надо  знать,  что  здесь  было  до  вас.  Ћт
центральных ворот идет дорога - Љарачовег.  "Љарачо!"  -  это  по-итальЯнски
"быстро". "Љарачо!" - орали эсэсовцы на заключенных, мостивших дорогу. € кто
работал там, еще и сейчас помнит, сколько крови,  ударов,  боли  стоило  это
строительство. ‚оенный  завод  "ѓустлов-верке"  строилсЯ  бешеными  темпами.
Љаждый день уносили мертвых с места работы в лагерь...
     € опЯть его внимательно слушают, но молчат...
     ’ак и прошел весь рабочий день. ‹юди не  доверЯют  друг  другу,  боЯтсЯ
выдать себЯ неосторожным  словом.  Ќо  Я  все  времЯ  помню  слова  ѓенриха:
"познакомишьсЯ с  хорошими  людьми".  ‡начит,  здесь  случайных  людей  нет.
‡начит, надо расшибить это недоверие. ‚ Ѓухенвальде  нельзЯ  жить  замкнутым
одиночкой. Џропадешь!
     Ќа другой день Я решаюсь разбить ледок молчаниЯ. € в этом мне  помогают
новый человек в команде ‘ергей Љотов и мой обидчик †орка...
     џ рано пришел в процедурную, прЯмо после поверки, не заходЯ на блок.  ‚
комнате был один †орка. џ сел у стола, спиной к нему. Ћн заговорил сам:
     - Џростите менЯ, €ван €ванович. ‘ам  не  знаю,  как  получилось.  Њозги
затуманились.
     Ќе поворачиваЯсь к нему, бросаю зло и презрительно:
     - Њозги твои не при чем. —тоб оскорбить человека, ума совсем  не  надо.
Њожно избивать и мучить человека и даже находить в этом удовольствие.
     - ’ак ведь это только фашисты...
     - ‚от ты у них и учишьсЯ. Њногие  тебЯ,  оказываетсЯ,  знают.  ’ри  днЯ
назад,  когда  здесь  ожидали  отправки  на  транспорт,  ты  за  что   избил
заключенного? ‡а то, что он к печке подошел?
     џ уже повернулсЯ к нему и ждал ответа. †орка мЯлсЯ с ноги на ногу.
     - ’ебЯ здесь держат, чтоб ты мазь втирал чесоточным. Ђ ты брезгуешь, их
заставлЯешь это делать! Ђ кто за тебЯ полы здесь моет? ’оже чесоточные. Ђ ты
подумал, что они приходЯт сюда после каторжной работы? ‚прочем, что с  тобой
говорить?! ђазве до тебЯ дойдет?!
     Њне даже не хотелось говорить с  ним,  и  Я  снова  повернулсЯ  к  нему
спиной. ‚се-таки он прервал молчание:
     - Љак же так вы говорите, €ван €ванович - "не дойдет"? “же  дошло.  Њне
вчера здорово вправили мозги.
     - Ќе знаю, как тебе вправили мозги, но одного ты все-таки не понимаешь:
иной раз оскорбление длЯ человека сильнее физической боли.  ЊенЯ  в  лагерЯх
часто избивали, но Я знал: бьют враги - и ничего другого от них не  ждал.  Ђ
тут от своего пинок получил, да еще от такого молокососа, как ты. Ќикогда не
пойму, как человек может стать таким. Ќаверное, и не  воевал  никогда  и  не
знаешь, почем фунт лиха...
     - џ воевал, а в Ѓухенвальд попал за побег из лагерЯ военнопленных...
     —ас от часу не легче: не поймешь, что делаетсЯ  с  людьми.  ‘  отчаЯньЯ
они, что ли, дуреют? “ менЯ уже стала как-то пропадать к нему злость. ѓоворю
примирительно:
     - Ђ вот ты сегоднЯ  возьми  и  расскажи  нашей  команде,  как  попал  в
Ѓухенвальд, а мы послушаем да посмотрим, чего ты стоишь...
     †орка оживилсЯ:
     - ‹адно, €ван €ванович, Я приду, вы позовите, когда надо...
     ‘обралась всЯ команда.
     ‘нова, как вчера, мы  старательно  свертываем  бинты.  Џередо  мной  за
столом сидит новенький. Љогда Я работаю, вижу только  пару  узких  костлЯвых
рук, быстро и ловко расправлЯющих бинты, Я  едва  успеваю  свертывать  их  в
трубочку. …сли Я поднимаю глаза, мой взглЯд упираетсЯ  в  большие  очки,  за
которыми почти не видно маленького тощего лица.  ‡а  стеклами  внимательные,
немного грустные глаза. ‚ одно мгновение, когда Я задержалсЯ взглЯдом на его
лице  дольше  обычного,  глаза  за  стеклами  расцвели  лукавинкой,  а  губы
растЯнулись в широкую добрую улыбку. ‚полголоса, чтобы слышал только  он,  Я
спросил:
     - ‚ы военнопленный?
     Ћн ответил так же тихо:
     - „а. Ѓыл политработником.
     ‡аметив мою заинтересованность, вдруг так же тихо произнес:
     - Ќе удивлЯйсЯ моей откровенности, €ван €ванович, Я тебЯ знаю.
     џ все еще осторожен:
     - Љто же тебе рассказал обо мне?
     - ‚асилий Ђзаров, наш блоковый и ѓенрих.
     - ‘ ‚асилием Ђзаровым Я действительно знаком, ѓенрих  здесь,  а  твоего
блокового Я не знаю...
     - ‡ато он тебЯ знает и довольно основательно. Ќаверное  через  немецких
коммунистов. ’ак что будем знакомы, €ван €ванович. џ - Љотов  ‘ергей.  „авно
хотел с тобой познакомитьсЯ и, как видишь, все-таки добилсЯ этого.
     - Ћчень рад, что приобрел знакомство еще с одним  советским  человеком.
’ак, значит, ‚асилий Ђзаров говорил обо мне?
     ‘транно у нас началось знакомство  с  ‚асилием...  ‘идим  мы  как-то  с
‹огуновым и Ќикифоровым на штабеле досок в малом лагере, мирно  беседуем.  Ђ
рЯдом с нами вертитсЯ какой-то заключенный, норовит вступить в разговор.  Ќе
нравитсЯ он нам: лицо холеное, сам упитанный, крепкий. ‘овсем  не  похож  на
нас - заморышей. Њои приЯтели не допускают его  в  разговор,  подковыривают,
уже готовы и руки в ход пустить. Ђ он ничуть не обижаетсЯ. ѓоворит, что всех
нас знает. € рассказывает, за что Я в Ѓухенвальд попал, перечислЯет, сколько
раз ‚алентин из плена убегал, и о џшке все  правильно  говорит.  —то  такое?
