        ‘ергей Ђлександрович ‘негов. Ќорильские рассказы

---------------------------------------------------------------
     Њосква, €здательство "‘оветский писатель", 1991
---------------------------------------------------------------


     ‚  основу предлагаемых читателю  рассказов положены событиЯ, свидетелем
либо  участником которых был Я  сам.  ‹ишь в редких  случаЯх Я разрешал себе
писать о том, что мне передавали другие участники событий. ‘оответственно  и
фамилии героев  рассказов  сохранены  подлинные  --  исключениЯ  редки  и  в
большинстве  случаев  оговорены.   ‚ремЯ  действиЯ  1936--1945  годы.  Њесто
действиЯ -- тюрьмы и лагерь.
     ђассказы  в  основном  написаны  в  пЯтидесЯтых  годах, по  еще  свежим
впечатлениЯм  от  пребываниЯ  в  тюрьме и лагере. ‚  последнее  времЯ  к ним
прибавлены лишь сведениЯ о жизни героев после освобождениЯ. —то до пониманиЯ
событий  и душевных драм героев, то Я не позволЯл себе с  высоты сегоднЯшних
знаний  исправлЯть воззрениЯ и психологию тех  лет. Ђ  самым, мне  думаетсЯ,
примечательным  и   поразительным   тогда   было  то,  что  советские  люди,
несправедливо осужденные и заклейменные лживыми  Ярлыками "врагов народа", в
огромном  большинстве  и в  тюрьме,  и в лагере  сохранЯли и веру в  высокие
идеалы социализма,  и преданность своей  стране: свобода терЯлась, совесть и
убеждениЯ  сохранЯлись. ‹юди, объЯвленные  врагами народа, в душе  сохранЯли
любовь к своему народу. ќто может показатьсЯ парадоксом,  но это было так. €
проистекающие  из этого  глубокие душевные  терзаниЯ заключенных -- основнаЯ
тема рассказов этой книги.

     Ђвтор


        ‘Ћ„…ђ†ЂЌ€…

     ‘пор
     ‘лово есть дело
     “ синего Ѓелого морЯ
     Ќа ‘екирной горе в скиту ‘авватиЯ ‘оловецкого
     —то такое туфта и как ее зарЯжают
     Џод знаком ‚одолеЯ
     Њишка Љороль и Я
     €стиннаЯ ценность существованиЯ
     Џовесть ни о чем
     ‘частливый день ’имофеЯ Љольцова
     ѓлазанов
     Љороль, оказываетсЯ, не марьЯжный
     ‚ хитром домике над ручьем
     †изнь до первой пурги
     „ухарики и лбы
     ‚алЯ отказываетсЯ от премии
     џщик с двойным дном
     "Ќоги" длЯ бесконвойного хождениЯ


        ‘ЏЋђ

     Ћн вошел прихрамываЯ -- низкорослый, широкоскулый, большеротый, бородка
клочьЯми, хитренькие, под мощными бровЯми глазки не то подслеповатые, не  то
разноцветные.  ѓлазки мы разглЯдели потом, лицо тоже не поразило,  но одежда
нового  сокамерника нас  потрЯсла.  Ќа  нем был  древний  извозчичий  армЯк,
подпоЯсанный полуистлевшим  ремнем,  шапка  --  воронье гнездо,  потрепанное
бурей, -- лохматого рыжего меха и рукавицы выше локтей. Њы даже обиделись за
нашу внутреннюю тюрьму. ќто было все же знаменитое учреждение длЯ отобранных
-- начальников  и руководителей -- народа интеллигентного и хорошо  одетого.
’акое пугало  могло  бы  отлично уместитьсЯ  в какой-нибудь  ’аганке или  на
районной пересылке,  раз  уж  понадобилось.  ‚  Њоскве тюремных площадей  не
хватало -- случалось, и именитые товарищи месЯцами торчали в участковых ЉЏ‡,
дожидаЯсь высокой чести попасть к нам.
     Ќовеньких обычно засыпают  вопросами, допытываЯсь, "что на воле". ќтого
мы не тронули. ‹укьЯныч, рослый парень, еще не забывший,  что месЯц назад он
восседал в кресле  первого секретарЯ крайкома  комсомола на  нас, старожилов
камеры, он поглЯдывал с  опаской,  хмуро с ним поздоровалсЯ. Ђ Њаксименко, в
прошлом  строитель,  выпивоха  и  бабник,  лениво  шевельнулсЯ  на  койке  и
пробурчал:
     -- Ћткуда? € вообще -- кто? Ќовенький разъЯснил, угодливо хохотнув:
     --  ЉрестьЯне  мы.  Џо-нынешнему --  единоличники...  €з Љазахстана.  Ђ
фамилиЯ -- Џанкратов.
     -- …диноличник? --  удивилсЯ  Њаксименко.-- ђазве эта  порода не  вовсе
перевелась? ‚аш Љазахстан -- он в ‘оветском ‘оюзе?
     Џанкратов захохотал. Ћн  хлопал ладонЯми  по коленЯм и  заливалсЯ.  Ќас
возмутил его смех. Њы сами порой смеЯлись, рассказываЯ анекдоты -- хохот был
реактивен, мы отвечали  им на острое слово,  неожиданное происшествие. Њы не
веселились, а платили дань остроумию.  Њы понимали, что  в тюрьму засаживают
не длЯ весельЯ. ќтот же Џанкратов искренне веселилсЯ --  черт знает  отчего,
черт  знает  чему. € у  него был какой-то по-особому некультурный  голос  --
именно  голос,  не   слова,  хоть  и  слова  были  не  столь  мужицкие,  как
мужиковствующие.
     -- ‘тарпер,--  сказал Њаксименко, мигнув на новенького,  --  Њаразматик
мутной  воды.  €з  высланного  кулачьЯ.  „авай, ‘ергей.  ‡адуман  знаменитый
исторический деЯтель. ‘ейчас Я возьму реванш за твою полудохлую лошадь.
     џ второй месЯц играл  с Њаксименко в отгадывание исторических фигур. Ћн
не мог мне простить, что Я надул его в последней игре. Ћн все расшифровал: и
что  задуманный   деЯтель  --   политическаЯ   фигура,  "не  женщина",   "не
полководец", "не писатель", и что он жил в ђиме при первых –езарЯх, даже что
он  известен  как сенатор. Ќо вот,  что этот  сенатор  был конем  императора
Љалигулы, из хулиганства введенным в сенат, этого Њаксименко, исчерпав  свои
пЯтнадцать  вопросов,  так  и  не   дозналсЯ.  ’еперь   он   мстил  мне   за
прославленного конЯ.
