Мелентьев. - Не с
первого же дня?
- Какая разница?
- Ну все-таки... Плохо ли, хорошо ли, а почти три года вместе
отработали. Это же все-таки срок, и немалый. Что молчишь?
- А что говорить?
- Или - неподходящее время для разговора я выбрал?
- Пожалуй.
Мелентьев помолчал и жестко сказал:
- Может, и так, но когда-то мы еще увидимся... Хочется мне напоследок
кое-что сказать тебе.
- Говори.
- Жаль, разговор в одни ворота будет... Ну, да ладно, и то хлеб. Так
вот, Кайданов, если ты считаешь, что я ухожу потому, что в наших с тобой
стычках твою правоту признал, то - ошибаешься.
- Ничего я не считаю, - Дмитрий поморщился.
- Да? Уже хорошо, хоть и не совсем верится. Ладно, спишем это и на мою
мнительность. Так вот, правоты за тобой признать не могу по одной причине
- нет ее у тебя. Пока, по видимости, последнее слово за тобой осталось, но
это только видимость. Рано или поздно и ты придешь к тому же, что и я, или
застрянешь где-то в середнячках, хотя, возможно, я не совсем понимаю тебя,
и все твое благодушие и так называемая доброта - тоже одна только
видимость.
Мелентьев помолчал, видимо ожидая возражений. Но Дмитрий коротко
сказал:
- Я слушаю.
- Слушать-то слушаешь... Тебе что, совсем неинтересно, что я говорю?
- Откровенно говоря, не очень.
- Да? Ну, я все-таки скажу. Видишь ли, я вовсе не против доброты как
таковой. Я и сам не считаю себя злым. Одного только понять не могу: когда
эта доброта расползается сопливой лужей и мажет все, что ни попадется.
Когда доброта превращается в бесхарактерность, в безволие - а случается
это сплошь и рядом, - это уже бедствие. На этом-то мы с тобой и разошлись.
- Разве?
- Ну а на чем же? Все твои выкрутасы с Шумиловым, с этими зелеными
новичками - что же это, по-твоему? Или ты думаешь, что теперь я иначе
смотрю на все? Ошибаешься. Я уже сказал, что твоей правоты в наших спорах
с тобой не признаю. Правда, ты оказался не таким уж простым, как мне
показалось сначала. Потому-то я и затеял этот разговор, что всего не
понимаю в тебе.
- Чего именно не понимаешь? - вяло спросил Дмитрий.
- Да как-то нелогично действуешь ты... Сначала я думал, что вся эта
возня с пацанами - от твоей слабости. Решил, что тебе захотелось на всякий
случай популярность себе завоевать, так сказать, тылы обеспечить, чтобы
дальше легче жилось. Ну а мне не нужно это, я никогда ни под кого не
подлаживался. Я привык во всем на себя полагаться, и что твой либерализм
мне не по вкусу пришелся - естественно. Я принимаю за аксиому, что люди
делятся на умных и глупых, сильных и слабых, на талантливых и бездарных.
Так было всегда, так есть и так будет. Это - биология, и никуда от нее не
денешься. И каждый должен знать свое место и свои возможности. Нельзя
допускать, чтобы глупые, слабые и бездарные пудовыми гирями висели на
ногах умных, талантливых и сильных. Пользы от этого никому, в том числе и
слабым, а вред - огромный. По-моему, это достаточно очевидно, Америки я не
открыл.
- Да, тезисы не из свеженьких, - согласился Дмитрий.
- Надеюсь, обзывать меня ницшеанцем и суперменом ты не станешь? - с
иронией осведомился Мелентьев.
- Да нет, зачем же...
- Уже хорошо. Так, как думаю я, думают многие, но высказываться не
решаются, потому что это считается неприличным. И действовать в
соответствии с этими принципами тоже отваживается далеко не каждый. Ну а я
вот - не боюсь.
- Потому что ты сильный, умный и талантливый, - без всякого выражения
сказал Дмитрий.
- Да, - серьезно сказал Мелентьев. - И я не хочу, свои силы и талант
тратить на пустяки. И уверен, что и ты не хочешь, - потому что и ты из той
же породы. И ты меня не убедишь, что тебе приятно расходовать себя по
мелочам.
Дмитрий покачал головой:
- Не собираюсь ни в чем убеждать тебя.
- А вот мне кое в чем хотелось бы тебя переубедить.
- Это в чем же?
- Ты - большой корабль, а плаваешь пока мелко. Вернее, не так глубоко,
как мог бы. Сначала я думал, что все это из-за твоей мягкотелости, из
нежелания трепать себе нервы, из-за стремления угодить и нашим и вашим. Но
твое поведение во время эксперимента, откровенно говоря, удивило меня.
- Почему?
- Ты ведь очень многим рисковал. Вся твоя карьера могла к черту
полететь. Чтобы решиться на такой риск, сила нужна немалая. Я попытался
поставить себя на твое место и подумал: а я решился бы на это? Пожалуй,
что и нет... Даже наверняка не решился бы, - признался Мелентьев. - И вот
этакое... логическое несоответствие и удивляет меня в тебе.
- А может, дело тут не в логике? - усмехнулся Дмитрий.
- В чем тогда?
- Ты хочешь, чтобы я тебе объяснил?
- Да не мешало бы.
Дмитрий помолчал и вздохнул:
- Эх, Валерка, человек ты... Ничего я тебе не стану объяснять. Не
сумею, да и вряд ли ты поймешь.
- Вон как...
- Это не в обиду тебе сказано... Просто мы люди разных миров. Ты моего
мира не приемлешь, я - твоего, и объясниться нам трудно.
- А ты попробуй, - прищурился Мелентьев.
- Да что пробовать... Жалко мне тебя.
- Жа-алко? - с нескрываемым удивлением протянул Мелентьев, - Вот
дожил... Впервые слышу такое.
