были и такие, которые  своими Яркими чертами
характера,   выразительными,   порой   парадоксальными   действиЯми  как  бы
сопротивлЯлись    схоластической,   предельно   объективизированной    схеме
исторического процесса и, разрушаЯ ее, невольно выставлЯлись на первый план.
…катерина ‚еликаЯ, Ђлександр  I, Ќиколай I - какаЯ схема могла устоЯть перед
ними?!..  Ћ них приходилось писать с сугубо "классовых позиций", искажаЯ или
заведомо  пристрастно  оцениваЯ  их слова  и поступки,  предельно  негативно
оцениваЯ  их деЯтельность и  все же, волей-неволей, воздаваЯ  им должное как
историческим героЯм, окрашиваЯ историческую эпоху в их цвета...
     Љ тому же тут  на помощь приходила еще и  художественнаЯ  литература  -
<b>настоЯщаЯ</b>  литература  -  позволЯвшаЯ,  исподволь, незаметно скорректировать
представление о том или  ином монархе. ‘видание Њаши Њироновой с …катериной,
гениальный эскиз  Ђлександра I в "‚ойне и мире", незабываемые  Ќиколай и тот
же Ђлександр  в лесковском "‹евше" - да и еще мало ли  что  можно вспомнить.
‘овершенно  разные по  масштабу, идейной направленности, стилю  эти и многие
другие произведениЯ  <b>очеловечивали</b>  самодержцев - тех,  кто  в  исторических
работах  в лучшем случае  производили  впечатление более или менее  прилично
смонтированных чучел.
     Ќа месте  же Ђлександра II, при всех оговорках, зиЯла чернаЯ дыра - и в
нашей  историографии, и в нашей литературе, в том числе и  классической. Џри
всех своих несомненных достоинствах он не обладал  ни той внутренней  силой,
ни той  внешней  Яркостью, которые  способны  были  оказать  воздействие  на
историков марксистского профилЯ  и заставить их пойти на уступки.  Ћчевидно,
по  той же причине  не попал он  и на  страницы  сколько-нибудь значительных
художественных произведений. ‘колько  Я ни вспоминал - пришло  на  ум только
несколько  строк  "€з  воспоминаний  рЯдового  €ванова"  ‚севолода  ѓаршина,
писателЯ,  который  по   лестной   оценке   одного   из  ведущих   советских
литературоведов (право, они стоили историков)  ѓ. ЃЯлого, заслужил "законное
место   в   почетном   рЯду  писателей-демократов"   благодарЯ   "страстному
гуманизму...  горЯчей  любви  к  своей  замученной  родине"   и  "искреннему
демократизму". ’ем более не могу удержатьсЯ, чтобы не напомнить эти строки.
     ђечь в них идет о смотре, устроенном Ђлександром  II одному  из полков,
направлЯющихсЯ  на театр  военных действий в годы  ђусско-турецкой  войны, в
ходе которой,  по словам ѓ. ЃЯлого, "царское правительство было меньше всего
заинтересовано,  чтобы   освобождать  угнетенные  народы;   оно   стремилось
утвердить свое влиЯние  на Ѓалканах  и лицемерными фразами о сочувствии делу
славЯнской  свободы  обмануть  общественное   мнение".  Џриведу  изображение
"страстным  гуманистом"  царЯ-"лицемера":  "€  он знал,  что мы готовы  были
умереть.  ‚округ  была  пышнаЯ  свита,  но  Я  не   помню  никого  из  этого
блистательного  отрЯда всадников,  кроме одного человека на  сером  коне,  в
простом  мундире  и  белой  фуражке.  џ  помню  бледное,  истомленное  лицо,
истомленное сознанием  тЯжести взЯтого  решениЯ. џ  помню,  как  по его лицу
градом катились слезы, падавшие на темное сукно мундира светлыми, блестЯщими
каплЯми;  помню судорожное движение руки, державшей  повод, и дрожащие губы,
говорившие  что-то, должно  быть  приветствие  тысЯчам  молодых,  погибающих
жизней, о которых он плакал. ‚се это Явилось и исчезло..."
     ЉакаЯ  сила в  настоЯщем, искреннем художественном слове!  - да простит
менЯ  читатель за  этот банальный, наверное, восторг. ‚ извинение мне может,
наверное,  послужить то, что эти  строки - так  же,  как  и  все, что  писал
ѓаршин,  -  произвели  на менЯ глубокое впечатление  еще  в  юности;  затем,
конечно же,  потускнели, ушли на край сознаниЯ: но, вот, не забылись же... €
с тех пор  менЯ уже  было не обмануть. “чась в университете, читаЯ  то,  что
рекомендовалось,  приобщаЯсь  к  той  научной литературе, о которой речь шла
выше, Я уже  не  верил  ходульным оценкам  Ђлександра  II. Ќе  мог поверить,
потому что помнил гаршинские строки, помнил созданный  им  образ и знал, что
царь был добр, человечен, что у  него  было чувство  ответственности за свои
дела  -  так  же, как  знал, что он не  был  сильным  государем... ‘амое  же
главное, ѓаршин породил  ощущение сложности образа  и,  очевидно,  сложности
эпохи.
     Ћб этих  строках,  несмотрЯ на  всю их  исключительность, наверное,  не
стоило бы писать так много, если бы в  книге ‹. Њ. ‹Яшенко Я не почувствовал
тот  же  дух - не скрою, несколько неожиданно длЯ себЯ самого. џ ни  в  коем
случае не  сравниваю  уважаемого автора с  ѓаршиным -  разные  эпохи, разные
задачи,  разный  слог, но,  повторЯю,  дух в его книге  витает  тот же,  дух
серьезного,   человеческого   отношениЯ   к  своему  герою,  дух  искреннего
сочувствиЯ, без которого, очевидно,  не может быть понЯт ни один человек, ни
одно Явление.
     ‚  этом,  как  мне  представлЯетсЯ, главное  достоинство  книги  ‹.  Њ.
‹Яшенко. Џожалуй, впервые в  нашей  литературе мы видим попытку -  и попытку
очень   серьезную   -   дать  живой,  полнокровный  образ  царЯ-реформатора,
разобратьсЯ  в  его  характере,  мировоззрении,  побудительных  мотивах  его
действий,  преодолеваЯ при  этом  уже  устоЯвшиесЯ и,  как правило, злостные
стереотипы, опровергаЯ ходульные, чисто внешние оценки.
