- Ну, бояться еще! Мы,  в случае чего, прямо голову  оторвем!  -  Васек
лихо сдвинул на затылок шапку.
     - А кому отрывать? - усмехнулся Одинцов.
     - Кто нападет! - сказал Васек, приглядываясь к белому холмику,  который
как-то странно покачивался в неровном свете луны. -  Да никто не  нападет. Я
думаю, это показалось, - прибавил он.
     Одинцов зажмурился:
     - Ну да, бывает... привидится что-нибудь от снега.
     -  А вот  на севере...  -  пугливо оглядываясь,  добавил  Саша.  -  Мне
рассказывали...
     Сзади  снова  раздался треск  сучьев и тонкий  протяжный вой.  Мальчики
переглянулись. Васек молча показал на  белый холмик. Медленно покачиваясь на
гладкой поверхности пруда, холмик полз к берегу.
     - Стойте здесь... я проверю, - вдруг решился Васек. Саша схватил его за
руку:
     - Я с тобой.
     - Вместе пойдем, - прошептал Одинцов.
     -  На  лыжи! Становись! -  громко  скомандовал Васек.  Ребята вскочили.
Тихий вой, разрастаясь в грозное  рычание, пронесся над прудом. В ответ  ему
из  сугробов вырвались звуки, похожие не  то на  кошачье мяуканье,  не то на
собачий лай.
     - Волки! - с ужасом прошептал Саша.
     -  Держите  палки  наготове,  -  стиснув  зубы, сказал  Васек. - Мы  их
сейчас...
     - Нет! - испуганно остановил его Одинцов. - Куда ты? Надо домой!
     - Домой, домой, - заторопился Саша. - Слышишь?  Вой разрастался. Теперь
уже  казалось,  что  со  всех  сторон  подкрадываются к  мальчикам  какие-то
непонятные и страшные звери.
     - Ничего,  как-нибудь дорогу пробьем!  - задыхаясь от  волнения, сказал
Васек. - За мной, ребята!
     Зорко  вглядываясь  в  каждый  бугорок,  мальчики благополучно миновали
сугробы и вышли в парк.
     - Стойте! - Васек поднял руку.
     На пруду снова было таинственно и тихо.
     - Тьфу! Что за чертовщина такая! Ребята, сознайтесь: кто испугался?
     - Я, - улыбнулся Саша, зябко поводя плечами.
     - И я, - сказал Одинцов.
     - Ну и я, - сознался Васек, - потому что не волк, не человек...
     - А может, просто кошки? - предположил Одинцов.
     Все трое засмеялись.
     А на пруду, когда затихли голоса, под ветвями ели тихо вдвинулась  туго
накрахмаленная  морозом  простыня,  блеснул  огонек, освещая  глубину темной
землянки, и высунулась  голова Мазина.  Белый холмик быстро-быстро пополз  к
старой ели.
     - Ушли? - шепотом спросил Мазин.
     - Ушли, - ответил Петя Русаков, сбрасывая с себя белый халат.


        Глава 7. НОВОСТИ

     Встряхивая золотистым чубом, Васек,  разгоряченный  впечатлениями  дня,
рассказывал отцу:
     - Мы с Митей в лес ездили, далеко-далеко...  А потом  еще с ребятами на
пруд ходили.
     - То-то я тебя еле дождался. Хотел разыскивать.
     - А на пруду, папа, такая  луна, громадная,  и свет  от нее... Нам даже
показалось, что снег  движется. Да еще как завоет кто-то, - засмеялся Васек,
- мы даже испугались немножко.
     -  Вот и хорошо, что испугались. Не будете лазить где не надо,  - хмуро
сказал отец. Он был чем-то озабочен.
     - Да ты что, папа, чудной какой-то сегодня? - удивился Васек.
     - Чудной не чудной,  а... - Павел Васильевич замялся, постучал пальцами
по столу и строго сказал: - К нам тетя Дуня едет.
     - Едет? - переспросил Васек, не зная, радоваться ему или печалиться.
     Тетю Дуню - сестру отца  - он никогда не видел. Она жила под Москвой на
какой-то маленькой станции.
     Павел Васильевич  ожидал, что  сын  будет  протестовать против  приезда
тетки, и приготовился к серьезному отпору, но Васек только спросил:
     - А веселая она?
     - Да как  тебе сказать... особенного веселья я что-то у нее не замечал.
Женщина старая, одинокая,  хозяйка. А мы с тобой, можно сказать,  холостяки.
Где зашить, где пришить требуется, а то и сготовить чего.
     - Каша у тебя пригорелая получается, - задумчиво сказал Васек.
     - Вот-вот, - обрадовался отец, - самое теткино дело - кашу варить.
     - Не хочу  я  тетки. Нам и  вдвоем хорошо, -  вдруг  решительно  заявил
Васек.
     - Хорошо-то хорошо, а с хозяйством мне все равно не сладить...  Да, еще
вот какая новость у меня, сынок...
     Павел   Васильевич   почувствовал  себя   совершенно  несчастным:   ему
предстояло еще раз огорчить Васька.
     - Я, Рыжик, недельки на три в Харьков уеду. В тамошнее депо командируют
меня. -  Он  тяжело  вздохнул.  -  Значит, тут без  тетки никак не обойтись,
сынок.
     Васек молчал. Ему было уже не до тетки.
     - А когда ты уедешь? - тихо спросил он.
     - Когда уеду? Ну, это еще не так скоро. Ты об этом не думай сейчас.
     Васек тряхнул головой.
     - Не скоро? Ну и ладно! А тетка пускай живет. Мне до нее никакого  дела
нет, - решил он.
     Утром к Ваську забежал Одинцов. Павел  Васильевич ушел на работу. Васек
завтракал, густо намазывая маслом белый хлеб.
     - Новость!  -  закричал с  порога Одинцов. - У нас  новый учитель будет
после каникул. Мария Михайловна совсем ушла.
     Мария Михайловна,  прежняя учительница, давно уже  не посещала класс, и
четвертый "Б" около двух  месяцев находился  на  попечении  учителей  других
классов.
     -  Собственный учитель? - обрадовался  Васек. - А  Мария Михайловна что
же?