Ћткуда он взЯлсЯ? ’ак мы и не стали с ним разговаривать, а он нет-нет  да  и
подойдет к кому-нибудь из нас, спросит что-нибудь.
     ‡начит, не напрасно он кружилсЯ около нас...
     - ’ебЯ вчера обидел †орка, - продолжал ‘ергей. - ‚идишь, среди  насесть
и такие, которые позорЯт звание советского человека.
     - ‡наешь, †орка, наверное, все-таки не такой. Ќе случайно он все  же  в
Ѓухенвальд попал. Ќадо что-то понЯть в нем и воздействовать на  него.  „авай
его позовем, пусть сам расскажет о себе.
     € не дожидаЯсь согласиЯ Љотова, Я крикнул †орку. Ћн поЯвилсЯ тут же.
     - ‚от Я и товарищ ‘ергей просим, чтобы ты рассказал о себе, - сказал  Я
громко, так, чтоб все слышали.
     ђаботники  поднЯли  головы,  в  глазах  поЯвилсЯ  интерес.  ‡адвигались
скамейки, корзины с бинтами были перетащены поближе к нам. Ђ †орка присел  с
краешку и начал рассказ.
     Ћн рассказывал очень выразительно, волновалсЯ,  вскрикивал,  как  будто
все заново переживал. џ не сумею точно передать его  рассказ  со  всеми  его
выражениЯми и интонациЯми, просто перескажу то, что врезалось в памЯть.
     €з лагерЯ военнопленных они убежали втроем: †орка и двое его приЯтелей.
€х в тот день вывели на прополку  картофельного  полЯ.  Љонвоировал  пленных
цивильный старик с винтовкой. Ћн,  видимо,  сам  боЯлсЯ  молодых  и  сильных
парней и времЯ от времени грозил винтовкой и кричал:  "Russische  Schweine!"
(ђусские свиньи!) Ќо к концу рабочего днЯ устал, сон сморил его.
     ‚ыбрав удобный момент, ребЯта набросились на старика, скрутили ему руки
и ноги, рот заткнули его же носками, но  не  убили  -  пожалели  старого.  Ђ
винтовку спрЯтали в кустах. € это была большаЯ ошибка!
     Џо ночам ребЯта шли на восток, а днем прЯтались по лескам и  в  высокой
ржи. ‚ышелушивали зерна из незрелых колосьев, подкапывали мелкий картофель.
     Ќа третью ночь голод одолел: решили достать еды.
     Љогда все стихло, подошли к ближайшей деревне. ‚от крайний  дом.  ‡абор
низкий. ‘обаки не слышно. Ћдин  осталсЯ  караульным,  двое  перелезли  через
забор, стали искать погреб. Ќе нашли. ’ут на глаза  попалось  окно  подвала.
‚ыставили раму, и †орка, как самый тонкий и шустрый, полез.
     Ќо едва его нога коснулась пола, как во дворе послышались выстрелы. —то
там произошло - †орка так и  не  видел.  Ћн  сидел,  затаившись,  пока  лучи
карманных фонариков не нащупали его в темноте. Ђ утром его вывели к  большой
толпе стариков, женщин, детей. ‚се они возбужденно и угрожающе кричали:
     - Rauber! Russische Schweine! (ђазбойник! ђусскаЯ свиньЯ!)
     Ѓили чем  попало:  кулаками,  палками,  щипали,  царапали.  ‚ооруженные
старики стоЯли поодаль с видом победителей.
     Ќасытившись расправой, заперли в сарай. „нем и ночью †орка слышал  шаги
охранников за стенами. Ќо ни днем, ни ночью не узнал о том, куда делись  его
товарищи. €ногда двери сараЯ открывались, входили  те  же  женщины,  которые
били его, смотрели с состраданием, выкладывали из сумок вареную картошку.
     ‘уток через двое-трое посадили на пароконную повозку, крепко  привЯзали
и куда-то повезли. Ђ часа через два подъехали  к  воротам  того  же  лагерЯ,
откуда парни убежали. ‚се трое они были молодые и неопытные солдаты  -  даже
сориентироватьсЯ в пути не смогли и, видимо, все времЯ кружили  недалеко  от
лагерЯ.
     ‚ лагере †орку тут же опознали. ‡десь же оказалсЯ и  старичок,  который
караулил их на картофельном  поле,  €  началась  расправа,  по  сравнению  с
которой щипки и царапанье женщин были совсем  не  страшны.  “даром  могучего
кулака †орку сбили с ног и превратили в футбольный мЯч.  Љованые  сапоги  со
всей силой впивались в грудь, в живот,  в  бока,  пока  жертва  не  потерЯла
сознаниЯ...
     †орка закончил рассказ.  Ќекоторое  времЯ  все  молчали.  “  многих  за
плечами осталось то же самое - неудачные побеги,  избиение...  Ђ  Я  тут  же
представил, сколько вот таких парнишек  лет  по  18-19,  только  вырвавшихсЯ
из-под домашней опеки, неопытных, как слепые щенЯта, бродЯт голодные по всей
ѓермании, отлеживаютсЯ в оврагах,  в  скирдах  соломы,  в  кустах,  а  ночью
бредут, как им кажетсЯ, на восток и снова попадают в руки мучителей...
     - ‚се Ясно, - сказал ‘ергей Љотов. - ‚се у вас было  не  продумано,  не
организовано. ‚от и пользы ни вам, ни родине.  „аже  конвоира  пожалели,  не
убили! Ђ вот вас никто не пожалел. ‚ы забыли,  что  идет  война.  Ќичему  не
научились...
     - Ќаучились! - вмешалсЯ один из заключенных. - ‘воих бить! ‚се слышали,
что он вчера с подполковником ‘мирновым сделал.
     ‹ицо †орки вспыхнуло от стыда. џ не хотел травить его, считал,  что  он
уже достаточно получил, и потому замЯл разговор.
     ‹ед молчаниЯ и отчужденности  был  разбит,  все  уже  говорили  друг  с
другом. Ђ Я предложил:
     - „авайте рассказывать какие-нибудь  истории  из  своей  жизни.  ’ак  и
познакомимсЯ поближе, и времЯ до обеда пройдет незаметно. Љто начнет?
     —еловек с моложавым лицом и совершенно белыми волосами заметил:
     - Џусть начнет самый старший.
     ‚се засмеЯлись. џ оглЯнулсЯ: кажетсЯ, самый старший Я и есть. Ќичего не
поделаешь: назвалсЯ груздем...
     - —то же вам рассказать: о смешном или о мрачном?
     Љто-то ответил:
     - Њрачного мы сами вдоволь насмотрелись. „авайте что-нибудь веселое...
     ‹адно, и смешного немало было.
     € вот историЯ перваЯ...
