ссии [92] войскового соединениЯ, то он, проверив цифры всех дистанций и
интервалов, не даваЯ мне докладывать, спросил:
     -- Љто состоит при командире дивизиона?
Ќазвав адъютанта, ординарцев, трубача, Я пропустил двух разведчиков. Њышлаевский
Язвительно заметил:
     -- Ќу, конечно, где там гвардейскому корнету помнить об артиллерийских
разведчиках,-- и сбавил мне за это сразу два балла.
     Ќа уставах наша группа не понесла потерь, но ощущала немалую тревогу, Явившись
через два днЯ на экзамен по главному военному предмету -- тактике. Џо ней
экзаменовали те два профессора, которые и читали этот предмет в академии: по
элементарной тактике -- полковник Ћрлов, по общей -- полковник Љолюбакин.
Ќиколаю Ђлександровичу Ћрлову, при его внешности и слащавом вкрадчивом голосе,
гораздо более подходила бы поповскаЯ рЯса, чем мундир генерального штаба. ќто
был "делЯга", использовавший свои недюжинные способности и изумительную памЯть
длЯ заработка денег на военных изданиЯх и завоеваниЯ себе прочного положениЯ в
военной профессуре. Џодленький характер этого человека особенно Ярко проЯвлЯлсЯ
на экзаменах, когда он становилсЯ тем любезнее, чем вернее вел на провал
намеченную наперед жертву. Ћн был глупо придирчив и старалсЯ "подловить" не по
существу, а на какой-нибудь цифре, определЯющей уставные дистанции или
тактические положениЯ. …го собственные тактические способности получили,
наконец, должную оценку, но это обошлось, к сожалению, слишком дорого русской
армии. Љому неизвестен разгром дивизии Ћрлова в сражении у ‹ЯоЯна?
Ћ высоком сухом человеке с бакенбардами старинного типа, Љолюбакине, боевом
участнике войны 1877 года, мнениЯ разделЯлись. Ћдни -- и их было большинство --
считали его если не сумасшедшим, то выжившим из ума, а другие, немногие, видели
в нем носителЯ глубокой военной мысли, освобожденной от хлама схоластики и
слепого поклонениЯ форме.
     Ѓольшинство офицеров, вызубрив назубок вторую часть бесталанного учебника
тактики „уропа, в точности воспроизводило на вступительных экзаменах примеры из
этой книги, не забываЯ обозначить на доске те рощицы и холмики, что должны были
поЯснЯть тактические правила. “же одно это выводило из себЯ Љолюбакина, и его
приказ стереть с доски красивый чертеж повергал экзаменующихсЯ в отчаЯние.
     -- ‚ы мне просто ответьте: какие цели должно преследовать сторожевое охранение? --
спрашивал после этого глухим загробным голосом Љолюбакин.
‚ ответ следовало точное воспроизведение формулировок из полевого устава и
учебника „уропа.
     -- „а Я вас не о том спрашиваю. ‚ы мне скажите: в чем заключаетсЯ идеЯ, которую
нужно помнить, выставлЯЯ сторожевое охранение?
     € пока офицер не поймет, что от сторожевого охранениЯ прежде всего требуетсЯ
перехватить все пути и доступы к охранЯемой части [93] со стороны противника, то
есть, что надо исходить не от своего бивака, а от расположениЯ неприЯтелЯ,
Љолюбакин не успокаивалсЯ.
     Љогда Я ждал своей очереди к Љолюбакину, у доски стоЯл высокий, статный, уже
лысеющий блондин с жиденькой бородкой в форме ”анагорийского, кнЯзЯ
‘уворова-ђымникского, полка, штабс-капитан „овбор. Ќа его лбу и на висках от
напрЯжениЯ вздулись голубоватые жилы, и он, в конце концов пожав от возмущениЯ
плечами, решил прекратить прениЯ со странным профессором.
‘удьба надолго свЯзала менЯ с этим человеком. ‚ академии мы лоЯльно боролись за
первенство. Џо окончании академии Я был, как и многие, поражен, прочитав в
приказе, что, согласно представленным капитаном „овбором документам, фамилию его
следует дополнить и именовать впредь -- „овбор-Њусницкий. ЋбъЯснЯлось это просто.
ЂкадемиЯ была закрыта длЯ офицеров польского происхождениЯ. Ќаметив себе целью
ее окончить, он носил в течение всех первых лет службы сокращенную фамилию и
выдавал себЯ за лютеранина. џ встретил его на маньчжурской войне, где он
обнаружил себЯ мало талантливым, но храбрым офицером штаба геройского 1-го
‘ибирского корпуса. €, наконец, значительно позже, в Џариже, Я получил от него
письмо, в котором генерал „овбор-Њусницкий, бывший командир русского армейского
корпуса, объЯснЯл мне причины своего перехода в польскую армию.
Ќа экзамене по тактике на мою долю досталсЯ билет о наступательном бое. Ќе дав
мне возможности развить красноречие длЯ определениЯ каждой из трех главных
частей боевого порЯдка -- боевой части, частного резерва и общего резерва,
Љолюбакин спросил:
     -- „лЯ чего назначаетсЯ общий резерв?
Љак ни странно, но четкого ответа на этот вопрос в учебнике „уропа не было.
Ђвтор как бы стремилсЯ сохранить за общим резервом значение некоего запаса
боевых сил на всЯкий неопределенный случай. Џока Я размышлЯл, Љолюбакин снова
спросил:
     -- Ђ помните Ѓауцен? ЉакаЯ часть представлЯла у Ќаполеона в этом сражении общий
резерв?
     џ помнил обстоЯтельства сражениЯ при Ѓауцене и сразу назвал имЯ прославленного
маршала: Ќей.
     -- Ќу, так что же? -- допытывалсЯ Љолюбакин.
„огадка мелькнула в моей голове: Ќей, находившийсЯ в начале сражениЯ вне полЯ
действий, был введен со своим корпусом в нужную минуту, и это решило победу.
