реисполненный
радостью,  как  вдруг  птица собралась  с  последними  силами, прыгнула  мне
навстречу и занесла надо мной скрюченную когтистую лапу...
     И в этот момент ее настиг вертолет.  Он летел совсем  низко,  над самой
поверхностью, и  с размаху ударил  Онакторниса всей  своей  массой: Чудовище
испустил крик,  и  к небу  взметнулся  фонтан густой  крови.  Огромные когти
скрючились,  рассекая  воздух,  один  из  них  глубоко  вонзился  в  обшивку
вертолета. Тот закачался и едва не рухнул на землю.
     -- Куба!  -- завопил  я. --  Осторожно, Куба! -- И словно услышав меня,
вертолет с  натужным  ревом набрал высоту,  поднимая  Онакторниса в  воздух.
Чудовище бешено металось  и пыталось снова ударить клювом  капот. Вертолет с
трудом,  сильно раскачиваясь,  пересек  песчаную  площадку  и скрылся по  ту
сторону холма. Дег бросился ко мне.
     -- Мартин! Мартин! -- кричал он. Мы хотели бежать, чтобы что-то узнать,
увидеть,  но наши  ноги  были  словно  налиты  свинцом, и вдруг  мы услышали
отчаянный злобный вопль, а вслед за ним мощный всплеск...
     И сразу же наступила полнейшая тишина. Мы в ужасе остановились.
     Потом снова донесся гул вертолета, похожий на предсмертный хрип.
     Дег, обливаясь  слезами, опустился  на  землю. Я  собрал остатки  сил и
побежал дальше, но  споткнулся, упал, снова поднялся и с невероятным  трудом
вскарабкался на камни...
     И  увидел. Вертолет, болтаясь  из стороны в сторону, летел над открытым
пространством вдоль  болота. Темная поверхность водоема медленно колыхалась,
разгоняя  туман,  висевший  над   ним,   словно   колеблющийся  занавес.  На
поверхности болота вспучивались огромные мутные пузыри.
     Я все понял. И невольно испустил испуганный крик.
     Чудовище упало в  болото.  И утонуло в нем, навеки исчезнув  в  мрачной
бездне.

     Потом я  бросился к Кубе, который,  еле держась на ногах,  выбрался  из
вертолета, опустившегося  на  краю топи. Кубу  трясло как  в  лихорадке. Его
рубашка была разорвана и обрызгана кровью.
     Кровь была  повсюду -- на  капоте, на обшивке,  на лопастях, погнутых и
расшатанных.   И  все   вокруг  было  усеяно  перьями.  От  пышущего   жаром
раскаленного  металла исходила жуткая вонь Онакторниса. В обшивке  вертолета
торчал сверкающий и твердый, как сталь, коготь.
     Встретившись,  мы  с  Кубой  ничего  не  сказали  друг другу,  а только
обменялись долгими взглядами. Даалу выпрыгнул  из вертолета, протянул руки в
сторону кипящей трясины, опустился на колени и запел нечто торжественное.
     Куба  хотел  было что-то  сказать,  но не  смог.  Губы  его дрожали.  Я
дружески  похлопал  по  плечу  нашего  спасителя  и  прошел  к  болоту.  Оно
простиралось передо  мной, равнодушное и враждебное. Зеленоватый туман снова
медленно сгустился над  ним. Трясина бурлила так, словно внутри  прибавилось
огня,  вскоре из  глубины  вырвалось и лопнуло несколько крупных  пузырей...
Впрочем, нет.  Я  не  уверен, что  видел  все это.  Может быть,  мне  только
померещилось. На  душе  у было невероятно  тяжело. Гордо пересохло. Угнетало
чувство полнейшего разочарования.
     Царила абсолютная тишина.
     Не знаю, сколько времени провел я, глядя на эту кипящую топь.
     До меня донесся громкий голос Кубы, я уловил отдельные слова:
     -- Напрасно пытаться... не сможем... кончено... Уничтожен.
     Я не ответил ему. Теперь мне уже все  было совершенно безразлично. Меня
угнетала  горькая, безысходная тоска, от  которой, вероятно, уже  невозможно
было избавиться.
     Дег  спустился с  холма,  шатаясь, словно  во  хмелю. Он не остановился
возле  меня, а  прошел к самому краю болота, пристально глядя  на воду  и  с
трудом переводя дыхание. Его пальцы сжимались и разжимались. Словно он хотел
что-то ухватить, но ловил только воздух.
     Да так оно и было на самом деле. Счастливый случай был упущен.
     В  этом   болоте  оказалось  навеки  погребенным   самое  поразительное
существо, какое мы когда-либо на. своем веку. Самое грандиозное приключение,
какое нам довелось пережить.
     Мы стояли и смотрели, как завороженные.
     Когда снова раздался голос  Кубы,  солнце  был уже высоко в небе.  Куба
попросил нас:
     -- Помогите мне. Давайте посмотрим, что с вертолетом.


