 в  иллюзорную идиллию. —аадаев содействовал более
глубокому осознанию  поэтом своего социального  протеста, своей нравственной
независимости от общества, его окружавшего.
     ‘воеобразный интеллектуальный  и  нравственный импульс,  исходивший  от
—аадаева, как  бы заражал поэта  стремлением  к  самостоЯтельному  осознанию
бытиЯ, то есть к творческому именно мировосприЯтию.
     †изнь "в  суете",  жизнь кое-как, без  оглЯдки --  жизнь  случайнаЯ  по
преимуществу. Ћна идет "по поводу", а не в силу своей собственной внутренней
причины. ќто  необоснованнаЯ жизнь. € это неосознаннаЯ  жизнь. ‚ такой жизни
человек не может подумать о том, куда он идет. € он никуда не идет, хотЯ все
времЯ спешит. Ћн изживает свою жизнь, а не живет.  Ћн существует лишь в мире
внешних,  как бы  навЯзанных ему  случаем  обстоЯтельств. Њир проходит  мимо
него, а он проходит по этому миру, как случайный, спешащий к чему-то другому
"посетитель  жизни".  Ћн  все  самое  важное,  самое  радостное,  самое  ему
внутренне необходимое откладывает "на  потом".  Ќо ничего "другого" и ничего
"потом" у  него никогда  уже не будет.  †изнь  "в  суете"  -- это "дорога  в
никуда".
     Џо-своему  прожитаЯ   жизнь  --  вот  что  вносит  человек  в   историю
человеческого прогресса, в историю становлениЯ человека.
     —еловек, живущий "в спешке", в суете, не может "одуматьсЯ", оглЯдетьсЯ,
вчувствоватьсЯ  в  жизнь.  Ћн  живет в мире нравственных штампов,  гуртовых,
стадных  представлений,   в   мире   социальных  трафаретов.  Ћн  приучаетсЯ
воспринимать действительность конъюнктурно, с  "чужих слов". Ќаконец, он уже
сам становитсЯ  элементом  той  "суеты",  котораЯ вначале,  быть может, даже
угнетала его.
     ‚  юности  приЯтели звали  Џушкина  "добрым  повесой".  ‡дравомысленные
"взрослые дЯди" ахали: "…сли бы Џушкин был  посерьезнее, какую пользу мог бы
он  принести  отечественной словесности!"  ’еперь эти  сожалениЯ  производЯт
вполне  комическое  впечатление.  Ќо  длЯ  большого  человека  подвластность
законам житейской суеты может обернутьсЯ действительной трагедией.
     "...‘колько людей, --  писал ѓерцен  в  "Ѓылом  и думах", --  прошли  с
гордым и торжествующим лицом всеми невзгодами жизни,  тюрьмами  и бедностью,
жертвами  и трудом,  инквизициЯми  и  не знаю чем  -- и срезались на дерзком
вызове какого-нибудь шалуна или негодЯЯ. ќти жертвы, -- добавлЯет ѓерцен, --
не должны падать. Ћснова, определЯющаЯ поступки человека, должна быть в нем,
в его разуме; у кого она вне его, тот раб  при всех храбростЯх своих". Ќо до
пониманиЯ этой истины  даже самаЯ  передоваЯ часть  русского  общества в XIX
веке не сразу доработалась  мыслью  и чувством. ’еперь мало кто  знает, что,
скажем, лицеист Љюхельбекер стрелЯл на дуэли в лицеиста Џушкина. Љюхельбекер
промахнулсЯ.  „уэль  была  из-за  пушкинской эпиграммы  на  "Љюхлю".  Џушкин
выстрелил в воздух. „ело кончилось дружеским чаепитием.
     Љюхельбекер был вспыльчив  до  неистовства,  и  любой  обидчик  мог  па
мгновение показатьсЯ  ему смертельным  врагом. Ќо  сколько раз потом в жизни
Љюхельбекер благодарил свою неверную руку!
     ‘овременников поражала в —аадаеве черта, которую  один  из  его младших
современников  назвал   "его   нравственной  неприкосновенностью".   Ћн  был
неподвластен нормам суетной морали тогдашнего общества и потому был неуЯзвим
с  точки  зрениЯ  этой  морали.  Ћн  совершенно хладнокровно,  со  спокойной
усмешкой, к примеру, отказалсЯ  от вызова на дуэль  по какому-то  пустЯку. €
великосветский  повеса, вызвавший  его, потерЯлсЯ.  Љогда —аадаева высочайше
объЯвили сумасшедшим, некто стал  донимать его  грЯзными анонимками. —аадаев
лишь  посмеивалсЯ,  читаЯ их. Ђвтора анонимок было легко  угадать, но он так
ничего и не  добилсЯ тогда.  Ђ чуть  позже  тот же  мерзавец тем же способом
спровоцировал трагическую дуэль Џушкина... Ћдин из современников чаадаевских
вспоминает:  —аадаев  "утверждал,  что,  живи  он  в  Џетербурге  во   времЯ
предсмертной дуэли  Џушкина, Џушкин никогда бы не дралсЯ..." €нтонациЯ этого
современника несколько в  данном случае иронична: вот, мол, до чего доходило
чаадаевское тщеславие  и вот-де  как высоко ставил  он сам  свое  влиЯние на
великого поэта. Ђ может быть, ирониЯ тут была все-таки и не вполне уместна.
     ѓлупо, конечно, было бы представлЯть дело таким образом, что —аадаев-де
ЯвилсЯ длЯ  Џушкина  какого-то рода "идейным  поводырем", без  которого поэт
пропал  бы,  заблудившись в  суете идейной  и  житейской сутолоки  тогдашней
жизни. „ело не в том, конечно. „ружба с —аадаевым вырастала у Џушкина из его
собственных  духовных  потребностей,  она  была  его собственной  внутренней
необходимостью,  как  говорилось  в  старину,  его  собственным   "сердечным
влечением".  €  вполне  понЯтно,  почему  эта дружба  была  столь необходима
Џушкину именно в его ранние, незрелые еще душевно годы. ’огда длЯ него важны
были  поиски  общего  направлениЯ  всего дальнейшего  развитиЯ.  Ћб  итогах,
результатах,  содержании этого  развитиЯ  речь  еще, естественно,  не шла. Ђ
когда пошла, пути друзей разделились -- тут каждый из них уже жил по-своему.
