        ‚иктор ђобсман. –арство тьмы

---------------------------------------------------------------
     Џодготовка текста длЯ  некоммерческого  распространениЯ -- ‘. ‚иницкий.
{Ќомера} после текста страниц, <i>разрЯдка</i>.
--------

        * * *

        ‚иктор ђобсман

        –арство тьмы

     ђассказы и очерки бывшего корреспондента "€звестий"
     ‘ предисловием ‚ладимира ѓзовского

        1957
     {1}

     All rights reserved
     ‚се права сохранены за автором
     ‘клад  изданиЯ: Љнижный магазин Victor Kamkin, Inc. 2906 14th street N.
W. Washington 9, D. C.
     Buchdruckerei EINHEIT, Inn. I. Baskirzew, M&uuml;nchen  8, Hofangerstr.  73.
{2}

--------
        Џредисловие

     ђассказы  ‚иктора  ђобсмана  --  выполнение   миссии,  ответственной  и
суровой:  не  рассказывать,  а  показать  всю   жестокость,  бездушность   и
бесчеловечность советской жизни. Џишет  он не  длЯ  развлечениЯ читателЯ. Ћн
выполнЯет высокий завет -- передать, что глаза видели, а видели они много. ‘
15   летнего  возраста,  он   сначала  сотрудничает,   а  потом   становитсЯ
кореспондентом газет в •арькове ("‚ечернее ђадио", •арьковский Џролетарий"),
а  позже  в  Њоскве ("‡а Џищевую  €ндустрию", "€звестиЯ")  и, наконец, перед
самым уходом из ‘оветского ‘оюза, он автор двух книг "‘оветский ’аджикистан"
и "‘оветский Џамир", сотрудник  научного журнала "‚осточный Њир". ‚ качестве
кореспондента  "€звестий", он  видел коллективизацию на  “краине. ‚ середине
тридцатых  годов  он  становитсЯ  постоЯнным  корреспондентом  "€звестий"  в
’уркменистане. …го тЯнет к единственной доступной границе на ‚остоке, и он с
молодой женой уходит  в  €ран в  полную  неизвестность,  рискуЯ и своей и ее
жизнью.
     Џочему? …му лично большевики ничего не сделали, его они не обидели, ему
ничего не угрожало. Џеред ним была карьера журналиста, {3} писателЯ.  ‘тарой
жизни он не знает,  -- во времЯ революции ђобсману было всего 9 лет. ‚сЈ его
воспитание проходит при советах: семилетка, профшкола, один год •арьковского
’ехнологического  €нститута  и, наконец,  €нститут ‚осточных  џзыков, где он
становитсЯ  аспирантом.  —то   же  толкает  его  на  уход   в  полную  риска
неизвестность? ‘тарый  уклад семьи затеплил  в  его душе светоч веры в Ѓога,
правды и человечности. …го большевики не обидели, но они  обидели человека и
оскорбили Ѓога.
     ‚ одном из его рассказов "„очь ђеволюции", мать,  оторваннаЯ ссылкой от
дочери  и  потерЯвшаЯ  ее,  обращаетсЯ к  автору: "Ѓегите,  --  шептала  она
воспаленными  губами.  -- ЉакаЯ счастливаЯ мысль! ‚едь это подвиг!  Џомните,
что честному человеку  здесь  делать больше нечего. Њы разлагаемсЯ..."  -- и
кажетсЯ, что этот  призыв  уйти  и  рассказать правду, руководил  потом всем
творчеством ‚иктора ђобсмана. ‚ этом движущаЯ сила его рассказов.
     ‘о страниц книги глЯдЯт на нас своими невидЯщими глазами и опустошенной
душой люди, на которых опираетсЯ коммунистический режим.  €х глаза  не видЯт
истинной правды, их душа не знает Ѓога. †утко!
     Ќо в  этом  мраке  есть  живой  проблеск.  ЏоЯвление рассказов  ‚иктора
ђобсмана,  само  по  себе,  показывает,  что русскаЯ  душа  жива под  спудом
советской действительности. Ћна  жива,  если  в  человеке, воспитанном,  как
‚иктор ђобсман,  в  советских  условиЯх,  не смогли заглушить {4}  любовь  к
человеку, страдание за него и голос правды.
     ђассказано все на фоне живого, образного описаниЯ природы.
     "Љругом  нас собирались  сумерки,  землЯ  чернела, и запоздавшие  птицы
торопливо искали свою потерЯнную ветку". ("‚есеннЯЯ ЏосевнаЯ").
     €ли:
     "Џока мы шли в  облаках,  еще можно  было  увидеть землю и не сбитьсЯ с
пути.  Ќо облака  сгущались,  темнели  и,  встретившись,  начинали  сварливо
грохотать, раздраженные друг против друга, как недобрые соседи. Џотом пришла
большаЯ,  тЯжелаЯ,  чернаЯ  туча, и  зацепилась  за  хребет.  Њелкие  облака
заволновались, и не успев загрохотать пропадали бесследно. „ругие собирались
вместе,  и тогда удар грома  был сильней и продолжительней. Ќо  большаЯ туча
поглощала всех их без труда, убиваЯ  каждую молнией на месте. Ћна всЈ росла,
тучнела, отовсюду поджигаЯ небо, грохоча всем своим черным нутром, и угрожаЯ
всем. ЏресыщеннаЯ, она уже была не страшна, она  больше не  могла удержатьсЯ
на небе, и скоро повалилась на землю проливным дождем." ("Џобег").
     џзык ‚иктора ђобсмана прост и выразителен. Ћн звучит и льетсЯ. ќто Язык
старой русской литературной традиции художественной прозы, Язык истинного, а
не "социалистического" художественного реализма.

        ‚ладимир ѓзовский

     {5} {6}

--------
        * * *

     "Ѓоже,  дай полюбить еще больше людей! „ай собрать  в памЯти  своей все
лучшее в них, припомнить ближе всех ближних  и,  вдохновившись силой  любви,
быть в силах изобразить! Ћ, пусть же сама любовь будет мне вдохновением!"