     Љак-то в одном из лагерей военнопленных менЯ конвоировал из госпиталЯ в
общий лагерь немецких солдат. ђуки мои были свЯзаны  сзади,  а  на  ногах  Я
тащил огромные, не по размеру деревЯнные колодки.  Ќоги  не  переставлЯл,  а
волочил. Ђ немец  был  на  велосипеде,  и,  конечно,  моЯ  скорость  его  не
устраивала. ’огда он стал  подгонЯть  менЯ:  разгонит  велосипед  и  колесом
ударит сзади. џ, конечно, падал. Ђ падать  мне  со  свЯзанными  руками  было
опасно, мог лицо или голову расшибить о  камни.  Ќемца  очень  веселила  моЯ
беспомощность.
     ’огда в моей голове созрел "коварный" план. "Џроучу,  -  думаю,  -тебЯ,
поганец!"
     Џеред воротами лагерЯ стоила группа солдат. Ѓыли  там  и  офицеры.  Њой
конвоир решил показать свою лихость. ђазогнал велосипед - и прЯмо на менЯ. џ
насторожилсЯ и, когда велосипед был уже прЯмо за моей спиной, сделал  шаг  в
сторону. Џедалью менЯ больно стукнуло по  ноге,  но  руль  велосипеда  круто
повернул в сторону, и мой конвоир полетел на землю, чертЯ лицом мостовую.  џ
тоже упал, и прЯмо на него.
     —то тут было!
     ‘олдаты грохнули от смеха. Ђ  мой  охранник  с  разбитым  лицом  тЯжело
поднЯлсЯ, посмотрел мутными глазами и пошел на менЯ с кулаками.  Ќо  громкий
окрик офицера остановил его.
     “ менЯ болела нога, и Я еле дошел  до  барака.  Ќо  был  очень  доволен
собой: Я был отомщен!
     Џереждав, пока окончитсЯ веселый смех, Я начал вторую историю.
     ќтот унтер был человек могучего сложениЯ, он часто поЯвлЯлсЯ в лагере и
безжалостно избивал пленных. Ѓил  только  кулаком.  €  странно,  никогда  не
трогал одиночек,  но  если  видел  группу  из  нескольких  человек,  налетал
коршуном. Ћт его ударов люди разлетались в разные стороны..
     € еще странность: в лагере он всегда поЯвлЯлсЯ  с  разными  кульками  и
бумажными свертками  и  раздавал  пленным  хлебные  корки,  разные  обрезки,
остатки пищи, собираЯ все это, видимо, у  солдат.  …го  боЯлись,  и  к  нему
тЯнулись люди...
     Ћднажды ночью мне не спалось: в бараке было душно и  заедали  блохи.  џ
вышел наружу и на ступеньках крыльца увидел спЯщего унтера.  Џервое  же  мое
побуждение было немедленно скрытьсЯ, но он вдруг позвал менЯ и указал  место
рЯдом с собой. „елать нечего: Я сел.
     Ћн заговорил по-русски:
     - ‚ы, господин подполковник, не удивлЯйтесь, что Я говорю по-русски.  џ
много жил в вашем городе џрославле. ‚ прошлую войну был в плену  и  говорить
немного научилсЯ.
     џ ничем не высказал ни своего  удивлениЯ,  ни  любопытства,  ждал,  что
дальше будет. Ћн протЯнул большую сигару и, когда Я взЯл ее в рот, услужливо
поднес зажигалку.
     - ‡наю, вам, русским, тЯжело сейчас. ‚от  отправЯт  в  ѓерманию,  легче
будет. ’ак и с нами было в ђоссии. Њы тогда работали в слесарной мастерской,
там же и жили. ЋхранЯл нас один унтер-офицер. Ќо у него даже оружиЯ не было.
Ћн и жил вместе с нами. ’олько мы вели себЯ иначе, чем вы. Њы никуда  бежать
не собирались, не то что вы. ‚едь вам доверЯть нельзЯ. ‚аш уйтер-офицер  был
очень хороший человек, он нам доверЯл, и мы в подарок ему  изготовили  много
слесарных инструментов.
     џ заинтересовалсЯ: мой дЯдЯ после  империалистической  войны  ходил  по
„еревнЯм как слесарь-жестЯнщик. Ћн мог лудить самовары и котлы,  переделывал
ведра, устраивал замки и даже часы. ѓоворили, что  он  научилсЯ  ремеслу  от
пленных немцев, когда служил в џрославле. Ђ џрославскаЯ губерниЯ соседнЯЯ  с
нашей Љостромской. Ќе он ли, думаю, был тот самый унтер-офицер. ‘прашиваю:
     - Ќе помните ли, господин унтер-офицер, как фамилиЯ вашего начальника?
     - —ветков.
     - Њожет быть, –ветков?
     - „а, да, ‘ветков!
     - Ђ звали ѓригорий?
     “нтер был изумлен, он придвинулсЯ ко мне вплотную и  долго  смотрел  на
менЯ широко открытыми глазами. Ќаконец спросил:
     - Ћткуда знаете?
     - „а этот –ветков был моим родственником. € тут же, используЯ момент, Я
приступил к расспросам:  "‚ы,  господин  унтер-офицер,  загадочный  человек:
приносите длЯ пленных еду и их же избиваете. Љак вас понЯть?"
     ‡наете, что он мне сказал? Ћн сказал совершенно убежденно:
     - Ћ, пленных надо бить, чтобы  устрашить,  а  то  они  нас  перебьют  и
разбегутсЯ. ‚ы, русские, такие... Ќо пленные - тоже люди. €х жалеть надо.
     ’ут уж мне нечего было сказать: он  был  совершенно  убежден,  что  без
кулака и палки пленного нельзЯ держать в повиновении.
     Њои слушатели смеЯлись и оживленно обсуждали эту историю.
     - €ван €ванович, - обратилсЯ ко мне †орка, а вы на фронте близко немцев
видели?
     - ‚ рукопашной был не раз, но об этом рассказывать сейчас не  хочу.  Њы
условились вспоминать смешное. Њогу еще одну веселую историю рассказать. Љак
Я от немцев бегал. •отите?
     - •отим!
     - „авайте!
     - ќто было в июле 41-го. „ивизиЯ отходила.  ”ашисты  нашего  отхода  не
заметили, и у нас на участке было довольно тихо. џ выехал на машине в  отрЯд
прикрытиЯ. Ќе доехав километра от гребнЯ высотки,  где  были  наблюдательные
пункты наших артиллеристов, остановилсЯ, машину велел  поставить  в  кустах.
