е  ђощин  и
подтверждал  в  ответных  письмах:  "Љогда  вы   мне   пишете,   …катерина
„митриевна, что сегоднЯ переходили …лагин мост, начал накрапывать дождь, у
вас не было зонта и вы пережидали дождь под деревьЯми, - мне  это  дорого.
Њне дороги все мелочи вашей жизни, мне кажетсЯ даже, что Я  бы  теперь  не
смог без них жить".
   ЉатЯ понимала, что ђощин преувеличивает и прожить бы, конечно, смог без
ее мелочей, но подумать - остатьсЯ хотЯ бы на один день снова одной, самой
с собой, было так страшно, что ЉатЯ старалась не  раздумывать,  а  верить,
будто всЯ ее жизнь нужна и дорога ‚адиму Џетровичу. Џоэтому все,  что  она
теперь ни делала, - получало  особый  смысл.  ЏотерЯла  наперсток,  искала
целый час, а он был на пальце: ‚адим Џетрович, наверно, уж  посмеетсЯ,  до
чего она стала рассеЯннаЯ. Љ самой себе  ЉатЯ  теперь  относилась,  как  к
чему-то не совсем своему. Ћднажды, работаЯ у окна и думаЯ,  она  заметила,
что дрожат пальцы; она поднЯла голову и, протыкаЯ иголкой юбку на  колене,
долго глЯдела перед собой, наконец взглЯд ее различил  напротив,  где  был
зеркальный шкаф, худенькое лицо с большими печальными глазами, с волосами,
причесанными просто, - назад,  узлом...  ЉатЯ  подумала:  "Ќеужели  -  Я?"
Ћпустила глаза и продолжала шить, но сердце  билось,  она  уколола  палец,
поднесла его ко рту и опЯть взглЯнула в зеркало, - но теперь уже это  была
она, и похуже той... ‚ тот же вечер она писала ‚адиму Џетровичу:  "‘егоднЯ
весь день думала о вас. џ по вас соскучилась, милый мой  друг,  -  сижу  у
окна и поджидаю. —то-то со мной происходит давным-давно забытое,  какие-то
девичьи настроениЯ..."
   „аже „аша, рассеЯннаЯ и поглощеннаЯ своими сложными, как ей казалось  -
единственными с сотворениЯ мира, отношениЯми с €ваном €льичом, заметила  в
Љате перемену и однажды за вечерним чаем долго доказывала, что Љате всегда
теперь нужно носить гладкие  черные  платьЯ  с  глухим  воротом.  "џ  тебЯ
уверЯю, - говорила она, - ты себЯ не видишь, Љатюша, тебе  на  вид,  ну  -
девЯтнадцать лет... €ван, правда, она моложе менЯ?"
   - „а, то есть не совсем, но, пожалуй...
   - Ђх, ты ничего не понимаешь, - говорила „аша, -  у  женщины  молодость
наступает совсем не от лет, совсем  от  других  причин.  ‹ета  тут  совсем
никакой роли не играют...
   Ќебольшие деньги, оставшиесЯ у Љати после  кончины  ЌиколаЯ  €вановича,
подошли к концу. ’елегин посоветовал ей  продать  ее  старую  квартиру  на
Џантелеймоновской, пустовавшую с марта месЯца. ЉатЯ согласилась и вместе с
„ашей поехала на Џантелеймоновскую - отобрать кое-какие вещи,  дорогие  по
воспоминаниЯм.
   ЏоднЯвшись во второй этаж и взглЯнув на памЯтную  ей  дубовую  дверь  с
медной  дощечкой  -  "Ќ.€.‘моковников",  -  ЉатЯ  почувствовала,  что  вот
замыкаетсЯ круг жизни. ‘тарый, знакомый швейцар, который, бывало,  сердито
сопЯ спросонок и прикрываЯ горло воротником накинутого пальто, отворЯл  ей
за полночь парадную и гасил электричество всегда раньше, чем ЉатЯ успевала
поднЯтьсЯ к себе, - отомкнув сейчас своим ключом дверь,  снЯл  фуражку  и,
пропускаЯ вперед Љатю и „ашу, сказал успокоительно:
   - Ќе сумневайтесь, …катерина „митриевна, крошки не пропало, день и ночь
за жильцами смотрел. ‘ынка у них убили на фронте, а то бы и  сейчас  жили,
очень были довольны квартирой...
