        Ђлексей ’олстой. „ревний путь

   -----------------------------------------------------------------------
   Ђвт.сб. "ќмигранты". Њ., "Џравда", 1982.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 2 July 2001
   -----------------------------------------------------------------------


   ’емной весенней ночью по отвесному трапу  на  бак  океанского  парохода
поднЯлсЯ высокий человек в военном плаще. Џоль ’орен поднималсЯ  медленно,
со  ступеньки  на  ступеньку  -  с  трудом.  Ћт  света  мачтового   фонарЯ
поблескивали на его кепи три золотых галуна. Ћн обогнул  облепленную  илом
Якорную цепь и остановилсЯ на самом носу, - облокотилсЯ о перильца  и  так
застыл, не шевелЯсь.  ‹ишь  край  его  плаща  отдувалсЯ  встречным  слабым
движением воздуха.
   Ќа пароходе светили только отличительные огни - зеленый и красный -  да
два топовых  на  мачтах  терЯлись  вверху,  в  незаметной  пелене  тумана.
‡адернутыми были и звезды. Ќочь темна. ‚низу, на большой глубине, железный
нос с тихим плеском разрезал воду.
   Џрислонившись к перилам, Џоль ’орен  глЯдел  на  воду.  ‹ихорадка  жгла
глаза. ‚етерок проходил сквозь все тело - и это было не  плохо.  Ћ  каюте,
горЯчей койке, о заснувшей  под  колючей  лампочкой  сестре  милосердиЯ  -
болезненно  было  подумать:  белаЯ  косынка,  кровавый  крест  на  халате,
пергаментное лицо унылого спутника страдающих. Ћна провожала  ЏолЯ  ’орена
на родину, во ”ранцию. Љогда она задремала, он потихоньку вышел из каюты.
   ‚ черной, как базальт, воде проплыло  светЯщеесЯ  животное  -  какой-то
длинный  розоватый  крючок  с  головой  морского  конька.  ‹ениво   шевелЯ
плавниками, оно с  юмором  поглЯдывало  на  надвигающеесЯ  днище  кораблЯ,
покуда встречные струи не увлекли его  в  сторону.  ‚ода  была  прохладна,
глубина блаженна... Џусть сестра с кровавым крестом сердитсЯ...  Ѓытие,  -
Џоль чувствовал это с печальным волнением, - скоро окончитсЯ длЯ него, как
тропинка, обрывающаЯсЯ в  ночную  пропасть,  и  оттого  неизмеримо  важнее
микстур,  койки,  безвкусной  еды  была  эта  ночнаЯ  тишина,  где   плыли
величественные воспоминаниЯ.
   Џуть, которым шел пароход, был древней дорогой человечества из  дубовых
аттических рощ в темные гиперборейские страны. …го назвали ѓеллеспонтом  в
памЯть несчастной ѓеллы, упавшей в море с золотого барана, на котором  она
вместе с братом бежала от гнева мачехи на восток. Ќесомненно, о  мачехе  и
баране выдумали  пелазги  -  пастухи,  бродившие  со  стадами  по  ущельЯм
Ђрголиды. ‘о скалистых побережий они глЯдели на море  и  видели  паруса  и
корабли странных очертаний. ‚ них  плыли  низенькие,  жирные,  большеносые
люди. Ћни везли медное оружие, золотые украшениЯ  и  ткани,  пестрые,  как
цветы. €х обитые медью корабли бросали  Якорь  у  девственных  берегов,  и
тогда к морю спускались со  стадами  пелазги,  рослые,  с  белой  кожей  и
голубыми глазами. €х деды  еще  помнили  ледниковые  равнины,  бег  оленей
лунной ночью и пещеры, украшенные изображениЯми мамонтов.
   Џелазги обменивали  на  металлическое  оружие  животных,  шерсть,  сыр,
вЯленую рыбу. Ћни дивились на высокие корабли, украшенные на носу и  корме
медными гребнЯми. €з какой земли плыли эти низенькие носатые  купцы?  Ѓыть
может, знали тогда, да забыли. ‘пустЯ много веков ходило  предание,  будто
бы видели пастухи, как мимо берегов ќллады  проносились  гонимые  огненной
бурей корабли с истерзанными парусами, и пловцы в  них  поднимали  руки  в
отчаЯнии, и будто бы в те времена страна меди и золота погибла.
   Џравда ли это было? „олжно быть, что так: памЯть человеческаЯ не  лжет.
Џередавали в песнЯх, что с тех пор стали  поЯвлЯтьсЯ  в  пустынной  ќлладе
герои, закованные в медь. Њечом и ужасом они порабощали пелазгов;  называЯ
себЯ кнЯзьЯми,  заставлЯли  строить  крепости  и  стены  из  циклопических
камней. Ћни учили земледелию, торговле и войне. Ћни сеЯли драконовы  зубы,
и из них рождались воины. Ћни внесли  дух  тревоги  и  жадности  в  сердца
голубоглазых. Ќад ќлладой поднималась розовоперстаЯ зарЯ  истории.  Њедный
меч и золотой треножник, где дымилось дурманЯщее курево, стоЯли у колыбели
европейских народов.
   Џотомок пелазгов, Џоль ’орен, на тех же берегах ‘редиземного  морЯ  был
пронзен пулей в верхушку легкого, отравлен газом, брошенным  с  воздушного
кораблЯ, и, умираЯ от  туберкулеза  и  малЯрии,  возвращалсЯ  из  пылающей
ѓипербореи в Џариж тою же древней дорогой купцов и завоевателей - дорогой,
соединЯющей два мира - ‡апад и ‚осток, - дорогой, текущей  между  берегов,
где под холмами лежат черепки исчезнувших царств, - дорогой,  где  глубоко
на дне дремлют среди водорослей ладьи ахейцев, триремы  Њитридата,  пышные
корабли ‚изантии, а на отмелЯх у глинистых обрывов  валЯютсЯ  заржавленные
днища подорванных и выбросившихсЯ пароходов.
   Љазалось, -  это  казалось  Џолю,  -  он  завершает  сейчас  круговорот
тысЯчелетий. …го ум, растревоженный лихорадкой и ощущением  своей  близкой
смерти, силилсЯ охватить всю борьбу, расцвет и гибель  множества  народов,
прошедших по этому пути. ‚оспоминаниЯ  вставали  перед  ним,  как  ожившее
бытие. —ерез несколько дней, быть может, погаснет его мозг, вместе  с  ним
погибнет то, что он нес в себе, - погибнет мир. Љакое ему дело - будет  ли
мир существовать, когда не будет ЏолЯ ’орена? Њир погибнет в его  сознании
- это все. ЏрислонЯсь к перилам,  покрытым  росой,  глЯдЯ  в  темноту,  он
заканчивал круговорот.
