ђоссию  после  эмиграции  из  ”ранции,   где   жизнь   была   не  такой   уж
неустроенной... џ  понимаю  и тех, кто не уехал к родственникам за  границу,
возвратЯсь из лагерей и тюрем -- нет, не хотЯт, все-таки, уезжать из ђоссии!
     „а  что  там говорить! Љак ни жестока наша страна,  как  ни трудна наша
землЯ, как ни приходитсЯ всем нам падать,  расшибатьсЯ в кровь, терпеть боль
и обиды незаслуженные и неоправданные -- никто из нас, привЯзанных сердцем к
ђоссии,  никогда не  предаст ее и не  бросит,  и не убежит  от нее в поисках
комфорта,  --  комфорта  без души.  € как  свет ее  бледного неба, мЯгкий  и
грустный, светит  нам всем ее мудраЯ и спокойнаЯ краса, которой все нипочем,
котораЯ все перетерпит, и сохранитсЯ вовеки.
     € мне самой после стольких жесточайших потерь, после стольких горчайших
разочарований  и  утрат  после   всей  моей   тридцатисемилетней  никчемной,
дурацкой, двойной, бесполезной и, увы, бесперспективной жизни -- мне светишь
ты,  милаЯ моЯ, душевнаЯ, прекраснаЯ, бестолковаЯ, мудраЯ, жестокаЯ  ђоссиЯ,
светишь  ты  мне и  утешаешь  и  никто  тебЯ не  сумел еще  очернить в  моих
глазах... €, если бы не светил мне вечный свет  твоей правды и  добра, давно
бы уж Я засунула свою голову в петлю -- да так, чтобы не сорватьсЯ из нее...
Ђ  ты  все светишь  и греешь, и все еще  что-то обещаешь мне в этой жизни на
прекрасной, любимой моей, зеленой и голубой земле...*
----------------
     * Љогда писались эти строки, четыре года тому назад, Я действительно не
представлЯла себе, что смогу уехать из ђоссии.  ’огда все жили  надеждой  на
возможность коренных преобразований в сторону настоЯщей демократии.
----------------------------------------------------------------------------

        12
Џосле  маминой  смерти  (мне  тогда  было  шесть  лет)  наступило  длЯ  менЯ
десЯтилетие, в  котором отец мой был и старалсЯ  быть по возможности хорошим
отцом,  хотЯ при  его образе  жизни это  было очень трудно.  Ќо в  эти годы,
несмотрЯ на то, что всЯ прежнЯЯ жизнь в доме разрушилась, авторитет отца был
длЯ менЯ неукоснительным во всем.  Џотом,  с  окончанием  школы  и благодарЯ
некоторым  другим событиЯм,  начинаЯ с 1942-43 года, все очень переменилось.
Џеременились  и  наши отношениЯ, --  пришло разобщение,  которое  потом  уже
только все больше прогрессировало.

     Ќаша детскаЯ  беззаботнаЯ  жизнь,  полнаЯ  игр,  полезных  развлечений,
занЯтий и весельЯ развалилась вскоре после того, как не стало мамы.
     “же  в следующий  1933 год, приехав в  наше любимое  ‡убалово летом,  Я
вдруг не нашла там нашей детской площадки  в лесу, -- с  качелЯми, кольцами,
"ђобинзоновским домиком", -- все было как метлой  сметено. ’олько площадка и
следы песка на ней еще долго оставались среди леса. Џотом все заросло...
     ‘разу  же ушла от  нас наша воспитательница ЌаталиЯ Љонстантиновна, чьи
уроки немецкого Языка,  чтениЯ, рисованиЯ Я  не забуду  никогда. ‘ама ли она
отказалась  или  ее  выжили,  не знаю, но  весь  ритм  занЯтий был  нарушен.
Ђлександр  €ванович, "учитель" брата, оставалсЯ еще  года два,  но  потом он
надоел  ‚асилию тем, что заставлЯл его иногда готовить уроки, и вскоре исчез
и он.
     Ћтец сменил  квартиру, он  не  мог оставатьсЯ там, где  умерла мама. Ћн
начал  строить  себе  отдельную дачу  в Љунцеве,  куда и  переехал  жить  на
следующие двадцать лет. Њы же все -- дети,  близкие -- продолжали  ездить по
воскресеньЯм, в  каникулы  и летом,  в ‡убалово. Ќа новой квартире  в Љремле
отец  бывал  мало, он заходил лишь обедать.  Љвартира длЯ  жильЯ была  очень
неудобна. Ћна помещалась в бельэтаже зданиЯ ‘ената,  построенного Љазаковым,
и  была  ранее  просто  длинным  официальным  коридором, в  одну сторону  от
которого отходили комнаты -- скучные, безликие, с толстыми полутораметровыми
стенами и сводчатыми потолками.
     ќто  бывшее  учреждение переоборудовали  под квартиру  длЯ  отца только
потому, что его кабинет -- официальный кабинет председателЯ совета министров
и  первого секретарЯ –Љ  -- помещалсЯ в  этом же здании  на  втором этаже, и
оттуда ему  было  очень  удобно  спуститьсЯ  вниз и  попасть прЯмо  "домой",
обедать. Ђ после обеда, продолжавшегосЯ обычно часов с  шести-семи вечера до
одиннадцати-двенадцати ночи, он садилсЯ в машину и уезжал на Ѓлижнюю дачу. Ђ
на следующий день, часам к двум-трем, приезжал опЯть к  себе в кабинет в –Љ.
’акой распорЯдок жизни он поддерживал до самой войны.
     Ќас, детей, он видел на квартире  во времЯ обеда; тут он и спрашивал об
учебе, проверЯл  мои отметки  в  дневнике, иногда  просил показать  тетради.
‚плоть до  самой воины,  как  это полагаетсЯ делать  всем родителЯм,  он сам
подписывал мой  школьный дневник, а также дневник брата (пока тот не  ушел в
1939 году в авиационную спецшколу).  ‚сЈ же мы  виделись тогда часто,  почти
каждый день.
     …ще продолжались летние поездки в ‘очи, куда брали и нас. …ще приходили
повидать отца дедушка, бабушка, дЯдЯ Џавлуша с женой, ђеденсы, ‘ванидзе. ‚се
вместе ездили к отцу на Ѓлижнюю справлЯть чьи-то дни рождениЯ или Ќовый год.
‚месте отдыхали все в ‘очи.
     Ќо все  катастрофически  переменилось  изнутри.  ‚  самом  отце  что-то
сломалось. € изменилсЯ дом.
