€.ѓрекова. •озЯйка гостиницы

Ћцените этот текст:
€.ѓрекова. •озЯйка гостиницы

---------------------------------------------------------------
€.ѓрекова. "‚довий пароход. €збранное". Њ., "’екст", 1998.
OCR & spellcheck by Samaritan, 21 April 2002
---------------------------------------------------------------

Џовесть

‚ тысЯча девЯтьсот тридцатом году ‚ерочка Ѓутова кончила школу. …й было
восемнадцать лет, и она была счастлива.
ђанним утром, только что искупавшись, раскинув по плечам мокрые,
соленые волосы, она шла по берегу морЯ. ђозовенькое ситцевое, впервые
надетое платьице дулось на свежем ветру; спереди оно прижималось к коленЯм и
бедрам, сзади -- струилось и хлопало, провожаЯ хозЯйку множеством легких
аплодисментов. Ќад головой ‚ерочка размахивала стареньким красным
купальником; восхитительно Яркий, пока не просох, он взвивалсЯ, опадал и
вспыхивал флагом. Ќевысокие волны одна за другой взбегали на берег,
круглились, рушились и отступали, оставлЯЯ за собой мелкий шепот исчезающей
пены. ‚ песке свежо сверкали разноцветные, волной умытые камни. Њоре тоже
было разноцветно: вблизи отливало желтым, дальше -- зеленым, бутылочным, а
еще дальше уже не отливало, а стоЯло сплошным монолитом пламенной синевы.
‚далеке, на невидимой нити между небом и морем, белой жемчужинкой завис
небольшой пароход, идущий и неподвижный, -- светлаЯ точка настоЯщего между
прошлым и будущим. Ѓелые чайки с черноокаймленными, будто в тушь обмакнутыми
крыльЯми носились над морем, времЯ от времени молниеносно снижаЯсь и
припадаЯ к воде. ‚ их клювах угадывалась цепко схваченнаЯ серебрЯнаЯ добыча.
‚ольнаЯ жадность чаек, их ширококрылаЯ свобода была заразительна; ‚ерочка
шла широкими шагами по скрипЯщему, шевелЯщемусЯ живому песку, размахивала
флагом, и ей хотелось всего. Ћт полноты души она пела немаленьким своим, но
не совсем верным голосом старый романс, запетый целыми поколениЯми русских
девушек, начавший жизнь в гостиных и закончивший в кухнЯх и прачечных, --
романс о белой чайке и загубленной женской судьбе:

‚от вспыхнуло утро. ђумЯнЯтсЯ воды.
Ќад озером быстраЯ чайка летит...

‚переди, за мысом, четко врезанным в голубизну, уходила вдаль узкаЯ
полоска плЯжа, беднаЯ песком, утесненнаЯ корЯвыми скалами. Ѓерег в этот
ранний час был пустынен, и только далеко вдали шла, перебираЯ ногами, то ли
сюда, то ли отсюда, одинокаЯ фигура человека в темном.

‚ерочкино детство было бедное, трудовое, но светлое, солнечное, все в
маках.
...‚ хатке прохладно, ветерок гулЯет от окна к окну, колышет тюлевые
гардинки; они накрахмалены, коробЯтсЯ жесткими складками, шуршат, задеваЯ о
фуксии, и времЯ от времени какаЯ-нибудь из фуксий ронЯет розовый каплевидный
нежно висЯчий цветок. ‘ложно пахнет Яблоками, тмином, полынью, недавно
сбрызнутым глинЯным полом; он просыхает неровно, пЯтнами; чуть притоптан с
одного боку чистый пестрый лоскутно-вЯзаный половичок. ‘тены побелены
голубовато, с синькой; они мЯгко, скругленно сходЯтсЯ с потолком; легкие
полосы выдают, как ходила кисть -- сверху вниз или с боку на бок. ‚ углу
икона -- Ќиколай “годник. ‘вЯтой строг, бородат, тонконос, еле виден в
коричневом сумраке старой доски; от возраста она изогнулась корытцем. Џеред
иконой -- лампадка рубинового стекла; под ней, на широкой ленте, лиловое
бархатное пасхальное Яйцо; золотые позументы на нем, если пальцем потрогать,
шершавы.
‚ерочка выходит из хаты, и светлаЯ жара кладет ей на голову горЯчую
руку. ‘трекочут кузнечики, воздух полон их знойным звоном. ‡емлЯ под ногами
пыльна, горЯча; цепочкой печатаютсЯ на ней детские босенькие следы. ‚округ
огорода -- плетень: разновысокие кольЯ плотно перевиты прутьЯми; кора
кое-где отстала и висит на лычках, обнажаЯ голое гладкое дерево. ЉраснаЯ
букашка с черным узором ползет по колу вверх, устремлЯЯсь туда за каким-то
никому не ведомым букашечьим делом. Ќа самых рослых кольЯх сушатсЯ кверху
дном смуглые глечики в неровной поливе, солнцем сиЯет пузатаЯ бутыль
слоистого водЯного стекла. ‡еленеют пахучие укропные зонтики; высокий
подсолнух выше плетнЯ поднимает тЯжелую свою желтую голову. ‚низу, у его
твердой граненой ноги, жмутсЯ к земле замысловато изрезанные пыльно-зеленые
арбузные листьЯ. Ђ вот и сам арбуз, он величествен, полон тЯжелой круглотой,
одна сторона -- темно-зеленаЯ -- жарко нагрета солнцем, другаЯ, нижнЯЯ,
бледна и прохладна; ‚ерочка всегда норовит потрогать арбуз, чтобы еще раз
убедитьсЯ, какие у него разные щеки. “ плетнЯ крутитсЯ штопором, цеплЯЯсь за
прутьЯ усами, хитрый вьюнок по имени "крученый паныч"; его крупные нежные
сине-лиловые колокольчики, Яркие внутри, бледные снаружи, направлЯют широко
разинутые раструбы во все стороны, приглашаЯ пчел. –веток паныча живет один
день -- утром разворачиваетсЯ, а к вечеру уже никнет лиловой трЯпочкой.
‘орвешь его -- сразу завЯнет, ставь его в воду или не ставь. ‚ерочка тЯнет к
себе, не срываЯ со стеблЯ, самый большой колокольчик и окунает в него нос по
самые щеки. –веток слабо и сладенько пахнет; когда его нюхаешь, он словно бы
всхлипывает и тонко-тонко приникает к ноздрЯм.
Ђ больше всего в огороде маков. ‘тройные, сомкнутые, они похожи на
веселое войско. ‚етер качает маки, они клонЯтсЯ, и видно, как они
разноцветны -- розовые, абрикосовые, белые, махровые и полумахровые, и
простые красные с черно-лиловым сердцем. ‚ерочка в высоких маках ходит как в
лесу, и цветы качаютсЯ выше ее светленькой головы. Ѓабочка-капустница
порхает над маками и невзначай садитсЯ на ‚ерочкину голову, как на цветок.

‘емьЯ Ѓутовых жила на окраине большого богатого приморского города.
ѓород-то был богат, а они-бедны. ‚ерочка с детства привыкла знать, что они,
Ѓутовы, бедны: в доме мало было денег, мало вещей, маловато еды, но это ее
не огорчало. ‚ообще она была девочка веселаЯ, с вечным лучом радости на
кругленьком лукавом лице.
Ќравом и веселостью она уродилась в отца. Ћтец, Џлатон Ѓутов, был
человек веселости неистребимой, хотЯ и крепко ударила его жизнь. ‘
германской войны вернулсЯ без ноги, да еще и отравленный газами -- с тех пор
у него внутри что-то свистело. ‚ерочка любила слушать, как в папе свистит,
он ей это охотно позволЯл, прижимаЯ ее маленькое, мЯгкое, пакетиком
складывающеесЯ ухо к своей широкой груди: "‘лышь ты, какаЯ музыка". ‚ерочка
думала, что отец грудью насвистывает нарочно, длЯ смеху. ЏосмеЯтьсЯ-то он
любил. Ѓыл он большой, выше притолоки, Ясноглазый, с прЯмым соломенным
чубом. Љогда играл на балалайке, чуб прыгал. €ногда Џлатон пыталсЯ даже
петь, но быстро замолкал, схваченный одышкой, и глаза допевали остальное.
ЋдевалсЯ он чисто, даже щеголевато, единственный сапог начищал до
зеркального блеска, бороду брил каждый день, а рыжие усы закручивал
кольчиками, как у Љузьмы Љрючкова -- знаменитого казака-героЯ. ‘вою
деревЯнную ногу сам раскрасил, расписал цветами и птицами и так весело
стукал по горнице, что никто про него не сказал бы "калека". ‚ерочка всЯ
уродилась в отца -- и глазами, и соломенным блеском волос, и веселым
неуныванием. †енЯ, младшаЯ, та больше походила на мать -- смуглаЯ,
длиннорукаЯ, сердитаЯ. Њать, Ђнна ‘авишна, была сердитаЯ не отроду, а от
тЯжелой жизни. ЏенсиЯ мужу-инвалиду шла грошоваЯ, деньги падали, цены росли.
Њать промышлЯла шитьем, часами стуча на ножной машинке, зингеровской, еще
приданой своей. ‚ерочка, сколько себЯ, так помнила эту машинку --
золотопестрые узоры и крупную букву "3" на толстой черной ноге, быстрое
снование светлой иглы, жесткий запах новеньких ситцев -- розовых, голубых,
крапчатых, из которых мать шила платьЯ и кофточки окраинным щеголихам.
‚ерочке доставались обрезки -- длинные или треугольные лоскутки, в которые
она заворачивала своих кукол (а куклами были у нее маковые головки). …ще
мать зарабатывала поденщиной, ходила в город к богатым барынЯм стирать
кружевное белье.
‚ерочка у отца научилась смеЯтьсЯ, а у матери -- работать. ‘ самых
малых лет, с пЯти-шести, она матери помогала-и по дому, и в огороде. –апка
большаЯ, вдвое выше ‚ерочки, но она кое-как приспосабливалась: перехватит
рукоЯтку пониже, бьет по сорнЯку коротеньким, детским замахом. Њать по воду
-- и она с ней; мать -- с ведрами, ‚ерочка -- с кувшином. Љувшин, когда без
воды, -- легкий, а с водой -- налитой, тЯжелый, и вода в нем прыгает, чуть
что -- через край. Љапли разбегаютсЯ по пыльной земле, не смачиваЯ ее,
оставаЯсь шариками.
†енЯ, младшаЯ сестренка, была слаба здоровьем. ”ельдшер нашел у нее
английскую болезнь, велел поить рыбьим жиром. ђыбий жир стоил дорого,
покупали его в аптеке, где за окном прекрасно сиЯли налитые разноцветными
жидкостЯми стеклЯнные шары: зеленый, малиновый, солнечножелтый. Ђптекарь,
старенький немец в чистейшем халате, был робок, держал голову низко,
припрЯтав ее между плеч, словно перед ударом. Ћн гладил ‚ерочку по голове,
говорил: "Oh, frommes Kind!", дарил ей флаконы и коробочки из-под лекарств с
длинными бумажными хвостами, где было что-то написано.
†енька рыбий жир пила плохо, приходилось ей нос зажимать, чтобы она рот
открыла, и тогда залить туда ложку силком. Џосле этого начиналсЯ рев. ђевела
†енька длинно и нудно, басовым голосом, по целым часам. ‘Ядет и ревет,
словно деньги зарабатывает. ‚ерочка этого рева терпеть не могла, а мать за
†еньку заступалась: "Ћна еще маленькаЯ". ‚ообще она младшую дочку, наверно
от жалости, больше любила. ‡ато ‚ерочка -- папина радость, отец на нее не
надышитсЯ. ’ележку ей смастерил, клетку длЯ соловьЯ, только самого соловьЯ
еще не было, дорого стоит, но отец обещал купить, когда разбогатеет.
Ћн твердо верил, что разбогатеет, да не один, а со всем трудовым
народом, дай только разберемсЯ. Ђ пока что было трудно. Њать ужом крутилась,
чтобы выгадать лишний двугривенный. ‘ огорода многого не возьмешь, что
вырастили, то и съели. …ли они борщ три раза в день: утром, в обед и
вечером. Ѓорщ когда какой -- по доходам. —уть получше с деньгами -- и борщ
пожирней, с мозговой косточкой. Џохуже -- борщ постный, с чесноком и
фасолью. ‘овсем плохо -- борщ почти из одной ботвы. ‡абелить нечем, коровы
нет. Њать брала молоко у соседки „унЯши за деньга, по глечику в день. Џила
одна †енЯ -- она маленькаЯ, да и здоровьем слаба. Ќаливали ей кружечку
молока, в руку -- половину баранки, она и тут ухитрЯлась реветь -- зачем
баранку сломали. Џри грозе молоко кисло, и мать давала ‚ерочке простоквашу
-- †енька-капризница кислого не ест. ’акого -- да не есть! Џростокваша прЯмо
с погреба, голуба, холодна, чудесно режетсЯ ложкой на нежно-- плотные,
дрожащие куски. Љусок лежит на Языке и медленно тает, а ложка уже идет за
другим, и опЯть, и опЯть, и вот уже видно дно, и радость кончаетсЯ, но не
совсем, потому что можно еще высунуть Язык и, упираЯсь носом в тарелку,
вылизать ее дочиста. ‚ерочка любит простоквашу и, значит, любит грозу,
радуетсЯ, когда пухнут на краю неба синие тучи.
’учи приходили с морЯ. Ѓутовых хата стоЯла у самого морЯ на высоком,
крутом берегу. Ќиже летали чайки, выше -- ласточки. Љрасный глинистый берег
увалами спускалсЯ к морю и был весь изрыт, расщемлен оврагами. ‚есной по ним
бежала вода, глыбами ворочаЯ глину. Ћвраг -- по-здешнему "враг". "€
подлинно, враг, -- говорила Ђнна ‘авишна, -- верно сказано: да воскреснет
Ѓог и расточатсЯ врази его". Ќачал уже враг подбиратьсЯ к бутовской хате,
подмывал основание, рвал из плетнЯ кольЯ, грыз по краЯм огород, как ни
боролась с ним Ђнна ‘авишна, подсыпаЯ землю и камни, подпираЯ, ухичиваЯ свое
жилье.
Ѓлизко море, а ходить некогда. Џока сходишь туда-обратно, полднЯ как не
бывало, а работа не ждет. €зредка все же ходила мать искупатьсЯ, брала с
собою девчонок. †ене, по слабости здоровьЯ, купатьсЯ было нельзЯ, но сидеть
в горЯчем песке фельдшер ей посоветовал, говорил, что хорошо от английской
болезни. Џотому и ходила мать к морю, сидела на плЯже, как барынЯ. Ћна
раздевала †еню, закапывала ее до поЯса в песок. Џродолговатые сыпучие
холмики повторЯли очертаниЯ длинных слабеньких ног. Њать садилась рЯдом и,
совестЯсь, отдыхала, глЯдЯ на слепЯщее море из-под коричневой узкой ладони.
‘идела она одетаЯ, в том же старом темненьком платье, в котором работала,
шила, стирала. ђешив искупатьсЯ, она быстро, стыдливо раздевалась и шла к
воде, в своей длинной сборчатой рубахе, придерживаЯ ее длЯ приличиЯ горстью
у горла. ѓлубокаЯ, почти лиловаЯ чернота лица, шеи и рук резкой чертой
отделЯлась от остального, незагорелого тела -- казалось, матери и впрЯмь
впору было стыдитьсЯ такой белизны. ‚ойдЯ в воду по поЯс, мать крестилась и
трижды окуналась по шею, обнЯв себЯ руками за плечи. Ќа этом купанье
кончалось, она выходила вон из воды. Љристальные струи стекали с мокрой
рубахи, четко обозначалось все стройное, узкое тело, облитое прилипшей,
лучами расходЯщейсЯ тканью. ЊокраЯ, выходЯщаЯ из воды мать походила на
серебрЯную рыбу, вставшую на хвост; ‚ерочка следила за ней с восторгом,
обнимаЯ глазами, оглаживаЯ. Ќо Ђнна ‘авишна стыдилась даже дочерних глаз.
Ћна и в баню-то ходить не любила, все из-за жестокой своей стыдливости.
€скупавшись, она торопливо одевалась и снова повЯзывалась платком по глаза.
Ђ ‚ерочку из морЯ клещами не вытЯнешь. „авно уже пора домой, а она все
бродит по мелкой теплой воде, волны гулЯют туда-сюда, все это снует,
торопитсЯ, блещет. Њаленький краб резво и ловко боком-боком бежит по песку и
прЯчетсЯ у подножиЯ камнЯ. Љамень бросает глубокую тень, где сторожко
отстаиваютсЯ почти невидимые, песчаного цвета бычки. Џлывет голубаЯ медуза;
ее студенистое, зыбкое тело полупрозрачно, недолговечно, быстро сохнет на
горЯчих камнЯх и становитсЯ белой пленкой.
-- ‚ерочка, домой! -- кричит мать. Ђ она как не слышит. -- Љому говорю?
‚ылезай!
Ћна еще медлит. ‘ладко и опасно медлит.
-- ‚е-ра! -- врастЯжку, по слогам произносит мать. Ќу, тут уже пахнет
ремнем, ничего не поделаешь, надо идти.
Џодъем крут, тЯжел. €з-под ног сыплютсЯ камни. †идкие кустики маслины,
цеплЯЯсь, тоже ползут по красноватому склону; их острые, удлиненные листьЯ
на серой подкладке похожи на перочинные ножички; когда подувает ветер, кусты
подергиваютсЯ серебрЯной дымкой. †енЯ устает, начинает реветь, мать берет ее
на руки и, согнувшись, несет в гору. “ ‚ерочки руки свободны, она цеплЯетсЯ
за кустарник. ’онкие, узколистые прутьЯ непрочно сидЯт в земле, легко
вырываютсЯ с корнем; взмах в воздухе пыльного кома -- и скольжение вниз на
коленЯх, а то на заду. Њать бранитсЯ. ‘олнце палит. Љогда после такого
солнца войдешь в хату, перед глазами долго еще плавают радужные круги.
ђадостно хочетсЯ пить, звЯкает ковшик, и глоток холодной воды, чуть отдающей
ржавчиной, наполнЯет живот и все тело немыслимым счастьем.

‚ообще ‚ерочка жила животом. €менно там, в животе, был у нее источник
непрерывного счастьЯ, и там у нее екало, когда думала о приЯтном.
Њного приЯтного на свете. ЏриЯтно есть. ЏриЯтно купатьсЯ. ЏриЯтно
ходить в город с матерью на постирушки.
Њать наденет ей желтенькое, цыплЯчье платьице с оборками, берет за руку
и ведет. ЉончаетсЯ знойнаЯ балка, и вот уже город.
“лицы широки, вымощены красноватым булыжником. Џо краЯм тротуаров
каменные столбики, у которых собаки, весело вскинув ногу, справлЯют свои
дела. Љруглые тумбы пестрЯт афишами. Ќад окнами магазинов большими шатрами
раскинуты полотнЯные навесы -- маркизы, краЯ у них с фестонами, обшиты
красной каймой. ‚етер вскидывает фестоны, и кажетсЯ, что город нарЯдно
летит. ‚ тени акаций, пронизанной солнечными кружочками, цветочницы продают
розы. –веты стоЯт и лежат в ведрах, в тазах, в суповых мисках. Љолкие стебли
не сжаты, не стиснуты, вольно разбросаны, розы прохладны, сбрызнуты каплЯми,
пахнут. ‡апах притЯгивает ‚ерочку, как пчелу. “же пройдЯ мимо роз, она все
оборачиваетсЯ. "Ќе вертись!" -- говорит мать и легонько, небольно шлепает ее
по руке. ђука у ‚ерочки пухлаЯ, как булочка, и от шлепка слегка зарумЯнива
етсЯ.
‚от они приходЯт в дом -- большой, каменный, трехэтажный. —ерный ход --
со двора. „вор глубокий, прохладный, с чинарой в углу. „ети крутЯт скакалку,
играют в "классики". ‚ерочка с ними бы поиграла, да некогда ей -- надо
матери помогать.
Ќа кухне жарко, светло, разноцветно, медные кастрюли блестЯт розовым,
самовар -- желтым. ‚ самоваре смешно отражаютсЯ вещи и лица. ‚ерочка
смотритсЯ в самовар и смеетсЯ: глазки у нее становЯтсЯ мелкими, как
пуговицы, а нос лезет вперед, распухает. Њать не любит, когда ‚ерочка
смотритсЯ в самовар, и нарочно завешивает его салфеткой.
ЃельЯ целаЯ куча. Њать стирает в большом корыте, ‚ерочка -- в маленьком
тазике. Ѓело-синее жуковское мыло скользит в руке, только недоглЯдишь --
вывернетсЯ, и на полу. „ыбитсЯ пышнаЯ пена, всЯ из радужных пузырьков. Њать
стирает, низко согнувшись, не снимаЯ платка; спина у нее все чернеет и
чернеет от пота.
Љухарка готовит обед на огромной плите, что-то напевает, постанываЯ;
шипит выкипающий суп, резво бегают капельки по раскаленному чугуну, сытно
пахнет мЯсным наваром. Џосле стирки кухарка зовет прачек обедать; прежде чем
сесть за стол, обе крестЯтсЯ, мать -- распаренной, синеватой рукой, ‚ерочка
-- мЯгкой булочкой. Љухарка садитсЯ с ними, но сама не ест, только вздыхает.
Ћбед хороший, господский. ‚ерочка до того наедаетсЯ супом, что живот у нее
выпирает мЯчиком. „лЯ второго и места нет, а жаль -- на второе котлеты.
‚ерочка, из жадности, все- таки просит котлетку, но есть уже не может,
отщипнет кусочек и отваливаетсЯ, молчит, мигает. Љотлету, ворча, доедает
мать.
Џосле обеда идут во двор -- вешать белье. Њать стоит на табуретке, а
дочка снизу ей подает тЯжелые, винтами скру ченные жгуты. Њать встрЯхивает
простыню, расправлЯет -- легкий хлопок, и она уже висит, прищемленнаЯ за
концы, изгибаетсЯ, дуетсЯ парусом.
Џросохшее, чуточку влажное белье пахнет свежестью. ‚ерочка с матерью
гладЯт. “ матери большой духовой утюг, похожий на паровоз, сзади огненный
глаз, впереди труба. “тюг ходит танцуЯ, из-под него воздушно встает
махроваЯ, пенно-белаЯ кружевнаЯ оборка, и всЯ блузка, когда готова, не
виснет на пальце, а взлетает облаком. ѓладить кружева и оборки ‚ерочке пока
не дают, гладит она что попроще да попрЯмее, самым маленьким утюжком, но и
тот длЯ нее тЯжел. Џоднимает она его двумЯ руками, но гладит исправно, не
сожжет, не запачкает. "Ћсь гарна дивчина!" -- вздыхает кухарка и дает
‚ерочке леденец. ‚ерочка сама леденца не съест, сбережет длЯ †еньки. Њладшую
сестру она любит сердитой любовью.
ЃельЯ много, гладЯт до вечера. ‚ечером идут домой. “лицы Ярко освещены,
шипЯт газовые фонари, гулЯет нарЯднаЯ публика, качаютсЯ махровые шлЯпы,
звенЯт офицерские шпоры, и все это -- как сон. Љрасные розы в газовом свете
кажутсЯ черными. ‚ерочка опЯть засматриваетсЯ на розы, робко, ожидаЯ окрика,
но мать уже до того устала, что забывает ее одергивать, идет как во сне.
Ђ дома, над обрывом, -- тишина, темнота, хаты спЯт, редко светитсЯ
розовое окно. ‡вездное небо шевелитсЯ складками. Ќад морем шарЯт,
скрещиваЯсь и расходЯсь, длинные лучи прожекторов. „омашний запах хаты зовет
ко сну. ѓолова становитсЯ мЯгкой, валитсЯ. ‚ерочка только успевает донести
ее до подушки -- и уже спит.
Џока мать с ‚ерочкой в городе, отец дома сидит, нЯнчит †еньку и
расписывает деревЯнные ложки. ЏлатЯт ему по копейке за штуку.

Џлатона Ѓутова в молодости прозвали "‘ветит месЯц" за то, что мастерски
играл на балалайке известную эту песню -- играл с переборами, с дребезгом, с
лихим стуком костЯшек по треугольной деке. ’ак и подмывало от этой песни,
так и несло в плЯс. Ѓыл он чудак, заводила, шутник, враль. Ѓывало, такого
наврет, хоть свЯтых выноси. ‚рал, а правду любил. ѓрамоте знал хорошо.
‚ыпить тоже был не дурак, но до положениЯ риз не напивалсЯ, а, выпивши, брал
балалайку и начинал играть на ней божественное. Џоп, отец ‘авва, старик
свирепый, грозил ему за это божьим гневом.
Ѓыл Џлатон беден -- ни овцы, ни курицы, ни семьи; изба-- развалюха
подперта кольЯми. Ћтец с матерью давно померли, почти ничего йе оставили
сыну, а что оставили, то он роздал. ‹егок был на руку, мог отдать последнее
и не вспомнить. „евки по нем обмирали, он их не отпугивал, но и женитьсЯ не
торопилсЯ. ЉакаЯ-то веселаЯ непутевость кидала его из стороны в сторону.
ЉормилсЯ он, батрача у богатых мужиков, деньгами не дорожил, ел за двоих.
Ѓыл у него живописный дар, мог бы деньгу зашибать, расписываЯ сундуки да
ставни, но куда там -- не мог усидеть на месте. —то заработает -- прогулЯет
с приЯтелЯми, а то нищему отдаст -- и опЯть гол как сокол.
Ќикак не мог ни к чему прислонитьсЯ, пока не полюбил Ђнку Њорозову --
попа ‘аввы дочь. ѓде уж они повстречались, где слюбились -- неизвестно. Џоп
‘авва с попадьей Њаланьей дочку держали в строгости, ни боже мой -- никуда
не пускали, была она уже просватана за семинариста из Љиева, которого ожидал
в торговом селе богатый приход. ‘обой Ђнка была красавица -- высока, ровна,
смугла без румЯнца, глаза бархатные, как камышовые свечи. Ђ уж скромна -- не
ответит, не улыбнетсЯ, глаза в землю -- и мимо. € вот приворожил ее "‘ветит
месЯц" -- пустобрех, балалаечник, голь перекатнаЯ, за душой ничего, кроме
той балалайки да розовой рубахи, в праздник носить. € никто ничего про них с
Ђнкой не знал, пока не случилась беда. Ђ беда открылась, когда уже была
девка на пЯтом месЯце. Њатушка- попадьЯ волосы на себе рвала, отец ‘авва
ногами топал и клюкой замахивалсЯ, да что поделаешь -- проворонили дочь.
Џришлось срочно ее за Џлатошку-бездельника выдать. Џоп ‘авва сам их и
обвенчал, венчал, негодуЯ, а когда дьЯкон возгласил: "†ена да убоитсЯ своего
мужа", сплюнул в сторону. Ћднако не проклЯл, выдал дочери даже приданое --
сколько-то деньгами и швейную машину "‡ингер".
Џосле свадьбы Џлатон Ѓутов остатьсЯ в селе не захотел, а увез свою
молодую в богатый и веселый приморский город, где думал и жизнь начать
богатую и привольную. Ќа приданые деньги купили они хату с огородом на
высоком крутом берегу, где внизу летали чайки, а вверху -- ласточки. …ще
купили двуспальную кровать с шарами и граммофон с лиловой трубой,
расписанной золотом. Ќа стене повесили балалайку и стали жить-поживать,
проедать приданые деньги. Ђ их и немного оставалось.
Ќо Џлатона это не тревожило, он вообще деньгам счета не знал, была у
него поговорка: "Ѓудет день -- будет пища". Џо вечерам он заводил граммофон,
ставил его на окошко, а сам выходил с молодой женой наружу, на холодок. Ћни
сидели, обнЯвшись, глЯдЯ на море, и слушали, как сладко рыдал граммофон,
негромко, на два голоса, ему подпеваЯ.
€ногда в море поЯвлЯлсЯ корабль и, светЯсь огнЯми, медленно шел по
темной далекой воде; в такие минуты у Џлатона внутри что-то ныло и замирало.
ќх, пошел бы он в порт, нанЯлсЯ матросом, повидал бы дальние страны. ‘лона,
обезьЯну увидел бы не в зверинце, а так. Ќо жалко было жену -- даже такую,
тЯжелую, подурневшую, он ее крепко любил. Ќаслушавшись граммофона и
насмотревшись на море, они шли в хату и ложились в новую двуспальную
кровать, спали тревожно, под звон пружин, и нередко по ночам посещали
Џлатона шальные мысли, что, мол, кончилась веселаЯ жизнь, что зрЯ он себЯ
свЯзал, хотЯ бы и с этой, с любимой.
Љогда родилась ‚ерочка, он сперва огорчилсЯ, как всЯкий отец, получив
дочь вместо сына, но скоро об этом забыл. Џоносив девочку раза два-три на
руках, он уже любил ее без памЯти. ‚лажнаЯ щека, порхающий глаз, волосы
нежные, цыплЯчьи до того были пронзительны, что он даже стонал. Џозднее,
когда ‚ерочка научилась уже улыбатьсЯ, он мог сидеть часами, наклонЯсь над
ребенком, щелкаЯ, чмокаЯ, весь выходЯ из себЯ, лишь бы еще раз увидеть
свЯтую, беззубую эту улыбку.
‚ерочка росла на диво спокойным ребенком, плакала редко, спала хорошо.
“тром, проснувшись, играла своими ножками и весело гугукала, будь хоть
мокрым-мокра. "‡дравствуйте, барынЯ, ‚ера Џлатоновна!" -- говорил ей отец, и
она смеЯлась. "‡дравствуйте, барынЯ, ‚ера Џлатоновна!" -- повторЯл он,
выдвигаЯ голову, как бы бодаЯсь. ќта шутка имела вечный успех. ‚ ответ на
нее ‚ерочка всЯ исходила смехом, чуть дребезжащим, счастливо икающим. ‘лушаЯ
ее, отец тоже начинал смеЯтьсЯ и не мог перестать. ‚заимный смех доходил до
полного восторга, до исступлениЯ. Ќе знаЯ, что уж и делать, отец хватал
девочку и подбрасывал к потолку. Ћна падала ему на руки толстеньким ангелом,
всЯ раскинувшись, словно парЯ. "Ѓудет вам, оглашенные!" -- притворно
сердилась мать, а сама тоже смеЯлась, рот прикрываЯ платком. Ќо глаза были
печальны будущее ее тревожило. Џлатон полднЯ играл с дочерью, а в свободное
времЯ учил скворца говорить.
’ем временем кончились приданые деньги. Џришлось продать граммофон.
Ђнна ‘авишна жалела красивую, нарЯдную вещь, а Џлатон говорил беспечно: "—то
с него? ’олько угол занимает..." ‘коро проели и граммофон. Џлатон продал
кровать с шарами. ‡адешево продал, половины не выручил, что сами платили.
Ђнна молчала, про себЯ жалела не кровать, а расшитые поднизи, которые Џлатон
задаром отдал вместе с кроватью. ‘пали они теперь на полу, и снова Џлатон
говорил, что так даже лучше, прохладнее, что ему ночной звон надоел. ‡вону
теперь и правда не было -- тихо спал Џлатон, подложив под голову сильный
белый локоть, тихо дышала ‚ерочка, тихо лежала Ђнна ‘авишна, тревожась о
будущем.
‘коро прожили и кроватные деньги. Џлатон замахнулсЯ было на швейную
машину, но тут уж Ђнна ‘авишна встала стеной: "Ќе отдам! Ћна еще нас кормить
будет!" ‚первые она осмелилась перечить мужу. Џлатон несказанно был удивлен,
посмотрел на жену, как на диковинного зверЯ, потом махнул рукой и засмеЯлсЯ:
"Ќу, бабы!" Ќе сказавши, не посоветовавшись, пошел на завод наниматьсЯ. ’ам
ему не понравилось: душно, грохочет, железом вонЯет. ЌанЯлсЯ в батраки к
соседу-- мельнику, чинил ветрЯк, подсыпал зерно, мешки таскал с утра до
ночи. Џридет весь в муке, брови белые. †ена ему подает умытьсЯ. Џлатон
брызгаетсЯ, фыркает, усталость с него сходит водой, он усмехаетсЯ
похудевшим, скуластым лицом, вскидывает голову: "Ќичего! Њы еще с тобой
поживем!"
†или бедно. Њельник оказалсЯ нудный, прижимистый. ђаботал у него Џлатон
почти за одну только пищу -- хозЯин за каждую копейку готов удавитьсЯ. „енег
домой приносил Џлатон мало и редко. €ной раз и до дому не донесет, по дороге
отдаст кому попало, а то купит пустЯк какой-нибудь: свистульку, ножичек.
Ђнна ‘авишна мужа безденежьем не попрекала. —то теперь делать? ‘ама такого
выбрала, сама полюбила, сама и терпи. ‚ ее бедной трудовой жизни муж был как
предмет роскоши, как граммофон.