     Одинцов махнул рукой:
     -  Да  она  с  нами  состарилась совсем...  Не с  нами, а  вообще... Ей
шестьдесят лет скоро будет, а потом, после болезни еще...
     - Жалко ее, - сказал Васек, - привыкли мы к ней.
     - Жалко,  конечно, -  согласился Одинцов,  -  а все-таки учителю я рад.
Бежим к Булгакову, расскажем ему!
     -  Да погоди. Я еще не позавтракал. Вот  ешь лучше.  - Васек пододвинул
товарищу хлеб и масло. Оба с аппетитом принялись за еду.
     - Все новости да новости, -  сказал Васек.  -  А  откуда ты  узнал  про
учителя?
     -  Мне Грозный сказал. Я у  него для Саши лыжи брал. Приношу сегодня, а
он говорит:  "После  каникул  держись,  брат! Отменного учителя вам директор
нашел".
     - Так и сказал - отменного?
     - Так и сказал. Уж он не соврет. Говорит, будто учитель на выставке был
вчера. Все вещи смотрел. Хорошо, что Мазин свой пугач унес!
     - Унес? - с живостью спросил Васек  и досадливо сдвинул брови.  - Так и
не сказал, что за буквы... Ну, пошли к Саше.
     На  улице  было  людно. В сквере  играли  дети, на  скамейках  отдыхали
взрослые. С деревьев, покрытых белым инеем, осыпалась снежная пыль.
     Саша Булгаков  жил недалеко. Пройдя  широкий двор, мальчики постучали в
низенькую дверь первого этажа длинного серого флигеля.
     Им открыла женщина с приветливым лицом:
     - Сашенька, к тебе!
     В  светлой  кухоньке было много ребят. Они, видимо, гуляли и только что
пришли со двора. Саша и его сестренка Нюта раздевали их. Маленькая девочка в
одних, чулках бегала из комнаты в кухню с  мокрым ботинком  в руках. Толстый
малыш, с такими  же, как у Саши, круглыми черными глазами,  хныкал, упираясь
головой в Сашин живот, - он потерял варежку.
     - Куда ты ее дел? - сердился на него Саша. - Найди сейчас же!
     Увидев товарищей, он кивнул им головой:
     - Раздевайтесь, ребята!
     Коля Одинцов пробрался к Сашиной кровати и осторожно присел на краешек,
с интересом наблюдая, как Саша справляется с детворой.
     - Васек,  - крикнул  он, - иди сюда! Смотри, сколько детей у  них. - Он
притянул к себе товарища и зашептал ему в ухо: - У них чуть ли не двенадцать
детей.
     - Семь, - спокойно поправил его  Саша,  поднимаясь  с колен и отряхивая
пыль. - Вон седьмой. На кровати сидит.
     Одинцов подпрыгнул  и с испугом оглянулся:  сзади  него,  обложенное со
всех  сторон  подушками,  копошилось  маленькое  существо с  тремя  светлыми
волосками на макушке.
     - Витюшка, грудной, - пояснил Саша.
     - Да они, наверно, орут целый день! - засмеялся Васек.
     - Бывает...  - Саша поймал  за штанишки  толстого черноглазого малыша и
крикнул: - Нютка, пришей ему пуговицу! Мне некогда.
     Он  отвернул борт  курточки  - там  торчала  иголка  с туго накрученной
ниткой.
     - Я  пришью, - сказала  мать. - Иди.  Товарищи небось заждались тебя. С
малышами никогда дела не переделаешь, - улыбнулась она.
     - Ну, зашей. - Саша быстро закрутил свою нитку обратно.
     - Что это ты иголку с собой носишь? - спросил Васек.
     - Ношу. Все время пригождается, - деловито ответил Саша.
     Васек пожал плечами.
     -  Брось!  Девчачье  это  дело,  -  презрительно  сказал  он.  Саша  не
расслышал.
     - Пойдем в комнату, - сказал он товарищам. В соседней комнате было тихо
и просторно. Как только Саша закрыл за собой дверь, Одинцов сообщил:
     - У нас новость!.. Трубачев, расскажи.
     Васек с жаром начал рассказывать:
     - После  каникул  у нас  будет  новый учитель.  Отменный  учитель!  Сам
Грозный сказал.
     - Да что ты! - обрадовался Саша. - Вот хорошо! А то мы...
     За дверью вдруг что-то с  грохотом  упало и началась невероятная возня.
Саша тревожно прислушался:
     - Кажется,  мать ушла. - Он бросился к двери: - Я сейчас! Через секунду
он вернулся.
     - Ничего. Это они в колхоз играют.  Перевернули стулья  и везут сдавать
зерно, - с улыбкой  пояснил он, закрывая  за  собой дверь.  -  Ну, Трубачев,
рассказывай про учителя.
     -  Да ну тебя!  - с досадой сказал Васек. - Что тебе рассказывать, если
ты все время бегаешь!
     - Да нет, это я так...  думал -  мама ушла. Ну, рассказывай, - умоляюще
сказал Саша.
     - Ну  ладно! Так вот, этот учитель только для нашего класса, понимаешь?
Это во-первых. А во-вторых...
     Саша вдруг рванулся  и снова исчез  за дверью.  На этот раз из соседней
комнаты послышался отчаянный визг и плач.
     Васек  и  Одинцов,  толкая  друг  друга,   выскочили  вслед  за  Сашей.
Оказалось,  что  толстый карапуз  Валерка  просунул  голову  между  прутьями
кровати и никак не мог вытащить ее обратно.
     - Стой! Стой! - кричал ему Саша. - Поверни голову набок...
     С помощью Коли и  Васька он  наконец вытащил братишку.  Но товарищи уже
собрались уходить.
     - Куда же вы? Расскажите хоть про учителя.
     - В школе расскажем! - крикнул Одинцов.
     Васек только махнул рукой...
     Вечером, забравшись к отцу на кровать, он с удовольствием делился с ним
своей новостью:
     - После  каникул  у  нас будет новый учитель.  Мария  Михайловна совсем
ушла. Ей восемьдесят лет уже.
