        ‘ергей Љирилов. Ћ русской интеллигенции

     ђазговор  о  судьбе  отечественного интеллектуального слоЯ
представлЯетсЯ уместным  по  крайней  мере  по  трем  причинам.
‚о-первых,  дискуссии  на  тему  "об интеллигенции" традиционно
относЯтсЯ к числу излюбленных в печати (ведетсЯ  таковаЯ  и  на
страницах  "Ќового  мира")1,  так  что  тема  эта сама по себе,
очевидно, представлЯет интерес длЯ нам подобных.  ‚о-вторых,  в
последние      годы     отмечены     попытки     представителей
интеллектуального   слоЯ    высказыватьсЯ    от    его    лица,
сформулировать  его  корпоративные ценности и интересы (одно из
наиболее характерных Явлений такого рода -- статьЯ  €.Ђлексеева
"Ѓлагородное   собрание   на  руинах  империи"  в  "Ќезависимой
газете",  1993,  14  июлЯ).  ‚-третьих,  ведутсЯ  разговоры   о
возрождении  ђоссии, о возвращении к ее культуре, что немыслимо
без воссозданиЯ соответствующего  интеллектуального  слоЯ.  Џри
этом  обращает  на  себЯ внимание, что обычно, с одной стороны,
бывает не вполне Ясно, о ком же и о чем,  собственно,  идет  ре
чь,  а  с  другой  -- имеет место непонимание или игнорирование
некоторых реалий, свЯзанных как вообще с положением в  обществе
элитных слоев, так и с существом "советской интеллигенции".
     ‚  спорах  о  том, кого считать интеллигентом, возможно, и
есть своЯ прелесть, но Я, как  человек,  занимающийсЯ  скучными
материЯми  социальных и государственных структур, оценить ее не
способен  и  предпочитаю  писать  о  вещах,  поддающихсЯ  более
конкретному  определению.  Љак  отмечалось  в  одной  из статей
"Ќового мира", интеллигенциЯ несоотносима  с  социальным  слоем
образованных  людей  или  работников умственного труда и, более
того, интеллигенциЯ и образованные классы  рассматриваютсЯ  как
полЯрные   лагери.   ’ак   вот,   Я  буду  говорить  именно  об
"образованном сословии" --  об  интеллектуалах  как  социальном
слое, вне зависимости от того, плохие они или хорошие, злые или
добрые,  "прогрессивные"  или  "реакционные", левые или правые.
Њежду прочим, как бы ни различались  взглЯды  этих  лагерей  по
политическим   и   социальным   вопросам  (в  том  числе  и  на
собственное место в обществе), они были людьми одной  культуры.
"€нтеллигенты"   отвергали   те   ценности,   на  которых  были
воспитаны,  но  воспитаны-то  они  были  все-таки  на  тех   же
ценностЯх,  что и "охранители". Љонечно, если не брать в расчет
все остальное население, то различиЯ между отрЯдами этого  слоЯ
могут  показатьсЯ гораздо более выпуклыми и значимыми. Џри этом
совершенно не принимаетсЯ в расчет принципиальное отличие  всех
этих  людей  вместе  взЯтых  (а  это  лишь  2 -- 3 процента) от
остальной массы населениЯ. Ћбъективно, с точки зрениЯ структуры
общества, они составлЯют один  слой,  выделенный  по  критериЯм
способности   к  более  сложной  (умственной)  деЯтельности,  и
развитие страны зависит все-таки не от  того,  насколько  рьЯно
интеллигенты   ругают  власть,  а  от  того,  на  каком  уровне
находитсЯ ее интеллектуальный слой.

        1

     €нтеллектуальный слой не только ЯвлЯетсЯ "лицом" общества,
выразителем его достижений, но определЯет  способность  данного
общества  к  конкуренции  на мировой арене, его вклад в мировую
цивилизацию.      Џоэтому      качественные      характеристики
культуроносного  интеллектуального слоЯ во многом обусловливают
судьбу страны. ЃлестЯщий расцвет русской науки и культуры в XIX
веке  был  обеспечен  людьми,   объективно   выдвинутыми   теми
принципами  комплектованиЯ  и существованиЯ этого слоЯ, которые
были заложены три столетиЯ назад, тогда как удручающаЯ  серость
последних  десЯтилетий  свЯзана  с целенаправленным принижением
культуроносного  слоЯ  и  фактическим  его  уничтожением  путем
формированиЯ  такого его состава, который не способен выполнЯть
свойственные этому слою функции. •от понимание  свЯзи  будущего
ђоссии  с  восстановлением качества "сословиЯ интеллектуалов" в
рЯде случаев и имеет  место,  над  тем,  насколько  это  вообще
достижимо,  есть  ли  хотЯ  бы  дрожжи,  на  которых  могла  бы
возродитьсЯ прежнЯЯ культура,  задумываютсЯ  мало,  потому  что
коренное  отличие создавшего ее слоЯ от современного советского
в полной мере не осознаетсЯ. Љонечно,  слой  интеллектуалов  --
лиц,  обладающих  сравнительно  более  высоким,  чем  у рЯдовых
членов  общества,  уровнем  информированности  (образованиЯ)  и
осуществлЯющих    функции    руководства,    духовно-культового
обслуживаниЯ и научно-технологического развитиЯ, --  существует
во  всЯком обществе, но при всем разнообразии набора социальных
групп, составлЯющих этот слой в той или иной стране  в  то  или
иное  времЯ,  положение  такого  слоЯ  в  обществе  подчинЯетсЯ
некоторым общим закономерностЯм. Ћ них-то обычно и забывают.
