спросил
командира, лежащего под шинелью на лавке:
     - ђубен, ‘корнЯков убит?
     Љомандир под шинелью сказал, что убит.
     - ‘ковородников, - не своим голосом поправила Я. - Џочему  ‘корнЯков?
Њладший лейтенант ‘ковородников!
     - ‘ковородников? ’акого не знаю. Ћбедали?
     - „а, спасибо.
     “ менЯ ноги еще дрожали, когда Я вышла из политотдела...
     ‘амолет кружил над деревней, сандружинницы  шли  задними  дворами,  и
слышно было, как они кричали: "ЊарусЯ, воздух!" ‘нарЯды все чаще  ложились
вдоль улицы и теперь стало Ясно, что немцы бьют не по батареЯм, а по самой
деревне. Ќаши отходили -  в  одну  минуту  деревнЯ  наполнилась  людьми  в
грЯзных, красных от глины шинелЯх и  так  же  быстро  опустела.  •уденький
горбоносый юноша со сжатыми губами, с  разлетающимисЯ  бровЯми  забежал  в
медсанбат, попросил напитьсЯ. ЏанЯ подала ему - и с такой сильной,  чистой
нежностью, какой Я не испытала ни к кому на  свете,  Я  смотрела,  как  он
пьет, как ходит вверх и вниз его худой кадык, как со  злобой  косЯтсЯ  его
глаза на дорогу, по которой еще отходили наши.
     Њы выехали в девЯтом часу, и весь медсанбат  снЯлсЯ  вместе  с  нами.
ЃерезоваЯ роща, котораЯ еще так недавно была легкой,  сиЯющей,  спокойной,
теперь горела, и ветер гнал прЯмо на нас темные, шаткие столбы  дыма.  ќто
было  кстати:  мы  без  труда  проскочили   ту   часть   дороги,   котораЯ
простреливалась, - на выезде из деревни. ’еперь не  так  трЯсло  -  машина
была полна, но каждый раз, когда она нырЯла в рытвину, раздавалсЯ стон,  и
мы с Џаней совсем  замотались,  следЯ,  чтобы  кто-нибудь  из  раненых  не
ударилсЯ головой о раму.
     ќто было 8 сентЯбрЯ - день, когда, готовЯсь  к  решительному  штурму,
немцы впервые начали серьезно бомбить  ‹енинград.  Њрачное  зарево  пожара
летело навстречу машине. Њы выехали на Њеждународный,  и  стало  казатьсЯ,
что весь город охвачен огнем. ѓовор послышалсЯ среди раненых, и в  красных
отблесках, искоса забегавших в  автобус,  Я  увидела,  что  один  из  них,
плечистый морЯк с забинтованной головой, рвет на себе тельнЯшку и плачет.


        ѓлава десЯтаЯ. Ђ †€‡Ќњ €„…’


     „еревЯнные  щиты  перед  окнами   магазинов   уже   поста   -   рели,
потрескались, облупились; в садах и парках давно заросли  травой:  щели  и
траншеи; в квартирах с утра был полумрак, потому что  тревога  объЯвлЯлась
по многу раз в день и не имело смысла  все  времЯ  открывать  и  закрывать
ставни. "Ћкопы", на которые Я ездила в июле, давно превратились в  сильные
укреплениЯ с дзотами, стальные каркасы длЯ которых отливались на заводах.
     ЉажетсЯ, никогда в жизни Я столько не работала,  как  этой  осенью  в
‹енинграде. џ училась на курсах ђЋЉЉ  ездила  на  фронт  и  даже  получила
благодарность в приказе за то, что под сильным  огнем  вывезла  раненых  с
линии фронта.
     Ђ писем все не было - все чаще  приходилось  мне  вынимать  из  сумки
белого медвежонка. Џисем не было - напрасно искала Я ‘аню среди  летчиков,
награжденных за полеты в Ѓерлин, Љенигсберг, Џлоешти.
     Ќо Я работала, "набираЯ скорость", как на сумасшедшем поезде, который
мчитсЯ вперед, не разбираЯ сигнальных огней, - только свистит и  бросаетсЯ
в сторону ветер осенней ночи!
     € вот пришел день, когда поезд промчалсЯ  мимо,  а  Я  одна  осталась
лежать под насыпью, одинокаЯ, разбитаЯ, умирающаЯ от горЯ.
     …ще в детстве мне почему-то было стыдно рассказывать сны. Љак будто Я
сама доверЯла  себе  заветную  тайну,  а  потом  сама  же  раскрывала  ее,
рассказываЯ то, что было известно мне одной в целом свете. Ќо этот  сон  Я
все-таки должна рассказать.
     џ уснула  в  госпитале  после  дежурства,  на  десЯть  минут,  и  мне
приснилось, что Я сижу у окна и занимаюсь испанским. ’ак и было, когда  мы
жили в Љрыму: ‘анЯ сердитсЯ, что  Я  забросила  Языки,  и  Я  стала  снова
заниматьсЯ испанским. Ќо разве Љрым за окном? ‘ловно в раю, клонитсЯ  вниз
тЯжелаЯ ветка сливы с матовыми синими плодами, прозрачные  желтые  персики
светЯтсЯ, тают на солнце, и всюду - цветы, и цветы: табак,  левкои,  розы.
’ишина - и вдруг оглушительный птичий крик, взмахи  крыльев,  волнение!  џ
бросаю книгу - и в сад, через стол, через  окно.  €  что  же?  Љоршун  или
ворон, не знаю, большаЯ птица с горбатым клювом сидит на платане, раскинув
острые крыльЯ. € эта птица держит  в  клюве  другую,  маленькую,  кажетсЯ,
соколенка. Ћна держит соколенка за ноги,  и  тот  уже  не  кричит,  только
смотрит, смотрит на менЯ человеческими глазами. “ менЯ  сердце  падает,  Я
кричу, ищу что-нибудь, палку,  а  коршун  поднимаетсЯ  медленно  и  летит.
ѓолова его повернута  в  сторону  от  менЯ.  ‹етит,  раскинув,  распластав
неподвижные крыльЯ.
     -  ‚от,  ‹укерьЯ  €льинична,  объЯсните  сон,  -  сказала   Я   нашей
канцелЯристке, пожилой, старомодной и чем-то всегда напоминавшей мне  тетю
„ашу.
     - ‚аш муж прилетит.
     - Џочему же? ‚едь улетел коршун и птичку унес?
     Ћна подумала.
     - ‚се равно прилетит.
     ‚есь день Я была под впечатлением этого  страшного,  глупого  сна,  а
вечером уговорила ‚арю поехать ко мне ночевать.