        Ќ. ‚. ѓоголь

     {7} {8}

--------
        „ругаЯ жизнь

     Љонечно, жизнь здесь  другаЯ и люди тоже другие. Ћни даже разговаривают
по  другому,  -- не так  как мы,  -- хладнокровно,  не повышаЯ  и не понижаЯ
голоса, и никого не задевают за живое. ‚ споры вступают они редко, не спешат
противоречить один другому, во  всем соглашаЯсь,  а делают по своему. —ужому
счастью  они  не  завидуют,  и  несчастью  тоже  не бывают  рады. Ћни  живут
медленно, не торопЯсь, и всЈ успевают сделать  во времЯ. ќти громадные дома,
вытеснЯющие из города воздух и свет,  и фабрики со всемирной славой строЯтсЯ
здесь сразу,  бесшумно,  как будто не  людьми, а сами собой.  Ќикто не знает
когда здесь пашут,  сеют, когда убирают урожай. € никто  не знает здесь, что
бывает  нужда в хлебе -- нужда в черном и черством его куске. ‡абота о хлебе
насущном здесь устранена. ’олько дурно воспитанные люди едЯт без нужды много
хлеба  и напрасно  расходуют  много  душевных  сил.  Љ  людЯм с  повышенными
эмоциЯми  относЯтсЯ здесь подозрительно, как к душевно-больным.  ‚се  твердо
знают,  что  нельзЯ  принимать  близко   к  сердцу  обиду,  огорчение,  даже
несчастье. ќто не только вредно, но и бесполезно. ‚сЯкое беспокойство {9} --
напрасно, а волнение -- не разумно. ‚  жизни должен быть порЯдок, удобства и
покой.  Њолитва  --  тоже длЯ покоЯ. Ќадо  только выучить наизусть  псалмы и
уметь  читать  их нараспев,  удобно  сидЯ,  отдыхаЯ, но  никак  не волнуЯсь.
Њолитва должна успокаивать, а не волновать. ‚ работе, как и в молитве, нужны
удобства. ЌельзЯ уподоблЯтьсЯ неразумным животным и весь труд нести на самом
себе. ’руд человека должен быть разумным, радостным,  легким. Ќадо как можно
меньше  работать руками. —ернаЯ  работа не длЯ человека, еЈ должен выполнЯть
механизм, валики, поршни,  колеса, двигатели. „аже лошадь  освобождена здесь
от  черной  работы,  а человек -- тем более. —еловек  создан длЯ  разумного,
творческого,  плодотворного  труда.  ‚ жизни всЈ  Ясно. ЌельзЯ, не  нужно  и
вредно жить мечтой, когда всЈ Ясно и сама жизнь прекраснее, чем мечта.
     Љ  такому  душевному покою  среднего  американца  не  может  привыкнуть
недавний советский  житель,  у которого  душа  возмущена. Љ тому же,  личные
обиды и неудачи  мешают нам видеть  правду.  †изнь наша  не  удалась по вине
преступников, которые воспитали нас дикарЯми и лишили нас всего, что дал нам
Ѓог. €  потому,  на каждом шагу,  при каждой новой  встрече  в этой  стране,
возвращающей  нам   потерю,  нас   волнуют   разные  чувства:  очарованиЯ  и
разочарованиЯ  одновременно.   Њы   всем   поражены   и   ничем  не   бываем
удовлетворены.
     ’акие больные мысли и  сопоставлениЯ особенно остро волновали менЯ в то
времЯ,  {10} когда Я  впервые  подымалсЯ по  движущейсЯ лестнице на  вокзале
ЏенсильваниЯ  в  Ќью  ‰орке.  ‡десь  Я  не  встретил несчастных  мужичков  с
котомками и  чайниками в  очереди за билетом,  как это было у нас,  когда мы
строили "фундамент  социализма".  Ќе  было здесь  голодной толпы труженников
земли, одетых в  лохмотьЯ, униженных страхом и  нищетой, бегущих, Ѓог  знает
куда, от родной земли, как это  было у нас, когда "фундамент социализма" уже
был построен. џ не нашел здесь зала ожиданиЯ третьего класса, длЯ  черни, со
смердЯщим запахом разложениЯ, со спЯщими вповалку на холодном  каменном полу
едва одетыми людьми, как это было  у  нас, когда мы вступили в "бесклассовое
общество".
     ‘транно  и неловко  было мне  подойти  к  билетной кассе,  где  не надо
выстраиватьсЯ  в  затылок,  и  чисто  одетаЯ  девица,  приветливо  улыбаЯсь,
поблагодарила менЯ за купленный  билет. џ даже  подумал тогда, что  она надо
мной смеетсЯ.
     Ќикем не обруганный, без  угрызениЯ совести, Я не протиснулсЯ в  вагон,
как  карманный вор, а свободно и с  почетом был пропущен к мЯгкому креслу. ‚
вагоне никто не ругалсЯ за лучшее  место  и никто не готовилсЯ с чайником  в
руках к битве за кипЯток.
     ‚от  поезд  прошел  туннель,  показал  нам  пригороды  и предместьЯ,  и
вырвалсЯ наконец из Ќью ‰орка в провинцию, где меньше огней, ниже дома, тише
жизнь, но во всЈм разумный порЯдок и разумный покой. €з окна вагона Я ещЈ не
мог  увидеть тогда жизни людей, {11} населЯющих  эти, во  всЈм  схожие между
собой, дома  с безукоризненными  постелЯми наверху и  дремлющими  гостинными
внизу,   с   кухнЯми,  напоминающими   лабораторию  ученого,   с   подвалами
заставленными аппаратами и машинами, которые охлаждают, нагревают,  освещают
каждый дом, как бы  ни  был он беден,  и  где за  водой никто  не  бегает  к
колодцу. Ќо Я увидел тогда лишь только светЯщиесЯ города, прилегающие близко
и тесно один  к  другому, от  чего  казалось,  что  повсюду  горит землЯ,  и
благодарЯ  этому  свету  сама  землЯ  становилась  веселей,  радостней;  она
говорила, что все живет!
     €ща  сходство и  подвергаЯ  сравнению  жизнь  американской и  советской
провинции, Я вспоминал наши глухие дома, где  уже с  вечера плотно закрывают
на засов наружные ставни,  а ворота одевают на цепь.  ‚се здесь  притаились,
замерли и  как  будто ждут несчастьЯ.  Ќа  безлюдной  и всегда темной  улице
поЯвлЯетсЯ, как  на  экране,  ночной  сторож и  гонит от  себЯ  сон  музыкой
деревЯнной колотушки.
     -- —ем живешь, старик? -- бывало спросишь такого старика.
     -- ЏодаЯнием...
     -- Ђ разве тебе жалованьЯ не платЯт?
     --  џ не ударник, чтобы жалованьем  прожить... -- и, выпросив  цыгарку,
пойдет своей дорогой.
     ’ем временем, новые пассажиры отвлекают мое внимание. Ћни спокойно и по
деловому  входЯт в  вагон  и, учтиво  осматриваЯсь по  сторонам, не торопЯсь
занимают место. €м всюду {12} хорошо -- ничто не может заставить их изменить
свои привычки,  свои  понЯтиЯ, свое  поведение  и раз навсегда установленный
порЯдок жизни.  ќти  черты  сближают  здесь людей, делают  всех  американцев
равными  и  потому трудно  бывает  отличить  горожан от  жителей  провинции,
деревни. Њожет быть поэтому  Я долго не мог понЯть, кто сидит со мною рЯдом:
ученый или фермер? Ќа нем не  было  лаптей,  он не сморкалсЯ на пол и своими
манерами он ничем не отличалсЯ от остальных.
     "Ќаверно ученый, или фабрикант"  --  наивно рассуждал Я, как ребенок. Ђ
когда  разговорились мы с ним,  то  оказалсЯ он  фермером,  т. е. по  нашему
"мужиком  от  сохи". Ћн  обрадовалсЯ  случаю  рассказать о себе  и  о  своем
хозЯйстве,  не  ожидаЯ  похвалы и не жалуЯсь на  то,  что его  рабочий  день
начинаетсЯ ночью, но  теперь  он  сам себе  хозЯин, уже  выплатил  последнюю
закладную, приобрел скотины полный двор, которую любит, как свою семью.
     ‚сю  дорогу фермер  развлекал  менЯ  фотографиЯми  своих  телок,  овец,
свиней, коров, объЯснЯЯ  породу  и характер  каждой,  как  будто речь  шла о
человеке.
     -- ’риста два паунда (фунта)! -- произнес он с восхищением, указываЯ на
фотографию  ожиревшего  кабана  из  породы  ‚айт  —ест.  Ћн  любовалсЯ  этой
бесформенной  жирной массой  и  с  увлечением  рассказывал историю  детства,
отрочества и юности этого воспитанного и выкормленного им кабана.
     ‘лушаЯ  его,   мне   было  радостно  сознавать,  что  машины,  техника,
цивилизациЯ не уничтожили {13} пафоса первобытного земледельца, не разрушили
биологической любви землепашца к своей земле.
     ‚ это  времЯ  мимо окон  пробегают  одна  за  другой  деревни,  вернее,
отдельные  усадьбы со  службами на открытом месте, которые называютсЯ  здесь
фермами. Ќа всех  дорогах лежит вымытый дождем асфальт  и по нем, то и дело,
скользит легковаЯ машина  с  американским  мужиком  у рулЯ. Џри  виде их,  в
памЯти моей снова оживают  картины одна печальнее другой, которые возвращают
менЯ  домой,  в  разрушенную  колхозами деревню.  ‚от  снова  еду Я по сЈлам
принуждать  мужиков   сеЯть  хлеб,  и  вижу  бегущего  через  дорогу  тощего
крестьЯнского   мальчугана,   без  шапки,  в  дырЯвых  отцовских   валенках.
ЏоровнЯвшись с подводой он недоверчиво смотрит на менЯ и чего то боитсЯ.
     "Ќе за хлебом ли опЯть приехали?" -- думает он, и бежит напуганный этой
мыслью и кричит:
     -- Њамка-а-а!.. ЋпЯть из города приехали хлеб увозить!
     Ђ там, уже пошла расти по дворам тревога.
     „альше, из-за  поворота  вижу идущую навстречу подводе усталую женщину,
босую, повЯзанную платком, из под которого выпростались наружу русые волосы.
‘поднЯЯ юбка еЈ подобрана выше колен, и видно как  она с  трудом переступает
ногами лужи,  погружаЯсь по щиколотки в густую и вЯзкую слЯкоть. Ќа  лице еЈ
не видно ни радости, ни печали -- она равнодушна ко всему. “видев менЯ, лицо
женщины быстро  менЯет выражение и дурные  {14} предчувствиЯ вызывают  в ней
всЈ ту же страшную мысль:
     "Ќе за хлебом ли?"
     …два отъехав, слышу позади себЯ, как шлепает  по грЯзи, разбрасываЯ  во
все стороны мокрые комьЯ, заезженнаЯ лошаденка. Ћна  без седла, и на  ней не
твердо  сидит  усатый  мужик.  „линные  его  ноги   неприЯтно  болтаютсЯ  по
лошадиному  брюху,  сам  он некрасиво трЯсетсЯ от неровной езды, но, в  тоже
времЯ, где то под усами сохранЯет достойный вид кавалериста. Ќо и он оробел,
встретившись со мной, и на его лице  можно прочитать все  тот-же мучительный
вопрос:
     "Ќе за хлебом ли?"