     - Восемьдесят лет! - удивился отец. - Ого-го! Совсем, верно, старушка с
вами замучилась! Ты у меня один, и то я с тобой голову себе скрутил.
     -  Ну  тебя!  -  недовольно сказал  Васек,  приподнимаясь  на  локте  и
заглядывая  в  лицо  отцу.  - Я небось председатель  совета отряда...  а  ты
говоришь!
     - Вот-вот, мне и нужно, чтобы мой сын первый сорт был!
     - "Первый сорт"... - протянул Васек. - Я еще не выучился, - он навертел
на палец отцовский ус, - а ты нападаешь.
     -  Я  не  нападаю, - засмеялся  Павел Васильевич. - Не трожь  усы,  всю
красоту испортишь... Да спи уже, а то завтра тебя пушками не поднимешь. - Он
обхватил сына за шею. - Спи.
     Васек,  лежа с  открытыми глазами, думал о Саше,  об  Одинцове и о Севе
Малютине.
     - Хорошая, папа, картина у Малютина, но сам Севка какой-то тщедушный, -
с сожалением сказал он.
     Отец не ответил.
     - Слышишь, папа?
     - Слышу.
     - А что ты слышишь?
     - Тще-душный, - промычал, всхрапывая, Павел Васильевич.


        Глава 8. МАЗИН И РУСАКОВ

     Мазин  скучал.  В землянке под старой елью  было темно и тихо. У входа,
завешенного  белой простыней,  валялась  убитая из  рогатки  ворона. Снаружи
крупными хлопьями валил снег. Иногда, отодвинув край простыни, Мазин зорко и
настороженно оглядывал  берег. Он  ждал  Русакова.  Они  не виделись с  того
памятного  вечера,   когда  в   их  владениях  побывал  Трубачев  со  своими
товарищами.
     "Отец дома. Держит Петьку при себе", - соображал Мазин. Мазин и Русаков
жили  на одной  улице, в  одном доме. Дружба их началась с первого класса  и
навсегда  укрепилась  после  одного  случая.  А  случай, который  сделал  их
закадычными друзьями, был такой. Однажды, стреляя в цель из рогатки, Русаков
разбил цветное стекло в угловой даче. Испуганный, он прибежал к Мазину.
     - Пропал я, Колька! Отец узнает - за ремень схватится!
     Отец Пети  рано овдовел  и, сдав  сына на попечение  соседок, с головой
ушел в работу.  Весь день проводил он на обувной фабрике, где считался одним
из лучших работников. Возвращаясь  домой, он  бегло интересовался  здоровьем
сына и, найдя в дневнике плохую отметку, сразу закипал гневом:
     - Я с восьми лет сам на себя зарабатывал и дорогу пробивал себе тяжелым
трудом,  а тебе  все  даром  дается!  Отец  для  таких,  как ты,  целый день
работает. Да разве  один я? Вся страна не покладая рук трудится, чтоб из вас
люди вышли! А  вы что делаете? Безобразие! Распущенность! На тебя все соседи
жалуются! Вот подожди, я когда-нибудь  возьму  ремень да поучу тебя так, как
меня в свое время учили!
     Петька  со страхом  смотрел на отца.  Этот  большой, сильный человек  с
черной густой  шевелюрой и сросшимися  бровями,  под  которыми  трудно  было
угадать цвет его глаз, был чужим и непонятным мальчику.
     Иногда отец  вдруг  останавливался  посреди  комнаты и,  глядя  на сына
усталыми, хмурыми глазами, говорил:
     - Ты пойми...  Человек должен  понимать  слова, а не палку! Что у тебя,
самолюбия нет, что ли?
     Петька съеживался и молчал.
     Разбитое стекло в угловой даче беспокоило Петю. Он сидел у товарища,  с
тревогой поглядывая на дверь.
     - Да, может, отец не узнает, - утешал его Мазин.
     Петя безнадежно махал рукой:
     - Хозяева видели, как я побежал.
     Мазину  было  жалко  товарища.  Он  что-то соображал про себя,  пыхтел,
надувая  толстые  щеки, и, когда Петя  Русаков, просидев у  него  целый час,
собрался уходить, сказал:
     - Пойдем вместе. Я скажу на себя, а ты будто в канавке сидел.
     - В какой канавке?
     - Ну за домом... Кораблики пускал.
     Случай этот происходил весной.
     - Кораблики... - протянул Русаков. - А чего же я побежал тогда?
     -  Мало  ли  чего! Побежал,  чтобы на  тебя не подумали,  - вот и  все.
Понятно?
     Русаков просветлел:
     - И правда, может, обойдется?
     - Обязательно обойдется. Верти кораблики. Сейчас  намочим их во дворе -
и айда к твоему отцу!
     Петя сделал из  газеты два кораблика, во дворе товарищи прополоскали их
в грязной луже и храбро направились к дому Русакова.
     - Постой, а вдруг твоя мать узнает? - тревожно спросил Петя. - И голова
у нее заболит от этого. Жалко ее. Он остановился.
     - Не ной, - мрачно сказал Мазин. - Пойдем лучше!
     Отец Русакова уже все  знал. Он встретил  сына на  пороге,  красный  от
гнева.
     - Опять мне на тебя люди жалуются!
     - Я, пап... - дрожащим голосом начал Петя.
     Мазин  толстым грибком вырос перед разгневанным родителем  и вытащил из
кармана рогатку:
     - Петя ни при чем. Он кораблики пускал.
     - Я, папа, кораблики...
     - Какие еще кораблики? - загремел Русаков-отец. -  Ко мне взрослые люди
приходят, на моего сына жалуются!
     - Это  из угловой дачи  к вам приходят? -  осведомился Мазин. - Так я у
них стекло разбил. Я нечаянно... в воробья  метил, а попал в стекло. А  Петя
испугался и побежал. Вот они на него и сказали. Не разобрались как следует и
напали...  А еще  взрослые! -  объяснял  Коля Мазин,  глядя  прямо  в  глаза
Русакову и закрывая Петю своей крепкой, приземистой фигурой.
     - Не разобрались, - мямлил Петя, выглядывая из-за плеча товарища.
