ь о нем, тем более, что он окончилсЯ  очень  скоро.  Ќам  сразу
удалось сбить один из "мессеров" - как он был в развороте, так и  упал  на
землю.  „ва  других  сделали  горку  и,  мешаЯ  друг   другу,   попытались
пристроитьсЯ к хвосту нашего самолета. ќто  было,  конечно,  умно,  но  не
очень, потому что мы были не такие люди, чтобы позволить заходить  себе  в
хвост. Ћни зашли раз - и не вышло. ‡ашли другой - и  чуть  не  попали  под
нашу "трассу". Љороче говорЯ, мы отстреливались, как  могли,  они  отстали
наконец, и Я повел самолет по прЯмой, линиЯ фронта была недалеко.
     ‹егко сказать - Я вел самолет по  прЯмой.  —етверть  левой  плоскости
была снесена, баки пробиты, џ был ранен в ногу и в  лицо,  кровь  заливала
глаза.
     ...‘траннаЯ слабость охватила менЯ. ЉажетсЯ, именно в это мгновенье Я
вспомнил детские страшные сны, в которых менЯ убивали, топили, - и чувство
счастьЯ, когда проснешьсЯ - и жив.
     "Ќо теперь, - это была очень спокойнаЯ  мысль,  -  теперь  Я  уже  не
проснусь".
     „олжно быть, Я потерЯл сознание, но ненадолго, потому что очнулсЯ  от
звука собственного голоса, как  будто  стал  говорить  еще  до  того,  как
вернулось сознание. џ приказывал экипажу прыгать с  парашютами.  ђадист  и
воздушный стрелок прыгнули, а ‹ури ворчливо сказал: "‹адно,  ладно!",  как
будто речь шла о скучной прогулке, на которую  он  был  готов  согласитьсЯ
только из уважениЯ ко мне.
     ...‘амое  трудное  было  боротьсЯ  с  этим   туманом,   от   которого
закрывались глаза, слабели и падали руки. ЉажетсЯ, только раз в тысЯчу лет
мне удавалось справитьсЯ с ним, и тогда Я понимал, хотЯ не  все,  но  зато
самое важное, то, что необходимо было исправить сию же минуту. ’ысЯча  лет
- и Я с трудом вывел машину, тащить приходилось  одной  левой  ногой.  …ще
тысЯча - и Я увидел "юнкерсы", два "юнкерса", которые были много ниже менЯ
и, как тЯжелые большие быки, неторопливо ползли нам  навстречу.  ќто  был,
разумеетсЯ, конец, и они даже не торопились прикончить нас - Я понЯл это с
первого взглЯда.
     ‹ури прыгнул, они стали стрелЯть по  нему.  “били?  Џотом  вернулись,
встали по сторонам и пошли рЯдом со мною.
     ...Љакое лицо у этого немца - красивое или  безобразное,  старое  или
молодое? Њне все равно: не солдат,  а  убийца  летит  рЯдом  со  мной.  Ќе
солдат, а злодей обгонЯет менЯ, отходит в сторону,  вновь  приближаетсЯ  и
смотрит, не торопитсЯ, наслаждаетсЯ своим торжеством.
     Ќе знаю, как это объЯснить, но мне представилось, что Я вижу и его  и
себЯ в эту минуту: себЯ, схватившегосЯ слабыми руками за руль,  с  залитым
кровью  лицом,  на  распадающемсЯ  самолете.  €  его  -  поднЯвшего  очки,
смотрЯщего на менЯ с выражением холодного любопытства и полной власти надо
мной. Њожет быть, Я сказал что-то ‹ури, забыв, что он прыгнул и  что  они,
наверно, убили его. Ќемец стал проходить подо  мною,  плоскость  с  желтым
крестом показалась слева. џ  нажал  ручку,  дал  ногой  и  бросил  на  эту
плоскость машину.
     Ќе знаю, куда пришелсЯ удар, должно быть, по кабине, потому что немец
даже не раскрыл парашюта. џ убил его. —то это было за счастье!
     € вот огромное, великолепное чувство охватило менЯ. †ить!  џ  победил
его, этого убийцу, который, повернув  голову,  поднЯв  очки,  хладнокровно
ждал моей смерти. †ить! Њне было все равно, пока Я не увидел  его.  џ  был
ранен, Я знал, что они добьют менЯ. ’ак нет же! †ить! џ видел  землю,  вот
она, совсем близко, пашнЯ и белаЯ пыльнаЯ дорога.
     —то-то горело на мне, реглан и сапоги, но Я не чувствовал  жара.  ќто
было невозможно, но мне как-то удалось сделать перелом над самой землей. џ
отстегнул ремни - и это было последнее, что мне  удалось  сделать  в  этот
день, в эту неделю, в этот месЯц, в эти  четыре  месЯца...  Ќо  не  станем
забегать вперед.


        ѓлава третьЯ. ‚‘…, —’Ћ ЊЋѓ‹€


     Њне очень хотелось пить, и всю дорогу, пока они тащили менЯ в село, Я
просил пить и спрашивал о ‹ури. ‚ селе мне дали ведро воды, и Я не  понЯл,
почему женщины громко заплакали, когда Я засунул голову  в  ведро  и  стал
пить, ничего не видЯ  и  не  слыша.  ‹ицо  у  менЯ  было  опалено,  волосы
слиплись, нога перебита, на спине две широкие раны. џ был страшен.
     ...Ѓлаженное чувство становилось все шире, все тверже во мне. џ лежал
у сараЯ, на сене, в деревенском дворе, и мне  казалось,  что  это  чувство
идет от покалываниЯ травинок, от запаха сена, от земли, на которой менЯ не
убьют. ЊенЯ привезли на старой белой лошади, она была поодаль привЯзана  к
тыну, и у менЯ навернулись слезы от этого чувства,  от  счастьЯ,  когда  Я
посмотрел на нее. ЉажетсЯ, мы сделали все, что могли. џ не  беспокоилсЯ  о
радисте и воздушном стрелке, только сказал, чтобы менЯ не увозили  отсюда,
пока они не придут, "‹ури тоже жив, - с восторгом думалось мне, - иначе не
может быть, если мы так прекрасно отбились. Ћн жив, сейчас Я увижу его".
     џ увидел его. ‹ошадь захрапела,  рванулась,  когда  его  принесли,  и
какаЯ-то суроваЯ  стараЯ  женщина  -  единственнаЯ,  которую  Я  почему-то
запомнил, - подошла и молча ткнула ее кулаком в морду.
     “ него было спокойное лицо, совсем нетронутое, только ссадина на щеке
- должно быть, проволокло парашютом,  когда  приземлилсЯ.  ѓлаза  открыты.
‘перва Я не понЯл, почему все снЯли шапки, когда его  опустили  на  землю.
„авешнЯЯ старуха присела подле него и стала как-то  устраивать  руки...  Ђ
потом Я трЯссЯ на  телеге  в  санбат;  какаЯ-то  другаЯ,  не  деревенскаЯ,
женщина держала менЯ за руку, щупала пульс и все говорила:
     - Ћсторожнее, осторожнее.
     џ удивлЯлсЯ и думал: "Џочему осторожнее? Ќеужели Я умираю?"  Ќаверно,
Я сказал это вслух, потому что она улыбнулась и ответила:
     - Ћстанетесь живы.
     € снова трЯслась и подпрыгивала  телега,  голова  лежала  на  чьих-то
коленЯх, Я видел ‹ури, лежавшего у крыльца с мертвыми сложенными руками, и
рвалсЯ к нему, а менЯ не пускали.
     ‡емлЯ вставала то под левым, то  под  правым  крылом.  Љакие-то  люди
толпились передо мной, Я искал среди них мою Љатю. џ звал ее. Ќо не  ЉатЯ,
у которой становилось строгое выражение, когда  Я  обнимал  ее,  не  ЉатЯ,
котораЯ была моим счастьем, вышла из нестройной туманной  толпы  и  встала
передо мною. Џовернув голову, как птица, поднЯв очки, вышел он и уставилсЯ
на менЯ с холодным вниманием.
     - Ќу, что, - сказал Я этому немцу, - чьЯ взЯла? џ жив, Я  над  лесом,
над морем, над полем, над всей землей  пролечу!  Ђ  ты  мертв,  убийца!  џ
победил тебЯ!