‚ четырнадцатом году грЯнула война. Џлатона Ѓутова сразу же взЯли. “шел
веселый, ‚ерочку подбросил, потискал, жену поцеловал трижды со щеки на щеку,
заломил фуражку-и был таков. Ђнна ‘авишна вспомнила, какой он был веселый,
когда еще ходил в женихах и звали его "‘ветит месЯц", уронила голову на стол
и заплакала. Њожет, там, в солдатчине своей, без домашних забот, снова
месЯцем станет Џлатон? ’олько бы не убило, не искалечило...
‘тала жить одна с дочкой ‚ерочкой, поднимать ее, поджидать мужа. †ила
своими трудами: поденщиной, стиркой, шитьем. ђуки у нее потрескались,
коричневые глаза потускнели, подернулись сизым.
Џлатон вернулсЯ через год без ноги, да еще отравленный газами. Ђнна
‘авишна и плакала, его жалеЯ, и радовалась, что хоть такой, а вернулсЯ. Ќе
работник, а все же живой. ‚идно, всю жизнь не ему менЯ, а мне его кормить.
‘тала своими трудами кормить и мужа, и себЯ, и дочку ‚ерочку. —ерез год
родилась у них еще одна дочка, †енЯ. ’ут уж Џлатон совсем расстроилсЯ: ждал
сына, а снова девка. „аже поглЯдеть на новую дочку не пожелал. Џотом -- что
поделаешь? -- глЯдел, но без удовольствиЯ. „линнаЯ какаЯ-то уродилась,
слабаЯ, вреднаЯ. ‚ерещит всю ночь, да с надрывом. ‚ерочка-то, бывало,
камушком спит: как легла, так и встала. Ђнна ‘авишна все пыталась приохотить
его к ребенку, помнЯ, как он с ‚ерочкой играл, но все напрасно: Џлатон
вторую дочку так и не полюбил. Ђ мать, ее жалеЯ, еще пуще любила. Љогда
прогнали царЯ, ‚ерочка была еще мала и плохо понимала, что происходит. –арЯ
она знала по портретам: красивый, русобородый, он помещалсЯ где-то вверху,
рЯдом с богом. ’еперь его прогнали. Људа прогнали? Љак? „умаЯ о том, что
прогнали царЯ, ‚ерочка вспоминала, как гнала мать с огорода соседскую
курицу: мать гонЯлась за нею с метлой, а курица громко кудахтала. Њожет
быть, царь тоже кудахтал? Ќо понемногу все становилось Яснее. Љ отцу ходили
разные люди, соседи и дальние, сорили на пол, дымили махоркой, спорили,
стуча кулаками. ‚ разговорах звучали новые слова: "Џетроград", "революциЯ",
"республика". Ћтец был за республику, ‚ерочка -- тоже. …й нравилось, как оно
звучит, мЯчиком: "ђеспублика!" Њельник был за царЯ.
Ћтец говорил, что без царЯ начнетсЯ длЯ всех новаЯ, красиваЯ жизнь, не
будет ни богатых, ни бедных, все будут равны. "€ розы у всех будут?" --
спрашивала ‚ерочка. "€ розы, -- отвечал отец, -- погоди, разберемсЯ
маленько, будут тебе и розы". ‚ерочка ждала терпеливо, пока разберутсЯ --
красивой жизни все еще не было. Џо-прежнему одни были богаты, другие бедны.
Њать жаловалась на дороговизну, еле сводила концы с концами. ’от же борщ,
реже мЯсо, чаще ботва. Ђ в городе все сменЯлись разные власти. ‚ечером
стрелЯют, а назавтра, глЯди, -- новаЯ власть. Ѓыли немцы, были румыны,
петлюровцы, самостийные. Ѓыли белые, были зеленые, а в промежутках --
красные. Ћтец был за красных, у него в хате сходилась беднота, батраки и
судьбой обиженные, пели "‚аршавЯнку", кричали: "„олой буржуев!" Љто-то
донес, и отца посадили в тюрьму. Љогда его уводили, мать птицей металась,
кричала: "Ќе троньте калеку!" -- а отец сказал ей: "Њолчи, глупаЯ баба".
“ходил он вольно, весело между двумЯ солдатами шел, сверкаЯ белой спиной в
новой, нарЯдной рубахе, и ‚ерочка еще долго видела, как двигалось вверх и
вниз его подпертое костылем плечо. Џока отец сидел в тюрьме, мать носила ему
передачи, один раз взЯла с собой ‚ерочку; в окне за решеткой она увидела
бледное чужое лицо с поникшими, спутанными усами. "Џомахай папе", -- сказала
мать, ‚ерочка махать не захотела, заплакала.
Ђ когда насовсем пришли красные, отца выпустили из тюрьмы и привезли
домой на телеге. Џосле тюрьмы он стал не такой, как прежде, -- не играл на
балалайке, не стукал деревЯшкой по горнице, а все лежал и кашлЯл. Њать
говорила, что в тюрьме коршуны отбили у него нутро. Љогда отец кашлЯл, в
этом нутре ухало у него, как в бочке. ’акого, нового папу ‚ерочка боЯлась и
редко к нему подходила.
Ћднажды летним днем -- мать ушла на поденщину, а сестра †енЯ спала в
холодке под черешнЯми -- отец подозвал к себе ‚ерочку. ‹ежал он на топчане
совсем плоский, даже нога-- деревЯшка -- и та плоскаЯ. ‹ицо бледное, а
потное. †арко ему.
-- ‚ерочка, дочка моЯ старшаЯ, любимаЯ, поди сюда, позвал отец.
Ћна подошла. —то-то хрипело-сипело в отцовской груди.
-- ‚озьми платок, вытри менЯ, милаЯ, тЯжко мне.
‚ерочка взЯла со стола матери белый в крапушку головной платок и
вытерла плоско вогнутый лоб, серые виски, небритые щеки отца. Џот катилсЯ по
ним, как слезы
-- Џришло мое времЯ. ‘коро умру.
‚ерочка не понЯла, о чем он говорит, но заплакала.
-- ’ы обо мне не плачь. “мру -- вам же легче, одним ртом меньше. Ќе
плачь, поглЯди на менЯ. Ќезабудки, сказал отец, -- чистые незабудки. Ќе
забудь менЯ, дочка. Џлохой Я тебе был отец, а ты все ж таки помни. Ѓудешь
менЯ помнить?
-- Ѓуду.
-- ’о-то же. ’еперь иди. “стал Я. ‡асну.
‚ерочка вышла. Ќа дворе светило горЯчее солнце. Џод черешнЯми пели
пчелы. †енЯ спала, откинув в сторону марлевый положок. †елтаЯ бабочка села
на тыкву, сложила крылышки, расправила их, снова вспорхнула. ‚ерочка сидела
и помнила об отце, как будто бы зажимаЯ что-то внутри себЯ. ‘олнце шло к
вечеру, тени росли. †енька проснулась, заревела: "•очу бараночки!" Ѓараночек
в доме давно не бывало, а она все просила, нуднаЯ. ‚ерочка принесла ей борща
в глинЯной миске. "Ќе хочу борща, дай бараночки!" -- басила †енька. ‚ерочка
на нее рассердилась, отшлепала. †енька перешла с баса на визг, повизжала
немного и затихла. ’ак всегда у нее: ревет-ревет, а нашлепаешь -- поверещит
и затихнет. € в доме было тихо, отец спал.
‘олнце покраснело и стало садитьсЯ. Ѓыло жутковато от красного солнца,
от тишины. Њатери уже пора вернутьсЯ, а ее нет. ‚от наконец шаги по
тропинке. "Њама!" -- крикнула ‚ерочка. "Њама, бараночки принесла?" --
заерзала †енька. Ћбе влепились в материнский подол. Њать молча их
отстранила, вошла в дом. € почти сразу же раздалсЯ ее страшный крик.
Ћтца хоронили в Яркий солнечный день, под крики ласточек. Њать на
последние деньги купила целую корзину роз. €ми обложили, обсыпали гроб,
только одно темное лицо с горько и косо стиснутыми губами виднелось среди
цветов. ‘вЯщенник в черной рЯсе с большим, нестерпимо блиставшим наперсным
крестом махал кадилом, развеваЯ пахучий, сизый дымок. ѓроб засыпали красной
землей, охлопали лопатами холмик, поставили сосновый, наскоро срубленный
крест; на его перекладине черными буквами было написано: "Џлатон Ѓутов,
ничей не раб" (так он сам завещал). Џоп на эту надпись все косилсЯ, но слова
не говорил. Њать пала на могилу, раскинула руки, прильнула к земле. …е
поднЯли, повели. Ћна не плакала, просто недоумевала. ’вердыми темными
пальцами растирала по щекам и по лбу прилипшую красную землю. "Њама, у тебЯ
лицо грЯзное", -- сказала ей ‚ерочка. Ћна кивнула, но не утерлась.
‡а поминальным столом подавали огурцы, печеные Яйца, сухую рыбу тарань.
‘тоЯли две бутылки с жемчужносиреневым самогоном. ѓости косились на скудное
угощение, перешептывались, осуждаЯ вдову. Џоминали розы. "‚ доме есть
нечего, а она -- розы". -- "Ђ кому они нужны, розы-то? Џокойнику все
равно..." ѓоловы соседок покачивались неодобрительно. ‚ерочка лупила Яйцо. ‚
горле саднило от соленых, горько непролитых слез. ’ут заревела †енька.
‚ерочка схватила ее поперек живота, отнесла в сарай и с наслаждением
отшлепала. Љаждый шлепок был как ответ соседкам: нет, покойнику не все
равно! Ќет, надо покупать розы!

Џохоронили, погоревали и снова начали жить. ‚се шло вроде по-прежнему,
только мать стала другаЯ. Љак будто, купив розы, она от чего-то избавилась,
освободилась. Џропало ее строгое скопидомство, тревога о будущем, стала она
беспечнее, словно унаследовала у Џлатона легкую поговорку: "Ѓудет день --
будет пища". Ћднажды привела в дом мальчишку-- приемыша, звали “жиком.
—ерный, верткий, волосы торчат, а в них -- сено. Ђнна ‘авишна нашла его в
сене, где он ночевал, беспризорный, и взЯла себе в сыновьЯ. Љак зовут его по
правде, он не говорил -- “жик да “жик, так и осталсЯ “жиком, хотЯ мать и
выправила ему документ, по которому он был Ѓутов, Џлатон Џлатонович. ‘оседки
осуждали Ђнну ‘авишну за безрассудство: самим есть нечего, а она парнЯ
взЯла. „а еще беспризорный, на вид ворюга ворюгой, черное слово у него с уст
не сходит. € правда, ругатьсЯ “жик был великий мастер, с такими завитками
выделывал, что мужики за живот хватались. Ћднако Ђнна ‘авишна его от этой
привычки живо отвадила. Љак-- то раз сидели они за столом, мать разливала
борщ, “жик по привычке раскатилсЯ было затейливым матом, но кончить не
успел: мать размахнулась да так хватила его горЯчим половником по губам, что
они у него пузырЯми вздулись. ‘ тех пор, как только “жику приходило на ум
выругатьсЯ, сразу же у него начинали чесатьсЯ губы, и он молчал.
Џо возрасту он был где-то между †еней и ‚ерочкой (сколько ему лет, в
точности никто не знал), но дружил больше со старшей сестрой. …й он
рассказал под большим секретом (землю заставил есть!) страшную свою тайну.
“жик был иностранный принц, рожденный от лиц королевской крови. Ћтец у него
носил всю жизнь железную маску и умер в тюрьме. Ђ мать его звали ќмилией,
она тоже была королевскаЯ дочь, с золотой короной на черных распущенных
волосах. “ нее были враги, из них главный -- кардинал ђишелье. —тобы сына не
истребили враги, она завернула его в шелковые пеленки, положила в корзину и
пустила вплавь по реке, и так он попал в ђоссию. Ђ говорить об этом нельзЯ
никому, потому что большевики против царей и, если узнают, сразу его убьют.
‚ерочка тайну хранила свЯто. “жик, хоть и принц, был в жизни обыкновенный
мальчишка, училсЯ плохо, плавал отчаЯнно и, когда времЯ пришло, поступил в
комсомол.
‚ерочкины школьные годы были бурные, двадцатые. Ќеслыханным половодьем
разливалась новаЯ жизнь, размывала устои. ‚ воздухе носились слова: "„олой!"
и "„аешь!" -- оба на "д". „олой церковь, долой попов и монахов, долой
мещанство, долой собственность! „аешь новое! "„олой" и "даешь" захлестывали,
конечно, и школу. ‚озникали, шумели и отмирали новые методы обучениЯ:
комплексный, „альтон- план, бригадно-лабораторный. ‚водилось, ограничивалось
и снова вводилось самоуправление. ‚ыкидывались парты, черные доски. ‚о
дворах горели костры из пособий. Љлассы становились лабораториЯми, учителЯ
-- консультантами. “ченикам раздавали книги, по одной на бригаду в
пЯть-шесть человек, и велели работать самостоЯтельно, коллективно. Ђ как
работать -- не объЯснЯли, им и самим это было неЯсно. Ќовые методы
изобретались где-то в столицах, а сюда приходили в виде невнЯтных,
противоречащих друг другу инструкций.
€ные учителЯ, по-новому "шкрабы", вовсе сбивались с толку; захлестнутые
волной перемен, они плыли по течению, робко недоумеваЯ. Ћднако были среди
них и сильные, одаренные, которые, невзираЯ на методический хаос, продолжали
учить и чему-то выучивали. ‚округ таких учителей группировались самые
способные, желающие учитьсЯ, и ‚ерочка -- среди них. “ нее было счастливое
свойство приспосабливатьсЯ ко всему новому, сливатьсЯ с обстоЯтельствами,
плыть в них как рыба в воде и туда, куда нужно. ѓлЯдЯ, как она усердно и
весело учитсЯ, можно было подумать, что есть здравое зерно и в
„альтон-плане, и в бригадно- лабораторном. ЏамЯть у нее была отличнаЯ, она
любила русский Язык, литературу, обществоведение, питала здоровое отвращение
к математике и ухитрилась выйти из школы с неплохим в общем-то образованием,
хотЯ и дырЯвым. „ырки получались там, где в переходах от метода к методу
что-нибудь просто забывали пройти. ’ак вышло у ‚ерочки с запЯтыми. Ћна
ставила их не по правилам, а по вдохновению и, на всЯкий случай, почаще,
почти после каждого слова. ’ак и осталось у нее навсегда. ‚ерочка всю жизнь
любила и умела писать письма; эти веселые, милые письма казались от лишних
запЯтых еще веселее, милее. ‡апЯтые были в них как множество ликующих
подтверждений.
‚ общем, ‚ерочка прошла благополучно все школьные бури, а вот “жик не
выдержал. Ћн запоем митинговал на собраниЯх, как тогда говорили,
"бузотерствовал", свергал учителей, требовал смены заведующего, свистел на
уроках и на конференциЯх, когда ими заменили уроки, а учитьсЯ у него времени
не было. Џрежний заведующий, хилый интеллигент, боЯлсЯ “жика и трусливо
переводил его из класса в класс. „овел бы и до окончаниЯ школы, но “жик, на
свою голову, добилсЯ-таки его увольнениЯ. Ќовый заведующий -- мужик крепкий,
соленый -- быстро вывел “жика на чистую воду, обнаружил, что тот не усвоил
даже таблицы умножениЯ, и с громом выгнал его из школы. ѓордый “жик (всетаки
принц!) в другую школу поступать me стал, а пошел на завод. ’ам его быстро
пообломали. ЉуражилсЯ он теперь только дома, над сестрами: он, мол, рабочий
класс, а они -- кисейные барышни. Ќогти на смуглых руках у него обвелись
черной, рабочей каймой, и ел он борщ за столом, как хозЯин.
Њать Ђнна ‘авишна новую жизнь принЯла с робкой готовностью. ‚ прошлом у
нее хорошего не было, труд да бедность, жалеть было не о чем. Ћна и за
иконы-то не очень держалась, когда ‚ерочка с “жиком, комсомольцы, вынесли их
за ворота и сожгли на костре. ‘начала ее смущал пустой угол, где прежде
висели иконы; чудилсЯ ей там покойный отец ‘авва с клюкой и проклЯтием, но
ничего, обошлось, привыкла. ‘тала она посмелей, поразговорчивей, даже
снимала платок с головы и, уронив его на плечи, приглаживала ладонью все еще
густые, мало поседевшие волосы. Џолюбила читать. ‚ свободную минуту брала
книжку и, зацепив ниткой за ухо старые очки в железной оправе, усердно
водила глазами по строчкам. †изнь еще была трудна, но становилась легче.
„очери, как барышни, учились в гимназии (по- нынешнему -- в единой
трудовой), старшаЯ -- хорошо, младшаЯ -- хуже, но все же обе получат
образование, на ноги станут, не век же им, как матери, в земле копатьсЯ.
“жик недоучилсЯ, но и он был на твердом пути, как-никак зарабатывал и всю
получку отдавал матери.
Ѓыл в ее жизни смешной случай: взЯл да и посваталсЯ к ней бывший
мельник, нынче уже не мельник, а завкооперативом. ‡аслал соседку: так, мол,
и так, предлагает €ван ‘евастьЯнович руку и сердце. Њужик еще нестарый,
вдовый, дети взрослые, дом -- полнаЯ чаша. Ђнна ‘авишна и посмеЯлась, и
поплакала, и отказала. †ила по-прежнему своей семьей, с двумЯ дочками и
сыном “жиком. ‚ремЯ-то идет -- не успеешь оглЯнутьсЯ, дети большие. ‚от уже
и ‚ерочка кончила школу. Џоступит на службу -- все-таки полегче будет...

”игура человека на берегу приближалась, было уже отчетливо видно, что
идет он сюда, не отсюда, что одет не в черное, как ей сперва показалось, а в
военно- защитное. —еловек в военной форме, но босой, шел по песку и нес в
руках сапоги. ‚ерочка опустила красный купальник, умерила шаг, поправила
мокрые волосы. —еловек приближалсЯ. ‚от уже песок заскрипел совсем рЯдом.
‘реднего роста командир, в расстегнутой гимнастерке, с белыми босыми ногами
(сапоги он держал за ушки и вольно их раскачивал), подошел и прЯмо взглЯнул
на нее. Ћни были одного роста, и на одном уровне с ее лицом было его лицо --
удлиненное, красивое, с дугообразными соболиными бровЯми. € на одном уровне
с ее глазами -- вглЯдчивые, жестокие, горчичного цвета глаза. "„обрый день",
-- сказал командир. ‚ерочка, не смутившись, ответила: "„обрый день". Ћна не
была робка.
-- ‚ы ли это здесь пели?
-- џ. Ђ что, вам понравилось?
-- Ћчень. Ќо вы перестали петь, и жаль, что перестали. Њне хотелось бы
знать, что там такое случилось с чайкой?
-- Ћна, трепеща, умерла в камышах, -- краснеЯ плечами и грудью,
ответила ‚ерочка. Ќет, она не была робка, а краснела оттого, что кровь
гулЯла в ней волнами. “ нее было премилое воркующее "р" с маленьким как бы
хвостиком, легким оттенком "л" на конце. ‘тоЯла она на песке прЯмо и статно,
в розовом ситцевом платье с рукавами-фонариками, и кровь медленно покидала
ее плечи, шею и грудь.
-- Љак вы сказали? џ не расслышал.
-- Ћна, трепеща, умерла в камышах, -- чуть смутившись,
повторила ‚ерочка и опЯть залилась краской.
-- Џрекрасно. "’рлепеща". ЋбычнаЯ судьба каждой чайки.
-- Ќо не каждой девушки.
‚ысокаЯ, крепкаЯ, сильнаЯ, с мЯгко покатыми плечами, из которых белым
стволом гордо прЯмитсЯ длиннаЯ шеЯ. ирокие бедра, плоский живот.
’олстоватые, но стройные ноги. Ћн окинул ее взглЯдом знатока и осталсЯ
доволен. „а, такаЯ, пожалуй, не умрет трепеща. …е раскиданные по плечам
волосы еще не просохли; он подошел ближе и поднЯл двумЯ пальцами с ее плеча
пестро-белокурую прЯдь.
-- Љупались? -- „а. Ђ что?
-- †аль, менЯ не было при этом. џ увидел бы, как Ђфродита выходит из
морской пены.
Ђфродита... Ќикто еще так с ‚ерочкой не говорил. ’оварищи-- комсомольцы
говорили: "„ай пЯть", "Ќа большой палец с присыпкой"... ‚ерочке про Ђфродиту
понравилось. Ћна усмехнулась и ответила чуть-чуть вызывающе:
-- „а, вам не повезло.
-- Њожет быть, еще повезет?
-- Њожет быть.
-- ‚ котором часу вы купаетесь?
-- ‚ семь утра.
-- Ћтлично. ‡автра, ровно в семь, здесь, на плЯже. џ вас приветствую.
Ћн поднЯл с песка сапоги, сделал одним из них какой-то
неуловимо-победный жест (приветствовал сапогом?), повернулсЯ и пошел, утопаЯ
в песке чуть искривленными, уверенными ногами.
‚ерочка глЯдела ему вслед со сложным чувством полувражды,
полуподчиненности. ‘мущало ее и то, что, как ни толкуй, она все же назначила
наутро свидание этому незнакомому человеку. Џопробовала опЯть затЯнуть про
чайку, но песнЯ не сладилась. ЌастоЯщие чайки, носЯсь над морем, орали
фальшивыми голосами, как будто дразнЯ ее: "Ќу, что, взЯла?"...
ќту ночь ‚ерочка спала плохо. ’икали ходики, цыкал сверчок, повторЯЯ и
повторЯЯ свой скрипЯщий маленький звук. Њать, как всегда неслышно, спала
рЯдом. ‚ерочку гнели мысли, что все спЯт, и он, сегоднЯшний незнакомец, тоже
спит где- то в пределах города -- спит и про нее не думает, а она...
ЌесмотрЯ на распахнутые окна, в хате было душно. Ѓродил вдалеке гром, мигали
зарницы. ‚нутренним зрением изнутри закрытых век она снова видела горчичные
глаза, соболиные брови, сапоги, ухарски взЯтые за ушки, удалЯющуюсЯ по песку
уверенную походку (и не обернулсЯ...). Ћна вздыхала, переворачивала подушку,
ища прохлады. Џлечи ее были прохладны, шелковисты -- она поцеловала себЯ в
плечо и рассмеЯлась тихонько. ‘ловом, ‚ерочка была влюблена. Ќаутро, ровно в
семь часов, она стоЯла на плЯже в том самом месте, где вчера рассталась с
военным. …го не было. -- Ќу и что ж, ну и что ж, -- сказала она себе, силЯсь
не огорчатьсЯ. -- Џлакать не будем, проживем и так.
Ѓыстро разделась (ветер свежий, утренний), натЯнула красный купальник,
который предательски треснул под мышкой, и пошла к воде. Љрупный песок, как
живой, шевелилсЯ меж пальцами ног. Ћна раскинула руки, как бы обнимаЯ море,
и кинулась грудью вниз в голубую воду, видЯ ее голубой, хотЯ у берега она
была буро-зеленой. Џоплыла вперед, широко, мужскими саженками выкидываЯ
руки. Џри каждом броске тело, как бы следуЯ за руками, полувыныривало из
воды, шло в общем косо, как косо идет приподнЯтаЯ скоростью моторнаЯ шлюпка.
“дивительнаЯ вещь вода. ‚ воде ей как-то удалось забыть и вчерашнюю встречу,
и ночь, и назначенное свидание. ‚ыходЯ, она спустила с плеч купальник и
оглЯдела дыру под мышкой. ’ак и есть -- не по шву, а по живому месту. ‚ это
времЯ из-за камнЯ поЯвилсЯ вчерашний военный:
-- ‡дравствуйте, Ђфродита.
‚ерочка немелодично взвизгнула и присела, закрываЯ плечи скрещенными
руками.
-- Ќе стыдитесь, Ђфродита, ваше тело слишком прекрасно, чтобы его
закрывать.
ЉолеблЯсь, сама себЯ не понимаЯ, она вышла на песок. Ћн обнЯл ее --
мокрую, смущенную, прижал к себе и сказал одно слово:
-- ЊоЯ.
Љто-то так уже говорил в какой-то книге. ‚прочем, налет книжности в его
речи ей не мешал -- такой уж человек, из высшего мира, ни на кого не
похожий...
…го звали ‹аричев Ђлександр €ванович. Џехотный командир, военнаЯ
косточка (так он сам себЯ отрекомендовал). ‘леды от мокрого объЯтиЯ темнели
на гимнастерке. Њалиновые петлицы, две шпалы. ‚ерочка знаков различиЯ не
понимала:
-- ќто как по-старому?
-- Џодполковник.
-- Ћго!
...†ил всегда в разъездах. Људа только его не бросало: Љиев, Њурманск,
„альний ‚осток. ‘ейчас Њогилев. ‡десь -- лишь в командировке, на несколько
дней. Џослезавтра -- обратно. …му тридцать пЯть лет. Њного? Ќе так уж
много... ‚ерочке он казалсЯ невероЯтно, недосЯгаемо взрослым, не старым, а
именно взрослым. ‚еликим. Ќе верилось, что его, ‚еликого, рука обнимает ее
за плечи. Ћна взЯла эту руку со своего плеча и поцеловала. Ћн вздрогнул,
вырвал руку, сказал строго: "—тобы этого никогда не было!" € поцеловал ее в
губы. Ћна провалилась, так и ухнула, и сердце почти перестало битьсЯ.
‡начит, это любовь?
-- ‚се будет хорошо, -- сказал он, -- через два месЯца Я за тобой
приеду. Љстати, как тебЯ зовут?
-- ‚ера.
-- Ќе странно ль, что зовут вас ‚ера? Ќеужто можно верить вам?
’оже из какой-то книги, но красиво...

„ва месЯца прошли как в бреду. Њатери ‚ерочка ничего не говорила, та и
не расспрашивала, тревожилась молча. ‚идно сразу: не в себе девка. Ќочью не
спит, ворочаетсЯ, только сенник шуршит. ‘меетсЯ сама с собой, а то вдруг
словно плачет. Џоет про чайку -- "трепеща, умерла", -- и слезы в голосе.
…сть перестала. Ѓорщ еле-еле ложкой потрогает и из-- за стола. Ђ он со
сметаной. •отела на службу поступать -- теперь замолчала. Џредложили ей по
знакомству место библиотекарши в школе -- молчит, улыбаетсЯ: "…ще погожу".
Ђнна ‘авишна насчет работы ‚ерочке старалась не надоедать, чтобы не вышло,
что она, мать, попрекает дочку своим хлебом. ‡ато “жик очень даже попрекал:
до каких пор на вас, бездельниц, работать? Њолчит, улыбаетсЯ. †еньке -- той
было все равно; она почти все дни проводила у зеркала, любуЯсь и в самом
деле незаурЯдной своей красотой, расчесываЯ черные тЯжелые косы, закидываЯ
руки за голову, загадочно щурЯ глаза. "”уфлыга!" -- говорил “жик.
Ђ ‚ерочке казалось -- жизнь остановилась, замерла, из кино сделали
фото, все кругом стоЯт, навеки окаменев, и ничего больше не будет, и вечно
будет †енька сидеть у зеркала, мать -- глЯдеть тревожно, а “жик --
негодовать.
ѓде-то в это же смутное времЯ, когда все было странно и как бы
подвешено, посваталсЯ к ней жених. Ѓыл он грузин, носатый и полный, работал
в порту по административной части и даже имел возможность доставать
заграничные вещи. ЏрисваталсЯ к ‚ерочке через соседку „унЯшу, у которой
покупал баклажаны. Ћчень ему понравилась русскаЯ девушка -- красивый рост и
волосы белые. „унЯша обещала похлопотать, пришла к Ђнне ‘авишне: "‚сем хорош
человек, смотрите, как бы вам своего счастьЯ не упустить". "Њожет, и в самом
деле пора девке замуж?" -- подумала мать. †ених был допущен в дом, принЯт,
угощен, вел себЯ вежливо, но по поводу каждого блюда пускалсЯ в подробные
беседы, говорил, что в ѓрузии не так делаетсЯ, начинал объЯснЯть, как
именно, и переходил на грузинский Язык, сверкаЯ глазами, как парой ножей;
только и слышалось: "бардижани-хачапури" и еще невесть что; русское слово
было одно -- "барашка", и произносил он его с разЯщим жестом, как бы этого
барашка убиваЯ... Ђнна ‘авишна немножко перепугалась. Љс.да гость ушел,
спросила дочку: "Ќу, как? Џо мне, не годитсЯ". -- "„лЯ чего?" -- не понЯла
‚ерочка. Ђнна ‘авишна ничего выЯснЯть не стала, просто передала через
соседку отказ. ’олько на третий день ‚ерочка узнала, зачем приходил грузин
(от “жика, тот хитер -- все пронюхал!), и хохотала часа два, а потом
принЯлась плакать. †енька надулась: почему ей не сказали? Њожет, она взЯла
бы его себе. †еньке было пЯтнадцать лет, ее дружно поднЯли на смех, обозвали
соплЯчкой. ЏосмеЯлись и забыли. ‚ерочка продолжала жить и грезить, срываЯ с
календарЯ листок за листком. ЏриближалсЯ назначенный срок, а о нем ни слуху
ни духу. ЏриблизилсЯ и прошел, и все ничего. ‚ерочка примолкла, перестала
смеЯтьсЯ и плакать, даже на море не ходила -- маЯлась.
Ћднажды в жаркий день лежала она в тени под черешней. ‘ерое от зноЯ
небо поднималось, плыло кверху над горЯчей землей. “ ее лица сновали
букашки, копошилась садово-- огороднаЯ жизнь, всем было хорошо, ей одной --
плохо. Ћна нетерпеливо шевелила босой ногой, сжимаЯ пальцы и разжимаЯ. Љогда
же? ‘егоднЯ, завтра? Њожет быть, совсем никогда? †ди тут и лежи, когда
сердце рветсЯ... € вот послышалсЯ на тропинке твердый печатный шаг, так
печатать шаги в пыль мог только один человек: он. ‚ерочка вскинулась на
колени, отрЯхиваЯ с волос и платьЯ налипший сор. ’ут ее взЯли, поставили на
землю, приподнЯли с земли (ой, Я тЯжелаЯ!) и поцеловали. Ћн был здесь,
держал в руках, глЯдел ей в лицо грозными горчичными глазами. Ћна обнЯла его
широкую волосатую шею и застонала от счастьЯ... ќто было чудо. ’ут чудо
заговорило удивительно будничным голосом:
-- џ за тобой. ‚се дела устроил, поженимсЯ, поедем.
’олько потом она узнала, что "все дела" -- это был развод с женой. “
него, оказываетсЯ, была жена. †ена и сын. ђазвелсЯ, оставил жене квартиру,
все имущество, получил новое назначение -- и сюда...
-- Ѓудем жить в глуши. ’ебЯ это не пугает?
-- ЊенЯ? -- спросила ‚ерочка, и так спросила, что оставалось только
взЯть ее на руки и целовать до остановки дыханиЯ. Џри поцелуе дыхание
прерывалось. Љроме того, мешали носы.
...-- Њама, это мой жених.
Ђнна ‘авишна несказанно удивилась: господи помилуй, жених -- какой-то
военный, да почти пожилой... Ћткуда? Ђлександр €ванович поцеловал руку
будущей теще (она все прЯтала ее под фартук), но вообще был скован,
неразговорчив. “жику он не понравилсЯ: корчит буржуЯ. †енька, всЯ в себе,
как сомнамбула, на сестрина жениха вниманиЯ не обратила.

‘вадьбу не праздновали: ‹аричев этих мещанских обычаев не признавал, от
всего сердца был человек новый. Џопросту зарегистрировали брак в районном
загсе, где рЯдом стоЯли три стола: регистрации браков, рождений и смертей.
‘тол регистрации браков был отмечен бронзовым амуром, полоскавшим ноги в
какой-то посудине -- не то чаше, не то вазе, но употреблЯвшейсЯ как
пепельница. Џеред ними в очереди к брачному столу стоЯла какаЯ-то женщина,
пришедшаЯ развестись: она не могла вспомнить свою девичью фамилию, плакала и
говорила: "„оел он менЯ, доел". Љто-то рЯдом регистрировал новорожденного,
кто-то -- умершего, обстановка была вполне деловаЯ, Ђлександр €ванович
хмурилсЯ и притопывал ногой в зеркально начищенном сапоге. Ќасилу-то
дождались своей очереди; ‚ерочка с волнением читала свидетельство:
зарегистрирован брак ‹аричева, Ђлександра €вановича, с Ѓутовой, ‚ерой
Џлатоновной; фамилиЯ в браке: его -- ‹аричев, ее -- ‹аричева... Ќеужели
наЯву, не во сне, Я -- ‹аричева, его жена? „ома посидели за столом, скромно
пригубили Ягодной наливки. Ђнна ‘авишна скорбно смотрела на дочь,
недоумеваЯ: как же это все получилось? ‡Ять ей не нравилсЯ, особенно брови.
“жик враждебно дичилсЯ. †енЯ была равнодушна -- ее все происходЯщее как бы
вообще не касалось, она создала себе из зеркала и воздуха какую-то незримую
зону, в которую происшествиЯ не проникали. ‡а столом сидели недолго, все
были принужденны, несловоохотливы. “ ‚ерочки ныло сердце: она боЯлась...
—асов в девЯть вечера мать сказала, робеЯ: "Ђ не пора ли спать?"
Ђлександр €ванович встал из-за стола, щелкнул каблуками, благодарЯ хозЯйку.
Ћна, стеснЯЯсь, в чем-то просЯ прощениЯ ("…сли не то, если не так..."),
проводила молодых в горницу, где уже была приготовлена под розовым атласным
одеЯлом двуспальнаЯ кровать из двух рЯдом поставленных топчанов (мать с
“жиком и †енькой перебрались временно в пристройку-холодушку). ‚се это было
лишнее и стыдно, ‚ерочка чуть не плакала. Ћсобенно смущала ее кровать (не
кровать, а какое-то ложе наслаждений!). Њать ее перекрестила (‚ерочку даже
повело от такой старорежимности), поцеловала, опЯть сказала: "Џростите, если
что не так" -- и вышла. ‚ерочка стоЯла, малиново-краснаЯ от всей этой
несуразицы. ‚се это не имело никакого отношениЯ к ее любви и, наверно, ей и
нужно-- то не было... Њожет быть, пока не поздно... “драл же Џодколесин
через окно?
Ђлександр €ванович обнЯл ‚ерочку. Ћна всЯ отвердела, насторожилась.
-- ЃоишьсЯ менЯ? Ћна молчала.
-- ‡наю, боишьсЯ. € зрЯ. •очешь, Я тебЯ сегоднЯ не трону?
‚ерочка молчала. ‘ердце у нее билось-билось.
-- Ќе молчи. ‘кажи: хочешь?
-- •очу.
-- „оговорились.
Ћни стоЯли рЯдом, не касаЯсь друг друга, какие-то параллельные.
-- Ћднако в ногах правды нет. —то ж мы, так до утра и простоим? „авай
сЯдем.
‚ горнице ничего не было, кроме пышной кровати и одного стула. Ћни сели
на кровать неблизко друг от друга, положив руки каждый к себе на колени.
"…гипетские ђамзесы", -- подумала ‚ерочка. …й стало смешно.
-- ‚се еще боишьсЯ?
-- ’еперь уж не так.
-- ’огда иди сюда, поближе. ‘Ядь ко мне на колени. Ќе бойсЯ
-- сказано, не трону. ќх ты, заЯц.
‚ерочка села к нему на колени. ‘начала немножко казенно, прЯменько, а
потом прислонилась головой к его плечу. Џахло страшновато -- мужской
одеждой, табаком, одеколоном от гладко выбритой щеки...
-- “добно тебе? -- спросил он.
-- Њне хорошо. Њне очень хорошо.
-- Ќу и ладно. ‘пи, моЯ дорогаЯ.
‘транно, она и в самом деле заснула. Ћт усталости, испуга, от полноты
чувств. Џроснулась среди ночи. Ђлександр €ванович не спал. Ћн сидел, бережно
ее охранЯЯ, и его строгое красивое лицо обращено было к окну, откуда светили
звезды. ‚ерочка всполошилась:
-- Ћй, Я заснула.
-- € очень хорошо, что заснула.
-- ‚ы, наверно, устали менЯ держать, Я такаЯ тЯжелаЯ.
-- Ќет, Я не устал тебЯ держать.
-- ‚ы не спали?
-- Ќет, Я не спал. џ думал. Ћ чем?
-- џ думал: чем Я заслужил такое счастье? € чем Я смогу тебе за него
заплатить? †изни не хватит.
‚ерочка заплакала (какие прекрасные слова!) и, сморкаЯсь, спросила:
-- € тебе в самом деле не тЯжело?
-- Ќет, не тЯжело. ‚сю жизнь Я буду держать тебЯ на руках, любимаЯ. Ќе
беспокойсЯ, спи...
‚стали они рано. ‚идно, все-таки ‚ерочка была тЯжеловата, и у
Ђлександра €вановича затекли ноги. “тро сиЯло первым, еще прохладным
блеском. ‚ доме было тихо. ‚зЯвшись за руки, они вышли на крыльцо. Џахло
укропом, колокольчики "крученого паныча" еще не раскрылись. ‚ысоко-высоко в
небе черными мухами носились ласточки -- к хорошей погоде. Ќа крыше
соседнего дома, важно укрепившись на своем колесе, хозЯин-- аист ел лЯгушку,
клюв его был Ярко-красным, лЯгушка -- зеленой, как на детской картинке. ђано
встав, как и они, аист уже приступил к своим дневным заботам. ђЯдом топили
печь, и голубой дым, не тревожимый ветром, легким столбиком восходил кверху.
Ђлександр €ванович обнЯл ‚ерочку и сказал:
-- ’ы -- всЯ моЯ жизнь.
...—ерез несколько дней они уезжали. ‚окзал со своим закопченным,
деловым, горьким неуютом; почти непрозрачный стеклЯнный свод; паровоз,
ожидающий, вздыхающий, пыхтЯщий... Њать -- смуглаЯ, большеглазаЯ, все еще
красиваЯ тихонько крестила ‚ерочку из-под платка. “жик стоЯл в стороне и был
недоступен, †енька -- рЯдом, но всЯ в облаках. —то-то легло уже между
‚ерочкой и родными, виделись они будто во сне. ђеальным был Ђлександр
€вЯнович -- ура, унЯ, унечка, -- так она, все еще робеЯ, звала его
наедине. Њуж, унечка, стоЯл рЯдом, не держа ее ни под руку, ни за руку, --
просто держа ее собой, как хозЯин держит собаку, одним своим присутствием...
Џоследний звонок. ‚озглас Ђнны ‘авишны: "‘ богом!" ‹аричевы взошли на
площадку. ‚ стуке колес начал обозначатьсЯ ритм. ‚ерочка замахала рукой.
‘квозь опалово-- слезную муть она видела уменьшавшуюсЯ, пропадавшую вдали
фигуру матери. Џаровоз раздирающе вскрикнул и начал набирать ход.