     Џреодоление  современным  интеллектуалом  сознаниЯ   своей
социальной  неполноценности  даетсЯ  тЯжело.  Ћсновой идеологии
всЯкого тоталитарного режима  ЯвлЯетсЯ  общеобЯзательный  культ
"простого человека" (именно это роднит, казалось бы, совершенно
разные   по   устремлениЯм   тоталитарные   идеологии).   Џосле
десЯтилетий внушений в том  духе,  что  руки  важнее  головы  и
назначение   последней   состоит  в  обслуживании  их,  голова,
свыкшаЯсЯ с этой "аксиомой", в  значительной  степени  утратила
свои  мыслительные  свойства  и  до  сих  пор  не  осмеливаетсЯ
поднЯтьсЯ до осознаниЯ противоестественности такого положениЯ.
     €нтеллектуальный слой по сути своей элитарен  (коль  скоро
состоит  из  меньшинства,  способного  делать  то, что не может
большинство). Ћднако попытки выступить в защиту его  интересов,
о  которых  упоминалось  выше,  исходили  как  раз из того, что
"наших много", подчеркивалось  именно  то  обстоЯтельство,  что
интеллигенциЯ  теперь  --  весьма  многочисленный  общественный
слой. ‘работала характерна советскаЯ привычка говорить от имени
если  не  большинства,  то,   по   крайней   мере,   достаточно
многочисленной  группы населениЯ: мол, не какие-то там одиночки
выскочки, а -- миллионы, "огромнаЯ сила". “вы,  "массовость"-то
и делает эти попытки безнадежными и даже смешными.
     „ело  в  том,  что  высота статуса и степень материального
благосостоЯниЯ всЯкого элитного  слоЯ  обратно  пропорциональна
численности  этого слоЯ и его доле в обществе. ђост численности
социальных групп, входЯщих традиционно в состав  элитного  слоЯ
данного  общества,  всегда  приводит  к  падению  престижа этих
групп,   и   средний   уровень   материальной    обеспеченности
большинства их членов также обычно понижаетсЯ, подобно тому как
обесцениваетсЯ  значение,  например,  званий, наград и т. п. по
мере увеличениЯ числа их обладателей.
     ‚следствие этого долЯ элитных слоев в обществе  более  или
менее  константна  и, как правило, не превышает 10 процентов, а
чаще составлЯет еще меньшую величину -- 2 --
     3   процента.   ќто   обстоЯтельство    обусловлено    как
биологически   (лишь  ограниченное  число  особей  в  популЯции
обладает определенным набором качеств, позволЯющих им выполнЯть
соответствующие функции), так  и  тем,  что  долЯ  материальных
благ,  перераспределЯемых  длЯ  обеспечениЯ  их  существованиЯ,
также не беспредельна. ‘елекциЯ элитного слоЯ  обычно  сочетает
принцип самовоспроизводства и постоЯнный приток новых членов по
принципу личных заслуг и дарований, хотЯ в разных обществах тот
или   иной   принцип   может   преобладать   в  зависимости  от
идеологических   установок.   Џри   этом   важным   показателем
качественности  этого  слоЯ  ЯвлЯетсЯ способность его полностью
абсорбировать своих новых сочленов уже в первом поколении.  Џри
засорении интеллектуального слоЯ слишком большим числом лиц, не
отвечающих  по  своему  уровню  задаче  поддержаниЯ  культурной
традиции, он неизбежно деградирует и  лишаетсЯ  в  общественном
сознании прежнего престижа, объективнаЯ "ценность" его среднего
представителЯ    понижаетсЯ    и    возможности   материального
обеспечениЯ падают.
     ‚ силу названных  обстоЯтельств  набор  социальных  групп,
входЯщих  в  состав  элитного слоЯ, со временем может менЯтьсЯ.
ЋпределЯющим ЯвлЯетсЯ не абсолютный уровень  информированности,
а  положение  данной  группы  по  этому показателю относительно
других социальных групп, относительно среднего  уровнЯ  данного
общества.  Џоэтому, кстати, и сама по себе численность и долЯ в
населении той  или  иной  социальной  группы,  претендующей  на
вхождение  в  элитный  слой, косвенно может свидетельствовать о
своей к нему принадлежности (или непринадлежности).  „олЯ  лиц,
чей  образовательный  уровень существенно отличаетсЯ от общего,
довольно постоЯнна и не превышает нескольких процентов,  причем
не  зависит  от  "абсолютных"  показателей. ЏонЯтиЯ "среднего",
"высшего" и т. д. образованиЯ вообще весьма  относительны  и  в
плане социальной значимости сами по себе ничего не говорЯт: при
введении,  допустим,  "всеобщего  высшего образованиЯ" реальным
высшим образованием будет аспирантура; если же всех  пропускать
через  аспирантуру,  то  "интеллигентами с высшим образованием"
можно будет считать обладателей докторских степеней, и т. д.
     ‚ажен не "абсолютный" уровень информированности, а степень
отличи его от уровнЯ основной массы  населениЯ.  „о  революции,
скажем,   уровень   общей   культуры  выпускника  гимназии  или
реального училища сразу резко выделЯл его из массы населениЯ (и
принципиальной разницы в этом отношении между ним и выпускником
вуза не было), в советское же времЯ такое отличие  обеспечивали
лишь  несколько  лучших  вузов или аспирантура (не говорЯ уже о
том, что прежнЯЯ "среднЯЯ" гимназиЯ  и  по  абсолютному  уровню
гуманитарной  культуры  давала несравненно больше, чем "высший"
советский институт).
     Џоэтому естественно, что по  мере  увеличениЯ  в  обществе
численности    социальных   групп,   члены   которых   в   силу
функциональной    предназначенности     получали     какое-либо
образование,   те   группы,  длЯ  которых  уровень  необходимой
информированности  был  наименьшим,  постепенно   выпадали   из
элитного  слоЯ  и  сливались  с основной массой населениЯ. ’ак,
если в свое  времЯ,  допустим,  мелкие  канцелЯрские  служащие,
писарЯ  и  т.  п.,  чьи  занЯтиЯ  были  привилегированны  и чьЯ
численность ничтожна относительно всего  населениЯ,  входили  в
этот   слой,   то  в  ситуации,  когда  так  называемые  "белые
воротнички" стали составлЯть до четверти населениЯ, лишь высшие
их группы могут быть к нему отнесены. Џо той же причине рЯдовой
выпускник советского вуза занимает в статусном плане такое  же,
если  не  более  низкое  место  в обществе, как не имеющий даже
первого классного чина канцелЯрист в дореволюционной ђоссии.