     Џанкратов раздевалсЯ у  отведенной ему  койки.  Ћт его  поживших  сапог
вонЯло портЯнками и дегтем. Њаксименко скосил  на Џанкратова глаза и  сделал
жест  рукой: "Љлассика  -- сперва почешетсЯ  под мышкой,  потом заскребет  в
голове".
     Џанкратов  вздохнул, почесал под мышками, поскреб в  голове  и  бороде,
опЯть вздохнул.
     -- Ђ  насчет еды  -- не  прижимисто?  Ќа этапе,  братва, больше  свЯтым
духом... Ѓаланда -- горошинка за горошинкой гонитсЯ, никак не того...
     -- ‘ едой худо,--  промЯмлил Њаксименко, откидываЯ голову на  подушку и
уставЯ  скучные  глаза  в  неугасимую  тюремную  лампочку,  -- ‘уп  рататуй,
посередке -- кость, по  бокам -- шерсть... Ђ кто попросит добавки, тут же  в
карцер  --  трое  суток холодного  кипЯточку...  „авай,  ‘ережка,  давай  --
пЯтнадцать вопросов!
     Џанкратов стал укладыватьсЯ. Ћн что-то  шептал, может, посмеивалсЯ себе
под  нос,  может, жаловалсЯ на тЯготы. Ћн  нас не интересовал. Ћн был не  по
плечу нашей элитной тюрьме.
     - ‚ пЯть часов принесли обед. ‚о внутренней тюрьме No 2 на ‹убЯнке, где
Я сидел уже полгода, кормили по-столичному -- два раза в сутки мЯсное. ‚ тот
день выдали по миске борща  из крапивы,  а на второе навалили пшенной каши с
говЯжьими шкварками.  Њы  поболтали ложками в  борще и пожевали кашу. Ќочные
допросы  и духота не  развивали аппетита. Ќа изредка  выдававшиесЯ  книги мы
накидывались  энергичней, чем  на  еду.  Џанкратов один умЯл больше, чем  мы
втроем. Ћн не ел, а объедалсЯ  -- жадно оглЯдывал миску, опрокидывал ложку в
рот как рюмку -- медленно, блаженно изнемогаЯ от жратвы.
     Ќо  над кашей он  вдруг замер.  ЉлочковатаЯ бородка, брови-кустарники и
разноцветные -- один темно-серый, другой  салатно-зеленый -- глазки согласно
изобразили изумление, почти смЯтение.
     -- Ѓратцы! -- сказал он огорченно, -- Ђ ведь каша -- моЯ!
     -- ’воЯ,-- согласилсЯ Њаксименко, -- Ќам ее по ошибке  выдали. ‚озьми и
мою миску. Џрости сердечно, что по незнанию проглотил две ложки.-- Ћн строго
поглЯдел на менЯ.
     -- ’ы!  "‚ам  не  касаетсЯ?"-- как говорит наш  корпусной  надзиратель,
которого  ты  мне вчера  загадал,  как историческую фигуру.  ‚озвращай чужую
кашу!
     џ тоже протЯнул Џанкратову миску. Ћн засмеЯлсЯ.
     -- ‚ы не  так менЯ понЯли, ребЯтки. Џшено мое. Ќаше казахстанское просо
-- единоличное...
     Њы все же не думали, что он так глуп. „аже церемонный ‹укьЯнич вздернул
брови.
     --  Џозвольте,  а  как  вы узнали, что ваше  пшено?  Њало  ли в  стране
засевают проса? ‚ нашем крае под него занимали сто тысЯч гектаров.
     Џанкратов хмуро поглЯдел на ‹укьЯнича.
     --  Ќасчет  гектаров  не  скажу, а свою миленькую  везде  узнаю. Њое --
зернышко к зернышку! -- Ћн вздохнул и отставил миску.-- ‚ горло не лезет!
     ‹укьЯнич попробовал его урезонить:
     -- ‚аше просо,  наверное, там и  осталось -- в Љазахстане. Ѓудут жалкий
мешок зерна возить в Њоскву
     --  Ћсталось, как же! -- зло сказал Џанкратов,-- ‚се  подчистую подмели
товарищи уполномоченные. € за  менЯ, и  за папу римского взыскали  налоги от
Ђдама и до самого светопреставлениЯ. ’ак и объЯснили -- на чужом горбу в рай
собираемсЯ...
     Њаксименко сокрушенно покачал головой.
     -- Ђй, какие идеологически невыдержанные уполномоченные в Љазахстане! ‚
рай верЯт! € ведь, не исключено, партийные?
     Џанкратов огрызнулсЯ.  ЏшеннаЯ каша,  похоже,  легла у него комом  не в
желудке, а на сердце. Ћн гаркнул так зычно, что дежурный приоткрыл глазок --
не  дерутсЯ ли  в  камере?  „раки,  истерические  ссоры,  дикие  вопли  были
ЯвлениЯми  если   и  не  ординарными,  то  и  не  такими  уж  необычными  --
надзирателЯм часто приходилось вмешиватьсЯ. Ќаша камера пока была на хорошем
счету, народ в ней подобралсЯ смирный: никого еще не били на допросах, никто
не устраивал  политических обструкций,  не  кидалсЯ на  соседей,  не пыталсЯ
проломить  дверь головой, не грозил в спорах  доносами, не  грыз  в отчаЯнии
свои руки. € хоть уже многие  жители нашей камеры  схватили положенный срок,
ни один не  удостоилсЯ  расстрела  --  мы ценили  свою судьбу. "“ нас глубже
политического  насморка  не  болеют,--  хладнокровно  разъЯснЯл   Њаксименко
новеньким.-- ’ак, на нормальную десЯточку лагерей, а чтобы вышка -- ни-ни!"
     ‹укьЯнич, не терпевший шума, сухо посоветовал Џанкратову:
     --  ‚ы не  орите, пожалуйста! Џоберегите  голос на допросы, там он  вам
понадобитсЯ больше.
     ’ри  днЯ  Џанкратов втихомолку  страдал,  поедаЯ  пшенную  кашу,  а  на
четвертые сутки к нам втолкнули нового арестованного.
     …го  именно втолкнули. Ћчевидно, он сопротивлЯлсЯ, может,  вырывалсЯ из
рук охраны и ему  наддали  коленом "нижнего  ускорениЯ". Ћн влетел в камеру,
остановилсЯ,  оглЯнулсЯ,  тЯжело  дыша.  Ћн  не   сказал  нам  обЯзательного
"здравствуйте!", и мы его тоже не приветствовали.
     -- ‚аша койка вот эта!  -- вежливо  сказал корпусной, вошедший с  тремЯ
стрелками.--  „ержите себЯ  тихо.  „лЯ  буйных у  нас  карцер и смирительнаЯ
рубашка.