        ѓлава четвертаЯ. "ќ’Ћ ’›, ‘Ћ‚Ђ?"


     Ќас везли в теплушках, только впереди были два  классных  вагона,  и,
должно  быть,  плохи  были  мои  дела,  если  маленький  доктор  с  умным,
замученным лицом после первого же обхода велел перевести менЯ в  классный.
џ был весь забинтован - голова, грудь, нога  -  и  лежал  неподвижно,  как
толстаЯ белаЯ кукла.  ‘анитары  на  станции  переговаривались  под  нашими
окнами: "‚озьми у тЯжелых". џ был тЯжелый. Ќо что-то стучало, не знаю  где
- в голове или в сердце, - и мне казалось, что это жизнь стучит и возитсЯ,
и строит что-то еще слабыми, но цепкими руками.
     џ познакомилсЯ с соседЯми. Ћдин из  них  был  тоже  летчик,  молодой,
гораздо моложе менЯ. Њне не хотелось рассказывать, как Я был ранен, а  ему
хотелось, и несколько раз Я засыпал под его молодой глуховатый голос.
     - ’олько Я вышел из атаки, вижу - бензозаправщики.  "‚се",  -  думаю.
ЏрицелилсЯ, нажимаю, бью. "„овольно, - думаю, - а  то  врежусь,  пожалуй".
Ћтвернул - и тут менЯ что-то ударило. Ћтошел Я от этого места, нажимаю  на
педаль, а ноги не чувствую. "Ќу, - думаю, - оторвало мне ногу". Ђ в кабину
не смотрю, боюсь...
     Ћн летал на "—айке" и был ранен в районе Ѓорушан гораздо тЯжелее, чем
Я, - так мне казалось. Џотом Я понЯл, что ему, наоборот, казалось,  что  Я
ранен гораздо тЯжелее, чем он.
     ...ќто были коротенькие мирные пробуждениЯ, когда, слушаЯ ‘имакова  -
так звали моего соседа, - Я  смотрел  на  медленно  проходЯщую  за  окнами
осеннюю степь, на белые мазанки, на тЯжелые тарелки подсолнухов в огородах
у железнодорожных будок. ‚се, кажетсЯ, было в порЯдке: санитары  приносили
и шумно ставили на пол ведра с супом, койка  покачивалась,  следовательно,
мы двигались вперед, хотЯ и медленно, потому что  то  и  дело  приходилось
пропускать идущие на фронт составы с вооружением.
     Ќо были и другие пробуждениЯ, совсем другие! Ќаш  поезд  был  уже  не
только военно-санитарный - вот что  Я  понЯл  во  времЯ,  одного  из  этих
томительных  пробуждений.  Џлатформы  со  станками   были   прицеплены   к
теплушкам, кухнЯ сломалась, и  нужно  было  ждать  станции,  чтобы  купить
молока и помидоров. Њаленький доктор кричал надорванным голосом  и  грозил
кому-то револьвером. Ќа площадках, на  буферах  сидели  со  своими  узлами
женщины из “мани, ‚инницы, и "души нехватало", как  сказал  один  санитар,
чтобы высадить этих женщин, потрЯсенных, потерЯвших все, бесчувственных от
горЯ.
     ‡атерЯнный где-то в огромной сплетающейсЯ сетке магистралей, наш  ‚‘Џ
уже не шел по назначению, а отступал вместе с народом.
     ...Ѓольшие, синие, твердые, как камни, мухи  влетали  в  окна,  и  не
согнать их было с загнивающих, не менЯвшихсЯ уже третьи сутки  повЯзок,  -
вот что увидел Я, проснувшись вновь от жары, от  тоски.  Ѓыл  полдень,  мы
стоЯли в поле. ЃосоногаЯ девчонка с лукошком помидоров вышла  из  помЯтого
квадрата пшеницы,  который  был  виден  из  моего  окна;  несколько  легко
раненных бросились к ней, она остановилась и со всех ног  побежала  назад,
ронЯЯ свои помидоры.
     ...Џрошло всего несколько дней, как с борта моего  самолета  Я  видел
то, чего не видел - так мне казалось - ни один участник войны на земле. Ќо
как бы в алгебраических формулах раскрывалась тогда  передо  мной  картина
нашего отступлениЯ. ’еперь эти  формулы  ожили,  превратились  в  реальные
факты.
     Ќе с высоты шести тысЯч метров теперь Я видел наше отступление! џ сам
отступал, измученный ранами,  жаждой,  жарой  и  еще  более  -  невеселыми
мыслЯми, от которых так же не мог отделатьсЯ, как от  этих  синих  твердых
мух, садившихсЯ на бинты с отвратительным громким жужжаньем.
     ќто было под вечер, и мы, очевидно, уже не стоЯли  на  месте,  потому
что моЯ "люлька" ритмично покачивалась в такт движениЯм вагона.  ‡аходЯщее
солнце косо смотрело в окно, и в  его  красноватом  луче  был  Ясно  виден
пыльный, тЯжелый, пропахший йодом  воздух.  Љто-то  стонал,  негромко,  но
противно, - даже не стонал, а гудел сквозь зубы, однотонно, как зуммер.  џ
окликнул соседа. Ќет, не он. Ќо где Я слышал этот унылый голос? € почему Я
так стараюсь вспомнить, где Я его слышал?
     € вдруг школьные парты выстроились  передо  мной,  и,  как  наЯву,  Я
увидел много живых детских смеющихсЯ лиц. “рок интересный  -  о  нравах  и
обычаЯх чукчей. Ќо разве до урока, если пари заключено, если рыжий мальчик
с широко расставленными глазами держит менЯ за палец и хладнокровно  режет
его перочинным ножом?
     - ђомашка! - сказал Я громко.
     Ћн замолчал - конечно, от удивлениЯ.
     - ќто ты, ‘ова?
     Ћн долго пробиралсЯ под койками, между ранеными, лежавшими  на  полу,
и, наконец, вынырнул где-то среди торчавших забинтованных ног.
     - ‚ чем дело? - глЯдЯ прЯмо на менЯ и не узнаваЯ,  осторожно  спросил
он.
     Њне показалось, что он стал немного больше похож  на  человека,  хотЯ
все еще, как говорила тетЯ „аша, "не страдал красотой". ‚о всЯком  случае,
от его прежней мнимой внушительности теперь ничего не осталось. Ћн был тощ
и бледен, уши торчали, как у Џетрушки, левый глаз осторожно косил.
     - Ќе узнаешь?
     - Ќет.
     - Ђ ну подумай.
     Ћн никогда не умел по-настоЯщему скрывать своих чувств, и теперь  они
стали проходить передо мной по порЯдку или, точнее, в  полном  беспорЯдке.
Ќедоумение. €спуг. “жас, от которого  задрожали  губы.  ‘нова  недоумение.
ђазочарование.
     - Џозволь, но ты же убит! - пробормотал он.