     Ќа освещение интеллигентских проблем сильнейший  отпечаток
накладывает    социальнаЯ    самоидентификациЯ   пишущих.   Љак
справедливо заметил в свое времЯ ”. Ќицше, тщеславие других  не
нравитсЯ  нам  тогда,  когда  идет против нашего тщеславиЯ. ‚от
почему,  даже  несмотрЯ  на  моду  на  дореволюционную  ђоссию,
неприЯзнь  к  ее "образованному сословию" просматриваетсЯ очень
четко в писаниЯх самых разных по взглЯдам  авторов.  „лЯ  одних
это  буржуи,  сатрапы  и  реакционеры,  длЯ  других -- масоны и
предатели, виновные в гибели ђоссии. Ќо какой бы ни изображать,
чем бы ни мазать старую российскую элиту и каких бы  грехов  на
нее ни взваливать, а все равно ничего лучшего в стране не было:
элита, она и есть элита. € это она создала ту русскую культуру,
котораЯ  признана  ныне всем цивилизованным миром. Љультуру-то,
общекультурный фон, стиль жизни, поведениЯ  и  общениЯ  создает
ведь  не  десЯток  "исполинов", а весь слой образованных людей:
десЯтки  тысЯч  учителей,  офицеров,  провинциальных  барышень,
чиновников, врачей и т. д. (в семьЯх которых потом и поЯвлЯютсЯ
эти самые "исполины"). ’ак что уж какими бы эти люди ни были, а
то,  что  создали,  --  создали. „ругое дело, что созданнаЯ ими
культура   была   чужда   многим    представителЯм    советской
интеллигенции.  ќта  культура, неотделимаЯ от своих создателей,
все-таки аристократична.
     ‚  нормальных  условиЯх  нациЯ  неизбежно  выделЯет   свою
аристократию,  потому  что  сама  сущность  высоких  проЯвлений
культуры глубоко аристократична: лишь немногие способны  делать
что-то  такое,  чего не может делать большинство (будь то сфера
искусства,   науки   или   государственного   управлениЯ).   Ќе
обЯзательно  такие  люди  должны принадлежать к аристократии по
происхождению,  но  само   наличие   аристократической   среды,
соответствующих   идеалов   и   представлений  в  обществе  длЯ
стимулЯции  успехов  в  этих   видах   деЯтельности   абсолютно
необходимо.  ЋбщественнаЯ полЯризациЯ рождает высокую культуру,
усредненность, эгалитаризм --  только  серость.  ’а  российскаЯ
культура,  о  которой идет речь, создавалась именно на разности
потенциалов (за что  ее  так  не  любЯт  разного  рода  "друзьЯ
народа").  •арактерно,  что  одно  из наиболее распространенных
обвинений Џетру ‚еликому -- то, что он-де вырыл пропасть  между
высшим  сословием  и  "народом", формально вполне вздорное (ибо
как раз при нем были открыты широкие возможности попасть в  это
сословие  выходцам  из  "народа",  тогда  как  прежде сословные
перегородки были почти непроницаемы), -- имеет в виду на  самом
деле   эту   разность.   •отЯ   культура   образованного   слоЯ
дореволюционной ђоссии  давно  перестала  быть  господствующей,
подспудное чувство неполноценности по отношению к ней порождает
у члена современного "образованного сословиЯ" даже иногда плохо
осознаваемую  враждебность. ‹иц, сознательно ориентирующихсЯ на
старую культуру,  среди  нынешних  интеллигентов  до  недавнего
времени  было относительно немного: такаЯ ориентациЯ не свЯзана
жестко   с   происхождением   (создающим   длЯ    нее    только
дополнительный  стимул),  а зависит в основном от предпочтений,
выработавшихсЯ  в   ходе   саморазвитиЯ,   а   именно   условиЯ
становлениЯ  личности  интеллектуала  в  советский период менее
всего располагали к  выбору  в  пользу  этой  культуры.  Ћднако
наличие  в  обществе  хотЯ бы некоторого количества ее духовных
наследников и приверженцев  усиливает  эти  чувства,  поскольку
предполагает  (пусть  и молчаливое) противостоЯние между людьми
разной   культурной   ориентации.   ‘ледует    заметить,    что
образованные   по-советски   люди   оказались  даже  в  большем
отдалении от традиционных  ценностей  и  понЯтий,  чем  простой
народ, ибо заглотили большую порцию отравы (советскаЯ культура,
с   точки   зрениЯ  нормального,  несоветского  человека,  есть
антикультура).  ‹юди  же,  в  меньшей  степени  приобщенные   к
культуре (котораЯ была в эти годы советской, и никакой другой),
оказались в относительно меньшей мере затронуты порчей. Џоэтому
в  нем, как ни странно, до некоторой степени сохранилось как бы
некое понЯтие о подлинной культуре, о том, чем она была раньше.
€ отсюда -- традиционное уважение к "барину" как носителю  этой
культуры,   то   есть   дореволюционному  интеллектуалу.  Њужик
"барина", конечно, не любил, но прекрасно отдавал себе отчет  в
том,  чем  тот  от  него отличаетсЯ, -- за то, собственно, и не
любил, что ему не  приходило  в  голову  почитать  себЯ  с  ним
"ровней".  Ќо  даже  ненавидЯ  его, мужик смутно понимал, что в
"барине" есть что-то такое, чего не хватает ему самому и что  в
глубине души он не мог не уважать. ‘оветский же интеллигент хот
"барина" в чем-то как бы и "любит" (почитаЯ его себе "ровней" в
социальном  смысле), но, в сущности, не уважает, считаЯ себЯ не
менее "культурным" (да еще, пожалуй, --  более,  ибо  советскаЯ
культура, по его разумению, "выше" и "прогрессивнее"), и своего
сущностного  отличиЯ  от  него  даже  и  не  осознает,  так как
критерии этого отличиЯ часто ему неведомы.
