „есЯть  часов.  џ
притворЯюсь, что сплю.
     - ’ы, ‘анЯ, смотри, слушайсЯ брата  во  всем,  -  говорит  тетЯ  „аша
сестре. - ’ы, как девочка, должна на него опиратьсЯ. Њы  всегда  опираемсЯ
на мужчин, как на силу. “ж он тебЯ в обиду не даст.
     ‘ердце щемит, но Я стараюсь не думать о  ‘ане.  ‚от  мы  приезжаем  в
Њоскву! Џетькин дЯдЯ встречает нас на вокзале. Ћн похож на ‘ковородникова,
но моложе,  веселей.  Џаровоз  стоит  на  далеких  путЯх,  черный  человек
подбрасывает уголь в топку, искры сыплютсЯ из трубы и гаснут.  Њы  мчимсЯ,
мелькают деревьЯ, ходЯт вверх и вниз телефонные провода.  ’еперь  и  мы  с
Џетькой бросаем уголь в топку - жарко, весело; выглЯнешь - и ветер свистит
в ушах.
     - Ђ ты, ‘анЯ, - говорит мне тетЯ „аша, и Я  вижу,  как  слеза  ползет
из-под очков и падает на мою рубашку, - береги сестру. ‚ы будете в  разных
отделениЯх, но Я попрошу, чтобы тебе разрешили каждый день ее навещать.
     - ‹адно, тетЯ „аша.
     - ѓосподи, боже ты мой! Ѓыла бы жива ЂксиньЯ...
     Ћна поправлЯет лампу,  вдевает  нитку  и  снова  беретсЯ  за  работу,
вздохнув.
     Џоловина одиннадцатого. џ не сплю, Я притворЯюсь, что  сплю.  џ  вижу
деревьЯ в белых цветах, а в тени, под цветами,  ковры  -  синие,  зеленые,
голубые. Њы в ’уркестане. Ђпельсины растут на улицах. Њы  рвем  их  сперва
потихоньку, потом все смелее. Ѓольше некуда класть, и Џетька  вынимает  из
мешка запасную пару штанов. Ћн завЯзывает  концы  на  штанах,  он  бросает
апельсины в штаны. ‚от старик с бородой ведет нас в маленький  белый  дом.
Ћружие висит на стене - кинжалы, пЯтиствольные револьверы, кривые шашки  в
серебре. "џкши?" -  говорит  он  и  предлагает  нам  выбрать  по  кинжалу,
револьверу и шашке.
     - € читать научат и писать, - слышу Я сквозь сон и думаю:  откуда  же
здесь тетЯ „аша? - Њожет, и в люди  выйдешь.  Њожет,  и  нам  еще  спасибо
скажешь.
     џ  не  сплю,  Я  притворЯюсь,  что   сплю.   Џоловина   двенадцатого,
двенадцать. ’етЯ „аша встает. ‚ последний, в самый последний раз Я вижу ее
доброе лицо над лампой, освещенное снизу. Ћна ставит ладонь  над  стеклом,
дует - и темнота! Ћна крестит нас в темноте и ложитсЯ: сегоднЯ она  ночует
у нас.
     •орошо притворЯтьсЯ, когда не хочетсЯ  спать!  џ  с  трудом  открываю
глаза. Љоторый час? …ще далеко до трех. ЏьЯнаЯ  песнЯ  доноситсЯ  с  реки.
ѓалька накатывает на берег. Ђ сигнала  все  нет  как  нет,  только  ходики
тикают да тетЯ „аша, вздыхаЯ, ворочаетсЯ с боку на бок.
     џ сажусь, чтобы не заснуть, и кладу голову на колени. џ  притворЯюсь,
что сплю. џ слышу свист и не могу проснутьсЯ.
     Џетька потом говорил, что охрип, как цыган, пока менЯ досвисталсЯ. Ќо
он свистал все времЯ, пока Я надевал сапоги, пальто, клал в мешок  кокоры.
Ћчень сердитый, он зачем-то  велел  мне  поднЯть  воротник  пальто,  и  мы
побежали.
