дно даже теперь веритсЯ, что
Я впервые увидел портрет самого ‹енина и прочитал о нем статью лишь 22 декабрЯ
1917 года в сохраненном мною и по сей день номере журнала "€ллюстрасион". Љак
пришлись по сердцу моим скромным сотрудникам приведенные тогда слова ‚ладимира
€льича о возможности пролетариату по собственной инициативе ликвидировать
несправедливую войну превращением ее в гражданскую.
     Њежду тем осенью 1917 года французские газеты печатали страшные вести а ђоссии.
Ћни старались убедить, что большевики стремЯтсЯ отстранить народ от управлениЯ
страной. ‚ласть, по их словам, будто бы захватила "небольшаЯ группа политических
утопистов", представлЯвшихсЯ "ѓорой" времен французской революции.
Ќикому из русских, прибывавших в Џариж, не приходило в голову опровергать
подобные нелепости, получаемые прЯмехонько от французской военной миссии в
ђоссии. ‚озможностей длЯ протеста, [668] правда ни у кого из нас не было:
французскаЯ военнаЯ цензура становилась с каждым днем все более грозной.
"Taisez vous! Mefiez vousl Les oreilles ennemies vous &#233;coutent!" ("Њолчите!
Ћпасайтесь! ‚ражеские уши вас подслушивают!") -- читалось и в вагонах метро, и на
стенках кафе.
     Ћт этого лозунга укрытьсЯ было некуда, и русскаЯ военнаЯ миссиЯ, возглавлЯвшаЯсЯ
военным агентом, могла лишь стремитьсЯ все более отмежеватьсЯ от всех остальных
русских организаций в Џариже.
     ќто, однако, и представило наибольшую трудность.
     -- ‘амое важное длЯ вас, русских,-- это держатьсЯ друг за друга,-- советовали мне
французские офицеры ѓран Љю †э.
     -- џ, пгавда, не вмешиваюсь в ваши дела,-- твердил мне в другое ухо Њаклаков,-- но
все же вы, как военный агент, не можете отказатьсЯ от солидагности с
посольством.
     Џриходилось отмалчиватьсЯ, страшитьсЯ каждого телефонного звонка, дабы избежать
объЯснений с хитроумным адвокатом-послом.
     „обровольнаЯ и все более глубокаЯ моЯ отчужденность от прежних посольских
сослуживцев, негодовавших на ЋктЯбрьскую революцию, все же менЯ смущала.
     -- Џравильно ли Я поступаю, действуЯ на свой личный страх и ответственность? --
спросил Я при встрече прибывшего из ђоссии графа Љоковцева, с которым
приходилось нередко видетьсЯ в Џетербурге.
     ђавнодушно менЯ выслушав, бывший царский премьер, считавшийсЯ в петербургской
кунсткамере хоть и не самым талантливым, но мудрым государственным мужем,
глубокомысленно изрек:
     -- Ќа вашем месте, граф, Я взЯл бы отпуск!
ќто было уже незамаскированное стремление совершенно устранить менЯ от работы.
‘ам Љоковцев использовал "предоставленный" ему ЋктЯбрьской революцией "отпуск",
чтобы занЯть кресло в парижском филиале ђусского длЯ внешних сношений банка,
который был одним из каналов, питавших подготовку будущей иностранной
интервенции в ђоссии.


        x x x

     Џервым серьезным экзаменом длЯ независимого положениЯ, занЯтого русской военной
миссией, ЯвилсЯ Ѓрест-‹итовский мир.
     ‚место обычного телефонного звонка посольство выслало на этот раз повестку с
приглашением принЯть участие в митинге, организуемом "всей русской колонией" длЯ
публичного выражениЯ протеста против "большевистского" мира.
€з этого длЯ менЯ стало Ясно, что пресловутый митинг, организованный самим
Њаклаковым и прочими прихлебателЯми французского министерства иностранных дел,
ЯвлЯлсЯ лишь предлогом антисоветской пропаганды. ђешение Я принЯл бесповоротное:
русские военные на этот митинг не должны идти. [669]
     Ќа этот раз они менЯ не подвели: ни один из моих подчиненных на митинг не
пришел.
     Ћднако это событие не помешало каждому из нас переживать его и подыскивать в
душе если не оправдание, то объЯснение этого неслыханно тЯжкого мирного
договора. „лЯ менЯ пример наших бригад показал нежелание русских солдат воевать.

     €з прошлого вспомнилсЯ и солдат с двумЯ вздетыми на штык караваЯми, со спокойной
совестью решивший после Њукдена отправитьсЯ по шпалам к себе домой, в ’амбовскую
губернию, и еще так недавно изложенные мне последним царским военным министром
ЃелЯевым данные о числе дезертиров в русской армии.
     ‚едь сам же Я тогда ему ответил: "…сли так, то пора кончать!"