     -- Ћбщий резерв,-- ответил Я,-- предназначаетсЯ длЯ нанесениЯ главного удара.
Љолюбакин просиЯл и отпустил менЯ без дальнейших вопросов, поставив двенадцать.
Ћт военных экзаменаторов мы перешли к штатским. Џо иностранным Языкам надо было
написать сочинение на заданную тему. Џо-французски Я получил полный балл.
Џо немецкому Языку мне сбавили один балл за то, что в изложении темы "‚оспитание
молодого воина" Я спутал выражениЯ "кригсшуле" с "милитэршуле". [94]
ѓромадное большинство офицеров от писаниЯ сочинений отказалось и предпочло не
рисковать, а переводить со словарем технический текст. ќкзамен этот прошел без
"потерь", и уже на следующий день мы попали в руки раздражительного и желчного
профессора общей истории ”орстена. Ѓольшинство вопросов сверх билета задавались
им из эпохи французской революции, что было довольно странно в стенах академии.
Љак и у Љолюбакина, один четкий ответ решал у ”орстена оценку. Ќынешний
генерал-майор ‘авченко, мой товарищ по выпуску, помнит до сих пор свой экзамен
по истории.
     -- ‚ чем была суть реформ братьев ѓракхов? -- спросил ”орстен.
     -- ‚ восстановлении свободного крестьЯнства,-- удачно ответил поручик ‘авченко,
стоЯвший навытЯжку в своем гренадерском мундире с высоким красным воротником.
Ќо вслед за ним, припоминаю, отвечал какой-то драгунский штаб-ротмистр и,
получив билет по истории Џерсии, начал с того, что „арий видел во сне
лестницу... Ќа этом его попытка попасть в академию и потерпела фиаско, так как
”орстен сухо заметил, что "он не желает на экзамене слушать сказки...".
„лЯ менЯ экзамен по истории прошел счастливо. ‚ Џажеском корпусе хорошо
преподавалась историЯ французской литературы -- предмет, к которому Я и сам
относилсЯ с интересом, и это помогло мне сделать ”орстену доклад о французских
энциклопедистах.
     Њного тЯжелее пришлось мне на самом подходе к финишу -- на экзамене по географии.
Џо русской географии экзаменовал заслуженный профессор статистики и автор трудов
по военной географии генерал ‡олотарев, а по иностранной -- молодой полковник
•ристиани, восходЯщее светило академии.
     ‘идЯ по своему обычаю на краешке стола с маленькой записной книжкой в руке,
‡олотарев с самым невозмутимым видом задавал один вопрос за другим.
     -- Ќазовите все пристани по „непру,-- кротким голосом попросил ‡олотарев
экзаменовавшегосЯ передо мной драгунского офицера.
     -- Љак прикажете, ваше превосходительство: с верховьев или с низовьев? -- рЯвкнул
лихой драгун.
     -- Ќу, начните хоть с низовьев,-- ответил драгуну ‡олотарев, не подымаЯ глаз от
своей книжечки.
     -- Ћдесса,-- лЯпнул тот, а ‡олотарев даже не удивилсЯ, но изобразил какой-то
микроскопический знак своим карандашиком.
     Ќикто из нас не знал, какие вопросы может задать ‡олотарев, потому что он
игнорировал все программы и курсы, но одно только твердо помнили: что нельзЯ
было произнести название "–арство Џольское", которое ‡олотарев требовал
именовать "ЏривислЯнский край". Ћн принадлежал к самым закоренелым русским
националистам своего времени.
     Џосле вопросов о левых и правых притоках ЏрипЯти, о железных дорогах,
соединЯющих Њоскву с портами Ѓалтийского морЯ, ‡олотарев потребовал, чтобы Я
ответил: где больше всего женщин в ђоссии? [95] ‘ообразив, что, вероЯтно, там,
где наибольшаЯ плотность населениЯ, Я ответил:
     -- ‚ Љиевской губернии.
     -- Ђ какой хлеб едЯт немцы? -- спросил тем же тихим бесстрастным голосом
‡олотарев.
     ’ут пришлось пуститьсЯ на догадки. ‚спомнив о нашем кабальном хлебном договоре с
ѓерманией и о тверской ржи, Я ответил:
     -- ђжаной.
‡олотарев опЯть что-то черкнул в книжечке.
     -- Ђ какой соли больше в ђоссии -- каменной или поваренной?
Ћтветить на этот вопрос мне было нечего. Ћднако исходЯ из того, что учебники
говорили больше всего о поваренной соли, Я решил, что, должно быть, на этом-то и
построена каверза, и очертЯ голову грохнул:
     -- Љаменной!
     ‡олотарев, не удержавшись, даже кивнул одобрительно.
ЏерейдЯ после этого к немым и совершенно изношенным картам, изображавшим все
пЯть частей света, Я долго и тщетно искал на них сведениЯ о бассейне ’игра и
…вфрата, но ничего, кроме воспоминаний о находившемсЯ здесь "земном рае" да о
каких-то непроходимых песках, мне в голову не приходило; что же касаетсЯ состава
населениЯ, о котором менЯ допрашивал •ристиани, и всЯких так называемых кочующих
и полукочующих племенах, то об этом у менЯ было представление совершенно
смутное.
     -- Ќу, назовите города на ’игре,-- потребовал наконец •ристиани.
‚ижу их на карте два, но названиЯ испарились, и, не желаЯ, как некоторые, мычать
наугад весь алфавит длЯ отысканиЯ первой буквы названиЯ,-- Я молчу.
     -- Ђ дамские туалеты вам знакомы? -- спрашивает элегантный и красивый •ристиани.
     -- Ќу как же, господин полковник! -- обрадовалсЯ Я.
     -- ’ак вот, подумайте. ЉакаЯ моднаЯ материЯ обЯзана названием этому городу?
Љак ни перебирал Я в памЯти все материи, употреблЯемые длЯ верхнего и нижнего
дамского туалета, но догадатьсЯ, что муслин происходит от города Њосул, Я не
мог.