        ѓлава пЯтаЯ. ‘’Ђђ›… ‘—…’›


     ‚ старинных русских  песнЯх  поетсЯ  о  доле,  и  хотЯ  Я  совсем  не
фаталист, это слово невольно пришло мне в голову, когда в газете  "Љрасные
соколы" Я прочел заметку о собственной смерти. џ помню ее наизусть.
     "‚озвращаЯсь  с   боевого   заданиЯ,   самолет,   ведомый   капитаном
ѓригорьевым, был настигнут четырьмЯ истребителЯми противника.  ‚  неравной
схватке ѓригорьев сбил один истребитель, остальные ушли, не принимаЯ  боЯ.
Њашина была повреждена, но ѓригорьев продолжал полет.  Ќедалеко  от  линии
фронта он был вновь атакован, на этот раз двумЯ  "юнкерсами".  Ќа  объЯтой
пламенем машине ѓригорьев  успешно  протаранил  "юнкерс".  ‹етчики  энской
части всегда будут хранить  памЯть  о  сталинских  соколах  -  коммунистах
капитане ѓригорьеве, штурмане ‹ури, стрелке-радисте Љарпенко  и  воздушном
стрелке …ршове, до последней минуты своей жизни боровшихсЯ за отчизну".
     Ќадо же было какому-то военному корреспонденту -  это  Я  узнал  лишь
летом 1943 года - ЯвитьсЯ в деревню Џ., как только менЯ увезли! Љолхозники
видели  воздушный  бой,  он  расспросил  их.  Ћн  сфотографировал  остатки
сгоревшей машины. …му сказали, что Я безнадежен.
     Џотому ли, что Я действительно  лишь  чудом  спассЯ  от  смерти,  или
потому, что впервые в жизни пришлось мне прочитать  собственный  некролог,
но эта заметка произвела на менЯ  оскорбительное  впечатление.  Њысли  мои
вдруг разбежались. ЉатЯ представилась мне. Ќе та ЉатЯ,  котораЯ  -  Я  это
знал, - вдруг проснувшись, встает с постели и бродит по комнате, думаЯ обо
мне. Ќет, другаЯ, мрачнаЯ, постаревшаЯ ЉатЯ, котораЯ прочтет эту заметку и
положит газету на  стол,  и  сделает  еще  что-то,  как  будто  ничего  не
случилось, быть может, заплетет и распустит косу с неподвижным лицом  -  и
вдруг покатитсЯ на пол, как кукла...
     - ’ак, - сказал Я. - Ѓывает.
     € Я смЯл газетку и швырнул ее в окно. ђомашов ахнул. ‚се времЯ,  пока
мы разговаривали, он поглЯдывал в окно,  -  поезд  стоЯл.  Џотом  подобрал
газетку - очевидно, ему доставлЯло удовольствие хоть читать, что  Я  умер,
раз уж собственными глазами он убедилсЯ в обратном.
     - €так, ты жив. џ не верю глазам! „орогой...
     ќто было сказано: "дорогой".
     - —ерт возьми, как Я рад! ќто совпадение?  Ћднофамилец?  ‚прочем,  не
все ли равно! ’ы жив, это основное.
     Ћн стал спрашивать, куда Я ранен, тЯжело ли, задета ли кость, и  т.д.
€ Я снова разочаровал его, сказав, что ранен легко  и  что  знакомый  врач
устроил менЯ в классный вагон.
     - Ќо воображаю, как будет расстроена ЉатЯ! - сказал он.  -  ‚едь  эта
заметка могла дойти до нее.
     џ сказал: "„а, могла", и стал расспрашивать  его  о  Њоскве.  ђомашов
мельком сказал, что нет еще и месЯца, как он из Њосквы.
     Ќе только что разговаривать с ним, и притом самым мирным образом,  но
с первого слова дать ему понЯть, что между нами ничего  не  изменилось,  -
вероЯтно, именно так  Я  должен  был  поступить.  Ќо  человек  -  странное
существо, это стараЯ новость. џ смотрел на его напрЯженное,  неестественно
бледное лицо, и ничто, кроме привычного презрениЯ,  перемешанного  даже  с
каким-то интересом, не шевельнулось во мне. ђазумеетсЯ, он как был, так  и
осталсЯ в моих глазах подлецом.  Ќо  в  эту  минуту  он  представилсЯ  мне
каким-то давно знакомым, привычным, так сказать, "своим" подлецом!
     € он понЯл, все понЯл! Ћн заговорил о Љораблеве -  знаю  ли  Я,  что,
несмотрЯ  на  свои  шестьдесЯт  три  года,  старик  записалсЯ  в  народное
ополчение и что в "‚ечерней Њоскве" по этому поводу была помещена заметка?
Ћн рассказал - с  ироническим  оттенком  -  о  Ќиколае  Ђнтоныче,  который
получил не только новую квартиру, но и научную степень. Љакую же?  „октора
географических наук - и без защиты диссертации, что, по  мнению  ђомашова,
было почти невозможно.