     ’ревоги  начались,  как  обычно,  в  половине  восьмого.  Џервую   мы
пересидели, хотЯ ђозалиЯ Ќаумовна звонила по телефону и  от  имени  группы
самозащиты приказывала спуститьсЯ. ‚торую тоже пересидели. ‚ бомбоубежищах
на менЯ всегда находила тоска, и Я давно решила, что если мне "не повезет"
- пускай это случитсЯ на свежем воздухе, под  ленинградским  небом.  Љроме
того, мы жарили кофе - важное дело, потому что это был не только кофе,  но
и лепешки, если к гуще прибавить немного муки.
     Ќо началась третьЯ тревога, бомбы упали близко, дом  качнулсЯ,  точно
сделал шаг вперед и назад, в кухне посыпались с  полок  кастрюли,  и  ‚арЯ
взЯла менЯ за руку Я повела вниз, не слушаЯ возражений. †енщины  стоЯли  в
темном подъезде и говорили  быстро,  тревожно.  џ  узнала  знакомый  голос
дворничихи татарки ѓюль €жбердеевой, которую все в доме почему-то называли
Њашей.
     - „евЯтка побита, - сказала она. - Ћчень побита.  Љомендант  велел  -
бери лопата, пошла, отрывать нада.
     "„евЯтка" - это был дом, в котором помещалсЯ гастрономический магазин
номер девЯть.
     - Ѓери лопата, пошла. ‚се пошла! Љому нет лопата,  там  дадут.  Ѓери,
бабка, бери! ’ебЯ побьют, тебЯ отрывать будут.
     Ћна гремела в темноте лопатами, одну сунула мне,  другую  ‚аре.  “жас
как не хотелось идти!  Њне  уже  случалось  "отрывать",  когда  разбомбили
нейрохирургическую  клинику  ‚оенно-медицинской  академии.  Ќо  женщины  в
подъезде поворчали и пошли - и мы пошли за ними.
     Ќочь была великолепнаЯ, ЯснаЯ -  самаЯ  "налетнаЯ",  как  говорили  в
‹енинграде. ЏохожаЯ на желтый  воздушный  шар  луна  висела  над  городом,
первые заморозки только что начались, и воздух был легкий, крепкий. ѓулЯть
бы в такую ночь, сидеть на набережной с милым другом под одним  плащом,  и
чтобы где-то внизу волна чуть слышно ударЯлась о каменный берег!
     Ђ мы шли, усталые, молчаливые, злые, с лопатами на плечах,  доставать
из-под развалин дома живых или мертвых.
     "„евЯтка" была расколота надвое - бомба пробила все пЯть этажей, и  в
черном  неправильном  провале  открылсЯ   узкий   ленинградский   двор   с
фантастическими  ломаными  тенЯми.  „ом  упал  фасадом   вперед,   обломки
загородили улицу, и в этой каше битого кирпича, мебели,  арматуры  торчало
черное крыло роЯлЯ. ‘ третьего этажа висел,  накренЯсь,  буфет,  на  стене
были Ясно видны пальто и дамскаЯ шлЯпа.
     Љак  и  тогда,  на  развалинах  клиники,  тихо  было   вокруг,   люди
неторопливо, со странным спокойствием приближались к дому, и  голоса  были
неторопливые,  осторожные.  †енщина  закричала,  бросилась  на  землю,  ее
отнесли в сторону, и снова стало тихо. Њертвый старик в белом,  засыпанном
известью и щебнем пальто лежал на панели, на него натыкались,  заглЯдывали
в лицо и медленно обходили.
     ‚ода залила подвалы. Џрежде всего, нужно было что-то сделать с водой,
и  худенький  ловкий  сержант   милиции,   распорЯжавшийсЯ   спасательными
работами, поставил нас с ‚арей на откачку воды, к насосу.
     ‘нова двинулась и остановилась под ногами землЯ, и  прЯмо  над  нами,
догонЯЯ  друг  друга,  пошли  в  небо  желтой  дугой  трассирующие   пули.
Џрожектора,  чудесно  укорачиваЯсь  и  удлинЯЯсь,   скрестились,   и   мне
показалось, что в одной из точек скрещениЯ мелькнул маленький самолетик.
     ‡енитки стали бить - только что далеко, а  вот  уже  ближе  и  ближе,
точно кто-то огромный шагал через кварталы, ежеминутно  стрелЯЯ  вверх  из
тысЯчи  пистолетов.  Ќе  отрываЯсь  от  работы,  Я  взглЯнула  на  небо  и
поразилась: так странен был контраст между безумством шарЯщих  прожекторов
и спокойствием чистой ночи  с  равнодушно  желтой  луной,  так  страшна  и
нарЯдна была картина войны с  коротким  треском  пулеметов,  стремительным
полетом разноцветных ракет в Ясном, высоком небе.
     ‘анитарные машины остановились у веревок, которыми милициЯ  огородила
разрушенный дом. ђабота шла полным ходом, шум и гулкие  голоса  доносились
из подвала, и люди выходили, бледные, мокрые  до  поЯса.  †ертв,  кажетсЯ,
было немного.
     ђаскрасневшаЯсЯ, красиваЯ ‚арЯ выдирала  из  груды  сломанной  мебели
матрацы, одеЯла, подушки, укладывала раненых, делала кому-то искусственное
дыхание, кричала  на  санитаров  и  два  врача,  приехавшие  с  санитарной
машиной, бегали, как мальчики, и слушались каждого ее слова.
     Џодоткнув юбку, она спустилась в подвал и  вылезла  оттуда,  таща  за
плечи  мокрого  человека.  •уденький  сержант  подбежал,  помог,  санитары
подтащили носилки.
     - Џосадите! - повелительно сказала она.
     ќто был красноармеец или командир, без фуражки, в почерневшей от воды
шинели. …го посадили. ѓолова упала на грудь. ‚арЯ взЯла его за подбородок,
и голова легко, как у куклы, откинулась назад. —то-то знакомое мелькнуло в
этом бледном лице  с  темно-желтыми  космами  волос,  облепившими  лоб,  и
несколько минут  Я  работала,  стараЯсь  вспомнить,  где  Я  видела  этого
человека. - ‚от так, сейчас  будет  здоров,  -  низким,  сердитым  голосом
сказала ‚арЯ.
     Ћна разжала ему зубы, сунула пальцы в рот. Ћнз амоталсЯ, затрепетал у
нее в руках, хрипЯ и рывками втЯгиваЯ воздух.
     - Ђга, кусаешьсЯ, милый! - снова сказала ‚арЯ.
     ђучка насоса то поднималась, то опускалась, и мне  то  видно,  то  не
видно было, что ‚арЯ делает  с  ним.  ’еперь  он  сидел,  тЯжело  дыша,  с
закрытыми глазами, и при свете луны лицо его казалось  белым,  удивительно
белым, с приплюснутым носом и квадратной нижней челюстью, точно очерченной
мелом, - лицо, которое Я видела тысЯчу раз, а теперь не верила глазам,  не
узнавала...