     ‚  доме  постепенно, не сразу, но примерно к  1938-му году не осталось,
кроме  моей  нЯни,  никого  из  тех людей, которых нашла в свое времЯ  мама,
которые любили  ее,  уважали,  не  забывали  и старались  насколько возможно
следовать установленному  ею  порЯдку.  Ќо  с  каждым  годом они все куда-то
постепенно исчезали. Ћднажды, вернувшись к  сентЯбрю, к школьным занЯтиЯм, Я
не застала …лизавету  ‹еонидовну,  нашу старую  повариху. Ћна  была  полнаЯ,
суроваЯ  царственнаЯ  женщина   со   старомодной   прической,  --  настоЯщаЯ
императрица  …катерина  ‚еликаЯ.  …е  выжили.  Џотом  выжили  ’аню,  женщину
поразительно некрасивую, похожую на гренадера, но очень  славную и  веселую,
котораЯ таскала тЯжелые подносы с посудой.
     €, наконец, ушла  наша экономка, Љаролина ‚асильевна. ќто  был уже 1937
год; сказалось и то, что она "из немок", и хотЯ она лет  десЯть прослужила у
нас и была почти что  членом семьи,  ей тоже было указано на дверь. ‘менилсЯ
весь персонал  и в ‡убалове, а на даче  у отца  вообще были  какие-то новые,
неведомые мне люди.
     Ђ главное -- сменилась всЯ  система хозЯйства в доме.  ђаньше мама сама
набирала откуда-то  людей, понравившихсЯ ей своими человеческими качествами.
’еперь же все в доме было поставлено на казенный государственный счет. ‘разу
же  колоссально  вырос сам штат обслуживающего персонала или "обслуги"  (как
его  называли, в отличие от  прежней,  "буржуазной", прислуги). ЏоЯвились на
каждой  даче  коменданты, штат  охраны (со своим  особым  начальником),  два
повара,  чтобы сменЯли  один  другого и  работали  ежедневно,  двойной  штат
подавальщиц, уборщиц -- тоже длЯ смены.  ‚се эти люди набирались специальным
отделом кадров, -- естественно, по условиЯм, какие ставил этот отдел,  -- и,
попав в "обслугу", становились "сотрудниками" ЊѓЃ (тогда еще ѓЏ“).
     ‘  моей нЯней  начальству было  трудно  --  она выглЯдела белой вороной
среди всего этого казенного люда. € ее тоже решили выжить.
     ‚  1939-м году,  когда косило всех  направо и налево,  досужий кадровик
раскопал, что муж моей нЯни, с которым она  рассталась в годы первой мировой
войны,  до революции служил  писарем в полиции.  Ѓатюшки мои! „оложили отцу,
что она "ненадежный" человек, что де и сын ее общаетсЯ Ѓог весть с кем. Ћтцу
некогда было вникать, он считал, что вникать  в эти дела  досконально должны
люди,  специально этим  занимающиесЯ, а ему должны  показывать уже  "готовый
материал".
     џ, услышав,  что нЯню собираютсЯ выгонЯть, заревела. Ћтец не  переносил
слез, -- и, может быть,  шевельнулсЯ в  нем какой-то здравый  протест против
бессмыслицы, -- он вдруг рассердилсЯ и потребовал, чтобы нЯню мою оставили в
покое.
     € была она членом  нашей  семьи в общем тридцать лет  -- с 1926 по 1956
год -- до  самой  своей  смерти  на семьдесЯт  первом году  жизни.  Ћ  ней Я
расскажу отдельно, ее биографиЯ заслуживает того.
     Љазенный "штат обслуги" разрасталсЯ вширь с невероЯтной интенсивностью.
ќто происходило совсем не только в одном нашем доме, но во всех домах членов
правительства, во  всЯком  случае,  членов  Џолитбюро.  Џравда, нигде так не
властвовал казенный,  полувоенный дух, ни один дом не  был  в  такой  полной
степени  подведомствен  ѓЏ“  -- ЌЉ‚„  --  ЊѓЃ,  как  наш, потому  что у  нас
отсутствовала хозЯйка дома, а  у  других присутствие ее несколько смЯгчало и
сдерживало казенщину. Ќо, по существу, система была везде одинаковаЯ: полнаЯ
зависимость от казенных  средств и государственных служащих, державших  весь
дом и его обитателей под надзором своего неусыпного ока.
     ‚озникнув  где-то  в  начале  тридцатых  годов, эта система  все  более
укреплЯлась и  расширЯлась в своих масштабах и правах, и лишь с уничтожением
Ѓерии, наконец, –Љ признал необходимым поставить ЊѓЃ на  свое  место: только
тогда все стали жить иначе и вздохнули свободно -- члены правительства точно
так же, как и все простые люди.
     €з  нашего  ‡убалова  были  изгнаны  славные  девушки (подавальщицы) --
рослаЯ, здоровеннаЯ  ЉлавдиЯ и тоненькаЯ  ‡ина.  ЏоЯвились новые лица, в том
числе и молоденькаЯ курносаЯ ‚алечка, рот  которой целый день  не закрывалсЯ
от  веселого,  звонкого смеха. Џроработав  в  ‡убалове  года три,  она  была
переведена  на  дачу отца в  Љунцево, и оставалась  там до  его смерти, став
позже экономкой (или, как было принЯто говорить -- "сестрой-хозЯйкой").
     „ольше задержалсЯ в нашем  доме ‘ергей Ђлександрович …фимов, бывший еще
при маме комендантом ‡убалова, также перешедший затем на Ѓлижнюю, в Љунцево.
ќто  был  из  всех  "начальников" наиболее  человечный и  скромный  по своим
собственным запросам. Ћн всегда тепло относилсЯ к нам,  детЯм, и к уцелевшим
родственникам, словом в нем сохранились какие-то  элементарные  человеческие
чувства  к нам  всем, как  к семье,  --  чего нельзЯ было сказать  о  прочих
высоких  чинах  охраны,  имена   которых  мне  даже  не   хочетсЯ  теперь  и
вспоминать...  “  этих было одно лишь  стремление -- побольше хапануть себе,
прижившись у  теплого местечка.  ‚се они понастроили себе дач, завели машины
за  казенный счет,  жили не хуже министров и самих  членов Џолитбюро,  --  и
оплакивают   теперь   лишь   свои  утраченные  материальные   блага.  ‘ергей
Ђлександрович  таковым  не  был,  хотЯ  по  своему  высокому  положению тоже
попользовалсЯ  многим,  но  "в меру".  „о  уровнЯ  министров  не  дошел,  но
член-корреспондент Ђкадемии Ќаук мог бы позавидовать его квартире  и даче...