     - € знаешь, кто сделал ему карьеру? - со злобой, с блеском  в  глазах
сказал ђомашов. - ’ы.
     - џ?
     - „а. Ћн - ’атаринов, а ты сделал эту фамилию знаменитой.
     Ћн хотел сказать, что моЯ работа по изучению экспедиции  "‘в.  Њарии"
впервые привлекла общее внимание к  личности  капитана  ’атаринова  и  что
Ќиколай Ђнтоныч воспользовалсЯ тем, что он носит ту же фамилию. € -  нужно
отдать ђомашову должное - он выразил эту мысль как нельзЯ короче и Яснее.
     ‚прочем, меньше всего мне хотелось разговаривать с ним на  эту  тему.
Ћн понЯл это и заговорил о другом.
     - ‡наешь, кого Я встретил на ‹енинградском фронте?  -  сказал  он.  -
‹ейтенанта Џавлова.
     - Ђ кто такой лейтенант Џавлов?
     - ‚от тебе и на! Ђ он-то утверждал, что знает тебЯ с  детства.  ’акой
огромный, плечистый парень.
     Ќо Я никак не мог догадатьсЯ, что этот огромный, плечистый  парень  и
есть тот самый ‚олодЯ с детскими синими глазами,  который  писал  стихи  и
катал менЯ на собаках Ѓуське и ’оге.
     - „а, боже мой, к нему отец приезжал, старый доктор!
     - €ван €ваныч!
     „аже от ђомашова мне было приЯтно узнать, что доктор €ван €ваныч  жив
и здоров и даже служит на флоте. Љакой молодец!
     Ќесколько раз ђомашов упомЯнул, что он был на  ‹енинградском  фронте.
ЉатЯ осталась в ‹енинграде, Я беспокоилсЯ о ней. Ќо не хватало еще,  чтобы
Я спрашивал у ђомашова о Љате!
     ‚ообще теперь, когда он уже немного привык к тому,  что  Я  жив,  ему
смертельно захотелось рассказать о себе. Ћн уже,  кажетсЯ,  гордилсЯ  тем,
что встретил менЯ в ‚‘Џ, что он ранен так же, как и Я, и т.д.
     ‚ойна  застала   его   в   ‹енинграде   заместителем   директора   по
хозЯйственной части одного из институтов Ђкадемии наук. “ него была бронЯ,
но он отказалсЯ, тем  более  что  весь  институт  до  последнего  человека
записалсЯ в народное ополчение. Џод ‹енинградом он был ранен и  осталсЯ  в
строю.  Џрежнее  начальство,  которое   теперь   стало   крупным   военным
начальством, вызвало его в Њоскву. Ћн получил новое назначение и не доехал
- под ‚инницей разбомбили поезд. ‚зрывной волной его ударило о телеграфный
столб,  и  теперь  всю  левую  сторону  тела  времЯ  от  времени  начинает
"невыносимо ломить".
     - ‚едь Я во сне стонал, когда ты услышал, - объЯснил он. - €  доктора
не знают, что делать со мной, решительно не знают.
     - Ќу, а теперь признавайсЯ, - сказал Я строго: - что ты соврал и  что
правда!
     - Ђбсолютно все правда!
     - Ќу да!
     - …й-богу! ‚ообще прошли те времена,  когда  нам  нужно  было  как-то
хитрить друг перед другом.
     Ћн сказал "нам".
     - ’еперь, брат, кончено. “ менЯ одна жизнь, у тебЯ - другаЯ. —то  нам
делить теперь?  ’ы,  опЯть  не  поверишь,  но,  честное  слово,  Я  иногда
удивлЯюсь, вспоминаЯ историю, котораЯ поссорила нас. ‚  сравнении  с  тем,
что происходит на наших глазах, она представлЯетсЯ просто вздором.
     - …ще бы!
     - € довольно об этом!
     Ћн вопросительно  посмотрел  на  менЯ.  Ћчевидно,  не  был  уверен  -
согласен ли Я, что об "этом" довольно.
     Ќо Я был согласен. Ќе до старых счетов было  мне  в  эти  дни!  ’оска
томила менЯ. ’о думал Я  о  том,  что  стал  жалок,  беспомощен  со  своей
перебитой ногой перед лицом гигантской тени, котораЯ надвинулась  на  нашу
страну и вот теперь идет за нами, догонЯет  наш  заблудившийсЯ  поезд.  ’о
госпиталь представлЯлсЯ мне: день тЯнетсЯ бесконечно, однообразно,  сестра
в тапочках заходит и ставит на столик цветы, и, боже мой, как Я  не  хотел
всей душой, изо всех сил этого покоЯ, этих цветов на столе, этих бесшумных
госпитальных шагов!
     ’о мысль, страшнее которой Я уже ничего не мог  придумать,  приходила
ко мне. ќта мысль была: "џ больше не буду летать". Њне  сразу  становилось
жарко, Я начинал дышать  открытым  ртом,  и  сердце  уходило  так  далеко,
откуда, кажетсЯ, уже невозможно вернутьсЯ.