        x x x

     ‚ Џариже в эти дни трудно было даже думать о мире с немцами. Џо ночам все чаще и
громче завывали на весь город сирены, и глухие разрывы бомб тонули в
оглушительных залпах французских полевых орудий. Џервые зенитные орудиЯ охранЯли
еще только фронт, а первые образцы со специально обученной русской командой мне
едва удалось отправить в ђоссию перед самой ЋктЯбрьской революцией. Љоманда эта
была собрана независимо от наших бригад, из направлЯвшихсЯ ко мне французским
командованием пленных, бежавших из германского плена. ќто были настоЯщие
смельчаки, которым особенно было дорого возвращение на родину.
‡вучат и по сей день в ушах радостные звуки колокольного звона парижских
церквей, знаменовавшего отбой после воздушной тревоги. ’о там, то сЯм в ночной
мгле виднелись в подобные минуты зарева догоравших пожаров, а по утрам старик
консьерж месье †юйльЯр подметал, бывало, на нашем дворе осколки французских
шрапнелей.
     Џариж содрогалсЯ и, снова почуЯв близкую опасность, принЯл к концу 1917 года вид
той суровой решимости, котораЯ поражала иностранцев с первых же дней войны.
‘трогий военный режим был облегчен лишь разрешением при условии полной
маскировки вечерних спектаклей, и в то же времЯ, когда правительственные театры
по-прежнему продолжали бездействовать, частным предпринимателЯм удалось
подыскать кое-где небольшие подвальные помещениЯ длЯ районных театриков.
"Њы их одолеем, когда только захотим",-- распевал под дружные аплодисменты
какой-то эстрадный певец.
     "Ђх, ѓота, ах, ѓота, пусть летЯт сколько хотЯт",-- пели хором и артисты, и
зрители, подбадриваемые доносившимисЯ в подвал звуками разрывов вражеских бомб.
"‚ставайте, мертвецы! ‚перед, живые!" -- как бы откликалсЯ в этой песенке девиз,
брошенный французскому народу восьмидесЯтилетним †оржем Љлемансо.
‚первые за долгие годы французские правЯщие круги обуЯл страх, страх перед
властью одного человека, не только крепкого на слово, но и способного превратить
его в дело. [670]
     Џервыми "перестроились" французские военные корреспонденты. ‚место сообщений с
фронта они занЯлись репортажами с сенсационных судебных процессов,
возбуждавшихсЯ против всех, и больших и малых шпионов и соглашателей с
ѓерманией.
     Ѓольше всех дрожали перед своим председателем сами министры. ђассказывали, что
престарелый министр иностранных дел Џишон так волновалсЯ перед каждым докладом
Љлемансо, что подолгу простаивал перед дверью его кабинета -- то бралсЯ за ручку
двери, то отходил от нее.
     ’ам, за дверьми, ведь сидел ’игр, как метко прозвали Љлемансо французские
солдаты. ќтот "зверь" не рычит, он долго и молча подстерегает свою жертву, чтобы
броситьсЯ на нее и уничтожить, и французский народ почувствовал, что нет более
беспощадного врага длЯ всех соглашателей с немцами, чем Љлемансо. Ќо ’игр не
предвидел, что сломать себе зубы ему придетсЯ не на французской, а на русской
земле, и не на немцах, а на столь ему ненавистных наших героЯх Ћдессы и
‘евастополЯ.
     €злюбленным развлечением Љлемансо было ставить собеседника одним своим острым
словом в смехотворное положение. Ђнекдотам об этих выходках не было конца.
Џриходит к нему, например, как-то на прием почтеннаЯ сестра милосердиЯ,
настоЯтельница того госпиталЯ, в котором лежал ’игр после нанесенного ему в
самом центре Џарижа револьверного ранениЯ.
     -- Ђх! ќто сестра ЊариЯ! Љак же, как же! џ ведь так вам благодарен за уход! --
встретил старуху Љлемансо.
     -- Ђ вы, господин президент, такой замечательный человек,-- восторженно начала
женщина в белом монашеском чепце, окаймленном широчайшими полЯми.-- Ћдного вам
только и не хватает, чтобы попасть в рай: свЯтого причастиЯ.
     -- ќто тоже замечательно! џ как раз сегоднЯ ночью видел об этом сон. Џредставьте,
поднимаюсь Я по лестнице, а на верхней площадке стоит сам Џетр с ключами от раЯ.
"Љто этот старикашка? -- спрашивает он.-- Ђ! Љлемансо? Ћднако впустить вас не
могу: вы ведь не говели!" "„а если только за этим дело стало,-- говорю Я,-- так Я
готов тотчас отговеть". ’ут приводЯт менЯ в комнату, запирают и идут искать кюре
(свЯщенника). ‘ижу Я час, сижу два, начинаю, наконец, шуметь, прошу менЯ
выпустить, а мне объЯснЯют: "‚есь, мол, рай обегали и ни одного кюре не нашли!"
Ћдин только человек из ближайшего окружениЯ грозного председателЯ совета
министров проникал к нему в любые часы днЯ и ночи, без малейшего стеснениЯ.
•удощавый брюнет, красивые черты которого портил только несоразмерно длинный
нос,-- †орж Њандель, он же -- ђотшильд, своим сладким голосом и вкрадчивыми
манерами напоминал скорее члена таинственного Ћрдена иезуитов, чем члена
шумливой палаты депутатов. …го бессменный безупречный черный костюм и черный
галстук дополнЯли его личность, преисполненную самой корректной и доведенной до
тонкости наглости.
     -- Џлевать Я хочу на мнение начальника генерального штаба! -- [671] мЯгко, не
поднимаЯ голоса, заЯвил мне Њандель, принимавший менЯ как-то по делу облегчениЯ
участи наших солдат.
     „обитьсЯ приема у этого.личного секретарЯ Љлемансо, пожалуй, было так же трудно,
как и у его шефа.
     Њоим осведомителем обо всем происходившем за стенами военного министерства,
обращенного Њанделем в какой-то средневековый замок, стал один из личных
ординарцев Љлемансо, прежний мой знакомый из 2-го бюро ѓран Љю †е майор ”рансуа
Њарсаль. ‚ этом дышащем здоровьем дисциплинированном офицере Я в те дни никак не
мог подозревать крупного банковского дельца, дошедшего до поста министра
финансов и закончившего свою карьеру после скандальных спекулЯций за тюремной
решеткой. Ђ мало ли таких ловкачей продолжали гулЯть на свободе и попирать
народные интересы, прикрываЯсь в военное времЯ военным мундиром, а в мирное
времЯ деловыми свЯзЯми и парламентской неприкосновенностью?
     -- •уже всего, что вас невзлюбил сам Њандель,-- объЯснЯл он мне как-то трудность
создавшегосЯ длЯ нас положениЯ.-- ‚от, взглЯните, что он на днЯх донес нашему
шефу.
     € ”рансуа Њарсаль вынул из папки лист бумаги, разлинованной на три графы: в
первой -- стоЯли фамилии и должности провинившихсЯ, во второй -- свершенные ими
проступки, а третьЯ графа оставалась длЯ резолюции главы правительства.
"Ѓуржуа ‹еон -- председатель сената -- обедал вчера в отдельном кабинете в
компании не одной, а целых двух девиц".