     ‚се обошлось превосходно, никто нас не тронул - ни собаки,  ни  люди.
Џравда, на всЯкий случай мы версты три  дали  крюку  по  городскому  валу.
„орогой Я пыталсЯ узнать у Џетьки,  уверен  ли  он,  что  теперь  по  всем
железным дорогам бесплатный проезд. Ћн отвечал, что  уверен,  -  на  худой
конец доедем под лавкой. „ве ночи - и Њосква, скорый поезд отходит в  пЯть
сорок.
     Ќикакого поезда в пЯть сорок не было, когда,  обойдЯ  караулы,  мы  в
полуверсте от станции махнули через забор.
     ’ускло блестели мокрые  черные  рельсы,  тускло  горели  на  стрелках
желтые фонари. —то было делать? †дать до утра на  станции?  ЌельзЯ:  могут
забрать караулы. ‚ернутьсЯ домой?
     ‚ эту минуту бородатый, весь  залитый  маслом  сцепщик  вылез  из-под
товарного состава и пошел к нам навстречу по шпалам.
     - „Яденька, - смело сказал ему  Џетька,  -  как  отсюда  в  Њоскву  -
направо или налево? ‘цепщик посмотрел на него, потом на менЯ. џ похолодел:
"‘ейчас отправит в комендатуру".
     - „о Њосквы, хлопцы, пЯтьсот верст.
     - ’ы только скажи, дЯденька: направо или налево?
     ‘цепщик засмеЯлсЯ.
     - Ќалево.
     - ‘пасибо, дЯденька. ‘анька, пошли налево!


        ѓлава пЯтнадцатаЯ. ЃЋђЋ’њ‘џ € €‘ЉЂ’њ, ЌЂ‰’€ € Ќ… ‘„Ђ‚Ђ’њ‘џ


     ‚се путешествиЯ,  когда  путешественникам  по  одиннадцати-двенадцати
лет, когда они ездЯт под вагонами и не моютсЯ  месЯцами,  похожи  одно  на
другое. ‚  этом  легко  убедитьсЯ,  перелистав  несколько  книг  из  жизни
беспризорных. ‚от почему Я не стану описывать нашего путешествиЯ из  ќнска
в Њоскву.
     ‘емь заповедей тети „аши были вскоре забыты.  Њы  ругались,  дрались,
курили - иногда навоз, чтобы согретьсЯ. Њы врали: то  тетка,  поехавшаЯ  в
Ћренбург за солью, потерЯла нас по дороге, то мы были беженцами  и  шли  к
бабушке  в  Њоскву.  Њы  выдавали  себЯ  за  братьев  -  это   производило
трогательное впечатление. Њы не умели петь, но Я читал  в  поездах  письмо
штурмана дальнего плаваниЯ. Џомню, как на станции ‚ышний ‚олочок  какой-то
моложавый седой морЯк заставил менЯ повторить это письмо дважды.
     - Ћчень странно, - сказал он, глЯдЯ мне прЯмо в лицо суровыми  серыми
глазами, - экспедициЯ лейтенанта ‘едова? Ћчень странно.
     € все же мы  не  были  беспризорниками.  Џодобно  капитану  ѓаттерасу
(Џетька рассказывал мне  о  нем  с  такими  подробностЯми,  о  которых  не
подозревал и сам †юль ‚ерн), мы шли вперед и  вперед.  Њы  шли  вперед  не
только потому, что в ’уркестане был хлеб, а здесь его уже не было. Њы  шли
открывать новую страну - солнечные города, привольные сады. Њы  дали  друг
другу клЯтву.
     Љак эта клЯтва помогала нам!
     Ћднажды, подходЯ к ‘тарой ђуссе, мы сбились с дороги и заблудились  в
лесу. џ лег на снег и закрыл глаза. Џетька пугал  менЯ  волками,  ругалсЯ,
даже бил - все было напрасно. џ не мог больше сделать ни  шагу.  ’огда  он
снЯл шапку и бросил ее на снег.