ЌачиналсЯ день. ‚ сторонке деловито дымили  кухни.  ’ишина  вокруг.  ‘мотрю,
неподалеку горит мостик, переброшенный через ручей. "Љой черт,  -  думаю,  -
его поджег? Љак же  наши  повозки  пройдут?  Ќадо  собрать  людей  и  срочно
потушить". ‘ этой мыслью Я вышел на опушку леса. € вдруг  на  гребне  высоты
послышались крики, поЯвились немцы. ‡начит, наш отрЯд от  прикрытиЯ  отошел.
Џока Я размышлЯл, что делать дальше, слева от менЯ  вышли  из  кустов  10-12
немецких солдат.  ‘овсем  близехонько,  метрах  в  двадцати.  “видели  менЯ,
остановились. Ќа их лицах растерЯнность.  Ђ  за  ними  выкатилсЯ  из  кустов
станковый пулемет и уставилсЯ дулом на менЯ. џ мгновенно понЯл, что спасение
- если и возможно -  в  выдержке,  хладнокровии.  „елаю  вид,  будто  их  не
замечаю. Ќесколько ленивых шагов вперед, чтобы выйти из-под огнЯ пулемета. €
вдруг  прыжок  в  придорожный  кювет.  ЏригнулсЯ,  подобрал  полы  шинели  и
припустил что было сил. Ќесколько  секунд  тишины,  потом  крики,  стрельба,
взрывы гранат в том месте, где Я прыгнул в канаву. Ќо ведь Я не дурак  -  не
сидел там. џ развил такую скорость, какую и не подозревал  в  себе.  ‚  лесу
едва отдышалсЯ, сердце билось где-то в горле. Џрохрипел шоферу: "‡аводи!"  -
и бросилсЯ на сиденье. Ђ он спокоен: "‚се в порЯдке,  товарищ  подполковник.
ѓотово!" "Џодожди, а как же кухни?"  -  говорю.  "Ђ  их  забыли".  -  "Џойди
передай, чтоб немедленно снимались". Ђ когда он сел в машину и посмотрел  на
мои ободранные руки, исцарапанное  лицо,  перепачканные  в  глине  шинель  и
сапоги, мы оба расхохотались. …хали  и  все  смеЯлись.  Њожет,  от  нервного
потрЯсениЯ?
     Џоследний вопрос Я обратил уже к своим слушателЯм, и они живо и  весело
откликнулись на него.
     ’ак незаметно мы разговорились, а времЯ между тем подошло к обеду...


        ѓлава 5. ’о ли Явь, то ли сон

     ќту ночь Я не  спал.  Ћсеннее  ненастье  накрыло  гору  ќттерсберг.  ‡а
отворенными окнами (а окна в бараках открыты всегда) шелестит дождь. ‘егоднЯ
утром Я с трудом поднЯлсЯ, с трудом  выстоЯл  аппель.  ‚зыграли  все  старые
боли. Ћсобенно болЯт верхние позвонки и от них и голова, и шеЯ, и  плечи,  и
ключицы, и ребра, и все, все...
     ‡дорово менЯ тогда шарахнул прикладом по шее фашистский солдат!
     ќто был ночной бой. € снова (в который раз!) прорыв из окружениЯ...
     ЋтступлениЯ,  окружениЯ,  ночные  атаки,  прорывы,  оборона   и   снова
отступлениЯ...
     € так уже два месЯца.
     ‚ тот раз, 25 августа 1941 года, где-то между Ќевелем и ‚еликими ‹уками
мы должны были прорватьсЯ. џ бежал с винтовкой наперевес  вместе  с  группой
бойцов. Љругом треск ружейной и пулеметной стрельбы, взрывы гранат. ЉажетсЯ,
стрелЯют отовсюду, и каждый твой шаг - смерть.
     Ќо о  смерти  думать  некогда.  џ  бегу  и  вижу  перед  собой  струйку
пулеметной  рассеивающей  очереди.  џ  знаю,  что  надо  заставить   пулемет
замолчать. € бегу, напрЯгаЯ последние силы. ‡адыхаюсь, но бегу. ‚друг кто-то
оттолкнул менЯ в сторону так, что Я  наткнулсЯ  на  других  бегущих  и  едва
устоЯл на ногах, и трехгранный штык в то же мгновение  вонзилсЯ  в  поЯсницу
фашистского пулеметчика. ‘трашный нечеловеческий крик покрыл звуки стрельбы.
Џотом еще крик - это второй пулеметчик  пал  от  того  же  штыка.  џ  увидел
сначала ногу в тЯжелом сапоге, а потом и всего солдата - небольшого  ростом,
с рыжими висЯчими усами.
     ‘олдат даже штык не обтер от крови. Ћн выпрЯмилсЯ  и,  не  взглЯнув  на
менЯ, метнул вперед себЯ гранату и почему-то не побежал,  а  запрыгал  туда,
где только что взорвалась его граната. Ђ Я побежал вслед за ним.
     Ќо тут перед глазами закружилсЯ светЯщийсЯ шарик. ЏламЯ, грохот.  “дар.
ќто осколок гранаты впиваетсЯ мне в живот. Ќо Я еще бегу.  ‚торой  удар.  по
левой ноге, повыше колена. Љак будто ушиб камнем.  Ќо  Я  успеваю  подумать:
"ќто - пулЯ!" Ќога тЯжелеет, подгибаетсЯ, в ней огневаЯ  боль,  но  все-таки
бегу,  в  кого-то  стрелЯю.  €  вот  тогда  сильнейший  удар  где-то  повыше
лопаток... € Я падаю...
     € вокруг становитсЯ тихо-тихо.
     Ђ когда открываю глаза, почему-то светит солнце.  Џочему  солнце?  ‚едь
только что была ночь и грохот боЯ... € почему  солнце  такое  равнодушное  и
холодное, как луна? џ привык видеть солнце теплым и ласковым. €  почему  мне
так трудно повернуть голову? ’уго стЯнутый шинелью и ремнЯми, Я  мерзну,  но
не могу не только встать, не могу пошевельнутьсЯ. Ќоги налиты свинцом,  руки
не двигаютсЯ. џ могу только сжатьсЯ  в  комок,  подобратьсЯ  и  так  лежать,
сохранЯЯ остатки тепла. Џолусон, полуЯвь... “ моего  глаза  колышутсЯ  сухие
травинки... Џо одной из них  деловито  поднимаетсЯ  вверх  муравей.  ‚от  он
перебралсЯ мне на голову, ползет по щеке, щекочет. Џусть ползет, у менЯ  нет
сил смахнуть его.  ‘олнце  начинает  припекать.  ѓлаза  закрываютсЯ,  и  все
пропадает. Џотом  снова  глаз  видит  в  траве  какой-то  предмет.  Ћн  чуть
поблескивает синевой. „олго не  могу  понЯть,  что  это  за  предмет,  потом
догадываюсь - револьвер. —ей он? Њой? € почему он валЯетсЯ в траве? €  снова
не могу понЯть, что же произошло и почему Я лежу здесь.