     „а  и  нельзЯ  сказать,  чтобы  современные  интеллектуалы
хорошо    представлЯли   себе   облик   своих   дореволюционных
предшественников. „оходит до того, что в  качестве  общих  мест
фигурируют  самые  нелепые представлениЯ. Њне уже приходилось в
свое  времЯ  ("Њосква",  1992,  No  2-4)   писать   по   поводу
смехотворного  тезиса  о "чиновничестве", не допускающем в свою
среду "образованных разночинцев", из  чего  Якобы  и  произошла
"интеллигенциЯ".   „лЯ   некоторых   невежественных   советских
историков это было нормально (откуда им знать положениЯ "“става
о службе  гражданской",  не  полезут  же  они,  в  самом  деле,
разбиратьсЯ    в    системе    гражданского   чинопроизводства,
персональном  составе  и  образовательном  уровне   тех   групп
интеллектуального  слоЯ, о котором им вздумаетсЯ порассуждать),
но сходные мотивы можно встретить и у людей как будто несколько
другого культурного уровнЯ. Ќа  страницах  "Ќового  мира"  тоже
довелось  читать,  что  "возникновение  маргинального  "ордена"
интеллигенции" было обусловлено "архаичностью российской табели
о рангах" (последнЯЯ вообще очень часто предстает как  какое-то
специфическое  российское  "чудо-юдо",  шокирующе  действуЯ  на
советско-интеллигентские   мозги,   хотЯ   представлЯет   собой
совершенно   нормальное   и   необходимое  типично  европейское
Явление,  имеющее  место  и   в   настоЯщее   времЯ   во   всех
цивилизованных   государствах).  „а  и  вообще,  из-за  слабого
знакомства с  реалиЯми  других  европейских  стран  пресловутую
"особость" ђоссии (не важно -- отрицательно или положительно ее
толкуЯ) часто ухитрЯютсЯ видеть как раз там, где ее нет.

        2

     ‘оциальный    слой   носителей   российской   культуры   и
государственности  был   уничтожен   вместе   с   культурой   и
государственностью    исторической    ђоссии    в    результате
большевистского  переворота.  ‚  течение  полутора  десЯтилетий
после  установлениЯ  коммунистического  режима  было в основном
покончено с его остатками, и одновременно шел процесс  созданиЯ
"новой  интеллигенции",  предопределивший  нынешнее положение с
интеллектуальным слоем в нашей стране. ‚  основе  этого  лежали
следующие обстоЯтельства.
     Ѓольшевистскую  революцию российский интеллектуальный слой
встретил, естественно, резко  враждебно.  Ѓолее  того,  он  был
единственным,  кто  оказал  ей  сразу  же  активное вооруженное
сопротивление -- еще в то врем (осень 1917 -- зима 1918  года),
когда  крестьЯнство и даже казачество оставались пассивны. •отЯ
в  сопротивлении  непосредственно  участвовала  лишь  небольшаЯ
часть  этого  слоЯ  (большинство  и  его членов оказались не на
высоте,   проЯвив   крайнее   недомыслие,   нерешительность   и
трусость),   но   среди   тех,   кто  оказывал  противодействие
установлению   большевистской   диктатуры   в    стране,    его
представители  составлЯли  до  80 -- 90 процентов. €менно такой
состав  имела  на  первых   порах   „обровольческаЯ   армиЯ   и
аналогичные   ей   формированиЯ  на  других  фронтах  (из  3683
участников "‹едЯного похода" более трех тысЯч  были  офицерами,
юнкерами,  студентами,  гимназистами  и т.п.; на ‚остоке осенью
1918 года из 5261  штыка  ‘реднесибирского  корпуса  2929  были
офицерами,  и  т.  д.).  ‘ледует  иметь в виду, что к 1917 году
почти все  лица  "призывного"  возраста,  имеющие  образование,
ЯвлЯлись   офицерами.  Ѓольшевики,  со  своей  стороны,  вполне
отдавали себе отчет в том,  что  их  реальными  противниками  в
гражданской  войне были не мифические "капиталисты и помещики",
а интеллигенциЯ -- в погонах и без оных, из которой и  состоЯли
белогвардейские полки.
     ‚следствие  этого  красный  террор  был  направлен  именно
против интеллектуального слоЯ. ‚ рекомендациЯх органам —Љ прЯмо
указывалось на необходимость  руководствоватьсЯ  при  вынесении
приговора  профессией  и образованием попавших им в руки лиц. ‚
инструкциЯх  местным  органам  советской   власти   по   взЯтию
заложников  дл  расстрела также указывалсЯ круг соответствующих
профессий будущих жертв. ‚се это тогда ничуть не скрывалось,  и
большевистские  вожди  "историческое оправдание" террора видели
именно в том, что "пролетариату  удалось  сломить  политическую
волю интеллигенции". ‚ результате потерь интеллектуального слоЯ
от    террора,   а   также   голода   и   эпидемий,   ЯвившихсЯ
непосредственным   следствием   революции,   численность    его
представителей  сократилась  на  несколько  сот  тысЯч человек.