     „о сих пор не понимаю, почему Я не позволила отправить ђомашова - это
был он - в больницу. Њожет  показатьсЯ  невероЯтным,  но  Я  обрадовалась,
когда, сидЯ на земле в расстегнутой  шинели,  он  поднЯл  глаза  и  сквозь
туман, которым был еще полон страшноватый, неопределенный  взглЯд,  увидел
менЯ и сказал чуть слышно: "ЉатЯ". Ћн не удивилсЯ, убедившись в  том,  что
именно Я стою перед ним с какой-то бутылочкой в руках, которую ‚арЯ велела
ему понюхать. Ќо когда Я взЯла его за  руку,  чтобы  проверить  пульс,  он
стиснул зубы, дрожа, сказал еще раз, погромче: "ЉатЯ, ЉатЯ".
     Љ утру мы вернулись домой. Њы шли, шатаЯсь, мы с ‚арей не меньше  чем
ђомашов, хотЯ бомба не пробила над нами пЯть этажей и мы не болтались,  не
захлебывались в залитом водой подвале. Њы шли, а Њаша с какой-то  женщиной
волокли за нами ђомашова. Ћн все беспокоилсЯ,  не  пропал  ли  его  мешок,
заплечный мешок и Њаша наконец сердито сунула ему мешок под нос и сказала:
     - ’ы не мешок думай. ’ы бога думай. ’ы  жизнь,  дурак,  спасал.  ’ебе
молитьсЯ, куран читать нада!
     Љофе - это было очень кстати, когда мы  доплелись  и,  сдав  ђомашова
ђозалии Ќаумовне, повалились в кухне на кровать, грЯзные  и  растрепанные,
как черти.
     - ‚ общем, Я так и не понЯла, что это за дЯдЯ, - сказала ‚арЯ.
     - ‘амый плохой человек на земле, - ответила Я устало.
     - „ура, зачем же ты его привела?
     - ‘тарый друг. —то делать?
     Њне стало жарко от кофе,  Я  начала  снимать  платье,  запуталась,  и
последнее, что еще прошло перед  глазами,  было  большое  белое  лицо,  от
которого Я беспомощно отмахнулась во сне.


        ѓлава одиннадцатаЯ. “†€Ќ. "Ќ… ЋЃЋ ЊЌ… ђ…—њ"


     Ћн еще спал, когда мы уходили, - ђозалиЯ  Ќаумовна  постелила  ему  в
столовой. ЋдеЯло сползло, он спал в чистом нижнем белье, и ‚арЯ  мимоходом
привычным движением поправила, подоткнула одеЯло. Ћн дышал  сквозь  сжатые
зубы, между веками была видна полоска глазного Яблока - уж такой  ђомашов,
что его нельзЯ было спутать ни с одним ђомашовым на свете!
     - ’ак - самый плохой? - шепотом спросила ‚арЯ.
     - „а.
     - Ђ, по-моему, ничего.
     - ’ы сошла с ума!
     - —естное слово - ничего. ’ы думаешь, почему  он  так  спит?  “  него
короткие веки.
     Ћтчего мне казалось, что  к  вечеру  ђомашов  должен  исчезнуть,  как
виденье, принадлежащее той исчезнувшей ночи? Ћн не исчез. џ позвонила -  и
не ђозалиЯ Ќаумовна, а он подошел к аппарату.
     - ЉатЯ, мне необходимо поговорить с  вами,  -  почтительным,  твердым
голосом сказал он. - Љогда вы вернетесь? €ли разрешите приехать?
     - Џриезжайте.
     - Ќо Я боюсь, что в госпитале это будет неловко.
     - Џожалуй. Ђ домой Я вернусь через несколько дней.
     Ћн помолчал.
     - џ понимаю, что у вас нет ни малейшего желаниЯ видеть менЯ.  Ќо  это
было так давно... Џричина, по которой вы не хотели со мной встречатьсЯ...
     - Ќу, нет, не очень давно...
     - ‚ы говорите об этом письме, которое Я послал с доктором Џавловым? -
спросил он живо. - ‚ы получили его?
     џ не ответила.
     - Џростите менЯ.
     Њолчание.
     - ќто не случайно, что мы встретились. џ шел  к  вам.  џ  бросилсЯ  в
подвал, потому что кто-то закричал, что в подвале остались дети. Ќо это не
имеет значениЯ. Ќам необходимо встретитьсЯ, потому что дело касаетсЯ вас.
     - Љакое дело?
     - Ћчень важное. џ вам все расскажу.
     “ менЯ сердце екнуло - точно Я не знала, кто говорит со мной.
     - ‘лушаю вас.
     ’еперь он замолчал и так надолго, что Я чуть не повесила трубку.
     - •орошо, тогда не нужно. џ ухожу, и больше  вы  никогда  не  увидите
менЯ. Ќо клЯнусь...
     Ћн прошептал еще что-то; мне представилось, как он стоит, сжав  зубы,
прикрыв глаза, и тЯжело дышит в трубку, и  это  молчание,  отчаЯние  вдруг
убедили менЯ. џ сказала, что приду, и повесила трубку.
     Ќа столе стоЯли сыр и масло  -  вот  что  Я  увидела,  когда,  открыв
входную дверь своим ключом, остановилась  на  пороге  столовой.  ќто  было
невероЯтно - настоЯщий сыр, голландский, красный, и масло тоже  настоЯщее,
может  быть  даже  сливочное,  в  большой  эмалированной   кружке.   •леб,
незнакомый,  не  ленинградский,  был  нарезан  щедро,  большими   ломтЯми.
Љухонным ножом  ђомашов  открывал  консервы,  когда  Я  вошла.  €з  мешка,
лежавшего на столе, торчала бутылка...
     ђастрепаннаЯ, счастливаЯ ђозалиЯ Ќаумовна вышла из спальни.
     - ЉатЯ, как вы думаете, что делать с Ѓерточкой?  -  шепотом  спросила
она. - џ могу ее пригласить?
     - Ќе знаю.
     - Ѓоже мой, вы сердитесь? Ќо Я только хотела узнать...
     - Њиша, - сказала Я  громко,  -  вот  ђозалиЯ  Ќаумовна  просит  менЯ
выЯснить, может ли она пригласить к столу свою сестру Ѓерту.
     - —то за вопрос! ѓде она? џ сам ее приглашу.
     - ‚ас она испугаетсЯ, пожалуй.
     Ћн неловко засмеЯлсЯ.
     - Џрошу, прошу!
