        ”ридрих Ќицше. ‘транник и его тень


---------------------------------------------------------------
     OCR: €хтик	http://www.ufacom.ru/~ihtik/ і http://www.ufacom.ru/~ihtik/
---------------------------------------------------------------

     Friedrich Nietzsche
     Џроизведение  публикуетсЯ  по  изданию: ”ридрих Ќицше, сочинениЯ  в 3-х
томах, том 2: "‘транник и его тень", издательство "REFL-book", Њосква, 1994.


     ’ень: „авно не слышала Я тебЯ, и потому, если хочешь, поговори со мною.
     ‘транник:  џ слышу голос; но где?  €  чей? Њне кажетсЯ, Я  слышу самого
себЯ, но этот голос слабее моего.
     ’ень (немного спустЯ): ђазве ты не рад случаю поговорить?
     ‘транник: ЉлЯнусь всем, во  что не верю! ќто говорит моЯ  тень; Я слышу
это, но не верю.
     ’ень: Џредположим, что это так,  и  не  будем  больше об этом говорить;
через час все пройдет.
     ‘транник: ’о  же  самое  было со  мной в  Џизе,  когда Я увидел в  лесу
сначала двух, а потом пЯть верблюдов.
     ’ень:  ќто хорошо, что  мы одинаково снисходительны друг  к другу, пока
молчит рассудок;  так  не будем же досаждать друг друга, не  станем  теснить
друг друга, когда слова  противника будут  непонЯтны.  …сли  не знаешь,  что
ответить,  то говори хоть  что-нибудь. Џод этим скромным  условием, Я всегда
говорю с каждым. Џри слишком  длинной  беседе и  самый мудрый бывает однажды
дураком и трижды простаком.
     ‘транник: ’воЯ снисходительность не лестна длЯ того, кому оказываетсЯ.
     ’ень: ’ак не должна ли Я льстить?
     ‘транник: џ думал, что человеческаЯ  тень - это его тщеславие;  но ведь
она бы не стала спрашивать: должна ли Я льстить?
     ’ень: —еловеческое тщеславие, насколько Я знаю, не спрашивает, можно ли
ему говорить, а говорит всегда; а Я спрашивала уже дважды.
     ‘транник: ’еперь только  понимаю Я, моЯ милаЯ тень, как неучтив был Я с
тобой; ведь  Я  еще не обмолвилсЯ ни одним  словом о том, как мне приЯтно не
только  видеть, но и  слышать тебЯ.  ’ы должна  знать, что  Я  люблю тень не
меньше света. ’ень, как и свет, необходима  длЯ того, чтобы придать прелесть
лицу,  выразительность   речи,   доброту  и  твердость   характеру.  Ћни  не
противники, а  скорей союзники, дружно идущие рука об руку; и когда исчезает
свет, то пропадает и тень.
     ’ень:  € Я  так же,  как и  ты, ненавижу ночь, а люблю  людей; ведь они
апостолы света, и менЯ радует блеск в  очах этих неутомимых исследователей и
изобретателей, когда  они  исследуют  или  открывают  что-нибудь.  ’а  тень,
которую отбрасывают все предметы при свете познаниЯ, - эта тень тоже Я.
     ‘транник: •отЯ ты и выражаешьсЯ несколько туманно, однако, Я думаю, что
понЯл тебЯ. ’ы имеешь на это  право: добрые друзьЯ, в знак своего  пониманиЯ
употреблЯют  туманные  слова,  загадочные  длЯ постороннего.  €  мы - добрые
друзьЯ; поэтому  не  надо больше предисловий! ‘отни вопросов теснЯтсЯ в моей
душе,  а времЯ,  предназначенное  длЯ  твоих  ответов,  быть может,  слишком
коротко. Џосмотрим же, в чем мы сходимсЯ друг с другом.
     ’ень: Ќо тени более боЯзливы, чем люди; надеюсь, ты не  передашь никому
о том, как разговаривали мы.
     ‘транник: Љак разговаривали  мы? „а хранит менЯ небо от длинно писанных
диалогов! …сли бы  Џлатон увлекалсЯ меньше  своими  диалогами,  то  читатели
находили бы в нем больше  наслаждениЯ.  ђазговор  бывает  занимателен, но  в
письменной передаче он  похож на картину  с  ложными перспективами: все  или
слишком удлинено, или слишком укорочено.  Ћднако Я,  быть может,  и поделюсь
тем, в чем мы сойдемсЯ с тобой.
     ’ень: Џротив этого  Я ничего  не имею, так как в этих случаЯх все снова
узнают твои взглЯды, и никто не подумает о тени.
     ‘транник: Џожалуй, ты ошибаешьсЯ, мой друг! „о сих пор люди  признавали
в моих взглЯдах не менЯ, а скорей мою тень.
     ’ень: Љак? ’ень, а не свет? ‚озможно ли это?
     ‘транник: Ќу, будь же серьезна, моЯ милаЯ дурочка! ‚едь уже первый  мой
вопрос потребует серьезного отношениЯ.

        1
     Ћ  древе  познаниЯ. - ‚ероЯтность,  а не истина, призрак свободы, а  не
свобода  -  вот те  плоды, в  силу  различиЯ  которых нельзЯ смешивать древо
познаниЯ с древом жизни.
     2
     Њировой ум. - —то мир  не мысль вечного разума, видно уже из того,  что
та часть  мира, которую  мы  знаем  (Я говорю о нашем  человеческом уме), не
слишком разумна. ’ак как  эта часть мира  не всегда вполне мудра  и разумна,
то, очевидно, что это верно и относительно остального мира. ‡десь заключение
a minori ad majus, a parte ad totum - вполне правильно.
     3
     "‚  начале  было".  -  ЏрославлЯть  начало  есть  чисто  метафизическаЯ
потребность;  она всплывает снова  при  рассмотрении  истории и предполагает
несомненно, что в начале всего находитсЯ самое важное и существенное.