’ело Ђлександра €вановича ‹аричева, прибранное, готовое к погребению,
затЯнутое в узковатый парадный мундир, лежало в гробу, обставленное цветами.
–ветов было множество. ‘квозь слезный туман они виделись не легкими,
перисто-- расчлененными, а сплошными, тЯжело вылепленными; толпЯсь и
сутулЯсь, нависали они над гробом. €х запах тоже был тЯжел, душноватый,
слащавый, с легкой примесью нафталина, а может быть, еще чего-то, что
страшно было даже в мыслЯх назвать словами.
‚ера Џлатоновна, оглохшаЯ, оглупевшаЯ от слез, сидела возле гроба.
ђуки, всегда такие проворные, мертво свесились вниз. Ћни словно бы ей не
принадлежали. ѓоре ощущалось не в груди, не в сердце, а скорее в ушах.
’упыми затычками в обоих ушах. Њир был беззвучен, может быть, это весь мир
оглох, не только она. ‘тул, на котором она сидела, казалсЯ одновременно
слишком маленьким и слишком большим -- во всЯком случае, длЯ сидениЯ не
приспособленным.
—уть шаркаЯ туфлЯми, вошла Ђнна ‘авишна.
-- …ще телеграмма.
Џальцы не гнулись, как на морозе. ’елеграмма шуршала, дыбилась. "ѓорюем
вами смерти незабвенного Ђлександра €вановича тчк сожалению делами приезд
невозможен †енЯ ‘емен", -- прочла ‚ера.
-- Ћт †енечки? -- спросила мать. -- Ќу как, едут?
-- „а, мама, да.
Ќадо было сказать "нет, мама, нет", но у нее спутались "да" и "нет".
Ђнна ‘авишна взЯла телеграмму, порылась в кармане фартука, нашла очки,
прочла, вздохнула и положила на голову дочери легкую сухую руку. ‚ера
замотала головой -- даже эта легкаЯ рука была тЯжела.
-- ’ы бы легла, дочка. џ и постель разобрала. Џоди прилЯг.
-- Ќет, мама, еще посижу.
-- Ќу, как знаешь, господь с тобой.
Ђнна ‘авишна постоЯла у гроба, спокойно и печально глЯдЯ на мертвое
лицо, поправила цветы (один, тЯжелый, все падал), перекрестилась и вышла.
‚ера опЯть осталась наедине с мужем. …сли бы понЯть, что произошло?
‚нутри у нее все что-то долбило, спрашивало, перебивало само себЯ: да, да,
да, а потом: нет, нет, нет. ‘пор шел между фактом, наличием смерти, и ее
невозможностью. “мер? —то значит: "умер"? Ѓессмыслица. € все же так: умер.
Ќе может быть. Њатери хорошо, она верующаЯ. ‚ера. "Ќе странно ль, что зовут
вас ‚ера? Ќеужто можно верить вам?" ђеальность плЯжа, воды, чаек, счастьЯ. €
тут же, рЯдом, -- реальность смерти. ‚ отчаЯнии ‚ера попробовала
перекреститьсЯ, но рука забыла, как это делаетсЯ.
Љак полено раскалываетсЯ под колуном. Љак, треща, отделЯютсЯ друг от
друга волокна. ’ак раскололась всЯ жизнь -- сверху донизу, одним ударом.
ђаскололась, распалась. „вадцать семь лет с ним, при нем, длЯ него. ’еперь
ни длЯ кого, одна. Ћдна, одна.
"унечка", -- сказала она шепотом и сама испугалась. ЊрачнаЯ бровь над
глубоко закрытым глазом покойника словно бы шевельнулась... Љогда-то
певучие, ровные, соболиные, эти брови теперь были седы, щетинисты, грозны...
...‚скрытие показало: обширный инфаркт миокарда, эмфизема легких,
цирроз печени... Ѓыло от чего умереть. ‚рач:
-- “дивительно, что он до сих пор жил. ‚ы понимаете, он был обречен.
-- „а, да, -- сказала она, ничего не понимаЯ.
...Љогда унечку увозили, он ей поцеловал руку. Ќосилки -- на полу. Ћн
лежал на них, по поЯс укрытый одеЯлом. ‹ицо спокойное, только в углах губ
гримаса боли. “ж онато его знала. ‘низу, с носилок, он подал ей глазами
условный знак: помиримсЯ. Ћна наклонилась, взЯла его за руку, пальцы были
холодны и слабы. ‘ усилием, хмурЯсь, он потЯнул ‚ерину руку к своему лицу,
поцеловал. Ѓольше живым она его не видела...
Ђ сейчас, в текучем свете свечей, он до ужаса казалсЯ живым, именно
живым и ею, своей женой, недовольным. ђуки, сложенные под грудью, отливали
розовым. €, попрежнему тикаЯ, шли часы у него на запЯстье. —асы -- старые,
еще довоенные, подарок наркома, с надписью: "‡а безупречную службу". унечка
никогда с ними не расставалсЯ, даже спал с часами. € сейчас они у него на
руке -- тикают, трудЯтсЯ, остановЯтсЯ, видно, уже в земле. ’иканье часов
усиливало иллюзию жизни. ‚ере казалось, что вот-вот полусогнутый
указательный палец приподниметсЯ и постучит по циферблату знакомым
предостерегающим жестом...
...Ћна уходила из дому -- унечка этого не любил. Ћн стоЯл у окна,
приподнЯв левую руку с часами, постукивал по циферблату полусогнутым
указательным пальцем правой: помни о времени, не задерживайсЯ... Ђ она,
глупаЯ, уходила от него, она, глупаЯ, облегченно вздыхала, вырвавшись на
вольный воздух, шагаЯ в ногу маршам, рвущимсЯ из громкоговорителей...
ѓлупаЯ! —то бы она ни отдала сейчас за то, чтобы унечка стукнул пальцем по
циферблату...
Ѓедный, он, верно, был уже очень болен весь этот год. ѓордый, скрывал,
не хотел признатьсЯ. ‚ерно, от болезни у него так менЯлсЯ характер,
становилсЯ неровен -- мЯгок с посторонними, груб с нею, с женой.
‘ месЯц тому назад ночью он позвал:
-- ‚ерочка, пойди сюда.
Ћна спала крепко, сладко, наработавшись днем на огороде, снилось ей
детство, маки, бабочки. Ћна слышала, что он зовет, но не могла проснутьсЯ.
-- ‚ера, Я тебЯ зову, ты что же -- не слышишь?
-- унечка, иду-иду.
’оропЯсь, она надевала халат, путаЯсь в пуговицах, тапки куда-то
запропастились, босаЯ, вошла к нему (уже давно они спали в разных комнатах).
Ћн лежал и говорил сердито:
-- ‡овешь-зовешь, не дозовешьсЯ. €ли все вы там оглохли? €ли умерли?
"‚се вы" означало: она с матерью.
-- Џрости, унечка, заспалась немного. ‚се в порЯдке: ты звал, Я
пришла.
€ улыбка -- без ответа. Ђлександр €ванович сказал сухо:
-- Ќе нахожу таблетки. ‚алидол. ‹ежали тут, и нету.
-- Џлохо тебе? -- встревожилась ‚ера.
-- Ќичего не плохо. Џросто лекарство всегда должно быть Ќа месте. Џолон
дом баб, а порЯдку не добьешьсЯ. ’ы, что ли, убрала?
-- Ѓог с тобой, унечка, Я их и не видела.
-- Ђ куда же они делись? ‡десь лежали, на ночном столике, и нет.
‚ера засуетилась, ища таблетки. Ђлександр €ванович торопил ee,
нетерпеливо водЯ глазами (в каждом -- лампа с розовым абажуром):
-- Ќу, что же, долго Я буду ждать? -- ‘ейчас, сейчас.
’аблеток не было. ѓолый пол холодил босые ноги. Ђ он понукал:
-- ‘корее. ‘то раз просил: не трогать моих вещей. ЏодлаЯ бабьЯ страсть
к уборке... Ќичего не понимаете -- не суйтесь.
Ќигде ничего...
-- Љ себе, что ли, ты их унесла? Џоди посмотри.
Ћна пошла к себе, стала искать там, хотЯ таблеток там быть не могло
никак.
-- Ќу, что же? -- кричал унечка страшным голосом.
-- Ќету. „авай оденусь, схожу в аптеку.
Ђлександр €ванович выругалсЯ -- грубо, страшно. ‚ера обмерла. Ќикогда
еще такого не было... Ќикогда за всю жизнь он ее не ругал. “дар был так
силен, что она упала, рухнула на пол. Ћбо что-то стукнулась головой,
услышала стук.
‘пустЯ некоторое времЯ очнулась. ‘колько прошло: десЯть минут? —ас?
‘тыли ноги, пол был холоден и гладок, она ощущала его крутизной бедра. Џеред
глазами постепенно утверждалсЯ какой-то предмет, оказавшийсЯ ножкой кресла.
Љомната в необычном ракурсе -- снизу -- была странна. ‹ежала, соображаЯ: да,
Я упала. ‚ обморок, когда он менЯ обругал. ‚здрогнула, вспомнив страшное это
слово. Ќикогда, во всю жизнь... "‚сю жизнь, -- обещал он, -- всю жизнь Я
буду держать тебЯ на руках". € вот... Ћна поднЯлась с полу, озЯбшаЯ,
оскорбленнаЯ. ‚ соседней комнате было темно, тихо. Ќе может быть, чтобы он
не слышал, как Я упала. Ќет, ему все равно. џ тут погибаю, а ему все равно,
и свет потушил. ‹егла в постель. •олодные, крупные колени были как глыбы
льда...
Ќазавтра он рано ушел по своим делам. Ђ таблетки она нашла у него под
подушкой...
…сли бы знать тогда: месЯц, меньше месЯца оставалось ему жить! ‚едь он
уже тогда умирал, -- знал и не хотел сознатьсЯ. ‚едь это не он ругалсЯ --
это смерть его в нем ругалась. Ђ она, как идиотка, -- бух в обморок.
Џодумаешь, выругалсЯ человек. …сли бы знать...
€ пошли, перебиваЯ друг друга, всевозможные "бы" бесконечные,
бесполезные "бы", терзающие душу после смерти близкого человека.
...џ бы служила ему безропотно, терпеливо, босиком по холодному полу,
без сна, без отдыха. Ћн ругал бы менЯ -- Я бы ему целовала руку. џ не
уходила бы из дому, не оборачивалась бы с досадой на то, как он стоит у
окна, занесЯ полусогнутый палец над циферблатом...
...‚ремЯ шло, и часы тикали, и нельзЯ было понЯть, который час.
‚ероЯтно, уже глубокаЯ ночь, а может быть, уже и другой день -- день
похорон, -- только солнце не встает почему-то. ‡апах цветов становилсЯ
невыносимым. Ќаверно, от этого запаха кружилась у нее голова. ‚от и стул под
ней закачалсЯ, взмыл ногами вперед и поплыл по воздуху. "‹етаю, как баба--
Яга в ступе", -- подумалось ей неуместной шуткой. ЏраваЯ бровь Ђлександра
€вановича как-то очень уж ехидно изогнулась, даваЯ понЯть, что она, ‚ера,
преступила, преступна: муж умер, а она на стуле летает. "Ќу и что же, --
сказала она, -- летаю себе и летаю". Ќесколько мгновений она чувствовала
себЯ неестественно счастливой. Ћщущение было колючим, пузырчатым, как
холодный нарзан в жаркий день. Ќо тут отворилась дверь, и, шаркаЯ туфлЯми,
вошло горе. ‘тул сразу прекратил полет, опустилсЯ на пол и встал твердо на
все четыре ножки. -- Љто там? -- спросила ‚ера.
-- …ще телеграмма, -- ответило горе голосом матери.
-- "Ѓуду завтра самолетом, Њаша", -- прочла ‚ера вслух.
-- ‘лава богу, Њашенька -- роднаЯ душа. Ђ ты поди прилЯг, поспи хоть
часика два.
‚ере уже теперь самой хотелось лечь, но, стьщЯсь своего недавнего
счастьЯ (откуда оно взЯлось?), она сказала:
-- Ќет, посижу.
Њать поцеловала ее в лоб и вышла. ‚се было очень трезво и Ясно: шла
ночь, в тишине отчетливо проступали ночные звуки потрескивал пол,
коробились, отставаЯ, обои. ѓде-то залаЯли собаки, -- наверно, шел ночной
прохожий, разыскиваЯ в темноте свой дом. ‚прочем, темноты на улице не было:
светила голубаЯ луна, бросаЯ сквозь занавески неуверенный свет. ‘на не было,
счастьЯ не было тоже, но и горе примолкло, прислушиваЯсь.

Њаша ‘молина была ‚ерина самаЯ близкаЯ подруга. €з тех, с кем делишь и
счастье, и горе, и стол, и кров. Џознакомились они, лежа в больнице. ќто
было в первый год ‚ериного замужества. †или тогда ‹аричевы в барачном
поселке, в зауральской" степи, где базировалась часть, в которой служил
Ђлександр €ванович.
Џрожили они вместе уже полгода, но длЯ нее все еще было внове: и быт, и
необмЯтость семейной жизни, и чувство подчиненности, и любовь -- главным
образом любовь, котораЯ все разрасталась и заполнЯла жизнь до краев, через
край... € вот среди всех этих нагромождений еще одно: ‚ера почувствовала
себЯ не совсем здоровой. ‚ чем дело -- ей сразу же стало Ясно; сказывалось
ее нежеманное, полудеревенское воспитание, где вещи назывались своими
именами, и дети уже с малых лет знали что к чему. Ќовость ее не обрадовала,
скорее смутила: и так уже слишком тесно было у нее в душе. Ќо вскоре она к
ней привыкла и даже начала прикидывать: здесь станет кроватка, купать буду
за занавеской, воду греть -- в большом тазу, окно придетсЯ замазать...
ђебенок в воображении был мальчиком -- беленьким, с горчичными глазами. ‚
общем, она его принЯла, ждала даже с некоторым волнением. Ћставалось сказать
мужу, это почему-то ее останавливало, как он отнесетсЯ -- было неЯсно;
обожаемый унечка был длЯ нее во многом еще загадкой. ЃоЯлась ему сказать,
как, например, в школе боЯлась бы признатьсЯ учителю в разбитом (пусть по
нечаЯнности!) стекле. Ќаконец решилась. Ћднажды вечером, теребЯ кромку
скатерти...
-- унечка, Я давно хотела тебе сказать...
€ замолчала. Џродолжать не надо было: он все понЯл. Ћн смотрел на нее
холодным, желтым взглЯдом красивых глаз. —ужой, посторонний, красивый
человек.
-- џ тебЯ слушаю, -- сказал человек.
-- џ... Ћдним словом, у менЯ будет... € замолчала.
-- ‚се Ясно, -- сказал Ђлександр €ванович и усмехнулсЯ. -- Ќо у тебЯ не
будет.
-- Љак не будет?
Ћна удивилась, но не очень. унечкино всемогущество в ее представлении
было безгранично. Ћн мог запросто отменить, скажем, закон природы.
-- Ћчень просто. Ќе будет. Њы не можем себе этого позволить. џ --
солдат. †изнь кочеваЯ, сегоднЯ здесь, завтра там. Ђ о международном
положении ты забыла? ‚ любую минуту может вспыхнуть война. ’ут не до
пеленок...
Џро войну, возможную, ‚ерочка знала, но как-то не очень в нее верила,
как большинство людей, знаЯ, не верит в свою неизбежную смерть.
-- Ђ как же другие? -- позволила она себе вопрос.
-- "„ругие" мне не указ. …сли "другие" глупы, это не значит, что Я
должен быть глуп.
‚ера молчала.
-- Ћдин раз Я уже позволил себе такую глупость... „овольно.
"ѓлупость" эта была -- сын, живший с матерью где-то в неопределенности;
на сына ‹аричев выплачивал алименты.
-- ’ы как будто не согласна со мной? Ђ ну-ка смотри сюда.
Ћн взЯл ‚еру за подбородок. Џо щеке у нее катилась
слеза -- одна-единственнаЯ, но такаЯ тЯжелаЯ, что, казалось, должна
была стукнуть, упав на пол.
-- ќкаЯ глупышка, -- сказал он, насильно приподнЯв ее клонЯщеесЯ лицо.
-- ђазве тебе менЯ мало? ’ебе нужен ктонибудь, кроме менЯ?
-- Ќет, не нужен.
€ -- любовь. ЉакаЯ прекраснаЯ была ночь. ЌезабываемаЯ...
Ђ назавтра в казенной машине, трЯско прыгавшей по мерзлым колдобинам
степной дороги, Ђлександр €ванович отвез ‚ерочку в районный центр. ‘нег
нессЯ и порхал, поминутно менЯЯ направление полета; шофер-красноармеец с
розовым усердным затылком и оттопыренными ушами молча крутил баранку,
Ђлександр €ванович тоже молчал. ‹ицо у него было холодное, почти злое, как
будто и не он обнимал ее ночью. ‚ерочку не покидало чувство вины; робкими
пальцами она заплетала и расплетала бахрому ковра, важно брошенного на
заднее сиденье. Ќа ней была тЯжелаЯ цигейковаЯ шуба, дорогой платок
верблюжьего пуха, и всЯ она была такаЯ разрЯженнаЯ и такаЯ несчастнаЯ...
‚ больнице она пролежала несколько дней. …е поразило отсутствие
симпатии, насмешливое неуважение, окружавшее таких, как она; в палате их
лежало человек десЯть. ‚се они были как будто не по-настоЯщему больны, зрЯ
отнимали времЯ, внимание у врачей и сестер. „аже палатнаЯ нЯнечка --
пожилаЯ, тЯжело работЯщаЯ, угрюмаЯ, -- протираЯ у них пол, гневно двигала с
места на место табуретки и тумбочки. Ђ зрЯ. “ каждой из женщин была своЯ
беда, своЯ боль; никто не избавлЯлсЯ от ребенка с радостью, каждаЯ охотно
родила бы, если бы позволили обстоЯтельства: мешали квартирные условиЯ,
нужда, одиночество. ‘ходные эти судьбы почему-то не объединЯли их, а
разобщали. ‚ разговорах преобладала озабоченность, взаимнаЯ ирониЯ.
ѓоворили о свекровЯх, мужьЯх и любовниках с застарелой, прокисшей
горечью. ‚се, кроме ‚еры, были работающие, разных профессий: шофер,
кладовщица, библиотекарша, сторож; была даже женщина -- народный судьЯ; на
все рассказы о мужьЯх, любовниках и свекровЯх она отвечала однообразно:
"Џодай в суд". Ќа ‚ерочку, нигде не работающую, мужнюю жену, поглЯдывали
отчужденно, но не без некоторой зависти: шутка ли, муж -- командир! "“ж
вы-то
могли бы себе позволить!" -- сказала ей однажды старшаЯ из больных,
болезненно-некрасиваЯ бухгалтерша, у которой было уже двое детей и ни одного
мужа... Ћна все кашлЯла и выходила украдкой покурить, что было строго
запрещено.
‚ерочка, привыкшаЯ за свою короткую жизнь, что все ее любЯт и всюду она
своЯ, тЯготилась своей ото всех отчужденностью. Ћбидно ей было и то, что
женщины друг друга звали на "ты", а ее -- на "вы". Ћтчасти она понимала
почему: она длЯ них была буржуйка, нэпманша в меховой шубе (кто-то видел,
как ‚ера приехала, и успел раззвонить про шубу). Ћна закрывала глаза -- и
думала о своей любви. Ќо и это удавалось плохо, любовь ускользала; тогда она
плакала потихоньку, спрЯтав голову под одеЯло. Ћдин раз ей туда просунули
Яблоко, что несказанно ее удивило. Ћна высунулась из-под одеЯла, прижав
Яблоко к губам, как бы изза него выгладываЯ. Ќа соседней койке сидела и
смеЯлась новаЯ больнаЯ -- она-то, видно, и просунула Яблоко.
-- Ќе унывай, матрос, -- сказала соседка.
-- …сть не унывать! -- ответила ‚ера по-морЯцки. -- ‘пасибо за Яблоко.
’ак они познакомились. ‘оседку звали Њаша ‘молина. ЌебольшаЯ,
худенькаЯ, стриженаЯ, круто-кудрЯваЯ, похожаЯ на мальчишку-беспризорника.
ѓлаза светлые, волосы и брови темные, а на щеках такие глубокие Ямочки,
будто их нарочно проткнули пальцем. ‘ходство с мальчишкой усиливали усики в
углах рта; с одной стороны рос такой длинный, независимый волос, что
хотелось его выщипнуть, что ли. ђазговорились, рассказали, кто -- кто. Њаша
-- врач, по специальности хирург, здесь работает на амбулаторном приеме,
оперировать почти не приходитсЯ, да что делать? Џрислали по комсомольской
путевке. Љонечно, глушь, но везде люди живут. „аже, может быть, лучше здесь
люди, чем в крупных городах, -- прозрачнее. ‚се бы ничего, да вот пострадала
от собственной глупости, влюбилась ("Я вообще влюбчиваЯ"), вышла замуж и --
неудачно. ђазошлись, а теперь вот какаЯ историЯ -- не повезло! Ѓыла идеЯ
оставить ребенка, но не решилась из-за жилищных условий. Љомнату оставила
бывшему мужу, сама снимает чулан на окраине, холодно, ночью вода замерзает,
пальцы во что превратились -- смотри...
Њаша поднЯла узенькую руку с припухшими, глЯнцевито-- красными
пальцами:

-- ЌазываетсЯ ознобление.
-- Ђ он про твое положение знает? -- спросила ‚ера.
-- „умаю, нет. Ђ впрочем, может быть, и да. Ѓольно уж он последнее
времЯ хамил.
-- Ђ кто он по специальности?
-- Ћн по специальности сволочь, -- сказала Њаша и рассмеЯлась.
“ ‚ерочки даже мурашки поползли. Ћ муже -- и такое сказать! Џускай
бывший, а все-таки муж. Ћна не осуждала, просто не понимала. ‚ общем-то Њаша
ей нравилась. ‚ скором времени они даже подружились. ЋбщаЯ молодость их
свела (моложе всех в палате), общее веселье, даже, пожалуй, окружавшее их
неодобрение -- обычное неодобрение взрослых, усталых, огорченных, когда они
слышат молодой беспричинный смех... "ќк их разбирает!" -- говорила старуха
бухгалтерша -- ей было, наверно, лет сорок, и кто только на нее польстилсЯ?
ЌароднаЯ судьЯ тоже не одобрЯла пустого хихиканьЯ, мотала головой, как бы
отгонЯЯ невидимую пчелу. ‚ этой прокисшей палате две их соседние койки
ощущались ими как веселый остров. Њежду ними стоЯл ночной столик, накрытый
скатеркой. ’уда, под этот столик, под защиту скатерки просовывали они головы
и шептались, прыскаЯ в кулаки, когда становилось смешно.
-- ЋпЯть они под столом, -- вздыхали соседки, -- и как не надоест,
честное слово...
-- Ќу их к богу, -- шептала Њаша. -- Џусть себе киснут, старые гориллы,
а мы еще с тобой поживем.
‚ерочка охотно соглашалась еще пожить. Њного еще в ней было молодости,
жизнелюбиЯ, любопытства. ’ут, под столом, они шутили, вспоминали глупые
анекдоты (тем и хороши, что глупые!), рассказывали о своем прошлом куцее оно
было, маленькое, а впереди -- необъЯтность! Њаша была сирота, росла в
бедности, у чужих людей плохо ее кормили и мало, навсегда полюбила хлеб.
Ќичего не боЯлась, ничем не была никому обЯзана, только самой себе. ‘вою
профессию любила до страсти. Љ болезнЯм относилась как к людЯм. Њогла
сказать про какую-нибудь прободную Язву: "џ люблю это заболевание".
‘овершенно пламеннаЯ была в ней гордость: "џ?! Ќу, нет!" ‚ерочка этого не
понимала -- где любовь, там гордости нет, -- но вчуже уважала, побаивалась.
‚ообще на Њашу она смотрела с доброжелательной завистью, вроде как на
несбывшуюсЯ себЯ. Њногое ей было трудно понЯть.
’ы его очень любила? -- спрашивала она шепотом, придерживаЯ рукой
сползающую скатерку.
-- Љазалось, что очень. ’еперь думаю -- не очень. "Џленной мысли
раздраженье", -- как сказал какой-то поэт.
-- Љакой поэт?
-- —ерт его знает. Љлассик.
-- Ђ он тебЯ любил?
-- Љто? Њуж или классик?
-- Љонечно, муж.
-- ѓоворил, что очень. џ верила. ’еперь думаю -- врал.
-- € не страшно тебе остатьсЯ одной?
-- Њне?! „а Я всю жизнь одна. ‘трашно не одной быть, а обремененной.
Ќеужели Я себЯ одну не прокормлю?
-- ‘мелаЯ ты, Њаша,
-- Љакое -- смелаЯ! ’ипичнаЯ баба -- трусиха и эгоистка. Ѓыла бы
смелой, ребенка бы оставила: пускай развод, пускай условиЯ -- небось
вырастет. Ђ ты почему не оставила?
-- Њуж не хотел.
-- Џо материальным условиЯм?
-- ‚роде. Ћн военный. †изнь кочеваЯ, сегоднЯ -- здесь, завтра -- там.
ђебенок в такой жизни ни к чему. Ђ если война?
‚ерочка повторЯла слова Ђлександра €вановича, но здесь, под столом, они
звучали хило, неубедительно.
-- ѓм-гм, -- отзывалась Њаша. -- Ђ любишь его?
-- Ћчень...
-- ќто-то и плохо. Ђ Я бы на твоем месте оставила. Џускай кочеваЯ жизнь
-- взЯла ребенка и поехала...
-- џ тоже так думала. Ћн не хотел.
-- Ђ он у тебЯ не сволочь? Џо совместительству.
-- —то ты, Њаша! -- ужаснулась ‚ерочка. -- Ћн прекрасный, замечательный
человек. …сли бы ты знала...
Џеред нею плыли картины их любви. Љак он взЯл ее за руку, как сказал...
Љак покачнулись стены... Љакое у него было благородное, сверкающее, да,
сверкающее лицо... Ќичего этого нельзЯ было объЯснить Њаше.
-- Ќу-ну, -- соглашалась Њаша, -- люби...
‡а несколько дней в больнице ‚ерочка с Њашей сблизились той
скороспелой, но подлинной близостью, котораЯ часто возникает у женщин в беде
(а ведь они были в беде, хоть и в малой...). ЋбменЯлись адресами. Њаша
обещала даже приехать в гости (‚ерочка, сама себе не хозЯйка, ничего обещать
не могла). ‚ыписывались они в один и тот же день. ‡а ‚ерочкой приехал в
казенной машине Ђлександр €ванович с большим букетом роз (где он их достал в
такое времЯ года?). ‚ерочка, всегда любившаЯ розы особой, пристрастной
любовью, сиЯла, прижимаЯ к груди букет, все еще чувствуЯ себЯ виноватой, но
великодушно прощенной... Њашу никто не встречал. Ћна стоЯла на крыльце
больницы столбиком, скромненькаЯ, неказистаЯ, пальтишко с куцыми рукавами,
словно она из него выросла, на голове шапкаушанка, одно ухо вверх, другое
вниз -- ну мальчишка, и только. ‘тоЯла и нахально смеЯлась светлыми глазами.
-- ЏознакомьсЯ, Њаша, это мой муж, Ђлександр €ванович.
-- „огадалась, -- сказала Њаша, дерзко усмехнувшись уже не только
глазами, но и маленьким усатым ртом.
-- Ђ это Њаша ‘молина, моЯ соседка. …сли б не она...
-- Ћчень приЯтно, -- сказал Ђлександр €ванович с полупоклоном, не
подаваЯ руки. -- ‚ас подвезти?
-- Ѓлагодарю, не надо.
Љак-то залихватски прозвучало это "благодарю".
Џопрощались. ‚ерочка села в машину, подминаЯ под себЯ полу тЯжелой
шубы. "Џоехали", -- сказал Ђлександр €ванович. Њашина тронулась. ЌебольшаЯ
фигурка все еще стоЯла на крыльце, ухо шапки трепыхалось на ветру, будто
махаЯ на прощанье...
-- Ќу, как она тебе? -- спросила ‚ера, сама удивлЯЯсь, что она на "ты"
с таким важным, начальственным человеком.
-- Ќикак. ’ам ничего и нет -- пустаЯ кацавейка.
-- Ћна удивительный человек, -- сказала ‚ера дрожащим голосом, -- врач
и вообще... џ рада, что с ней познакомилась. Њы будем переписыватьсЯ...
-- Ќа здоровье.
-- € Я хочу, чтобы она ко мне приехала в гости.
-- Ђ это мы посмотрим.
Џрофиль Ђлександра €вановича на фоне степного зимнего пейзажа был
серьезен, строг, выточен, глаза глЯдели вперед, в затылок шоферу. ‚ерочка
примолкла, обнимаЯ розы; букет колол ее, был велик... Џриехали. ‚от и белье
полощетсЯ на соседнем дворике... ‹аричев помог жене выйти из машины -- из--
за шубы она была неповоротлива, ввел ее на крыльцо, распахнул дверь и сказал
с пафосом:
‚ходи, моЯ королева.
‚ столовой было очень светло, стол накрыт по-праздничному: вина,
закуски, даже какой-то судок с горЯчим ждал, накрытый салфеткой. ‚ерочка
ахнула, уронила розы. Ђлександр €ванович подошел к ней грозно и весело, не
глЯдЯ под ноги, наступаЯ на розы, прижал ее к себе. Ћна обнЯла его за шею и
повисла, тЯжелаЯ, в сильных его руках, обморочно счастливаЯ...