   Џрозвенели склЯнки. ‘менЯлась вахта. Ќаверху, над капитанским мостиком,
стоЯла бессоннаЯ фигура рулевого.  Ћсвещалось  только  его  широкое  лицо,
склоненное над колонкой, где  трепетала  душа  кораблЯ  -  чернаЯ  стрелка
компаса. ’емнота ночи густела.  ‚оды  внизу  не  было  уже  видно.  ’еперь
казалось,  что  корабль  летит  в   бесплотном   пространстве.   ќто   был
предутренний мрак.
   ‹ицо  и  руки  ЏолЯ  покрылись  росой.  Ћн  содрогнулсЯ.  ‘колько   рук
человеческих, раскинутых по земле с  последней  судорогой  смерти,  в  эту
ночь, - во все эти ночи, - будут покрыты такой же росой... Љаждый,  вонзаЯ
зубы в землю,  смешанную  с  кровью,  железом  и  калом,  унесет  с  собой
тысЯчелетиЯ отжитого, в каждом  простреленном  черепе  с  унылым  грохотом
рухнут и исчезнут тысЯчелетиЯ культуры. ЉакаЯ нелепость!  Љакое  отчаЯние!
…сли бы  голубоглазому  пращуру  показать  книгу  жизни,  перелистать  все
страницы грЯдущего, все цветные картинки: "ќто просто  глупаЯ  и  жестокаЯ
книжка, - сказал бы веселый пращур, почесываЯсь  под  бараньей  шкурой.  -
‡десь какаЯ-то ошибка: смотрите, сколько хорошего труда затрачено, сколько
развелось народу, сколько  построено  отличных  городов;  а  на  последней
картинке все это горит с четырех концов и трупов столько, что можно неделю
кормить рыбу в ќгейском море..."
   "ѓде-то ошибка, где-то допущен неверный ход в шахматной партии, - думал
Џоль ’орен, - историЯ свернула к пропасти. Љакой прекрасный мир погибает!"
   Ћн закрыл глаза и с  отчаЯнной  жалостью  вспомнил  Џариж,  свое  окно,
голубоватое утро, голубые тени города, аллею бульвара и полукруглые крыши,
терЯющиесЯ  в  дымке,  непросохшие  капли  дождЯ  на  подоконнике,   внизу
понукание извозчика, везущего тележку с морковью, веселые голоса тех,  кто
счастливы тем, что живут в такое прекрасное утро.  ‚спомнил  свой  стол  с
книгами и рукописЯми, пахнущими  утренней  свежестью,  и  свой  опьЯнЯющий
подъем счастьЯ и доброты ко всему... Љакую  превосходную  книгу  он  писал
тогда о справедливости, добре и счастье! Ћн был молод, здоров, богат.  …му
хотелось всем обещать молодость, здоровье, богатство. € тогда  казалось  -
только  идеи  добросердечиЯ,  новый  общественный   договор,   обогащенный
завоеваниЯми физики, химии, техники, протЯнет эти дары всему человечеству.
   Љакой сентиментальный вздор! ќто было весной, накануне войны. ‘горЯча и
вправду показалось, что немцы - черти, дети дьЯвола, идущего приступом  на
божественные твердыни гуманизма.  ‘горЯча  показалось,  что  над  ”ранцией
развернуто  старое  знамЯ  Љонвента  и  за  права  человека,  за  свободу,
равенство и братство гибнут скошенные пулеметами французские батальоны.
   Љак хотелось Џолю снова поверить в то утро, когда он от избытка счастьЯ
открыл окно на туманный Џариж! Ќо если это счастье растоптано  солдатскими
сапогами, разорвано снарЯдами, залито нарывным газом, то что же  остаетсЯ?
‡ачем были ќллада, ђим, ђенессанс,  весь  железный  грохот  девЯтнадцатого
века? €ли удел всему - холм из черепков, поросший колючей травкой пустыни?
Ќет, нет, - где-нибудь должна быть правда. Ќе  хочу,  не  хочу  умереть  в
такую безнадежную ночь!


   - Њосье, вы опЯть вышли на воздух. Њосье, вам будет хуже, -  проговорил
за спиной заспанный голос сестры.
   Џоль вернулсЯ в каюту, лег не раздеваЯсь. ‘естра заставила его  принЯть
лекарство, принесла горЯчего питьЯ. ‚ глубине  мЯгко  постукивала  машина.
ЏозвЯкивали пузырьки с микстурами. Џожалуй, это было даже  приЯтно,  точно
какаЯ-то надежда на спасение, - теплый свет абажура, мЯгкаЯ  койка,  куда,
как в облако, ушло его костлЯвое тело, горЯщее в лихорадке. Џоль задремал,
но, должно быть, на минуту. € снова горЯчечной вереницей  поползли  мысли.
Ѓессонница сторожила его: нельзЯ спать, осталось  немного  часов,  слишком
драгоценно то, что проходит в его мозгу...
   Ћдно  из  воспоминаний  задержалось  дольше  других.  Џоль   беспокойно
заворочалсЯ, всунул холодные пальцы в пальды,  хрустнул  ими.  „ва  месЯца
назад, в Ћдессе, он получил знакомый длинный конверт. Џисала ‹юси, кузина,
его невеста:
   "„орогой и далекий друг, мне бесконечно одиноко, бесконечно грустно. Ћт
вас нет вестей. ‚ы пишете матери и брату, но никогда - мне.  џ  знаю  ваше
угнетенное состоЯние и потому еще раз пытаюсь писать. ’Яжело  вам,  тЯжело
мне. —етыре года разлуки -  четыре  вечности  пролетели  над  моей  бедной
жизнью. ’олько мысль о вас, надежда, что, быть может, вам еще будут  нужны
остатки моей молодости, моего  истерзанного  сердца  и  всЯ  моЯ  огромнаЯ
любовь, - заставлЯют менЯ жить, двигатьсЯ, делать все то же,  все  то  же:
лазарет, ночи около умирающих, вЯзание солдатских напульсников, чтение  по
утрам  списков  убитых...  ”ранциЯ  -  сплошное,  великое  кладбище,   где
погребено  целое  поколение  молодости,   разбитых   сердец,   несбывшихсЯ
ожиданий... Њы, живые, - плакальщицы, монахини, провожающие мертвых. Џариж
становитсЯ чужим. Џоль, вы помните, как мы любили старые камни города, они
рассказывали  нам  величественную  историю?  Љамни  Џарижа  замолчали,  их
попирают какие-то новые, чужие люди... €  только  старики  у  каминов  еще
воинственно размахивают руками, рассказываЯ о былой славе ”ранции... Ќо мы
их плохо понимаем..."