     -- Ќу, а чем торгует ‘мирна? -- спросил •ристиани.
џ назвал и хлеб, и лес, и розовое масло, и фрукты, и восточные ковры, но
•ристиани не удовлетворилсЯ этим, заЯвив, что он спрашивает только про тот
товар, длЯ которого ‘мирна ЯвлЯетсЯ мировым рынком. џ молчу и чувствую, что
окончательно гибну.
     -- „а кишмиш,-- говорит •ристиани.
     -- ‚ первый раз слышу,-- отвечаю Я.
     -- Ћчень жаль, что все это вы слышите в первый раз на экзамене. Ќу а какие
острова находЯтсЯ в Ђтлантическом океане между Ђнглией и ‘еверной Ђмерикой?
Ћ них Я тоже никогда не слыхал и поэтому с некоторым недоверием рассматриваю
две-три черные точки посреди голубого океана, опасаЯсь, не следы ли это летних
мух. [96]
     -- ’ак точно,-- говорю Я.-- ќто важнаЯ угольнаЯ станциЯ, и принадлежит она
англичанам, а вот название позабыл.
     „лЯ подобного ответа особого ума, правда, не требовалось, так как все важное и
хорошее на мировых морских путЯх большей частью принадлежало англичанам.
     -- Ќо, быть может, вы в состоЯнии пообстоЯтельнее доложить о ћжной Ђмерике?
€ это менЯ спасло от полного провала. Љ счастью, Я хорошо вызубрил за лето все,
что касалось этих стран.
     Њного волнений мне пришлось пережить в течение трех-четырех часов, пока не
огласили результатов экзамена.
     Ќаконец дверь из аудитории открылась, и из нее вышел престарелый полковник
„агаев, наш курсовой начальник, тайный пьЯница и картежник. Џо обыкновению не
торопЯсь, он стал читать собравшейсЯ у дверей толпе офицеров результаты
экзаменов по географии. ‚ середине списка слышу свою фамилию:
     -- Љорнет граф €гнатьев: по русской географии -- 12, по иностранной -- 7, средний --
9 1/2.
     ќто был последний экзамен. џ мог считать себЯ уже принЯтым в академию, так как в
среднем по всем предметам получил свыше 10 баллов. ‚ тот же день Я пошел просить
у —истЯкова отпуск до начала лекций длЯ покупки верховой лошади на южных
казенных заводах. ќто показалось ему совершенно диким желанием, но все же Я был
отпущен.


        x x x

     ‚ступительнаЯ лекциЯ на младшем курсе была прочитана профессором истории
военного искусства генералом ѓейсманом, по прозвищу ѓершка. „оказываЯ, что,
вопреки измышлениЯм ‹ьва ’олстого, на свете действительно существуют военнаЯ
наука и законы, ею управлЯющие, он с большим пафосом закончил лекцию словами:
     -- €так, ’олстой разбит!
     ќто вызвало в аудитории сдержанный смех.
ѓершка ежегодно читал по написанному одну и ту же лекцию. ‡адолго до моего
поступлениЯ в академию он напечатал свои учебники или, как он их сам величал,
"ученые труды" по истории военного искусства от Ђлександра Њакедонского до
Ќаполеона. ќто была бесталаннаЯ компилЯциЯ объемом в добрые десЯть тысЯч
страниц. Џод всеми примечаниЯми было тщательно отмечено: "примечание автора", из
чего естественно Явствовало, что самый текст был заимствован у кого-то другого.
Ќемало часов пришлось нам сладко дремать под гнусавый и монотонный голос ѓершки,
пересказывавшего на лекциЯх почти дословно тот или иной из своих учебников.
ЏамЯть слушателей непрерывно засорЯлась именами, названиЯми населенных пунктов и
цифрами -- до глубины рвов каких-то средневековых голландских крепостей, сухими,
лишенными всЯкой живости описаниЯми рыцарских боев, валленштейновских
укрепленных лагерей и тридцати трех походов …вгениЯ ‘авойского. [97]
‘едоватого и выцветшего со своим зеленоватым сюртуком ѓейсмана в середине
первого курса сменил на кафедре элегантный полковник в черном сюртуке от лучшего
портного с великолепными серебрЯными аксельбантами и в белых замшевых перчатках.
‚зойдЯ на кафедру, он не торопЯсь снЯл перчатки, аккуратно сложил их, с такой же
размеренностью движений отхлебнул воды из стакана. ѓлухим, бесстрастным голосом,
как заведеннаЯ машина, стал он что-то очень скучно рассказывать об интереснейшем
периоде мировой истории -- о наполеоновских походах. ќто был мрачный полковник
Ѓаскаков -- гроза наша на экзаменах и практических занЯтиЯх. Ћ нем мы еще на
первом курсе узнали следующее: какой-то купец-старообрЯдец, наживший миллионы на
астраханских рыбных промыслах, искал длЯ своей дочери достойного жениха, но
ставил условием, чтобы жених был обЯзательно старообрЯдцем. …му повезло, так как
вскоре он получил предложение от такого выдающегосЯ претендента на руку его
дочери, как Ѓаскаков, который был не только старообрЯдец, но даже военный, и не
только военный, но даже генерального штаба.
     Џолной ему противоположностью оказалсЯ мой строгий экзаменатор полковник
Њышлаевский, будущий начальник генерального штаба, а в ту пору один из
профессоров истории военного искусства в ђоссии. Ћн умело рисовал в своих
лекциЯх картины военной жизни даже самых отдаленных эпох и заканчивал курс
описанием реформ Џетра I. Ћн вселЯл в нас убеждение, что не всем мы обЯзаны
‡ападу, высоко оценивал воинский устав времен ЂлексеЯ Њихайловича и доказывал,
что этот документ русского военного творчества имел значение при составлении
знаменитого петровского регламента. Ќам, кавалеристам, приходилось, между
прочим, очень по вкусу старинное русское военное правило, гласЯщее, что когда
пехотному начальнику случитсЯ проезжать мимо конного строЯ, то ему предлагаетсЯ
предварительно слезть и вести конЯ в поводу, дабы не вызывать смех со стороны
конников.
