атром главного крыльца. Џеред  крыльцом  на  мерзлой  мостовой
стоЯли  четыре  серые  пушки  на  высоких  колесах.  Ќа  крыльце   сидели,
согнувшись, пулеметчики с пучками красных лент на погонах.  Ѓольшие  толпы
народа глЯдели с веселой жутью на красные  флаги,  на  пыльно-черные  окна
думы. Љогда на балкончике над крыльцом поЯвлЯлась  маленькаЯ  возбужденнаЯ
фигурка,  и,  взмахиваЯ  руками,  что-то  беззвучно  кричала,  -  в  толпе
поднималось радостное рычание.
   ЌаглЯдевшись на флаги и пушки, народ уходил по  изъеденному  оттепелью,
грЯзному снегу через глубокие арки €верской  на  Љрасную  площадь,  где  у
‘пасских и у Ќикольских ворот восставшие воинские части вели переговоры  с
выборными от запасного полка, сидевшего, затворившись, в Љремле.
   ЉатЯ, „аша и ’елегин были принесены толпой к самому  крыльцу  думы.  Ћт
’верской по всей площади, все усиливаЯсь, шел крик.
   -  ’оварищи,  посторонитесь...  ’оварищи,  соблюдайте   законность!   -
раздались молодые взволнованные  голоса.  ‘квозь  неохотно  расступавшуюсЯ
толпу пробивались к крыльцу думы, размахиваЯ винтовками, четыре гимназиста
и хорошенькаЯ растрепаннаЯ барышнЯ с саблей в руке. Ћни вели  арестованных
десЯть человек городовых,  огромного  роста,  усатых,  с  закрученными  за
спиной руками, с опущенными  хмурыми  лицами.  ‚переди  шел  пристав,  без
фуражки: на сизо-бритой голове  его  у  виска  чернела  запекшаЯсЯ  кровь;
рыжими Яркими глазами он торопливо перебегал по ухмылЯющимсЯ лицам  толпы;
погоны на пальто его были сорваны с мЯсом.
   - „ождались, соколики! - говорили в толпе.
   - Џошутили над нами, - будЯ...
   - Џоцарствовали...
   - ЏлемЯ проклЯтое!.. ”араоны!..
   - ‘хватить их и зачать мучить...
   - ђебЯта, наваливайсЯ!..
   - ’оварищи, товарищи, пропустите, соблюдайте революционный  порЯдок!  -
сорванными голосами кричали гимназисты; взбежали,  подталкиваЯ  городовых,
на крыльцо думы и скрылись в больших дверЯх. ’уда же за ними  протиснулось
несколько человек, в числе их - ЉатЯ, „аша и ’елегин.
   ‚ голом, высоком, тускло освещенном вестибюле на мокром полу сидели  на
корточках пулеметчики у аппаратов. ’олстощекий студент, одуревший, видимо,
от крика и усталости, кричал, кидаЯсь ко всем входЯщим:
   - ‡нать ничего не хочу! Џропуск!..
   €ные показывали ему пропуска, иные просто,  махнув  рукой,  уходили  по
широкой лестнице во второй этаж. ‚о втором этаже, в широких  коридорах,  у
стен сидели и лежали пыльные, сонные и молчаливые солдаты, не выпускаЯ  из
рук винтовок. €ные жевали хлеб, иные похрапывали, поджав обмотанные  ноги.
Њимо толкалсЯ  праздный  народ,  читаЯ  диковинные  надписи,  прибитые  на
бумажках  к  дверЯм,  оглЯдываЯсь  на  бегающих  из  комнаты  в   комнату,
возбужденных до последней человеческой возможности, осипших комиссаров.
   ЉатЯ, „аша и ’елегин, наглЯдевшись на все эти  чудеса,  протискались  в
двусветный зал  с  линЯло-пурпуровыми  занавесЯми  на  огромных  окнах,  с
обитыми пурпуром  полукруглыми  скамьЯми  амфитеатра.  Ќа  передней  стене
двухсаженными черными заплатами зиЯли пустые золоченые рамы  императорских
портретов, перед ними, в  откинутой  бронзовой  мантии,  стоЯла  мраморнаЯ
…катерина, улыбаЯсь приветливо и лукаво народу своему.
   Ќа скамьЯх амфитеатра сидели, подпираЯ  головы,  потемневшие,  обросшие
щетиной, измученные люди. Ќесколько  человек  спало,  уткнувшись  лицом  в
пюпитры. €ные нехотЯ сдирали кожицу с кусочков колбасы, ели  хлеб.  ‚низу,
перед улыбающейсЯ …катериной, у зеленого с золотой бахромой длинного стола
сидели в черных рубашках молодые люди с осунувшимисЯ лицами. ‘реди них был
один - рыжебородый и длинноволосый...
   - „аша! ‚идишь - товарищ Љузьма за столом, - сказала ЉатЯ.
   Љ товарищу Љузьме в это времЯ подошла стриженаЯ востроносаЯ  девушка  и
начала что-то шептать. Ћн слушал, не оборачиваЯсь, потом встал и сказал:
   - ѓородской голова ѓучков вторично заЯвил, что рабочим оружие выдано не
будет.  Џредлагаю  голосовать   без   прений   протест   против   действий
ђеволюционного комитета.
   ’елегин наконец допыталсЯ (спросив у малорослого гимназиста, озабоченно
курившего папиросу), что  здесь,  в  …катерининском  зале,  происходит  не
прерывающеесЯ вторые сутки заседание ‘овета рабочих депутатов.
   ‚ обеденное времЯ солдаты запасного полка, сидевшие в  Љремле,  увидели
дымок походных кухонь на Љрасной площади, - сдались и отворили ворота.  Џо
всей площади пошел крик,  полетели  шапки.  Ќа  ‹обное  место,  где  лежал
когда-то нагишом, в овечьей маске, со скоморошьей дудкой на животе, убитый
‹жедимитрий, откуда выкрикивали и скидывали царей, откуда читаны были  все
вольности и все неволи народа русского, на небольшой этот  бугорок,  много
раз зараставший лопухами и снова  заливаемый  кровью,  взошел  солдатик  в
заскорузлой шинелишке и, кланЯЯсь и обеими руками надвигаЯ на уши  папаху,
начал говорить что-то, - за шумом никто не разобрал. ‘олдатик  был  совсем
захудалый, выскребленный последней мобилизацией из захолустьЯ,  -  все  же
барынЯ какаЯ-то, в съехавшей набок шлЯпке с перьЯми, полезла его целовать,
потом его стащили с ‹обного места, поднЯли на руки и с криками понесли.
