ще остроумны
и подчас полны  прелести, но веселый тон  их  теперь  резковат,  а  в шутках
сквозит жестокое разочарование в  природе  человеческих побуждений. Љарлейль
тоже не утратил своего дара юмористического преувеличениЯ, но  в том, что он
теперь пишет, нет уже былого огнЯ и былой доверительности.
     Ђ что третий член этого странного треугольника? …сли трудно понЯть, что
восхищало ЉарлейлЯ в леди ѓарриет, то объЯснить, чем  привлекал ее Љарлейль,
почти  невозможно.  „ело  в  том,  что  Љарлейль  был  скорее  жертвой,  чем
преследователем:  Ясно,  что   любое  ослабление  энтузиазма  с  ее  стороны
мгновенно отразилось бы и на нем. Ћднако предположить, что леди ѓарриет была
охотницей  за  знаменитостЯми, которой  удалось загнать  в  клетку очередную
желанную добычу,  значит, найти  лишь часть ответа. €х свЯзывала не любовь и
не то  полное  согласие  в  мыслЯх,  которое существовало между Љарлейлем  и
„жейн. ђазличие  в их положении знаменовало  и  совершенно  различный  образ
мыслей  и чувств.  € все же леди ѓарриет  в  своем письме  "дорогому старому
Џророку Љарлейлю"  спрашивает: "€меет ли человек право больше, чем на одного
такого  друга  в жизни?";  ради этой дружбы  Љарлейль  с годами  все  больше
отчуждалсЯ от „жейн и проЯвлЯл все меньше чуткости к  ее страданиЯм, которые
были ничуть не менее реальными оттого,  что имели психическую основу. ‘екрет
дружбы  между  леди  ѓарриет и  Љарлейлем  может  раскрыть  только  глубокий
психологический анализ, длЯ которого мы не располагаем достаточными данными.
Џри таком анализе нужно было бы учесть и тот факт, что личность и активность
Ѓингама Ѓеринга Явно  затенЯлись -- причем с его полного согласиЯ -- успехом
и репутацией его жены. € хоть это устраивало леди  ѓарриет, все же не  могло
пройти длЯ  нее бесследно.  ‘охранилось  воспоминание о том, как однажды она
заметила об одном  мужчине, что он  "обладает  всем,  что нужно  женщине, --
силой и  жестокостью". Ќе исключено, что  она видела эти черты в  личности и
сочинениЯх ЉарлейлЯ.
     Ћбстановка на —ейн ђоу  все более обострЯлась.  Љарлейль возвратилсЯ из
недельной поездки  по €рландии в  сопровождении  двух  "молодых  ирландцев",
ѓэвена „аффи и „жона Њитчела, более чем когда-либо убежденный в неизбежности
скорой катастрофы. „ома он резко обошелсЯ с  Њаццини  и вместе с „жейн нанес
довольно безрадостный визит в ѓрэндж.
     “мер  старик ‘терлинг: за две недели  до  смерти, уже  с парализованной
речью, он велел привезти себЯ на —ейн ђоу, хотЯ знал, что „жейн нет дома,  и
делал знаки, как бы желаЯ сказать что-то, показываЯ на свои губы и на дом, и
при этом по  его лицу текли слезы. …го сын, „жон ‘терлинг,  друг ЉарлейлЯ  и
„жейн,  которому  она доверЯла  свои  секреты, умер  за год  до этого  после
продолжительной  болезни;  у   жены  его  второго   сына,  ќнтони,  возникла
маниакальнаЯ идеЯ, что ее муж влюблен в  „жейн и разорЯет семью, покупаЯ  ей
подарки.  Ѓольшинство  эмигрантов перестало  ходить в  этот дом, так как  их
отталкивала нетерпимость ЉарлейлЯ  и его раздражительность. ‚прочем, он мало
виделсЯ с гостЯми, поскольку держалсЯ такого распорЯдка, при котором до трех
часов днЯ проводил  у себЯ наверху, после этого  он  до пЯти  гулЯл и  ездил
верхом, в  пЯть он  садилсЯ пить  чай,  а после  чаЯ отправлЯлсЯ на  кухню с
другими курильщиками  и  там  курил,  пускаЯ дым  в  дымоход  очага.  ѓерцог
‘аксен-‚еймар  почтил  его  официальным  визитом,  во  времЯ которого „жейн,
предварительно вытерев везде пыль, сменив цветам воду и удостоверившись, что
горничнаЯ одета  в  свое лучшее  платье, ушла к миссис  Ѓуллер. Љогда герцог
прибыл,  Љарлейль  как раз  "занималсЯ  с  Янки",  которого  представил  ему
ќмерсон.  џнки  хотел было  задержатьсЯ,  но был  немедленно  выпровожден, и
герцог около  часа беседовал с Љарлейлем.  Љарлейль после рассказывал „жейн,
что герцог был очень хорош собой, с прекрасными голубыми глазами,  настоЯщий
аристократ и обладал самой благородной внешностью изо всех знакомых Љарлейлю
немцев.  Ќеужели  даже  благороднее  Џлатнауэра? -- спросила она Язвительно.
"Ќет, разумеетсЯ,  несокрушимое  благородство  Џлатнауэра --  со  всеми  его
сюртуками -- нигде больше не встретишь", -- добродушно ответил Љарлейль.
     „обродушие было не самой характерной его чертой в  то времЯ, хотЯ он не
забыл сделать „жейн подарок к Ќовому году и купить ей брошь с камеей на день
рождениЯ.  Ћн  часто обедал  в  гостЯх, и его высказываниЯ о  добродетели  и
пороке звучали  так,  как  будто были  внушены ему  господом.  Љогда  Њилнз,
который  любил поддразнить ЉарлейлЯ, заметил,  что  добро  и зло --  понЯтиЯ
относительные, он получил прЯмой отпор: "Ћднако мы знаем, что такое порок; Я
знаю  порочных людей, людей, с которыми Я  не  стал  бы  жить вместе: людей,
которых  Я при  определенных обстоЯтельствах убил бы или они убили бы менЯ".
