        ‚ениамин Љаверин. Ћсвещенные окна

---------------------------------------------------------------
     Њ.: ‘оветский писатель, 1973
     OCR: ‚иктор Љабаченко
---------------------------------------------------------------


     <i>"ЃурЯ не утихала; Я увидел огонек и велел ехать туда".
     Џушкин

     "Ќадо потратить много времени, чтобы стать, наконец, молодым".
     Џикассо</i>


        ѓЋђЋ„ „…’‘’‚Ђ

        1
     Њысль о том, что Я должен рассказать  историю своей жизни, пришла мне в
голову в 1957 году, когда, вернувшись из автомобильной поездки  по  ‡ападной
“краине,   Я  заболел  страшной   болезнью,  заставившей  менЯ  остатьсЯ   в
одиночестве,  хотЯ Я был окружен заботами родных и  друзей.  џ впервые понЯл
тогда, что,  хотЯ в  моей  жизни не  произошло  ничего  необыкновенного, она
отмечена неповторимостью, характерной почти длЯ каждого из моих сверстников,
и разница между ними и мной состоит только в том, что Я стал писателем, и за
долгие   годы   работы   научилсЯ,   в   известной   мере,  изображать   эту
неповторимость.
     Џо-видимому, болезнь была следствием легкого гриппа, который в “жгороде
Я перенес на ногах. Ћна началась с припадков  неудержимой  вспыльчивости,  с
которыми  Я даже не  пыталсЯ  боротьсЯ,  как  будто заранее знаЯ, что мне не
удастсЯ их преодолеть. Љ чувству  беспричинной досады присоединилась сильнаЯ
головнаЯ боль. ‡вуки обыкновенной жизни, которые Я прежде почти  не замечал:
хлопанье  дверей,  шаги  над  головой,   железное  гудение  лифта,--  теперь
охлестывали менЯ с  головы до ног. Њне казалось,  что  даже солнечный свет с
пронзительным свистом врываетсЯ в комнату сквозь открытые окна.
     ќто  было  болезненное  обострение слуха,  характерное  длЯ  воспалениЯ
паутинной оболочки мозга. Ќеутешительный диагноз был поставлен не сразу, но,
когда  это  произошло,  врач  запретил мне  разговаривать,  писать,  читать,
слушать  радио,  смотреть  телевизор. Ѓолезнь могла  пройти  в течение  трех
недель. “ менЯ она отнЯла почти три года.
     Ќадо  было  уезжать из  Њосквы, и на  откинутом сиденье  "Џобеды"  менЯ
повезли в Џеределкино,  в  финский домик, который  Я купил в конце сороковых
годов. Ќас обгонЯли грузовые  машины, и, распростертый на неудобном ложе,  Я
снизу  видел умывальники, арматуру,  кровати, посверкивающее белое железо, в
котором  прыгали и прЯтались блики. ЋпустившаЯ голову больнаЯ лошадь странно
выглЯдела  в  кузове грузовика.  —то-то  растерЯнное  было  в  перевернутых,
перепутанных стульЯх. ‚се, что Я видел, казалось мне таким же беспомощным  и
опрокинутым навзничь, как Я.
     Ќо вот Њосква  осталась позади.  Ќа  Њинском шоссе нас  стали  обгонЯть
автобусы -- школьников везли в пионерский лагерь. Ћни смотрели на менЯ,  и с
болезненной застенчивостью Я встречал их серьезные взглЯды.
     „оехали, и по лицам родных Я  понЯл, что  очень изменилсЯ  за последние
дни.  Ќо другое  сразу же стало мучить  менЯ. Џес радостно залаЯл,  встречаЯ
хозЯина, и Я чуть не упал от толкнувшей тупой боли в ушах.

        2
     ‘о  мной  разговаривали,  еле шевелЯ губами. ѓолоса в  саду  доносились
отчетливо,  резко,  и мне казалось, что родные невнимательны и равнодушны ко
мне.
     Ќедели три  Я  лежал один.  Џотом стали заглЯдывать  друзьЯ, и одним из
первых пришел Љорней €ванович —уковский. .
     -- „орогой мой, да вы даже  не догадываетесь, как  вам повезло,--сказал
он.--‹ежать целый день под зонтиком, в халате. ‚друг вырватьсЯ  из всей этой
суеты, литературной и прочей. Ќикуда не торопитьсЯ! ЋглЯдетьсЯ, очнутьсЯ! „а
вам только позавидовать можно.
     •алаты  Я ненавидел и никогда не носил. Ќа  зонтик, напоминавший о том,
что  солнце  запрещено  мне  надолго,  смотрел  Я  с  отвращением.  ‚рЯд  ли
кому-нибудь пришло бы на ум завидовать больному, который со  стоном хваталсЯ
за голову после  десЯтиминутного разговора. €  все-таки  Љорней €ванович был
прав.  ‚се,  что еще  недавно занимало менЯ, отступило  в  сторону, потерЯло
значение. џ осталсЯ наедине с собой, Я остановилсЯ с разбега. ‡адумалсЯ -- и
началось  то,   что  до  сих  пор  происходило  только  в  часы  бессонницы:
всматривание в себЯ, воспоминаниЯ.
     "„а,  в жизни есть  пристрастие  к возвращающемусЯ  ритму, к повторению
мотива;  кто не знает,  как старчество  близко к детству? -- писал ѓерцен.--
‚глЯдитесь, и вы увидите, что  по обе стороны полного  разгара  жизни,  с ее
венками из  цветов  и терний, с ее колыбелЯми и  гробами, часто  повторЯютсЯ
эпохи, сходные в главных чертах. —его юность  еще не имела, то уже утрачено,
о чем юность мечтала без личных  видов, выходит светлее,  спокойнее  и также
без личных видов из-за туч и зарева".
     ’ак ко мне вернулось детство, которое судит и приговаривает "без личных
видов", беспристрастно и строго.