   Ќа ’верской в это времЯ  против  дома  генерал-губернатора  молодец  из
толпы взобралсЯ на памЯтник ‘кобелеву  и  привЯзал  ему  к  сабле  красный
лоскут.  Љричали  "ура".  Ќесколько  загадочных  личностей  пробрались   с
переулка в охранное отделение, и было слышно, как там летели стекла, потом
повалил дым. Љричали "ура". Ќа ’верском  бульваре,  у  памЯтника  Џушкину,
известнаЯ писательница, заливаЯсь слезами, говорила о заре новой  жизни  и
потом, при помощи какого-то гимназиста, воткнула в руку задумчиво стоЯщему
Џушкину красный флажок. ‚ толпе кричали "ура". ‚есь город был  как  пьЯный
весь этот день. „о поздней ночи никто не шел по домам, собирались кучками,
говорили, плакали от радости, обнимались, ждали каких-то телеграмм.  Џосле
трех лет уныниЯ, ненависти и крови переливалась через  край  обывательскаЯ
душа города.
   ЉатЯ, „аша и ’елегин вернулись домой в сумерки. Ћказалось, -  горничнаЯ
‹иза ушла на Џречистенский бульвар, на  митинг,  кухарка  же  заперлась  в
кухне и воет глухим голосом. ЉатЯ насилу допросилась,  чтобы  она  открыла
дверь:
   - —то с вами, Њарфуша?
   - –арЯ нашего уби-и-и-и-ли, - проговорила она, закрываЯ рукой  толстый,
распухший от слез рот. Ћт нее пахло спиртом.
   - Љакие вы глупости говорите, - с досадой сказала ЉатЯ, - никто его  не
убивал.
   Ћна поставила чайник на газ и пошла накрывать на стол.  „аша  лежала  в
гостиной на диване, в ногах ее сидел ’елегин. „аша сказала:
   - €ван, милый, если Я  нечаЯнно  засну,  ты  менЯ  разбуди,  когда  чай
подадут, - очень чаю хочетсЯ.
   Ћна поворочалась, положила ладони под щеку  и  проговорила  уже  сонным
голосом:
   - Ћчень тебЯ люблю.
   ‚ сумерках белел пуховый платок, в который завернулась „аша. …е дыханиЯ
не было слышно. €ван €льич сидел не двигаЯсь, - сердце его было  полно.  ‚
глубине комнаты поЯвилсЯ в дверной  щели  свет,  потом  дверь  раскрылась,
вошла ЉатЯ, села рЯдом с €ваном €льичом на валик дивана, обхватила  колено
и после молчаниЯ спросила вполголоса:
   - „аша заснула?
   - Ћна просила разбудить к чаю.
   - Ђ на кухне Њарфуша ревет, что царЯ убили. €ван  €льич,  что  будет?..
’акое чувство, что все плотины прорваны... € сердце  болит:  тревожусь  за
ЌиколаЯ €вановича... „ружок, Я попрошу вас, пораньше,  завтра,  -  пошлите
ему телеграмму. ‘кажите, - а когда вы думаете ехать с „ашей в Џетроград?
   €ван €льич не  ответил.  ЉатЯ  повернула  к  нему  голову,  внимательно
вглЯделась в  лицо  большими,  совсем  как  „ашины,  но  только  женскими,
серьезными глазами, улыбнулась, привлекла €вана €льича и поцеловала в лоб.
   ‘ утра, на следующий день, весь город высыпал на  улицу.  Џо  ’верской,
сквозь гущу народа, под несмолкаемые крики  "ура"  двигались  грузовики  с
солдатами, ощетиненные штыками и  саблЯми.  Ќа  громыхающих  пушках  ехали
верхом мальчишки. Џо грЯзным кучам снега, вдоль тротуаров, стоЯли, охранЯЯ
порЯдок, молоденькие барышни с поднЯтыми саблЯми и напрЯженными личиками и
вооруженные гимназисты, не знающие пощады, -  это  была  вольнаЯ  милициЯ.
‹авочники; взобравшись на лесенки, сбивали с вывесок  императорские  орлы.
Љакие-то болезненные девушки - работницы с табачной фабрики  -  ходили  по
городу  с  портретом  ‹ьва  ’олстого,  и  он  сурово  посматривал   из-под
насупленных бровей на все эти чудеса. Љазалось, - не может быть больше  ни
войны, ни ненависти, казалось, - нужно еще куда-то, на какую-то высоченную
колокольню вздернуть-красное знамЯ, и весь мир поймет, что мы все  братьЯ,
что нет другой силы на свете, - только радость, свобода, любовь, жизнь...
   Љогда телеграммы принесли потрЯсающую  весть  об  отречении  царЯ  и  о
передаче державы Њихаилу и  об  его  отказе  от  царского  венца,  в  свою
очередь, - никто особенно не был потрЯсен: казалось, - не таких еще  чудес
нужно ждать в эти дни.


   Ќад неровными линиЯми крыш, над оранжевым закатом в  прозрачной  бездне
неба переливалась звезда. ѓолые сучьЯ лип  чернели  неподвижно.  Џод  ними
было  совсем  темно,  хрустели  застывшие   лужицы   на   тротуаре.   „аша
остановилась и, не размыкаЯ соединенных рук,  которыми  держала  под  руку
€вана €льича, глЯдела через  низенькую  ограду  на  затеплившийсЯ  свет  в
глубоком окошечке церкви Ќиколы на Љурьих Ќожках.
   –ерковка и дворик были в тени, под липами. ‚далеке  хлопнула  дверь,  и
через дворик пошел, хрустЯ валенками,  низенький  человек  в  длинном,  до
земли, пальто, в шлЯпе грибом. Ѓыло слышно, как он зазвенел ключами и стал
не спеша подниматьсЯ на колокольню.
   - Џономарь звонить пошел, - прошептала „аша и поднЯла голову. Ќа золоте
небольшого купола колокольни лежал отсвет заката.
   Ѓумм - ударил колокол, триста лет созывавший жителей к покою души перед
сном грЯдущим. Њгновенно в памЯти  €вана  €льича  встала  часовенка  и  на
пороге ее молча плачущаЯ женщина в белой свитке,  с  мертвым  ребенком  на
коленЯх. €ван €льич крепко прижал локтем „ашину руку.  „аша  взглЯнула  на
него, как бы спрашиваЯ: что?
   - ’ы хочешь? - спросила она быстрым шепотом. - Џойдем...
   €ван €льич широко улыбнулсЯ. „аша нахмурилась, потопала ботиками.
   - Ќичего нет смешного, - когда идешь под  руку  с  человеком,  которого
любишь больше всего  на  свете,  и  видишь  огонь  в  окошке,  -  зайти  и
обвенчатьсЯ... - „аша опЯть  взЯла  €вана  €льича  под  руку.  -  ’ы  менЯ
понимаешь?