     ќто был очень веселый ужин. ЃеднаЯ ђозалиЯ Ќаумовна дрожащими  руками
готовила бутерброды и ела  их  с  религиозным  выражением.  Ѓерта  шептала
что-то над каждым куском -  маленькаЯ,  седаЯ,  с  остреньким  носиком,  с
расплывающимсЯ взглЯдом. ђомашов болтал не умолкаЯ, - болтал и пил.
     ‚от когда Я как следует рассмотрела его!
     Њы не виделись несколько лет. ’огда он был довольно толст. ‚ лице,  в
корпусе,  немного  откинутом  назад,  начинала   определЯтьсЯ   солидность
полнеющего человека. Љак все очень некрасивые люди, он старалсЯ тщательно,
даже щегольски одеватьсЯ.
     ’еперь он был тощ и костлЯв,  перетЯнут  новыми  скрипЯщими  ремнЯми,
одет и гимнастерку с двумЯ шпалами на петлицах,  -  неужели  майор?  Љости
черепа стали видны. ‚  глазах,  немигающих,  широко  открытых,  поЯвилось,
кажетсЯ, что-то новое - усталость?
     - џ изменилсЯ, да? - спросил он, заметив, что  Я  глЯжу  на  него.  -
‚ойна перевернула менЯ. ‚се стало другим - душа и тело.
     …сли бы стало все другим, он бы не доложил мне об этом.
     - Њиша, откуда у вас столько добра? “крали?
     Ћчевидно, он не расслышал последнего слова.
     - Љушайте, кушайте! џ достану еще. ‡десь все можно достать. ‚ы просто
не знаете.
     - ‚ самом деле?
     - „а, да. …сть люди.
     Ќе знаю, что он хотел сказать этими словами, но Я  невольно  положила
свой бутерброд на тарелку.
     - ‚ы давно в ‹енинграде?
     - ’ретий день. ЊенЯ перебросили из Њосквы в  распорЯжение  начальника
‚оенторга. џ был на ћжном фронте. Џопал в окружение и вырвалсЯ чудом.
     ќто было  правдой,  страшной  длЯ  менЯ  правдой,  а  Я  слушала  его
небрежно, с давно забытым чувством власти над ним.
     - Њы отступали к Љиеву. Њы не знали, что Љиев отрезан, - сказал он. -
Њы думали, что немцы черт знает где, а они встретили нас под •ристиновкой,
в двухстах километрах от фронта. ‘ущий ад, - добавил он смеЯсь,  -  но  об
этом потом. Ђ сейчас Я хотел сказать  вам,  что  видел  в  Њоскве  ЌиколаЯ
Ђнтоныча. Љак ни странно, он никуда не поехал.
     - ‚ самом деле? - сказала Я равнодушно.
     Њы помолчали.
     - ‚ы, кажетсЯ, собирались поговорить о чем-то, Њиша?  ’огда  пойдемте
ко мне.
     Ћн встал и выпрЯмилсЯ. ‚здохнул и поправил ремень.
     - „а, пройдемте. ‚ы позволите взЯть с собой вино?
     - Џожалуйста.
     - Љакое?
     - џ не буду пить - какое хотите.
     Ћн взЯл со стола бутылку, стаканы и, поблагодарив  ђозалию  Ќаумовну,
прошел за мной. Њы уселись - Я на диван, он у стола, который был  когда-то
‘ашиным и на котором так и стоЯли нетронутыми ее кисти в высоком бокале.
     - ќто длинный рассказ.
     Ћн волновалсЯ. џ была спокойна.
     - Ћчень длинный и... ‚ы курите?
     - Ќет.
     - Њногие женщины во времЯ войны, стали курить.
     - „а, многие. ЊенЯ ждут в госпитале. ‚ам даетсЯ ровно двадцать минут.
     - •орошо, - задумчиво, по слогам сказал ђомашов. - ‚ы знаете,  что  в
августе Я уехал с  ‹енинградского  фронта.  Њне  не  хотелось  уезжать,  Я
рассчитывал встретитьсЯ с вами. Ќо приказ есть приказ.
     ‘анЯ часто повторЯл эту фразу, и мне неприЯтно было  услышать  ее  от
ђомашова.
     - Ќе буду рассказывать о том, как Я попами  на  юг.  Њы  дрались  под
Љиевом и были разбиты.
     Ћн сказал: "мы".
     - ‚ •ристиновке Я присоединилсЯ к санитарному эшелону, который шел  в
обход Љиева, на “мань. ќто были обыкновенные теплушки,  в  которых  лежали
раненые. Њного тЯжелых. …хали три, четыре, пЯть дней, в жаре, в духоте,  в
пыли...
     Ѓерта молилась в соседней комнате.
     Ћн встал и нервно закрыл дверь.
     - џ был контужен днЯ за два до того, как присоединилсЯ к эшелону.
     Џравда, легко - только по временам начинало покалывать левую  сторону
тела. Ћна у менЯ буреет, - напрЯженно улыбнувшись, добавил ђомашов. -  …ще
и теперь.
     ‚арЯ, котораЯ в ту ночь раздевала и одевала ђомашова, говорила, что у
него леваЯ сторона обожжена; должно быть, это и было  то,  что  он  назвал
"буреет".
     - € вот мне  пришлось  занЯтьсЯ  хозЯйством  нашего  эшелона.  Џрежде
всего, нежно было наладить питание, и Я с гордостью могу  сказать,  что  в
пути - мы ехали две недели - от голода ни один человек не умер. Ќо не  обо
мне речь.
     - Ћ ком же?
     - „ве девушки, студентки Џединститута из ‘танислава, ехали с нами.
     Ћни носили раненым еду, менЯли повЯзки, делали все, что могли. €  вот
однажды одна из них позвала менЯ к летчику - раненый летчик лежал в  одной
из теплушек.
     ђомашов налил вина.
     - џ спросил девушек, что случилось. "Џоговорите с ним!" - "Ћ чем?"  -
"Ќе хочет жить: говорит, что застрелитсЯ, плачет". Њы прошли к нему, -  не
знаю, как получилось, что в этой теплушке Я не был ни разу. Ћн лежал  вниз
лицом, ноги забинтованы, но так небрежно, неумело. „евушки подсели к нему,
окликнули...
     ђомашов замолчал.
     - —то же вы не пьете, ЉатЯ? - немного охрипнувшим голосом спросил он.
- ‚се Я один. Ќапьюсь, что станете делать?
     - Џрогоню. „осказывайте вашу историю.
     Ћн выпил залпом, прошелсЯ, сел, џ тоже пригубила. Њало ли летчиков на
свете!


        ѓлава двенадцатаЯ. ‚…ђћ


     ‚от эта историЯ, как ее рассказал ђомашов.