- И плохо, что никому не приходило в голову пожалеть тебя,
посочувствовать.
- А мне это и не нужно.
- А что же тебе нужно?
- Многое. И прежде всего - чтобы мне не мешали работать, дали
возможность полностью проявить себя. Я думаю, что способен на многое... И
многое сделаю.
- Возможно, - неохотно согласился Дмитрий. - Талантом тебя бог не
обидел. Сделаешь...
- Тогда с чего это тебе жалко меня стало? - Мелентьев зло усмехнулся.
- А с того, что, видно, не так уж сладко тебе... в этой пустыне жить.
- В какой пустыне?
- Да в такой... из которой ты пытаешься бежать сейчас.
- Куда это я пытаюсь бежать?
- Куда - не знаю, а откуда - вижу.
- Интересно... И что же ты видишь?
- Да то, что вот уходишь ты - и ничего после тебя не останется здесь.
Кроме работы, конечно.
- Мало этого?
- Этого, как видно, даже для тебя мало.
- На Жанну намекаешь?
- Не только. Уедешь - и ведь вряд ли найдется хоть один человек,
который пожалеет об этом.
- Далась тебе эта жалость, - с досадой сказал Мелентьев. - Жил до сих
пор без нее - и ничего, обходился. И дальше проживу.
- Да живи, кто тебе не дает.
И так явно прозвучало в словах Дмитрия желание поскорее закончить
разговор, что Мелентьев, пристально поглядев на него, поднялся.
- Ну что ж, погутарили - и хватит. Видно, и в самом деле неудачное
время я выбрал... Ты бы полечился, а то выглядишь неважно.
Дмитрий молча поднялся, протянул ему руку:
- Ну, счастливо.
- Может, когда еще увидимся...
- Конечно... Заявление отдашь секретарю Торопова, она все сделает.
- Знаю.
Дня через три Ольф спросил:
- Куда это Валерка запропастился?
- Наверно, уехал, - сказал Дмитрий.
- В отпуск?
- Да нет, он же уволился.
- К-как уволился?
- Да так. Написал заявление, я подписал.
- Когда?
- Три дня назад.
Ольф долго молча смотрел на него и неуверенно осведомился:
- А ты, это самое... не загибаешь?
- Чего ради?
- А что же сразу ничего не сказал?
- Я думал, он сам скажет.
- Сам, сам... А у тебя что, язык отвалился бы?
Дмитрий промолчал, а Ольф огорченно сказал:
- Черт, как нехорошо получилось... Столько работали вместе, а
расстались - как случайные попутчики на вокзале.
Дмитрий с отсутствующим видом смотрел перед собой в стол и явно ждал,
когда Ольф уйдет. Но Ольф не уходил. Он вспомнил, как Дмитрий при его
появлении торопливо прикрыл газетой исписанные листки, и решил спросить
напрямик:
- Послушай, что ты сейчас делаешь?
- Сижу.
- Это я вижу, - серьезно сказал Ольф. - Работаешь над чем?
- Ищу математическое доказательство существования господа бога, -
медленно сказал Дмитрий. - А также всех его боженят, ангелят, чертенят и
прочей нечисти.
- Ясно, - сказал Ольф, поднимаясь. - Когда прикажешь лететь в
Новосибирск?
- Когда хочешь. Только сначала сдай работу.
- Тогда в понедельник и подамся. Что не успею сам - Жанна закончит.
- Мне все равно, - безучастно сказал Дмитрий.
61
В Новосибирске Ольф пробыл чуть меньше месяца. С первых же дней
затосковал по Светлане, по сыну, через неделю уже ругал себя, что выдумал
эту поездку, и, стремясь до предела сократить срок командировки, работал с
утра до ночи. Одно хорошо было в этой затее - Светлана присылала ему
письма, каких не писала никогда. Приходили они почти ежедневно, и Ольф,
бережно вытягивая конверт со знакомым почерком из пачки писем на столике
дежурной, улыбался, шел к себе в номер и запирался на ключ, хотя помешать
ему никто не мог - против обыкновения, знакомыми он почему-то не
обзавелся, и приходить к нему в номер было некому. Сначала он быстро
проглядывал письмо, чтобы узнать новости, потом удобно усаживался в кресло
и читал медленно, и улыбался ласковым словам Светланы, а вечером, лежа в
постели, перечитывал письмо еще раз. И на следующий день, не дожидаясь
лифта, торопливо поднимался на пятый этаж и шел к столику дежурной. Она
как-то пошутила, качая старой седой головой:
- Видно, какая-то крепко присушила тебя, парень. Зазнобушка, что ли?
- Жена.
- Жена? - удивилась дежурная. - Видать, недавно поженились?
- Сыну уже почти три года, - с гордостью сказал Ольф.
- Да ну? - поразилась дежурная. - Видать, дал вам бог счастья...
- Спасибо.
Домой Ольф приехал в субботу поздно вечером. Отметил, что свет в окнах
Дмитрия и Жанны горит, - значит, в отпуск еще не уехали, - легко взбежал
по лестнице, держа наготове ключи. На площадке мимоходом прислушался к
тишине в квартире Дмитрия, решил: "Сегодня никуда не пойду". И, не успев
еще открыть дверь, услышал легкие быстрые шаги Светланы, выронил из рук
чемоданчик и обнял ее.
За ужином он спросил:
- Как Димыч с Асей?
Радостный блеск в глазах Светланы погас, и она с тревогой сказала:
- Ой, Ольф, я даже не знаю. Диму встречаю редко, он ни разу не заходил
ко мне, разговаривать со мной почему-то не хочет, а Ася... - Светлана
запнулась и тихо закончила: - Я ее вообще ни разу не видела.
- Как это не видела? - насторожился Ольф.
