        €горь ‘мирнов. Ѓухенвальдский набат

---------------------------------------------------------------
     OCR: ѓ.ЉудрЯвцев
---------------------------------------------------------------

                    ‹итературнаЯ запись €рины ‘идоровой


                                                  €счезнувшим, но не забытым


        Џочему написана эта книга?

     Ѓыло в ’юрингии,  в  восьми  километрах  от  ‚еймара,  место,  овеЯнное
поэтической легендой, - поросшаЯ дубами  и  буками  гора  ќттерсберг.  ‡десь
любил бывать великий ѓете, здесь  он  обдумывал  свои  произведениЯ,  оттуда
смотрел на светлые пейзажи милого краЯ, на живописные леса, холмы, долины.
     Љончилось поэтическое очарование этого краЯ, когда в 1936 году  нацисты
стали возводить на горе ќттерсберг концентрационный лагерь  длЯ  противников
фашизма, и назвали его Ѓухенвальд (Ѓуковый лес).
     Ѓухенвальд официально не был лагерем смерти, как Ћсвенцим, но 56  тысЯч
заключенных принЯли  здесь  мученическую  смерть  от  пыток  и  изнурениЯ  в
бункерах, от пули в затылок, от голода и тЯжелой работы. ‡десь погибло более
8 тысЯч советских  военнопленных.  ‡десь  был  застрелен  и  сожжен  в  печи
крематориЯ вождь немецких коммунистов ќрнст ’ельман.
     ‘трашным местом на земле стала гора ќттерсберг.
     Ќо и местом человеческого величиЯ стала гора ќттерсберг, потому что  11
апрелЯ 1945 года - при подходе американской армии  к  ‚еймару  -  подпольнаЯ
организациЯ Ѓухенвальда дала сигнал к массовому  вооруженному  восстанию,  и
более 20 тысЯч заключенных, вышвырнув охрану, сами освободили себЯ.
     ‘реди тех, кто отдавал приказ на штурм,  был  подполковник  ‘о  ветской
армии  €ван  €ванович  ‘мирнов,  командир  русского   и   чешского   отрЯдов
восставших.
     Ћ  Ѓухенвальде,  его  подпольном  движении,  о  восстании  его  узников
написано много книг. Џеречисление их  занЯло  бы  не  один  десЯток  страниц
мелкого, убористого шрифта. ќти книги выходили в Џраге, в Џознани,  в  ‚ове,
Ѓерлине,  ‚еймаре,  ќрфурте,   Ђмстердаме,   Џариже,   ‹ондоне,   Ќью-‰орке,
печатались  на  чешском,  польском,  немецком,   голландском,   французском,
английском и других европейских Языках. ќти книги выходили в Њоскве, ђЯзани,
€ванове,  ђостове-на-„ону,  Ќовосибирске.  €х  писали   бывшие   заключенные
Ѓухенвальда.
     € почти все эти книги уважительно называют  имЯ  немолодого  уже  в  то
времЯ  и  известного  всему  лагерю  подполковника  ‘оветской  Ђрмии   €вана
€вановича ‘мирнова.
     Ђ сам €ван €ванович ‘мирнов, поселившись после войны в городке ‘еменове
ѓорьковской области, где он нашел эвакуированных из-под  ‹енинграда  жену  и
сыновей, не думал в эти годы ни о какой книге. Ћн вышел на пенсию и тихо жил
на уединенной окраинной улице имени Ѓориса Љорнилова. ’оварищи по заключению
и подпольной борьбе много раз убеждали его, что  он  должен,  просто  обЯзан
написать свои воспоминаниЯ, раздумьЯ и  наблюдениЯ  о  Ѓухенвальде,  что  он
имеет право сказать свое слово о тайнах горы ќттерсберг. Ќо только  в  марте
1963 года €ван €ванович решилсЯ принЯтьсЯ за этот труд, и  тогда  на  бумагу
легли первые наброски.
     †аль, что времЯ многое унесло из памЯти €. €. ‘мирнова.  ‡абыты  ценные
детали, подробности разговоров, споров, имена некоторых товарищей Ќо главное
все-таки осталось - осталсЯ человек, который высоко, бескомпромиссно  пронес
через фашистскую неволю  честь  и  гордость  советского  человека.  Ћсталось
убеждение, что  человек  может  оставатьсЯ  человеком  в  самых  невыносимых
условиЯх. €мена таких, как €ван €ванович ‘мирнов  и  его  русские  товарищи,
чешские, польские, немецкие, французские собратьЯ, свЯзаны теперь навек, как
имЯ ѓете, с историей горы ќттерсберг.
     ѓора  осталась  в  ’юрингии,  но  ничто  уже   не   вернет   ей   славы
очаровательного поэтического уголка. ’еперь это место печалЯ и скорби, место
торжественного молчаниЯ и почтительного  поклонениЯ,  где  говорит  за  всех
колокол, установленный на пЯтидесЯтиметровой башне € башнЯ, и колокол -  это
часть  величественного   монумента,   возведенного   на   месте   концлагерЯ
Ѓухенвальда героЯм и жертвам антифашистской борьбы. € когда  тЯжелые  густые
звуки  бухенвальдского  набата  растекаютсЯ   по   лесистым   склонам   горы
ќттерсберг, они напоминают жителЯм ‚еймара и окрестных городов и деревень  о
том, что творилось здесь. Ћни поминают погибших - эти звуки  бухенвальдского
набата, они будЯт тех, кто успокоилсЯ двадцатилетним  миром,  они  тревожат,
призывают людей:

       Ѓерегите мир!
       Ѓерегите мир!
       Ѓерегите!
       Ѓерегите!
       Ѓерегите мир!

     € книга €вана €вановича ‘мирнова - тоже одна  из  тревожных  нот  этого
набата.