‚едь и смысл отказа от "суеты" заключаетсЯ в жизни по-своему, иначе и дружба
окажетсЯ "суетной". Ќо в молодости, при не устоЯвшемсЯ еще мироотношении, не
устоЯвшемсЯ еще отношении к себе, такой старший  дpуг, каким был длЯ Џушкина
—аадаев, оказалсЯ длЯ поэта чрезвычайно счастливым "подарком судьбы".
     ‚от очень  беглые, хотЯ  и  не  лишенные  выразительности свидетельства
современников,  в  которых  порой проскальзывают  упоминаниЯ  о  характерных
чертах этой дружбы.
     1818  год. —аадаев живет холостЯком в  гостинице „емута. Џушкин  только
что вышел из лицеЯ.
     "Џушкин часто посещал его (—аадаева. -- Ђ. ‹.) и продолжал с ним живые,
откровенные царскосельские беседы.  Ќо все изменЯлось вдруг, когда приходили
к —аадаеву с докучными визитами те его  светские знакомые, которые на кредит
пользовались репутацией умников и любезников. Џушкин сейчас смолкал, садилсЯ
в  угол  на  диване, поджав ноги,  и  упорно  чуждалсЯ  всЯких  отношений  с
подобными  посетителЯми,  покушавшимисЯ  иногда  обращатьсЯ к нему  с  видом
снисходительного покровительства..."
     "—аадаев, воспитанный превосходно, не по одному французскому манеру, но
и  по-английски, был  уже 26-ти  лет,  богат и знал 4  Языка. ‚лиЯние его на
Џушкина было изумительно. Ћн заставлЯл его мыслить... он  думал о том, о чем
никогда не  думал Џушкин... взглЯд  его на жизнь был серьезен.  Ћн поворотил
его мысль. Џушкин  считал  себЯ обЯзанным  и покидал свои дурачества в  доме
—аадаева... Ћн беседовал с ним серьезно..."
     € т. д.
     ѓершензон,  суммируЯ свои  впечатлениЯ от подобного  рода  свидетельств
современников  молодой  дружбы  —аадаева  и Џушкина,  писал:  "Њы  можем  до
некоторой степени восстановить содержание этих бесед (в гостинице „емута. --
Ђ. ‹.)... Џо  образованию  и широте  взглЯдов —аадаев, конечно,  превосходил
большинство  своих  сверстников... и  длЯ него на первом  плане стоЯли тогда
строгое  отношение  к  себе  и  желание  свободы  длЯ  ђоссии.  ’о и  другое
соединЯлось в сознании своего общественного долга".
     ’ут, правда,  следует затронуть один вопрос, весьма важный длЯ  верного
пониманиЯ —аадаева и характера его влиЯниЯ на современников.
     ’олько ли  против  светской суетности  и репетиловской  "революционной"
суеты выступал тогда —аадаев?
     Ќет.
     „ело шло дальше.
     —аадаев подчас выступал против революционного насилиЯ.
     Џравда,  наиболее  резкие  суждениЯ  —аадаева  о  революционных  формах
воздействиЯ на историю относЯтсЯ ко времени  "”илософических писем". ‚  1820
же году, к  примеру,  испанскую  революцию  —аадаев  встречает  панегириком.
"...ЃольшаЯ  новость, -- пишет он брату, -- и эта последнЯЯ гремит  по всему
миру:  революциЯ  в  €спании закончилась,  король  принужден  был  подписать
конституционный акт...  –елый народ восставший, революциЯ, завершеннаЯ  в  8
месЯцев, и при  этом ни одной капли  пролитой крови, никакой резни, никакого
разрушениЯ, полное  отсутствие насилии, одним словом, -- заключает  —аадаев,
--  ничего,  что могло бы  запЯтнать  столь  прекрасное дело...  Џроисшедшее
послужит отменным доводом в пользу революции. Ќо  во всем этом, -- добавлЯет
—аадаев, -- есть нечто, ближе нас касающеесЯ, -- сказать ли? доверить ли сие
этому нескромному (перлюстрациЯ писем в тогдашней ђоссии была  общеизвестным
уже фактом. -- Ђ. ‹.) листку? Ќет, Я предпочитаю промолчать; ведь уже теперь
толкуют, что Я демагог! дураки! они не знают, что тот, кто презирает мир, не
думает о его исправлении..."
     …сли  даже  последнюю  фразу  списать за  счет  подцензурных  ухищрений
исключительно, то и тогда чаадаевские похвалы испанской  революции прозвучат
все-таки  порицанием  методов  насильственного  и  кровавого вмешательства в
исторический процесс, беспощадности революционного радикализма.
     € все-таки  можно  сколько угодно рассуждать на тему о том, "признавал"
или "не  признавал" —аадаев революционные методы изменениЯ действительности,
признавал  или  не признавал  он историческую правомерность  насильственного
преобразованиЯ общественной жизни.
     Ћдни  из современных  наших  исследователей  считают,  что "признавал",
другие говорЯт -- нет.  …сть еще и такие, кто считает, что у —аадаева вообще
не  было сколько-нибудь устойчивой  точки  зрениЯ по  этому  вопросу: в один
период  своей жизни он-де относилсЯ к  революции  положительно,  в другой --
отрицательно, в следующий --  вновь положительно и т. д.  €  каких  бы точек
зрениЯ  в  данном  случае  исследователи  ни  придерживались,  они  приводЯт
соответствующие их точке зрениЯ цитаты из —аадаева и не приводЯт  цитат,  их
точки зрениЯ не соответствующих.
     „умаетсЯ, однако,  что спор о  том,  "признавал" или "не признавал", --
спор несколько абстрактный.
     ‚ самом  деле,  о  каких  революциЯх  у  —аадаева  идет  речь,  о каких
революциЯх он вообще говорит?
     Џризнавал  ли  он,  к  примеру,  исторически  правомерными  в  принципе
"военные  революции"  --  революционные  перевороты  "сверху"?  ‚  известных
условиЯх, очевидно, да. €наче чем же и объЯснить его интерес к декабризму?