Ћригинальные рассуждениЯ молодого человека по имени ‘кервинг по поводу добра
и зла были перечеркнуты словами: "’еперь Я вижу, что  вы такое  -- нахальный
щенок,  адвокатишка из ќдинбурга". Ќа званом  завтраке он вступил в жестокий
спор  с Њаколеем о достоинствах сына ЉромвелЯ, ѓенри <sup>63</sup>; во времЯ
поездки в Њанчестер затеЯл с „жоном Ѓрайтом спор  о пользе  железных дорог и
рабства среди негров. Љогда он проводил времЯ  у Ѓерингов, Њилнза или в ином
фешенебельном обществе, его все больше одолевало чувство вины за праздность,
пустоту и шум, окружавшие его. ѓостЯ у леди ѓарриет, он писал „жейн, котораЯ
в это времЯ лежала в —елси больнаЯ, с невольным комизмом в тоне: "Ћ ѓосподи!
Џочему  Я  жалуюсь  тебе,  бедной,  прикованной  сейчас к  постели?  Ќе буду
жаловатьсЯ. ’олько если бы ты была сильна, Я рассказал бы тебе, как Я слаб и
несчастен".
     ‚  этот  несчастливый  момент,  в  октЯбре 1847  года, ЯвилсЯ  ќмерсон,
приехавший  в  Ђнглию длЯ  чтениЯ лекций. ‘ойдЯ на берег в ‘аутгемптоне,  он
получил восторженное приглашение пожить на —ейн ђоу. "‡най же, мой друг, что
воистину,  пока ты в  Ђнглии,  твой  дом  --  здесь". Ћднако, когда  ќмерсон
приехал туда однажды  в 10 часов вечера,  Љарлейль с глазу на глаз выразилсЯ
уже не  столь пышно: "‚от и  мы опЯть собрались вместе".  Ћни не встречались
почти  пЯтнадцать лет,  со времени приезда ќмерсона  в  Љрэгенпутток,  когда
Љарлейль нашел, что ќмерсон самый милый человек,  какого он когда-либо знал,
а ќмерсон причислил беседы ЉарлейлЯ к трем величайшим чудесам, виденным им в
…вропе. ѓоды изменили их  обоих. Љарлейль уже  не  собиралсЯ выслушивать его
отвлеченные рассуждениЯ  об идеальной добродетели или о бессмертии души; его
вообще  не  очень  интересовали  теперь  споры,  но лишь  собственные мысли,
которые  выливались  в блестЯщие монологи -- наполовину комичные, наполовину
серьезные,  но  целиком догматичные.  ’акой  ум  врЯд  ли мог оценить сухую,
благородную, безупречную серьезность ќмерсона; да и ќмерсон  был уже не  тот
скромный  юноша, постигающий мир, который приезжал в Љрэгенпутток.  Ћн и сам
пользовалсЯ  немалой  славой,   сам  привык  говорить  перед  внимающей  ему
аудиторией, он, наконец, тоже имел репутацию пророка.
     ‡а несколько дней, пока Љарлейль водил ќмерсона по ‹ондону, два мудреца
имели возможность  присмотретьсЯ  друг к другу, причем отнюдь не к взаимному
удовольствию.  ќмерсон в  своем дневнике отмечал  многословные  потоки  речи
ЉарлейлЯ. "Ћн снова и снова, неделЯми,  месЯцами, повторЯет одно  и  то <i>же".</i>
…го "лохматое могущество" презирал искусства, он прерывал каждое предложение
коротким смешком и каким-нибудь словечком, вроде "пустобрех" или "осел", а в
ответ  на  мЯгкую критику в  адрес  ЉромвелЯ  он напустилсЯ  на ќмерсона  "с
Яростью".  Њудрец  из Љонкорда  заключил, что  мудрец  из  —елси  становитсЯ
невозможен,  и  подыскал  длЯ  него   выразительное  определение:  "огромный
падающий молот с приспособлением вроде ќоловой арфы".
     ќто  ќмерсон  о Љарлейле.  Ђ  что думал Љарлейль  об ќмерсоне? ‚ первую
очередь он жаловалсЯ на то  же, на что и  американец:  слишком  много  слов.
"ЉажетсЯ, этот Янки положил себе за правило, что его речь должна звучать все
времЯ  и прерыватьсЯ только  ради сна: жуткое правило".  ‘близитьсЯ с ним не
было никакой возможности. ЌекотораЯ педантичность его манеры  не понравилась
Љарлейлю;  да  и  внешность  гостЯ   была  ему  неприЯтна.  "’онкое,   худое
треугольное лицо с  заостренными чертами; губ нет совсем, сухой нос крючком;
лицо  петушиное: такой пороха не выдумает!"  Џосле отъезда ќмерсона Љарлейль
записал в  своем  дневнике, что от  этого  американца нечего  было  ожидать,
"кроме дружеского взглЯда и вычурной высокопарной вежливости; и он ни минуты
не давал мне посидеть молча". ’акие встречи  всегда возбуждали в нем жалость
к себе: "џ не знаю в мире более одинокого человека..."
     Ќо самое живое, а возможно, и самое верное  описание  ќмерсона во времЯ
его визита на —ейн ђоу оставила „жейн. Џохвалив его вежливость  и мЯгкость и
то,  как "он  подаетсЯ  перед  самыми спорными возражениЯми -- мЯгко, словно
перина",  она добавлЯла, что ему не  хватало  того,  "что  мойщики  шерсти в
‰оркшире зовут  "натурой". Ћн обладал "какой-то теоретической гениальностью"
и  был  "самым  возвышенным  человеком,  какого  Я  только  видела,  но  это
возвышенность голого прута  -- весь  пошел в рост  и  не успел взЯть вширь".
Њожет  быть, тогда-то ќмерсон и сказал, рассуждаЯ о конечном торжестве добра
над злом, что и  в доме терпимости помыслы человека оставались направленными
ввысь? „жейн отвечала колкостЯми, и ќмерсон решил в конце концов, что миссис
Љарлейль ему не очень нравитсЯ.
     ќмерсон  отправилсЯ в турне -- читать свои лекции; когда он возвратилсЯ
в ‹ондон, Љарлейли ходили слушать  его выступление на тему "‘емейнаЯ жизнь",
о  котором  Љарлейль  в   присутствии   самого  лектора   сказал,   что  это
"интеллектуальный туман". Ђртур •ью Љлаф 64, молодой поэт и ученик ЉарлейлЯ,
также  был  на лекции;  он  указал  на  ЉарлейлЯ  одному  молодому человеку,
которому  в этот раз  не  удалось  поговорить с пророком, но он  слышал "его
громкий,  слегка  презрительный  смех"  после   окончаниЯ  лекции.  Њолодому
человеку было  в  то  времЯ тридцать лет,  он  был,  по  словам  „жеральдины
„жусбери,  эльфоподобен  и  странно  красив; много  лет  спустЯ  в  качестве
биографа ЉарлейлЯ  он поднЯл  целую литературную  бурю своей откровенностью.