     Ћкончательно менЯ вывели из полусна приглушенный травой  стук  колес  и
грубые мужские голоса:  "Ћфицьер!  Ћфицьер!"  Ќадо  мной  нагнулись  пожилые
небритые лица, потом чьи-то руки подхватили и положили на повозку. ѓде-то  в
сознании мелькнуло страшное: "Џлен!"-и снова стало темно и тихо...
     ’еперь в непогоду у менЯ  ноет,  скулит  леваЯ  нога,  и  тЯжелаЯ  боль
опоЯсывает плечи... ‚от почему сегоднЯ Я оставлен на блоке.
     “тром блоковый ‚альтер сказал:
     - €ван, сегоднЯ ты не сможешь даже бинты  перематывать.  ЋстанешьсЯ  на
блоке. Ѓудем надеЯтьсЯ, что эсэсовцы не дознаютсЯ...
     “ менЯ не было сил возражать. џ забралсЯ,  в  самую  дальнюю  клетку  в
спальне, накинул на себЯ два одеЯла. ‹ежу, стуча зубами от озноба, и  смотрю
в потолок. ќтот потолок - доски третьего Яруса... џ  лежу,  и  мне  кажетсЯ,
нары надо мной покачиваютсЯ, в голове стук колес, и сам Я еду в поезде...
     „а, да, Я еду на фронт, лежу на полке и думаю.  џ  думаю:  "Ѓольшинство
людей и сейчас не знает,  что  такое  фронт.  ‚от  ведь  совсем  недавно  на
первомайском параде в ‹енинграде Я слышал любопытный разговор.  ‚  тот  день
(кажетсЯ, в первый раз за всю жизнь) Я был не участником, а только  зрителем
и стоЯл в толпе. Њолодые  люди  громко  восхищались  стройностью  проходЯщих
пеших колонн. Ђ когда на галопе пошла коннаЯ артиллериЯ, их восторгу не было
предела. ‘тук окованных  железом  орудийных  колес,  цокот  конских  подков,
выбивающих искры, лЯзг железных цепей, бренчанье конского снарЯжениЯ  -  все
эти звуки слились в один праздничный ритмичный звон, затопивший всю площадь.
„лЯ менЯ все это было давно знакомо и  привычно,  и  Я  больше  наблюдал  за
своими соседЯми. Ђ они  неистовствовали,  кричали,  махали  руками,  бросали
вверх кепки, подпрыгивали,  и,  обращаЯ  друг  к  другу  восторженные  лица,
восклицали: "‚от это здорово! Љак на фронте!"
     „а... "как на фронте!" Ќаш поезд идет по сожженной полосе от  ‘моленска
на ‚еликие ‹уки. Љругом пожары и пожарища. ‡начит, здесь стоЯли наши  части,
их бомбила авиациЯ. Ќо они ушли, а деревни горЯт.  ѓорЯт  серые  бревенчатые
избы... ’ут и там чернеют закопченные  печи.  ‘иротливо  и  жалобно  тЯнутсЯ
вверх трубы. ѓрЯзные серые фигурки копошатсЯ в пепле  и  головнЯх.  ‘корбные
процессии  беженцев  на  дорогах.  Џод  железнодорожными  насыпЯми  валЯютсЯ
искореженные,  переломанные  в  щепки  вагоны,  и  никто  не  убирает  трупы
изуродованных людей... ‚ойна еще только началась,  а  сколько  уже  пережили
люди!..
     Ќо тогда мы еще не знали, сколько придетсЯ пережить. џ ехал на фронт  с
мыслью: "Њогут убить. Ќо ведь ты солдат,  ‘мирнов.  „вадцать  пЯть  лет  уже
солдат! ’ы себЯ готовил к этому. Ќастал черед показать, на что ты  способен,
чему выучилсЯ, чему выучил других". Ќе знал  ты  тогда,  €ван  ‘мирнов,  что
будешь мытаритьсЯ по вонючим лагерЯм.  ‘илы  тогда  казались  неиссЯкаемыми,
уверенности было хоть отбавлЯй и злости на врага  достаточно.  Ќо  можно  ли
было тогда представить, что эта злость разрастаетсЯ в душе такой  Яростью  и
таким презрением?! Њожно ли было  представить,  что  человеческое  существо,
измотанное  голодом,  побоЯми,  унижением,  способно  носить  в  себе  такое
всепожирающее чувство?! ѓореть его огнем и не сгорать. †ить  с  ним  месЯцы,
годы и ждать, ждать, ждать минуты, чтоб  опрокинуть  его  на  голову  врага.
“мирать, когда оно неудержимо вырываетсЯ наружу, и передавать другим!
     ќто чувство всегда со мной, оно натЯгивает  в  струну  мои  нервы.  Ћно
выводит менЯ из страшных провалов отчаЯниЯ, оно заставлЯет менЯ  жить.  €  в
такие вот минуты, когда больное тело  словно  отделЯетсЯ  от  моей  души,  Я
говорю себе: "’ы еще не сказал своего слова в этой  войне,  ‘мирнов!  ’ы  не
можешь так уйти из жизни! € что из того, что  ты  всегда  прЯмо  смотрел  на
своего врага и не сгибал перед ним голову? ’ы его пленник,  и  вечный  позор
плена будет лежать на твоем имени. ’олько ты сам сможешь смыть  этот  позор.
Љак? „умай, думай, €ван ‘мирнов! ’еперь тебе легче: у тебЯ  есть  друзьЯ..."
„а, теперь Я не ощущаю одиночества, у менЯ есть друзьЯ. Ћни определились  за
те четыре днЯ, что Я работал  у  ѓенриха  ‡удерланда.  €  Я  знаю,  что  они
надежные, им можно доверить все. ‘амое отрадное, что с ‚алентином  ‹огуновым
мы снова вместе. ‘ергей Љотов, оказываетсЯ, уже знаком с ним - значит,  нас,
русских, друзей по несчастью, уже трое. ѓенрих ‡удерланд бесконечно  добр  и
внимателен ко всем троим. €  у  менЯ  сегоднЯ,  несмотрЯ  на  сильные  боли,
конечно, не то настроение, что было в день  смерти  „жона.  ‘нова  бродЯт  в
голове смутные надежды. Ќужно поправлЯтьсЯ, немного окрепнуть. џ  уже  знаю,
что и в Ѓухенвальде можно что-то делать, чтобы помочь людЯм. •орошим  людЯм,
разумеетсЯ. €х ведь всегда больше, чем плохих. Ќа них и  землЯ  держитсЯ.  ‚
каких переплетах Я ни бывал, всегда находились добрые, мЯгкосердечные  люди,
готовые на самопожертвование. ‘реди них были взрослые и дети.
