     --  „а  налей  ему,  --  сказал  второй мужик  в майке,  с  поэтической
татуировкой  на полных  белых руках:  "Ќе забуду тебЯ  ‚алЯ, чтоб менЯ волки
разорвали.  1974. ’амбов."  € бросил  мне: "—то, зема, тЯжело с похмелЯки?".
Њолодой парень, смахивающий на  сельского  брата ведущего 2-го нью-йоркского
телеканала •еральдо ђиверы, протЯнул мне  граненый  стакан и наклонил к нему
забулькавшую бутылку.
     џ  выпил, и  жидкость влилась  в менЯ плавно, воплотив в своем движении
плавность нереальности как таковой. Џодали огурец и хлеб. Њужики, по очереди
макаЯ куски хлеба в банку с ржавой жижей,  стали  сосредоточенно закусывать.
Џотом татуированный, кивнув мне, сказал:
     -- A Я тебЯ сразу признал.  Њы ж  с тобой  в ремеслухе учились. ”амилию
забыл, а фотокарточку запомнил. Ќу, вспоминаешь?
     џ кивнул, сделав собеседнику приЯтное. Њладшой •еральдо залез в трактор
и достал еще одну бутылку.
     -- Ќа завтра б оставил, --  недовольно заметил небритый.  --  ‚се равно
вечером бухать.
     -- A-а, брось, экономист, -- отмахнулсЯ •еральдо.
     ‘нова забулькало и потекло плавно.
     Ќебритый заглЯнул в пустую жестЯнку, вздохнул:
     -- ‡акусить бы, блЯ.
     -- ‡акусим, -- успокоил  его татуированный, закуриваЯ и  откидываЯсь на
локоть. -- џ сегоднЯ мимо дома ихнего шел, через  окно сморю,  они  пельмени
всей  бригадой  лепЯт.  --  ‘  бурлЯщим звуком  он  подтЯнул  содержимое  из
носоглотки,  придавил  одну ноздрю большим пальцем и запустил  в черное небо
зеленую ракету. ђакета, перечеркнув его, прилипла к трактору.
     -- ‘ынок приехал, че ж ты  хошь! -- сказал •еральдо. --  Ѓарахла привез
-- контейнер.
     --  “ него  ж  братан там,  --  сказал  татуированный.  -- Ќафаршировал
родственничка по самые помидоры.
     -- ЏристроилсЯ, с-сука, -- позавидовал •еральдо.
     Њежду  тем  стемнело.  Ќад  траншеей  моталось  облако мошкары.  ’Януло
промозглым  холодком  с родным сердцу запахом подвальной гнильцы, проедающей
старый  камень  жильЯ плесени. ‡а дощатым забором с  зудом  зажглась зеленаЯ
надпись: "ѓас роном".  ’атуированый аккуратно  собрал  газету и  положил  ее
через плечо  в вечернюю мглу.  ‘тали собиратьсЯ.  Џошумев у  крана, натЯнули
рубахи, спенжаки. ‡акурив, двинули.
     ‡а квартал до дома,  где  намечалось застолье, пошли редкими групками и
плотными  рЯдами  приглашенные:  мужики  в светлых  сорочках  с растегнутыми
по-летнему  воротами, жены ихние в красных платьЯх с оборками, дети в  белых
рубашечках и черных  шортиках с цветами в худых руках.  “ серой пЯтиэтажки с
залитым  праздничным  светом первым  этажом и  открытыми  окнами,  в которых
звенела  посуда,  уже  переминались  неловко мужики,  игривыми приветствиЯми
направлЯли гостей по адресу.
     ќто  был  мой  дом.  Ѓрошенный,  никчемный,  уже  надвигалсЯ  на   менЯ
устрашающим  своей серостью штампом  призрака  прошлого. ‘  екнувшим сердцем
вошли.
     Џосреди   комнаты  был   стол  под   белой  льнЯной   скатертью.  Њежду
полновесными стволами запотевших бутылок дымили пельмени. ‚ конце  стола, за
облаками сидел

     <b><i>ЏЋ‘‹…„Ќџџ ѓ‹A‚A</i></b>

     неизменный Aнтосик  в  моем черном бархатном пиджаке  (купленном к тому
роковому  дню,  когда Я  пошел на встречу со своим будущим  начальником),  и
рассказывал стоЯщим над ним мужикам со стаканами в руках:
     --  —то говорить. †итуха  там -- нехреноповатаЯ.  †рачки в магазинах --
хоть жопой ешь. ‚одЯры -- семьдесЯт четыре сорта. ‚от такую вот "‘толичную",
-- он поднимал свою рюмку, -- там самый последний негр не пьет.
     -- A джинсы-то там почем? -- спрашивал делового вида мужик в спортивном
костюме. -- "‹ивайс", скажем.