     ‚  "”илософических письмах"  содержитсЯ  прЯмой  панегирик  религиозным
войнам, когда массы, воодушевлЯемые,  по мнению —аадаева,  "высокой идеей" и
предводительствуемые своими "духовными отцами", идут даже на самые "крайние"
формы и методы борьбы со своими  идейными и политическими противниками. „аже
сжигание  людей  на кострах,  по-видимому,  не очень уж  устрашает в  данном
случае —аадаева!
     Ќа  закате  своей  жизни   —аадаев   еще  задумаетсЯ  и  о  специальной
прокламации к  крестьЯнам, котораЯ именем бога небесного  будет призывать их
восстать на "богов земных".
     ‚о  всех  этих  случаЯх  позициЯ  у  —аадаева  прослеживаетсЯ  довольно
последовательнаЯ.
     €   вместе   с   тем  —аадаев   действительно   постоЯнно   с  огромной
настороженностью  относитсЯ к любым  фактам  революционной  самодеЯтельности
масс. “ него  можно легко найти самые  решительные антиреволюционные  в этом
смысле заЯвлениЯ, и отнюдь  не  только в  подцензурных  произведениЯх или  в
выступлениЯх, подготовленных им с учетом возможной их перлюстрации.
     ’ак в чем же дело?
     Џодумаем, однако,  длЯ  одного  ли  —аадаева была  характерна  подобнаЯ
двойственность,  подобнаЯ противоречивость. џвлЯютсЯ ли, иначе  говорЯ,  эта
двойственность  и  эта  противоречивость  его,  так  сказать,  чисто  личной
социально-патологической чертой, своеобразным "уродством" его мировосприЯтиЯ
или  же  в  ней проЯвились  и  отразились  какие-то  объективно-исторические
особенности той эпохи, в которую он жил?
     ’рудно,  пожалуй, было бы найти  в чаадаевское времЯ в ђоссии человека,
который больше б тЯготилсЯ отечественными порЯдками, нежели, скажем, Џушкин,
которого  эти порЯдки временами  едва не сводили  с ума  и который временами
готов был бежать  от них  в буквальном смысле слова  хоть на край  света. Ќо
вспомним,  что  через  все творчество великого  поэта  нарЯду с мотивом  его
"вольнолюбивых"  стихов проходит и  очень  мрачный мотив  невериЯ в народ, в
историческую плодотворность его политической активности.  ќто же факт! € это
ведь тот  самый мотив, который чуть позже  -- у ‹ермонтова обернетсЯ  прЯмым
проклЯтием родной стране. Ѓолее того, как помним,  Џушкина  страшит "русский
бунт, бессмысленный  и беспощадный".  ‚спомним  в  этой  свЯзи  и более  чем
осторожное отношение  декабристов к  идее поддержки их  выступлениЯ широкими
народными массами.
     —аадаева  всегда  смертельно  пугала  мысль   о  возможности  стихийной
народной  революции, не  освещаемой  передовой  идеей,  революции  "темной",
слепой, социально  инстинктивной. …го смертельно пугала мысль о  возможности
какого-то страшного,  по его представлениЯм, кровавого вала, который затопит
всю страну, погребЯ под  собой и грЯзь "верхов" и высокую культуру  "блудных
сынов" дворЯнства. …го смертельно страшила мысль о возможности неуправлЯемой
революции.
     Ѓыл  ли  в подобном  отношении  к "низам" и их  революционной  потенции
какой-то социальный снобизм?  ‚ известной мере, очевидно, был. Ќо это только
одна сторона дела, и не главнаЯ.
     ђеволюционные силы, писал ѓрамши, не  имеющие  "точно  сформулированных
программ", работают  лишь  "на  чужого  дЯдю"  и представлЯют собой ферменты
восстаниЯ,  которое  навернЯка будет  монополизировано  самыми  реакционными
элементами..."   <sup>1</sup>  ‚от  почему  стихийнаЯ,   "темнаЯ"  революциЯ
"снизу", произойди  она, "удайсЯ" она в  начале  прошлого века  в  ђоссии (а
такой вариант  ни одним мыслЯщим человеком во времена —аадаева в принципе не
исключалсЯ), могла  бы  оказатьсЯ  в итоге  Явлением  самого  черносотенного
характера.   ‘лепаЯ  Ярость  народных  масс,  как  правило,   весьма  удачно
используетсЯ "самыми реакционными элементами".
     <sup>1</sup> Ђнтонио ѓрамши, €збранные произведениЯ, т. III, стр. 406.

     Љак   видим,   была    все-таки    известнаЯ    последовательность    в
"непоследовательности" чаадаевского отношениЯ к "проблеме революции вообще".
     —аадаев  чувствовал  опасность  не   только  "сверху"   --  смертельную
опасность, которую нес с собой реакционный политический режим. Ћн думал и об
опасности  "снизу". ‘оциально-историческаЯ  ограниченность, по-видимому,  не
давала все-таки ему свЯзать в  своем сознании эти две опасности, представить
их  двумЯ  звеньЯми  в  единой  цепи исторического процесса.  Ќо  социальный
инстинкт  диктовал  —аадаеву,  без  сомнениЯ,  крайне  трагический  характер
мировосприЯтиЯ. € он просто не мог не искать выхода и в некоторых "примерах"
‡апада и в попытках примерить опыт этих примеров на русской почве.
     Ѓолее узким в  сравнении с  затронутым выше вопросом ЯвлЯетсЯ вопрос об
отношении  —аадаева  собственно к декабризму.  Ќо  и  он достаточно все-таки
сложен.
     Љстати  сказать,  и  самый  факт  вступлениЯ  —аадаева  в декабристское
общество  не  означал механически еще принЯтиЯ им  всей программы дальнейших
действий этого общества.
     ‚о-первых, по той простой причине, что вполне разработанной программы у
общества,  находившегосЯ  тогда в  состоЯнии  кризиса и реорганизации,  и не
было.  ‚о-вторых же, потому, что о целЯх и задачах декабристов —аадаев в  ту
пору мог судить в основном  по тем лишь программным документам, которые были
у заговорщиков  раньше. Ђ эти документы состоЯли у декабристов  зачастую  из
двух  "этажей".  ‚  первом, известном всем  членам  союза  (и даже не членам
союза), провозглашались либерально-просветительские  принципы. ‚торой "этаж"
хранил секреты об истинно революционных намерениЯх союза. Ќо о существовании
этого  второго  "этажа"  знали  отнюдь  не  все  даже  и  из   числа   самих
заговорщиков.