- Так... С тех пор как ты уехал, не видела. По-моему, она больше не
приезжала сюда.
- Не может быть...
- Не знаю, - потерянно сказала Светлана. - Я хотела спросить у Димы, но
он такой странный стал. Встретимся на лестнице, а он идет - и как будто не
видит меня. Поздороваюсь, он ответит - и сразу мимо. Я так и не решилась
спросить, где Ася.
Ольф закурил, подумал немного - и встал.
- Ты к нему? - спросила Светлана.
- Да. Ложись, я скоро.
Ольф решил не звонить, негромко постучал условным стуком, принятым у
них еще в студенческие времена. Никто не отозвался. Ольф нерешительно
потоптался на площадке, достал ключ и открыл дверь.
Дмитрий лежал на диване, заложив руки под голову, небритый, в мятой
рубашке, и смотрел на него.
- Привет, - растерянно сказал Ольф.
- Привет, Рудольф Тихоныч, - спокойно сказал Дмитрий и сел, упираясь
кулаками в диван. - Давно приехал?
- Минут двадцать.
- Быстро ты, - сказал Дмитрий, и непонятно было, к чему это относится -
к командировке или к приходу Ольфа к нему. - Садись, чего стоишь.
- А где Ася?
- Нету. Рассказывай, как дела.
- Где Ася, Димыч?
- Я же сказал - нету, - посмотрел на него Дмитрий спокойными темными
глазами. - Давай рассказывай. Все успел сделать или еще придется ехать?
- Все.
Ольф торопливо стал рассказывать о поездке, но Дмитрий поморщился и тут
же остановил его:
- Куда тебя несет. Поподробнее, не в бирюльки же ты там играл.
И Ольф, чертыхнувшись про себя, должен был подробно рассказывать о тех
многочисленных делах, которыми пришлось заниматься ему в Новосибирске.
Дмитрий слушал внимательно, задавал вопросы, и Ольф успокоился, решив, что
с Асей все в порядке, - наверно, ненадолго уехала в командировку или к
родным. Когда он закончил, Дмитрий задумчиво сказал:
- Ну что ж, отлично... Ты неплохо поработал... Теперь что, в отпуск
поедете?
- Наверно... А все-таки - где Ася?
- Уехала.
- Куда?
- В Каир.
- Брось шутить, - упавшим голосом сказал Ольф.
- Ну, какие тут шутки.
- Надолго?
- На три года.
- Да как же она могла... - с яростью начал Ольф, но Дмитрий с
непонятной рассудительностью прервал его:
- Почему же не могла? Она человек взрослый, самостоятельный.
- И что она там будет делать?
- Преподавать.
- А как же ты?
- А никак. Она сама по себе, я сам по себе.
- Ничего не понимаю...
- А что тут понимать, - спокойно сказал Дмитрий. - Это она в Каир на
три года уехала, а от меня... совсем ушла. Такие вот мандаринчики.
Ольф молча смотрел на него, и Дмитрий с досадой сказал:
- Да не гляди ты на меня как на утопленника... Иди, Светлана ведь ждет.
- Подожди, дай очухаться.
- Ну, чухайся, - Дмитрий улыбнулся.
Ольф встал, прошелся по комнате.
- Димыч...
- Ну? - поднял голову Дмитрий.
- Это что же... конец?
- С ней - да.
- Но почему?
- Ты бы меня о чем-нибудь попроще спросил, - устало сказал Дмитрий.
- А может быть, все еще наладится?
- Нет... Знаешь что, иди-ка ты к себе, а? - попросил Дмитрий. - Не хочу
я об этом говорить. Случилось - ну и-случилось, и нечего тут... Правда,
иди, Ольф.
- Пойду, что ты меня гонишь, ночевать не останусь. На работу едешь
завтра?
- Да.
Помолчали, и Ольф направился к двери:
- Ну ладно, пойду.
- Дверь захлопни.
- Хорошо.
И не успел Ольф закрыть дверь, как услышал скрип дивана, - Дмитрий,
видимо, снова лег. Ольф постоял на площадке, подумал немного - и пошел к
Жанне. Она безмерно обрадовалась, увидев его.
- Наконец-то хоть ты приехал.
- А ты принца Савойского ждала? - буркнул Ольф.
- Ох, Ольф, давай без шуточек... Идем.
Ольф прошел в ее комнату и сразу спросил:
- Ты знаешь, что Ася уехала?
- Да.
- А почему мне не написала?
- Не злись, я сама недавно узнала.
- Когда она уехала?
- Недели три назад.
- И он ничего не говорил тебе?
- Нет.
- Как же это случилось?
- Она даже не попрощалась с ним. Приехала, когда он был на работе,
взяла кое-какие вещи, оставила ему письмо - и все. Он сразу же поехал в
Москву, но она уже улетела. Оказывается, документы на оформление она еще в
феврале подала. Вот и все, что я знаю.
- Да, дела. - Ольф покрутил головой. - Как в плохом детективе. И как
он?
- Плохо, Ольф. Совсем плохо.
Жанна даже руками за голову схватилась, и Ольф с досадой посмотрел на
нее:
- Ну вот... Да что плохо, говори толком.
- Понимаешь, он почти не разговаривает. Ни с кем. Запирается у себя в
кабинете и иногда даже на телефонные звонки не отвечает. И взгляд у него
бывает... Ох, Ольф, - простонала Жанна, - если бы ты видел, как он иногда
смотрит. Мне плакать хочется... - Жанна и в самом деле заплакала. - Боюсь
я за него. Алексей Станиславович говорит, что ему в больницу надо
ложиться, а он не хочет. И как ему помочь, просто не знаю. Я каждый день
захожу к нему, но и со мной он не разговаривает. Молчит и ждет, когда я
уйду.
- А Дубровин что предлагает?
- Со мной он об этом не говорил.