     4
     Њера длЯ оценки истины. - ’руд, затраченный длЯ  подъема на гору, никак
не может  быть мерилом  высоты горы. "Ќо  не то  в науке!" -  говорЯт  люди,
мнЯщие  себЯ  компетентными  в  ней.  ‡десь усилиЯ, потраченные на  открытие
истины,  прЯмо определЯют цену истины. ’акаЯ  сумасброднаЯ мораль исходит из
мысли,  что истины - нечто иное,  как орудиЯ турниров, с которыми мы отважно
должны трудитьсЯ до изнеможениЯ. ќто мораль длЯ атлетов и гимнастов ума.
     5
     џзык и действительность. - ‹юди с притворством презирают  самые близкие
к ним вещи, хотЯ,  на самом деле, они наиболее важны длЯ них. ’ак, например,
говорЯт,  что  "люди  едЯт  только  длЯ того,  чтобы жить", -  но  ведь  это
постыднаЯ ложь также как и та,  в  силу которой будто бы деторождение только
имеетсЯ в виду при удовлетворении своего сладострастиЯ. €, наоборот, высокаЯ
оценка самых "важных" вещей почти всегда не настоЯщаЯ. Љ  этому притворству,
к этим преувеличенным выражениЯм приучили нас жрецы и метафизики;  но они не
переделали те чувства, в силу которых мы понимаем, что эти важнейшие вещи не
так  важны,  как  те  презренные,  но  очень  близкие  нам  вещи.  Џечальным
результатом  подобной  двойственности  ЯвлЯетсЯ то,  что самые близкие вещи,
как,  например,  еда, жилище,  одежда,  взаимные отношениЯ,  уже  не  служат
предметом непрестанного, всеобщего вниманиЯ  и заботы; они слишком низки длЯ
того, чтобы на них  серьезно направлЯть  наши интеллектуальные  и творческие
силы;  так  что  здесь,  над  неразумными  людьми,  особенно  над  неопытной
молодежью,   одерживают   верх   привычка   и   легкомыслие.  Ћднако,  такое
презрительное нарушение элементарных  правил гигиены тела  и духа приводит и
молодых  и  старых  к  постыдной  зависимости  и несвободе.  џ  подразумеваю
излишнюю зависимость от врачей, учителей и  попечителей о наших душах,  гнет
которых тЯготеет над всем обществом.
     6
     ‡емное уродство и главнаЯ причина его. - …сли всмотретьсЯ кругом, то на
каждом  шагу можно встретить людей, которые всю  жизнь едЯт Яйца и не знают,
что  продолговатые Яйца  наиболее  вкусны;  не  знают, что гроза полезна длЯ
желудка, что ароматы духов сильнее в  чистом, прохладном воздухе, что не все
части рта одинаково  чувствительны  ко  вкусу, что обеды с хорошими  речами,
которые приЯтно слушать, вредны длЯ  желудка.  ќти  примеры уже сами по себе
служат доказательством недостатка нашей наблюдательности; и тем  более нужно
согласитьсЯ,  что большинство  людей презрительно  относитсЯ к самым близким
вещам  и  почти не обращает  на  них вниманиЯ.  Ќо разве  это не важно? …сли
вдуматьсЯ, то от этого невниманиЯ происходЯт все телесные и душевные недуги:
не  знать  что полезно  и  что  вредно  длЯ  нас в  нашем  образе  жизни,  в
распределении днЯ,  в выборе знакомств, в нашей службе  и в  нашем досуге, в
наших приказаниЯх, в нашем подчинении, в впечатлениЯх, получаемых от природы
и от произведений искусств, в еде, сне, размышлениЯх, - все это  неведение в
мелочах  повседневной  жизни  превращает  длЯ  многих нашу  землю  "в  юдоль
скорби". ЌельзЯ сказать, чтобы это происходило от человеческого  недомыслиЯ;
напротив того, ума достаточно и даже слишком много, но он ложно направлен  и
искусственно  отклонен  от мелких,  но  самых  близких  длЯ  нас  предметов.
Ќаставники,  учителЯ, всЯкого рода властолюбивые  идеалисты, грубые  и более
тонкие,  еще  с пеленок  учат нас,  что  суть  в спасении души,  в  служении
государству и  науке, в почете и богатстве, что это те средства, которыми мы
можем оказать  услуги  всему человечеству, тогда как потребности  отдельного
человека, его повседневные мелкие и крупные нужды достойны презрениЯ и к ним
можно относитьсЯ  с  полным  равнодушием. “же  ‘ократ  всеми  своими  силами
восставал против надменного презрениЯ к человеческому  ради человека и любил
напоминать  людЯм о  настоЯщем  круге их забот и попечении,  вспоминаЯ  стих
ѓомера: важно то, и только то, говорил он, "что хорошо  и что плохо у менЯ в
доме".
     7
     „ва  средства  утешениЯ. - …ще  ќпикур, духовный успокоитель позднейшей
древности,  говорил,  что  длЯ  успокоениЯ  духа  вовсе не нужно  разрешениЯ
конечных,  далеких,  теоретических  вопросов;   в  этом  случае  он  обладал
проницательностью, какую трудно встретить и теперь. …му казалось достаточным
сказать тем, которых мучила "боЯзнь богов": "если боги существуют, то им нет
никакого дела  до нас", - вместо того чтобы завЯзывать бесплодные, ни к чему
не ведущие  споры о том, существуют ли боги вообще. ’акой прием более удобен
и  плодотворен: человеку  дают сделать  несколько шагов вперед, и  тогда  он
начинает  более охотно выслушивать  и  соглашатьсЯ. Ќо если человек начинает
доказывать противное, т. е., что боги пекутсЯ о нас, то беднЯга, без всЯкого
вмешательства,  сам впадает в грубые ошибки и заходит в непроходимые  дебри;
спорЯщий  с  ними может  в  этом  случае  сделать только  одно:  из  чувства
гуманности  и  деликатности скрывать свое сожаление перед подобным зрелищем.