     €  в  этом отношении перваЯ часть  книги,  посвЯщеннаЯ именно "частной"
жизни Ђлександра,  - если  у самодержца  вообще  может быть частнаЯ  жизнь -
представлЯетсЯ  мне  наиболее   значимой.   Њожно   спорить   с   отдельными
соображениЯми автора, не соглашатьсЯ с некоторыми его  выводами, но "царский
образ"  задан,  он живет  на страницах книги. € это несомненнаЯ и  серьезнаЯ
удача автора.
     Ѓолее  того,  мне представлЯетсЯ,  что этот  образ  в  целом  близок  к
реальному.  ‡а исключением некоторых - немногих -  эпизодов, автор не льстит
своему герою,  а воздает  ему  должное. €,  в  сущности, свое впечатление от
образа Ђлександра  II, развернуто и обстоЯтельно создаваемого ‹.  Њ. ‹Яшенко
на страницах книги, Я могу свести к тому, которое производЯт короткие строки
ѓаршина...  –арь в изображении  автора книги выглЯдит  достойным человеком -
добрым,  искренним,  обладавшим  чувством ответственности  за  свое нелегкое
"царское  дело", но не наделенным ни силой воли  - так Ярко выраженной у его
отца, ЌиколаЯ I, ни из рЯда  вон  выходЯщими способностЯми, которыми обладал
его дЯдЯ Ђлександр I. € тем не менее, не они талантливые и сильные, а именно
этот, в общем-то,  по-человечески, достаточно заурЯдный ѓосударь, взвалил на
себЯ непосильную ношу и, как мог, тащил ее до своего рокового конца. ‚ этом,
наверное,  было  его величие, и  в этом, несомненно,  была его трагедиЯ. Њне
представлЯетсЯ,   что  автор  глубоко  осознал  всю  сложность  исторической
ситуации эпохи реформ и сумел воспроизвести ее на страницах своей книги.
     Ќесколько  слов хотелось бы  сказать о стержневой  идее ‹.  Њ. ‹Яшенко,
заЯвленной  уже в подзаголовке, - идее царского  одиночества, точнее,  "трех
одиночеств".  ‚озможно,  некоторым  читателЯм  эта идеЯ  автора,  как  видно
выношеннаЯ  и дорогаЯ ему, может показатьсЯ  несколько надуманной. ‚о всЯком
случае,  на  мой   взглЯд,  длЯ  этого  есть  определенные  основаниЯ.  ‚едь
соображение об экзистенциальном одиночестве любого смертного - это, пожалуй,
по  нынешним временам общее  место. € жизненный путь  Ђлександра Ќиколаевича
как будто не ЯвлЯетсЯ в этом отношении каким-то особым уникальным  Явлением,
позволЯющим сделать его основой  всей биографии  царЯ. Ѓолее того, обращаЯсь
непосредственно к тексту книги, видишь, что он в этом отношении был, скорее,
счастливцем -  во  всЯком  случае  по  сравнению с  другими самодержцами. Ћн
счастливо прожил начало жизни - у него были прекрасные учителЯ. „а и Ќиколай
в   общем-то   оказалсЯ   прекрасным   отцом;   попытки   автора   несколько
драматизировать  его  отношениЯ с сыном,  по-моему, не очень убедительны. Ќа
разных  этапах своего  царствованиЯ Ђлександру  II удавалось найти дельных и
умных  сотрудников,  умело решавших  сложные  проблемы -  таких,  как џ.  €.
ђостовцев  или  Њ.  ’.  ‹орис-Њеликов.  Ѓыли  в  его  окружении  и  люди   в
государственном  отношении незаметные, но способные на искреннюю и преданную
дружбу -  например, ”редерикс. Ќу и  наконец,  довольно  значительнаЯ  часть
жизни  царЯ прошла под знаком настоЯщей,  искренней любви - редким  Явлением
вообще, а уж  в высших сферах представлЯющейсЯ  чем-то невероЯтным  (кстати,
страницы,  на  которых  описан  роман  Ђлександра  Ќиколаевича  с  Љатенькой
„олгорукой,  мне  кажутсЯ  очень удачными  -  по-моему,  автор  сумел  найти
правильный тон и, рассказав обо всем, проЯвил максимум такта).
     €  все же, при  всех  оговорках,  обращение к  теме одиночества в  этой
книге, Я думаю, вполне  оправданно. Џравда,  может быть, не стоило его - это
царское  одиночество - дробить, делить на трое... Њне кажетсЯ,  что оно было
как  раз  очень  цельным и  единым -  грандиозное,  глобальное,  безысходное
одиночество  самодержца. ‚от тут  с автором,  посвЯщающим  этой  теме многие
прочувствованные страницы своей книги, не  поспоришь.  „ействительно, на той
вершине,  где  самодержавие  воздвигло  свой престол,  было место только длЯ
одного...  Џредельно  добросовестно  относЯсь к  своей  миссии,  воспринимаЯ
помазание на царство не как  формальную  процедуру, а как таинство, совершаЯ
которое монарх брал на себЯ тЯжкие  обЯзательства за свой народ перед Ѓогом,
будучи  при  всех  своих  слабостЯх <b>самодержцем</b>  по  духу и  по  убеждениЯм,
Ђлександр  был  обречен  на  одиночество.  €,  наверное,  не  случайно,  что
единственным  человеком,  с которым он пыталсЯ это одиночество  разделить, с
которым  был  свободным  и откровенным до конца,  стала  ЉатЯ  „олгорукаЯ  -
глупенькаЯ, предельно далекаЯ от пониманиЯ государственных дел, но любЯщаЯ и
преданнаЯ беспредельно; ее Ђлександр  II, несомненно,  воспринимал как часть
самого себЯ.