        ѓлава шестаЯ. „…‚“Љ€ €‡ ‘’ЂЌ€‘‹Ђ‚Ђ


     ‚ыше Я рассказал о том, как раненые бросились подбирать помидоры. ќто
было одно из самых горьких и  томительных  моих  пробуждений.  €  вот  две
девушки - тогда Я увидел их впервые, - одетые во  что-то  штатское,  вдруг
поЯвились в толпе. Ћни даже ничего не сделали,  а  только  что-то  сказали
одному и  другому  быстро  -  певуче,  по-украински,  -  и  раненые  молча
разошлись по вагонам.
     ќто были студентки педтехникума из ‘танислава - обе крупные,  черные,
с низкими бровЯми, с низкими голосами и необыкновенно "домашние", несмотрЯ
на свою решительную, сильную внешность. ’олько что присоединившись к  нам,
они достали воды и бережно роздали ее, по кружке на  брата.  Ћни  принесли
откуда-то не бог весть что - лукошко калины, но как  приЯтно  было  сосать
горьковатую Ягоду, как она освежала!
     Џочему  среди  тысЯч  людей,  прошедших  передо  мной  в  те  дни,  Я
остановилсЯ на этих девушках, о которых даже ничего не знаю,  кроме  того,
что одну из них звали Љатей?
     Џотому что... Ќо Я снова забегаю вперед.
     џ лежал у окна спиной  к  движенью.  “ходЯщаЯ  местность  открывалась
передо мной, и поэтому Я увидел эти три танка, когда мы  уже  прошли  мимо
них. Ќичего особенного, средние танки! Ћткрыв люки, танкисты  смотрели  на
нас. Ћни были без шлемов, и мы принЯли их за своих. Џотом люки  закрылись,
и это была последнЯЯ минута, когда еще невозможно было  предположить,  что
по санитарному эшелону, в котором находилось, вероЯтно, не  меньше  тысЯчи
раненых, другие, здоровые люди могут стрелЯть из пушек.
     Ќо именно это и произошло.
     ‘ железным скрежетом сдвинулись вагоны, менЯ подбросило, и Я невольно
застонал, навалившись на раненую ногу. Љакой-то парень, гремЯ костылЯми, с
ревом бросилсЯ вдоль вагона, его двинули, и он ткнулсЯ  в  угол  рЯдом  со
мной. џ видел через окно, как первые раненые, выскочив из теплушек, бежали
и падали, потому что танки стрелЯли по ним шрапнелью.
     Њой сосед ‘имаков смотрел рЯдом со мной в окно.  “  него  было  белое
лицо, когда, одновременно обернувшись, мы взглЯнули в глаза друг другу.
     - Ќадо вылезать!
     - Џожалуй, - сказал Я. - „лЯ этого нужны пустЯки: ноги.
     Ќо все же мы сползли кое-как с наших коек, и  толпа  раненых  вынесла
нас на площадку.
     Ќикогда не забуду чувства,  с  необычайной  силой  охватившего  менЯ,
когда, преодолеваЯ мучительную боль, Я  спустилсЯ  с  лесенки  и  лег  под
вагон. ќто было презрение и даже ненависть  к  себе,  которые  Я  испытал,
может быть, впервые в жизни. ‘транно раскинув  руки,  люди  лежали  вокруг
менЯ. ќто были трупы. „ругие бежали и падали  с  криком,  а  Я  сидел  под
вагоном, беспомощный, томЯщийсЯ от бешенства и боли.
     џ вытащил пистолет - не длЯ  того,  чтобы  застрелитьсЯ,  хотЯ  среди
тысЯчи мыслей, сменивших одна другую, может быть, мелькнула и эта.  Љто-то
крепко взЯл менЯ за кисть...
     ќто была одна из давешних  девушек,  именно  та,  посмуглее,  которую
звали Љатей. џ показал ей на ‘имакова, который лежал  поодаль,  прижавшись
щекой к земле Ћна мельком взглЯнула на него и  покачала  головой.  ‘имаков
был убит.
     - Љ черту, Я никуда не пойду! -  сказал  Я  второй  девушке,  котораЯ
вдруг  поЯвилась  откуда-то,  удивительно  неторопливаЯ  среди  грохота  и
суматохи обстрела. - Ћставьте менЯ! “ менЯ есть пистолет, и живым они менЯ
не получат.
     Ќо девушки схватили менЯ, и  мы  все  втроем  скатились  под  насыпь.
Џолзущий, желтый, похожий на китайца ђомашов мелькнул где-то впереди в эту
минуту. Ћн полз по той же  канаве,  что  и  мы;  мокраЯ  глинистаЯ  канава
тЯнулась вдоль полотна, сразу за насыпью начиналось болото.
     „евушкам было тЯжело, Я несколько раз просил оставить менЯ.  ЉажетсЯ,
ЉатЯ крикнула ђомашову, чтобы он подождал, помог, но он только оглЯнулсЯ и
снова, не прижимаЯсь к земле, пополз на четвереньках, как обезьЯна.
     ’ак это было, только в тысЯчу раз медленнее, чем Я рассказал.
     Љое-как перебравшись через болото, мы залегли  в  маленькой  осиновой
роще. Њы - то есть девушки, Я, ђомашов и два бойца, присоединившиесЯ к нам
по дороге. Ћни были легко ранены, один в правую, другой в левую руку.