     - "Не разобрались"! - передразнил  его  отец, уже смягченный признанием
Мазина. - Лазите черт  знает где!.. А ты тоже хорош! У тебя мать  труженица,
больная женщина, а ты ей сюрпризы устраиваешь, - напал он на Колю.
     - Я не сюрпризы, я нечаянно.
     - "Нечаянно"!  И Петьку моего сбиваешь на всякие дурацкие шалости... Ты
где был,  когда твой приятель в  стекло  камнем запустил?  -  обратился он к
сыну.
     - Я  в  канавке кораблики пускал, - шмыгнул носом  Петя  и  вытащил  из
кармана размокшие бумажные кораблики.
     - Чтобы я больше не видел всей этой гадости! - закричал отец. - Выбрось
эту дрянь в помойное ведро  сейчас же! А рогатку я сам... - Он обеими руками
сдавил рогатку. Она не поддавалась. - В печку!
     -  Лучше в  помойную яму  или  в пруд. Давай, папа, мы  выбросим!  -  с
готовностью предложил свои услуги Петя.
     - Молчи! И  ступай сам  с  этими людьми объясняться.  Скажи... приятеля
хорошего имеешь, вот что!
     Когда мальчики вышли, Мазин сказал:
     -  Сбегай в аптеку за порошком  от  мигрени, а  я  пойду в угловую дачу
сознаваться.
     Вечером Мазин ходил за своей матерью и говорил:
     - Ты, мама,  приляг... И  не волнуйся. Ни один человек не проживет так,
чтобы стекла не разбить.
     Мать  Коли  Мазина работала в швейной мастерской. Коля никогда не видел
свою мать здоровой. Она постоянно жаловалась,  что от шума швейных машинок у
нее  болит голова.  Малейшая неприятность также вызывала  у нее  мигрень,  и
тогда она тихо  стонала, уткнувшись  в  подушку головой,  обвязанной  мокрым
полотенцем, а Коля готовил  ей  чай,  размешивал  ложечкой сахар и бегал  по
аптекам,  спрашивая везде, не изобретено ли какое-нибудь  новое средство  от
мигрени. Дома,  пока мать  была  на работе, Коля успевал  приготовить  обед,
наколоть  дров, сбегать за хлебом. Поэтому, когда мать  жаловалась соседкам:
"Не  знаю,  хватит   ли  моих  сил  воспитать  сына",  -   соседки  украдкой
переглядывались. "Хватит  ли  у  него-то  сил  ухаживать  за  такой  больной
матерью?" - думали они про себя, жалея мальчика.
     После случая со стеклом ребята выработали особую систему самозащиты.
     Теперь,  что  бы  ни  случилось,  перед  отцом Русакова виновным всегда
выступал Мазин, а перед матерью Мазина - Петя.
     -  Вы,  гражданка Мазина, обратите внимание на своего  сына. Он и моего
вконец испортить может, - внушительно говорил Русаков-отец матери Мазина.
     -  Подумайте! - возмущалась  та.  -  Да  как он  может мне  такие  вещи
говорить! Ведь чего  только его Петя  не выделывает! Он добьется того, что я
не позволю своему сыну играть с Петей.
     В конце концов родители, к  большому огорчению мальчиков, категорически
запретили им встречаться.
     Мать Мазина пообещала Коле, что она окончательно потеряет голову,  если
он будет  продолжать дружбу  с  Петей,  а Русаков-отец посулил  своему  сыну
спустить с него три шкуры, если еще раз увидит его вместе с Мазиным.
     Петя, который вечно дрожал за одну свою  шкуру, не мог даже представить
себе, что значит спустить три. Мазин тоже забеспокоился:
     - Конечно, в школе нас никто не проверит.
     - А после школы я один буду? - шмыгнул носом Петя.
     - Не хнычь! - сердито  сказал  Мазин. - И заруби себе на носу,  Петька:
нет такой беды, из которой нельзя вылезти. Я это проверил.
     Выход действительно нашелся.
     Через два  дня после этого разговора  на берегу  заросшего,  затянутого
зеленой ряской  пруда, где  тучами  кружились комары и мошки, а  по вечерам,
надуваясь,  кричали  лягушки, Мазин  и  Русаков уже рыли  себе  землянку под
разлапистыми ветвями старой ели. Они приходили сюда поодиночке, работали изо
всех сил и, уходя, оставляли друг другу короткие записки:

     Двинулся на полметра в ширину. МЗС.
     Углубился вход. РЗС.

     К  началу  занятий  в школе землянка была готова. На пруду редко бывали
люди:  в густом кустарнике, заросшем  крапивой, не  было тропинок. Землянка,
тщательно замаскированная дерном, была почти незаметна.
     Мазин и Русаков ликовали:
     - Поди ищи нас теперь!
     - А в случае нападения можно и отстреляться, - говорил Мазин.
     Недостатка в стрелах, пугачах  и  рогатках  не  было. Мальчики  усердно
тренировались в стрельбе. Около землянки на  дереве  висели  белые кружочки,
пробитые стрелами.
     - Петька, целься в правый кружок, а я в левый!  Следопыту надо бить без
промаха! - поучал Мазин.
     С наступлением осенних дождей Мазин притащил из дома клеенку, а Русаков
- дождевой плащ. В землянке и в проливной дождь было тепло и сухо.
     Мазин достал где-то азбуку следопыта и  требовал  от  Петьки, чтобы  он
срисовал ее и выучил наизусть. Зимой товарищи ходили на лыжах в лес. Ставили
силки, но зайцев в этих местах не было.
     Сегодня Мазину посчастливилось - он убил ворону.
     Прождав  товарища  до позднего  вечера,  Мазин  взял  клочок  бумаги  и
написал: "Убил дичь. Придешь - освежуй".
     На другой день товарищи встретились.
     - Отец был дома, -  пояснил Петя. - Он премию  получил,  гостей назвал.
Много. И  одна тетенька там была. Он  ей  говорит: "Вот мой Петр"  - это про
меня. А она ему: "Ну, какой же это Петр - это просто Петя!"
     - Ладно! - прервал его Мазин, вынимая  перочинный  нож  и вытаскивая из
угла убитую ворону. - На, свежуй дичь, а я огонь разведу.