     Ђрестованный не  шевельнулсЯ.  Ћн  молчал и  ожесточенно дышал.  Ћн был
высок,  очень  худ  и,  видимо, силен костистой жилистой  силой. Ќа  нас  он
по-прежнему  не  глЯдел.  Ћн  был  поражен  шоком, его  измученные,  глубоко
запавшие  глаза  горели  --  маленькие,  серебрЯно  посверкивающие точки  на
землистом,  чем-то   знакомом  лице.   ‘транно   наблюдать  крепких   людей,
ошеломленных до  того,  что не могут шевельнутьсЯ -- ни сесть, ни пасть,  ни
наклонитьсЯ, ни поклонитьсЯ. Ћни просто окостенело стоЯт -- Я уже видел раза
два  подобное  состоЯние,  оно  не было  мне  внове, но все  также потрЯсало
чувство.
     Ќо  когда  корпусной  повернулсЯ  к  двери,  новенький  пробудилсЯ.  Ћн
метнулсЯ за корпусным, громко крикнул:
     -- Ќе  смейте!  ‘лышите, Я  не  позволю!  Ќемедленно  соедините  менЯ с
товарищем ‘талиным.
     Љорпусной  по  природе  был из  тех, что любЯт  поболтать. Ќам он читал
нотации по  любому поводу, а еще охотнее без повода. ‚ременами он изъЯснЯлсЯ
почти изысканно.
     -- Љ сожалению,  у менЯ нет  прЯмого провода в Љремль. € уже поздно  --
товарищ ‘талин отдыхает.
     Ђрестованный чуть не топал ногами.
     -- …сть, есть -- Я лучше знаю!..  ‘талин у себЯ,  это его обычное времЯ
работы.
     Љорпусной строго поглЯдел на нас  --  не ухмылЯемсЯ ли  в кулачок  -- и
внушительно разъЯснил:
     --  Ѓудет  товарищ ‘талин  беседовать со  всЯкой  мразью!  ‚от  вызовет
следователь, все жалобы изложите ему.
     Ћн еще решительней двинулсЯ к двери. Ђрестованный схватил  его за руку,
потЯнул к себе.
     -- Ќет, вы разберитесь, очень прошу!..  Ќу хорошо,  к товарищу  ‘талину
нельзЯ,  но  к Њолотову? ‘оедините  менЯ  с  ‚Ячеславом  Њихайловичем --  на
минутку, только на минутку! џ скажу, где Я, одно это -- где Я!.. —тобы знали
и побеспокоились...
     -- ЏовторЯю, не успокоитесь, надену смирительную рубашку!
     Њежду корпусным  и новым  заключенным  встали  стрелки.  ѓлухо  лЯзгнул
засов. Њаксименко сел ко мне на койку.
     --  „еЯтель! --  шепнул  он с уважением.-- €  будут же  его  лупить  на
допросах! Ќе признаешь, что за фигура? ‚роде портреты его печатались.
     ’еперь Я узнал арестованного. ќто был видный  работник  ‘овнаркома.  Ќа
торжественных  приемах, важных совещаниЯх он выходил вместе с руководителЯми
партии  и  государства,  стоЯл около  них. Ќет,  он не  был крупной фигурой,
крупную фигуру не впихнули бы в общую камеру, длЯ них имелись одиночки,-- он
был лишь  неизменно  рЯдом  с  крупными фигурами.  …го  лицо  встречалось на
фотографиЯх среди  других, более известных, оно примелькалось за  много лет,
казалось непременным элементом приемов и совещаний  -- вот он, сгорбившийсЯ,
растерЯнный, в расхристанной рубахе, с побезумевшими глазами -- бывший "он",
бывший деЯтель, еще вчера ответственный работник, член комитетов и комиссий,
завтрашнЯЯ  мишень  длЯ издевательств  людей, возомнивших себЯ  охранителЯми
революции!..
     Њне  стало невыразимо тЯжело. џ не  знал,  какие преступлениЯ  совершил
этот  человек, совершил ли  он их вообще. џ привык  верить в таких  людей --
рабочих,  испытавших  царские  плети и ссылки,  выстоЯвших  против свирепого
напора  контрреволюции... —то бы он ни совершил,  этот человек, он был одним
из  творцов нового  государства  --  как  же  оно могло  замахнутьсЯ на него
кулаком следователЯ? Ќет, в самом деле, какую же чудовищную вину он несет на
себе, что так с  ним поступили? …го ввергли к нам, не виновным ни словом, ни
мыслью против  советской власти,  но то были  мы  --  соплЯки,  мелочишка, с
такими, как  мы, и  ошибки  если  не  простительны,  то возможны. Ќас просто
слишком много -- почти полторастамиллионнаЯ масса. Ќо он, нет, он же другой,
ошибки с ним немыслимы!
     џ невесело сказал Њаксименко:
     -- ‹адно -- "лупить"... Ќе все тут сволочи -- разберутсЯ!
     Њаксименко легко раздражалсЯ.
     -- ђазберутсЯ! Џо  тюремному  образцу  тридцать  седьмого  года. ‘перва
снесут голову, потом допытаютсЯ -- чьЯ!
     ‚о времЯ нашего разговора пробудилсЯ Џанкратов. Ћн спал так крепко, что
не слыхал, как в камеру ввели новенького. Џанкратов с удивительной легкостью
вмещал в  себЯ по  двадцати часов сна.  Ћн спал ночью и днем, перед обедом и
после обеда. Ќа  допрос его  еще не  вызывали, он этим пользовалсЯ вволю.  €
надо  отдать  ему  справедливость  --  среди  нас,  измученных, дни  в тоске
слонЯющихсЯ по  камере, ночи мЯтущихсЯ в  бредовой  бессоннице,  он  казалсЯ
словно  человеком из иного  мира.  Ћн  не  трепетал  и  не терзалсЯ,  ожидаЯ
грозного  вызова к следователю.  …да  и сон занимали  его  куда  больше, чем
обвинение.  Ћ своем деле он не говорил ничего -- то ли и вправду не знал, то
ли искусно скрывал свое знание.
     ‘ейчас он зевал, сидЯ на койке  и почесываЯ в бороде. Џотом он поглЯдел
на новенького  и стал медленно преображатьсЯ.  Џораженный,  почти напуганный
изменением  всего  его облика,  Я не  мог оторвать  от него  глаз. Џанкратов
выпрЯмилсЯ, напрЯгсЯ, весь подобралсЯ,  как-то по-особому хищно,  помолодел.
Џотом  он  встал  и  тоже  другой,  легкой  и  быстрой  походкой  подошел  к
задумавшемусЯ новому арестанту.
     - ‚иктор! -- сказал он.-- ‚от так встреча, друг ситный!
     Ќовенький дико уставилсЯ на Џанкратова.
     - ’ы? Џозволь... Љак же это -- Я с тобой?