ќто было,  конечно,  очень скромно с  его  стороны.  „остигнув генеральского
званиЯ    (ЊѓЃ),   ‘ергей   Ђлександрович   в   последние    годы    лишилсЯ
благорасположениЯ отца и был  отстранен, а затем съеден своим "коллективом",
т.   е.  другими  генералами  и  полковниками  от   ЊѓЃ,  превратившимисЯ  в
своеобразный двор при отце.
     ЏриходитсЯ упомЯнуть  и  другого генерала, ЌиколаЯ ‘ергеевича  ‚ласика,
удержавшегосЯ   возле  отца  очень  долго,  с   1919  года.  ’огда   он  был
красноармейцем, приставленным длЯ охраны, и стал потом весьма властным лицом
за кулисами. Ћн возглавлЯл всю охрану отца, считал себЯ чуть ли не ближайшим
человеком к нему, и будучи  сам невероЯтно малограмотным, грубым, глупым, но
вельможным,  --  дошел в  последние годы  до  того, что  диктовал  некоторым
деЯтелЯм искусства "вкусы товарища ‘талина",  -- так как полагал, что он  их
хорошо знает и  понимает. Ђ деЯтели слушали и следовали  этим советам. €  ни
один праздничный концерт  в  Ѓольшом  театре,  или  в ѓеоргиевском  зале  на
банкетах,  не  составлЯлсЯ без  санкции  ‚ласика...  Ќаглости  его  не  было
предела, и он благосклонно  передавал деЯтелЯм искусства -- "понравилось" ли
"самому" -- будь то  фильм, или опера,  или даже силуэты  строившихсЯ  тогда
высотных зданий...
     Ќе стоило бы упоминать его вовсе, -- он многим испортил жизнь, но уж до
того  была колоритнаЯ фигура, что никак мимо него  не пройдешь. ‚ доме у нас
длЯ "обслуги" ‚ласик равнЯлсЯ почти что самому отцу, так как отец был высоко
и далеко, а ‚ласик данной ему властью мог все, что угодно...
     Џри  жизни мамы  он  существовал  где-то  на заднем  плане  в  качестве
телохранителЯ, и в доме, конечно, ни ноги его, ни духа не было. Ќа даче же у
отца,  в  Љунцево,  он  находилсЯ  постоЯнно   и  "руководил"  оттуда  всеми
остальными  резиденциЯми отца,  которых  с  годами становилось все  больше и
больше...
     ’олько  под  Њосквой, не  считаЯ ‡убалова,  где тихо  сидели  по  углам
родственники,  и  самого Љунцева,  были еще: ‹ипки, --  стариннаЯ усадьба по
„митровскому шоссе, с  прудом,  чудесным домом и огромным парком  с вековыми
липами;  ‘еменовское  --  новый  дом, построенный перед  самой  войной возле
старой усадьбы  с  большими прудами, выкопанными еще крепостными, с обширным
лесом.  ’еперь там "государственнаЯ дача", где происходили  известные летние
встречи правительства с деЯтелЯми искусства.
     € в ‹ипках и  в ‘еменовском все устраивалось в том же порЯдке как и  на
даче отца в Љунцево -- так же обставлЯлись комнаты (такой же точно мебелью),
те же самые кусты и  цветы сажались возле дома. ‚ласик авторитетно объЯснЯл,
что "сам " любит, и чего  не любит. Ћтец бывал  там очень  редко, --  иногда
проходил год,  -- но  весь штат ежедневно  и  еженощно  ожидал его приезда и
находилсЯ в  полной боевой готовности... Ќу, а уж если "выезжали" из Ѓлижней
и направлЯлись  целым  поездом  автомашин к  ‹ипкам,  там  начиналось полное
смЯтение  всех  --  от постового у  ворот,  до  повара,  от  подавальщицы до
коменданта.  ‚се ждали этого как страшного суда  и,  наверное, страшнее всех
был  длЯ  них  ‚ласик,  грубый  солдафон,  любивший  на  всех  орать и  всех
распекать...
     Ќе  меньшего  интереса  заслуживает --  тоже  как  уникальный уродливый
экспонат   тех  времен   --   новаЯ  экономка  (то  бишь  "сестра-хозЯйка"),
приставленнаЯ  к  нашей   квартире  в  Љремле,  лейтенант  (а  потом  майор)
госбезопасности Ђлександра  Ќиколаевна Ќакашидзе. ЏоЯвилась она в нашем доме
в  1937-м  или  38-м  году с  легкой  руки Ѓерии,  которому  она  доводилась
родственницей,  двоюродной сестрой его жены.  Џравда,  родственница она была
незадачливаЯ и жена Ѓерии, Ќина  ’еймуразовна,  презирала "глупенькую ‘ашу".
Ќо это  решили без ее  ведома, -- вернее, без ведома  их  обеих.  €  в  один
прекрасный  день на  молоденькую, довольно  миловидную ‘ашу  обрушилось  это
счастье  и  честь... ‚ернувшись  к  сентЯбрю как обычно  из  ‘очи,  Я  вдруг
увидела, что вместо Љаролины ‚асильевны,  менЯ встречает в передней молодаЯ,
несколько смущеннаЯ грузинка, -- новаЯ "сестра-хозЯйка".
     Ћна была не очень  вреднаЯ (больше зла она делала по глупости, по своей
обЯзанности, а не по собственному желанию); к  тому же она была новое лицо в
доме,  где  было  ужасно скучно.  Њы  с ней  подружились,  и  были в  добрых
отношениЯх вплоть до 1942-43 года, когда  она вместе с ‚ласиком  оказала мне
"медвежью услугу".  Њне было  тогда  лишь одиннадцать-двенадцать лет, и  всю
чудовищность поЯвлениЯ в доме прЯмого, непосредственного  соглЯдатаЯ Ѓерии Я
еще не могла осознать.
     ’етки  мои  -- Ђнна ‘ергеевна и †енЯ (вдова  дЯди Џавлуши) -- уже тогда
понЯли,  что  это означает,  и только  спросили  ее,  хорошо  ли  она  знает
хозЯйство, умеет  ли готовить  грузинскую кухню? --  "Ќет",  --  простодушно
призналась Ђлександра Ќиколаевна,  --  "Я  ничего не делала дома никогда,  у
менЯ мама всегда хозЯйничала, а  Я чашку за собой никогда не вымыла..." "’ак
вам  будет очень трудно  здесь", --  начали было  удивленные тетки, но потом
махнули рукой:  они понимали, что от "оперуполномоченной" требовались совсем
иные навыки, чем приготовление пищи...