     Џомню,  лежал  Я  на  светлой  полЯне  в  лесу,  куда   сбросили   менЯ
солдаты-обозники вместе с несколькими десЯтками других  пленных.  Џодо  мной
нагретый солнцем мох, но Я зЯбну, накрытьсЯ нечем, солдаты зачем-то снЯли  и
бросили мою шинель.  Џоложение  самое  неудобное:  голова  ниже  ног.  Њысли
путаютсЯ. џ почему-то думаю:  вот  в  офицерской  столовой  можно  было  все
получить: и хлеб, и суп, и чай, а здесь не только чаю нет, но даже  холодной
воды, чтобы ополоснуть пылающий рот. € вдруг сильнаЯ боль где-то в плечах  и
шее заставила менЯ окончательно очнутьсЯ:  чьи-то  сильные  грубоватые  руки
перекладывали мое израненное тело на неудобном  ложе,  накрыло  чем-то,  что
показалось мне очень тЯжелым.  џ  стонал  и  ругалсЯ,  потом  снова  впал  в
забытье. Ђ когда опЯть проснулсЯ, услышал голос:
     - ’оварищ подполковник, как вы себЯ чувствуете?
     ‘прашивал  сосед  -  немолодой  солдат,  у  него  раздробленнаЯ  ступнЯ
обернута грЯзной трЯпкой. “видЯ, что Я очнулсЯ, он продолжал:
     - ’ут один парнишка  ходит,  с  котомочкой.  Џриносит  раненым  сухари,
табак. “видел вчера вас, попросил переложить. Ќу, мы с ним и подвинули  вас.
Џотом он куда-то сходил, принес шинель, укрыл вас. Љак, вам  лучше,  товарищ
подполковник?
     ’олько теперь Я осмотрелсЯ: голова моЯ лежит на мЯгком мшистом бугорке,
сам Я накрыт солдатской шинелью.
     - ‘пасибо, - говорю, - товарищ. ‹ежу, как в пуховике. …сли еще поЯвитсЯ
этот человек, скажите ему, чтобы ко мне подошел.
     - „а вон и он сам пожаловал, - обрадованно сообщил мне сосед.
     Џередо мной стоЯл белобрысый парень лет 23,  малорослый,  сухощавый,  в
солдатской шинели без петлиц.
     - •удо вам, товарищ подполковник?
     - ђуки, ноги не слушаютсЯ, разбит весь. ЉажетсЯ, в сапогах кровь. Ћчень
пить хочетсЯ.
     Џарень стоЯл. ‘оображал что-то.
     - „окторов тут нет, но все-таки поглЯдим.
     Ћн сделал знак моему соседу с  перебитой  ступней,  позвал  еще  одного
солдата с забинтованной рукой. ‚троем они еле-еле  стащили  с  менЯ  сапоги.
Џарень разглЯдывал мои ноги и раздумывал вслух:
     - ђана выше сапогов. Ѓрюки порвать - не годитсЯ: подполковник -  и  без
штанов! Ќехорошо! Ќадо брюки снЯть.
     ‘ помощью солдат он продолжал обследовать менЯ:
     - Џодштанники присохли к ране, крови нет. ‹учше не трогать. „ругаЯ рана
на ноге не опасна. €споднЯЯ рубаха залепила рану на животе. ’оже трогать  не
будем. Ђ вот  тут  на  спине,  у  шеи,  сине  и  распухло.  ’оже  ничего  не
сделаешь...
     Ћн приложил к моим губам, флЯгу  с  водой,  дал  глотнуть.  ‘о  словами
"обождите, скоро приду" взЯл мои сапоги, носки и ушел.
     ‘олдаты, мои соседи, переглЯнулись: может,  у  них  закралось  какое-то
сомнение. Ќо парень вернулсЯ, поставил возле менЯ сапоги, наполненные водой,
разложил аккуратненько на сухом мху выстиранные носки. Ћн  обмыл  мои  ноги,
поставил сапоги на солнышко,  чтоб  просушились,  немного  поправил  на  мне
гимнастерку и брюки, накрыл шинелью и отошел, помахав рукой.
     ќтот парень еще несколько раз приходил к нам, приносил сухари, махорку,
помогал тЯжелым. Ћн так  и  осталсЯ  длЯ  менЯ  загадкой.  Љто  он?  Љак  он
пробиралсЯ через оцепление немецких  солдат?  —то  побуждало  его  рисковать
каждый день ради совершенно незнакомых людей?
     € таких нераскрытых и неразгаданных много прошло  через  мою  жизнь,  и
каждый оставил в душе моей  свою  боль,  заботу,  свою  доброту  и  истинную
человечность.
     ...‘ полЯны нас, тЯжело  раненных,  перевезли  в  колхозную  конюшню  и
бросили на обмолоченную ржаную солому. ’ам  было  сыро,  холодно,  сумрачно,
пахло застарелым лошадиным потом  и  навозом,  но  все-таки  стены  и  крыша
защищали от ветров и дождей.
     ‡десь были девушки-санитарки и  медсестра,  тоже  попавшие  в  плен.  ‚
грЯзных порванных штанах и  гимнастерках,  давно  немытые,  как  и  мы,  они
все-таки  оставались  женщинами.  —то-то  придумывали,   изобретали,   чтобы
накормить, напоить, перевЯзать, успокоить раненых...
     Ќа второй день около полуднЯ стали разносить похлебку из  нечищенной  и
немытой картошки. Ќи котелка, ни ложки у менЯ, конечно, не сохранилось, и  Я
получил свой обед в ржавой консервной банке. „о этого Я не ел уже  три  днЯ,
сухари, что приносил парень с котомкой, отдавал другим. Ќо  хочетсЯ  или  не
хочетсЯ, а съесть что-нибудь надо, организм требует. ‘ большим отвращением Я
выпил принесенную бурду. ЊенЯ затошнило.  ЋказавшаЯсЯ  поблизости  медсестра
жалостливо на менЯ посмотрела и сказала:
     - Џодождите, товарищ подполковник, мы что-нибудь придумаем...
     € через несколько минут принесла котелок с похлебкой из немолотой  ржи.
ќто было хлебово, конечно, несоленое, с остьЯми, но Я ел его с наслаждением,
а медсестра - молоденькаЯ, красиваЯ - сидела рЯдом и смотрела на  менЯ,  как
мать могла бы смотреть на своего больного  и  голодного  сына.  ќту  девушку
звали  ура.  Ћна  надолго  задержалась  около  менЯ  и  все   рассказывала,
рассказывала о жизни этого "госпиталЯ":
     - ...Ќа телегах подвозЯт и подвозЯт раненых. „а все тЯжелых! Ђ у нас ни
бинтов, ни дезинфицирующих средств-ничего.  ‘мотрим  на  гноЯщиесЯ  раны,  а
сделать ничего не можем. Џросим немцев позволить набрать мха  в  лесу  -  не
позволЯют. —то же мы делаем?  ‘нимаем  бинты,  трЯпки  с  ран,  стираем  их,
кое-как кипЯтим и снова перевЯзываем.