- Ладно, не реви, придумаем что-нибудь.
- А я и не реву... Дай сигарету.
Они закурили, помолчали, и Жанна спросила:
- Ты-то как съездил?
- Я-то нормально, - угрюмо сказал Ольф. - А ты все сделала?
- Да. Статью отдала Алексею Станиславовичу, он сам отвез ее в Москву.
Говорит, сразу в набор пойдет.
- Доклад на Ученом совете был?
- Да.
- Дима делал?
- Нет, я. Он наотрез отказался, даже не пришел на заседание.
- Н-да... А ребята как?
- Нет никого, все в отпуске.
- А ты когда пойдешь?
- До отпуска ли сейчас, - махнула рукой Жанна. - Знаешь, Ольф,
по-моему, он хочет уехать куда-то.
- Говорил, что ли?
- Нет. Но купил рюкзак, туристические ботинки. Я случайно увидела.
- Ася писала ему из Каира, не знаешь?
- Не знаю.
- Ну ладно, пойду.
На следующий день они вместе поехали в институт, и при ярком свете
солнечного дня Ольф заметил, что Дмитрий сильно изменился за этот месяц -
похудел так, что выпирали скулы, под глазами густо залегли синие тени и
взгляд действительно был такой, что Ольфу стало не по себе. Всю дорогу он
промолчал, отвернувшись к окну. Ольф сразу направился к Дубровину, но
Дмитрий остановил его:
- Ты куда?
- Скоро приду.
- Подожди, поговорить надо. Что с отпуском решил? - спросил Дмитрий.
- Еще ничего.
- Тогда не торопись пока.
- А что?
- В общем, - заговорил Дмитрий, глядя куда-то в сторону, - тебе
придется занять мое место.
- Как прикажешь это понимать?
- А так, что я уезжаю.
- Куда?
- Еще не знаю.
- Ну и что? Ты же вернешься.
- Нет.
- Ты бредишь.
- Нет, Ольф. Если я и вернусь, то не скоро.
- А именно?
- Может быть, через год или два.
- Димка, выкинь это из головы. - Ольф старался говорить спокойно, как о
деле само собой разумеющемся. - Некуда и незачем тебе ехать. То есть
поезжай, пожалуйста, куда угодно, но совсем... нет, это невозможно.
- Ольф, я не собираюсь с тобой спорить, - тихо сказал Дмитрий. - И я не
прошу тебя, а просто сообщаю. Все равно тебе придется стать руководителем
сектора.
- А как на это Дубровин смотрит?
- Я еще не говорил с ним. Ждал твоего приезда. - Дмитрий встал и,
избегая взгляда Ольфа, сказал: - Я сейчас пойду к нему, а ты пока здесь
побудь - может, понадобишься.
- Пойдем вместе.
- Нет, я один. И пожалуйста, пока не говори никому, что я уезжаю. Даже
Жанне.
Дмитрий ушел к Дубровину, а Ольф сел за стол и в бессильной ярости сжал
кулаки. Только сейчас он понял, почему Жанна была так расстроена вчера.
62
Дмитрий пришел к Дубровину и, щурясь от яркого света, бившего в окно,
сказал:
- Алексей Станиславович, я решил просить Торопова освободить меня от
обязанностей руководителя сектора. И хочу, чтобы вы поддержали меня.
Дубровин как будто не удивился его словам, помолчал немного и спросил:
- Так все скверно?
- Да.
Дубровин встал, прошел к двери и спустил защелку, замка. Мельком
взглянув на Дмитрия, задернул штору на окне.
- Садись поближе, будем думать.
- Что тут думать... - сказал Дмитрий, но стул все-таки пододвинул.
- Что собираешься делать?
- Поеду куда-нибудь.
- Куда?
- Не знаю. Куда-нибудь, где потише, людей поменьше.
Дубровин помолчал и негромко заговорил:
- Дима, я был в этой больнице... Подожди, я ведь не настаиваю, а только
рассказываю. Очень тихое и спокойное место на окраине Москвы. И никаких
общих палат. Тебе дадут отдельную комнату в маленьком деревянном флигеле.
Тебе ни с кем не нужно будет говорить, если не захочешь сам. Там
превосходные врачи. И ты сможешь там работать.
- В общем, филиал рая на земле, - усмехнулся Дмитрий.
- Нет. Но это то, что тебе нужно сейчас.
- Мне лучше знать, что сейчас нужно.
- Дима, друг мой, я прошу тебя сделать это.
- Нет, Алексей Станиславович...
- Тебе опасно ехать в таком состоянии. Немного побудешь там и, если не
захочешь остаться, поедешь.
- Нет, - покачал головой Дмитрий. - Я сейчас поеду.
- Ну хорошо, давай сейчас не будем решать этот вопрос.
- А когда?
- Завтра.
- А что изменится до завтра?
- Я сегодня же увижу Грибова и поговорю с ним.
- О чем вы будете с ним говорить? Все равно я уеду.
- Но день-то ты можешь подождать?
- День могу.
- А теперь вот что. О том, чтобы совсем освободить тебя от руководства
сектором, не может быть и речи.
- Придется.
- Нет. Если уж все-таки решишь уехать - поезжай, но когда вернешься...
- Вы не поняли меня, Алексей Станиславович, - перебил его Дмитрий. - Я
ведь не говорил, что собираюсь возвращаться. По крайней мере, скоро.
Дубровин с тревогой посмотрел на него:
- Вот как... А что же ты намерен делать?
- Еще не знаю. Но даже если я и вернусь - а вряд ли это произойдет
раньше чем через год или два... я не собираюсь снова становиться
руководителем.
- Почему?
- Не хочу. И не смогу.
- Это тебе сейчас так кажется.
- Нет, Алексей Станиславович, - твердо сказал Дмитрий. - Сейчас я не
могу вам этого объяснить. Разве что самыми общими словами...