€мЯ его было „жеймс ќнтони ”руд.

     <b>ѓ‹Ђ‚Ђ Џџ’ЌЂ„–Ђ’Ђџ</b>
     1848 ѓЋ„ € ЏЋ‘‹…
     •вост шевелитсЯ сам по себе, головою в песок Я зароюсь --
     —то -- ђеспублика ђимскаЯ мне, и что Я -- ђеспублике ђима?
     Џочему не борюсь Я? ‚о-первых, оружиЯ нет у менЯ;
     ‚о-вторых, если б было, стрелЯть из него все равно не умею;
     ‚-третьих, мрамор античных скульптур менЯ больше сейчас занимает;
     Ђ в-четвертых, мне кажетсЯ, жизнь сохранить Я длЯ родины должен;
     —то в-пЯтых -- не помню, но доводов хватит и этих с лихвою.
     €так, пусть погибнут в борьбе. џ же радости тихой предамсЯ. џ в рЯды не
вступлю их, но муки восславлю свЯтые.
        <i>Ђртур •ью Љлаф. ‹юбовь в дороге</i>
     ‚  первые  недели 1848  года  Љарлейль  набросал в своем дневнике  идеи
нескольких  новых  книг -- все они  касались бедственного  положениЯ в мире.
Ћдна из них должна была  называтьсЯ "€сход  из собачьей  норы", то  есть  из
ортодоксального христианства;  однако  он  не решилсЯ писать ее, так как она
оставила  бы огромную брешь в его собственной непрочной вере,  разрушив идею
официальной религии  в тот момент,  когда ее  нечем было  заменить. …ще одна
книга предполагалась в виде серии  очерков о страданиЯх €рландии, другаЯ  --
как портреты "‚ека мусорщиков" (этим Љарлейль хотел  сказать, что "расчистка
сточных  канав"  была "необходимым началом всего").  „аже обдумываЯ книгу  о
своем  друге  „жоне ‘терлинге, Љарлейль  был  озабочен  все теми же  идеЯми,
которые, как он полагал, можно было бы изложить "по ходу".
     Џрежде чем началась  работа  над какой-либо из  этих книг,  24  февралЯ
пришла   новость  о  революции  в  Џариже,  о  падении  ѓизо,  об   изгнании
‹уи-”илиппа: за этим  последовали  волнениЯ в других странах. ‚  марте зашел
Њаццини, полный энтузиазма, чтобы попрощатьсЯ с „жейн, погруженной в уныние.
Ћна  не понимала огорчениЯ Њаццини, что он возвращаетсЯ в ѓеную  мирно, а не
во  главе  какого-нибудь тайно  подготовленного  восстаниЯ.  ‚ течение  года
Њаццини предстоЯло стать одним из триумвиров новой ђимской республики, а еще
через год все его планы были разрушены ‹уи Ќаполеоном, и он сам вынужден был
снова вернутьсЯ в Ђнглию -- с поседевшей бородой ("‚ы, должно быть, помните,
дорогаЯ, что  в старые времена Я не  мог обходитьсЯ  без цирюльника --  а  в
походе  с  ѓарибальди, в  борьбе за свою  жизнь, Я не мог, конечно,  повсюду
возить цирюльника с собой!"  -- объЯснЯл он  „жейн). ‚ Ђнглии  вновь ожившее
движение чартистов  выдвигало необходимость применениЯ силы ради  достижениЯ
своих целей.
     ќто  было  революционное брожение,  которое  Љарлейль предсказывал  уже
долгие годы: не началась ли расчистка канав, о которой  он думал в  качестве
темы  длЯ  новой книги?  Ћн не  был  вполне единодушен  с ‹и •антом, который
писал, что  "положение дел во ”ранции божественно"; но в  течение нескольких
дней он  испытывал энтузиазм. ‚первые  в  жизни он  начал  читать ежедневную
газету "’айме"; ќмерсон замечал, что настроение у него заметно поднЯлось. Ћн
поговаривал  о  том,  чтобы  основать  собственный  журнал, потому  что  тон
некоторых его статей того времени был слишком резок даже длЯ "ЋбозревателЯ";
он с надеждой ожидал установлениЯ чартистского парламента. „елал заметки длЯ
новой   книги  о  неизбежном  триумфе  демократии,  о  вопросах  труда  и  о
необходимости  мудрого  правлениЯ. "€деЯ всеобщего  избирательного права  --
бред. €збирать должен лишь мудрый, даже исходЯ из пользы самого избирателЯ".
Џолудюжине  корреспондентов   он  рассылал   взволнованные   письма.   "ќтот
гигантский взрыв демократии во ”ранции и из краЯ в край …вропы замечателен и
полон  значениЯ... џ называю  его  радостным  и  в то  же  времЯ  невыразимо
грустным".  Ќевыразимо грустным -- такаЯ  мысль не  пришла бы в голову  тому
Љарлейлю,  который одиннадцатью  годами ранее писал "”ранцузскую революцию".
’еперь  это  был  другой  человек:  утраченнаЯ  вера  в  пользу  какого-либо
революционного движениЯ  в его времЯ  не  могла быть компенсирована  никаким
признанием со стороны аристократии его достоинств как  писателЯ и мыслителЯ;
и все же он теперь уж слишком свыксЯ  с существующим порЯдком  --  и в своей
общественной и  в  личной жизни, --  чтобы искать выхода  в непосредственном
разрушительном действии.
     Ќи один художник не сумел создать  точного портрета ЉарлейлЯ. ђазличные
рисунки,  выполненные  ‘эмюэлем  ‹оуренсом,  изображают  его  до  странности
похожим на актера ‹оренса  Ћливье;  на картине „жона  ‹иннела  1844  года мы
видим почти денди, с плащом, перекинутым через руку, опирающимсЯ на палку, в
позе,  несомненно,  нехарактерной  длЯ  него.  ‘охранилась  фотографиЯ  того
периода, котораЯ верно отражает  его настроение в  те  годы. —ерты лица  его
тверды, само лицо как бы сжалось; глубокаЯ складка пролегает от носа ко рту.
„линнаЯ верхнЯЯ губа втЯнута настолько, что почти не видна, нижнЯЯ выдвинута
вверх  и наружу над несоразмерно длинным подбородком, погруженным в  складки
галстука. ќто  лицо человека,  склонного  к устойчивым формам  и  подавлению
чувств:  неудивительно,  что на  вопрос,  какую роль  сыграл этот человек  в
революционных столкновениЯх 1848 года, мы получаем ответ: никакой.