        39

   - ѓраждане, солдаты отныне свободной русской армии, мне  выпала  редкаЯ
честь поздравить вас со светлым праздником: цепи рабства  разбиты.  ‚  три
днЯ, без единой капли крови, русский народ совершил величайшую  в  истории
революцию. Љоронованный царь Ќиколай отрексЯ от престола, царские министры
арестованы, Њихаил, наследник престола, сам отклонил от  себЯ  непосильный
венец. Ќыне всЯ полнота власти передана народу. ‚о главе государства стало
‚ременное  правительство,  длЯ  того  чтобы  в  возможно  скорейший   срок
произвести выборы во ‚сероссийское  учредительное  собрание  на  основании
прЯмого,  всеобщего,  равного  и  тайного  голосованиЯ...  Ћтныне   -   да
здравствует ђусскаЯ революциЯ, да здравствует “чредительное  собрание,  да
здравствует ‚ременное правительство!..
   - “рра-а-а! - протЯжно заревела  тысЯчеголосаЯ  толпа  солдат.  Ќиколай
€ванович ‘моковников вынул из кармана замшевого френча  большой  защитного
цвета платок и вытер шею, лицо и бороду. ѓоворил он, стоЯ  на  сколоченной
из досок трибуне, куда нужно  было  взбиратьсЯ  по  перекладинам.  ‡а  его
спиной  стоЯл  командир  батальона,  ’етькин,  недавно   произведенный   в
подполковники, - обветренное, с короткой бородкой, с мЯсистым носом,  лицо
его  изображало  напрЯженное  внимание.  Љогда  раздалось  "ура",   -   он
озабоченно поднес ладонь ребром к козырьку. Џеред трибуной на ровном  поле
с черными проталинами и грЯзными пЯтнами снега стоЯли солдаты, тысЯчи  две
человек, без оружиЯ, в железных шапках, в распоЯсанных, мЯтых  шинелЯх,  и
слушали, разинув рты, удивительные слова, которые говорил им багровый, как
индюк, барин. ‚далеке, в серенькой мгле, торчали обгоревшие трубы деревни.
‡а ней начинались немецкие позиции. Ќесколько лохматых ворон летело  через
это унылое поле.
   - ‘олдаты! -  вытЯнув  перед  собой  руку  с  растопыренными  пальцами,
продолжал Ќиколай €ванович, и шеЯ его налилась кровью. - …ще вчера вы были
нижними чинами, бессловесным стадом, которое  царскаЯ  ставка  бросала  на
убой. ‚ас не  спрашивали,  за  что  вы  должны  умирать...  ‚ас  секли  за
провинности и расстреливали  без  суда.  (Џодполковник  ’етькин  кашлЯнул,
переступил с ноги на ногу, но промолчал и вновь нагнул голову, внимательно
слушаЯ). џ, назначенный ‚ременным правительством комиссар армий  ‡ападного
фронта, объЯвлЯю вам, - Ќиколай €ванович стиснул пальцы, как бы захватываЯ
узду, - отныне нет больше нижних чинов. Ќазвание  отменЯетсЯ.  Ћтныне  вы,
солдаты, равноправные граждане государства ђоссийского: разницы больше нет
между солдатами и командующим армией. ЌазваниЯ  -  ваше  благородие,  ваше
высокоблагородие,  ваше  превосходительство  -   отменЯютсЯ.   Ћтныне   вы
говорите: "здравствуйте, господин генерал", или "нет,  господин  генерал",
"да, господин генерал". “низительные ответы: "точно так" и "никак  нет"  -
отменЯютсЯ. Ћтдача чести солдатом какому бы то ни было офицерскому чину  -
отменЯетсЯ навсегда. ‚ы можете здороватьсЯ за руку с генералом,  если  вам
охота...
   - ѓо-го-го, - весило прокатилось по толпе солдат. “лыбалсЯ  и  ’етькин,
помаргиваЯ испуганно.
   - €, наконец, самое  главное:  солдаты,  прежде  война  велась  царским
правительством,  нынче  она  ведетсЯ  народом  -  вами.  Џосему  ‚ременное
правительство предлагает вам образовать во всех армиЯх солдатские комитеты
- ротные, батальонные,  полковые  и  так  далее,  вплоть  до  армейских...
Џосылайте в комитеты товарищей, которым вы доверЯете!.. Ћтныне  солдатский
палец будет гулЯть по военной  карте  рЯдом  с  карандашом  главковерха...
‘олдаты, Я поздравлЯю вас с главнейшим завоеванием революции!..
   Љриками "ура-а-а" опЯть зашумело все  поле.  ’етькин  стоЯл  навытЯжку,
держа под козырек. ‹ицо у него стало серое. €з толпы начали кричать:
   - Ђ скоро замирЯтьсЯ с немцем станем?
   - Њыла сколько выдавать будут на человека?
   - џ насчет отпусков. Љак сказано?
   - ѓосподин комиссар, как же у нас теперь,  -  королЯ,  что  ли,  станут
выбирать? ‚оевать-то кто станет?
   —тобы лучше отвечать на вопросы, Ќиколай €ванович слез с трибуны, и его
сейчас же окружили возбужденные солдаты. Џодполковник ’етькин,  облокотись
о перила трибуны, глЯдел, как в гуще железных шапок двигалась,  крутЯсь  и
удалЯЯсь, непокрытаЯ стриженаЯ голова и жирный затылок военного комиссара.
Ћдин из солдат,  рыжеватый,  радостно-злой,  в  шинели  внакидку  (’етькин
хорошо знал его - из  телефонной  роты),  поймал  ЌиколаЯ  Ќиколаевича  за
ремень френча и, бегаЯ кругом глазами, начал спрашивать:
   - ѓосподин военный комиссар, вы нам  сладко  говорили,  мы  все  сладко
слушали... ’еперь вы на мой вопрос ответьте.
   ‘олдаты радостно зашумели и  сдвинулись  теснее.  Џодполковник  ’етькин
нахмурилсЯ и озабоченно полез с трибуны.
   - џ вам поставлю вопрос, - говорил солдат, почти касаЯсь черным  ногтем
носа ЌиколаЯ €вановича. - Џолучил Я из деревни письмо, сдохла у менЯ  дома
коровешка, сам Я безлошадный, и хозЯйка моЯ с детьми пошла по миру просить
у людей куски... ‡начит, теперь имеете  вы  право  менЯ  расстреливать  за
дезертирство, Я вас спрашиваю?..
   - …сли личное благополучие вам дороже свободы, - предайте ее,  предайте
ее, как €уда, и ђоссиЯ вам бросит в глаза:  вы  недостойны  быть  солдатом
революционной армии... €дите домой! - резко крикнул Ќиколай €ванович.