- Слушаю.
- Чтобы руководить другими, надо самому быть уверенным в том, что идешь
по верному пути и что есть какие-то хотя бы минимальные шансы на успех. А
то, чем я занимался в последнее время... и над чем собираюсь работать
дальше... - Дмитрий встретил настороженный взгляд Дубровина и торопливо
закончил: - В общем, тут ни уверенности, ни шансов. На ближайшие годы, по
крайней мере.
- Что же это за работа?
- Сейчас я не могу вам объяснить. Поверьте на слово, что так оно и
есть, и это вовсе не следствие моего болезненного состояния. Скорее
наоборот. Возможно, я просто замахнулся на проблему, которая не по силам
ни мне, ни другим. И все-таки я не собираюсь отступаться от нее.
Разумеется, до тех пор, пока не буду убежден, что использовал все
возможности. Но на это понадобится много времени. Наверняка не один год.
- Ты не можешь поподробнее?
- Хорошо, попытаюсь, - не сразу сказал Дмитрий. - Если кто и сможет
меня сейчас понять, то только вы... В один из дней - это было еще до
нашего эксперимента - мне пришло в голову, что теория элементарных частиц
зашла в тупик, из которого выхода нет и не может быть, пока мы идем по
этому пути, который представляется мне безнадежно порочным. Мы ищем просто
не там, где нужно. Я уверен, что когда-то - и наверняка довольно давно -
поиски пошли в принципиально неверном направлении. И что продолжать их
просто бессмысленно - это ни к чему не приведет. И мы напрасно возлагаем
надежды на новые сверхмощные ускорители. В лучшем случае мы обнаружим еще
несколько десятков новых частиц - а что толку? Еще больше запутаемся - и
все. Наверняка должно быть какое-то другое, совершенно иное решение... Вот
я и пытаюсь его найти. Вы-то, надеюсь, понимаете меня?
- Да, - мягко сказал Дубровин. - Не тебе одному приходила в голову эта
идея.
- Я знаю, - нетерпеливо сказал Дмитрий. - Вы имеете в виду Гейзенберга
и Фейнмана.
- Да. И еще кое-кого.
- Их идеи мне кажутся также бесперспективными. Это всего лишь полумеры,
которые наверняка ни к чему не приведут. Гейзенберг и Фейнман пытаются
сделать шаг в сторону - и только. А я хочу вернуться назад, к самым
истокам, и попытаться нащупать другой путь. Возможно, это безнадежная
затея, на которую может решиться только сумасшедший. Пусть так, но от этой
идеи я не откажусь - пока, по крайней мере. Ни о чем другом я думать все
равно не способен. Не знаю, надолго ли меня хватит, но уж несколько лет
это наверняка займет. Вот почему я не смогу дальше руководить сектором.
Тянуть в эту пучину других - увольте. Да никто и не согласится идти за
мной - и правильно сделают. Пусть ребята займутся тем, что им по силам. Я
думаю, Ольф великолепно справится с ними.
- Ольф?
- Да. Вас это не устраивает?
- Ты забываешь о том, что эти ребята - твои ученики. Что группа создана
тобой по существу из ничего. Ты для них - самый большой и, в практическом
смысле, единственный авторитет. И всю дальнейшую работу они прочно
связывают только с тобой.
- Вы преувеличиваете.
- Нет, я ведь знаю их отношение к тебе... На том празднестве, -
Дубровин улыбнулся, - это очень хорошо было видно. И Ольфу, несмотря на
все его превосходные качества, будет нелегко с ними.
- Ну, а что делать? Вы же сами понимаете, что я не могу втягивать их в
свои сумасшедшие идеи. А быть формальным руководителем - абсурдно.
Дубровин помолчал.
- Вот что, Дима... Нет необходимости решать этот вопрос сейчас.
- Есть такая необходимость, Алексей Станиславович. Во-первых, я должен
чувствовать себя совершенно свободным, ничем не связанным. Во-вторых, они
должны сразу узнать, что я не буду работать с ними, и соответствующим
образом настроиться и взяться за новую задачу. Зачем им терять время? Тем
более что выбирать им есть из чего - пусть сразу и берутся за работу.
Сейчас, после этой удачи, им кажется, что они могут горы своротить. И на
здоровье, пусть ворочают.
- Хорошо, я подумаю об этом, - сказал Дубровин таким тоном, что Дмитрий
понял - сказано для того, чтобы прекратить спор. - А теперь и тебе
придется подумать и, по возможности, увязать свои планы с тем, что я
сейчас сообщу. Во-первых, на Ученом совете принято решение - пока еще не
официальное, но это уже детали - по результатам вашей работы присвоить
Алексеевой кандидата, а тебя рекомендовать к докторской.
- И все?
- Мало тебе? - улыбнулся Дубровин.
- Я не о том. Доктора - только мне?
- Да. Но и это еще не все. На сентябрь намечен твой доклад на сессии
Академии наук.
- Ольф сделает.
- Ну, там видно будет. Лучше, конечно, если бы ты сделал... Ты хочешь
что-то сказать?
- Да. Если давать доктора, то не только мне.
- Кому же еще?
- Мелентьеву.
Дубровин нахмурился:
- Милый мой, а тебе не кажется, что ты... недооцениваешь способности
членов Ученого совета? И мои в том числе?
- Нет. Но мне лучше, чем кому-либо, известно, кто что делал в этой
работе.
- Но идея была твоя. И главные решения в этой работе принимал ты. За
это тебя и представляют к докторской степени.
- Но и Мелентьев сделал много. Очень много, - подчеркнул Дмитрий. -
Кроме того, у него и других работ немало - и более значительных, чем
прежние мои работы. Я настаиваю на том, чтобы вы рассмотрели его
кандидатуру.