   ‚ воспоминании оборвалсЯ текст письма, тысЯчу раз  прочитанного  Џолем.
Ќо он так и не ответил ‹юси. Ќе мог. Ћ чем бы он написал девушке, все  еще
пытающейсЯ отдать ему свою печальную любовь? —то бы он стал делать с  этой
любовью? —то бы стал делать труп, которому в скрюченные руки всунули букет
роз? Ќо почему-то его преследовала памЯть о жалко, как у ребенка, дрожащих
губах глупенькой ‹юси. ѓод тому назад он был в Џариже  (на  один  день)  и
тогда же, муча себЯ и ее, обидел ‹юси. Ћн сказал: "‚ы видели когда-нибудь,
как с лестницы парижской биржи спускаетсЯ буржуа, потерЯвший в одну минуту
все состоЯние? Џредложите  ему  букетик  фиалок  в  виде  _компенсации_...
‚от!.. “жасно, ‹юси. џ разорен, мне остаетсЯ вернутьсЯ к погасшему  костру
в палеолитическую пещеру  и  отыскать  среди  хлама  мой  добрый  каменный
топор..." ’огда-то и задрожали еще невинные губы ‹юси... Ќо  жалеть  ее  -
вздор, вздор... †алость - все тот же вздор из той же  неоконченной  книги,
которую писало слепое счастье, а перелистывал весенний ветер... €  жалость
выжжена военным газом...
   Џод утро Џоль  снова  ненадолго  задремал.  ђазбудил  его  хриплый  рев
парохода.  Ќервы  натЯнулись.   ‚   иллюминатор   бил   столб   света,   и
отвратительными в нем казались желтые складки на лице  сестры.  Ћна  взЯла
плед и повела ЏолЯ на палубу, усадила в шезлонг, прикрыла ему ноги.
   ђевЯ всею глоткой, пароход выходил из „арданелл  в  ќгейское  море.  Ќа
низких глинЯных берегах виднелись обгоревшие остатки казарм  и  взорванных
укреплений. Ќа отмели лежал  с  утопленной  кормой  заржавленный  пароход.
‚ойна была прервана  на  времЯ  -  силы,  ее  вызвавшие,  перестраивались,
народам дано разрешение ликовать и веселитьсЯ. —его же лучше!.. “тро  было
влажно-теплое. Џароход, немного завалившись на левый борт (реквизированный
у немцев и перевозивший  войска,  беженцев  и  портЯщиесЯ  грузы,  пароход
южноамериканской линии "Љарковадо" в шесть тысЯч тонн), все дальше  уходил
от земли в лазоревую пустыню. ‡а  его  кормой  косматое  солнце  все  выше
взбиралось на ужасную высоту безоблачного неба. ‚переди  вылетела  колесом
из солнечной воды  черно-блестЯщаЯ,  с  ножом  плавника,  спина  дельфина.
"Њама, мама, дельфин!" - по-русски  закричал  белокурый  ребенок,  стоЯ  у
борта и указываЯ худенькой ручкой на море. Џеред кораблем резвилось  стадо
дельфинов. € стало понЯтно, что именно в такое утро в ќгейском  зеркальном
море под плЯску дельфинов  из  белой  пены  поднЯлась,  раскрываЯ  светлые
глаза,  краса  жизни  -  Ђфродита.  "Ќу  что  же,  попробуем  ликовать   и
веселитьсЯ", - подумал Џоль.
   Ѓелокурый  ребенок  висел  на  перилах,  наслаждаЯсь  водЯными   играми
спутников Ђфродиты; его поддерживала мать в пуховом  грЯзном  платочке  на
плечах, в стоптанных башмаках. Ќа ее исплаканном лице застыл ужас  пожаров
ђоссии. ‚ руке, давно не мытой, она сжимала морской сухарик. Љакое ей было
дело до того, что в солнечном мареве  прищуренные  глаза  ЏолЯ  как  будто
увидели тень "Ђрго", крутобокого, с косым парусом, сверкающего медью щитов
и  брызгами  весел  дивного  кораблЯ  аргонавтов  -  морских  разбойников,
искателей золота... Ћн пронессЯ по тому же древнему  пути  из  ограбленной
Љолхиды...
   Џо широкой палубе прошла пожилаЯ женщина в  поддельных  соболЯх  поверх
капота, сшитого из кретоновой занавески. ‹ицом и движениЯми она напоминала
жабу. ‡а  ней  бежали  две  чрезвычайно  воспитанные  болонки  с  розовыми
бантами. ќта  ехала  тоже  из  Ћдессы,  везла  в  третьем  классе  четырех
проституток, обманув их золотыми горами: "„оберитесь, цыпочки,  только  до
ЊарселЯ". ‚от она заспешила, нагнула голову к плечу и  показала  фальшивые
челюсти, приветствуЯ знакомца - высокого, дрЯнно одетого мужчину с  глупым
лицом  и  закрученными  усами.  ќтот  сел   в   Љонстантинополе,   говорил
по-польски, гордо разгуливал, курЯ длинную трубку, по которой текла слюна,
и стремилсЯ найти аристократических партнеров, чтобы засесть  в  картишки.
ЏроходЯ мимо ЏолЯ, он затрепетал лЯжками из почтительности.
   "Џеред гибелью дома изо всех щелей выползают клопы",  -  подумал  Џоль.
Џароход поворачивал на юго-запад. Ќаправо из-за  морЯ  поднимались  острые
лиловые вершины. Ќад ними клубились тучи. ѓрЯдою гигантских гор поднималсЯ
остров. Љругом - зеркальное море,  пронизаннаЯ  солнцем  лазурь,  а  вдали
гребнистый остров весь был покрыт мраком. ѓрозовые тучи  висели  над  ним,
опускалась пелена дождЯ, и - как будто там и  вправду  был  трон  ‡евса  -
разорванной нитью по тучам блеснула молниЯ... „о  парохода  долетел  вздох
грома.
   - ќто €мброс, курьезный островок, над ним всегда грозы, - проговорил за
спиной ЏолЯ небритый черномаз в феске. Ћн еще вчера в порту предлагал Џолю
разменЯть любые деньги на любые или устроить знакомство с  жабой,  везущей
четырех девочек, и советовал, между прочим, не садитьсЯ  играть  с  усатым
полЯком в карты.
   Џоль закрыл глаза, чтобы костлЯвое лицо в феске  не  заслонило  видениЯ
славы бога богов - ‡евса. ‘ левого борта приближалсЯ  низкий  берег  Њалой
Ђзии, где каждый холм, каждый камень воспет гекзаметром, -  землЯ  героев,
’роада. ‡а прибрежной полосой песка расстилалась бураЯ равнина, изрезаннаЯ
руслами высохших  потоков.  ‚дали,  на  востоке,  облачной  грЯдой  стоЯли
вершины €ды, кое-где еще покрытые жилами снега.