     ‹. Њ. ‹Яшенко, сумев, на мой взглЯд, создать живой и убедительный образ
ђеформатора,  подробно  освещает  и сами  реформы,  анализируЯ весь  ход  их
подготовки  и проведениЯ в жизнь. €  здесь вполне можно спорить  с автором о
частностЯх; но нельзЯ, по-моему, не оценить его общую позицию, котораЯ,  как
мне  представлЯетсЯ,  до  сих  пор  не  совсем   обычна  длЯ  нашей  научной
литературы.  ‚едь  мы  в  общем-то  привыкли  представать перед  читателем в
судейской  мантии и  выносить  приговор своим  героЯм; и, как полагаетсЯ при
этой процедуре, стремимсЯ сформулировать этот приговор предельно Ясно, четко
и  однозначно.  „лЯ  этого  нам  свыше,  в  духе  нашей  единственно  верной
идеологии, задавались  определенные формулировки,  как  то: "прогрессивный",
"реакционный",  "буржуазно-либераль-ный",  "дворЯнско-помещичий"  и  т.   п.
Џриговор  выносилсЯ  окончательный  и обжалованию  не  подлежал -  вплоть до
очередного  "колебаниЯ" и видоизменениЯ  самой  передовой идеологии.  ‘ейчас
вроде бы  идеологиЯ  эта пала -  но навыки остались  и изживаютсЯ с  большим
трудом. Љатегоричность, безусловнаЯ убежденность в своей правоте по-прежнему
ЯвлЯютсЯ характернейшей чертой постсоветской  историографии. ЏереодеватьсЯ в
штатское,  очевидно, неохота,  хотЯ  суд давно уже - лет  десЯть  - законных
полномочий лишен...
     ‹.  Њ.  ‹Яшенко  от  роли  судьи  отказываетсЯ,   по-моему,  совершенно
сознательно. ‡ато  он стремитсЯ - иногда это удаетсЯ, когда в большей, когда
в  меньшей  степени - показать всю  сложность ситуации  в  ђоссии на роковом
переломе, всю предельную запутанность, порой, кажетсЯ, просто неразрешимость
вставших перед ђеформатором проблем.
     Љак,  отменЯЯ крепостное  право,  найти равнодействующую  в  соблюдении
интересов  помещиков и крестьЯн?  Љак,  создаваЯ  местное  самоуправление  и
свободный суд, совместить их с самодержавными  устоЯми? Љак, отказываЯсь  от
коренных  устоев,  сохранить  в  государстве  порЯдок  и  стабильность?  „лЯ
большинства наших историков ответы на эти, так же, как и  на прочие вопросы,
известны  заранее.  ЊенЯ  всегда  поражало,  с  какой  детской  простотой  и
непосредственностью решают  важнейшие  проблемы государственного бытиЯ люди,
нередко  неспособные   воспитать   своих  собственных  детей,   поддерживать
нормальные отношениЯ с близкими, работать  в коллективе.  ‚ личной жизни все
валитсЯ  из  рук,  сложно,  все  в тумане,  а на бумаге -  предельно  четкие
соображениЯ  о  том,  что  нужно  было  сделать  в  1809-м, как  нужно  было
действовать в 1825-м, чего недоучли в 1861-м...
     Ћсторожность   в  конечных   выводах,   корректность   и   сдержанность
характеристик,  та   позициЯ,  которую   бы  определил  как   добросовестное
недоумение перед сложностью  исторической  ситуации, -  все  это мне кажетсЯ
своевременным и плодотворным. ЏриветствуЯ в своей книге плюрализм  в научной
сфере, сам автор  работает в его духе. Ќам предстоит еще долго и  мучительно
осознавать прошлое, которое всегда будет присутствовать в нашей  современной
жизни.  ЏодниматьсЯ по лестнице исторического самосознаниЯ нелегко; Я думаю,
что книга ‹. Њ. ‹Яшенко длЯ многих станет надежной спутницей на этом пути.

     <i>Ђ. ‹евандовский</i>

     <i>†…Ќ… € „Ћ—…ђџЊ</i>

        ‚‹Ђ‘’њ € Ћ„€ЌЋ—…‘’‚Ћ

     <i>(несколько слов длЯ начала разговора)</i>

     <i>Ћдиночество, как пророчество, -</i>
     <i>каждому - свое.</i>
     (’о ли подслушанное, то ли
     придуманное автором этой книги)

     ‚  так  называемое  Ќовое  времЯ  мировой истории  начало  каждого века
заставало ђоссию на том или ином перепутье.  ‚ начале XVII столетиЯ - ‘мута,
в  начале  XVIII  -  реформы  Џетра I, подозрительно напоминавшие  революцию
многими  ее  атрибутами,  в  начале XIX  - нашествие  Ќаполеона и  искренние
обещаниЯ  Ђлександра  I  преобразовать   страну,  в  начале  XX  столетиЯ  -
революционные событиЯ 1905 и 1917 годов. „а и  в  наступившем XXI веке мы не
можем со спокойной душой сказать, что нам все Ясно  с  направлением развитиЯ
страны.  Џо  выражению, популЯрному  в  недавнем  прошлом, есть  мнение, что
начало  каждого из  последних  веков ЯвлЯетсЯ неким мистическим  порогом длЯ
нашей страны, так что  впереди  нас, хотим  мы  того или нет, ждет еще много
неожиданного. ‘ этим заключением можно  было бы согласитьсЯ, тем более что с
утверждениЯми мистиков  дискутировать  очень сложно,  а главное, бесполезно,
однако  стоит напомнить, что один  из важнейших  переломов  в истории ђоссии
произошел  не в  начале,  а  в  середине  XIX  века.  ќто  несколько  портит
загадочность картины  развитиЯ страны,  свЯзанного с началом столетий, но из
песни слова  не выкинешь.  Ћ  событиЯх  именно этого периода  мы и  намерены
начать разговор. ‚ернее, не только и не столько о событиЯх, сколько о людЯх,
которые силой обстоЯтельств или волей  ‘удьбы оказались  в 1850-1880-х годах
во главе ђоссийской империи.
     ’о, что человек  сам по  себе интересен и даже, можно сказать, ЯвлЯетсЯ
высшей  ценностью,  давно  стало  общим  местом  длЯ  философов,  писателей,
историков   и  вообще  всех,  кто  интересуетсЯ  изучением   роли  людей   в
совершившихсЯ или  совершающихсЯ  событиЯх  и процессах. Њожет быть,  это  и
справедливо,  но на бытовом уровне это прежде всего так, когда дело касаетсЯ
родных, друзей, соседей, сослуживцев или героев сугубо литературных, то есть
выдуманных авторами произведений. Ћднако, когда речь заходит о документальны
биографиЯх властителей, полководцев, ученых, деЯтелей  искусства или лидеров
общественных движений, выЯснЯетсЯ одно немаловажное обстоЯтельство.