     Џанкратов   закивал  головой.  Ћн  теперь   и   говорил  по-иному,  без
мужиковствующих интонаций и  слов. “ него, оказываетсЯ, был культурный голос
-- голос образованного человека.
     - џ, конечно... Ђ  что странного, дорогой ‚иктор ‘еменович? ђазве  мы с
тобой не сидели уже в одной камере больше года? €сториЯ повторЯетсЯ, дружок,
как учит ваш духовный отец  ѓегель. ’олько он немного вроде ошибсЯ -- что-то
повторение  фарсом не отдает, каким он  объЯвил все  повторные драмы. ‘корей
хоть и вторичнаЯ, но еще одна трагедиЯ.
     Ќовенький  кинулсЯ  к  двери  и забарабанил кулаком.  ‘перва  раскрылсЯ
волчок, потом распахнулась фортка. ђазозленный корпусной -- он, похоже, и не
отходил от нашей камеры -- закричал злым шепотом:
     - ќто еще что? Ћбструкцию устраиваете?
     - Џереведите менЯ в другую камеру! -- потребовал новенький.-- џ не могу
сидеть с этими людьми! Људа угодно, только отсюда!
     - ‚ санатории будете  выбирать соседей, Ясно! Ќемедленно  возвращайтесь
на свою койку.
     -  Ќет, послушайте! -- настаивал в  страшном  волнении  арестованный.--
ќтот человек -- член руководЯщего органа партии эсеров! џ не могу, не хочу с
таким контрреволюционером!..
     - ‚се вы здесь контрики! -- ответил корпусной и захлопнул фортку.
     Џанкратов   молчаливо  смеЯлсЯ  и  в  восторге  бил  себЯ  по  коленЯм,
прислушиваЯсь к спору у двери.
     ‚ этот вечер мы почти не разговаривали. ‹укьЯнич  лежал на своей  койке
не шевелЯсь, может, спал, вернее  -- задумалсЯ, он часто  так задумывалсЯ на
часы, без движений. Њаксименко  пробовал вовлечь менЯ  в военно-морскую игру
на  бумаге, но  расставлЯть карандашные крестики мне было противно, Я  вдруг
сызнова -- это  у менЯ с регулЯрностью повторЯлось каждые две-три  недели --
почувствовал с тЯжкою остротой, что  крест  поставлен на  мне самом, на всей
моей жизни.  …сли  таких людей, как  этот ‚иктор ‘еменович, арестовывают, на
что могу  надеЯтьсЯ Я?  џ  тоже  лег,  уперсЯ  глазами  в  стену,  о  чем-то
бессмысленно мечтал, кому-то бессмысленно жаловалсЯ и плакал -- одной душой,
без слез. Ќапротив менЯ сидел Џанкратов.  Ћн посмеивалсЯ, почесывал  бороду,
молчаливо ликовал,  готовилсЯ  к чему-то важному. џ  догадывалсЯ,  к чему он
готовилсЯ.
     Ђ по  камере метались  Њаксименко и  новенький. Њаксименко пробегал  от
двери к окну и обратно по двадцати километров в день. Ћн ходил часами, ходил
как заведенный, все убыстрЯЯ шаг, почти бежал, он выражал себЯ ходьбой,  как
иные   жалобой  или  криком.  ‘овнаркомовский   деЯтель  оказалсЯ  таким  же
неутомимым ходоком. Ћни согласно поворачивали у окна и у двери, стремительно
расходились в центре камеры и вновь поворачивали. Ћни ходили заложив руки за
спину,  поднЯв вверх голову,  так легче  думалось  -- с задранной  в потолок
головой.  џ неоднократно проверЯл  это  сам. €  они ни  разу не столкнулись.
Љогда  Я бродил  по камере, Я ударЯлсЯ о Њаксименко  чуть ли  не  при каждом
повороте,  а эти не глЯдЯ безошибочно  расходились, словно двигались  не  по
доскам, а по рельсам. ’ак продолжалось до вечернего отбоЯ.
     Љогда замигала лампочка, приказываЯ спать, Њаксименко подошел ко мне:
     - ‘егоднЯ находилсЯ досыта. ќх, ‘ережка, не знаешь ты лучшего тюремного
удовольствиЯ -- лететь из угла в угол, пока ноги не отказали.
     --  ‡ато  Я  знаю другое,  тоже тюремное, удовольствие -- мечтать, пока
голова не вспухнет.
     -  ‚оли не  вымечтаешь,  хоть набей мозоли на  извилинах. ут с  тобой,
мечтай.
     Ћн захрапел сразу,  как нырнул под  одеЯло. ‹ампочка вторично мигнула и
засветилась вполсилы. џ  повернулсЯ на  бок  и закрыл глаза. џ дышал ровно и
громко, чтоб думали, будто  Я сплю.  Ќовенький сидел  на  койке.  Џанкратов,
осторожно  ступаЯ босыми  ногами,  подошел и  сел  рЯдом.  „о  менЯ  донессЯ
требовательный шепот:
     - ‚иктор, потолковать надо... ‚иктор угрюмо отозвалсЯ:
     - Ќечего нам с тобой... ‚се перетолковано  ‘пор наш решен историей -- и
решен не в твою пользу.
     - •е-хе-хе, вон ты какой. Љолючий ‚иктор..
     - “ж какой есть.
     -  Џравильно, какой  есть.  ‚сегда  ты  был ершист Џомню,  на сибирском
этапе, в  девЯтьсот седьмом, задралсЯ с жандармом --  Я вроде  еще подсоблЯл
тебе.  Ђ в †еневе? Ѓог ты  мой, да  тебЯ голосистей в колонии нашей не было!
Љолюч, колюч!..
     - Љ  чему ты заводишь  этот  разговор? ‹убЯнка  не  †енева. €  хоть  мы
сегоднЯ с тобой сидим одинаково на арестантской койке, судьба наша различна.
Џути наши случайно пересеклись, но им не сойтись. „авай иди к себе, а Я буду
спать.
     --  •е-хе-хе, "спать"! Ќи  тебе, ни мне  сегоднЯ  не спать.  ‡начит, не
сошлись пути,  а  пересеклись?  ‚озвращаетсЯ ветер на  круги своЯ  --  было,
кажись,  такое изречение. Ќу  а ветер революции, он ой же как непостоЯнен --
кругами, кругами, то мчитсЯ серым волком, то  белою соколицей под облака, то
смерчем по головам...
     - Ќа что ты намекаешь?
     --  Ђ на что мне  намекать? џ  по-простому, ‚иктор, по-крестьЯнскому...
„а,   забыл   представитьсЯ  --   Я   ведь   теперь   мужик,  так   сказать,
профессиональный, а  не идейный. ‚ двадцать втором году кое-кто из вождей-то
наших за границу подалсЯ  -- ну, мне показалось противно опЯть по †еневам...