        3
     ЌЯнЯ ЌатальЯ берет  менЯ с  собой  в баню, и, оглушенный гулким  стуком
шаек, плеском шлепающейсЯ  воды, наплывающими  и  тающими  облаками пара,  Я
делаю  открытие:  у  женщин есть  ноги!  Џоследнее  младенческое впечатление
покидает менЯ: до тех  пор мне казалось, что у  женщин ноги  начинаютсЯ там,
где кончаетсЯ юбка.
     ...Њы  живем на  ‡авеличье,  в казенной квартире. ђаннее летнее утро. џ
слышу отрывистые команды фельдфебелЯ ‹аптева, солдаты маршируют по розовому,
косо  освещенному солнцем чистому  плацу. Њне четыре года.  џ лежу в широкой
постели  между отцом  и матерью  и, полупроснувшись,  чувствую, как  широкаЯ
твердаЯ рука отца тЯнетсЯ к матери  через менЯ. Џочему Я начинаю  боротьсЯ с
этой  рукой?  ЉажетсЯ, мать  стыдит  отца,  а  он смеетсЯ,  и мне  почему-то
становитсЯ страшно, когда Я вижу его белые, светЯщиесЯ из-под усов, красивые
зубы.
     Њне еще не было шести лет, когда Я понЯл, что такое бессонница. џ забыл
уснуть, как  ‘аша,  мой  брат,  идЯ  в  гимназию,  забывал дома  завтрак.  џ
задумалсЯ, и минута, когда Я засыпал, прошла. ’еперь нужно было ждать, когда
снова придет эта минута,-- следующей ночи.
     ќто было  грустное и странное  чувство  -- все  спали,  весь дом,  весь
город, и только Я один лежал  в темноте с открытыми глазами. Џотом это стало
повторЯтьсЯ: задумываЯсь, Я забывал уснуть  и уже заранее ждал и боЯлсЯ, что
в эту ночь снова  забуду. џ лежал и думал. Ѓеспокойство,  о котором Я прежде
не имел  никакого понЯтиЯ,  овладевало мною: все ли дома?  Ћтец  ложитсЯ  не
поздно,  но   мать  иногда  возвращалась  с  концертов   после  полуночи,  Я
представлЯл себе, как она идет по Љохановскому  бульвару, где в прошлом году
зарезали  женщину,  и мне становилось страшно. џ спал в  маленькой  комнате,
переделанной  из  чулана,  и мне  было слышно все,  что  происходило в доме.
Џомню,  как  однажды Я  стал беспокоитьсЯ: дома  ли Џреста? --  у нас  собак
всегда   называли  музыкальными  именами:  ‹егата,  ‘такката...  —ерный  ход
запиралсЯ на тЯжелый засов, который Я не мог отодвинуть, и пришлось лезть во
двор через кухонное окно. ‡емлЯ холодила босые ноги, и было  страшно, что на
дворе  так  темно,  но  еще  страшнее,  что  менЯ  могут  увидеть.  џ прошел
заброшенное место вдоль забора, обогнул дом. ‘оннаЯ толстаЯ  Џреста вышла из
будки и лениво лизнула мне руку.
     ‚се тише становилось в доме. ‚от легла мать, ‘аша в  соседней комнате с
кривым полом сунул под подушку "Џещеру ‹ейхтвейса" и мгновенно заснул. ‚от и
отец прошуршал прочитанной газетой, погасил свет, захрапел. ’еперь спал весь
дом, и только Я лежал и думал.
     ...‹авочник,  немец,  красный,   с  седой  бородой,  говорит  тоненьким
голосом.  Њы с  мамой заходим к нему, покупаем  масло -- восемнадцать копеек
фунт. Ќеужели правду ‘ашка  сказал, что  у  него  серебрЯнаЯ трубочка вместо
горла?
     ...‚ лавке ѓущина пол посыпан опилками. Ђрбузы -- горками. ‚  Ящиках --
апельсины. Ћн  -- почтенный, в белом  переднике, разговаривает  не торопЯсь,
все времЯ  улыбаетсЯ.  Ђ  нЯнька сказала, что он собственную дочь согнал  со
света. Људа согнал? Ћна говорит: "сжил"...
     ...‘тарик ђозенштейн ходит  в  генеральской шинели.  Ћтец сказал --  из
кантонистов.  Ћтставной  генерал,  в  семье каждый  год  кто-нибудь  кончает
самоубийством:  сперва -- студент, а этой весной --  епархиалка ‚ера. џ один
раз ее видел -- румЯнаЯ, с косой. ‚ыбросилась из окна.  €нтересно, сколько у
ђозенштейна детей? ЉажетсЯ, много. ‚се равно жалко.
     ...Њама каждое лето подумывает снЯть  дачу в —ернЯковицах, там дешевле,
никто не снимает, потому что рЯдом дом сумасшедших. Џочему отец как-то жалко
захохотал, когда поручик ђейсар с серьгой в ухе спросил: "Џравда  ли, что вы
собираетесь снЯть Ќоев ковчег?" Ћтец -- бравый, с  усами, на груди медали, и
все смотрЯт  на  него, когда, махаЯ палочкой, он идет  сразу  за  командиром
полка впереди своего оркестра.
     Џочему  "делают визиты"? Ћфицер  с женой приходЯт, сидЯт десЯть минут и
уезжают. Њама провожает их. ѓордо откинув голову, она хлопает в ладоши: "ќй,
люди!" Ќо в доме нет никаких людей, кроме денщика и нЯньки.
     Џочему  "сходЯт с  ума"? ‡начит, на нем стоЯт  или  сидЯт, если потом с
него сходЯт?
     ...ѓубернатор в треуголке и в белых штанах проехал на парад.
     ...ѓород  проходил  передо мной:  сумерки,  освещенные  окна магазинов,
вечернее небо по ту сторону реки, где полЯ.  ‘ергиевскаЯ, ЏлоскаЯ, сбегающаЯ
к  набережной.  Љрепостной вал,  соборный  сад.  ‚се  знакомое-перезнакомое.
—айный магазин Џерлова с  драконами, игрушечный магазин "ќврика". ‘ейчас все
спЯт. Ѓрошены с размаху, не заперты железные ставни. € губернатор спит, снЯв
белые  штаны  и  положив  на  стул  треуголку. € в других городах  все  спЯт
--мальчики, и губернаторы, и  кучера --  нЯнькины мужьЯ,  и нЯньки. ‚о  всем
мире не сплю только Я, подпираЯ голову рукой и глЯдЯ  в темноту,  из которой
что-то выступает,  шевелЯсь и менЯЯсь.  џ похудел, побледнел, перестал расти
-- и было решено поить менЯ вином ‘ан-ђафаэль "„руг желудка", длЯ укреплениЯ
здоровьЯ. Џриходила мать --  полнаЯ, в пенсне -- и, запахиваЯ халат,  давала
мне рюмочку вина с печеньем.  џ выпивал вино,  съедал печенье,  и сперва это
было интересно, потому что Я не просто не спал, а ждал, когда придет мама. Ђ
потом стало все равно.
     -- Ћ чем ты думаешь? -- спрашивала нЯнька.
     -- Ќе знаю.
     --  Ѓеда мне с этим ребенком,-- говорит мать.  -- Ћ чем-то  все думает,
думает.
     Ћбо мне заботились, потом  забывали. ЌЯнька была  убеждена, что все--от
бога. €  это  было,  по-видимому, совершенно верно,  потому что  бог  каждую
минуту  упоминалсЯ  в разговорах.  "Ѓоже сохрани!",  "Ѓоже  мой!",  "Ѓог его
знает!", "Ќу тебЯ к богу!" и  т. д. Ћн был господом, не господином, а именно
господом:  ему молились, его просили.  “ католиков  и православных  был свой
бог,  а  у евреев--свой. € они чем-то отличались друг от друга, хотЯ увидеть
даже одного из них, было, по-видимому, невозможно. Ћн мог, оказываетсЯ, все,
если его  очень  попросить, то есть помолитьсЯ. Ќо вот  нЯнька молилась  ему
каждый день и была даже какой-то старой  веры, о которой  говорили,  что она
крепче, а все-таки ее муж, губернаторский кучер, проворовалсЯ,  украл хомуты
и теперь сидел в тюрьме. ‘перва она молилась, чтобы его выпустили, но его не
выпустили, а  потом,  когда  в  нее влюбилсЯ актер ‘алтыков, стала молитьсЯ,
чтобы  не  выпускали.  Ђ его, наоборот,  выпустили.  Ћн  приходил  пьЯный  и
грозилсЯ, и все от него  убежали. ’олько  мама вышла, гордо  поднЯв  голову,
поблескиваЯ пенсне, и сказала: "ќх, Џавел, Џавел",--  и он  заплакал и  стал
битьсЯ головой об пол.
     ‘ловом,  бог поступил с нЯнькой несправедливо, и на ее  месте Я не стал
бы молитьсЯ ему каждый день. ‘аша вообще говорил, что бога нет и что он один
раз испытал его, сказав: "Ѓог --  дурак",-- и ничего не случилось. Ќо почему
же  в  таком случае  строЯт соборы и церкви,  и  подрЯдчик ‡вонков нажил  на
постройке какой-то церкви сто тысЯч, и наш собор стоит уже двести или триста
лет?
     Ќет, бог есть. ЌЯнька говорит, что  есть еще и черти и что они--богатые
и бедные,  как люди. Ѓедные  сидЯт тихо, а богатые шлЯютсЯ и безобразничают,
потому что им все равно нельзЯ попасть в рай, поскольку они все-таки черти.
     ЏодпираЯ голову рукой, Я думал  и  думал. ЌЯнька тайком от матери поила
менЯ маковым настоем. Ћна очень жалела менЯ, но была нетерпелива и не могла,
заставить себЯ  сидеть у моей  кровати, потому что актер ждал  ее  у черного
хода. ќто была "трагикомедиЯ", как говорила мама. ЌЯнька водила нас в ‹етний
сад, актер подсел к ней и влюбилсЯ, хотЯ ему было двадцать шесть лет,  а  ей
--  под  сорок. ’руппа, в которой он играл, уехала,  а он  осталсЯ.  ‘тарший
брат, присЯжный поверенный из Џетербурга, приезжал к нему уговаривать, но он
так  сильно  влюбилсЯ,  что  уже  не  смог  уехать, а,  наоборот, поступил в
духовную консисторию, оставшись совершенно  без средств. Љаждый вечер нЯнька
бегала на черный ход, и они долго разговаривали шепотом в темноте. Џотом она
приходила счастливаЯ, потЯгиваЯ концы платка под подбородком, смущеннаЯ, как
девочка,  и  говорила:  "ЋпЯть не спит.  Ђх ты, горе  мое!" џ видел, что  ей
хочетсЯ  к ‘алтыкову, и говорил:  "€ди, нЯнЯ, ничего, Я засну". …й было жаль
менЯ,  но она все-таки уходила. ‡начит, в мире не  спал уже не Я один, а еще
актер ‘алтыков и нЯнька.
     ќто  было  все-таки легче  --  думать,  что они  тоже  не  спЯт, хотЯ Я
решительно  не  понимал, что они  делают и  о чем  так долго разговаривают в
темноте у черного хода.
     ‚ конце  концов, разрываЯсь между чувством,  долга  и  любовью,  нЯнька
притащила  актера ко мне. € он оказалсЯ прыщавым  малым с длинным туповатым,
добрым лицом.
     Џотом Я узнал, что он был  не только актером, но и поэтом. Ќо, конечно,
самое странное заключалось в том, что он влюбилсЯ в мою старую нЯньку! Ћн не
стал говорить мне, как ‘аша: "„урак, ну чего ты не спишь? Џовернись на бок и
спи!"  --а тихонько подсел  на  кровать  и стал ласково рассказывать что-то.
Ќаверное, это была сказка про €ванушку и  Ђленушку, потому  что Я помню, как
он все повторЯл:  "Љопытце, копытце". € ночь, котораЯ проходила где-то очень
близко  от менЯ--так  близко, что Я слышал рЯдом с  собой ее шаги  и мЯгкое,
страшное дыхание,--переставала страшить менЯ, и сон подкрадывалсЯ незаметно,
когда Я переставал его ждать.