   ‚ прихожей было темно и пахло нежилым, во всех комнатах спущены  шторы.
ЉатЯ вошла в столовую и повернула выключатель, - хрустальнаЯ  люстра  Ярко
вспыхнула над покрытым серым сукном столом, посередине которого все так же
стоЯла фарфороваЯ корзина длЯ  цветов  с  давно  засохшей  веткой  мимозы.
ђавнодушные свидетели отшумевшей здесь веселой жизни - стульЯ  с  высокими
спинками и  кожаными  сиденьЯми  -  стоЯли  вдоль  стен.  Ћдна  створка  в
огромном,  как  орган,   резном   буфете   была   приотворена,   виднелись
перевернутые бокалы. Ћвальное  венецианское  зеркало  подернуто  пылью,  и
наверху его все так же спал золотой мальчик,  протЯнув  ручку  на  золотой
завиток...
   ЉатЯ стоЯла неподвижно у двери.
   - „аша, - тихо проговорила она, - ты помнишь, „аша!.. Џодумай, и никого
больше нет...
   Џотом она прошла в гостиную, зажгла большую люстру, оглЯнулась и пожала
плечами. Љубические и футуристические картины, казавшиесЯ когда-то  такими
дерзкими и жуткими, теперь висели на стенах, жалкие,  потускневшие,  будто
давным-давно брошенные за ненадобностью нарЯды после карнавала.
   - Љатюша, а эту помнишь? - сказала „аша, указываЯ на  раскорЯченную,  с
цветком, в желтом углу, "‘овременную ‚енеру". - ’огда  мне  казалось,  что
она-то и причина всех бед.
   „аша засмеЯлась и стала перебирать  ноты.  ЉатЯ  пошла  в  свою  бывшую
спальню. ‡десь все было точно таким же, как три  года  тому  назад,  когда
она, одетаЯ по-дорожному, в вуали, вбежала в последний раз в эту  комнату,
чтобы взЯть с туалета перчатки.
   ‘ейчас на всем лежала  какаЯ-то  тусклость,  все  было  гораздо  меньше
размером, чем казалось раньше. ЉатЯ раскрыла шкаф, полный остатков  кружев
и шелка. трЯпочек, чулок, туфелек. ќти вещицы,  когда-то  представлЯвшиесЯ
ей нужными, все еще слабо пахли духами. ЉатЯ без цели перебирала их,  -  с
каждой вещицей было свЯзано воспоминание навсегда отошедшей жизни...
   ‚друг тишина во всем доме дрогнула и наполнилась звуками музыки, -  это
„аша играла ту самую сонату, которую разучивала, когда три года тому назад
готовилась к экзаменам. ЉатЯ захлопнула дверцу шкафа, пошла в  гостиную  и
села около сестры.
   -  ЉатЯ,  правда  -  чудесно?  -  сказала  „аша,  полуобернувшись.  Ћна
проиграла еще несколько  тактов  и  взЯла  с  пола  другую  тетрадь.  ЉатЯ
сказала:
   - €дем, у менЯ голова разболелась.
   - Ђ как же вещи?
   - џ ничего не хочу отсюда брать. ‚от только роЯль перевезу  к  тебе,  а
остальное - пусть...


   ЉатЯ пришла к обеду, возбужденнаЯ от быстрой ходьбы, веселаЯ,  в  новой
шапочке, в синей вуальке.
   - …два успела, - сказала она, касаЯсь теплыми губами „ашиной щеки, -  а
башмаки все-таки промочила. „ай мне переменить. - ‘таскиваЯ перчатки,  она
подошла в гостиной к окну. „ождь, примерЯвшийсЯ уже  несколько  раз  идти,
хлынул сейчас серыми потоками,  закрутилсЯ  в  порывах  ветра,  зашумел  в
водосточной трубе. „алеко внизу были видны  бегущие  зонтики.  Џотемневший
воздух мигнул перед окнами белым светом, и так треснуло, что „аша ахнула.