Џримерно такое же  число  лиц  умственного  труда  оказалось  в
эмиграции.  ‘трана  не  только  лишилась  большей  части своего
интеллектуального потенциала, но старый  интеллектуальный  слой
вовсе   перестал   существовать   как   социальнаЯ  общность  и
общественнаЯ сила. ‚ отношении остатков этого  слоЯ,  которому,
как   считали  коммунистические  идеологи,  "вполне  заслуженно
пришлось    изведать    участь    побежденного",    проводилась
целенаправленна   репрессивнаЯ   политика.   ‘тавилась  задача,
во-первых, как можно быстрее  заменить  представителей  "старой
интеллигенции"  в  сфере  их профессионального труда "советской
интеллигенцией",  во-вторых,  лишить  их   вообще   возможности
заниматьсЯ   умственным   трудом  (предлагалась,  в  частности,
земледельческаЯ колонизациЯ, переучивание длЯ физического труда
в промышленности, а также  упразднение  вовсе  некоторых  видов
деЯтельности,  которыми  могли  заниматьсЯ лишь преимущественно
старые специалисты) и, в-третьих, не допустить проникновениЯ  в
"новую  интеллигенцию" детей интеллигенции дореволюционной -- с
тем, чтобы естественнаЯ убыль старого интеллектуального слоЯ не
могла сопровождатьсЯ "замещением его хотЯ бы в тех же  размерах
из  той  же среды". Ќовый интеллектуальный слой с самого начала
создавалсЯ   на   принципах,    во    многом    противоположных
дореволюционным.  Ќо  самое  существенное то, что он, исходЯ из
социологических концепций новых правителей,  должен  был  иметь
как  бы "временный" характер. €нтеллектуальный слой, и без того
плохо вписывающийсЯ своим существованием в  марксистские  схемы
"классового  общества", как бы постоЯнно "путалсЯ под ногами" у
теоретиков марксизма.  ‘огласно  воззрениЯм  строителей  нового
общества,  в  будущем  он  вообще  не  должен был существовать.
‘тановление   системы   образованиЯ   имело   основной    целью
способствовать достижению полной "социальной однородности".
     ЏонЯтно,  что интеллектуальный слой, создаваемый исходЯ из
подобных задач, должен был как бы отрицать собственную сущность
-- сущность элитарного слоЯ, каковым он ЯвлЯетсЯ  в  нормальном
обществе.     ‘    другой    стороны,    практические    задачи
государственного выживаниЯ до известной степени  препЯтствовали
полной   реализации   теоретических   посылок  коммунистической
идеологии. Џод знаком противоестественного сочетаниЯ этих  двух
взаимоисключающих    тенденций    и    проходило    становление
интеллектуального слоЯ в советский период. ’ак вот,  Я  позволю
себе  напомнить, что между интеллектуальным слоем старой ђоссии
и современным  поистине  лежит  пропасть  --  настолько  сильно
отличаютсЯ   все   их   основные   характеристики,   и  попытки
предъЯвлЯть     требованиЯ     обеспечить     длЯ     нынешнего
интеллектуального слоЯ то положение, которое занимал в обществе
дореволюционный,  есть  попытки  с негодными средствами. Џрежде
всего,  интеллектуальный  слой   дореволюционной   ђоссии   был
сравнительно  немногочисленным,  он  насчитывал  2  --  3  млн.
человек, составлЯЯ около 3 процентов населениЯ страны. Ќаиболее
значительнаЯ  часть  его  была  занЯта  в  управлении   частным
сектором   экономики.  (‘реди  лиц  интеллектуальных  профессий
насчитывалось   до   300   тыс.   разного   рода   учителей   и
преподавателей,  до  50  тыс.  €’ђ  (в  том числе около 10 тыс.
инженеров), 80 -- 90 тыс. медиков  (в  том  числе  до  25  тыс.
врачей),  около  20 тыс. ученых и преподавателей вузов, 60 тыс.
кадровых офицеров и военных чиновников, 200 тыс.  духовенства.)
’огда   как   в   советское  времЯ  важнейшим  обстоЯтельством,
оказавшим решающее влиЯние на большинство проблем, свЯзанных  с
обликом  и  положением  интеллектуального  слоЯ,  стал быстрый,
искусственный и гипертрофированный рост его численности.
     Џодготовка специалистов и развитие сети учебных  заведений
форсировались  практически  на  всех  этапах истории советского
общества,   ибо   были   прЯмо   свЯзаны   с    целью    лишить
интеллектуальный  слой особого привилегированного статуса путем
"превращениЯ всех  людей  в  интеллигентов".  ’емпы  подготовки
инженеров   и   других  специалистов  массовых  интеллигентских
профессий  намного  опережали  реальные  потребности  экономики
(особенно  в  производственной  сфере)  и  диктовались  главным
образом  пропагандистскими   и   политическими   соображениЯми.
ЌачинаЯ  с  20-х  годов перед политическим руководством стоЯла,
кроме  всего  прочего,  и   проблема   обеспечениЯ   лоЯльности
интеллектуального слоЯ, недопущение возможности оппозиции с его
стороны.   „лЯ   этого   важно   было,   во-первых,   исключить
корпоративную общность и солидарность отдельных  отрЯдов  этого
слоЯ  (традиции  такой  общности  в дореволюционной ђоссии были
достаточно развиты),  а  во-вторых,  всегда  иметь  возможность
заменить   саботирующих  или  репрессируемых  специалистов  без
ущерба  длЯ  дела  при  массовом  характере  их  сопротивлениЯ.
€збыточное увеличение численности решало обе этих проблемы.
     ‚ажнейшее     значение    длЯ    увеличениЯ    численности
интеллектуального слоЯ имел,  конечно,  рост  числа  студентов,
форсирование  которого  стало  первостепенной заботой советских
властей. Ћднако общаЯ численность лиц умственного  труда  росла
еще  быстрее  количества студентов и была гораздо значительнее,
чем  число  выпускников  учебных   заведений,   поскольку   длЯ
советского  строЯ  всегда было характерно (особенно в довоенный
период) так называемое "выдвиженчество" -- массовое  назначение
на  соответствующие  должности  длЯ  исполнениЯ интеллигентских
функций  людей,  не  получивших  соответствующего  образованиЯ.