        4
     ’ак Я вернулсЯ в город моего детства. џ  понЯл,  что жил в этом городе,
не  замечаЯ его,  как  дышат  воздухом,  не задумываЯсь над тем,  почему  он
прозрачен. ’еперь  он возник передо  мной сам по себе,  без той  посторонней
необходимости, котораЯ диктовалась формой рассказа или романа.
     џ вспомнил жизнь нашей большой, беспорЯдочной театрально-военной семьи,
"управлЯвшейсЯ  денщиком  и кухаркой",  как  сказал  на вечере,  посвЯщенном
памЯти  моего старшего брата,  один из его гимназических друзей. џ вспомнил,
как  незадолго до  первой мировой войны семьЯ стала клонитьсЯ  к упадку и мы
должны были  переехать из  квартиры  в доме  баронессы Њедем на ‘ергиевской,
главной улице  города,  в  другую,  более  дешевую квартиру на  ѓоголевской.
Ћдноэтажный деревЯнный дом принадлежал "лично-почетному гражданину Ѓабаеву",
как было  написано  на  дощечке  у  ворот.  € сам  лично-почетный  гражданин
поЯвилсЯ  передо   мной,  как  экспонат   музеЯ   восковых  фигур,--пожилой,
коротенький,  с толстенькими, точно  подкрашенными,  щечками,  с  выцветшими
глазками, с удивительно пышно взбитыми табачно-седыми усами.
     Њелочи, казавшиесЯ давно забытыми,  возникли перед моими глазами: шпаги
отца, которыми мы  фехтовали,-- при парадном  мундире он  должен был  носить
шпагу;  бронзовый  Њефистофель;  пепельница  из  крышки  черепа,  исписаннаЯ
изречениЯми;  длиннаЯ запаЯннаЯ трубка  с розовой жидкостью  -- эти предметы
стоЯли  и лежали на письменном  столе  старшего  брата. Ќа  черепе  красными
чернилами было написано: "Memento  mori".  ‘тарший брат говорил, что розоваЯ
жидкость -- это Яд кураре.
     Љантата, которую мы разучивали к трехсотлетию дома ђомановых, донеслась
откуда-то издалека, и Я  увидел €вана  ‘еменовича,  классного надзирателЯ  и
учителЯ пениЯ, усатого, с крепким носом,  подпевавшего себе хриплым басом  и
неожиданно щелкавшего палочкой по лбу фальшивившего или задумавшегосЯ певца:

     <i>Ѓыла пора, казалось, сила
     ‘траны в борьбе изнемогла.
     € встала ђусь и Њихаила
     Љ себе на царство призвала.

        </i>5
     ...Њедленно, нехотЯ, но моЯ  болезнь все-таки отступала.  Њне разрешили
смотреть  картинки,  и  Я  получил журнал "€скры" за 1912 год -- это был год
моего  поступлениЯ  в  гимназию.  ‹етчик  „ыбовский,  совершивший  "огромный
перелет" из  ‘евастополЯ в  Њоскву, был  стрижен ежиком,  добродушен, носат.
”ельдмаршал фон дер ѓольц-паша реорганизовал турецкую армию. —лены —етвертой
ѓосударственной думы были странно похожи.
     Љогда  у менЯ окрепли руки, Я стал вырезать фигурки из сосновой коры. џ
вырезал Ѓуратино, потом бородатого, одноглазого сапожника, потом „он Љихота,
читающего  огромную книгу. Џрибавив к сосновой  коре бересту, Я вырезал двух
бессмысленно бравых  павловских  солдат,  в  высоких киверах и белых штанах.
Љартинки мешали мне вспоминать, а резьба помогала. ќти  фигурки и до сих пор
стоЯт на полочках в моем кабинете.
     Ќаконец мне  разрешили  писать  (сперва  десЯть минут  в день, потом --
двадцать),  и  Я  принЯлсЯ за свои воспоминаниЯ -- с шести лет, хотЯ  мог бы
начать с двух с половиной.
     ’ак  была  написана  книга  "Ќеизвестный  друг".  ЋглЯдываЯсь  на  свое
прошлое, Я не могу обойти ее. Ќо она неполна,  многое в ней не рассказано, а
рассказанное настроено на ломающийсЯ голос мальчика, с трудом привыкающего к
собственному существованию...
     џ назвал ее повестью, изменив имена друзей и  родных. ѓоды унесли их, и
ничто отныне не  мешает мне вернутьсЯ к подлинности как в этом случае, так и
в  десЯтках других. ’еперь главы "Ќеизвестного друга"  стали длЯ менЯ чем-то
вроде оживших иллюстраций.  ‚ремЯ от времени  читатель будет  встречатьсЯ  с
ними в моем повествовании.

        6
     ЉажетсЯ,  Я был  способный  мальчик. Ќо  странное оцепенение  времЯ  от
времени охватывало менЯ.  ‡адумываЯсь над сопоставлением общих понЯтий, Я не
замечал  частных, и  эта черта осталась  на всю жизнь. Љаким-то  образом она
соединЯлась с уверенностью, что ничто плохое мне не угрожает.  ‚озможно, что
это  чувство  было  подсказано   самой  природой.  ‚едь  деревьЯм,   травам,
насекомым, почти  всему животному миру не свойственно ожидание несчастьЯ или
даже какой-либо неудачи.
     Њного  лет  и  даже  десЯтилетий  прошло,  прежде  чем пошатнулось  это
спасительное  ощущение.  Ћсенью  1911  года  оно  помешало  мне  поступить в
приготовительный класс Џсковской губернской гимназии.
     ѓимназистка  восьмого  класса  ЊарусЯ  €зраилит  -- верный кандидат  на
золотую  медаль  --  была  приглашена,  чтобы  пройти  со  мной  арифметику:
считалось, что Я пишу и читаю прекрасно.
     Ћна  приходила  сдержаннаЯ,  гладко  причесаннаЯ,  в белой,  только что
отглаженной кофточке, и мне  казалось,  что все вокруг становилось  таким же
чисто  вымытым,  даже  слегка  накрахмаленным,  во всЯком случае  совершенно
другим. Ќаскоро отметив крестиком  несколько задач, она скрывалась в комнате
старшего  брата,  и Я долго  не  мог понЯть, о чем  они  говорЯт  негромкими
взволнованными голосами, как будто ссорЯсь и сердЯсь друг на друга.
     ђасстроенный, Я сидел  над задачей, и мысль уносилась бог весть куда --
в  те  далекие  краЯ,  где  никто  не занималсЯ  арифметикой и  где  таблица
умножениЯ была никому не нужна. Њне было немного стыдно за Њарусю, котораЯ--
Я это  знал -- вернетсЯ раскрасневшаЯсЯ и с виноватым видом станет торопливо
проверЯть  мою работу. Џотом Я возвращалсЯ к задаче, и если в ней говорилось
о  купцах, отмерЯвших  сукно какими-то локтЯми, мне представлЯлись эти купцы
-- толстые, с  румЯными скулами, угодливые и наглые, торговавшие в  суконных
рЯдах. …сли в задаче говорилось о бассейне с трубами, мне представлЯлсЯ этот
бассейн за стеклЯнной стеной, по которой скользили молчаливые тени. ‘лышалсЯ
плеск и, так  же как из  комнаты брата,  тихие,  таинственные,  по  временам
умолкавшие голоса.
     ‚се  это  кончилось тем,  что Я провалилсЯ. ‚озможно,  что  в этом была
виновата ЊарусЯ  --  недаром  она  волновалась  гораздо  больше, чем Я, и по
дороге в  гимназию насильно заставила менЯ  съесть три  трубочки  с  кремом,
которые Я с тех пор навсегда разлюбил.
     ...Љогда учитель Ћвчинников, лысый, маленький, с гладкой красной шишкой
на  темени, на которую почему-то все времЯ хотелось смотреть,  написал очень
легкий пример на доске, Я энергично принЯлсЯ за дело  и решил  его в  десЯть
минут. Ћтвет получилсЯ странный, с дробью, а между тем дроби -- это Я твердо
знал  --  не  проходили  в  приготовительном  классе.  Џохоже  было,  что  Я
неправильно  решил  пример,  и, пожалуй,  стоило проверить его,  прежде  чем
приниматьсЯ за второй. ‚се же Я принЯлсЯ, но бросил, потому  что  мой сосед,
мальчик  с большой курчавой головой, взглЯнул в  мою тетрадку и отрицательно
покачал головой.  Џодумав  немного, Я вернулсЯ  к первому  примеру, а  потом
встал и оказал негромко, но так, чтобы это услышали все:
     -- Њихаил €ваныч, у менЯ не выходит.
     -- Ќичего, еще есть времЯ,-- ответил он.-- Џодумай.
     џ  сел  и  послушно стал  думать. Ќо думал  Я уже  о  том, что до конца
экзамена  осталось  только  двадцать  минут,  потом   пЯтнадцать,  десЯть...
Ћжидание  неслыханного событиЯ  переполнЯло менЯ. ќто было так, как будто не
Я, а кто-то другой с лихорадочной быстротой решает пример, а Я с нетерпением
жду, когда же наконец станет Ясно, что он его не решит.
     ЋпЯть     получилась      дробь,      на     этот      раз     какаЯ-то
невероЯтнаЯ--периодическаЯ, как  Я узнал позднее. џ снова поднЯлсЯ и на этот
раз уже не сказал, а оглушительно заорал,  так что весь класс вздрогнул  и с
изумлением посмотрел на менЯ:
     -- Њихаил €ваныч, у менЯ не выходит!
     Ќе знаю почему, но Я был уверен, что Њихаил €ванович сейчас подойдет ко
мне и пример не  только  будет решен, но это  произойдет незаметно длЯ всего
класса,  а  может  быть, и длЯ менЯ самого. Ќо  Њихаил €ванович только пожал
плечами.
     -- Ќу что ж, давай сюда, если больше ничего не выходит.
     Џрозвенел звонок. ‘ необъЯснимым, почти радостным возбуждением  Я сунул
свою  работу в кучу других -- Ћвчинников собирал их, проходЯ вдоль рЯдов,--Я
вышел в коридор, где менЯ ожидали взволнованнаЯ, с красными пЯтнами на щеках
ЊарусЯ и всегда  спокойнаЯ, с гордо откинутой назад  головой,  в пенсне, моЯ
мать.
     -- ђешил?
     џ сказал, что решил,  но не совсем,  и  что,  наверно, будет  пЯтерка с
минусом, потому что ответ немного не тот.
     ЊарусЯ с виноватым видом посмотрела на мать.
     -- ’о есть как не тот? -- спросила она.
     -- “ ‘аши ѓордина,--это был мой сосед,--без дроби, а у менЯ почему-то с
дробью. Ќо вообще-то почти у всех с дробью.
     џ уже врал, и мне почему-то становилось все веселее...
     Ќе прошло и двух недель, как Я снова засел за арифметику -- на этот раз
в надежде весной выдержать в первый класс.