     Он поставил  у входа жаровню,  бросил на  угли спичечные коробки и стал
разжигать огонь.
     Петя поднял ворону, оглядел ее со всех сторон и удивленно сказал:
     - Какая же это дичь! Это обыкновенная ворона.
     - Так убей утку! - огрызнулся Мазин, протирая красные от дыма  глаза. -
А не убьешь утку - будешь есть ворону!
     Через несколько минут из котелка уже торчал черный вороний клюв.
     Мазин  взял лопату,  вышел  из землянки и  скоро вернулся  с  мороженой
рыбой.
     У Пети сделалось грустное лицо.
     - Довольно одной  вороны,  Мазин,  а  то мы сразу все  запасы съедим, -
осторожно сказал он.
     Мазин молча отхватил  ножом кусок  рыбы, нарезал  ее тонкими ломтиками,
посолил и подвинул товарищу.
     - Ешь! Ворон на нашу  долю хватит, - сказал  он, храбро отправляя в рот
ломтик рыбы.
     Петя, зажмурившись, последовал его примеру.
     Оба молча жевали, украдкой наблюдая друг за другом.
     - Все охотники едят мороженую рыбу, а собаки на  севере преимущественно
питаются этим, - со вздохом сказал Петя.
     В котелке забулькала вода.  Мазин вытащил ворону,  потыкал ее  ножом  и
снова бросил в котел:
     - Жестковата.
     Петя повеселел.
     - Конечно, пусть упревает, - с живостью  сказал он, похлопывая себя  по
животу.  -  И  вообще я здорово  сыт.  Возьми мою половину, если  хочешь,  -
добавил он, подвигая Мазину оставшийся ломтик рыбы.
     Мазин  сделал вид, что не слышит, сложил  нарезанные куски  и  вышел из
землянки.
     Через минуту, сидя на мешке с сеном и  лениво постреливая  из рогаток в
стенку, они вспомнили и трех товарищей, так неожиданно появившихся на пруду.
     -  И чего  их  занесло сюда?  -  забеспокоился Мазин.  - Еще  повадятся
ходить.
     - Не повадятся, - усмехнулся Русаков. - Я их здорово напугал.
     - Трубачева не запугаешь - этот к черту на рога полезет. Смелый парень!
Вот такого бы товарища нам с тобой! - сказал Мазин.
     - Да... хорошо. Только он отличник, а  мы... - Петя легонько свистнул и
засмеялся.
     - А ты принес учебники? - живо спросил Мазин.
     - Забыл.
     - Смотри, Петька, не пройдет нам это даром.
     Он опустил рогатку и задумался.
     -  А чего же мы плохого  делаем? - искренне удивился  Петя. - Мы ничего
плохого не делаем.
     Мазин прищурился и уничтожающе посмотрел на него.
     - Если человек делает плохо и знает, что это плохо, то это  еще ничего,
- медленно сказал он, - а если он делает плохо и думает, что это хорошо,  то
это уж дело дрянь!
     - Я не думаю, - быстро сказал Петя, - насчет учебы и вообще...
     - То-то, - сказал Мазин. - Себя обманывать нечего.
     Он достал азбуку следопыта, прикрыл рукой подпись под рисунком и строго
спросил:
     - Чей след?
     - Утки, - поспешно ответил Петя.
     - Сам ты утка! - рассердился Мазин. - Кому я говорил - выучи наизусть!


        Глава 9. ТЕТЯ ДУНЯ

     Васек был дома один.  Он принарядился, начистил ботинки и, не зная, что
с собой делать, ходил по комнате.
     Каникулы ему уже надоели. Скорей бы в школу!
     "Интересно, какой-то новый учитель?" - думал он, поджидая отца.
     В дверь кто-то тихонько постучал.
     -  Мне  к  Трубачеву  Павлу  Васильевичу, -  сказала женщина, осторожно
прикрывая дверь и с трудом втаскивая за собой корзинку.
     - Папы нет. - Васек внимательно разглядывал гостью.
     Она  была в  синем  пальто,  туго  застегнутом на все  пуговицы. Из-под
черного полушалка глядели  на  Васька рыже-голубые, чем-то  знакомые  глаза.
Мальчика охватила тревога.
     - Папы нет! - повторил он.
     -  Папы нет,  а  тетка  - вот  она! - вдруг  сказала  женщина,  любезно
поджимая губы. - А ты небось Васек? Тащи-ка корзинку. Запарилась я с ней!
     Она  вошла в кухню, села на табурет, расстегнула пуговицы своего пальто
и, обмахиваясь концами полушалка, огляделась вокруг.
     - Ничего  живете.  Кухня  просторная. - Она  заглянула  в комнату. -  В
чистоте содержите. А  это чья же дверь-то? -  потрогав замок Таниной  двери,
спросила она.
     Васек втащил корзинку и, не зная, что отвечать, во все глаза смотрел на
тетку.
     "Смешная какая-то", - думал он.
     А тетка  между  тем  уже  расхаживала по комнате, оглядывая обстановку.
Васек с удивлением увидел теперь, что глаза у нее точь-в-точь  как у отца, с
такими  же  короткими  рыжими  ресницами,  что нос  и  все  лицо  тетки тоже
напоминают отца, только рот и выражение лица какое-то  другое.  Тетка как бы
угадала его мысли.
     -  Ишь,  -  сказала  она,  с  видимым удовольствием  бросив  взгляд  на
мальчика, - рыжий. В нашу породу пошел!
     Васек  нахмурился  и  отошел  к  окну. "Какой  я  рыжий!"  -  думал он,
приглаживая свой чуб.
     Между тем тетка уже обошла все углы и орудовала в кухне.
     - Ваше  мыло-то?  Подай полотенчико!  Это что  ж кастрюли-то у  вас как
завожены? Аль плита дымит? А соседка-то молодая или старая? Как ее звать-то?
     - Таня.
     -  Таня... -  Тетка  опять  поджала  губы и  многозначительно  покачала
головой. - Неаккуратная девка, по всему видать.
     - Да ты, тетя, еще не видела ее, а уже ругаешь, - не стерпел Васек.