     - ’ы клЯтву давал, ‘анька, - сказан он, - боротьсЯ и искать, найти  и
не  сдаватьсЯ.  ‡начит,  ты  теперь   клЯтвопреступник?   ‘ам   сказал   -
клЯтвопреступник не получит пощады.
     џ заплакал, но встал. Џоздней ночью мы дошли до деревни. „еревнЯ была
староверческаЯ, но одна старушка все же  принЯла  нас,  накормила  и  даже
вымыла в бане.
     ’ак от деревни к деревне, от станции к станции мы, наконец, добрались
до Њосквы. „орогой мы продали, променЯли и  проели  почти  все,  что  было
взЯто с собой из ќнска. „аже Џетькин кинжал в ножнах  из  старого  сапога,
был продан, помнитсЯ, за два куска студнЯ.
     Ќепроданными остались только наши бумаги-клЯтвы,  подписанные  кровью
"Џ.‘." и "Ђ.ѓ.", и адрес Џетькиного дЯди.
     „ЯдЯ!  Љак  часто  мы  говорили  о  нем!  ‚  конце  концов,  он  стал
представлЯтьсЯ мне каким-то паровозным владыкой: борода по ветру,  дым  из
трубы, пар из-под котла...
     € вот наконец - Њосква! Њорозной февральской ночью мы выбрались через
окно из уборной, в которой  провели  последний  перегон,  и  спрыгнули  на
рельсы. Њосквы было не видать, темно, да мы ею и  не  интересовались.  ќто
была просто Њосква, а дЯдЯ жил в Њоскве-’оварной, седьмое депо,  ремонтнаЯ
мастерскаЯ. „ва часа мы блуждали по шпалам, путались  среди  сходЯщихсЯ  и
расходЯщихсЯ рельсов. Ќачинало светать, когда седьмое депо предстало перед
нами - мрачное здание с  темными  овальными  окнами,  с  высокой  овальной
дверью, на которой висел замок. „Яди не было. Ќе у кого было даже спросить
о дЯде. “тром в комитете седьмого депо мы узнали, что дЯдЯ уехал на фронт.
     ‚се кончено! Њы вышли и сели на эстакаду.
     Џрощайте, улицы, на которых  растут  апельсины,  прощайте,  ночи  под
открытым небом, прощайте, нож за опоЯской и криваЯ шашка в серебре!
     Ќа всЯкий случай Џетька вернулсЯ в комитет - спросить: не был ли дЯдЯ
женат? Ќет, дЯдЯ был холостой. Ћн жил, оказываетсЯ, в  каком-то  вагоне  и
так в этом вагоне и поехал на фронт.
     ‘овсем  рассвело,  и  Њосква  была  теперь  видна:  дома,  дома  (мне
казалось, что все это - вокзалы), огромные кучи снега, редкие  трамваи.  €
снова дома и дома. —то делать?
     ’ак начались плохие дни. —ем мы только не занимались! Њы  дежурили  в
очередЯх. Њы нанимались к буржуЯм сгребать снег с  панелей  перед  домами:
была объЯвлена "трудоваЯ повинность". Њы  выгребали  из  цирковой  конюшни
навоз. Њы ночевали в подъездах, на кладбищах, на чердаках.
     € вдруг все переменилось...
     Њы шли, помнитсЯ, по Ѓожедомке, мечтаЯ  только  об  одном:  встретить
где-нибудь костер; тогда случалось, что костры разводили и  на  Љузнецком.
Ќет, не видать! ‘нег, темнота, тишина! •олоднаЯ ночь.  Џодъезды,  куда  ни
глЯнь, закрыты. „рожа, мы шли и молчали. Ѓоюсь, пришлось бы  Џетьке  снова
бить  шапкой  о  землю,  но  в  эту  минуту  пьЯные  голоса  донеслись  из
подворотни, мимо которой мы только что прошли. Џетька зашел во двор, Я сел
на тумбу, стуча зубами и засунув в рот дрожащие пальцы. Џетька вернулсЯ.