   - ’ы знаешь, кто будет у вас сегоднЯ вечером? -  спросила  ЉатЯ,  морща
губы в улыбку. „аша спросила, - кто? - но  в  прихожей  позвонили,  и  она
побежала отворЯть. ЏослышалсЯ смех  €вана  €льича,  шарканье  его  ног  по
половичку, потом они с „ашей,  громко  разговариваЯ  и  смеЯсь,  прошли  в
спальню. ЉатЯ стащила перчатки, снЯла шлЯпу, поправила волосы, и  все  это
времЯ лукаваЯ и нежнаЯ усмешка морщила ее губы.
   ‡а обедом €ван €льич, румЯный, веселый, с мокрыми волосами, рассказывал
о событиЯх. Ќа Ѓалтийском заводе, как  и  повсюду  сейчас  на  фабриках  и
заводах, рабочие волнуютсЯ. ‘оветы неизменно поддерживают  их  требованиЯ.
—астные предприЯтиЯ начали мало-помалу закрыватьсЯ, казенные - работают  в
убыток, но теперь война, революциЯ - не до  прибылей.  ‘егоднЯ  на  заводе
опЯть был митинг. ‚ыступали большевики, и все в один голос кричали:  "Ќадо
кончать  войну,  никаких  уступок   буржуазному   правительству,   никаких
соглашений с предпринимателЯми, всЯ власть ‘оветам!" - а  уж  они  наведут
порЯдок!..
   - џ тоже вылез разговаривать. Људа тут, -  с  трибуны  стащили.  ‚аська
ђублев подскочил: "‚едь Я знаю, говорит, что ты  нам  не  враг,  зачем  же
чепуху несешь, у тебЯ в голове мусор".  џ  ему:  "‚асилий,  через  полгода
заводы станут, жрать - нечего". Ђ он мне:  "’оварищ,  к  Ќовому  году  всЯ
землЯ, все заводы отойдут трудЯщимсЯ, буржуЯ ни  одного  в  республике  не
оставим даже на разводку. € денег больше не будет. ђаботай,  живи,  -  все
твое. Џойми ты, - социальнаЯ революциЯ!" ’ак  это  все  к  Ќовому  году  и
обещал.
   €ван €льич сдержанно засмеЯлсЯ,  но  покачал  головой  и  стал  пальцем
собирать крошки на скатерти. „аша вздохнула:
   - ЏредстоЯт большие испытаниЯ, Я чувствую.
   - „а, - сказал €ван €льич, - война не  кончена,  в  этом  все  дело.  ‚
сущности - что изменилось с февралЯ?  –арЯ  убрали,  да  беспорЯдка  стало
больше. Ђ кучечка адвокатов и профессоров, несомненно, людей образованных,
уверЯют  всю  страну:  "’ерпите,  воюйте,  придет  времЯ,  мы  вам   дадим
английскую конституцию и даже много  лучше".  Ќе  знают  они  ђоссии,  эти
профессора.  Џлохо  они  русскую  историю  читали.  ђусский  народ  -   не
умозрительнаЯ  какаЯ-нибудь  штуковина.   ђусский   народ   -   страстный,
талантливый, сильный народ. Ќедаром русский мужик допер в лаптЯх до ’ихого
океана. Ќемец будет на месте сидеть, сто лет своего добиватьсЯ, терпеть. Ђ
этот - нетерпеливый. ќтого можно  мечтой  увлечь  вселенную  завоевать.  €
пойдет, - в посконных портках, в  лаптЯх,  с  топоришком  за  поЯсом...  Ђ
профессора желают одеть взбушевавшийсЯ  океан  народный  в  благоприличную
конституцию. „а, видимо, придетсЯ увидеть нам очень серьезные событиЯ.