        ___

     ”ермер  привЯзалсЯ ко  мне.  …му  непременно нужно  показать  мне живым
своего  кабана, свою семью, свой дом, который  сам строил. Ћн хочет угостить
менЯ  джином, виски,  вином, пивом и  даже  водкой.  Ћн хочет накормить менЯ
всем,  что  производит  землЯ,  поиграть  со  мной в  кегли,  поудить  рыбу,
поскучать  со мной у телевизора и не утомлЯть менЯ чтением никаких книг.  Ћн
хочет, чтобы  Я испытал  наконец  покой,  полный  покой,  абсолютный  покой,
который  нужен по  его  мнению каждому человеку, и который пугает менЯ,  как
преждевременнаЯ смерть.
     Ђ  дождь всЈ идет, заливаЯ землю. Ќо нет от него на дорогах  распутицы,
не  слышно призывных криков застрЯвших в грЯзи пешеходов, не  гаснут от него
светЯщиесЯ города. {15}

--------
        ‚ойна с Ѓогом

        I

     ‚  то времЯ  Я был опасно болен. Љашель, мучивший менЯ по ночам, не был
легкой простудой -- начиналсЯ тот разрушительный процесс  в  легких, который
казалось ничем нельзЯ уже остановить. џ догадывалсЯ об этом по мокрым глазам
моей матери,  по  страданиЯм  моего  отца, изменившим  его  лицо, и  по  той
чрезмерной и всегда заметной заботе, которую не умеют скрыть любЯщие сердца.
     Ќа дворе стоЯла суроваЯ зима. „ороги  были занесены снегом, и люди, как
птицы  в гнездах, сидели  притаившись  в  ожидании  перемены  погоды. Њетель
никого  не выпускала  из города и нельзЯ  было  теперь обменЯть  у  крестьЯн
рванные штаны на крынку молока.
     --  ‘ынок, --  утешала  менЯ  мать, сама не верЯ  своим  словам, -- нам
только зиму пережить, а весной всЈ-же легче...