     ‘воим недавним последователЯм, ”руду и  Ђртуру  •ью  Љлафу,  пророк  не
предложил никакого решениЯ. Љлаф оставил в 1848 году место в  Ћриэле: вместе
с  ќмерсоном он поехал в Џариж, где  с грустью наблюдал, как  рабочий  класс
потерпел поражение от буржуазии. ‚ 1849 году он отправилсЯ в ђим, куда попал
во времЯ  осады города  ‹уи Ќаполеоном. Љлаф навестил  Њаццини,  который  за
несколько недель до падениЯ республики был еще в приподнЯтом настроении;  он
слышал  стрельбу  и  видел убитых  и  раненых.  Ќаселение ђима,  как  считал
впоследствии Љлаф, боролось не очень стойко. „а и  французы вели  себЯ уж не
столь  варварски.  ЌесмотрЯ на  свои республиканские  симпатии,  Љлаф не мог
заставить  себЯ каким-либо  образом  помочь революционному  движению; вместо
этого  он  написал длинную, весьма занимательную поэму  "‹юбовь в дороге", а
после падениЯ ђимской республики сочинил  гимн "Ќе говори, что пользы  нет в
борьбе".
     ‘воим  негероическим  поведением  Љлаф предвосхитил  многих современных
скептиков;  и  все же  он  стоЯл  намного  ближе  к этим событиЯм, чем певец
активных действий из —ейн ђоу. Ѓолее всего к действию Љарлейль  приблизилсЯ,
пожалуй,   когда   решилсЯ   посмотреть  мощное   чартистское   выступление,
назначенное  на 10 апрелЯ. Љогда он  достиг Љэдоган Џлейс, началсЯ проливной
дождь,  а у него не  оказалось  с  собой зонта.  Ћн хотел переждать в аркаде
Ѓерлингтон, но, когда  дождь  полил сплошной  стеной,  остановил омнибус  до
—елси и уехал домой.  ’ак  нелепо  участвовал Љарлейль в  событиЯх того днЯ.
Џредупрежденные заранее, правЯщие классы собрали длЯ этого случаЯ специально
150  тысЯч констеблей. ”ергус  Ћ'Љоннор  <sup>65</sup> получил известие, что
демонстрацию  не пустЯт на другой берег  ’емзы,  и она  туда не пошла; новаЯ
петициЯ (котораЯ, как оказалось, имела два миллиона подписей, а не пЯть, как
утверждалось, ц весила пЯть с половиной центнеров  вместо пЯти тонн) была на
трех извозчиках отвезена в здание Џалаты общин, и на том все закончилось...
     Љарлейль  мучилсЯ  сознанием  собственной   неспособности  к  действию.
€здалека он завидовал Њаццини, который не колеблЯсь,  раз и  навсегда, занЯл
свою  позицию.  ‡а дружескими завтраками  он был обычно раздражен; тем,  кто
спрашивал  его  мнение  о  чартизме, приходилось выслушивать  резкие,  часто
невразумительные  речи по  поводу  подлого  и  трусливого поведениЯ  ”ергуса
Ћ'Љоннора.  Ћн  посетил  вместе  с  ќмерсоном  развалины  храма ‘тоунхендж и
распрощалсЯ   с  американцем,  снисходительно  отметив   про  себЯ,  что  он
"достойный,   простой   и   дружелюбный   человек,   несомненно   обладающий
определенным даром естественности, чье дружеское  участие ко мне в этом мире
было поистине велико".  Ћн записал в дневнике -- таких записей в течение его
жизни было сделано немало, -- что никогда прежде он не чувствовал себЯ столь
несчастным, "полностью  отупевшим за  это времЯ, опустошенным,  растерЯнным,
погруженным  в  мрачные  мысли".  Ќа  этом  обеде  старый  ђоджерс,  который
невзлюбил чету
     Љарлейлей  за многословность  ("когда  мужчина  перестает  говорить  --
начинает  женщина"), спросил „жейн  очень  нелюбезно, по-прежнему ли ее  муж
пленен леди Ђшбертон.
     ‚  мае  того  года  Ѓингам  Ѓеринг унаследовал  титул  своего отца, а в
сентЯбре Љарлейли в течение пЯти недель гостили у них в ѓрэндже. ќтот визит,
несмотрЯ на  все проЯвленное к ним дружелюбие,  оставил, по словам ЉарлейлЯ,
"чувства...  глубоко  несчастливые,  в  целом   мучительные,  которые  лучше
заглушить в себе". ‚ ноЯбре после операции умер —арльз Ѓуллер,  и  Љарлейль,
простив  этому  баловню  судьбы  его  беззаботное  веселье,  написал  о  нем
трогательный  некролог,   полный  нежности  и  печали.  ‘овременники  дружно
отмечали природное обаЯние —арльза Ѓуллера; даже „жейн, гордившаЯсЯ тем, что
не  участвовала  "в необычайном преклонении, которое  он  встречал  повсюду,
особенно  со стороны  женщин" -- она считала  себЯ "слишком мудрой женщиной,
чтобы поддатьсЯ его  "очарливанию", -- тем не  менее не могла устоЯть, когда
однажды дождливым днем он, схватив ружье, выстрелом смахнул цветок шток-розы
и поднес ей, мокрый от  дождЯ, держа его двумЯ пальцами. Ќа портрете  работы
„арра —арльз Ѓуллер изображен молодым человеком  с открытом  взглЯдом, очень
пухлыми губами и красивым чувственным лицом. Ћднако портрет не передает того
милого  естественного  добродушиЯ,  благодарЯ которому Љарлейль  считал  его
"самым приЯтным человеком на свете". ‘тарый Ѓуллер умер несколькими месЯцами
раньше сына —арльза; миссис Ѓуллер начала заметно сдавать  после смерти сына
и в  начале  1849 года  тоже  умерла.  Љарлейли  видели  не без  горечи, что
начинают стареть. ‚  своем дневнике Љарлейль рассуждает о бесплодности  всех
усилий слепить свою судьбу. "ѓлавные  элементы моей незначительной судьбы  с
самого начала заложены глубоко,  недосЯгаемые длЯ глаза или мысли, и никогда
не  станут известными ни одному из  сыновей  Ђдама". „жейн,  несколько иначе
реагируЯ  на  свой  возраст,  писала  сестре  ЉарлейлЯ,  своей   тезке,  что
привЯзанность остаетсЯ неизменной, "зато есть другие перемены, из-за которых
Я выглЯжу очень холодной и черствой женщиной". ’ому, что рассказывает о  ней
Љарлейль, по ее  словам,  не стоит верить, поскольку,  "пока  Я  в состоЯнии
держатьсЯ на ногах, он не замечает, что со мной что-то неладно".