   „аша, стоЯ у стола,  наливала  в  чашечку  кофе.  ‚друг  она  поставила
кофейник и прижалась к €вану €льичу - лицом в грудь.
   - Ќу, ну, „аша, не волнуйсЯ, - сказал он, гладЯ ее по волосам. - Ќичего
пока еще не случилось ужасного... Ђ мы бывали в переделках и похуже... ‚от
Я помню, - ты послушай менЯ, - помню, пришли мы на ѓнилую ‹ипу...
   Ћн стал вспоминать про военные невзгоды.  ЉатЯ  оглЯнулась  на  стенные
часы и вышла из столовой. „аша смотрела на спокойное, крепкое  лицо  мужа,
на серые его  смеющиесЯ  глаза  и  успокаивалась  понемногу:  с  таким  не
страшно.  „ослушав  историю  про  ѓнилую  ‹ипу,  она   пошла   в   спальню
припудритьсЯ. Џеред туалетным зеркалом  сидела  ЉатЯ  и  что-то  делала  с
лицом.
   - „анюша, - сказала она тоненьким голосом, - у  тебЯ  не  осталось  тех
духов, помнишь - парижских?
   „аша присела на пол  перед  сестрой  и  глЯдела  на  нее  в  величайшем
удивлении, потом спросила шепотом:
   - Љатюша, перышки чистишь?..
   ЉатЯ покраснела, кивнула головой.
   - Љатюша, что с тобой сегоднЯ?
   - џ хотела сказать, а ты не  дослушала,  -  сегоднЯ  вечером  приезжает
‚адим Џетрович и  с  вокзала  заедет  прЯмо  к  вам...  Љо  мне  неудобно,
поздно...


   ‚ половине десЯтого раздалсЯ звонок. ЉатЯ, „аша и  ’елегин  выбежали  в
прихожую. ’елегин отворил,  вошел  ђощин  в  измЯтой  шинели  внакидку,  в
глубоко надвинутой фуражке. …го худое,  мрачное,  темное  от  загара  лицо
смЯгчилось улыбкой, когда  он  увидел  Љатю.  Ћна  растерЯнно  и  радостно
глЯдела на него. Љогда он, сбросив шинель и фуражку на стул и  здороваЯсь,
сказал сильным и глуховатым голосом: "Џростите, что так поздно врываюсь, -
хотелось  сегоднЯ  же  увидеть  вас,  …катерина  „митриевна,  вас,   „арьЯ
„митриевна", - Љатины глаза наполнились светом.
   - џ рада, что вы приехали, ‚адим Џетрович, - сказала она  и,  когда  он
наклонилсЯ к ее руке, поцеловала его в голову дрожащими губами.
   - Ќапрасно без вещей приехали, - сказал €ван €льич,  -  все  равно  вас
ночевать оставим...
   - ‚ гостиной на турецком диване, если будет коротко, подставим  кресла,
- сказала „аша.
   ђощин, как сквозь сон, слушал, что ему говорЯт  эти  ласковые,  изЯщные
люди. Ћн вошел сюда, еще весь ощетиненный после бессонных  ночей  в  пути,
лазаньЯ в вагонные окошки за  "довольствием",  непереставаемой  борьбы  за
шесть вершков места в купе и вЯзнущей в ушах ругани. …му  еще  было  дико,
что эти три человека, почти немыслимой красоты и чистоты, хорошо пахнущие,
стоЯщие на зеркальном паркете, обрадованы именно поЯвлением его, ђощина...
’очно сквозь сон, он видел прекрасные глаза Љати, говорившие: рада,  рада,
рада...
   Ћн одернул поЯс, расправил плечи, вздохнул глубоко.
   - ‘пасибо, - сказал он, - куда прикажете идти?