   Џоль встал с шезлонга, подошел к борту. Ќа этой равнине шумели  некогда
полЯ пшеницы и маиса, благоухали сады,  бесчисленные  стада  спускались  с
”ригийских гор. ‚от - кремнистое  устье  ‘камандра:  желтый  ручей  уходит
полосой далеко в море. Ќалево - курганы, могилы ѓектора и Џатрокла.  ‡десь
были вытащены на песок черные  корабли  ахейцев,  а  там  -  на  выжженной
равнине, где изрыта землЯ и куритсЯ дымок  бедной  хижины,  -  поднимались
циклопические стены ’рои с  нависшими  карнизами,  квадратными  башнЯми  и
золотой многогрудой статуей Ђфродиты азиатской.
   ‘ незапамЯтных времен эолийские греки плыли к берегам ’роады,  селились
там и занимались земледелием и скотоводством.  Ќо  скоро  сообразили,  что
место хорошо, и стали строить крепость ’рою  у  ворот  ѓеллеспонта,  чтобы
захватить путь на восток. € ’роЯ  стала  сильным  и  богатым  царством.  ‚
торговые дни на базар - перед высокими стенами города  -  ехали  скрипучие
арбы с хлебом и плодами; вероломные славЯне с границ ”ракии  вели  бешеных
коней, знаменитых быстротой бега; приезжали на богатых колесницах хетты из
ЃогазкеЯ с товарами, сделанными по лучшим египетским образцам; фригийцы  и
лидийцы в кожаных колпаках гнали стада  круторунных  баранов;  финикийские
купцы с накладными бородами, в синих войлочных  одеждах  подгонЯли  бичами
черных рабов с тюками и глинЯными амфорами; почтенные морские  разбойники,
вооруженные  обоюдоострыми   секирами,   приводили   красивых   рабынь   и
соблазнительных мальчиков; жрецы раскидывали  палатки  и  ставили  алтари,
выкрикиваЯ имена богов, грозЯсь и зазываЯ приносить  жертвы.  ‘о  стен  на
суету базара глЯдели воины,  охранЯвшие  ворота.  ‚  городе  были  собраны
неисчислимые сокровища, и слух о них шел далеко.
   ќллада в те времена была бедна. „авно миновали  пышные  времена  Њикен,
’иринфа и ”ив, построенных героЯми. –иклопические  стены  поросли  травой.
‡емлЯ неплоднаЯ; население редкое - пастухи,  рыбаки  да  голодные  воины.
–ари Ђхей, Ђрголиды, ‘парты  жили  в  мазанках  под  соломенными  крышами.
’орговать было нечем. ѓрабить у себЯ нечего.  ’орговлЯ  шла  мимо  ќллады.
Ћставались - легендарнаЯ  слава  прошлого,  кипучаЯ  кровь,  кидающаЯсЯ  в
голову, и необыкновеннаЯ предприимчивость.  –ель  была  Ясна:  ограбить  и
разбить ’рою, овладеть  ѓеллеспонтом  и  повернуть  купеческие  корабли  в
гавани ќллады. ‘тали искать предлога к войне, а найти его,  как  известно,
нет  ничего  проще.  ‚путали  Џрекрасную  …лену.  ЏоднЯли  крик  по  всему
полуострову. Џозвали Ђхиллеса из ”ессалии, налгав,  что  отдадут  половину
добычи. ‘просили „одонского оракула и поплыли на  черных  кораблЯх,  чтобы
начать медными звуками  гекзаметра  трехтысЯчелетнюю  историю  европейской
цивилизации...
   ‘ тех пор и поныне не нашлось, видимо, иного средства  поправлЯть  свои
дела - кроме меча, грабежа и лукавства.  ѓерои  ’роЯнской  войны  были  по
крайней мере великолепны в гривастых шлемах, с могучими лЯжками и  бычьими
сердцами, не разъеденными идеЯми торжества добра над злом. Ћни не писали у
открытого окна книг о гуманизме.
   Џароход повернул к западу, низкий берег стал отдалЯтьсЯ. Џоль снова сел
в шезлонг. "‘уррогат, - подумал он и повторил это слово, -  ложь,  которой
больше не хотЯт верить...  ѓибель,  гибель  неотвратима...  €сторию  нужно
начинать сызнова... €ли..."
   Ћн усмехнулсЯ, слабо пожал плечом, - это "или" давно уже навЯзывалось в
минуты  раздумий.  Ќо  за   "или"   следовало   противоестественное:   мир
выворачивалсЯ наизнанку, как шкура, содраннаЯ со зверЯ.
   Ќа палубе поЯвилась кучка русских эмигрантов. Ћдин, молодой, с наглыми,
страшными глазами, дергаЯсь и почесываЯсь, следил за игрой дельфинов.
   - Џопаду. Џари - хочешь? - спросил он хриповатым баском  и  потащил  из
кармана ржавый наган.
   „ругой, бледный, с раздвоенной бородкой, остановил его руку:
   - Ѓрось. ‡десь тебе не ђоссиЯ. € вообще, брат, брось шпалер в море.
   - ќгэ, брось... ‘то двадцать душ отправлено им к чертовой матери... …го
в музей надо...
   „вое захохотали невесело, третий зашипел:
   - Ќе орите... Љапитан, кажетсЯ, задремал...
   ђусские офицеры оглЯнулись на  ЏолЯ  и  на  цыпочках  отошли  подальше.
‘олнце легло на палубу, на лицо, - Џоль задремал. ‘квозь веки спЯщие глаза
его видели красноватый свет... Љак странно, куда же девалось море?..  (’ак
подумалось.) Љак жалко, как  жалко...  (€  он  увидел...)  “нылаЯ  осеннЯЯ
равнина,  телеграфные  столбы,  оборванные  проволоки...  Ќалетает  зЯбкий
ветерок... Ђ лицу жарко... ‚низу под горкой горЯт крытые  соломой  хаты  -
без дыму, беззвучно, как свечи. Ѓеззвучно стрелЯет батареЯ по  деревне,  -
ослепительные вспышки из жерл. Њрачны лица у артиллеристов... ќто все свои
- парижане... „ерутсЯ за права человека... "Ћ, черт!"  (Џоль  слышит,  как
скрипЯт его зубы...) "‚ы должны исполнить свой долг!" - кричит он солдатам
и чувствует, как лошадь под ним прогибаетсЯ, спина ее -  будто  сломаннаЯ,
без костей... € тут же,  на  батарее,  между  людьми  вертитсЯ  этот  -  с
наглыми, страшными глазами, с наганом... Ќевыносимо лебезит, все  чешетсЯ,
похохатывает... € вдруг  руками  начинает  быстро,  быстро  рыть  землю  -
по-собачьи.  ‚ытаскивает  из  земли,  встрЯхивает   двоих   в   матросских
бескозырках, подводит под морду прогнувшейсЯ  лошади:  "ѓосподин  капитан,
вот - большевики..." “ них - широкие лица, странной усмешкой открыты зубы,
а глаза... Ђх, глаза их таинственно закрыты... "’ы застрелил их, негодЯй!"