     ЋказываетсЯ,  что человек сам  по себе  (то есть переживаниЯ и движениЯ
его души, раздумьЯ, семейнаЯ жизнь и т.п.)  не так уж и интересны читателЯм.
Ћн значим длЯ них тем, что открыл, преобразовал, завоевал, написал и,  может
быть самое  главное тем, чем  он расплатилсЯ с ‘удьбой за свои великие  дела
или  чем ‘удьба наградила  его за них.  ѓоворЯ иначе, он интересен,  с одной
стороны,  благодарЯ конкретным  обстоЯтельствам  места и времени, в  которых
жил, при  условии,  что  эти  обстоЯтельства  важны  и  значимы  длЯ  других
поколений, с другой стороны, он  вызывает интерес у читателЯ  своими <b>личными</b>
потерЯми или приобретениЯми,  ЯвлЯющимисЯ обЯзательными спутницами человека,
отмеченного €сторией.
     ‘ этой точки зрениЯ, короли, императоры, султаны и президенты находЯтсЯ
вне  конкуренции:  что  может  быть  интереснее,  значимее  судьбы человека,
вознесенного  волей ЏровидениЯ или выбором  сограждан на вершину  власти? Ћт
его  действий  зависит  благополучие  миллионов  подданных,   к  его  голосу
прислушиваютсЯ  на  международной арене,  помнЯ о  прошлом,  он  работает  в
настоЯщем, знаЯ, что его деЯниЯ с тем или иным знаком,  будут позже занесены
в анналы истории. …сли  же правитель ЯвлЯетсЯ  еще и неординарной личностью,
то долгаЯ памЯть поколении ему безусловно обеспечена. ’олько как различить -
перед  нами  ординарнаЯ  или  неординарнаЯ  личность,  каковы   критерии  ее
обычности или исключительности?  Ђ  коли  существуют сомнениЯ и  неЯсности в
определении основного положениЯ, то все ли полностью справедливо в тщательно
охранЯемых традицией и ее защитниками анналах истории?
     Џьедестал власти высок, а  потому успешно скрывает многое  из того, что
могло бы  разочаровать  подданных во властителе. Ћднако именно  высота этого
пьедестала зачастую  помогает  увидеть  то,  что делает властителей обычными
людьми, порой безутешно несчастными, порой неимоверно счастливыми, а  оттого
еще  более  интересными длЯ  современников и  потомков. Љонечно, когда  речь
заходит  о  главах  государств,  мы  невольно  обращаемсЯ  не  только  к  их
личностным  качествам,  но и  к  конкретным  обстоЯтельствам  их  правлений.
ђеформы и войны, отношениЯ  с  обществом  и  ближайшим  окружением, народнаЯ
молва и литературные анекдоты характеризуют властителЯ не меньше, чем добрые
и бесчеловечные поступки,  совершенные им в качестве обычного частного лица.
ЊагиЯ  власти,  вознесенность  над  людьми  и обстоЯтельствами, изначальнаЯ,
автоматическаЯ  принадлежность  истории...   …сть   между   тем   еще   одна
характеристика,   резко  отличающаЯ   руководителей   государств,   особенно
государств монархических, от иных смертных.
     ‚  разговоре  о жизни  самодержцев  ‡апада  или  ‚остока,  далеких  или
недавних времен, мотив одиночества звучит  с  упрЯмым постоЯнством и  особой
силой.  ‘ама исключительность, единичность  монаршего поста делает,  видимо,
неизбежным обращение к этой теме. ѓоворЯ о конкретных фигурах на тронах и их
конкретных судьбах, мы  не найдем,  что  совершенно  естественно,  ни  одной
полностью  одинаковой  личности,  сходной  с другими. Ќо  тем  не  менее  от
заунывного мотива одиночества монарха уйти врЯд ли удастсЯ. …сли  попытатьсЯ
дать  определение  этому  одиночеству,  то   получитсЯ,  что  это  состоЯние
человека, в  силу  обстоЯтельств давшего  суровый обет  постоЯнно заниматьсЯ
важнейшими  проблемами,  стоЯщими  перед  государством,  и  в  рамках   этой
несвободы свободного,  насколько  это  вообще  возможно,  в своих действиЯх.
“помЯнутым обетом ЯвлЯетсЯ монарший долг, жестко диктующий правила поведениЯ
властелина; ответственность за принЯтие  решений, лежащаЯ на царе, постоЯнно
оставлЯет его  один на  один с важнейшими  вопросами  жизни страны; наконец,
истиннаЯ  свобода возможна только  как  одиночество (именно поэтому многие и
многие люди  опасаютсЯ свободы, лишающей их не столько подсказки со стороны,
сколько коллективной ответственности за принЯтие решениЯ).
     ‚ам никогда не приходилось задумыватьсЯ о том, почему в сказках (причем
всех народов  мира  без исключениЯ)  счастливыми победителЯми  гораздо  чаще
становЯтсЯ не монархи,  а  царевичи, королевичи, принцы, то есть  наследники
престолов, а не коронованные носители власти? €менно они, будущие правители,
жизнерадостны,  исполнены  жажды  приключений,  именно  с   ними,  бурлЯщими
энергией,  происходЯт  волшебные превращениЯ,  ведущие, в  конце  концов,  к
победе. Љогда  же они восходЯт на престол, сказка заканчиваетсЯ, обрываетсЯ.
Ѓывшие  наследники  престола, с  удовольствием или без оного, взваливают  на
свои  плечи  тЯжелую  ношу ответственности  за  судьбу  страны,  династии, и
приходЯт долгие  тЯгучие  будни  правлениЯ. €х жизнь наполнЯетсЯ  постоЯнной
борьбой   с  массой   внешних  и   внутренних   обстоЯтельств,  свЯзанных  с
существованием  государства,  всегда  весьма  важных  и  требующих  срочного
решениЯ,  отнюдь   не  волшебных,  хотЯ  часто  и  превышающих  человеческие
возможности.  ’еперь бы  и  поЯвитьсЯ  всемогущему магу, Љоньку-ѓорбунку или
доброй фее,  но  возврата  к сказке, к  поэзии  ее  приключений почему-то не
происходит...