                                                              €рина ‘идорова


        ѓлава 1. э 26674

     - Los! Los! - кричат солдаты в черных мундирах, и  мы, напираЯ  друг на
друга, мешками валимсЯ из машины на  землю.  Ќас  тут  же  сбивают  в  кучу,
окружают все те же черные мундиры. Ќо теперь можно глотнуть свежего воздуха,
кинуть взглЯд на синее небо. Џолгода в  тюрьме,  несколько  дней  в  вонючей
теплушке да в этой тюремной машине с черным, нагретым на солнце верхом - это
не шутка! Људа нас привезли - никто не знает. Џеред нами массивные ворота, к
ним справа и слева примыкают два приземистых каменных зданиЯ с решетками  на
окнах. Ќад воротами  железные  буквы:  "Jedem  das  seine".  Љто-то  шепотом
переводит: "Љаждому свое" и добавлЯет крепкое ругательство. Љто говорит - не
понимаю, оглЯнутьсЯ нельзЯ. Џожалуй, оглЯнешьсЯ и получишь прикладом по  шее
или по спине. ‘той и не шевелись. ‘той и смотри на  железные  буквы:  "Jedem
das seine".
     ‘той и смотри!
     ‚ долину сбегают синеватые лесистые горы, пахнет настоЯнной  на  солнце
горьковатой дубовой корой,  воздух  чист  и  прозрачен,  и  его  не  хочетсЯ
выпускать из груди. ’ихо повсюду. Ќеподвижно стоЯт черные солдаты.  Џробежав
в помещение,  сопровождавший  нас  начальник  охраны  с  кипой  бумаг  вышел
обратно, что-то крикнул солдатам, держащим  нас  в  кольце.  ’е  заметались,
стали строить нас в одну шеренгу лицом к глухой  желто-зеленой  стене.  ђуки
приказали положить на голову. ’ут же переводчик:
     - Љто скажет слово, или  оглЯнетсЯ  назад,  или  повернет  голову,  или
опустит руки - смерть!
     Џо трое-четверо стали вводить в здание. џ где-то в середине  шеренги  и
вместе с остальными стою неподвижно, с руками на голове, уставившись глазами
в грЯзно-желтую стену. ‚ глазах темнеет, ноги затекают. ‘той и думай!
     џ  стою  и  думаю.  „умаю  над  словами:   "Jedem   das   seine".   „а,
действительно, каждому свое. ’ам, за воротами, нам  уготована  каждому  своЯ
долЯ. € у каждого за плечами своЯ судьба.
     Ќас здесь стоит больше двадцати, все военнопленные.  „алеко  на  ђодине
уже больше двух лет  идет  война,  немцы  накатывались  огромной  лавиной  и
доходили до Њосквы, до ‘талинграда, а теперь их гонЯт  на  всех  фронтах,  и
наша армиЯ перешла через „непр. Ћ, мы все знаем! Ќе все, конечно,  но  самое
главное!.. Ђ мы выброшены из войны. ‘колько немцев уничтожил бы за  эти  два
года каждый из нас! Ђ мы здесь усыхаем  от  голода,  подыхаем  под  сапогами
фашистских солдат, и теперь, говорЯт,  нас  привезли  в  лагерь,  откуда  не
выходЯт живыми. —то может быть горше такой судьбы! € это  Я  принЯл  ее,  Я,
кадровый командир Љрасной Ђрмии! џ, который свою жизнь начинал вместе с этой
армией, когда в девЯтнадцатом году после  окончаниЯ  нижегородских  пехотных
курсов отправилсЯ бить Љолчака в ‚осточную ‘ибирь! џ, который прошел длинную
служебную лестницу от командира взвода в  пехоте  до  начальника  артиллерии
дивизии! џ - коммунист, подполковник - стою здесь,  держа  руки  на  голове,
покачиваюсь от голода и усталости и жду, когда мне объЯвЯт мой смертный час!
‘тою,глотаю сухой ком в горле и никак не могу его проглотить.
     Џодошла моЯ очередь. ‘траха уже нет. ‚се  равно.  ‚хожу  в  канцелЯрию.
ЉанцелЯриЯ как канцелЯриЯ. Њассивные столы,  Ящики  с  карточками,  папки  с
бумагами. ‡а столами люди в одинаковых  полосатых  куртках,  с  номерами  на
левой стороне груди, как-то смешно остриженные. ђасспрашивают  деловито,  но
не злобно:
     - ‘мирноф? Ђ имЯ - €ван?
     ѓоворЯт вроде бы понЯтно, а не по-русски:
     - ‡а что тебЯ в тюрьму посадили?
     —то мне скрывать? ‚се равно, кажетсЯ, конец жизненному путешествию...
     - ‡а пропаганду против фашизма, - говорю.
     - „обже! „обже!
     Џишут  какую-то  анкету,  сличают  мои  ответы  с   бумагами,   видимо,
пришедшими вместе с нами.
     - „обже! „обже!
     ‘прашиваю неуверенно:
     - Људа нас привезли?
     Ќе понимают, смотрЯт друг на друга озадаченно.
     - Љакой лагерь?
     € сразу все:
     - Ћ! Ѓухенвальд! Ѓухенвальд! Ѓуковый лес, понимаешь? —ерный лагерь!  Ќо
не бойсЯ, не все погибают... ‡десь работают... Џонимаешь, работают... .
     ‚от как! џ готовилсЯ к самому худшему, к немедленной смерти, а тут...
     ’олько потом, когда освоилсЯ с порЯдками Ѓухенвальда, Я  узнал,  что  в
канцелЯрии - шрайбштубе - писарЯми работают чехи-заключенные. Њногие из  них
коммунисты и антифашисты. ‚от почему длЯ них важно знать, за что ты попал  в
Ѓухенвальд, что ты за птица. ќто часто определЯло твою судьбу в  лагере,  Ћт
писарей многое зависит. Ќемцы нечасто смотрЯт в дела,  присланные  с  новыми
партиЯми заключенных, длЯ них достаточно своей картотеки.  €  от  того,  что
записано в карточке, зависело взвитьсЯ тебе на воздух через печь  крематориЯ
или попасть на блок и продолжать жизнь.
     Ђ если остаетсЯ жизнь - остаетсЯ и надежда...

     Ќо все это Я узнаю потом, а сейчас, еле держась на отекших  ногах,  иду
вместе со  всей  арестантской  партией  через  чугунные  ворота.  ‘олдаты  в
мундирах  эсэсовских  войск  палками  выравнивают  рЯды.  ‘нова  над  нашими
головами чужие коварные слова: "Jedem das seine".

     ‚переди  открылась  большаЯ  площадь,  мощеннаЯ  булыжником,   за   ней
одноэтажные деревЯнные бараки, выкрашенные в одинаковый грЯзно-зеленый цвет.
‡а бараками возвышаютсЯ кирпичные зданиЯ, похожие на  казармы.  Ќаправо,  за
невысоким забором, унылое здание с квадратной, густо дымившей трубой. ‘лева,
недалеко от ворот, - виселица. Ќа массивных  столбах  с  изолЯторами  высоко
поднимаетсЯ  вверх  паутина  колючей  проволоки.  ђаз  изолЯторы  -  значит,
пропущен ток! —ерез 80-100 метров-трехъЯрусные вышки, на  них  маЯчат  каски
охранников и видны рыльца  пулеметов.  €  во  всем  образцовый  порЯдок.  Ќи
травинки не торчит между булыжниками, ни бумажки брошенной...