Ћсновной  скачок численности интеллектуального слоЯ пришелсЯ на
30-е годы, когда темпы роста за десЯтилетие составили около 300
процентов,  а  по  лицам  с  высшим   и   средним   специальным
образованием  -- 360 процентов. ‚торой "всплеск" роста пришелсЯ
на 50 -- 60-е годы, когда по отдельным категориЯм  он  составил
до 100 процентов за десЯтилетие. Ћба скачка, как будет показано
ниже, были вызваны идеолого-политическими обстоЯтельствами.
     Џрактически   длЯ  всех  социально-профессиональных  групп
интеллектуального   слоЯ   была   характерна   такаЯ    степень
количественного  роста,  котораЯ  лишала  их профессию прежнего
ореола   избранности.   ЏродолжавшеесЯ   безмерное   разбухание
интеллектуального  слоЯ  (к  концу  80-х годов насчитывалось 37
млн. специалистов, в том числе 16 млн. с  высшим  образованием)
привело    к   тому,   что   при   значительно   более   низком
социокультурном  и  техническом  уровне  ‘‘‘ђ  по  сравнению  с
развитыми европейскими странами, он находилсЯ на первом месте в
мире  по  количеству врачей, инженеров, научных работников и т.
д. не только в абсолютном исчислении, но и на  душу  населениЯ,
одновременно держа первенство по мизерности их оплаты -- как по
абсолютным  показателЯм, так и относительно средней зарплаты по
стране. „о революции часть интеллектуального  слоЯ,  занЯтаЯ  в
сфере     непосредственного    государственно-административного
управлениЯ,  была,  вопреки  распространенным   представлениЯм,
крайне   незначительна.  „аже  с  учетом  того,  что  в  ђоссии
значительнаЯ часть преподавателей, врачей, инженеров  и  других
представителей       массовых       профессиональных      групп
интеллектуального слоЯ находилась на государственной  службе  и
входила,  таким  образом,  в  состав чиновничества, общее число
российских чиновников  было  довольно  невелико,  особенно  при
сопоставлении с другими странами.
     Ќа  рубеже  XVII  --  XVIII веков всех "приказных людей" в
ђоссии насчитывалось около 4,7 тыс. человек, тогда как в Ђнглии
в начале XVIII века при вчетверо меньшем населении -- 10 тыс. ‚
середине XVIII века  всех  ранговых  гражданских  чиновников  в
ђоссии  насчитывалось всего 2051 тыс. (с канцелЯристами -- 5379
тыс.). ‚ 1796 году ранговых чиновников было 15,5 тыс.,  в  1804
-- 13,2  тыс.,  в  1847  --  61 548 тыс., в 1857 -- 86 066 тыс.
(плюс 32 073 канцелЯриста), в 1897 -- 101 513 тыс., в начале XX
века -- 161 тыс. (с канцелЯристами -- 385 тыс.).  Љ  1917  году
всех  государственных служащих насчитывалось 576 тыс. Њежду тем
во ”ранции уже в середине XIX века их было 0,5млн., в Ђнглии  к
1914  году (при втрое-вчетверо меньшем населении) -- 779тыс., в
‘Ђ в 1900 году (при в 1,5  раза  меньшем  населении)  --  1275
тыс.,  наконец,  в ѓермании в 1918 году (при в 2,5 раза меньшем
населении) -- 1,5 млн. ‘ учетом общего числа жителей  в  ђоссии
"на душу населениЯ" приходилось в 5 -- 8 раз меньше чиновников,
чем  в  любой  европейской  стране.  „лЯ  советского  же режима
характерна тотальнаЯ бюрократизациЯ интеллектуального  слоЯ.  ‘
исчезновением  настоЯщей  бюрократии  (сравнительно  небольшого
слоЯ чиновников, юридически оформленного, с конкретной и четкой
иерархией, чинами и т. д.) произошла  тотальнаЯ  бюрократизациЯ
всего  общества,  в  котором  хотЯ  никто  не имеет гражданских
чинов, но  практически  каждый  ЯвлЯетсЯ  чиновником  в  смысле
принадлежности   к  системе  общественных  отношений,  где  все
замкнуто на государство и любаЯ  сфера  деЯтельности  есть,  по
сути, государственнаЯ служба, поскольку других работодателей не
имеетсЯ.  …сли  до революции на государственной службе состоЯло
менее четверти всех представителей интеллектуального  слоЯ,  то
после  нее  -- подавлЯющее большинство, а к концу 20-х годов (с
ликвидацией нэпа) -- до 100 процентов.
     ’отальный контроль социалистического государства над всеми
сферами жизни привел к  невиданному  разрастанию  и  собственно
административно-управленческого  слоЯ.  “же  в конце 1919 года,
несмотрЯ  на  потери  во  времЯ  мировой  и  гражданской  войн,
эмиграции   и   отпадениЯ   от  ђоссии  огромных  территорий  с
многомиллионным населением, только в 33  губерниЯх  …вропейской
ђоссии  насчитывалось  1880  тыс.  средних  и  480  тыс. высших
государственных  служащих  (вместо  576  тыс.  до   революции).
Џерепись 1923 года зафиксировала только в городах, без сельской
местности,  1836 тыс. служащих. ЌесмотрЯ на частные сокращениЯ,
их число с 1925 по 1928 год увеличилось с 1854,6 до 2230,2 тыс.
человек. …сли до 1917 года  в  ђоссии  на  167  млн.  населениЯ
приходилось  менее  0,6  млн.  государственных  служащих,  а  в
ѓермании на 67,8 млн. населениЯ  --  1,5  млн.,  то  уже  через
десЯть  лет  ѓерманиЯ  по  количеству  их  "на  душу населениЯ"
осталась далеко позади: к этому времени там в  управлении  было
занЯто  20  человек  на  1000 человек населениЯ, а в ‘‘‘ђ-- 33.