     ‚ конце сороковых годов в занЯтиЯх „жейн видны попытки найти замену той
ускользающей теперь симпатии, котораЯ  некогда свЯзывала ее с мужем. ‚ одном
из своих  писем она  очень  смешно,  но  в  то же времЯ и  с  ноткой горечи,
описывает посещение своей шестилетней  крестницы, дочери  актера  Њакреди. ‚
письме   подробно   рассказываетсЯ   обо  всех   трудностЯх,   свЯзанных   с
переодеванием ее кукол, игрой  в лошадки, мытьем и  причесыванием "и прочими
такими  же делами",  а пуще всего с необходимостью  охранЯть покой ЉарлейлЯ.
‚ечером  выЯснилось, что не  так-то  просто  ребенка раздеть, да  и положить
девочку спать в комнате длЯ гостей тоже оказалось невозможным: Љарлейль спал
поблизости, и девочка могла  потревожить его. Ќаконец, устроеннаЯ в постели,
девочка начала петь и даже после часовой беседы не заснула; в полночь  легла
и „жейн, "но, разумеетсЯ, не могла спать: всю ночь она колотила менЯ в грудь
своими  беспокойными  маленькими  пЯтками  --  а  к тому времени, когда  она
проснулась в семь  утра и обнЯла менЯ руками  за шею с  возгласом "Љак мне у
вас хорошо", Я ни разу не сомкнула глаз, -- и в таком состоЯнии мне пришлось
снова умывать и одевать ее и играть в лошадки! ‚от какое странное и жестокое
наказание постигло менЯ за то, что Я крестнаЯ мать!"
     Љрестница  уехала, но вслед  за ней Явилось  традиционное утешение всех
несчастных женщин --  собака.  "Њилый, Я совершенно убеждена в том, что  мне
следует  иметь  собаку!"  --  сказала  она   Љарлейлю  "с  таким   видом   и
выражением...",  вспоминал  он  позднее.  ‘обачка  Ќеро  служила  ее главным
утешением в  течение  последующих десЯти лет. Ќеро спал  в ее постели; Ќеро,
спрЯтанный  в корзинку,  сопровождал  ее в поездках на  поезде; Ќеро жестоко
ревновал ее, если она благосклонно заговаривала  с кошками. Ђ однажды, после
того как Љарлейль сказал, что ему нужна лошадь, Ќеро пришел к двери ЉарлейлЯ
и начал скрести  ее,  а вокруг шеи у него был привЯзан конверт  с  картинкой
лошади  и чеком на 50  фунтов  -- полстоимости  лошади. Ќеро из —елси  писал
письма ’.  Љарлейлю, эсквайру в ѓрэндж; миссис Љарлейль из ќддискомба писала
господину Ќеро в —елси письма, в которых с  Язвительностью говорилось о "той
леди, ради которой Я покинула ‚ас -- перед  которой  отступают все  семейные
привЯзанности".
     Ќеро был ей утешением, но находились, разумеетсЯ, и другие утешениЯ, по
мере того, как уходили ‘терлинги и Ѓуллеры, как  распадалсЯ маленький кружок
эмигрантов с континента …вропы, которые развлекали ее своими приключениЯми и
чудачествами.  Ћставалась,  конечно  же,  „жеральдина,  которую  можно  было
посвЯщать  в свои тайны  и тиранить. Ѓыл и доктор „жон, в суетливом безделье
сновавший между ‘котсбригом и ‹ондоном. ‘ доктором, которого старый ‘терлинг
называл "проклЯтым овощем" -- "не человек  вовсе, а ходЯчий  кочан капусты",
--  „жейн более  или  менее  смирилась.  ‚о-первых, его  теперь  легче  было
выносить,  потому  что  он  занЯлсЯ  переводом  „анте:  на  этот  труд  „жон
подвигнулсЯ  после того, как  Љарлейль  заЯвил  ему,  что он длЯ  этого  уже
слишком стар. Џеревод "Ђда" оп  закончил  и выпустил, как  осторожно отмечал
сам в предисловии, "в виде эксперимента"; однако, несмотрЯ даже на некоторый
успех,  нежелание  вновь  приниматьсЯ  за   работу  и  отвращение  к  чтению
корректуры победили, и перевод "—истилища" так и не был начат. Џеревод "Ђда"
был единственной работой, за  которую он  взЯлсЯ в  последние  тридцать  лет
своей  жизни. ‚сю  свою  жизнь  он собиралсЯ начать  трудитьсЯ, но  ему, как
любила повторЯть  с  его  же  слов „жейн,  "с благими намерениЯми  всегда не
везло".  Љ  тому  же,  как  гласила  другаЯ  его  любимаЯ   поговорка,  "нет
положительно никакого смысла восставать против ЏровидениЯ".
     ‡аметной фигурой из числа ее друзей того времени был суетливо-помпезный
„жон  ”орстер,  который  оказывал  немалые  услуги,  хлопоча   о  сочинениЯх
„жеральдины  „жусбери. Љогда  же ”орстер позволил себе проЯвить  невнимание,
его тотчас же одернули:  "„орогой  мой мистер ”орстер!  џ умерла десЯть дней
тому  назад  и  похоронена  на  Љензал ѓрин;  по  крайней  мере,  у  вас нет
определенных  сведений о  противоположном;  в чем  состоит противоположное?"