ЉакаЯ огромнаЯ все же была их любовь! ‘колько она ни проживет на свете,
все будет помнить: было у нее такое счастье, было! Ќикто не отнимет того,
что было. Ѓыла любовь. Ѓыла? Ќет, не была, осталась. ЌесмотрЯ ни на что. Ќа
болезнь, раздражение, ссоры. ‚начале-то ссор не было. Ѓыли размолвки. €
каждаЯ чему-то учила...
ЏерваЯ размолвка была в первый же день совместной жизни, когда они
приехали в барачный поселок, где предстоЯло им жить. Ѓараки были дощатые,
грубо сколоченные, нерадиво обмазанные глиной, и стоЯли они в голой степи, и
гулЯл вокруг них ветер. Ћдин из бараков -- двухкомнатный, с террасой --
называлсЯ "виллой" и предназначалсЯ ‹аричевым. Џредшественник ‹аричева, ныне
демобилизованный по состоЯнию здоровьЯ, жил в этой "вилле" бобылем,
хозЯйством не обзаводилсЯ, и домик очень был неприглЯден: стены голые,
занозистые, ничем не обшитые, не оклеенные, всюду торчат гвозди, в углах --
паутина. €з мебели -- две койки, две табуретки, один стол и один гардероб.
Љогда входили в комнату, гардероб шаталсЯ.
‚ первый же день ‹аричев ушел по своим делам, а ‚ера осталась дома. ‡а
что взЯтьсЯ, с чего начать? Ќеразобранные чемоданы паслись посреди пола.
ђаскрыла гардероб -- оттуда запахло мышами. Ќа полках -- огрызки хлеба,
ржаваЯ высохшаЯ селедка, грЯзные носки... Њышей она не боЯлась, но ими
брезговала -- дома у них мышей не водилось. Њорщась, она собрала мусор,
понесла во двор -- авось помойка там найдетсЯ. € в самом деле, помойка там
была, и очень обширнаЯ, давно перешагнувшаЯ за свои естественные границы,
увенчаннаЯ трехногим стулом. ‚ помойке рылсЯ мрачного облика пестрый пес.
‡авидев ‚еру, он зарычал, поджал хвост и отошел в сторону. Ћна выбросила
сор; пес его обнюхал, не нашел ничего достойного вниманиЯ и возвратилсЯ к
своим занЯтиЯм. Ћтсюда, со двора, был виден весь поселок -- не маленький, но
крайне угрюмый: ни зелени, ни цветка, одни веревки с полоскавшимсЯ бельем;
на ветру кальсоны обнимались с рубахами, простираЯ рукава и штанины.
Ћдно-единственное, сколько видно кругом, дерево стоЯло во дворе "виллы",
черствое, высохшее, как стручок. ’олстаЯ женщина на соседнем крыльце
бесцеремонно разглЯдывала ‚еру из-под ладони, на робкую ‚ерину улыбку не
ответила, повернула к ней широкую плоскую спину и ушла в дом. —то делать?
‚ера тоже ушла в дом. Џоселок ей не понравилсЯ. Њысль о хозЯйствовании на
новом месте пугала. "‚от придет унечка, -- решила она, -- вместе обсудим".
Ђ пока что поплакала, вспомнила мать, родную хату, море... „о чего же там
светло, весело!
‘реди днЯ пришел Ђлександр €ванович. ‘нЯл гимнастерку, звучно помылсЯ в
сенЯх, вытиралсЯ свистЯ (свист означал у него хорошее настроение) и, свежий
и бодрый, скрипЯ сапогами, вошел к ней. Ћна сидела в душевном угнетении на
одной из коек и расширЯла пальцем дырку в казенном одеЯле. унечка поцеловал
ее свежими, твердыми губами и сказал бодренько:
-- Ђ ну-ка, жена, подавай обед.
-- Ћбед? Љакой обед?
-- Ђ что, нет у тебЯ обеда?
-- Ќет... Ђ как Я могла его приготовить? €з чего? Ќи продуктов, ни
посуды...
Ћна говорила полузапальчиво-полуробко, сознаваЯ свою правоту, но боЯсь
мужниного гнева... Ќо унечка не сердилсЯ. Ћн просто и спокойно сел за стол
и ее пригласил жестом:
-- ‘Ядь-ка, поговорим. Ћна села, ощипываЯ юбку.
-- Џослушай, ‚ерочка. ’ы еще молода, неопытна, жила в семье на всем
готовом. џ тебЯ не осуждаю, Я хочу тебе добра и только добра... —то-то было
знакомое в его интонации. ’ак говорЯт, играЯ голосом, опытные актеры на
амплуа "благородных отцов"...
-- ...ЏовторЯю: хочу тебе только добра. ‚ыслушай менЯ внимательно и
постарайсЯ запомнить то, что Я скажу. ЏостараешьсЯ?
-- „а.
-- ’ак вот, послушай. Њы с тобой муж и жена. “ каждого из нас есть
права и есть обЯзанности. ЊоЯ обЯзанность -- служить, приносить домой
деньги. ’воЯ обЯзанность -- вести дом. € не как-нибудь вести, а с вьдумкой,
с инициативой. —его-то нет? Џридумай, где взЯть! € не обращайсЯ ко мне с
пустЯками. џ, мужчина, выше этого. џсно?
-- џсно.
-- „альше. “ каждого из нас есть права. Њое право, придЯ домой со
службы, где, поверь, Я не в бирюльки играю, увидеть веселое лицо жены, без
следов слез. Ђ сегоднЯ... признавайсЯ: плакала?
-- „а...
-- ќто дело твое. Ќо учти: следов слез на твоем лице видеть Я не
согласен. Џлачь где хочешь и сколько хочешь, но к моему приходу ты должна
быть умыта, свежа, весела. ЏонЯтно?
-- ЏонЯтно.
-- ЏриличиЯ существуют и в семейной жизни. ’ерпеть не могу баб, которые
одеваютсЯ только в гости, а дома ходЯт распустехами...
Ћн как-то очень уж брезгливо помрачнел. ‚идно, эта тема задевала в нем
что-то личное...
-- унечка, Я не буду.
-- …ще не все. Њое право, право мужа, придЯ домой, сесть за стол и
пообедать. Ћбед в доме должен быть каждый день. Ќе мое дело, из чего ты этот
обед сваришь. џ неприхотлив. „лЯ менЯ важно, чтобы все было подано с
улыбкой, весело. —тобы на столе была чистаЯ скатерть. Ќикаких клеенок! €
чтобы первое и второе подавали мне не на одной тарелке, а на разных. —тобы у
моего прибора лежала салфетка лучше в кольце. “своила?
-- “своила.
€ еще. џ хочу, чтобы в моем доме было красиво. —тобы каждаЯ вазочка,
каждаЯ пепельница была поставлена с любовью, со вкусом. Ќет вкуса? ђазвей! џ
хочу, чтобы, когда Я приведу гостЯ, моЯ жена принЯла его радушно. —тобы в
доме было всегда чем угостить -- ну там варенье, соленье, печенье, -- в это
Я не вдаюсь. џ хочу, чтобы люди говорили: "Љак хорошо у ‹аричевых!" ‚от чего
Я хочу. ќто мое право. ЏонЯла?
-- ЏонЯла, -- сказала ‚ерочка, вдруг развеселившись. џ только одного не
понЯла. ’ы говоришь: у каждого из нас свои обЯзанности и свои права. Њои
обЯзанности ты перечислил. Ђ где же мои права?
-- “ тебЯ одно право: быть любимой. €ли тебе этого мало?
—уть-чуть, на волосок, поднЯлась соболинаЯ бровь. ‚ерочка поспешила
ответить:
-- Ќет, не мало.
—то тут началось: вихрь, смерч. Ћдним словом: любовь. —то было
удивительно в любви Ђлександра €вановича это ее внезапность. ‘идит-сидит
человек и вдруг -- любит! ‚ерочку каждый раз словно несло, и она, обмираЯ,
глупела...
‚ тот день они так и не пообедали. Ќесколько раз она порывалась встать:
"„ай, Я тебе хоть Яичницу сделаю", -- он не пускал. ’ут не до Яичницы, ни до
чего на свете. ‡ато на другой день и всю жизнь было все: и обед, и скатерть,
и цветы, и улыбка. € всегда, всю жизнь, люди говорили: "Љак хорошо у
‹аричевых!" Ђ чем это достигалось? ‹юбовью, конечно. ‹юбовь вдохновлЯет на
подвиги, это известно. ‚ерочкины подвиги были малые, повседневные:
доставать, готовить, красить, белить, штукатурить, стирать, вышивать. Џод ее
наблюдением солдаты построили кухню-времЯнку, починили забор, перестлали
крышу. Ђ обзаведение? ‚ магазине, единственном на весь поселок, ничего
нужного не было, только традиционный сельский набор: пилы, косы, топорища,
сапожный вар. Ќо она не терЯлась. Љак так ничего нет? ѓде живут люди, должны
быть и вещи. „аже какой-то героизм чудилсЯ ей в добывании. ‚ быту, где вечно
чего-то не хватает, приобретение вещей терЯет свой низменный, мещанский
характер, превращаетсЯ в своего рода охоту, благородный спорт. ‚ерочка с
азартом кинулась в это одухотворенное добывание. “ нее выработалось чутье:
где искать, к кому обратитьсЯ, кому улыбнутьсЯ. ‚ общем- то люди помогали ей
охотно, отчасти из уважениЯ к мужу, который в районном масштабе был
человеком заметным, но многое тут зависело и от ее личной прелести:
светлого, молодого лица, веселой приветливости, шариком прыгающего "р". ‹юди
улыбались, видЯ ‚ерочку, радовались, ей помогаЯ. ‚се: кастелЯн, продавщица,
повар, завхоз. ЏомогаЯ ей, они любили ее и себЯ самих -- а это ведь тоже
дар.
ѓотовить она научилась у Ќикодимыча, повара командирской столовой. ќто
был мрачный, возбудимый старик, непризнанный гений, жертва бутылки. ‹юдей
вообще он терпеть не мог, но длЯ ‚ерочки делал исключение. ЉуражилсЯ перед
ней, распускал хвост, поражаЯ обилием знаний. ђецепты в нем роились, как
рифмы в душе поэта. Ћн научил ‚ерочку жарить мЯсо "на свЯтом духу" (самое
жесткое становилось мЯгким и сочным); солить не сразу, шалЯйвалЯй, а в три
приема ("длЯ начала", "длЯ разгону" и "длЯ радости"), и не солью сыпучей, а
жидким рассольцем (бутылку с рассолом, обросшую изнутри кристаллическим
мхом, он годами хранил в шкафу). Љолдовал со всЯкими приправами перцем,
кардамоном, мускатным орехом. “чил ее, что блюдо мало сострЯпать -- надо
"поднЯть", а чем поднЯть? ќто само блюдо знает. Љапельку уксуса, мазок
горчицы, четверть ложечки сахарной пудры... Ђ то и вовсе уже странное:
лоскут свиной кожи, вареный-перевареный, от старости весь в трещинах; и вот
незаменим был этот лоскут, когда требовалось "поднЯть" курицу. Њежду прочим,
курицу Ќикодимыч варил не как-нибудь, а "с хрусталем" длЯ этого служила
всегда одна и та же тЯжелаЯ граненаЯ, косо оббитаЯ хрустальнаЯ пробка ("Ѓыл
и графин, -- бормотал Ќикодимыч, -- все у нас было, а что осталось?"). ќту
пробку он однажды, в порыве великодушиЯ, подарил ‚ерочке: "’ы молодаЯ, а мне
все равно умирать". Ћна принЯла подарок благоговейно и потом всегда, когда
случалось варить курицу, клала пробку в кастрюлю... Ђсам Ќикодимыч, говорЯт,
вскоре после их отъезда из ‡ауральЯ умер...
Џриходилось, кроме того, учитьсЯ домоустройству -- это уже у самой
себЯ. ЊесЯца через три после приезда старого барака не узнать было: он и
впрЯмь стал похож на виллу... —то-то южное, отрадное. Љомнаты светло и свежо
покрашены: спальнЯ зеленым, столоваЯ желтым. ‚ углу спальни лампа-торшер на
высокой ноге, абажур кринолином. ’ахта из двух коек -- низкаЯ, раскидистаЯ,
с грудой подушек. ‘тупенчатаЯ полочка с книгами; кое-где небрежно, как бы
невзначай, кинуты веточки ползучих растений. Ќа окне -- колониЯ кактусов,
низенькие, смешные, колючие, они теснЯтсЯ друг к другу, как люди на
совещании. Ћдин из них вдруг расцвел -- видно, обрадованный хорошим уходом;
Ярко-розовый венчик лезет прЯмо из мЯсистого, грубого тела. Љакое-то милое
приволье царит в комнате -- здесь хочетсЯ отдыхать, читать книги, тихо
переговариватьсЯ, обмениваЯсь ласковыми словами. ‚ желтой столовой все
бодро, весело: Ярко начищеннаЯ бронзоваЯ чаша посреди стола, в которой
красиво лучитсЯ солнце, две-три фарфоровые безделушки, ваза опалового
стекла, дешеваЯ, но нарЯднаЯ, в вазе -- одна настурциЯ огоньком. Ќа террасе
-- уютно раскинутые полосатые шезлонги ‚ерочкиной работы, той же материи
занавески, подушка с помпонами длЯ кота.
ѓости у них бывали нечасто. €ногда Ђлександр €ванович приводил
кого-нибудь из подчиненных длЯ делового разговора. „еловой-то деловой, но --
"‚ерочка, распорЯдись!". Ћна уже знала, что нужно: несла на подносе
графинчик, рюмки, закуски: грибки соленые, колбасу, селедку с луком... Ђ
главное, шла с улыбкой и, обласкав гостЯ этой улыбкой, ставила поднос и
уходила. ‚се как учил унечка: тихо, скромно, весело.
€ногда приезжала комиссиЯ из центра, ее тоже полагалось принЯть,
угостить. Ђлександр €ванович говорил: "‘ама понимаешь". € выдавал на
хозЯйство лишние деньги. ’ут уж ‚ерочка разворачивалась: в ход шли лучшие
секреты Ќикодимыча. Џирожки-волованчики, в полпальца длиной, нежные и
смуглые, до того воздушные, что казались духовными, нематериальными. €ли,
наоборот, сугубо материальнаЯ, торжественнаЯ телЯчьЯ нога, румЯно
зажареннаЯ, облитаЯ каштаново-жаркой подливой, благоухающаЯ чесноком и
тмином. €ли сладкий пирог по имени "утопленник" тесто длЯ него подходило не
на воздухе, а под водой, и, готовое, всплывало, надувшись шапкой...
Ќа этих приемах ‚ерочка садилась за стол с гостЯми, но сидела непрочно,
сторожко, то и дело вскакиваЯ -- подать, принести, улыбнутьсЯ. ЉомиссиЯ ела,
пила, приЯтно беседовала и, уходЯ, говорила: "Љак хорошо у ‹аричевых! †ивут
же люди, несмотрЯ на трудности быта". ‚ыводы комиссии в отношении
ларичевского хозЯйства всегда были отменные, и по справедливости: Ђлександр
€ванович в своей воинской части порЯдок навел образцовый, поднЯл дисциплину,
изжил нарушениЯ, исправил дороги, бараки обсадил палисадниками, и поселок
постепенно приобретал новое, благоустроенное лицо. ‚ праздничные дни,
украшенный флагами, он казалсЯ даже нарЯдным. ‚ерочка вообще-то любила
праздники, но здесь в эти дни скучала. Ѓлизких друзей у них не было, да и не
хотел ‹аричев заводить близкой дружбы с подчиненными. ђазве что иногда, раза
два-три в год, ходили они в гости к начальнику штаба или сами коекого
приглашали; гости приходили церемонные, с толстыми женами, были вежливы,
пили с осторожностью, а жены и вовсе не пили, жеманились. Ћт дружбы с этими
женами ‹аричев ‚еру остерегал: "Ѓабы, сплетницы, мало ли чего сплетут, а ты
-- жена начальника, ты должна быть всего этого выше". ‚прочем, и сами-то
жены ‚ерочку недолюбливали-за молодость, светлое лицо, а главное, за то, что
их мужьЯ говорили о ‹аричевой с улыбкой. ‚ кругу командирских жен ‚ерочка
слыла гордЯчкой, и зрЯ -- чего-чего, а гордости в ней не было, просто всегда
была занЯта. „ом с благоустройством отнимал много времени, забота о муже, а
тут еще сад, огород... ‘воими руками вскопала, распушила, удобрила глинистую
землю, посадила цветы, огурцы, редиску, салат. ‚се это надо было поливать, а
колодец неблизко. ‚ера шла по воду в пестром своем сарафане, с голубым
платочком на светлых уложенных волосах и сама была похожа на большой, не
очень изысканный, но веселый цветок. Њужчины, встречаЯ ее, улыбались
искренне, а женщины принужденно. Ћни уже зачислили ‚ерочку в категорию
"разлучниц" -- пронюхали, что ‹аричев из-- за нее оставил семью, и крепко
побаивались за своих мужей. Ђ она, полнаЯ любовью своей до краев, и
глЯдеть-то на этих мужей не хотела...
..."ЃеднаЯ Я, беднаЯ, -- говорила самой себе ‚ера Џлатоновна, сидЯ в
полудремоте у гроба, -- всю жизнь в разлучницах, и за что? џ ведь и не знала
тогда, что он женат. € потом -- целую жизнь ни на кого, ну ни на кого не
поглЯдела... Ћн, он один..." Ћт горЯщих свечей было жарко, мучительно жарко
щекам. •отелось лечь спать. Ќу вот, опЯть кто-то вошел, чего-то будут от нее
требовать, в чем-то обвинЯть. ЋставЯт ли ее когда-нибудь в покое?.. Ќет, это
мать с телеграммой...
-- Ћт ћры, -- сказала Ђнна ‘авишна. -- …дут с Ќаташей.
-- Џускай едут, -- вздохнула ‚ера. -- Џускай все едут. ‚се равно.
ћра был сын Ђлександра €вановича, Ќаташа -- его жена.

Ћднажды -- было это еще в зауральском поселке -- Ђлександр €ванович
получил письмо (откуда -- спрашивать не полагалось), два днЯ был озабочен,
пел в нос, барабанил пальцами по столу и наконец сказал:
-- ‚от в чем дело, ‚ерочка. Ђнна Џетровна, бывшаЯ моЯ жена, тЯжело
заболела, ее кладут в больницу. ‘ын ћра остаетсЯ один, без присмотра.
ЏридетсЯ нам с тобой временно взЯть его сюда.
-- Ќу, разумеетсЯ, -- сказала ‚ера, но неуверенно както. ‘ын ћра был
непонЯтен, чем-то даже страшен, как звено, свЯзывающее унечку с прежней
семьей, куда он о ужас! -- мог вернутьсЯ. ‘ын ћра... Ќовое, совсем уже
лишнее осложнение в до краев заполненной жизни. —то с ним делать? Љак
обращатьсЯ? Људа, наконец, уложить? ‚ столовой? Њысленно она уже ставила в
столовой лишнюю койку. Ќичего, если накрыть желтым...
-- Ћтлично. Ѓудем считать дело решенным. Љонечно, от тебЯ никто не
требует, чтобы ты разводила сантименты. ђебенок должен быть одет, умыт,
накормлен -- и только.
-- Џонимаю.
ћра приехал через несколько дней. ќто был большеглазый мальчик лет
шести- семи. “длиненное лицо, русые волосы, мЯгко спадающие на высокий
беленький лоб. —то-то в этом лице -- может быть, горчичнаЯ прелесть взглЯда
-- напоминало отца, но больше было другого, чуждого. ‚ера смотрела на
мальчика со смешанным чувством тЯготениЯ и отталкиваниЯ. ћра был робок, за
столом невоспитан, ел руками, мытьсЯ приучен не был... ‚ера пыталась его
разговорить -- он усмехалсЯ не по-детски криво, отвечал односложно: да, нет.
Љота, впрочем, погладил и ему улыбнулсЯ по- хорошему, показав молочно-белые,
крупные длЯ маленького рта, отцовские зубы. Љота звали Љузьма.
Џочему Љузьма? -- спросил ћра сипловатым голосом. -- ђазве Љузьма --
кошиное имЯ? -- Љонечно, кошиное. ’ы только послушай: Љузьма, ЉузЯ,
Љузема...
Љот лениво повернулсЯ, услыхав свое имЯ, поглЯдел презрительно
Янтарными глазами и уснул. Љот был необыкновенно ленив и ухитрЯлсЯ спать в
любом положении: возьмут его за задние ноги, он висит и спит...
-- ’ы посмотри, какой он ленивый, -- сказала ‚ера, прЯмо рекордсмен по
лени. “при его носом в стенку -- не отстранитсЯ, будет спать.
€ в самом деле, кот спал, уткнутый носом в стенку, в самой неподходЯщей
позе. ћра засмеЯлсЯ:
-- ђекордсмен по лени! џ раньше думал, что это Я. ‹ед между ћрой и
‚ерочкой слегка треснул. Ћкончательно он распалсЯ вечером, когда она,
укладываЯ мальчика спать, заметила, какие у него грЯзные маленькие ноги...
Ћна согрела воды, вымыла ћру в корыте. Ћн сопротивлЯлсЯ, стеснЯЯсь худенькой
своей наготы, по-мужицки закрываЯсь двумЯ руками. ‚ера прикрикнула:
—тобы у менЯ этих глупостей не было! —то Я, голых мальчиков не видела?
ћра оробел, опустил руки по швам и покорно дал себЯ выскоблить. ‹ег он
в постель чистый, тихий, розовый, весь утонув в унечкиной огромной рубашке
с трижды закатанными рукавами. ‚ера поцеловала его в лоб, ощутила миндальный
запах мыла и влажных волос и легонький укол в сердце, уже готовое любить
этого мальчика, чужого сына. ‚спомнилсЯ ей свой -- нерожденный,
неполюбленный... Њожет быть, этот послан ей взамен -- мало ли какие штуки
выкидывает судьба?
ћра трудно приживалсЯ в отцовском доме, но все же приживалсЯ --
отходил, оттаивал. Њальчик был сложный, вниманием не избалован, подолгу,
видно, недоедал, чем-то был напуган. Ѓыло у него что-то в прошлом неладное
-- какие-то товарищи, мучившие его и, может быть, вовлекшие во что-то
грЯзное... Ћн кричал по ночам, кого-то гнал, плакал, ругалсЯ плохими
словами, и глаза у него, если зажечь свет, были загнанные, как у львенка в
зоопарке. ‘традал непонЯтными страхами: боЯлсЯ солнца, боЯлсЯ форменной
фуражки, не мог привыкнуть видеть ее на отце. ‚ремЯ от времени на него
находили странные приступы: он как бы окаменевал, тупо уставившись в одну
точку; из этого состоЯниЯ его нельзЯ было вывести, и оно особенно пугало
‚еру (тЯжелаЯ болезнь матери была душевнаЯ). Ђ иногда он вдруг становилсЯ
обычным мальчиком своих лет -- бегал, смеЯлсЯ, играл с котом. Љот Љузьма был
нескончаемым источником удовольствий: его титаническаЯ лень, вычурные позы,
в которых он засыпал при любых обстоЯтельствах (например, на весах, когда
его взвешивали), его философское равнодушие к суете земной, скажем, к
бумажному бантику... ‚се это восхищало и забавлЯло ћру, словно бы он
отгораживалсЯ котом от своего прошлого, весь был тут и светилсЯ... € вдруг,
в разгаре игры, внезапным ударом -- молчание, тупость, пустой и враждебный
взглЯд...
ђазвитие у ћры было тоже странное, неровное. ‡апас представлений
довольно богатый. ‡нал множество слов, зачастую замысловатых, книжных. €
нарЯду с этим -- глухое невежество. Ќе мог сложить два и три. Ќе знал, в
какой стране живет, как его фамилиЯ. ЏрекраснаЯ памЯть: мог запомнить с
одного раза не только стихотворение -- длинный рассказ. Ђ ни одной буквы не
знал. ‚ера учила его читать; хитрый мальчишка притворЯлсЯ, что читает, а на
самом деле просто шпарил наизусть то, что однажды слышал... ‚ера билась с
ним, мучилась, но все ее стараниЯ шли без отклика, как будто в вату... €ной
раз она не спала по ночам, придумываЯ: как бы ей подобратьсЯ к ћре?
Ђ Ђлександр €ванович сыном не особенно интересовалсЯ. „нем приходил
домой только обедать, и к его трапезе мальчик не допускалсЯ: то был
свЯщенный ритуал домашнего уюта, красиво накрытого стола; и жена должна была
быть преданной, внимательной, улыбающейсЯ. ‚ечером, когда отец возвращалсЯ,
ћра обычно уже спал или из осторожности делал вид, что спит. ‚ выходные дни
Ђлександр €ванович читал, играл сам с собою в шахматы, а ћра старалсЯ не
попадатьсЯ ему на глаза. €зредка встречаЯ сына, ‹аричев спрашивал: "Љак
дела?" €, получив ответ "хорошо", вполне этим удовлетворЯлсЯ. Ћднажды
вечером, придЯ домой раньше обычного, ‹аричев застал ‚ерочку за
сентиментальным занЯтием: она укладывала ћру спать и целовала его на ночь.
Ђлександр €ванович скривилсЯ, как от кислого, поднЯл бровь и сказал: "Ќу,
это уже лишнее". ‘ тех пор ‚ера таила от него свою незаконную любовь, как
преступление. Ѓольше всего она боЯлась, что Ђнна Џетровна выздоровеет и
заберет сына.
‚еселаЯ, дружелюбнаЯ ‚ерочкина любовь делала исподволь свое дело. ћра
менЯлсЯ к лучшему. Ћн поздоровел, вырос, стал смешлив, даже проказлив, что
несказанно ее радовало. Ќаконец-- то выучил буквы и начал читать
по-настоЯщему. Ћбнаружил способности к рисованию. ‚ера купила ему карандаши,
краски, альбом и с материнской гордостью показывала его рисунки всем, кто
соглашалсЯ смотреть (унечке, разумеетсЯ, и не предлагала). ‚ альбоме больше
всего было портретов Љузьмы, который вдохновлЯл ћру, как ‘аскиЯ --
ђембрандта. ‚ общем, дело шло на лад: ћра, выросший, похорошевший, с милой
улыбкой на открытом лице, стал ей радостью, гордостью, помощником в доме, в
саду. ‘меЯсь, они пели вдвоем старый-- престарый романс про белую чайку
(особенно дорог был ей этот романс), и она рассказывала ћре про море (он
никогда не видел морЯ), про чаек (он их видел на —усовой) и про свою встречу
с Ђлександром €вановичем ("‚ это времЯ из-за камнЯ выходит человек, и это
был твой папа"...).
ћра уже прожил у нее больше года -- скоро ему должно было исполнитьсЯ
восемь лет. Џора в школу... ‚ера загодЯ закупила тетрадки в косую линейку,
пенал, ручку, резинку с зайцем... Ќаступит осень, и ее сын (он был ее сыном,
был!) пойдет в школу, принесет пЯтерку... —то там -- пЯтерку! Џусть двойку!
Ќо вот однажды вечером Ђлександр €ванович пришел мрачноватый -- брови
вместе -- и сказал:
-- ‘обирай ћрку. Ќа днЯх повезу его в интернат. …е словно ударило...
-- Љак? ‡ачем? Љакой интернат?
-- „лЯ сирот военнослужащих, в нашей же области. •лопотал, принЯли.
Њальчишка все равно что сирота. Њать неизвестно когда выйдет, и выйдет ли.
Џора его пристроить к делу. ‚се ‚се рисуночки, Љузьма, бабьи фокусы --
побоку. „олжен расти мужчиной. “словиЯ в интернате прекрасные -- дисциплина,
обучение -- все.
-- Ћн бы мог ходить в школу здесь, в поселке...
-- •ороша школа! “чителЯ сами не знают, чему учат.
-- џ бы ему помогала...
-- ‚оображаю. Ђ еще мог бы ему помогать Љузьма. -- џ...
-- ‚ерочка, вопрос решен. џсно?
-- џсно... ‚ общем, собирай мальчишку. Ћдежду вычисти, белье постирай,
носки перештопай. —ерез неделю Я сам отвезу его.
...Џоезд ушел. ‡а пыльным окном пропало бледное ћрино лицо. ’ак и не
успела толком попрощатьсЯ: мальчик, как всегда, дичилсЯ в присутствии отца.
ЋтвернулсЯ. ‡апомнилась пушистаЯ щека, нежное ухо, тонкаЯ шеЯ в белом
воротничке, но не взглЯд, взглЯда не было. “везли сына. ‚ голове все еще
стучали колеса, увозившие сына. Ћна села в казенную машину и поехала домой
степью, голой как стол. „ома было пусто, узенькую койку из столовой надо
было убрать. ‚ера стала на колени перед этой коечкой, опустила голову на
детскую подушку, пахнувшую миндальным мылом, и на несколько минут замерла.
Џотом встала и принЯлась за работу.
унечка вернулсЯ через неделю.

-- ‚ера, это ты?
Љто-то заглЯдывал в окно со двора. ЌевысокаЯ стройнаЯ женщина в
беретике, в детских туфлЯх... Ќеужто Њаша?
-- Њашенька! -- завопила ‚ера немузыкальным голосом и кинулась к двери.
€ точно -- Њаша! —удо чудное, диво дивное!
-- ‘ама приглашала, а сама не ждешь, -- смеЯсь, говорила Њаша. -- Ќу,
как, принимаешь гостью?
-- …ще спрашиваешь!
ЋбъЯтиЯ, поцелуи. Џоцелуи, объЯтиЯ. Љонца им нет. “ ‚еры -- слезы, у
Њаши -- нет, но тоже, видно, обрадована.
-- Љрасиво у тебЯ. -- ЌравитсЯ?
-- Ћчень нравитсЯ. ’олько, должно быть, массу времени это стоит.
‚ремени и сил. „уши.
"‹юбви, -- подумала ‚ера, -- про любовь не забудь".
-- Њашенька, раздевайсЯ, устраивайсЯ. ѓде твои вещи? ‚ещей был
крохотный чемодан, не чемодан даже -- баульчик. ‘таренький, потертый, с
испорченным замком, веревкой перевЯзанный, чтоб не открывалсЯ. ‚ера опЯть
прослезилась, глЯдЯ на ту веревочку, -- как похоже на Њашу! -- ‘пать будешь
здесь, в столовой. ЌравитсЯ тебе?
-- ‘лишком нравитсЯ. ‹учше все это не было бы так роскошно. џ к роскоши
не привыкла.
-- Ѓог с тобой, какаЯ роскошь? Ћбыкновенный уют.
-- Ћбыкновенный уют и есть самаЯ большаЯ роскошь. ...Ѓог ты мой, все та
же Њаша, и волос из уса торчит.
-- Ќу, садись же, рассказывай. Љак живешь?
-- Ќормально. ђаботаю как оглашеннаЯ. ‚ этом году оперировала грыжу,
делала две резекции желудка... Ѓез осложнений.
-- ‘ мужем не помирились?
-- —то ты! џ еще с ума не сошла.
-- ‡а другого не собираешьсЯ?
-- Џока нет.
-- ’олько пока?
-- „умаю, что вообще. ‘ошлась с женатым.
-- „а что ты?! -- ахнула ‚ера.
-- ‚от, так получилось.
-- ‹юбишь его?
-- “жасно.
-- Ѓольше всего на свете?
-- “гу.
-- € как же ты... Ќе стыдно тебе, что женатый?
-- Ќе стыдно.
...Ќу и Њаша. ’олько подумать: сошлась с женатым -- и ничего. „аже как
будто гордитсЯ. ќто еще надо усвоить...
-- —то же это мы с тобой: болтаем-болтаем, а тебе надо умытьсЯ с
дороги, переодетьсЯ, покушать...
-- ЏереодеватьсЯ мне не во что, умоюсь охотно, поем тоже.
Љакой-то у Њаши стал телеграфный стиль. ‚ера отвела ее в свою "ванную"
-- угол за перегородкой, где стоЯли тазы, ведра, кадки с водой, фикус, где
полно было пышных розовых полотенец, где даже висело зеркало.
"‘тародворЯнскаЯ обстановка", -- сказала Њаша.
-- ќто еще что! ‘коро мы настоЯщую ванну поставим, воду проведем,
канализацию. ‡десь у нас будет душ, а здесь -- смотри -- уборнаЯ. ‚ерно,
уютно?
-- Љак в "ѓранд-отеле".
‹ицо ‚ерочки сиЯло гордостью за свой дом, свои труды, будущий
водопровод, канализацию... Љогда Њаша умылась,
она накормила ее обедом, сокрушаЯсь, что не знала заранее, а то бы...
-- …да была прекрасна, -- сказала Њаша. -- Ќет, еда была прелестна.
-- Ќу, какаЯ это еда? ‚от завтра Я тебЯ накормлю настоЯщим обедом. ’ы
не знаешь, что такое настоЯщий обед?
-- ‡наю. ’от, которым ты менЯ накормила. ‘верх этого будет уже
безнравственно.
Џосле обеда ‚ерочка с Њашей снЯли туфли, завалились на супружескую
тахту, по уши в подушках, и начали болтать. ѓлавным образом про любовь --
вечнаЯ женскаЯ тема, никогда не иссЯкающаЯ. Њаша рассказала, как встретилась
с "женатым", как у них все получилось, как впервые поцеловались, что сказал
он и что она ответила...
-- Ђ как жена? -- спрашивала ‚ерочка.
-- Ћбыкновенно. †ена как жена. ‘уществует.
-- € он.... не хочет на тебе женитьсЯ?
-- •очет, да не может. ’ам не только жена, там дети.
-- „ети... Я и не знала.
-- ‚ том-то и горе. Ѓудущего у нас нет. Њы о нем и не заговариваем.
‹юбим друг друга -- и все.
-- ‘мелаЯ ты.
-- „а уж куда смелее. ‘овсем с ума сошла. ‡наешь, что Я затеЯла? ђодить
ребенка.
‚ера обомлела:
-- „а что ты?! ‚решь!
-- ЏровалитьсЯ мне на этом месте.
-- €... давно?
-- —етвертый месЯц. Ћтступать поздно. ђешение глупое, но принЯто
сознательно.
‚ера молчала.
-- Ќу, что молчишь? Њое дело пропащее. ’ы про себЯ расскажи.
‚ера рассказала про себЯ: как жила, какие были трудности быта, как ћру
воспитывала, как его полюбила, как пришлось его отдать...
-- ”ью, -- присвистнула Њаша совсем уже по-мальчишески, -- ну и с лешим
же ты себЯ свЯзала.
-- ‘ каким лешим? -- не понЯла ‚ера.
„а с твоим унчиком. ЌастоЯщий леший, и брови такие же. ‚ера обиделась:
-- Ѓрови у него прекрасные. ‘оболиные.
-- Џускай соболиные, и все-таки он леший.
-- Ќет, не леший.
-- Ќет, леший.
-- Ќе говори так. џ же его люблю. ’ы сама любишь, должна понЯть.
-- ‡наешь что? -- сказала Њаша ‘молина. -- џ сейчас поеду.
-- Људа? -- не понЯла ‚ера.
-- Ћбратно. Љ себе домой.
-- ’ы с ума сошла!
-- Ќичуть. џ приехала с тобой повидатьсЯ, а не с унчиком. Њне он
противен. ‚идеть его не хочу.
Њаша вскочила с тахты, надела ребЯчьи туфельки на маленькие ноги, взЯла
баульчик, плащ, помахала рукой.
-- Ќу, прощай, милаЯ, не огорчайсЯ, еще увидимсЯ. ‘пасибо за прекрасную
еду. Ќет, прелестную еду.
-- Ќеужели ты это серьезно?
-- ‚полне серьезно. –елуй и прощай. Џоцеловались. ‚ышли во двор.
-- „ай хоть провожу тебЯ.
-- Ќе провожай. џ на попутном.
‚ера, растерЯннаЯ, глЯдела Њаше вслед, что-то в ней рвалось, тЯнулось
за уходЯщей; так, говорЯт, домашние гуси хлопают крыльЯми, видЯ, как летЯт
дикие, -- хлопают, гогочут, тЯнут шеи... ‚от и в ‚ере все хлопало и
гоготало... ‹овкаЯ, небольшаЯ фигурка шла по дороге к станции. …е обогнал
грузовик, она помахала плащом, просЯсь на борт, грузовик остановилсЯ, Њаша
птицей вспорхнула на колесо, оттуда -- в кузов, а дальше все застлало
поднЯвшейсЯ пылью. “ехала...
‚ера вернулась в дом, прибрала тахту, взбила подушки. ‘ловно и не было
здесь никаких диких гусей... ‘ела шить -- унечке рубашку. вейную машину
недавно приобрели. ‘олнце село, в комнате стало темнеть, а она все шила да
шила. вы, как учила ее мать, проходила зубами -- ровнее ложились.
‚от и шаги на крыльце. Џришел Ђлександр €ванович, окликнул ее:
-- ‚ерочка? ‡десь ли ты, моЯ дорогаЯ?
-- џ здесь, -- сказала ‚ера и вышла ему навстречу.

—асы тикают, а времЯ идет... ‚от уже десЯть лет, как они женаты. ‚ера
пополнела, раздалась в плечах и бедрах, но все так же светла лицом,
незабудками глаз, все так же мило, картавым хвостиком, заканчивает свое "р".
Ђлександр €ванович, унечка, постарел немного, голова, сжатаЯ с боков,
кажетсЯ выше, строже, виски поседели, разлохматились соболиные брови. „етей
у них нет, так с того разу и не было. ‚ера теперь и не жалеет, что нет
ребенка, -- при такой жизни, в разъездах да хлопотах, был бы он ни к чему. Ђ
судьба тем временем все гонЯет их из краЯ в край, из степи в город, из
города в тундру, из тундры на сопки, на острова, и везде надо устраиватьсЯ,
обрастать бытом, жить. ‚ера всему выучилась, за неделю ухитрЯлась прижитьсЯ,
обставитьсЯ, обзавестись. Ќаучилась укладыватьсЯ в дорогу, отбирать самое
нужное, без сожалениЯ расставатьсЯ с лишним, на новом месте одной
салфеточкой на столе, одной веткой в вазе создать дом. ‚езде, куда ни
забросит судьба, Ђлександр €ванович ‹аричев на хорошем счету -- командир
строгий, толковый, разумно требовательный. „ел у него выше головы, а времЯ
сложное, повсюду шпионы, вредители -- долго ли попасть в беду? Ќо судьба
пока что милует ‹аричева, как-то обходит он опасные точки, хотЯ и с риском
длЯ головы... €ной раз придет домой и молчит, слова не скажет. ‚ера его ни о
чем не расспрашивает, стараетсЯ без слов, одним своим веселым, ненавЯзчивым
присутствием отвлечь его, развлечь... Ќе всегда, ох не всегда это ей
удаетсЯ. ‘пЯт они теперь на разных кроватЯх, если квартирные условиЯ
позволЯют. Ћдин только раз намекнул Ђлександр €ванович, что не выспалсЯ, --
‚ера сразу понЯла намек, оборудовала себе ложе в соседней комнате, не
обижалась, не дулась. —еловек немолодой, может быть, ему не до этого. Ђ
хотелось любви -- ничего не скажешь... €ной раз унечка по две недели, по
месЯцу к ней не приходил. ‡ато уж когда приходил, все было по-прежнему.
Љаждый раз -- как первый.
‚ сущности, ‚ере, как и многим женщинам, не так уж нужна была любовь в
узком, буквальном смысле. Ќужны ей были аксессуары любви: слова, цветы,
комплименты, клЯтвы. Ќе скрытое, подразумеваемое, а открытое, словами
выраженное обожание. ‚ свое времЯ именно словами унечка ее покорил. Ќа
слова он не скупилсЯ и теперь, но только в минуты близости. Ђ как это бывало
редко... ‚ерочка без слов высыхала, как цветок без воды. Љ счастью, она была
умна и понимала: ни один мужчина не может много лет подрЯд говорить,
говорить слова одной и той же женщине. ‘кажи спасибо, что хоть изредка он их
тебе говорит...
Ђ времени свободного бывало довольно много -- за эти годы ‚ера
научилась все делать толково, складно, дела у нее были упакованы плотно, как
вещи в чемодане. ‚ свободное времЯ она много читала, перечла всю классику
(совсем поновому, не по-- школьному, а длЯ души). ‡а современной литературой
тоже следила, выписывала два журнала, читала охотней всего про любовь, но и
публицистику тоже проглЯдывала. Ћчень падка была на юмор: иной раз, сидЯ за
книжкой, принималась смеЯтьсЯ, как заведеннаЯ. € у самой был дар подмечать и
описывать смешное; он проЯвлЯлсЯ главным образом в письмах, которых она
писала великое множество. Џересыпанные запЯтыми, живые, веселые. ‚ них она
описывала свой сад, где каждый подснежник расцветал по-своему, новую чудную
блузку, неожиданную встречу на улице, своих соседей с женами (сериЯ
портретов), происшествиЯ в гарнизоне... "—ерт возьми, ‚ерка, да у тебЯ же
талант! -- писала ей Њаша. -- ’вои письма непременно надо печатать!" —итаЯ,
‚ера только посмеивалась смущенно. ‘мех смехом, а она и в самом деле
чувствовала в себе что-то вроде горЯчей точки, разгоравшейсЯ, когда она
бралась за перо. Ћднажды она до того расхрабрилась, что отнесла небольшую
заметку, на тему о бытовых неустройствах, в редакцию местной газеты. ‡аметка
получилась и в самом деле смешнаЯ, ‚ере самой нравилась. ‚ редакции ее
прочли, посмеЯлись, одобрили, но не напечатали: "Њало пафоса, мелкотемье".
‚ера больше литературных попыток не возобновлЯла и только боЯлась, как бы не
узнал обо всем случившемсЯ унечка. € все-таки что-то сосало внутри.
‚ременами ей становилось неопределенно-тоскливо: вот десЯть лет прошло, и
еще десЯть пройдет, и что? ‚се то же: уют, пирожки, торшеры, а любви все
меньше, кончаетсЯ любовь. ’Януло ее к какому-то не домашнему, внешнему делу,
где гулЯют сквознЯки жизни. Ћднажды -- жили они тогда в областном городе --
смертно захотелось ей пойти работать. € место уже подыскала: секретарем
редакции. Ќо унечка не позволил:
-- ѓлупости затеЯла. ’вое дело -- дом, семьЯ. ЌавидалсЯ Я этих
работающих жен. Ћна -- развлекаетсЯ, а он заброшен, сам себе трусы стирает.
Ќет уж, моЯ дорогаЯ, у нас с тобой так не будет.
-- унечка, честное слово: Я со всем справлюсь, и с работой, и с домом!
џ же сильнаЯ! Ќу, попробуй!
-- ‘казал: нет.
’ак он все чаще начал ее обрывать: "‘казал: нет", -- и разговор кончен.
Ђ тут скоро их из областного города перевели опЯть в захолустье, а там
работать -- и хотела бы, а негде.
‚ера тайком купила гитару и кой-как, по самоучителю, выучилась играть.
Џри унечке стеснЯлась: однажды сказал он, что нет у нее слуха. ’олько и
похвалил он ее один раз, самый первый, когда пела про чайку...
„а, давно это было. €дут годы, идут...
€ кот -- война.
Ћна застала их в Ѓелоруссии, в одном из малых городов близ границы.
“тром проревели над городом немецкие самолеты, сбросили бомбы, закричала
дико, грозЯ кулаками небу, мать убитого ребенка, и всЯ жизнь перевернулась:
война.
Ђлександр €ванович зашел домой на минуту -- подтЯнутый, строгий, скрипЯ
сапогами, ремнЯми, всей выправкой скрипЯ.
‚ерочка, Я ухожу. ’ебе надо уезжать. ЏробирайсЯ всеми средствами к
маме. Ѓуду писать на ее адрес. „о вокзала подбросит тебЯ машина, обратись к
начальнику станции, он предупрежден. ‚ещей не бери, все равно не сохранишь,
только самое необходимое. Ќу, будь здорова, роднаЯ.
-- унечка, не оставлЯй менЯ, возьми с собой. џ не помешаю, возьми
менЯ, только возьми!
-- ‘казал -- и все. Ќу, ни пуха тебе, ни пера. Џоцеловал в губы, снЯл
ее руки со своей шеи и вышагнул бодрыми шагами навстречу войне, жизни, своей
судьбе.
...‚идавшаЯ виды "эмка" подбросила ‚еру к поезду длинному эшелону,
полному женщин, детей, стариков и старух; все это толпилось, волновалось,
плакало... Ќачальник станции переспросил: "‹аричева?" -- и сам посадил ее в
вагон. ‚прочем, не "посадил", "поставил" -- в вагоне можно было только
стоЯть; ноги, ноги, ноги свисали с верхних полок. —емодан с вещами тоже
поместилсЯ и встал рЯдом с нею, что было странно: жизнь потерЯла реальность,
чемоданы были в ней ни к чему, и призрачным был весь эшелон с этими сверху
свисающими, как бы разваренными ногами, и странной была сверкающаЯ белаЯ
улыбка на черном от копоти лице начальника станции... Љак будто он смеЯлсЯ
какой-то своей, отдельной, сумасшедшей радости... Ќа самом деле он просто
смертельно устал и, заносЯ ногу длЯ очередного шага, не знал, как ее
опустить на землю...
Ђ дальше -- дорога, долгаЯ, мучительнаЯ, часто опаснаЯ. Џлакали грудные
дети, хором откликаЯсь на взрывы падающих бомб. ќшелон останавливали,
пассажиры выбегали и ложились вниз лицом в богатые травы, пахнувшие росой.
‚ставали живые, лежать оставались убитые, раненых втаскивали в эшелон. Ѓелье
из ‚ериного чемодана разорвали на бинты, а там потерЯлсЯ и сам чемодан. Ќа
одной станции пришел начальник поезда, объЯвил пассажирам, что путь впереди
разрушен, дальше эшелон не пойдет, и предложил каждому добиратьсЯ, куда ему
нужно, своими силами. •ромаЯ чернаЯ старуха с двумЯ детьми закричала
исступленно: "Ќикуда Я не пойду, паразит чертов, корми менЯ с ними, с
обоими". Ћн вежливо сказал ей: "Џройдемте, гражданка", -- взЯл на руки
младшего из ребЯт, другого-за ручку и увел обоих из вагона; старуха с
проклЯтиЯми поспешала следом. Џассажиры, толпЯсь и толкаЯсь, осаждали
машины; ‚ера очутилась в каком-то грузовике, куда ее, крЯкнув от натуги,
подсадил рослый железнодорожник. ‚ руках у нее была чудом уцелевшаЯ сумочка
с документами и деньгами, которые, впрочем, в этой обстановке были ценностью
сомнительной... Њашина направлЯлась на юго-восток, а где-то в том же
направлении, по ‚ериным расчетам, должен был находитьсЯ и пока
благоденствовать приморский город, ее родина, с летЯщими по ветру красными
фестонами полотнЯных маркиз. Ћказалось, машина идет не туда вовсе -- и снова
был поезд, и ссаживаниЯ, и борьба, и упрашиваниЯ, и даже женские улыбки на
запыленных, измученных лицах.
‚ера тоже улыбалась женской улыбкой, и ее иной раз пускали... „еньги
потерЯли всЯкую цену -- за буханку хлеба она отдала кольцо... € все же, все
же она доехала, она стоит, пыльнаЯ и оборваннаЯ, в родной хатке, обнимаЯ
мать, котораЯ постарела, извелась, но еще узнаваема, еще темноглаза, еще
бодра. Њать теперь одна: †енЯ еще в прошлом году вышла замуж и уехала в
ђигу, а теперь нет вестей. “жик воюет... ’олько они с матерью остались
вдвоем, обнЯлись и плачут...
-- Џисем не было? -- спрашивает ‚ера. ’олько телеграммы.
-- Ћт кого, от кого телеграммы? -- мучитсЯ она, не умеет спросить.
’олько зачем здесь гроб?
‚ера медленно приходит в себЯ. Њать уводит ее и укладывает в постель.
‡асыпает она мгновенно и спит до утра без снов.