     ќто и есть концлагерь Ѓухенвальд.
     Џо площади катитсЯ фургон, нагруженный камнЯми. ‚ фургон впрЯжены люди.
€х погонЯет длинной плетью охранник.
     ‚от он какой, Ѓухенвальд!
     Љто-то в нашей арестантской группе успел узнать: если поведут направо -
значит, сразу смерть и крематорий, если прЯмо,  через  аппельплац,  огромную
площадь, то в баню. ‡начит,  пока  оставлЯют  жить...  Џока!  ‘колько  дней,
месЯцев включает это "пока" - вот этого уж никто из нас не знает.
     Ќашу группу от ворот ведут прЯмо через площадь. ‡начит, в баню.
     ‡начит, пока живем!
     Љирпичное  низкое  здание.  “  входа  табличка:  Waschraum.   Ќекоторое
замешательство, пока нас строЯт в одну шеренгу. Љоманда раздетьсЯ. ’оропливо
срываем свои лохмотьЯ. ЏодходЯт полосатые люди, уносЯт одежду. †алеть  не  о
чем. Џравда, кое у кого сохранились еще армейские брюки, но такие грЯзные  и
обтрепанные, что их стоит только сжечь. “  менЯ  давно  не  осталось  ничего
своего  из  одежды,  Я  одет  в  неописуемое  рванье,  которое  даже  чинить
невозможно. Ќо  в  этих  лохмотьЯх  у  менЯ  зашито  удостоверение  личности
подполковника Љрасной Ђрмии. џ не могу  с  ним  расстатьсЯ,  держу  в  руках
старый  немецкий  мундир  и  не  знаю,  что  делать.  ‚едь  Я   хранил   это
удостоверение два года! ђаз в каком-то лагере военнопленных Я  лишилсЯ  его,
но потом один из товарищей мне принес.
     —то же делать теперь?
     џ стою в нерешительности у скамейки. ђаздвинув нагих товарищей, ко  мне
подходит  полосатый  заключенный,  наверное,  работник  бани  и   решительно
выхватывает мои лохмотьЯ. Ќу  вот,  последнее,  что  еще  свЯзывало  менЯ  с
прежней жизнью, тоже потерЯно...
     Џока мы проходим санобработку, охранников не видать, говорЯт, они  ушли
заправлЯтьсЯ "горючим". ‚сем распорЯжаетсЯ заключенный с  черным  знаком  на
груди. —то означает черный  цвет  на  полосатой  куртке,  мы  не  знаем,  но
распорЯжаетсЯ этот человек уверенно и не очень вежливо. •очешь не хочешь,  а
приходитсЯ потарапливатьсЯ.
     ђаспорЯдитель, сбросив куртку, ловко орудует машинкой длЯ стрижки.  ђаз
- и половина головы голаЯ, два -  и  втораЯ  половина  готова.  Ђ  посредине
остаетсЯ гребешок. Љакое уродство! ѓоворЯт, что это "мода" Ѓухенвальда.
     ‚ комнату, где происходит стрижка, входит  высокого  роста,  совершенно
седой человек, с живыми  очень  молодыми  глазами.  Ќа  его  куртке  кусочек
красной материи. Ћго! Љрасный цвет-это не черный, это - уже нечто понЯтное.
     џ слышу, как он спрашивает одного из наших по-русски:
     - Љто это там, справа, совсем старик?
     "‘тарик" - это, значит, про менЯ.  ‘реди  прибывших  Я  самый  старший.
Ћтекшее, давно небритое лицо делало менЯ совсем стариком.
     Њолодой  морЯчок,  с  которым  мы  вместе  путешествовали  по  тюрьмам,
вполголоса отвечает:
     - ќто наш подполковник, €ван €ванович.
     ‘едой подошел ко мне, посмотрел изучающе:
     - ’ы, €ван, большевик?
     џ нигде не скрывал этого, говорю:
     - „а, большевик.
     ‹ицо человека расплылось в  широкой  улыбке.  Ћн  вскинул  руки,  будто
собиралсЯ менЯ обнЯть, но сдержалсЯ и только похлопал по плечу.
     - Gut, gut, €ван,  хорошо,  хорошо!  Ѓудем  знакомы.  џ  -  ѓанс.  ’оже
большевик. €нженер. ђаботал у  вас  на  строительстве  „непрогэса.  Ќу,  ну,
держись, мы еще увидимсЯ!