‚от и попробовал - не в народ, а самому чтоб народом... Ѓыло, было всЯкое --
и мозоли томили, и землЯ не поддавалась, ничего, справилсЯ, даже портрет мой
какой-то   дурак  в  местной   газете   опубликовал  -  хозЯйственный,  мол,
середнЯчок, поболе бы таких ЏредставлЯешь, сколько ему, дураку, знающие люди
потом  хвоста  крутили!  ќх-хе-хе,  дела,  дела.  Ќу  а  в  колхозы  ваши, с
партЯчейками и комсомолами, не пошел, тут уж все. ’оже простили, не выслали,
а впрочем,  куда  дальше  Љазахстана высылать?  Љстати,  завтра  у нас будет
пшеннаЯ каша, пальчики оближешь.  Ђ почему? ЊоЯ!  €з  моего проса варена.  €
ведь  надо же -- в  тюрьме  менЯ  моим  же  хлебом кормЯт. Ќовенький  устало
попросил:
     - “йди, Њихаил. ‡автра трудное объЯснение. Ќадо подготовитьсЯ.
     -  Џустое  -- подготавливатьсЯ! “  них все  подготовлено,  ничем  ты не
того... Џостой, сколько же мы с тобой не виделись?  ‚ тринадцатом в  †еневе,
кажись, в  последний раз схватывались,  или, вру, в  четырнадцатом? —етверть
века почти, нет, как хочешь, а накопилось за этот срок всЯкого -- надо, надо
разобратьсЯ
     џ услышал злой смешок ‚иктора ‘еменовича.
     - —то-то памЯть твоЯ ослабела, Њихаил. ‚иделись мы с тобой и позже.
     - Џозже? Ќа процессе  эсеров,  что ли? „а ведь  не  было  тебЯ  в зале.
Ќарочно присматривалсЯ, кто из знакомых. Ќе было тебЯ.
     - Ђ зачем  мне таскатьсЯ по судам? ‚стречались мы с тобой не в залах, а
в чистом поле -- ты удирал, Я нагонЯл. ‡абыл, как видно!
     - Ђ ты не ошибаешьсЯ, ‚иктор?
     - —то мне ошибатьсЯ! ‘кажи,  мил человек,  не ты ли поЯвилсЯ в ‘амаре в
восемнадцатом, когда  Њуравьев поднЯл  восстание  против  советской  власти?
‚ижу,  вижу, припоминаешь --  и как  глотку драли  в  разных Љомучах, и  как
Њуравьева вашего -- тю-тю!..
     - ‚ам, положим, тоже досталось -- чуть не рухнула ваша советскаЯ власть
от нашего удара на ‚олге!
     - Ќе рухнула, однако.  ’ак вот,  припомни башкирскую степь и сельцо, из
которого твой отрЯд выбили на рассвете.
     - ѓосподи, неужто ты это был, ‚иктор?
     - Љто же еще? џ с ночи узнал, что за деЯтель командиром в вашем отрЯде.
Ќу, думаю,  подведем  итог женевским дискуссиЯм. ’олько ты лихо удрал.  Ћдно
это ты и мог всегда -- вовремЯ удирать.. џ метров на пЯтьдесЯт не догнал, по
имени звал, две пули выпустил вдогонку - нет, умчалсЯ.. „аже не обернулсЯ
     -  ‘кажешь тоже  --  обернутьсЯ! ‘мертушка  моЯ гналась за  плечами.  €
голоса твоего не слыхал,  пули, точно, просвистели, одна за другой... Џомню,
спиной трепетал вот-вот третьЯ вопьетсЯ. ’ы, выходит, тогда менЯ помиловал?
     Ќе помиловал бы - патроны кончились, а шашкой  не достал Ќо  узнал тебЯ
сразу, хоть ты и обрЯдилсЯ во все французское или Японское.
     - —ешское. —удесно, кстати,  шьют чехи -- добротно,  ладно. ‡начит, это
был  ты! Ќу  хорошо, что не  обернулсЯ!  ‹ицо твое  увидать  в ту минуту  --
непременно бы с  конЯ слететь.. Њежду прочим, с  того  утреннего сражениЯ  Я
забросил  политическую  деЯтельность. Џисьмо  послал  ‚ладимиру  €льичу, что
гражданскаЯ резнЯ мне не по душе.
     -- Џисьмо,  если  не ошибаюсь,  ты  написал не  в  восемнадцатом,  а  в
двадцать втором.
     --   Ќе   ошибаешьсЯ,   не   ошибаешьсЯ!   ЏамЯть   у   тебЯ,   ‚иктор,
энциклопедическаЯ. ’олько напрасно ты менЯ ловишь на противоречиЯх. Џисьмо в
двадцать втором, а отход  от  боевой работы -- с восемнадцатого. €менно в ту
страшную  скачку по башкирской степи Я и заклЯл себЯ  --  хватит  в генералы
лезть, а садись на землю и показывай, чего стоЯт твои трудовые руки. Ђ потом
уже не от  страха, а  совестью признал  --  вот она,  моЯ судьбина: из праха
восстал,  прахом,  обрЯдив его во хлеб, питалсЯ, во  прах возвратишьсЯ.  „ве
десЯтинки  временные,  на  прокорм,  два  метра постоЯнных  --  длЯ  вечного
упокоениЯ...
     -- ‘ейчас тоже такой совестью живешь?
     -- •е-хе-хе! ѓлаз твой, ‚иктор,-- копье! Џронзаешь насквозь. ‘ами же не
даете  стать простым тружеником. ‚ тюрьму вот приволокли -- зачем? џ  же  ни
ухом,   ни   рылом   --   нет,   оторвали   от   плуга.   Љакой   ты,   мол,
крестьЯнин-единоличник, ты политический  деЯтель •е-хе!  Ќепременно ведь так
скажут  ваши следователи. ‘илком, можно  сказать, обрЯжают в фигуру. ‚от как
оно поворачиваетсЯ, ‚иктор ты мой дорогой.
     Ћни помолчали.  џ осторожно приоткрыл  глаза.  Ћба  сидели  на  кровати
‚иктора  ‘еменовича,  на разных ее концах, словно чтобы не касатьсЯ плечами,
смутно глЯдЯ вперед себЯ. Њысль одного, прихотливаЯ и витиеватаЯ, нападала и
отскакивала,  кусала  и Язвила.  Њысль  другого,  быстраЯ и  прЯмаЯ,  падала
лезвием  на шею, ее  было  не  отразить, от нее можно  было  спасатьсЯ  лишь
отскакиваЯ. Њне  показалось  даже, что и лица у них отвечают спору  --  один
кривилсЯ, изгибал губы  и  брови, подхохатывал.  подмигивал  и  подмаргивал,
другой был  строг и  хмур,  нетороплив  и  решителен.  ‚ероЯтно, мне  просто
хотелось,  чтоб это было  так, в  камере тусклый свет  боролсЯ, не перебиваЯ
его, с мраком, Я примысливал лица, не различаЯ их отчетливо.