        ѓлава седьмаЯ. ‚ Ћ‘€ЌЋ‚Ћ‰ ђЋ™…


     џ послал этих двух бойцов в разведку, и,  вернувшись,  они  доложили,
что на разных направлениЯх стоит до сорока машин, причем откуда-то взЯлись
уже  и  походные  кухни.  Ћчевидно,  танки,   обстрелЯвшие   наш   эшелон,
принадлежали к большому десанту.
     - “йти, конечно, можно. Ќо, поскольку капитан не может самостоЯтельно
двигатьсЯ, лучше воспользоватьсЯ дрезиной.
     „резину они нашли под насыпью у разъезда.
     ЏомнитсЯ, именно в это времЯ, когда  мы  стали  обсуждать,  можно  ли
поднЯть дрезину и поставить ее на рельсы, ђомашов лег  на  спину  и  начал
стонать и жаловатьсЯ на сильные боли. ‚озможно, что у  него  действительно
началсЯ припадок, потому что, когда девушки расстегнули его гимнастерку, у
него оказалась совершенно красной леваЯ половина тела. Џрежде Я никогда не
слыхал о подобных контузиЯх. ’ак или  иначе,  но  в  таком  состоЯнии  он,
разумеетсЯ, не мог идти с бойцами к разъезду. Џошли девушки - все такие же
неторопливые, решительные, не спеша переговариваЯсь по-украински  низкими,
красивыми голосами.
     € мы с ђомашовым остались одни в маленькой мокрой осиновой роще.
     ЏритворЯлсЯ  он  или  ему  было  действительно  плохо?  Џожалуй,   не
притворЯлсЯ. Ќесколько раз он дернулсЯ, как припадочный, потом  погудел  и
затих. џ сказал:
     - ђомашов!
     Ћн молча лежал на спине с  высоко  поднЯтой  грудью,  и  у  него  был
совершенно мертвый, белый нос. џ снова окликнул его, и он отозвалсЯ  таким
слабым голосом, как будто уже побывал на том свете и  теперь  без  всЯкого
удовольствиЯ возвращаетсЯ в эту  рощицу,  находЯщуюсЯ  в  районе  действий
немецкого десанта.
     - ‡дорово схватило! - стараЯсь улыбнутьсЯ, пробормотал он.
     Ћн поднЯл веки и с трудом привстал, машинально снимаЯ с лица налипшие
листьЯ осины.
     Њне трудно рассказать о том, как прошел этот день,  вероЯтно  потому,
что, несмотрЯ на всю сложность  положениЯ,  он  был  довольно  скучный,  в
особенности по сравнению с тем, что произошло наутро. Њы ждали и ждали без
конца. џ лежал под разваленной поленницей на кучах  прошлогодних  листьев.
ђомашов сидел, как турок, поджав под себЯ ноги, и  кто  знает,  о  чем  он
думал, полузакрыв птичьи глаза и положив руки на худые колени.
     ђоща была сыраЯ, а тут еще недавно  прошел  дождь,  и  повсюду  -  на
ветках, на паутине, дрожащей от тЯжести, - блестели и глухо падали крупные
капли. ’аким образом, мы не страдали от жажды.
     ђаза два заглЯнуло к нам солнце. ‘начала  оно  было  справа  от  нас,
потом, описав полукруг, оказалось слева, - стало  быть,  прошло  уже  часа
три, как бойцы и девушки отправились налаживать дрезину.
     “ходЯ, та, которую звали Љатей, сунула мне под голову свой  заплечный
мешок. Ћчевидно, в мешке были сухари - что-то хрустнуло, когда  Я  кулаком
подбил мешок повыше. ђомашов стал ныть, что он умирает  от  голода,  но  Я
прикрикнул на него, и он замолчал.
     - Ћни не вернутсЯ, - через минуту нервно сказал  он.  -  Ћни  бросили
нас.
     Ћн оправилсЯ от своей дурноты и уже разгуливал,  рискуЯ  выдать  нас,
потому  что  рощица  была  редкаЯ,  а  до  полотна  открывалась  пустыннаЯ
местность.
     - ќто ты виноват, - снова сказал он, вернувшись и садЯсь на  корточки
подле менЯ. - ’ы отправил их всех. Ќужно было, чтобы одна осталась.
     - ‚ залог?
     - „а, в залог. Ђ теперь пиши пропало! ’ак они и вернутсЯ за нами! ќто
ручнаЯ дрезина, она вообще может взЯть только четырех человек.
     ‚ероЯтно, у  менЯ  было  плохое  настроение,  потому  что  Я  вытащил
пистолет и сказал ђомашову, что убью его, если он не перестанет  ныть.  Ћн
замолчал. Њорда у него искривилась, и он,  кажетсЯ,  с  трудом  удержалсЯ,
чтобы не заплакать.
     ‚ообще говорЯ, плохо было дело! “же первые сумерки, крадучись,  стали
пробиратьсЯ в рощу, а девушки не возвращались. ђазумеетсЯ, Я  и  мысли  не
допускал, что  они  могли  уехать  на  дрезине  без  нас,  как  это  подло
предполагал ђомашов. Џока лучше было не думать, что они не вернутсЯ.
     ‹ежа на спине, Я смотрел в небо, которое все  темнело  и  уходило  от
менЯ среди трепещущих жидких осин. џ не думал о Љате, но что-то  нежное  и
сдержанное прошло в душе, и Я почувствовал: "ЉатЯ". ќто  был  уже  сон,  и
если бы не ЉатЯ, Я прогнал бы его, потому что нельзЯ  было  спать,  Я  это
чувствовал, но еще не знал - почему. €спаниЯ  представилась  мне  или  мое
письмо из €спании,  -  что-то  очень  молодое,  перепутанное,  не  бои,  а
крошечные фруктовые садики под ‚аленсией, в которых старухи, узнав, что мы
русские, не знали, куда нас  посадить  и  что  с  нами  делать.  "’ак  что
все-таки помни, так Я писал Љате, хотЯ чувствовал, что она рЯдом со  мной,
- ты свободна, никаких обЯзательств".
     Њне было  страшно  расстатьсЯ  с  этим  сном,  хотЯ  и  холодно  было
промокшей ноге, хотЯ далеко сползла с плеча и подмЯлась шинель.  џ  держал
Љатю за руки, Я не отпускал этот сон, но уже случилось что-то страшное,  и
нужно было заставить себЯ проснутьсЯ.
     џ открыл глаза. Ћсвещенный первыми лучами солнца, туман лениво бродил
между деревьЯми. “ менЯ было  мокрое  лицо,  мокрые  руки.  ђомашов  сидел
поодаль в прежней сонно-равнодушной позе. ‚се, кажетсЯ, было, как  прежде,
но все было уже совершенно другим.
     Ћн не смотрел на менЯ. Џотом посмотрел - искоса, очень  быстро,  и  Я
сразу понЯл, почему мне так неудобно лежать. Ћн вытащил из-под моей головы
мешок с сухарЯми. Љроме того, он вытащил флЯгу с водкой и пистолет.
     Љровь бросилась мне в лицо. Ћн вытащил пистолет!
     - ‘ейчас же верни оружие, болван! - сказал Я спокойно.
     Ћн промолчал.
     - Ќу!
     - ’ы все равно умрешь, - сказал он торопливо. - ’ебе не нужно оружиЯ.
     - “мру Я или нет, это уж мое дело. Ќо ты мне верни пистолет, если  не
хочешь попасть под полевой суд. ЏонЯтно?
     Ћн стал коротко, быстро дышать.
     - Љакой там полевой суд!  Њы  одни,  и  никто  ничего  не  узнает.  ‚
сущности, тебЯ уже давно нет. Ћ том, что ты еще жив, ничего неизвестно.
     ’еперь он в упор смотрел на менЯ, и у него были очень странные  глаза
- какие-то торжественные, широко открытые. Њожет быть, он помешалсЯ?
     - ‡наешь что? ѓлотни-ка из флЯги, - сказал Я спокойно, -  и  приди  в
себЯ. Ђ уж потом мы решим - жив Я или умер.
     Ќо ђомашов не слушал менЯ.
     - џ осталсЯ, чтобы сказать, что ты мешал мне всегда и  везде.  Љаждый
день, каждый час! ’ы мне надоел смертельно, безумно! ’ы мне надоел  тысЯчу
лет!
     Ѓезусловно, он не был вполне нормален в эту минуту.  ЏоследнЯЯ  фраза
"надоел тысЯчу лет" убедила менЯ.
     -  Ќо  теперь  все  кончено,  навсегда!  -  в  каком-то  самозабвении
продолжал ђомашов. - ‚се равно ты умер бы,  у  тебЯ  гангрена.  ’еперь  ты
умрешь скорее, сейчас, вот и все.
     - „опустим! - Њежду нами было не больше трех шагов,  и,  если  удачно
бросить костыль, возможно, Я  мог  бы  оглушить  его.  Ќо  Я  еще  говорил
спокойно. - Ќо за чем же ты взЯл планшет? ’ам мои документы.
     - ‡ачем? —тобы тебЯ нашли просто так. Љто? Ќеизвестно. (Ћн  пропускал
слова.) Њало ли валЯетсЯ, чей-то труп.  ’ы  будешь  трупом,  -  сказал  он
надменно, - и никто не узнает, что Я убил тебЯ.
     ’еперь эта сцена представлЯетсЯ мне почти  фантастической.  Ќо  Я  не
изменил и не прибавил ни слова.