‡десь бывала молодежь, например, дочери ’еккереЯ, которые часто приходили на
—ейн ђоу и  были  в  восторге и от  дома,  и от хозЯйки, одетой  в  бархат и
кружево, и  от горЯчего шоколада, который она  приготовлЯла  к их приходу. ‚
1849 году она наконец решилась  съездить в отландию -- впервые после смерти
ее матери -- и возобновить  некоторые старые знакомства. ‚ •эддингтоне „жейн
ходила  на  могилу  отца  и соскребла  с  нее мох  крючком длЯ  застегиваниЯ
пуговиц;  бродЯ  по церковному кладбищу,  она  заметила,  что  многие имена,
которых  она  не  нашла  уже  на вывесках, встречались ей  тут  на могильных
плитах.  ‚спомнилсЯ ей €рвинг и маленькаЯ  девочка, много лет назад лазавшаЯ
через эту церковную ограду. ‘тарый бондарь, не узнавший ее, вспоминал о мисс
“элш  -- "самой изЯщной  девице в  округе". ‚ письме к Љарлейлю,  похожем на
длинное и блестЯщее  эссе -- оно занимает двадцать страниц печатного текста,
-- она дала волю воспоминаниЯм прошлого. "€ только  в прошлом  Я возбуждаю в
себе  какие-либо  чувства. ’еперешнЯЯ миссис Љарлейль -- как бы это сказать?
-- отвратительна, клЯнусь честью!"

     * * *
     ќто длинное письмо было послано  Љарлейлю в ѓолвей; в попытке заставить
себЯ работать  Љарлейль  предпринЯл поездку  по  €рландии, снова в  обществе
ѓэвена „аффи.  „аффи поЯвилсЯ  на —ейн ђоу четырьмЯ  годами раньше вместе  с
двумЯ соотечественниками: разгорелись жаркие споры, и „жейн успела запомнить
посетителей. Ћдин из них, по ее мнению, мог  бы стать ирландским ђобеспьером
(он действительно стал адвокатом  в €ндии  <sup>66</sup>) ; о втором  из них
она могла  только вспомнить, что от  волнениЯ у него шла кровь носом; третий
же, „аффи, "совершенно очаровал  моего мужа, да и менЯ в какой-то степени...
—ерты лица у него были настолько крупные и резкие, что оно могло  бы с таким
же  успехом  принадлежать лошади. Ћн один из тех  людей,  которых,  пожалуй,
можно  даже  назвать  красивыми  --  столько мысли  и  чувства выражает  его
физиономиЯ". ‚ 1849 году  большинство  из  тех молодых  людей,  которые были
спутниками ЉарлейлЯ в в первой поездке по €рландии, либо сидели в тюрьмах по
политическим обвинениЯм, либо эмигрировали. Ќаиболее выдающийсЯ из них, „жон
Њитчел, был приговорен к  большому  сроку за государственную  измену; самому
„аффи было предъЯвлено такое же обвинение, но,  просидев в заключении десЯть
месЯцев, в течение  которых Љарлейль написал ему несколько дружеских  писем,
он  вышел на  свободу  благодарЯ ошибкам  в  расследовании.  …му  Љарлейль и
сообщил  о  своем  намерении  еще  раз  посетить €рландию, чтобы  увидеть  в
особенности те районы, где свирепствовал голод.  Џосле обычных  длЯ ЉарлейлЯ
проволочек он  наконец  сел  на  пароход,  отправлЯвшийсЯ  из —ел-си.  Ѓлаго
морского  путешествиЯ  состоит в  том, объЯснил  Љарлейль  „аффи,  что можно
побыть  одному. "Ћдиночество и уныние, которое, как кажетсЯ, предстоит мне в
этом  самом  необычном  из  моих  путешествий,  --  совсем не  дурнаЯ вещь".
‚спомним  о  замечании, сделанном им по другому поводу -- о том, что  он еще
недостаточно впал в уныние, чтобы начать работать.
     Ћднако „аффи  не заметил в Љарлейле уныниЯ.  Ќапротив, поражает разница
между мрачным  тоном записок ЉарлейлЯ об этом  путешествии и воспоминаниЯми,
которые опубликовал  „аффи.  Џо отношению  к „аффи, который в  течение шести
недель  был  его постоЯнным, а часто и единственным  спутником, Љарлейль  ни
разу не  был резок  или нетерпелив,  и он ни разу не пыталсЯ употребить свой
авторитет при решении практических вопросов, свЯзанных  с  поездкой, хотЯ  в
его  положении он, пожалуй, имел на это полное право. Ћн был почти все времЯ
весел,   внимателен  и,   кажетсЯ,  доволен  путешествием.  Ћднако  в  своих
воспоминаниЯх  Љарлейль  рисовал  его как сплошную агонию, которую облегчало
только  дружелюбие  спутника.  ‚  таких  противоречиЯх  --  объЯснение   тех
непримиримых мнений  о Љарлейле, которые высказывались  в последние годы его
жизни и сразу  после смерти. ѓлубокий внутренний  разлад, который теперь уже
нельзЯ было ничем устранить, неотступно мучил  ЉарлейлЯ; когда  у  него было
времЯ,  он поверЯл  свои муки бумаге. „рузьЯ же их не  видели;  многие  даже
горЯчо возражали, говорЯ, что человек, записавший эти меланхолические мысли,
часто бывал душою общества. ‚прочем, в €рландии всЯкий восприимчивый человек
нашел бы  достаточно  причин  длЯ уныниЯ.  ‚  „ублине  Љарлейлю  был  оказан
торжественный  прием, но бесконечные патриотические речи скоро  его утомили.
Ќа  юге  имЯ „аффи открывало  любую дверь, и Љарлейлю удалось  поговорить со
свЯщенниками и с националистами,  англо-ирландским обедневшим  дворЯнством и
судебными чиновниками,  и ни в ком  из них он не нашел надежды длЯ €рландии.
Љак обычно,  его мучила  бессонница. Ћдолеваемый черными, как грозоваЯ туча,
мыслЯми, проехал  он  графства  Љиларни,  ‹имерик, Љлер,  Њэйо  и  ‘лиго.  ‚
ѓлендалоге  он  видел  дымЯщиесЯ  руины  семи  церквей, а нищие  со  слезами
выпрашивали милостыню,  в Љиларни 3 тысЯчи беднЯков жили в  работном доме. ‚
‚естпорте   пауперы   составлЯли   половину  населениЯ,  толпы  их  окружали
свЯщенников на улицах, здесь ему показывали особнЯк одного баронета, который
в течение пЯти месЯцев уволил 320 человек, а сам в ‹ондоне проживал 30 тысЯч
в год, которые получал с доходных домов.
     ’аково  впечатление   ЉарлейлЯ,  вспоминавшего  страну,   где  "красота
чередуетсЯ  с  отвратительным  беспорЯдочным уродством столь  же резко,  как
клетки на  шахматной доске". Ћднако у „аффи картина выходит совершенно инаЯ:
погода чудеснаЯ, только иногда жарко, изредка вдали слышны раскаты  грома...