     ђезолюциЯ Љлемансо: "€звестнаЯ свиньЯ!"
"€гнатьев Ђлексей, генерал,-- частенько проводит ночи и выходит рано утром из
дома No 26, на улице Џасси (адрес великой кнЯгини Ђнастасии Њихайловны)".
ђезолюциЯ Љлемансо: "Њонархист и подозрительный германофил".
     -- ‚еликой кнЯгине уже за шестьдесЯт лет. Ћна, правда, пользовалась успехом у
мужчин, и потому подобные намеки могли бы быть даже лестными,-- засмеЯлсЯ Я.--
„очь ее замужем действительно за германским кронпринцем, но чем же Я виноват,
что встречал ее, вероЯтно, лет двадцать назад. Ќепостижимо, как могут
полицейские бредни, достойные бульварной памфлетной газетенки, восходить до
самого председателЯ совета министров! Ќеужели они могут ему импонировать?
     -- ‚от, представьте,-- вздохнул ”рансуа Њарсаль,-- на этих бумажках-доносах и
основана сила ЊанделЯ. ‚озвращаетсЯ старик с фронть -- усталый, разбитый,-- а
после ужина Њандель и подносит ему подобную записочку, даже без комментариЯ. …му
известно, что длЯ бывшего журналиста и политического полемиста это -- сущий клад
и, во всЯком случае, забавное развлечение.
     Њог ли Я тогда предполагать, что тот самый †орж Њандель, от которого столько
пришлось претерпеть,-- погибнет от руки тех, кого считал когда-то своими
друзьЯми. Ћслепленный ненавистью к нашей социалистической революции, Њандель не
сумел предвидеть, на какое предательство ”ранции окажутсЯ способными враги
‘оветского ‘оюза во вторую мировую войну. [672]
     ‘ немалым трудом удалось мне быть принЯтым Љлемансо в столь знакомом мне
кабинете военного министерства на рю ‘ен
     „оминик.
€з-под нависших суровых бровей глЯдел на менЯ откуда-то из глубины глазных орбит
коренастый широкоплечий старик в черной ермолке на совершенно лысой голове. Ќа
руках у него были надеты, серые нитЯные перчатки, скрывавшие, как мне объЯснЯли,
многолетнюю нервную экзему.
     џ еще был одет в походную генеральскую форму с орденом ‚ладимира с мечами и
бантом за маньчжурскую войну.
     -- Ћчень рад с вами познакомитьсЯ. џ привык относитьсЯ с уважением к
генеральскому званию,-- изрек старик, как бы намекаЯ на потерю моего бывшего
положениЯ военного дипломата.
     -- ѓосподин президент,-- начал Я,-- ввиду непризнаниЯ нашим революционным
правительством царских долгов Я предлагаю вам, сохранЯЯ необходимый длЯ
ликвидации мой текущий счет в Ѓанк де ”ранс, принЯть от менЯ все военные
материалы ценностью до девЯтисот миллионов франков, оставшиесЯ от заказов
военного времени. Ћни с избытком могли бы покрыть суммы, потребные вашему
государственному банку длЯ оплаты очередных купонов по русским займам.
"“ничтожу,-- думалось мне,-- сохранЯЯ свой кредит, одним ударом самое сильное
средство враждебной нам пропаганды. Љакой даже скромный француз не ходил два
раза в год в свой банк отрезать очередной купон от русского займа!"
     -- „а, Я уже в курсе этого дела и спешу поблагодарить вас, генерал, за ваш
красивый жест, но государственные интересы заставлЯют менЯ отказатьсЯ от вашего
предложениЯ.
     "‡аберу Я у тебЯ,-- думал, вероЯтно, ’игр,-- военные складики, а твои правители и
скажут: "’ы, старик, сам развЯзываешь нам руки, не соблюдаЯ конвенции по
военному долгу. ‹учше уж подожду, а зато потом сдеру все сполна, по всем долгам
сразу".
     -- ‚хожу в ваше положение,-- продолжал Љлемансо,-- и потому ввиду непризнаниЯ нами
правительства вашей страны Я решил назначить под вашим председательством
"ликвидационную комиссию" из представителей всех заинтересованных в русских
делах наших министерств.
     "•орошо задумано,-- мелькнуло у менЯ в голове.-- ”ранцузы будут выносить решениЯ,
а Я, как почетный председатель,-- в них расписыватьсЯ!"
     -- Ѓлагодарю вас со своей стороны, господин президент.-- сказал Я,-- за высокую
честь, но позвольте уж мне самому защищать интересы ђоссии, а "ликвидационной
комиссии" -- интересы ”ранции. џ убежден, что мы сумеем согласовать нашу работу
по ликвидации.
     -- Џоложим-ка все это на бумагу,-- отговорилсЯ старый политикан, не желаЯ слишком
быстро поступатьсЯ предложенным им самим решением.
     Џосле длительного обмена обстоЯтельно составленными письмами Я в конце концов
специальным декретом, разосланным всем французским [673] ведомствам, был признан
"единственным представителем русских государственных интересов во ”ранции".
‘оглашение с Љлемансо легло в основу всей моей последующей деЯтельности во
”ранции, и на мой текущий счет в Ѓанк де ”ранс должны были поступать все русские
ценности, где бы и в какой бы форме они ни находились.
     Љроме того, при всех переговорах и соглашениЯх Я настаивал, чтобы ђоссиЯ
признавалась в границах 1914 года.
     -- Ќе может же один только русский народ отвечать за военный долг, сделанный всей
страной во времЯ мировой войны,-- доказывал Я французским чиновникам --
составителЯм соглашениЯ.
     ќто, между прочим, давало мне возможность вставлЯть палки в колеса тем
политическим деЯтелЯм, которые после признаниЯ независимой Џольши безо всЯкого
стеснениЯ стремились оторвать от ђоссии одну за другой исконные русские
губернии, лишаЯ наш народ плодов тех вековых трудов, что были им положены длЯ
выхода к берегам Ѓалтики.
     ‘оглашение с Љлемансо особенно пригодилось в последующую эпоху интервенции, так
как ”ранциЯ перестала быть надежным убежищем длЯ похищенных русских
государственных ценностей. Ќе мало ведь тогда находилось так называемых
"спасителей ђоссии", "спасавших" от большевиков все, что только возможно было
вывезти из нашей страны.
     "‚ Њарсельском порту выгружен морской кабель, на который претендует один из
     наших банков,-- сообщила мне в период врангелевской авантюры французскаЯ
     "ликвидационнаЯ комиссиЯ",-- но морской префект выражает сомнение в
     происхождении этого ценного морского имущества".
     "Њорской кабель изготовлЯетсЯ только на нашем казенном заводе в Ќиколаеве и
потому частной собственностью стать не мог. Џродать и вырученную сумму внести на
мой текущий счет в Ѓанк де ”ранс за No 5694",-- положил Я на этой бумаге свою
резолюцию.
     ’ак Љлемансо, заклЯтый враг ЋктЯбрьской революции, не подозреваЯ последствий,
сам предоставил мне возможность боротьсЯ с происками пособников будущей
вооруженной интервенции против ‘оветской ђоссии. „оступ к русскому пороху и к
русским снарЯдам, хранившимсЯ на наших складах во ”ранции, был длЯ них крепко
закрыт.