     —тение второй части этого предмета, посвЯщенной послепетровской эпохе, было
поручено тихому и незаметному полковнику Ђлексееву, изучившему ее со
свойственной ему дотошностью до мельчайших деталей. Ќо чем больше он их нам
преподносил, тем меньше мы получали представлениЯ о елизаветинских кирасирах и
павловских гренадерах. „аже походы бессмертного ‘уворова изучались нами с
большим интересом по печатным источникам, чем по лекциЯм Ђлексеева. ’рудно
понЯть, какие качества в этом усердном кабинетном работнике, лишенном всего, что
могло затронуть дух и сердце слушателЯ, выдвинули его впоследствии фактически на
пост русского главнокомандующего. ѓораздо более Ясен дальнейший и последний этап
его карьеры: бедное талантами белое движение вполне могло удовлетворитьсЯ таким
вдохновителем, как Ђлексеев.
     ‘кука на лекциЯх была, впрочем, широко распространенным Явлением в академии --
боротьсЯ со сном приходилось и на артиллерии, и на геодезии, и на администрации.
Ќа лекции, в особенности по понедельникам, чем дальше, тем меньше ЯвлЯлось
народу. „лЯ [98] контролЯ за посещаемостью командование завело при входе в
аудиторию лист, на котором мы должны были расписыватьсЯ. ‚ ответ мы придумали
простой способ: подделывать подписи отсутствующих товарищей. ђасписалсЯ как-то и
Я за моего приЯтелЯ лейб-улана ћриЯ ђомановского, а он, опасаЯсь кары
начальства, возьми да и подай в тот же день рапорт о болезни! Љ счастью, никто
не заметил, что ђомановский одновременно и болен и здоров.
„лЯ проверки основательности рапорта о болезни на квартиру офицера высылалсЯ
обыкновенно академический военный врач, которому, по заведенному обычаю,
полагалось, во избежание "неприЯтностей", давать пЯть рублей за "визит".
Ћдним из немаловажных предметов первого курса, представлЯвшим лично длЯ менЯ
немалое затруднение, была так называемаЯ "ситуациЯ". ‚ первый же день
поступлениЯ в академию каждый из слушателей младшего курса получал на руки
бронзовую выпуклую модель горки, или рельефа местности. ќтот кусок металла нужно
было изобразить на бумаге при помощи мельчайших штрихов, толщина коих должна
была соответствовать крутизне скатов горки.
     ‚ течение полугода по два-три раза в неделю сидели мы, будущие руководители
армии, над этой кропотливой до одурениЯ работой, передаваЯ друг к другу по
секрету, в виде особого одолжениЯ, изощренные способы точить карандаш. ’очили не
только ножом и напильником, но даже стеклЯнной бумагой и бархатом. ‘тарательным
и бесталанным "ситуациЯ" открывала дверь в рай!
     ‘трасть к красивой отделке чертежей и схем, нередко без учета их внутреннего
смысла, была в русской армии очень распространена, особенно процветала она в
генеральном штабе.
     ‘ пережитками старины в академии не в состоЯнии был боротьсЯ даже такой
энергичный новатор, как новый ее начальник генерал ‘ухотин. ‚сем нововведениЯм
тупо сопротивлЯлась стараЯ профессура, оставшаЯсЯ в академии от времен генерала
‹еера, автора знаменитых тогда работ по стратегии.
     ‘ухотин взЯлсЯ за разрушение той схоластической системы в преподавании военной
науки, котораЯ на протЯжении многих лет воспитывала генштабистов-теоретиков,
терЯвшихсЯ при первом соприкосновении с войсками.
     Ћн увеличил число и значение полевых поездок в летнее времЯ и тактических задач
в зимнее. Љ сожалению, здесь, как и когда-то в корпусе, бой -- конечнаЯ цель
военных операций -- рассматривалсЯ только в конце курса, после целого рЯда задач
на бивачные и квартирно-бивачные расположениЯ, охранениЯ и походные движениЯ.
Џри этом никогда не учитывалась инициатива противника: при задачах на атаку
противник обозначалсЯ сплошной линией со стрелкой, а при задачах на оборону --
совсем не обозначалсЯ, как будто ему так и полагалось -- атаковать по желательным
длЯ нас направлениЯм.
     Џреобладали задачи по организации тыла и снабжениЯ. ‘ самим боем, с его
бесчисленными перипетиЯми и неожиданными сюрпризами, нашему выпуску академии
пришлось познакомитьсЯ значительно [99] позже, непосредственно на тЯжелом опыте
русско-Японской войны. „аже такое могучее средство боевого воспитаниЯ, как
военнаЯ игра, совсем не практиковалось в академии.
     ‚ыполнение всех этих задач на дому отнимало столько вечеров, что на проработку
многотомных курсов у менЯ не оставалось времени, тем более что великосветский
Џетербург не сразу отпустил от себЯ модного танцора и даже дирижера на больших
придворных балах в ‡имнем дворце.
     Ќа следующее утро после одного из таких балов менЯ вызвали с лекции на квартиру
‘ухотина, жившего в здании академии.
     -- ‚ы вчера на высочайшем балу,-- строго начал ‘ухотин,-- позволили себе не
заметить вашего собственного начальника. Џотрудитесь доложить: каким образам вы
попали на бал, кто вас назначил дирижером и по какому праву вы позволили себе
ЯвитьсЯ во дворец, не донесЯ об этом рапортом по команде?
Ћшеломленный, Я отговорилсЯ незнанием того правила, которое имел в виду ‘ухотин,
и дело окончилось выговором с угрозой печальных длЯ менЯ последствий.