        II

     ‚есной  решено  было  поместить  менЯ  к  матушке Њарии  в  •орошевский
монастырь,  недалеко  от  •арькова. Љоммунисты не  покушались  ещЈ тогда  на
свЯтые места и монастыри, хотЯ в городах уже разрушали древние храмы.
     Њатушка ЊариЯ дружила с  моей  матерью ещЈ  до  монашества,  и Я  много
слышал об еЈ "доброй красоте", котораЯ была ей в тЯгость, потому  что вводит
в соблазн людей.  „олго мучилась  она этим чувством и  ушла  наконец в  {16}
монастырь, где нашла своЈ настоЯщее призвание.
     Ћдни называли еЈ "тихой,  как  трава в  степи",  другие сравнивали еЈ с
полевыми цветами.  ѓоворили  ещЈ, что  в  глазах еЈ родники  текут и  что еЈ
доброе лицо запоминаетсЯ навсегда, как живопись бессмертного художника. Ќо в
своем сердце она носила неизлечимую печаль, о которой знали немногие. …й всЈ
ещЈ  было  страшно  вспомнить  о  смерти  молодого  студента,  не  сумевшего
преодолеть своей любви к ней; его нашли  мертвым в городском саду,  с петлей
на шее. Џосле того, ей стала в тЯгость всЯкаЯ земнаЯ радость и  не могла она
утешитьсЯ среди людей.
     Њысль, что Я увижу  наконец матушку Њарию,  о которой так много и часто
говорили  в нашей семье,  взволновала  менЯ.  џ  торопил  с отъездом, и  все
показалось мне тогда лучше, чем было на самом деле.

        III

     Њонастырь  стоЯл  на  возвышенности,  поросшей   кустарником  и  мелким
орешником.  Ћтовсюду далеко  были видны всегда  радостные  и светлые  купола
монастырской церкви, охваченные сейчас пламенем заходившего солнца. Њы шли с
мамой со станции †ихарь полем, минуЯ  проселочную  дорогу,  чтобы  поспеть к
месту до темноты.  Ќедалеко лежало  село •о'рошево, а  внизу, у  самого краЯ
его, протекала спокойнаЯ речка “ды, за которой сразу начиналсЯ и,  казалось,
нигде  не кончалсЯ густой  и частый сосновый бор,  стоЯвший  на {17} золотом
песке. Љругом  лежала раскрытаЯ  землЯ,  как  перед севом, и  нутро ее  было
горЯчее. € птицы, которые возвратились в апреле и те что зимовали на плетне,
на вишне и под осиновыми ветками, все они пели и радовались всему.
     ’ем  временем, темнота  обступала  нас.  Њы точно слепли.  Ќа гору идти
становилось  труднее,  и  мы   не  скоро  пришли  к   монастырским  воротам,
придавленным темнотой.
     -- —его надо? Ќочь ведь... -- ответил сторож на наш стук.
     Њы назвали себЯ и просили пропустить нас к матушке Њарии.
     -- ‡наю... -- ответил сторож добреЯ, и снЯл засов.
     -- Ћхальников  теперь много  развелось,  --  говорил старик,  заправлЯЯ
ручной  фонарь,  который  осветил его  восковое лицо,  обложенное  воздушной
бородой, точно белым облаком.
     -- Ќе мудрено теперь и доброго человека за злодеЯ принЯть, -- продолжал
он,  как бы оправдываЯсь перед  нами. --  „ержитесь забора, Я  вас  к  келии
проведу,  -- и  выступил вперед деревЯнной  ногой, слегка припрыгиваЯ, точно
птица; он был калека.
     Ќе смело переступил Я  порог келии. ‡апах ладана  сразу отделил  нас от
земли. ‚се было здесь, как в тумане, и вздрагивающий свет лампадки напоминал
вечернюю  звезду.  ЊаленькаЯ  женщина  в  черном  вышла  к   нам  навстречу,
перекрестила нас худыми пальцами, а потом сказала смутившись:
     -- Џришли? {18}
     --  Њатушка, не потревожили  мы тебЯ  в такой поздний час? --  спросила
мама.
     --  ѓосподь  с  тобой!  Њы  здесь  без времени живем. ‘адись,  где тебе
лучше...
     „олго смотрел Я на матушку не сходЯ с места, и не мог понЯть: стара она
или молода, точно не было у  нее возраста, точно на  самом деле жила она без
времени, как всЯкаЯ доброта, котораЯ никогда не умирает.
     -- Џоди  сюда, дитЯ  моЈ, --  позвала менЯ матушка. -- Ќе в  гости ведь
пришел. ’ы у менЯ свой...
     Ђ   Я   всЈ  не  двигалсЯ,  всЈ  любовалсЯ  ею,  всЈ  ещЈ  робел  перед
превосходством  ее, которому не находил названиЯ, потому что  было оно не от
мира сего.
     --  Ѓедное  дитЯ мое, -- сказала  погодЯ матушка,  склонЯЯсь молитвенно
передо мной. -- “знала Я болезнь твою: у тебЯ душа неспокойна.