   …го повели в ванную - мытьсЯ, потом в столовую -  кормить.  Ћн  ел,  не
разбираЯ, что ему подкладывали, быстро  насытилсЯ  и,  отодвинув  тарелку,
закурил. …го суровое,  худое,  бритое  лицо,  испугавшее  Љатю,  когда  он
поЯвилсЯ в прихожей, теперь смЯгчилось и казалось еще более  усталым.  …го
большие руки, на  которые  падал  свет  оранжевого  абажура,  дрожали  над
столом, когда он зажигал спичку. ЉатЯ, сидЯ в тени абажура,  всматривалась
в ‚адима Џетровича и чувствовала, что любит каждый волосок  на  его  руке,
каждую пуговичку на его  темно-коричневом  измЯтом  френче.  Ћна  заметила
также, что, разговариваЯ, он иногда сжимал челюсти и говорил сквозь  зубы.
…го фразы были отрывочны и беспорЯдочны. ‚идимо,  он  сам,  чувствуЯ  это,
старалсЯ побороть в себе какое-то давно  длЯщеесЯ  гневное  возбуждение...
„аша, переглЯнувшись с сестрой и мужем, спросила ђощина, что, быть  может,
он устал и хотел бы лечь? Ћн неожиданно вспыхнул, вытЯнулсЯ на стуле.
   - Џраво, Я не длЯ того приехал, чтобы спать... Ќет...  Ќет...  -  €  он
вышел на балкон и стал под мелкий ночной дождь. „аша показала  глазами  на
балкон и покачала головой. ђощин проговорил оттуда:
   - ђади бога, простите, „арьЯ „митриевна...  это  все  четыре  бессонных
ночи...
   Ћн поЯвилсЯ, приглаживаЯ волосы на темени, и сел на свое место.
   - џ еду прЯмо из ставки, -  сказал  он,  -  везу  очень  неутешительные
сообщениЯ военному министру... Љогда Я увидел  вас,  мне  стало  больно...
Џозвольте уж Я все скажу: ближе вас, …катерина „митриевна, у менЯ  ведь  в
мире нет человека. - ЉатЯ побледнела. €ван €льич  стал,  заложив  руки  за
спину, у стены. „аша страшными  глазами  глЯдела  на  ђощина.  -  …сли  не
произойдет чуда, - сказал он, покашлЯв, - то мы погибли. Ђрмии  больше  не
существует...  ”ронт  бежит...  ‘олдаты  уезжают  на   крышах   вагонов...
Ћстановить разрушение фронта нет  человеческой  возможности...  ќто  отлив
океана... ђусский солдат потерЯл представление, за что он  воюет,  потерЯл
уважение к войне, потерЯл уважение ко всему, с чем свЯзана эта война, -  к
государству, к ђоссии. ‘олдаты уверены, что стоит крикнуть: "Њир", - в тот
же самый день войне конец... € не хотим замирЯтьсЯ только мы -  господа...
Џонимаете, - солдат плюнул на то  место,  где  его  обманывали  три  года,
бросил винтовку, и заставить его воевать больше нельзЯ... Љ  осени,  когда
хлынут  все  десЯть  миллионов...  ђоссиЯ  перестанет   существовать   как
суверенное государство...
   Ћн стиснул челюсти так, что надулись желваки на скулах. ‚се молчали. Ћн
продолжал глухим голосом:
   - џ везу план военному министру. Ќесколько господ  генералов  составили
план спасениЯ фронта... Ћригинально... ‚о всЯком случае, союзникам  нельзЯ
будет упрекнуть наших генералов в отсутствии желаниЯ воевать. Џлан  такой:
объЯвить полную  демобилизацию  в  быстрые  сроки,  то  есть  организовать
бегство  и   тем   спасти   железные   дороги,   артиллерию,   огневые   и
продовольственные запасы. ’вердо заЯвить нашим союзникам, что мы войны  не
прекращаем. ‚ то же времЯ выставить в бассейне ‚олги заграждение из верных
частей - таковые найдутсЯ; в ‡аволжье начать формирование совершенно новой
армии, Ядро которой должно быть из добровольческих частей; поддерживать  и
формировать одновременно  партизанские  отрЯды...  ЋпираЯсь  на  уральские
заводы, на сибирский уголь и хлеб, начать войну заново...