     --  ‡начит, чтоб ты знал,  -- говорил брат с видом  знатока, закладываЯ
ногу на ногу и откидываЯсь на спинку  стула, -- "‹ивайс", это вот, там кроме
пуэрториканцев  ни один порЯдочный  человек не наденет. ‘амые клевые джинсы,
-- он поднимал палец, -- самые клевые называютсЯ "Ѓанана рипаблик", это вот.
ќти где-то семидесЯтник потЯнут.
     ‡астолье   гудело   со   значением,   мужики  со  стаканами   в   руках
переглЯдывались, киваЯ друг другу понимающе.
     -- Ќу,  а там говно  типа  "„жордаша", те в любом  "Љонвее" можно  и за
десЯтку взЯть.
     -- ’а кому  ж он этот "„жордаш"  нужен? -- слушатели насмешливо  косили
рты и щурили глаза.
     -- „а-а, это тут тебе  доллар -- валюта, а там они его и не считают, --
вступал в  беседу •еральдо. -- “ менЯ кенток один  в  Ќью-‰орк ездил. “ него
там сестра простой маникюрщицей работает. Ќа Ѓрайтоне. —исто  ногти стрижет.
Ќа ногах. Ћна его в выходной в "Ѓлумингдейл" ведет. ќто у них магазин такой.
‚ центре.  Џодводит к обувному отделу.  ѓоворит: "Њол, так и так, хочу  тебе
подарок сделать. ’уфли". ’от выбрал. Ћна продавцу -- сколько стоЯт? A тот ей
-- 625 долларов и 99 центов. Ћна  продавцу так  спокойно  --  заверните.  Ћн
домой приходит, смотрит, а они знаешь из чего сделаны?
     --  Ќу?  --  недобро  сощурилсЯ  Aнтосик,  у  которого  •еральдо  отнЯл
монополию на знание заморской житухи.
     --  Џодошва  из  кожи  африканского,  блЯ,  носорога,  а верх  из  кожи
трехдневного змееныша, на хер!
     -- „а-а. Aмерика.
     -- ‘ жиру бесЯтсЯ, а тут жрать нечего.
     -- ‚одку жри.
     -- џ и жру.
     ‚ отличие  от  участников беседы  Я  жрал  забытые пельмени.  џ пыталсЯ
уловить  пельменную суть  в  виде мЯса,  но скользкость теста препЯтствовала
моей затее. Љачало.
     -- A родственничек-то твой чего? -- спрашивала пышно завитаЯ  обрюзгшаЯ
блондинка в белом жабо  и с пластмассовыми серьгами, -- Ќебось,  кум  королю
брат министру?
     -- „а, родственничек-то, родственничек как? -- сыпались вопросы.
     -- ‘ родственничком беда,  --  ответствовал брат,  промакиваЯ салфеткой
губы и заедаЯ водку пельменьчиком.
     -- —то же? —то? -- беспокоилось обо мне застолье.
     --  ‘пилсЯ, брательник  мой,  опустилсЯ.  ђаботу бросил  отличную.  „ом
бросил.
     „ружный "ох" пролетал над столом.
     -- Џо помойкам лазит. ‘ неграми живет. Џроститутом стал.
     Ќовый "ох" ударЯл в пельменный пар.
     --  Ћни его,  черномазые, это вот, и в хвост  и в  гриву. Њать его, это
вот, уму-разуму учила, Я ему тоже: "ќдик, это ж какой позор!" € ни хрена! Ќе
хочет жить по-людски, и хоть ты тресни! ЏаршиваЯ овца, и все тут, -- вздыхал
брат и принимал наполненную услужливой рукой рюмку.
     -- ЏаршиваЯ овца, -- эхом отдавалось застолье.
     Aнтосик утирал кулаком набежавшую слезу.
     -- џ помню,  мне  шестнадцать  лет было... Ћсень  -- он всхлипывал,  --
ноЯбрь месЯц,  а Я... на  плЯже... на топчане...  —тоб только он  заниматьсЯ
мог. Aрихметику делать, это вот,  чистописание. Џрихожу, бывало, среди ночи,
продрогший, а он, сучонок такой, сидит у  стола, учебник раскрыл, а сам, это
вот, бельмы выкатил и дрочит...
     ‘тол подавленно молчал.
     -- —то ему та арихметика, что ему Я, брат... A мы же от одной, это вот,
матери... Њать-то у нас одна или не одна, Я вот спрашиваю? Ћдна?
     Ћдна, Aнтосик, одна, -- успокаивали брата мужики.
     Ѓлондинка, глЯдЯ испепелЯющим  взором в заокеанское пространство, где Я
сейчас и должен был быть, аккуратно брала курчавую голову Aнтосика и клала к
себе в жабо. -- Ќу,  ну,  успокойсЯ,  успокойсЯ. -- Aнтосик подхватывал жабо
снизу обеими щупальцами и прижималсЯ, маленький такой, к нему покрепче.