     - Ее  не  видала, а приборку ее  вижу: в печке зола, в углу сор.  Слава
богу, можно о человеке судить, - решительно отрезала тетка.
     - Все равно, она хорошая, добрая. Ее все любят! - сердито сказал Васек.
     У него росло недовольство против тетки и ее бесцеремонного хозяйничанья
в их квартире.
     К обеду пришел отец. Васек открыл ему дверь и тихонько шепнул:
     - Тетка приехала!
     - А, приехала! - обрадовался отец, отодвинул  Васька, вытер платком усы
и крикнул: - Дуняша!
     Тетка всплеснула руками, заторопилась:
     - Паша... голубчик...
     -  Ну-ну...  вот и  свиделись...  вот и  свиделись!  -  повторял  Павел
Васильевич,  любовно  оглядывая ее  и прижимая к  груди. -  А  что бы раньше
приехать-то? Ведь не за горами живешь... а, Дунюшка?
     Тетка оторвала от его груди заплаканное лицо.
     Васек  снова   заметил  сходство  между  ней  и  отцом.  У  обоих  были
растроганные, умиленные лица, радостные и чем-то смущенные.
     -  Постарели,  постарели  мы  с  тобой,  сестреночка,  -  говорил Павел
Васильевич.
     -  Да ведь  всех  схоронили...  Одни  на свете мы с тобой, Пашенька,  -
вздыхала тетка.
     - Как это - одни? Полон свет хороших людей... А вот  сын у меня растет,
племяш  твой!  -   весело  сказал  Павел  Васильевич.   -   Вот  он!  Небось
познакомились уже?
     - Познакомились, - ласково сказала тетка.
     Ваську  вдруг  стало жалко,  что  он неприветливо  встретил  тетку.  Ее
встреча  с  отцом растрогала  его. Он сбоку  подошел к  обоим  и с  чувством
сказал:
     - Здравствуйте, тетя!
     Тетка поцеловала его в щеку:
     - Да что ж я! У меня тут для вас кой-чего...
     Она внесла в комнату корзинку и стала развязывать ее.
     -  Не хлопочи,  не  хлопочи...  Хлопотунья!  -  кричал из  кухни  отец,
разжигая примус. - У нас все есть! Сейчас чай будем пить.
     Васек  с  любопытством  смотрел,  как  тетка вынимала  какие-то  банки,
завернутые в полотенце, положила на стол румяный пирог, охая и приговаривая:
     - Ай-яй-яй!  Измялось все!  Хорошо хоть варенье  довезла. А  уж толкали
меня, тискали... Людей, людей едет - пропасть! А в  Москву  - еще  больше...
Пашенька! - крикнула она, развертывая сколотую булавками бумагу. - Вот  тебе
подарочек. А это Ваську.
     -  Ба, ба!  - удивился  Павел  Васильевич,  разглядывая расшитый  ворот
рубашки. - Ну искусница! Ну, спасибо, Дуняша!
     Васек тоже с  удовольствием примерял пушистые синие  варежки и такие же
носки.
     - Как раз! Мне  как  раз, папа... Спасибо, тетя! - догадался  он  после
того, как отец еще раз обнял тетку.
     -  А   мы-то  с  тобой  опростоволосились!  -   смущенно  сказал  Павел
Васильевич, глядя на Васька. - Не приготовили тетке подарочка.
     - Что ты, что ты, какой подарочек! Ты меня и так не обижал, Паша.
     Чай  пили втроем.  Васек  слушал, как без конца  рассказывает  тетка  о
каких-то  соседях,  как  переспрашивает  ее  отец,  живо  интересуясь  всеми
новостями.
     -  А  этого-то...  как его,  с  которым мы  на  огороде-то  попались? -
подмигивал отец.
     - А, - оживленно подхватывала  тетка, - Бирюковы, что ли? Живут, живут!
Коля-то  на  инженера  вышел,  Маруська  за  летчиком  в  Москве.  А   этот,
конопатенький-то, на доктора учится.
     - Скажи  пожалуйста!  - удивился  отец и  скромно  сказал:  -  А  я вот
мастер... стахановец!
     -  Слышала я, как же! - с гордостью сказала тетка. - А ведь сиротами мы
росли.  Вот уж  истинно спасибо  Советской  власти!  Всегда скажу, хотя сама
как-то на отшибе живу.  Связалась со своим домишком, с курами да с козами, и
никакой пользы от меня нету... А и бросить не бросишь и уйти не уйдешь...
     - А как же теперь-то? На кого хозяйство оставила?
     - Да  кой-что  попродала. А  кой-что у соседей оставила. Соседи -  люди
хорошие, поберегут, - прихлебывая с блюдечка чай, говорила тетка.
     -  М-да... Это тоже не жизнь. На старости к своим  прибиваться надо. Ты
уж так обдумай: может, приживешься и с нами останешься?
     - Как ты, Паша... А я вся тут... Родней вас у меня никого нет.
     Васек вылез из-за стола и пошел к Тане.
     - У нас новость, - сказал он, - тетя Дуня приехала!
     -  Я уж  слышу. Вот и  хорошо,  а  то Павлу  Васильевичу не  управиться
одному.
     - А ты что же не идешь к нам? Пойдем?
     - Ну, что ты! Небось они о своих делах говорят. Зачем мешать!
     - Таня, - крикнул Павел Васильевич, - иди познакомься, соседи ведь!
     Таня, оправляя на ходу толстую косу, смущаясь, вошла в комнату.
     - Не бойся, не бойся, - подталкивал ее Васек.
     Тетка  быстро оглядела девушку с головы до  ног. На  лице  се появилось
натянутое, неприятное выражение.
     - Евдокия Васильевна, - сказала она,  протягивая Тане руку. - Садитесь,
гостьей будете.
     - Да она не гостья, она наша, - громко сказал Васек. - Она живет здесь!
     - Знаю,  знаю, -  сухо сказала тетка. - Уж  я все рассмотрела...  Подай
стульчик, Васек!


     В последний день каникул Васек вместе с отцом и  теткой  пошли в  цирк.
Перед этим тетка устроила большие  и торжественные сборы.  Она  с утра грела
утюги, чистила  и гладила через  мокрую тряпку костюмчик Васька, заглаживала
складки на брюках Павла Васильевича.