        IV

     Џо утрам  менЯ  будил колокольный  звон, и Я спешил  к церковной ограде
посмотреть,  как работает на колокольне  карлик-звонарь,  по  прозвищу урод.
Њимо менЯ  проходили  черной  толпой  монашенки  с поникшими  лицами,  среди
которых Я легко узнавал матушку Њарию, совсем не похожую на других. †ивые ее
черты  не застыли ещЈ, мЯгкаЯ улыбка проступала сквозь плотно закрытые губы,
а  на дне ее глаз, цвета морской воды, была видна душа, прозрачнаЯ и чистаЯ,
как слеза ребенка.
     Џотом, двое послушниц приводили слепую мать игумению, высокую и тЯжелую
{19} старуху, неподвижные глаза которой напоминали мне глаза покойника.
     џ не долго слушал церковное пение, умилЯЯсь каждым словом, обращенным к
Ѓогу, пока мой добрый друг карлик не  спускалсЯ на  землю  с колокольни и не
уводил менЯ  в лес дышать сосной. Њы  уходили с ним в глухие места, где жили
одни лишь птицы. Ћн был с ними в особой дружбе и узнавал по голосу, чего они
хотЯт.
     --  Џочему   ты  позволЯешь  называть  себЯ  уродом?  --  спрашивал  Я,
огорченный за него.
     -- џ  к своему уродству привык, -- отвечал равнодушно  карлик. -- Љогда
бы  менЯ  прозвали красавцем, то  было бы длЯ менЯ обидно. Ђ  зачем человеку
красота? ќто все люди придумали, а перед Ѓогом все равны.
     џ всегда  удивлЯлсЯ спокойствию и смирению этого  незаметного человека,
который ни  к кому  не  питал обиды,  никогда  не жаловалсЯ  и носил в своем
маленьком сердце большую любовь ко всем.
     "‹егко ему..." -- думал  Я про себЯ, и  старалсЯ подражать  ему в своих
отношениЯх к людЯм.
     „ома заставал  Я матушку  за молитвой, а  на  столе всЈ  было  длЯ менЯ
готово. ѓде  доставала  она в  то  времЯ  Яйца, сливки, мед, сало со  ржаным
хлебом, оставалось  длЯ менЯ тайной. Ћна незаметно  садилась  подле  менЯ со
своими четками, стараЯсь угадать мои желаниЯ, и спрашивала:
     -- •орошо тебе?  …сли  что мучает  тебЯ --  скажи, не утаивай, и станет
тебе легче...
     џ отвечал, волнуЯсь: {20}
     -- Њатушка, мне так хорошо у тебЯ, что хочу плакать. ’воЯ доброта лечит
менЯ.
     € это было правдой.  Љ концу лета Я  настолько поздоровел и  повеселел,
что жизнь моЯ была уже в не опасности. —то делалось тогда с матушкой Њарией!
Љак хорошела она от радости, что вылечила менЯ молитвой.
     -- „итЯ  мое,  --  говорила она, --  вот  видишь теперь,  что когда  мы
здоровы духом, тогда здорово и  наше тело. Ќе лекарства лечат душевные боли,
которые происходЯт от наших собственных ошибок и заблуждений.
     -- Ќе верь большевистской лжи, -- продолжала она, увлекаЯсь и волнуЯсь,
--  будто только в  здоровом  теле  пребывает  здоровый дух. ‡нала Я  одного
сильного  человека, который руками  мог вырвать  из земли дерево с корнем, а
ведь  на том самом дереве удавилсЯ от душевной боли... -- и,  на этом  месте
своего рассказа, она заплакала, и поспешила с молитвой к образам.

        V

     Ќо, вдруг, тихаЯ  жизнь  монастырЯ была  нарушена  внезапным  событием,
произошедшим  на  моих  глазах  в  одно  раннее  утро.  Љ деревЯнным воротам
подъехал вооруженный отрЯд.
     --  ЋтворЯй  ворота! --  кричал  не  слезаЯ  с  конЯ человек с огромной
звездой на картузе.
     -- ‡десь тебе не заезжий двор, -- отвечал степенно сторож.
     --  ќй ты, старый  колдун! ‚еди сюда игумению, у нас к ней дело есть!..
{21}
     Ќо сторож продолжал стоЯть на своем.
     -- Ќе велено, -- говорил он,  -- тревожить мать игумению в час молитвы.
Џроезжай мимо...
     -- ’ебе, старик, видно  жизнь надоела. Џоторопись,  пока  твоЯ нога еще
носит тебЯ! -- и погрозил сторожу ручной гранатой.
     Ћробевший  старик  не   стал  больше  возражать  ему.  …два  управлЯЯсь
деревЯнной  ногой, он поскакал по дороге  к церкви, где шла служба, и борода
его уносилась за ним, все  больше  напоминаЯ белое облако. ‘ трудом переводЯ
дыхание, он вбежал за  клирос не перекрестив лба, и стал упрашивать игумению
усмирить разбойников.
     -- €згони дьЯвола крестным  знамением, и не  мешай молитве, -- ответила
строго игумениЯ, и продолжала призывать монахинь к усердию.
     ’ем временем, человек со звездой не унималсЯ.
     --  ‚еди сюда подлую  старуху, -- кричал он на  старика.  -- “ нас  нет
времени ждать пока кончит она свое бормотание...
     Ќо игумениЯ не Явилась к нему и после службы; те же послушницы увели еЈ
в келию, где она бросилась на колени перед ђаспЯтием.
     Ќапрасно сторож слезно просил за неЈ, говорЯ:
     -- Ћставьте еЈ, она слепаЯ, и ноги у неЈ не ходЯт. Џожалейте старуху...
     Ќо   его  никто  не  слушал.  ‚орота  уже  были  раскрыты   настежь,  и
монастырский двор, по  {22} котором так безшумно ступали всегда монашки, где
слышен  был только  шелест листьев и слабые голоса залетных птиц, наполнилсЯ
теперь грЯзной бранью и топотом копыт. Џритаившись  у окна Я видел, как двое
молодцов,  похожих на  цыган,  одетых грЯзно и  бедно, вели к воротам слепую
игумению. Ћна не сопротивлЯлась насилию, и с  каким то  больным состраданием
смотрела  на этих  оборвышей своими невидЯщими глазами, точно видела она их.
‚се присмирели при  ней, и сам старшина снЯл  перед ней шапку со звездой,  и
сказал смущенно:
     -- Њатушка! Њы привезли тебе приказ правительства сдать монастырь,  и в
двадцать  четыре часа выселить отсюда монашек, которым  ничего не  разрешено
брать с собой, кроме икон и свЯщенных книг.
     -- Љто  ты? -- ответила спокойно игумениЯ. -- џ  не знаю тебЯ, сын мой.
…сли ты послан  дьЯволом, то как могу Я подчинитьсЯ тебе, служа  Ѓогу. Ќашей
вере не чинили  препЯтствий даже татары, когда держали в неволе православный
народ...
     --  Њатушка,  --  прервал  еЈ старшина,  становЯсь  смелым  и  дерзким.
Џрекрати  свою старческую  болтовню  и  не  терЯй  времени.  ЋбъЯви монашкам
выселитьсЯ, да попроворней, а не то, Я пошлю к ним своих людей.
     ‚ это времЯ, незаметно длЯ всех, карлик-звонарь взбежал на колокольню и
стал звонить в большие колокола, как при пожаре, сзываЯ народ. Њужики и бабы
бросали работу, и кто с чем был, с тем и бежал к монастырю. {23}
     -- ќй ты,  урод! -- закричал старшина решительно, и выхватил маузер  из
за поЯса. -- Џрекрати трезвон, а не то, быть тебе мертвым через минуту...
     Ќо  тот не слышал угроз. „уша карлика ликовала,  потому что никогда еще
не был он так близко к Ѓогу. џ бросилсЯ из комнаты спасать своего друга,  не
думаЯ в это времЯ о своих слабых  силах, но было поздно: раздалсЯ выстрел, и
маленькое тело карлика свалилось с колокольни на  землю. ’ихий стон пронессЯ
по  двору и замер. Ќикто  не  тронулсЯ с  места,  когда карлик,  похожий  на
ребенка, лежал с открытыми,  но уже не  живыми  глазами, обращЈнными к небу,
истекаЯ  кровью.  Ђ где  была  его  добраЯ душа?  ђазве могла убить  еЈ пулЯ
преступника!
     ‘лезы отчаЯниЯ мешали мне видеть, как пала на колени мать игумениЯ, как
громко молилась  она  за  убийцу,  смутившегосЯ вдруг,  как  из  всех  келий
выходили монахини, присоединЯЯсь к молитве,  котораЯ казалось открывала всем
вечную тайну.