        Глава 16. "НАМ ПРИШЛОСЬ УНИЧТОЖИТЬ ЕГО"

     Покачиваясь из  стороны в  сторону, вертолет направлялся в  Марагуа. Он
летел над тропическим лесом -- бескрайним и бездушным.
     Мы сидели  на своих  местах и молчали. Мы о многом могли бы поговорить,
разумеется, но не проронили  ни  слова. Каждый  думал  о  своем.  То, что мы
пережили на холме, перечеркнуло  все другие  впечатления, эмоции, уничтожило
страх. В течение нескольких минут  -- скольких?  --  да сколько нужно, чтобы
взошло солнце -- мы находились как бы вне реальности. Как же привести теперь
в  порядок мысли? Пока что это было слишком трудно. Шум двигателей, накрывая
нас,  словно  волной, оглушал  к  уносил  куда-то далеко. Мы  опять  ощутили
усталость,  она  проникла в ноги, в сердце. В наш мозг. Голова  была слишком
тяжелой,  и я свесил ее  на грудь.  Я увидел свои  руки  --  руки,  которыми
сражался. И убил чудовище...
     Нет. Я отогнал эту мысль, с содроганием.

     Мы летели медленно. Казалось, вертолет вот-вот рухнет. Получив пробоины
в  великой битве, обессиленный, усталый, он мог не  выдержать  и потребовать
отдыха.
     -- Нет,  не  упадет,  -- вдруг крикнул Куба, хотя вертолет, сотрясаясь,
снижался до самых крон деревьев, -- он дотянет до Марагуа, вот увидите.
     Мы  промолчали.  Нам не  было никакого дела до Марагуа.  Ровным  счетом
никакого.
     Куба снова заговорил:
     -- Хотите, Мартин, расскажу, что случилось с Мак-Анной
     Я только взглянул на него, и он продолжал:
     -- Вам  не интересно это сейчас,  я понимаю.  Но таков  уж этот мир, --
добавил он, показывая на джунгли под нами, внизу. -- Запомните это, Мартин.
     -- Вы правы, Куба.
     -- Прав, это точно.  Под холмом,  когда мы с Даалу спустились навстречу
бандитам, Мак-Анне удалось убежать от меня... Я видел,  как он несся, хорошо
видел его спину, и мог выстрелить в него. Но я не сделал этого.
     Дег поднял голову.
     -- Почему? -- спросил он.
     Управляя штурвалом, Куба продолжал:
     -- Потому  что он должен был узнать, кто я  такой  и  за что хочу убить
его. Мак-Анна  должен был знать, что я не гнусный  убийца, вроде него, а меч
Фемиды. -- Торжественный тон, каким он произнес эти  слова,  удивил  меня. Я
понял,  что отыскать Мак-Анну было для него важнее,  чем  найти Онакторниса.
Кто знает, может, он был прав. Такова жизнь.
     Куба продолжал:
     --  У  Мак-Анны был проводник, индеец из  той живарии, поэтому он сумел
скрыться... Мы с Даалу преследовали его три дня подряд, -- он нахмурился, --
бегом продираясь сквозь джунгли.
     Он замолчал. Тогда я спросил:
     -- Почему вы рассказываете мне об этом, Куба?
     Он улыбнулся -- улыбка была горькой, почти отчаянной.
     -- Потому что  должен снять тяжесть с души, Мартин, -- не сразу ответил
он. -- Это конец целой эпохи в моей жизни и... я настиг его, -- продолжал он
глухим и бесконечно  усталым  голосом.  -- Я  открыл ему, кто  я: жертва его
преступления, человек, которого  он ударил ножом и бросил пираньям, человек,
который после  того,  как его спас Даалу, семь лет пролежал в больнице... --
Он  провел рукой  по шрамам на  своем лице и  показал  на лоб: -- Здесь было
пусто,  --  прошептал он,  -- один туман. Я не помнил, кроме этих  проклятых
рыб, которые  кружили вокруг меня... Да... -- Он глубоко вздохнул. --  Я все
это сказал Мак-Анне, прежде чем напасть на хижину, в которой он укрылся.
     Вертолет едва не задевал днищем верхушки  деревьев. После  долгой паузы
Куба продолжал:
     -- Когда  закончилась перестрелка у  подножия холма, я мог бы вернуться
за вами, естественно. Но я не  сделал этого, потому что тогда у меня не было
бы больше случая  сразиться  с Мак-Анной. С вами вместе, -- добавил он, -- я
вынужден был  бы  двигаться  медленно и не  смог  бы  догнать его.  Я должен
просить у вас прощения, -- заключил он.
     Я покачал головой.
     -- Да нет. Вы прибыли вовремя, Куба. Как всегда.
     -- Как и в тот раз, -- тихо произнес Дег, -- с барба амарилла.
     -- С тех пор, как ко мне вернулась память, --снова заговорил Куба, -- я
только и ждал случая, чтобы  попасть в  Марагуа. Узнав, что двум журналистам
нужен вертолет,  я сразу же предложил свои  услуги. Я даже заплатил  за  то,
чтобы эта работа досталась именно мне. Остальное, -- хмуро добавил он, -- вы
знаете.
     Да, остальное мы знали. Больше не было сказано ничего.