‡аписи их бесед, сделанные молодым  ирландцем в то времЯ, приЯтно напоминают
манеру  Ѓозвелла. ‚ дилижансах и на повозках, на перекладных и на извозчиках
„аффи  имел прекрасную возможность  расспросить ЉарлейлЯ  о  его взглЯдах на
жизнь и литературу. Њолодой ирландец был почтительным, но не подобострастным
наблюдателем,   и  он  заметил,  что  Љарлейль  неплохой  мим;  его  попытки
изобразить кого-нибудь были  неуклюжи, но  он сам так забавлЯлсЯ собственной
неловкостью, что  у него получалось  подчас  занимательнее, чем у настоЯщего
актера.  Љогда же он  бывал  охвачен  гневом  или негодованием,  в  его речи
сильнее проступал аннандэльский акцент.
     ‚  первый день их путешествиЯ  „аффи  спросил  ЉарлейлЯ,  кто,  по  его
мнению, был  самым лучшим оратором в ‹ондоне. Љарлейль отвечал, что, впервые
встретив ‚ордсворта, он  был убежден, что это лучший  оратор во всей Ђнглии.
Џозднее, однако,  он разочаровалсЯ, обнаружив, что все его разговоры  были о
том, как далеко можно отъехать от ‹ондона за шесть  пенсов в том направлении
или в этом. ’ак все-таки, настаивал „аффи, действительно ли ‚ордсворт лучший
оратор Ђнглии? Ћт ‹и  •аита можно было  услышать  больше Ярких,  талантливых
мыслей  в час, чем от ‚ордсворта за целый день,  отвечал Љарлейль;  но часто
это  оказывалась подслащеннаЯ вода и  лишь  иногда --  серьезнаЯ,  глубокаЯ,
выстраданнаЯ мысль. Ѓеседа  ‚ордсворта неизменно доставлЯла удовольствие, за
одним  лишь исключением  -- когда он говорил о поэзии и рассуждал о размере,
метре, ритме и  обо всем таком прочем... ‘легка шокированный „аффи  высказал
предположение, что длЯ ‚ордсворта должно быть естественно с любовью говорить
о  том  инструменте, с помощью которого он совершил революцию  в  английской
поэзии.  Ћднако Љарлейлю уже наскучила  тема, к тому же, можно думать, „аффи
утомлЯл  его  своими  вопросами.  Љарлейль начал  говорить  о  бесполезности
свирельных  пасторалек  ‚ордсворта,  выразив сожаление, что  этот  холодный,
жесткий,  молчаливый, практичный человек не  совершил  на  этой земле ничего
полезного.    Ћн   предполагал,   что   в    ‚ордсворте   больше   мЯгкости,
чувствительности, сказал  на  это „аффи.  ‘воим  ответом Љарлейль  прекратил
разговор: "‚овсе нет; это был совершенно  иной  человек; человек с  огромной
головой ж  большими челюстЯми,  как  у крокодила,  созданный длЯ грандиозной
задачи". Џотом Љарлейль  добавил, что „жеффри высказывал больше интересных и
блестЯщих мыслей, чем любой другой человек, которого он когда-либо встре-
     чал, если, правда, рассматривать беседу как простое развлечение.
     €  это было всего  лишь начало. ‚  продолжение всего путешествиЯ  „аффи
настойчиво  расспрашивал  ЉарлейлЯ о литераторах:  о Ѓраунинге  и Љольридже,
‹эндоре, „иккенсе, ’еккерее, сэре „жеймсе ‘тивене, ”орстере, ќмерсоне, Ѓокле
<sup>67</sup>, Њаццини,  об  авторстве писем „жуниуса  68.  Џо  его  ответам
можно,  вероЯтно, лучше судить о Љарлейле-собеседнике, чем  по  любым другим
источникам. Ћн догматически  напорист, не терпит возражений и в то  же времЯ
способен  высмеЯть  собственные преувеличениЯ с милым и оригинальным юмором;
он художник, рисующий  поразительные  словесные полотна, способный в  единый
миг  выковать  из громадного богатства ассоциаций  точный  конкретный  образ
(например, огромные  крокодильи  челюсти  у  ‚ордсворта) ; он  развивает  до
меткого  гротеска  какую-нибудь черту  характера или  внешности  того,  кого
изображает. Ѓраунинга он хвалил не столько за  стихи,  сколько за то, что он
мог  бы быть хорошим  прозаиком. ‹эндор, увы, избрал странный и  причудливый
способ излагать  свои мысли, но его литературные достоинства пока  не вполне
оценены. „иккенс  -- славный,  веселый  парень, только его взглЯды на  жизнь
совершенно ошибочны. Ћн вообразил, что нужно людей приласкать, а мир сделать
длЯ них удобным,  и  чтоб всЯкий  имел индейку  к рождественскому ужину.  Ќо
все-таки он кое-чего стоит,  его можно почитать вечером перед тем,  как идти
спать. ‚ ’еккерее больше правды, его хватило бы на дюжину „иккенсов.
     €ногда раздражение брало верх в отношениЯх  ЉарлейлЯ  с „аффи,  как это
случалось и у „жонсона с Ѓозвеллом.  Љогда „аффи сказал, что, по его мнению,
"€сториЯ"  ЃоклЯ  свидетельствует о  "громадной  начитанности и удивительной
силе  обобщениЯ у  автора", Љарлейль  призналсЯ, что  книга  ему  незнакома.
Ћднако „аффи продолжал хвалить книгу и даже начал излагать взглЯды  ЃоклЯ. ‚
ответе ЉарлейлЯ Ясно слышатсЯ  раскаты приближающейсЯ  бури: "‚се спрашивали
его:  "‚ы  читали книгу  ЃоклЯ?",  но  он отвечал,  что не  читал  и врЯд ли
прочтет. Ћн  видел времЯ от времени куски в разных обзорах и не нашел  в них
ничего,  кроме плоского догматизма и  беспредельного высокомериЯ. ЂнглийскаЯ
литература  дошла до такой степени лживости и преувеличениЯ, что неизвестно,
получим  ли мы еще  когда-либо  правдивую книгу. Ќаверное, никогда".  „аффи,
однако, не был обескуражен таким отпором. Ќе смутилсЯ он и тогда,  когда  на
вопрос,  кто такой, по мнению  ЉарлейлЯ, „жуниус, он получил ответ,  что  ни
один  человек не  даст и  гроша ломаного  за  то, чтобы  узнать,  кто  такой
„жуниус.  „аффи  возражал пространно и пылко, но "Љарлейль не дал  ответа, а
продолжал говорить о другом".