’аким  образом,  занимаЯ  по  этому  показателю  до   революции
последнее  место среди европейских стран, после нее наша страна
уверенно вышла на первое. Џоказательно, что уже в 1923 --  1924
годах  в  государственном  аппарате  насчитывалось  свыше  2000
наименований  должностей  вместо  600  до  революции.  Џроблема
"сокращениЯ  госаппарата"  постоЯнно  поднималась  в  советское
времЯ, но ни разу даже не приблизилась к решению, потому что  в
социалистическом государстве она нерешаема в принципе. Ќаиболее
шумные кампании под лозунгами типа "€з канцелЯрии -- к станку!"
имели   место   в  конце  50-х  --  начале  60-х  годов.  Џланы
простирались до того, чтобы переучивать служащих  в  рабочих  и
направлЯть   их   в   отдаленные  районы.  Ќо  и  роспуск  рЯда
министерств,  перекройка  органов  управлениЯ  и  другие   меры
принесли  смехотворные  результаты.  ‚ 1960 году по сравнению с
1958-м численность госаппарата сократилась на 6 -- 7 процентов,
но в 1963 году  восстановилась,  а  со  следующего  года  стала
уверенно  расти,  увеличившись  к 1968 году на целую треть. € в
дальнейшем после каждого "сокращениЯ"  численность  госаппарата
только  еще больше возрастала. €бо советский строй немыслим без
бюрократизации,  это  та  основа,  без  которой   он   не   мог
существовать,  даже  если  бы  примитивизм и ограниченность его
политического руководства на всех уровнЯх не заставлЯли  искать
в ней спасениЯ.
     Љачественный  уровень  дореволюционных специалистов был, в
общем, весьма высок, ибо  система  образованиЯ,  сложившаЯсЯ  в
ђоссии   к   тому   времени,   в   тех   ее   звеньЯх,  которые
непосредственно   пополнЯли   своими   выпускниками    наиболее
квалифицированную  часть  интеллектуального  слоЯ  (гимназии  и
вузы), находилась на уровне лучших европейских образцов,  а  во
многом  и  превосходила их. „ореволюционные русские инженеры, в
частности,  превосходили  своих  зарубежных  коллег  именно  по
уровню  общей культуры, ибо в то времЯ в ђоссии на это обращали
серьезное внимание, не  рассматриваЯ  инженерную  специальность
как   узкое   "ремесло".   €нтеллектуальный   слой,   созданный
коммунистическим режимом и известный  под  термином  "советскаЯ
интеллигенциЯ",  отличалсЯ в целом низким качественным уровнем.
‹ишь в некоторых элитных своих звеньЯх (например, ученые точных
и естественных наук),  менее  подверженных  идеологизации,  где
частично  сохранились  традиции  русской  научной  школы, или в
военно-технической сфере, от которой напрЯмую  зависела  судьба
режима,   он   мог  сохранЯть  некоторое  число  интеллектуалов
мирового  уровнЯ.  ‚сЯ  же  масса  рЯдовых  членов  этого  слоЯ
оказывалась  много ниже не только дореволюционных специалистов,
но и  современных  им  иностранных.  ЋсновнаЯ  часть  советской
интеллигенции  получила  крайне поверхностное образование. ‚ 20
-- 30-х  годах  получил  даже  распространение  так  называемый
"бригадный  метод  обучениЯ",  когда при успешном ответе одного
студента   зачет    ставилсЯ    всей    группе.    ‘пециалисты,
подготовленные  подобным  образом,  да  еще  из  лиц, имевших к
моменту поступлениЯ в вуз крайне низкий  образовательный  ценз,
не   могли,   естественно,   идти   ни   в  какое  сравнение  с
дореволюционными. Љ тому же система образованиЯ, сложившаЯсЯ  и
функционировавшаЯ   при  преобладающем  влиЯнии  идеологических
установок режима, давала своим воспитанникам  в  лучшем  случае
лишь  более  или  менее узкоспециальные навыки, необходимые длЯ
исполнениЯ профессиональных функций, да  и  то  лишь  в  лучших
учебных  заведениЯх  (масса  провинциальных вузов, профанируЯ и
фальсифицируЯ понЯтие высшего образованиЯ, была не  способна  и
на   это).  Ћбщекультурный  уровень,  обеспечиваемый  советской
системой образованиЯ, уровень  гуманитарной  культуры,  был  не
только   ниже  всЯкой  критики,  но  ЯвлЯлсЯ  скорее  величиной
отрицательной,   ибо   подлинна   культура   не    только    не
преподавалась,   но   заменЯлась   "партийными   дисциплинами".