     ‘анЯ был ранен в лицо и ноги, рванаЯ рана на лице уже  подживала.  Ћн
не сказал, при каких обстоЯтельствах был ранен, - об  этом  ђомашов  узнал
совершенно случайно из многотиражки "Љрасные соколы",  где  была  помещена
заметка о ‘ане. Ћн вез мне этот номер газеты и, без  сомнениЯ,  довез  бы,
если бы не глупаЯ историЯ, когда он  чуть  не  утонул  в  подвале,  спасаЯ
детей. Ќо это не имеет значениЯ - он помнит заметку наизусть:
     "‚озвращаЯсь  с   боевого   заданиЯ,   самолет,   ведомый   капитаном
ѓригорьевым, был настигнут четырьмЯ истребителЯми противника.  ‚  неравной
схватке ѓригорьев сбил один истребитель, остальные ушли, не принимаЯ  боЯ.
Њашина была повреждена, но ѓригорьев продолжал полет.  Ќедалеко  от  линии
фронта он был вновь атакован, на этот раз двумЯ  "юнкерсами".  Ќа  объЯтой
пламенем машине ѓригорьев  успешно  протаранил  "юнкерс".  ‹етчики  энской
части всегда будут хранить  памЯть  о  сталинских  соколах  -  коммунистах
капитане ѓригорьеве, штурмане ‹ури, стрелке-радисте Љарпенко  и  воздушном
стрелке …ршове, до последней минуты своей жизни боровшихсЯ за отчизну".
     Њожет быть, текст неточен,  слова  стоЯт  в  другом  порЯдке,  но  за
содержание заметки  ђомашов  ручалсЯ  головой.  Ћн  держал  этот  номер  в
планшете, вместе с другими бумагами, очень важными, планшет попал в  воду,
газета превратилась в мокрый комочек, и, когда он ее просушил, как раз той
полосы, на которой была напечатана заметка, не  оказалось.  Ќо  и  это  не
имеет значениЯ.
     €так, ‘аню считали погибшим, но он не погиб, он был  только  ранен  в
лицо и в ноги. ‚ лицо легко, а в ноги,  очевидно,  серьезно  -  во  всЯком
случае, сам передвигатьсЯ не мог.
     "Љак он попал в эшелон?" - "Ќе  знаю,  -  сказал  ђомашов,  -  мы  не
говорили об этом". - "Џочему?" - "Џотому что через час после нашей встречи
в двадцати километрах от •ристиновки эшелон расстрелЯли  немецкие  танки".
Ћн так и сказал: "расстрлЯли".
     ќто было неожиданно - наткнутьсЯ на  немецкие  танки  в  нашем  тылу.
ќшелон остановилсЯ - с первого выстрела был подбит паровоз. ђаненые  стали
прыгать под насыпь, разбежались, и немцы через эшелон  стали  стрелЯть  по
ним шрапнелью.
     Џрежде всего,  ђомашов  бросилсЯ  к  ‘ане.  Ќелегко  было  под  огнем
вытащить его из теплушки, но ђомашов вытащил, и они спрЯтались за  колеса.
’Яжело раненные кричали в вагонах: "Ѓратцы, помогите!", а немцы все  били,
уже близко, по соседним вагонам. Ѓольше нельзЯ было лежать за колесами,  и
‘анЯ сказал: "Ѓеги, у менЯ есть пистолет,  и  они  менЯ  не  получат".  Ќо
ђомашов не оставил его, поволок в сторону, канавой,  по  колено  в  грЯзи,
хотЯ ‘анЯ бил его по рукам и ругалсЯ. Џотом один  лейтенант  с  обожженным
лицом помог ђомашову перетащить его через болото, и они остались вдвоем  в
маленькой мокрой осиновой роще.
     ќто  было  страшно,  потому  что  большой  немецкий  десант  захватил
ближайшую станцию, вокруг шли бои, и немцы в любую минуту могли  поЯвитьсЯ
в этой рощице, котораЯ на открытой местности была единственным удобным длЯ
обороны местом. Ќеобходимо было, не терЯЯ времени, двигатьсЯ дальше. Ќо  у
‘ани открылась  рана  на  лице,  температура  поднЯлась,  он  все  говорил
ђомашову: "Ѓрось менЯ, пропадешь!" Ђ один раз сказал: "џ думал, что в моем
положении  придетсЯ  тебЯ  опасатьсЯ".  Љогда  он  опускал  ноги,  у  него
поЯвлЯлась мучительнаЯ боль - кровь приливала к ранам. ђомашов сделал  ему
костыль: расщепил сук, сверху привЯзал шлем, и получилсЯ костыль. Ќо  ‘анЯ
все равно не мог идти, и тогда ђомашов пошел один, но не вперед, а  назад,
к эшелону, - он надеЯлсЯ  отыскать  давешних  девушек  из  ‘танислава.  „о
эшелона он не дошел - за болотом по нему открыли огонь. Ћн вернулсЯ.
     - џ вернулсЯ через час или немного больше, - сказал ђомашов, -  и  не
нашел его. ђоща была маленькаЯ, и Я пересек ее вдоль и поперек.  џ  боЯлсЯ
кричать, но все же крикнул несколько раз - никакого ответа.  џ  искал  его
всю ночь, наконец, свалилсЯ,  уснул,  а  утром  нашел  то  место,  где  мы
расстались:  мох  был  сорван,  примЯт,  самодельный  костыль  стоЯл   под
осиной...
     Џотом ђомашов попал в  окружение,  но  пробилсЯ  к  своим  с  отрЯдом
морЯков из „непровской флотилии. Ѓольше он ничего не слышал о ‘ане...
     ’ысЯчу раз представлЯлось мне, как Я  узнаю  об  этом.  ‚от  приходит
письмо, обыкновенное,  только  без  марки,  Я  открываю  письмо  -  и  все
перестает существовать, Я падаю без слова. ‚от приходит  ‚арЯ,  которую  Я
столько раз утешала,  и  начинает  говорить  о  нем  -  сперва  осторожно,
издалека, потом: "…сли бы он погиб, что ты стала бы делать?" € Я  отвечаю:
"Ќе пережила бы". ‚от в военкомате Я стою среди других женщин, мы  смотрим
друг на друга, и у всех одна мысль: "Љоторой сегоднЯ скажут -  убит?"  ‚се
передумала Я, только одно не приходило мне в голову: что об этом расскажет
мне ђомашов.
     Љонечно, все это была ерунда,  которую  он  сочинил  или  прочитал  в
журнале. ‚ернее всего, сочинил, потому что характерный длЯ него расчет был
виден в каждом слове. Ќо как несправедливо, как тЯжко было, что на менЯ за
что-то свалилась эта неЯснаЯ, тупаЯ игра! Љак Я не заслужила,  чтобы  этот
человек ЯвилсЯ в ‹енинград, где и без него  было  так  трудно,  -  ЯвилсЯ,
чтобы подло обмануть менЯ!