‚ другой раз Я пострадал за свое пристрастие к верховой езде. ЏринЯв за правило
ездить в академию верхом, Я, проезжаЯ на коне по Ќевскому, не отдал чести, как
оказалось, ‘ухотину, который пользовалсЯ, конечно, только экипажем. ‡а что
последовал распек.
     ЋтношениЯ наши испортились. ‘идЯ как-то в конце зимы за работой в своем кабинете
на ѓагаринской, Я должен был принЯть чуть ли не в полночь нашу "классную даму",
полковника „агаева.. ‘ каким-то виноватым видом он попросил по приказанию
начальника академии все черновики выполненных мною за год тактических задач. Љ
счастью, Я не выбросил накопившиесЯ у менЯ и разбросанные в хаотическом
беспорЯдке написанные и исчерченные листы.
     Џрошло недели две, и вот менЯ снова требуют к ‘ухотину.
     -- Џолюбуйтесь,-- говорит он, показываЯ разложенные на громадном столе, в
образцовом порЯдке, мои черновики.-- ‘мотрите, все длЯ вас разобрал.
Ђ Я, не чувствуЯ иронии в своем ответе, четко говорю ему:
     -- Џокорнейше благодарю, ваше превосходительство!
     Љогда же через несколько дней Я встретил на лестнице академии полковника
Љолюбакина, то он, остановив менЯ, многозначительно сказал вполголоса:
     -- Џостарайтесь подзубрить элементарную тактику, а то начальнику академии не
нравитсЯ, что Я поставил вам одному в классе двенадцать баллов за тактические
задачи. Ћбещал сам быть на экзамене и требует от менЯ ручательства, что вы
действительно знаете тактику.
     ќто мне отчасти объЯснило ночную вылазку, предпринЯтую против менЯ ‘ухотиным.
Џервый год учениЯ совпал с празднованием юбилеЯ ‘уворова, организованным по
инициативе нашей академии. ‘остоЯлось торжественное заседание. Ѓессмертный
русский полководец был официально причислен к списку "мировых великих
полководцев". „о этого великих насчитывали наши историки всего семь: Ђлександр
[100] Њакедонский, ћлий –езарь, ѓаннибал, ѓустав-Ђдольф, ’юренн, ”ридрих и
Ќаполеон. …ще позднее академиЯ причислила к ним и Џетра Џервого.
Ќа той же академической конференции было решено, с высочайшего соизволениЯ,
разобрать и перевести из Ќовгородской губернии в Џетербург на территорию
академии церковь, в которой великий изгнанник пел когда-то на клиросе. ‚ероЯтно,
этим способом наше начальство надеЯлось поселить в стенах академии дух
суворовской стратегии.
     ‚се профессора прочли нам лекции о ‘уворове, но эпоха, в которой мы жили, была
так мало проникнута героизмом: многое из того, что должно было бы затронуть
военные сердца, звучало длЯ нас как нечто очень далекое, почти мифическое.
€ногда казалось, что во всей созданной по этому поводу шумихе проглЯдывало
желание начальства отличитьсЯ.
     ‚ понедельник первой недели великого поста, то есть примерно за месЯц до начала
экзаменационного периода, растЯнутого до конца маЯ, Я вышел в дымную
академическую курилку и громко заЯвил:
     -- Џредлагаю начать готовитьсЯ со мной вместе к экзаменам тому, кто, как Я, еще
не открыл первой страницы учебника.
     Ќа большинстве лиц выразилось, конечно, полное недоверие к моим словам.
     -- ђисуетесь! -- сказал „овбор, который навернЯка уже давно начал зубрежку.
Ќо џкушев, черноусенький хорунжий, в темно-синем казачьем чекмене, знакомый мне
только по внешности, выступил вперед.
     -- џ в таком же положении,-- сказал он мне не без лихости.-- „авайте проходить курс
вместе. Ћдин будет читать, а другой искать названиЯ по картам и вести конспект.
ЏомнЯтсЯ мне эти тихие, белые питерские ночи в доме на набережной Ќевы, когда мы
зажигали свечи всего на два-три часа. Ћдин стоЯл у дедовского мольберта и читал
про ђымник, а другой разбиралсЯ в палаточных лагерЯх, изображенных на схемах.
‚ремЯ от времени, усталые до одурениЯ, бросались мы на несколько минут на
громадный турецкий диван. ‘пать в кровати приходилось в продолжении многих
недель не больше как по три-четыре часа в сутки.
     Џервым был у нашей группы экзамен по геологии, считавшейсЯ второстепенным
предметом. ѓеологию читал красноречивый и утонченно воспитанный профессор
университета €ностранцев. Љурс его проглатывалсЯ, как интересный роман, в
два-три днЯ. џ вернулсЯ с этого экзамена подбодренным, как после бутылки
хорошего шампанского, но вечером звонок по телефону снова вызвал менЯ в
академию. џ поспешил на Ђнглийскую набережную и застал здесь всех однокурсников,
пораженных известием о самоубийстве нашего коллеги -- скромного поручика
туркестанских стрелков.
     "‘егоднЯ на экзамене,-- писал он нам,-- Я едва получил удовлетворительный балл; Я
прочел все курсы уже три раза, тогда как большинство из вас не успело еще
прочитать и половины. Џри [101] таких условиЯх Я решаю, что дальнейшаЯ борьба
бесплодна, и прошу товарищей позаботитьсЯ о моей семье, возлагавшей все свои
надежды на мой успех в академии".
     Џрежде всего мы припомнили, что покойный не смог сегоднЯ утром ответить
экзаменатору, почему у рек в ђоссии, текущих в меридиональном направлении,
правый берег -- высокий, а левый -- низкий. Ќе довольствуЯсь этим объЯснением, мы
стали делитьсЯ друг с другом впечатлением, которое на нас производил покойный
поручик, и постепенно выЯснили картину всей его недолгой военной карьеры. Њы
узнали, что он, как и большинство слушателей академии, успешно окончил в свое
времЯ военное училище не то фельдфебелем, не то взводным портупей-юнкером; что,
прельстившись усиленным жалованьем, полагающимсЯ офицерам на окраинах, он взЯл
вакансию в далекий ’уркестан. ‘коро жалованьЯ хватать не стало, и он, прослужив
два года сверх положенного обЯзательного трехлетнего срока в строю, посвЯтил все
это времЯ подготовке в академию, окончание которой открывало на всю жизнь не
только военное, но и гражданское поле деЯтельности.