        x x x

     ‘ выходом ђоссии из войны еще более усложнилось положение, в котором находились
русские военнослужащие во ”ранции после ЋктЯбрьской революции.
‘ французской главной квартирой, свЯзь с которой после передачи мне генералом
‡анкевичем своих полномочий поддерживалась только одним из офицеров нашего
генерального штаба, расстатьсЯ было не трудно.
     -- ‘пасибо вам за радушие и гостеприимство,-- сказал Я на прощание французским
товарищам. [674]
     Ќесравненно тЯжелее было расписатьсЯ в получении от генерала ‹охвицкого
служебного документа, передававшего мне все права по руководству русскими
бригадами, врученные ему в свою очередь генералом ‡анкевичем. Џришлось стать
каким-то козлом отпущениЯ за все грехи, содеЯнные нашими генералами и
комиссарами ‚ременного правительства, а сама передача чисто фиктивных полномочий
по войскам теми, кто всЯчески дискредитировал менЯ в глазах солдат, звучала
попросту злой насмешкой. „а и о каких правах можно было говорить, когда
французское правительство, изверившись в русском командовании, создало уже к
тому времени специальную организацию длЯ наших войск с одним из собственных
престарелых генералов во главе.
     Џутем личных переговоров с Љлемансо мне удалось добитьсЯ освобождениЯ из
крепости части приговоренных на каторгу солдат -- зачинщиков куртинского
восстаниЯ -- и выхлопотать смЯгчение участи наших солдат, отправленных в Ђфрику.
Ћтказавшись и воевать, и работать на французском фронте, они уже строили дороги
под палЯщим зноем пустыни. Ћни страдали за то, что не хотели отказатьсЯ от
охватившего их страстного желаниЯ вернутьсЯ на родину и принЯть участие в
революции. Ќо где бы нашелсЯ в ту пору тот иностранный капитан кораблЯ, который
дерзнул хотЯ бы бросить Якорь у советских берегов?
     ’отальнаЯ подводнаЯ война, объЯвленнаЯ ѓерманией союзникам, служила достаточно
серьезным мотивом длЯ отклонениЯ всех моих ходатайств о предоставлении тоннажа,
необходимого длЯ отправки в ђоссию наших бригад.
     ђусские дела уже отходили на второй план. ‘перва о них боЯлись даже думать,
потом стали приглЯдыватьсЯ и откладывать в тот долгий Ящик, в котором
оказывались во ”ранции все дела, способные нарушить мирное житье политических
дельцов.
     ЌачавшеесЯ после апрельского наступлениЯ 1917 года затишье на ‡ападном фронте в
свЯзи с переброской с нашего фронта германских дивизий предвещало бурю, котораЯ
длЯ всех, подобно мне непосвЯщенных в обстановку на фронте, налетела неожиданно.

     „ело началось в ночь с 23 на 24 марта 1918 года, отмеченную не одним обычным, а
тремЯ повторными воздушными налетами на Џариж. ѓрохот канонады сменЯлсЯ звоном
церковных колоколов до самого рассвета.
     ‚ семь часов утра Я, по обычаю, встал и пошел взЯть ванну, но едва занес в воду
ногу, как услышал сильнейший, как мне показалось, разрыв бомбы, потрЯсший окна
нашей квартиры на Љэ Ѓурбон. ‘ирены, однако, молчали, и мы еще более были
удивлены, когда ровно в семь часов пЯтнадцать минут раздалсЯ такой же удар, а в
семь часов тридцать минут -- третий, несколько более отдаленный.
"Ќеспроста это дело,-- подумал Я,-- немцы всегда верны себе, и подобное
психическое воздействие принЯто ими, как подготовка к чему-нибудь серьезному на
фронте".
     ‚ыйдЯ с женой на набережную, мы убедились, что не только автомобилей, но даже,
пешеходов не было видно, хотЯ воздушной [675] тревоги так и не было объЯвлено. ‚
это солнечное утро Џариж замер от продолжавшихсЯ и никому не понЯтных сильных
разрывов каких-то неведомых бомб.
     Љ полудню разрывы стали реже, город принЯл свой обычный вид, но, отправлЯЯсь на
завтрак, парижане еще долго всматривались в Ясное безоблачное небо, стремЯсь
разглЯдеть в нем неведомого врага.
     ‚ моей канцелЯрии тоже шли суды и пересуды, и все набрасывались на наших
артиллеристов, неспособных объЯснить новый вид бомбардировки города. Њы побежали
во французское военное министерство, но там только к вечеру удалось
удостоверитьсЯ, что найденные в различных районах Џарижа осколки принадлежат
какому-то неведомому артиллерийскому "сверхснарЯду", прилетевшему с расстоЯниЯ
ста двадцати километров. ’ак мы познакомились с "Ѓольшой Ѓертой".
‘ этой минуты парижские жители разделились на тех, кто не боЯлсЯ грома войны, и
на других -- спасавшихсЯ от него. “ вокзала "д'Ћрсе", откуда направлЯлись поезда
на Ѓордо, с утра виднелись длинные очереди людей зажиточных, давно забывших
из-за отсутствиЯ "горючего" про свои машины. Ћни скромно стоЯли часами у тачек с
чемоданами, ожидаЯ очереди на подземную платформу вокзала. ‘обиравшиесЯ там
представители "Tout Paris" -- "всего Џарижа" еще до посадки чувствовали себЯ уже
почти в безопасности.
     -- “ менЯ, знаете, неотложные дела в деревне,-- старалсЯ объЯснить один из них
свой отъезд.
     -- Ђ у менЯ тетушка опасно заболела.
     -- Ђ мне необходимо выступить на суде ЏерпиньЯне!
     -- Ќу, а вы, ‘аша, куда едете? -- обратилсЯ кто-то к стоЯвшему в сторонке молодому
красивому мужчине в пальто с поднЯтым воротником и с глубоко надвинутой на
голову мЯгкой шлЯпой.
     -- —то касаетсЯ менЯ,-- ответил этот популЯрный актер, ‘аша ѓитри,-- то Я не
отрицаю: мне просто страшно! Њало ли что люди от страха совершают!
€ когда много лет спустЯ Я услышал имЯ этого актера среди прислужников Џэтэна,
или что то же -- ѓитлера, то Я не удивилсЯ: от трусости до предательства -- один
шаг.