     - Њиша, - сказала Я очень спокойно. - ‚ы написали мне: "‘частье мое и
жизнь". ќто правда?
     Ћн молча смотрел на менЯ. Ћн был бледен, а уши - красные,  и  теперь,
когда Я спросила: "ќто правда?", они стали еще краснее.
     - ’огда зачем же вы придумали так мучить менЯ?  џ  должна  сознатьсЯ,
что иногда немного жалела вас. ќтого не бывает, чтобы женщина хоть  раз  в
жизни не пожалела того, кто любит ее так долго. Ќо как же вы не понимаете,
тупой человек, что если бы, не  дай  бог,  ‘анЯ  погиб,  Я  стала  бы  вас
ненавидеть? ‚ы должны сознатьсЯ, что все это ложь,  Њиша.  €  попросить  у
менЯ прощеньЯ, потому что иначе Я действительно прогоню вас, как  негодЯЯ.
Љогда это было - то, что вы рассказывали?
     - ‚ сентЯбре.
     - ‚от видите - в сентЯбре. Ђ Я получила письмо от десЯтого октЯбрЯ, в
котором ‘анЯ пишет, что жив и здоров и может быть,  прилетит  на  денек  в
‹енинград, если позволит начальство. Ќу-ка, что вы на это скажете, Њиша?
     Ќе знаю, откуда взЯлись у менЯ силы, чтобы солгать в такую минуту! Ќе
получала Я никакого письма от десЯтого октЯбрЯ. “же  три  месЯца,  как  не
было ни слова от ‘ани.
     ђомашов усмехнулсЯ.
     - ќто очень хорошо, что вы не поверили мне, - сказал он. -  џ  боЯлсЯ
другого. Џусть так, все к лучшему.
     - ‡начит, все это - ложь?
     - „а, - сказал ђомашов, - это ложь.
     Ћн должен был убеждать менЯ, доказывать, сердитьсЯ, он должен был,  -
как тогда на ‘обачьей Џлощадке, - стоЯть передо мной с  дрожащими  губами.
Ќо он сказал равнодушно:
     - „а, это ложь.
     € у менЯ забилось, упало, опустело сердце.
     „олжно быть, он почувствовал это. Ћн подошел и взЯл менЯ  за  руку  -
смело, свободно. џ вырвала руку.
     - …сли бы Я хотел обмануть вас, Я просто показал  бы  вам  газету,  в
которой черным по белому напечатано, что ‘анЯ погиб. Ђ Я рассказал вам то,
чего не знает никто на свете. € это смешно, - сказал он надменно, - что  Я
сделал это будто бы из низких личных побуждений. €ли Я думал, что подобное
известие может расположить вас ко мне? Ќо это - правда, которую Я не  смел
скрыть от вас.
     Џо-прежнему Я сидела ровно, неподвижно, но все вокруг стало  медленно
уходить от менЯ: ‘ашин стол с кисточками в высоком  бокале  и  этот  рыжий
военный у стола, фамилию которого Я забыла. џ молчала, и мне не нужно было
ничего, но этот военный почему-то поспешно ушел  и  вернулсЯ  с  маленькой
седой, изЯщной женщиной, котораЯ схватилась  за  голову,  увидев  менЯ,  и
сказала:
     - ЉатЯ, боже мой! „айте воды, воды! „а что же с вами, ЉатЯ?


        ѓлава тринадцатаЯ. ЌЂ„…†„Ђ


     - ‚аренька, что со мной? џ больна?
     - Ќичуть не больна - здорова.
     Ћна махнула рукой, и,  осторожно  скрипЯ  сапогами,  кто-то  вышел  и
сказал негромко.
     - Ћчнулась.
     - Љто это?
     - „а все тот же - рыжий твой, - с досадой сказала ‚арЯ.
     џ помолчала.
     - ‚аренька, ты знаешь?
     - Ѓоже мой, да  еще  ничего  не  случилось.  Ќу,  ранен,  эка  штука!
ѓолубчик ты мой, - она прижалась ко мне, обнЯла. - „а разве можно так? —то
же мне-то тогда - умереть? € ведь какаЯ внешность обманчиваЯ! џ бы о  тебе
ничего подобного никогда не сказала. €ли прежде очень измучилась?  €ли  он
сказал неосторожно?
     - Ќет, осторожно. ќто пройдет.
     - Ќу, конечно, пройдет. “же прошло. Љофе хочешь?
     џ опЯть помолчала.
     - ‚аренька!
     - —то, голубчик?
     - џ надеюсь.
     - Ќу, конечно, еще бы не так! € нужно надеЯтьсЯ! џ тебе говорю -  вот
запомни мои слова - никуда не денетсЯ, вернетсЯ твой ‘анЯ.
     ѓазету "Љрасные соколы", в которой была напечатана  заметка  о  ‘ане,
очень трудно было достать в ‹енинграде. ‘перва Я старалась  достать,  даже
узнала у одного военного корреспондента, в какой части выходит эта газета.
Џотом перестала, когда ЏетЯ написал  мне,  что  он  читал  заметку  своими
глазами: "џ думаю и думаю о вас, дорогаЯ  ЉатЯ.  ‘анЯ  погиб  мужественно,
великолепно! „лЯ менЯ он был самым близким человеком на свете,  с  детских
лет милым и любимым братом. ‚сегда у него что-то звенело в душе,  и  легче
становилось жить, как, бывало, прислушаешьсЯ к этому молодому  звону.  ќто
было наше детство, наша мечта, наша клЯтва, которую он помнил  всю  жизнь.
Љак бы мне хотелось увидать вас, разделить ваше горе!"
     ‚ ответ Я подробно изложила рассказ  ђомашова  и  прибавила,  что  не
терЯю надежды...
     ‚се реже Я возвращалась домой. џ кончила курсы ђЋЉЉ и стала  работать
в госпитале уже не "общественницей", а профессиональной сестрой.  €  голод
долго не мешал мне, куда дольше, чем, например, ‚аре, котораЯ на вид  была
гораздо крепче, чем Я. „лЯ менЯ было легче, что горе свалилось на  менЯ  в
такие тЯжелые дни в ‹енинграде, где можно было попасть под  артиллерийский
снарЯд, лежа в своей постели, где улицы были  занесены  первым  снегом,  а
окна стоЯли открытыми, потому  что  многие  ленинградцы,  когда  еще  было
тепло, перешли на казарменное положение и уже не вернулись домой.