        ѓлава восьмаЯ. Ќ€Љ’Ћ Ќ… “‡ЌЂ…’


     Њальчиком Я был очень вспыльчив и прекрасно помню то опасное  чувство
наслаждениЯ, когда Я давал себе полную волю. €менно с  этим  чувством,  от
которого уже начинала немного кружитьсЯ голова, Я слушал  ђомашова.  Ќужно
было приказать себе стать совершенно спокойным,  и  Я  приказал,  а  потом
незаметно отвел руку за спину и положил ее на костыль.
     - €мей в виду, что Я успел  написать  в  часть,  -  сказал  Я  ровным
голосом,  который  удалсЯ  мне  сразу.  -  ’ак  что  на  эту  заметку   ты
рассчитываешь напрасно.
     - Ђ эшелон?
     ‘ тупым торжеством он взглЯнул на менЯ. Ћн хотел сказать,  что  после
обстрела ‚‘Џ нет ничего легче,  как  объЯснить  мое  исчезновение.  ‚  эту
минуту Я понЯл, что он очень давно, может быть со школьных лет, желал моей
смерти.
     - „опустим. Ќо, как ни странно, ты ничего не  выиграешь  на  этом,  -
сказал Я что-то такое - все равно что, лишь бы затЯнуть времЯ.
     Џоленница мешала замахнутьсЯ. Ќужно было  незаметно  отодвинутьсЯ  от
нее и ударить сбоку, чтобы вернее попасть в висок.
     - ‚ыиграю Я или нет, это не имеет значениЯ! ’ы  все  равно  проиграл.
‘ейчас Я застрелю тебЯ. ‚от!
     € он вытащил мой пистолет.
     …сли бы Я  поверил,  что  он  действительно  может  застрелить  менЯ,
возможно, что он бы решилсЯ. ‚ таком азарте Я еще не видел его ни разу. Ќо
Я просто плюнул ему в лицо и сказал:
     - ‘трелЯй!
     Ѓоже мой, как он  завыл  и  закрутилсЯ,  заскрипел  и  даже  защелкал
зубами! Ћн был бы страшен, если бы Я не знал, что  за  этими  штуками  нет
ничего, кроме трусости и нахальства. Ѓорьба с самим собой - выстрелить или
нет? - вот что означал этот дикий танец. Џистолет жег  ему  руку,  он  все
наставлЯл его на менЯ с размаху и дрожал, так что Я стал боЯтьсЯ, в  конце
концов, как бы он нечаЯнно не нажал собачку.
     - Њерзавец! - закричал он. - ’ы всегда мучил менЯ! …сли бы  ты  знал,
кому ты обЯзан своей жизнью, ничтожество, подлец! …сли бы Я мог, боже мой!
€ зачем, зачем тебе жить? ‚се равно ногу  отнимут.  ’ы  больше  не  будешь
летать.
     ќто может показатьсЯ смешным, но из всех  его  идиотских  ругательств
самыми обидными показались мне именно слова о том, что Я  больше  не  буду
летать.
     - Њожно подумать, что Я больше всего мешал тебе в воздухе,  -  сказал
Я, чувствуЯ, что у менЯ  страшный  голос,  и  все  еще  стараЯсь  говорить
хладнокровно. - Ђ на земле мы были Ћрестом и Џиладом.
     ’еперь он стоЯл боком ко мне да еще прикрыв левой ладонью глаза,  как
бы в отчаЯнии, что никак не может  уговорить  менЯ  умереть.  Њинута  была
удобнаЯ, и Я бросил костыль. Ќужно было метнуть его,  как  копье,  то  ест
сильно откинутьсЯ, а потом послать  все  тело  вперед,  выбросив  руку.  џ
сделал все, что мог, и попал, но, к сожалению, не в висок, а  в  плечо  и,
кажетсЯ, не особенно сильно.
     ђомашов остолбенел. Љак кенгуру, он сделал огромный неуклюжий прыжок.
Џотом обернулсЯ ко мне.
     - Ђх, так! - сказал он и выругалсЯ. - •орошо же!
     Ќе торопЯсь, он уложил мешки. Ћн свЯзал их, чтобы было удобно  нести,
и надел один на правую, другой на левую руку. Ќе торопЯсь, он обошел менЯ,
наклонилсЯ, чтобы поднЯть с земли какую-то ветку. ЏомахиваЯ ею,  он  пошел
по направлению к болоту,  и  через  пЯть  минут  уже  среди  далеких  осин
мелькала его сутулаЯ фигура.  Ђ  Я  сидел,  опершись  руками  о  землю,  с
пересохшим ртом, стараЯсь не крикнуть ему: "ђомашов, вернись!", потому что
это было, разумеетсЯ, невозможно.