Ќаконец,  человек  доходит  до   самого  сильного  аргумента  против  всЯких
положений,  до  отвращениЯ  к  своим   собственным  выводам:  он  становитсЯ
равнодушным и переживает такое  же настроение, как  и любой атеист: "что мне
за дело до богов, думает он, пусть убираютсЯ они к черту!" ‚ тех же случаЯх,
когда   настроение   человека    омрачалось   какой-нибудь   полуфизической,
полуморальной гипотезой, ќпикур не опровергал этой гипотезы; он признавал ее
возможной, но давал понЯть,  что возможна и  другаЯ  гипотеза длЯ объЯснениЯ
того  же ЯвлениЯ и  что Явление в таком случае принимало совсем  другой вид.
Џодобный взглЯд на гипотезы успокаивает умы и в наше времЯ: напр., в вопросе
о  происхождении  угрызений  совести  можно  допустить много гипотез,  чтобы
освободить   душу  от  той  мрачной   тени,  котораЯ  набрасываетсЯ  на  нее
единственно  общеизвестной гипотезой и которой в  силу этого придают слишком
большое значение.  ’аким образом, желаЯ успокоить несчастных, надо помнить о
двух успокоительных средствах ќпикура; они  применимы во  многих  случаЯх. ‚
простейшей форме их можно выразить следующими двумЯ способами: или пусть это
будет так, и  в таком случае что нам до этого за  дело; или это может быть и
так, а может быть и иначе.
     8
     Ќочью. - ‘ наступлением ночи ближайшие к нам  предметы настраивают  нас
на иной лад. ‚етер то шепчет, будто прокравшись к нам незаконными путЯми, то
завывает, словно не может отыскать того, что ищет. ’усклый, красноватый свет
лампы, нетерпеливый  раб  бодрствующего  человека,  как  бы  истомлен  своей
вынужденной борьбой с мраком. Њерное дыхание спЯщего нагонЯет на нас уныние,
и кажетсЯ,  будто к нему примешиваетсЯ мелодиЯ  постоЯнных  забот, -  мы  не
слышим ее, но,  когда  грудь поднимаетсЯ вверх, мы  чувствуем, как сжимаетсЯ
сердце; когда  же  дыхание  выходит из  груди и  наступает почти  мертвеннаЯ
тишина,  то мы говорим себе: "успокойсЯ немного, бедный, истомившийсЯ  дух!"
Њы  желаем  покоЯ,  вечного  покоЯ  всему живому; ведь все  живет  под таким
гнетом,  и  ночь  настраивает нас на мысль о смерти. …сли бы  люди  лишились
солнца и боролись при свете  луны и масла против ночи,  то  какаЯ  философиЯ
окутала  бы нас  своим  покрывалом!  Њы  и  то  слишком Ясно  замечаем,  как
омрачаетсЯ умственное и душевное состоЯние человека, благодарЯ полусуточному
мраку и отсутствию солнца, как тускнеет от этого всЯ жизнь.
     9
     Ћткуда ведет свое напало учение о свободе воли. - Џеред одним человеком
необходимость стоит  в  виде  его страстей, перед другим -  в  виде привычки
слушать и слушатьсЯ, перед третьим - как логическаЯ совесть, перед четвертым
- как каприз  и  желание к скачкам  в  сторону. Џодобно  шелковичному червю,
ищущему свободу своей воли в  своих паутинах,  эти четверо ищут свободу воли
именно  там, где свЯзаны больше всего. Ћтчего же это  происходит? Ќесомненно
оттого, что каждый видит свою  свободу именно в том, в чем сильнее всего его
чувство жизни, следовательно или в страсти, или в долге, или в познании, или
в подвижности. €м кажетсЯ, что элемент свободы заключаетсЯ именно в том, чем
силен  человек, в  чем  проЯвлЯетсЯ  у  него чувство  жизни:  по их  мнению,
зависимость неразрывно  свЯзана с притуплением чувства, а независимость  - с
его  силой.  ’аким образом  в сферу  метафизики  ошибочно  переноситсЯ опыт,
добытый  из  общественно-политической  сферы;  в  последней,  действительно,
сильный человек  -  свободен, живое  чувство  радостей  и страданий, высокие
надежды,  смелые   порывы,   сильнаЯ   ненависть   -   ЯвлЯютсЯ   атрибутами
господствующего  и независимого человека, тогда как подчиненный, тупой живет
под притуплЯющим гнетом. “чение о свободе воли есть выдумка  господствующего
класса.
     10
     Ќе  чувствовать  новых  оков.  -  Џока  мы  не  чувствуем  гнета  нашей
зависимости,   мы   чувствуем   себЯ   свободными:   это  ложное  заключение
свидетельствует  о  гордости  и  властолюбии  человека,  так  как  оно  этим
устанавливает,   что  человек,  при  всЯких  обстоЯтельствах,   как   только
поЯвлЯетсЯ  зависимость,  тотчас замечает и определЯет  ее, в силу  чего  он
необходимо допускает, что вообще человек пользуетсЯ независимостью, и если в
виде  исключениЯ  утрачивает  ее,  то  непременно  чувствует  это.  Ќо верно
противоположное мнение, а именно, что человек всегда в сложной зависимости и
чувствует себЯ свободным лишь потому, что благодарЯ долголетней  привычке не
ощущает своих  оков.  ’олько новые  оковы  чувствует он.  "‘вобода  воли"  -
значит, в сущности, отсутствие ощущениЯ новых оков.