     - Ђйда! - радостно сказал он. - Џустили!


        ѓлава шестнадцатаЯ. Џ…ђ‚›‰ ЏЋ‹…’


     •орошо спать, когда над головою  крыша!  •орошо  в  двадцатиградусный
мороз сидеть у "буржуйки", колоть и подкидывать дровишки, пока не  загудит
в трубе! Ќо еще лучше, развешиваЯ соль или муку,  думать  о  том,  что  за
работу нам обещан сам ’уркестан. Њы попали в притон инвалидов-спекулЯнтов,
хозЯин притона, хромой полЯк с обваренной физиономией, обещал взЯть нас  с
собой в ’уркестан. ЋказываетсЯ, это не город, Я страна,  столица  ’ашкент,
тот самый ’ашкент, куда каждые две три недели ездЯт наши инвалиды.
     Њы нанЯлись к этим жуликам паковать продукты.
     †алованьЯ мы не получали - только стол и приют. Ќо  мы  были  рады  и
этому.
     …сли бы не хозЯйка, жена хромого спекулЯнта, жизнь была бы просто  не
дурна! •озЯйка нам досмерти надоела.
     ’олстаЯ, с вытаращенными глазами,  трЯсЯ  животом,  она  прибегала  в
сарай, где мы паковали продукты, посмотреть, все ли цело.
     - Џфе! Ђ пфе! џк смиешь так робиць? /Љак смеешь так делать?/
     ђобиць  не  робиць,  а  действительно,  это  было  не  так  просто  -
развешиваЯ, например, свиной шпиг, не отщипнуть  хоть  маленький  кусочек.
Џиленый сахар сам застревал в рукавах и карманах.  Ќо  мы  держались.  ќх!
‡нали бы мы, что все равно не видеть нам ’уркестана,  как  своих  ушей,  -
пожалуй, чего-нибудь и недосчиталась бы стараЯ ведьма!
     Ћднажды (мы работали в притоне уже третий месЯц) она примчалась к нам
в одном халате. ‚ руках у нее был замок, которым наш  сарай  запиралсЯ  на
ночь.  ‚ытаращив  глаза,  она  остановилась  на   пороге,   оглЯнулась   и
побледнела.
     - Ќе битьсЯ, не стучатьсЯ - прошептала она и схватилась за голову.  -
Ќе кричать! Њолчать!
     Њы и опомнитьсЯ не успели, как, тЯжело  дыша,  она  задвинула  засов,
повесила замок и ушла.
     ќто было так неожиданно, что с  минуту  мы  и  точно  молчали.  Џотом
Џетька выругалсЯ и лег на пол. џ тоже лег,  и  мы  стали  смотреть  -  под
дверьми была узкаЯ щель.
     ‘перва все было тихо  -  пустой  двор,  подтаЯвший  снег  с  желтыми,
налившимисЯ водой  следами.  Џотом  поЯвились  незнакомые  ноги  в  черных
крепких сапогах - одна пара, другаЯ, третьЯ.  Ќоги  шли  к  флигелю  через
двор. „ве  пары  пропали,  третьЯ  осталась  у  крыльца.  ђЯдом  опустилсЯ
приклад.
     - Ћблава, - прошептал Џетька и вскочил.
     ‚ темноте он стукнул менЯ головой, и Я прикусил Язык. Ќо тут было  не
до Языка.
     - Ќужно бежать!..
     Љто знает, может быть, моЯ жизнь пошла бы другим путем,  если  бы  мы
захватили с собой веревку. ‚еревок было сколько  угодно  в  сарае.  Ќо  мы
вспомнили о них,  когда  были  уже  на  чердаке.  ‘арай  был  каменный,  с
чердаком, крыша односкатнаЯ, и  на  задней  стенке  -  круглое  отверстие,
выходившее на соседний двор.
     Џетька выглЯнул в это отверстие  и  оглЯнулсЯ.  Ћн  расцарапал  щеку,
когда мы в темноте отдирали от потолка доски, и теперь  поминутно  вытирал
кровь кулаком.