   - „а вы на менЯ не кричите!
   - ’ы кто такой на нас кричать!..
   - ‘олдаты, - Ќиколай €ванович поднЯлсЯ на цыпочки, -  здесь  происходит
недоразумение... Џервый завет революции, господа,  -  это  верность  нашим
союзникам... ‘вободнаЯ революционнаЯ русскаЯ армиЯ со свежей силой  должна
обрушитьсЯ на злейшего врага свободы, на империалистическую ѓерманию...
   - Ђ ты сам-то кормил вшей в окопах? - раздалсЯ грубый голос.
   - Ћн их сроду и не видал...
   - Џодари ему тройку на разводку...
   - ’ы нам про свободу не говори, ты нам про войну говори, - мы три  года
воюем... ќто вам хорошо в тылу брюхо отращивать, а  нам  знать  надо,  как
войну кончать...
   - ‘олдаты, - воскликнул  опЯть  Ќиколай  €ванович,  -  знамЯ  революции
поднЯто, свобода и война до последней победы...
   - ‚от черт, дурак бестолковый...
   - „а мы три года воюем, победы не видали...
   - Ђ зачем тогда царЯ скидывали?..
   - Ћни нарочно царЯ скинули, он им мешал войну затЯгивать...
   - ’оварищи, он подкупленный...
   Џодполковник ’етькин, раздвигаЯ локтем солдат, протискивалсЯ к  Ќиколаю
€вановичу и видел,  как  сутулый,  огромный,  черный  артиллерист  схватил
комиссара за грудь и, трЯсЯ, кричал в лицо:
   - ‡ачем ты сюда приехал?.. ѓовори - зачем к нам приехал? Џродавать  нас
приехал, сукин сын...
   Љруглый затылок ЌиколаЯ €вановича  уходил  в  шею,  вздернутаЯ  борода,
точно нарисованнаЯ на щеках, моталась. ЋтталкиваЯ солдата, он разорвал ему
судорожными пальцами ворот рубахи. ‘олдат,  сморщившись,  сдернул  с  себЯ
железный шлем и с силой ударил им ЌиколаЯ €вановича несколько раз в голову
и лицо...


        40

   “ дверей  ювелирного  магазина  "Њуравейчик"  сидели  ночной  сторож  и
милицейский, разговаривали вполголоса. “лица была пуста, магазины закрыты.
Њартовский ветерок посвистывал в еще голых акациЯх, шурша отклеившейсЯ  на
заборе рекламой "займа  свободы".  ‹уна,  по-южному  ЯркаЯ  и  живаЯ,  как
медуза, высоко стоЯла над городом.
   - Ђ он, аккурат,  в  џлте  на  своей  даче  прохлаждалсЯ,  -  не  спеша
рассказывал ночной сторож. - ‚ыходит он  прогулЯтьсЯ,  как  полагаетсЯ,  в
белых портках, при всех орденах, и тут ему  на  улице  подают  телеграмму:
отречение государЯ императора. Џрочел, голубчик,  эту  телеграмму  да  как
зальетсЯ при всем народе слезами.
   - Ђй, ай, ай, - сказал милицейский.
   - Ђ через неделю ему отставка.
   - ‡а что?
   - Ђ за то, что он - губернатор, нынче этого не полагаетсЯ.
   - Ђй, ай, ай, - сказал милицейский, глЯдЯ на  поджарого  кота,  который
осторожно пробиралсЯ по своим делам в лунной тени под акациЯми.
   - ...Ђ государь император жил в  ту  пору  в  Њогилеве  посреди  своего
войска. Ќу, хорошо, живет не тужит. „нем выспитсЯ, ночью депеши  читает  -
где какое сражение произошло.
   - Ќепременно он, подлец, пить  хочет,  к  воде  пробираетсЯ,  -  сказал
милицейский.
   - ’ы про что?
   - €з табачного магазина ‘инопли кот гулЯть вышел.
   - Ќу, хорошо. ‚друг говорЯт государю  императору  по  прЯмому  проводу,
что, мол, так и так, народ в Џетербурге бунтуетсЯ, солдаты  против  народа
идти не хотЯт, а хотЯт они разбегатьсЯ по домам. Ќу,  думает  государь,  -
это еще полбеды. ‘озвал он всех генералов, надел ордена,  ленты,  вышел  к
ним и говорит: "‚ Џетербурге народ бунтует, солдаты против народа идти  не
хотЯт, а хотЯт они разбегатьсЯ по домам. —то мне делать? -  говорите  ваше
заключение". € что же ты думаешь, смотрит он  на  генералов,  а  генералы,
друг ты мой, заключение свое не говорЯт и все в сторону отвернулись...
   - Ђй, ай, ай, вот беда-то!
   - Ћдин только из них  не  отвернулсЯ  от  него  -  пьЯненький  старичок
генерал. "‚аше величество, говорит, прикажите, и Я сейчас  грудью  за  вас
лЯгу". Џокачал государь головой и горько усмехнулсЯ. "€зо  всех,  говорит,
моих подданных, верных слуг, один мне верный осталсЯ, да и тот каждый день
с утра пьЯный. ‚идно, царству моему  пришел  конец.  „айте  лист  гербовой
бумаги, подпишу отречение от престола".
   - € подписал?
   - Џодписал и залилсЯ горькими слезами.
   - Ђй, ай, ай, вот беда-то...
   Џо улице в это времЯ мимо магазина  быстро  прошел  высокий  человек  в
низко надвинутом на глаза огромном козырьке кепи. Џустой рукав его  френча
был засунут за кушак. Ћн повернул лицо к сидЯщим у магазина,  -  отчетливо
блеснули его зубы.
   - —етвертый раз человек этот проходит, - тихо сказал сторож.
   - Џо всей видимости - бандит.
   - ‘ этой самой войны развелось бандитов, - и-и, друг  ты  мой.  ѓде  их
сроду и не бывало - наехали. Ђртисты.
   ‚далеке на колокольне пробило три часа, сейчас же запели вторые петухи.
Ќа улице опЯть поЯвилсЯ однорукий. Ќа этот раз он шел прЯмо на сторожей, к
магазину.  Ћни,  замолчав,  глЯдели   на   него.   ‚друг   сторож   шепнул
скороговоркой:
   - Џропали мы, €ван, давай свисток.
   Њилицейский потЯнулсЯ было за свистком, но однорукий подскочил к нему и
ударил ногой в грудь и  сейчас  же  ручкой  револьвера  ударил  по  голове
ночного сторожа. ‚ ту же минуту  к  подъезду  подбежал  второй  человек  в
солдатской шинели, коренастый, о  торчащими  усиками,  и,  навалившись  на
милицейского, быстрым и сильным движением закрутил ему руки за спиной.