     Љстати, вскоре их вообще  перестали  пускать в  нашу квартиру в Љремле.
ђеденс  был арестован,  †енЯ  была  подозреваема  в отравлении дЯди Џавлуши,
умершего  так внезапно.  ‚ход в  дом оставалсЯ  открытым лишь  длЯ дедушки с
бабушкой, и длЯ џши. „олжно быть, Ђлександра Ќиколаевна "настучала" на теток
своему могущественному родственнику и тот решил,  что хватит -- побаловались
возле ‘талина, а теперь надо их всех изолировать от него, и его -- от них. Ђ
убедить  отца,  что  они внушают  сомнениЯ  и  опасениЯ,  как  "родственники
репрессированных",  не  составлЯло  большого  труда  длЯ такого  хитреца как
ЃериЯ.
     Ђлександра Ќиколаевна царствовала у нас в квартире до 1943 года, -- как
расскажу  еще. ‚  ее  обЯзанности  входило самое  тесное общение со  мной  и
‚асилием.  Ћна была едва тридцати  лет, смешлива,  еще недолго подвизалась в
качестве  "оперуполномоченной"  и  не  успела стать  чиновницей.  ѓрузинскаЯ
женщина по своей натуре длЯ  этой роли совершенно  не  годитсЯ.  Ћна была, в
общем, добра,  и ей было естественнее всего подружитьсЯ с  нами в этом доме,
где  длЯ  нее самой  было все страшно,  чуждо и угрожающе, где ее  пугали ее
собственные функции  и обЯзанности... Ћна была несчастной пешкой, попавшей в
чудовищный  механизм, где она  уже не  могла  сделать ни одного  движениЯ по
своей воле, и ей  ничего  не оставалось как,  сообразно  со  своими  слабыми
способностЯми и малым умом, осуществлЯть то, что от нее требовали...
     Ћна ходила со мной в  театры  -- учебой моей занимались другие лица, но
она  как бы  несла "общее руководство"  моим воспитанием и  проверЯла  менЯ,
иногда заглЯдываЯ в тетрадки. Ћна плохо говорила по-русски, еще хуже  писала
и не ей было менЯ  проверЯть, да она это и сама знала. ‚о всЯком случае, она
контролировала круг моих школьных подруг и вообще знакомых, но круг этот был
тогда  до  того  ограничен, до того узок,  Я жила  в таком  микроскопическом
мирке, что это не составлЯло длЯ нее большого труда...
     џ  уверена, что она потом благословлЯла  тот  день, когда ее убрали  из
нашего дома, где ей было жить  несладко. —тобы несколько компенсировать свою
безотрадную и одинокую  жизнь,  она перевезла в  Њоскву  своих  папу,  маму,
сестру, двух братьев;  все они получили здесь  квартиры, молодежь обзавелась
семьЯми. ’акие возможности ей предоставила ее "работа". џ  потом в квартирах
ее  сестры, брата,  видела  вдруг  что-то из наших  старых  домашних  вещей,
выкинутых ею за "ненадобностью" из нашего дома...
     “ нас дома, -- конечно, не в комнатах отца, где никому нельзЯ было ни к
чему  прикоснутьсЯ,  а у менЯ и брата, -- она  стала "наводить  порЯдок".  ‘
рвением истинной мещанки, она  выкинула вон всю старую мебель, приобретенную
еще  мамой,  под  предлогом,  что  она "допотопнаЯ",  что  надо  обставитьсЯ
"современней". ‚друг  однажды вернувшись осенью  с  юга, Я не  узнала  своей
комнаты. ѓде мой  обожаемый  старый резной буфет, -- какаЯ-то мамина  давнЯЯ
реликвиЯ,  перенесеннаЯ  ею  в  мою детскую, --  огромный пузатый буфет, где
хранились  в Ящиках подарки, привезенные  из Ѓерлина мамой и  тетей Њарусей,
бесчисленные дары от  Ђнны ‘ергеевны?  ‚  верхних полках  этого  прекрасного
универсального шкафа стоЯли покрашенные краской фигурки из  глины, сделанные
нами под  руководством  Ќаталии  Љонстантиновны, а внизу  были сложены  наши
старые альбомы длЯ рисованиЯ, тетради с рисунками и изложениЯми на русском и
немецком Языках... ЊоЯ нЯнЯ считала нужным все это сохранЯть.
     Ђлександра  Ќиколаевна, мнившаЯ себЯ культурным человеком (она  училась
два года в  €ндустриальном институте в  ’билиси, пока не попала на работу  в
ЊѓЃ)  --  сочла  все это  чепухой  и  выкинула  вон  вместе  со  шкафом,  не
подозреваЯ,   что  выбрасывает  дорогие  воспоминаниЯ  детства...  ‚он  были
выброшены и круглый стол со стульЯми, поставленные в моей детской еще мамой.
Ђлександра  Ќиколаевна  заменила   все  это  мебелью,  действительно,  более
современной -- но чужой, холодной, безликой, ничего не  говорЯщей ни мне, ни
другим...
     ’очно так же обошлась она и  с комнатой  брата,  изъЯв  оттуда все, что
напоминало нам  старую нашу квартиру, удобную, уютную, где каждый уголок был
обдуман мамой и приспособлен ею длЯ наших нужд.
     ЊоЯ нЯнЯ терпела все это молча --  она  понимала, что возражать нельзЯ,
да  и бесполезно, а лучше  всего  терпеть,  ждать и,  тем  временем, лелеЯть
бедное дитЯ. ’ак же безропотно, негодуЯ про себЯ, она позволила выкинуть мои
старые  вещички,  -- а  что было еще  годным, то  отправила  в деревню своей
внучке Љате, котораЯ была чуть младше менЯ.
     Џостепенно исчезали, неведомо куда, и мамины вещи,  постоЯнно  стоЯвшие
до тех  пор  у  менЯ  на туалетном  столике:  красиваЯ  коробка  из  эмали с
драконами, ее чашки, стаканчик, -- у мамы не так  уж много  было безделушек.
‚се  это  куда-то исчезало, а мы уже знали, что по  "новым" нашим  порЯдкам,
когда  все   вещи  в  доме  считаютсЯ  казенными,  раз   в  год   проводитсЯ
инвентаризациЯ, и все ветхое "списываетсЯ" и увозитсЯ, неведомо куда.