     € он ушел. Ђ мне даже не пришлось обдумать  что  значат  его  последние
слова. ‚  раздевальне  поЯвились  два  эсэсовца  с  Явными  признаками,  что
"заправка" прошла удачно.  €  тут  началось!  ђаздосадованные,  что  мы  еще
копаемсЯ со  своими  лохмотьЯми,  они  набросились  на  нас  с  проклЯтьЯми.
Џинками, зуботычинами, ударами в спину погнали к открытой двери.
     ‚ соседнем помещении большой бассейн, наполненный  маслЯнистой  вонючей
жидкостью. Џриказывают выкупатьсЯ в этой гадости. ‚олна тошноты  поднимаетсЯ
во мне. ‘тою на краю и не  могу  сделать  шага.  Ђ  рЯдом  с  бассейном,  на
цементном полу, корчитсЯ в луже крови обнаженное  тело.  ‘овсем  молоденький
еврей из нашей партии, тихий, сдержанный.
     —то они с ним сделали?
     ‡а что убили?
     „ух  протеста  и  неповиновениЯ  проснулсЯ  во  мне.  Ќе  пойду!  Џусть
пристрелЯт!
     Ќо не успел мой протест поднЯтьсЯ, как несколько дюжих  рук  подхватили
менЯ и забросили в вонючую жидкость. Ћт неожиданности Я  хлебнул,  в  глазах
потемнело. ‘вои товарищи помогли встать на ноги  и  выбратьсЯ  из  бассейна.
’рое заключенных стоЯли поодаль и весело хохотали - это они сбросили менЯ  в
бассейн. “ них на одежде, как листики, зеленые треугольники....
     “ распорЯдителЯ бани черный знак, у этих - зеленые, а у ѓанса пламенеет
красный лоскуток. —то это значит?
     „умай, думай, €ван! ‘оображай, что к чему...
     Џосле душа надеваем арестантский, как у всех, костюм - куртку  и  штаны
из тонкой материи в желтую  и  синюю  полосы,  -  ноги  всовываем  в  грубые
деревЯнные колодки. Љаждому выдаетсЯ красный треугольник-винкель с буквой  R
(русский) и две полоски материи с цифрами. “ менЯ на  полоске  цифра  26674.
’еперь Я - политический преступник, русский, но не €ван €ванович ‘мирнов,  а
э 26674.
     Љак новичков, нас направлЯют в малый карантинный лагерь, в  60-й  блок.
„лЯ того чтобы попасть в него, надо пройти через весь так называемый большой
лагерь, мимо шести рЯдов деревЯнных бараков и трех  рЯдов  каменных  блоков.
’ам, за каменными блоками, стоЯт несколько приземистых, грЯзных строений, до
отказа набитых людьми. ќто и есть  карантинный  лагерь.  Ћт  большого  малый
лагерь отделен колючей проволокой, в воротах бессменно дежурит  часовой.  ‡а
бараками  малого  лагерЯ  открываетсЯ  широкое  пространство,  занЯтое   под
огороды. ’ам копошатсЯ полосатые фигурки, Ћттуда временами  наносит  тЯжелый
запах нечистот. ‚идимо, там отстойники.
     ‚орота малого лагерЯ закрылись за нами.  ’от,  кто  шел  последним,  на
прощанье получил увесистый пинок от сопровождающего эсэсовца. € мы поступили
в распорЯжение начальства малого лагерЯ.  ЏредстоЯло  осваиватьсЯ  на  новом
месте.
     Ѓлок э 60, в котором мы отныне прописаны, это  даже  не  барак.  ќто  -
конюшнЯ. ‚ходить в него надо через ворота на одном или другом  конце.  ‚доль
всей конюшни проход. Ђ по обеим сторонам прохода в четыре  Яруса  клетки  из
неструганых досок. ‚ каждой клетке втиснуто по 8-12 человек. ќто еще ничего.
ѓоворЯт, в лагере сейчас нет крупных пополнений. ’ак что нам повезло!
     ‘мрад, шум, ругань. “зники карантинного лагерЯ на  работу  не  выходЯт.
–елый день они толкутсЯ в бараках  или  около  бараков,  пока  стоит  теплаЯ
погода. € потому весь лагерь, заключенный на небольшом пространстве,  где  в
12 бараках скопилось более 10000 человек, буквально кишит,  как  муравейник.
—еловек здесь терЯетсЯ. Ћдетый в полосатую  форму,  с  гребешком  посередине
головы, он похож на  тысЯчи  других,  как  муравей  похож  на  тысЯчи  своих
собратьев. ’олько в отличие от муравьЯ он таскает  на  себе  номер,  и  этот
номер на строгом учете у  старосты  блока,  у  эсэсовского  блокфюрера  и  в
лагерной канцелЯрии. Ќа этот номер он получает  в  день  кусок  суррогатного
хлеба, миску кофе и миску баланды.
     “жасно вот это полнейшее обезличивание!
     Ќо с этим мне  встречатьсЯ  не  впервой.  ‡а  моими  плечами  два  года
скитаний по лагерЯм военнопленных. Ѓывало и еще хуже! Ќо не  пропал  совсем.
‚се еще жив, и злость еще есть. Џосмотрим, что будет дальше...
     Ђ дальше было так: вечером вызывает менЯ староста блока. “ него в  углу
барака небольшой  закуток,  отгороженный  одеЯлом.  ‡десь  же  мой  давешний
знакомый ѓанс. Џододвигает табурет:
     - ‘адись, €ван.
     Џодает кусок хлеба, малюсенький кусочек пожелтевшего от времени сала  и
пачку сигарет. џ держу это сокровище в руках, сглатываю  слюну  и  чувствую,
как набухают мои глаза.
     Ђ ѓанс говорит:
     - ’ебе, €ван, повезло. ‚ этом блоке старостой  немецкий  коммунист.  Ќи
побоев, ни оскорблений не будет.  ‡десь,  ты  увидишь,  многие  старосты  на
блоках коммунисты. ЋстерегайсЯ зеленых, тех, у кого зеленые винкели.  ќто  -
уголовники,  бандиты.   ‘реди   них   есть   провокаторы,   доносчики.   Ћни
выслуживаютсЯ перед эсэсовцами, бьют политических, издеваютсЯ над ними. Ќам,
коммунистам, надо держатьсЯ друг за друга.
     € тут ѓанс извлекает  из  кармана  мое  удостоверение.  Ќо  прежде  чем
передать его мне, отрывает фотокарточку и рвет ее на мелкие кусочки.
     џ сорвалсЯ с табурета:
     - ‡ачем документ испортил? џ не скрывал своего званиЯ. ќто известно и в
канцелЯрии.
     ѓанс ответил спокойно:
     - ‚ канцелЯрии редко кто роетсЯ в  наших  карточках.  „а  и  не  всЯкий
записи поверит. Ђ вот если это удостоверение да  с  фотокарточкой  найдут  у
тебЯ - тут уж навернЯка... - и ѓанс при этом выразительно  провел  рукой  по
своей шее.
     ...„авно ночь, Я лежу без сна на дощатых нарах, перетираЯ жесткие,  как
булыжник, мысли. ЏоразмышлЯть мне есть о чем....
     ‘егоднЯ началась новаЯ полоса в моей  жизни.  „о  недавних  пор  Я  был
военнопленный, а  теперь  -  политический  преступник.  ‚се  правильно,  длЯ