   - Ћткрыть фронт немцам... Ћтдать  родину  на  разграбление!  -  крикнул
’елегин.
   - ђодины у нас с вами больше нет, - есть место, где была наша родина. -
ђощин стиснул руки,  лежащие  на  скатерти.  -  ‚еликаЯ  ђоссиЯ  перестала
существовать с той минуты, когда народ бросил оружие... Љак вы  не  хотите
понЯть, что уже началось... Ќиколай-угодник вам теперь поможет? - так  ему
и молитьсЯ забыли... ‚еликаЯ ђоссиЯ теперь - навоз под пашню... ‚се надо -
заново: войско, государство, душу надо другую втиснуть в нас...
   Ћн сильно втЯнул воздух сквозь ноздри, упал головой в руки  на  стол  и
глухо, собачьим, грудным голосом заплакал...


   ‚ этот вечер ЉатЯ не пошла ночевать домой, - „аша положила ее с собой в
одну постель: €вану €льичу постлали в кабинете; ђощин, после  тЯжелой  длЯ
всех сцены, ушел на  балкон,  промок  и,  вернувшись  в  столовую,  просил
простить его; действительно, самое разумное было лечь спать. € он  заснул,
едва успев раздетьсЯ. Љогда €ван €льич на цыпочках зашел потушить  у  него
лампу, ђощин спал на спине, положив на грудь руки, ладонь на  ладонь;  это
худое лицо с крепко зажмуренными глазами, с морщинами, резко проступавшими
от синеватого рассвета, было как у человека, преодолевающего боль.
   ЉатЯ и „аша, лежа под одним одеЯлом, долго разговаривали шепотом.  „аша
времЯ от времени прислушивалась. €ван €льич все еще не мог  угомонитьсЯ  у
себЯ в кабинете. „аша сказала: "‚от, все ходит, а в  семь  часов  надо  на
завод..." Ћна вылезла из-под одеЯла и босиком побежала к мужу. €ван €льич,
в одних панталонах со спущенными помочами, сидел на  постланном  диване  и
читал огромную книгу, держа ее на коленЯх.
   - ’ы еще не спишь?  -  спросил  он,  блестЯщими  и  невидЯщими  глазами
взглЯнул на „ашу. - ‘Ядь... џ нашел...  ты  послушай...  -  Ћн  перевернул
страницу и вполголоса стал читать:
   - "’риста лет  тому  назад  ветер  вольно  гулЯл  по  лесам  и  степным
равнинам, по огромному кладбищу, называвшемусЯ ђусской  землей.  ’ам  были
обгоревшие стены городов, пепел  на  местах  селений,  кресты  и  кости  у
заросших травою дорог, стаи воронов да волчий вой по ночам. Љое-где еще по
лесным тропам пробирались  последние  шайки  шишей,  давно  уже  пропивших
награбленные за десЯть лет  боЯрские  шубы,  драгоценные  чаши,  жемчужные
оклады с икон. ’еперь все было выграблено, вычищено на ђуси.
   Ћпустошена и безлюдна была ђоссиЯ. „аже  крымские  татары  не  выбегали
больше на „икую степь - грабить было нечего. ‡а десЯть лет  ‚еликой  ‘муты
самозванцы, воры и польские наездники прошли саблей и огнем из краЯ в край
всю русскую землю. Ѓыл страшный голод, - люди ели конский навоз и солонину
из человеческого мЯса. •одила чернаЯ Язва. Ћстатки  народа  разбрелись  на
север к Ѓелому морю, на “рал, в ‘ибирь.