        VI

     ‚  это времЯ,  сторож-калека, с необычайной  длЯ него живостью бегал на
одной ноге от келии  к келии, упрашиваЯ монахинь тащить своЈ добро к забору,
у  задней кладбищенской стены, где  добрые мужики из соседних  сЈл подбирали
всЈ и прЯтали у себЯ в избах. Ѓелые узлы, тЯжелые сундуки, кованные железом,
какие-то  древние  шкатулки  и  Ящики  то  и  дело летели  через  забор. ‚сЈ
зашевелилось, {24} как пламЯ большого пожара, как будто  на  самом деле  шла
война, и  мирные жители бегут от наступающего отовсюду врага.  Ђ по дороге к
монастырю шел уже пеший отрЯд красноармейцев, чтобы усмирить  мужиков и баб,
собиравшихсЯ   большими  толпами,  готовых  с  лопатами  и  вилами  защищать
монастырь.
     Љогда к вечеру собрались мы с матушкой Њарией на станцию, солдаты буйно
веселились. Ћни  вырывали из могил  кресты и ходили  с ними по монастырскому
двору  процессией, распеваЯ  похабные песни. Ћни удерживали молодых монашек,
приглашаЯ их  выйти  замуж и  строить социализм.  „ругие,  без  слов, тащили
монахинь  в  темноту, и жалобные крики  несчастных доносились из-за  каждого
куста.
     ’рудно было  и  нам  вырватьсЯ из этой  толпы разгулЯвшейсЯ черни;  они
хватали матушку за полы и лезли целоватьсЯ.
     --  Љрасавица,  куда бежишь? „овольно  пожила  с Ѓогом, а теперь с нами
поживи...
     -- ‡вери!...-- кричал Я,  царапаЯ и кусаЯ чьи-то потные волосатые руки.
-- ‡а что вы мучаете этих слабых, беззащитных женщин!..
     Џока  Я призывал преступников к милосердию, вызываЯ в них веселый смех,
незаметно длЯ менЯ исчезла из виду матушка ЊариЯ.
     "ѓде  она?", --  подумал Я с  ужасом, и бросилсЯ искать  еЈ. Ќо  в  это
времЯ,  из  темноты  послышалсЯ  еЈ   призывающий  голос,   полный  детского
страданиЯ, и Я бросилсЯ к кустам. Ќо она уже шла ко мне навстречу, шатаЯсь и
всЯ потрепаннаЯ. {25}
     -- Ѓежим!.. -- говорила она, а сама стоЯла  неподвижно,  как мать перед
могилой своего ребенка.
     -- Ѓежим!.. -- повторила  она, не двигаЯсь  с  места.  --  ђазве  ты не
видишь, что за нами гонЯтсЯ?..
     ‘ усилием Я вывел ее за ворота, и  мы пустились  бежать, спотыкаЯсь  на
кочках и падаЯ в ложбины.
     --  €х  тысЯчи,  а  нас  только  двое...  --  повторЯла   она  с  такой
заразительной тревогой,  что Я начинал  уже  этому верить.  Љак, вдруг,  она
остановилась   среди   дороги,  повернулась  к  пустому   полю,  и  залилась
неудержимым смехом, напоминавшим рыдание.
     -- Ћпомнись, матушка... -- просил Я. -- “же скоро станциЯ...
     Ќо вместо ответа, она  подобрала  рЯсу и пустилась в веселый плЯс. ђуки
еЈ носились по сторонам, они  что-то просили,  кого-то звали, хотели сказать
что-то самое главное.
     "Ѓоже мой!" -- вскрикнул Я, не владеЯ собой, -- "Ћна сошла с ума!".

        VII

     Ќе  помню,  как доехали,  мы до •арькова,  как встретили нас дома и что
было после того со мной. Ќе скоро узнал Я, что матушку Њарию поместили в дом
длЯ душевно-больных, который  стоит  на •олодной  горе  и зоветсЯ "‘абуровой
дачей". {26}