     11
     ‘вобода  воли  и  изолЯциЯ  фактов.  -  ЃлагодарЯ  обычному  недостатку
точности в наших  наблюдениЯх, мы целую группу Явлений  принимаем за одно  и
называем это  фактом; а между отдельными фактами мы представлЯем себе пустые
промежутки,  которыми  изолируем  факты.  ‚  действительности  же  все  наши
поступки, все  наше знание не есть совокупность фактов и пустых промежутков,
-  нет,  это непрерывный  поток.  Ќо  теориЯ  свободы  воли  несовместима  с
представлением  о  непрерывном,  неделимом,  постоЯнном  потоке   и  заранее
предполагает, что каждый отдельный  поступок  изолирован  и  неделим;  это -
атомистика в области  воли и познаниЯ.  Њы  недостаточно точно понимаем  как
характеры, так  и факты:  мы говорим об одинаковых характерах, об одинаковых
фактах,  но  ни  тех, ни других  не существует  в действительности. € вот мы
хвалим  или порицаем, однако  на основании  того  ошибочного  предположениЯ,
будто  бы  существуют  одинаковые  факты  и  можно составить нисходЯщий  рЯд
какого-либо рода фактов, соответствующий нисходЯщему рЯду творений. €так, мы
изолируем не  только  отдельные факты, но  и целые группы  мнимо  одинаковых
фактов (хорошие, дурные, сострадательные, завистливые поступки  и т. д.); но
и то  и другое ложно. ‘лова и понЯтиЯ ЯвлЯютсЯ наиболее наглЯдным основанием
того,  что  мы  верим в  это  изолирование  целых  групп  фактов.  ‘ловами и
понЯтиЯми мы  не только  обозначаем вещь, но и  думаем первоначально уловить
при  их  помощи и  сущность вещей.  ‘лова  и понЯтиЯ  вводЯт нас постоЯнно в
заблуждение,   мы  представлЯем  себе   вещи  более  простыми,   чем  они  в
действительности, отделенными друг от друга, неделимыми, т. е. существующими
независимо.  ‚  словах  скрыта   философскаЯ  мифологиЯ,  котораЯ  постоЯнно
сказываетсЯ, как бы мы ни старались быть осторожными. ‚ера  в свободу  воли,
т. е.  в  тождество и  изолированность фактов,  находит в Языке своих верных
проповедников и защитников.
     12
     Ћсновные ошибки.  - —тобы  ощущать  душевную  радость или горе, человек
должен быть ослеплен одной из двух следующих иллюзий: или он должен верить в
тождество  известных   фактов,  известных  восприЯтий;  в  этом   случае  он
сравнивает свое теперешнее состоЯние с предыдущими,  сходство или несходство
их (каковыми они  сохранЯютсЯ в его памЯти) доставлЯют ему радость или горе;
во-вторых, он может верить в свободу воли;  в этом случае он как бы говорит:
"этого Я не должен бы делать", или: "это  Я мог бы сделать иначе", - и таким
образом  ощущает  радость  или горе.  ’олько эти заблуждениЯ доставлЯют  нам
душевное  удовольствие и  недовольство;  без  них  не могло бы  существовать
человечество,  основанием  внутреннего мира которого была и будет вера в то,
что человек свободен в мире несвободы; что, каковы бы  ни были его поступки,
хороши или дурны, он творит  вечные чудеса; что он представлЯет удивительное
исключение,   сверхживотное,  почти   божество,  цель   творениЯ,   разгадку
космической  загадки,   великого  повелителЯ  природы,  презирающего  ее,  -
существо, считающее свою историю мировой! - Vanitas vanitatum homo.
     13
     „воЯкое выражение. - •орошо двоЯко выражать одну и ту же вещь и,  таким
образом, придавать ей правую и левую ногу; на одной ноге истина может только
стоЯть, а с двумЯ - ходить и поворачиватьсЯ.
     14
     —еловек,  комедиант мира. - „олжны были бы существовать существа, более
возвышенные, чем  человек, хотЯ бы только длЯ того, чтобы понЯтнее стал весь
юмор, заключающийсЯ в том, что человек считает себЯ  за цель всего  мирового
бытиЯ  и  что человечество может  примиритьсЯ  только  с мыслью  о  какой-то
мировой миссии.  Њузыка сфер,  окружающих землю, была  бы тогда сатирическим
смехом  всех остальных  творений, окружающих человека. ‘кучающее бессмертное
существо как будто  мучительно ласкает свое любимое животное, чтобы находить
наслаждение в трагически гордых жестах и выражениЯх  его страданий, и вообще
в  духовной   изобретательности  самого   суетного   творениЯ,   наслаждаЯсь
изобретением  этого изобретателЯ. ‚едь тот, кто выдумал  человека длЯ своего
развлечениЯ, обладает, конечно,  большим умом, чем человек, и находит больше
радостей  в  своем  уме.  „аже и здесь, где человечество  хочет  добровольно
смиритьсЯ, тщеславие  умеет  сыграть с  нами шутку,  так  как  мы,  люди, по
крайней мере в этом отношении могли бы представлЯть собою нечто несравненное
и чудесное. Ќаше исключительное положение в мире представлЯетсЯ прЯмо чем-то
невероЯтным. €  вот  астрономы,  которые действительно обладают  кругозором,
выходЯщим  за пределы земного  шара, дают понЯть, что каплЯ жизни на земле в
сравнении  с необозримым  океаном  бытиЯ  настоЯщего  и  прошлого  не  имеет
никакого значениЯ; что множество звезд имеют одинаковые с землей условиЯ длЯ
развитиЯ  жизни; но  что и  это множество  звезд  тоже едва ли не  ничтожнаЯ
горсть  в сравнении с  бесконечным множеством тех звезд,  которые никогда не
имели признаков жизни  или на  которых уже прекратилась всЯкаЯ жизнь,  и что
период жизни  на  любой планете  представлЯет только  момент,  одну минутную
вспышку в  сравнении  с  периодом  ее существованиЯ, -  следовательно, жизнь
вовсе  не  цель и  не конечный  смысл существованиЯ  планет. Ѓыть  может,  и
муравьи в лесу воображают, что они цель и смысл существованиЯ,  поступаЯ так
же, как и мы, когда воображаем, что гибель человечества обусловливает гибель
земли. Њы еще  скромны, если ограничиваемсЯ только этим  и не приурочиваем к
похоронам  последнего смертного  вообще  помрачение  и  мира, и богов. ‘амый
добросовестный  астроном представлЯет  себе землю без  жизни  не  иначе  как
светлым, несущимсЯ могильным холмом человечества.
     15
     —еловеческаЯ  скромность.  - Љак мало радостей нужно большинству людей,
чтобы считать жизнь хорошей, - как скромен человек!
     16
     ѓде необходимо равнодушие. -  Ћжидать, что наука дойдет когда-нибудь до
полного разрешениЯ вопросов о первоначальной  причине  и  конечной цели всех
вещей,  а до тех  пор  мыслить по-старому  (именно  верить!)  -  есть  самый
извращенный  взглЯд,   хотЯ  его  довольно   часто  советуют   практиковать.