   ‚ эти тЯжкие дни к  обугленным  стенам  Њосквы,  начисто  разоренной  и
опустошенной и с великими трудами очищенной  от  польских  захватчиков,  к
огромному этому пепелищу везли  на  санЯх  по  грЯзной  мартовской  дороге
испуганного мальчика, выбранного, по совету патриарха, обнищалыми боЯрами,
бесторжными торговыми гостЯми и суровыми  северных  и  приволжских  земель
мужиками в цари московские. Ќовый царь умел только плакать и  молитьсЯ.  €
он молилсЯ и плакал, в страхе и унынии глЯдЯ в окно возка  на  оборванные,
одичавшие толпы  русских  людей,  вышедших  встречать  его  за  московские
заставы. Ќе было большой веры в нового царЯ у русских людей. Ќо жить  было
надо. Ќачали жить. ЏризанЯли денег у купцов  ‘трогановых.  ѓорожане  стали
обстраиватьсЯ, мужики - запахивать пустую землю. ‘тали высылать  конных  и
пеших добрых людей бить воров по дорогам. †или  бедно,  сурово.  ЉланЯлись
низко и Љрыму, и ‹итве, и шведам.  Ѓерегли  веру.  ‡нали,  что  есть  одна
только сила: крепкий, расторопный, легкий народ. ЌадеЯлись  перетерпеть  и
перетерпели. € снова начали заселЯтьсЯ пустоши, поросшие бурьЯном..."
   €ван €льич захлопнул книгу:
   - ’ы видишь... € теперь не пропадем... ‚еликаЯ ђоссиЯ  пропала!  Ђ  вот
внуки этих самых драных мужиков, которые с кольЯми ходили выручать Њоскву,
- разбили  Љарла  „венадцатого  и  Ќаполеона...  Ђ  внук  этого  мальчика,
которого силой в Њоскву на санЯх притащили, Џетербург построил...  ‚еликаЯ
ђоссиЯ пропала!.. “езд  от  нас  останетсЯ,  -  и  оттуда  пойдет  русскаЯ
землЯ...
   Ћн фыркнул носом и стал глЯдеть в окно, за которым рассветало серенькое
утро. „аша прислонилась головой ему к плечу, он погладил, поцеловал  ее  в
волосы:
   - €ди спать, трусиха...
   „аша засмеЯлась, простилась с ним, пошла и обернулась в дверЯх:
   - €ван, а как его ЉатЯ любит...
   - Ќу, - прекрасный же человек...


   ‚ечер был безветренный и жаркий. ‚ воздухе  пахло  бензиновой  гарью  и
гудроном деревЯнных мостовых. Џо Ќевскому среди испарений, табачного  дыма
и пыли  двигались  пестрые,  беспорЯдочные  толпы  народа.  “хаЯ,  крЯкаЯ,
проносились  с   треплющимисЯ   флажками   правительственные   автомобили.
Њальчишеские,  пронзительные  голоса  газетчиков  выкрикивали  потрЯсающие
новости, которым никто уже не верил. нырЯли  в  толпе  продавцы  папирос,
спичек и краденых вещей.  ‚  скверах  валЯлись  на  газоне,  среди  клумб,
солдаты, грызли семечки.
   ЉатЯ возвращалась одна с Ќевского. ђощин условилсЯ  с  ней,  что  около
восьми часов будет поджидать ее на набережной. ЉатЯ свернула на  „ворцовую
площадь. ‚ черных окнах во втором этаже кроваво-красного  угрюмого  дворца
желтели лампочки.  “  главного  подъезда  стоЯли  автомобили,  похаживали,
смеЯлись солдаты  и  шоферы.  ’реща,  пролетел  мотоциклет  с  курьером  -
мальчишкой в автомобильной фуражке, в надутой за спиною рубахе. Ќа угловом
балконе дворца, облокотившись, неподвижно стоЯл какой-то старый человек  с
длинной седой  бородой.  ЋгибаЯ  дворец,  ЉатЯ  обернулась,  -  над  аркой
ѓенерального штаба все так же взвивались навстречу закату легкие бронзовые
кони. ЉатЯ перешла набережную и села  у  воды  на  гранитной  скамье.  Ќад
лениво текущей Ќевой висели мосты  голубоватыми  прозрачными  очертаниЯми.
џсным золотом блестел, отражалсЯ в  реке  шпиль  Џетропавловского  собора.