     ‹егче потому, что,  сопротивлЯЯсь  всему,  что  принесла  блокада,  Я
невольно сопротивлЯлась и собственному горю. € ђомашов,  как  ни  странно,
понимал менЯ. Ќедаром он совершенно перестал уговаривать  менЯ  уехать  из
‹енинграда...
     Ћн повторил свой рассказ, и Я  узнала  много  новых  подробностей,  о
которых в первый раз он не упомЯнул ни слова. Љогда ђомашов с  лейтенантом
тащили ‘аню через болото, они сложили руки крестом, и он обнЯл  их  руками
за шеи. Ћдну из девушек звали Љатей, и ‘анЯ  ужасно  обрадовалсЯ  и  потом
только и звал ее: "ЉатЯ, ЉатЯ!" Љогда ‘анЯ сказал: "Ђ  Я  думал,  что  мне
придетсЯ  тебЯ  опасатьсЯ",  ђомашов  только  засмеЯлсЯ  в  ответ,  и  это
действительно было смешно - каждую минуту в рощице могли поЯвитьсЯ немцы.
     ќто была правда, зачем ему лгать? ‚едь если бы  он  захотел  обмануть
менЯ, он просто показал бы газету, в которой черным по белому  напечатано,
что ‘анЯ погиб. ’ак он сказал - и это тоже  было  правдой.  "Ќо  ведь  это
ђомашов, - так Я говорила себе.  -  ђомашов  с  его  немигающими  глазами.
ђомашов, ‘ова, как называл его ‘анЯ".
     "‚ойна менЯет людей, - так Я отвечала себе. - Ћн  видел  смерть,  ему
стало скучно в этом мире притворства к лжи, который прежде был его  миром.
Ћн сделал длЯ ‘ани все, что мог, - и сделал именно потому, что  невозможно
было предположить, что он способен на это".
     Љак-то мельком Я сказала ему, что была бы очень рада увидеть Џетю.
     - ѓотово, - объЯвил он мне через несколько дней, - завтра приедет.
     ‚озможно, что это было простым совпадением, хотЯ ђомашов уверЯл,  что
он устроил вызов через ректора Ђкадемии  художеств.  Ќо  прошло  несколько
дней, и ЏетЯ приехал.
     џ не видела его три с половиной месЯца. џ провожала  его  с  чувством
страха за его рассеЯнность, поэтичность, погруженность  в  себЯ  -  черты,
которые меньше всего могли пригодитьсЯ ему на фронте. Ђ  в  комнату  вошел
крепкий, загорелый человек, не сутулый, как прежде, а  прЯмой,  с  прЯмым,
уверенным взглЯдом.
     Њы обнЯлись.
     - ЉатЯ, теперь и Я думаю, что ‘анЯ вернетсЯ, - сразу сказал он. -  Ћн
воскрес, когда его считали погибшим. ’еперь кончено. Ѓудет жить. ќто  наша
такаЯ фронтоваЯ примета. € в части уже знают, что он жив.  €наче  прислали
бы извещение, это же совершенно Ясно!
     ќто было далеко не Ясно, но Я слушала, и  у  менЯ  не  было  силы  не
верить...
     ЏетЯ ЯвилсЯ ко мне очень рано, в шестом часу утра. Њы ждали  ђомашова
до полуднЯ. ЏетЯ рассказывал, и Я слушала его с таким чувством, как  будто
это был не ЏетЯ, а его младший брат - грубоватый,  румЯный,  в  полушубке,
который крепко пахнул овчиной,  с  желтыми  пальцами,  которыми  он  ловко
сворачивал огромные "козьи ножки". ќто была историЯ характера - то, что он
рассказал о себе. •удожник, человек искусства, он и первые дни  на  фронте
увидел не войну, а как бы панораму войны. Ћн был одно, война - другое.  Ќо
вот прошла неделЯ, другаЯ. Ћн убил первого немца.
     - Љак случилось, что Я, художник ‘ковородников, убил человека?  Ќо  Я
убил человека, который не имел права называть  себЯ  так.  “биваЯ  его,  Я
защищал это право.
     ’ак он стал "атомом войны". Ѓольше он не наблюдал ее как художник. Ћн
был теперь солдатом и делал все, что в его силах,  чтобы  стать  настоЯщим
солдатом.
     - —то  же  мне  делать  в  этом  старом  мире?  -  сказал  он,  легко
оглЯнувшись кругом.
     Њы не дождались ђомашова, и Я ушла перваЯ,  потому  что  видела,  что
Џете хочетсЯ побыть одному в этом "старом мире". Ћбернувшись с  порога,  Я
увидела, как он взЯл одно  из  своих  свернутых  трубкой  полотен  и  стал
осторожно развертывать его вдруг задрожавшими, огрубевшими пальцами.
     џ позвонила ђомашову из госпиталЯ.
     - Џриехал? - весело сказал он. - ‚от видите. Ђ вы сомневались!
     - „а, приехал. Џриходите вечером, он хочет вас видеть.
     - ‚ечером, к сожалению, не могу, - неотложное дело.
     - Ќет, придете.
     - Ќикак не могу.
     - Џридете, вы слышите, Њиша?
     € Я бросила трубку.
     Ћн пришел. Њы сидели в столовой, он поЯвилсЯ в дверЯх и  сразу  же  с
протЯнутой рукой направилсЯ к Џете.
     - ђад, рад, - сказал он, - очень рад. ЏризнатьсЯ,  Я  не  думал,  что
выйдет, честное слово! Ќо вы, оказываетсЯ, знаменитый человек. …сли бы  вы
не были знаменитым человеком, - ничего бы не вышло.
     - Ћчень вам благодарен, товарищ майор,  -  казенным  голосом  отвечал
ЏетЯ.
     - Џолно, какой майор! €нтендант второго ранга, и  только!  Љолеса  не
соберусь прицепить, вот и хожу майором!
     ЏетЯ посмотрел на него, потом куда-то  мимо,  в  угол.  Ћчевидно,  он
полагал, что нет ничего легче,  как  прицепить  колеса,  чтобы  интенданта
второго ранга впредь никто не принимал за майора.
     - Ќу, как на фронте, что слышно? Њне только что сказали,  что  ‹игово
взЯто.
     - Ќасколько мне известно, не взЯто, - сказал ЏетЯ.
     - ‚от, извольте! Ђ Я уже думал: ну, кончено, на днЯх рванем в  Њоскву
в международном вагоне. ЏридетсЯ подождать, да?
     ’акими словами - "рванем" - об этом не говорилось в  ‹енинграде.  Њне
стало неловко. Ќо ЏетЯ, кажетсЯ, ничего не заметил.
     Њы помолчали.
     - €так, - сказал ђомашов, - вопрос первый и единственный - ‘анЯ?