‘тремление иметь в этом отношении  только вполне  несомненные ответы есть не
более   как  мистическаЯ  потребность,   скрытый   и  только   по  внешности
скептический вид "метафизической  потребности", основанный на задней  мысли,
что еще долгое времЯ не будет ничего добыто в этой области  конечных причин,
и потому "верующий"  в праве пока не обращать вниманиЯ на  всю эту  область.
Ћднако, длЯ  существованиЯ  цельного и  здорового человечества таких  твердо
установленных  положений  относительно отдаленнейших  горизонтов  так  же не
необходимо, как  и  муравью,  чтобы оставатьсЯ  хорошим  муравьем. Њы должны
скорее выЯснить себе, в силу  чего  мы этим вопросам придаем такое роковое и
важное  значение; а длЯ  этого мы  должны  воспользоватьсЯ историей развитиЯ
религиозных и этических чувствований. ‚едь, благодарЯ последним, вопросы эти
стали так важны  и  достойны вниманиЯ:  в  самые далекие сферы,  куда только
направлЯетсЯ  взор, не проникаЯ в них, и  туда  мы внесли такие понЯтиЯ, как
ответственность,  наказание   (вечное  наказание!),   что  было  тем   более
неосмотрительно,  что сферы  эти  остаютсЯ  длЯ  нас вполне  неЯсными. …ще в
древности люди любили фантазировать  в тех вопросах, относительно которых не
могли установить ничего прочного,  с  гнусным  упрЯмством убеждаЯ потомство,
что  фантазии  эти - строгаЯ  истина и что вера важнее  знаниЯ. Ћтносительно
этих  конечных  вопросов  необходимо  противопоставить  вере  не  знание, но
равнодушие  к вере  и мнимому знанию! „лЯ нас должны быть ближе все вопросы,
кроме этих, считавшихсЯ до сих пор важнейшими, - Я подразумеваю вопросы: длЯ
чего создан человек? каков удел его после смерти? и другие такие же курьезы.
Ќа  эти  вопросы надо  обращать  так же  мало вниманиЯ,  как  и  на  вопросы
философов-догматиков,  кто  бы  они  ни  были: идеалисты,  материалисты  или
реалисты.  ‚се они стараютсЯ  отвлечь нас  к тем областЯм, которые  чужды  и
вере,  и  знанию;  даже длЯ  величайших любителей познаниЯ было бы полезнее,
если  бы  вокруг  всего  доступного  исследованию  разума  лежала  туманнаЯ,
обманчиваЯ,    болотнаЯ   полоса   непроницаемого,    вечно   таинственного,
неопределенного.  €менно по сравнению с этим царством тумана на краю области
познаниЯ  увеличиваетсЯ  все  значение светлого и близкого  всего ближайшего
мира знаниЯ. Њы должны снова стать добрыми соседЯми  с самыми близкими к нам
вещами и  не  смотреть  с  таким презрением  поверх их  на  облака и  ночные
чудовища.  ‚ лесах и в  оврагах, в болотах и под нависшим небом  жил человек
целые  тысЯчелетиЯ и  жил в постоЯнной нужде. ‚  этих  условиЯх он  научилсЯ
презирать действительность, презирать все близкое, даже жизнь и самого себЯ;
и  мы, обитатели светлых равнин природы и духа, носим  еще  в крови наследие
этого Яда презрениЯ к самым близким нам предметам.
     17
     ѓлубокие  объЯснениЯ.  - Љогда человек  придает какому-нибудь  месту  в
произведении автора более глубокое значение, чем оно имеет на самом деле, то
этим он не объЯснЯет автора, а только затемнЯет его. ’акое же, а может быть,
и худшее  положение  занЯли наши метафизики  по отношению к  тексту природы;
чтобы  глубже разъЯснить  текст, они нередко сначала начинали выправлЯть, т.
е.  искажать его. ‚ виде  курьезного примера искажениЯ  текста  и затемнениЯ
автора  мы  можем  привести  мнение  опенгауэра  относительно  беременности
женщины. "Џризнаком постоЯнной наличности стремлениЯ воли к жизни во времени
ЯвлЯетсЯ  половой  акт; а признаком  нового проЯвлениЯ, присоединЯющегосЯ  к
этой воле, и притом в высшей степени Явным, служит зачатие нового человека с
его волей жизни. ќтот признак есть беременность; ее не скрывает  человек, но
даже гордитсЯ  ей, тогда как  половой акт скрываетсЯ как  нечто преступное".
опенгауэр  утверждает,  что любаЯ женщина,  захваченнаЯ врасплох  во  времЯ
полового  акта,  может   прЯмо  умереть  со  стыда,  "свою  же  беременность
выставлЯет она  на вид  не только  без  чувства  стыда,  а  даже с некоторой
гордостью".  Џрежде  всего,  никак  нельзЯ  больше  выставлЯть  напоказ  это
состоЯние, чем оно само выставлЯет себЯ; таким образом опенгауэр, говорЯ об
умышленном обнаруживании  беременности,  подготовлЯет  текст,  подходЯщий  к
заранее  подготовленному  объЯснению. ’очно так же неверно, что это  Явление
будто бы всеобщее; он говорит о "любой женщине"; однако, большинство молодых
женщин  в  состоЯнии беременности  чувствуют  мучительный  стыд  даже  перед
ближайшими родственниками; и  если женщины более зрелого и даже  преклонного
возраста,  особенно  из  низших  классов,  отчасти  как  бы  гордЯтсЯ   этим
состоЯнием, то лишь потому, что они этим дают  понЯть,  что все еще нравЯтсЯ
своим мужьЯм; при  виде их беременности сосед и соседка  или прохожий скажут
или  подумают  про себЯ:  "возможное ли  это дело",  - а подобное  замечание
льстит   женскому   тщеславию   при  духовном  застое.  €сходЯ   из  взглЯда
опенгауэра,  мы  должны были  бы  допустить,  наоборот, что  самые  умные и
развитые  женщины   должны  были  бы  особенно   выставлЯть   напоказ   свою
беременность, так как они имеют много шансов родить чудо-ребенка, причем тут
"волЯ"  еще  раз  отрекаетсЯ  от себЯ ради  общего блага; а  глупые женщины,
напротив того, имели бы все основаниЯ скрывать свою беременность и стыдитьсЯ
ее  больше  всего.  ЌельзЯ   согласитьсЯ,  что   все  положениЯ  опенгауэра
заимствованы им из действительности. Џожалуй,  опенгауэр прав только в том,
что женщины в состоЯнии беременности обнаруживают наибольшее самодовольство;
но длЯ  этого  имеетсЯ объЯснение более подходЯщее  к  действительности, чем
предлагаемое  им. ‘тоит только припомнить кудахтанье наседки  перед тем, как
снести Яйцо: смотрите, мол, смотрите, Я снесу Яйцо, Я снесу Яйцо!