        x x x

     ’Яжелее всего мне было привыкнуть к своей оторванности от фронта, жить в
неизвестности о происходивших на нем переменах, довольствуЯсь все более и более
скудными и часто подтасованными газетными сводками. Љак старый работник ѓран Љю
†э, слухам Я никакого значениЯ не придавал.
     €з двух-трех бесед с тем же ”рансуа Њарсалем, который ввел менЯ к Љлемансо,
можно было заключить, что французам в марте, апреле и мае пришлось пережить
тЯжелые дни: германские силы после переброски дивизий с русского фронта
исчислЯлись в 195 дивизий против 162 дивизий союзников (97 -- французских, 47 --
английских, 12 -- бельгийских, 2 -- португальских и вначале только
4--американских). [676] Њои предположениЯ в первый день обстрела Џарижа о
существовании "Ѓольшой Ѓерты" менЯ не обманули.
     Џосле первого немецкого удара 23 марта 1918 года на Ђмьен и захвата ими
Њондидье, ровно через месЯц, последовал второй удар в направлении морского порта
Љалэ с захватом Ђрмантьера. ‡атем, после этих двух ударов против англичан, в
конце маЯ был прорван французский фронт между ‘уассоном и ђеймсом, и перерезана
железнаЯ дорога между Џарижем и Ќанси.
     Ќемцы не жалели ни людей, ни материала и впервые на фронте в восемьдесЯт
километров, между ато-’ьери и ђеймсом, сосредоточили длЯ удара сорок четыре
дивизии. ’акой плотности в атаке ‡ападный фронт еще не знавал, и большаЯ глубина
прорыва невольно могла смутить непосвЯщенных, подобно мне, в тайны командованиЯ
военных наблюдателей.
     Љонец, однако, венчает дело. Џереход нового главнокомандующего французскими
армиЯми генерала ”оша в наступление во фланги зарвавшемусЯ неприЯтелю положил
начало немецкой катастрофе: 17 августа состоЯлсЯ общий переход в наступление
всех союзных армий от морЯ до ‚огезов протЯжением в восемьсот километров.


        x x x

     “тро достопамЯтного днЯ 11 ноЯбрЯ 1918 года выпало серое, сырое, неприветливое.
Њы уже знали из газет, что ровно в одиннадцать часов утра наступит торжественнаЯ
минута: на фронтах всех армий прозвучит долгожданный сигнал "Ћтбой!" -- сигнал,
знаменующий конец испытаний и страданий четырех лет войны.
€ все же больно еще было чувствовать, что длЯ менЯ, как представителЯ той армии,
котораЯ принесла столько жертв длЯ разгрома вильгельмовской ѓермании,-- нет места
на этом торжестве.
     ‹учшим средством длЯ борьбы с черными мыслЯми ЯвлЯетсЯ физический труд, и
потому, вооружившись киркой и лопатой, Я с утра с остервенением выкорчевывал
твердые, как железо, корни старых кленов на нашем огороде.
‡а тоненькой и наполовину завалившейсЯ железной решеткой, отделЯвшей нас от
соседнего огорода, перекапывал землю мой сосед -- отставной майор. Џод ветхим
костюмом чернорабочего, в тЯжелых sabots (деревЯнных башмаках) трудно было
распознать в этом высохшем необщительном старике еще недавно блестЯщего офицера,
наездника "Cadres Noirs" ‘омюрской кавалерийской школы. ‚сю свою жизнь он имел
больше дела не с людьми, а с лошадьми, и теперь, уволенный по предельному
возрасту в отставку, он, по привычке, пыталсЯ "дрессировать", как он выражалсЯ,
забитую уже им болезненную жену, трех непокорных дочерей и добродушного
породистого сеттера.
     ‡а выкрашенными заново стенами двухэтажного дома майора, выходившего фасадом на
наш огород, разыгрывалась уже не собачьЯ, а человеческаЯ драма, отзвуки которой
доносились до нас лишь под вечер, когда в час ужина, обычно неразговорчивый, но
любезный до [677] приторности майор разражалсЯ диким ревом на запуганную им
семью. Ћн мог существовать на пенсию и ренту с капитала жены, не знаЯ, казалось
бы, нужды, но богатство ”ранции основано на скупости ее граждан, и скупой майор
осталсЯ верен своему скопидомству даже в те дни, когда от денег зависела жизнь
его любимой дочери.
     -- џ, к сожалению,-- говорил он,-- не имею средств послать ее в горы, как этого
требуют врачи, признавшие ее туберкулезной!..
     ’ак, последовательно, на моей памЯти, майор похоронил и жену, и двух дочерей.
Ћднако в это утро 11 ноЯбрЯ в его обросшем шерстью сердце возникло сожаление о
бесцельно прожитой жизни. Ћпершись на лопату и смахнув навертывавшуюсЯ слезу,
старик сказал:
     -- „а, mon g&#233;n&#233;ral (мой генерал), за что мы с вами так долго служили! Љакую
награду получили? ќтот торжественный час победы мы проводим с вами здесь, вдали
от ликующих наших товарищей, ковырЯЯсь на наших огородах...
џ ничего не ответил этому жалкому и неприЯтному длЯ менЯ человеку. „а, мне было
тЯжело и одиноко. Ќо Я глубоко верил, что жизнь моЯ не кончена. џ смотрел
вперед. џ знал: труден и тернист будет мой путь на родину. Ќо без нее Я не
представлЯл своей жизни. ’от час, когда нога моЯ ступит на родную землю и Я
вдохну запах родных русских полей и лесов, будет длЯ менЯ высшей наградой, о
которой могу Я мечтать сейчас.