Ќикогда еще Ђнна ‘авишна не была так близка со старшей дочерью, как в
то военное времЯ. Џрежде она больше любила †еню. ’еперь ‚ера стала ей
опорой, радостью.
…сть люди, как планеты, светЯщие отраженным светом. € есть люди, как
звезды, -- у них собственный свет. ’акие люди редки, а ‚ера как раз и была
человек- звезда.
Ќикогда не унывала это само собой. Ѓольше: из любых обстоЯтельств умела
сделать шутку, спектакль. †ить было не на что, питались чем попало. Љакие-то
обсевки мучные сохранились на дне мешка, их смешивали с лебедой и пекли
лепешки. ‡а зеленоватый оттенок ‚ера их называла: "Њои изумруды". Ђ когда в
огороде поспела свекла и стало из чего варить борщ, "изумруды" сменились
"рубинами"... Ђ там ‚ера поступила кастелЯншей в военный госпиталь, стала
приносить зарплату, а главное, паек, и это было уже процветание.
-- Њы процветаем с тобой, мамочка, правда?
-- Џравда, дочка, правда, -- улыбалась Ђнна ‘авишна, умиленно узнаваЯ в
дочери отца, Џлатона Ѓутова. ’олько тот был не деловой, а ‚ерочка --
деловаЯ.
‚ госпитале ей работалось хорошо, хоть и угнетала материальнаЯ
ответственность. ЃельЯ много, за всем не углЯдишь. Љогда пропадали вещи,
‚ера огорчалась, но ненадолго; бывает такой летний день: не в силах
нахмуритьсЯ.
Ћт унечки писем не было, это ее тревожило, но неунывание опЯть-таки
побеждало: верила, что жив, вернетсЯ. ‚ госпитале заводились у нее
поклонники: сам главный был крепко неравнодушен. €дет ‚ера на работу, а он
-- петушком, петушком:
-- „оброе утро, ‚ера Џлатоновна. ЉакаЯ у вас улыбка прелестнаЯ. ‘ами
вы, как доброе утро.
‚ерочка улыбаетсЯ всеми белыми своими зубами, голубыми глазами,
светлыми кудрЯшками-перманентом (остриглась, сделала завивку, при унечке не
посмела бы...). € каждый человек, на которого эта улыбка падает, становитсЯ
сразу добрей, веселей. ’ак ее и зовут на работе: "‚ерочка -- доброе утро".
€ вдруг -- неожиданнаЯ встреча, прЯмо подарок судьбы. Џришла в хирургию
со стопкой бельЯ, а там -- новаЯ врачиха, небольшаЯ, светлоглазаЯ, кудрЯваЯ,
не первой молодости, но с Ямочками на щеках. ‚ера вглЯделась и ахнула:
-- Њаша!
-- ‚ерка! -- заорала Њаша. -- —ерт тебЯ возьми, ну и огромнаЯ ты стала!
ѓлазам не верю. Џодымите мне веки...
€ ну -- обниматьсЯ. € целоватьсЯ вовсю, благо у обеих губы не крашены.
Љое-как, среди объЯтий и ликованиЯ, расспросили друг друга: кто и как
живет? Њаша -- военврач, сюда попала случайно, по назначению. †ивет одна с
сыном. ‡амуж не вышла. ‘ыну уже девЯть, большой парень.
-- Ђ где же тот... женатый?
-- Џропал в мути жизни. Ђ ты все еще со своим унчиком?
-- Ћн воюет, -- серьезно ответила ‚ера. -- Џисем нет.
-- Ђ, -- неопределенно, но уважительно сказала Њаша.
-- †ивешь-то где?
-- “гол снимаю. Џустили нас с ‚овкой. ‘пим на одной койке, велик,
брыкаетсЯ. Ђ так -- ничего. ѓлавное, работы много.
-- Ќу, вот что Я тебе скажу, -- заЯвила ‚ера. -- Ѓрось этот свой угол.
Ѓудешь жить у менЯ. ‘егоднЯ же переезжай. ‘лышишь?
-- ‘лышу, безумнаЯ, дай опомнитьсЯ. ‘нова смех и объЯтиЯ.
‚ечером зашли на квартиру к Њаше, где она снимала угол. ‚ комнате --
три койки и раскладушка. Ќа раскладушке сидел старый дед, перебираЯ крупу, а
на угловой койке -- тоненький мальчик, похожий на Њашу, только сейчас уже
выше ее, что стало видно, когда он встал и вытЯнулсЯ. Ќа голове богатой
шапкой -- светлые кудри. ‘пинка -- прЯмаЯ, статнаЯ, гордаЯ, на матовых щеках
-- множество родинок. ѓлаза зеленые, полные озорного, критического весельЯ.
Љрасивый мальчик...
-- Њама, есть подкрепление? -- спросил он.
-- …сть, есть.
Њаша вынула из противогаза ломоть хлеба и дала его мальчику. Ћн так и
впилсЯ в него зубами, до самого носа ушел в кусок. ‚ера и Њаша с уважением
смотрели, как он ест. Ќе пустое дело...
Љогда ломоть был съеден до последней крошки, подобранной с одеЯла,
мальчик обратил внимание на гостью и поглЯдел на нее с вежливым
любопытством.
-- ‚ова, -- сказала она, -- собирайсЯ, поедешь с мамой жить ко мне.
Њальчик глЯдел на нее во все глаза. Ћни были не совсем зеленые, скорей
серые, зелеными казались от иронии.
-- Ќу, как ты на это смотришь? -- спросила Њаша.
-- Џоложительно, -- ответил мальчик.
—аса через два они со всем скарбом (а его у Њаши набралось-- таки
достаточно, несмотрЯ на ее нелюбовь к вещам) вошли в хату над обрывом.
-- Њама, -- сказала ‚ера, -- это Њаша ‘молина, моЯ самаЯ большаЯ
подруга, а это ее сынок ‚ова. Ћни будут у нас жить.
Ќадо отдать справедливость Ђнне ‘авишне: она не удивилась, ничего не
спросила. ‘казала только: „оброму гостю хозЯин рад.

Ђ жили! Љак они прекрасно и радостно жили, несмотрЯ на трудности, на
войну. Љое-как разместились. ‚овке сначала вместо кровати поставили
расписной сундук с жар-птицами и богатырЯми ("Љакое-то королевское ложе", --
сказал он не без удовольствиЯ), накрыв его сверху периной. Ќо мальчик,
деЯтельный и ночью, имел обыкновение видеть воинственные сны, сползал вместе
с периной на пол. Џоэтому решили, что будет спать на полу сразу, без
пересадки. Ђ ‚ера с Њашей спали в одной кровати, валетом; Њаша-то была
невелика, много места не занимала, ‚ерочкины же большие, веселые ноги
доставали до самого изголовьЯ; по утрам, просыпаЯсь, Њаша их приветствовала:
"‡дравствуйте, ножки! Љак спалось?" Џо поводу этих ножек, размер сороковой,
было у них много смеху: рассказывали сказку про "‡олушку наоборот",
потерЯвшую хрустальный башмачок, который был велик всем девушкам в
королевстве. “тром Њаша с ‚ерой уходили в госпиталь, а ‚овка -- в школу. ‚
военное времЯ ученьем не переобременЯли. ‚ернувшись, ‚овка хозЯйничал вместе
с Ђнной ‘авишной, щепал лучину длЯ самовара и между делом иронически ее
просвещал. ‚прочем, любил ее от души, называл "бабулЯ". Ђнна ‘авишна тоже
его полюбила: чем-то он напоминал ей “жика -- верткой худобой, шутейными
танцами (исполнЯл не без грации "танец обезьЯны", прихлопываЯ себЯ ладонью
сверху по кудрЯвой макушке). Љонечно, сходство было неполное: “жик был
черен, ‚овка -- белокур, но это Ђнне ‘авишне не мешало ощущать его
продолжением “жика... Ћдно было горе -- ‚овка все времЯ хотел есть, и
накормить его досыта было вообще невозможно. ‚ерочка с Њашей приносили из
госпиталЯ все, что могли: хлеб, кашу, суп, -- он все съедал и все равно был
голодный!
-- Џослушай, -- сверкала на него глазами Њаша, -- это уже
распущенность! …л? …л! Ѓольше других? Ѓольше других! Џочему другие не
голодные, а ты голодный?
-- Ћсобенность организма, -- с деланной скромностью отвечал ‚овка. --
—еловек не отвечает за свой организм.
-- џ тебе покажу организм! -- сердилась Њаша. -- џ вот тебе надаю по
организму!
-- ђебенок растет, -- вступалась Ђнна ‘авишна, -- ему вдвое больше
против взрослого надо.
-- Ѓраво, бабулЯ! -- кричал ‚овка и кидалсЯ ее целовать. Ћна
отбивалась.
-- Ћт поцелуЯ уста не завЯнут! -- кричал он из какой-то оперы...
‘ловом, жили голодно, но весело. Љогда перепадала какаЯнибудь шальнаЯ
выдача, устраивали "пир ‘оломона" -- жарили коржики на коноплЯном масле, чуЯ
запах жареного, поводили носами. ‡а столом ‚ера подкидывала ‚овке коржик за
коржиком, а он все не насыщалсЯ. €ногда она даже сердилась:
-- €род ты, наказание мое! Ѓудешь ты когда-нибудь сыт?
-- Ќикогда! -- отвечал ‚овка.
...Њаша с ‚ерой жили как самые близкие родные, как сестры, и все у них
было общее: и постель, и зарплата, и пайки, и сын, и бабушка... € общаЯ
работа в госпитале, порой тЯжелаЯ, но и отраднаЯ. Њаша, всегда жаднаЯ до
операций, в мирное времЯ хватавшаЯсЯ за каждую возможность резать, теперь,
кажетсЯ, была сыта по горло. Ћднажды ночью, на дежурстве, ее разбудили,
позвали оперировать. "‘пасибо, Я больше не хочу", -- сказала она спросонок.
‘меху было...
‚се было бы ничего, если бы не положение на фронтах. ”ронт надвигалсЯ
неотвратимо, наши оставлЯли за городом город, и скоро могла прийти очередь
большого приморского города с хатой над обрывом, с чайками и ласточками, со
свеклой в огороде, с призраком благополучиЯ... ‘начала ползли слухи, их
опровергали как провокационные, а потом внезапно, без предупреждениЯ, в
госпитале объЯвили эвакуацию...
’Яжелым был этот день. …хать -- не ехать, вопроса не было: Њаша --
военнослужащаЯ, при своей части, а ‚ера, естественно, с ней. ђазумелось без
слов, что поедет и Ђнна ‘авишна. Ќо она неожиданно отказалась:
-- Ќет, девушки, не поеду. ‡десь жила с мужем, с Џлатоном ‚асильевичем,
здесь его схоронила, здесь и помру...
-- Њама, зачем тебе умирать? ’ы у нас еще молодаЯ... -- Ђ не помру, еще
лучше. џ, может, по своей молодости
замуж собралась...
’ак и не поехала. ‚ера догадывалась, в чем дело: в представлении Ђнны
‘авишны, пока кто-то тут еще оставалсЯ, был дом, было место, куда могли
прийти письма от †ени, от “жика, от Ђлександра €вановича... Ѓыло место, куда
все они могли, при случае, вернутьсЯ...

ѓоспиталь эвакуировалсЯ на “рал. ‘ердце рвалось, когда прощались с
матерью, -- и у нее, и у них. ‘колько в жизни прощаний, и все -- на
вокзалах, и каждый раз, рыдаЯ, кричит паровоз, и кажетсЯ: кончено; но нет --
не кончено. ‚ступают новые заботы, жизнь колесом начинает вертетьсЯ, и ты в
том колесе, как белка, скачешь- скачешь, бежишь-бежишь... Ђ там, смотришь, и
жизнь прошла. Џостой, поглЯди, обернись: ты ведь не жил! Људа там...
Џоезд вез раненых, бельЯ не хватало, прачек не было, состав грохотал,
паровоз дышал сажей, черные крупицы летели в окна, пачкаЯ, опЯть же,
белье... ‘тирать -- а где? Љорыт нет, воды не хватает... €змучилась ‚ера за
дорогу.
Џриехали к новому месту работы. Њаша с ‚ерочкой опЯть поселились
вместе. „али им небольшую комнатку, бывшую кладовую, при госпитале: тут
работаем, тут и живем. †или ничего, боролись с трудностЯми. ‚овка подрастал,
уже подрабатывал, монтерил. Ћн вообще любил ручную работу, стрЯпал, как
заправскаЯ кухарка, -- было бы из чего. ‚ общем, жили -- не унывали.
-- ‘лушай, ‚ера, -- сказала однажды Њаша. -- ‡наешь, Я опЯть
забеременела.
-- Ѓоже мой! ќтого еще не хватало! Ћт кого же?
-- ќто не важно. ‚ общем, человек. Ќе принц “эльский.
-- Ќу, допустим, не принц. ЊенЯ интересует... Ќу, насколько серьезны у
вас отношениЯ.
-- Ђ нинасколько. Ћтношений как таковых у нас нет.
-- Ђ как же тогда...
-- Ђ вот так. ’емперамент, и все. ’ы счастливаЯ, у тебЯ нет
темперамента.
-- “ менЯ есть, -- сказала ‚ера и, как в юности, залилась краской через
шею к плечам. -- ’ы забыла, Я люблю своего мужа.
-- ‚ерно, забыла! Ќо, знаешь, тот темперамент, о котором можно забыть,
вовсе и не темперамент...
’ут вошел ‚овка, разговор пришлось прервать. Ќочью, когда мальчик уже
заснул, ‚ера и Њаша шептались (на этот раз они легли не валетом, а голова к
голове):
-- ’ак как же ты будешь?
-- ’ак и буду. Љак все.
Њожет быть, еще не поздно?
-- Џоздно. Џодвело военное времЯ. Ќет и нет, ни у кого нет. Ђ
спохватилась -- поздно. Ќе везет чижику.
-- Ѓедный чижик.
-- Ќичего, Я еще почирикаю.
—ирикала-то Њаша чирикала, а времЯ шло. “ нее стала менЯтьсЯ фигура,
юбки не сходились в поЯсе. ‚ера давала ей свои, подвернув подол на целую
ладонь. ‚овка ничего не замечал. Ћн жил своей фантастической жизнью
подростка: марки, стеклышки, астрономический кружок... ’акие мелочи, как
двойки или, скажем, фигура матери, его не интересовали.
-- € все-таки его надо ввести в курс дела, -- сказала Њаша. -- Ќе знаю,
как к нему и подступитьсЯ...
-- •очешь, Я ему скажу? -- предложила ‚ера.
-- Ѓудь ангелом, скажи.
‚ера улучила минуту. ‚овка был трудноуловим сейчас весь в своих делах.
…сли не ест, то занЯт. ‚се же она его изловила.
-- ‚овус, -- сказала она, -- ты любишь маленьких детей? Ћн удивленно на
нее посмотрел:
-- Ќикогда об этом не задумывалсЯ.
-- Ђ ты задумайсЯ.
‚овка честно попробовал и сказал:
-- Ќичего не выходит.
-- †аль. Ђ что бы ты сказал, если б у нас в семье вдруг поЯвилсЯ
маленький ребенок? ‚овка ужасно покраснел:
-- “ тебЯ, что ли, он родитсЯ? ‚ера тоже покраснела:
-- ќто не важно. “ менЯ, не у менЯ, какаЯ разница? ‚ажно, как ты
примешь этого ребенка?
-- ‚еликодушно, -- ответил ‚овус.

ђебенок -- девочка -- родилсЯ в конце зимы. Ќазвали ее ‚икторией. ’огда
детей называли: ‚иктор, ‚икториЯ. ‚ честь победы, котораЯ уже
приближалась...
‚ера привезла из родильного дома Њашу с дочкой. Ќикогда она еще не
видела новорожденных и даже боЯлась этого. Њаша развернула ребенка: ’ы
посмотри, ‚ера, до чего хороша! ‚ика, ‚икочка...
‚ика лежала поперек койки и тупо ворочала лысой головенкой. Ќа затылке,
у еле обозначенной шеи, кудрЯвилсЯ темный пушок. ѓлазки-щелочки чуть видны
из-под припухших век. Ђ тонкие красные пальчики, в каких-то беловатых
клочьЯх, словно пушинках слипшейсЯ ваты, шевелЯтсЯ судорожно, паучьими
движениЯми, хватаЯсь за край пеленки, в поисках, может быть, избавлениЯ от
этой напасти, именуемой жизнью... ‚от открылсЯ беззубый рот, непомерно
большой и скошенный, и оттуда послышалсЯ даже не писк -- шип...
‚ера ужаснулась в душе, но взЯла себЯ в руки и сказала, что ребенок
очень хорош. ‚овка стоЯл у окна полуотвернувшись и, согласно обещанию, был
великодушен...
€ вот в комнатушке, бывшей кладовой, где и прежде-то повернутьсЯ было
негде, поЯвилась новаЯ жилица и всю ее заполнила собой. ‘пала она в бельевой
корзине, завернутаЯ в пеленки из списанного госпитального бельЯ. ‘коро
обрела голос и заЯвлЯла о себе громогласно, особенно по ночам. Љорзина
стоЯла на двух табуретах у Њашиного с ‚ерой общего ложа. Њаша-то крепко
спала, а у ‚ерочки сон был чуткий. Ћна просыпалась, толкала подругу:
-- ЋпЯть плачет...
Њаша бормотала невнЯтное.
-- Њать ты или зверь? ђебенок плачет, а она спит. ‚ера вставала на
колени, перелезала через Њашу, брала
‚ику на руки, если надо, перепеленывала. Њаша спала, ‚овка спал, а она,
с ребенком на руках, ходила взад и вперед по маленькому кусочку пола и
мурлыкала вполголоса:
‚от вспыхнуло утро, ђумЯнЯтсЯ воды...
‘коро они с Њашей вообще поменЯлись местами на кровати. ’еперь,
заслышав ‚икино покрЯхтывание, готовое перейти в крик, ‚ера сразу
просовывала руку в корзину, под ворсистое одеЯльце (тоже из госпитальных,
списанных) и начинала успокоительно похлопывать ‚ику по тощему задику.
ђебенок крЯхтел-крЯхтел, всхныкивал и, не раскричавшись, засыпал. Ђ ‚ера не
спала, не вынимала руки из корзины: от скудного ребЯчьего тельца по руке
вверх к сердцу шло умиление...
Џостепенно ‚ика росла, белела, крепла, и ручки у нее были уже не
красные, судорожные, а просто тоненькие, детские ручки, на которых при
большом желании можно было разглЯдеть даже Ямочки. ‘транными оставались
только глаза: непомерно большие, загадочно серые, откуда-то из другого мира.
Џеленали ее теперь уже не по плечи, а только до поЯса, и спала она, закинув
ручки вольно и мЯгко по обе стороны маленького лица.
’ем временем кончилсЯ Њашин декретный отпуск. Ћна взЯла очередной,
кончилсЯ и этот -- взЯла за свой счет, начальство шло навстречу, но больше
тЯнуть было невозможно. ђешили отдать ‚ику в Ясли. „евочка была уже большаЯ,
умнаЯ. ”изически она, как почти все военные дети, развивалась плохо: уже
давно было пора сидеть, а она все лежала. Ќо именно потому, что она лежала,
в ней поражал какой-то недетский, даже не взрослый -- старческий ум. Џри
слове "Ясли" она настораживалась, морщилась, а на глазах скапливались, не
проливаЯсь, крупные слезы. € недаром: Ясли ей не понравились. Џопав туда,
она сразу же начинала орать и орала, видимо, целый день, потому что нЯнечки,
ко всему привыкшие, называли ее "‚сего света крикса". Љогда ‚ера за ней
приходила, она цеплЯлась за ее плечи, руки, приникала к ее лицу нежномокрой
щекой и вздрагивала, икала, переставаЯ плакать. —ерез несколько дней она
заболела. Њаша взЯла бюллетень по уходу на три днЯ, больше трех не давали...
Ћбходились кой-как, ‚овку не пускали в школу, и он, с трудом сохранЯЯ
великодушие, нЯнчил девочку, пеленал, шлепал:
-- ЋпЯть ты ведешь себЯ неэтично.
Ђ зима на “рале страшнаЯ, злобнаЯ. ‚ику уносили в Ясли, закутав
наподобие кочана капусты. ‘квозь щель, оставленную длЯ дыханиЯ, слышалсЯ
умный, сварливый крик. Ћн продолжалсЯ и в ЯслЯх, и по пути домой. Ђ щель в
одеЯле обрастала инеем. —ерез два-три днЯ ‚ика заболевала. Њаша брала
бюллетень, и так далее...
-- ‡наешь что, Њаша, -- сказала однажды ‚ера, -- больше так жить
нельзЯ. ‚ику из Ясель надо забрать. ђебенок не приспособлен к общественному
воспитанию.
-- Ђ кто же с ней будет сидеть?
-- ЏридетсЯ мне. €з нас двоих одна должна быть вроде как отцом,
кормильцем семьи, а другаЯ -- матерью, хозЯйкой. Љому быть хозЯйкой? Ќе тебе
ли? -- Ќу нет. Љ тому же Я военнообЯзаннаЯ. -- ‚от видишь.
-- ‚ера, Я не могу принЯть такой жертвы. ‹ишить тебЯ работы, людского
общества, наконец, карьеры.
-- Љарьера моЯ блестЯщаЯ, что и говорить. €з завхозов прЯмо в наркомы.
-- Ђ что? ’ы и создана, чтобы быть наркомом. “ тебЯ прЯмо-- таки
административный талант.
-- ЏридетсЯ мой талант временно зарыть в землю...
Џросто и весело, как все делала в жизни, ‚ера уволилась с работы.
ѓлавный из себЯ выходил, терЯЯ такого завхоза, но ‚ера его уломала. ’еперь
она сидела дома, варила смеси длЯ ‚ики, радовалась ее улыбкам, первому зубу,
первым, еще невнЯтным, булькающим словам... „евочка начинала уже садитьсЯ;
‚ера протЯгивала ей два указательных пальца, и ‚ика, цеплЯЯсь за них, всЯ
краснаЯ от натуги, совершала очередной подвиг...
‘ ‚овкой (‚овусом) ‚ера жила душа в душу -- кормила его, бранила,
воспитывала -- он охотно шел ей навстречу, воспитывалсЯ. ‘ матерью его
роднил и разобщал взбалмошный, вскидчивый нрав: тетЯ ‚ера была совсем на
него не похожа, тем и хороша. “прек у нее был со смехом, и похвала -- со
смехом, и милое имЯ "‚овус".
Њатериально им стало труднее (отпал ‚ерин паек). …ды не хватало,
кого-то надо было ограничить, но не Њашу же ограничивать, работницу, главу
семьи? Ќе ‚овку? Ќе ‚ику же? ‚ера решительно ограничила саму себЯ. —ерез
некоторое времЯ она могла наблюдать "косметический эффект альтруизма", как
сама себе говорила (‚ера умела шутить и наедине с собой). Ћна стала совсем
худой и стройной, попрежнему ширококостой (куда же она, кость, денетсЯ?), но
даже ноги, эти вечные толстые ноги, угнетавшие ее всю жизнь -- ими ее
дразнили в школе, ими она до слез огорчалась в юности (о господи, дай мне,
дай мне тонкие ноги!), -- даже эти ноги подались и построители необычайно.
‚ытЯгиваЯ перед собой похудевшую ногу, она думала: "Ђ понравитсЯ ли такаЯ
нога унечке?" -- и сердце у нее замирало. унечка любил ее ноги, любил,
став на колени, прижатьсЯ лицом и, наконец, немного помедлив,
целоватьцеловать, от чего у нее начиналась прЯмо сердечнаЯ боль так было
переполнено сердце, так перевернуто...

Ђ война-то, война верными шагами шла к победе. Џочти каждый день радио,
красивым голосом ‹евитана, сообщало об освобождении новых городов. ‚от-вот
должны были освободить и ee, ‚ерин родной город... € вот -- освободили! Ћна
шла по улице вечером. Њузыка лилась из репродукторов, только что сообщивших
радостную весть. Љакой-то незнакомый мужчина восхищенно ей улыбнулсЯ и
сказал: "‘амо счастье на вашем лице". -- "„а-да, Я счастлива, сегоднЯ
освободили..." -- она назвала имЯ своего родного города. Њужчина предложил
зайти к нему выпить по этому поводу. "Ќет, лучше возьмите ваше вино и пойдем
ко мне". Џошли, пили, радовались -- Њаша, ‚овус, ‚ика в колЯске -- ‚ика била
в ладоши... незнакомец сперва был разочарован (вот как, в семейном кругу,
кончилось его приключение!), но ушел очарованный, добрым знакомцем...
Ќа другой день ‚ера послала телеграмму матери, всем существом надеЯсь,
что она жива. € в самом деле, Ђнна ‘авишна оказалась жива. ‚скоре пришло от
нее письмо -- недлинное, деловое. Ћчень коротко, как бы неохотно, мать
писала о днЯх оккупации. Џлохо было, голодно, кормились одной ботвой, свеклу
и ту забрал немец. Ђ главное, страшно -- никак не угадаешь, что он, злодей,
еще сделает. Њолодых всех угнали на каторгу, а со старухи что взЯть? ‡ашли,
пострелЯли по глечикам и ушли. Њельник, €ван ‘евастьЯныч, сделалсЯ полицаем,
ушел вместе с немцами, и что с ним дальше -- неизвестно. Ђ писем ни от кого
не было ни от “жика, ни от †енечки, ни от Ђлександра €вановича. •ата, слава
богу, цела, огород засеЯла, помогли добрые люди.
‚ерочка прочла письмо и так Ясно себе представила родную хату с маками,
что всЯ зашлась тоской по родине. ‡десь, на “рале, все чужое, суровое. ‹ето
короткое, куцее, даже самый жаркий день прошит холодом. Ђ уж зима... ђебенка
нельзЯ вынести.
-- ‡наешь, что Я надумала, Њаша? ‚озьму-ка Я ребЯт и поеду туда, к
маме.
-- ’ы с ума сошла.
Ќичуть. ђебЯтам там будет славно. ЏокупаютсЯ в море, окрепнут. Џоживем,
оглЯдимсЯ. Ђ там, смотришь, и тебЯ выпишем... —то же, в конце концов, это
было разумно. ‚ начале лета ‚ера с ‚икой и ‚овусом поехали к теплому морю...
Ђнна ‘авишна за годы разлуки поседела до белизны, но не согнулась.
‚овка так к ней и ринулсЯ: "ЃабулЯ!" ‚ика сначала дичилась, а потом пошла на
руки -- уж больно у Ђнны ‘авишны были умелые, уютные руки, могли и ребенка
держать, и "козу" делать, и мЯгко пощелкивать смуглыми пальцами, выделываЯ
какую-то безмолвную плЯсовую... •ата была все та же, чисто побеленнаЯ внутри
и снаружи, но дала глубокую трещину по южной стене, той, что к морю. ‚идно,
не очень долго стоЯть этой хате... Љругом, в поселке, много разрушенных
домов, кое-- где на пепелищах торчат голые кирпичные трубы, но красноклювый
аист на крыше соседнего дома твердо стоит на своем колесе и по-хозЯйски
клацает клювом. € чайки по-- прежнему летают внизу, ласточки -- вверху.
‚овус ошалел, опьЯнел от морЯ. Ћн кубарем скатывалсЯ с обрыва, оставлЯЯ
на колючках клочьЯ своих трусов, и сразу же бросалсЯ в воду. Џлавать он не
умел и, когда попадал в Яму, барахталсЯ, пускал пузыри, но благодатнаЯ
соленаЯ вода сама его из себЯ выталкивала. ‘коро он как-то сам собой
научилсЯ плавать, правда, по- девчачьи: надувал щеки, выпучивал глаза и
неумеренно бил ногами -- чем шумнее, тем, ему казалось, быстрее он плывет.
‚ера, сама плававшаЯ по-мужски, саженками, очень над ним смеЯлась, но
учитьсЯ он не хотел.
ЊаленькаЯ ‚ика в пузырчатом платьице, недавно научившаЯсЯ ходить, на
плЯже была неустойчива, то и дело падала, печатаЯ в песке неглубокую Ямку.
…е маленькое лицо с огромными, теневыми глазами было прекрасно. ‚ера
раздевала девочку догола, брала на руки и несла к воде, нежно страдаЯ от
прикосновениЯ хрупкого прохладного тельца. “ самой кромки воды она ставила
‚ику на песочек. ЌебольшаЯ волна приходила, вспухала, стеклЯнно круглилась,
рушилась, отступала. Љогда волна рушилась, ‚ика говорила "бух"...
‚ера любила ходить с детьми туда, где она впервые встретила унечку.
‚от из- за того камнЯ он вышел, прижал к себе, сказал "моЯ". ѓде он сейчас
-- неизвестно. Ђ она, через четырнадцать лет, снова здесь, с двумЯ детьми...
‚прочем, образ унечки с годами как-то тускнел, выцветал; сама себе боЯсь в
этом признатьсЯ, она его забывала. Њаша писала, посылала деньги, но на
хозЯйство, как водитсЯ, их не хватало. ‚ера устроилась разнорабочей в
строительную контору, где ничего не строили, а пока разбирали развалины,
добывали кирпич. ‚ера в брезентовой робе, в больших рукавицах, всЯ осыпаннаЯ
розовой кирпичной пылью, работала усердно. Ђ из-под развалин возникали
неожиданные вещи: книги с каменно-слипшимисЯ, уже нерасторжимыми страницами,
обломки мЯгкой мебели, кастрюлЯ, валенок... Ћднажды ‚ера нашла целый роЯль,
точней -- пианино. Ѓригадир хотел было его сжечь с другим мусором, но ‚ере
стало жаль инструмент, как живого, смерти обреченного человека. Ћна
сговорилась со стариком водителем самосвала, и он за четвертинку отвез
пианино к ней в хату. ’ак в ‚ерином доме поселилсЯ еще один жилец, и ему
нашлось место. ‡вали его "Ќайденыш". Ћн смирно стоЯл в углу, есть не просил
и даже, пожалуй, украшал хату. ђазбитую крышку ‚ера починила, даже
отполировала, и Ќайденыш вовсе стал не дурен. Ћдно было плохо: он имел
дурную привычку стонать по ночам. "Ќичего, другие храпЯт, и их за это из
дому не гонЯт!" -- говорила ‚ера. ‚ доме никто на роЯле играть не умел, и
все же Ќайденыш не стоЯл без дела: иной раз ‚овка подбирал на нем одним
пальцем своего сочинениЯ "ЋбезьЯний марш"; иногда на вертЯщийсЯ табурет
садилась сама ‚ера и, безбожно перевираЯ мелодию, играла заветный романс; а
однажды, придЯ домой, она застала за инструментом саму Ђнну ‘авишну.
‘тарушка сидела, низко согнувшись над клавишами, и, ударЯЯ пальцем, как
коричневым клювом, тоже что-то наигрывала... “видев дочь, она смутилась и
поспешила уйти...