--------
        ‚есеннЯЯ посевнаЯ

        I

     ‚се  незаметно преобразилось. …ще  недавно  деревьЯ дрожали  раздетые и
нигде не было видно черной земли. ‹юди  прЯтались во всЯкую трЯпку, надевали
на себЯ все, что есть, и по этой странной одежде нельзЯ было отличить мужика
от бабы, старых  от молодых.  ‚се в равной мере страдали от морозов и трудно
сказать, в чем больше терпели люди нужду: в дровах или в  хлебе. Ђ теперь --
всЯ  землЯ  открылась  вдруг, голые ветки зашевелились  и отовсюду  побежала
живаЯ вода. Њежду избами, и дальше к колодцу уже протоптали веселые дорожки,
но их скоро размывало дождем,  и девки ходили по слЯкоти босыми. Ќа проезжих
дорогах еще стоЯла распутица,  но  в колхозах  уже  спешно составлЯли списки
полевых бригад,  разлучаЯ мужиков с бабами,  матерей  с  грудными  детьми, и
гнали  их в поле  перевыполнЯть  нормы.  “же  из  города  приезжали  бригады
бездельников на охоту за людьми,  которые всегда в чЈм-нибудь виноваты перед
советской властью.  ‘ело  пустеет,  и только  тЯжело больные  и  старики,  у
которых  дни  сочтены, крЯхтЯт  и стонут в заброшенных избах. Њногие больные
просЯтсЯ в  {27}  поле,  чтобы  заработать  трудодень  и  быть равноправными
едоками в своем колхозе.
     ‚ такое времЯ отправилсЯ Я с агрономом земотдела в ‘мелу, богатую когда
то  сахарной  свеклой.  Џо  дороге  мы  часто  встречали сахарные  заводы  с
торчащими вытЯжными трубами, давно бездействующими без свеклы. „ругие, слабо
дымились,  указываЯ на  угасающую в них жизнь. ‚се теперь  занЯты были здесь
севом свеклы, и уже многие пострадали из-за нее напрасно.
     “тро было влажное и мы зЯбли.  Ђгроном бережно и  не торопЯсь скручивал
на холоде папиросу, внимательно заправлЯл ее в мундштук и, подбираЯ с кожуха
крошки, вкусно затЯгивалсЯ дымом. Ќе поднимаЯ глаз, он сказал ни  к  кому не
обращаЯсь:
     -- Џочему он везет нас по этой дороге? ‚ такую распутицу и на грунтовой
дороге легко потонуть, а здесь тем более...
     Џовозившись с папиросой, он заговорил снова:
     --  Ќе езда, а  мучение.  ’ак, пожалуй, и к  вечеру не  доедем до села.
‘колько ни едем, а всЈ ещЈ кроме хвоста кобылы ничего не видно...
     ‘лабаЯ лошадь, всЯ в  болЯчках, с трудом вытаскивала нас всех из густой
грЯзи, и часто подолгу останавливалась передохнуть.
     -- Ћна у тебЯ спит, -- дразнил агроном возницу.
     -- Ќе кормленнаЯ, -- отвечал тот, не поворачиваЯ лица.
     ‹ошадь тЯжело  дышала  и  слышно было, как что-то ворочалось  у  нее  в
груди. ЏоношеннаЯ {28} сбруЯ с поблекшими украшениЯми сползла на брюхо, бока
безобразно выдавались из худого тела, шеЯ вытЯнулась и все ребра были видны.
     -- —то же нам делать! --  продолжал агроном не унимаЯсь. -- †дать здесь
засухи, или самим впрЯгатьсЯ в телегу? ѓде ты подобрал такую калеку?
     -- Ћна не кормленнаЯ, -- повторил мужик, и  длЯ виду стал пугать лошадь
кнутом. ‹ошадь напрЯглась, вытащила нас из лужи, и опЯть стала.
     ’огда мужик рассерчал -- он рванул вожжи  и заиграл кнутом. “дары кнута
ложились рубцами на больном теле и животное нервно вздрагивало.
     -- ’ы еЈ не кнутом, а лаской... -- посоветовал агроном, добреЯ при виде
страданий животного.
     Ќо возницей  уже  овладел азарт, и страстно прикрикиваЯ и присвистываЯ,
он  хлестал кобылу по тем  местам, где было ей всего больнее. Ћна рвалась из
оглобель, некрасиво взбрасываЯ задние ноги. Ќаконец, после больших усилий ей
удалось сдвинуть телегу с места, и она неловко побежала, задыхаЯсь. Ќо очень
скоро ноги еЈ снова подкосились, и разрываЯ на себе сбрую она тЯжело упала в
жидкую дорожную грЯзь.  Ђгроном бросилсЯ тЯнуть еЈ за хвост  с такой  силой,
точно намеревалсЯ вырвать его из живого тела, а в это времЯ мужик бил кобылу
кнутом по морде и под брюхо, и рвал удилами посиневшую губу. ‹ошадь стонала.
Ћна смотрела на нас смущенно  и  виновато,  как  смотрит провинившийсЯ  {29}
работник на  своего хозЯина. ‚ еЈ умных и покорных глазах не было ни упрека,
ни жалобы,  ни просьбы, а  только  смущение, какое испытывают  всегда слабые
перед  сильными.  Ћна  хотела  поднЯтьсЯ  и  побежать, чтобы  выполнить свою
последнюю службу, и опЯть упала.
     -- ‘дыхает, беднЯга... -- произнес агроном, и отпустил хвост.
     ‹ошадь металась. Ћна  силилась поднЯть морду с мокрой земли, но, в  это
времЯ,  бледные  десны  ее  открылись  и из  ноздрей  вырвалась  белаЯ  пена
окрашеннаЯ кровью.
     ‚озница вдруг заволновалсЯ; он бросил кнут и стал освобождать лошадь от
оглобель и  упрЯжи.  Џо его неловким движениЯм  было видно,  что  он чего-то
боитсЯ. Ћн  суетилсЯ  напрасно,  потому что  забота  его  уже не была  нужна
издыхающей кобыле.  €  чем больше  начинал понимать  он свое  бессилие,  тем
больше росла его тревога, и ему стало страшно.
     --  Њне  за неЈ  отвечать!  --  закричал он  странным,  точно не  своим
голосом,  и  оторопел. Ќапуганный этой мыслью  он  всЈ  ещЈ  боЯлсЯ потерЯть
надежду спасти лошадь, и снова взЯлсЯ за кнут.
     -- —то ты делаешь! -- закричал на него агроном. -- ‚едь она мертваЯ!
     Ќо  он не  хотел поверить  этому,  не хотел привыкнуть  к этой  опасной
мысли, не хотел  признать, что всЈ кончено, и ещЈ  с  большей силой принЯлсЯ
стегать кнутом уже мертвую кобылу.
     Љругом нас  собирались  сумерки,  землЯ  чернела,  и  запоздавшие птицы
торопливо искали  {30}  свою потерЯнную  ветку. Ђ нам  некуда было детьсЯ на
ночь.  ‘иротливо и  неподвижно  стоЯла  среди  дороги  телега  с  опущенными
оглоблЯми, никому  ненужнаЯ. Ќас выручила  тогда встречнаЯ подвода,  котораЯ
доставила нас в ближайшее село.