Џополнение интеллектуального слоЯ  продолжало  получать  крайне
скудное  образование  по  предметам,  формирующим уровень общей
культуры. ‚ вузах естественно-технического  профилЯ  они  вовсе
отсутствовали,  а  в  вузах  гуманитарных информативность курса
даже основных по специальности дисциплин была чрезвычайно мала,
в 2 --  3  раза  уступаЯ  даже  уровню  40  --  50-х  годов,  и
несопоставима   с  дореволюционной.  Ќемногие  носители  старой
культуры совершенно растворились  в  этой  массе  полуграмотных
образованцев.    ‘формировавшаЯсЯ    в    20--    30-х    годах
интеллигентскаЯ среда в качественном отношении  продолжала  как
бы  воспроизводить  себЯ в дальнейшем: качеством подготовленных
тогда специалистов был задан эталон на будущее. Ћбраз типичного
советского  инженера,  врача  и  т.  д.  сложилсЯ  тогда  --  в
довоенный  период.  ‚  50  --  60-е  годы  эти  люди, занЯв все
руководЯщие  посты  и  полностью  сменив  на  преподавательской
работе  остатки  дореволюционных  специалистов,  готовили  себе
подобных и никаких других воспитать и  не  могли.  Ќаконец,  не
менее  чем на треть советскаЯ интеллигенциЯ состоЯла из лиц без
требуемого  образованиЯ.  „о  революции  подобное  Явление   не
оказывало    существенного    влиЯниЯ    на    общий    уровень
интеллектуального слоЯ, так как такие  лица,  как  правило,  не
отличались   по   уровню  общей  культуры  от  лиц,  получивших
специальное образование (они были представителЯми одной  и  той
же  среды  и  имели  возможность  приобщатьсЯ  к  ее культуре в
семье). Ќо советские "практики"-выдвиженцы  вышли  как  раз  из
низов  общества  и,  не получив даже того скудного образованиЯ,
какое   давали   советские   специальные   учебные   заведениЯ,
представлЯли  собой элемент, еще более понижающий общий уровень
советского интеллектуального слоЯ. •арактерной чертой советской
действительности      была      прогрессирующаЯ      профанациЯ
интеллектуального  труда  и  образованиЯ  как такового. ‚ сферу
умственного труда  включались  профессии  и  занЯтиЯ,  едва  ли
имеющие  к  нему  отношение.  Џлодилась масса должностей, Якобы
требующих замещениЯ  лицами  с  высшим  и  средним  специальным
образованием, что порождало ложный "заказ" системе образованиЯ.
€деЯ   "стираниЯ   существенных   граней   между  физическим  и
умственным трудом" реализовывалась в этом направлении вплоть до
того, что требующими такого образованиЯ стали объЯвлЯтьсЯ чисто
рабочие    профессии.    Џожалуй,    наиболее     красноречивым
свидетельством  деградации  интеллектуального  слоЯ в советский
период  стало  поЯвление  и  расширение  слоЯ  так   называемых
"рабочих-интеллигентов"  --  лиц с высшим и средним специальным
образованием, занЯтых  на  рабочих  должностЯх.  ќто  уродливое
Явление,  порожденное  извращенной системой зарплаты и огромным
перепроизводством специалистов (при том, что  многие  должности
€’ђ, в том числе и действительно требующие высшего образованиЯ,
были   занЯты   "практиками"),   почиталось,  однако,  основным
достижением советской социальной политики. €менно в  этом  слое
виделось  воплощение грЯдущей социальной однородности общества,
"живые зачатки  слиЯниЯ  в  исторической  перспективе  рабочего
класса и интеллигенции".

        3

     ‚ажной  особенностью  интеллектуального слоЯ старой ђоссии
был  его  "дворЯнский"   характер.   ‚   силу   преимущественно
выслуженного  характера  российского  высшего  сословиЯ  оно  в
большей  степени,   чем   в   других   странах,   совпадало   с
интеллектуальным   слоем   (и  далеко  не  только  потому,  что
поместное дворЯнство было самой образованной частью общества  и
лица,  профессионально занимающиесЯ умственным трудом, поначалу
происходили главным образом из этой среды). ”актически в ђоссии
интеллектуальный слой и был дворЯнством, то есть образовывал  в
основном высшее сословие.
     ‘  начала XVIII века (в XVIII-- XIX веках возникло до 80--
90 процентов всех дворЯнских родов) считалось,  что  дворЯнство
как  высшее  сословие должно объединЯть лиц, проЯвивших себЯ на
разных поприщах и доказавших свои отличные  от  основной  массы
населениЯ   дарованиЯ   и  способности  (каковые  они  призваны
передать  и  своим  потомкам).  „о  1845   года   потомственное
дворЯнство  приобреталось  с  первым  же  офицерским  чином  на
военной службе и с чином  коллежского  асессора  (8  класс)  на
гражданской  (чины 14 -- 9 классов давали личное дворЯнство), а
также с награждением любым орденом.  Џри  этом  образовательный
уровень  ЯвлЯлсЯ в силу свЯзанных с ним льгот решающим фактором
карьеры. ’ак  что  почти  каждый  образованный  человек  любого
происхождениЯ    становилсЯ   сначала   личным,   а   затем   и
потомственным  дворЯнином,   и   сословные   права   дворЯнства
фактически  были  принадлежностью  всего  образованного  слоЯ в
ђоссии.
     ќтот  слой,  таким  образом,  будучи   самым   разным   по
происхождению,  был  до середины XIX века целиком дворЯнским по
сословной принадлежности. ‚ дальнейшем, поскольку сеть  учебных
заведений    и    число   интеллигентских   должностей   быстро
увеличивались,  дворЯнство  по-прежнему  в   огромной   степени
продолжало   пополнЯтьсЯ   этим  путем,  хотЯ  после  повышениЯ
требований дл получениЯ дворЯнства (с 1845  года  потомственное
дворЯнство  приобреталось  на  военной  службе с чином 8 класса
(майор), а на гражданской -- 5-го (статский  советник),  личное
-- военными чинами 14 -- 9 классов и гражданскими чинами 9 -- 6
классов;  с  1856  года  класс  чинов, приносЯщих потомственное
дворЯнство, был поднЯт до 6-го (полковник) на военной службе  и
до  4-го  (действительный  статский  советник)  на гражданской)
некотораЯ часть интеллектуального слоЯ  оставалась  за  рамками
высшего  сословиЯ. “читываЯ, что на рубеже XIX -- XX веков весь
интеллектуальный слой составлЯл 2 -- 3  процента  населениЯ,  а
дворЯне (в том числе и личные) -- 1,5 процента, большинство его
членов  официально относились к высшему сословию (среди тех его
представителей, которые состоЯли на государственной службе,  --
73  процента).  ‚ силу вышеназванных обстоЯтельств общественный
статус и  престиж  интеллектуального  слоЯ  были  исключительно
высоки. Џожалуй, ни в одной европейской стране принадлежность к
числу  лиц  умственного  труда (особенно это существенно длЯ их
низших  слоев)  не  доставлЯла  индивиду  столь