     ‘реди слушателей оказалсЯ еще один туркестанец, который рассказал, как покойный
волновалсЯ уже на предварительных испытаниЯх при штабе округа. Ќаплыв желающих
был громадный, и все знали, что в Џетербург будут командированы только лучшие,
не более трехсот -- четырехсот человек от всех округов. „ругие вспоминали, что он
ходил как пьЯный от счастьЯ, когда узнал, что попал выше той роковой черты,
котораЯ отделила сто тридцать человек, принЯтых в академию, от остальных,
выдержавших экзамены, но не принЯтых.
     Ћн хваталсЯ за академию как утопающий за соломинку. …му казалось, что длЯ успеха
достаточно одного усердиЯ, но в конце концов он отказалсЯ от борьбы и жизни. ‚
ту пору самоубийство было, увы, нередким Явлением в офицерской среде.
Ћдин из старших моих товарищей по полку штаб-ротмистр граф ‹орис-Њеликов
покончил с собой из-за измены какой-то певицы из венгерского хора. ’акже и
талантливый молодой Ќика ђаевский пустил себе пулю в лоб из-за неуживчивого
характера своей любовницы -- танцовщицы императорского балета.
ЏомнилсЯ мне и рассказ отца о том гвардейском €змайловском офицере, который в
турецкую войну покончил с собой в ночь перед атакой, написав перед смертью, что
он боитсЯ оказатьсЯ трусом в бою.
     Њало внушительными, если не смешными, казались большинству слушателей академии
настойчивые и повторные выкрики полковника Љолюбакина на лекциЯх прикладной
тактики.
     -- „лЯ войны нужен прежде всего волевой человек! —то такое волевой человек? ‚от --
‘уворов! Ђ Ќаполеон? ‚от,-- объЯснЯл он, рисуЯ на доске квадрат,-- Ќаполеон: волЯ
равна уму.
     Ќи школа, ни семьЯ, ни сами условиЯ жизни не воспитывали в молодых
представителЯх русской аристократии воли и жизненной стойкости. [102]
Ќо возвратимсЯ к экзаменам. Љурс истории военного искусства составлЯл десЯть
тысЯч страниц. Ќа подготовку же к экзамену давалось всего двенадцать --
четырнадцать дней.
     џвившись в академию к девЯти часам утра, как полагалось, в мундире, при каске, Я
прождал в аудитории своей очереди до шести часов вечера, так как был последним
по алфавиту в группе из двадцати офицеров. Љончил же Я отвечать только около
восьми часов. ‚сЯ аудиториЯ была завалена стенными картами и схемами, среди
которых отвечающий долго рылсЯ, выискиваЯ нужный материал, Њне не без труда
удалось восстановить во всех подробностЯх картину походов ѓустава-Ђдольфа.
ѓейсман интересовалсЯ, главным образом, не тем, как великий полководец сражалсЯ,
а подробностЯми подготовки им театра военных действий.
     Њне казалось, что Я сказал все, назвав множество заблаговременно подготовленных
продовольственных складов и оборудованных заранее путей вторжениЯ в ћжную
ѓерманию, но ѓершка заЯвил, что главного Я не упомЯнул. „ействительно, Я забыл о
наведенных на реке пре мостах. ќкзамен был испорчен, несмотрЯ на отличный ответ
у Ѓаскакова о сражении под ‚аграмом, изученном по талантливой книге ‘ухотина.
’от же Њышлаевский, который отнессЯ ко мне с таким предубеждением на
вступительном экзамене, оценил мои знаниЯ по истории военного искусства в ђоссии
довольно высоко. џ докладывал о петровской кавалерии и сумел доказать, что
создание драгун, сочетавших конный строй со стрелковым делом, было фактически
предвосхищено предыдущим развитием русской конницы.
     Љогда после двух месЯцев экзаменационной сессии все мы собрались, чтобы тЯнуть
жребий на участки длЯ летних топографических съемок, то вид у нас был довольно
потрепанный.
     €з ста тридцати человек переходные экзамены на старший курс выдержало только
около ста офицеров; остальные были немедленно отчислены в полки.
‘ладко отоспавшись после многих бессонных ночей, Я отправилсЯ позавтракать в
свой родной полк, на ‡ахарьевскую.
     —то-то уже отделЯло менЯ от полковых товарищей. Ћдин только ‘коропадский,
будущий гетман, стал менЯ расспрашивать про академические курсы. Ћн просил
совет, где бы ему раздобыть учебники, так как рассчитывал, с немалым
самомнением, осилить их самому, без всЯкой академии. Њне показалось излишним
объЯснЯть ему, что дело не столько в прочитанных книгах, сколько в той
умственной тренировке, которую давала работа на младшем курсе академии.
“езжаЯ на съемки, Я почувствовал какую-то особую гордость, впервые в жизни
получив на руки порЯдочную сумму денег, составившуюсЯ из летних суточных, денег
на канцелЯрские принадлежности и т. п. “же зимой, освобожденный от полковых
расходов, как находЯщийсЯ в постоЯнной командировке, Я мог брать из дому гораздо
меньше денег; теперь же и на всю жизнь Я становилсЯ самостоЯтельным и переставал
быть бременем длЯ семьи. [103]
     Ќа двух офицеров выдавалсЯ один кипрегель, и потому мы с конногвардейцем ”аддеем
Ѓулгариным условились работать вместе; он был внуком пушкинского современника,
показал себЯ впоследствии храбрым и дельным офицером на маньчжурской войне, но
так же, как и многие, рано окончил жизнь самоубийством.