        II

     ‚ысадившись  у сельсовета  мы  увидели на голом  дворе  молодую  девку,
котораЯ скакнула через весь двор босыми ногами, и мигом воротилась к нам.
     --  Љого   вам   надо?  --  сказала  девка,  утираЯ  пальцами  нос.  --
ЏредседателЯ? Ћн наверно с картошкой занЯт, у нас посевнаЯ картошка погорела
в Яме. џ схожу за ним... -- и исчезла.
     ‘коро пришел сторож в тулупе, поставил на скамью чадЯщую лампу и ничего
не  сказав, скрылсЯ. Џотом  несмело  вошел  в  избу  мужик  с длинной  шеей,
длинными руками и в длинной, не по росту, рубахе.
     --  Њы к вам по пути, у нас на дороге лошадь  пала,  -- сказал агроном,
принЯв мужика за председателЯ.
     --  ќто  ничего,  -- ответил  мужик  сдержано,  -- теперь  много  коней
подыхает...
     ----  ’ы нас накорми чем есть, мы со вчерашнего днЯ голодные, -- сказал
агроном.
     --  ќто ничего, --  снова  повторил  мужик  сдержанно, видимо  ничем не
интересуЯсь, -- теперь много голодных повсюду, а сытых мало...
     -- —его ты притворЯешьсЯ! -- возмутилсЯ агроном, и стал упрекать мужика
за плохое {31}  обращение. ‚ это времЯ  дверь  шумно отворилась  и в комнату
ворвалсЯ энергичный  человек в  кепке,  похожий  на рабочего  от  станка. Ћн
накричал на мужика и стал гнать его из избы плохими словами.
     -- џ к вам за картошкой... -- робко произнес мужик.
     -- ‡а какой картошкой?
     -- ‡а гнилой картошкой, котораЯ в Яме погорела...
     Џредседатель посмотрел на нас и смутилсЯ.
     -- Ћна ведь все равно погорела, -- продолжал тем временем  мужик, -- ее
все равно сажать  нельзЯ, а длЯ  мужика она корм. ђаспорЯдись, чтоб картошку
ту не давали скотине, а мужикам. Ѓабы за нее дерутсЯ...
     -- ‚от видите, -- обратилсЯ к  нам  председатель, -- здесь у  нас такое
несчастье  приключилось с посевной картошкой, задохлась в Яме, а этот  дурак
радуетсЯ.
     Ћн  с  трудом прогнал  мужика,  и  стараЯсь  быть никем не  услышанным,
упрашивал нас не задерживатьсЯ долго в селе, потому что если  нас убьют,  то
ему придетсЯ отвечать.

        III

     “тром нас увезли в ‘мелу  на  сахарный  завод. Њужики  нам  завидовали,
точно мы  ехали на курорт.  ’ам люди жили сытнее и удобнее, получали хорошие
пайки,  в выходные  дни мылись мылом  в общественной бане,  стариков и детей
брили на голо, чтобы не вшивели, и клопов там тоже было меньше. {32}
     Ќас   встретил   помощник   директора,   беспартийный   специалист   по
сахароварению. Џрежде  работал он на  заводе мастером, потом стал  хозЯином,
приобрел семью и сбережениЯ. Ѓольшевики сбережениЯ забрали, семью оставили и
велели ему  работать  на  заводе за жалование. Ѓыл он  человеком  полезным и
нужным, и его терпели, хотЯ  к социализму он не высказывал пристрастиЯ. ‘удЯ
по  его  привычкам  к  сытной еде и  семейной жизни,  он не был  сторонником
социализма в одной стране, тем более во многих странах.
     -- „а, это очень печально, очень печально... -- повторЯл он без всЯкого
чувства, выслушиваЯ наш рассказ про сдохшую кобылу.
     -- —то  лошадь! -- продолжал он, провожаЯ нас к себе домой. -- Ќа  селе
теперь  и живых мужиков мало осталось. Љ нам пригонЯют теперь на времЯ  сева
из города счетоводов и машинисток... †алко смотреть,  как они  обращаютсЯ  с
землей.
     Ћн  привел нас в столовую,  где  на  видном  месте  стоЯл под скатертью
большой  стол  и  много  лишних  стульев,   тЯжелый  буфет  подпирал  стену,
грамофонный столик с раскрытыми крыльЯми  длЯ  пластинок  теснилсЯ в  темном
углу, а длЯ человека не было здесь места.
     -- ‚ы садитесь к столу, Я вас хорошо накормлю, -- сказал он  весело,  и
пошел звать жену и дочь. Ќо очень скоро он вернулсЯ сконфуженный.
     -- Ќапрасно Я им сказал о вас. ’еперь наверно все зеркала перебьют пока
оденутсЯ.  Ћни ведь тоже  несчастные -- всегда со  скотиной,  а человека  не
видЯт. {33} -- Ќо не успел он сказать всего, что хотел,  как в комнату вошла
женщина, не стараЯ еще, но уже померкшаЯ, принуждавшаЯ  себЯ смеЯтьсЯ. € эта
гримаса делала некрасивым  ее красивое  лицо. Ћна видимо горела  нетерпением
скорее рассказать  нам  о  самой себе  как можно больше,  выставлЯЯ  себЯ  с
выгодной стороны.
     --  Љак приЯтно встретить интеллигентных людей, -- говорила она упавшим
голосом.--  џ раньше  тоже была  интеллигентнаЯ  и  все  принимали  менЯ  за
<i>дворЯнку</i>, а  теперь менЯ все  принимают  за  <i>доЯрку</i>...  --  и она с  усилием
засмеЯлась.
     -- ‚ы  не  подумайте, что  Я отсталый человек  с предрассудками; у менЯ
дочь  комсомолка.  Ќо Я  все  же не могу понЯть, почему  теперь нигде нельзЯ
услышать хорошего  слова. Џоверьте мне, Я скучаю не по людЯм, а  по  хорошим
словам. Ћткуда беретсЯ у людей  столько сквернословиЯ и  ругательства, и как
это носЯт они  такую  грЯзную тЯжесть у себЯ на сердце!  ’очно  плохие слова
лучше, чем хорошие...
     Ћна, повидимому, находилась под свежим впечатлением и мучилась обидой.
     -- ‚от моЯ  дочь  не похожа на  менЯ --  ей все  равно.  …е,  например,
обижает нежность и ласка. "Љакие  вы мещане!", возмущаетсЯ она, когда Я хочу
ее приласкать.
     -- —то ты на менЯ доносишь!  -- запротестовала девица входЯ в столовую.
ђыжие волосы на ней горели, высоко приподнЯтаЯ грудь тЯжело перемещалась при
каждом движении. ќто была здороваЯ девица, полнаЯ неизрасходованных {34} еще
сил и желаний.  Ћна имела привычку прищуривать свои светлые глаза, как будто
присматриваЯсь к чему-то и, в тоже времЯ, не прекращала говорить:
     -- Ћдни  родители относЯтсЯ к своим маленьким детЯм, как к  большим,  а
другие -- к большим, как к маленьким. Њои родители всЈ ещЈ относЯтсЯ ко мне,
как  к маленькой,  а мне  это противно. џ  всегда на  активной  работе среди
рабочих  и  мужиков,  и  привыкла  ко  всему.  џ  давно  заметила,  что  чем
обходительней человек и осторожней в выборе слов, тем он хитрей и подлей...
     ‚се  примолкли, никто не  решалсЯ  возражать. Ќаконец принесли тарелки,
хлеб  и  кипЯщий борщ в большом  котле. •озЯин дома  осторожно протЯгивает к
каждому горло бутылки и сам быстро пьЯнеет.
     -- ‚от видите, -- говорит он едва слышно,  боЯзливо оглЯдываЯсь,  чтобы
не услышала дочь. --  ЉормЯт нас  хорошо, а душа неспокойна. †и