- Хорошо, - отрывисто сказал Дубровин. - Я сделаю такое предложение в
Ученом совете, но и только. Поддерживать его кандидатуру я не буду. А тебе
придется составить докладную и отметить то, что он сделал.
- Это несложно, сегодня же сделаю.
- Ты так торопишься уехать? - Дубровин помолчал и невесело сказал: -
Ладно, иди.
- Завтра когда к вам прийти?
- Я сам позвоню.
Ольф встретил его мрачным вопрошающим взглядом.
- Не рычи, Тихоныч, - мирно сказал Дмитрий. - Подожди до завтра.
- Ну-ну.
- Я домой поеду, голова что-то разболелась.
- Поезжай, что ты мне докладываешься, - отвернулся Ольф.
На следующий день, не дождавшись звонка Дубровина, Дмитрий сам пошел к
нему. Дубровин, взглянув на часы, сумрачно проговорил:
- Явился - не запылился... Рано, я же сказал - сам позвоню.
- Говорили с Грибовым?
- Говорил.
- Ну и что?
- Не нравится ему твоя затея.
- Можно было предполагать... И что вы все-таки решили?
Дубровин, как-то жалко глядя на него, тихо попросил:
- Дима, послушай ты меня, старого лысого дурака, - не езди, а?
Дмитрий отвел взгляд от его лица.
- Что-то рано вы в старики записались.
- С такими, как ты, постареешь, - вздохнул Дубровин.
- И много у вас таких? - натянуто улыбнулся Дмитрий.
- Да вот один нашелся на мою голову... Может, не поедешь?
- Не могу, Алексей Станиславович.
- Ну, поезжай, что делать, - печально сказал Дубровин. - А все-таки зря
ты это затеял.
- Может, и зря, - согласился Дмитрий, - но другого выхода не вижу. Вот
заявление, отдайте Торопову сами, объясните ему...
- Какое заявление?
- Об увольнении, какое же еще?
- Ну, знаешь ли... - рассердился Дубровин и брезгливо, одним пальцем,
отодвинул заявление. - Как-нибудь без него обойдемся.
- Как?
- Это уже не твоя забота. Иди, я позвоню.
Дубровин позвонил в четыре и, когда Дмитрий пришел, сразу заговорил:
- В общем, так... Месяц у тебя законного отпуска, еще три - творческий
отпуск. С сохранением зарплаты, разумеется.
- Это еще зачем?
- Послушай, - Дубровин гневно сдвинул брови, - ты хочешь уехать? Ну,
так и поезжай, никто тебя не держит. А эти дурацкие "зачем" и "почему"
оставь при себе. Тебе не милостыню подают, а то, что полагается. И не тебе
первому, кстати.
- Через четыре месяца я не вернусь.
- И прекрасно, - отрезал Дубровин. - Продлим еще или дадим
административный.
- До бесконечности?
- Не твое дело. Садись, пиши заявление.
Дубровин сам продиктовал ему заявление и, когда Дмитрий расписался,
почти выхватил его из рук и спрятал в стол.
- Все. Можешь убираться.
- Кто вместо меня будет?
- Ольф.
- Как?
- Врио, разумеется. Иди, некогда мне.
- До свиданья.
Дмитрий направился к двери, но колючий вопрос Дубровина остановил его:
- Когда ехать думаешь?
- Дней через пять.
- Попрощаться не забудешь?
Дмитрий молча смотрел на него, и Дубровин отвернулся к окну, буркнул:
- Ладно, иди.
63
Через два дня Дмитрий с утра уехал в Москву. "За билетом", - догадался
Ольф и к вечеру прочно обосновался в квартире Дмитрия. "С этого параноика
все станется... Соберет вещички - и смоется потихоньку. И Жанка еще
психует... С ним ехать хочет, что ли?"
Дмитрий приехал поздно и, кивнув на приветствие Ольфа, молча прошел на
кухню, поставил чайник и почему-то долго не выходил оттуда. Ольф сам пошел
к нему. Дмитрий стоял посреди кухни и оглядывал полки раскрытых шкафов.
- Взял билет? - спросил Ольф.
- Да.
- Когда?
- Послезавтра, в десять вечера.
- И куда?
- Пока до Иркутска.
- Самолетом?
- Нет, поездом.
- И что ты собираешься там делать?
- Посмотрю Байкал, а там видно будет.
- Пришли гранки, - сказал Ольф. - Будешь читать?
- Зачем? Сам вычитаешь.
- Уже. Там твоя подпись требуется.
- Ладно, пошли отсюда.
Дмитрий расписался и выложил из папки несколько листков.
- Вот тебе все мое хозяйство... на будущее. Немного, конечно, но больше
пока и вряд ли нужно. Чем конкретно будете заниматься - решайте сами.
Посоветуйтесь с Дубровиным.
- А что ребятам сказать?
- Наилучшие пожелания и больших творческих успехов.
- Я серьезно, Димыч.
- Я тоже.
- Как им объяснить твое отсутствие?
- Что значит "как"? Говори то, что есть. Что я уехал, и теперь ты
будешь руководителем. Вообще - сразу поставь все точки над "и". Еще можешь
сказать, Что мне было очень приятно работать с ними.
- Стоит ли так?
- Как так?
- Ставить точки.
- Почему же нет? Это же правда. Только так и нужно.
Ольф промолчал, и Дмитрий, взглянув на него, твердо сказал:
- Не вздумай отделываться туманными обещаниями вроде того, что я еще
вернусь. Я не вернусь, и надо, чтобы они сразу узнали об этом и увидели в
тебе руководителя. Не временного, а постоянного. Так будет лучше и для
них, и для тебя. Ну а как вести себя с ними - тебе лучше знать.
- Димка, неужели ты вот так и уедешь?
- Именно вот так. Сяду в поезд и уеду.
- А как же мы?