     На закате вертолет приземлился на площади у гостиницы в Марагуа.  Возле
нее стояла та же небольшая кучка  людей. Они смотрели, как мы  спускаемся  с
вертолета.  Мы прошли  в  гостиницу.  Завидев нас,  хозяин принес  несколько
стаканов и бутылку агуардиенте.
     Мы долго  молча пили.  Даалу тоже выпил с нами. Дега трясла  лихорадка.
Мне очень многое хотелось сказать, но я не знал, как это сделать, да и стоит
ли говорить. Так, в молчании, мы просидели за стаканом вина до тех пор, пока
не наступила лунная ночь. Луна теперь вызывала у меня суеверный страх.
     Наконец, я поднялся и вышел на  улицу. В  отдалении  блестела  серебром
река. Вскоре я услышал, как шатаясь подошел Дег. Потом появился  Куба и тоже
остановился  возле  меня,  рядом  с  юношей.  Наверное,  они  ждали,  что  я
что-нибудь скажу -- поставлю заключительную точку. Видимо, это действительно
было необходимо.
     И тогда я заговорил:
     -- Это было величайшее  свидетельство  эволюции жизни на земле, -- тихо
начал я,  обращаясь  к  самому  себе.  --  Это  был...  мост  в  предысторию
человечества.  Но нам пришлось уничтожить  его... Да простит нас Бог... -- Я
чувствовал, как горькое, мучительное волнение, охватывает меня.
     Куба шепнул:
     -- Или мы или он, Мартин.
     -- Ну да, конечно. Разве это не любопытно, Куба? Я бы непременно погиб,
если бы вы не  пришли  на помощь, друг мой...  И все же, если выбирать между
мною и Онакторнисом, то было бы лучше, чтобы погиб я... Я ведь всего-навсего
человек. Он же был... чудовищем.
     Дег и Куба  тяжело дышали у меня за спиной. Я продолжал,  закрыв глаза,
словно отдаваясь во власть какого-то странного сна:
     --  Думаю, что у  меня  навсегда останется  в  душе чувство  вины...  и
жалости.  Однако, -- добавил я, помолчав и  думая  о  том, что без  сомнения
скажет мне Спленнервиль, -- хороший журналист не должен усложнять дело.
     Мы помолчали.
     -- Что же вы собираетесь делать дальше, Мартин?--  поинтересовался Дег.
-- Напишете обо всем этом?
     Я посмотрел на него. Глаза его лихорадочно блестели  и в них была видна
тревога. Я покачал головой.
     -- Нет, -- сказал я.
     Куба крепко сжал мою руку.
     -- Нет. Вы молодец, Мартин.

     Спустя три  дня мы покинули Марагуа на пароходе. Куба не отплыл с нами.
Он передал  со мной в Манаус длинный отчет губернатору провинции.  Отчет был
подписан  так:  комиссар  Матиа Рентрерос.  Куба  остался ждать  ответа.  Мы
попрощались,  почти ничего не  сказав друг другу. Пароход начал отходить  от
причала, и я почувствовал какое-то прямо-таки дьявольское волнение.
     А Куба, стоя на причале, весело крикнул:
     -- Я пришлю вам барба амарилла на Рождество, Мартин!
     Похоже, только в эту минуту я и  вздохнул, наконец, облегченно. Да, так
уж устроен мир, такова жизнь -- улыбка, шутка, прощальный привет...
     -- Сами  привезете  ее, Куба, --  ответил  я,  --  только  не  забудьте
револьвер!
     Пароход шел по серой воде. Мы с Дегом продолжали прощально махать рукой
до тех пор, пока Марагуа  не стал таким, каким мы  его увидели первый раз --
призрачным и нереальным. Мы долго еще стояли и молча смотрели  в ту сторону,
пока городок не исчез, наконец, словно поглощенный джунглями.