Ѓлизилась осень, пора было думать о возвращении. ‚ере вовсе этого не
хотелось: здесь и зима была мЯгче, и жизнь чуть-чуть полегче. Љое-что давал
огород, очень много южное солнце. “голь на зиму обещали дать в стройконторе.
‚ера написала Њаше, советуЯ оставить детей на зиму, обещала отдать ‚овку в
хорошую школу и сама следить за его занЯтиЯми. Њаша отвечала смЯтенно и
коротко: она сама еще не решила, что будет делать, приглашают ее в разные
города, на хорошие условиЯ, но она сама ни в чем не уверена. Њежду строк
‚ера прочла, что опЯть в жизни Њаши поЯвилсЯ мужчина, и опЯть, видно, не
принц “эльский: о счастливом будущем речи не было, только мелькнуло в одном
месте "проклЯтаЯ любовь". ‚ера вздохнула, пожалев от всей души бедную Њашу с
ее темпераментом. …й-то самой темперамент не досаждал. •отелось, конечно,
быть любимой, слушать пламенные слова, но с этим можно было подождать до
мирного времени, когда вернетсЯ унечка... Ђ пока она охотно и даже весело
переносила свою холостЯцкую жизнь. ‚округ нее все времЯ роились мужчины, но
больше, как она выражалась, "нетоварные" -- старички, инвалиды. џсно: все
здоровое, молодое было на фронте. ‚ера с ее светлым лицом, белозубым смехом
была длЯ "нетоварных" как эликсир молодости: они приобадривались,
припускались за ней, шутили, заигрывали. Ќа шутки и заигрываниЯ она отвечала
охотно, но дальше дело не шло. ‚прочем, дальше, видно, не очень стремились и
сами "нетоварные"...
Ќастала зима с ледЯными ветрами и ревущим, бешеным морем. ‚о времЯ
шторма волны громово бились о скалы; брызги взлетали до краЯ обрыва и,
случалось, досЯгали окон. Ђ в хате было тепло, уютно: обещанный уголь ‚ере
дали. Љот, названный в честь того, первого, Љузьмой-вторым, дремал во
впадине койки. Ћн был неплох, но ленив ординарно, не рекордсмен. "„алеко
тебе до Љузьмы-первого", -- говорила ‚ера. ‚овус ходил в школу, хорошо
училсЯ, но дерзил; говорЯт ему: "‚ыйди к доске", а он в ответ: "Ђ что такое
доска?" ‚еру вызывали в школу: "‚аш сын ведет себЯ демонстративно,
выставлЯет на вид свое высокое развитие".
Џослушай, ‚овус, -- говорила ‚ера, -- ну чего ты менЯ срамишь? Џочему
тебе нравитсЯ так безвкусно валЯть дурака?
-- Ћчевидно, по недостатку ума.
-- •орошо, что ты это понимаешь. Љакой-то французский философ сказал:
"Ќа памЯть свою жалуетсЯ всЯкий, на ум -- никто".
-- Љак это? Џовтори, -- интересовалсЯ ‚овус. ‚ерины нотации всегда были
интересны, стоило их послушать. Ќет, она не баловала мальчишку -- просто
понимала, чем он живет... Ђ маленькаЯ ‚ика -- до чего же она была
уморительна! Љрохотный гномик с огромными, темно-серыми, ночными глазами
(утонуть можно было в таких глазах!), на тоненьких, неуверенных ножках.
ЉруглаЯ головка всЯ в мелко- мелко вьющихсЯ русых кудрЯх; они начинались на
выпуклом голубом лбу очень высоко, оставлЯЯ впечатление лысоватости -- зато
такие пышные, такие пенно- воздушные, что не было возможности их причесать:
сразу же из-под щетки они крутились и вздыбливались...
Ђ уж умна! ђечь как у взрослого человека. Љогда ‚ика говорила:
"ЋказываетсЯ, суп простыл" или: "џ не это имела в виду", Ђнна ‘авишна
потихоньку крестилась...
‘о старшим братом у ‚ики была не просто любовь, а роман в духе,
пожалуй, Љнута ѓамсуна -- со взаимными счетами и обидами, с горькой,
непрощающей нежностью... Љогда в чем-то провинившаЯсЯ ‚ика подходила к
‚овусу, Явно заигрываЯ, он говорил ей: "€спепелю!" € она бросалась бежать,
подскакиваЯ, с криком: "Ќе пепелЯй менЯ, не пепелЯй!" -- как бы уносимаЯ
этим криком... Ќу, а когда ‚овус ЯвлЯлсЯ с повинной -- тут уже играла в
равнодушие ‚ика, и прекрасно играла: обращеннаЯ к брату щека, маленькое ухо,
полузакрытый глаз казались каменными...

‚ конце ноЯбрЯ пришло письмо от Ђлександра €вановича. Џисал он коротко,
сообщал, что жив, был в плену, бежал, год добиралсЯ на родину, потом
проходил проверку, в результате которой полностью очищен от всех подозрений.
‚ настоЯщее времЯ находитсЯ в госпитале (полеваЯ почта номер такой-то),
лечитсЯ успешно, рассчитывает в скором времени за нею приехать ("если ты у
мамы, как Я надеюсь и как тебе велел"). Џодписано сухо: "–елую, ‘аша".
-- Њама, мама, -- кричала ‚ера, -- что случилось, ты только подумай, от
унечки письмо!
Ђнна ‘авишна кинулась на зов, ронЯЯ платок с головы, крестЯсь, цеплЯЯ
очки ниткой за ухо:
-- Ќу-ка, ну-ка!
Ћбе читали письмо -- голова к голове, -- перечитывали, ахали, смеЯлись
и плакали, плакали и смеЯлись.
-- -- ќто что же, он пишет, за подозрениЯ такие? Ќу, какаЯ ты, мама!
‚сех, кто в плену был, проверЯют: не завербован ли?
-- € его?! ’акой человек!
-- € его. ‚сех проверЯть надо. Ќо, слава богу, все кончилось хорошо,
смотри: "очищен"! Ћчищен, жив, здоров, скоро приедет -- какое счастье!
-- Ѓольно коротко пишет.
-- ќкаЯ ты, мама! Њало ли какое может быть у него на душе? Ћткуда он
знает, как Я без него жила? “видимсЯ все будет хорошо. ѓлавное -- жив!
-- ’еперь и от †енечки надо ждать. € от “жика. Ћт всех придет.
‚ера сразу же написала ответ Ђлександру €вановичу. ‡апЯтых было в нем
великое множество, и слез, которыми она щедро окропила бумагу. Џисала, что
живет хорошо, ждет его, любит. Ћ детЯх из осторожности умолчала. Ќо, видно,
все же плохо написала, потому что ответа не было. Џослала еще письмо -- нет
ответа. Њожет быть, зрЯ написала, что живет хорошо? Њало ли как можно это
понЯть?
€ вдруг, нежданно-негаданно, как снег на голову, ЯвилсЯ он сам. Џриехал
вечером. ‚ера пришла с работы, в сенЯх почуЯла: пахнет табаком, побледнела,
прислонилась виском к косЯку. “слышала голос: и точно, он. ђазговаривал
Ђлександр €ванович с мамой, вернее, мама что-то ему объЯснЯла, как бы
оправдываЯсь, а он нападал -- сварливо, требовательно. ‚ера споткнулась о
ведро -- оно покачнулось, брЯкнуло. ђуки у нее были холодные-холодные.
-- Љто-то пришел, -- сказала мать. -- Љак будто ‚ерочка. Ћтворилась
дверь, и из хаты в сенцы, из света в тень шагнул незнакомый худой человек.
“знавание было мучительным. ‚ человеке проступал, пробивалсЯ унечка и не
мог пробитьсЯ. ‚ера была в рабочей брезентовой робе грЯзна, страшна. “жасно
было брезгливое сожаление в глазах человека.
-- Ќу, здравствуй. -- Ћн поцеловал ее в щеку, как бы выбираЯ место
почище.
-- ‡дравствуй...
Ћн оглЯдывал брезентовую робу, потертую на сгибах, запорошенную
кирпичной пылью.
-- •ороша... ђабочий класс. Ќичего, мы с этим покончим. ’ы у менЯ
будешь в панбархате ходить. ‘обирайсЯ, едем. -- Људа?
Ћн назвал новое место назначениЯ -- тыловой городок в ‡ападной ‘ибири.
-- унечка, послушай, Я не могу так сразу... “ менЯ дети. Ћн косо
усмехнулсЯ:
-- ‘пасибо. Њне уже об этом сообщили. Ћбрадовали, нечего сказать. Ћт
таких новостей кондрашка может хватить. Џриехал к жене, а у нее -- двое...
-- ќто же не мои...
-- ‡наю. Ђ то, думаешь, Я бы с тобой разговаривал? Џришел, увидел и
ушел.
-- унечка...
-- Њолчи, все Ясно. …дешь со мной. „ети -- не сироты, у них мать есть.
Џусть приезжает за ними, берет к себе.
-- Ћна так сразу не может. “ нее работа.
-- Ђ у менЯ служба. Ќикогда не работал, всегда служил.
-- унечка...
-- ‘казал -- и все.
Ќа эту формулу ‚ера привыкла отвечать послушанием; так и на этот раз.
Џослала Њаше телеграмму, получила ответ: "…ду". „ождатьсЯ ее не пришлось:
Ђлександр €ванович назначил отъезд через два днЯ и был неумолим.
-- Њама, милаЯ, -- плакала ‚ера, -- жизнью тебЯ умолЯю: береги детей. џ
же не виновата, видишь, как получилось.
Ђнна ‘авишна была суха, строга, еле шевелила губами:
-- Ѓудь покойна. Њне они не чужие.
Џрощание с ‚овусом, с ‚икой... € опЯть стук колес будь он проклЯт! --
сухой, разрывающий, разлучающий стук колес.

Ќазначение полковник ‹аричев получил самое длЯ него смехотворное:
начальником ЉќЋ (квартирно-эксплуатационного отдела) в военном училище. “дар
был по его самолюбию тЯжел. Ћн, кадровый военный, боевой командир,
командовавший полком, теперь был назначен трЯпкой, затычкой, козлом
отпущениЯ...
‚ училище было четыре корпуса: два учебных, два жилых, и все -- в
аварийном состоЯнии: балки подгнили, крыши текли, штукатурка обваливалась.
‹юдей не было, средств на ремонт не отпускали, и все-таки каждый требовал с
него, с начальника ЉќЋ.
‚ызывал его, скажем, начальник училища:
-- Ђлександр €ванович, опЯть у нас в актовом зале потолок валитсЯ.
ЏобойсЯ бога, так же нельзЯ. ‹юдей покалечит, а кому отвечать? ‘идеть-то,
мил друг, не тебе, а мне. Ќачальник училища был старый, видавший виды
полковник с мужицкой хитрецой в небольших глазах под припухшими веками.
‘ейчас ‹аричева все раздражало: и мужицкаЯ хитреца, и глаза небольшие.
’оварищ полковник, -- отвечал он, внутренне кипЯ пузырЯми, -- Я уже вам
докладывал: ремонт произвести невозможно, материалов нет, людей нет.
Ќачальник тыла солдат не дает.
-- —то значит -- "не дает"? Ђ ты требуй.
-- Ћн мне не подчинен. ќто вы можете ему приказывать, а не Я.
-- Џриказывать, приказывать... ’акие дела, братец мой, на приказах не
строЯтсЯ. ’ы начальник ЉќЋ, хозЯйственник, должен понимать, как делаютсЯ
дела. ‡акон здесь один: ты -- мне, Я -- тебе. Њатериалов нет? €звернись,
изпод земли достань материалы. Ќайди нужного человека, дружбу заведи, угости
по- приЯтельски... „а что мне тебЯ учить? ‘ам знаешь.
-- Ќичего такого Я не знаю и знать не хочу.
-- ќкие мы гордые. ‘ такой гордостью в хозЯйственники не идут.
-- џ в хозЯйственники, как вам известно, не просилсЯ.
-- ќто менЯ не касаетсЯ. Ђ насчет потолка в актовом зале -- даю сроку
одну неделю. Ќе отремонтируешь взыщу, не прогневайсЯ.
-- ђазрешите идти? -- спрашивал ‹аричев, плохо видЯ сквозь дымку
бессильного гнева.
-- €ди. —ерез неделю доложишь о выполнении. Љрутись.
€ ‹аричев шел крутитьсЯ. €зворачиватьсЯ. €скать нужного человека.
‡аводить с ним дружбу. “гощать его по-приЯтельски, черт бы его побрал. Ћн
научилсЯ раздобывать спирт, Якобы длЯ промывки приборов, разводить водой,
вливать в ненавистные глотки. ЏьЯнел новоЯвленный приЯтель, пьЯнел сам
‹аричев, разомлевал приЯтель, но не разомлевал ‹аричев. ђазомлевший приЯтель
хлопал его по плечу, обещал помочь...
€ все-таки начальству нельзЯ было угодить. •вост вытащишь -- нос
увЯзнет. ЋпЯть звонок, опЯть тревога:
-- ’оварищ полковник, в главном корпусе трубу прорвало, лаборатории
заливает...
-- Ђ Я при чем? ‡воните дежурному слесарю.
-- “же звонили, его на месте нет.
-- Ђ, черт!
‹аричев шел проверЯть. € в самом деле -- дежурного слесарЯ--
водопроводчика на месте не было. Ћн, как утверждала ночнаЯ уборщица, запил и
уже с утра такое намерение имел. ‹аричев посылал техника-смотрителЯ к нему
на дом. ‘лесарь доставлЯлсЯ, но в состоЯнии, непригодном ни длЯ какой
работы. ‚торой слесарь, оказываетсЯ, уехал самовольно в деревню на несколько
дней. ‚ыгнать бы обоих к черту, да где сейчас найдешь замену? Ќачинались
звонки, поиски нужного умельца, знакомого с тайнами еще дореволюционной
постройки, а вода тем временем хлестала, и все уборщицы, во главе с
техником-смотрителем, собирали ее трЯпками...
Ќаутро новый разговор с начальником училища. ‚ гневе он становилсЯ
официален, переходил на "вы".
-- ЋпЯть, товарищ полковник, по вашей вине авариЯ. „о каких пор можно
терпеть? Џредупреждаю вас о неполном служебном соответствии.
-- ђазрешите доложить, товарищ полковник: слесарь Љруглов хронически
напиваетсЯ, прогуливает. ‚чера ушел с дежурства, никому не сказав.
-- ’ак взыщите с него. Ћтдайте под суд.
-- ‹егко сказать: под суд. Ђ где Я возьму другого?
-- ќто ваше дело. ‡а пьЯнство подчиненных отвечает начальник. ‚ы будете
пьЯнствовать -- отвечу Я. Ќо, заметьте, мои подчиненные не пьЯнствуют.
-- ђазрешите идти?
-- €дите.

Џотолок был низок, комната приземиста и походила на Ящик комода.
‚первые за долгие годы ‚ера с Ђлександром €вановичем жили в одной комнате,
спали в одной кровати -- другую просто негде было поставить. Љровать была
узковата, ‚ера боЯлась пошевельнутьсЯ. ђЯдом с нею спал Ђлександр €ванович,
горько нахмуренный даже во сне. €ногда он мучительно храпел, металсЯ,
скрипел зубами какие-то кошмары его преследовали. ‚незапно просыпаЯсь, он
вскрикивал и не сразу приходил в себЯ. ‚ера понимала, что он глубоко, до
боли сердечной, обижен своим назначением, чертовой этой должностью, на
которой или быть жуликом, или всегда виноватым. Љогда по радио гремели
салюты и голос диктора сообщал о новых победах, лицо ‹аричева омрачалось: не
его это были победы, не его дело... …го дело -- крутитьсЯ ужом, исхитрЯтьсЯ,
добывать, обеспечивать. Ќесколько раз он подавал рапорта, просЯ о переводе в
действующую армию -- кем угодно, хоть солдатом, -- и всегда получал отказ.
Ќачальство пожимало плечами: почему человек не может честно работать на том
месте, куда его назначили? ‚ечно что-то нужно этому ‹аричеву. „еловых
качеств -- ноль, а самомнениЯ -- уйма.
Ћн не прижилсЯ, не приработалсЯ на новом месте. Ћн не хотел ничем
обзаводитьсЯ. ‚ера, со своей всегдашней ловкой приспособлЯемостью, и здесь
готова была, почти ни на чем, создать, украсить семейный угол. Ќет, ему
этого не было нужно. ‡аметив на стене коврик, закрывавший трещину, он сказал
"не надо" и коврик сорвал. ‚ера понЯла и больше ничего не затевала. †ила,
притаившись, стрЯпала в углу за занавеской на керосинке, котораЯ, чуть
недоглЯдишь, начинала коптить. унечка приходил в разное времЯ, но неизменно
мрачный, равнодушно съедал обед и, поблагодарив жену казенным поцелуем в
самую середину щеки, уходил снова. Ђ она оставалась одна со своими мыслЯми.
’олько еще тридцать два года, тридцать третий, а жизнь прожита. Ћстались
одни воспоминаниЯ. Љак-то ночью ей приснилось, что на кровати рЯдом с нею
лежит ‚ика -- не теперешнЯЯ, а груднаЯ, маленькое тельце в сгибе локтЯ,
цепочка выпуклых позвонков, запах легких, пушистых, недавно мытых волос.
‚ера была счастлива, отлично понимала, что спит, что сон этот блаженен и
сейчас кончитсЯ. € в самом деле, проснулась -- ‚ики не было, рЯдом лежал
унечка; "Ќо Я же его люблю?" -- спросила она себЯ и с ужасом понЯла, что
разлюблЯет, вот-вот разлюбит. ’ак и случилось бы, если бы не его болезнь.
Ћднажды вечером Ђлександр €ванович пришел весь красный, встрепанный, с
блестЯщими глазами и ужинать не стал.
-- унечка, ты болен?
-- …рунда. ‡доров как бык, просто устал. ’ы мне постели, лЯгу.
‚ера разобрала постель. ’ем временем он заснул на стуле, в неловкой
позе, раскрыв рот.
-- унечка, постель готова, можно ложитьсЯ.
-- Ђ, что? -- вскинулсЯ он. -- „а, да. -- € снова закрыл глаза.
‚ера стЯнула с него сапоги, гимнастерку, кое-как, поддерживаЯ валЯщуюсЯ
голову, довела до кровати. Ћн был весь горЯчий и бормотал:
-- Ћставьте менЯ в покое. ‚ы, все, неужели нельзЯ оставить человека в
покое?
ђухнул в постель, поджав колени, застучал зубами. ‚ера накрыла его
одеЯлом, позвонила в санчасть, вызвала дежурного врача. џвилась миловиднаЯ
дамочка лет тридцати с модной, высокой спереди, прической и огромными,
накладными плечами, распиравшими изнутри халат. ‚ыслушивала она больного,
словно бы с ним кокетничаЯ и прЯдаЯ в сторону, как нервнаЯ лошадь.
-- „вустороннЯЯ пневмониЯ. ‘ейчас мы его госпитализируем.
Ћна позвонила в санслужбу -- машины не было. ‚ госпиталь -- не было
места...
-- џ умею ходить за больными, честное слово умею, сказала ‚ера.
-- ‚ данном случае Я -- за госпитализацию. Ќо, поскольку места нет...
“шла, оставив на столе рецепт: сульфидин. ‚ то времЯ это было лекарство
редкое, новое...
Љак она бежала в аптеку за сульфидином... Љак была черна ночь, как Ярки
звезды, как тверда и звонка под ногами землЯ... Ѓежала, задыхаЯсь, молЯ:
только был бы жив, только бы не умер... ‘ульфидина в аптеке не было, в
другой -- тоже. Ќигде не было сульфидина. Ќочь была черна, как уголь, он
умирал. "„айте мне что- нибудь взамен сульфидина, ну дайте же, дайте, у менЯ
муж умирает". „евушка, похожаЯ лицом на Њашу, сказала: "Џодождите немного".
€ вынесла сульфидин. ‚ера хотела поцеловать ей руку, та не дала, помахала
тонкими пальчиками... „омой, домой... унечка лежал по-прежнему красный,
дышал тЯжело. ‚ера давала ему сульфидин -- вЯлый рот не хотел закрыватьсЯ,
струйка воды стекала по подбородку... ѓорЯчий, такой горЯчий... Ћна сидела
рЯдом с кроватью, держа его за руку, и молилась, как молЯтсЯ неверующие,
обращаЯсь по детской привычке к богу и спохватываЯсь, что его нет... Ќо
невозможно, чтобы не было совсем ничего, никакой инстанции, куда можно
обратитьсЯ, выпросить, вымолить, так вот, эта инстанциЯ, сделай так, чтобы
он был жив, Я же люблю его, люблю.
’ак просидела она до утра. †ар немного спал. Ђлександр €ванович
очнулсЯ:
-- ‚ерочка, ты? ‚ чем дело? Џочему не спишь?
-- унечка, милый, ты болен, Я сульфидин достала, теперь тебе лучше.
-- Ђ, сульфидин. —то у менЯ?
-- „вустороннЯЯ пневмониЯ. -- џ не умру. „ай руку.
Ћна дала ему руку. Ћн стиснул ее влажными, вЯлыми пальцами и сказал:
-- ’ы моЯ радость. ‚ера заплакала.
-- ‚ерочка, любимаЯ, ты плачешь? ’ы менЯ любишь?
-- Ќу конечно же, глупый, родной.
‚от тебе и комната с низким потолком, похожаЯ на Ящик комода. Ѓоже мой,
любовь.
‚ера не отдала мужа в госпиталь, ходила за ним сама банки, горчичники,
даже уколы, всему выучилась. унечка, больной, слабый, потный, был нежен и
зависим, как малое дитЯ, капризничал, целовал ей руки, не хотел никуда ее
отпускать -- даже в аптеку. "Ќу, так и быть, иди, только приходи скорей". Ћн
еще был в опасности -- врачи головами качали, советовали все же госпиталь.
"Ќет", -- говорил Ђлександр €ванович ("Ќу, куда же Я от тебЯ", -- добавлЯл
он ей наедине).
Ќикогда еще не были они так близки. унечка стал сентиментален,
многоречив, не жалел слов любви, не боЯлсЯ быть слабым и вздорным. ’о и дело
припадал лицом к ‚ериной руке -- всей своей небритостью, немолодостью,
шершавостью припадал. ‘тал откровенным, будто прорвало в нем какие-то шлюзы.
ђассказывал о своем побеге из плена, о долгом пути домой, опасном, голодном,
вшивом, полном страшных и радостных встреч -- среди радостных была встреча с
женщиной, приютившей и полюбившей его; с этой женщиной он чуть навсегда не
осталсЯ, но "вспомнил твои глаза и ушел". ђассказывал о проверке, о
реабилитации, о нелепом своем назначении, оскорбительном длЯ него, старого
командира, о дрЯзгах квартирно- эксплуатационной части; говорил, кипЯ,
негодуЯ, порой матерЯсь, забываЯ, что перед ним женщина...
Ђ болезнь отступала, по мере того как приближалась весна. ‚оробьи орали
на подоконнике. ‘олнце каждый день заглЯдывало в комнату, похожую на Ящик
комода. ђадужно светились шерстинки казенного одеЯла. Џо радио гремели
салюты -- война шла к победному концу. унечка оживал, креп, становилсЯ
молчаливее, суше; ‚ера радовалась: это жизнь... € вот наконец „евЯтое маЯ --
Џобеда...
‚есь городок высыпал на улицы, уминаЯ калошами еще не просохшую
Ярко-черную грЯзь. ‘веркало солнце. Ќежно-зеленые, еще нераскрытые почки
дымом овевали деревьЯ. ‚ голубизне неба неслись облака, подпрыгиваЯ от
возбуждениЯ. ‚етер гнал и трепал, почти срываЯ с древков, красные флаги.
€грал духовой оркестр. ‹юди целовались, обнимались, плакали.
‚ этот день полковник ‹аричев впервые после болезни вышел на улицу,
опираЯсь на руку жены. Ћн был бледен, чисто выбрит, подтЯнут, в Ярко
начищенных сапогах, четко отвечал на приветствиЯ. Ђ ‚ера плакала откровенно
и радостно, музыка ее так и мотала, так и раскачивала... •отелось и
танцевать, и целовать людей, и размахивать флагом...
Ќемедленно прекрати, на нас люди смотрЯт, -- тихо и Яростно сказал
Ђлександр €ванович. -- Џриведи себЯ в порЯдок.
‚ера поспешно стала утирать слезы туго скатанным в шарик, давно уже
мокрым платком. € по тому взглЯду, который Ђлександр €ванович кинул на этот
комочек, она понЯла, что с нежностЯми покончено...
„а, еще там, в городке, покончено было с нежностЯми. Ђ дальше, здесь,
-- все суше, все суровее...

‚ере снилсЯ чудесный сон, будто они с унечкой, взЯвшись за руки, идут
по плЯжу. ‘олнце сиЯет, рыбы прыгают, маленькие крабы боком-боком бегут к
воде. ѓлаза у унечки полны любви, над глазами -- соболиные брови...
-- ‘лава богу, ты жив, не умер.
-- Ќет, Я умер, но теперь проснулсЯ и жив.
-- ‘мотри, береги себЯ, будь осторожен, а то опЯть умрешь.
ђезко закричала чайка. Ќет, это не чайка кричала, это она сама. ѓде ты?
унечка исчез. "Ќе пропадай, не умирай!" -- кричала она и мучилась.
-- ‚ера, ‚ера, говорил женский голос, -- да проснись же.
‚ера Џлатоновна открыла глаза. ђЯдом сидела Њаша ‘молина -- худенькаЯ,
немолодаЯ, усатаЯ.
-- Њашенька! -- ‚ера кинулась ей на шею, разумеетсЯ плача.
-- Ѓудет, будет...
Њаша оглаживала, охлопывала ее спину.
-- Њашенька, ты знаешь...
-- ‚се знаю. Џрими валерьЯнки.
Ђнна ‘авишна принесла пузырек. Њаша накапала лекарство. ‚ера проглотила
-- горько, хорошо. Љак она оказалась в своей постели? ‚едь сидела у гроба.
‚спомнила, что в гробу унечка, и опЯть начала рыдать, икаЯ и взвизгиваЯ.
-- Ќу, вот что, -- сказала Њаша, -- даю тебе десЯть минут, чтобы прийти
в себЯ. „о чего распустилась -- стыдно глЯдеть.
ѓрубые эти слова почему-то подействовали на ‚еру, ей стало легче.
•оронили Ђлександра €вановича с почетом, с музыкой (играл духовой
оркестр). Ќа красных подушечках несли ордена, медали. Ћткуда-то взЯлись
старые сослуживцы, знавшие ‹аричева еще до войны. Ќад могилой говорились
речи. "Ћн был отличником боевой и политической подготовки", -- плача говорил
принарЯженный отставник с орденами в три рЯда на широкой груди.
ЉраснообтЯнутый гроб, кренЯсь, опустилсЯ в Яму. Ќа веревках, на четырех
веревках его опускали, да так неловко, ему же неудобно там, в гробу...
"Ѓросьте", -- сказал кто-то и сунул ей в руку комок земли. Ћна бросила,
комок подпрыгнул на красной крышке. „альше еще и еще комки, и вот уже гроб
закидан, и вот уже вырос холмик, и вот уже пирамидка со звездой установлена
во главе холмика. ‚се... Џостойте, как же можно так быстро? „альше --
поминки. ѓостей собралось множество. ‚ера и не всех знала в лицо.
•озЯйничала Ђнна ‘авишна. Ѓыло странно и даже как-то приЯтно сидеть этак,
гостьей в собственном доме. ‚ера не плакала, даже улыбалась -- сказывалась
долголетнЯЯ выучка: люди в доме -- улыбайсЯ. Њаша поглЯдывала на нее
одобрительно, киваЯ кудрЯвой седеющей головой. ѓости -- скорей
неодобрительно. ’олько что мужа похоронила, а зубы скалит. Џо правилам вдове
полагалось рыдать, падать в обморок и быть уносимой в соседнюю комнату
сочувствующими друзьЯми... ѓости ушли. ‡аснула как каменнаЯ. “тром
проснулась под чириканье птиц. ... -- ‡наешь что, мать моЯ, -- сказала Њаша
‘молина, -- пора тебе опомнитьсЯ. Џогоревала, и хватит. Ћ жизни надо
подумать. Ћна сидела и курила, заложив ногу на ногу, далеко отводЯ папиросу
в прЯменьких, неухоженных пальцах, другой рукою отмахиваЯ дым. -- —то ты
собираешьсЯ делать? -- Ќе знаю... ‚оенкомат предлагает путевку в санаторий.
-- Ќу что ж, поезжай, отдохни. Ђ потом? —то ты будешь делать дальше, всю
жизнь? -- ЊоЯ жизнь кончена, -- с надрывом сказала ‚ера. -- „урища! Ќе узнаю
тебЯ -- до чего же ты омещанилась. …сть такаЯ формулировка: "Џо случаю
потери кормильца". ’ерпеть ее не могу! Љаждый сам себе кормилец. € ты тоже.
Ђ жизнь твоЯ не кончена, только начинаетсЯ. ‚ера махнула рукой. -- Ќе махай!
Ћт менЯ не отмахнешьсЯ. Ќе оставлю тебЯ в покое, так и знай. Џенсии тебе не
дадут, сорок пЯть лет -- не старость. ЏридетсЯ тебе, матушка, идти работать.
-- Ѓог с тобой, что Я могу, что умею? ‘только уж лет не работала... --
‚о-первых, ты работала, хотЯ и на глупой, общественно бесполезной ниве:
обслуживала мужа, содержала дом. ‚о-вторых, если надо, всему научишьсЯ. --
‘тараЯ Я уже...
-- ‚решь! џ постарше тебЯ, а все молодаЯ. Џридешь в себЯ, расскажу..
-- ЋпЯть не принц?
-- ‚от именно. Ќо речь не обо мне, о тебе. џ тебЯ, матушка, на работу
устрою.
-- Ќу что же, устраивай.
‹егче стало -- опЯть в чьей-то воле.
-- Ђ ну-ка покажи свое поместье, -- сказала Њаша. -- ЏомнитсЯ, много
тут было лишнего. ‘о многим придетсЯ тебе расстатьсЯ, если хочешь жить
человеком.
‚ышли. ЏозднЯЯ весна, плодовые деревьЯ в неистовом цвету. Ќаложенных,
любовно расчесанных грЯдках -- побеги овощей. ‘тройными рЯдами --
подвЯзанные к кольЯм виноградные лозы. –веты. €з зеленых фонтанчиков
остроконечных листьев, наклонЯсь в разные стороны, глЯдЯт грациозные
нарциссы. ѓолландские тюльпаны -- красные, розовые, желтые -- -- горделиво
высЯтсЯ на своих длинных ногах. Љое-кто из них полосат и гордитсЯ особо
перед другими. †емчужинками на закрученных стеблЯх -- еще не расцветшие
ландыши.
-- ќто все тебе нужно? ’акой сад, огород?
-- Љонечно, нужно. Љак же без этого?
-- Ђ так. Ѓез чего-то обычно легче, чем с ним. —еловек --
путешественник, должен жить налегке.
-- ’ебе легко говорить. ’ы -- дикаЯ, а Я домашнЯЯ.
-- ‚озможен разумный компромисс.
-- Ќу, цветы у менЯ всегда будут.
-- Џусть будут. –веты разрешаю.
Џошли дальше. ‡а сетчатой оградой бродЯт куры, встрЯхиваЯ алыми
гребнЯми, важные, ищут червей.
-- € эти тебе нужны? -- спросила Њаша.
-- ќти, пожалуй, не нужны.
-- “же прогресс.
Љот Љузьма (кажетсЯ, четвертый) вышел поразмЯтьсЯ во двор. Ћн жмуритсЯ,
потЯгиваетсЯ, отставлЯЯ взад и вперед выпрЯмленные лапы. Џес-полукровка, по
имени Љуцый, кинулсЯ им навстречу, неистово вилЯЯ хвостом. ‹ицо его выражает
безграничную преданность, он тычетсЯ ‚ере в колени, предлагает свою любовь.
-- € эти, по-твоему, не нужны? Љуцый, Љузьма?

-- ќти пускай будут. Ћни личности.
-- Ђ длЯ менЯ каждое дерево личность.
-- ќто уж ты загнула.
„ошли до середины двора. ’ам, над большим деревЯнным столом на чугунных
ножках, раскинуло руки дерево. ‚ера остановилась, задумалась, заморгала
глазами...
-- Ќу, ну, -- сердито сказала Њаша, -- только без слез.
-- ќто грецкий орех.
-- Ќе вижу причины плакать.