     Ћтец,  существуЯ далеко и высоко,  времЯ от  времени  давал руководЯщие
указаниЯ  ‚ласику,  который   был  нашим  неофициальным  опекуном,  как  нас
воспитывать. ќто были самые общие указаниЯ: чтобы мы учились исправно, чтобы
нас кормили, поили, одевали и  обували за казенный  счет -- не  роскошно, но
добротно и  без выкрутас, -- чтобы нас не баловали, держали больше на свежем
воздухе (в ‡убалово),  возили бы  летом на юг  (в ‘очи,  или  в  Њухолатку в
Љрыму). ќто неукоснительно соблюдалось, опЯть  же в самых общих чертах, а уж
какие результаты должно было дать все это -- зависело исключительно  от Ѓога
и от нас самих.
     ‚ свЯзи с  такими общими установлениЯми о нашем образовании, возле менЯ
неожиданно  поЯвилась,  когда  Я   поступила  в  школу,   гувернантка  ‹идиЯ
ѓеоргиевна. џ была неприЯтно поражена, прежде всего, ее внешностью: она была
маленького роста, крашеннаЯ в рыжий  цвет, и горбатаЯ. ‘ первого  же днЯ она
вступила в постоЯнный конфликт с моей нЯней. Ќе знаю, что  у них там  вышло,
но Я увидела, что нЯнЯ,  обидевшись, уходит из  комнаты,  а ‹идиЯ ѓеоргиевна
истерически  кричит ей  вслед: -- "’оварищ Ѓычкова!  Ќе забывайтесь!  ‚ы  не
имеете  права  со  мной так  разговаривать!" џ посмотрела  на нее и спокойно
сказала: "Ђ вы -- дура! Ќе обижайте мою нЯню!"
     ‘ ней сделалась истерика. Ћна рыдала и смеЯлась, -- Я никогда не видела
подобных   вещей,  --  ругала   менЯ,  "невоспитанную   девчонку",   и   мою
"некультурную" нЯньку.
     „ело улеглось,  но  мы  с ней  навеки стали  врагами.  Ћна  учила  менЯ
немецкому Языку и  "помогала" делать школьные уроки. Џо сравнению с  живыми,
интересными  уроками  Ќаталии  Љонстантиновны  это  было  убожество,  скука,
зубрежка. Ќемецкий Я, с ее помощью, возненавидела --  так же как и музыку --
фортепиано, пьесы и экзерсисы, гаммы и самые нотные знаки за то, что она мне
их тупо вдалбливала...
     ЏЯть лет она  менЯ "воспитывала", ЯвлЯЯсь  каждый день, враждуЯ с  моей
невозмутимой   нЯнькой,  мучаЯ  менЯ  истериками,  бесталанными   уроками  и
бездарной  своей  педагогикой.  Њы ведь  привыкли  к  прекрасным  педагогам,
которых нам находила мама...
     —ерез  пЯть лет  Я  не выдержала и взмолилась, просЯ отца убрать  ее из
дома. Ћтец  и сам не  симпатизировал горбунье,  котораЯ  к  тому  же безумно
кокетничала  с  каждым мужчиной.  Ћтца от одного этого передергивало,  и  он
освободил менЯ от нее.
     Ѓольше   гувернанток   не   было.   ЏоЯвлЯлись  эпизодически   в   доме
преподавательницы английского Языка, так  как отец  решил,  что надо бросить
все  к черту и  изучать английский.  Њилым,  жизнерадостным  человеком  была
’атьЯна „митриевна ‚асильчикова, -- толстуха с большой косой вокруг  головы.
Њы с  ней  подружились,  ездили  вместе  в ‘очи, и уроки  ее были интересны,
веселы и плодотворны.
     “ ‚асилиЯ, с уходом Ђлександра €вановича, дела  с учебой пошли все хуже
и  хуже.  “чителЯ  из школы и  директор ее одолевали отца  письмами о дурном
поведении и плохой успеваемости сына. Ћтец  разъЯрЯлсЯ, шумел, давал ‚асилию
нагонЯй,  ругал при  этом всех -- ‚ласика, теток, весь  дом, --  но дело  от
этого   не  улучшалось.  ‚  конце  концов,  брат  перешел  в  артиллерийскую
спецшколу, а затем -- в авиационное училище в Љаче, в Љрыму. Ћн уехал туда в
1939 и Я осталась дома одна, с нЯней.
     …ще несколько  слов о других своеобразных персонажах из нашей жизни тех
лет -- о моих "дЯдьках".
     ‘ 1937-го года -- не  знаю, отцом ли,  ‚ласиком ли или решением  ЊѓЃ --
был введен такой порЯдок: за мной по пЯтам в школу, из школы, и куда бы Я ни
пошла, на  дачу,  в  театры, следовал  (не  рЯдом,  а чуть поодаль) взрослый
человек, чекист. …му надлежало менЯ "охранЯть". Ћт кого? Ћт чего?
     ‘начала  эту  роль  выполнЯл  желчный  тощий  €ван  €ванович  Љривенко.
‡аметив,  что  он роетсЯ в  моем  школьном  портфеле и читает  мой  дневник,
который Я носила показывать подругам, -- Я  его возненавидела. ‚скоре он был
заменен толстым, важным Ђлександром ‘ергеевичем ‚олковым, который постепенно
терроризировал  всю  школу,  где  Я  училась.* Ћн завел там свои порЯдки.  џ
должна  была надевать пальто не в общей раздевалке, а в специальном закутке,
возле канцелЯрии, куда Я отправлЯлась, краснеЯ от стыда и злости. ‡автрак на
большой  перемене в  общей столовой  он  тоже  отменил и менЯ стали  уводить
куда-то  в специально  отгороженный  угол,  куда он  приносил  из  дома  мой
бутерброд. џ терпела это все некоторое времЯ, но наконец взбунтовалась.
     Џотом поЯвилсЯ тихий, добрый человек,  Њихаил Ќикитич Љлимов, с которым
мы даже как-то подружились,  несмотрЯ на всю неприглЯдность  его  роли... Ћн
"топал" за мной с 1940-го года по 1944, когда этот институт был упразднен. џ
была  уже  на  первом  курсе университета,  и  умолЯла отца  "отменить" этот
порЯдок, сказав, что мне стыдно ходить в университет с этим "хвостом". Ћтец,
очевидно, понЯл  абсурдность ситуации  и  сказал только: "Ќу, черт  с тобой,
пускай тебЯ убьют, -- Я не отвечаю". (Ћн только  что  вернулсЯ с тегеранской
конференции  в  декабре 1943 года и  был в очень хорошем расположении духа).
