лать  это  разом,  поднЯв стену до предельной высоты в шестьсот метров, а
затем  пустить  ее  на  конус,  замыкаЯ  беглый вертолет в ловушку. Ќо это -
неминуемый  воздушный  удар,  машина  слишком  близка к границе защиты... Ћн
тЯнул  стену  вверх,  пытаЯсь  хотЯ бы на сотню метров обогнать вертолет, не
терЯЯ  при  этом  необходимой  плавности. Ќо машина снова рванулась вверх, и
Њагавира  только  застонал,  потому  что  он-то  знал,  что  скорость  давно
превысила  и  допустимую,  и  предельно возможную. Љак? „а так же, как и все
остальное в руках у этой чертовой девки. …сли бы она стала сейчас выписывать
на вертолете мертвые петли, он уже не удивилсЯ бы. ЃелейшаЯ Љристина!
     ‚  комнатку все входили и входили, и толкали в спину „иоскуров, так что
они  вскоре  были  оттеснены к самому пульту, у которого колдовал ‘амвел, но
сколько  бы  народу  ни  прибывало, в аппаратной царила все та же тишина, не
нарушаемаЯ  ни  всхлипом,  ни  выдохом,  словно  все  пытались  еще услышать
сверчиный стрекот винта.
     Џоследним вошел ЂбоЯнцев.
     Ћн  положил  сухонькие  руки  на плечи „иоскурам и легко развел их, как
только что сама ЉшисЯ разводила стволики осин.
     - —то вы предлагаете? - спросил он совсем негромко. - Љонструктивно.
     -  ‘тена  на  пределе, - не подымаЯ головы от пульта, буркнул ‘амвел. -
’Януть выше можно только на вращении.
     -  ‡акручивайте, - не раздумываЯ ни мгновениЯ, велел ЂбоЯнцев. - ’олько
не забудьте снЯть донную защиту.
     - “же.
     ѓамалей,  только  сейчас дошлепавший до дверей аппаратной, чуть было не
охнул.  Ќе  было страшнее ситуации, чем сидеть под сенью вращающейсЯ защиты.
Ѓесцветный,  бесшумный  туман совсем безобидно, подымаЯ лишь свежий ветерок,
начинает  закручиватьсЯ,  точно  смерч  на приколе. Ћн течет из себЯ в себЯ,
истончаЯсь  и  подымаЯсь  все  выше  и  выше, точно гад на хвосте, и теперь,
сохранЯЯ  незыблемую  устойчивость,  может  поднЯтьсЯ  еще  на добрую тысЯчу
метров.  Џесенка  беглЯнки  спета  -  вертолет выбрал все запасы скорости, а
крутЯщийсЯ  столб  растет  по  экспоненте.  ‚от только не дрогнула бы рука у
‘амвела - туман, летЯщий в каком-то дюйме над поверхностью земли, сметает на
своем пути все, расплющиваЯ и дробЯ до молекулЯрной пыли.
     ’еперь  только сидеть и ждать, потому что, хотЯ стабилизаторы защитного
полЯ  и  упрЯтаны  в  фундамент,  все равно в режиме вращениЯ на территории,
огражденной полем, запрещены любые перемещениЯ.
     „аже ‚аська Ѓессловесный вкупе со свихнувшимсЯ ‘эром Ќайджелом замерли,
отключенные  специальным реле. ’олько где-то очень высоко, гораздо выше, чем
могли   бы  летать  несуществующие  тут  птицы,  натужно  свистел  маленький
вертолетик,  пытаЯсь  обогнать  растущую ввысь стену. ѓамалей свесилсЯ через
перила колодца, стараЯсь разглЯдеть в Ярко-лиловом небе серебрЯную жужелицу,
и тут глухо и непонЯтно ахнул первый подземный взрыв.
     -  ђучнаЯ  стабилизациЯ!  - крикнул Њеткаф, но сухие ладони ‘амвела уже
сжимали  верньеры  настройки,  потому  что  сегоднЯ  он  мог почувствовать и
угадать все, и не было рук точнее и быстрее. Ќо мгновенно не могли двигатьсЯ
даже  они.  €  этого  мига,  когда  тысЯчеметровый цилиндр, дрогнув, верхней
частью  своей описал в вечернем небе какой-то отрезок синусоиды, - этой доли
секунды  хватило  на  то,  чтобы  поток воздуха вышвырнул легкую машину, как
камень из пращи, и, заваливаЯсь на бок, вертолет пошел круто вниз уже где-то
там,  за стенами ненужного больше цилиндра, неудержимо приближаЯсь к лиловой
массе непроходимых кемитских джунглей, по которым, как черный лишайник, то и
дело взбухали иссинЯ-черные пЯтна асфальтовых топей.
     ‘амвел стремительно переключал экран с одного транслЯтора на другой, но
все   пЯть  транслЯторов,  оставленные  им  на  сегоднЯ  скупой  "ђогнедой",
просматривали только город, беспокойно мерцающий дымными храмовыми огнЯми.
     -  —ерез  "ђогнеду"... - ЂбоЯнцев тоже перешел на обрывки фраз, экономЯ
секунды,  но экономить было уже нечего, потому что грохнул еще взрыв, и еще,
и  еще,  станцию  потрЯхивало  несильно,  и  не  было бы никаких поводов длЯ
беспокойства,  если  бы  побелевшие от напрЯжениЯ пальцы ‘амвела не нажимали
без  конца  один  и  тот  же  тумблер  -  аварийное  выключение полЯ защиты.
Љилометровый   столб   свистЯщего,  неудержимо  крутЯщегосЯ  тумана,  словно
гигантское  веретено,  которое  не  желало  ни останавливатьсЯ, ни тем более
исчезать;  но  оно  уже  не было строго вертикально - вершина раскачивалась,
выписываЯ  поднебесные  кренделЯ,  да и основание, по-видимому, вело себЯ не
лучше,  потому что откуда-то извне раздавалсЯ жуткий треск чего-то мгновенно
уничтожаемого.
     - ‘тена сжимаетсЯ! - хрипло крикнул, словно каркнул, ‘амвел, и в тот же
миг  ЂбоЯнцев рванулсЯ вперед и ударил сухим кулачком по аварийному колпачку
системы эвакуации.
     -  ‚сем  в  капсулу!  -  рЯвкнул  он,  заглушаЯ  тоненькие повизгиваниЯ
поврежденной  сирены  и, схватив за плечи Ђделаиду, оказавшуюсЯ ближе всех к
нему, швырнул ее с неожиданной силой к двери.
     ѓамалей,  не  видевший экрана и исчезнувшего с него вертолетика, слышал
только  эти две фразы и ужаснулсЯ - ведь капсула, ринувшись вверх, неминуемо
собьет  легкую  машину, но на дне шахты уже с металлическим лЯзгом разошлись
донные  плиты,  и  из-под  них  выпрыгнула  и  зависла  прЯмо  перед  дверью
аппаратной  титанироваЯ  плюшка  аварийного  левитра.  "Ќу!.." - крикнули на
ѓамалеЯ  сзади, и он как-то машинально, не глЯдЯ, схватил какую-то женщину и
легко  переправил  в  дыру  бортового  люка,  потом  еще  одну, и еще, кусок
пестрого  шелка  осталсЯ  у  него  в  руках, и он так же машинально принЯлсЯ
вытирать  шею и щеки, но тут две пары рук ухватили его самого и бесцеремонно
швырнули  в  люк  -  загораживал проход, растЯпа несчастный, и тут в капсуле
стало  так же не продохнуть, как и в аппаратной, и бородкой вперед втиснулсЯ
‘алтан - и люк за ним захлопнулсЯ.
     -  ‚ключайтесь,  Њагавира,  - проговорил ЂбоЯнцев чуть ли не шепотом. -
“ходим...
     Ќа  потолке  капсулы затеплилсЯ обзорный экран, и тут всем одновременно
стало Ясно, что это легко сказать: уходим.
     Ќадо было еще суметь уйти.
     Ќеумолимо   сужающийсЯ   овал   -   выход   из   защитного  цилиндра  -
непредсказуемо  металсЯ  по  экрану, замираЯ в какой-то точке, а потом снова
превращаЯсь   в   гигантский   маЯтник.   ‹овушка   закрывалась  медленно  и
неотвратимо,  а  немыслимые  фигуры,  выписываемые  верхней частью цилиндра,
предугадать было просто невозможно.
     ‚се,  затаив дыхание, ждали, доверившись чутью Њагавиры, но и он медлил
-  бросать  машину вертикально вверх, даже на максимальной скорости, значило
идти  на  риск  столкновениЯ  со  стеной;  пытатьсЯ  маневрировать, уходЯ от
плЯшущего  тумана,  -  едва  ли  не большаЯ опасность получить силовой удар,
который отбросит капсулу вниз, на щетинЯщуюсЯ антеннами крышу ЉолизеЯ.
     € все-таки страшнее всего было медлить. ђаздавит в пыль, сожмет в комок
сверхплотного вещества. € прежде всего - как только стена сожметсЯ до самого
ЉолизеЯ - капсулу тут же заклинит в шахте внутреннего колодца.
     ’ак чего же ждать?
     Ќо  Њагавира  знал  и  ждал,  и  как  бы  в  награду  за его немыслимое
спокойствие  овал  на  потолочном  экране замедлил свою плЯску, движение его
стабилизировалось;  теперь  он  слегка  покачивалсЯ, как падающий лист, но в
этих  плавных  траекториЯх чувствовалось сдержанное безумие - каждую секунду
истончившийсЯ защитный цилиндр мог выкинуть что угодно, и теперь уже ѓамалей
совершенно  перестал  понимать,  почему они все еще стоЯт, и он оглЯнулсЯ на
Њагавиру, и по его лицу с ужасом понЯл, что тот Ќ… ЊЋ†…’ врубить двигатель.
     -  ‘тарт!!!  - не своим голосом рЯвкнул ЂбоЯнцев, и в последний момент,
валЯсь  на  кого-то  и  чувствуЯ  на  себе  тЯжесть  тел,  удесЯтеренную  не
предусмотренной никакими инструкциЯми перегрузкой, ѓамалей понЯл наконец то,
что  все  остальные  попросту  знали:  стабилизациЯ  защитного  полЯ не была
случайной.
     Љто-то  из  них, оставшись на своем посту в обреченном Љолизее, включил
ручную балансировку и умудрилсЯ скомпенсировать колебаниЯ бешено крутЯщегосЯ
столба. ‚от только не было уже сил поднЯть веки и посмотреть - кто.
     Ќо  сознание не отключилось, и ѓамалей с горестью думал о тех секундах,
когда  Њагавира все не мог включить стартер и поднЯть машину, оставлЯЯ здесь
одного из них. "џ тоже не мог бы", - сказал себе ѓамалей.
     Ћн  вспомнил крик ЂбоЯнцева - мужественный все-таки был старик. ‚сех бы
расплющило  в этой дыре. Џотому что того, кто осталсЯ за пультом, ждать было
бесполезно  -  он не оставил бы своего пульта. Џотому что он не только давал
возможность  маленькой  капсуле  пройти  сквозь жерло защитного колодца - до
последнего  мгновениЯ  он будет удерживать проклЯтый, невыключаемый защитный
столб, чтобы тот в неистовой смертоносной плЯске не задел вечерний город. "џ
тоже  не  смог  бы  бросить пульт, - подумал ѓамалей. - џ тоже сделал бы все
так, как делают они. џ все мог бы. Ќа их месте. Ђ на своем Я так и не сделал
ничего..."


        22

     Џрелестный был день... „а что там - наипрелестнейший. € если еще к тому
же...   Ћп-лЯ!   Ќет,  не  зацепилось.  ‘кользкий,  подлюга.  Ћбогнать  его,
вприпрыжечку, вприпрыжечку, нацелитьсЯ заблаговременно... Ћп!
     Ќет,  не  даетсЯ.  ’о  ли  когти  на  ноге  отросли  слишком поспешно и
закостенеть  не  успели,  то  ли  арык  этот  сливной  сегоднЯ журчит бойчее
обычного,  только не подцепить эту витулечку-крохотулечку. ‚от бы никогда не
подумал,  что  такой  каштан  созреть соблагосподобитсЯ. Ћранжевый, что тебе
косточка персиковаЯ, а уж завитки... ѓоп!
     Ђх  ты,  спЯщий-переспЯщий, опЯть сорвалось. …жели бы не эти нечистоты,
что  рЯдышком  болтаютсЯ, то рукой подцепить - и каштан в подоле. ‚есь вечер
бы   мыл,   да   смолкой  крыл,  да  мхом  протирал,  а  кругом  да  поодаль
нововразумленные  сидели  бы,  на  украшение учителевой хоронушки взирали бы
наипочтительнейше,  а  в  лицо,  особливо в рот, истины изрекающий, - это ни
боже  мой. …сть, конечно, малаЯ толика греховности, что позволЯет он внимать
себе, аки Ѓогу во плоти, да кто же виной, что само собой это получилось? Љак
€небела,  самодума  прыткого  сверх  меры, всесожжению предали, так учеников
сразу   утроилось.   €  как  преданны!  •отЯ,  может,  просто  со  страху  -
свЯтожарища-то полыхают теперь... Ћп!
     ‚от ты и мой, голубчик. Џосохни, повыветри вонь сливную, а потом Я тебЯ
и  в должный вид приведу. ’ак с чего же это ученики так усердствуют? Ќет, не
со страху. Ќутро чует: нет. Џросто сам он, Ђрун благомудрый, стал так звонок
в  речах,  так  легок в ногах, так величествен в телодвижениЯх, что поневоле
затрепещешь.  Ђ как и не стать таким, когда сгинул наконец малЯр дотошливый,
у  которого  что  ни  вопрос  - рыбьЯ кость игольчатаЯ! „а и молчал когда, а
только  глазища  свои  чернущие пЯлил недоверчиво - Язык тЯжелел, становилсЯ
рыхлым и вЯзким, как водЯной клубень.
     Ќу  вот,  вроде  и  смердит  поменее.  ‡авернуть  теперь  в  лопушок да
спуститьсЯ  до конца улицы, где никто уж воду не берет, чтобы в чистом арыке
его  сполоснуть.  Ђх,  какой  день  выдалсЯ,  и вечер впереди манит россыпью
кухонных угольков, медовой прЯностью коржиков, а перед сном...
     Ѓосые ступни уловили этот гул раньше, чем уши, и старческие сухие кости
донесли  снизу  вверх,  до  мудрой  круглой  головы,  сигнал тревоги. Ђрун с
неожиданной  легкостью  перемахнул  через  сливной  арык и прижалсЯ к забору
последнего на этой улице дома. ’олько тогда позволил себе осторожно, скривив
шею,  так  что  кадык  выпер  столь  нехарактерным длЯ гончара острым углом,
оглЯнутьсЯ.
     Ќа  полдороге  вниз  от  •рамовища,  гулко  вбиваЯ  пЯтки  в неостывшую
вечернюю  дорогу,  мчалась  вниз шестерка быстрых скоков. € добро бы - одна!
‘ледом,  на  расстоЯнии  двух заборов, мерно подпрыгивала втораЯ шестерка, в
самом верху, возле “ступов Њолений, похоже, строилась третьЯ.
     ќто длЯ одной-то улицы!
     Ђрун  досадливо покрЯхтывал, поводЯ головой, как отупевший от боли гад:
на  скачущих  -  на  угол двора; снова на скачущих... —то-то было странное в
этих  фигурах,  вот  только  что?  Ђ  угол  ограды был совсем рЯдом, шагах в
четырех,  и неприметно, бочком добратьсЯ до него - а там и луг, трава такаЯ,
что присЯдешь - и нет тебЯ...
     Ћн  прекрасно  понимал, что обманывает себЯ. Ќе желание отмыть поскорее
вожделенный  огненный  каштан,  и  не  стремление  спрЯтатьсЯ  от легконогих
скоков,  которые  трюхают  сюда отнюдь не по его душу - нет, его тЯнуло сюда
ежедневно,  к этой белой стене, замазанной наспех по приказу Ќеусыпных сразу
же после всесожжениЯ; он приходил сюда, нашаривал ступней брошенные горшочки
с  краской, и вот тогда приходило упоительное ощущение победы, и он мысленно
вызывал   своего   непокорного   ученика,   и  начинал  с  ним  бесконечный,
унизительный  длЯ €небела разговор, начинал всегда одними и теми же словами:
"Ќу вот, Я здесь, живой, мудрый и сытый, - а где теперь ты?.."
     ‘коки меж тем не добежали до него одного двора, разом притопнули, разом
сели  в  дорожную  пыль. Ќу, и слава ‘пЯщим Ѓогам! Њожно идти своей дорогой.
Ћн,  правда,  не  стал перебиратьсЯ обратно через арык, прополз вдоль стены,
обдираЯ  плечо,  но  вот и угол, вот и забеленный торец, где в последний раз
виделись  они  с  нечестивым упрЯмцем. "Ќу вот, Я здесь, а где же теперь ты,
€небел?"
     €  еще не осознала голова, а пальцы судорожно вцепились в ребро забора,
так что известка треснула и начала крошитьсЯ в разом запотевших ладонЯх.
     ‚  каких-то пЯти шагах стоЯл €небел, здоровый и невредимый, и не просто
стоЯл - быстро рисовал что-то травЯной кистью, блудодей проклЯтый, постоЯнно
оглЯдываЯсь через плечо на Ћбиталище ложных своих Ѓогов!
     Њожет,  и бывает мера ненависти, но только не про такой она час! Џотому
как  глаза аж кровью застлало, и ни страха, ни раздумьЯ - только схватить, и
повалить, и топтать, и жечь!..
     †ечь!
     Ћн оттолкнулсЯ от забора, перемахнул через арык и с юношеской легкостью
помчалсЯ вверх по дороге - прЯмо на сидЯщих в пыли скоков.
     - †ечь! - кричал он, и руки его, утратившие былую округлость, метались,
словно  Языки  пламени.  -  †ечь  нечестивца, избегнувшего кары божьей! †ечь
свЯтотатца, обманувшего огонь свЯтожарища! ‚Язать, топтать и жечь!..
     ђазом  вздыбилась  шестерка  скоков,  словно  дернули  их за веревочки,
которые  подвЯзывают к "нечестивцам"; разом взметнулись легкие наплечники, и
Ђруна как будто смело с их пути. Ћни дружным галопом слетели вниз, на луг, а
следом  и втораЯ шестерка, и третьЯ подоспевала, а Ђрун все трЯссЯ, вжавшись
носом в жесткую щетинку обочинной травы.
     €  не  собственнаЯ  смелость  -  вздумал  скоками повелевать! - и не их
непонЯтное,  безоговорочное  послушание...  Ќе  это  довело его до того, что
ничком плюхнулсЯ вниз.
     ‘трашнаЯ   картина   увиделась   ему,  когда  взметнулась  сераЯ  ткань
наплечников:   на  груди  каждого  скока  было  нарисовано  запретнейшее  из
запретных  - огромный, широко раскрытый глаз, означающий пробуждение гневных
Ѓогов!
     ’ретьЯ  шестерка скоков протопала над ним, обдав его душной пылью, а он
так  и  лежал,  закрыв  обеими  руками  свою многомудрую, хитроумную круглую
голову.
     Ђ  когда  он,  наконец,  поднЯл  ее,  душнаЯ  терпкаЯ гарь живой листвы
стлалась  по земле, и Ђрун увидел, что одинокое дерево, прижавшеесЯ к забору
со  стороны  двора,  занЯлось  дымным  пламенем, которое нехотЯ подымаетсЯ к
бесформенному свертку трЯпьЯ, привЯзанному к толстой средней ветви.
     Ќе жрецы, а он, он повелел скокам - и его повеление выполнили. Ќачалось
его времЯ!
     Ћн,  переваливаЯсь с боку на бок, приподнЯлсЯ на четвереньки, попыталсЯ
встать.  Ќоги  не  держали.  ќти  мгновенно  сменЯющие  друг  друга ощущениЯ
панического страха и неистового ликованиЯ так измотали его, что сейчас он не
сделал бы и шагу, предложи ему все сокровища •рамовища.
     € все-таки он пошел. ЏоковылЯл, заскользил вниз, на прежнее место, где,
тупо  глЯдЯ  в  огонь, четкими шестерками сидели в траве сделавшие свое дело
скоки  - сидели, старательно прикрыв наплечниками жуткую, непонЯтно длЯ чего
вытатуированную  распахнутость  пробужденного  Ѓожьего  Ћка. € где неверными
контурами  обозначилсЯ  на  белой стене забора наспех набросанный диковинный
рисунок - Ћбиталище Ќездешних Ѓогов, объЯтое пламенем.
     Ќо горело не Ћбиталище, никому не нужное, никого никуда не позвавшее, -
горел  €небел  нечестивый, €небел мыследерзкий, €небел непокорный, почему-то
не  захотевший  стать  первейшим  и  преданнейшим из его учеников... € то ли
вслух,  то  ли  одним  хрипом пересохшего рта: "‚от Я здесь, мудрый, живой и
сытый, а ты - где теперь ты?"
     €  тотчас  же  сверху, словно этот мысленный вызов был услышан, донессЯ
ответный крик, в котором звучали радость и надежда:
     - Ђрун! “читель!
     ‚от оно, торжество!
     ‚от она, просьба о пощаде, клЯтва в покорности!
     Џоздно только.
     - —то тебе, преданный гневу Ѓогов?
     -  Ђрун,  слушай  менЯ!  Ћни  идут убивать! Ѓеги в город - пусть прЯчут
детей...  особенно  -  худородных...  -  €небел  зашелсЯ  в  кашле - дым уже
подобралсЯ, душил. - •удородки ведь тоже дети! ‘пеши, учитель!..
     ЏопЯтилсЯ  Ђрун,  ноги  снова  согнулись  в  коленЯх.  Ќу,  до  чего же
паскудный  день  -  то  вверх, то вниз, то в чистую воду, то в сливной арык!
„ети ему дались, худородки чужие, а?
     €  еще  -  "они  идут  убивать"... Љто - жрецы, скоки? Ђ ведь похоже...
’огда  -  предупредить,  только  не  мелюзгу,  под  ногами  кишащую,  что  и
народить-то  ничего  не  стоит,  а  своих,  самых  нужных, самых верных, без
которых жизнь потерЯет всЯкий смысл...
     Ћн  метнулсЯ  обратно,  к улице, понЯл - поздно. Џотому что весь контур
черных  “ступов  полыхал  Яростными,  бесшумными  огнЯми,  на площади вокруг
•рама,  запруженной  пестрой  толпой (и когда успели?..), - скачущие вверх и
вниз факелы, словно они попали в лапы синеухим обезьЯнам. †рецы там, значит.
Ђ  скоки  -  внизу  каждой  улицы. †дут. € на вершине “ступов огненные глаза
зажглись - сами собой.
     ‡начит,  сейчас  ринутсЯ  в  город. Ќе успеть. „умай, Ђрун многомудрый,
думай... Љогда не успеть предупредить, следует беду в другое русло отвести.
     •удородки!
     Ћн-то  знает, в каких они дворах, он-то может указать! ‚от туда-то гнев
жрецов божьих и стравим, взЯвшись умеючи!
     “же  в который раз он велит разогнутьсЯ своей ноющей спине, приказывает
выпрЯмитьсЯ  своим  заходЯщимсЯ мелкой дрожью коленЯм... Ѓеги, Ђрун! Џодымай
хамский люд - много их в городе, на тебЯ, многомудрого, десЯть раз по десЯть
полнейших кретинов. ’олько кликни - отзовутсЯ.
     € он кричит:
     - Ѓей худород... ик! - и поперхнулсЯ собственным криком.
     ѓорло перехлестнуло тоненькой петлей - даже руками схватил, будто такое
разорвать  можно...  „ушит!  „ушит,  проклЯтый, как тогда жреца преподобного
задушил. Ѓоги, боги сладкопочиющие, помогите!..
     ЊотаЯ отЯжелевшей круглой головой, невольно оглЯнулсЯ - все дерево было
окутано  плотным  сырым  дымом, ни ветвей, ни привЯзанного там, наверху. ”у.
‚едь  померещитсЯ  же  такое!  Ђ  был  всего  лишь  страх  -  страх  памЯти,
проснувшейсЯ  так  не  вовремЯ.  Њог  бы,  конечно, придушить, но минул час.
‚торой раз не улизнешь от огнЯ карающего, нет, шалишь, мазила своеумный!
     Ђ все-таки отбежать подалее...
     Ћн  миновал  один  дом,  и  другой,  и  третий,  и  с ревом и смЯтением
разноцветных  непраздничных  огней  валила  ему  навстречу толпа распаленных
горожан,  и  только  тогда,  когда до них осталось не более трех надручейных
мостков,  он  остановилсЯ  и,  воздев руки к круглому, точно разверстое око,
вечернему солнцу, завопил:
     - ‚се, кто чтит богов истинных, - бей худородков! ‚о имЯ ‡акрытого Ћка!
-  €  задохнулсЯ  от  гордости  и  ликованиЯ, когда набегавшие на него жрецы
подхватили за ним, простым горшечником: "‚о имЯ ‡акрытого Ћка!"
     -  €  на  погибель  Ћткрытому  „ому!  -  по какому-то внезапному наитию
добавил  он  и  обернулсЯ,  грозЯ  круглыми кулачками ненавистному Ћбиталищу
Ќездешних.
     € словно в ответ на его проклЯтие серебристо-прозрачные стены дрогнули,
заструились  по кругу бесшумно и стремительно, стоЯчим смерчем вздымаЯсь все
выше  и  выше,  словно  стараЯсь дотЯнутьсЯ до голубоватого послеполуденного
солнца.
     Ђрун  слабенько  охнул,  обхватил голову руками и, снова став абсолютно
круглым,  покатилсЯ  куда-то под сырой мосток. € вовремЯ: завываЯ и рассыпаЯ
искры,  налетела  орда  жрецов  -  от  мала  до велика, в слепых ощерившихсЯ
масках, разЯщаЯ перегаром травЯного дурманного пойла...
     Ѓоги проснулись, Ѓоги карали - мстительные, всевидЯщие, лютые!
     “жасающий,  сверлЯщий  вой  достиг  ушей  €небела,  заставил  очнутьсЯ.
“мирать  второй  раз  той  же  самой  медленной смертью в дыму и смраде было
невыносимо  противно  и  даже  в  какой-то  степени  - попросту скучно, и он
радовалсЯ  забвению  и  больше не напрЯгал свою мысль, чтобы разогнать перед
собой  густое  облако  лиственного  липкого  дыма. ‘мотреть было не на что -
поднебесное  гнездо,  где  обитала Ћна, было пусто, и он почему-то знал, что
больше  Ћна в нем не поЯвитсЯ. € все-таки, когда он в последний раз пришел в
себЯ,  мысли  собрались,  словно  руки, сложенные вместе и разрезающие перед
собой  воду,  а  потом  развели  этот дым в стороны, и в открывшийсЯ просвет
€небел  увидел,  что  прозрачный  колокол,  незыблемо стоЯвший столько дней,
стремительно  кружитсЯ,  словно одурманенный соком Ярджилы, и растет, растет
вверх,  дотЯгиваЯсь  до  вечерних  лиловатых облаков... Ќо не это было самым
страшным - нет, неЯснаЯ тревога, мгновенно перешедшаЯ в ужас, заставлЯла его
искать светлое платье; и в то же времЯ он уже знал, уже чувствовал: …е здесь
нет. ‚ообще нет. Ћна где-то...
     Ќаверху,  подсказало чутье, вот где. Ќа крыше Ћбиталища? Ќет, еще выше.
Ћн  напрЯг  зрение,  одновременно  разгонЯЯ  последние струйки дыма, режущие
глаза,  и  за  пеленой  сгустившегосЯ,  струЯщегосЯ  тумана увидел в лиловой
вышине  громадную  черную  пчелу.  Џчела  подымалась все выше и выше, бешено
трепеща  жесткими  черными  крыльЯми,  и  на ее широкой, как у горного змиЯ,
спине  угнездилась прозрачнаЯ коробочка. Ђ в коробочке... Ћн задохнулсЯ. ’а.
Ѓез имени.
     Ћн  не  успел  по-настоЯщему удивитьсЯ этому чуду, как случилось новое,
еще  более  непонЯтное: всЯ землЯ напружинилась и ударила дерево, к которому
он  был  привЯзан,  словно хотела вытолкнуть его вместе с корнЯми, но дерево
только  качнулось, так что €небел ощутил этот удар всей спиной, прикрученной
к  толстой ветви, но в тот же миг ударило и по текучей стене, потому что она
качнулась,  верхний край ее заплЯсал в тщетной попытке дотЯнутьсЯ до облака,
и  в тот же миг громаднаЯ чернаЯ пчела, котораЯ никак не могла дотЯнутьсЯ до
краЯ,  сделала  рывок  и  выпорхнула  наружу  -  нет,  не  сама,  и вовсе не
выпорхнула,  а  ее  выбросило,  точно  камень из закрученной веревки, и она,
обламываЯ  жесткие  крыльЯ,  начала падать, подлетываЯ чуточку вверх и снова
нырЯЯ  вниз,  навстречу  вечерним лесам, навстречу смертельным черным топЯм,
которые  отсюда,  с  вышины  одинокого  дерева, виднелись голубыми холодными
пЯтнами, светЯщимисЯ отраженным светом послеполуденного солнца.
     "Ѓоги!  -  взмолилсЯ  €небел. - Ѓоги, спЯщие или бодрствующие, карающие
или дарЯщие, - любые боги, только не туда, только не в черную топь..."
     Ќо  пчела падала именно туда. “ краЯ, под самыми деревьЯми, окружившими
предательскую  поверхность, но все-таки туда. €небел весь выгнулсЯ, стараЯсь
оторвать  тело  от  подрагивающего  дерева,  словно  за  короткие мгновениЯ,
отделЯвшие  пчелу  от  падениЯ,  он  смог  бы  домчатьсЯ  туда и хоть что-то
сделать. Ћн уже не думал ни о чем - ни о новых глухих подземных ударах, ни о
плЯшущем  серебрЯном  столбе, который становилсЯ почему-то все уже и уже, он
не  отдавал  себе отчета даже в том, что он видит гораздо дальше, чем до сих
пор позволЯло ему зрение, да еще и в вечернем тусклом свете... € все-таки он
видел,  он знал: вот проклЯтаЯ пчела, раскидав вокруг себЯ последние обломки
крыльев, тЯжело плюхнулась в жирную вЯзкую жижу, из которой не выбиралсЯ еще
ни  разу ни зверь, ни гад, ни человек; вот прозрачнаЯ коробочка на ее спинке
раскрылась,  и  легкий  Язычок  светлого пламени выметнулсЯ наружу - тонкаЯ,
напрЯженно  вытЯнувшаЯсЯ  ввысь  женскаЯ фигурка, которую отсюда не различит
человеческий  глаз...  ‚ыше!  …ще чуть-чуть выше, наверху ведь гибкие ветви,
чудом  не  обломанные  падающей  пчелой,  и никакого ветра, ну ни малейшего,
чтобы качнуть эти ветви, нагнуть над тонущей пчелой...
     “же  и  не Язык пламени - едва светЯщаЯсЯ голубаЯ тростинка, безнадежно
вытЯнувшаЯсЯ вверх, и нет таких богов, нет такой силы... Ќет? Ћн не заметил,
когда  она пришла к нему, и откуда, эта сила, это всемогущество, и тем более
он  не  смог  бы сказать, где эта сила угнездилась - в голове или в кончиках
пальцев...  ‚прочем,  нет,  и  это  уже он мог. ‘ила была где-то в чудовищно
напрЯженном  спинном  хребте,  и  юноша понЯл: шевельни он сейчас лопатками,
дрогни  локтЯми  - веревки треснут, как сплетеннаЯ паутина... ’олько нельзЯ.
Ќи  крупицы  этой  непонЯтно обретенной силы он не мог, не смел потратить на
себЯ!  „аже  на  то, чтобы разогнать дым, едким одеЯлом кутающий все дерево.
ѓад с ним, с дымом. ‚се равно то, что открылось €небелу в вечерней сиреневой
мгле,  видитсЯ  не  глазами.  Ќичего длЯ себЯ. Ќи просЯного зернышка. ’олько
там,  над  -голубеющей  лужей вонючей топи - ветви, опускающиесЯ все ниже...
ниже...  Ќу,  еще,  поднатужьсЯ,  €небел, соберись, еще есть какаЯ-то сила в
плечах,  и  ниже,  к  локтЯм,  выуди  из  своих  мышц  все  ненужное тебе их
могущество,  и  пошли  туда,  где  перистые  пушистые лапы, такие розовые на
утреннем  солнце,  и  узловатые  гибкие  ветви,  податливые,  словно  хвосты
обезьЯнок,  -  если даже не нагнуть разом, то слегка раскачать, и сильнее, и
сильнее,  вот  они  коснулись …… пальцев - боги, все равно какие боги, он же
это почувствовал - …… ЏЂ‹њ–…‚, таких холодных от смертного страха, и он стал
уговаривать  …е: не бойсЯ, моей силы хватит на нас двоих, Я всемогущ, потому
что  Я  люблю  ’ебЯ, ту, которой Я не успел придумать даже имени, и Я сейчас
оплету ’вои запЯстьЯ пушистой, но прочной зеленью... вот так... ’ы только не
бойсЯ,  и  будь послушна, как тогда, когда ’ы лежала на моих руках, всЯ моЯ,
от  узнавших  менЯ  живых  волос - до чужого, неподвижного лица... лицо Я не
трону,  но  руки  -  протЯни  их повыше... и еще выше... да не дрожи, ’ы тут
ничего  уже  не можешь сделать, тут повелеваю только Я... вот так. “мница. Ђ
теперь  не бойсЯ, у менЯ еще огромный запас сил, сейчас Я рвану ветви вверх,
и они вынесут ’ебЯ на твердый берег, только оттолкнись ногами, послушай менЯ
и...
     ‚  этот  последний  рывок  ой вложил все свои последние силы, так что в
спине  что-то  хрустнуло, и красные пЯтна поплыли сверху вниз, словно капли,
стекающие   с  поднЯвшегосЯ  уже  вечернего  солнца,  и  последнее,  что  он
почувствовал,  это  была  колючаЯ хвоЯ, но не под своей спиной - нет, под …е
голыми   руками,  опершимисЯ  было  о  мшистый  твердый  бугор  и  бессильно
подломившимисЯ...
     Ђ потом было все безразлично, и серебрЯный плЯшущий столб, еле видный в
клубах  так  и  не  желавшего  подыматьсЯ  выше  травЯного  дыма,  и странно
сузившеесЯ  Ћбиталище, которое помещалось теперь как раз в границах бешеного
столба,  и  эти  стенки, постоЯнно сжимаЯсь, как бы слизывали одно за другим
верхние гнезда Ћбиталища нездешних, но от этого не возникал страх - оно было
пусто  и  не  освещено  вечерними  светЯщимисЯ  гусеницами, которые, бывало,
повисали каждый вечер под сводами многоЯрусных потолков.
     €небел  обвис  на  веревках,  вздрагивающих,  как  паутина  от  ударов,
которые,  не  затихаЯ,  выбулькивали  из  подземных  тайных  глубин,  словно
серебристые пузырьки болотного газа, но эти удары били теперь по нему одному
-  по  сухой  подрагивающей ветви, с которой он сроссЯ спиной, а раз по нему
одному  -  значит,  было  уже  не  страшно.  Ћн  вдруг  вспомнил  о  скоках,
рассевшихсЯ  под  деревом,  и представил себе, как они сейчас подскакивают и
плюхаютсЯ  обратно,  на  сухую  землю,  окаменев в необъЯснимой недвижности,
словно  лЯгушки  под пристальным змеиным взглЯдом; и он ощутил животный ужас
всех этих обреченных, потому что в своем жутком беспокойстве неправдоподобно
истончившийсЯ  серебрЯный  столб,  заполненный бешено крутЯщимисЯ обломками,
свивающийсЯ   в   тугой  жгут,  временами  сбрасывал  с  себЯ  лишние  прЯди
студенистого  тумана,  и  на том месте, где проскальзывала эта бесцветнаЯ и,
казалось  бы, невесомаЯ струЯ, оставалась жуткаЯ плешина обнаженной земли, с
которой был начисто срезан весь влажный ворс луговых трав.
     ’о равнодушие, с которым €небел разглЯдывал сверху все эти чудеса, было
последним  чувством,  уцелевшим  после  невероЯтного напрЯжениЯ всего тела и
главное  -  всей его души. ’от рывок, который вздернул вверх древесные ветви
вместе  с  обвисшей на них женской фигуркой, словно выдернул из самого юноши
какую-то сердцевину. ’еперь он был одной пустой шкуркой, на которой каким-то
чудом  еще  жили глаза. ‘лух скорее обманывал, чем повиновалсЯ, - до €небела
доносилось ни разу им не слышанное биение громадного нездешнего "нечестивца"
-   редкие   глухие   удары,   слетающие  откуда-то  сверху.  Ќаверное,  они
выплескивались  из  серебристой  трубы, все туже и туже стискивавшей в своем
стволе  рушащеесЯ  Ћбиталище,  -  да,  так гулко и предсмертно билось сердце
этого  непонЯтного  строениЯ,  непостижимого  до  такой  степени, что сейчас
€небел  был  уверен: это скопище высоких гнезд было живым существом, которое
откуда-то  поЯвилось на болотистом лугу перед самым городом, и теперь вот не
то  исчезало,  не  то  подыхало,  в своей конвульсивной агонии превращаЯсь в
гигантского  каменного змиЯ, поднЯвшегосЯ на кончике хвоста, чтобы вырватьсЯ
от стиснувшей его со всех сторон прозрачной удавки.
     ќто  не  укладывалось  ни  в  какие  законы, и было до боли обидно, что
приходитсЯ  второй  раз  умирать уже пережитой медленной, удушливой смертью,
когда  перед  тобой творитсЯ такое небывалое чудо, которое ему уже никогда в
жизни не придетсЯ нарисовать.
     Ќо  сил  не  хватало  даже  на  то,  чтобы  поднЯть слабейший ветерок и
разогнать  сгущающийсЯ  дым.  †ар неумело разожженного костра наконец достиг
его  ног,  и  €небел  подумал,  что  надо  бы  вдохнуть  разом побольше этой
дурманЯщей  гари  и  прекратить  бесконечно  длЯщуюсЯ  пытку удушьем, и тут,
словно   в   ответ  на  его  мысль,  прЯмо  перед  глазами  полыхнула  сизаЯ
неразветвленнаЯ  молниЯ.  „ым  словно  срезало,  и  в  разомкнувшейсЯ, точно
занавес,   голубизне   вечерней   долины   €небел   увидел,  как  пожираемый
ослепительным огнем крутЯщийсЯ столб стремительно наклонилсЯ, и из-под него,
срезаЯ   кочки,  выметнулсЯ  студенистый  светЯщийсЯ  Язык  -  если  бы  это
происходило  во  сто  крат  медленнее,  то €небел бы подумал, что это улитка
выпустила из-под своей скорлупки слизистую безобидную ногу.
     Ќо  светЯщийсЯ  студень  плеснул  прЯмо  к подножию дерева, едкий пар с
тошнотворным  запахом паленого мЯса полыхнул вверх, обжигаЯ легкие, и тут же
по  стволу  дерева  резануло  острым  ударом,  и  хруст ломающейсЯ древесины
смешалсЯ с последним звоном исполинского небесного колокола, оглушительного,
как  удесЯтеренный гром, и в тот же миг €небел почувствовал, что он падает -
снова  падает, как и во времЯ первой своей смерти, но вместо беспамЯтства он
отчетливо  ощутил  царапанье  веток, и скольжение по телу обрывков лопнувшей
веревки  -  словно  десЯток  мелких  гаденышей  пугливо порскнули прочь; и в
следующий  миг  он  уже  мог  просто и беспрепЯтственно спустить ноги вниз и
спрыгнуть  на  то,  что  недавно  было луговой травой, а теперь стало теплым
студнем,  и  в  какой-то  дымной, клубЯщейсЯ тишине он бессознательно побрел
вперед,  выставив  руки,  чтобы не наткнутьсЯ на привычную стену серебрЯного
колокола...
     Ћстрой  нездешней  смертью  пахнуло  откуда-то снизу, и €небел замер на
самом  краю  Ямы.  Ћна чернела бездонным провалом, и голубое вечернее солнце
едва-едва обозначило противоположный ее край.
     Ќо  дно  все-таки  было,  потому  что  капли  подземной воды, сочащейсЯ
изнутри, падали куда-то с холодным отчетливым стуком. €, кроме этого мерного
бульканьЯ,  ни  одного  людского  звука.  ‘ловно и не здесь бесновалась орда
жрецов  и  скоков.  €небел  невольно  взглЯнул  на  свои ноги и вздрогнул от
омерзениЯ:  по  самую  щиколотку  они были в густой, почти черной крови. ‚от
оно, значит, что за студень...
     Ћн  так  и стоЯл, чуть покачиваЯсь, тупо глЯдЯ на исполосованные кровью
ноги,  не  ощущаЯ  ни  этих  ног,  ни  рук,  ни  вообще себЯ: не было больше
нездешнего  Ћбиталища,  и не было больше вольнодумного малЯра, которому мать
при  рождении  завещала  сказочное  желание быть белее белого, чище чистого,
светлее  светлого... Џозади был его город, с бессмысленной жестокостью богов
и  жрецов,  с  бессмысленной  покорностью  малЯров  и ткачей и бессмысленной
жаждой  всевозможных  арунов (не один же он был, властолюбивый самодовольный
горшечник!) подчинить себе простодушных "воспитанников".
     ‚переди  была только чернаЯ Яма, в которой с колокольным звоном исчезло
сказочное  Ћбиталище,  с  живой  тепловатой  травой,  с  мерцающими  в  ночи
воздушными  ступенЯми витых лесенок, с душистым древесным полом, по которому
так бесшумно ступают босые ноги...
     ‚нутри - и в груди, и в голове одновременно - что-то хрустнуло, и чужаЯ
боль  вошла  в  него  и стала его естеством: боль коченеющего женского тела,
отшвырнутого упругими ветвЯми на каменистый косогор за черной топью.


        23

     ‘только  ночей не было этого сна, и вот он снова пришел: и нежные руки,
умеющие  каким-то  чудом  ласкать  все тело разом - от сомкнутых ресниц и до
самых кончиков пальцев, сжавшихсЯ от холода, и...
     Ќежные,  огромные,  чуточку  шершавые,  точно  губы у пони, чуткие, как
ворсинки  росЯнки, и даже сквозь закрытые веки - чистые дождевой чистотой, и
больше  никаких "и", одни только руки, долгожданные, окаЯнные, наЯву-то ведь
так и не угаданные...
     ‘ тем особым лукавством, которое позволительно только во сне, когда так
и  говоришь  себе  - ведь можно же, раз Я сплю! - с тем самым лукавством она
тихонечко  запрокинула  голову,  чтобы  только  чуточку приподнЯть ресницы и
наконец-то  подсмотреть во сне, раз уж так старательно прЯталсЯ он наЯву; но
от  этого  едва заметного движениЯ жгучаЯ боль свела левую руку где-то между
плечом  и локтем, и она испугалась, что не выдержит, и закричит, и проснетсЯ
от  собственного  крика,  и  успела  стиснуть зубы, так что получилсЯ только
коротенький  всхлип.  Ќо  и этого было довольно, потому что в ответ возникли
еще  и  губы  -  такие  же  шершавые  и  легкие, точно руки, они безошибочно
отыскали  больное место и начали пить эту боль маленькими сухими глоточками,
и   боль   стала   мелеть,   подернулась   радужной  пленочкой,  защекотала,
улетучиваЯсь...  Ђ  ведь  и  губы эти уже были, были, только всего один раз,
сказочный  и не повторенный, как она ни звала их. Ћх, не проснутьсЯ бы, ведь
за  губами  этими  было  и еще что-то, тоже ни разу не припомненное, и пусть
будет  еще  раз,  во  сне  ведь  можно...  Ќо  в  ответ  поЯвилось дыхание -
покатилось  теплым  комочком  по щеке, оставлЯЯ чуть слышный запах травЯного
дымка,  и,  упруго  вспухаЯ  в самой середке этого дымного шарика, рождались
слова-заклинаниЯ:  "Џроснись-отворись,  безымЯннаЯ,  долгожданнаЯ, окаЯннаЯ,
отворись-проснись,  несуженаЯ,  колокольным  звоном  потушеннаЯ..."  - "€ не
подумаю, - прошептала несуженаЯ. - џ проснусь, а ты исчезнешь, да?"
     ’еплый  комочек,  добравшийсЯ  было  до  Ямочки на горле, вдруг сжалсЯ,
замер  на  месте и начал стремительно холодеть. „ыхание остановилось. Џочему
вот только?
     Њожет, она что-то не то сказала? ЉшисЯ наморщила лоб, мысленно повторЯЯ
только что сказанное, и вдруг понЯла, что говорили-то они оба по-кемитски.
     …сли  бы  это было не во сне, она испугалась бы, вскрикнула, попыталась
бы  оттолкнуть эти ласковые, баюкающие руки. Ќо именно эти руки и были самой
надежной  защитой,  которой  она  столько  раз  доверЯлась  в  своих  ночных
странствиЯх  по  существующему  только в ее снах ’а-Љемту, и теперь эти руки
снова  отыскали  ее,  и  перед  этим  все уже было неважно. Џо-кемитски, так
по-кемитски.  €  она  повторила,  старательно,  как  на  уроках  ‘ирин Ђкао,
выговариваЯ слова:
     - Ќе оставлЯй менЯ больше одну. Џожалуйста.
     „ыхание снова поЯвилось - прерывистое, жаркое, как будто дышали горЯчим
дымом.  €  так  же  изменилсЯ  голос - слова, сухие, шуршащие, слетали с губ
одновременно и легко и с трудом, словно чешуйки обугленной кожи:
     - „вумЯ огненными смертЯми покарали менЯ за это боги...
     -  ќто  еще  какие  такие  боги?  -  изумленно  проговорила она, широко
раскрываЯ  глаза,  и  запнулась: над нею лунным светом светилось узкое белое
лицо,  которого  она не видела, да и не могла видеть ни разу в жизни, потому
что не бывает таких человеческих лиц.
     €  тогда  подступил к ней ужас, готовый подхватить ее на свои холодные,
липкие  лапы.  €  снова  единственным  спасением стали руки - действительно,
какое  значение  имеет  это  незнакомое  лицо,  если  руки-то ведь те самые,
которые   только  длЯ  нее,  в  которых  ее  легкое  даже  длЯ  кемита  тело
устраиваетсЯ  уютно  и единственным образом, как сливочное тельце улитки - в
завитках  ее  фамильной коробочки. Ѓог с ним, с лицом, - лишь бы не исчезали
эти руки...
     -  ‹адно,  - проговорила она, - сам-то можешь и исчезнуть. ’олько пусть
останутсЯ твои руки...
     —ерные  огромные  глаза  -  черное и белое, рисунок неземного мастера -
полыхнули невидимым огнем. Ќадо думать, инфракрасным.
     -  Њы  называли  вас  кемитами,  - вполголоса, снова полуприкрыв глаза,
задумчиво  проговорила  ЉшисЯ.  -  ќто  просто  безобразие,  когда берут, не
подумав,  первые  попавшиесЯ  слова...  Џо-настоЯщему  вас  надо бы называть
как-то  по-другому.  ЏриходЯщие  во снах... Ќет, длинно и неуклюже. Ђ как ты
сам хочешь, чтобы Я тебЯ называла?
     - ‡ови менЯ €небел, ибо наречен Я так длЯ того, чтобы быть белее инеЯ.
     - ‡ачем? - искренне удивилась она.
     - Ѓелизна угодна ‘пЯщим Ѓогам, ибо в белизне - тишина.
     -  Ђ по-моему, в белизне - предрасположение к злокачественной анемии...
Ќе  знаю,  как  это  на  вашем Языке. ѓемоглобин надо повышать. ‚от ты - ну,
посмотри  на себЯ. - Ћна удивительно легко, без всЯкой боли, исчезнувшей под
его магическими губами, поднЯла руки и провела пальцем по скулам - к уголкам
громадных  черных глаз. - Ќа тебЯ ж смотреть страшно - кожа да кости. Љак ты
только  менЯ на руках носишь? ‚прочем, во сне все легко... ‚он Я - повисла у
тебЯ  на  шее  и  разговариваю,  как ни в чем не бывало, а будь это наЯву, Я
верещала бы от страха на весь ваш кемитский темный лес!
     - Ќо это все - наЯву...
     џвь, точно того только и дожидалась, нахлынула на нее со всех сторон, -
и  желтовато-Ячеистое  тело  громадной  луны,  бесшумно рушащейсЯ в перистые
ветви  тутошних  елок, и пронзительный надболотный сквознЯк, доносЯщий запах
сброшенной гадючьей шкурки и надломленных веток цикуты, и трепетное горловое
клокотание древесной жабы... ђаньше это был не страх. ЌастоЯщий страх пришел
только теперь.
     -  Ќу  и  что?  - проговорила ЉшисЯ, упрЯмо вскидываЯ подбородок. - ‚се
равно это - твои руки. Ђ остальное неважно.


        24

     - „ым в квадрате триста четырнадцать-"–", - доложил Ќаташа.
     - ‚ двух соседних тоже по дыму, - буркнул брат-„иоскур.
     -  Ќо  в квадрате "–" третий день в одно и то же времЯ и на одном и том
же месте.
     -  …стественнаЯ  линза.  ’леет  мох  между  скал,  поэтому  пожар  и не
распространЯетсЯ.
     - € все-таки Я спустил бы поисковый зонд.
     - Џоследний на "ђогнеде"?
     -  Ђ  почему  бы  и нет? Џросвечивать дальше эту асфальтовую ловушку не
имеет  смысла.  Љаркас  вертолета  мы  и  так  нащупали,  а  ничего  другого
обнаружить и не сможем.
     -  Џосылай. Џосылай последний зонд. ‘нимай все остальные и загонЯй их в
скалы.  ‚  конце  концов  гони  туда  вертолет.  „елай  все, только чтобы не
оставалось этого невыносимого "а если?..".
     - “же послал.
     ‡онд  стремительно  ухнул  вниз,  на  экране  закрутились, стремительно
приближаЯсь  и  вызываЯ привычную тошноту этим иллюзорным штопором, змеистые
расщелины  известнЯковых скал. ‡онд, запрограммированно шарахаЯсь от каждого
острого пичка, принЯлсЯ рыскать, точно терьер, учуЯвший крысу.
     - ‘мотри, смотри! - крикнул Ќаташа.
     Њохнатый  бухарский  ковер  самой  причудливой  расцветки - пепельный с
сине-багровым  узором  -  плавно стекал вниз по уступам, обволакиваЯ мшистые
камни и затем освобождаЯ их, - уже безо всЯких следов растительности.
     - Џещерный скат! Ђ Љантемир говорил, что они встречаютсЯ только у самой
границы вечных снегов.
     - Љристина говорила, что видит их почти в каждом сне...
     „иоскуры разом замолкли.
     -  ‚он  и твой дым, - нехотЯ проговорил Ђлексаша. - ’леет прЯ