        ЭПИЛОГ
     "Полковник Джордж В. Спленнервиль, и директор".
     Шеф  ждал  нас  за  большим  письменным  столом.  Он  был, как  всегда,
элегантен  и свеж,  уверен в  себе. Полковник протянул нам крепкую,  холеную
руку и предложил сесть. Мы опустились в  мягкие кресла. Он посмотрел на нас,
улыбаясь и что-то бормоча, потом бумаги и  глянцевые фотографии, лежавшие на
столе.
     -- Огромная работа, ребята, -- сказал он довольным тоном,  -- огромная.
Блестящая. История про Анну -- это же история века. Никогда не  читал ничего
подобного.  Роман.  Я  уже  уступил, --  добавил он, --  права на публикацию
четырем журналам. Может быть,  из  этого  сделают  фильм. Вы сделаете...  --
поправил  он,  улыбаясь,  --  и мы заработаем немало денег, ребята. Да.  Да,
отлично, -- и снова углубился в бумаги.
     Мы находились  в  Нью-Йорке  уже двенадцать  дней.  Запершись  дома,  я
написал  про  все, что случилось с нами  в  командировке. Написал  на  одном
дыхании, сходу, пока не заболела  голова  и не  устали руки. Мы  отправились
искать доисторическое чудовище, подчеркнул я, а нашли чудовище наших дней --
Фриско  Мак-Анну. Я рассказал историю доктора  Савиля,  Кубы,  Даалу, описал
Марагуа,  который  неумолимо  поглощали  джунгли.  Рассказал  и   про  барба
амарилла, и про пылающую живарию. Я упомянул обо  всем и  обо всех  -- кроме
НЕГО.
     Потом  отправил  рукопись и  фотографии  Дега полковнику. Он  пришел  в
восторг.
     -- Гораздо  лучше  этой  проклятой курицы, Мартин,  --  кричал он мне в
телефонную трубку, --  намного  лучше. Тем более, что  читатели все равно не
поверили бы нам. История Мак-Анны в тысячу раз правдивее, живее. В сто тысяч
раз.
     Теперь  я действительно  почувствовал  усталость  и, кроме  того,  меня
переполняла  горечь.  Я молча  смотрел на Спленнервиля, который читал  вслух
отдельные фразы и повторял:
     -- Да,  отлично... Это  твоя  лучшая  работа...  Ты  у меня  лучше всех
пишешь, я уже говорил... Рози! -- позвал он вдруг в микрофон.
     -- Да, полковник?
     -- Позовите ко мне главного редактора и...
     Это был самый подходящий момент. Я поднялся и жестом остановил его.
     --  Прошу вас,  полковник...  -- сказал я. Он недовольно  посмотрел  на
меня:
     -- В чем дело?
     -- Подождите, пожалуйста.
     -- Ну? Что с тобой? Чего ждать?
     -- Подождите, пожалуйста, десять минут!  -- воскликнул  я. Он посмотрел
на меня, прищурившись:
     -- Ладно, Мартин, не сердись, Мартин...
     -- Я не сержусь.
     --  Ну да, я  хочу сказать --  не волнуйся. Рози, подождите, не  зовите
пока никого. Я скажу вам,  когда нужно  будет. И не беспокойте  меня.  -- Он
выключил микрофон и повернулся ко мне: --  Ну, так в  чем дело, почему ты не
хочешь, чтобы  они  пришли?  Все с нетерпением ждут встречи с вами...  хотят
увидеть вас,  черт возьми! С тех пор, как вы вернулись, вы заперлись в своих
четырех стенах, словно прокаженные!
     -- Я же работал, полковник, понимаете?
     Он хлопнул рукой по столу:
     -- Работа,  все время работа! Ну ладно... Так что же ты хочешь  сказать
мне? Это касается работы?
     -- Я  хотел  сказать... -- заговорил  я, но не знал,  с  чего начать. Я
вдруг растерялся, однако продолжал:
     -- Есть одно дело, полковник
     -- Дело? Какое?
     -- Речь идет об Онакторнисе.
     Полковник сделал решительный жест:
     --  Не будем  больше вспоминать  о  нем, мой  дорогой. С  точки  зрения
журналистики это  отработанный  материал.  Совершенно  отработанный.  Старый
Гростер,  --  продолжал  он,  немного  подумав,  --  хотел  поиграть с вами,
позабавиться...  Словом,  Мартин, я  доволен твоей  работой. Можешь поверить
мне.
     Он  продолжал  что-то говорить,  а  я  достал  пакет  и  положил его на