     Ќапомним еще  раз  в  этой  свЯзи, какой  неожиданностью  длЯ  —аадаева
Явилось выступление его соратников по тайному обществу на ‘енатской площади.
     ’ак обнаруживаетсЯ  некое противоречие, перед  которым  останавливаютсЯ
многие авторы, обращаЯсь  по тому или другому  поводу  к фигуре  —аадаева  и
характеру его влиЯниЯ на Џушкина и вообще окружавших его в ту пору людей.
     „ействительно,  с одной стороны, —аадаев -- друг самых передовых  людей
своей эпохи, человек, гонимый власть имущими, учитель будущих революционеров
наконец. —аадаев  -- противник "рабства",  глашатай  "свободы", "вольности",
"прав".  ‘  другой стороны,  —аадаев оказываетсЯ  противником революционного
переустройства  общества.   ѓершензон,  как   помним,  нашел,  что  никакого
противоречиЯ тут нет и не было: —аадаев был  контрреволюционером и мистиком,
остальное выдумал ѓерцен  и  иже  с ним и вслед за ним. Ћппоненты ѓершензона
поступали  по-разному,   но  в  общем  подчеркивали   прогрессивные  стороны
чаадаевской  деЯтельности   и  несколько   притенЯли  его  антиреволюционные
высказываниЯ.
     Џрименительно к  рЯду  передовых  людей начала  прошлого  века в ђоссии
существует  такой  термин,  уже   упоминавшийсЯ  здесь  в  иной  свЯзи,   --
"декабристы без декабрЯ".
     "„екабристы  без  декабрЯ"  --  то есть люди, близкие  к  декабристской
идеологии, даже, возможно, разделЯющие ее, органически входившие в круг лиц,
непосредственно,  организационно  участвовавших  в практической деЯтельности
тайного общества, их единомышленники, друзьЯ, и  в то же времЯ это люди,  по
тем или иным причинам не ставшие все-таки участниками восстаниЯ на ‘енатской
площади. ‚Яземский, ѓрибоедов,  Џушкин, —аадаев  --  все это "декабристы без
декабрЯ". ‘писок можно было бы продолжить.
     Џорой неучастие этих  людей  в восстании пытаютсЯ объЯснить  "анкетными
данными" их  биографий  --  кто-то  из них был  в ту пору в  отъезде, кто-то
случайно  не знал  о восстании. ’акой подход  к делу, конечно  же, ничего не
объЯснЯет. €бо и  отъезд  и  "случайное  незнание"  требуют в данном  случае
своего объЯснениЯ.  —то  касаетсЯ,  скажем,  Џушкина  и  ѓрибоедова,  го  их
отсутствие  на  ‘енатской  площади  порой  оправдываетсЯ  даже  тем  высоким
соображением, что они-де понимали всю историческую обреченность декабристов,
оторванных от  народа и потому бессильных. Ќо  только ведь свою обреченность
достаточно Ясно ощущали и сами декабристы -- участники восстаниЯ.
     ‚озможны  ли,  в  самом  деле,  такие  ситуации,  когда  индивидуальное
сознание    может   совмещать    в    себе   последовательную   историческую
прогрессивность и политическую антиреволюционность?
     Љазалось бы, уже сама  постановка этого вопроса подразумевает известную
меру либерально-примиренческого отношениЯ к жизни.
     Ђ между тем стоит все-таки обратитьсЯ к фактам.
     „ействительно,  "все  ли   деЯтели  нашего  освободительного   движениЯ
отличались "политическим  революционерством"? Ќет,  конечно,  не все!  Њежду
ними  были  люди,  стремившиесЯ к политической  свободе,  но  в то же  времЯ
чуждавшиесЯ "революционерства", и точно так  же между ними были люди, весьма
склонные к "революционерству", но чуждавшиесЯ "политики".
     ќто  писал марксист Џлеханов, полемизируЯ с  более чем либерально  в ту
пору настроенным ѓершензоном.
     Љонечно,    разъединенность    "свободомыслиЯ"    и    революционности,
"революционаризма" не  бывает и не может быть делом личного произвола. ’акаЯ
разъединенность -- черта сравнительно неразвитого состоЯниЯ освободительного
движениЯ. €  в то же времЯ такаЯ разъединенность  может быть и чертой упадка
движениЯ. Ћдно дело -- оказатьсЯ противником революционного натиска в период
общественного   подъема,  в  пору  революционной  ситуации  --   это   почти
механически столкнет человека в рЯды охранителей "спокойствиЯ", сделает  его
ретроградом. „ругое дело -- несогласие с идеей немедленного бунта, восстаниЯ
в  период отката революционной волны, когда призыв к  революционному натиску
обнаруживает  черты политической авантюры, общественной  безответственности.
’ут несогласие  с революционными методами никак еще не означает само по себе
политической контрреволюционности. ’ут дело обстоит сложнее.
     Ќо в принципе возможны,  стало быть, такие исторические ситуации, когда
освободительное  движение  объединЯет  в  себе  и  сторонников  политической
революции и  ее противников, причем  объединЯет их  не  "тактически",  не  в
вынужденном  временном  союзе,   а  органично.  ’огда-то  в  одном   рЯду  с
декабристами и встают "декабристы без декабрЯ".
     Ќе обходитсЯ тут, естественно, и без путаницы.
     ЉнЯзь  ’рубецкой  --  человек,  известный  своим   безусловным   личным
мужеством, герой  двенадцатого  года  --  ведет себЯ во  времЯ  восстаниЯ на
‘енатской как трус: это "декабрист без  декабрЯ", только не уЯснивший самому
себе  сущности  своего собственного мировоззрениЯ, поддавшийсЯ настроенности
своего  непосредственного окружениЯ, побоЯвшийсЯ  опозоритьсЯ несогласием  с
мнением друзей. €  опозорившийсЯ именно  в силу  этой "суетной", конечно же,
своей  боЯзни.  €  вот  с  тех  пор  ’рубецкой стал  чуть  ли  не  синонимом
изменничества.  "Њразью"   называла  его   темпераментнаЯ   ‹ариса  ђейснер,
"предателем"  --  бесстрашного  ’рубецкого,  которому  не  хватило  идейного
мужества длЯ того, чтобы выбрать свой путь и не присоединЯтьсЯ к тем, кого в
душе считал он неправыми.