‚скоре после конца войны полковник ‹аричев демобилизовалсЯ, вышел на
пенсию и, как многие отставники, решил строитьсЯ. Џосле долгих хлопот дали
ему участок земли на окраине того самого южного города, где родилась и росла
‚ера Џлатоновна, где и теперь еще жила ее мать. “жик с войны не вернулсЯ, и
эта безвестнаЯ гибель вконец состарила Ђнну ‘авишну, согнула ее статную
спину, обвела глаза темными тенЯми, похожими на выцветшие синЯки. ‘лава
богу, хоть †енечка нашлась, прислала письмо: первый муж погиб, долго
бедствовала, скиталась (об этом темно), теперь замужем за другим. †ивет в
Њоскве, муж большой человек, старше ее на двадцать лет, разумеетсЯ, ее
обожает, прЯмо на руках носит. Љвартира, обстановка -- все было бы хорошо,
если б не прежнЯЯ семьЯ, которой надо помогать. Ђ почему -- неизвестно: дети
уже взрослые, жена пожилаЯ, зачем ей на старости лет туалеты, курорты? ‘емен
(это муж) очень широкий, отдает туда чуть ли не половину зарплаты, так что
приходитсЯ самим себе отказывать. Ћбещала приехать, но точного срока не
называла. €звинЯлась, что денег пока не шлет. Ђнна ‘авишна написала в ответ,
что ничего ей не нужно, пусть †енЯ не беспокоитсЯ. ’а и не беспокоилась,
потому что о деньгах разговору больше не заходило. Ђнна ‘авишна, конечно,
скучала по †енечке, но как-то отодвинулась от нее младшаЯ, прежде любимаЯ
дочка со своими черными, куда-то плывущими глазами, с губастым, пухлым,
обиженным ртом. ѓораздо ближе стала с годами старшаЯ, ‚ерочка. Љак они
рухнули друг другу в объЯтиЯ, встретившись после войны в старой хате у
крутого обрыва! "Њама, мама!" -- "„очка, дочка!" -- только и всего... ’ак и
остались -- ближе всех. Њного-то не говорили, ни о чем не расспрашивали, все
и так Ясно. ЉаждаЯ чуЯла, что у другой в душе. Ђнна ‘авишна нутром понЯла
сложную ‚е-рочкину судьбу, огорчалась, что дочь подурнела, постарела (это в
тридцать четыре-то года!), понимала ее любовное рабство, жалела ее: "Ќичего,
‚ерочка, Я тебЯ откормлю!" -- и плакала.
“часток, выделенный под строительство дома отставному полковнику
‹аричеву, был огромный, неправильной формы урезанный четырехугольник --
пустырь пустырем: ни деревца на нем, ни кустика, одна полынь, бурьЯн и битый
кирпич. ‚ера, глЯнув на участок, даже пала духом (это она-то!) -- так было
все здесь неуютно, неприкаЯнно. •олодное море сурово синело вдали (была
позднЯЯ осень), ветер гнал через участок клубки перекати-полЯ, -- казалось,
эти клубки, сцепившись, ссорЯтсЯ. Ќи шалаша, ни будочки -- спрЯтатьсЯ от
ветра. Ќо она знала: раз унечка затеЯл строитьсЯ, не отступит. „енег на
строительство не было. ‹аричев раздобыл долгосрочный кредит, получил
разрешение разобрать на кирпич пару разрушенных зданий -- не так далеко от
участка, но и не так близко.
Ќачались работы. †ить было негде; идею поселитьсЯ у матери Ђлександр
€ванович круто отверг. Џоставили, тут же на участке, дощатую будку-времЯнку
с землЯным полом, с чугунной печкой; когда ее топили, она сурово калилась
малиновым боком с беловатым пЯтном посредине. Ќа этой печке ‚ера готовила
немудреную трудных этих времен еду, памЯтуЯ, что обед в доме должен быть
каждый день. Џечку топили щепой, мусором, рваным толем. „ымила она нещадно,
особенно при западном ветре, доньЯ кастрюль были бархатные от сажи. €ногда
‚ера собирала кухонную посуду в мешок и шла к морю. Ќа берегу было пустынно,
холодно, ветер трепал головной платок, норовЯ совсем его унести, руки стыли,
песок был крупный и больше царапал, чем чистил. € все же ‚ера любила купать
кастрюли: что-то вольное, свирепое обдувало ее там, на берегу. Њоре пахло
йодом, простором и, как это ни странно, -- вечностью...
Ђлександр €ванович, сухой и неласковый, целыми днЯми пропадал по делам
стройки: с кем-то встречалсЯ, выпивал, советовалсЯ, тут доставал машину, там
-- цемент, гвозди, оконные стекла. ‚от где ему пригодилсЯ хоть и горестный,
но все же опыт работы в ЉќЋ. ЏриЯтели, приЯтели... ‚ремЯ от времени ‹аричев
приводил кого-нибудь из них в дом-времЯнку. ‘пирт он приносил с собой, но
закуску всегда требовал с ‚еры. "Џонимаю, времЯ трудное, все по карточкам,
теорию Я и без тебЯ знаю. Ђ ты раздобудь где хочешь. џ ж тебЯ не спрашиваю,
где достать гвозди?" € ‚ерочка изворачивалась, кик могла. Ђлександр €ванович
требовал сложно: не только накрытого стола, но и улыбки, радушиЯ, прелести
женской.
-- ’ы должна облучать, понимаешь? €наче какаЯ же ты хозЯйка?
‚ера и старалась -- облучала. Ђ гости были ужасны. Љакие-то
представители подземного делового мира, где циркулировали дефицитные вещи,
где можно было (ты -- мне, Я -- тебе) достать что угодно. Ќа видимой
поверхности этих вещей не было, но в глубине они обращались и могли быть
вызваны оттуда неким подобием волшебства. Ќадо было знать, кого, чем, когда
угостить, кого с кем познакомить, кому о чем намекнуть. ‚ этом мире не
торопились, подолгу сиживали за столом, беседуЯ о чем угодно, только не о
прЯмом деле. Ќет, надо было пройти через свЯщенный ритуал приЯтельства,
приобщитьсЯ (иногда почти искренней!) взаимной любви, когда дело
устраивалось не в ответ на какую-то услугу или, упаси боже, денежный куш, а
просто так -- из любви к ближнему. ќту любовь надо было в себе раздуть, и
времени на раздувание не жалели. „ельцам тайного мира надо было верить в
свое бескорыстие. Ђ чтобы верить, надо было глушить себЯ водкой. ‹аричев все
это понимал, но, помимо воли, все же отчасти испытывал влиЯние традиционного
ритуала. €ногда, особенно выпив, он почти верил, что его окружают пусть
простые, но честные и добрые люди, готовые бескорыстно его осчастливить...
Ђ дело шло медленно. ѓость, выпив разведенного спирту, еще
кочеврЯжилсЯ, не мог прЯмо и просто приступить к делу: надо было еще
покривить душой. Ќе до конца опорожненнаЯ бутылка с жемчужно-опаловой
жидкостью, алые шары квашеных помидоров, атлантическаЯ сельдь с
перламутровыми, втЯнутыми боками -- все это располагало к лирике. ѓость
расстегивал пиджак на объемистом животе и начинал откровенничать. Ћ своем
детстве. Ћ судьбе, вечно его преследовавшей ("’олько опомнилсЯ, а она тебЯ
по морде!"). Ћ неудачной женитьбе. Ћ черной неблагодарности иждивенцев --
детей, племЯнников. "џ тебе вот что скажу, ‘аша. ‚ерь моему слову, как на
духу: ни разу в жизни ни тютелькой длЯ себЯ не попользовалсЯ. ’олько длЯ
других. ‚алил, как в прорву. …сть такие, что все себе, а Я -- другим, как
ненормальный. € что? „о седых волос дожил, паршивой тысчонки не скопил (тут
извлекалась мЯтаЯ сберегательнаЯ книжка со вкладом двенадцать рублей
пЯтьдесЯт копеек, ‹аричеву предлагалось ее осмотреть и удостоверитьсЯ). Љого
люблю, -- продолжал гость, -- ничего не пожалею, все отдам. Џлевать мне на
эти деньги (тут сберкнижка бросалась на пол и топталась ногами). џ тебЯ,
‘аша, полюбил (поцелуй), ты мужик правильный, прЯмой, вроде менЯ. ‚ыпьем,
‘аша, за нашу мужскую дружбу!" ЋпЯть наливались лафитнички, насаживались на
вилки шары помидоров, ломти атлантической сельди... Ђлександр €ванович тоже
мутнел разумом, начинал любить гостЯ, называл его Љолей...
-- ѓлавное, жена у тебЯ хороша! -- говорил ЉолЯ, разомлев окончательно.
‚ разговор о жене ‹аричев не вступал даже пьЯный.
„ело шло медленно-медленно, но все-таки шло. Ќевозможное становилось
возможным. Ќа участке скапливалсЯ строительный материал: кирпич, лес, шифер.
ЏоЯвлЯлись бригадами шабашники, строительные рабочие -- их тоже надо было
поить, любить... ђабочие приходили и уходили, не сделав почти ничего (времЯ
тратилось больше на чоканье и взаимное хлопанье по плечу), а потом вдруг
ЯвлЯлись на весь выходной день, и за этот день стройка подвигалась больше,
чем за два предыдущих месЯца. ‚ общем, дом потихоньку рос себе да рос.
Њногое ‹аричев делал сам -- клал кирпичи, месил раствор, строгал и
прилаживал двери, и ‚ера ему помогала -- веселаЯ, худаЯ, бесполаЯ, похожаЯ
со своей длинной шеей на сторожкого гусЯ, особенно когда вышагивала по
участку, нагибаЯсь за каждой щепкой...
‡имой в дощатой времЯнке бывало нестерпимо холодно, и ‹аричевы
волей-неволей перебирались к матери, где длЯ них всегда готов был и стол, и
дом, и нежнаЯ, молчаливаЯ забота. Ђнна ‘авишна, прежде не очень-то любившаЯ
зЯтЯ, теперь стала его жалеть, баловать. Њожет быть, иной раз виделсЯ он ей
сыном, “жиком... Љто знает? Ђлександр €ванович в гостЯх у тещи не заживалсЯ.
—уть потеплеет -- берет ‚еру и уводит обратно в свою времЯнку.
Џолтора года строилсЯ дом. ‚от наконец он закончен, подведен под крышу
-- поверить этому почти невозможно. Ћн еще пуст, пахнет известкой, краской,
сыростью, но существует...
Џраздновали новоселье на чужих столах, сборных стульЯх.
ЏриЯтели-благодетели ‹аричева собрались наконец все вместе. ‘перва друг на
друга косились, но водка их спаЯла: пили, пели песни и сами себе умилЯлись.
Љак они его осчастливили, как любили!
-- ‚от, ‚ерочка, мы с тобой и помещики, -- сказал Ђлександр €ванович на
другой день. -- ‘лава богу, крыша над головой есть. ’еперь можно и о жизни
подумать.
‚ера поежилась от старорежимного слова "помещики", но улыбнулась
послушно.
-- ‘мотри. ‡десь у нас будет расти виноград, а здесь -- персики. Ђ тут
мы посадим грецкий орех. Џод орехом поставим стол, будем обедать, чай пить.
‚еришь ты в это? ‚идишь будущий грецкий орех?
“часток был ужасен -- пустой, изрытый, засоренный.
-- ‚ижу, -- сказала ‚ера.
-- Ѓудешь за него боротьсЯ?
-- Ѓуду.

€ пошли, и пошли годы борьбы за грецкий орех. Џрошло их немало, и были
они тЯжелы, но прошли. Ѓыла вскопана, поднЯта, унавожена сухаЯ, глинистаЯ
землЯ -- чуть ли не руками разминали каждый комок. Ѓыли высажены плодовые
деревьЯ, виноград, малина. Ѓыл, наконец, посажен, прижилсЯ и вырос в
середине двора символический грецкий орех -- правда, еще невысокий, ростом
со среднего мужчину, но мощный, ухоженный, с любовно побеленным статным
стволом. Ђ под ним, как и было задумано, поставили прочный обеденный стол на
чугунных ножках, длЯ устойчивости вкопанных в землю. Џостроили летнюю кухню,
дровЯной сарай. Ќебольшой участок двора обнесли сеткой, там поселились куры
-- веселые, молодые, с алыми гребнЯми, а среди них расхаживал, сиЯЯ радугой,
разноцветный владыка. ‚ера его называла "наш русский народный петух". € кота
завели тоже русского, народного, традиционной серо-- тигровой масти; в
памЯть всех предшественников его назвали Љузьмой. Џостроили две беседки,
между ними ‚ера Џла-тоновна посадила розы, и цвели они целое лето -- одни
осыпались, другие начинали цвести. ‚от и есть у менЯ свои розы, долго
пришлось до них доживать...
†изнь была тЯжелаЯ, трудоваЯ, но здороваЯ и почти изобильнаЯ. „енег,
правда, не хватало -- пенсиЯ шла главным образом на уплату долгов. ‡ато были
свои куры, свои Яйца, свои Ягоды -- ЯркаЯ, породистаЯ клубника... ‚прочем,
клубника больше шла на продажу -- не на рынок, а по знакомству (унечка не
хотел об этом знать, но молчаливо потворствовал). Ѓыл свежий, ветрами
пронизанный воздух, синее море на горизонте, особенно широко видное с
террасы, сквозь плети дикого винофада, сплошь завившего дом сверху донизу.
Њоре со своими барашками и парусами иногда тревожило ‚еру как напоминание об
иной жизни, более просторной, но размышлЯть ей было некогда...
Њать, Ђнна ‘авишна, поселилась у ‹аричевых с тех пор, как в одну из
весен полой водой смыло под обрыв старую хату.
Ћна уже давно дышала на ладан и вот не выдержала. •орошо, старухе самой
удалось спастись, не придавило развалинами. Ћна стоЯла на краю обрыва в
темненьком летЯщем платке, с задумчивым темным лицом, и что-то нашептывала.
‚ера обнЯла ее за плечи -- мать отстранилась. "ђемонтировать бесполезно", --
сказал ‹аричев и тут же распорЯдилсЯ: "‚зЯть вещи, какие остались, маму -- к
нам". Ђнна ‘авишна что-то говорила про "инструмент" -- пианино, верного
Ќайденыша, прожившего с нею годы и как-то по-своему скрашивавшего ей жизнь.
Ђлександр €ванович ее высмеЯл -- от "инструмента" остались рожки да ножки.
Њать покорилась. ‚ырыли из-под мусора кое-какие вещи -- было их до
странности мало, ничего не нажила за долгую жизнь. ’ем временем подкатил на
фузовике Ђлександр €ванович -- пофузились, поехали. „ома выпили "за
новоселье" -- Ђнна ‘авишна тоже пригубила вишневой наливки, но глаза были
горькие... Ђ на участке, где стоЯла хата, кто- то, по договоренности с
Ђлександром €вановичем, начал новую стройку...
“ ‹аричевых мать жила тихо, неслышно, в маленькой комнатке без окна --
бывшей прихожей. Ћсвещалась она через дверь, летом в ней было прохладно,
зимой -- тепло; ‚ера называла ее "каюта-люкс". € правда, в комнатке было
уютно: портреты “жика, †ени, стараЯ карточка Џлатона Ѓутова (усы колечками),
лиловое бархатное Яйцо с позументами, пучки крашеного ковылЯ и
чистота-чистота... ‚ера любила забежать к матери со двора, с фЯдок, с Яркого
солнца, мать брала ее за руку, и так они сидели минутку... †изнь у ‹аричевых
шла налаженно, складно, по четкому расписанию, как на корабле. ‹етом ‚ера
вставала рано, надевала широкополый соломенный "брыль" и шла на свои
плантации. Џолола фЯды, подвЯзывала виноградные лозы, опрыскивала деревьЯ --
все это не по-любительски, а на научной основе (у нее уже скопилась неплохаЯ
библиотечка по садоводству). унечка вставал позже, часов в десЯть. ђади
утренней неги он предпочитал не одеватьсЯ и кейфовал в одних трусах,
обширных, как черные флаги. Ќад ними привольно располагалсЯ волосатый
немалый живот.
-- ќй, там, на камбузе! -- кричал, вставши, Ђлександр €ванович. --
€ду-иду, -- спешно откликалась Ђнна ‘авишна. -- Њне не вас, а ‚ерочку. џ не
при всем параде, так сказать, без галстука. -- унечка, доброе утро, --
скромненько говорила ‚ера, заглЯдываЯ через порог. -- —его тебе подать? --
—аю с калачом, варенье абрикосовое.
Џроходило две-три минуты, и ЯвлЯлась ‚ера с подносом, где было все то и
только то, что требовалось: чай горЯчий, душистый, свсжезаваренный (унечка
не терпел перестоЯвшего), белый мЯгкий калач с мучнистой корочкой,
разогретый, слегка подрумЯненный, темно-рыжее, нежно-густое варенье... €
надо всем этим -- улыбка. ‡а годы супружеской жизни ‚ера Џлатоновна
выучилась улыбатьсЯ, какие бы кошки ни скребли на душе, быть всегда свежей,
подтЯнутой, оживленной. ‚от и сейчас, после работы на жарком солнце, она
была свежа, причесана, сбрызнута одеколоном. ‘адилась напротив мужа, не
распускаЯсь, не разваливаЯсь, прЯмо и стройно, с Ямочками на веселых, юных
щеках, и любо было смотреть на ее полные, гладкие, золото-загорелые руки...
“довлетворенный унечка, выпив свой утренний чай, целовал жену в щеку и
милостиво ее отпускал. ‘ам же, в трусах, садилсЯ в кресло читать книгу. Љниг
у него было немного, но он их любил.
‡аботы по дому-- были строго разделены. ‘ад, огород, кухнЯ, белье --
это ‚ерочка. ‘арай починить, уплатить налоги, провести воду, оборудовать
чердак -- это все Ђлександр €ванович. ‘ годами он стал хозЯином солидным,
рачительным, разумно расчетливым, без мелочности и ску-пердЯйства, знал цену
всему, и себе в частности. ђазные Љоли теперь к столу не допускались,
принимались по второму разрЯду -- в кухне.
Ћсобой стороной жизни, особой заботой и радостью были дачники. ‹етом,
длЯ пополнениЯ бюджета, ‹аричевы сдавали часть дома, но не кому попало, а по
строгому выбору. ’ут Ђлександр €ванович был привередлив, не терпел в доме
плохого общества. •орошим обществом были люди высокого полета -- --
профессора, артисты, генералы. ‘ам выученный, как говоритсЯ, на медные
деньги, унечка ценил образование, но с достоинством, без подобострастиЯ.
‘нЯть дачу у полковника ‹аричева было честью, доступной не всем. „ом был
добротен, уютен, изобретательно ухожен. Љомнаты -- светлы, высоки,
просторны, украшены занавесками, свежо надутыми ветром. Ђ всего важнее, что
дачники чувствовали себЯ не дачниками -- гостЯми. Љ их услугам были и сад, и
огород со всем там произрастающим, и смуглые персики, и матоваЯ малина, и
беседки, и розы, и просторный стол под грецким орехом, и смех и оживление
милой хозЯйки, и умнаЯ беседа видавшего виды хозЯина. ‚ечером в беседке,
увитой розами, ставилось на стол холод-нос кисленькое домашнего разлива
вино, к нему -- козий сыр, колбаса, нарезаннаЯ толстыми, в палец, ломтЯми
(вкус Ђлександра €вановича).
‘ветлый рогатый месЯц высилсЯ в небе, прохладный морской ветерок
обдувал щеки, и светлаЯ радость сидела за столом в лице белокурой хозЯйки.
"ђай", -- говорили гости. € подлинно, рай. Њудрено ли, что они, раз
приехав, стремились сюда опЯть и опЯть? “ ‹аричевых дачники жили из года в
год, становились своими людьми, как бы членами одной сложной веселой
семьи...

€з года в год приезжал старик академик Љрасовский, историк древнего
мира, с худенькой, нервной, нежно-озабоченной женой. Ћн был бел как лунь,
она рыжа как белка, они ласково бранились, любЯ друг друга; предметом спора
были лекарства, которых никто из них принимать не хотел, но непременно велел
принимать другому. Ћн был светом ее жизни, единственным смыслом; когда он
говорил, она глЯдела ему в рот и кивала маленькой рыжей головкой, напоминаЯ
старинную фарфоровую игрушку -- кивающего китайца: такие когда-то ставились
на камин; ‚ера еще помнила одного такого в детстве, в том доме, куда они с
матерью ходили стирать. ђазговор академика был умен, несколько усложнен
старомодными формами вежливости: "соизвольте выслушать", "прошу извинить",
но, слушаЯ его, ‚ера как бы воочию видела „ревний ђим с его фонтанами и
колоннами, струЯщиесЯ, красным окаймленные тоги, видела неистово храбрых
легионеров, сражавшихсЯ голыми, но с большими щитами... "Џонт …вксинский",
-- говорил академик, протЯгиваЯ руку к синему морю... ‚ере нравилось, что
они живут на берегу …вксинского Џонта... ђаза два снимала комнату у
‹аричевых знаменитаЯ артистка Њаргарита Ђнтоновна Љунина -- лауреатка,
народнаЯ, веселаЯ, орденоноснаЯ, гремевшаЯ по всей стране (на улице за нею
бегали мальчишки и кричали: "’эрзай менЯ, тэрзай!" -- фразу из нашумевшего
фильма, где она играла престарелую кокетку). Њаргарита Ђнтоновна была и
впрЯмь немолода, нисколько этого не скрывала и на сцене не боЯлась быть
старой (она и в юности играла старух), но в своей откровенной немолодости
была прекрасна. ‘обственно, красивой она не была никогда, но что-то было в
ней -- мимо красоты, поверх красоты -- неотразимое. ЉакаЯ-то продувнаЯ
веселость, владение своим телом и речью, бурлЯщий комический дар. ѓлаза --
черно подведенные, пламенно-- серые. апка мЯтых, плохо завитых,
пестро-седых кудрей. ‚еликолепное нерЯшество в одежде (могла надеть разного
цвета чулки, и когда ей на это указывали, отвечала: "—истаЯ условность. ‚
средние века вообще так носили"). ‚еликолепное презрение к моде. ѓлубокий,
вибрирующий голос (почти бас), неровно накрашенный рот, папироска, присохшаЯ
к верхней капризной губе (клочочки бумаги с нее она срывала ногтем), а все
вместе -- чудо! Ђлександр €ванович, вообще-то не терпевший нерЯшества, в
Њаргариту Ђнтоновну был просто влюблен. ‚есь сиЯл, когда она была рЯдом,
ради нее надевал не только брюки -- пиджак! “севшись в кресла, они вели
долгие утренние беседы (когда ‚ера ненароком входила, унечка сухо говорил:
"Ћставь нас"). Њаргарита Ђнтоновна загадочно играла подведенными глазами,
ужимчатым плечом... Ђ ‚ера нисколько не ревновала, напротив, радовалась за
унечку. "Ќадо же дать животному попастись", -- говорила она матери.
Ќесколько лет подрЯд приезжала из Њосквы семьЯ генерала €влсва -- жена,
ЊарьЯ €вановна, черноглазаЯ толстуха с вечной завивкой, веселаЯ, но
паническаЯ, топавшаЯ по двору зелеными босоножками, и двое сыновей-погодков,
Џека и ‡юзЯ, -- сущие дьЯволы, но с обаЯнием. ‘тарший -- худой, начитанный,
остроумный, младший -- амурно-пух-лый красавец, невежда. Џорознь они были
еще ничего, но вместе образовывали взрывчатую смесь.
Џопали они к ‹аричевым случайно: мать на лето повезла мальчиков к морю,
искали дачу, зашли напитьсЯ да так и остались. ‡юзЯ заЯвил: "Ќикуда больше
не пойдем, мне здесь хозЯйка нравитсЯ". ‚ера растрогалась (‡юзЯ и в самом
деле был неотразим в своей красоте дворЯнского недорослЯ). Љак раз в то
времЯ в доме пустовала комната, и ‚ера, с разрешениЯ унечки, сдала ее
пришельцам. Џека и ‡юзЯ прижились тут, как в родной семье. унечке эти
разбойники нравились; со старшим он играл в шахматы, с младшим вел
душеспасительные беседы. Ћн был единственным человеком, которого они
слушались, хотЯ мать, ЊарьЯ €вановна, нередко давала волю рукам... Љак-то,
рассердившись на ‡юзю, она отхлестала его по щекам кухонной трЯпкой;
"Љонцерт длЯ трЯпки с оркестром", -- иронически комментировал Џека --
досталось и ему... ‚ доме держать мальчиков было нельзЯ из-- за их
изобретательной шкодливости; унечка поселилсЯ с ними на чердаке, где они
спали на полу, в обстановке спартанской, но уютной. ‚ера Џлато-новна туда не
забиралась -- на приставной лестнице кружилась у нее голова, так что на
чердаке образовалсЯ некий мужской заповедник. Њальчики быстро его обжили и
до того распустились, что однажды стали оттуда поливать соседей какой-то
сомнительной жидкостью (потом клЯлись, что водой). ‘оседка Ђнна Њихайловна
(пострадавшаЯ) -- весьма и весьма толстаЯ женщина в сарафане, открывавшем
голую четырехэтажную спину (унечка говорил про нее, что она "в
розвальнЯх"), -- отчаЯнно бранилась, крича: "‡наю Я этих хулиганов, не такие
они люди, чтобы водой брызгатьсЯ!" •улиганы, присмирев, таились в углу
чердака, а генеральша в отчаЯнии плакала под грецким орехом.
‚ера Џлатоновна все уладила, уверив Ђнну Њихайловну, что в глечике была
именно вода (сама, мол, ее на чердак ставила). унечка, пока шел скандал, ни
во что не вмешивалсЯ, а когда все кончилось, вызвал к себе мальчиков и
что-то им внушал наедине (может быть, даже и с ремнем), после чего они днЯ
два были как шелковые. Ќа третий день младший, ‡юзЯ, подралсЯ на дворе с
псом Љуцым: отнимал у него кость, и Љуцый, естественно, его покусал.
ѓенеральша опЯть впала в отчаЯние, собралась везти сына в Џастеровский
институт на предмет прививок от бешенства. Ќо ‚ера Џлатоновна ее отговорила.
"€з них двоих бешеный он, -- сказала она, указав на ‡юзю. -- ќто Љуцему надо
делать прививки!" ЊарьЯ €вановна быстро утешилась -- она вообще быстро
расстраивалась и быстро утешалась, -- махнула рукой и сказала: "Џусть
беситсЯ!" ђазумеетсЯ, никто не взбесилсЯ... ѓенеральша-то вообще была
ничего, нечваннаЯ, даже где-то там работала, преподавала. „етей воспитывать
она решительно не умела. ѓенерал, ее муж, от этого занЯтиЯ разумно
самоустранилсЯ. Ћн тоже €ногда приезжал к ‹аричевым -- худой, узкий, ученый,
похожий на Џеку (название его специальности ‚ера не могла не только
запомнить, но и повторить). ѓенерал к дачам вообще относилсЯ скептически
("‡ачем снимать дачу? Ћтключу свет, водопровод, перестану спускать воду в
уборной, за хлебом буду ездить в „орогомилово и брать не белый, а черный, --
вот тебе и дача!"), но длЯ ‹аричевых он делал исключение. Џриезжал на
неделю-другую, как говорил, "в целЯх инспекции". ‘ Ђлександром €вановичем
они подружились и, сидЯ в беседке за стаканом вина, вели разговоры на
военные темы, спорили о какой-то ‡еебрюггской операции (а ‚ера и не знала,
что ее унечка -- такой образованный...).

Џриезжали не только дачники, но и просто гости. Ќапример, сестра †енЯ с
мужем ‘еменом Њихайловичем. Ћн был в свое времЯ очень и очень крупный
деЯтель, но теперь, в какую-то струю не попав и ослабев здоровьем, вышел на
пенсию. Ѓыл он одышлив, тЯжел, тучен и до того порабощен женой, что глЯдеть
было жалко. "‘емен, дует, закрой окно", "‘емен, где мои туфли?", "‘емен..."
"ќй, €ван, чеши собак!" -- бормотал про себЯ ‹аричев, очень эту пару не
одобрЯвший. ‚прочем, и самой †ене -- теперь …вгении Џлатоновне -- у
‹аричевых не очень-то нравилось. “добства самые примитивные, купатьсЯ ей
было нельзЯ, так что море отпадало. Џитание требовалось особое, диетическое
(какие-то паровые пульпеты). Ђнна ‘авишна старалась-- старалась, а никак не
могла угодить столичной гостье. „а что там -- столичной! Џодымай выше: †енЯ
много бывала за границей, любила про это рассказывать, выходило, что ездила
она сама, а ‘емен при ней, вроде сопровождающего. ‚ Џариже делали ей
прическу -- нечто волшебное! "ЏрЯмо на голове, без всЯких бигуди, намочил
составом, уложил, высушил, расчесал -- сказка!" ‚нешне с годами изменилась
сильно, хотЯ по-прежнему считала себЯ красивой и часами сидела у зеркала,
по-разному напускаЯ на брови и лоб волнистую челку. Ћна располнела, но
как-то неровно, кучами: живот тЯжелый, ноги тонкие. Љогда-то нежные черты
лица огрубели, смазались; она казалась теперь не моложе, а старше сестры.
Ѓольше всего ее старило вечно обиженное лицо. "“ксус и горчица", -- говорил
Ђлександр €ванович. ѓлЯдЯ на сестру †еню, ‚ера задумывалась: а не добрую ли
услугу оказал ей самой унечка, приучив всегда улыбатьсЯ? ’ак сказать,
озарив вечной молодостью?
‘естре †ене у ‹аричевых не нравилось еще и потому, что ‘емен Њихайлович
очень уж расцветал в присутствии ‚еры, пускалсЯ в шуточки, дарил шоколад...
Ђ этого …вгениЯ Џлатоновна ой как боЯлась! ‡а нынешним мужем только
недоглЯди -- уже за чью-то юбку уцепитсЯ. Ћдин раз прогостили полный месЯц,
другой -- -- уехали, не дожив срока. Џо дороге на вокзал …вгении Џлатоновне
попал в туфлю камешек, и она невыразимо страдала. "‘емен, вытрЯхни" -- и
страдальческое стоЯние на одной ноге, с опорой на его плечо, пока он,
пожилой и тучный, вытрЯхивал туфлю... Ћказалось, что это не камешек, а
гвоздь.
Ћдно лето приезжал в гости сын Ђлександра €вановича ћра -- теперь уже
взрослый, полный, гладкий, женатый; жена Ќаташа с рыжим перманентом, детей
нет. Њать его, Ђнна Џетровна, давно умерла. ћра с отцом переписывалсЯ редко
и мало. Ђлександр €ванович с ним не нежничал, но и не ссорилсЯ; поселил
гостей в чуланчике при кухне (кажетсЯ, Ќаташа с рыжим перманентом обиделась)
-- в доме Яблоку было негде упасть. ћра называл ‚еру Џлатоновну "мачеха" --
видно, длЯ юмора, и вообще был чужой, далекий. ѓлЯдЯ на него, ‚ера пыталась
и не могла найти прежде любимые черты -- даже лоб у него растолстел, хотЯ,
кажетсЯ, лбы не толстеют... Џожили, погостили, уехали...
Ћдно лето -- вскоре после того, как дом был достроен, -- -- ‚ера
выпросила у мужа позволение пригласить в гости Њашеньку ‘молину с детьми. Ћн
согласилсЯ, но неохотно. Њашу он недолюбливал, опасалсЯ ее влиЯниЯ на жену,
а дети наводили его на воспоминаниЯ о том, как он пришел с войны, как застал
‚еру не одну...
Џриехали. ‚овус совсем большой, говорит басом, кудри на голове, как
змей ѓоргоны Њедузы -- только что не шипЯт. ѓлаза серо-зеленые, озорные,
насмешливые, на носу горбинка. "‡дравствуйте, тетушка" -- как чужой... "—то
же ты, так и будешь мне "вы" говорить?" -- "€звините..." ‘ама Њаша
постарела, чем-то раздражена, с большим седым волосом в одном усе, с новой
манерой стрЯхивать на пол пепел своих папирос... “знаваема, до боли, была
одна ‚ика -- тоненький человечек в пустых штанах (платьев она не
признавала). •рупкое тельце, улыбка бледненьких губ, открывающаЯ
трогательную пустоту на месте выпавших передних зубов... Џенно-- вздыбленные
кудри, ночные глаза...
-- ‚ика, маленькаЯ, ты менЯ не узнаешь? ќто Я, тетЯ ‚ера.
-- ‡дравствуйте, -- вежливо сказала ‚ика. -- ‚ы не скажете, где конец
света?
-- Ђ на что тебе?
-- •очу знать. …сли долго-долго ехать на поезде, а потом долго-долго --
на самолете и еще немножко -- на пароходе, это и будет конец света?
-- „умаю, что нет.
-- ’ем хуже. ѓде-нибудь он должен быть...
-- ‘олнышко мое! „о чего же ты стала большаЯ, умнаЯ... „авай поговорим.
џ ведь тебЯ давно не видела. ’ы кем хочешь быть, когда вырастешь?
Љогда-то хотела быть милиционером. ђаздумала. Џотом -- водителем такси.
’оже раздумала. ’еперь Я хотела бы работать в цирке. -- Љем?
-- ‘лоном...
Ђ унечкс ‚ика не понравилась: "Љакой-то недоносок". Ћн любил вес
мощное, крупное, сильное. Ќедаром он полюбил ‚еру.
...‚ общем, гармонии с гостЯми не получилось. Ћсобенно унечка
невзлюбил ‚ову. ‡меи ѓоргоны Њедузы несказанно его раздражали. "’ы бы
подстригсЯ, молодец", -- сказал он однажды. ‚овус поглЯдел непочтительно и
даже позволил себе усмехнутьсЯ. ‘ тех пор он больше длЯ у-нечки не
существовал. ‡а столом хозЯин глЯдел сквозь него, в коридорах и на террасе
не замечал. ‚овус, по совету ‚еры Џлатоновны, даже подстригсЯ, но и за это
не был удостоен взглЯда...
Џлохо вЯзалась с домом и Њаша, как-то очень уж по-докторски
авторитетнаЯ. унечка не любил людей, которые знают, как надо, он и сам это
знал. Њаша с годами стала речиста, непрестанно курила (Ђлександр €ванович
только морщилсЯ). Ѓыла бесцеремонна, не уважала порЯдка, заведенного в доме,
на "унчика" смотрела иронически (очень становЯсь при этом похожей на
‚овуса), высмеивала его султанские замашки, даже передразнивала: "ќй, там,
на камбузе!" "Њашенька, ради бога, тише!" -- шептала ‚ера. Ћна все трусила,
ожидаЯ взрыва. Ќо взрыва не последовало: Ђлександр €ванович крепко держал
себЯ в руках, законы гостеприимства были длЯ него свЯты. ’ак или иначе,
месЯц был дожит.
ђасставались в общем-то с облегчением. "‚от ведь как бывает, -- думала
‚ера, -- живешь с человеком, как с самым родным, делишь с ним и стол, и
кров, и детей, а проходит времЯ..." ѓрустное было это прощание -- грустное и
невразумительное... ‚ера провожала Њашу с детьми на вокзал, поезд подали на
какой-то другой перрон; пока нашли... ‚ика в новых штанах, которые сшила ей
тетЯ ‚ера (по кошке на каждом колене), была целиком поглощена новой заводной
машиной, все времЯ пускала ее по перрону, под ноги прохожим, и в любую
минуту могла упасть на рельсы... ‚овус, усмехающийсЯ каким-то своим
внутренним мыслЯм, так и не привыкший называть ‚еру на "ты"... ‚се это
мучительно мельтешило, ‚ера с Њашей так и не успели поговорить.
Ќеожиданно прозвучало по радио: "Џровожающих просЯт покинуть вагоны".
Љак покинуть? “же? Ѓросились друг другу в объЯтиЯ. Ќа мгновение --
прежнЯЯ близость, любовь, понимание. Њгновение кончилось, поезд ушел.
“ехали, больше не приезжали. ‚ера не очень-то и настаивала. Њаша
‘молина, когда-- то самаЯ близкаЯ, уходила все дальше. Џисьма становились
все реже, взаимный интерес слабел. ‚от уже ‚ера и подолгу о Њаше не
вспоминала. ќто было там, в какой-то другой жизни. Ђ настоЯщаЯ жизнь --
сегоднЯшнЯЯ, реальнаЯ -- текла из года в год, из лета в лето, с плантациЯми,
розами, гостЯми, дачниками, со сложным, но благоустроенным хозЯйством,
которым ‚ера Џлатоновна управлЯла веселой, но твердой рукой. ‚ летнее времЯ
дачники жили не только в доме, но и на террасе, в сарайчике, на чердаке.
‚сех надо было устроить, облучить, свЯзать, разговорить, познакомить. ‚
моменты "пик" -- в дни наибольшего скоплениЯ людей -- ‚ере Џлатоновне просто
из-под земли приходилось добывать койки, подушки, постельное белье. "’ы у
менЯ прЯмо хозЯйка гостиницы", -- шутил унечка, когда был благодушен...
„авно это было... Љак-то сейчас обернетсЯ жизнь?

Ќа другой день после похорон приехал сын Ђлександра €вановича ћра с
женой Ќаташей. †ена Ќаташа постарела, перманент стал еще рыжее, огнистее, во
рту -- золотой зуб. Ђ сын ћра еще погладчал, стал похож на пирожное эклер в
розовой глазури. Ћн поцеловал мачехе руку, жена Ќаташа бросилась ей на шею,
театрально рыдаЯ... -- Џростите, не успели на похороны, -- сказал ћра, --
поверьте... —ему в таких случаЯх предлагаетсЯ верить? Ќаташа продолжала
рыдать. "Љогда ты, дурища, от менЯ отлипнешь?" -- нелюбезно думала ‚ера.
Ќаташа отлипла. ‚ ‚ере проснулась хозЯйка.
-- Џойдемте, Я вас устрою.
-- Њы только на один день, -- сказал ћра, -- дела... Ќаташа шарила
глазами по стенам, по потолку, как бы
выбираЯ, оцениваЯ. ‡а обедом все выЯснилось: приехали они по поводу
наследства. ћре, как сонаследнику, причиталась четверть дома; в доме было
три комнаты и кухнЯ, не считаЯ чердака и "каюты-люкс".
-- ‚ крайнем случае можно разгородить, -- сказала Ќаташа.
"—ерта с два вы у менЯ получите четверть дома, -- думала ‚ера
Џлатоновна, любезно обхаживаЯ гостей (выучка ее была безотказна). -- ‚се
сбережениЯ отдам, а в дом к себе не пущу. ђыжаЯ ведьма".
ћра осторожно завел речь о сбережениЯх.
-- ‘беркнижка единственнаЯ, на мое имЯ, -- сказала ‚ера Џлатоновна с
самой любезной своей улыбкой, а подумала: "Ќа-касЯ, выкуси".
-- „о ввода в наследство еще полгода. џ буду советоватьсЯ с юристом, --
глазурно сиЯЯ, сказал ћра.
-- Љонечно, посоветуйтесь, времЯ еще есть, -- ответила ‚ера Џлатоновна.
("—ерта с два получишь ты у менЯ четверть дома!")
ЋказываетсЯ, что-то ее еще интересовало. Ђ она думала -- все кончено...
‚ечером пришла Њаша ‘молина -- веселаЯ, бодраЯ,
-- Ќу вот, дорогаЯ моЯ. •ватит распускать нюни. џ тебЯ устроила на
работу.
-- Љак? Људа?
-- ‚ гостиницу "‘алют", дежурной по этажу.
-- Ђ Я справлюсь?
-- Ђ то нет! “ тебЯ -- огромный опыт работы с людьми. € самое главное,
приспособлЯемость. џ не могла бы...

Ќа другой день ћра с Ќаташей уехали. ЏрощаЯсь, Ќаташа опЯть плакала у
‚еры на плече, а ‚ера, поверх ее головы, смотрела прЯмо в глаза ћре,
нахально улыбаЯсь; ћра глаза опустил. Ђ еще на другой день уехала Њаша
‘молина, предварительно сводив ‚еру в гостиницу "‘алют" и договорившись, что
та выйдет на работу через месЯц. ‚ера с матерью остались одни в пустоватом
доме, среди весенних роз -- все это, и дом, и розы, ‚ера впервые ощутила
своим и готова была за это свое дратьсЯ...
€ еще через два днЯ уехала сама ‚ера в военный санаторий на Љарельском
перешейке, под ‹енинградом. Џуть далек, впереди неизвестное, жизнь не
кончена.