     ЌесмотрЯ на сказанное выше, можно, конечно, задатьсЯ целью и попытатьсЯ
найти среди реальных  королей, императоров,  султанов  и других  венценосных
особ  тех,  кто наиболее  пострадал  от "надмирности" своего  положениЯ,  от
семейных неурЯдиц или политического противостоЯниЯ одного - всему остальному
свету. ‚  этом невеселом соревновании трудно найти единственного абсолютного
чемпиона -  слишком много  претендентов  на звание наиболее вознесенного над
подданными, совершенно непонЯтого, неоцененного по заслугам и сверходинокого
монарха.  Ћднако в  рЯду  самых несчастных  самодержцев длЯ россиЯн одним из
реальнейших претендентов на это звание будет император Ђлександр II.
     Љогда  автор  известной триады: православие, самодержавие,  народность,
давшей начало  теории  "официальной народности" или "казенного патриотизма",
‘. ‘. “варов писал: "’рудно родитьсЯ на троне  и быть оного достойным", - он
отнюдь не  имел в  виду, что  достойные  трона люди  должны  рождатьсЯ не  в
царских  семьЯх.  “мный  консерватор  подразумевал, что рождение  "на троне"
ставит ребенка в тЯжелейшие условиЯ, вызванные  исключительностью  положениЯ
наследника, званием будущего вождЯ нации, традиционным обожанием окружающих,
ролью непогрешимого судьи,  котораЯ свойственна Џровидению, но  непереносима
длЯ  нормального  человека.  ЋжиданиЯ  подданных   настолько   велики,   что
соответствовать им простому  смертному врЯд ли дано  даже в теории. ‚прочем,
это касаетсЯ  всех монархов без исключениЯ, что же до нашего будущего героЯ,
Ђлександра II...
     ‘кажем,  его дед,  Џавел I,  прослыл не  только  странным,  но  и очень
одиноким императором. Ќо его  семейные  неурЯдицы  были во  многом  выдуманы
самим  монархом, который  безо  всЯких на то оснований  не  доверЯл  всецело
преданной ему жене  и  старшим сыновьЯм. ‚ итоге,  он пыталсЯ  всеми  силами
оградить  себЯ от несуществующей угрозы,  не заметив подлинной  беды.  Љроме
того, Џавел  Џетрович  искренне наслаждалсЯ  ролью  всемогущего  властелина,
имевшего  возможность  по  собственному разумению  исправлЯть  "оплошности",
допущенные  матерью,   бесконтрольно   распорЯжатьсЯ   судьбами   подданных,
непредсказуемо заключать и внезапно разрывать договоры с  ведущими державами
…вропы. “ его венценосного внука все было совершенно иначе...
     ‡агадкой, сфинксом российской истории называют императора Ђлександра I,
но и его отдаленность от окружающих  выглЯдит не  столь непроницаемой, как у
нашего героЯ.  ‡агадка Ђлександра I  ЯвлЯетсЯ, скорее, совпадением поЯвлениЯ
на  престоле незаурЯдной личности и складываниЯ уникальных обстоЯтельств  ее
правлениЯ, а потому одиночество этого монарха не ощущаетсЯ как всеобъемлющее
или необъЯснимое. ’Яжесть положениЯ самодержца, по поводу  которой Ђлександр
Џавлович не  раз сокрушалсЯ,  в  то  же  времЯ  давала ему приЯтное  чувство
причастности  к  истории, возносила на вершину европейской славы.  Љ тому же
его  общественно-политическаЯ   позициЯ  во  многом  разделЯлась  дворЯнским
авангардом.  Ѓудущие  декабристы, при  всей своей радикальности,  не  только
внимательно прислушивались  к словам, доносившимсЯ  из ‡имнего дворца, но  и
временами надеЯлись на поддержку императором своих замыслов.
     ‡наменитаЯ формула  Ђлександра I: "Ќе мне  их  судить", произнесеннаЯ в
ответ на донесение полиции о  существовании тайных  обществ, свидетельствует
не только о боЯзни императора спровоцировать  очередной дворцовый переворот,
не только  о понимании  им  того, что декабризм  во  многом  был вызван его,
монарха, либеральными  посулами  и начинаниЯми. Ћна  говорит  и  о понимании
Ђлександром Џавловичем того, что  он не был одинок в желании избавить ђоссию
от крепостного  права  и  дать ей конституцию. Џусть его  возможные союзники
были крайне  немногочисленны и не  слишком  влиЯтельны,  но они были. “  его
венценосного племЯнника все происходило иначе...
     —то говорить, даже смерть Ђлександра II оказалась  Явлением уникальным.
Ћн был не первым и не последним российским  самодержцем, умерщвленным своими
подданными. Ћднако в 1881 году монарх  впервые  стал жертвой  не  дворцового
переворота,  не династических  интриг, а  столкновениЯ  власти  и  общества.
Џричем  жертвой  этого  столкновениЯ сделалсЯ  не  самодур  на  престоле,  а
император,  заслуживший  от  своих политических  противников  высокий  титул
<i>Ћ‘‚ЋЃЋ„€’…‹џ</i>, император, пытавшийсЯ,  так или  иначе, вывести свою страну на
дорогу  более  быстрого  прогресса,  разрушивший варварскую  крепостническую
систему и нарушивший безгласие общества.
     ‚прочем,  может  быть,  поэтому  (следуЯ загадочной  логике  российской
истории) его и убили. Њожет быть, поэтому (как бывает достаточно часто) он и
был так безнадежно  одинок.  Џозвольте!  Ђ о каком,  собственно, одиночестве
монархов  идет речь? Ћни ведь всегда  окружены  родней, придворными, высшими
чинами  государства, восторженными  толпами  обожающего их народа,  наконец.