- кричит Џоль наглому вертуну и силитсЯ ударить его стеком, но рука  будто
ватнаЯ... Ќеистово бьетсЯ сердце... …сли бы только матросы открыли  глаза,
он впилсЯ бы в них, разгадал, понЯл...
   ЏолЯ разбудил обеденный звонок. €  снова  сиЯло  молочно-голубое  море.
‚дали проходили гористые острова. €зодранный за войну  ржавый  "Љарковадо"
плыл, как по небесам, накренившись  на  левый  борт,  по  этой  зеркальной
бездне. ‘олнце клонилось к закату. ђедко из-за краЯ воды и неба поднималсЯ
дымок. Џод вечер лихорадка отпускала ЏолЯ и слабость наваливалась на  него
стопудовым тюфЯком. •олодели руки, ноги. ќто было почти блаженно.


   ђанним утром "Љарковадо" бросил Якорь у ‘алоник  в  грЯзно-желтые  воды
залива. ѓород, видный как на ладони между бурыми и меловыми  холмами,  был
сожжен.  ђазвалины  древних  стен  четырехугольником  ограничивали  унылое
пожарище, где иглами  поднимались  белые  минареты.  †арко  пекло  солнце.
Њеловые  холмы,  казалось,  были  истоптаны  до  камнЯ  подошвами  племен,
прошедших здесь в  поисках  счастьЯ.  Ћт  набережной  отделилась  барка  с
солдатами.  Њаленький  буксирчик,  пыхтЯ  в  солнечной  тишине,  подвел  к
"Љарковадо" барку. ‘о скрипом опустили трап.  €  попарно  побежали  наверх
зуавы в травЯного цвета френчах, красных штанах, красных туфлЯх. ‘меЯсь  и
кидаЯ мешки и флЯжки, они легли на теневой стороне верхней палубы. ‡апахло
потом, пылью, пополз табачный дым. ‡уавам  было  на  черта  наплевать:  их
пытались было перебросить в ђоссию, на одесский  фронт.  ‚  ‘алониках  они
заЯвили: "„омой!" - и  выбрали  батальонный  совет  солдатских  депутатов.
’огда сочли за лучшее отправить их по домам. "‚от  это  -  дело!  -  ржали
зуавы, катаЯсь от избытка сил  по  палубе.  -  Љ  черту  войну!  „омой,  к
бабам!.."
   „о полуднЯ грузили уголь. ‘гибаЯсь под тЯжестью корзин, поднимались  по
зыбкому трапу оборванцы, головы их были обвЯзаны трЯпками, - греки, турки,
левантинцы, - все они были одинаково черны от угольной пыли, каплЯми ваксы
капал пот с их аттических носов. Џустые корзинки летели вниз, в  барку.  ‘
мостика ругалсЯ в рупор помощник  капитана.  ‹ениво  висели  пассажиры  на
бортах. Ќаконец "Љарковадо" заревел, запенилась грЯзнаЯ  вода  за  кормой,
зуавы замахали фесками берегу. € - снова лазурь, древнЯЯ тишина.
   ‚дали, справа, проплыл Ћлимп снеговой шапкой с лиловыми  жилками.  ‡евс
был милостив сегоднЯ - ни одно облачко не затенЯло сверкающей вершины. ‚от
и Ћлимп ушел за море. ‡уавы храпели в  тени  под  висЯщими  лодками.  €ные
играли в кости, выбрасываЯ их из  кожаного  стаканчика  на  палубу.  Ћдин,
широкоплечий, с бровЯми и ресницами  светлее  загара,  посадил  на  колени
маленького русского мальчика и нежно, лапой гладЯ его волосы, расспрашивал
на незнакомом и дивном Языке о существенных событиЯх жизни. Њать издали  с
тревогой  и  радостной  улыбкой  следила  за  первым  успехом  сына  среди
европейцев... Ќет, нет, ни один из этих людей  не  хотел  вместе  с  Џолем
лезть в могилу, кончать историю человечества.
   Ѓлизко теперь - то с правого, то  с  левого  борта  проплывали  острова
высокими  караваЯми,  с  каменистыми  проплешинами,  покрытые  низкорослым
леском. Њоре у их подножиЯ было зеленое, они зеркально отражались в нем, и
там не было дна - опрокинутое небо. “ одного островка прошли  так  близко,
что были видны черноголовые дети, копошившиесЯ у порога хижины,  сложенной
из камней и прислоненной к обрыву. †енщина,  работавшаЯ  на  винограднике,
заслонилась рукой - глЯдела на пароход. Џолосы виноградников занимали весь
склон. ‘  незапамЯтных  времен  здесь  кирками  долбили  шифер,  чтобы  из
каменной пыли, впитавшей свет и  росу,  поднималась  на  закрученной  лозе
золотистаЯ гроздь - сок солнца. ‚ершина  горы  была  гола.  Ѓродили  рыжие
козы, и стоЯл человек, опираЯсь на палку. Ќа  нем  была  войлочнаЯ  шлЯпа,
какую рисовали кирпично-красным  на  черных  вазах  гомеровские  греки.  €
пастух, и женщина  в  полосатой  юбке,  и  дети,  играющие  со  щенком,  и
беловолосый  старик  внизу  в  лодке  проводили   равнодушными   взглЯдами
истерзанный войною пароход, где постукивал зубами от  лихорадки  и  озноба
смертных мыслей Џоль ’орен, лежа под пледом в шезлонге.
   Љогда раздалсЯ звук трубы - тра-та-татаам, - зуавы горохом посыпались с
палубы на корму. ’ам у открытого дощатого камбуза  высокий  негр  в  белом
колпаке черпал из дымЯщихсЯ котлов, разливал  суп  в  солдатские  котелки.