’ак,  лишь в  семнадцать с половиной  лет Я  получила  право  ходить одна  в
университет, в театр, в кино, и просто по улицам...
     Ќо с Њихаилом Ќикитичем мы расстались не врагами. …му нравилось то, что
мы  часто ходили в театры. „раму он  очень любил, оперу  -- меньше, а больше
всего изнемогал от  консерватории,  к которой Я  тогда пристрастилась. "Људа
идем сегоднЯ, ‘веточка?" -- спрашивал он. €, узнав, что на концерт, хваталсЯ
за голову:  "Ћ-о, опЯть  на пилку дров! Ћй, ну  что там интересного?" Ћднако
ему приходилось идти по долгу службы и он мирно засыпал, если музыка была не
слишком бурной или не "пиликали скрипки". Ћн и сейчас звонит мне иногда, как
и ‘ергей Ђлександрович  …фимов и  ‚алечка, -- и спрашивает,  как Я живу, как
детки и "докладывает" о всех своих семейных  новостЯх. Ћн был  беззлобен, не
вредничал и по-своему  жалел  менЯ,  так как  видел  всю эту мою  несуразную
жизнь.  Ћн  был  маленький  исполнитель  своих  функций,  как  и  Ђлександра
Ќиколаевна, и не делал людЯм "от себЯ" сознательного вреда. ‚редной была всЯ
эта  чудовищнаЯ  система,   весь  этот  страшный  механизм.  …ще,  наверное,
молодость спасала менЯ. џ ведь только теперь осознаю, чт'о это было такое, а
тогда это  было  Ясно только длЯ взрослых, умудренных,  бывалых людей. “мные
люди и тогда понимали в чем дело, а не "прозрели"  после XX  ‘ъезда, как это
теперь некоторые утверждают.
----------------
     * ’ак называемаЯ "25-аЯ образцоваЯ школа"  в ‘таропименовском  переулке
(на улице ѓорького). џ туда ходила с 1933-го по 1943 г.
----------------------------------------------------------------------------

     ‚от  в  какой  обстановке  существовал наш дом --  если его  можно было
теперь так называть -- вплоть  до самой войны. „едушка с бабушкой жили еще в
‡убалове и  все мы ездили туда летом. …ще  собирались  все  вместе у отца на
даче, ездили в ‘очи, смотрели там новые, только  что построенные, дачи.  „лЯ
отца архитектор Њирон €ванович Њержанов  построил чудесные три  дома: один в
‘очи, недалеко от Њацесты  на месте,  выбранном  отцом еще  вместе  с мамой;
другой  -- не доезжаЯ ѓагры, около •олодной ђечки; третий  за Ђдлером, возле
речки Њюсс'eра.
     Ќа квартиру  к нам в Љремль еще  заходили оба ‘ванидзе, дЯдЯ Џавлуша, и
ђеденсы. Ќо  без мамы  все это уже было не  то. ‚се  распалось  -- и  дом, и
отношениЯ взаимной заинтересованности и дружбы.
     џ помню очень хорошо, как последний раз приходил дЯдЯ Ђлеша ‘ванидзе --
грустный, подавленный. Ћн должно быть,  уже  чувствовал, что происходит; уже
шли аресты в ѓрузии, откуда и начал ЃериЯ.... „ЯдЯ Ђлеша долго сидел  в моей
комнате,  ожидаЯ  отца -- играл со мной, целовал, качал  на  коленЯх.  Џотом
пришел отец. Ћн очень  редко приходил  один, -- обычно с ним  приходили все,
кто  был  у него  днем в  его рабочем кабинете,  чтобы продолжить за  столом
деловые  разговоры.  ‚рЯд ли дЯде Ђлеше было удобно разговаривать  с ним при
всех.
     Ћтец как бы демонстративно отрешилсЯ от всех семейных дел, от семьи, от
родных и близких ему людей.
     ‘мерть мамы страшно ударила его, опустошила, унесла у него веру в людей
и в друзей. Ћн всегда считал маму своим ближайшим и верным другом, -- смерть
ее он  расценил  как предательство, как удар ему в спину. € он  ожесточилсЯ.
„олжно быть, общение с близкими было длЯ него каждый раз тЯжким напоминанием
о ней. € он стал избегать этого общениЯ.
     €менно в эту  полосу  духовного  опустошениЯ и  ожесточениЯ  так  ловко
подъехал к нему ЃериЯ, до того лишь изредка поЯвлЯвшийсЯ в ‘очи, когда  отец
отдыхал там. ’еперь он завладел доверием  отца и  очень скоро  пролез, с его
поддержкой, в первые секретари –Љ ѓрузии. ‘тараЯ закавказскаЯ большевичка Ћ.
ѓ. атуновскаЯ рассказывала мне, как потрЯсены были все партийцы ѓрузии этим
назначением,  как  упорно  возражал  против  этого Ћрджоникидзе,  -- но отец
настоЯл на своем.
     €з первых секретарей –Љ ѓрузии  до  Њосквы путь уже был недолог. ‚ 1938
году ЃериЯ воцарилсЯ в  Њоскве и стал ежедневно бывать у отца, и его влиЯние
на отца не прекращалось до самой смерти. џ  говорю не случайно о его влиЯнии
на  отца,  а  не  наоборот. џ  считаю,  что  ЃериЯ был  хитрее,  вероломнее,
коварнее, наглее, целеустремленнее, тверже,  --  следовательно сильнее,  чем
отец. “ отца были слабые  струны, -- он мог сомневатьсЯ, он  был доверчивее,
грубее,  резче; он был проще, его можно  было  провести  такому хитрецу, как
ЃериЯ. ќтот знал слабые струны отца -- уЯзвленное самолюбие, опустошенность,
душевное одиночество, и он лил масло в огонь, и  раздувал его сколько мог, и
тут же льстил с  чисто восточным бесстыдством. ‹ьстил,  славословил так, что
старые  друзьЯ  морщились от  стыда,  -- они привыкли видеть в  отце равного
товарища...
     ‘трашную роль сыграл ЃериЯ в жизни всей нашей семьи. Љак  боЯлась его и
как ненавидела его  мама!  ‚се друзьЯ  ее  --  оба ‘ванидзе, сестра ‘ванидзе
Њарико (работавшаЯ секретаршей у ЂвелЯ …нукидзе), сам …нукидзе пали первыми,
как  только  ЃериЯ смог убедить  отца в  том, что  это его личные  недруги и
недоброжелатели...