’ак-то  оно так, но не ЯвлЯетсЯ ли от  этого положение монарха самым тЯжелым
видом  одиночества  - одиночеством  в  многолюдстве?  Ќедаром же  императоры
ЉитаЯ, гордо и несколько претенциозно именовавшиесЯ в официальных документах
…динственными, сами  себЯ  предпочитали  называть довольно  грустно  ѓуцзЯ -
"Ћсиротелый  господин". Џо-своему это  ведь  синоним слова "единственный", в
смысле не только неповторимый, но  и одинокий.  Њожно вспомнить и о том, что
слов "монарх"  (греч. <i>monos</i>  - "один", плюс <i>arhos</i>  -  "правитель") и "монах"
(греч.   <i>monahos</i>   -    "уединенный",   "одинокий")   ЯвлЯютсЯ   не   только
этимологическими  близнецами,  но и  выразительно  близки по смыслу. Ћба они
подразумевают  некое  служение,  следование  долгу,  нарочитое  одиночество.
Џравда, нарушение  уставов  и  правил заканчивалось  длЯ  монаха  и  монарха
различно:  монах,  пожелавший уйти  из  монастырЯ, то  есть нарушивший обет,
становилсЯ  расстригой,  монарх, ломающий привычные длЯ  венценосца  правила
поведениЯ делалсЯ...  ‚прочем,  о  том,  кем  он  становилсЯ,  и пойдет  наш
разговор.
     €, пожалуй,  последнее  здесь. Љаким  предстает  наш герой  со  страниц
исследований и учебников по  русской истории? ‘казать, что Ђлександру  II не
повезло  с оценками историков,  - значит, сказать слишком мало. Ћн  оказалсЯ
совершенно заслоненным реформами,  проводимыми в период его царствованиЯ. Ќо
и это еще не все. ‚ работах дореволюционных ученых преобразованиЯ указанного
периода, пусть нечасто  и как-то сквозь зубы, но все же назывались реформами
Ђлександра  II.  Ћднако   начинаЯ   с  1920-х  годов  исследователи  напрочь
отказались от  этого определениЯ, почему и возник  безликий  термин "реформы
1860-1870-х годов" ‚от так безлико неизвестно, кем вдохновлЯемые и все равно
в чье правление проведенные.
     Ѓолее  того, в  научной  литературе  можно  встретить мнение,  будто бы
реформы,  особенно  отмена  крепостного  права,  шли  не столько  благодарЯ,
сколько вопреки воле  императора, вдохновлЯемые  и  подгонЯемые спасительным
"духом времени" [1]. Њожно подумать, что,  скажем, Џетр I или …катерина II в
периоды своих царствований  творили нечто  такое,  что до  них  не  витало в
воздухе, что они  на многие десЯтилетиЯ опередили ход исторического развитиЯ
ђоссии,  указав своими деЯниЯми само направление этого  развитиЯ.  ‚о всЯком
случае, при произнесении имен великого императора и чуть менее великой, если
следовать  общепринЯтой  историками  табели  о  рангах,  императрицы,   "дух
времени"  исследователЯми упоминаетсЯ  редко. ‚идимо,  и Џетр,  и  …катерина
сумели подружитьсЯ с этим полумистическим понЯтием или сделать его послушным
себе.
     —то же касаетсЯ Ђлександра II, то создаетсЯ впечатление, что до поры до
времени этот дух счастливо  водил его на помочах, а затем почему-то отпустил
их,  предоставив  слабому, ограниченному  и неготовому к  миссии реформатора
монарху набивать шишки  и себе лично, и стране в целом. ‚прочем,  даже такое
нелестное   длЯ  нашего  героЯ  представление   говорит  о  нестандартности,
уникальности его судьбы.  ‘  другими монархами "дух  времени" вел  себЯ куда
более определенно -  они, в главных своих деЯниЯх, или соответствовали  ему,
или упорно действовали  вопреки  "зову прогресса". ‚ случае же с Ђлександром
II какаЯ-либо определенность  отсутствует полностью  [2].  Ћ чем же  говорит
непохожесть нашего героЯ на своих предшественников и наследников?
     Ќет, не будем пытатьсЯ "объЯть необъЯтное"  и старатьсЯ ответить на все
вопросы во введении к беседе,  ведь  речь шла  лишь  о нескольких словах длЯ
завЯзки  разговора. „абы завЯзь беседы не стала ее основным содержанием, что
выглЯдело  бы странно и  слишком противоречило всем  законам  жанра, давайте
остановимсЯ  на  этом,  чтобы  в  течение  следующих   бесед,  не  торопЯсь,
поговорить о судьбе нашего  героЯ.  €менно  она  (эта  судьба), может  быть,
станет лучшим и наиболее беспристрастным арбитром в  тех спорах, которые  до
сих пор вызывает личность Ђлександра II.

        —асть 1
        Ћ„€ЌЋ—…‘’‚Ћ Џ…ђ‚Ћ…. Џ“’њ

     <i>ѓде начало того конца, которым</i>
     <i>оканчиваетсЯ начало?</i>
     Љозьма Џрутков

        Ћ™“™…Ќ€… ‚ђ…Њ…Ќ€
     <i>(конец 1810-х годов)</i>

     €так, ощущение времени...  Ђ что это, собственно,  такое? Ќаверное, это
одна  из тех счастливых тем, которые дают  автору возможность  отправитьсЯ в
свободное плавание и напрЯмую пообщатьсЯ не только с героЯми своей книги, но
и  с гораздо  более широким  кругом заинтересованных и заинтересовавших  его
лиц. “знать их  мнение, пережить их понимание того или иного периода истории
нашей страны. ‚ажно также и то, что в данном случае автор имеет полное право
не  прЯтатьсЯ за полупрозрачными  ширмами  или в суфлерской  будке, стремЯсь
придать  своему тексту хотЯ бы видимость полной объективности. Ќет, здесь он
равноправный  участник  общего  разговора.  ‚едь  ощущение  времени  -  вещь
многозначнаЯ, это чувства людей  <b>той</b> эпохи, но и наши тоже. —ерез них, через
событие, через документ,  но -  <b>наше</b>! € какаЯ, в сущности,  разница, что они
жили  в XIX веке, а мы  - на рубеже  XX и  XXI столетий? Њы можем ошибатьсЯ,
что-то преувеличивать или недооценивать, но врЯд ли будем настолько наивны и
самоуверенны, чтобы читать  нотации предкам с высоты прошедших полутора-двух
веков.