     Њужики наливали: "‚ыпей, Aнтон".
     ђаскрасневшийсЯ  от слез  и  чувств Aнтон  кричал из  жабо  срывающимсЯ
голосом:
     -- џ один, один  мать свою старушку смотрю!  Ћдин! џ  ж, это  вот,  как
каторжный, джинсы возил  чемоданами. џ  ж видеомагнитофонов  одних контейнер
привез!  џ,  это вот,  первый, блЯ,  советский  капиталист, а  он  -- говно!
Ќичтожество!   Џро  менЯ   даже  стихотворение   написал,  этот,   как  его,
‚ознесенский.
     -- Ќу! Ќу! -- заволновались любопытствующие.
     -- „а вот, как же это... Ќу вот же: Ќадоело в Љривом ђоге, всюду грЯзь,
говно и пыль, собираю чемоданы, уезжаю в €зраиль!
     ’ут менЯ кто-то взЯл за плечо и развернул к себе вместе со всем столом,
водкой,  пельменЯми,  братом  моим Aнтосиком, грудастой блондинкой  с жабо и
прочими заинтересованными лицами.
     --  A ну, зема,  --  сказал  мне •еральдо, правым глазом  люто ненавидЯ
менЯ, а левым хитро косЯ  от знаниЯ вмененной мне в вину дурной наклонности,
-- выйдем в тамбур. џ, может, желаю твою личность установить.
     ЊенЯ  вывели.  ‚  тамбуре  •еральдо принЯл от  кого-то на  посошок и со
словами - браток, погулЯй тут пока пару минут, пока Я посцу, - исчез.
     џ вышел на улицу. ‘ветили звезды. ‡а заборами лаЯли-разливались собаки.
ѓде-то невдалеке бухала дискотека. †изнь стоЯла на месте.
     ЊенЯ  снова  взЯли за  плечо, и  Я приготовилсЯ смиренно принЯть побои,
тЯжесть  которых,  Я знал,  должен смЯгчить  40-градусный наркоз.  Ќо вместо
летЯщего мне  навстречу с  локомотивным  свистом кулака  взор  мой  уперсЯ в
плоское лицо моей давнишней узбечки.
     -- ’ы жива? -- удивилсЯ Я.
     Ќичего  не  отвечаЯ,  она  потЯнула  менЯ  прочь  от  дома.  Њы  пошли,
спотыкаЯсь о колдобины разбитого асфальта.
     -- ‚се мы живы,  -- отвечала она  рассудительно, -- до самой смерти. Ќо
что  есть  смерть,  если  не  освобождение  от  жизни,  на  исходе  которой,
спрашиваешь себЯ -- почему ты не родилсЯ мертвым?
     Ћставив разбитую черную дорогу далеко внизу, мы плавно  начали набирать
высоту. ќтот полет не  принес мне облегчениЯ. Ќапротив, окончательно потерЯв
твердость почвы под ногами, мучимый головокружением,  тошнотой и  отЯгчающим
их  обстоЯтельством  бессмысленного поЯвлениЯ  некогда  убитой  и уже  давно
немилой своей любовницы, Я попыталсЯ возразить:
     --  Њы родились,  --  отвечал Я,  прижимаЯ ладонь  к  груди,  --  чтобы
попасть, чтобы попасть...
     -- Људа? -- спросила резко волшебнаЯ  узбечка и  остановилась.  ‡везды,
собачий  лай, далекаЯ  дискотека, ветер, сыроватаЯ  прохлада  догнали  нас и
занЯли  свои  места  вокруг.  Њы  опустились  на  ту  же  дорогу, неожиданно
упершуюсЯ  в   водное  пространство.   ‚  последнем  покачивались,  дробЯсь,
болезненные  желтые огни  столбовых  фонарей.  ‚ода  уходила  в  черноту  и,
сливаЯсь  с  ней,  превращалась  в  черное  ничто. Ќичто  наступало на менЯ,
окружало со всех сторон, мЯгкими длинными щупальцами тЯнулось к горлу.
     џ разделсЯ и ступил на ледЯную землю.
     -- ’ы чего, ‚овик?  --  обеспокоенно спросила узбечка за спиной.  -- ’ы
куда?
     -- ’уда,  -- ответил рассудительно мой в стельку  пьЯный герой,  -- где
нет труда.
     -- ‚ Aмерику, что ли?
     -- „ура, -- ответствовал несчастный, -- на Љубу.
     ‹едЯнаЯ вода  обнЯла  ‚овика  и  укрыла по плечи тЯжелым  непроницаемым
покрывалом.  Ћн  оттолкнулсЯ ногами от илистого,  скользкого  дна и  поплыл.
ЌедостижимаЯ цель его была где-то рЯдом.

     <i>Ќью-‰орк, 1993г.</i>