"Џолней, горЯчей!" - кричали зуавы, смеЯсь  и  толкаЯсь.  ‚онзали  зубы  в
хлеб, со звериным вкусом хлебали бобовую похлебку, запрокинув голову, лили
красной струей в рот вино из манерок. …ще бы: в  такой  горЯчий,  лазурный
день можно съесть гору хлеба, море похлебки! ‡а  камбузом,  привЯзанный  к
стреле подъемного крана, стоЯл рыжий старый бык, взЯтый  в  ‘олониках.  Ћн
мрачно озиралсЯ на веселых солдат. "‘ъедЯт, - очевидно,  думалось  ему,  -
завтра непременно съедЯт..." ‡уав с пушком на губе,  с  длинными  глазами,
взмахнув манеркой, закричал ему: "Ќе робей, старина, завтра принесем  тебЯ
в жертву ‡евсу!.."
   Ќа солдатский обед смотрело с верхней палубы семейство сахарозаводчика,
бежавшее из Љиева. ‡десь были сам сахарозаводчик, похожий на лысого  краба
в визитке; его сын, лирический поэт с книжечкой в руке; мама в корсете  до
колен и в собольем меху, из  которого  торчал  седоватый  кукиш  прически;
модно одетаЯ невестка, боЯщаЯсЯ грубостей; трое детей и нЯнька  с  грудным
ребенком. Џапа-краб негромко хрипел, не вынимаЯ изо рта сигары:
   - Њне эти солдаты мало нравЯтсЯ, Я не вижу ни  одного  офицера,  у  них
мало надежный вид.
   - ќто какие-то грубиЯны, - говорила мама, - они уже  косились  на  наши
сундуки.
   ‘ын-поэт глЯдел на полоску пустынного  берега  ќвбеи.  "•орошо  бы  там
поселитьсЯ с женой и детьми, не видеть  окружающего,  ходить  в  греческом
хитоне", - так, должно быть, думал этот богатый молодой человек  с  унылым
носом.
   ‡уавы внизу отпускали шуточки:
   - ‘мотри, вон тот, пузатый, наверху, с сигарой...
   - ќй, дЯдЯ-краб, брось-ка нам табачку...
   - „а скажи невестке, чтоб сошла вниз, мы с ней пошутим...
   - Ћн сердитсЯ... Ћ, лЯ-лЯ! „ЯдЯ-краб, ничего, потерпи - в  Џариже  тебе
будет неплохо.
   - Њы напишем большевикам, чтобы вернули тебе заводы...
   умом, хохотом, возней зуавы наполнили весь этот день.  ѓорЯчаЯ  палуба
трещала от их беготни. €м до всего было дело, всюду  совали  нос  -  будто
взЯли  "Љарковадо"  на  абордаж  вместе  с  пассажирами  первого   класса.
Џапа-краб ходил жаловатьсЯ капитану, тот только развел руками:  "†алуйтесь
на них в Њарселе, если угодно..." „ама с собачками,  сильно  обеспокоеннаЯ
за участь своих четырех девушек, заперла их  на  ключ  в  каюте  кочегара.
ђусские офицеры не  показывались  больше  на  палубе.  ЏолЯк,  возмущенный
хамским засилием,  тщетно  искал  приличных  партнеров.  ‚ыполз  из  трюма
русский общественный деЯтель, англофил - в пенсне, с растрепанной бородой,
где засела солома, - и стал наводить панику, доказываЯ, что среди зуавов -
переодетые агенты —ека и не миновать погрома интеллигенции на "Љарковадо".
   Ќочью огибали Џелопоннес  -  суровую,  каменистую  ‘парту.  Ќад  темным
зеркалом морЯ сиЯли крупные созвездиЯ, как  в  сказке  об  Ћдиссее.  ‘ухим
запахом полыни тЯнуло с земли. Џоль ’орен припоминал имена богов, героев и
событий, глЯдЯ на звезды, на их бездонные отражениЯ. ‘нова ночь  без  сна.
Ћн измучилсЯ дневной суетой. Ќо странное изменение произошло в нем.  ѓлаза
поминутно застилало слезами. Љакое величие миров!  Љак  мала,  быстролетна
жизнь! Љак сложны, многокровны ее законы!  Љак  он  жалел  свое  сердце  -
больной комочек, отбивающий секунды в этой блистающей звездами  вселенной!
‡ачем вернулось желание жить? Ћн уже примирилсЯ, уходил в ничто печально и
важно, как развенчанный король. € вдруг -  отчаЯнное  сожаление...  ‡ачем?
Љакие чары  заставили  снова  потЯнутьсЯ  к  солнечному  вину?  ‡ачем  это
нагромождение мучений?.. Ћн старалсЯ сызнова восстановить  ткань  недавних
мыслей о гибели цивилизации, о порочном круге человечества,  о  том,  что,
уходЯ, он уносит с собой мир, существующий постольку, поскольку его мыслит
и одухотворЯет он, Џоль ’орен... Ќо ткань  порвалась,  лохмотьЯ  исчезали,
как туман. Ђ в памЯти перекликались  веселые  голоса  зуавов,  стучали  их
варварские шаги. ‚спомнил пастуха на вершине острова,  женщину,  срезающую
виноград, черных грузчиков, с хохотом швырЯющих вниз угольные корзинки...
   "’ак будь  же  смелым,  Џоль  ’орен!  ’ебе  терЯть  нечего.  …сть  твоЯ
культура, твоЯ правда, то, на чем ты вырос, то, из-за чего считаешь всЯкий
свой поступок разумным и необходимым... Ђ есть жизнь миллионов. ’ы  слышал
топот их ног по кораблю?.. € жизнь их не совпадает с твоей  правдой.  Ћни,
как те синеглазые пелазги,  смотрЯт  с  дикого  берега  на  твой  гибнущий
корабль с изодранными парусами. ‚зывай с поднЯтыми руками к своим богам. ‚
ответ с неба только огонь и грохот артиллерийской канонады..."


   ќту ночь Џоль провел на палубе.  “треннЯЯ  зарЯ  разлилась  коралловым,
розовым сиЯнием, теплый и влажный ветер  заполоскал  солдатское  белье  на
вантах, замычал рыжий бык, и из воды, как чудо, поднЯлсЯ шар солнца. ‚етер
затих.  Џробили  склЯнки.  ђаздались  хрипловатые  голоса   просыпающихсЯ.
ЌачалсЯ жаркий день. ‡уавы босиком, подтЯгиваЯ штаны, побежали  мытьсЯ,  с
диким воем обливали друг друга из брандспойта. ‡адымилсЯ  дощатый  камбуз.
‚ысокий негр в белом колпаке скалил зубы.
   ‘квозь пелену бессонницы Џоль ’орен  увидел,  как  за  кормой  парохода
потЯнулсЯ густой кровавый след, окрашиваЯ пену. ќто  в  жертву  ‡евсу  был
принесен бык. Ћн лежал на боку с раздутым животом, из перерезанного  горла
текла кровь по желобу в море. ’уда  же  бросили  его  синие  внутренности.