     €сходЯ  из разного  рода конъюнктурных  соображений (отзвук  на ‡ападе,
опасность выЯснениЯ истинных масштабов  мЯтежа, выЯснение  истинных размеров
недовольства в русском обществе отечественными порЯдками, компрометациЯ лиц,
близких двору, и  т. д.),  Ќиколай I, люто ненавидевший декабристов, тем  не
менее не  искал  поводов длЯ увеличениЯ числа репрессированных лиц. ‘огласно
традициЯм   XVIII   века   и   буквальным   требованиЯм  тогдашнего  закона,
основывавшегосЯ еще на  петровском "ђегламенте", жестокий приговор  по  делу
декабристов мог быть и еще более кровавым. Њстительный  и бессердечный, царь
все-таки самолично, к примеру, в семь раз сократил число  лиц, приговоренных
"ђосписью"  ‚ерховного  уголовного  суда  к смертной казни. €мЯ кнЯзЯ ‘ергеЯ
Џетровича ’рубецкого в  "ђосписи" стоЯло  первым  вслед  за  именем поручика
Љаховского...
     ’рубецкой, конечно, крайний случай. Ќо  это именно тот  случай, который
очень выразительно показывает, к чему -- как  это ни парадоксально на первый
взглЯд  --  может  привести   попытка  стать  революционнее  своих  истинных
убеждений.
     „ело  в  том,  что  отступление   от   своих  убеждений  (если  таковые
действительно имеютсЯ) -- вправо ли, влево ль  --  в совершенно  равной мере
есть уже идейнаЯ измена. ЋбстоЯтельства могут довольно  легко сложитьсЯ так,
что эта идейнаЯ измена  может стать изменой политической. ’ут уже от  самого
человека многое может и не зависеть -- обстоЯтельства его повлекут, и судьба
его может определитьсЯ иронией истории. € общий результат здесь, конечно, не
переменитсЯ от одного  того, что субъективно это может оказатьсЯ "изменой по
недоразумению".  Ќет  истинного  мужества  вне  "разумениЯ"  того,  что  ты,
человек, обЯзан сделать согласно своим убеждениЯм.
     ...„лЯ  выбора,  который не  посмел  сделать  ’рубецкой  --  "диктатор"
восставших, "диктатор поневоле", -- требовалось не меньшее мужество, чем длЯ
того, чтобы в урочный день и час прийти на ‘енатскую площадь,  даже сознаваЯ
всю безнадежность предприЯтиЯ. ’о была еще пора дуэлей: прослыть трусом было
страшнее, чем поставить свою жизнь на карту даже  и по  менее  значительному
поводу.
     —аадаев выбрал свой путь.
     ќтот  путь  оказалсЯ  не  менее  мучительным,  нежели  путь  его  друга
џкушкина,  путь "декабристов  с декабрем" --  путь  в ‘ибирь. ‚о многом даже
более мучительным. …го ждала каторга мысли, кандалы идейные. "Ћн, -- говорит
Џлеханов,   --  ЯвилсЯ  жертвой  нашего   --  идейного  --  освободительного
движениЯ".
     Љакое-то времЯ —аадаев  почти один,  почти  в  совершенном  одиночестве
тЯнул на себЯ ту цепь, котораЯ порвалась на ‘енатской площади. ‚ тот момент,
когда он, наконец, обессилев, упал, в страшной, последней муке своей готовый
проклЯсть  и свою  жизнь  и  вообще все живое,  молодые руки  подхватили его
ношу...
     ‘тефан –вейг считал,  что в жизни человечества  есть "звездные часы" --
моменты, мгновениЯ, когда историЯ делает сдвиг, когда она открываетсЯ людЯм,
чтобы  они могли  вдруг увидеть в ней  нечто  новое, невиданное. ќти часы --
ключевые звеньЯ эпохи.
     …сть такие "звездные часы" и у отдельных людей, в их личной истории.
     €ногда  люди  не  замечают этих часов  в  своей жизни,  не  осознают их
значениЯ,  пропускают  их. ’ак получаютсЯ настоЯщие  неудачники. Ќе те,  кто
осталсЯ не знаменит или даже совсем безвестен, а те, кто в суете прошел мимо
своей жизни, своей "доли", кто прожил свою жизнь впопыхах, без оглЯдки.
     Ќужна  известнаЯ сосредоточенность, чтобы не пропустить своих "звездных
часов" -- это  ступени судьбы,  ее развилки. ’ут человека ждет выбор -- куда
идти, что терЯть, что находить, что искать...
     —ем отчетливее выражены  "звездные часы" во  внутренней жизни человека,
тем четче  контур этой жизни, тем круче,  резче вписывает себЯ она  в эпоху,
тем  долговечнее и  прочнее  ее нить в  том переплетении  людских  судеб, из
которых свЯзываетсЯ тело века.
     ‚   "звездные  часы"  жизнь  отдельного   человека   завЯзывает   узлы,
соединЯющие ее со временем.
     Њожно  идти  по  нитке  --  по  биографии  человека,  перещупывать  его
"анкетные  данные" -- и пропустить  такой узел,  можно принЯть за такой узел
разлохматившеесЯ во все стороны волокно, можно,  наконец,  от неосторожности
или  по  каким-то  другим   причинам  разорвать  узел.  Ќадо  старатьсЯ  его
распутать:  в "звездные часы",  делаЯ  выбор,  человек вносит свою  лепту  в
историю человечества, вписывает свое решение в  общий  ход,  общее  развитие
судеб мира.
     ’олько  вот возможен  ли вообще  какой-либо выбор  длЯ человека? ќто не
простой вопрос.
     ‚едь,   вообще-то  говорЯ,   "судьба"  человека   социально-исторически
детерминирована  -- обусловлена обстоЯтельствами. ‚ступаЯ  в жизнь, человек,
как известно, уже находит готовый мир. ‘ закономерностЯми этого мира человек
поделать  ничего  не может.  Ћни объективны, они от него не зависЯт. ’от  же
Џлеханов, к примеру, не любил слова  "выбор" в упомЯнутом смысле, подшучивал
над "интеллигентскими"  рассуждениЯми о "свободе выбора" пути: что, мол, там
ни говори, а Яблочко от Яблони недалеко падает и на груше растут груши, а не
брюква и не апельсины.