- Кто это вы?
- Я. Жанна. И ребята.
Дмитрий вздохнул и тоскливо посмотрел на него:
- Ольф, опять все сначала? Я же тебе объяснил, почему еду...
- Объяснить-то объяснил...
- Ну и чего ты еще хочешь от меня?
У него задергалось веко, Дмитрий прижал его пальцем, и Ольф торопливо
сказал:
- Ладно, старик, все, успокойся. Поезжай, но помни, что тебя здесь
ждут. И что без тебя плохо будет всем нам. Да и тебе без нас...
- Ну, хватит, бога ради... - Дмитрий в раздражении вскочил и отошел к
окну, повернулся к Ольфу спиной.
Ольф обескураженно молчал, не зная, нужно ли сейчас разговаривать с
ним. Дмитрий, глядя в заоконную темноту, заговорил сам:
- За квартиру уплачено до конца года, если не вернусь к тому времени -
заплатишь сам. Все письма, кроме Асиных, вскрывайте и, если нужно
кому-нибудь ответить, - отвечайте.
- А с Асиными письмами что делать?
- Пусть лежат. Если от меня писем не будет - паники не разводить.
- Ты что, не собираешься нам писать?
- Я сказал "если". - Дмитрий повернулся и со злостью посмотрел на него.
- Вряд ли у меня будет шибко писучее настроение.
- Хотя бы открытки присылай, чтобы мы знали, где ты.
Дмитрий промолчал, и Ольф, выждав немного, спросил:
- Завтра соберемся?
- Можно, - с видимой неохотой согласился Дмитрий. - Но только ты и
Жанна, больше никого.
- Хорошо.
С утра Ольф поехал в институт и со злостью обнаружил, что явился один.
Даже Жанны не было. Атаман без шайки, невесело усмехнулся Ольф,
разглядывая косые солнечные столбы пыли, протянувшиеся из окон.
Он потолкался час по институту и поехал домой, но и там никого не
застал. Ольф посидел в квартире Дмитрия, послушал музыку, повалялся на
диване, сходил за почтой, проверил и ящик Дмитрия - там было увесистое
письмо от Аси. Ольф повертел его в руках, зачем-то понюхал и положил на
столик.
В два часа пришла Жанна. Ольф заулыбался, но Жанна на проявление его
радости ответила довольно прохладно, молча принялась освобождать сумку.
- Ты что такая невеселая? - спросил Ольф.
- А тебе очень весело?
- Мне-то? Жуть как радостно.
- Оно и видно.
- Где Димыч, не знаешь?
- Наверно, в библиотеке.
- Говорил, что пойдет туда?
- Да.
Увидев, что Жанна вытаскивает из сумки коньяк, Ольф предложил:
- Давай тяпнем по рюмашке.
- Успеешь.
- Ну давай, а?
- Пей один, если не терпится.
- Одному неинтересно, - Ольф уныло посмотрел на нее.
- Я не буду.
- Ну символически, а, Жан?
- Ох и зануда ты!.. - рассердилась Жанна. - Прилипнет как смола.
- Ты не ругайся, душа моя. Лучше выпей - сразу тонус повысится, и мир
засияет всеми цветами радуги. Крохотулечку, вот такую. - Ольф отмерил на
мизинце "крохотулечку" и скорчил такую жалобную физиономию, что Жанна
невольно улыбнулась:
- Ладно, черт с тобой, наливай.
- Вот это другой разговор, - сразу повеселел Ольф.
Выпили "крохотулечку", и Жанна сказала:
- А теперь исчезни, я убираться буду.
- Да куда я пойду? - взмолился Ольф. - Не гони ты меня, ради Христа...
Дай я лучше помогу тебе.
- Не надо мне помощников... Не хочешь уходить - сиди на кухне и не
высовывайся.
- Слушаюсь...
Жанна убралась и принялась готовить, ожесточенно гремя посудой, велела
Ольфу начистить картошки.
Жанна молчала, и Ольф, не подумав, сказал со вздохом:
- Даже не верится, что придешь сюда, а Димки нет.
Жанна швырнула нож и с яростью накинулась на него:
- Слушай, ты... За язык тебя тянут, что ли? Минуту помолчать не можешь?
И так тошно, а ты еще...
На глазах у нее выступили слезы, она шмыгнула носом и выбежала из
кухни, хлопнув дверью. Ольф тщательно вымыл картошку, вытер руки и пошел
за ней. Жанна, комкая занавеску, стояла у окна. Ольф тронул ее за локоть:
- Прости, пожалуйста.
Жанна передернула плечами.
- Ты что, хочешь с ним ехать?
Жанна промолчала. Ольф осторожно сказал:
- Это было бы просто здорово, если бы ты поехала с ним.
- Поехала бы, да он не хочет, - сказала Жанна, не оборачиваясь. - Иди
ставь картошку... А впрочем, не нужно, рано еще. Кто знает, когда он
придет.
Ольф послонялся по квартире, Жанна опять рассердилась на него за то,
что он мешает ей, - и он ушел за Игорьком. И, промаявшись еще с полчаса
дома, снова собрался к Дмитрию.
- Мне приходить? - спросила Светлана.
- Не стоит. - Ольф виновато посмотрел на нее. - Он предупредил, чтобы,
кроме меня и Жанны, никого не было. Ты уж не сердись на него.
- Ну что ты, милый, я понимаю. Иди.
А Дмитрия все еще не было. Пришел он только в девять, с внушительной
связкой книг и журналов. Ольф и Жанна, измученные ожиданием, набросились
на него с упреками.
- Господи, ну где ты ходишь? - говорила Жанна чуть не плача. - Хоть бы
предупредил, когда вернешься.
- Свинтус ты порядочный, Кайданов, - поддержал ее Ольф. - Форменный
оглоед.