     ‚сЯкими "инструментами" - булавками, иголками, ножницами,  шпильками  -
достаем торчащие осколки.  Ќо  ведь  мы  не  хирурги,  мы  не  можем  делать
операции, а люди-то умирают...
     Ћй, товарищ подполковник, что делаетсЯ! Џросили мы у немцев отдать  нам
картошку, которую они варЯт длЯ раненых. Њы бы  ее  очистили,  помыли...  Ќе
дают. Џросим отпустить девушек в деревню, пусть с  конвоиром,  чтоб  собрать
продуктов. ‡наете, что они отвечают: "‚се продукты, какие  есть  в  деревне,
нужны длЯ солдат  доблестной  немецкой  армии,  а  русские  пусть  хоть  все
перемрут: чем меньше нахлебников, тем лучше".
     Њного еще мне рассказывала ура, и  глаза  ее  увлажнЯлись  слезами,  а
плечи дрожали. Ќаконец, она не выдержала и разрыдалась.
     џ был тогда потрЯсен не ее рассказом, а ее глубокой скорбью,  силой  ее
чувства.
     ...Ќесколько позднее в лагере военнопленных, в ‚еликих ‹уках, Я узнал о
трагической судьбе этой девушки.
     ‚ тот госпиталь-конюшню немцы привели Якобы хирурга. Ћн  начал  колоть,
резать, пилить беззащитные тела, избивал раненых и  медсестер.  „евушки  под
командой уры восстали против  самозванца,  к  ним  присоединились  раненые.
"‚рач" был убит. Ђ потом  всех  участников  самосуда  вывели  из  конюшни  и
расстрелЯли...
     „а, вот так война обнажала человека, белое становилось белым, черное  -
черным. ‚ойна схлестнула белое с черным. ќту схватку Я видел  не  только  на
фронте в открытом бою, она продолжалась передо мною и в той  жизни,  котораЯ
шла за колючей  проволокой.  ђазве  мало  нарЯду  с  настоЯщим  человеческим
благородством Я видел предательства и подлости?!
     € сегоднЯ, когда так неистовствует мое больное усталое тело, Я не  могу
не думать об этом.
     Џомню лагерь в ‚еликих ‹уках. ‘тарые деревЯнные бараки, набитые людьми.
Џо утрам  многотысЯчную  толпу  пленных,  как  стадо  баранов,  выгонЯли  из
бараков, чтобы прибрать там трупы. Ћдну буханку хлеба выдавали на  шестерых.
Ћбычно запас хлеба иссЯкал раньше, чем  оделЯли  всех.  Њножество  людей  не
получало ничего. Ѓывало так: один человек несет буханку  хлеба,  около  него
5-6 человек, ждущих своей доли. ‚друг охрана набрасываетсЯ на них, разбивает
группу, одних загонЯет в один барак, других - в другой. ‚ результате  многие
не получают своего пайка. Љонечно, в такой обстановке случались  и  грабежи.
’от, кто нес хлеб,  вдруг  получал  сильный  удар  в  лицо.  Ѓуханку  кто-то
подхватывал, и она исчезала. ѓолодные люди,  не  в  силах  сдержать  злости,
набрасывались с кулаками на своего случайного старшего...
     Њежду тем в лагере были люди,  на  которых  лежала  ответственность  за
порЯдок. ќто прежде всего майор Ђлексеев и его помощники.  џ  сказал  "майор
Ђлексеев", и мне стало не по себе. џ должен сказать "бывший майор". „а,  да,
Ђлексеев был майором  Љрасной  Ђрмии  и  занимал  какой-то  высокий  пост  в
дивизии, но, попав в плен, сразу же подал заЯвление о своем желании вступить
в немецкую армию. Џока он ожидал милостей  от  немецкого  командованиЯ,  его
назначили  старшим  по  лагерю  военнопленных.  ‚от  тут  бывший   майор   и
развернулсЯ!  ЉажетсЯ,  он  придумал  все  возможное,  чтобы  сделать   наше
существование  совершенно  невыносимым.  Ћн  окружил  себЯ   многочисленными
помощниками - конечно, такими же изменниками, ќта  компаниЯ  разгуливала  по
лагерю, обыскивала пленных, отнимала у  них  все  мало-мальски  ценное.  Џри
любом сопротивлении эти молодчики  избивали  человека  до  потери  сознаниЯ.
ЌемецкаЯ   комендатура   внутрилагерной   жизнью   не   интересовалась,    и
многотысЯчнаЯ толпа людей оказалась полностью  в  руках  этих  предателей  и
мародеров.
     Ѓыл такой случай. џ оказалсЯ в помещении, где на всех не хватало места,
чтобы лечь. ‘ижу у порога, озираюсь. ‚ помещении гул голосов,  ругань,  злой
смех. Ќесколько пар глаз в упор разглЯдывают менЯ.
     Џодходит незнакомый.
     -  Њы  вас  узнали,  товарищ  подполковник.  ‚ы  преподавали  в  высшей
артиллерийской школе, а мы там учились. Ќо здесь вы  -  новичок,  а  мы  уже
обжились и хотим вам помочь.
     џ только что из лазарета, и помощь - ох, как мне была нужна!
     - “ нас за  бараком,  -  продолжал  незнакомый,  есть  стараЯ  железнаЯ
кровать. Њы ее поставим длЯ вас. …е уже несколько раз  втаскивали  сюда,  но
помощник коменданта џковлев всЯкий раз выбрасывал. Џопробуем еще раз, может,
џковлев постыдитсЯ вашего возраста и званиЯ.
     „вое внесли солдатскую кровать и доски к ней. €  сразу  же  возмущенные
возгласы:
     - ‚от еще! ’ут и так как сельди в бочке, а эти с кроватью! ‚ыбрасывайте
ее!
     € спокойный голос:
     - Ќе волнуйтесь,  братцы.  Ћна  не  сократит  жилплощадь,  а  расширит.
Џодполковник лЯжет на кровать, а Я под кровать. “ нас будет два этажа.
     ЏослышалсЯ смех и возгласы одобрениЯ. ‚от такой спокойный голос  всегда
нужен там, где невыносимо трудно. Ћт него всем становитсЯ легче.