     ЏерваЯ съемка требовалась инструментальнаЯ -- две квадратных версты в масштабе
сто сажен в дюйме. ‘рок длЯ нее был три недели. ЉаждаЯ веха накалывалась и
обводилась кармином, каждый двор обмеривалсЯ цепью, план вычерчивалсЯ тушью,
после чего его торжественно "крестили", обливаЯ двумЯ-тремЯ ведрами, воды, чтобы
подготовить ватманскую бумагу длЯ акварельной разрисовки.
‚тораЯ съемка была полуинструментальнаЯ -- четыре квадратных версты в масштабе
около двухсот сажен в дюйме. Џосле этого нужно было за десЯть дней произвести
съемку десЯти квадратных верст в масштабе двести пЯтьдесЯт сажен в дюйме. Њногие
за такой короткий срок успевали тщательно отделать только ту дорогу, по которой
предполагалсЯ проезд начальства. ЏредположениЯ эти, однако, не всегда
оправдывались. Ќаши хитроумные генералы, знавшие наизусть всю местность,
выбирали порой предательские маршруты и, следуЯ на извозчике, выезжали не на
показанную на планшете и "содранную" с карты дорогу, а на заросшую лесом тропу.
ќто лето, проведенное большей частью в –арском ‘еле, было едва ли не
заключительным аккордом моей светской петербургской жизни. Џо вечерам после
работы нас с Ѓулгариным частенько приглашали в гостеприимный дом гусарского
полковника —авчавадзе, где так было приЯтно забыть о пыльном участке съемки
среди благоухающих цветов и прелестных гусарских дам.
     Ќа одном из таких вечеров мы встретили великого кнЯзЯ Ѓориса ‚ладимировича. Ћн
пригласил нас к себе на завтрак в воскресенье. ‹юбопытно было взглЯнуть на
пресловутый коттедж, построенный исключительно из английского материала, без
"единого русского гвоздЯ", как хвасталсЯ Ѓорис ‚ладимирович. Њы принЯли
приглашение и Явились.
     ‚ небольшой уютной столовой, с необходимой длЯ англичан принадлежностью в виде
большого камина, сидело в то утро четыре молодых человека, почти сверстники:
Љирилл, будущий претендент на российский престол, его брат Ѓорис и мы с
Ѓулгариным.
     -- Ќе пойму Я вас, €гнатьев,--сказал Ѓорис,--зачем вам было покидать веселую
полковую жизнь и лезть в эту "лавочку"--академию?
     -- џ думаю, что и вам, Ѓорис ‚ладимирович, было бы хорошо в нее пойти,-- ответил
Я.-- Ѓаллы вам будут ставить получше, чем нам, и в армии вас, пожалуй, станут
уважать больше,-- шутливо сказал Я.
     -- ‚ы с ума сошли, €гнатьев, Я военную службу презираю. Џариж, женщины -- вот
жизнь!
     -- ‚ам не следует нам этого говорить,-- сказал Я Ѓорису.
Љонечно, это был мой первый и последний завтрак, но двадцать с лишком лет спустЯ
в Џариже, когда из-за моей службы ‘оветской власти все мои бывшие знакомые, а в
особенности русские, перестали [104] мне кланЯтьсЯ, Љирилл, встретившись со мной
случайно на улице ђиволи, приостановилсЯ и сказал:
     -- Љак вы были правы, €гнатьев, тогда, на завтраке в –арском!
—то подразумевал этот неудавшийсЯ "самодержец" -- не знаю, но, вероЯтно, что-либо
не очень утешительное длЯ романовского семейства.
     Ќе успел еще сойти с наших лиц загар от летней трудовой страды, закончившейсЯ
решением нескольких тактических задач на местности, как мы снова оказались в
академических стенах и разместились в более просторной и светлой аудитории
старшего курса.
     ‘ами названиЯ преподававшихсЯ на старшем курсе предметов -- стратегиЯ, военнаЯ
историЯ, статистика, военнаЯ администрациЯ, высшаЯ геодезиЯ и астрономиЯ --
указывали на более серьезный и ответственный характер учебной работы. ‘кучных
лекций в новом году стало меньше. ‘амым невыносимым был профессор генерал
Њакшеев, уныло пересказывавший тЯжелый курс сравнительной организации тыла и
снабжениЯ русской, германской, австрийской и французской армий. ‘амыми
увлекательными были лекции красноречивого и всегда жизнерадостного профессора
генерала Њихневича, читавшего одновременно и историю войны 70-го года и часть
курса стратегии, длЯ многих разделов которой франко-прусскаЯ война давала
наиболее современные образцы.
     ђусско-турецкаЯ война 77-го года тщательно замалчивалась: больно много в ней
было грубых и преступных ошибок высшего русского командованиЯ.
€нтересно, что на старшем курсе мы не провели ни одного практического занЯтиЯ по
стратегическому сосредоточению и по использованию железных дорог длЯ переброски
войск, чему придавалось уже в то времЯ первостепенное значение во французской и
германской академиЯх генеральных штабов.
     ‚ середине учебного года распространилсЯ слух о включении впервые в курс военной
истории Ћтечественной войны 1812 года, длЯ чего должен был специально приезжать
из ‚ильно генерал •аркевич. ђозданные нам на руки первые страницы его еще не
сброшюрованного труда оказались достаточно занимательными. Ќо сам •аркевич
быстро нас разочаровал: так мало он походил на нашего общего любимца Њихневича.
Њундир генерального штаба совсем не шел к его полуштатской профессорской фигуре.

     ‘удьба привела менЯ под его прЯмое начальство в русско-Японскую войну, на
которую Љуропаткин, как рассказывали злые Языки, выписал •аркевича в качестве
своего историографа. ’аковым только он, должно быть, и чувствовал себЯ в боЯх
под ‹ЯоЯном, когда галопировал с нами, отыскиваЯ в самый критический момент в
высоких зарослЯх гаолЯна собственного командующего армией. Ђ ведь он был
генерал-квартирмейстером армии! Њы, молодые генштабисты, про себЯ возмущались
подобной дезорганизацией штабной службы, но •аркевич, с присущим ему
профессорским равнодушием к практике, объЯснЯл:
     -- ќто, господа, уже не бой, а сражение. [105]
Ќи нам, ни армии от таких определений легче не было.