гитлеровского рейха Я -  преступник.  џ  знал,  на  что  шел,  и  не  должен
удивлЯтьсЯ, что оказалсЯ в концентрационном лагере, где длЯ менЯ в  конечном
счете уготована печь крематориЯ. †алею об одном, что мало насолил ѓитлеру...
„а что там говорить, мало сделал, почти ничего!
     ‹ежу и представлЯю старый деревЯнный барак, нары в два  этажа,  на  них
более сотни больных и раненых. ќто -  госпиталь  в  лагере  военнопленных  в
Ѓергене. џ здесь потому,  что  у  менЯ  открылись  сильные  боли  в  верхних
позвонках и не слушались руки - следствие контузии.
     ‚ первый же день менЯ вызвали в комнату врачей и санитаров. ‘мотрю,  за
столом сидит молодой человек в  форме  немецкого  унтер-офицера.  Ќа  чистом
русском Языке спрашивает с эдакой подковыркой:
     - ќто вы и есть подполковник ‘мирнов?
     Џосмотрел Я на него: экий мозглЯк, думаю, а говорит так свысока!
     - „а, Я подполковник Љрасной Ђрмии €ван ‘мирнов.
     - ‘адитесь, - говорит и кивает на табуретку. ЊенЯ интересует, почему вы
предпочитаете оставатьсЯ в таком бедственном положении, а не  переходите  на
службу в немецкую армию? ‚ы могли бы неплохо устроитьсЯ и во времЯ войны,  а
потом занЯли бы  соответствующее  положение  в  будущей  ђоссии.  ‚едь  вам,
наверное, предлагали это?
     ‚се это он сказал  вежливо,  но  словно  бы  со  снисхождением  к  моим
чудачествам.
     џ ему ответил:
     - ‡а менЯ не беспокойтесь, господин унтер-офицер. Џосле войны, как и до
войны, Я буду занимать положение, соответствующее своему званию, образованию
и возможностЯм. Ђ  вот  позвольте  спросить  вас:  вы  так  хорошо  говорите
по-русски, как не может говорить немец. ‚ы, видимо, русский?..
     ѓоворю так, а сам думаю: сейчас он вскочит, заорет, а то еще  и  двинет
по физиономии, чтоб не забывалсЯ, но все-таки добавлЯю так простодушно:
     -  ќто  Я  потому  спрашиваю,  чтоб  наша  беседа  принЯла  откровенный
характер...
     “нтер-офицер ответил надменно:
     - Ћ нет, Я - чистокровный немец. ‚ ђоссии Я только жил,  в  ‹енинграде.
’ам родилсЯ, вырос, окончил институт.
     "‚от ты что за птица!"- думаю, и говорю ему:
     - Ќу, по вашему пути, господин унтер-офицер, Я не пойду.  Ћткровенность
за откровенность. Њне не раз предлагали перейти на немецкую службу. Ќо  ведь
это была бы измена ђодине.
     - џ тоже люблю свою ђодину, - поспешил ответить мой собеседник. - Ќо  Я
считаю родиной ѓерманию, поэтому Я и  счел  своим  долгом  принЯть  немецкую
службу.
     ’ут уж Я не выдержал:
     - Љак же так, - говорю, - родились вы в ђоссии,  учились  в  ђоссии,  а
родиной своей ѓерманию считаете? „а какое вам дело до ѓермании, если  ђоссиЯ
вас вспоила, вскормила, образование дала?
     - џ считал бы своим  отечеством  ђоссию,  не  будь  там  большевистской
власти.
     ЊенЯ прорвало:
     - Ђх, вон что! Ќо судЯ по вашему возрасту, именно большевистскаЯ власть
вас на ноги поставила...
     Ќе найдЯ, видимо, доводов менЯ  образумить,  унтер-офицер  поднЯлсЯ  со
словами:
     - Њы с вами еще побеседуем. ‡айду еще раз.
     Љогда унтер-офицер  вышел,  в  комнате  послышалсЯ  приглушенный  смех.
ЋказываетсЯ, во времЯ нашего разговора зашли санитары. џ  их  не  заметил  в
пылу спора. € сейчас один из них сказал:
     - ‡дорово, товарищ подполковник, вы его раздраконили! ’ак ему  и  надо,
изменнику!
     Џосле  этого  разговора  с  немецким  унтер-офицером   ко   мне   стали
подсаживатьсЯ товарищи  по  бараку.  ‚се  они  были  полуголодные,  больные,
совершенно подавленные многомесЯчным пленом. Ќикто ничего толком не  знал  о
событиЯх на фронтах. Џленных без конца обрабатывали вербовщики, призываЯ,  а
подчас и принуждаЯ вступать в немецкую армию. Ќе все были  одинаково  сильны
духом, некоторые растерЯлись, в душе их бродили разные сомнениЯ. Ћткровенные
дружеские беседы не позволЯли людЯм окончательно упасть духом,  поддерживали
в них стойкость.
     Ћднажды поздно вечером ко мне подходит санитар и шепчет на ухо:
     - ’оварищ подполковник, просим вас зайти в нашу комнату.
     - ‡ачем?
     - Џобеседовать хотим.
     - Ђ много вас?
     - —еловек пЯтнадцать-двадцать,
     - ‚ лагере рискованно проводить митинги.
     - ’ам  все  наши,  советские  ребЯта.  Ќе  беспокойтесь,  мы  и  охрану
установили на случай поЯвлениЯ подозрительных.
     ‚ комнате санитаров прЯмо на полу расположились человек двадцать. ‚се в
залатанных-перелатанных обносках. ‹ица худые. ‚ глазах настороженность.
     Џосреди стоит табурет, мне его услужливо пододвигают. џ сел. ‚оцарилось
молчание. Ќесколько пар глаз шарЯт по моему лицу.
     - ‡ачем вы менЯ позвали, товарищи? - спрашиваю наконец.
     ‚ ответ опЯть молчание.
     ‚друг один решаетсЯ.
     - ЏоЯвилсЯ еще один вербовщик в фашистскую  армию.  ѓоворит,  Њосква  и
‹енинград пали.
     ‘тараЯ песнЯ! Ќеужели до сих пор кто-то может этому поверить?
     - ‚раки! - говорю. - Љак же могут  они  Њоскву  взЯть,  когда  по  всей
ѓермании траур объЯвлен по случаю разгрома  под  ‘талинградом?  €  ‹енинград
стоит. Ќечем им взЯть ‹енинград, лучшие их  армии  на  ‚олге  побиты.  „а  и
никогда Я не поверю, чтоб ‹енинград мы сдали. ‚есь  народ  вместе  с  армией
будет стоЯть за ‹енинград, как в прошлом году стоЯли за Њоскву.
     - Ћн еще говорит, будто армиЯ наша разбегаетсЯ,  в  стране  беспорЯдки.
Џризывает идти в ђоссию с немецкой армией порЯдки наводить.
     - Ћни потому и призывают нас в свою армию, что своих солдат не хватает.
Џосмотрите, кто лагерь охранЯет - хромые, старичье, которым бы  дома  сидеть
да пиво тЯнуть.
     ѓоворил Я то, что сам думал, в чем убежден был больше всего на свете. Ђ
что Я им еще мог сказать? ‚едь у менЯ тоже никаких точных сведений не  было.
’ак, наблюдал, как немцы  себЯ  ведут,  прислушивалсЯ,  кто  что  скажет,  и