   Њолча однорукий и коренастый  начали  работать  над  замком.  Ћтомкнули
магазин  Њуравейчика,  втащили  туда  оглушенного  сторожа  и   свЯзанного
милицейского. „верь за собой прикрыли.
   ‚ несколько минут все  было  кончено,  -  драгоценные  камни  и  золото
увЯзаны в два узелка. ‡атем коренастый сказал:
   - Ђ эти? - и пхнул сапогом милицейского, лежащего на полу у прилавка.
   - Њилые, дорогие, не надо, -  негромко  проговорил  милицейский,  -  не
надо, милые, дорогие...
   - €дем, - резко сказал однорукий.
   - Ђ Я тебе говорю - донесут.
   - €дем, мерзавец! - € Ђркадий †адов, схватив узелок  в  зубы,  направил
маузер на своего компаньона. ’от усмехнулсЯ, пошел к двери. “лица была все
так же пустынна. Ћба они спокойно вышли, свернули за  угол  и  зашагали  к
"ато Љаберне".
   - Њерзавец, бандит, пачколЯ, - по пути  говорил  †адов  коренастому.  -
…сли хочешь со мной работать, - чтобы этого не было. ЏонЯл?
   - ЏонЯл.
   - Ђ теперь - давай узелок. €ди сейчас и готовь лодку. џ пойду за женой.
Ќа рассвете мы должны быть в море.
   - ‚ џлту пойдем?
   - ќто уж не твое дело. ‚ џлту ли, в Љонстантинополь... џ распорЯжаюсь.


        41

   ЉатЯ осталась одна. ’елегин и „аша уехали в Џетроград.  ЉатЯ  проводила
их на вокзал, - они были до того рассеЯнные, как во  сне,  -  и  вернулась
домой в сумерки.
   ‚ доме было пусто. Њарфуша и ‹иза ушли на митинг домашней  прислуги.  ‚
столовой, где еще осталсЯ запах папирос и цветов, среди неубранной  посуды
стоЯло цветущее деревцо - вишнЯ.  ЉатЯ  полила  ее  из  графина,  прибрала
посуду и, не зажигаЯ света, села у стола, лицом к окну, - за ним  тускнело
небо, затЯнутое облаками. ‚ столовой постукивали стенные  часы.  ђазорвись
от тоски сердце, они все равно так же постукивали бы. ЉатЯ долго сидела не
двигаЯсь, потом взЯла с кресла пуховый платок, накинула на плечи и пошла в
„ашину комнату.
   ‘мутно, в сумерках, был различим полосатый матрац  опустевшей  постели,
на стуле стоЯла пустаЯ  шлЯпнаЯ  картонка,  на  полу  валЯлись  бумажки  и
трЯпочки. Љогда ЉатЯ увидела, что „аша взЯла с собой все свои  вещицы,  не
оставила, не забыла ничего, ей стало обидно до слез. Ћна села на  кровать,
на полосатый матрац, и здесь, так же как в столовой, сидела неподвижно.
   —асы в столовой гулко пробили десЯть. ЉатЯ поправила на плечах платок и
пошла на кухню. ЏостоЯла,  послушала,  -  потом,  поднЯвшись  на  цыпочки,
достала с полки  кухонную  тетрадь,  вырвала  из  нее  чистый  листочек  и
написала карандашом: "‹иза и Њарфуша, вам должно быть стыдно на весь  день
до самой ночи бросать дом". Ќа листок капнула слеза. ЉатЯ положила записку
на кухонный стол и пошла в  спальню.  ’ам  поспешно  разделась,  влезла  в
кровать и затихла.
   ‚  полночь  хлопнула  кухоннаЯ  дверь,  и,  громко   топаЯ   и   громко
разговариваЯ, вошли ‹иза и Њарфуша, заходили по кухне,  затихли,  и  вдруг
обе засмеЯлись, - прочли записку. ЉатЯ поморгала глазами, не пошевелилась.
   Ќаконец на кухне стало тихо. —асы бессонно и гулко  пробили  час.  ЉатЯ
повернулась на спину,  ударом  ноги  сбросила  с  себЯ  одеЯло,  с  трудом
вздохнула несколько раз, точно ей не хватало воздуху, соскочила с кровати,
зажгла электричество и, жмурЯсь от  света,  подошла  к  большому  стоЯчему
зеркалу.  „невнаЯ  тоненькаЯ  рубашка  не  доходила  ей  до  колен.   ЉатЯ
озабоченно и быстро, как очень знакомое, оглЯнула себЯ, - подбородок у нее
дрогнул, она близко придвинулась  к  зеркалу,  поднЯла  с  правой  стороны
волосы. "„а, да, конечно, - вот, вот, вот еще..." Ћна оглЯдела  все  лицо.
"Ќу, да, - конечно... —ерез год  -  седаЯ,  потом  стараЯ".  Ћна  потушила
электричество и опЯть легла в постель, прикрыла глаза  локтем.  "Ќи  одной
минуты радости за всю жизнь. ’еперь уж кончено... Ќичьи руки не  обхватЯт,
не сожмут, никто не скажет - дорогаЯ моЯ, милочка моЯ, радость моЯ..."
   ‘реди горьких дум и сожалений ЉатЯ внезапно вспомнила  песчаную  мокрую
дорожку, кругом полЯна, сизаЯ от дождЯ, и большие липы... Џо дорожке  идет
она сама - ЉатЯ - в коричневом платье и черном  фартучке.  Џод  туфельками
хрустит песок. ЉатЯ чувствует, какаЯ она  всЯ  легкаЯ,  тоненькаЯ,  волосы
треплет ветерок, и рЯдом, - не по дорожке, а по мокрой траве, - идет, ведЯ
велосипед, гимназист Ђлеша. ЉатЯ отворачиваетсЯ,  чтобы  не  засмеЯтьсЯ...
Ђлеша  говорит  глухим  голосом:  "џ  знаю,  -  мне  нечего  надеЯтьсЯ  на
взаимность. џ только приехал,  чтобы  сказать  это  вам.  џ  окончу  жизнь
где-нибудь на железнодорожной станции, в глуши. Џрощайте..." Ћн садитсЯ на
велосипед и едет по лугу, за ним в траве тЯнетсЯ сизый  след...  ‘утулитсЯ
спина его в серой куртке, и  белый  картуз  скрываетсЯ  за  зеленью.  ЉатЯ
кричит: "Ђлеша, вернитесь!"
   ...Ќеужели она, измученнаЯ сейчас бессонницей, стоЯла когда-то  на  той
сырой дорожке и летний ветер, пахнущий дождем, трепал ее черный  фартучек?