     Љолюбакин, высказывавший на младшем курсе оригинальные и здравые военные мысли,
шедшие вразрез со школьным изложением тактики, на старшем курсе, читаЯ часть
стратегии, стал повторЯтьсЯ, и его постоЯнные словечки послужили даже темой длЯ
стихотворной сатиры на теорию военного дела.
     ‚от как наши доморощенные поэты излагали принцип неизменности основных законов
войны:

     ‘ражалсЯ голый троглодит,
     Љак грубым свойственно натурам,
     ’еперь же просвещенный Ѓритт
     ’репещет в хаки перед Ѓуром.
     Ќо англичанин и дикарь
     •ранЯт все свойства человека:
     Љак били морду прежде, встарь,
     ’ак будут бить ее до века...
     Ђ вот еще о значении элемента местности:
     ЌельзЯ сражатьсЯ в облаках,
     Ђ шар земной совсем не гладкий...

и т. д. с заключительным выводом:

     Џред боем, попиваЯ чай,
     Џо карте местность изучай!

     Љолюбакин, правда, был единственным из наших теоретиков-профессоров,
подчеркивавшим значение психологического элемента в военном деле.
‘амым же большим пробелом в нашей подготовке была полнаЯ неосведомленность о
современной военной технике. Ќе нужно думать, что курс артиллерии в чем-нибудь
касалсЯ ее применениЯ в бою; это было только довольно поверхностное ознакомление
с материальной частью. Ќа курсе же тактики хоть и упоминалось о значении
сосредоточенного артиллерийского огнЯ, но в качестве примера нам представлЯли
чуть ли не стопушечную батарею ‹ористона, обеспечившую победу Ќаполеона под
‚аграмом в 1809 году.
     ѓлавное внимание в уставах и учебниках уделЯлось пресловутому выбору
артиллерийских позиций -- то за гребнем, то перед гребнем, но о силе и могуществе
артиллерийского огнЯ никто не дал нам наглЯдного представлениЯ. Џоэтому когда
Японцы сосредоточили огонь батарей, разбросанных по фронту, на участке,
намеченном длЯ атаки, то этот прием оказалсЯ длЯ нашего командованиЯ
неприЯтнейшим сюрпризом.
     ‘ пулеметами нас тоже познакомили только наши враги, на войне; надо полагать,
что пулемет тогда еще лишь изучалсЯ в какой-нибудь из ученых комиссий или в
артиллерийском комитете.
     ‚прочем, о Японской армии мы вообще имели представление, мало чем отличавшеесЯ
от того, какое было о ней у моего бывшего командира полка "свиты его величества"
генерала Ќиколаева. [106]
     “знав в Яхт-клубе от престарелого генерала-адъютанта кнЯзЯ
Ѓелосельского-Ѓелозерского об объЯвлении войны, Ќиколаев спросил: "„а где же
находитсЯ џпониЯ?" Љогда же Ѓелосельский объЯснил, что она расположена на
островах, то Ќиколаев, улыбнувшись в свои густые седые усы, ответил: "—то ты,
что ты, батюшка! ђазве может быть империЯ на островах!"
     ‚нимание при изучении военной географии было сосредоточено на ‡ападном фронте и
отчасти на Љавказском; о „альнем ‚остоке за три года академии, буквально
накануне войны, никто не обмолвилсЯ ни словечком. Ђ между тем предмет,
именовавшийсЯ статистикой, в который входило и изучение будущих вероЯтных
театров военных действий, отнЯл у нас на старшем курсе немало времени.
‚ начале года каждый получил слабый оттиск десЯтиверстной карты от Ѓалтийского
до —ерного морЯ в длину и от Ќемана и „непра до ќльбы и притоков „унаЯ в ширину.
ќту карту требовалось "поднЯть", то есть по мере чтениЯ учебника обозначить на
ней тушью и акварелью все, что упоминалось в учебнике, до мелких речек и
деревЯнных мостиков включительно. ‚ результате к весне каждый слушатель
располагал большой картой собственного изготовлениЯ, расцвеченной во все цвета
радуги, с сильным преобладанием зеленой краски, покрывавшей знаменитые
"лесисто-болотистые" пространства, которые, по словам некоторых Язвительных
людей, давно уже перестали быть и лесистыми и болотистыми.
Ѓывали при этом случаи пользованиЯ чужими, давно приготовленными картами, и
генерал ‡олотарев, взглЯнув на карту, выполненную кем-то из наших
предшественников и пожелтевшую от времени, ехидно говорил ее новому владельцу:
     -- Ђ недурна старушка!
     Њного вниманиЯ на старшем курсе было уделено изучению иностранных армий. Њы
вызубривали все строевые и полевые уставы европейских армий. Њы напрЯгали
памЯть, запоминаЯ интервалы и дистанции во всех построениЯх, определЯвшиесЯ, к
великому нашему горю, в разных армиЯх по-разному -- где в метрах, где в шагах,
где в футах. €з курса, называвшегосЯ "ЂдминистрациЯ", мы знали все детали
организации не только собственного тыла, но и иностранных армий. Ћдного мы
только никогда не касались -- человеческого материала. —то собой представлЯли
немецкие солдаты, австрийские унтер-офицеры, французские офицеры -- мы понЯтиЯ не
имели.
     ‡убрежка распространЯлась и на такой предмет, как геодезиЯ. Џриходилось
заучивать проверки и поправки ко всем сложным геодезическим инструментам. Ќо
почти длЯ всех камнем преткновениЯ была параллельнаЯ геодезии наука --
астрономиЯ. "