     - Џрыгнуть, что ли?
     Ќо не так легко прыгнуть с высоты пЯти-шести метров  через  небольшое
отверстие в гладкой стене, - разве только как в воду, вниз головой.  Ќужно
было вылезть в  это  отверстие  ногам  наружу,  сесть,  согнувшись  в  три
погибели, и, оттолкнувшись всем телом, упасть вниз. Џетька так и сделал. џ
еще думал, не вернутьсЯ ли за веревкой, а он уже сидел в дыре.  ЋбернутьсЯ
он не мог. Ћн только сказал:
     - Ќичего, ‘анЯ, смелее.
     € исчез. ‘ упавшим сердцем Я поглЯдел  ему  вслед.  Ќичего,  он  упал
счастливо на мокрую кучу снега по ту сторону забора, подходившего  в  этом
месте очень близко к сараю.
     - „авай!
     џ вылез и сел, сжимаЯ колени. ‚есь соседний двор был теперь  виден  -
маленькаЯ девочка каталась на финских санках вдоль старинного с  колоннами
дома, ворона сидела на водосточной трубе. ‚от  девочка  остановилась  и  с
любопытством посмотрела на нас. ‚орона тоже посмотрела, но  равнодушно,  и
отвернулась, втЯнув голову между крыльев.
     - „авай!
     Љроме девочки и вороны, на дворе был еще человек в кожаном пальто. Ћн
стоЯл у того места, где наш флигель примыкал к чужому двору. џ видел,  как
он докурил папиросу, бросил ее и спокойно направилсЯ к нам.
     - „авай! - отчаЯнно крикнул Џетька.
     ‚се вдруг пришло в движение, когда Я стал слабо отталкиватьсЯ руками.
‚орона вспорхнула, девочка испуганно попЯтилась. Џетька опрометью  кинулсЯ
к воротам, человек в кожаном пальто побежал за ним.  џ  все  понЯл  в  эту
минуту. Ќо было уже поздно - Я летел вниз.
     ’аков был мой первый полет - вниз по прЯмой, с  высоты  пЯти  метров,
без парашюта. Ќе могу сказать, что он был  удачен.  џ  грудью  ударилсЯ  о
забор, вскочил и снова упал. Џоследнее,  что  Я  еще  видел,  был  Џетька,
выскочивший на улицу и захлопнувший ворота перед самым  носом  человека  в
кожаном пальто.


        ѓлава семнадцатаЯ. ‹џ‘›


     ђазумеетсЯ, это было очень глупо - бежать,  когда  мы  ни  в  чем  не
виноваты. ‚едь мы сами не спекулировали, только  работали  у  спекулЯнтов.
Ќам бы ничего не сделали, только  допросили  бы  и  отпустили.  Ќо  теперь
поздно было раскаиватьсЯ. —еловек в кожаном пальто крепко держал  менЯ  за
руку, мы шли куда-то, - наверное, в тюрьму. џ попалсЯ, а Џетька  удрал.  џ
был теперь один. ‚от уже вечер, солнце садитсЯ, галки медленно  летЯт  над
деревьЯми вдоль ‘трастного бульвара... џ не плакал,  но,  должно  быть,  у
менЯ было отчаЯнное лицо, потому что человек в кожаном пальто  внимательно
посмотрел на менЯ и разжал свою руку: понЯл, что не убегу.
     Ћн привел менЯ в просторный, светлый зал на  шестом  этаже  огромного
дома у Ќикитских ворот. ќто был  распределитель  Ќаробраза,  в  котором  Я
провел три памЯтных днЯ...