     Таня боялась  высунуть нос из  своей  комнатки. Тетка  в  первые же дни
завладела всем домом.  Она во всем навела свои порядки, распределила в кухне
все кастрюльки на "ваше" и "наше". "Ваше"  - это было Танино.  Таня, видимо,
побаивалась  Евдокии  Васильевны  и  даже на  собственные вещи  не  решалась
заявить свои права.
     -  Да берите, берите, - смущенно  говорила она. - У нас до сих пор  все
вместе было.
     - Вот это-то и нехорошо,  что вместе. Нам чужого не нужно, у нас своего
хватит, - обрывала ее тетка.
     На  Павла  Васильевича тетка смотрела с  обожанием. Без отца  Васек  не
садился за стол.
     - Как это так? Мужчина в доме, самостоятельный,  хозяин,  а мы без него
обедать сядем?
     Павла Васильевича это стесняло, а Васек,  придя  со  двора, нетерпеливо
слонялся по комнате:
     - Тетя Дуня, я есть хочу!
     -  Это  хорошо.  Значит,  аппетит нагулял, -  спокойно отвечала  тетка,
сдвигая на кончик носа очки и растягивая на коленях свое шитье.
     Стол в  ожидании отца был  уже  накрыт.  Услышав  знакомые шаги,  тетка
спешила на кухню:
     - Васек, подай отцу полотенце!  Повесь куртку в коридоре - запах от нее
паровозный!.. Садись, Паша. Устал небось?
     Павел Васильевич, видя во всем порядок и чистоту,  радовался. За столом
Васек запихивал в рот все, что подавала тетка, и просил добавки.
     - Вот это так, это хорошо! А то, бывало, того не хочу, этого не могу...
     - Да, тебя ждать-то - с голоду помрешь!
     - Не помрешь, - говорила тетка. - Желудок тоже аккуратность любит.


     В  этот день  в  цирк  приехали  московские  артисты. Васек все  боялся
опоздать,  но тетка  не вышла из дому, пока не привела брата и  племянника в
полный порядок.  Особенно ее беспокоили съезжавший на сторону галстук Паши и
рыжий чуб Васька. Галстук она в конце концов пришила к  рубашке, а к  рыжему
украшению  на лбу племянника подступила с ножницами. Но Васек загородился от
нее обеими руками:
     - Папа, мне этот чуб нужен! Я его вот так кручу на уроке!
     -  Оставь, оставь, Дуня,  - поспешно вступился отец. - А то, пожалуй, я
своего родного сына не узнаю. Да и мать, бывало, любила...
     Он решительно взял у тетки ножницы.
     В  цирке  они сидели рядом. На арене плясали под музыку медведи, смешил
клоун.  Васек подпрыгивал, хлопал  в ладоши,  хохотал.  Отец  тоже  смеялся.
Тетка,  в шелковой зеленой кофте,  сидела прямо, она  изо всех сил старалась
соблюсти  приличие, смеялась в платочек  и останавливала  Васька. В антракте
ели  мороженое.  Павел  Васильевич и Васек,  перебивая друг друга,  делились
впечатлениями. Тетка с тревогой поглядывала вокруг.
     - Паша, кланяется тебе кто-то.
     -  А,  товарищ  мой  с  сынишкой...  Здорово!  Здорово!  - басил  Павел
Васильевич, пожимая руку приятелю. - Вот, знакомьтесь: моя сестра.
     - Евдокия Васильевна, - церемонно  знакомилась тетка, протягивая сухую,
несгибающуюся  ладонь.  При  этом  голова  ее упиралась  в  плечи, на  губах
появлялась напряженная любезная улыбка.
     "Смешная какая-то!" - удивлялся Васек.
     Вечером, когда, веселые и довольные,  Трубачевы вернулись  домой, Васек
разделся  и,  по  своему обыкновению, юркнул в отцовскую кровать.  Но  тетка
решительно воспротивилась этому:
     - Ты что это, Паша,  позволяешь? Что у него, своей кровати нету? Теперь
и в деревнях вместе не спят... Какой это сон для рабочего человека!
     - Да нам поговорить нужно еще. Мы с папой всегда на ночь разговариваем!
- сердился Васек.
     - Пускай, пускай полежит немного, - защищал его Павел Васильевич.
     Но тетка до тех пор  не погасила огня, пока Васек не перебрался на свою
кровать.
     Уткнувшись головой в подушку, он чувствовал себя неуютно  и  думал, что
многое ему нужно было сказать отцу.  Он вспомнил, что  завтра в класс придет
новый учитель, вспомнил Сашу и Колю на пруду, белый холмик и огромную желтую
луну.  Перед глазами все  стало  путаться.  Холмик  вдруг вырос  в  огромную
снежную гору. И Васек заснул.


        Глава 10. НОВЫЙ УЧИТЕЛЬ

     Каникулы кончились.
     В  дверях  четвертого "Б"  стояли  два  ученика. Каждого входившего они
сопровождали звонким шлепком по спине.
     - Честь имею! Сам Трубачев!
     - Здорово! - кивнул головой Васек.
     В  классе  было шумно.  Ребята  наперебой рассказывали друг другу  свои
новости.
     - Мы  в цирке  были, там медведь на велосипеде ездил! Ой,  девочки, так
смешно! - рассказывала подругам Надя.
     - А  я  всегда боюсь  в  цирке  - вдруг  кто-нибудь упадет! -  серьезно
сказала Степанова.
     -  Лида, Лида Зорина!  - теребила Нюра Синицына свою подружку. - У тебя
легкая рука! С кем бы  мне  партой  поменяться? Где мне  сесть? А  то  новый
учитель придет, а я ничего не знаю.
     -  Лягушка-путешественница!  Прочного  местечка  ищет! -  сострил  Коля
Одинцов, пробираясь к Саше Булгакову.
     Саша, окруженный со всех сторон ребятами, рассказывал:
     - Я  сзади него шел. Думал, может, родитель чей-нибудь. А  тут директор
Леонид Тимофеевич.  "Ну, говорит, сегодня у вас, Сергей  Николаевич,  первое
знакомство с классом?" Я  тогда  оглянулся и побежал...  Трубачев! - крикнул
Саша. - Иди сюда!