письменный стол. Он сразу умолк. Нахмурился. В глазах его мелькнула тревога,
когда он перевел взгляд со стола на меня.
     -- Что это? -- спросил полковник.
     -- Посмотрите.
     Шеф немного поколебался, потом развернул пакет.
     Он кусал  губы, глядя на перо  и коготь, которые  я  привез. Коготь был
измазан черной,  запекшейся  кровью. И я опять почувствовал этот невыносимый
запах, а Дег побледнел и сжал ручки кресла.
     Прошла  наверное  целая минута.  Спленнервиль  медленно  поднял на меня
глаза. И я прочел в них немой вопрос.
     Я подтвердил:
     -- Да, полковник.
     -- Но в таком случае...
     -- Профессор Гростер не сыграл с вами шутку.
     -- Да, конечно...
     -- Онакториис, -- произнес  я, невольно содрогаясь, существует. Или, --
мрачно добавил я, -- существовал.
     Полковник  покраснел,   потом  побледнел.  Хотел  что-то   сказать,  но
промолчал. Закрыл глаза, нахмурился. Я понял, что должен помочь ему.
     -- У нас нет ни  одного  доказательства, полковник, кроме этого пера  и
когтя. Нет ни одного снимка. Пуля попала в фотоаппарат Дега. И Онакторнис...
     -- Что Онакторнис? -- спросил он, не открывая глаза.
     --  В кипящем болоте. Похоронен. Вытащить его оттуда стоило бы огромных
денег.
     -- Но у меня есть деньги, -- проговорил он.
     -- Конечно. Только мы, скорее всего, ничего не найдем там... --  Теперь
я целиком  выполнил свой долг. -- Решайте вы,  полковник.  Мы  с Дегом будем
немы, как рыбы. Верно, Дег?
     Юноша решительно кивнул. Полковник продолжал сидеть,  закрыв  глаза. Он
вел серьезную борьбу с самим собой, я понимал это.  Что делать? Сообщить обо
всем  --  значит вызвать на  себя критику и насмешки ученых, публики, других
газет...  Или пусть все останется в кипящем болоте  и в наших воспоминаниях?
Что делать? Организовать новую экспедицию или...
     Шеф посмотрел на меня своими голубыми, холодными глазами.
     -- Ладно, ребята, -- воскликнул он, и было ясно, что он снова чувствует
себя  вполне уверенно, хозяином положения,  --  хороший  журналист не должен
усложнять дело. Важно, чтобы я знал, что Гростер был настоящим другом. Ну, а
я еще  подумаю, и мы  со временем  вернемся к этому разговору... -- поспешно
солгал он, потом добавил:
     -- Да, Мартин, а что ты теперь собираешься делать?
     Опять зазвонили колокольчики тревоги.
     --  Собираюсь  отправиться  в Канаду, на  рыбную ловлю, -- медленно, но
твердо заявил я.
     Он взглянул на меня.
     -- Да, да, -- сказал он,  немного помолчав, --  а я думал, что... -- Он
нахмурился, сделал нетерпеливый жест, но потом улыбнулся и протянул руку: --
Хорошо,  Мартин,  хорошо...  Наверное,  Дег  тоже  поедет  с тобой... Ладно,
постарайтесь выловить для меня хорошего осетра... Кто знает, мы еще вернемся
к этому разговору... к этой курице, как она там называется...
     -- Конечно, вы еще вспомните о ней, полковник. Онакторнис.
     -- Да,  да,  верно -- Онакторнис. Ладно,  вернемся к  этому  разговору.
Возможно. А теперь идите. Вы, должно быть, устали? Не так ли, Мартин, Дег?
     Он пожал нам  руки и смотрел вслед, пока  мы  направлялись  к двери.  Я
взялся за ручку, когда он произнес:
     -- Молодец, молодец, Мартин! Ты  прекрасно поработал.  Наверное нелегко
было в джунглях, а?
     Я улыбнулся и, закрывая дверь, ответил:
     -- Нелегко, полковник? Ну, конечно, досаждали иногда комары.

        x x x
     Перевод с итальянского Ирины Константиновой

     Константинова  Ирина Георгиевна, член  трех творческих  Союзов России -
литераторов, журналистов, переводчиков.
     Санкт-Петербург, 197183, Наб. Черной речки, 16 - 27.,
     Тел./факс 4307991,
     E-mail: kig@mail.wplus.net
     1 ноября 2000