сердцем отбирал то, что считал правдой.
     ‚от и тогда говорил:
     - „авайте лучше поможем нашей армии в борьбе с фашизмом.  ‚едь  мы  все
солдаты...
     Ќеуверенные голоса:
     - —то мы можем сделать? „ержат нас здесь, как скотину!
     - Љак что сделать?! Њногое можем сделать. €з лагерЯ выводЯт на работу -
при первой же возможности разбегатьсЯ.  ђазбегатьсЯ  в  одиночку  и  мелкими
группами. Ђ по пути все уничтожать, что можно: мосты, железнодорожные  пути,
скирды хлеба, сено. Џусть фашистские головорезы получают на  фронте  "добрые
вести" из дома.
     џ говорил тогда жарко и видел, как оживают глаза сидЯщих на полу худых,
грЯзных, оборванных людей.
     - ’олько, братцы, - просил Я, - не вставайте на путь измены! ќто,  даже
если и ђодина вам когда-нибудь  простит,  сами  себе  не  простите,  совесть
замучает...
     —ерез несколько дней за мной пришел  немецкий  солдат.  ЊенЯ  провожают
десЯтки пар доброжелательных глаз. “слышал вдогонку:
     - „оносчика найдем и мешком накроем. Ќе сомневайтесь, €ван €ванович.
     Џо дороге в комендатуру прикидывал:  "—то  это  результат  разговора  с
унтер-офицером  или  донос  о  нашей  недавней  беседе?  Џоследнее  опасней.
“нтер-офицер, пожалуй, не донес на менЯ. Џосле того разговора он заходил еще
раза два. Џравда, в разговоры больше не вступал, но приносил сухари, вернее,
сушеные хлебные корки. € Я все тогда думал: может, мои слова все-таки задели
в нем какие-то струнки, посеЯли сомнениЯ..."
     Џока  Я  все  это  прикидывал,  менЯ  ввели  в   комнату   с   большими
канцелЯрскими столами, за которыми сидело не  меньше  десЯтка  ефрейторов  и
унтер-офицеров. ‡а одним  из  столов  восседал  гауптман-пожилой  человек  с
большим бесстрастным лицом.
     "—то-то уж очень торжественно менЯ встречают, подумал Я. - Љак бы  этот
допрос не был последним. Ќо, с другой стороны, на  столе  гауптмана  нет  ни
листка бумаги, ни карандаша. Њожет, все сведетсЯ к  простой  нравоучительной
беседе или менЯ будут опЯть уговаривать перейти в немецкую армию?"
     Џоследовало худшее из моих  предположений.  ѓауптман  медленно  перевел
свои холодные глаза на один из столов. џ проследил за его взглЯдом и  увидел
на белых листах бумаги две волосатые руки, готовые записывать.
     €з-за соседнего стола поднЯлсЯ  знакомый  мне  унтер-офицер-переводчик.
„опрос началсЯ:
     - ‡вание, имЯ, фамилиЯ?
     - Џодполковник €ван ‘мирнов.
     - ѓде, когда попали в плен?
     - 25 августа 1941 года под ‚еликими ‹уками.
     - ‚ плен сдались добровольно?
     - Ѓыл ранен и контужен в рукопашном бою. Џодобран немецкими солдатами.
     - Џочему не сдались в плен раньше, до ранениЯ?
     - џ командир Љрасной Ђрмии...
     - ‚ы, видимо, большевик, фанатик?
     - џ член партии большевиков.
     - Џочему в лагере к вам подходит  много  людей,  о  чем  вы  беседуете?
"‘топ! Ѓудь осторожен!" - сказал Я себе и начал неопределенно:
     - Ћ разном. Љого что интересует...
     - Љонкретнее.
     -  Ќу  вот,  один  хочет  вспомнить  описание  нашим  поэтом   Џушкиным
Џолтавской битвы. Ќачинаем вспоминать стихи, толкуем о Љочубее,  запертом  в
темнице, говорим об изменнике Њазепе.  Џотом  переходим  к  "’арасу  Ѓульбе"
великого писателЯ ѓоголЯ...
     ѓауптман долго молчит. Ќа моих глазах его лицо менЯетсЯ, с него  сходит
маска равнодушиЯ, оно становитсЯ злобным. Ћн извлекает из  кармана  вчетверо
сложенный листок бумаги и, швырнув  его  мне,  что-то  кричит.  “нтер-офицер
переводит:
     - Џрочтите и скажите, что вы думаете об этом.
     Ѓегло читаю неровные, низко наклоненные строчки. Ћни  сообщают,  что  в
госпитале находитсЯ большевистский  агитатор,  его  называют  подполковником
€ваном €вановичем, вокруг него собираютсЯ военнопленные. „альше малограмотно
передавалась наша  беседа  в  комнате  врачей.  €  стоЯла  подпись:  "бывший
лейтенант Љрасной Ђрмии, а теперь военнопленный Ѓайборода".
     џ не тороплюсь с ответом, делаю вид, что еще раз пробегаю  строки.  —то
же отвечать? ‚се так - большевистский агитатор. ’ак и Я себЯ считал. Ќо  кто
он, этот предатель, который из тех, что так пытливо смотрели на менЯ? Ђ  еще
говорили: "‘вои ребЯта!" ‘вои!.. Ќеужели кто-нибудь из молодых  лейтенантов,
которых Я когда-то учил, тоже способен, на  такое?  Ќет,  не  хочу  об  этом
думать! Џотом, если у менЯ еще будет времЯ. Ђ сейчас  спокойнее,  как  можно
спокойнее...
     џ складываю письмо вчетверо, кладу на стол, в  глазах  гауптмана  читаю
уже не злобу, а ехидство:
     - —то на это скажете?
     џ медлю, никак не соберусь с ответом. ѓауптман не ждет:
     - Ђ Я вам скажу: ваша армиЯ бессильна  против  войск  фюрера.  Ќемецкий
офицер никогда бы не донес на другого офицера, да еще старшего по званию.
     - ‚ семье не без урода. Ќо вы тоже не можете  верить  этому  Ѓайбороде.
…сли он способен написать донос на товарища, он  тем  более  способен  лгать
вам...
     - ‚ы признаете себЯ виновным в том, что здесь написано?
     џ пожимаю плечами:
     - …сли вам угодно верить таким мерзавцам, ваше дело...
     ѓауптман считает, что дело Ясное, встает и быстро уходит, бросаЯ мне на
ходу:
     - ‚ы, подполковник, отныне поступаете в распорЯжение гестапо...
     Ќа том лечение мое в госпитале  закончилось.  „альше  карцер,  а  через
несколько дней арестантский вагон перевез менЯ в тюрьму в город •ильдесгайм.
     Ќа  том  и  моЯ   добровольнаЯ   миссиЯ   "большевистского   агитатора"
закончилась. ‚от об этом Я и жалею больше всего... € уснуть никак не могу-то
ли потому, что нары слишком жестки длЯ моего больного отекшего тела,  то  ли
мысли слишком тЯжелы... .
     "‚от тебе и "Jedem das seine", - думаю Я. - Људа  поведет  тебЯ  дальше
твоЯ дорога, €ван €ванович ‘мирнов?"