ЉатЯ села в кровати, обхватила голову, оперлась локтЯми о голые колени,  и
в памЯти ее  поЯвились  тусклые  огоньки  фонарей,  снежнаЯ  пыль,  ветер,
гудЯщий в голых деревьЯх, визгливый, тоскливый, безнадежный  скрип  санок,
ледЯные глаза  Ѓессонова,  близко,  у  самых  глаз...  ‘ладость  бессилиЯ,
безволиЯ... Ћмерзительный холодок любопытства...
   ЉатЯ опЯть легла. ‚ тишине дома резко затрещал звонок. ЉатЯ похолодела.
‡вонок повторилсЯ. Џо коридору, сердито  дыша  спросонок,  прошла  босиком
‹иза, зазвЯкала цепочкой парадного и через  минуту  постучала  в  спальню:
"ЃарынЯ, вам телеграмма".
   ЉатЯ, морщась, взЯла узкий конвертик, разорвала заклейку, развернула, и
в глазах ее стало темно.
   - ‹иза, - сказала она, глЯдЯ на девушку, у  которой  от  страха  начали
трЯстись губы. - Ќиколай €ванович скончалсЯ.
   ‹иза вскрикнула и заплакала. ЉатЯ сказала ей: "“йдите". Џотом во второй
раз перечла безобразные буквы  на  телеграфной  ленте:  "Ќиколай  €ванович
скончалсЯ тЯжких ранений полученных славном посту исполнениЯ  долга  точка
тело перевозим Њоскву средства союза..."
   Љате стало тошно под грудью, на глаза поплыла темнота, она потЯнулась к
подушке и потерЯла сознание...
   Ќа следующий день к Љате ЯвилсЯ тот самый румЯный и бородатый  барин  -
известный  общественный  деЯтель  и  либерал  кнЯзь  Љапустин-“нжеский,  -
которого она слышала в первый день революции в ћридическом клубе, - взЯл в
свои руки обе ее руки и, прижимаЯ их к мохнатому жилету, начал говорить  о
том, что от имени организации, где он работал вместе с  покойным  Ќиколаем
€вановичем, от имени города Њосквы, товарищем комиссара которой он  сейчас
состоит, от имени ђоссии и революции приносит Љате неутешные  сожалениЯ  о
безвременно погибшем славном борце за идею.
   ЉнЯзь Љапустин-“нжеский был весь по природе  своей  до  того  счастлив,
здоров и весел и так искренне сокрушалсЯ, от его бороды и жилета так уютно
пахло сигарами, что Љате на минуту стало легче на  душе,  она  поднЯла  на
него свои блестевшие от бессонницы глаза, разжала сухие губы:
   - ‘пасибо, что вы так говорите о Ќиколае €вановиче...
   ЉнЯзь вытащил огромный платок и вытер глаза. Ћн исполнил тЯжелый долг и
уехал, - машина его чудовищно заревела в переулке. Ђ ЉатЯ снова  принЯлась
бродить по  комнате,  -  останавливаЯсь  перед  фотографическими  снимками
чужого генерала с львиным лицом, брала в руки  альбом,  книжку,  китайскую
коробочку, - на крышке ее была цаплЯ, схватившаЯ лЯгушку, - опЯть  ходила,
глЯдела на обои, на шторы... Ћбеда она не коснулась. "—то же  вы,  скушали
бы хоть киселЯ", - сказала горничнаЯ ‹иза. Ќе разжимаЯ зубов, ЉатЯ мотнула
головой. Ќаписала было „аше коротенькое письмо, но сейчас же порвала.
   ‹ечь бы, заснуть. Ќо лечь в постель, - как  в  гроб,  -  страшно  после
прошедшей  ночи...  Ѓольнее  всего  была  безнадежнаЯ  жалость  к  Ќиколаю
€вановичу: был он хороший, добрый, бестолковый человек... ‹юбить его  надо
было таким, какой он есть... Ћна же мучила. Ћттого он так рано и  поседел.
ЉатЯ глЯдела в окно на тусклое, белесое небо. •рустела пальцами.
   Ќа следующий день была панихида, а еще через сутки - похороны  останков
ЌиколаЯ  €вановича.  Ќа  могиле  говорились  прекрасные  речи:   покойника
сравнивали с альбатросом, погибшим в пучине, с человеком, пронесшим  через
славную  жизнь  горЯщий   факел.   ‡апоздавший   на   похороны   известный
социалист-революционер, низенький мужчина в очках, сердито  буркнул  Љате:
"Ќу-ка, посторонитесь-ка, гражданка", - протиснулсЯ к самой могиле и начал
говорить о том, что  смерть  ЌиколаЯ  €вановича  лишний  раз  подтверждает
правильность аграрной политики, проводимой его,  оратора,  партией.  ‡емлЯ
осыпалась из-под его нерЯшливых башмаков и падала со  стуком  на  гроб.  “
Љати горло сжималось тошной  спазмой.  Ћна  незаметно  вышла  из  толпы  и
поехала домой.
   “ нее было одно желание - вымытьсЯ и заснуть. Љогда она вошла в дом, ее
охватил ужас: полосатые обои, фотографии  и  коробочка  с  цаплей,  смЯтаЯ
скатерть в столовой, пыльные окна, - какаЯ тоска!  ЉатЯ  велела  напустить
ванну и со стоном легла в теплую воду. ‚се тело ее  почувствовало  наконец
смертельную усталость.  Ћна  едва  доплелась  до  спальни  и  заснула,  не
раскрываЯ постели. ‘квозь сон ей чудились  звонки,  шаги,  голоса,  кто-то
постучал в дверь, она не отвечала.
   Џроснулась ЉатЯ, когда было совсем темно, - мучительно сжалось  сердце.
"—то, что?" - испуганно, жалобно спросила она, приподнимаЯсь на кровати, и
с  минутку  надеЯлась,  что,  быть  может,  все  это  страшное  ей  только
приснилось... Џотом, тоже с минутку, чувствовала обиду и несправедливость,
- зачем менЯ мучают? €, уже совсем проснувшись, поправила  волосы,  надела
туфельки на босу ногу и Ясно и покойно подумала: "Ѓольше не хочу".
   Ќе  торопЯсь,  ЉатЯ  открыла  дверцу  висЯщего  на   стене   кустарного
шкафчика-аптечки и начала читать надписи на пузырьках. ‘клЯнку  с  морфием
она раскрыла, понюхала и зажала в кулачке и пошла в столовую за  рюмочкой,
но по пути остановилась, - в гостиной был свет. "‹иза,  это  вы?"  -  тихо
спросила ЉатЯ, приотворила дверь и увидела  сидЯщего  на  диване  большого
человека в военной рубашке, бритаЯ голова его была перевЯзана  черным.  Ћн
торопливо встал. “ Љати начали дрожать колени, стало  пусто  под  сердцем.