     Ђлександр  Ќиколаевич  ђоманов,  главный  герой  нашей книги, родилсЯ в
очень непростое длЯ ђоссии времЯ  - славное и переломное  одновременно.  …го
поЯвлению  на  свет  предшествовали   таинственнаЯ  деЯтельность  Ќегласного
комитета  (многие  называли  его  кружком  молодых  друзей),  на  заседаниЯх
которого  велись  довольно сумбурные, но искренние разговоры об освобождении
крепостных  крестьЯн  и  ограничении   самодержавиЯ;  планы  государственных
преобразований  Њ. Њ.  ‘перанского, вызвавшие такую  панику в  придворных  и
чиновных кругах, такую  злобу  столичного и  провинциального дворЯнства, что
привели их автора в ссылку по глупейшему обвинению в государственной измене;
ЋтечественнаЯ  война  1812  года,  заставившаЯ  россиЯн,  победивших  самого
Ќаполеона,  по-новому взглЯнуть и на себЯ, и  на западноевропейские  идеи  и
порЯдки, желание  императора  Ђлександра  I  умиротворить  …вропу  созданием
‘вЯщенного союза монархических государств  и преобразовать ђоссию, проведЯ в
ней кардинальные изменениЯ.
     Љ 1818  году реформаторские намерениЯ монарха приобретали все большую и
все более сенсационную известность. –иркулировавшие в столицах и в провинции
слухи о  том или  ином  его высказывании с  жадностью ловились внимательными
слушателЯми и  быстро разносились  от великосветских салонов до самых глухих
уголков  страны.  Њолва  о  "несчастном"  или "счастливом" (это уж  кому как
казалось)    "предубеждении"   императора   против   крепостного   права   и
политического бесправиЯ общества  находила  все новые и новые подтверждениЯ.
—тобы  не быть голословными, давайте просто перечислим те  основные событиЯ,
которые  имели  место  в 1818-1820  годах.  ђечь Ђлександра  I  на  открытии
польского сейма (парламента) в ‚аршаве  в  марте  1818  года, проект  отмены
крепостного  права,  подготовленный в канцелЯрии нового  любимца  царЯ Ђ. Ђ.
Ђракчеева,  подготовка  проекта  Љонституционной хартии  ђоссийской империи,
грозившего  превратитьсЯ в  настоЯщую  конституцию  страны, проект  министра
финансов „. Ђ. ѓурьева о прекращении крепостного состоЯниЯ, первые разговоры
Ђлександра  I  с великим кнЯзем  Ќиколаем Џавловичем (отцом нашего героЯ)  о
желании  императора отказатьсЯ  от престола  и передать его  именно Ќиколаю,
образование декабристского ‘оюза благоденствиЯ...
     Ћбществу  было  от  чего  потерЯть  голову,  было  от чего разбитьсЯ на
несогласные и  Яростно спорившие  друг  с другом  группировки,  было от чего
возликовать  или,  наоборот,  опечалитьсЯ.  Џечалей  и  ожиданий  катастрофы
оказалось Явно больше, чем ликованиЯ и веры в светлое будущее. Њнение многих
и многих дворЯн того времени выразил  сенатор  Ќ. ѓ.  ‚Яземский,  заЯвивший:
"„лЯ благоденствиЯ  крестьЯн наших  не нужно мыслить  о  химерическом  новом
положении, но токмо старатьсЯ поддержать во всей силе истинно доброе старое,
приложить попечение о  повсеместном  его наблюдении  и утверждении в  пользу
крестьЯн". ‘енатора поддерживал некий швейцарец ”. Љриспин, проживавший в ту
пору в Њоскве: "ђазговоры по сему предмету  (об  освобождении крестьЯн -  <i>‹.
‹.</i>)  заставлЯют  содрогатьсЯ.  Ќадеюсь,  что  в  Џетербурге  известно  общее
настроение  умов". Џочему швейцарец, не имевший ни поместий,  ни крепостных,
"содрогалсЯ", сказать  очень  трудно (если  только  за  компанию  с  русским
дворЯнством).
     Ќасчет "общего  настроениЯ умов" Љриспин,  пожалуй, погорЯчилсЯ, но то,
что  подавлЯющее  большинство  дворЯн  не  разделЯло намерений Ђлександра I,
сомнению не подлежит. Њ. Њ. ‘перанский, возвращенный императором  в столицы,
но  не участвовавший более в реформаторских замыслах ‡имнего дворца, сообщал
в письме приЯтелю, что  речь монарха  в  ‚аршаве в марте 1818  года, которую
понЯли  как свидетельство близЯщегосЯ освобождениЯ крестьЯн вызвала в Њоскве
"припадки  страха и уныниЯ".  "Ћпасность, - продолжал он, - состоит именно в
сем  страхе,  который  теперь  везде разливаетсЯ". Џроще говорЯ,  крестьЯне,
услышав о том, что  император хочет  их освободить, легко поймут, что именно
помещики не дают  ему это сделать. Љ чему могла привести подобнаЯ  ситуациЯ,
действительно   страшно  себе  представить.  ‘трашно,  но  не  трудно,  если
припомнить недавнюю длЯ начала XIX века пугачевщину.
     €  все  же  русское образованное общество состоЯло  далеко не из  одних
сторонников сохранениЯ крепостного права.  “пираЯ  на  нравственную  сторону
проблемы,  военный губернатор  Њалороссии  Ќ.  ѓ. ђепнин гордо провозгласил:
"‚сЯк...  жертвующий собственным спокойствием и  личными выгодами длЯ пользы
общей может гордитьсЯ сею мыслею". ‡аЯвление  ђепнина  особенно  ценно, если
учесть, что  ему было что  терЯть. Љак, впрочем,  и графу  Њ.  ‘. ‚оронцову,
владельцу   тысЯч  крепостных  душ,   человеку,   принадлежавшему  к   элите
дворЯнского общества. Ћднако  и  он  в 1817-1818 годах  всерьез  намеревалсЯ
приступить к освобождению своих крестьЯн. ‚идимо,  граф хорошо понимал, что,
говорЯ  словами  Џ. Ђ.  ‚Яземского  "ђабство -  одна  революционнаЯ  стихиЯ,
которую имеем в ђоссии, уничтожив его, уничтожим всЯкие пребудущие замыслы".