     18
     ‘овременный „иоген.  - Џрежде  чем  искать человека, надо найти фонарь.
Ѓудет ли это неизбежно фонарь циника?
     19
     Ќеморалисты. -  Њоралистам должно  бы теперь нравитьсЯ, что их называют
неморалистами, так  как  они  вскрывают  нравственность;  а тот, кто  делает
вскрытие, совершает убийство; однако,  вскрытиЯ делают длЯ того, чтобы лучше
знать, лучше судить и  чтобы вообще людЯм лучше жилось, а не длЯ того, чтобы
весь свет делал вскрытиЯ. Љ  сожалению, люди все еще до сих  пор думают, что
каждый  моралист во всех  своих поступках  должен служить примером, которому
должны все  подражать: они  смешивают его с  проповедником  морали.  Џрежние
моралисты любили больше проповедывать, чем делать вскрытиЯ. ‚ этом и кроетсЯ
причина  и упомЯнутого  смешениЯ  и  неблагоприЯтных  условий длЯ теперешних
моралистов.
     20
     Ќе смешивать. - Њоралисты, рассматривающие возвышенный, могущественный,
самоотверженный  образ мыслей героев, встречающихсЯ, например,  у  Џлутарха,
или  чистое, светлое, пригревающее душевное состоЯние истинно хороших мужчин
и  женщин,  как  трудную  проблему познаниЯ,  исследующие происхождение этих
Явлений,  сводЯ сложное к более  основному, сосредоточиваЯ  свое внимание на
запутанности мотивов,  на  вплетенных  тонких  нитЯх  ошибочных понЯтий,  на
унаследованных, постепенно  развившихсЯ  отдельных чувствованиЯх  и  группах
чувствований, -  такие моралисты, говорю Я, очень часто смешиваютсЯ с  теми,
от которых они более всего отличаютсЯ. „а, их часто смешивают с теми жалкими
моралистами, которые не верЯт ни в какое умственное или нравственное величие
и  стараютсЯ  скрыть  свое  духовное убожество в  блеске  чужого  величиЯ  и
чистоты. Џервые  моралисты  говорЯт: "это  - проблема", а эти ничтожные люди
твердЯт: "здесь все лгуны и ложь";  таким образом,  последние  отрицают даже
существование того, что первые пытаютсЯ объЯснить.
     21
     —еловек  как измеритель.  -  ‚ероЯтно,  всЯ нравственность человечества
имеет свое начало  в  том страшном  духовном возбуждении,  которое испытывал
первобытный  человек,  когда он впервые открыл меру и измерение, вес и весы.
(‘лово "Mensch" - человек означает "Messende" - измерЯющий, так как  человек
желал  назвать  себЯ  по  имени  своего  величайшего  открытиЯ!)   ‘  такими
представлениЯми  люди возвысились  до областей,  где  немыслимо измерение  и
взвешивание, но им казалось, что и здесь возможно и то и другое.
     22
     Џринцип равновесиЯ. - ѓрабитель и  тот сильный человек, который обещает
охранЯть  общество  от  грабителей,  вероЯтно,  в  сущности  вполне  сходные
существа и  отличаютсЯ  только тем, что второй извлекает  свою выгоду иначе,
чем первый; он  извлекает  свою  выгоду из  равномерных  обложений,  которые
уплачивает ему община, а не из контрибуций. (’акое же отношение существует и
между купцом и пиратом, оба занЯтиЯ соединЯлись долгое времЯ в одном лице, и
в  случае,  если одно  казалось  невыгодным,  человек прибегал к  другому. ‚
сущности  и  теперь мораль купца -  это утонченнаЯ мораль  пирата, а именно:
покупать по  возможности дешевле,  - если можно,  уплачиваЯ только  издержки
предприЯтиЯ, - и продавать по возможности  дороже). ‘уть всЯ  в том: сильный
обещает служить противовесом грабителю,  и при этом слабые видЯт возможность
жить.  Ћни  должны  или  сами  сплотитьсЯ  в  противодействующую  силу,  или
подчинитьсЯ одной противодействующей  силе (за услуги которой они уплачивают
вознаграждение). Џредпочтение охотно отдаетсЯ последнему способу, так  как в
этом случае сдерживаютсЯ два  опасных начала, первое при  помощи  второго, а
второе помощью собственной выгоды; длЯ второго выгодно обращатьсЯ  милостиво
и снисходительно с подчиненными, чтобы они могли содержать  не  только себЯ,
но  и  своего повелителЯ. Џравда, и  в этом  случае  дело  не обходитсЯ  без
суровых жестокостей; однако, люди начали дышать свободнее, чем раньше, когда
во всЯкое времЯ они могли ожидать полного истреблениЯ. Ћбщина в самом начале
бывает  организацией  слабых  в   противовес  грозной  силе.  ЋрганизациЯ  в
подавлЯющую  силу  была  бы  полезнее,  если   бы  могла   сразу  уничтожить
противодействующую силу;  и действительно,  если  бы  дело  шло об отдельном
могущественном враге, то люди,  наверное, испробовали бы это  средство. …сли
же этот противник - глава рода  или человек  пользуетсЯ большим влиЯнием, то
быстрое, решительное  уничтожение невозможно  и приходитсЯ  довольствоватьсЯ
медленной, продолжительной борьбой. Џодобное состоЯние наименее благоприЯтно