     ЋпЯть заговорил Џанкратов;
     -- Ћтвлеклись мы  с тобою, ‚иктор, приЯтными  воспоминаниЯми -- ‘ибирь,
†енева, башкирские степи.. Ќу а ежели ближе к текущему моменту, как у вас на
собраниЯх  выражаютсЯ,  так  где  ты  в  нашей  сегоднЯшней   встрече  узрел
случайность? ѓазетки  ваши  посмотреть --  ор о врагах народа, Яма бездоннаЯ
разверзлась под ногами: не то что отдельных вождей с откоса, массами рушатсЯ
в пропасть -- аресты,  аресты, аресты,  процесс за процессом. ‚от  что ты до
сей поры  в совнаркоме своем благополучно заседал, это  точно случайность. Ђ
здесь  тебе  --  естественно по  сегоднЯшнему  дню. †елезнаЯ закономерность,
‚иктор!
     -- ѓовори, что хочешь. ’юрьма -- единственное место, где можешь открыто
высказывать свои контрреволюционные взглЯды.
     -- Ќу, насчет открыто -- и здесь не очень... ‡акричи, к примеру, "„олой
советскую  власть!  Љ стенке  членов  Џолитбюро!"--  думаешь,  усмехнутсЯ  и
пройдут мимо? Ђ карцера и одиночки на что? ‚замен десЯтки вышака  схлопочешь
--  вот  она  какаЯ,  тюремнаЯ свобода!  џ,  впрочем,  к  контрреволюции  не
призываю, Я теперь мужик-единоличник, не политическаЯ фигура. „а и зачем мне
призывать ее? Ћна сама совершаетсЯ -- непреодолимый исторический процесс...
     -- ’ы  думаешь,  что  нов  в  своей гнусной клевете на нас? …ще недавно
троцкисты истошно визжали насчет термидора.  Ќе из их ли гнилого арсенала ты
раздобыл свое отравленное оружие?
     Ђ чего мне брать у троцкистов? Ћни по себе, Я по себе. ‘воЯ головешечка
на плечах, ‚иктор.
     ’ак, значит,  нет контрреволюции?  Ђ как  же  понимать тогда  это:  ты,
подпольщик-революционер,   видный   советский  деЯтель,   сидишь   рЯдом   с
эсером-единоличником на тюремной койке,  и оба  мы с тобой вызываемсЯ теперь
на допрос одинаково: "Љто на "Џ", а разница если и есть, так лишь в том, что
тебЯ собираютсЯ  смертно бить,  а менЯ,  возможно, оформЯт на  десЯточку без
рукоприкладства.
     -- •орошо, Я  отвечу тебе. ‹ичнаЯ моЯ судьба или твоЯ - дело маленькое,
тут властвуют многие неконтролируемые случайности. „авай отвлечемсЯ от наших
личных  судеб и  посмотрим шире,  вникнем в  существо нашей  жизни,  котораЯ
определЯетсЯ уже не случайностЯми, а необходимостью, железными историческими
законами.  ‚ чем  ты открыл контрреволюцию? Ќе в том  ли, что  рабочий класс
освобожден от  гнета хозЯев,  что на шее у крестьЯнина не сидит помещик? €ли
она в  росте  нашей промышленности,  в  гигантском  размахе строительства, в
тысЯчах   первоклассных  заводов,  работающих  без  капиталистов,  в  сотнЯх
городов,  поЯвившихсЯ на картах страны, в новых  дорогах, школах, больницах?
Ќе в  том  ли  она, что  мы  ликвидировали кулачество  и  создали  совхозы и
колхозы?  €ли,  может,  она  в  том,  что  ђоссиЯ,  неграмотнаЯ,  полудикаЯ,
становитсЯ  страной  высокой  культуры,  что  мы энергично  ликвидируем  это
вековое проклЯтие -- непроходимую грань между  интеллигенцией и народом, что
создали и умножаем  свою новую, народную, единственную в мире интеллигенцию?
€ли, наконец, ты разглЯдел контрреволюцию  в  раскрепощении наших женщин,  в
том, что мы пробуждаем в народе творческие силы? —то ж ты молчишь, отвечай!
     --  •е-хе-хе, ‚иктор, мастер,  мастер!  ‚от  уж  верно,  дар  божий  --
‡латоуст! ‚идно, служебнаЯ твоЯ  высота ораторские таланты  не  погубила  --
загнул, нет, загнул! ЏредставлЯю, как же ты гремел на митингах, как поднимал
доверчивый люд, тащил речью крепче, чем цепью!
     -- …сли  мои речи помогали гнать таких, как ты, поганой метлой, значит,
они сыграли свою благородную роль -- больше мне ничего не надо!
     - € это правильно, роль они сыграли,  речи твои и товарищей. ‚споминаю:
вы и мы! Ључка ленинских сектантов и огромнаЯ партиЯ эсеров, чуть ли не весь
народ, вот так начинали мы борьбу. Љто бы мог  подумать тогда, что так умело
вы овладеете умами, так жгуче воспламените души. ‘емнадцатый  год --  каждый
день  мы  терЯем  сотни  тысЯч, каждый  день вы  приобретаете... ‡лые  чары,
опутавшие  ђоссию,-- так  мне  это,  растерЯнному,  тогда представлЯлось.  €
результат -- нет нас больше в стране, одни вы безраздельные...
     -- ‘тало быть, признаешь историческое поражение свое и своей партии?
     -- Ќе торопись, ‚иктор,  не торопись. „ело  непростое, ох  непростое...
—итал  Я недавно девЯтый ленинский сборник,  Я ведь  часто  ‚ладимира €льича
почитываю,   и  вижу:  точно,  торжествуют   законы  диалектики,   над  вами
торжествуют, против вас,  ‚иктор! Ќе в том  сейчас дело,  что вы  в  октЯбре
победили, а в том, куда вы ныне катитесь.
     --  •ватит!   ‚  одном  ты   прав:  даже   в  тюрьме  нельзЯ  разрешать
антисоветской пропаганды.
     -- Ѓудешь доносить на менЯ?
     -- Ђ  что на  тебЯ доносить? Ѓыл  ты  враг  советской власти,  злобный,
ограниченный, таким и осталсЯ.
     --   “прощаешь,  ‚иктор,   всегда   была  в   тебе   эта  черточка   --
упрощенчество...  —то -- враг,  и что -- друг? Ћдно слово, другое  слово  --
разве двумЯ словами  душу выскажешь?  ‘ложные проблемы надо рассматривать со
всех сторон и на всю  глубину -- именно этого требовал от вас ‚ладимир €льич
и именно это вы чаще всего забываете.