        7

     ќто была перваЯ неудача в моей жизни, и теперь, размышлЯЯ о том, как  и
почему она произошла, Я не  склонен винить в ней Њарусю,  на которой старший
брат женилсЯ, едва  окончив  гимназию. џ провалилсЯ главным  образом потому,
что не мог представить себе, что могу провалитьсЯ. џ был уверен, что со мной
не может случитьсЯ ничего плохого.  Љогда  на экзамене  это плохое с роковой
неизбежностью стало  приближатьсЯ ко мне, Явилось другое чувство -- ожидание
чуда. —уда не произошло, и тогда, как бы заранее вооружаЯсь, Я стал торопить
ту минуту,  когда станет Ясно,  что  Я провалилсЯ. ‡ато потом, когда неудача
совершилась, Я постаралсЯ возможно  скорее забыть о  ней -- и оказалось, что
это легко, может быть потому, что Я и встретил ее легко, без напрЯжениЯ.
     ‚ других воплощениЯх этот экзамен повторЯлсЯ в моей жизни не раз.
     ЌельзЯ  сказать,  что  Я  много  успел  за  зиму,  хотЯ  был  приглашен
требовательный  преподаватель   Њихаил  Ђлексеевич  ѓолдобин,  маленький,  с
крестьЯнским рЯбоватым  лицом, редко  улыбающийсЯ, в  очках. …му  предстоЯло
пройти  со  мной  не только  арифметику,  но  и русский.  Њать  просила  его
проследить за моим чрезвычайно беспорЯдочным чтением.
     Њы занимались, а потом Я провожал его в Џетровский посад, где он снимал
маленькую  комнату, за три рублЯ  в месЯц. •отЯ он скупо рассказывал о своем
детстве,  Я  вскоре  понЯл,  что  длЯ  него  не  нанимали  преподавателЯ  по
полтиннику за урок. Ќеопределенное чувство своей вины перед ним сопровождало
наши уроки.  џ вырос  в небогатой семье, денег постоЯнно не хватало, сестре,
учившейсЯ  в  Џетербургской консерватории,  надо  было посылать 25 рублей  в
месЯц. Њихаилу Ђлексеевичу, в его потертой чистой тужурке (он был  студентом
Џсковского  учительского  института) ,  в  неизменной  ситцевой косоворотке,
никто  ничего не  посылал,  напротив, он  сам еще помогал своим  деревенским
родным. Ќесправедливость  неравенства, о которой Я  неЯсно  думал  и прежде,
вдруг представилась мне с такой очевидностью, как будто Я отвечал за нее.
     џ вскоре влюбилсЯ  в Њихаила Ђлексеевича, но не стал  подражать  ему. “
менЯ был  другой предмет обожаниЯ,  и об этом  Я еще  расскажу.  Њне  просто
захотелось,  чтобы  Њихаил   Ђлексеевич  догадалсЯ,  что,  несмотрЯ  на  мои
посредственные способности, Я заметно отличаюсь от других его учеников. —ем?
ќтого Я еще не знал.
     …ще  летом  Я прочел тургеневские "‡аписки охотника". ЏровожаЯ  Њихаила
Ђлексеевича, Я хвастливо  оказал ему об этом,  и он  спросил, кто мне больше
понравилсЯ -- Љалиныч или •орь.
     Љонечно, Љалиныч, с его кротким и Ясным лицом,  с  его беззаботностью и
любовью к природе,  нравилсЯ мне гораздо больше, чем •орь.  ‚ Љалиныче  было
что-то таинственное,  даже  волшебное, недаром он умел "заговаривать кровь".
Ќапротив, •орь был скучно-деловит  и  напоминал мне бородатого городового на
‘ергиевской, которого Я почему-то ненавидел.
     -- •орь,--ответил Я твердо.
     Њихаил Ђлексеевич удивилсЯ:
     -- •орь?
     -- „а.
     Ћн снЯл и быстро, недовольным движением протер очки.
     --  ќ,  брат,  да ты  далеко  пойдешь,--заметил  он  как  будто  вполне
спокойно.  ’огда  Я  ненадолго  задумалсЯ  о том, почему  Я солгал -- и  так
невыгодно длЯ себЯ солгал. Ќо недаром этот незначительный  случай запомнилсЯ
мне. ‚первые мне захотелось не быть тем, кем Я был, а казатьсЯ тем, кем Я на
самом деле не был. ‚последствии Я не только в  себе стал узнавать эту черту.
Њихаилу  Ђлексеевичу  Я  солгал   с  единственной  целью  --  заставить  его
удивитьсЯ,  заинтересовать  его неожиданностью своего выбора  и, стало быть,
собою. ‚ тысЯчах других встреч Я научилсЯ представлЯтьсЯ другим отнюдь не из
желаниЯ  удивить собеседника. Ќапротив, Я как бы становилсЯ в известной мере
этим собеседником, от которого подчас  зависела  моЯ судьба, или судьба моих
близких, или тех, кто нуждалсЯ в моей поддержке.
     Ќе  помню,  почему   на  весеннем  экзамене  в  первый  класс  Я  снова
провалилсЯ.  Њожет быть,  потому, что  Њихаил Ђлексеевич  месЯца за  два  до
экзаменов уехал на родину, а Я записалсЯ в городскую библиотеку.
     ...Џеред диктовкой тот же лысый  Ћвчинников сказал нам, что, находЯсь в
сомнении, мы должны не исправлЯть букву, а зачеркнуть слово и вновь написать
его в исправленном виде.
     --  …сли, скажем, ты написал "карова",-- он показал на доске, -- так не
исправлЯй десЯть раз "а" на "о", а зачеркни и напиши "корова".
     Ќаставление запомнилось, и с тех пор Я всегда поступаю именно так.
     „иктовку   Я  написал   недурно,  пропустив  только   две-три  запЯтые,
стихотворение:

     <i>ђумЯной зарею
     ЏокрылсЯ восток,
     ‚ селе за рекою
     Џотух огонек,--</i>

     прочитал превосходно.
     ЉажетсЯ, Я провалилсЯ по грамматике. Њне всегда казалось бессмысленным,
что длЯ  поступлениЯ в гимназию надо знать, что стул -- имЯ существительное,
а гулЯть  или  читать -- глагол. ‚последствии,  в студенческие годы, когда Я
учил  китайцев русскому  Языку, они никак не могли  понЯть, что именительный
падеж  -- все-таки падеж, хотЯ слово  остаетсЯ неизмененным. Ћчевидно, нечто
подобное произошло со мной, и Ћвчинников хладнокровно поставил мне двойку.
     ђешено было -- ничего  не поделаешь,-- что осенью буду снова держать  в
приготовительный класс.
     Ќа этот  раз  Я сдал на круглые пЯтерки и  наконец  надел гимназическую
фуражку, нимало не смущаЯсь тем, что она досталась мне так  тЯжело. ѓимназиЯ
к  тому  времени  была  переименована  из "Џсковской губернской"  в гимназию
"Ђлександра  Џервого  Ѓлагословенного",  гербы  были  большие  и  маленькие.
Љонечно, Я  выбрал большой. Љ  сожалению,  в  приготовительном классе еще не
носили форму. џ  надевал фуражку и выходил на  балкон, чтобы все проходившие
мимо могли убедитьсЯ, что Я наконец гимназист.
     ‚скоре мама купила мне форму. Ќадев  длинные брюки  и черную куртку  со
стоЯчим воротником, туго затЯнувшись ремнем с  металлической прЯжкой, Я имел
полное  право  чувствовать себЯ  не  только самим  собой,  но еще  и молодым
гражданином ђоссийской империи.

        ‘…Њњџ

        1
     Ћтца дети называют на "ты", а  мать на "вы".  Ћна выше  среднего роста,
сдержаннаЯ, с гордой осанкой, полнаЯ, в пенсне, близорука.
     Ќа  углу  Џлоской  и  ‚еликолуцкой--вывеска:  "Ѓюро  проката  роЯлей  и
пианино".  Ѓюро  помещаетсЯ  во  втором   этаже,  а   в  первом  "‘пециально
музыкальный магазин". Ѓуквы--затейливые,  с  хвостиками. ‘лово "специально",
вызывающее (Я заметил) улыбку у приезжих из  столицы,-- длЯ тех, кто заходит
в магазин и спрашивает муку или гвозди.
     ’ри или  четыре роЯлЯ  стоЯт  в  просторной  комнате  на  втором этаже.
Ћстальные -- в частных домах, на прокате. ЃухгалтериЯ --  кто и когда должен
заплатить за прокат -- содержитсЯ в маленькой зеленой книжечке, которую мать
времЯ от времени  терЯет, и тогда поисками  начинает заниматьсЯ весь  дом. ‚
1918 году книжечка так и не нашлась -- роЯли и пианино остались там, где они
стоЯли  на прокате, и,  помнитсЯ, менЯ  удивила беспечность, с которой  мать
отнеслась к этому разорившему нас событию.
     Њне  никогда  не  удавалось  вообразить  ее  молодой.  Ћна  всегда была
серьезна, озабоченна и грустна сознанием неудавшейсЯ жизни. ‚друг блеснувшаЯ
беспечность  впервые  заставила  менЯ  взглЯнуть  на нее  другими глазами. џ
почувствовал, что это была ее, быть может, последнЯЯ молодаЯ черта.
     €ногда -- очень  редко --  роЯль или пианино продавались, и  тогда мать
почему-то называла их "инструментами".
     -- Џрекрасный  инструмент,-- гордо  говорила  она и,  садЯсь на круглый
вертЯщийсЯ стул, пробегала по клавиатуре звучным пассажем.
     Њать окончила  Њосковскую  консерваторию,  много читала. Ћна  держалась
прЯмо, откинув плечи, и ее пенсне поблескивало независимо, гордо. Ђ отец был
солдатом музыкантской команды лейб-гвардии Џреображенского  полка и с трудом
добралсЯ до званиЯ капельмейстера. Њать уважали в городе и даже побаивались.
Љ  отцу относились  с  оттенком иронии. Ћн был  невысокого  роста,  могучего
сложениЯ, с  широкими плечами.  Њать принадлежала дому, семье  и была главой
этой  семьи и дома. Ћтец  приходил из полка, обедал,  ложилсЯ спать,  иногда
загадочно "уходил в Џетровский посад" -- и жил в своей семье постоЯльцем.
     Ћн был бешено  вспыльчив,  скуп и прЯмодушен. Њать любила говорить, что
он всю жизнь  махал своей палочкой,  а он называл ее "мое несчастье" и любил
повторЯть: "„ураком,  дураком".  ќто означало,  что двадцать  пЯть  лет тому
назад он был дураком, женившись на маме.
     Њузыка и армиЯ были длЯ  него  понЯтиЯми незыблемыми. ‚се  дети учились
музыке. Љвартет, состоЯщий из моих сестер и братьев,  выступал на вечерах  в
офицерском собрании.  Љогда  отец служил в  Џреображенском полку,  Ђлександр
’ретий  на концерте вызвал его в  свою ложу и  наградил за  соло на кларнете
золотыми часами.  Ћни  лежали на столе. ‚прочем, мать говорила, что часы  --
поддельные.  "’оже хорошие, но  копиЯ",--прибавлЯла она небрежно. Џодаренные
императором часы отец потерЯл во времЯ перехода Ћмского полка из Ќовгорода в
Џсков.
     ‚ многолетнем браке незаметно утверждаетсЯ  машинальность,  незамечание
друг друга. ‘мотритель маЯка в одном из романов ѓамсуна смотрит сквозь жену,
как  сквозь  стекло, она  длЯ него  уже почти не существует. ЏсихологическаЯ
пустота  переходит  в  физическую, стертость  отношений  зеркально  отражает
машинальность  существованиЯ. ‚  отношениЯх  между моими родителЯми  не было
этой  машинальности, позволЯющей молчаливо терпеть  друг  друга.  Љогда отец
устраивал скандалы,  у  него становилось страшное  лицо,  лоб разглаживалсЯ,
губы набухали,  и он  оглЯдывалсЯ,  побледнев,-- искал, что бы ему  сломать,
сокрушить,  уничтожить.  Ћн  был  скуп,  но в эти  минуты ничего не  жалел и
однажды с  такой силой трахнул об  пол дорогую Џсихею, что она рассыпалась в
порошок. ‘аша исследовал этот порошок и обнаружил, что статуЯ была из гипса.
     џ  был еще  так  глуп, что ходил  в портнЯжную мастерскую ‘ырникова, во
флигеле на дворе, и рассказывал об  этих  скандалах. Џортные, скрестив ноги,
сидели на низких столах, отполированных задами до блеска. Љто-нибудь начинал
мурлыкать или петь  и  вдруг громко откусывал нитку.  Џотом вносили огромный
пылающий  утюг,  из  которого  летели  искры,  и белый,  пахнущий сукном пар
поднималсЯ от гладильной доски.
     Њне нравилось ходить к портным -- мои рассказы имели успех. Ћднажды сам
‘ырников слез со  стола, корЯвый, с иронически поджатой ноздрей  и длинными,
оборванными в драке усами, и сказал: "‚решь", когда Я  стал хвастатьсЯ,  что
старший  брат такой силач, что  может скрутить  отца, если  он  будет  очень
скандалить. Ќо Я никак не мог объЯснить портным, почему начинались эти почти
ежедневные  ссоры. Љогда мама или  сестра покупали себе что-нибудь новое или
приходила портниха, отец быстро говорил: "лЯпки-трЯпки, шлЯпки-трЯпки",-- и
женщины  горЯчо  негодовали. Ћн сердилсЯ,  когда кто-нибудь забывал погасить
свет  или  ломал  стул;  особенно его заботила  судьба  некрасивых  стульев,
которые он сам давным-давно купил в Џетербурге. ‘тульЯ были дубовые, и когда
они ломались, это было как бы примером того, что даже дуб не может выдержать
беспорЯдка, творившегосЯ  в доме. Љак  полагал отец, беспорЯдок заключалсЯ в
том, что все делалось не так, не вовремЯ  и деньги летЯт на ветер.  Ђ в доме
капельмейстера ЉрасноЯрского полка, наоборот, все делаетсЯ  вовремЯ, а денег
уходит вдвое меньше.
     “прекаЯ мать за беспорЯдок, свою комнату он никому не позволЯл убирать.
Ќа  письменном  столе  валЯлись  разнообразные  музыкальные  инструменты  --
считалось, что отец их  чинит, хотЯ однажды Я убедилсЯ, что  он  целый месЯц
клеил какую-то  камышовую полоску длЯ  флейты. ‚ комнате  пахло фиксатуаром.
‡десь и  там  висели форменные  офицерские брюки.  ЏорЯдок был только в  том
Ящике  письменного стола, где  лежали ордена  и  медали.  Њедалей  и  разных
почетных знаков  было множество,  но  все  какие-то  незначительные -- члену
императорского Ћбщества опасениЯ на водах или в честь юбилеЯ Џреображенского
полка.
     Џотом,  когда Я подрос и перестал рассказывать сырниковским  портным  о
наших скандалах, мне стало казатьсЯ, что отец  устраивает их не  потому, что
надеетсЯ  таким образом добитьсЯ  порЯдка, а  потому, что его не  уважали  в
семье.
     ‚  ссору, то  тлевшую,  то  разгоравшуюсЯ, стали с  годами  вмешиватьсЯ
подраставшие  дети. Ѓыли ничтожные поводы, возникавшие из-за самой атмосферы
распадавшегосЯ дома.  Ќо были  и событиЯ,  требовавшие выбора между отцом  и
матерью, неотложные решениЯ, опасные повороты.

        2
     џ  помню  солнечный  день ранней  осени,  блеск двери,  полуоткрытой  в
спальню  родителей,  вкус  Яблока, которое  Я  держу  в  руке  и  с  хрустом
закусываю, зажмурившись  от  счастьЯ,  потому что  все  это --  блеск двери,
праздничность солнца, Яблоко -- соединЯетсЯ в еще небывалое чувство счастьЯ.
‚ спальне спорЯт. Њать поЯвлЯетсЯ на пороге с письмом в руке. Ќикогда прежде
Я не видел ее плачущей. Љак бы она ни была расстроена  или огорчена,  только
голубоватаЯ жилка билась на  виске  --  все  знали, что  это значит.  ’еперь
пенсне  беспомощно висит на длинном шнурке, близорукие глаза  покраснели  от
слез. "Ћни все  умрут там, все умрут..." -- что-то говорит она  с отчаЯньем,
ни к кому не обращаЯсь.
     Џисьмо было из Ќовгорода. ’ам  жили ее родители и брат, ‹ев ѓригорьевич
„ессон, известный пианист. Њать гордилась  им, хранила афиши его  концертов.
‚еликий  Џадеревский  лестно  отозвалсЯ  о  его  игре  --  рассказ  об  этом
повторЯлсЯ  так часто,  что Я  выучил его наизусть. Ѓрат  жил  той жизнью, о
которой некогда мечтала она,  в  его  судьбе  свершились ее  неоправдавшиесЯ
надежды.
     ‚се было кончено теперь  -- он заболел какой-то неизвестной неизлечимой
болезнью и в тридцать лет стал беспомощным калекой.
     ’ак началась болезненно  врезавшаЯсЯ  в памЯть, надолго  установившаЯсЯ
полоса  жизни  нашего дома.  ‚опреки  настоЯниЯм и  даже угрозам  отца, мать
перевезла  родителей  и больного  брата в Џсков, снЯла  длЯ  них квартиру на
Џушкинской улице, постоЯнно поддерживала  их,  старалась смЯгчить  отца -- и
были редкие дни, когда это ей удавалось.
     Џриехал дед ѓригорий, высокий, молчаливый, с тонким лицом, с рыже-седой
бородой  и задумчивыми голубыми  глазами. Џриехала кругленькаЯ, толстенькаЯ,
хлопотливаЯ,   говорливаЯ   бабка  ‹юба.   Џриехал  дЯдЯ  ‹ев,   неузнаваемо
изменившийсЯ,  на  костылЯх,  с  шаркающими  ногами.  Ћн  был в  старомодном
бархатном пиджаке, в  измЯтых штанах,  но кокетливый шелковый бант был,  как
прежде, повЯзан  на шее. …ще  надеЯлись на его выздоровление. Ћн лечилсЯ, но
врачи  не  помогали,  и  тогда нЯнЯ привела знахарЯ из  Џетровского  посада,
который должен был  приказать больному  пианисту  отбросить костыли и начать
ходить, как здоровые люди.
     џвилсЯ  решительный старичок,  с бородкой, с уверенно поджатыми губами.
€з  грЯзноватого  клетчатого  платка он вынул  и повесил  на грудь маленькую
иконку.
     ‚  комнате дЯди собралась всЯ семьЯ. ЌЯнька громко  хвалила  знахарЯ. “
мамы на виске сильно билась голубаЯ жилка.
     Њелко постукиваЯ стоптанными сапогами, старичок приблизилсЯ к дЯде:
     -- ‚стань, раб божий!
     ‘ трудом  опираЯсь на  костыли, дЯдЯ поднЯлсЯ с кресла. ‡нахарь  грозно
нахмурилсЯ.  ‚  его  подслеповатых  глазках мелькнула сумасшедшаЯ искра.  Ћн
поджал губы и покрутил головой.
     -- Љостыли прочь! -- вдруг оглушительно закричал он.
     Љостыли  упали.  „ЯдЯ сделал один  неуверенный шаг и рухнул  на  ковер,
который, не особенно надеЯсь на успех лечениЯ, заранее расстелила мама...
     ‡нахарь получил гонорар и молча, с достоинством удалилсЯ. ЌЯнька запила
-- в  ту пору она уже  начала пить.  Љ историЯм, которые рассказывал больной
пианист, прибавилась еще одна, по его мнению -- самаЯ смешнаЯ.
     ...Џрошло два-три года, дед ѓригорий умер, бабка осталась с  дочерью, а
дЯдЯ поселилсЯ у нас,  в  маленькой комнате  направо от прихожей,  с  окном,
выходЯщим на узкую часть двора.
     ’еперь трудно было  представить себе наш  дом без стука  его  костылей.
€ногда он выходил посидеть на крыльцо --  зимой в  потертой шубе и  бобровой
боЯрской шапке,  а летом  в  нарЯдном  пиджаке,  который  был  некогда  сшит
знаменитым венским портным. Љостыли  он  пристраивал у крыльца, шлЯпу держал
на коленЯх.  Ћднажды пожилаЯ женщина  в полушалке, перекрестЯсь,  положила в
эту  шлЯпу  копейку.   „ЯдЯ  дернулсЯ,   привстал,  потЯнулсЯ  за  костылем,
покраснел.
     -- ‘ударынЯ, вы ошиблись! -- надтреснутым голосом крикнул он.
     ‚ этот день он недолго сидел на крыльце.
     …го любили товарищи старшего брата. Ќа балладу  ћриЯ ’ынЯнова, товарища
старшего брата, он сочинил музыку.
     <i>Ѓыло тихо кругом, когда скальд умирал...</i>
     Џервое времЯ он выходил к столу, шутил. Џотом перестал.

        3
     ‚ доме  всегда толпились актеры.  ‘реди  них были "резонеры", "первые и
вторые  любовники",  "благородные  отцы",  "инженю"  и еще  какие-то "инженю
комик".  "ђезонеры"  всегда  играли резонеров, то есть людей,  которые очень
любЯт рассуждать, но ничего не делают, а  благородные отцы  -- отцов, хотЯ и
не обЯзательно благородных.  Ќо случалось, что  "резонер"  играл,  например,
первого  любовника,  и тогда его обычно хвалили,  даже если он  играл плохо,
потому что считалось, что это "не его амплуа".
     Ћ  том,  кто  и  как играл,  в  доме  говорили  гораздо  больше, чем  о
собственных делах, хотЯ дела с каждым годом шли все хуже и хуже. €ногда мама
в разговоре изображала, как, по ее  мнению, нужно было сказать: "Љарету мне,
карету!" или "Ђвстрийский на него  надеть мундир",-- и мне  казалось, что  в
глубине души она считает себЯ актрисой. џ тоже  любил играть, но один, когда
менЯ никто не видел.
     Њне  казалось  странным,  что об  актерах у  нас  говорили  так  много.
Џочему-то было известно,  что у "первого любовника",  красавца ‘., маленькаЯ
лысинка на темени и что он будто бы  прикрывает ее  волосЯной нашлепкой. …го
жена была, оказываетсЯ, на пЯть лет  старше, чем он, и ревновала его, но так
искусно, что никто этого не замечал.
     Ђктеров  у  нас  любил