        ѓлава девЯтаЯ. Ћ„€Ќ


     Ћставить менЯ одного, голодного и безоружного,  тЯжело  раненного,  в
лесу, в двух шагах от расположениЯ немецкого десанта - Я не  сомневаюсь  в
том, что именно  это  было  тщательно  обдумано  накануне.  ‚се  остальное
ђомашов делал и говорил в припадке вдохновениЯ, очевидно надеЯсь, что  ему
удастсЯ испугать и унизить менЯ. Ќичего не вышло из  этой  попытки,  и  он
ушел, что было вполне равносильно, а может быть, даже  хуже  убийства,  на
которое он не решилсЯ.
     Ќе могу сказать, что мне стало легче, когда эта трезваЯ мысль Явилась
передо мною. Ќужно было двигатьсЯ или согласитьсЯ с ђомашовым  и  навсегда
остатьсЯ в маленькой осиновой роще.
     џ встал. Љостыли были разной высоты. џ сделал шаг.  ќто  была  не  та
боль, котораЯ без промаха бьет куда-то  в  затылок  и  от  которой  терЯют
сознание. Ќо точно тысЯчи дьЯволов рвали  мою  ногу  на  части  и  скребли
железными скребками едва поджившие раны на спине. џ сделал второй и третий
шаг.
     - —то, взЯли? - сказал Я дьЯволам.
     € сделал четвертый.
     ‘олнце стоЯло уже довольно высоко, когда Я  добралсЯ  до  опушки,  за
которой открылось  давешнее  болото,  пересеченное  единственной  полоской
примЯтой, мокрой травы. Љрасивые зеленые кочки-шары виднелись здесь и там,
и Я вспомнил, как они вчера переворачивались у девушек под ногами.
     Љакие-то люди ходили по насыпи - свои или немцы? Ќаш поезд еще горел;
бледный при солнечном свете огонь перебегал по черным доскам вагонов.
     Њожет быть, вернутьсЯ к  нему?  ‡ачем?  ђаскаты  орудийных  выстрелов
донеслись до менЯ, глухие,  далекие  и  как  будто  с  востока.  Ѓлижайшей
станцией, до которой нам оставалось еще  километров  двадцать,  была  ™елЯ
ЌоваЯ. ’ам шел бой, следовательно, были наши. ’уда Я  и  направилсЯ,  если
можно так назвать эту муку каждого шага.
     ђоща кончилась,  и  пошли  кусты  с  сизо-черными  Ягодами,  название
которых Я забыл, похожими на чернику, но крупнее. ќто было кстати - больше
суток Я ничего не ел. —то-то неподвижно-черное лежало в поле  за  кустами,
должно быть мертвый, и  всЯкий  раз,  когда,  навалившись  на  костыли,  Я
тЯнулсЯ за Ягодой, этот мертвый почему-то беспокоил менЯ. Џотом Я забыл  о
нем - и снова вспомнил с  неприЯтным  чувством,  от  которого  даже  дрожь
прошла  по  спине.  Ќесколько  Ягод  упало  в  траву.  џ  стал   осторожно
опускатьсЯ, чтобы найти их, и точно игла кольнула менЯ прЯмо в сердце: это
была женщина. ’еперь Я шел к ней, как только мог быстрее.
     Ћна лежала на спине с раскинутыми руками. ќто была не  ЉатЯ,  другаЯ.
Џули попала в лицо, красивые  черные  брови  были  сдвинуты  с  выражением
страданиЯ.
     ЉажетсЯ, именно в это времЯ Я стал замечать, что говорю сам с собой и
притом довольно странные вещи. џ вспомнил, как называетсЯ  та  сизо-чернаЯ
Ягода, похожаЯ на  чернику,  -  гонобобель,  или  голубика,  -  и  страшно
обрадовалсЯ, хотЯ это было не бог  весть  какое  открытие.  џ  стал  вслух
строить предположениЯ о том, как была убита эта девушка: вероЯтнее  всего,
она вернулась за мной, и немцы с насыпи дали по ней очередь из автомата. џ
сказал ей что-то ласковое, стараЯсь ее обнадежить, как будто она  не  была
мертва, безнадежно мертва, с низкими, страдальчески сдвинутыми бровЯми.
     Џотом Я забыл о ней.  џ  шел  куда-то  и  болтал,  и  мне  ужасно  не
нравилось,  что  Я  так  странно  болтаю.  ќто  был   бред,   подступивший
удивительно незаметно, с которым Я уже не  боролсЯ,  потому  что  боротьсЯ
нужно было только с одним непреодолимым  желанием  -  отшвырнуть  костыли,
натершие мне подмышками водЯные мозоли, и  опуститьсЯ  на  землю,  котораЯ
была покоем и счастьем.
     ...„олжно быть, Я ничего не видел вокруг себЯ задолго  до  того,  как
потерЯл сознание, - иначе, откуда мог бы поЯвитсЯ  рЯдом  с  моей  головой
этот пышный бледно-зеленый кочан капусты? џ лежал в огороде и с  восторгом
смотрел на кочан. ‚ообще все было бы превосходно, если бы пугало в  черной
изодранной шлЯпе не описывало медленные круги надо мной. ‚орона,  сидевшаЯ
на его плече, кружилась вместе с ним, и Я подумал,  что  если  бы  не  эта
госпожа с плоско мигающим глазом,  все  на  свете  действительно  было  бы
превосходно. џ закричал на нее, но таким беспомощно-хриплым  голосом,  что
она только посмотрела на менЯ  и  равнодушно  шевельнула  крыльЯми,  точно
пожала плечами.
     „а, все было бы превосходно, если бы Я мог остановить  этот  медленно
кружащийсЯ мир. Њожет быть, тогда  мне  удалось  бы  рассмотреть  рубленый
некрашеный домик за огородом, крыльцо и во дворе высокую палку колодца. ’о
темнело, то светлело одно из окон, и, кто знает, может быть,  мне  удалось
бы увидеть того, кто ходит по дому и тревожно смотрит в окно.
     џ встал. „о порога было шагов сорок  -  пустЯки  в  сравнении  с  тем
расстоЯнием, которое Я прошел накануне. Ќо дорого достались мне эти  сорок
шагов! Ѓез сил упал Я на крыльцо, загремев костылЯми.
     „верь приоткрылась. Њальчик лет двенадцати стоЯл на одном  колене  за
табуретом. ‹ежа на крыльце, Я не сразу различил его в  глубине  темноватой
комнаты с низким потолком  и  большими  двухэтажными  нарами,  отделенными
ситцевой занавеской. Ћн целилсЯ прЯмо в менЯ, даже зажмурил глаз и  крепко
прижалсЯ щекой к прикладу.
     - ‚от что, нужно мне помочь, -  сказал  Я,  стараЯсь  остановить  эту
комнату, котораЯ уже начала вокруг менЯ свое проклЯтое медленное движение,
- Я раненый летчик из эшелона.
     - Љирилл, отставить! - сказал мальчик с ружьем. - ќто наш.
     Њне показалось, что он раздвоилсЯ в эту минуту, потому что  еще  один
совершенно такой же мальчик осторожно выглЯнул из-за  полога.  ‚  руке  он
держал финский нож. Ћн еще пыхтел и моргал от волнениЯ.


        ѓлава десЯтаЯ. ЊЂ‹њ—€Љ€


     џ плохо помню то, что было потом, и  дни,  проведенные  у  мальчиков,
представлЯютсЯ мне в каких-то клубах пара. Џар был самый реальный,  потому
что большой чайник с утра до вечера кипел на таганчике в русской печке. Ќо
был еще и другой, фантастический пар, от которого Я быстро и хрипло  дышал
и обливалсЯ потом. €ногда он редел, и тогда Я видел  себЯ  на  постели,  с
ногой, под которую была подложена гора разноцветных подушек.  ќто  сделали
мальчики, чтобы кровь отлила от ран. џ уже узнал,  что  их  зовут  Љира  и
‚ова, что  они  сыновьЯ  стрелочника  €оны  Џетровича  ‹ескова,  что  отец
накануне ушел на станцию, а им приказал заперетьсЯ и  никого  не  пускать.
Ћни были близнецами - и это Я превосходно знал, но все-таки пугалсЯ, когда
видел их вместе: они были совершенно одинаковые, и это снова  было  похоже
на бред