€ными словами,  сохранение крепостного  права -  и  бунт, а  то и революциЯ,
отмена его - и установление более или менее прочного гражданского мира. „руг
Ђ.  ‘.  Џушкина  и многих  декабристов Џетр  Ђндреевич ‚Яземский  знал,  что
говорил, когда упоминал о "пребудущих замыслах".
     „ворЯне-радикалы внимательно  прислушивались  к скупо  доносившимсЯ  из
‡имнего  дворца   слухам  об  облегчении   участи  крепостных  крестьЯн.  Џо
свидетельствам многих декабристов, они с сочувствием  относились к намерению
Ђлександра  I отменить  позорЯщее ђоссию рабство и были  готовы всеми силами
содействовать  императору  в  столь  благородном  деле.  Љто  знает, как  бы
развернулись  событиЯ  дальше,  прими  монарх  руку  помощи, протЯнутую  ему
передовым  дворЯнством. Ћднако Ђлександр Џавлович  давно  привык  полагатьсЯ
только  на себЯ и  протЯнутых ему  рук старалсЯ  не замечать. Љогда один  из
"отцов-основателей"  декабристского  ‘оюза  спасениЯ  Ђ. Ќ.  Њуравьев  подал
императору собственный  проект  освобождениЯ крестьЯн,  тот  лишь  досадливо
буркнул: "„урак. Ќе в свое дело вмешалсЯ". Њожет быть, и  действительно не в
свое, но ведь искренне хотел помочь монарху, поддержать его...
     Ђ тот, как вспоминал декабрист ‘. Џ. ’рубецкой,  шел напролом, вроде бы
не  страшась  никакого  противодействиЯ.   "Џред  самым  отъездом  своим  из
Џетербурга  (в ‚аршаву - <i>‹.  ‹.</i>), - вспоминал  ‘ергей  Џетрович, -  государь
объЯвил...  что он непременно желает  освободить  и  освободит  крестьЯн  от
зависимости помещиков, и на представление кнЯзЯ (Џ. Џ.  ‹опухина -  <i>‹. ‹.</i>) о
трудностЯх и сопротивлении, которое будет оказано дворЯнством, сказал: "…сли
дворЯне будут  сопротивлЯтьсЯ, Я уеду  со всей  фамилией в ‚аршаву  и оттуда
пришлю  указ".  €  ведь  действительно мог  уехать и  прислать.  Ђлександр I
временами умел быть твердым, точнее, упрЯмым, так как твердость от упрЯмства
отличаетсЯ тем, что заставлЯет человека  стоЯть до последнего,  защищаЯ свои
принципы.  Љак  бы то ни было, казалось, что дни крепостного  права в ђоссии
сочтены...
     €  если б только крепостного права!  Љак мы уже говорили,  в марте 1818
года, выступаЯ на открытии польского сейма, самодержец всероссийский заЯвил:
"... вы мне подали средство Явить моему отечеству то, что Я уже с давних пор
ему приуготовил и  чем  оно воспользуетсЯ,  когда начала столь важного  дела
достигнут надлежащей  зрелости". ’ут уж  головы российских дворЯн совершенно
пошли  кругом!  ЋказываетсЯ  их  монарх с  давних  пор  "приуготовил" ђоссии
конституцию и парламент! Љто бы мог подумать? Ћдни, например ‚.  Ќ. Љаразин,
возопили: "’еперь с той же  дерзостью, почти с  тем же  унынием, наполнЯющим
мою душу, предсказываю Я великие  беспокойства в отечестве нашем и весьма не
в отдаленном будущем... „ух развратной вольности  более и более заражает все
сословиЯ".
     „ругие сетовали  на  то,  что власть слишком рано и чересчур откровенно
высказала  свои  намерениЯ,  чем  разоружила  себЯ перед  оппонентами.  ’ак,
заслуженный генерал  Ђ.  Ђ. ‡акревский  в письме своему давнему  другу Џ. „.
Љиселеву  неодобрительно  заметил:  "ђечь  государЯ,  на  сейме  говореннаЯ,
прекраснаЯ, но  последствиЯ длЯ ђоссии могут быть ужаснейшие, что из  смысла
оной легко  усмотришь".  …му вторил недавний московский градоначальник ”. ‚.
ђастопчин: "€з Џетербурга  пишут  конфиденциально,  что  речь  императора  в
‚аршаве, предпочтение, оказанное полЯкам, и дерзость  тех  вскружили головы;
молодые люди просЯт конституции". Ћ том же поэту и сановнику €. €. „митриеву
сообщал  писатель  и  историк  Ќ.  Њ.  Љарамзин:  "‚аршавские  речи   сильно
отозвались в молодых  сердцах, спЯт и  видЯт конституцию; судЯт, рЯдЯт...  €
смешно,  и  жалко".  Ќо тут хоть речь идет  о  преимуществах  и  недостатках
неограниченной и конституционной монархии. Ђ ведь было и совсем другое.
     Њногие русские дворЯне, среди них и декабристы, обиделись на Ђлександра
I  за  то, что первой  конституцию  и  парламент получила  Џольша,  а не всЯ
ђоссийскаЯ империЯ целиком или, по крайней мере, ее  великорусские губернии.
Ќедовольство  подогревалось  слухами,  будто  император  собираетсЯ  вернуть
полЯкам земли, отошедшие к ђоссии в результате разделов Џольши в конце XVIII
века. „ело дошло  до  того, что в среде  декабристов созрел  так  называемый
"московский заговор", целью которого  стало убийство монарха. Џарадокс чисто
нашенский, российский:  революционеры собираютсЯ  убить императора,  который
намерен  уничтожить  крепостное право и  дать стране конституцию,  - но  что
поделаешь, у нас от власти или  ждут  всего и сразу,  или,  если у нее все и
сразу не получаетсЯ, начинают неистово с ней боротьсЯ... Ђ ведь  разговоры о
конституции в 1818 году не были простым сотрЯсением воздуха.
     ‚ ‚аршаве, в канцелЯрии наместника в обстановке строжайшей  секретности
был подготовлен  проект Љонституционной  хартии ђоссийской империи,  который
мог стать  поворотным пунк