Ћбодранную тушу вздернули  на  мачте.  ђазмахиваЯ  огромной  ложкой,  негр
держал зуавам речь о том, что на реке ‡амбези - его родине - еду  называют
кус-кус, и что эта туша - великий кус-кус,  и  хорошо,  когда  у  человека
много кус-куса, и плохо, когда нет кус-куса!..
   - Ѓраво, шоколад!.. ‘вари нам великий кускус! - топаЯ от  удовольствиЯ,
кричали зуавы.
   Џылало солнце. —ерез море лежал сверкающий путь. ‚оздушные  волны  зноЯ
колебались на юге. Љазалось - там, у  берегов  Ђфрики,  бродЯт  миражи.  ‚
полдень из раскаленного нутра парохода послышалсЯ короткий,  пронзительный
женский  крик.  ‡атем  засмеЯлось  несколько  мужских  голосов.   †аба   с
собачками, выкатив глаза, перекосившись, пробежала по  палубе,  за  ней  -
собачки  с  бантами.  ЋказываетсЯ,  зуавы  пронюхали,  где  сидЯт   четыре
девчонки, и пытались сломать дверь  в  кочегарке.  Ѓыли  принЯты  какие-то
меры. ‚се успокоилось. Џервый класс казалсЯ вымершим. ‡уавы лежали в одних
тельниках на раскаленной палубе. Џоль ’орен мучительно хотел согретьсЯ, но
солнце не прожигало озноба, постукивали  зубы,  красноватый  свет  заливал
глаза.
   - Џлохо, старина? - спросил за спиной чей-то голос, негромкий, суровый.
   Ќе удивлЯЯсь, не оборачиваЯсь, Џоль пошевелил ссохшимисЯ губами:
   - „а, плохо.
   - Ђ зачем заваривали кашу? Ђ зачем варите эту кашу? ’еперь понимаешь  -
что такое ваша цивилизациЯ? ‘мерть...
   ‹едЯной холодок пробегал по сухой коже, гудело в ушах, как будто гудели
маховые колеса. Џолю показалось, что от его шезлонга кто-то отошел... Ѓыть
может, почудилось, потому что хотелось услышать звук  человеческих  шагов.
Ќо нет, он даже чувствовал запах  солдатского  сукна  того  человека,  кто
сказал ему дерзкие слова...  ‡начит  -  правда,  что  на  пароходе  агенты
—ека... †аль, что прервалсЯ разговор...
   € сейчас же на глаза ЏолЯ спустилась зыбкаЯ  картина  воспоминаний.  Ћн
увидел...
   ...ѓлинЯные стены жаркой хаты, большаЯ белаЯ печь  с  нарисованными  на
углах птицами и цветками.  Ќа  землЯном  полу  лежит  на  боку  человек  в
коротком полушубке, руки завЯзаны за спиной. ‚ кудрЯвых волосах  запеклась
кровь. ‹ицо, бледное от ненависти и страданиЯ, обращено к Џолю. Ћн говорит
пофранцузски с грубоватым акцентом:
   - Ћткуда приехал, туда и уезжай... ‡десь не Ђфрика; мы хоть и дикие, да
не дикари... ‘вободу  свою  не  продадим.  „о  последнего  человека  будем
дратьсЯ... ‘лышишь ты - ђоссии колонией не бывать! ‚решь, брат, под твоими
красивыми словами - плантатор.
   - Љакой вздор! - Џоль страшно искренен. - Љакой вздор! Њы не о колониЯх
думаем. Њы спасаем величайшие ценности. Ћднажды было нашествие гуннов,  мы
их разбили на ђейне. ’еперь разобьем их на „непре.
   ‹ежащий нагло усмехнулсЯ:
   - ’ы что же - из идеалистов?
   - Њолчать! - Џоль стучит перстнем по дощатому столу. - ѓоворить вежливо
с офицером французской армии!
   - —его  мне  молчать,  все  равно  расстрелЯешь,  -  говорит  свЯзанный
человек. - € напрасно... Ћх, пожалеешь... ‹учше развЯжи мне руки, Я  уйду.
Ђ ты уезжай во ”ранцию, да револьвер - не позабудь -  по  дороге  брось  в
море... ‚се равно ваше дело проиграно. Ќас - полмиллиарда. ’вои руки - это
мы, твои ноги - мы, брюхо твое - мы, голова - мы... Ђ что твое?  –енности?
Љультура? - Ќаша... •ранителей других поставим, и - наша. (ђаненый подполз
к столу. ѓлаза его - расширенные, дикие, страшные - овладевали, давили...)
џ вижу - ты честный человек, ты, может быть, один из лучших... ‡ачем же ты
на их стороне, не на нашей? Ћни отравили тебЯ газом, заразили  лихорадкой,
пронзили твою грудь... Ћни растлили все свЯтыни... ’ак зачем же ты с ними?
Љусок хлеба и мы тебе обещаем... Џроведи рукой по  глазам,  сними  паутину
веков... Џроснись... Џроснись, Џоль...
   Џоль ’орен со стоном открыл глаза. Љогда кончитсЯ эта  пытка?  Љолючие,
перепутанные  осколки  воспоминаний,  дневнаЯ  суета  перед  глазами,  гул
стеклЯнных маховиков в ушах... ‘корее бы темнота, тишина, небытие!
   Џогас и этот день. ‘нова над морем  -  пылающие  миры,  потоки  черного
света, в фокусах  их  скрещений  возникающие  из  квантов  энергии  клубки
первичной материи,  и,  гонимые  светом  из  конца  в  конец  по  чечевице
вселенной, летЯт семена жизни.  €з  одной  такой  микрожизни  возник  Џоль
’орен. € снова, когда-нибудь, его тело, его мозг,  его  памЯть  раскинетсЯ
пылью атомов в ледЯном пространстве.
   ‚ эту ночь, как в предыдущую, сестра не мотла увести его в каюту. Љогда
она от досады заплакала, он поднЯл дрожащий, сухой,  как  сучок,  палец  к
звездам:
   - ќто мне нужнее ваших микстур.


   ђанним утром проходили мимо Љалабрии: дикий берег, острые  зубьЯ  скал,
нагромождениЯ лилово-серых камней. ђедкие кусты в трещинах.  ‚ыше  террасы
бурых плоскогорий. Љое-где кучки овец. Ќа мысу  -  такой  же,  как  камни,
замок - башнЯ, развалины стен: старое разбойничье гнездо, откуда  выезжали
грабить корабли,  заносимые  штормом  к  этому  чертову  месту.  Ќалево  в
мглисто-солнечном тумане курилсЯ дым над снежной вершиной  ќтны,  голубели
берега ‘ицилии. "Љарковадо" нессЯ по коротким волнам пролива, которого так
боЯлсЯ  Ћдиссей.  Ќа  палубу  вышло  семейство  сахарозаводчика  -  все  в
спасательных поЯсах.  ЋказываетсЯ,  здесь  была  опасность  встретитьсЯ  с
блуждающей  миной.  ‡уавы  плевали  в  пролив.   Ќо   стремнину   миновали
благополучно. ђжавым носищем "Љарковадо" резал теперь бирюзовоголубые воды
’ирренского морЯ.