     џ уже  говорила, что во многом отец и ЃериЯ повинны вместе.  џ не стану
перекладывать вину  с одного  на другого. Ћни стали,  к  сожалению,  духовно
неразрывны.  Ќо  влиЯние  этого ужасающего,  злобного демона  на  отца  было
слишком сильным и неизменно эффективным...
     атуновскаЯ говорила мне, что роль ЃериЯ во времЯ гражданской  войны на
Љавказе  была  двусмысленной...  Ћн   был  прирожденный  провокатор  и,  как
разведчик, обслуживал то дашнаков,  то красных, -- по мере  того как  власть
переходила то  к  одним,  то к  другим. атуновскаЯ  утверждает, что однажды
нашими военными ЃериЯ был арестован, -- он попалсЯ на предательстве и сидел,
ожидаЯ  кары, -- и что была телеграмма от ‘. Њ. Љирова (командовавшего тогда
операциЯми  в ‡акавказье)  с  требованием  расстрелЯть предателЯ.  ќтого  не
успели сделать, так как последовали опЯть военные действиЯ и всем было не до
этого  маленького человечка.  Ќо  об этой телеграмме,  о  том, что она была,
знали все закавказские старые большевики; знал о ней и сам ЃериЯ... Ќе здесь
ли  источник злодейского убийства Љирова много лет  спустЯ? ‚едь сразу после
убийства  Љирова  в 1934  году  ЃериЯ  выдвигаетсЯ и начинает  свое движение
наверх...  Љак  странно  совпадают  эти  два  событиЯ  --  гибель  одного  и
выдвижение другого. Ќаверное, Љиров не  допустил бы, чтобы этот человек стал
членом –Љ...

     ‘ергей Њиронович Љиров был  большим другом нашей семьи давно, наверное,
еще с Љавказа. ‡нал  он отлично и семью  дедушки, а маму мою очень любил.  “
менЯ  одна фотографиЯ: Љиров и  …нукидзе у  гроба мамы,  --  такаЯ скорбь на
суровых лицах этих двух сильных, не склонных к сентиментальности, людей...
     Џосле  маминой смерти Љиров с отцом ездили  отдыхать летом  в  ‘очи,  и
брали менЯ с  собой. Ћсталась  куча  домашних,  безыскусных  фотографий  тех
времен. ‘нимал очень недурно Ќ. ‘. ‚ласик, сопровождавший всегда отца во все
поездки. ‚от они передо мной: на неизменном  пикнике в лесу;  на  катере, на
котором катались вдоль побережьЯ; Љиров в сорочке, в  чувЯках, по-домашнему,
отец в полотнЯном летнем костюме. џ  сама помню  эти поездки -- какие-то еще
люди приезжали, быть может, бывал тогда и  ЃериЯ. џ не помню. Ќо Љиров жил у
нас в доме, он был свой, друг, старый товарищ. Ћтец любил его, он был к нему
привЯзан.
     € лето 1934 года прошло так же -- Љиров  был с нами в ‘очи. Ђ в декабре
последовал выстрел Ќиколаева... Ќе лучше ли,  и не логичнее  ли свЯзать этот
выстрел с именем Ѓерии, а не с именем моего отца, как это теперь делают?
     ‚ причастность отца к этой гибели Я не поверю никогда. Љиров был  ближе
к отцу, чем все ‘ванидзе, чем все  родичи, ђеденс,  или  многие товарищи  по
работе, -- Љиров был ему близок, он был ему нужен.
     џ помню, какой ужасной  была весть о гибели ‘ергеЯ Њироновича, как были
потрЯсены все у нас в доме... …го все знали и любили.

     Ѓыл еще один старый друг нашего дома, которого мы потерЯли в 1936 году,
--  Я  думаю,  не  без  интриг  и  подлостей  Ѓерии.  џ   говорю  о  ѓеоргии
Љонстантиновиче ("‘ерго") Ћрджоникидзе.
     ќто был ближайший друг семьи,  живший  подолгу у  нас в  ‡убалове. ‡ина
Ћрджоникидзе была близкаЯ мамина подруга. ‘ерго был человек шумный, громкий,
горЯчий -- настоЯщий грузин. Љогда он входил в комнату, начинали сотрЯсатьсЯ
стены от его громкого голоса и раскатистого смеха...
     Ѓерию он хорошо знал по ‡акавказью и терпеть его не мог. Ћн был сильным
препЯтствием на пути Ѓерии к власти, -- прежде всего в ѓрузии. ‘ выдвижением
Ѓерии наверх,  очевидно,  положение самого ‘ерго стало  очень трудным --  на
него клеветали, желаЯ разъединить его с  отцом. Ћн не выдержал и застрелилсЯ
в феврале 1936 года, -- быть может, он вспомнил в последнюю минуту мою маму?
     …го смерть долго объЯснЯли "вредительством врачей". ‚скоре умер ѓорький
-- и те  же врачи,  что лечили обоих (у Ћрджоникидзе были больные  почки) --
Џлетнев, ‹евин -- были посажены в тюрьму...
     ‚есной 1935  года  Ћрджоникидзе ездил  отдыхать в Љрым, в  Њухолатку, и
взЯл  менЯ с собой. џ помню как он все  времЯ играл со мной и хотел, чтобы Я
была рЯдом. Ќо моЯ горбуньЯ, ‹идиЯ ѓеоргиевна, уволакивала  менЯ куда-нибудь
в парк. Ћрджоникидзе  ее терпеть не мог и все  удивлЯлсЯ -- откуда мне такую
откопали?...
     ‡а "взрослым"  столом в Њухолатке тогда собирались: Ћрджоникидзе, ќйхе,
…жов, постоЯнный  врач Ћрджоникидзе  доктор €зраэлит;  приезжал  и профессор
Џлетнев. ‚сем досталась страшнаЯ судьба: ќйхе попал в тюрьму, врачи -- тоже;
они  все  погибли. …жов сначала  сажал  других, потом  посадили и его. ‘ерго
застрелилсЯ... ќто  были  годы, когда  спокойно  не проходило месЯца --  все
сотрЯсалось, переворачивалось, люди исчезали, как тени. Ћб этом хорошо писал
€. ѓ. ќренбург. џ не буду повторЯть, -- Я ведь этого тогда не осознавала...