     Но Трубачева атаковали девочки.
     - Мы с  лыжной  экскурсии все вместе шли, а вы отделились. А  Митя зато
нас всех конфетами угощал! - хвалились девочки.
     -  Ну,  что  нам  конфеты!  Зато мы в  таком  месте  были, где ни  одна
человеческая нога не ступала,  - хвастнул  Трубачев,  - где  снежные  обвалы
каждый день...
     - Снежные обвалы,  говоришь?  -  насмешливо переспросил  Мазин.  - И не
задавило вас там?
     - Прищемило немножко, - усмехнулся Петя Русаков.
     - Мы удрали! - весело крикнул Саша.
     -  Ну, удрали!  Просто  ушли, потому  что  уже поздно  было. Надо будет
когда-нибудь днем туда сходить, - сказал Васек.
     - Не советую. Я слышал от одного охотника-следопыта,  что туда  нередко
забегают волки, - равнодушно процедил Мазин.
     - Ребята, слышите? Волки! - ахнул Саша.
     - Волки? Я так и думал, - сказал Васек. - Вот если б ружье!
     - Да их нельзя стрелять. Теперь на пруду заповедник, разве вы не знали?
Там вообще всякие звери водятся, - придумывал Мазин.
     - Да еще голодные, верно. Такой подняли вой... -  поежился Одинцов. - А
мы-то было разлеглись в сугробе...
     -  Вот так история!  -  сказал  озадаченно  Трубачев.  -  Значит,  мы в
заповедник залезли... Булгаков, слышишь?
     - Слышу. Хорошо, что  вовремя выбрались оттуда, а то не собрали бы  там
наших косточек.
     - Угу, - сказал Мазин и отошел, удовлетворенный этим разговором.
     В дверях показался Сева Малютин.
     - Сегодня новый учитель! - сообщил ему Трубачев.
     По  коридору  прокатился гулкий  звонок.  Ребята  уселись за парты. Все
взгляды устремились на дверь.

     * * *

     В класс вошел учитель. Он поздоровался, оглядел ребят и сказал:
     - Ну, будем знакомиться. Меня зовут Сергей Николаевич.
     - Сергей Николаевич... - повторил кто-то из ребят. Учитель улыбнулся  и
развел руками:
     -  Но я  один,  а  вас много!  Давайте попробуем  такой способ:  я буду
знакомиться сразу с целым звеном. Согласны?
     - Согласны.
     Ребята подтянулись, ждали. Учитель подошел ближе к передним партам:
     - Ну, начнем с председателя совета отряда.
     Васек вскочил:
     - Есть! Председатель совета отряда Трубачев!
     Сергей   Николаевич   быстрым  взглядом  скользнул  по  крепкой  фигуре
Трубачева, приметил непокорный рыжий чуб, темные  глаза и  приветливо кивнул
головой:
     - Запомню... Вожатые звеньев!
     Лида Зорина, Саша Булгаков и Коля Одинцов встали.
     - Давайте по очереди! - Учитель остановил глаза на Лиде.
     -  Звеньевая Зорина. В  звене десять человек. Звено, встать! - краснея,
скомандовала девочка.
     Крышки  парт с тихим шумом поднялись. Лида  назвала всех по фамилии. За
ней были вызваны Одинцов и Булгаков.
     - А Булгаков у нас еще староста!
     - А Одинцов - ответственный редактор! - осмелев, зашумели ребята.
     -  Ну,   значит,   я   приобрел   замечательных  знакомых.  Все   такие
ответственные лица... - пошутил Сергей Николаевич.
     Ребята  улыбались,  переглядывались,  кивали  друг  другу.  Леня Белкин
показывал за спиной большой палец, выражая этим свое удовольствие.
     Сергей Николаевич сказал:
     - А  я  видел ваши  работы  на  выставке.  Некоторые  очень  интересны.
Например, ледокол... потом подводная лодка... Очень, очень неплохо сделано.
     Новый  учитель понравился. Он двигался по  классу уверенно и легко,  не
делая лишних движений, говорил звучным голосом, отчетливо выговаривая слова.
Спрашивал ребят,  как они провели  каникулы,  где  были,  что видели.  Потом
рассказал,  как  он  в  детстве любил собирать всякие коллекции  и  однажды,
зацепившись за водоросли, полчаса просидел в реке.
     - Не утонули? - испуганно спросила Надя Глушкова.
     - Как видишь, - улыбнулся  учитель. Улыбка у него была очень светлая  и
запоминалась.
     Ребята разговорились. Каждому хотелось  рассказать что-то  о себе. Коля
Одинцов летом был на Урале. Он привез оттуда разные камни.
     - Ты принеси в следующий раз, мы их тут рассмотрим, - сказал учитель.
     Саша Булгаков собирал марки, многие ребята - коллекции насекомых.
     Васек вспомнил, что летом он занимался выжиганием по дереву, и спросил:
     - Можно принести?
     - Принеси.
     На  следующем уроке  Сергей  Николаевич вызывал к  доске. Спрашивая, он
терпеливо ждал ответа, а одному мальчику заметил:
     - Ты сначала подумай, о чем хочешь сказать, а потом говори. Надо, чтобы
мысль была совершенно ясная, тогда ее легко выразить словами.
     Уходя,  учитель  обратил  внимание, что  в  одном  месте парты  слишком
выдвинуты вперед, и без всякого усилия один передвинул весь ряд.
     Ребята ахнули.
     После уроков не хотелось расходиться по домам.  Ребята  шумно обсуждали
каждую шутку учителя, каждый жест, улыбку, слово.
     - Нет, какой силач! Силач-то какой! - с восторгом кричал Леня Белкин.
     - Из всех учителей наш самый лучший! - говорили девочки.
     -  Он, наверно,  военным  был. Крепкий  такой,  ловкий!  -  предположил
Одинцов.
     - У него, пожалуй, не побалуешься на уроке,- опасливо сказал Русаков.
     Ребята засмеялись.
     - Посмотрим, - равнод