   Ћбщественный деЯтель с соломой  в  бороде,  пройдЯ  по  палубе,  громко
сказал, ни к кому не обращаЯсь:
   - Ѓарометр падает, господа!
   „ействительно, жара усиливалась. Ќебо было металлического  оттенка.  Ќа
юге воздух ходил мглистыми  волнами,  как  будто  там  кипЯтили  воду.  Ћт
праздности, от зноЯ, от нестерпимого света  на  пароходе  стало  творитьсЯ
неладное. ѓоворили, что одну из жабиных девчонок этой ночью отвели наверх,
в каюту капитана. ‘о вчерашнего днЯ капитан  не  показывалсЯ  на  мостике.
Ћбнаружилось, что остальные девочки  удрали  из  кочегарки.  Ћдну  удалось
отыскать в трюме, где она  ходила  по  рукам,  кричала  и  царапалась.  …е
заперли   в   аптеке   под   надзором   фельдшера.   ‡уавы    волновались,
перешептывались. ’о один, то  другой  вскакивал  с  раскаленной  палубы  и
исчезал где-нибудь в черных недрах парохода, где пахло крысами, плесенью и
железные стены скрипели от вздохов машины.
   Ѓарометр падал. Џод лодкой сидела  русскаЯ  дама  пригорюнЯсь.  Њальчик
спал, положив мокрую от пота голову на ее колени. ‡атих даже стук ножей  в
камбузе. € вдруг где-то внизу произошла короткаЯ вознЯ - удары, рычание...
Ќа палубе поЯвились двое - с волосами торчком, голые по поЯс, в замазанных
парусиновых  штанах.  ЋглЯнувшись,  они   побежали.   Џередний   показывал
вытЯнутую окровавленную руку.
   - Ћткусил палец, откусил палец,  -  повторЯл  он  надрывающимсЯ  глухим
голосом. ЋстановилсЯ, неистово стащил с  ноги  деревЯнный  башмак  (другаЯ
нога - босаЯ), швырнул его в море. ‹егко побежал дальше. - Ћткусил палец!
   „ругой, выше его ростом, бежал за ним молча. Ќа жилистой спине его  под
лопаткой был виден кровавый желвак со следами зубов. …дким потом и  кровью
пахнуло по палубе. ‘ейчас же за этими двумЯ выскочил на  палубу  третий  с
узким лицом, черноволосый, в разорванной бЯзевой рубашке. ђаздвинув  ноги,
он пронзительно свистнул, как будто  ночью  на  пустыре.  ‡уавы  вскочили.
ѓлаза их дичали, усы топорщились.  Ѓыстро,  плотно  они  окружили  раненых
кочегаров. умно дышали груди. ‚ысокий, с желваком  на  спине,  проговорил
душераздирающе:
   - Ћбе девчонки у него в каюте...
   - “ кого?
   - “ шоколада...
   ‘ откушенным пальцем крикнул:
   - “ него нож... “ него огромный нож и вертел...  Ћткусил  мне  палец...
Ќаших всех зарежут здесь... †ивым не доехать...
   ‘нова свист. € тогда все - и солдаты и кочегары -  побежали  по  трапам
вниз. Ќемного спустЯ там грозно загудели голоса. Ќа  палубу  выскочила  из
кают-компании жаба с обеими собачонками на руках, заметалась, как  слепаЯ.
‚ каютах первого класса захлопали опускаемые жалюзи. Џробежал с испуганным
лицом помощник капитана.
   Љок-негр поЯвилсЯ, наконец, в крутЯщейсЯ толпе.  Ћн  здорово  отбивалсЯ
длинными руками. ЃелаЯ куртка на нем -  в  клочьЯх,  в  пЯтнах  крови.  Ћн
пЯтилсЯ к трапу. ‚друг  фыркнул,  зашипел  на  наседающих,  в  два  прыжка
взлетел на палубу и помчалсЯ по ней,  выкатив  белки  глаз,  как  лупленые
Яйца. "‹ови, лови!" - кричали зуавы, устремлЯЯсь за ним.  Ћн  вскарабкалсЯ
еще выше, на капитанский мостик, и оттуда - головой вниз -  мелькнуло  его
лакированное  тело,  упало  в  воду.  „алеко  от  кораблЯ,   отфыркиваЯсь,
вынырнула чернаЯ голова.
   Ќа "Љарковадо" остановили машину. ‚ море полетели  спасательные  круги.
Ќегр подплыл к борту и ухватилсЯ за конец. ‚есело скалЯсь, он  посматривал
на свешенные через перила головы зуавов.  Ѓыло  Ясно,  что  бить  его  уже
больше не станут.
   Ђ  барометр  продолжал  падать.  Ќебо  нависло   раскаленным   свинцом.
‡адыхаЯсь, стучала пароходнаЯ машина, стучала кровь в головы. € на  палубе
снова закружилсЯ вихрь: солдаты перешептывались, перебегали,  сбивались  в
кучу. ђаздалсЯ повышенный, певуче-четкий (видимо,  парижанина)  панический
голос:
   - Ќа нас идет шторм. ‚се, кто на палубе, будут смыты  в  море.  Ќас  не
пускают даже в кают-компанию.  Ђ  в  первом  классе  пружинные  койки  длЯ
спекулЯнтов, серебрЯные плевательницы, чтобы им рвать. Ќеужели нам и здесь
еще умирать за буржуа?.. ‚ трюм спекулЯнтов!
   - ‚ трюм спекулЯнтов! - закричали голоса. - Ѓогачей, буржуа - в трюм!
   ‡уавы, завываЯ, кинулись через обе двери в каюткомпанию. Ќо там  никого
не было. Ќа столе - неоконченный обед.  „вери  кают  заперты.  ‡десь  было
душно, как в духовом шкафу, где жарЯт гусЯ. €ные из солдат  повалились  на
диваны, вытираЯ ручьи пота. ’е, кто позлее, стали стучать в двери кают:
   - Ђлло! ќй, вы, детки, - в трюм, в трюм! Ћчистить каюты!
   €з одной каюты, куда грохнули кованым башмачищем, высунулсЯ папа-краб с
прыгающими лиловыми губами, весь в пот