—еловек глЯдел на нее расширенными страшными глазами. ЏрЯмой рот  его  был
сжат. ќто был ђощин, ‚адим Џетрович.  ЉатЯ  поднесла  обе  руки  к  груди.
ђощин, не опускаЯ глаз, сказал медленно и твердо:
   - џ зашел к вам,  чтобы  засвидетельствовать  почтение.  ‚аша  прислуга
рассказала мне о несчастии. џ осталсЯ потому, что счел нужным сказать вам,
что вы можете располагать мной, всей моей жизнью.
   ѓолос его дрогнул, когда он выговорил последние  слова,  и  худое  лицо
залилось коричневым румЯнцем. ЉатЯ со всей силой прижимала руки  к  груди.
ђощин  понЯл  по  глазам,  что  нужно  подойти  и  помочь  ей.  Љогда   он
приблизилсЯ. ЉатЯ, постукиваЯ зубами, проговорила:
   - ‡дравствуйте, ‚адим Џетрович...
   Ќевольно он поднЯл руки, чтобы обхватить Љатю, - так она была хрупка  и
несчастна, с судорожно зажатым в кулаке пузырьком, - но сейчас же  опустил
руки, насупилсЯ.  —утьем  женщины  ЉатЯ  понЯла  вдруг:  она,  несчастнаЯ,
маленькаЯ, грешнаЯ, неумелаЯ, со всеми своими  невыплаканными  слезами,  с
жалким пузырьком морфиЯ, стала нужна и  дорога  этому  человеку,  молча  и
сурово ждущему - принЯть ее душу в  свою.  ‘держиваЯ  слезы,  не  в  силах
сказать ничего, разжать зубы, ЉатЯ наклонилась к руке ‚адима  Џетровича  и
прижалась к ней губами и лицом.


        42

   Џоложив локти на мраморный подоконник, „аша глЯдела в окно. ‡а  темными
лесами, в конце Љаменноостровского, полнеба было охвачено закатом. ‚  небе
были сотворены чудеса. ‘боку „аши сидел €ван €льич  и  глЯдел  на  нее  не
шевелЯсь, хотЯ мог шевелитьсЯ сколько угодно, - „аша все равно  бы  никуда
теперь не исчезла из этой комнаты с багровым отсветом зари на белой стене.
   - Љак грустно, как хорошо,  -  сказала  „аша.  -  ’очно  мы  плывем  на
воздушном корабле...
   €ван €льич кивнул. „аша снЯла руки с подоконника.
   - “жасно хочетсЯ музыки, - сказала она. - ‘колько времени Я не  играла?
‘ тех пор, как началась война... Џодумай, - все еще война... Ђ мы...
   €ван €льич пошевелилсЯ. „аша сейчас же продолжала:
   - Љогда кончитсЯ война - мы займемсЯ музыкой... Ђ помнишь, €ван, как мы
лежали с тобой на песке и море находило на песок? Џомнишь, какое было море
- выцветшее голубое... Њне представлЯетсЯ, что Я любила тебЯ всю жизнь.  -
€ван €льич опЯть пошевелилсЯ, хотел что-то сказать, но „аша  спохватилась:
- Ђ чайник-то кипит! - и побежала из комнаты, но в дверЯх остановилась. Ћн
видел в сумерках только ее лицо, руку, взЯвшуюсЯ  за  занавес,  и  ногу  в
сером чулке. „аша скрылась. €ван €льич закинул руки  за  голову  и  закрыл
глаза.
   „аша и ’елегин приехали сегоднЯ в два часа днЯ. ‚сю  ночь  им  пришлось
сидеть в коридоре переполненного вагона  на  чемоданах.  Џо  приезде  „аша
сейчас же начала раскладывать вещи,  заглЯдывать  во  все  углы,  вытирать
пыль, восхищалась квартирой и решила все переставить  по-другому.  ‘делать
это нужно было немедленно. ‘низу позвали швейцара, который вместе с €ваном
€льичом возил из комнаты в комнату шкафы и диваны. Љогда перестановка была
кончена, „аша попросила €вана €льича  открыть  повсюду  форточки,  а  сама
пошла мытьсЯ. Ћна  очень  долго  плескалась,  что-то  делала  с  лицом,  с
волосами и не позволЯла входить то в  одну,  то  в  другую  комнату,  хотЯ
главнаЯ задача €вана €льича за весь этот день была -  поминутно  встречать
„ашу и глЯдеть на нее.
   ‚ сумерки „аша наконец угомонилась. €ван  €льич,  вымытый  и  побритый,
пришел в гостиную и сел около „аши. ‚ первый раз  после  Њосквы  они  были
одни, в тишине. ‘ловно опасаЯсь этой тишины, „аша  старалась  не  молчать.
Љак она потом призналась €вану €льичу, ей  вдруг  стало  страшно,  что  он
скажет ей "особым" голосом: "Ќу, что же, „аша?.."
   Ћна ушла посмотреть чайник. €ван €льич сидел с закрытыми  глазами.  Ћна
ушла,  а  воздух  был  еще  полон  ее  дыханием.   Ќевыразимой   прелестью
постукивали на  кухне  „ашины  каблучки.  ‚друг  там  что-то  зазвенело  -
разбилось и „ашин жалобный голос: "—ашка!" ѓорЯчаЯ  радость  залила  €вана
€льича: "‡автра, когда проснусь, будет не обыкновенное  утро,  а  будет  -
„аша". Ћн быстро поднЯлсЯ, „аша поЯвилась в дверЯх.
   - ђазбила чашку... €ван, неужели ты хочешь чаю?
   - Ќет...
   Ћна подошла к €вану €льичу и, так как  в  комнате  было  совсем  темно,
положила руки ему на плечи.
   - Ћ чем думал? - спросила она тихо.
   - Ћ тебе.
   - џ знаю. Ђ что обо мне думал?
   …е неЯсное лицо в сумерках казалось  нахмуренным,  на  самом  деле  оно
улыбалось. …е грудь дышала ровно, поднималась и опускалась.
   - „умал о том, что как-то плохо у менЯ свЯзано: ты - и  что  ты  -  моЯ
жена, - потом Я вдруг понЯл это и пошел тебе сказать, а  сейчас  опЯть  не
помню.
   - Ђй, ай, - сказала „аша, - садись, а Я  сбоку.  -  €ван  €льич  сел  в
кресло, „аша присела сбоку, на подлокотник. - Ђ еще о чем думал?
   - џ здесь сидел, когда ты была в кухне, и  думал:  "‚  доме  поселилось
удивительное существо..." ќто плохо?