“богаЯ лодочка двигалась по отблескам воды. ‡а Џетербургской стороной,  за
крышами, за дымами, в оранжевое зарево опускалсЯ угасающий шар солнца.
   ‘ложив на коленЯх руки, ЉатЯ тихо глЯдела на это угасание, ждала смирно
и  терпеливо  ‚адима  Џетровича.   Ћн   подошел   незаметно,   сзади,   и,
облокотившись о гранит, глЯдел сверху  на  Љатю.  Ћна  почувствовала  его,
обернулась, улыбаЯсь,  встала.  Ћн  глЯдел  на  нее  странным,  изумленным
взглЯдом. Ћна поднЯлась по лестнице на набережную, взЯла ђощина под  руку.
Ћни пошли, ЉатЯ спросила тихо:
   - —то?
   ђот его исказилсЯ, он пожал плечом, не ответил.  Ћни  перешли  ’роицкий
мост, и в  начале  Љаменноостровского  ђощин  кивнул  головой  на  большой
особнЯк, облицованный коричневыми изразцами.  ирокие  окна  зимнего  сада
были Ярко освещены. “ подъезда стоЯло несколько мотоциклеток.
   ќто был особнЯк знаменитой балерины, где сейчас находилсЯ главный  штаб
большевиков. „ень и ночь здесь сыпали горохом пишущие машинки. Љаждый день
перед особнЯком собиралась большаЯ толпа рабочих, фронтовиков, матросов, -
на балкон выходил глава партии большевиков и говорил о том, что рабочие  и
крестьЯне  должны  с  боем  брать  власть,  немедленно  кончать  войну   и
устанавливать у себЯ и во всем мире новый, справедливый порЯдок.
   - „авеча Я был здесь в толпе, Я слушал, - проговорил ђощин сквозь зубы.
- ‘ этого балкона хлещут огненными  бичами,  и  толпа  слушает...  Ћ,  как
слушает!.. џ не понимаю теперь: кто чужой в этом городе - мы или они?  (Ћн
кивнул на балкон особнЯка.) Ќас не хотЯт  больше  слушать...  Њы  бормочем
слова, лишенные смысла... Љогда Я ехал сюда - Я знал, что Я  -  русский...
‡десь Я - чужой... Ќе понимаю, не понимаю...
   Ћни пошли дальше по Љаменноостровскому. €х  обогнал  человек  в  рваном
пальто, в соломенной шлЯпе, - в одной руке он держал ведерко, в  другой  -
пачку афиш...
   - џ понимаю только одно, - глухо сказал ђощин и отвернулсЯ,  чтобы  она
не видела его исказившегосЯ лица, - ослепительнаЯ живаЯ точка в этом хаосе
- это ваше сердце, ЉатЯ... Ќам с вами разлучатьсЯ нельзЯ...
   ЉатЯ тихо ответила:
   - џ не смела этого вам сказать... Ќу, где  же  нам  расставатьсЯ,  друг
милый...
   Ћни дошли до того места, где человек с ведерком только что  налепил  на
стену белую небольшую афишу,  и  так  как  оба  были  взволнованы,  то  на
мгновение остановились. Џри свете фонарЯ можно было  прочесть  на  афишке:
"‚сем! ‚сем! ‚сем! ђеволюциЯ в опасности!.."
   - …катерина „митриевна, - проговорил ђощин, берЯ в  руки  ее  худенькую
руку и продолжаЯ медленно идти по затихшему в сумерках широкому проспекту,
в конце которого все еще не могла догореть вечернЯЯ зарЯ, - пройдут  года,
утихнут войны, отшумЯт революции, и  нетленным  останетсЯ  одно  только  -
кроткое, нежное, любимое сердце ваше.
   ‘квозь раскрытые окна больших домов доносились веселые  голоса,  споры,
звуки музыки. ‘утулый человек с ведерком опЯть перегнал Љатю и  ђощина  и,
наклеиваЯ  афишку,  обернулсЯ.  €з-под  рваной  соломенной  шлЯпы  на  них
взглЯнули пристальные, ненавистью горЯщие глаза.

        1922