     “ менЯ сердце упало, когда Я увидел эти багровые морды. Ћдни, сидЯ на
корточках вокруг глинЯной  печки,  резались  в  карты,  другие  снимали  с
высоких окон длинные карнизы и тут же отправлЯли их в печку, третьи спали,
четвертые строили дом - дом из старых рам и полотен, сложенных как  попало
в углу. Џо ночам, когда в  распределителе  становилось  холодней,  чем  на
улице, эти домохозЯева зажигали примус и пускали желающих  в  свой  дом  -
кого за пару папирос, кого за кусок хлеба... € среди этого дикого  развала
на высоких постаментах стоЯли и равнодушно смотрели белыми слепыми глазами
гипсовые фигуры греческих богов - Ђполлона, „ианы и  ѓеркулеса.  ’олько  у
богов и были человеческие лица. Џод утро, просыпаЯсь от холода  и  выбиваЯ
зубами дробь, Я робко поглЯдывал на них. Ќебось, думают: "„урак ты, дурак!
‡ачем ушел из дому? Џодумаешь,  приют,  -  весной  вернулсЯ  бы,  стал  бы
помогать старикам, нашлась бы работа! Ђ теперь ты осталсЯ один, -  умрешь,
никто и не вспомнит. ’олько Џетька порыскает по Њоскве, да вздохнет тЯжело
тетЯ „аша! Џроси-ка, брат, одежду да вылетай домой!"  ‚  Ќаробразе  менЯли
одежду  -  старую  жгли,  а  взамен  выдавали  штаны  и  рубашку.   Њногие
беспризорники нарочно попадались, чтобы сменить ободравшуюсЯ одежду.
     ‚се три днЯ Я промолчал. „лЯ мальчика, который так  недавно  научилсЯ
говорить, это было совсем не трудно. „а и  с  кем  говорить?  Љаждый  раз,
когда приводили новых беспризорников, Я невольно смотрел, нет ли среди них
моего Џетьки. Ќет. € хорошо, что нет! џ сидел в стороне и молчал.
     € вот от голода, от холода, от тоски  Я  стал  заниматьсЯ  лепкой.  ‚
бывшей мастерской живописи и ваЯниЯ было сколько угодно белой скульптурной
глины. Љак-то Я взЯл кусок, размочил его кипЯтком и начал мЯть в  пальцах.
€ вот сама собой получилась жаба. џ сделал ей большие  ноздри,  выпученные
глаза и попробовал вылепить зайца, ђазумеетсЯ, это было еще  очень  плохо.
Ќо что-то шевельнулось в душе, когда Я вдруг увидел раздвоенную мордочку в
бесформенном комке глины. џ запомнил эту минуту: никто  не  видел,  что  Я
леплю;  старый  вор,  попавший  каким-то  чудом   в   распределитель   длЯ
беспризорных, рассказывал о том, как на  вокзалах  "работают  в  паре".  џ
стоЯл в стороне у окна, сдерживаЯ  дыхание,  смотрел  на  маленький  комок
глины, из которого торчали заЯчьи уши, и не понимал, почему Я волнуюсь...
     Џотом Я вылепил конЯ с толстой расчесанной гривой. ‹Ясы! Љонь старика
‘ковородникова, вот что это такое! ќто были лЯсы, только не из  дерева,  а
из глины. Ќе знаю почему,  но  это  открытие  обрадовало  менЯ.  џ  заснул
веселый. џ как будто надеЯлсЯ, что лЯсы спасут менЯ. Џомогут выйти отсюда,
помогут найти Џетьку, помогут мне вернутьсЯ  домой,  а  ему  добратьсЯ  до
’уркестана. Џомогут сестре в приюте, Џетькиному дЯде  на  фронте,  помогут
всем, кто бродит ночью по улицам в  холодной  и  голодной  Њоскве.  ’ак  Я
молилсЯ - не богу, нет! †абе, коню и  зайцу,  которые  сушились  на  окне,
прикрытые кусочками газеты.
     Џожалуй, другой мальчик - не  такой  безбожник,  как  Я,  -  стал  бы
идолопоклонником и навсегда уверовал бы в жабу, конЯ и зайца. Ћни  помогли
мне!
     Ќа другой день в распределитель  Явилась  комиссиЯ  Ћтдела  народного
образованиЯ, и распределитель был уничтожен отныне и на веки веков.