     „лЯ менЯ, -- девочки-школьницы, -- эти годы воспринимались  иначе:  это
были  годы  неуклонного искоренениЯ  и  уничтожениЯ всего, созданного мамой,
какого-то  настойчивого истреблениЯ самого ее духа, чтобы ничто не следовало
установленным ею порЯдкам,  чтобы все было наоборот... ќто Я видела,  это  Я
понимала, это было очевидно. Ћб этом Я пишу, политические анализы пусть дают
другие.
     €  даже гибель  таких близких друзей  мамы, какими были Ѓухарин, Љиров,
Ћрджоникидзе,  близкими  и домашними воспринималась тогда,  как  истребление
всего, что было свЯзано с ней.
     —то  же сделала моЯ мама? ђазвЯзала ли она своей смертью руки  отцу, --
или,  может  быть,  сама  разрушила его  дух настолько, что  толкнула его  к
неверию в  своих старых друзей? Ѓудь она жива  -- остановила ли бы  она этот
ужасный процесс?
     Ќе думаю,  врЯд  ли. Ќо, во всЯком  случае, она бы не  предавала старых
друзей;  ее бы не  смогло ничто убедить, что ее крестный отец Ђвель …нукидзе
-- "враг  народа". € не был бы ее путь тогда  вместе с ними? € как смогла бы
она боротьсЯ с ненавистным Ѓерией?
     Љ чему гадать. ‘удьба спасла ее от  таких тЯжелых испытаний, которых бы
ее душа не  вынесла. Ѓыть может, Ѓог уберег  ее от всего этого ужаса. € даже
если бы она нашла  в себе силы оставить отца, -- которого она любила,  -- ее
судьба была бы еще страшнее; тогда бы ей досталась еще и его месть.


        13
‚ эти годы -- с 1933-го вплоть  до  самой войны, Я  жила школой. ќто был мой
маленький мир --  школа, уроки,  пионерские обЯзанности, книги и моЯ комната
-- крошечный мирок, где обогревала менЯ, как уютнаЯ русскаЯ печь, моЯ  нЯнЯ.
кола моЯ  была прекрасной --  она на всю жизнь дала знаниЯ, навыки, друзей;
многих  учителей  невозможно   забыть:  ѓурвица,   џснопольскую,  ‡ворыкина,
Ќовикова...  Љниг Я читала  много,  -- в  комнатах отца находилась  огромнаЯ
библиотека,  которую начала  собирать  мама; никто  ею не пользовалсЯ, кроме
менЯ.  Ђ нЯнЯ моЯ, с  ее веселым  нравом, с ее  добротой, мЯгкостью, юмором,
создала  вокруг  менЯ нечто вроде "воздушной  подушки" из своей неподдельной
любви,  и это  защищало  менЯ  от внешнего  мира и  от  пониманиЯ  того, что
происходило  вокруг.  џ жила вплоть до университета под колпаком, как бы  за
крепостной стеной, и  в особой атмосфере, созданной нЯней в наших с ней двух
комнатах, где Я занималась за своим столом, а она шила или читала  за своим,
“ нас было тихо, и обе мы не знали, как вокруг все разламывалось на куски.
     ЌЯнЯ сохранила, как могла, вокруг  менЯ то, что заведено было  мамой --
обстановку  учебы, занЯтий, здорового отдыха на природе.  Ћна  сохранила мне
детство -- Я так ей благодарна теперь, Я так ее вспоминаю!
     „о начала войны в …вропе  отец бывал дома почти каждый  день,  приходил
обедать, обычно со  своими товарищами; летом мы ездили в  ‘очи вместе. ’огда
мы  виделись часто и, собственно говорЯ, именно эти годы оставили мне памЯть
о его любви ко мне, о его  старании быть отцом, воспитателем... ‘ войной все
это рухнуло и когда Я стала старше, -- возникли трениЯ и разногласиЯ. Ђ в те
годы Я  нежно  любила  отца,  и он менЯ. Љак он сам утверждал, Я  была очень
похожа на его мать, и это его трогало.
     ЌЯнЯ моЯ воспитывала во мне беспрекословное послушание и любовь к отцу,
--  это было  длЯ  нее  незыблемой  христианской  заповедью,  что  бы там ни
происходило вокруг...
     Ћтец приходил обедать и,  проходЯ  мимо моей комнаты по коридору, еще в
пальто, обычно громко звал: " •озЯйка!" џ бросала уроки  и неслась  к нему в
столовую -- большую комнату, где все стены были заставлены книжными шкафами,
и стоЯл огромный  резной старинный буфет  с мамиными чашками, а над столиком
со  свежими журналами  и  газетами  висел  ее большой  портрет  (увеличеннаЯ
домашнЯЯ  фотографиЯ).  ‘тол  обычно  был  накрыт  приборов  на  восемь, и Я
садилась за свой прибор справа от отца.  ќто бывало часов в семь вечера. Љак
правило Я сидела часа  два,  и просто слушала о чем  говорЯт взрослые. Џотом
отец спрашивал менЯ про мои  отметки. €, так  как  отметки у менЯ тогда были
отличные,  то  он очень этим гордилсЯ; менЯ все хором  хвалили  и отправлЯли
спать.
     “ходЯ  поздно  ночью  (он  всегда  уезжал  ночевать  к себе  на дачу  в
Љунцево), отец, уже одетый в пальто, заходил иногда еще раз ко мне в комнату
и целовал менЯ спЯщую, на прощание. Џока Я была девчонкой, он любил целовать
менЯ, и Я не забуду этой ласки никогда. ќто была чисто  грузинскаЯ,  горЯчаЯ
нежность к детЯм...
     ‚ те годы отец стал брать менЯ с собой в театр и в кино. •одили  больше
всего в Њ•Ђ’, в Њалый театр,  в Ѓольшой, в  театр ‚ахтангова. ’огда Я видела
"ѓорЯчее  сердце", "…гора  Ѓулычова",  "‹юбовь  џровую", "Џлатона  Љречета";
слушала "Ѓориса ѓодунова", "‘адко", "‘усанина". „о войны отец ходил в театры
часто; шли обычно всей компанией и в ложе менЯ сажали в первый рЯд кресел, а
сам отец сидел где-нибудь в дальнем углу.
     Ќо чудеснее всего было кино. Љинозал был устроен в  Љремле, в помещении
бывшего зимнего сада, соединенного переходами со старым кремлевским дворцом.
ЋтправлЯлись туда после  обеда,  т. е. часов в  девЯть  вечера. ќто конечно,
было поздно длЯ менЯ, но Я так  умолЯла, что  отец  не мог  отказывать и  со
смехом говорил, выталкиваЯ  менЯ  вперед: "Ќу, веди нас, веди, хозЯйка, а то
мы  собь