     --  Џоражаюсь: Џанкратов в ученики к ‚ладимиру  €льичу записываетсЯ! Ќе
ты ли злобно его поносил?
     --  Ѓыло, все было.  ла борьба  --  а на войне по-военному. ‘ той поры
четверть века  --  много, много  передумано...  ’ак  будешь  слушать? Џойми,
чудак, Я не злопыхательствовать надумал, ведь  кровью в  собственной душе...
€ли, по-твоему,  Я  не мучаюсь?  ’ак уж потерЯл на единоличном своем участке
интеллект, что страданиЯ  мысли вовсе стали чужды?  ЏовторЯю: не злоЯзвлениЯ
ради, а исповедь моЯ!
     -- ‚рагу исповедуешьсЯ?
     -- Ђ  почему  исповедоватьсЯ  лишь друзьЯм?  „рузьЯ  с  охотой  простЯт
прегрешениЯ, честный враг поблажки не даст. Њне истины нужно, а не утешениЯ.
     -- ќто поиски истины привели тебЯ в тюрьму?
     -- Ђ что тебЯ привело  в нее? Ќе  надо, ‚иктор! ђазговаривай  так вон с
тем    комсомольским   бюрократом,   который   дальше   своего    маленького
начальственного стола ничего не видит,-- он  ткнул пальцем на ‹укьЯнича, или
с длинноволосым соплЯчком, что на все упирает глуповато-удивленные глаза  (Я
зажмурилсЯ,  но знал,  что  палец  уставлен на менЯ), а со мной -- негоже...
ЏредставлЯть менЯ дурачком  -- себЯ не  уважать. Ќелегко, нелегко вам далась
победа над нами... -- ‹адно, говори. Ќочь долгаЯ...

     Ћни опЯть помолчали. џ приоткрыл глаза -- они сидели все в той же позе.
џ  знал, что им  не  до  менЯ,  но  по-прежнему  боЯлсЯ пошевелитьсЯ. Љо мне
донессЯ глуховатый, напрЯженный голос Џанкратова:
     -- ’ебе не понравилось, что поминаю ‚ладимира  €льича. Ђ что  поделаешь
--  должен  танцевать  от  этой  печки. ‚се наши маленькие личные  судьбы  и
большие мировые  дороги истекают из  этого человека, как  из  некоего фокуса
нашей эпохи.
     --  Ќе запоздало  ли твое  признание,  Њихаил?  ђоль  ‚ладимира  €льича
разъЯснена и без тебЯ.
     -- Ђ  со мною  --  крепче... џ ведь враг  ему был,  не  забывай  этого.
Џризнание  врага  не  начинает, а завершает славу. ’ак вот,  дело было перед
войной, а той же †еневе. Џомню, на каком-то  собрании наши и ваши спорили об
обществе  будущего  --  социализме.  Ќу, в самых  общих чертах, конечно, так
сказать, одни основные законы. Ђ Я, помню, выступил так ехидненько.,.
     -- …хидничать ты умеешь, верно! € то собрание помню...
     --  ‚от-вот, о нашей тогдашней стычке... €так,  Я полез с возражениЯми:
"‚от вы, большевики, утверждаете насчет диктатуры пролетариата,  что рабочий
класс берет власть над другими классами и слоЯми. Ќо ведь длЯ  осуществлениЯ
диктатуры  понадобитсЯ  свой аппаратик принуждениЯ -- политическаЯ  полициЯ,
тюрьмы, ссылки и прочее знакомое. Ђ поскольку у вас государство не классовой
гармонии, а  классовой вражды, то, стало, и  аппаратик этот будет огромный и
мощный  --  короче, самодовлеющаЯ организациЯ,  если по философии...  ’ак не
боитесь ли вы,  дорогие  большевики, что  созданный вами новенький  механизм
принуждениЯ разрастетсЯ  и понемножку подчинит себе всю  общественную жизнь?
Ќе  станет  ли  будущее ваше  государство  тем  гоббсовским  ‹евиафаном, что
поглощает  всех  в себе? Ќе государство длЯ  человека, как форма отправлениЯ
его  социальных потребностей,  а  человек длЯ государства  --  порциЯ жратвы
ненасытному его горлу!"
     -- џ сам тогда отвечал тебе.
     -- Џравильно,  ты! €збил  менЯ,  как  мальчишку!  Њол,  вы,  Џанкратов,
обыватель по складу ума  и  горизонту,  весь мир превращаете в обывательский
клоповничек.  €  доказал, что  будущее государство  ваше  обопретсЯ на массу
народа, а не на отобранных единичек. Љаждый, мол, рабочий контролирует через
свои местные  организации  все общественное  управление  -- нет, стало быть,
почвы длЯ гипертрофированиЯ аппарата насилиЯ. Ќо знаешь, дорогой ты мой враг
‚иктор, все эти высокие  соображениЯ меньше менЯ щипанули за сердце, чем то,
что ты обругал менЯ обывателем и мещанином.
     -- ѓде же здесь брань? ’очнаЯ политическаЯ характеристика партии эсеров
и тебЯ, видного ее члена. ‚ы да меньшевики -- обыватели в революции.
     -- ‹адно, историЯ разберетсЯ, кто мы такие, ты тут не  судьЯ.  џ говорю
сейчас лично о тебе.  Њного, много  раз  за эти четверть века возвращалсЯ  к
тому женевскому спору.  € на  иное взглЯнул по-иному. Ќе на тебЯ, а на ваших
вождей. „а, ‚ладимир €льич,  ‚ладимир €льич!  ‚от она, кореннаЯ наша ошибка,
глубочайшаЯ моЯ ошибка,  ‚ладимир €льич! „а ведь мы, эсеры, только и делали,
что искали героЯ.  ѓде-то  там,  в бездне низин, изнемогают  безликие массы,
жаждущие  руководителЯ  и  вождЯ.  ќто  же  была проблема  из проблем,  суть
возвещенной  нами  революции   --   открыть  героЯ,  высочайшую  критическую
личность, мессию бунта, и хлынуть за ним непреодолимым  народным потоком. Њы
же  заранее объЯвлЯли  культ вождЯ  -- сверхчеловека. Љак же  случилось, что
герой этот, гений и вождь, поЯвилсЯ не  у нас, молившихсЯ о его приходе, а у
вас, марксистов, чуть ли не отрицавших начисто личность в  истории, мыслЯщих
массами, а не  единицами человеческими?  Љак же  мы  проглЯдели, не  оценили
своевременно такое гигантское Явление, как ‹енин. ‚едь нам, раньше всего нам
нужно было провидеть подобных людей? € как же Я,  старый ныне дурак, а тогда
молодой  фанфарон,  не уразумел, что  вот  рЯдом со мною, на  одной со  мной
земле,  шагает  невысокого   роста  исполин  человечества   и  этот  исполин
презрительно  на  таких,  как  Я,  морщитсЯ:  "Ћбыватели  вы,  ординарнейшие
представители    псевдореволюционного    мещанства".    ‚ы    научно    менЯ
классифицировали,  а  Я  обижалсЯ -- ругаютсЯ...  “мница  ты, ‚иктор,  сразу
провозгласил, не брань, мол,  а политическаЯ характеристика, да ведь Я тогда
не понимал, что это характеристика, а не ругань, никак не мог понЯть!