     ‚оры были отправлены в тюрьмы, беспризорники - в колонии, нищие -  по
домам. ‚ просторном зале мастерской  живописи  и  ваЯниЯ  остались  только
греческие боги - Ђполлон, ѓеркулес и „иана.
     - Ђ это что? - спросил один из членов  комиссии,  лохматый,  небритый
юноша, которого все называли просто ура. - Џосмотрите-ка, €ван Ђндреевич,
какаЯ скульптура!
     €ван Ђндреевич, тоже лохматый и небритый, но старый, надел  пенсне  и
стал изучать лЯсы.
     - ’ипичнаЯ русскаЯ игрушка из ‘ергиевского посада,  -  сказал  он.  -
€нтересно. ќто кто сделал? ’ы?
     - џ.
     - Љак фамилиЯ?
     - ѓригорьев Ђлександр.
     - “читьсЯ хочешь?
     џ  смотрел  на  него  и  молчал.  „олжно  быть,  Я  все-таки  здорово
натерпелсЯ за эти месЯцы холодной уличной жизни, потому что у  менЯ  вдруг
перекосилось лицо и отовсюду потекло - из глаз и из носу.
     - •очет, - сказал член комиссии ура. - Људа бы  нам  его  направить,
€ван Ђндреевич, а?
     - Љ Ќиколаю Ђнтонычу, по-моему, - ответил  тот,  осторожно  ставЯ  на
подоконник моего зайца.
     - Ђ ведь верно! “ ЌиколаЯ Ђнтоныча есть этот уклон в  искусство.  Ќу,
ѓригорьев Ђлександр, хочешь к Ќиколаю Ђнтонычу?
     - ура, он его не знает. ‡апишите-ка  лучше.  ѓригорьев  Ђлександр...
‘колько лет?
     - Ћдиннадцать.
     џ прибавил полгода.
     - Ћдиннадцать лет, ‡аписали? Љ ’атаринову, в четвертую школу-коммуну.


        ѓлава восемнадцатаЯ. Ќ€ЉЋ‹Ђ‰ ЂЌ’ЋЌ›—


     ’олстаЯ девушка из Ќаробраза, чем-то похожаЯ тетю „ашу, оставила менЯ
в длинной полутемной комнате-коридоре и ушла, сказав, что сейчас вернетсЯ.
џ был в раздевалке. Џустые вешалки,  похожие  на  тощих  людей  с  рогами,
стоЯли в открытых шкафах. ‚доль стены двери и двери. Ћдна была стеклЯннаЯ.
‚первые после ќнска Я увидел себЯ. ‚от так вид! Ѓледный мальчик с  круглой
стриженой головой уныло смотрел на менЯ, очень маленький, гораздо  меньше,
чем  Я  думал.  Ћстрый  нос,  обтЯнутый  рот.  ЊенЯ  оттирали   пемзой   в
наробразовской  бане,  но  кое-где  еще  остались  темные  пЯтна.  „линную
форменную тужурку можно было обернуть вокруг менЯ еще раз,  длинные  штаны
болтались вокруг сапог.
     ’олстуха вернулась, и мы пошли к Ќиколаю Ђнтонычу.  ќто  был  полный,
бледный человек, лысеющий, с зачесанными назад редкими волосами. ‚о рту  у
него блестел золотой зуб, и Я по своей глупой привычке, как  уставилсЯ  на
этот зуб, так и смотрел на него не  отрываЯсь  Њы  довольно  долго  ждали:
Ќиколай Ђнтоныч был занЯт. Ћн разговаривал с ребЯтами лет по  шестнадцати,
обступившими его со всех сторон и что-то толковавшими наперебой. Ћн слушал
их,  шевелЯ  толстыми  пальцами,  напоминавшими  мне  каких-то   волосатых
гусениц, кажетсЯ, капустниц. Ћн был нетороплив, снисходителен, важен...
     - ’ише, ребЯта, не все сразу, - сказал Ќиколай Ђнтоныч. - Ќу,  €горь,
говори хоть ты. Ћн встал и обнЯл  за  плечи  мальчика  в  очках,  черного,
курчавого, румЯного, с черным пухом на щеках и пол носом.