   - „а, - ответила „аша задумчиво, - это очень плохо.
   - ’ы любишь менЯ, „аша?
   - Ћ, - она снизу вверх кивнула головой, - люблю до самой березки.
   - „о какой березки?
   - ђазве не знаешь: у каждого в конце жизни - холмик и над ним  плакучаЯ
береза.
   €ван €льич взЯл „ашу за плечи. Ћна с нежностью дала себЯ  прижать.  ’ак
же, как давным-давно на берегу морЯ, поцелуй их был долог, им  не  хватило
дыханиЯ. „аша сказала: "Ђх, €ван", - и обхватила его за шею. Ћна  слышала,
как тЯжело стучит его сердце, ей стало жалко его. Ћна вздохнула, поднЯлась
с кресла и сказала просто:
   - €дем, €ван.


   Ќа пЯтый день по приезде „аша получила от сестры письмо. ЉатЯ писала  о
смерти ЌиколаЯ €вановича.
   "...џ пережила времЯ уныниЯ и отчаЯниЯ. џ с Ясностью почувствовала, что
во веки веков - одна. Ћ, как это страшно!.. ќто так страшно, что Я  решила
поскорее избавитьсЯ от этого... ’ы понимаешь?.. ЊенЯ спасло чудо...  Њожет
быть - случайность... Ќет, нет, это было как чудо... џ  не  могу  об  этом
писать... џ расскажу, когда мы увидимсЯ..."
   €звестие о смерти зЯтЯ, Љатино письмо, потрЯсло  „ашу.  Ћна  немедленно
собралась ехать в Њоскву, но на другой день получилось  второе  письмо  от
Љати, - она писала,  что  укладываетсЯ  и  выезжает  в  Џетроград,  просит
приискать ей недорогую комнату. ‚ письме  была  приписка:  "Љ  вам  зайдет
‚адим Џетрович ђощин. Ћн расскажет вам обо мне все подробно.  Ћн  мне  как
брат, как отец, как друг жизни моей".


   „аша и ’елегин шли по  аллее.  Ѓыло  воскресенье,  апрельский  день.  ‚
прохладе еще по-весеннему синего неба летели  слабые  обрывки  тающего  от
солнца облака. ‘олнечный  свет,  точно  сквозь  воду,  проникал  в  аллею,
скользил по белому платью „аши. Ќавстречу двигались красновато-сухие мачты
сосен, - шумели их вершины, шелестели листьЯ. „аша  поглЯдывала  на  €вана
€льича, - он снЯл фуражку и опустил брови, улыбаЯсь. “  нее  было  чувство
покоЯ и наполненности - прелестью  днЯ,  радостью  того,  что  так  хорошо
дышать, так легко идти и что так отдана душа этому  дню  и  этому  идущему
рЯдом человеку.
   - €ван, - сказала „аша и усмехнулась.
   Ћн спросил с улыбкой:
   - —то, „аша?
   - Ќет... подумала.
   - Ћ чем?
   - Ќет, потом.
   - џ знаю о чем.
   „аша быстро обернулась:
   - —естное слово, ты не знаешь...
   Ћни дошли до большой сосны. €ван €льич отколупнул чешую коры,  покрытую
мЯгкими каплЯми смолы, разломал в пальцах и ласково из-под бровей  смотрел
на „ашу:
   - Ќет, знаю.
   “ „аши задрожала рука.
   - ’ы понимаешь, - сказала она шепотом, - Я чувствую, как Я  всЯ  должна
перелитьсЯ в какую-то еще большую радость... ’ак Я всЯ полна...
   €ван  €льич  покивал   головой.   Ћни   вышли   на   полЯну,   покрытую
цыплЯчье-зеленой травкой и желтыми, треплющимисЯ от ветра лютиками.  ‚етер
подхватил „ашино платье. Ћна на ходу озабоченно несколько раз  нагибалась,
чтобы одергивать юбку, и повторЯла!
   - Ќаказанье что за ветер!
   ‚ конце полЯны тЯнулась высокаЯ дворцоваЯ решетка  с  потускневшими  от
времени золочеными копьЯми. „аше в  туфельку  попал  камешек.  €ван  €льич
присел, снЯл туфлю с „ашиной теплой ноги в белом чулке  и  поцеловал  ногу
около пальцев. „аша надела туфлю, потопала ногой и сказала:
   - •очу, чтобы от тебЯ был ребенок, вот что...


        43

   …катерина  „митриевна  поселилась  неподалеку  от  „аши,  в  деревЯнном
домике, у двух старушек. Ћдна из них,  ЉлавдиЯ  €вановна,  была  в  давние
времена певицей, другаЯ, ‘офочка, ее  компаньонкой.  ЉлавдиЯ  €вановна,  с
утра  подрисовав  себе  брови  и  надев  парик  воронова  крыла,  садилась
раскладывать пасьЯнс.  ‘офочка  вела  хозЯйство  и  разговаривала  мужским
голосом. ‚ доме  было  чистенько,  тесновато,  по-старинному  -  множество
скатерочек, ширмочек, пожелтевших  портретов  из  невозвратной  молодости.
“тром в комнатах пахло хорошим кофе, когда начинали готовить обед, ЉлавдиЯ
€вановна страдала от запаха съестного и нюхала  соль,  а  ‘офочка  кричала
мужским голосом из кухни: "Људа же Я  вонищу  дену,  не  на  одеколоне  же
картошку жарить". Џо вечерам зажигали керосиновые лампы с матовыми шарами.
‘тарушки заботливо относились к Љате.
   Ћна жила тихо в этом старозаветном уюте,  уцелевшем  от  бурь  времени.
‚ставала она рано, сама прибирала комнату  и  садилась  к  окну  -  чинить
белье, штопать чулки или переделывать из  своих  старых  нарЯдных  платьев
что-нибудь попроще. Џосле завтрака обычно ЉатЯ шла  на  острова,  брала  с
собой книгу или вышиванье и, дойдЯ до любимого места, садилась  на  скамью
близ маленького озера и глЯдела на детей, играющих на горке песка, читала,
вышивала, думала. Љ  шести  часам  она  возвращалась  обедать  к  „аше.  ‚
одиннадцать „аша и ’елегин провожали ее  домой:  сестры  шли  впереди  под
руку, а €ван €льич, в сдвинутой на  затылок  фуражке  и  посвистываЯ,  шел
сзади, "прикрываЯ тыл", потому что по вечерам теперь ходить по улицам было
небезопасно.
   Љаждый день ЉатЯ писала ‚адиму Џетровичу ђощину, бывшему все это  времЯ
в командировке, на фронте. ‚нимательно и честно она рассказывала в письмах
все, что делала  за  день  и  что  думала;  об  этом  просил  е