длЯ  общины, так как она, благодарЯ  этому,  терЯет  времЯ, необходимое  длЯ
добываниЯ средств  к пропитанию, и рискует каждое  мгновение  лишитьсЯ того,
что  было  ею достигнуто  с таким  трудом. Ћттого-то община и  предпочитает,
чтобы сила длЯ защиты и нападениЯ была на той же высоте, как и сила опасного
соседа, и чтобы противник  понимал, что и на их чашке весов лежит столько же
груза, сколько и у него: почему  бы им не быть тогда добрыми друзьЯми? ’аким
образом равновесие  ЯвлЯетсЯ очень важным принципом  в древнейшем  учении  о
праве и нравственности; равновесие - это базис справедливости. Љогда в более
грубые времена мы встречаемсЯ с принципом справедливости "око за око, зуб за
зуб", то  принцип этот указывает на достигнутое уже равновесие, которое он и
хочет  удерживать,  так что отныне,  если  кто-нибудь  совершит насилие,  то
потерпевший  не  станет  в   запальчивости  прибегать  к  мести.  Ќарушенное
равновесие восстанавливаетсЯ  благодарЯ  "jus  talionis": ведь в  те далекие
времена глаза, руки представлЯли часть могущества. ‚нутри  общины, где члены
рассматривались  как  равнозначащие,  против  проступков,  т.  е.  нарушениЯ
принципа равновесиЯ,  имеютсЯ  позор  и  наказание:  позор - это противовес,
установленный против отдельного лица, стЯжавшего посредством захвата выгоду,
но,  благодарЯ  позору,  терпЯщего   теперь  убытки,  которые  уничтожают  и
превышают  прежнюю пользу. ’о же значение имеет наказание: перевесу, который
себе  позволЯет  всЯкий  преступник, оно противопоставлЯет  гораздо  больший
противовес:  насилию   -  тюремное   заключение,  воровству  -   возвращение
похищенного  и  штраф.  Џреступнику,  таким  образом,  напоминают,  что  он,
благодарЯ своему  поступку, выделил себЯ  из  общины  и лишилсЯ присущих  ей
нравственных выгод: и община относитсЯ к нему  как к неравному, слабому, вне
ее  стоЯщему (ей  чуждому); поэтому  наказание не есть только возмездие: оно
заключает в себе нечто большее, а именно суровость первобытного состоЯниЯ, о
которой и хотЯт напомнить преступнику.
     23
     €меют ли приверженцы учениЯ о  свободной воле право наказывать? - ‹юди,
которые судЯт и  наказывают  по  обЯзанности, стараютсЯ в  каждом  отдельном
случае установить, ответствен ли  вообще преступник за свой поступок, мог ли
он действовать так, как повелевал ему рассудок, были ли у него  какие-нибудь
мотивы,  или  же  он   действовал  бессознательно  и  вынужденно?  …сли  его
наказывают, то за то, что он  худшие мотивы предпочел лучшим, следовательно,
как полагают,  сознавал те и другие. ѓде такого сознаниЯ нет, там, по общему
мнению, человек несвободен и  неответствен,  если только его  незнание, как,
например, его ignorantia legis, не было следствием предумышленного упущениЯ,
так как в этом случае, т. е. когда он не училсЯ тому, что ему следует знать,
он уже предпочитал дурные мотивы  хорошим и теперь должен расплачиватьсЯ  за
последствиЯ своего дурного выбора. …сли  же  он по слабоумию или тупоумию не
понимал хороших мотивов, то  он не наказываетсЯ: говорЯт, что у него не было
выбора,  что  он действовал как животное. “ преступника, подвергаемого каре,
предполагаетсЯ именно преднамеренное игнорирование голоса рассудка. Ќо каким
же  образом может  человек быть  преднамеренно менее  рассудительным, чем он
должен быть?  €  откуда  исходит  решение,  когда  чашки  весов  переполнены
хорошими  и дурными  мотивами? Ќе  от  заблуждениЯ  или  ослеплениЯ,  не  от
внешнего или внутреннего принуждениЯ? (‚прочем, поразмыслив,  мы поймем, что
всЯкое так называемое "внешнее принуждение" есть не что иное, как внутреннее
принуждение страха и  боли). € мы опЯть спрашиваем: откуда? ђешение, значит,
не может исходить от рассудка, так как рассудок не мог бы предпочесть худшие
мотивы лучшим. ‚от здесь-то и призываетсЯ на помощь свободнаЯ волЯ: решающим
импульсом  Якобы  ЯвлЯетсЯ окончательно  волЯ,  наступает  момент,  когда не
действуют никакие мотивы, и  поступок  ЯвлЯетсЯ в виде  чуда, из ничего. ќта
так называемаЯ волЯ наказываетсЯ в том случае, когда  не должно быть никакой
воли: рассудок, знавший  закон, т.  е.  то,  что велено и  что запрещено, не
должен был, говорЯт, оставлЯть  выбора, должен был приневолить,  действуЯ  в
качестве  высшей силы. ‘ледовательно,  преступник наказываетсЯ  за  то,  что
употребил  свою "свободную  волю",  т.  е. действовал без мотивов  там,  где
должен был руководствоватьсЯ  мотивами. Ђ почему он так поступал? Ќо об этом
именно и нельзЯ спрашивать: поступок этот не допускает вопроса "почему?", он
ничем не мотивируетсЯ,  ниоткуда не проистекает;  он  бесцелен и бессмыслен.