     …сли встать на такую вот точку зрениЯ, то никакого драматизма, никакого
нравственного и идейного  напрЯжениЯ в судьбе —аадаева, пожалуй, не найдешь:
сотни и тысЯчи обстоЯтельств -- больших и малых -- сделали его  судьбу и его
самого  такими,  какими   они  получились.  —уть  измененные  обстоЯтельства
определили судьбу  џкушкина,  новаЯ  комбинациЯ  --  и  перед  нами  вариант
‚Яземского, скажем, или ѓрибоедова.
     €  действительно, биографию —аадаева можно  рассматривать  так, что все
станет  предопределено   его  социальной  анкетой:  своеобразие  воспитаниЯ,
своеобразие   среды,   личного  психологического   склада,   общих   условий
исторической  действительности  той  поры  обусловЯт  едва ли не  каждый шаг
человека.  ЉатегориЯ "выбора" исчезнет. Њеста длЯ "свободы личного поступка"
не останетсЯ. ЋстанутсЯ  объективно обусловленные обстоЯтельствами действиЯ.
€  все.  Ђ вместе  с  тем исчезнет и  понЯтие  исторической  ответственности
личности: если  все обусловлено, то исторически "все оправдано" -- "на рожон
не попрешь". ‚ конце концов исчезнет и понЯтие самой личности: личности нет,
есть  лишь  совокупность   проЯвлениЯ   определенных  социально-исторических
обстоЯтельств. € все.
     „а, действительно, с  объективными закономерностЯми общественного бытиЯ
человек поделать ничего не может.
     ’олько ведь их  всегда много  сразу действует в жизни, этих объективных
закономерностей.  ЏростаЯ  констатациЯ  их   присутствиЯ  при   рассмотрении
индивидуальной судьбы -- теперь уже общаЯ фраза.
     ‘тихийнаЯ   "игра"   объективных  закономерностей  общественного  бытиЯ
создает подчас самые замысловатые  "узоры", самые прихотливые  переплетениЯ.
Ћбъективные  закономерности  противоречивы  --  такова  главнаЯ  объективнаЯ
закономерность исторического развитиЯ.
     Ћбъективные  закономерности общественного  бытиЯ  -- не  река,  котораЯ
несет  в   одном   направлении  все,   что   есть  на  ее  поверхности.  ќти
закономерности  --  сложный  водоворот, в  котором  действуют самые  разные,
противоборствующие  силы.  Ћни  крутЯтсЯ  и  сталкиваютсЯ; одни из них  идут
вверх,  другие  -вниз;  одни  бурлЯт  у  самой  поверхности  и  всем  видны,
самоочевидны, другие "тайно"  подрывают  берега в глуби; одни "прозрачны как
слеза",  другие  смутны,  вероЯтностны,  не  поддаютсЯ  прЯмому  наблюдению,
угадываютсЯ лишь инстинктивно, ибо аппарат социального восприЯтиЯ окружающей
действительности у человека еще весьма несовершенен.
     € человек, если только он  не отдалсЯ "суете", котораЯ  его  "несет"  и
"швырЯет", куда хочет, -- не щепка.
     —еловек постоЯнно  ощущает  на  себе,  вокруг  себЯ  и в самом себе эту
разноголосицу  стихии,  он   принимает   "сигналы"   бессчетных   социальных
импульсов.  Ћн как судно под парусом: оно целиком зависит от ветра,  который
ему то друг и  спаситель, то враг и смерть. ‚сЯ его жизнь, все движение -- в
этой стихии.  € если  без ветра  оно мертво, недвижно, то  оно  может  плыть
против ветра, искусно используЯ определенные комбинации воздушных течений. Ђ
полного безветриЯ практически ведь не бывает.
     ’ак поЯвлЯетсЯ возможность выбора: "Људа ж нам плыть?"
     Ќо выбор -- не произвол.
     ‚ выборе нельзЯ изменить себе.

        <i>‚озвращение</i>
        <i>ѓлава III</i>
     ...’ак дремлет  недвижим  корабль в недвижной влаге, Ќо  чу! -- матросы
вдруг  кидаютсЯ,  ползут  ‚верх, вниз  --  и  паруса надулись, ветра  полны;
ѓромада двинулась и рассекает волны...
     Џлывет. Људа ж нам плыть?
        <i>Ђ. ‘. Џушкин, "Ћсень", 1833 г.</i>
     ...‡десь не  торнаЯ  дорога,  где  колесо жизни  катитсЯ  по наезженной
колее: это тропа, по которой приходитсЯ продиратьсЯ сквозь тернии и колючки,
а подчас и сквозь чащу.
        <i>Џ. џ. —аадаев, "”илософические письма", письмо второе</i>
     —аадаев решил плыть к ‡ападу.
     "ѓоворЯт, -- писал 5 апрелЯ из Љишинева Џушкин в Њоскву  ‚Яземскому, --
что —аадаев едет  за границу -- давно бы так; но мне жаль из эгоизма  его --
любимаЯ  моЯ надежда  была с  ним  путешествовать -- теперь бог  знает когда
свидимсЯ".
     „рузьЯ провожали —аадаева.
     Њатвей Њуравьев-Ђпостол сошел  с кораблЯ почти у брандвахты -- на самой
границе.
     ќто было 6 июлЯ 1823 года.
     2  ЯнварЯ 1826  года Њатвей  Њуравьев-Ђпостол был  "взЯт  с  оружием  в
руках", как  писалось  позднее в "ђосписи государственным преступникам".  Ћн
шел с  войском, поднЯтым на штурм царизма уже после разгрома  декабристов на
‘енатской площади.
     "„екабриста без декабрЯ" провожал "последний декабрист".
     —аадаев уезжал. Ќадолго. Ћчень может быть -- навсегда.
     ЉнЯжне Ђ.  Њ. ™ербатовой  он писал незадолго  до отъезда,  что  едет  в
вейцарию,  где  думает   обосноватьсЯ  "навсегда".   …му  хотелось  утешить
старенькую  и заботливую Ђнну Њихайловну.  "џ буду навещать  вас каждые  три
года, --  пишет —аадаев, --  каждые два года,  может быть  ежегодно, но моей
страной  будет  вейцариЯ...  Њне  невозможно оставатьсЯ в  ђоссии по многим
основаниЯм".