        x x x

     Ќо менЯ все же тЯнуло в Џариж. •отелось хоть украдкой со стороны взглЯнуть, что
там происходит, и еще засветло мы с Ќаташей вышли из поезда на вокзале
"‘ен-‹азар". Њетро не действовало, такси и автобусы не ходили, и мы пешком
двинулись на свою квартиру на Љэ Ѓурбон.
     ирокаЯ улица Ћбэр, выводившаЯ нас на площадь де л'Ћпера, успела уже принЯть
праздничный вид. ‘о всех балконов свешивались флаги союзных наций: приЯтные в
своей простоте сине-бело-красные -- французские, пестрые бело-красные --
английские и более редко встречавшиесЯ -- американские и то тут, то там -- флаги
всех других союзных государств. ’щетно глаз искал свой родной -- русский: старый
трехцветный флаг отжил свой век, а наш красный символизировал самую страшную длЯ
всего капиталистического мира опасность -- пролетарскую революцию!
Ќас обгонЯли люди всех возрастов и сословий, спешившие к Ѓольшим бульварам,
откуда доносились звуки музыки, прерываемые отдаленными криками толпы.
Љак оказалось, площадь де л'Ћпера представлЯла центр ликованиЯ народа,
освободившегосЯ от бремени войны. ‹юди опьЯнели от свалившегосЯ на них счастьЯ.
Џо казавшимсЯ когда-то широкими, а теперь уже тесным длЯ автомобильного движениЯ
бульварам двигалась бесконечнаЯ колонна открытых грузовиков, набитых до отказа
солдатами. ‘еро-голубые шинели французских солдат тонули в необъЯтной массе
френчей [678] цвета хаки союзников. ‚се уже успели хорошо подвыпить, € даже
невозмутимые англичане, прозванные "’омми", оживились.
     -- •ип, хип, ура! -- дружно, в один голос, кричали они в ответ на восторженные
крики: "Ѓраво, англичане!" экспансивных парижанок, махавших платочками.
ѓлавную же массу проезжавших солдат составлЯли новые "спасители ”ранции",
прибывшие к шапочному разбору американцы. ЏонЯть, что такое они кричат, было
столь же трудно, как и различить, что же собственно это за люди, столь отличные
и по наружности, и по жестам от европейцев.
     Њежду тем за плотной стеной бульварных зевак, любовавшихсЯ проезжавшими
солдатами, на асфальтированной площадке перед зданием театра "ѓранд Ћпера"
продолжалсЯ непрерывный бал.
     ‘хватившись за руки и захватываЯ на ходу прохожих, молодежь образовала
непрерывную цепочку и вместо хороводов бегала в такт оркестра, менЯЯ направление
и следуЯ за головными. ќтот древний танец "”арандола" как нельзЯ лучше отражал
тот единый порыв радости, что спаЯл в этот день ликующих парижан.
Њы примостились в сторонке, на углу площади у газетного киоска. ‚ид у менЯ был
непраздничный -- прЯмо с огорода, в мЯгкой фетровой шлЯпе, подержанном осеннем
пальто, с большим закинутым через плечо теплым вЯзаным шарфом...
‡аглЯдевшись, по старой военно-агентской привычке, на грузовики с солдатами, Я и
не заметил, как цепочка фарандолы стала приближатьсЯ к киоску, незаметно
расширЯЯ круг, образовавшийсЯ около нас. € вдруг, неожиданно, как по знаку
невидимого дирижера, всЯ эта кружившаЯсЯ возле нас толпа молодежи воскликнула:
     -- Vive la Russie! („а здравствует ђоссиЯ!)
     ‘ердце мое, казалось, разорветсЯ от радости, гордости и счастьЯ. ‘игнал был
подан, и возгласы: "„а здравствует ђоссиЯ!" неслись уже со всех сторон, заглушаЯ
оркестр и приветствиЯ другим союзникам.
     џ снЯл шлЯпу, кричал "Vive la France!" („а здравствует ”ранциЯ!), а к жене,
стоЯвшей за моим плечом, подбежал незнакомый солдат в берете альпийского стрелка
и сказал на ухо: "On a fet&#233; comme en a pu!" (Ћтпраздновали как могли!)
‘тало Ясно, что менЯ кто-то узнал, и надо было уходить. Ќо толпа окружила нас и
провожала по широкому Ђвеню де л'Ћпера до самой реки ‘ены.
Џриказ грозного Љлемансо не в силах был подавить благодарных чувств французского
народа к ђоссии, и никакие парады, на которые менЯ уже не приглашали, не могли
сравнитьсЯ с тем праздником, что представлЯла длЯ менЯ эта демонстрациЯ
вспомнивших о заслугах родной русской армии парижан в самый счастливый длЯ них
день -- день перемириЯ! [679]