        ѓлава 2. "џ на все пойду!"

     Џока мы в карантине, можно побродить по лагерю, приглЯдетьсЯ  к  людЯм,
понаблюдать за порЯдками. Ђ порЯдки здесь  такие,  что  ухо  держи  остро  и
думай, думай больше, что к чему.
     Љак-то  на  рассвете,  незадолго  до  подъема,  Я  вышел  из  барака  и
остановилсЯ  пораженный.  —ерез  край  бетонного  корыта  длЯ  мытьЯ   обуви
перевесилась полосатаЯ человеческаЯ фигура. Ќоги подогнуты,  голова  опущена
по уши в грЯзную воду. —еловек не шевелитсЯ, Явно мертв. —то  случилось?  Ќе
сам же  он  сунул  голову  в  это  корыто?  Џодошел  ближе.  Џострадавший  -
здоровенный детина, упитанный, сильный,  на  куртке  зеленый  винкель.  Ђга,
зеленый! Љто же с ним расправилсЯ и за что? ‘вои  же  уголовники?  ‚озможно,
это у них бывает, не потрафил - и каюк. Ђ может, эсэсовцы? Ќет, Џо ночам они
не бывают в лагере. Ђ если политические? ’огда Я испугалсЯ за  них,  как  за
своих единомышленников. —то будет, если эсэсовцы дознаютсЯ? ‚бегаю в  барак.
Њне надо кому-то сообщить об этом,  с  кем-то  посоветоватьсЯ,  надо  что-то
делать. Ќо в блоке тишина, все еще спЯт, будто  ничего  не  произошло.  ‹ишь
одна голова поднЯлась с нар и долго  смотрела  на  менЯ.  џ  не  знал  этого
человека и не решилсЯ ему ничего сказать.
     Ђ когда мы вышли на площадку перед блоком по сигналу побудки, труп  уже
лежал в стороне. ќсэсовцы не обращали на него  никакого  вниманиЯ  -  кончен
человек, и ладно, его вычеркнут из списков. Џричины смерти их не интересуют.
‚ лагере каждый день мрут сотни. ‘ейчас труповозы уберут тело.
     „нем украдкой поползли слухи: утопили капо - распорЯдителЯ работ одного
из филиалов Ѓухенвальда.  ќтот  капо  -  уголовник,  он  бил  смертным  боем
подчиненных ему на работе людей и питалсЯ за их счет. Ћн очень дорожил своим
положением капо и выслуживалсЯ перед охранниками. Љто утопил  его,  конечно,
никто не знает.
     Ђ  сегоднЯ  ко  мне  подбежал  џков  Ќикифоров  товарищ  по  тюрьмам  в
•ильдесгайме и ѓалле:
     - €ван €ванович, что творитсЯ! Ћколо соседнего барака  зеленые  волокут
за ноги человека. Џриподнимут, а потом бросЯт лицом на  землю.  “  него  уже
лица нет, одно кровавое  месиво.  „обивают,  сволочи!  —то  же  делать?  —то
делать-то?
     џ побежал с ним. Ћколо соседнего барака - никого. Ќа месте происшествиЯ
только труп в одежде узника. …го лицо в луже крови.
     - €дем скорей отсюда, - сказал Я џкову. - Ќам еще  рано  вмешиватьсЯ  в
жизнь Ѓухенвальда. Њы ее не знаем. Ќадо сначала узнать ее...
     џ видел много смертей и сам убивал людей в азарте  штыковой  атаки,  но
здесь не могу понЯть, как это  товарищи  по  несчастью  могут  убивать  друг
друга,  издеватьсЯ  один  над   другим.   ‡аключенные   утопили   в   корыте
заключенного. ‘ейчас зеленые растерзали неизвестного узника. —то происходит?
Љак все это понЯть? ‚ лагерЯх военнопленных, казалось, все было  проще.  Ќу,
попадались, конечно, предатели, и не всегда их можно было  сразу  разгадать.
Ѓыли слюнтЯи, которые пробовали выслуживатьсЯ перед  охранниками  за  лишнюю
пайку хлеба. Ќо ведь остальные-то сотни, тысЯчи - это люди честные,  ставшие
жертвами войны. Ћни стремились и в трудных условиЯх  плена  сохранить  честь
советского солдата. Ђ  здесь!  Љого  здесь  только  не  было!  ‚  шрайбштубе
работают чехи, в бане - зеленые немцы,  на  блоках  старостами  тоже  немцы.
ѓоворЯт, на других блоках есть полЯки, французы,  бельгийцы,  югославы...  €
кого-кого только нет! € отношениЯ между людьми здесь напрЯженные,  странные,
а начальству до всего этого дела нет. Љаждый  барак  в  ведении  эсэсовского
блокфюрера, но они бывают на блоках только перед проверкой,  днем  почти  не
поЯвлЯютсЯ, возложив все руководство на  старост  из  заключенных.  ’ак  что
узники предоставлены самим себе. Љаждый разбирайсЯ  сам  в  обстановке,  сам
находи и сам выбирай друзей.
     —то касаетсЯ друзей, то Я уже выбрал их -  џков  Ќикифоров  и  ‚алентин
‹огунов.
     ‘ џковом мы познакомились в последнем лагере военнопленных. ’аких людей
сразу замечаешь. ’емноволосый, с  большими  усами,  подвижный,  острослов  и
весельчак, он всегда собирал  вокруг  себЯ  людей,  небольшим,  но  приЯтным
баском пел советские песни, был неистощим на анекдоты. „о войны он работал в
цирке, был музыкальным эксцентриком.  ‚  его  быстрых,  ловких  руках  любой
предмет, даже палка, полено начинают звучать знакомыми мелодиЯми. Ћн так же,
как и Я, попал в штрафной барак за антифашистскую  агитацию.  ’ам  нас  было
пЯтеро - еще двое молодых морЯков и пехотный капитан. ’ак всех  пЯтерых  нас
привезли в тюрьму •ильдесгайма, потом в  ѓалле.  ’ак  впЯтером,  слившись  с
другой группой, мы приехали и в Ѓухенвальд. ЊорЯчки и капитан  в  первые  же
дни прибились к другим  компаниЯм  и  как-то  потерЯлись  из  вида,  а  џков
держалсЯ рЯдом со мной. ’олько из џкова Ќикифорова он  превратилсЯ  в  џкова
ѓофмана, Љак снЯли с него в Ѓухенвальде пышную  шевелюру  и  усы,  так  всем
стало Ясно, что за Ќикифорова ему  трудно  сойти.  Ђ  евреЯм  в  Ѓухенвальде
особенно  трудно.  Ќа  наших  глазах  в  бане  корчилсЯ  в  смертной  агонии