- Не шумите, братцы, - мирно сказал Дмитрий. - Дела.
- А если дела, так на нас совсем можно наплевать? - срывающимся от
обиды голосом спросила Жанна, и Ольф подумал: "Однако, как ее Димкин
отъезд скрутил..."
Дмитрий молча взял руку Жанны и погладил ее ладонь, и Жанна сразу
притихла, наклонила голову и, коснувшись лбом груди Дмитрия, улыбнулась.
- Ну ладно, иди мой руки, садиться будем...
Увидев письмо Аси, Дмитрий взял его, подержал на ладони, словно
взвешивая, и, не распечатав, заложил в книгу.
Невеселое это было прощание... Выпили с коротким шаблонным тостом
"счастливо тебе ехать", молча принялись за еду. Жанна наклонила голову над
тарелкой, старательно пряча глаза, два раза без всякой нужды - так
казалось Ольфу - уходила на кухню.
- Когда трогаешься отсюда? - спросил Ольф.
- В пять тридцать четыре.
- Утра? - удивился Ольф.
- Да.
- Тю, совсем сдурел... Зачем в такую рань?
- Похожу по Москве.
- Да куда там... - начал было Ольф и осекся, догадавшись, почему
Дмитрий едет так рано: не хочет, чтобы знакомые видели. - Ладно, мы все
равно проводим тебя.
- Нет.
- Ну, батя, это ты лишнее...
- Ничего не лишнее, - решительно сказал Дмитрий.
И снова надолго замолчали. И вдруг Дмитрий, окинув их сумрачным
взглядом, спросил:
- Слушайте, а куда вы пришли?
- Как это куда? - опешил Ольф.
- Меня провожать, что ли? - спросил Дмитрий.
Он был так спокоен, что Ольфу показалось: затея с его отъездом - всего
лишь шутка, и сейчас Дмитрий скажет об этом, и они вместе посмеются.
Видимо, и Жанна решила так же - с такой надеждой взглянула она на Дмитрия.
- Ну а куда же? - сказал Ольф, пристально глядя на него.
- А вы, случаем, не ошиблись? - сказал Дмитрий, и глаза его сузились в
злом прищуре. - Действительно меня провожать? Или на поминки? - Он повысил
голос. - Что вы меня как на смерть провожаете? Глядеть тошно на ваши
похоронные физиономии. Я же...
Он взглянул на Жанну и сразу замолчал. Медленно встал из-за стола,
подошел к ней сзади и положил руки на плечи.
- Простите меня... Не надо плакать, Жанна.
Жанна судорожно схватила его руку и прижала к своему лицу.
- Дима, - давясь слезами, прошептала она, - скажи, что ты вернешься...
- Я вернусь, - тихо сказал Дмитрии. - Конечно, вернусь. Куда же я без
вас? Но прошу вас, будьте повеселее. Ведь ничего не случилось. Просто мне
надо уехать. Надо, понимаете? Ольф, сходи за гитарой.
Когда Ольф вернулся с гитарой, Жанна уже успокоилась, она сидела на
диване рядом с Дмитрием и сбоку глядела на его низко склоненную голову.
Прихода Ольфа она словно и не заметила.
Дмитрий поднял голову, улыбнулся:
- Наливай, выпьем еще, а потом выдай что-нибудь...
И Ольф выдал. Он обрушил на их головы каскады бравурных аккордов, спел
все самое веселое, что знал. Но веселья не получилось. Жанна ни разу не
улыбнулась - да слышала ли она вообще что-нибудь? Дмитрий слышал, даже
подпевал, потом надолго замолчал и, оборвав Ольфа на полуслове, поднялся:
- Ну, хватит, ребятишки. Давайте-ка будем прощаться.
- Как-кой шустрый молодой человек. - Ольф покачал головой. - Нет уж,
дорогой, прощаться завтра будем. Не хочешь, чтобы в Москву с тобой ехали,
- дело твое, но уж в электричку мы тебя посадим. Правда, Жаннета? Вот
видишь, нас двое, а ты один. Мы - коллектив, а ты - кустарь-одиночка.
Коллектив, как известно, - пятьдесят один процент акций наличного состава,
а нас, как нетрудно посчитать, даже больше - шестьдесят шесть целых и
шестьдесят семь сотых, грубо округляя. Пойдем, Жанна, пусть этот хмырь
побудет в гордом одиночестве.
Ольф пришел к нему без четверти пять. Жанна была уже там, стояла у
окна, смотрела на тяжелые багровые облака, освещенные низким холодным
солнцем.
- Те же двое и Рудольф Тихоныч, - сказал Ольф, останавливаясь в дверях.
- Приветствую бессонную компанию. Путешественник наготове, его багаж -
такожде, скудный комплект провожающих в сборе... Граждане провожающие,
проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих... Гражданка Алексеева,
а не сообразите ли вы для нас закусь? Гражданка Алексеева безмолвствует...
Тогда и гражданин Добрин умолкает...
Но Ольф и не думал умолкать. Он говорил за троих, молол всякий вздор,
походя спел несколько песенок, выдал три анекдота, припасенных "на
пожарный случай", - и развеселил-таки их. Во всяком случае, когда пили
прощальную, Ольф одобрительно сказал:
- Состояние отъезжающих и провожающих удовлетворительное, можно
приступать к минуте молчания. А ну, сели, по обычаю древнерусскому!
Присели, помолчали - и Ольф скомандовал:
- Подъем.
Дмитрий закрыл дверь, подбросил на ладони ключи и отдал их Жанне.
Молча пошли мимо тихих спящих домов, несколько минут постояли на чистой
серой платформе, и, когда быстро выкатилась из-за поворота электричка,
Ольф протянул Дмитрию руку, бодро сказал:
- Экипаж подан - в путь, человек Кайданов... Ни пуха тебе, ни пера:
- К черту, - пр