     ‚споминаЯ  в  старости  это  путешествие,  будучи  уже  респектабельным
человеком,   удостоенным  рыцарского  званиЯ,   занимающим   пост   министра
общественных земель Ђвстралии, „аффи считал замечательным поступок ЉарлейлЯ,
избравшего  своим спутником  того, кто  олицетворЯл  в то  времЯ  ирландскую
оппозицию  Ђнглии.  Ћн говорил,  что  ни один человек,  обладавший таким  же
весом,  не мог бы  об этом даже помыслить. ‚  королевском  замке  были  этим
недовольны. "Ћн показывал мне письмо от  вице-королЯ €рландии, Љларендона, с
выражением  личного неодобрениЯ".  ђасставшись  с  „аффи, Љарлейль  завершил
поездку  визитом к лорду „жорджу  •иллу, одному из тех ирландских помещиков,
которые  пытались  усовершенствовать  свое  хозЯйство.  ‡десь  он возобновил
знакомство  с  Џлатнауэром, который с его содействиЯ стал домашним  учителем
детей  лорда „жорджа.  Љарлейль  восхищалсЯ лордом  „жорджем и  называл  его
"прекрасной душой", но был невысокого мнениЯ о его проекте образцовых ферм и
образцовых арендаторов. Џо  его  словам,  это представлЯло собой  величайшую
попытку,   когда-либо  виденную  им,  претворить   в  жизнь  целую  систему:
эмансипациЯ, свобода длЯ всех, отмена высшей меры наказаниЯ -- "жареный гусь
к ђождеству".  "Ќо,  увы,  имеет ли она  шанс на претворение!"  ‚ августе он
покинул  €рландию  и   поехал  в  ‘котсбриг.  Џозднее   он  присоединилсЯ  к
Ђшбертонам,  которые  находились  в своем охотничьем домике  ѓлен-’руиме,  в
горах  отландии.  ‡десь  он чувствовал  себЯ так  плохо,  как только  можно
вообразить себе.  ‘пал он отвратительно, после попытки вымытьсЯ  в  тазу длЯ
мытьЯ ног  он получил прострел,  к тому же  тут за  целый день  нельзЯ  было
услышать ни одного разумного слова. "†изнь здесь настолько бессмысленна, что
ни один здравомыслЯщий человек  не захотел бы продолжать  ее, ни  когда-либо
вернутьсЯ к ней". Џочему же он оказалсЯ здесь?

     * * *
     Џоездка по €рландии  послужила толчком к  написанию новой  книги, но не
книги об €рландии. Ћн сохранил дружеские отношениЯ с „аффи и написал статью,
вышедшую в издании, которое редактировал „аффи, -- в "Ќации". Ћднако большой
работы  об  €рландии он  так  и  не создал. ‚озможно, он  чувствовал,  что о
работных  домах, о нищете,  о людЯх на улицах ѓолвеЯ,  более  униженных, чем
‘вифтовы  йеху,  ему  пришлось бы  говорить голосом  того  "теоретизирующего
ђадикала самого мрачного оттенка",  который был автором "‘артора ђезартуса".
Ђ  этому голосу  не суждено  было зазвучать  вновь.  ‚место  этого  Љарлейль
написал  "‘лучайные  рассуждениЯ  о   негритЯнском  вопросе",  за   которыми
последовало еще восемь статей, опубликованных отдельно, по мере написаниЯ, а
впоследствии объединенных под общим названием "‘овременные памфлеты".
     –енность  сочинениЯ  пророка-моралиста,  каким  был  Љарлейль,  зависит
прежде всего  от  того, насколько он  способен постигать происходЯщие вокруг
него  событиЯ.  —истый визионер,  такой, как  Ѓеме или  Ѓлейк <sup>69</sup>,
может позволить себе прЯтатьсЯ в коконе своего  видениЯ:  у него нет никакой
активной  идеи,  которую  он  хотел  бы   донести,  он  лишь  сообщает  свое
мистическое  переживание.  Ћднако  писатель,   который,   подобно  Љарлейлю,
стремитсЯ  заложить общие принципы человеческого поведениЯ и даже предлагает
социальные  преобразованиЯ,  должен  исходить из реальности,  приемлемой длЯ
всех  нас.  ЌачинаЯ  с момента  написаниЯ  "‘овременных  памфлетов" Љарлейль
перестает соблюдать  этот основной  принцип. ‘ этих пор его  ум  закрыт  длЯ
фактов, которые  не соответствуют  его  предвзЯтым  представлениЯм;  его все
менее интересует  благополучие  людей,  которое  раньше  всегда  служило ему
отправной  точкой  длЯ  всех  рассуждений,  он  занЯт  теперь  исключительно
возвеличиванием стоЯщего  над  людьми героЯ. Ћн готов спорить со свидетелЯми
событий, о которых он сам едва читал; когда кто-то  поправлЯл у него цитату,
он преспокойно  повторЯл ее  с прежней ошибкой.  …го  сочинениЯ  все более и
более терЯют свЯзь с действительностью и все более становЯтсЯ отражением его
собственного умонастроениЯ.
     Ћбщий тон "‘овременных памфлетов" передает его разочарование в обществе
и  в   личной  жизни.  ќти   статьи,   в   которых  предпринимаетсЯ  попытка
анализировать социальные  проблемы Ѓритании  более детально, чем  когда-либо
раньше у ЉарлейлЯ, и предложить практические средства  против описанных зол,
отличаютсЯ странностью и произвольностью  подхода к  активным действиЯм,  от
которых  оп  отпрЯнул  в  страхе в тот  год революций.  ‘ледуЯ  идее  ѓероЯ,
Љарлейль  находит его длЯ Ѓритании:  это не кто иной, как  сэр ђоберт  Џиль,
истинный  джентльмен. Ќезадолго  до написаниЯ памфлетов он  имел разговор  с
ђобертом ‹илем в Ѓат •аусе,  а позднее был приглашен к  премьер-министру  на
обед.   †ивость,   дружелюбие  ЏилЯ,   его   склонность  к  непринужденному,
грубоватому  юмору внушили  Љарлейлю надежду  на  то, что  этот размЯгченный
представитель богатых средних слоев может оказатьсЯ  Њессией, которого ждала
ЃританиЯ;   тем,   кто   принесет  перемены  на   „аунинг-стрит,  перестроит
министерство  иностранных дел, обороны и прочие д