     Љровать водрузили в угол, и вместе со мною  на  нее  присели  несколько
слабых. € тут же в комнате  воцарилась  гробоваЯ  тишина.  ‚ошел  маленький,
худенький человек в форме старшего лейтенанта, с лицом злобным и ехидным. Ћн
помахивал палкой, похожей на костыль, и орал высоким лающим голосом:
     - “брать! Љакие кровати могут быть длЯ пленных большевиков!
     Ќикто не двинулсЯ с места.  ’огда  маленький  выбежал  из  помещениЯ  и
вернулсЯ с двумЯ верзилами. ’е сбросили нас с кровати и унесли ее.
     џ стал было возмущатьсЯ, но товарищ, которому  пришла  в  голову  мысль
принести кровать, предупредил:
     - Ќе  надо,  товарищ  подполковник.  ќтот  маленький  -  очень  опаснаЯ
личность.  “  него  здесь  информаторы.  Ќа  днЯх  бесследно  исчезли   двое
полковников - они убеждали пленных не верить слухам, что Њосква пала.
     ’ак  при  отсутствии  элементарного  порЯдка  подавлЯлась  человеческаЯ
личность.
     џ решилсЯ: будь что будет, пойду к Ђлексееву и поговорю. Њожет быть,  у
него что-нибудь осталось от совести и чести советского офицера.

     Ђлексеев жил в общем  лагере.  …динственной  привилегией  у  него  было
отдельное помещение. ‡ашел к нему в комнату. ‘амого коменданта не  было.  Ќо
на его месте за столом сидел человек в  форме  старшего  лейтенанта  Љрасной
Ђрмии. џ догадалсЯ: это заместитель Ђлексеева, некто  Њирошниченко.  “  него
удивительные глаза: большие, бирюзовые, с поволокой. Њне показалось, что они
излучают тепло и ласку. Њожет, думаю, он поможет нам!
     ‚ комнате, кроме Њирошниченко, был еще парнишка  лет  15-16.  Ћн  стоЯл
перед столом, у его ног лежал набитый чем-то мешок. ‚идимо,  шел  допрос.  џ
хотел было уйти, но Њирошниченко приветливо  улыбнулсЯ  мне,  и  любопытство
удержало менЯ: откуда, думаю, этот парнишка среди военнопленных?  Ѓольно  уж
молод.
     € вот слышу продолжение разговора:
     - ‡ачем подходил к лагерю?
     - ЊенЯ, дЯденька, мамка послала.  ‚елела  отнести  пленным  картошки  и
хлеба. ’ам, говорит, русские солдатики умирают от голода...
     - ‚ы, наверное, очень богато живете, если раздаете еду?
     - —то вы, дЯденька, у нас ничего нет. ќто  соседки  принесли,  говорЯт,
снеси, Џетька, там солдатики умирают...
     - Ђ ты комсомолец? - вдруг спросил Њирошниченко.
     Њальчишка растерЯлсЯ:
     - Ќет, дЯденька, еще не комсомолец, Я только хотел... - ’ы - соплЯк.  џ
длЯ тебЯ не дЯденька, а ваше благородие, господин старший лейтенант. Ћтвечай
правду: ты комсомолец?
     - Ќет, дЯденька...
     Њирошниченко размахнулсЯ и изо всей силы дал парнишке пощечину:
     - ‚от тебе за дЯденьку, соплЯк!
     Њальчишка пошатнулсЯ, но на ногах устоЯл. ‚ его  глазах  было  огромное
удивление. Љак же так, словно спрашивал он, русский,  старший  лейтенант,  а
обращаетсЯ, как немец?!

     ’ут Я почувствовал, что моЯ рука тЯнетсЯ к ближайшему табурету.  Ћднако
за моей спиной уже встали трое молодчиков  из  свиты  Ђлексеева.  Љогда  они
поЯвились  -  Я  не  заметил.  Ќо  силы  теперь  неравные,  пришлось  только
наблюдать, что будет дальше.
     ‚ошедшие не обращали никакого вниманиЯ ни на менЯ, ни на мальчишку.  €х
привел в восхищение туго набитый мешок,  они  занЯлись  им.  Ђ  Њирошниченко
продолжал допрос:
     - …сли ты не комсомолец, то должен знать молитвы господу  богу  нашему.
—итай "Ѓогородицу".
     Њальчишка начал: "Ѓогородица, дево, радуйсЯ" - и запнулсЯ.
     Њирошниченко дал ему пощечину с другой стороны.
     - Ќе знаешь "Ѓогородицу", читай "Ћтче наш",
     Ќо мальчишка молчал, он не отрываЯсь смотрел на стол, где комендантские
приспешники с веселым гоготом раскладывали деревенские припасы,  вынутые  из
его мешка: несколько караваев хлеба, тщательно завернутые в трЯпочки кусочки
сала, картофелины и листьЯ самосада. € столько ненависти вспыхнуло  тогда  в
глазах мальчишки, что Њирошниченко словно смутилсЯ. Ћн взашей вытолкал парнЯ
из комнаты и долго грозил ему вслед кулаком.
     Њне стало так мерзко, что Я  тут  же  покинул  комнату,  не  дождавшись
Ђлексеева.
     Џотом Я все-таки добилсЯ разговора с комендантом... …ще  раз  пришел  к
нему в комнату и застал его в окружении помощников. ‡десь были Њирошниченко,
џковлев Њаленький-очень опаснаЯ личность, и еще  один  џковлев-Ѓольшой.  Ћни
только что закончили обед. ‚идимо, было изрЯдно выпито, потому что  все  они
пребывали в хорошем настроении.
     - Ђ,  господин  подполковник,  -  весело  обратилсЯ  ко  мне  Ђлексеев.
-‘адитесь. ‚ы у нас по возрасту и званию самый старший...
     - ‘пасибо, - говорю, -  майор,  и  за  прием,  и  за  беседу,  если  вы
удостоите менЯ таковой. ’олько Я хотел бы поговорить с вами наедине.
     - “ менЯ нет секретов от помощников. ѓоворите!
     џ помЯлсЯ, но все-таки начал говорить:
     - ‹юди не имеют постоЯнного места в бараках. Љаждый день их загонЯют  в
другие помещениЯ. Ћни живут, как стадо баранов, не знают друг  друга,  часто
поэтому не могут получить  даже  свой  скудный  паек.  Њрут  от  голода,  от
незаживших ран. …сли бы люди  были  как-то  организованы  -  по  сотнЯм,  по
десЯткам, по баракам - им было бы гораздо легче.  Ђ  может,  немцы  разрешат
обратитьсЯ к  местным  жителЯм  за  помощью:  скажем,  подвезти  соломы  длЯ
подстилки, подкинуть картошки...
     Њайор Ђлексеев трезвел на моих глазах. Ќа его лице поЯвилось удивление,
потом оно перекосилось злобой и бешенством. Ћн вск