пристреленный еврейский юноша. џкова нам  удалось  тогда  затолкать  в  кучу
между собой и провести в душевую.
     ‹огунов прибыл в Ѓухенвальд тоже вместе с нами, но сошлись мы только  в
карантинном лагере. Њне он сразу понравилсЯ: невысок, но  ладен,  энергичен,
решителен, глаза большие, непримиримые, непокорные. Ћн намного моложе  менЯ,
ему еще нет и тридцати, а длЯ менЯ он товарищ. …ще в машине Я приметил  его:
он был скован цепью по рукам с другим заключенным по фамилии €ванов.  ’олько
самых опасных  преступников,  отъЯвленных  бегунов  эсэсовцы  сковывали  при
перевозках. Ћн таким и был, старший лейтенант ‚алентин  ‚асильевич  ‹огунов.
Ќаши места на нарах рЯдом, и по вечерам ‚алентин рассказывает  мне  и  џкову
свои злоключениЯ. € Я начинаю понимать: редких качеств человек попалсЯ нам в
товарищи.
     ’ого, что ему довелось пережить, хватило бы на  десЯтерых.  Ђ  он  жив,
неиссЯкаем в  своей  жизнерадостности  и  упрЯмстве  и  нас  заражает  своей
неистовостью. ‘мотрю Я на него и  горжусь:  каких  людей  воспитала  ЉраснаЯ
ЂрмиЯ, и Я к этому немножко причастен! ђассказы его нескончаемы, говорит  он
красочно, образно, и Я не перестаю удивлЯтьсЯ, как он только помнит все.  „а
и то сказать, трудно забыть, если столько плетей и палок прошлось по  твоему
телу...
     Џомнит ‚алентин черный силуэт взорванного моста над тихой речкой  и  на
нем черные фигурки -  это  гитлеровцы  перебираютсЯ  на  наш  берег.  ‘тучит
пулемет в руках ‹огунова, и черные фигурки валЯтсЯ с  моста.  ’огда  разрывы
мин  встают  перед  его  окопом,  и  снова  по  искореженным  фермам   моста
перебираютсЯ черные фигурки. € снова бьетсЯ пулемет в его руках.  Љаково  же
было его отчаЯние,  когда  он  очнулсЯ  в  окопе  полузасыпанный,  оглохший,
беспомощный и понЯл: от немцев не убежать, вот они - рЯдом...
     Ќо  из  лагерЯ  в  городе  ‹уга  можно  убежать,  и  можно  пройти  эти
нескончаемые леса и болота, и можно убедитьсЯ, что не один  ты  хочешь  бить
фашистов.  Ќедолго  существовал  партизанский  отрЯд   ЌиколаЯ   ‘еливанова,
гитлеровцы загнали его в леса и уничтожили. Ћсталось только семеро бойцов, и
‹огунов в их числе. Њала  банька  на  лесной  опушке,  а  ощетинилась  -  не
подступишьсЯ. ЊнутсЯ фашисты, не знают, как выкурить партизан. ’олько огонь,
охвативший баньку, заставил их замолчать. ‚от они - почти неживые. € вымещаЯ
злобу, бьют их гитлеровцы, бьют, топчут сапогами,  колют  штыками,  а  потом
привозЯт в лагерь пЯтерых: нате, делайте, что хотите... „ень  идет,  другой,
третий - темно в карцере, болит, ноет тело. Ќо все-таки можно сесть.  Ђ  раз
можно сесть - то, пожалуй, можно и встать.  Ќоги  держат.  ќто  удивительно,
конечно, но ноги держат. аг, другой, "Ѓратцы, они думают, что мы кончены, а
мы...".  ’рое  бегут  из  карцера.  ‚   многотысЯчном   муравейнике   лагерЯ
обЯзательно найдетсЯ кто-нибудь, чтоб спрЯтать, подлечить, подкормить.
     ќто называетсЯ товарищество.
     —етверо пробираютсЯ по ночам глухими дорогами от деревни к деревне.  ‡а
их плечами осталсЯ  лагерь  и  пылающий  склад  с  боеприпасами.  Ћсторожно,
товарищи! Ќо как не доверЯтьсЯ людЯм, от них принимаешь кусок хлеба.  Ќо  от
них получаешь... - и пулю. "Ќеужели не выдержу?!" - думал ‚алентин на  пЯтый
день побоев, валЯЯсь на грЯзной соломе в чужом сарае. ‚ыдержал! Ќичего,  что
снова лагерь. € еще  выдержим!  €  убежим!  Ќадо  только  держатьсЯ  вместе,
группой. Ќе может быть, чтоб сорвалось. ‚се продумано.
     Ќо сорвалось...
     ‘тучат колеса под полом вагона, стучат... ‚се  дальше  на  запад  катит
паровоз. Ђ если навалитьсЯ всем и вышибить тЯжелые двери? Људа там, вон  эти
- перебежчики - поднЯли  визг.  ‚звилась  ракета,  заскрежетали  тормоза,  и
началось... Ќесколько трупов скатилось с насыпи.
     ђежица. ‹агерь. Ќо и в  этом  лагере  свои  ребЯта.  "Ќеужели  погибать
здесь? Џопробуем все-таки не погибнуть". ‘ущим пустЯком показались  боли  от
пинков и побоев, принЯтых раньше. ‚от эта боль... ’вои  руки  отрываютсЯ  от
тела и ты летишь в пустоту... Ќо нет пустоты, это ты  висишь  с  вывернутыми
руками, плывет, качаетсЯ перед глазами землЯ...
     € снова стучат колеса, и название станции уже немецкое - џкобшталь. Ђ в
лагере, говорЯт, 34 тысЯчи пленных. ‚прочем, немного  понадобилось  времени,
чтобы тридцати тысЯч не стало. ЃродЯт между пленными  агенты  ђЋЂ,  говорЯт:
"Њосква пала, правительство  разбежалось,  терЯть  больше  нечего,  здесь  с
голоду подохнете, записывайтесь в армию генерала ‚ласова". Љак  бы  не  так!
‚се чаще в уборных находЯт трупы вербовщиков.
     ’уда им и дорога!
     ‹агерь 4-Ѓ. ЃумажнаЯ фабрика в городе ’ребсене. Ђга!  ‡десь  есть  цех,
производЯщий взрывчатку. Ќу что же, его не  будет!..  €  его  не  стало.  Ќо
ночные переходы по ѓермании  опасны,  очень  опасны.  Љак  ни  осторожен,  а
уберечьсЯ   трудно...   €   опЯть   допросы,   побои,   карцер.   Ђ    потом
сельскохозЯйственные работы под местечком „обренец.  ќто  не  самое  плохое.
ЏодкормитьсЯ  здесь  можно  навернЯка.  €  бежать  отсюда   легче.   Ѓежать,