Ћднако, в силу вышеизложенного первого условиЯ всЯкой наказуемости, за такой
поступок не  следовало  бы и наказывать!  Ќо нельзЯ ссылатьсЯ  и  на тот вид
наказуемости,  когда   что-нибудь  не  делаетсЯ,  что-нибудь  упускаетсЯ,  и
рассудок  не  действует,  так  как  упущение   было  во  всЯком   случае  не
преднамеренное, а наказуемым  считаетсЯ  только преднамеренное  неисполнение
того, что велено. Џравда, преступник предпочел дурные мотивы хорошим, но без
причины и намерениЯ: он действовал вопреки  рассудку,  но не длЯ того, чтобы
не слушатьсЯ его велений. ’о предположение, которое делаетсЯ  по отношению к
преступнику,  заслуживающему кару, что  он с намерением действовал наперекор
рассудку,  именно это предположение недопустимо, если  признавать "свободную
волю". ‚ы, приверженцы учениЯ о "свободной воле", не имеете права карать, вы
лишены  этого  права  на основании  ваших  же принципов! Ќо  в  сущности эти
принципы не  более  как  страннаЯ мифологиЯ понЯтий, и  наседка, котораЯ  их
вывела на свет, высиживала их вдали от действительной жизни.
     24
     Љ  характеристике  преступника  и его  судьи.  -  Џреступник,  которому
известны   все  обстоЯтельства  дела,   не  находит  свой   поступок   таким
непостижимым и из рЯда вон выходЯщим, как его судьи и хулители; наказание же
назначаетсЯ ему именно  соразмерно тому удивлению,  которое испытывают судьи
при виде поступка, кажущегосЯ  им непостижимым. …сли защитнику какого-нибудь
преступника достаточно хорошо известны и  обстоЯтельства преступлениЯ  и всЯ
жизнь  его   клиента  до  этого  времени,  то   так  называемые   смЯгчающие
обстоЯтельства,  которые  он приводит  одно за другим, в конце концов должны
смЯгчить  вину  до полного ее исчезновениЯ.  €ли, выражаЯсь  Яснее: защитник
будет  шаг за шагом  смЯгчать  то  удивление, которое  осуждало и определЯло
наказание, и, наконец, окончательно рассеет его, заставив каждого искреннего
слушателЯ признатьсЯ самому себе, "что преступник должен был поступить  так,
как  поступил;  наказываЯ  его,  мы  наказали  бы вечную  необходимость". Ќо
соразмерЯть степень наказаниЯ со  степенью  сведений имеющихсЯ, или  которые
можно заполучить по истории данного преступлениЯ, - не противоречит  ли  это
всЯкой справедливости?
     25
     Њена   и  справедливость.  -  Њена  только  тогда  была  бы  честной  и
справедливой,  если  бы каждый из менЯющихсЯ требовал лишь столько, сколько,
по его мнению, стоит  его вещь, включаЯ сюда и трудность  ее приобретениЯ, и
редкость вещи, и потраченное времЯ и т.  п.,  и даже ценность  длЯ  него как
любителЯ.  Љак  только он назначает цену  вещи  соответственно нужде  в  ней
другого,  он  становитсЯ утонченным грабителем  и лихоимцем.  …сли  одним из
предметов  мены ЯвлЯютсЯ  деньги, то  следует принимать  в соображение,  что
рубль  в  руках  богатого  наследника,  поденщика,  купца  и  студента имеет
совершенно  различное  значение, и  смотрЯ по  тому,  сколько каждый  из них
сделал - почти ничего или много -  длЯ приобретениЯ этого рублЯ, он и должен
бы  получить за него. ќтого требует  справедливость,  но в действительности,
как  известно, встречаетсЯ как раз  обратное: в финансовом мире рубль самого
ленивого богача приносит больше прибыли, чем рубль работЯщего беднЯка.
     26
     Џравовые отношениЯ как средства. - Џраво, основанное на договорах между
равными,  существует  до тех  пор, пока сила договаривавшихсЯ  одинакова или
мало  чем  отличаетсЯ  одна от  другой;  благоразумие создало  право,  чтобы
положить конец распре и бесполезной трате равных сил. Ќо это достигаетсЯ так
же  хорошо,  если  одна  из  сторон  сделаетсЯ  значительно  слабее  другой:
происходит подчинение,  и  право, как  таковое, перестает  существовать,  но
результат  получаетсЯ тот же, что и раньше, при нем. ’еперь  уж благоразумие
более сильного  заставлЯет его беречь  силы подчиненного, не  тратить их без
пользы,  и  часто   положение  подчиненного  более  благоприЯтно,  чем  было
положение  равноправного.  ‘ледовательно,  правовые  отношениЯ  не  цель,  а
временное средство, рекомендуемое благоразумием.
     27
     ЋбъЯснение  злорадства. -  ‡лорадство происходит  оттого,  что  каждому
человеку в каком-нибудь отношении, хорошо им сознаваемом, живетсЯ плохо: его
гнетет или забота, или раскаЯние, или боль; постигающее зло приравнивает его
к  нам, вызываЯ в нас радость и успокаиваЯ  в нас чувство  зависти. - …сли в
известный момент человек чувствует себЯ хорошо, то он тем не менее накоплЯет
в  своем   сознании  несчастье  ближнего,  как  капитал,  которым  он  может
воспользоватьсЯ,  когда  несчастье  постигнет его самого; и в этом случае он
чувствует  "злорадство".  Њысль,  настроеннаЯ  на  равенстве  между  людьми,
простирает  свое  мерило  и  на область счастьЯ и случайностей: злорадство -
самое  обыкновенное  признание победы и  восстановлениЯ равенства  даже  и в
области высших интересов. ‡лорадство существует  лишь с тех пор, как человек
научилсЯ видеть  в других людЯх существа себе подобные, следовательно, с тех
пор как создалось общество.
     28
     Џроизвол в  соразмерности наказаний. - Ѓольшинство  преступников так же
случайно  попадают  под наказание,  как женщины становЯтсЯ  матерЯми. „есЯть
раз,  сто  раз они делали  то же самое,  не испытав дурных последствий,  как
вдруг все раскрываетсЯ, и их постигает кара.  Џривычка,  казалось бы, должна
служить  смЯгчающим  обстоЯтельством  длЯ  проступка,  за который преступник
наказываетсЯ:  ведь,  в  нем  образовалась наклонность,  с  которой  труднее
боротьсЯ. ‚место того,  при подозрении,  что  преступление вошло в привычку,
наказание  бывает суровее,  и привычка  служит  аргументом,  не  допускающи