‚оенный санаторий стоЯл на берегу морЯ -- не морЯ, собственно, а
мелкого залива, известного под именем Њарки -- зовой лужи. Ќа горизонте
Љронштадт, где иногда золотой искоркой светилсЯ купол собора. ‚округ --
Љронштадта -- форты, похожие на расползшихсЯ черепах; один из них,
загадочный, называлсЯ "—умной форт" -- там, говорЯт, когда-то ставились
опыты с чумой. Ѓыла позднЯЯ весна, здесь, на севере, еще запоздалаЯ против
обычных сроков. Ќа деревьЯх чуть проклевывались почки, из земли, из-под
сосновых игл лезла негустаЯ нежнаЯ трава. Ђ соснам весна была нипочем -- они
стоЯли себе, шумЯ на ветру. ‚доль берега сохли подпертые кольЯми рыбачьи
сети, лежали кверху дном черные лодки. ‘ети пахли рыбой, лодки -- смолой.
‘езон здесь еще только начиналсЯ. ‘анаторий был заселен главным образом
отставными полковниками, генералами -- все важные, тучные, медлительные,
сердечники. Ћни ходили по кольцевой тропинке, именуемой "терренкур", и после
каждой сотни метров присаживались отдохнуть. ‚ столовой они были серьезны,
озабоченны, долго выбирали меню на завтра, заказывали овощи и салатики, Явно
тоскуЯ по свиной отбивной. ѓоворили о разгрузочных днЯх, о том, кому и
сколько удалось сбавить... ‚ера Џлатоновна, в черном, наглухо закрытом
платье, вела себЯ более чем сдержанно и в общение не вступала. †ила она в
палате на двоих. ‘оседка -- стройненькаЯ дамочка лет сорока с
войлочно-взбитыми, светло- соломенными волосами -- -- вдова солиста
армейского ансамблЯ песни и плЯски: "Њой муж был крупным артистом -- жест,
обаЯние, кудри из-под фуражки. †енщины так и лезли на стенку, на стенку..."
‘мысл ее жизни был в заграничных поездках -- муж возил ее по всему миру.
”ранки, доллары, лиры -- твердые, падающие, стабильные... ‘только-- то
валютой получал муж -- целое состоЯние.
-- €, знаете, Я считаю, что нужно иметь джерсовых костюмов минимум
пЯть. Ќа все случаи жизни. Ћчень практично. Џрекрасно чиститсЯ, не
растЯгиваетсЯ...
“ самой у нее джерсовых костюмов было восемь. “знав, что у ‚еры нет ни
одного, она снисходительно усмехнулась -- усмешкой белого колонизатора над
примитивностью дикарЯ.
–елыми часами она делала себе педикюр, поднЯв колено к самому
подбородку. ‹ак наносила тонкой кисточкой; сегоднЯ он был Ярко-розовый,
завтра -- перламутровый, послезавтра -- лиловый...
-- Ќичто так не старит женщину, как неухоженные ноги.
‡вали соседку ‹ЯлЯ -- ‹ЯлЯ Њихайловна.
-- џ очень нежнаЯ по природе. ‡наете, когда умер муж, Я была просто в
отчаЯнии. ђешила покончить расчеты с жизнью. Џришла в ванную с бритвой.
‚скрыла себе вены, руки в воду -- и жду. ‚ это времЯ приходит мой знакомый,
ну, в общем, друг. ‡вонит -- Я не отзываюсь, руки в воде, истекаю кровью.
‚зломал дверь, ворвалсЯ в ванную, менЯ -- на руки, на кровать, другой рукой
звонит по телефону -- "неотложку". ‘пасли. ’ак Я осталась жить.
-- Ђ детей у вас не было?
-- Ѓыло двое. “мерли. —естно говорЯ, Я о них не жалею. Љогда умер муж,
Я в тысЯчу раз больше переживала...
-- ‚ы, значит, одна живете? -- с личным любопытством спрашивала ‚ера
Џлатоновна.
-- Ќет. Ќе выношу одиночества. †иву с тем, который ворвалсЯ. ‘пас мне
жизнь. …сли бы не он, Я была бы уже в крематории, а это, согласитесь, не
очень приЯтно. Љупил мне путевку. ‘анаторий -- дерьмо. Њне, по состоЯнию
здоровьЯ, нужны жемчужные ванны. Џриезжаю, требую. Ќет жемчужных -- одни
углекислые. Љак вам это нравитсЯ? ‚ Љарловых ‚арах все разновидности ванн,
массаж, уход за телом -- вот где можно помолодеть! Ђ здесь -- минимум
культуры. Љ тому же мужчины... ‚идели вы где-нибудь таких мужчин? ‘ ним
целуешьсЯ, а рука на пульсе: нет ли инфаркта... Ќет, спасибо -- в первый и
последний раз Я сюда приехала...
Ћднажды ‚ера Џлатоновна вышла к обеду и увидела за столом нового
человека: молодой подполковник, лет тридцати пЯти. —то-то в его облике ее
поразило. ‚глЯдываЯсь, она понЯла: да, что-то общее с молодым унечкой. ’о
же удлиненное, властное, победительное лицо. ’е же ровные, соболиные брови.
„аже цвет глаз -- желтовато-горчичный... ’олько черты лица помельче,
поженственней, и волосы не те. †иденькие, гладко через всю голову зализанные
распадающимсЯ зачесом. ’ак мужчины, дорожащие своей красотой, прЯчут лысину.
“ унечки-то была копна-‚ера смотрела-смотрела на нового соседа, и у нее
болело сердце, не как-нибудь фигурально, а обыкновенной физической болью.
Џодполковник, видимо, что-то почуЯл и на ‚ерины робкие, из-под ресниц,
взглЯды отвечал вполне откровенными. Џосле обеда: -- ђазрешите вас
проводить? -- Џожалуйста, -- ответила ‚ера, сама ужасаЯсь своей
сговорчивости. Ќо ведь это молодой унечка ее звал... -- ‚ы к себе, в
палату? ‘пите после обеда? -- Ќет, никогда. -- ’огда не пройтись ли нам? --
‘ удовольствием. -- Љ морю? -- Џусть будет к морю. € вот идут они по плЯжу,
по песку. Џесок белый, тонкий, под ногами не скрипит, нежно поддаетсЯ. Ћт
белесого морЯ тЯнет холодом; оно мелко, плоско, скупо замкнуто сереющим
горизонтом; далеко уходЯт в него округленные, чайками засиженные камни.
‚ремЯ от времени с какого-нибудь из них лениво вспархивает чайка и
равнодушно парит над водой. ‚ера невольно сравнивает это море -- с тем, этих
чаек -- с теми... Љакое может быть сравнение? ’ам море Яркое,
сине-сапфирное, песок темный, скрипучий, радость неистоваЯ. ‡десь все
скромно, лысовато, подержанно. Љак истаЯ южанка, ‚ера Џлатоновна прелести
севера не понимала. ’ак вышло, что гидом, путеводителем, открывшим ей
северную прелесть, оказалсЯ новый знакомый -- подполковник, похожий на
унечку. ‡вали его ‚италием Џетровичем, фамилиЯ -- Љораблев. „олго-долго
гулЯли они в тот вечер (даже ужин пропустили), а ночь все не наступала... --
Ќаши белые ночи, -- сказал ‚италий Џетрович. -- ‚идите, какаЯ белизна в
небе?
Ќад морем, давно погасившим закат, но полным жемчужного света, лучами
расходились тонкие белые облака. ‚ неверном ночном свете лицо спутника
казалось прекрасным.
-- ‘лышите, поют комары? ’онкаЯ-тонкаЯ песнЯ, словно жалоба. ѓрустЯт --
скоро конец их короткой жизни...
‚италий Џетрович взЯл ‚еру под руку:
-- ‚от и наша с вами жизнь коротка, не длинней комариной...

Љаждый вечер они ходили гулЯть, и он объЯснЯл ей стройный, тонкий,
звенЯщий северный мир. ‡накомил с березами, угощал кисличкой. ЃелаЯ ночь
вставала на цыпочки, куда-то тЯнулась, взлетала, и вслед за нею тЯнулось,
взлетало, падало сердце. Џод черными соснами было темно, там ворохами лежали
сосновые иглы -- мЯгкие, пружинЯщие под ногой. ’ам, на этих иглах, под этими
соснами ‚италий Џетрович ‚еру поцеловал. Џоцелуй был легкий, невластный,
короткий, как комаринаЯ жизнь. ‘амой себе ужасаЯсь, она закрыла глаза...
-- Ќазывай менЯ ’алей, -- сказал он в истоме.

–елыми днЯми они были неразлучны. ђасходились только на ночь -- на
белую, короткую ночь. ‹ЯлЯ Њихайловна была недовольна:
-- ЌельзЯ возвращатьсЯ так поздно. Њне длЯ цвета лица необходимо
выспатьсЯ...
‚ера не слушала: она спешно ложилась в постель. Њешали, никак не
укладывались большие, утомленные ходьбой, неухоженные ноги. Њешали мысли:
что же Я делаю, что? ‡алетный, одинокий комар пел у нее над ухом -- вот-вот
сЯдет, укусит. Ћна шлепала себЯ по щекам, по лбу, комар увертывалсЯ, опЯть
пел. "‘орок пЯть лет, сорок пЯть лет..." -- пел комар.
Ђ времЯ шло, с каждым днем урезаЯ само себЯ, грабЯ ее, обкрадываЯ. „ве
недели оставались, потом -- одна, потом -- ничего... ‚ерин срок кончилсЯ,
она уезжала, ’алЯ еще оставалсЯ. Ќа пальце у него обручальное кольцо -- в
первый раз надел. ’алЯ, ’алЯ... ‘пасибо тебе за все...
-- Њы еще увидимсЯ, -- сказал он. -- џ тебе буду писать.
-- Ќу, будь здоров.
—то это было? ‹юбовь? Ќет. ‘лава богу, до любви не дошло...

ѓостиница "‘алют", куда ‚ера Џлатоновна поступила работать, была не
перворазрЯднаЯ, но и неплохаЯ. ‡дание новое, похожее на соты, с балконами--
лоджиЯми, однообразно покрывающими фасад. Ќа первом этаже -- буфет,
парикмахерскаЯ, подсобные помещениЯ. Ќа втором -- жилые номера: двойные,
тройные. Ќа третьем -- одиночные и люкс. ‚ыше, на четвертом, --
многоместные, человек на семь-восемь, типа общежитиЯ. ‚ера работала на
третьем этаже. ‘толик с телефоном, над ним -- доска с крючьЯми, на которые
вешались ключи от номеров. Џри каждом ключе болталась пузатаЯ деревЯннаЯ
груша, специально придуманнаЯ, чтобы не клали ключей в карман, не уносили с
собой. ‚прочем, кое-кто ухитрЯлсЯ уносить и с грушей.
‚ера Џлатоновна -- светлаЯ, завитаЯ, надушеннаЯ -- сидела у телефона,
отвечала на звонки, записывала приезжающих в книгу, вручала ключи, принимала
их, вешала на доску. Љазалось бы, немудреные обЯзанности, но поначалу
работать было нелегко. „ень -- 12 часов подрЯд, сутки отдыха; потом ночь --
12 часов подрЯд, тут уже двое суток отдыха, и опЯть -- день... ‘ непривычки
ей было трудно, особенно ночью. „нем еще туда-сюда: за разговорами, личными
и телефонными, за хлопотами мелькающей гостиничной жизни времЯ шло быстро,
почти незаметно. ‘менЯлись у столика люди -- приходили с просьбами,
претензиЯми, требованиЯми, а то и просто поболтать, пошутить. ЏостоЯльцы
третьего этажа были почти все мужчины, командированные, не первой молодости,
с положением, при деньгах. ЏриЯтно было такому постоЯть у столика, а то и
присесть рЯдом, болтаЯ с дежурной. ‚сегда улыбающаЯсЯ, красиво причесаннаЯ,
чуточку подкрашеннаЯ, ‚ера Џлатоновна действовала на немолодых, усталых,
жизнью и женами притесненных людей как волшебный напиток. утка, смех,
уютные движениЯ полных, женственных рук -- и вот уже ответственный
расцветал, переставал чувствовать свой живот, начинал петушитьсЯ, острить...
‚ присутствии ‚еры всегда люди были склонны ценить самих себЯ и от этого
становились лучше... ѓости приезжали, уезжали, возвращались, радостно ее
приветствовали: не забывали. €ногда кто-нибудь от полноты чувств подносил ей
подарок: коробку конфет, букет роз... ‚ера Џлатоновна подарки любила,
особенно розы.
Љонечно, в ее работе не все были розы -- были и шипы, и ох какие... ‚
обЯзанности дежурной по этажу входило наблюдение за порЯдком, борьба с
пьЯными...
-- ‚ера Џлатоновна, триста пЯтнадцатый опЯть напилсЯ, посуду бьет, --
докладывала горничнаЯ.
‚ера бежала на сильных, быстрых своих ногах к триста пЯтнадцатому
номеру, стучала в дверь. €з номера доносились стоны. „верь заперта. €з-под
порога -- лужа.
-- ’оварищ Њихеев, впустите менЯ. џ -- дежурнаЯ по этажу.
-- Њмм... ррр... ка, ка, ка, -- невнЯтно бормотал Њихеев. ‚ера запасным
ключом отпирала дверь, входила в номер.
‡а столом, уронив голову на руки, сидел немолодой мужчина и рыдал. Ќа
полу валЯлсЯ разбитый графин, вода текла к двери.
-- Ќу, ну, ну, -- говорила ‚ера Џлатоновна, -- каждаЯ жизнь имеет свои
сложности, Я вас понимаю, но все-таки вам лучше лечь...
Њихеев плакал пьЯными слезами, ловил ее руку -- поцеловать. ‚ера
смеЯлась.
-- ‚ера Џлатоновна! ђадость моЯ! -- рыдал Њихеев. -- …сли б вы знали...
-- ‡наю, все знаю.
Џотихоньку-полегоньку она подталкивала его к кровати.
-- ‘мотрите, Я вам подушечку взбила. Ќа такую подушечку да не лечь...
-- Џустите, Я пойду. Ќабью ему морду.
-- ‡автра набьете. Ќикуда он не денетсЯ. Ђ теперь лЯгте на подушку.
„оговорились?
-- Њмм... ррр... ка, ка, ка, -- бормотал Њихеев, укладываЯсь.
Ќазавтра ‚ера Џлатоновна весело, как ни в чем не бывало, встречала
смущенного Њихеева и выписывала ему квитанцию на стоимость разбитого
графина...
’Яжелы были ночи. ‘пать на дежурстве не полагалось. ‚ера Џлатоновна
даже в кресло не садилась, чтобы не задремать. ‘идела на жестком стуле,
читала книгу. ‘троки путались, исчезали, голова падала, книга -- тоже. Ќочью
наваливались воспоминаниЯ. †изнь с мужем вспоминалась как светлаЯ,
привольнаЯ, было жалко себЯ. „нем ‚ера себЯ не жалела -- только ночью, на
дежурстве.
‚прочем, были и ночью забавные происшествиЯ. Џриехал как-то в гостиницу
дед из глубинки, дремучий такой. Џросил самолучший номер. Љак раз на третьем
был свободный люкс -- администраторша ему выписала. „ед уплатил вперед за
три днЯ и не поморщилсЯ (видно, был при деньгах). ‚ера ввела его в номер.
-- ‘амый лучший? -- недоверчиво спросил дед.
-- Ѓудьте покойны, лучше не бывает.
Ќочью снизу раздалсЯ стук. Џрибежала дежурнаЯ первого:
-- ‚ера Џлатоновна, там ваш старик буЯнит. ‚ера сбежала вниз. ‚
вестибюле, у огромной стеклЯнной двери стоЯл дед из люкса и бил в нее
кулаком.
-- вейцар отлучилсЯ, -- чуть не плача, объЯснила дежурнаЯ, -- дверь
заперта. Ћн и шурует...
‚ера схватила деда за локоть:
-- Џерестаньте сейчас же, вы этак дверь высадите! —то вам нужно, зачем
стучите?
-- ‚ыйти до ветру, -- заЯвил дед глубоким басом проповедника.
-- ѓосподи, да у вас же в номере туалет!
-- ’о-то и есть, дочка... „ала, говоришь, самый лучший номер, а нужник
-- в хате...
Љое-как уговорила деда, объЯснила ему устройство канализации...
‚ общем, если разобратьсЯ, жизнь у нее была скорей веселаЯ, хоть и
трудновата. € очень она любила свой дом. ђадостный, Ясный, привольный --
истинно свой. —етверть дома сонаследнику ћре она не отдала, сговорились на
денежной компенсации. ‘тоило ей это почти всех сбережений -- зато сама себе,
всему дому хозЯйка и нет рЯдом родственного рыжего перманента...
Љак и предсказывала Њаша, пришлось начать свертывать свое хозЯйство.
Џервыми ушли куры. Џотом стали уменьшатьсЯ плантации: не было ни сил, ни
времени все обработать. Ћт большей части земли она отказалась; поло-- вина
отрезанного участка, с плодовыми деревьЯми, виноградниками и кой-какими
строениЯми, отошла к соседу Њихаилу Љарповичу; на другой половине начал
строительство белым кирпичом отставной полковник, давно уже стоЯвший на
очереди. Ћгородные культуры ‚ера Џлатоновна резко сократила: салат,
редисочка, клубника -- только длЯ себЯ, три-- четыре грЯдки. ‡ато розы! ’ут
уж ‚ера дала себе волю. –елые заросли роз, всевозможные -- и классические
розовые, и чайные, и алые, и темно-красные, цвета запекшейсЯ крови, -- они
цвели на колючих стеблЯх этакими принцессами. •озЯйка изнемогала от любви к
розам, знала каждую в лицо, ходила к ним на свиданиЯ, касалась щекой
прохладных, по краю трубчатых лепестков. ђозы позволЯли себЯ любить
равнодушно, чванно, времЯ от времени отрЯхиваЯсь и ронЯЯ круглую каплю
росы... "Ќу, точь-в-точь как сестра †енЯ с ‘еменом, -- думала ‚ера. --
‚прочем, пускай себе капризничают: что не позволено человеку, позволено
цветку..."
„омашнее хозЯйство вела Ђнна ‘авишна -- большаЯ в этом деле искусница.
“мЯгченнаЯ годами, тихаЯ, молчаливаЯ, она двигалась по дому неспешно, как
добрый дух. ‚сюду доходили ее ловкие руки, зоркие темные глаза. Њать и дочь
любили друг друга нежно, преданно, без лишних слов.
Ќепривычной радостью было длЯ ‚еры чтение без помех. Љогда-то, еще в
гарнизонах, пристрастилась она к книгам. Џоследние годы Ђлександр €ванович,
отставник, все времЯ был дома и требовал неусыпного вниманиЯ. Ќе то чтобы он
запрещал ей читать -- просто не находил нужным. ‡астав ‚еру с книгой, он
всегда давал ей какое-- нибудь поручение по хозЯйству. ’еперь читай сколько
угодно, было бы времЯ. ‚ремени-то как раз было у нее маловато, и читала она
не так уж много, но со вкусом, всласть. Ћтлично помнила прочитанное,
рассказывала матери, иной раз развиваЯ и украшаЯ по-своему. ‘амаЯ заурЯднаЯ
книга становилась у нее увлекательной. "Ђ он что? Ђ она что?" -- спрашивала
Ђнна ‘авишна. "Ђ он... а она..." -- импровизировала ‚ера. Ћна видела героев
как будто в театре, расставлЯла их по-своему. Ђх, театр! ђедко-редко
приходилось ей там бывать, а любила, очень любила.

Џрошло уже больше года после смерти полковника ‹аричева, и к ‚ере
Џлатоновне начали свататьсЯ женихи. …ще бы, невеста завиднаЯ -- и дом, и
сад, и нрав. †енихи подсылали соседок, разведывали. Ќекоторые отпадали сразу
же, другие удостаивались смотрин.
-- Ћтчего же, в конце концов, не устроить мне свою жизнь? …сли,
конечно, человек попадетсЯ хороший...
-- ‚ерно, дочка, верно.
Џриходил жених -- немолодой, солидный, редковолосый, а то и вовсе
лысый. ‚ел разговор культурный -- про погоду, про климат, про влиЯние на
него атомных взрывов, про международное положение... €злагал свои взглЯды на
жизнь. ‚зглЯды были в общем правильные, разумные (кто же в теории их не
придерживаетсЯ?), но скучные до судорог в челюстЯх.
-- џ знаете, как рассуждаю? џ рассуждаю, что не в деньгах счастье. Ѓыло
бы здоровье.
"€ с таким -- чужим, противным -- надо будет жить рЯдом? ‹ожитьсЯ в
постель? Ѓоже упаси!" -- думала ‚ера.
‘ватовство всЯкий раз кончалось ничем. Ђ жених обижалсЯ: чем он
нехорош? Ћдин, особенно гадкий, скорбный, с волосами в носу, пообещал даже
"ославить на всю округу". …го ‚ера Џлатоновна с наслаждением выгнала...
-- Њама, отчего они все такие четвероногие? -- жаловалась она. -- ‡а
двуногого Я бы, пожалуй, вышла...
-- ѓде же его взЯть, двуногого? Џодожди, авось сам придет.

€з женихов главным и самым устойчивым был сосед Њихаил Љарпович, в
прошлом хозЯйственник, ныне пенсионер (это ему отошел ‚ерин участок с
плодовыми деревьЯми и виноградом на корню). Ћн вечно возилсЯ в саду, как
трудолюбивый жук. Љрепкий хозЯин, он любил собственность, как коллекционер
любит редкие вещи. € женитьсЯ-то мечтал главным образом длЯ округлениЯ
собственности: соседний обширный участок давно его соблазнЯл. ‹ично ‚ерой, в
плане любовном, он не интересовалсЯ: стар был..
-- ‚ам, ‚ера Џлатоновна, в самый раз теперь устроитьсЯ. ‹учше менЯ не
найдете. Ќынешний жених ненадежный: хап-хап, продал, уехал, а ты кукуй.
†енщина вы еще мо-- лодаЯ, жить вам хочетсЯ. џ это понимаю, не препЯтствую
-- живите себе на здоровье. Ѓывает муж, как собака на сене: сам не ест,
другим не дает. џ не такой. Њне чтобы уют был в доме, пища хорошаЯ. ‚от вы
вареники с вишнЯми хорошо делаете -- это Я люблю. Ђ тинти-финти, фигли-мигли
-- пускай кто моложе занимаетсЯ. Ќу так как же, по рукам, что ли?
Њихаилу Љарповичу ‚ера согласиЯ не давала, но и окончательно ему не
отказывала, обижать не хотела, все шуточками отделывалась. „а и помощью его
она все-таки дорожила. •одил он к ней на правах, как она говорила,
"заместителЯ по хозЯйственной части". ‚ладел топором, отверткой. Љогда надо
было что-нибудь прибить, починить, призывалсЯ Њихаил Љарпович. Ћн приходил,
пожилой, обстоЯтельный, чинил и вздыхал:
-- ‚от что значит дом-то без хозЯина. Ќу, как, не надумали еще, ‚ера
Џлатоновна?
-- Ќет еще, Њихаил Љарпович, -- смеЯлась ‚ера. -- Ћчень мне моЯ жизнь
нравитсЯ. ‘ама себе хозЯйка, что хочу, то и делаю. „авайте останемсЯ
друзьЯми, идет?
-- „рузьЯми, -- бормотал Њихаил Љарпович. -- ќто вас книжки испортили.
"Ђх, дружба! ‘вЯтое чувство!" Ђ жизнь-то, она своего требует, чтобы все как
у людей. Ћх, подумайте, ‚ера Џлатоновна! Љак бы вам счастьЯ своего не
упустить. Џотом кусай локти, что упустила.
-- Ќичего, как-нибудь... Њихаил Љарпович удалЯлсЯ, ворча:
-- ѓулЯй-гулЯй, все равно моЯ будешь.
Ђ иной раз она, после особенно трудного дежурства, измученнаЯ, лежа в
постели с ноющими ногами, вдруг и сама задумывалась: "Ђ уж не согласитьсЯ
ли? ‚се-таки опора". Ќо тут же отвечала себе: "Ќет". € еще раз, решительно:
"Ќет".
’уго было с деньгами. ‚ерин оклад маленький, к нему материна пенсиЯ --
-- совсем гроши. Ђ дом требовал денег. Ћчень он был прожорлив: то крышу
поправить, то забор, то цистерна с водой прохудилась... ‚ера с Ђнной
‘авишной из одного долга вылезали, в другой влезали. ђешились, не без
колебаний, на крайнее средство: стали брать заказы -- платьЯ шить. ‚ работе
недостатка не было -- было бы времЯ. Џриходили заказчицы -- чаще всего
полные, глЯделись в зеркало, поджимаЯ живот. “ ‚еры была легкаЯ рука на
полноту, умела так скроить, чтобы скрыть изъЯны фигуры. ила не по журналам,
сочинЯла фасоны сама. ЏлатьЯ всегда были уютные, милые, какие-то радостные.
Ќа скромных белые воротнички, на нарЯдных -- вышивка, стеклЯрус, блестки,
что-то забавное, елочное... "Љак вы помолодели! -- говорили ее клиенткам. --
Љак хорошо выглЯдите!" Љроила и мерила ‚ера, строчила и обметывала Ђнна
‘авишна -- все на совесть, каждый шовчик, как бисерный... € все- таки денег
не хватало. ‡аказы, дачники, а оглЯнешьсЯ -- снова нет. ‡атеЯла ‚ера
провести газ. Ђ на какие средства? ‡анЯла денег, начали копать канавы.
‚друг, нежданно-- негаданно, среди всех хлопот, еще одно событие: приехал
’алЯ, ‚италий Џетрович, санаторский знакомый. Џисать не писал, пропал в
неизвестности, и вот -- ЯвилсЯ лично. Љрасивый, желтоглазый, вкрадчивый.
Љольца на пальце нет.
-- Џринимаешь менЯ, ‚ерочка? €ли Я не вовремЯ?
-- Љакой вопрос!
‡ахлопотала -- радостнаЯ, праздничнаЯ, по-новому молодаЯ. ‘разу десЯть
лет с плеч. епотом матери:
-- Њама, это ничего, что он приехал?
-- Ќичего, дочка, живи в свою радость. џ ли тебЯ попрекну? „ай тебе бог
здоровьЯ, счастьЯ.
-- Њамочка, ты у менЯ сокровище, ни у кого такой матери нет.
-- Џолно, дочка, не хвали, а то загоржусь...

“строили ‚италиЯ Џетровича в отдельной комнате, бывшей Ђлександра
€вановича, на большой тахте под часами. Џосле ужина легли спать -- он у
себЯ, ‚ера Џлатоновна -- у себЯ. ‹егли, помолчали.
-- ‚ерочка, радость моЯ, зайди ко мне, -- сказал Љораб-лев разнеженным
голосом.
Ѓосыми ногами по холодному полу побежала на зов. ‘меЯсь от радости,
легла на его твердую руку. „ура -- чуть было не вышла замуж. –елую ночь
тикали часы, отмериваЯ счастье.
’алЯ, оказываетсЯ, заехал на пару дней, по пути в санаторий, в ѓурзуф.
-- Џонимаешь, ‚ерочка, не мог тебЯ забыть. „ругие забываютсЯ, а ты --
нет. ’Янет к тебе как магнитом. ѓлаза твои голубые так и вижу. ђуки твои --
веселые, добрые...
‹ениво, грациозно потЯнувшись, он поцеловал ей руку. ‚ера прЯмо
купалась в потоке давно не слышанных слов... Џо-прежнему не дела любви были
ей важны, а слова...
’алЯ прожил не два днЯ, а целых четыре, послал телеграмму, что
задерживаетсЯ по болезни. ’ем временем каталсЯ как сыр в масле. Ћбедал
по-царски. ‘пал до полуднЯ на пышном ложе с кружевными пододеЯльниками.
Љаждое утро находил на ночном столике свежие розы -- ради него ‚ера изменила
своему правилу роз не срезать. ‘трЯпала вдохновенно впервые за много лет.
‚спомнила самые заветные, "подкожные" секреты старого Ќикодимыча: паштет из
гусиной печенки, суп с сыром, пирожки с шампиньонами... ’алЯ кушал
изнеженно, томно, с повадками актера, первого любовника, и говорил:
-- €знемогаю от наслаждениЯ.
Ќа пЯтый день, несмотрЯ на изнеможение, он уехал. ‚еселый, нежный,
чуточку лысый, уклончивый. Ќасчет будущего разговоров не было. Ћн стоЯл на
палубе парохода, ‚ера -- на пирсе. Ћн махал фуражкой, придерживаЯ ладонью на
темени распадающийсЯ зачес...
„еньги, отложенные на газ, были прожиты. „а что газ! Ѓудь она, женскаЯ
слабость, проклЯта... ‚ера поплакала-таки...
-- Њамочка, ты менЯ не осуждаешь?
-- —то ты, дочка, мне ли тебЯ осуждать?
-- €менно тебе, ты всю жизнь прожила как монашка.
-- Ђ что хорошего? Џлохо Я жила свою жизнь.
“ехал ’алЯ и опЯть не писал. ‘начала ждала, а потом уже перестала.

“х, как плохо было с деньгами. ѓаз все-таки провели -- снова вошли в
долги. „ом-- обжора требовал-требовал, а сам почти ничего не давал. ‚ера
продала золотую брошку, единственную свою драгоценность, запонки Ђлександра
€вановича -- дом все проглотил и не поморщилсЯ. Њихаил Љарпович теперь на
‚еру дулсЯ, видимо за ’алю (а ведь обещал свободу полную, если за него
выйдет!), и по хозЯйству не помогал. •очешь не хочешь, надо было продавать
часть дома. Ђ не хотелось! € тут ей, можно сказать, повезло. €з Њосквы
приехала стараЯ знакомаЯ, давнишнЯЯ дачница Њаргарита Ђнтоновна Љунина,
народнаЯ артистка, звезда московских театров. ’еперь эта звезда близилась
уже к закату, не по таланту (он был по-прежнему блестЯщ), а по состоЯнию
здоровьЯ. ѓодам к шестидесЯти заболела она астмой, стало ей трудно играть на
износ (иначе она не умела). ‚рачи посоветовали переменить климат, лучше
всего -- к морю. € вот она переселилась в родной ‚ерин город, получила, в
обмен на московскую, отличную квартиру на главной улице, а у ‚еры Џлатоновны
купила половину низа: большую комнату с отдельным входом, с чуланом, который
тоже мог сойти за комнату. ’ам был ее гримировальный кабинет.
‚ера сначала расстраивалась, что пришлось продать часть дома, а потом
вышло даже к лучшему. Њаргариту Ђнтоновну она от души полюбила. ‘ того
самого днЯ, когда Љунина впервые поЯвилась в доме -- еще при унечке. ‚ера
вошла в столовую и увидела в кресле пожилую женщину с Ярко-серыми смеющимисЯ
глазами.
-- Ћ, моЯ дорогаЯ, -- сказала Њаргарита Ђнтоновна глубоким, басовым,
вибрирующим голосом, -- какаЯ же вы большаЯ! Љогда вы вошли, мне показалось,
что вы на лошади...
‚ера была покорена с первого слова. Ћна, как все люди с истинным
чувством юмора, не прочь была посмеЯтьсЯ сама над собой...
‚ свое времЯ ‚ера с восторгом принЯла Њаргариту Ђнтоновну -- дачницу.
’еперь, с готовностью -- Њаргариту Ђнтоновну -- совладелицу. ‘ готовностью,
постепенно переходившей в восторг. Љонечно, ей льстила огромнаЯ известность
Љуниной. ‘тоило той поЯвитьсЯ где угодно -- на улице, на плЯже, -- сразу
вокруг нее скапливались толпы. Љунину знали все. ЋпЯть мальчишки бегали за
ней по пЯтам и кричали: "’эрзай менЯ, тэрзай!" Ћна останавливалась и
отгонЯла их мечущими молнии серыми глазами. Љогда на нее нацеливались
фотоаппаратами, она поворачивалась спиной и говорила: "“молЯю, снимайте
сзади, там Я всего лучше..." ‚ местном театре, где ее принЯли с молитвенным
благоговением, она играла редко -- раз в два-три месЯца, и каждый раз театр
был переполнен. "Љунина, браво, Љунина!!" -- и на сцену летели букеты
цветов, не жиденькие, как на севере, а тЯжелые, основательные, падавшие со
стуком. "Ѓлагодарю вас, благодарю, друзьЯ мои", -- томно вибрируЯ голосом,
говорила Љунина, а зрители вопили пуще и пуще. Ѓукеты доставлЯли на дом
поклонники и поклонницы...
-- ЋпЯть Я со своими вениками, -- рокотала Њаргарита Ђнтоновна. --
‚ерочка, моЯ дорогаЯ, приютите их, поставьте хоть в ведра...
‚ообще, славу свою она любила, делаЯ, впрочем, вид, что ее презирает. ‚
сущности, верно было и то и другое. Џри случае тоже могла сама над собой
посмеЯтьсЯ...
-- Џослушайте, ‚ерочка, какой со мною произошел случай. “бедилась в
правоте Џушкина.
-- Ќу, ну, расскажите, -- радовалась ‚ера, предчувствуЯ потеху. “ж
больно озорно светились большие, подведенные глаза.
-- Ѓыла Я вчера в вашем знаменитом театре оперы и балета. „авно мне
говорили: "‘ходите, не пожалеете". Џошла. Ќе жалею. ‘мотрела "‘пЯщую
красавицу". ‚се балерины, во главе с самой ‘пЯщей, выше средней упитанности.
Љогда прыгают, жиры так и трЯсутсЯ. Ќу, думаю, про этих не скажешь: "‹етит
как пух от уст ќола". ’аких не ќолами, а домкратами подымать...
-- ќто и была правота Џушкина?
-- Ќет, слушайте дальше. ‡начит, сижу Я, наслаждаюсь дурной радостью. ‚
антракте, как полагаетсЯ, вышла в фойе: людей посмотреть и себЯ показать.
Ќу, показала! €ду и страдаю от своей славы: все на менЯ глаза так и пЯлЯт.
Ѓольше, чем всегда: прЯмо плаваю на волнах обожаниЯ. € досадно, и приЯтно. €
тут подходит ко мне одна и тихо, на ухо говорит: "’оварищ Љунина, Я очень
извинЯюсь, но у вас сзади небольшой беспорЯдок". ЋглЯнулась и что же вижу?
“жас! ‘дуру напЯлила юбку наизнанку. ќто бы еще ничего, беда в том, что она
у менЯ с изнанки заплатана красным. € зад у менЯ, как у павиана!.. Ђх ты,
черт, думаю: вот тебе и слава! Ќе зрЯ сказал Џушкин: "—то слава? џркаЯ
заплата..."
‚ера помирала со смеху. ‚ообще, она обществом Њаргариты Ђнтоновны
наслаждалась безмерно. ‹юбила ее и на сцене, и дома. „ома даже больше, чем
на сцене. ’ам и там Љунина играла -- не могла не играть. Ќо на сцене она
оставалась в пределах одного, прекрасно вылепленного, но единственного
образа. „ома она играла с великолепной раскованностью, то и дело переходЯ из
образа в образ. Њогла делать это даже в пределах одной фразы: начинала ее в
одном образе, кончала -- в другом. ‘тоило видеть, какую серию спектаклей
разыгрывала она, скажем, на базаре, покупаЯ рыбу в рЯдах. ‹орнет, прижатый к
серому глазу, томный, нырЯющий, барственный голос: "Ђ она у вас, милаЯ, не с
душком?" ’орговка, естественно, громко протестует против такой клеветы на ее
товар: "‘ душком?! —тобы Я так здорова была, как моЯ рыба с душком!" € тут,
внезапно, полное превращение: вместо томной дамы с лорнетом кричит как будто
бы другаЯ торговка рыбой -- вздорнаЯ, сварливаЯ, отлично владеющаЯ всем
набором южных побранок. Њинуты две-- три длитсЯ препирательство, за которым
с интересом следЯт соседки по рыбному рЯду. Џреимущество Явно на стороне
Љуниной, с ее поставленным голосом. …ще минута -- и удалЯетсЯ с рынка
усталаЯ, низенькаЯ, скромнаЯ старушонка...
Џотребность играть была в ней неистребима. „аже когда нападала астма,
Њаргарита Ђнтоновна страдала броско, с пафосом. ‚ груди у нее начинала
сипеть шарманочка, каждый выдох вырывалсЯ со свистом. Ћна играла умирающую
-- искренне, но все же играла...
Џриступы чаще всего бывали по ночам. Њаргарита Ђнтоновна стучала по
трубе отоплениЯ -- длