ле сидит толстаЯ санитарка,
а  в руках у нее жестЯной совок с  сухим  гипсом,  и она сыплет  этот гипс в
большую четырехугольную банку.
     -- ‚ам чего? -- спросила она.
     --Њне  ничего,-- ответил Я.-- €дем,  ‹елечка,  вниз.  Ќе  удалось нам с
тобой побыть в тени.
     -- Њилый, когда кончитсЯ война, мы всегда-всегда будем вместе. Ђ сейчас
лучше не думать об этом.
     -- Љогда тебЯ нет  рЯдом,  Я об этом не думаю. џ думаю о тебе, а  не об
этом. Ќо раз ты здесь...
     --  ЃестолковаЯ твоЯ  ‹елька!  ’ак к  тебе торопилась,  что  ничего  не
принесла тебе... ‚от  только это...--  Ћна  остановилась посреди  коридора и
стала  вытаскивать из кожаной  авоськи  черные с  золотом пачки "ѓерцеговины
флор". -- ќто Я на вокзале купила. „есЯть пачек.
     --  ‘лишком шикарные длЯ менЯ папиросы.  ’акие курЯт те, у кого шпалы и
ромбы. ‡ачем ты тратишьсЯ?
     -- Џапа прислал много денег.
     -- ‹елЯ, не трать деньги зрЯ. ’ы же знаешь, что со жратвой на гражданке
становитсЯ неважно. …ще неизвестно, что будет.
     -- —то будет --  то будет,  а чего  не будет -- того никогда не  будет.
Џодпись: тетЯ ‹юба.
     -- “ нее вообще страннаЯ философиЯ... ‹елЯ, от  Љости  ты письма еще не
получала?  Ћн должен написать  или тебе, или  на  тетю ›ру  -- у вас твердые
адреса.
     --  Ќет,  не получала.  Ћн не знает моего  окопного адреса. Њожет быть,
дома менЯ ждет его письмо. ’огда Я тебе сразу перешлю. ’ы беспокоишьсЯ?
     -- „а.  Џравда, на письма он очень  ленив.  ‚ госпитальный сад  уже  не
пускали.  Њы  стоЯли  в  вестибюле  под  табличкой  со  стрелкой   "„ежурный
администратор". ЏроходЯщие мимо  раненые и  сестрички поглЯдывали  на нас --
вернее, на ‹елю.
     -- Њилый, Я  пойду.  „евушки  мне писем  надавали, надо их  разнести. Ђ
через неделю мы увидимсЯ. „а-да-да!


        31. ЌЂ—Ђ‹Ћ Ѓ‹ЋЉЂ„›

     Ќо через неделю встретитьсЯ нам не довелось. Љогда ‹елЯ ушла, на пути в
свою палату Я повстречал ‚еликанова, его койка  стоЯла через проход от моей.
ќтот ‚еликанов представлЯлсЯ мне очень старым,  Я удивлЯлсЯ, как таких берут
в армию; Я даже не спрашивал, сколько  ему лет, боЯсь обидеть. ’еперь думаю,
что ему было под сорок, просто он  казалсЯ мне старым  по сравнению со мной.
Ћн  любил  всех  поучать,  ставЯ в  пример самого  себЯ.  ќтим  он  немножко
напоминал Љостю,  только ЉостЯ  занималсЯ  поучениЯми  лишь в  периоды своей
прозрачной жизни, а ‚еликанов делал это всегда.
     --  Џроводил  девушку?  --  спросил он  менЯ  и, не  дожидаЯсь  ответа,
приступил к нравоучениЯм: -- „евушка, надо понимать,  хорошаЯ,  так с  ней и
вести себЯ надо порЯдочно. ‚от ты ее по госпиталю за  собой водишь, укромных
местечек ищешь. „умаешь, люди не видЯт? џ в твои годы так не поступал, у нас
во Њге за такое ухажерство камнЯми бы закидали!
     -- ’о Њга, а то ‹енинград, -- ответил Я.
     --  ‚о Њге люди  не хуже, -- обиженно возразил ‚еликанов.-- Ђ  может, и
получше. џ сам оттуда родом... ќто она тебе таких хороших папирос принесла?
     -- „а. •отите -- берите пачку.
     -- ‘пасибо, не откажусь. „ают -- бери, а бьют -- беги.
     Ћн взЯл коробку, открыл ее, понюхал папиросы. Џотом продолжал:
     --  „а, одни вот девушек водЯт по госпиталю, а  другие о семьЯх  заботу
проЯвлЯют. џ сейчас письмо домой послал, велел жене сына с дочкой забирать и
в ‹енинград переезжать, тут у нее сестра на "‹енжете" работает... ’ы знаешь,
немцы  к  —удову  подошли,  раненых  оттуда  к  нам  привезли,  те  говорЯт:
ЋктЯбрьскую дорогу  вот-вот  перережут.  Ђ  Њга  от  —удова недалеко, она на
‘еверной.
     џ не сразу понЯл, что означает "дорогу вот-вот  перережут", не сразу до
менЯ дошло, что начинаетсЯ блокада. Ќо все же менЯ удивило его решение.
     --  €з  ‹енинграда людей эвакуируют, а вы своих в  ‹енинград тЯнете, --
сказал Я.
     --  ќва-ку-иру-ют!..--  насмешливо  протЯнул  ‚еликанов.--  Ќеужели  не
понимаешь, что это  военнаЯ хитрость? џ-то  сразу  раскусил! Ќадо голову  на
плечах иметь и собственными мозгами ворочать. -- Ћн победоносно посмотрел на
менЯ, и Я подумал, что, может быть, он знает что-то такое, чего Я не знаю.
     џ  пошел  в  большую проходную  комнату,  где  к  школьной  доске  была
пришпилена  карта ‘оветского  ‘оюза -- много  меньше  доски.  Љазалось,  она
окружена  широкой  траурной рамкой. Ќесколько человек стоЯли около  карты  и
что-то тихо говорили. Ћни замолчали и покосились в мою сторону, услышав  мои
шаги.  ‚ люстре, свисающей  с потолка,  горела всего  одна лампочка, и в  ее
свете трудно  было найти  небольшой  кружок  с надписью  "—удово", а краснаЯ
ниточка  железной   дороги   казалась  совсем  тоненькой  и  почти  случайно
нанесенной на карту.
     --  ‚от  какие  дела...-- сказал  кто-то.--  Џерерубили...  ’еперь  всЯ
надежда на ‘еверную.
     -- Њга далеко от  —удова? -- спросил Я, ни к кому не  обращаЯсь. -- ’ут
не разобрать.
     -- Њгу они могут через три днЯ взЯть, если таким темпом будут идти.
     -- Ќу, Њгу им не отдадут...
     -- Њгу они, может, и возьмут, а ‹енинград мы все равно им не отдадим.

        x x x
     Ќа следующий день  нам  прочли обращение ‚оенного совета ‹енинградского
фронта и горкома  партии.  ‚  нем  говорилось,  что над  ‹енинградом нависла
прЯмаЯ  угроза  нападениЯ.  ‚раг  пытаетсЯ проникнуть  к  ‹енинграду...  ‚се
слушали молча, да и о чем тут  было говорить, о чем спорить. ‚едь мы были не
где-нибудь, а в самом ‹енинграде, и среди нас было много ленинградцев.
     —ерез два  днЯ, когда на  медосмотре врач спросил менЯ,  болит  ли  еще
рука,  Я  сказал,  что нет,  не  болит.  Ќа  самом-то деле  она  еще немного
побаливала,  но  признатьсЯ  в  этом  было  как-то  стыдновато,  потому  что
вообще-то Я  чувствовал  себЯ здоровым,  и мне  начинало казатьсЯ: вот, сижу
здесь, будто  не  то  симулЯнт,  не  то дезертир. Џосле  этого осмотра  менЯ
перевели в другую палату, котораЯ находилась в  фойе. ‚ этой палате была уже
не  госпитальнаЯ,  а полувоеннаЯ дисциплина,  и  мы работали  по  двору,  на
загрузке углЯ в подвалы около котельной и дневалили на кухне.
     —ерез пЯть дней менЯ выписали.
     Љоманду выписавшихсЯ сопровождал  госпитальный  старшина. Ћн нас строго
предупредил: если кто-нибудь из нас  смоетсЯ, хотЯ бы даже в магазин забежит
--  пусть  сам  на себЯ пенЯет.  ќто будет  считатьсЯ  как  самоволка, а  за
самоволку сейчас ставЯт к  стенке.  Ќо  никто и  не  собиралсЯ ничего такого
делать,   тем  более  что  документы  были  у  старшины.  Ќас  было  человек
восемнадцать,  и  мы шли строем по улице, парами -- как детсад  на прогулке.
‚се  мы  были  в поношенной  форме  второго  срока,  которую нам  выдали  на
госпитальном  матскладе  при   выписке,  и  только  пилотки  почему-то  всем
достались  новенькие,  прЯмо  со швейной  фабрики.  “ менЯ  слегка кружилась
голова и чуть-чуть  познабливало --  это не  от слабости, а от  впечатлений.
„ома казались очень высокими, улицы  чересчур  широкими,  людей на тротуарах
было даже больше, чем до войны. “дивлЯли мужчины в штатском. Љ военной форме
привыкаешь очень быстро, и столь же  быстро  гражданскаЯ одежда  на мужчинах
начинает казатьсЯ какой-то несерьезной, ненастоЯщей.
     €з-за  множества  незнакомых людей, которым, как мне думалось,  до менЯ
нет никакого дела, из-за  того, что Я шел неизвестно куда, из-за того, что Я
даже не могу забежать  домой и узнать, нет ли письма от Љости,-- из-за всего
этого  Я вдруг  почувствовал себЯ одиноким  и обиженным.  ‚первые в жизни  Я
шагал по ‹енинграду не как хозЯин, а как гость. Ќо постепенно Я втЯгивалсЯ в
ритм  шагов,  в  ритм города, и  мне становилось легче и спокойнее.  € когда
старшина подвел нас к  трамвайной остановке и скомандовал "вольно" Я был уже
в своем городе, у себЯ.
     Њы вышли из трамваЯ на ‚ыборгской стороне у красных казарм.
     ЋпЯть  начались  построениЯ,  переклички,  распределение  по   ротам  и
взводам, строеваЯ  учеба  на плацу.  џ в  тот же день  успел  написать  ‹еле
коротенькое письмо и бросил его за забор.  Џо ту сторону казарменного забора
все  времЯ,  даже  по  ночам, стоЯли  женщины  --  они подкарауливали  выход
маршевых  рот,  чтобы повидать  своих  близких. Ѓелые треугольники писем они
сразу поднимали и относили к почтовому Ящику.
     ‚ этой казарме  долго  не держали. —ерез  день всех  построили на плацу
перед  манежем  в  четыре  длинные  шеренги.  Њежду шеренгами  были  большие
интервалы, и  какой-то пехотный  старший лейтенант со старшиной стал  ходить
вдоль  рЯдов,  отсчитываЯ себе столько бойцов,  сколько ему, очевидно, нужно
было  по  разнарЯдке. џ стоЯл в четвертом рЯду, ближе к левому  флангу, и до
менЯ старший лейтенант  не  дошел, остановилсЯ человек за пЯтнадцать; больше
ему не надо было. ‚сех, кого  он отобрал,  построили в  колонну  по четыре в
рЯд, велели запомнить свои места и распустили на десЯть минут,  чтобы те,  у
кого есть вещмешки, взЯли их у дежурных. Ђ нам,  оставшимсЯ, приказали  пока
разойтись.
     —ерез час нас опЯть построили, присоединив  к нам новичков,-- некоторые
из  них были в гражданском, с чемоданчиками и узелками, а некоторые в форме,
как мы. ’еперь вдоль шеренги прошел  лейтенант в темно-синей летной шинели и
в темно-синей пилотке с эмблемой ‚‚‘. Ћн внимательно и строго  вглЯдывалсЯ в
лица, некоторым  задавал  вопросы. џ  испугалсЯ, что он менЯ отбракует, если
узнает,  что Я только что  из госпиталЯ.  Ќо он  прошел  мимо,  ни  о чем не
спросив.
     —ерез  час  колонна направилась  к казарменным воротам. џ шел во втором
рЯду.  Љогда первый рЯд ступил на панель, лейтенант скомандовал "левое плечо
вперед". џ  решил,  что  он ошибсЯ,  и повернул влево, но мой сосед  толкнул
менЯ, и Я понЯл, что ошибсЯ  не лейтенант, а Я. Љолонна повернула вправо. Њы
шли на север от ‹енинграда.
     -- Љак думаешь, куда нас ведут? -- спросил Я соседа.
     -- Ќас  просто в  другие  казармы  переводЯт,-- ответил  он. -- Ќас  на
летчиков учить будут, сейчас в летчиках нехватка.
     "Ќет, -- подумал  Я,  -- не похоже,  что  из нас будут делать летчиков.
•оть времЯ и военное, но все равно  в авиаучилища отбор, наверно, строгий. Ђ
тут и ‚еликанова не отбраковали, он вместе с нами шагает; ведь  он просто по
возрасту в пилоты не годитсЯ".
     ‚еликанов шагал через  человека от менЯ. Ћн был хмур и молчалив:  вчера
сдали Њгу. Ќо, услыхав наши разговоры, он оживилсЯ и начал поучать.
     --  —то  вы в  военном  деле  петрите!  -- строго  сказал он.--Ќадо  не
задницей, а  головой  думать! ‚от Я  сразу понЯл,  чем тут пахнет.  ’ут дело
морской  службой  пахнет. Ќас в ‹исий  Ќос ведут, а оттуда  в  Љронштадт  на
катерах переправЯт. Њыслить не умеете!
     -- Ђ почему же лейтенант в летной форме? -- спросил Я.
     --  Њаскировка,  вот  почему, --  отрезал  ‚еликанов. --  Ћднако  умный
человек такие детские хитрости сразу раскусит. џ мигом разобралсЯ.
     —ерез  несколько часов мы пришли на  аэродром. ‚ернее, нас разместили в
одноэтажной деревЯнной казарме  с  цементным полом и  двухэтажными нарами, а
казарма эта находилась  около аэродрома. ђЯдом стоЯло еще несколько таких же
строений, а за ними простиралось  поле.  Ћно  не было залито бетоном, на нем
росла  трава,  но это было летное  поле.  ‚иден был небольшой самолет, а  по
краЯм, там, где начинались кусты, стоЯло еще несколько самолетов.
     Ќас отвели в большую столовую и очень хорошо накормили. ‚ечером свели в
баню  и выдали всем  новое  обмундирование.  ’еперь мы носили голубые летные
петлицы с "птичкой". Ќо пилотом  никто из нас  не стал.  Њы попали  в ЃЂЋ --
батальон аэродромного обслуживаниЯ.


        32. ‚‘’ђ…—Ђ ‚ „…ЉЂЃђ…

     ЋпЯть Я был при винтовке, на этот раз  с коротким стволом. ЋпЯть у менЯ
были две гранаты  ђѓ„ и всЯ солдатскаЯ амунициЯ. Ќо настоЯщим нашим  оружием
стали лопаты и  топоры. Њы выстроили глубокое, в  два  подземных  этажа,  ЉЏ
авиачасти,  отрыли и  оборудовали "гнезда" длЯ самолетов --  подковообразные
капониры, рыли запасные  блиндажи и землЯнки. €ногда нас везли на грузовиках
в  лес, там  мы валили сосны, обрубали со  стволов сучьЯ, -- готовили бревна
длЯ  накатов.  ‘ летчиками  и даже с технарЯми мы  дела почти не  имели, они
маЯчили  где-то  вдалеке,  недоступные,  как боги. €ногда нас  по  нескольку
человек посылали  выкатывать на  летное поле самолеты. Џол  в капонирах  был
несколько ниже уровнЯ аэродрома  и шел чуть-чуть под уклон. ‚ыкатив  "—айку"
или €-16  из  гнезда, мы ждали, когда  в кабину сЯдет летчик.  Џотом,  когда
мотор начинал  работать,  а  винт начинал крутитьсЯ, мы  бежали за  машиной,
подталкиваЯ ее. ‡атем раздавалась команда "отставить".  „альше самолет бежал
своим ходом;  от него шел ветер, поднимающий пыль и  сгибающий редкую траву.
"—айка" взлетала на другом конце полЯ, а мы шагали на свою "летную практику"
-- копать землю.
     •оть шла  война,  режим  у нас  был  казарменный, а  не  фронтовой.  Њы
вставали  по команде "подъем" всегда в одно и то же времЯ --  в шесть часов,
когда из казарменного репродуктора доносилось:
     ‚ставай, страна огромнаЯ,
     ‚ставай на смертный бой...

     Ќадев брюки, но не надеваЯ гимнастерок, мы  выстраивались вдоль  нар на
медосмотр,  или,  как говорилось неофициально,  "становились  на  вшивость".
Џриходила  санитарка и осматривала  воротнички рубах. Ќо  вшей  пока что  не
было,  хоть некоторым очень  бы  хотелось  их  иметь:  у  кого  обнаруживали
педикулез,  того  посылали на  день  в ‹енинград  на санобработку. ‘пать  мы
ложились  по отбою,  и хоть нары были  общие, но у  каждого был свой матрас,
свои  простыни, подушка  и  одеЯло.  Љормили в  столовой -- и,  до  поры  до
времени, очень хорошо. „о войны,  на гражданке, Я ел хуже. ‚споминаЯ прежний
сарделечно-кисельный  рацион, Я  невольно думал о  том, что здесь, при такой
работе, Я  бы на нем протЯнул ноги. ‘олдатское  денежное  довольствие  здесь
было больше, чем в пехоте: не двадцать, а пЯтьдесЯт рублей в месЯц. € курили
мы не махорку,  а  "‡вездочку",  а  иногда  даже  и "Ѓеломор".  Љак-никак мы
служили в военно-воздушных силах.
     Ћт  ‹ели письма получал  Я  часто  и  часто писал  ей. Ћна  по-прежнему
работала на окопах,  но теперь уже в другом месте, где-то  у “ткиной заводи,
совсем близко  от города. Џриехать ко мне  она не могла, ее бы не отпустили,
да  Я особенно и не звал ее к себе, потому что порЯдки в ЃЂЋ были строгие, и
менЯ бы, пожалуй, просто не вызвали  к ней. ‡десь было строже, чем в пехоте,
потому  что здесь по-настоЯщему  воевали только летчики. ‚ свободное времЯ Я
перечитывал ‹елины письма, они были нежные и немного грустные. Ћ бомбежках и
обстрелах  ‹енинграда  она ничего не  писала,  будто их и не  было, -- может
быть, просто чтоб не огорчать менЯ.
     Ќо  Я-то  знал,  что  город  теперь  бомбЯт  и  обстреливают.  Ђэродром
находитсЯ  не так уж  далеко от ‹енинграда, и  по вечерам  на юге видны были
размытые, неЯсные световые полосы -- лучи прожекторов. ‚идны  были  вспышки,
короткие  и беззвучные,  похожие  на  июльские  зарницы  в  ту  пору,  когда
созревает рожь. €ногда горизонт  начинал колыхатьсЯ,  набухать темно-красным
цветом: значит, что-то горит. ‚ ночь на  девЯтое  сентЯбрЯ зарево было очень
сильное и долго не спадало.
     Ќа другой  день  прошел слух, что сгорело много домов и что второй день
горЯт Ѓадаевские склады.  —ерез четыре днЯ стало  известно, что в ‹енинграде
вторично  сократили хлебную норму и что рабочим  теперь  дают пЯтьсот грамм,
служащим  и детЯм триста, а  иждивенцам только двести пЯтьдесЯт грамм. ’огда
говорили, что  из-за того, что на Ѓадаевских складах сгорело  много  муки. “
нас же пока что никаких ограничений не было и еды хватало, хоть мы и тратили
много сил на работе.
     ‚  октЯбре нам сократили норму, кормить стали похуже. ’еперь мы съедали
без остатка  все, что нам давали. „о  этого нарезанный хлеб лежал в столовой
на столах, и  каждый  брал сколько хотел; теперь его стали выдавать пайками.
ѓолода  еще  не было, но иные уже начали поговаривать, как хорошо они ели до
войны. …ще недавно нарЯд  на кухню считалсЯ чуть ли не самым плохим, от него
всЯчески  отвиливали;  теперь всем хотелось  дежурить на кухне,  и некоторые
из-за этого лебезили перед начальством.
     ѓлавные строительные работы на аэродроме уже закончились, все, что надо
сделать,  сделали,  и часть  бойцов откомандировали в  город,  говорили -- в
пехоту. “ходЯщие были довольны, потому что в пехоте хоть  и опаснее, но зато
на переднем крае  кормЯт  по первой армейской норме,  да и начальство там не
такое  придирчивое, потому  что само ходит под  пулЯми.  “ нас на  аэродроме
теперь  была  втораЯ армейскаЯ  норма  снабжениЯ, тыловаЯ. Љ  летчикам  это,
конечно,  не  относилось.  Ќо и  не летчикам жить еще  было можно. џ накопил
немного хлеба и несколько кусков сахара и с одним откомандированным переслал
‹еле. Ћна сразу же прислала письмо, чтоб Я этого больше не делал, потому что
ни в чем она  не нуждаетсЯ. Ќо  Я-то знал, что  в ‹енинграде становитсЯ  все
хуже и хуже.
     ’ех, кого не отчислили из ЃЂЋ, заново распределили по ротам. ЊенЯ и еще
нескольких влили в автороту. € Я, и эти бойцы понимали в автомашинах  так же
мало, как  и  в самолетах,  но  этого от  нас и  не  требовалось.  Њы  несли
вспомогательную и караульную службу.
     ’еперь  Я  жил в землЯнке. ‚зводнаЯ землЯнка  была большаЯ,  человек на
пЯтьдесЯт. Џо  обеим сторонам  ее  шли  одноэтажные  нары-лежаки;  с  правой
стороны  нары  прерывались  большой  кирпичной печкой; точнее  сказать,  они
примыкали  к ней  почти вплотную. ‚ передней части  землЯнки был тамбур, а в
конце  --  небольшое  окошко  и  стол.  ‚право  от  стола  -- дверь в  отсек
помпотеха. Џо-прежнему спали  мы на матрасах, имелись  и простыни, и одеЯла,
но теперь и шоферам, и трактористам,  и нам, новичкам, все  чаще приходилось
спать одетыми -- из-за частых нарЯдов. ЏоЯвились и вши, но недавней ценности
они уже не имели: в ‹енинград на санобработку из-за них теперь не посылали.
     Ђэродром на моей памЯти  бомбили только два раза, да  и то,  к счастью,
никого не убило. ‘нарЯды до нас вообще не долетали. Ђ в ‹енинграде...
     ‘тоЯ с  винтовкой на  ночном посту  возле склада  ѓ‘Њ или возле  гаража
спецмашин, или патрулируЯ  тылы капониров, Я часто  видел огненные сполохи и
красноватые,  неЯркие,  медленно  расползающиесЯ  пЯтна   на  южной  стороне
горизонта. Ћсенние ночи становились все холоднее, воздух все прозрачнее, и с
каждой новой ночью ‹енинград словно понемножку приближалсЯ ко мне.
     џ  знал,  что  ‹елЯ в ‹енинграде,  что тетка устроила  ее  работать  на
фабрику и что у нее  рабочаЯ карточка.  Ќо  от  этого было  не  легче:  ‹елЯ
подвергалась теперь куда большей опасности, чем Я. ќто казалось мне странным
и  несправедливым, и было  немного стыдно  за  себЯ, хоть Я  в  этом  был не
виноват.
     Ќо даже самое плохое не бывает сплошь плохим и  даже  самое грустное не
бывает  сплошь  грустным. Ќикакой беде не сплести такой сети, чтоб  в ней не
было прорех. џ уже перестал надеЯтьсЯ, что ЉостЯ осталсЯ в живых, -- и вдруг
от него пришло письмо из —елЯбинска.
     "Џривет, —ухна!
     Џисал тебе  на  полев. почту и на наш  домашний  адрес  --  но  никаких
ответов. ’еперь решил написать  на ‹елин адрес. …сли она не уехала из ‹-да и
если ты  не ушел  с  физического плана, то,  конечно, отзовешьсЯ. Ѓуду ждать
ответа, как соловей лета (по выражению провинциальных девиц). Џолучив ответ,
пришлю тебе подробный самоотчет.
     Ђ  пока даю  краткую сводку.  Ѓыл в боЯх  левее ‹уги (если смотреть  от
‹-да).  ђанен  за  дер.   “тица  в  правую  нижнюю  конечность.  Љасательное
осколочное. ‘перва
     вытащен в ближний тыл,  потом  увезен в дальний, где обретаюсь  поныне.
„ве недели, как выписалсЯ из госпиталЯ. •ожу не хромаЯ. Џоступил работать на
один  завод. ‚  армию  менЯ больше  не  пускают -- не из-за раненьЯ, а из-за
наличиЯ отсутствиЯ присутствиЯ левого глаза. ‘разу по выписке из госп. ходил
ругатьсЯ  в здешний  военкомат,  но там говорЯт: одно дело  --  когда  шли в
ополченье, а теперь одноглазые на фронте не нужны. Ђ ведь Љутузов, Ќельсон и
ѓаннибал  (см. 2-Я ЏуническаЯ война) страдали тем же физич. недостатком -- и
ничего, воевали. ’ретьего днЯ вызвали  в военкомат,  но  по  др. поводу.  €з
дивизии сюда добрел приказ  о  награжд. "Љр. ‡вездой".  ‚ыдадут орден, когда
будут  знаки (т. е. сами  ордена, их сейчас нет здесь). ‘ообщаю это, не чтоб
пофасонить,  а  чтоб  ты знал, что наши детдомовские себЯ не срамЯт. …сли ты
жив и не покалечен, лупи фрицев почем зрЯ!
     ‘о жратвой здесь  так  обстоит, как  у  нас  обстоЯло  за  пЯть дней до
стипендии,  с куревом -- то же  самое.  ЏлодоЯгодные  удовольствиЯ  отменены
временем. ЏрозрачнаЯ жизнь!
     ‹еле -- поклон!
     ‘ безалкогольным приветом.
     ’вой друг Љонстантин".
     „альше шла приписка с подробным адресом.
     * * *
     ‚ конце октЯбрЯ менЯ и еще двух бойцов под командой сержанта Џономарева
послали в лес, что за деревней Ђнтипово. Њы прошли километров  восемнадцать,
миновали  деревню,  в  которой  теперь стоЯли тылы  пехотного  полка,  потом
километра три  прошагали  по  лесной  дороге в северо-восточную  сторону.  ‚
сосновом лесу на краю полЯны виднелась небольшаЯ избенка, вроде  охотничьего
домика.  ‚  ней  была  печка-плита финского типа и  три  широкие скамьи,  на
которых вполне можно спать.  Њы временно поселились  в этой  избушке, сменив
четырех  бойцов, --  они вернулись  в  ЃЂЋ.  ‚ечером  и  по  ночам,  в точно
указанное  времЯ и на точно указанный  срок, мы зажигали на полЯне несколько
костров, располагаЯ их по заранее заданной схеме. ‚от  и всЯ работа. ’оплива
в  лесу  было  много,  недалеко  протекал  ручей,  из  которого  мы  черпали
брезентовыми  ведрами  воду,  чтоб точно,  минута в минуту, как  предписано,
заливать костры. Љроме  брезентовых ведер, нам оставили два топора и пилу, и
мы  выискивали  в  лесу сухостойные  деревьЯ, рубили  их  и  пилили. …ду  мы
поочередно варили из пшена  и консервов,  которые нам дали  на  десЯть дней.
—тоб не демаскировать  избушку дымом, мы бросали в топку самые сухие поленьЯ
и ветки.
     †или  мы дружно, сержант Џономарев оказалсЯ человеком хорошим и званием
своим не кичилсЯ. “ него нашлась колода  карт,  и мы все времЯ играли в очко
на запись, без отдачи. €ногда играли  и в дурака, и тогда проигравший должен
был  принести из  лесу  охапку  хвороста.  Њне даже  нравилось проигрывать и
ходить за  хворостом. ‚ лесу  стоЯла  тишина поздней осени,  лишь изредка  с
переднего краЯ доносилась стрельба  нашей и  финской  артиллерии. ‘ кустов у
ручьЯ  давно опали листьЯ,  они доверчиво и грустно ложились под ноги, ломко
шуршали.  ђучей  мелел  с каждым днем,  будто хотел спрЯтатьсЯ  в  землю  от
холодов. џ  думал о  том, как хорошо  мне было  бы здесь  с ‹елей,-- только,
конечно, без войны.
     €ногда  над  нашими  сигнальными  огнЯми  пролетали  два или три  наших
самолета; что они наши, Џономарев определЯл по шуму моторов. ’огда на душе у
менЯ становилось веселей  -- значит, не  зрЯ  мы  здесь, значит,  и  от  нас
какаЯ-то польза. Ќо  иногда костры горели, а с неба не слышалось ничего, и с
переднего краЯ не доносилось ни одного выстрела, и  тогда нас всех  начинало
томить чувство неизвестности, и всем  становилось  не по себе. Њы  ничего не
знали.  —то творитсЯ сейчас в мире? ‚друг немцы прорвались в ‹енинград и там
идет бой на улицах и площадЯх? Њожет быть, половина ‹енинграда уже  в огне и
развалинах,  а мы сидим здесь в  тишине и тепле,  играем в очко и подкидного
дурака, жжем костерики, которые никому теперь не нужны.
     ‡а  несколько  дней  до  двадцать  четвертой  годовщины ЋктЯбрЯ  сильно
похолодало, а за день до  праздника  выпал снег. ‡има обещала  быть ранней и
суровой, и утешало только  то, что врагам будет еще холодней, чем нам, -- мы
как-никак  привычные.  Џраздник  мы встретили в  той же  избушке.  Џономарев
извлек из своего вещмешка пол-литра водки, завернутые в запасные портЯнки, и
еще  выдал  нам по пЯтьдесЯт грамм копченой колбасы и по две  пачки  хороших
папирос "утка" -- десЯть  штук в  пачке. ‚се это он получил на группу сверх
пайка, чтобы мы отметили годовщину. Ћ нас, значит, позаботились заранее.
     —ерез два днЯ пришла смена. ‘менщики заЯвили нам, что мы здесь жили как
графы:  в  ЃЂЋ  с  восьмого ноЯбрЯ  уменьшен  паек, норма  хлеба  теперь  --
четыреста грамм. …ще они сообщили, что сдан ’ихвин. Ќо зато известно, что на
помощь ‹енинграду откуда-то с севера идет генерал Љулик с огромной армией.
     ‚  часть  мы  возвращались уже по зимней дороге, сквозь метель.  Њетель
была не осеннЯЯ, падали  не  влажные крупные хлопьЯ, как бывает обычно в это
времЯ года,--нет, крутилсЯ вихрЯми мелкий колючий снег и, падаЯ, не таЯл.
     Љогда пришли в ЃЂЋ, все стало хуже. ‚ землЯнке только и разговоров было
что о  еде, о том, как хорошо и сытно жилось до войны. ‘о стороны можно было
подумать, что до войны все были богачами, пили-ели что хотели. Џризванные из
деревень рассказывали о свинине, о шпике и сале, о Яйцах и молоке; городские
вспоминали продуктовые магазины,  где можно было  купить что угодно: колбасу
любого сорта,  курЯтину,  масло, говЯдину, сыр.  „лЯ  воспоминаний  выбирали
самые жирные, самые вкусные и высококачественные продукты. Њне вспоминалось,
как  в дни своего дежурства  Я запросто  бегал в угловой магазин  на ‘редний
проспект  за полкило или целым кило сарделек.  „орватьсЯ бы  мне  сейчас  до
такого магазина! џ побежал бы туда не с авоськой,  а с наволочкой, а  то и с
большим дровЯным  мешком!  џ  набил  бы его  доверху!.. Ђ  мЯсные  консервы!
‘колько осталось  их там  на запасных  путЯх, ведь  мы тогда с ‹огутенком  и
Ѓеззубковым унесли ничтожную  долю того, что  можно  было унести. € -- какие
дураки! -- съели тогда на станции только по одной  банке. Ђ ведь можно  было
есть сколько угодно!
     —тоб  обмануть  чувство  голода,  некоторые  бойцы  стали  пить  крепко
подсоленный кипЯток. ќто  строго запрещалось,  и  санинструктор говорил, что
это вредно. Ќо проверить  пьющих  рассол  было  трудно: питались мы уже не в
столовой,  а  получали горЯчую пищу на кухне  и с котелками шли  в землЯнку.
Љотелки подогревали в печке, ставЯ их возле самого огнЯ. ’е, кто пил соленую
воду, постепенно становились вЯлыми, сонными, лица их опухали, ноги отекали.
     Џока  что Я переносил недоедание легче,  чем многие другие. Њожет быть,
сказывалась тренировка.  ‚едь  до  детдома,  когда Я был  беспризорным,  мне
приходилось  то  нажиратьсЯ  вдоволь,  если фартило, то  голодать, если была
неперка. € когда училсЯ в техникуме -- тоже питалсЯ  неровно. ‡а четыре-пЯть
дней до  стипендии  сарделек  мы уже  не  ели, кормились  разведенным  сухим
киселем и  хлебом, и ничего ужасного в  этом не видели. € теперь Я заставлЯл
себЯ  думать, что все нынешние невзгоды ненадолго, -- это  до стипендии. Џод
стипендией Я длЯ себЯ подразумевал  снЯтие  блокады. Џридет генерал Љулик со
своей громадной армией  или произойдет  еще что-то хорошее -- и  сразу нормы
подпрыгнут вверх.
     Ќо нести караульную службу на голодное брюхо  становилось все  тЯжелей.
Њорозы  не  спадали, и хоть, отправлЯЯсь  на пост,  мы  надевали  валенки  и
полушубки, но все равно на ледЯном ветру  тело стыло, будто голое,  а пальцы
на руках через  десЯть минут становились как деревЯнные. ‚ремЯ нахождениЯ на
посту сперва сократили до часа, а потом мы стали подменЯть друг друга  через
полчаса. € все-таки некоторые обмораживали пальцы на руках.
     Ђ трактористам приходилось еще хуже. Ћни разравнивали и трамбовали снег
на  летном поле.  ’рактор шел,  волоча за  собой большой четырехугольник  из
бревен,  тракторист  сидел в  открытой  кабине, под  ледЯным ветром. Ћднажды
заметили, что  один из тракторов миновал  аэродром и прет  куда-то в кусты и
сугробы. Љогда подбежали к машине, увидали, что тракторист уже мертв.
     „вадцатого  ноЯбрЯ нам урезали  хлебный паек  еще  на сто грамм. ’еперь
началась стрельба по воронам. Џтицам тоже нечего  было есть, и они слетелись
к  аэродрому из  всех  окрестных опустевших,  эвакуированных  деревень.  Ћни
вились в воздухе, высматриваЯ что-то, садились на снег недалеко от землЯнки,
у  отхожего ровика. Њы лупили по ним  из своих драгунок. €ногда, Њожет быть,
оттого,  что  попадали  сразу  две  или  три   пули  в  одну  птицу,  ворона
разбрызгивалась  на  мелкие  красные  ошметки, и  их приходилось собирать  в
котелок вместе со снегом и перьЯми. Ќачальство делало выговоры за  стрельбу,
но, в  общем-то, смотрело на это сквозь  пальцы. Ђ  помпотех все  просил нас
стрелЯть поосторожнее, чтобы мы случайно не покалечили друг друга. Ќо вскоре
вороны куда-то исчезли.
     …ще в сентЯбре Я в одном из  писем наказал ‹еле, чтобы она пошла ко мне
домой,  попросила ключ у управдома и взЯла  себе бутылку "‹ивадии",  котораЯ
спрЯтана  на печке, ‹елЯ к управдому сходила, но ключа он не дал: откуда  он
знает, кто она такаЯ, ведь мы с ней не были  зарегистрированы. Њы собирались
оформитьсЯ в июле, а в июле уже  шла война.  ђаньше июлЯ ‹елЯ оформлЯтьсЯ не
хотела -- это на нее нажимала тетка:  та  считала, что нехорошо  праздновать
свадьбу так скоро  после  смерти брата. ‚ообще-то  и ‹елЯ, и Я считали,  что
брак  --  это  формальность  и  ничего  он  не  прибавит  и  не убавит.  Ќо,
оказываетсЯ, управдом смотрел на это иначе.
     ’еперь  Я решил  во что  бы то ни стало отпроситьсЯ в  ‹енинград, чтобы
добыть  длЯ ‹ели эту бутылку. € еще кое-чего,  что лежало на  печке. Ќа этот
раз менЯ отпустили. Џомпотех сказал, что  через пЯть дней пойдет в ‹енинград
машина  за аккумулЯторами и Я могу  поехать с этой машиной на сутки. џ сразу
же послал ‹еле письмо и успел получить ответ.
     ‹елЯ  писала мне,  что  очень  менЯ ждет,  но что  она,  в общем-то, не
голодает. …ще неделю тому назад у них дома было плохо, но теперь стало лучше
благодарЯ  ‹ешему, и  тетЯ ‹юба  теперь  прЯмо молитсЯ за этого ‹ешего и его
хозЯина.
     ‘перва Я ничего  не  мог понЯть, потом  вспомнил, что в  ‹елином дворе,
недалеко от  их  дровЯного подвала, стоит сарай,  в котором живет жактовский
конь ‹еший.  „о  войны ‹елЯ рассказывала  мне,  что тетЯ  ‹юба  очень  любит
лошадей и  часто  ходит  кормить  этого ‹ешего: носит ему  посоленный  хлеб,
иногда  поит  его и  засыпает  корм,  когда хозЯин  конЯ  жактовский  возчик
•усеинов  находитсЯ  подшофе. ‡начит,  у  ‹ели  с  ее  теткой  есть  конина,
догадалсЯ Я, и у менЯ стало спокойнее на душе. ’олько  удивило, как это конь
так  долго  сумел просуществовать, ведь известно, что в  городе  даже  кошек
поели. € как это ‹елина тетка добыла конину? Ќаверно, за очень-очень большие
деньги.

        x x x
     Њашина выехала из  ЃЂЋ  в  восьмом часу  утра.  ђЯдом  с шофером уселсЯ
какой-то воентехник,  а  мы -- трое  красноармейцев  из  автороты  и сержант
Џасько  --  забрались  в  фургон.  ќто  был  просто  большой Ящик из фанеры,
покрашенный в  темно-зеленый  цвет и поставленный на  колеса. ‚нутри имелись
две  скамейки и два узеньких  окошечка, расположенных  очень высоко.  ‘перва
ехали  по неровной дороге,  и несколько  пустых Ящиков и запаска  плЯсали на
дощатом полу; потом выбрались на шоссе, и машина побежала ровно и ходко. ѓде
мы едем, Я не знал, но скоро мне начало казатьсЯ, что вот-вот должны въехать
в  город.  Њы успели  выкурить  уже по  три  папиросы.  Ќоги у  менЯ  начали
мерзнуть, хоть на мне были валенки.
     Њашина остановилась.
     -- ѓород? -- спросил Я, удивлЯЯсь, что никто не встает.
     -- Ќе, это ЉЏЏ,-- ответил сержант Џасько.-- „о города еще...
     ‚ дверь постучали. Њы  открыли ее и предъЯвили красноармейские книжки и
командировочные удостоверениЯ. "Ђ вдруг менЯ задержат? -- подумал Я.-- ‚друг
что-нибудь не так оформлено?"
     ЏроверЯющий направил луч фонарика в глубь фургона, блеснула изморозь на
фанерных стенках. Џотом вернул документы.
     Њашина опЯть набрала  ход и долго  шла ровно.  ‡а  окошечками понемногу
светало. Ќачались повороты  и колдобины, запаска и  Ящики опЯть запрыгали на
полу. Џо левому окошечку скользнул отблеск пламени. Њашина остановилась.
     џ встал и поглЯдел сквозь стекло. ѓорел длинный пЯтиэтажный дом. Ќароду
вокруг  не было,  никто не  смотрел на пожар, и никто не тушил. Ћгонь,  дыша
тЯжело и гулко, ворочалсЯ в здании, работал не торопЯсь, знаЯ, что никто ему
не помешает. Њы свернули направо и опЯть начали  петлЯть и  раскачиватьсЯ, и
промерзшие переборки  каркаса скрипели, будто кто-то  клещами выдирал из них
гвозди. Њинут через десЯть фургон остановилсЯ.
     -- ѓлЯди не опаздывай  завтра!--сказал мне Џасько. -- Љ трем не придешь
-- ждать не будем, тогда сам на попутках добирайсЯ.
     Њы  вылезли из  фургона  и  стали  разминатьсЯ,  топать  одеревеневшими
ногами.  ‘тоЯло  темное утро,  низко висело серое небо  --  зимой таким  оно
бывает  или в оттепель,  или в очень  сильные  морозы. ‚оздух был  прохвачен
морозной дымкой.
     --  ‘мотри  не опоздай! -- повторил Џасько.--  Њашина здесь вот и будет
стоЯть. …сли запоздает малость --  зайдешь в этот дом, в  двадцать четвертую
квартиру, там воентехник.
     -- џ не опоздаю, товарищ сержант.
     Њы  находились  на  Џетроградской  стороне,   на  улице  Љуйбышева.   џ
направилсЯ в сторону Џетропавловской крепости. Њне хотелось идти  побыстрей,
но брала одышка, ноги  немели. „авно ли Я  легко шагал с полной выкладкой, а
сейчас поверх шинели нес только противогаз и вещмешок -- и то было тЯжело. Ђ
вещмешок-то сам весил больше того, что в нем. ‚ нем был  сухой паек  на  два
днЯ и еще сухарь и кусок сахара -- заначка.
     Ќа  мостовой  лежало много снега; только на  самой середине улицы, там,
где  прежде  ходили трамваи,  снег  был наезжен  машинами. „ома  казались не
такими, какие они есть на самом деле, а словно недорисованными. Ќа них всюду
был снег: его не убирали  с крыш,  и  он свисал оттуда; он, из-за  того  что
зданиЯ  насквозь  промерзли,  прочно лежал на карнизах, на  подоконниках, на
лепных  украшениЯх;  он  опушал зафанеренные окна; он сливалсЯ  с  небом,  с
воздухом; из-за  этого дома выглЯдели так, словно полностью их еще нет и они
только  будут.  ђедкие  прохожие,  все  больше  женщины,  тЯжело   и  плотно
закутанные, так что  лиц  почти не видно было, шли очень медленно. Ћни брели
по  наезженной части  мостовой  --  там  легче  было  идти,  чем  по  тропе,
протоптанной на тротуаре, и легче было тЯнуть за собой саночки. ‘аночки были
у многих. Ќа некоторых стоЯли ведра  и кастрюли, на одних салазках  Я увидал
маленькую  свЯзку  досок  с  диагональными  следами  штукатурной  дранки;  у
некоторых саночки  были  пусты.  €дЯ к  Џетропавловской, ни одних саночек  с
мертвыми Я не встретил. Ќо позже, в этот же день, довелось видеть их не раз.
     “же  совсем рассвело,  когда  Я притопал на  ‚асильевский  остров. Ѓыло
очень тихо, в тот день почти не стрелЯли  по городу. ‘редний проспект уходил
вдаль, в  синеватый морозный туман. Љ туману примешивались  струйки  дыма от
печек-времЯнок, трубы  которых  выходили через форточки  на улицу.  ‘нег  на
людном  ‘реднем был  утоптан. Ќа улицах, отходЯщих  от проспекта, он кое-где
лежал целиной, только у тротуаров  пролегали широкие дорожки. Ќа ‘ардельской
линии стоЯли  два трамвайных вагона.  ђельсы  лежали  под сугробами,  колеса
прЯтались в снегу. ‚агоны стоЯли, будто два красных домика с белыми крышами,
построенные посреди улицы неизвестно  кем  и  зачем. Ќа Њногособачьей  линии
было  пустынно,  никто здесь  больше никаких  собак  не  прогуливал. Ћбломки
фасадной стены разрушенного бомбой шестиэтажного  дома лежали поперек  улицы
уже  занесенные снегом,  и их огибала тропинка. €з развалин торчали погнутые
взрывом двутавровые балки.
     ‚от и ‘импатичнаЯ  линиЯ. ‹елин  дом стоит на месте. ‚ подъезде на менЯ
дохнуло слабым, едва ощутимым запахом полыни. џ заглЯнул в  стеклЯнную дверь
-- в аптеке стоЯла  тьма из-за заколоченных окон, но кто-то в  шубе, с серым
платком  на  голове,  стоЯл за  прилавком возле горЯщей  керосиновой  лампы.
„ержась за перила, Я стал подниматьсЯ по темной лестнице, где почти все рамы
были забиты фанерой. ‹естница промерзла насквозь, на ступеньках образовались
наледи  из-за пролитой в потемках воды, которую  теперь приходилось носить с
Ќевы. „авно ли Я взбегал по этим ступенЯм так легко, будто за плечами у менЯ
был  привЯзан невидимый воздушный шар; теперь Я отдыхал на  каждой площадке,
будто тащил на себе мешок-невидимку, набитый булыжником.
     џ постучал  в  дверь, и мне сразу же открыли. Ћткрыла ‹елина  тетка. Ќа
ней было надето  несколько кофт, и она казалась очень толстой. Ќо лицо худое
и темное.
     -- ѓде ‹елЯ? -- спросил Я. -- ‡дравствуйте.
     -- ‡дравствуйте, ’олЯ... ‹елЯ уже второй раз побежала вас  встречать...
Џобежала --  это,  конечно, иносказательно. Њы  теперь  не  бегаем, а ходим.
’ихо-тихо ходим... Љогда же снимут блокаду?
     -- ’еперь, наверно,  скоро. € потом, теперь продукты  будут идти  через
‹адогу. “ нас  из автороты  несколько машин  с шоферами  откомандировали  на
трассу...
     -- „ай бог! „ай бог!.. ’олЯ, у менЯ конфиденциальный разговор с вами...
‚ы должны воздействовать на  ‹елю. Ћна раздает эти отруби  направо и налево,
ђимма к нам повадилась за ними каждый день ходить... ‘кажите ‹еле, чтобы она
не бросалась отрубЯми.
     -- Љакими отрубЯми?
     --  ђазве ‹елЯ  не писала вам о них? џ  ведь  ей  сказала: можешь  ’оле
написать   о   них,   чтоб  он  о   тебе  не  так  беспокоилсЯ,   но  напиши
иносказательно...
     --  „а-да, она мне писала. ’олько Я не так понЯл.  џ  думал,  вы конину
где-то достали.
     -- Ѓог мой, ну какаЯ сейчас в ‹енинграде конина! Ќе конина, Я говорю, а
отруби, отруби!
     €  она   стала  подробно   рассказывать  мне,   что  возчика  •усеинова
мобилизовали в  июне, и что лошадь тоже  мобилизовали через военкомат, и вот
недавно  •усеинов, знаЯ,  что в  ‹енинграде голод, прислал ей  с ‚олховского
фронта  письмо  и  написал в нем, чтобы она взЯла его дрова  и полтора мешка
отрубей,  и что  ключ  от сараЯ  лежит  под  дверью сараЯ  слева...  Ђ сарай
•усеинова рЯдом с нашим сараем, и он в таком закоулке подвала, что  никто до
сих  пор,  к  счастью, туда заглЯнуть  не  догадалсЯ.  €  вот  они  с  ‹елей
понемножку,  незаметно,  перенесли  все  отруби домой,  и из них  получаетсЯ
отличнаЯ похлебка и лепешки. Ђ дров оказалось совсем немного...
     -- Ќо  вы  скажите ‹еле, чтоб она не раздавала туда и сюда эти  отруби.
‚едь Я отвечаю за ‹елю, вы понимаете...
     -- •орошо, Я скажу ей.
     Њы стоЯли в холодной прихожей; сквозь щели между фанерой и рамой тЯнуло
холодом. Ћгонек елочной свечки, стоЯщей на сундуке в блюдце, колыхалсЯ.
     -- ‹елЯ очень устает на работе? -- спросил Я.
     -- Љонечно,  устает.  Љак  все... Ќо вы  не забудьте сказать  ей насчет
того, о чем мы с вами говорили.
     -- „а, Я скажу ей.
     ‘  лестницы послышались  шаги,  в дверь постучали. џ открыл. ‹елЯ молча
обнЯла менЯ.
     -- Ќу что ты, ‹елечка, плачешь, -- сказал Я. -- ‚се будет хорошо.
     -- „а-да-да! Ќезачем нам  плакать! --  Ћна снЯла серую беличью шапку  с
длинными ушами и улыбнулась мне.  --  џ тебЯ  встречала на Ѓольшом,  а ты со
‘реднего, значит, пришел... џ очень худаЯ? „а?
     -- ’ы,  конечно, похудела, но не так чтоб уж очень... ‹елЯ, давай сразу
сходим ко мне, надо добыть эту бутылку. ’ы дай мне веревок, топор, мешок.
     -- Ђ зачем топор? -- с удивлением спросила она.
     -- “строим у менЯ дома лесозаготовки -- вот зачем.
     -- ’огда мы и санки возьмем, да?
     -- „а-да-да!
     -- Ќе смей менЯ передразнивать!.. Ђ какие у менЯ сейчас глаза?
     -- ‘оленые.
     --  Ќет,  ты скажи, как  тогда... и как  тогда... Ћткуда-то из  темноты
поЯвилась тетЯ ‹юба. ‚ руках у нее было большое решето.
     -- ’олЯ, вы помните наш разговор?
     -- „а, помню.
     Њы с ‹елей приготовили все, что надо, вышли на лестницу, медленно пошли
вниз. ‘анки гремели полозьЯми по ступенЯм. Ќа  третьем этаже дверь в одну из
квартир была распахнута. џ толкнул ее ногой, но она снова открылась.
     -- Ќе надо, -- сказала ‹елЯ.
     -- Ћни ж там замерзнут.
     -- ’ам никого нет... —то  это  тебе тетЯ  ‹юба  говорила? —то ты должен
помнить?
     -- Ћна  говорит, что  ты неосторожна с  этими самыми  отрубЯми.  ЌельзЯ
отдавать последнее другим, если у самих... Ћна говорит...
     --  „а-да-да! џ отлично понимаю... Ќо мне  так  жаль  ђимку,  она такаЯ
неприспособленнаЯ.
     -- ’ы очень приспособленнаЯ.
     -- Њне папа деньги  присылает, мы иногда прикупаем. Ђ  у ђимки  ничего,
только карточка.
     Џосле лестницы улица показалась очень белой. Љогда  мы  дошли  до моего
дома, Я первым делом отправилсЯ к управдому, он был на месте. Ћн  без всЯких
разговоров выдал мне ключ от комнаты.
     ‘  саночками  поднЯлись мы  на мой этаж, и Я стал стучать в  дверь.  Ќо
никто не открывал. ’огда  Я потЯнул за круглую ручку, и дверь открылась. Ћна
была  не  заперта.  ‚  кухне  на полу валЯлась  какаЯ-то ветошь, в  холодном
воздухе стоЯл  неприЯтный кисловатый запах. Ќа двери комнатки тети ›ры висел
большой  замок -- значит, она на работе. €з коридора тЯнуло дымком, видно, в
квартире жили. ‚олоча саночки по паркету, мы пошли к моей двери.
     Љогда Я вставил ключ  в  скважину, он  повернулсЯ  неожиданно легко. €з
дверного проема  на пол коридора  упал  широкий  белый  прЯмоугольник света,
будто  кто-то  простыню  расстелил.  ‚  комнате  было очень  светло.  ‘текла
широкого окна