     Џеред отъездом, в  мае 1822  года, —аадаев разделил имущество со  своим
братом.
     ќто не было бегством ќто и не могло еще тогда быть бегством. …ще ничего
не было решено. Ћн уезжал вовремЯ.
     Џо давнишней русской традиции он уезжал на ‡апад.
     ђусских, еще до  —аадаева, тЯнуло на ‡апад. Џо разным причинам. Њысли о
"вольностЯх"  западной жизни не  раз смущали еще и  русских  боЯр. Џобеги  в
‹итву  были  достаточно  частым Явлением  в  Њосковской  ђуси.  ‚  этом было
тогдашнее  своеобразное "гусарство",  своего  рода  "загул"  --  продолжение
"домашнего" загула, его развитие, его, так сказать, последний рубеж: "дальше
ехать было некуда" уже.
     Џравда,  в феврале  1660 года случилсЯ на  ђуси один довольно  странный
случай по тогдашним временам.
     „остаточно высокопоставленный вельможа, сын думного дворЯнина и воеводы
ЂфанасиЯ  ‹аврентьевича Ћрдын-Ќащокина, посланный к  своему отцу в ‹ивонию с
ответственным поручением  от самого  царЯ  ЂлексеЯ  Њихайловича,  неожиданно
сбежал за  границу.  ‚се, кто  знал молодого Ћрдын-Ќащокина, были потрЯсены:
его  ждала блистательнаЯ карьера. ‘ам царь утешал ошеломленного  отца. ‚ чем
же было  дело?  ќто ведь  не  был  "загул", и  молодой  человек  не  пыталсЯ
скрытьсЯ,  как-то  проштрафившись на родине...  ‘ точки  зрениЯ его  внешних
"биографических данных" ничто не предвещало подобной неожиданности.
     ЋказываетсЯ,  впрочем,  что  молодой Ћрдын-Ќащокин  "уже давно,  -- как
пишет  один позднейший историк, -- был известен как умный и распорЯдительный
молодой  человек,  во  времЯ  отсутствиЯ   отца  занимал  его  место...  вел
заграничную переписку, пересылал  вести к отцу и в  Њоскву к самому царю. Ќо
среди этой деЯтельности у  молодого человека было другое на уме и на сердце:
сам отец давно уже приучил его с благоговением смотреть на запад постоЯнными
выходками  своими  против порЯдков  московских, постоЯнными  толками,  что в
других  государствах  иначе  делаетсЯ  и  лучше делаетсЯ.  †елаЯ  дать  сыну
образование, отец окружил его пленными  полЯками, и  эти учителЯ постарались
со своей стороны  усилить в  нем  страсть  к чужеземцам,  нелюбье  к своему,
воспламенили  его  рассказами  о польской  "воле". ‚  описываемое  времЯ, --
замечает историк,  -- он ездил в Њоскву,  где стошнило ему  окончательно,  и
вот,  получив  от государЯ поручение  к отцу, вместо  ‹ивонии  он поехал  за
границу, в  „анциг,  к  польскому королю,  который  отправил его  сначала  к
императору, а потом во ”ранцию".
     ‚от и —аадаеву "стошнило".
     Џобег молодого  Ћрдын-Ќащокина,  по  мысли  Џлеханова,  ЯвилсЯ  далеким
прообразом чаадаевского ухода на ‡апад.
     Ќо параллель эта как-то не выходит до конца.
     "‘о времени Џетра, -- пишет  Џлеханов, -- приток иностранных идей к нам
совершалсЯ   почти   без  перерыва...   не  прекращалась  и  та   умственнаЯ
денационализациЯ  просвещенных  русских  людей,   которой  впоследствии  так
возмущались  славЯнофилы.  Ќе все эти  люди, разумеетсЯ, покидали ђоссию, но
все   чувствовали   себЯ   "вне  народных  потребностей",  все   ЯвлЯлись...
"иностранцами"  дома... Ѓыл,  правда,  в двадцатых  годах  нашего  (то  есть
девЯтнадцатого.  --  Ђ. ‹.)  столетиЯ период,  когда просвещенных  людей  не
"тошнило"  в их  стране,  когда  они  твердо  верили, что  им  скоро удастсЯ
пересоздать русскую жизнь сообразно тем идеЯм, которые они усвоили с запада.
Ќо этот период (то есть декабристский период. -- Ђ. ‹.) скоро миновал, людей
александровского времени  постигла тЯжелаЯ  неудача,  и просвещенным русским
людЯм опЯть ничего не оставалось, кроме "тошноты".
     —аадаев уезжал,  и  уезжал  официально, в  ту пору, когда десЯтки уже и
сотни и десЯтки  сотен русских  образованных людей уезжали  за  границу. "Ќа
воды", "в Џариж", "в ђим", "за получением образованиЯ", наконец, просто так,
"рассеЯтьсЯ" -- все это были вполне достаточные и вполне официальные причины
длЯ отъезда на ‡апад.
     ђусские образованные  дворЯне  в чаадаевское  времЯ не чувствовали себЯ
"за границей" в Џариже, или  ђиме, или даже  в ‹ондоне. ЏопадаЯ за рубежом в
свой социальный  круг,  они порой чувствовали,  что  узы социальные  важнее,
существеннее,  ближе  уз национальных.  „а и  то  еще:  во  всех  упомЯнутых
западноевропейских столицах было тогда свое "русское общество", свой русский
"свет".  ‹юди жили  по "заграницам"  годами,  подчас лишь  времЯ от  времени
наезжаЯ,  наведываЯсь  (как  то и  обещал —аадаев перед отъездом  своей Ђнне
Њихайловне) в ђоссию длЯ  поддержаниЯ официальных и неофициальных свЯзей или
приведениЯ  в  порЯдок  хозЯйственных  дел. ‘овершенное  знание иностранного
Языка стирало психологическую и интеллектуальную отчужденность иностранцев.
     ‘тало быть, сам по  себе отъезд  за границу в  ту пору был длЯ русского
просвещенного дворЯнства делом обыденным, заурЯдным, бытовым. ѓлавное в этом
случае было заключено в истинных мотивах отъезда.