        ѓлава четвертаЯ. ‚ окружении


     ‚ойна окончилась, но мир не наступил.
Ћ нем, правда, напоминали мраморные кони при въезде на …лисейские полЯ: как и
все другие памЯтники, их спешно освобождали от мешков с песком, но тут же,
неподалеку, поднимали к небу свои жерла желто-зеленые немецкие пушки -- жалкие
трофеи победителей. ѓерманскаЯ армиЯ с ружьЯми и пулеметами, не признаваЯ себЯ
побежденной, возвращалась в свою страну.
     -- ‚от увидите, они еще покажут!..-- с опаской, не желаЯ раскрывать передо мной
свои монархические идеалы, нашептывали наши российские германофилы, о
существовании которых Я за времЯ своего пребываниЯ во ”ранции, признатьсЯ,
позабыл. —то могли "показать" немцы, длЯ менЯ оставалось непонЯтным, и подобные
злостные разговоры только менЯ раздражали, еще больше увеличиваЯ брешь между
мной и белогвардейской "зарубежной ђоссией".
     Ћднако пришлось призадуматьсЯ, узнав из газет о сформировании ‘коропадским при
поддержке немцев "украинского правительства". “шам не верилось: ‘коропадский,
бывший адъютант нашего кавалергардского полка,-- в роли гетмана!
Љто-то на смех всем старшим офицерам выдвинул его на считавшуюсЯ в то времЯ
самой почетной должность адъютанта гвардейского полка. ѓордЯсь своим украинским,
или, как тогда говорилось, "малороссийским" происхождением, ‘коропадский, как
это ни странно, нашел покровителей в лице командира полка генерала фон
ѓрюнвальда, командира эскадрона барона ѓойнинген-ѓюнэ и иже с ними. ‘ловом, как
писал ЊЯтлев:
     ‘редь немцев тайных, немцев Явных
и он нашел себе трамплин.
     ‚тораЯ мироваЯ война открыла глаза на многое пережитое, но тогда еще не
продуманное из старого мира.
     ‘коропадский кичилсЯ своими предками -- тоже гетманами, а немцы давно зарились на
житницу …вропы -- “краину.
     џ оказалсЯ изолированным от ликований опьЯненного победой буржуазного Џарижа. Ќо
нашелсЯ, однако, человек, который вспомнил обо мне как о бывшем союзнике и
пожелал, чтобы Я принЯл участие в банкете, данном в его честь в межсоюзническом
военном клубе. Ћтказать в этом маршалу ”ошу Я не мог потому, что помимо военной
этики Я по соглашению с французским правительством сохранЯл звание военного
агента и председателЯ "русского заготовительного комитета". „ержалсЯ Я на
волоске, и ссоритьсЯ с ”ошем в интересах русского дела не следовало.
‡наЯ недружелюбное ко мне отношение представителей союзных [680] армий после
заключениЯ Ѓрест-‹итовского мира, Я, избегаЯ уколов с их стороны, постаралсЯ
смешатьсЯ с толпой гостей, ожидавших приезд героЯ днЯ -- главнокомандующего.
‘ухощавый бодрый маршал при входе в зал приостановилсЯ,' окинул всех взглЯдом и,
сложив руки, как бы собираЯсь броситьсЯ в воду, смело врезалсЯ в толпу, расчищаЯ
себе путь в моем направлении.
     -- џ жму вашу руку, генерал, в знак того глубокого уважениЯ и нашей вечной
признательности, которые мы храним к доблестной русской армии! -- сказал он
громко, Явно рассчитываЯ на уши присутствующих корреспондентов.
‚ те далекие дни Я настолько был выключен из официальной жизни и не осведомлен о
закулисной политике французского правительства, что и не подозревал об уже
готовившейсЯ в великом секрете интервенции против ‘оветской ђоссии при участии в
этом самого ”оша.
     Ќе все присутствовавшие на банкете, быть может, понЯли жест маршала по отношению
ко мне, но за чашкой кофе после обеда уже стали постепенно возобновлЯть
прерванное со мною знакомство.
     ‘реди подошедших военных менЯ поразил своей неказистой внешностью генерал с
пЯтью серебрЯными звездочками на рукаве -- отличием, соответствовавшим положению
командующего армией.
     -- Њанжен,-- глухо и резко сказал этот маленький человечек, пожимаЯ мне руку.-- ‚ы,
конечно, менЯ не узнаете, а Я вот до сих пор осталсЯ вам признателен за
посещение моей бригады в Ђртуа в тысЯча девЯтьсот пЯтнадцатом году. џ был тогда
еще полковником, мне необходимо было поднЯть дух своих солдат, взглЯнуть на
представителЯ союзной армии, почувствовать, что мы не одни. Џомните, как при
обходе траншей мы добрались до передового секрета, под кладбищем, где
подслушивали немецкую речь. ‚сего ведь в шести шагах от "бошей"...-- € он по
примеру маршала сочувственно еще раз пожал мне руку.
     Њанжен -- этот скромный по происхождению и невзрачный с виду генерал, по странной
случайности, ушел на тот свет при более чем загадочных обстоЯтельствах.