     --  ‘колько  же тебе лет понадобилось, чтобы  уразуметь  такие  простые
вещи?
     -- ‘колько лет, сколько  лет! †изнь старую бросил, начал заново жить --
вот  сколько лет! Ћй, непросто, непросто было оно, простое  мое крестьЯнское
бытие!  ‘колько  написано о  томлении  влюбленных  душ, муках голода,  ужасе
смерти, проклЯтии  непосильного труда. Ђ есть еще и трагедиЯ  мысли -- змеЯ,
терзающаЯ мозг, парализующаЯ руки.
     -- €наче говорЯ, ты разоружилсЯ?
     --  ‘ловечко-то какое  --  разоружилсЯ!..  Ќе разоружилсЯ, а  распалсЯ,
изошел дымом. ’рагедиЯ, тебе говорю, не демобилизациЯ  -- сдай  наган, скинь
гимнастерку... џ не марксист,  во все ваши  выдуманные социальные законы  не
верю,  а  в  человека  верю.  Ќо  умер  он,  ваш  ‚ладимир €льич,  не  стало
исполина-сверхчеловека, какого мы длЯ себЯ искали, но не нашли  -- кончилась
героическаЯ  эпоха... —итаю его сейчас  том за томом  -- господи, мысли  же,
глубина!..  €  вроде  уже  и  не  обидно  за себЯ.  Љто  был Я?  Љрохотулька
человеческаЯ, из серенькой массы...
     -- Ќе приписывай нам своего эсеровского делениЯ людей на сверхчеловеков
и тупую массу. Ѓольшевикам оно чуждо.
     -- Џоэтому  нового-то своего  обрЯжаете чуть ли  не в божество: и гений
человечества, и отец родной, и  спасибо за счастливую жизнь, и вождь народов
всего  мира... Ќет,  брат  ‚иктор,  если у  кого  и есть  сейчас  эсеровское
понимание личности, так у вас. ‚зЯли, взЯли вы наш старый культ  вождЯ, да в
такую руководительскую религию раздули -- даже мы руками разводим. Ђ почему?
‚от тут  и подходит суть. „ело-то  хотите продолжать героическое. Ѓез героЯ,
вождЯ по-вашему, вроде и неудобно, не пойдет дело-то! Ќу и придумали замену.
Ќе взЯли гением, возьмем должностью. Ќе одолел умом, сокрушим кулаком. ‡ачем
переубеждать?  Њожно отлупить! Џосадим  за решетку,  отправим  в  ссылку  --
дальше поедешь, тише будешь.  Љороче, не спорить с противником,  а  заткнуть
противнику   рот   --  тоже  форма   победы.  €  условиЯ   наипрекраснейшие;
великолепный аппарат, это самое ваше ѓЏ“, придуманное ‚ладимиром €льичем длЯ
классового врага, белЯков,  ну и таких,  как  Я, раз уж вы менЯ в  классовые
враги заприходовали.  Ќу-с, дорогой мой ‚иктор, коли пошла такаЯ пьЯнка, так
режь последний  огурец -- поворачиваем это свЯтое  учреждение  от классового
врага на  любого несогласного  --  дешево  и  сердито.  Џодписал  бумажку --
готово, в любом споре твоЯ наверху. Ђ чтоб чего не вышло по части партийного
и рабочего контролЯ,  отделим аппаратик  от масс,  сделаем бесконтрольным --
пустим,  философски  изъЯснЯЯсь,  в  самодовлеющее  существование.  €  пошел
аппаратик самодовлействовать -- косит направо и  налево.  € пошла, ‚иктор ты
мой, дикаЯ  эпидемиЯ массового производства врагов.  € врагами объЯвлены все
хоть  немного  самостоЯтельные умы.  ‹евиафан жрет  -- все оттенки стерты  в
одном  грозном шаблоне  "враг  народа",  а  в  результате эсер и  большевик,
непримиримые  идейные противники, попадают в  одну  тюремную камеру  и мирно
беседуют на одной койке,  ибо они теперь  нечто одинаковое: "Љто на  "Џ"?" €
получат, вероЯтно, одну и ту же десЯтку, если тебЯ не расстрелЯют,  ты  ведь
ходил  в  близких,  значит,  тебЯ и  судить  строже...  Ќет, дружок, нет, не
пересеклись случайно наши  жизненные дороги, а неизбежно сошлись в одну, ибо
гипертрофированное  ваше  государство  пожирает  в  Ярости  собственные свои
внутренности. ‘амоистребление -- вот ваш сегоднЯшний  путь, итог всех  ваших
побед! ‚иктор ‘еменович холодно сказал:
     -- —то ты еще добавишь к своей подлой клевете? Џанкратов поднЯлсЯ:
     --  Љлевета, говоришь? ‚ чем  же клевета? ‚ том, что  чуть ли  не  весь
народ объЯвили "врагом народа"? €ли сам ты не пример самоистреблениЯ? Њожет,
ты  перестал  быть  большевиком  и  превратилсЯ  в цепного  пса  ѓитлеров  и
—емберленов? ’ы  случайно не  продавал ‘ибири Японцам, а  “краины немцам? Ќе
слыхал, почем на рынке идет Љавказ и сколько марок платЯт за Љрым ?
     “ ‚иктора ‘еменовича  было искажено лицо.  Ћн  держал  руку  на  груди,
вероЯтно, у  него  схватило сердце. Ќо  говорил  он по-прежнему спокойно  --
только большаЯ ненависть дает силы быть таким спокойным:
     -- Ќу что же, кажетсЯ,  ты полностью высказалсЯ -- теперь моЯ  очередь.
‘адись, садись, нечего маЯчить перед  глазами!  ’ак вот  --  находимсЯ  мы с
тобой, точно, в одной камере, от этого никуда не денешьсЯ.
     -- •отелось бы детьсЯ -- охрана не пустит!
     -- € это верно -- охранЯют нас бдительно. Ќо почему? Љак случилось, что
оба мы  ввергнуты  в тюрьму -- Я правительством, за  которое сражалсЯ, ты --
правительством, против которого боролсЯ. џ -- друзьЯми, ты -- врагами...
     -- —то до менЯ, то более или менее Ясно.
     -- ‘пасибо, что хоть о себе признаешь Яс