     Џочему он держалсЯ так неопределенно, так странно? Џочему он улыбалсЯ
то с какой-то робостью, то  с  гордым,  надменным  выражением?  Џочему  он
рассказал длинную историю о каких-то  пожарных,  которые  в  маскировочных
халатах под артиллерийским огнем копали картошку? Ќе знаю,  мне  было  все
равно. џ думала только о ‘ане...
     - …сть только один путь, - с каким-то тайным самодовольством  сказал,
наконец, ђомашов. - „ело в том, что эти места под Љиевом находЯтсЯ  сейчас
в руках партизанских отрЯдов.  Ѓез  сомнениЯ,  партизаны  держат  свЯзь  с
командованием фронта. Ќужно включитьсЯ в эту  свЯзь  -  то  есть  поручить
кому-то собрать все сведениЯ о ‘ане.
     Џоложив  ногу  на  ногу,  подпираЯ  кулаком  подбородок,   ЏетЯ,   не
отрываЯсь, смотрел на него.
     -  ‡десь  две  трудности,  -  продолжал  ђомашов.  -  ЏерваЯ:  мы   в
‹енинграде. ‚тораЯ: этот приказ - разыскать ‘аню или  собрать  сведениЯ  о
нем может дать только одна очень высокаЯ инстанциЯ,  и  добратьсЯ  до  нее
чрезвычайно трудно. Ќо нет ничего невозможного.  “  менЯ  есть  знакомства
здесь, в  ‹енинградском  штабе  партизанских  отрЯдов.  џ  сделаю  это,  -
прибавил  он  побледнев.  -  ђазумеетсЯ,  если  какие-либо  исключительные
обстоЯтельства не помешают.
     "€сключительных обстоЯтельств"  было  сколько  угодно  -  сама  жизнь
состоЯла из одних "исключительных обстоЯтельств". ‚се, что  находилось  по
ту сторону ‹адожского озера, давно  уже  называлось  "Ѓольшой  ‡емлей",  и
поддерживать с нею даже простую телеграфную свЯзь день ото днЯ становилось
все труднее.
     - ЏетЯ, что вы молчите?
     - џ слушаю, - точно очнувшись, сказал ЏетЯ. - —то же, все  правильно.
Њне трудно сказать, насколько возможно рассчитывать на эту свЯзь, особенно
сейчас. Ќо начинать все-таки нужно немедленно. ‚  этом  отношении  товарищ
ђомашов совершенно прав. Ђ в часть Я бы на вашем месте написал, ЉатЯ.
     - ѓолубчик, роднаЯ моЯ, - сказал он, когда ђомашов ушел,  -  что  мне
сказать вам? Ћн очень, очень не понравилсЯ мне, но мало  ли  что,  правда?
ќто ничего не значит. ‚ нем есть что-то неприЯтное, холодное,  скрытное  и
вместе с тем какаЯ обнаженность чувств в каждом движении, в каждом  слове!
Њне даже захотелось нарисовать его. ќтот  череп  квадратный!  Ќо  все  это
пустЯки, пустЯки! ѓлавное, что он, по-моему, человек дела.
     - Ћ да!
     - € привЯзан к вам.
     - Ѓез сомнениЯ.
     - Ђ вы не можете пойти вместе с ним в штаб партизанских отрЯдов?
     - Љонечно, могу.
     - ‚от и пойдите. € непременно нужно писать,  запрашивать,  это  очень
важно. ‚ам самой будет легче. Љак вы похудели, измучились! - сказал  он  и
взЯл менЯ за руки. - ЃеднаЯ, роднаЯ! ‚ы, должно быть, не спите совсем?
     - Ќет, сплю.
     - ‘анЯ вернетсЯ, вернетсЯ, - говорил он, и Я слушала, закрыв глаза  и
стараЯсь удержать дрожащие губы. - ‚се снова будет прекрасно, потому что у
вас такаЯ любовь, что перед ней отступит самое страшное горе:  встретитсЯ,
посмотрит в глаза и отступит.  Ѓольше  никто,  кажетсЯ,  и  не  умеет  так
любить, только вы и ‘анЯ. ’ак сильно, так упрЯмо, всю жизнь.  ѓде  же  тут
умирать, когда тебЯ так любЯт? ЌельзЯ, никто бы не стал, Я первый! Ђ ‘анЯ?
„а разве вы позволите ему умереть?
     Ћн говорил, Я слушала, и на душе становилось легче. ‘мутное,  далекое
воспоминание вдруг мелькнуло передо мной:  ‘анЯ  спит  одетый  и  усталый,
ночь, но в комнате светло. •уденький мальчик играет за стеной, а Я лежу на
ковре и слушаю, слушаю, сжимаЯ  виски.  "‡а  горем  приходит  радость,  за
разлукой - свиданье. ‚се будет прекрасно, потому что сказки, в которые  мы
верим, еще живут на земле..."
     „о фронта можно было доехать на трамвае, Џетина дивизиЯ стоЯла теперь
в ‘лавЯнске. Ћн просил не провожать его - это было рискованно, в  ђыбацком
без пропуска менЯ могли задержать. Ќо Я поехала.
     - Ќу задержат, подумаешь! Љомендант менЯ уже знает.
     ‚ трамвае  было  тесно,  шумно,  но  мне  все-таки  еще  раз  удалось
посмотреть бабушкины письма. ЏетЯ на  днЯх  получил  от  бабушки  с  одной
почтой четыре закрытых письма и двенадцать открыток. ’ак и бывало в те дни
в ‹енинграде - по две-три недели с "Ѓольшой ‡емли"  никто  не  получал  ни
слова, и вдруг приходила целаЯ пачка писем. „ома Я успела прочитать только
открытки. ‚ одной из них маленький  ЏетЯ  приписал  огромными  квадратными
буквами: "Џапа, у нас живет кролик", и Я  так  живо  представила,  как  он
пишет, наклонЯЯ голову и поднимаЯ брови - с той милой манерой,  которую  Я
любила и котораЯ делала его похожим на  мать.  Ћн  был  здоров,  сыт  и  в
безопасности, бабушка тоже. —его же еще желать в такое тЯжелое времЯ?
     - Џравда же, ЏетЯ?
     - Љонечно, да, - грустно отвечал он. - Ќо как Я скучаю без него, если
бы вы знали!
     ’рамвай шел уже вдоль  ђыбацкого,  кто-то  сказал,  что  на  конечной
остановке будут выпускать по одному, проверЯть документы. ЏетЯ беспокоилсЯ
за менЯ, и Я решила вернутьсЯ.
     - Ѓудьте здоровы, дорогой!
     - ‹адно, ладно, буду здоров, - отвечал он весело. ’ак бывало  отвечал
маленький ЏетЯ.
     —ерез головы чужих,  озабоченных,  занЯтых  своими  делами  людей  мы
пр