        x x x

     ‚нешнЯЯ мирнаЯ жизнь как будто быстро вступала в свои права. ‘ какой
поспешностью бежали мы в первую попавшуюсЯ булочную, в которой стали продаватьсЯ
довоенные хрустЯщие батоны и горЯчие рогалики, с какой неподдельной радостью
прошлись по разбуженным от четырехлетнего сна бульварам и площадЯм. Ћни местами
были уже залиты новым отраженным электрическим светом, открывавшим контуры
закоптевших от времени парижских дворцов, которые казались под этим волшебным
освещением помолодевшими. Ќо стоило только проникнуть в один из них, как сразу
можно было понЯть, что люди, пережившие все ужасы войны, душой не обновились, к
перестройке мира на новых лучших началах не стремились, а попросту цеплЯлись за
войну, как за источник собственного благополучиЯ. [681]
     ‡ахлебываЯсь от восторга, рассказывал какой-то член фешенебельного жокей-клуба,
не успевший скинуть офицерского мундира, о вторжении французской армии в
ђейнскую область, о широких перспективах, открывавшихсЯ длЯ французской
промышленности после захвата ђурской области. Ђ там, в углу, строились проекты о
вывозе через Ћдессу украинского хлеба и о нефтЯных богатствах Ѓаку. €мпериализм
становилсЯ длЯ менЯ конкретным понЯтием.
     ‚округ менЯ собиралась молодежь -- несколько членов клуба, только что
демобилизованных сержантов и рЯдовых, сыновей парижской знати. Ћни старались
уЯснить себе социальный характер нашей революции.
     -- Ќеужели и у нас возможна подобнаЯ революциЯ? -- спрашивали они.
     -- „а вот взглЯните на мраморную мемориальную доску в вестибюле: на ней
выгравированы имена наших коллег -- членов жокей-клуба,-- павших на поле чести. Ќо
на той же, а не на другой доске, выгравированы имена и погибших на войне наших
лакеев и поваров. ‚едь, пожалуй, благодарЯ этому мы еще можем рассчитывать
получить здесь чашку чаю,-- пыталсЯ Я в наиболее доходчивой длЯ них форме
объЯснить существо происшедших демократических перемен.
     -- „а, вы правы,-- соглашалась молодежь.-- ‚ойна нас многому научила.
Ћднако это были лишь слова -- война ничему не научила французскую буржуазию,
котораЯ погрЯзла в продажности.
     ‘тарые члены клуба все чаще старались избегать встреч со мной. Њногие из них --
представители родовитой французской аристократии,-- забросив свои поместьЯ и
военную службу, находили постепенно применение своим громким фамилиЯм в
выраставших, как грибы, банках, трестах и концернах. ‡а зеленым столом в клубе
играли "по-крупному".
     ‚ этом замкнутом кругу когда-то люди отгораживались от бури политических
страстей. ’еперь же победа настолько их ослепила, что они возомнили себЯ
финансовыми и политическими деЯтелЯми, носителЯми чуть ли не тех традиций,
которые их предки безвозвратно утратили уже более ста лет назад. Ћни только
понимали, что единственной теперь длЯ них опорой ЯвлЯютсЯ деньги. Љрушение трех
империй открывало широкие горизонты длЯ новых дельцов, заполонивших Џариж. Ќе
могли же они смотреть без зависти на такого выскочку, как ‹ушер, который,
получив хорошие деньги за проведение монополии во ”ранции бразильского кофе,
сумел купить себе, правда, хоть и не титул, но во всЯком случае настоЯщий
герцогский замок.
     „еньги не пахнут, а местом, где не только деньги, но даже крупнейшие
промышленные предприЯтиЯ терЯют свое лицо, приобретаЯ и утрачиваЯ свою ценность
в зависимости от комбинаций искателей наживы, ЯвлЯетсЯ, как известно, биржа.
Ћкружавшие это величественное, построенное архитектором ЃроньЯром в 1808 году
здание грЯзненькие кафе бывали в довоенное времЯ набиты мелкими комиссионерами,
агентами, журналистами. Ќо времена переменились, и, к немалому [682] моему
удивлению, как раз в подобном кафе один из моих когда-то шикарных коллег по
жокей-клубу назначил мне свидание.
     -- €звините, но Я ведь тут работаю и слежу через своих агентов за движением
акций,-- как бы оправдываЯсь, объЯснЯл мне мой приЯтель.-- —то вы, между прочим,
думаете о русских бумагах? Џонижение их ведь только временное. Љолчак почему-то
отступил, но все поговаривают, что к Ќовому году большевики наверно падут.
‚ это времЯ через открытые двери кафе с широкой площадки перед зданием биржи
доносилсЯ рев человеческих голосов -- именно, не крики, а рев, среди которого
кое-когда можно было улавливать и русские имена: "Њанташев!"... "Њальцев!"...
"‹ианозов!"...
     ла обычнаЯ котировка акций, цены на которые записывались мелом на досках с тем,
чтобы тут же по выкрикам агентов их можно было изменить.
     -- —то вы думаете о нашей бирже? -- спросили в 1923 году приглашенного в Џариж
председателЯ нашей Ќижегородской Ярмарки Њалышева.
     -- —астенько мне приходилось бывать на кладбищах,-- ответил он,-- но никогда Я не
слышал, чтобы покойники могли так громко кричать!


        x x x

     Ђппетиты на наши русские богатства росли с приездом их прежних владельцев, один
за другим пробиравшихсЯ в Џариж длЯ пропаганды новой войны на смену
провалившегосЯ "свЯщенного похода против большевиков".
     -- ђаз русское посольство и русское консульство существуют,-- рассуждали они,-- так
и ђоссиЯ существует. ’ребуетсЯ лишь засвидетельствовать свои свЯщенные права на
собственность, а в этом можно кое-кого и заинтересовать в одном из официальных
учреждений, а тогда и продать за несколько миллионов свои акции: один раз,
скажем,-- голландцам, другой раз -- англичанам...
     ‡астывшаЯ в конце войны деЯтельность Њаклакова оживлЯлась с прибытием каждого
нового русского эмигранта, особливо если он был при деньгах.
     -- Њы огганизуемсЯ,-- объЯснЯл мне Њаклаков,-- и подумайте, в нашем "политическом
совещании" Я добилсЯ того, что ‘авинков -- отъЯвленный политический пгеступник --
тепегь здесь в Џагиже пегвый салонный огатог, согласилсЯ заседать гЯдом с
‘азоновым! ќто ли не успех? Ќаш пгедседатель, кнЯзь ‹ьвов, пгосит вас, Ђлексей
Ђлексеевич, непгеменно к нему зайти по кгайне важному и касающемусЯ вас
госудагственному делу.
     Ѓывший председатель ‚ременного правительства оказалсЯ сухоньким старичком с
небольшой козлиной бородкой