     - Ќиколай Ђнтоныч! - торжественно сказал  €горь  и  покраснел.  -  Њы
протестуем против реального училища ‹Ядова. Њы решили идти  в  тринадцатое
объединение и протестовать. ЉакаЯ же это коммуна, если норму  оставили,  а
членов прибавили? Љораблев говорит, что это борьба за кашу. Ђ мы  считаем,
что дело в принципе. …сли мы - коммуна, мы сами должны  решать,  принимаем
мы новых членов или не принимаем. ђеальное училище ‹Ядова мы не принимаем.
“ж лучше, если на то пошло, мы возьмем женскую  гимназию  Ѓржозовской.  Ћн
говорил так пылко, что только  на  одну  секунду  остановилсЯ,  когда  все
засмеЯлись.
     - ‚ообще, мы протестуем против оскорблений Љораблева и требуем, чтобы
вопрос был поставлен на школьном совете.
     - € останетесь в меньшинстве, - возразил  Ќиколай  Ђнтоныч  и  кивнул
нам.
     Њы подошли.
     - Ѓеспризорник?
     - Ќет.
     - ‘ Ќаробраза, - объЯснила толстуха и положила на стол бумагу.
     - Ћткуда ж ты, ѓригорьев? - читаЯ бумагу,  внушительно  спросил  менЯ
Ќиколай Ђнтоныч.
     - €з ќнска.
     - Ђ как сюда попал, в Њоскву?
     - Џроездом, - отвечал Я.
     - ‚от как, милый! Људа же ты ехал?
     џ набрал в грудь воздуха  и  ничего  не  сказал.  ЊенЯ  уже  сто  раз
спрашивали, кто да откуда.
     - Ќу, мы с тобой еще потолкуем. - Ќиколай Ђнтоныч написал  что-то  на
обороте моей бумаги из Ќаробраза. - Ђ не убежишь?
     џ был уверен, что убегу. Ќо на всЯкий случай сказал:
     - Ќет.
     Њы ушли. Ќа пороге Я  обернулсЯ.  €горь,  с  нетерпеливым  презрением
ожидавший конца  нашего  объЯснениЯ,  быстро  говорил  что-то,  а  Ќиколай
Ђнтоныч, не слушаЯ, задумчиво глЯдел мне вслед. Ћ чем он думал? “ж, верно,
не о том, что сама судьба Явилась к нему в этот день в образе  заморыша  с
темными пЯтнами на голове, в болтающихсЯ сапогах, в форменной курточке, из
которой торчала худаЯ шеЯ.


         * —Ђ‘’њ ‚’ЋђЂџ. …‘’њ ЌЂ„ —…Њ ЏЋ„“ЊЂ’њ * 


        ѓлава перваЯ. ‘‹“Ђћ ‘ЉЂ‡Љ€


     "„о первого теплого днЯ" - иначе Я и не думал. ‘падут морозы -  и  до
свиданьЯ, только менЯ и видели в детском доме! Ќо вышло иначе. џ никуда не
удрал. ЊенЯ удержали чтениЯ...
     ‘ утра мы ездили в пекарню за хлебом,  потом  занимались.  ‘читалось,
что мы в первой группе, хотЯ по возрасту кое-кому пора уже было учитьсЯ  в
шестой. ‘таренькаЯ  преподавательница  ‘ерафима  Џетровна,  приходившаЯ  в
школу с дорожным мешком за плечами, учила нас... Џраво,  мне  даже  трудно
объЯснить, чему она нас учила.
     ЏомнитсЯ, мы проходили утку. ќто были  сразу  три  урока:  географиЯ,
естествознание и русский. Ќа уроке естествознаниЯ утка изучалась как  утка
какие у нее крылышки, какие лапки, как она плавает и так далее.  Ќа  уроке
географии та же утка изучалась как житель  земного  шара:  нужно  было  на
карте