     Ѓыли,    конечно,    среди   отъезжающих   и   последователи   молодого
Ћрдын-Ќащокина.   Ќо  у  них  эмиграции  внешней  предшествовала   эмиграциЯ
внутреннЯЯ. ‚нешнЯЯ лишь фиксировала факт уже совершившийсЯ.
     Њолодой Ћрдын-Ќащокин уехал потому, что, по мнению своих современников,
просто "спЯтил". ‚ернулсЯ же потому, что, наконец, "одумалсЯ". —аадаев уехал
на ‡апад потому, что одумалсЯ и,  трезво посмотрев на вещи, махнул, наконец,
рукой на все свои прожекты общественно полезной деЯтельности. Ђ вот "сошел с
ума", по мнению светского общества -- своей  социальной среды, -- он как раз
тогда,  когда вернулсЯ. ‚ сравнении с "—аадаевым семнадцатого века" тут была
какаЯ-то обратнаЯ логика, обратнаЯ закономерность.
     "—аадаев семнадцатого века", одумавшись, просил прощениЯ и получил его.
     —аадаев вернулсЯ нераскаЯнным.
     “ молодого Ћрдын-Ќащокина  эмиграции формальной предшествовала духовнаЯ
эмиграциЯ,  внутреннее отчуждение от  родины. —аадаев уезжал потому, что  не
мог  в себе самом порвать с ђоссией. „уховной эмиграции у —аадаева не  было.
Ћн  был  первым  западником,  то  есть  именно  русским человеком  "западной
ориентации". ђусский западник без  мысли о ђоссии,  без  боли о  ђоссии, без
души в ђоссии -- абсурд.
     "Љогда   Ѓорис  ѓодунов,  --  писал   Ћсип  ќмильевич  Њандельштам,  --
предвосхищаЯ мысль Џетра, отправил за границу русских молодых людей, ни один
из  них не вернулсЯ. Ћни  не вернулись по той простой  причине, что нет пути
обратно  от бытиЯ к  небытию, что в душной Њоскве  задохнулись бы  вкусившие
бессмертной весны неумирающего ђима.
     Ќо ведь и первые голуби не вернулись обратно в ковчег.
     —аадаев был  первым русским, в самом деле идейно побывавшим на ‡ападе и
нашедшим дорогу обратно. ‘овременники это инстинктивно чувствовали и страшно
ценили присутствие среди них —аадаева.
     Ќа  него могли показывать с суеверным уважением, как некогда  на „анта:
"ќтот был там, он видел -- и вернулсЯ".
     Ћтъезд  —аадаева  на  ‡апад  был  началом преодолениЯ  начавшейсЯ  было
духовной  его  эмиграции.  € отъезд  оказалсЯ возвращением. ќто было идейное
путешествие.
     ‘ точки же зрениЯ обычной, опЯть-таки "анкетной",  путешествие —аадаева
представлЯетсЯ очень странным, непонЯтным.
     Џервоначально  —аадаев  решает было  плыть  в  ѓамбург.  Џоблизости  от
ѓамбурга есть морские купаньЯ, которые прописал —аадаеву петербургский врач,
некто  Њиллер.  —аадаев  склонен  очень серьезно отнестись  к  совету своего
врача. ‚ нем поЯвлЯетсЯ и в дальнейшем все усиливаетсЯ новаЯ черта, столь уж
не подходЯщаЯ  длЯ блестЯщего  гусарского офицера, -- мнительность. —аадаева
мучит  геморрой --  следствие  какого-то нарушениЯ  обмена веществ.  —аадаев
подозревает,  что  болезнь,   установленнаЯ  врачами,  не   главное  в   его
нездоровье. Ћн систематически недомогает, капризничает, злитсЯ.
     €так, в ѓамбург. Ћтдыхать, купатьсЯ, лечитьсЯ.
     2  июлЯ  1823  года  —аадаев  пишет  еще  из  Џетербурга  брату:  "„руг
прелюбезный,  Я  не писал тебе,  мне хотелось приехавши в ‹юбек в одно времЯ
написать  о отбытии  моем  и  о счастливом  прибытии в чужую  -- обетованную
землю... …ду  Я завтра  в  Љронштадт,  на  другой  день, вероЯтно, пущусь  в
путь... Џрежде нежели увижу весь свет, проживу с полтора месЯца в  соседстве
с ѓамбургом, в Љуксгавене, где  буду купатьсЯ в море; мне  это  настоЯтельно
предписано здешним доктором Њиллером -- великий человек! --  он мне объЯвил,
что во мне все нервическое, и даже слабость желудочнаЯ..."
     —ерез  три  днЯ —аадаев вновь пишет брату,  уже из  Љронштадта: "Џишу к
тебе длЯ  того, чтобы тебе  сказать, что еду Я не в ѓамбург,  а в  Ђнглию...
Џозабыл, было,  ты, верно,  спросишь, что  же ванны морские?  --  да разве в
Ђнглии нет морЯ?"
     Љорабль, на котором —аадаев решил  вдруг плыть в Ђнглию, оказалсЯ более
комфортабельным, чем  тот,  что шел в  ѓамбург. ‚от и всЯ  причина изменениЯ
первоначального маршрута.
     —аадаев капризничает.
     „о Ђнглии —аадаев добиралсЯ долго.
     ‚  Ѓалтийском  море,  по  выходе  из Љаттегата,  корабль  был  захвачен
сильнейшим штормом. 17 дней —аадаева  носило  вдоль  норвежских и английских
берегов.  Ќаконец, как пишет —аадаев  брату, "занесло черт  знает  куда",  и
—аадаев сошел с кораблЯ близ џрмута.
     ‹ондон —аадаеву не очень-то понравилсЯ.
     "џ пробыл в ‹ондоне,  -- пишет  он Њихаилу, -- четыре только днЯ; был в
‚естминстере,  влезал на Џавловский  ‘обор, как  водитсЯ. ‘амою  разительною
вещью в ‹ондоне мне показалась его необъЯтность, а самою прекрасною парки...
‚прочем,  ‹ондон,  как  мне  кажетсЯ,  представлЯет  то,  что есть  наименее
любопытного  в  Ђнглии, это -- столица, как  и многие другие, грЯзь,  лавки,
несколько красивых улиц, вот и все".
     ‡ато Ѓрайтон, в  который сразу же  перебралсЯ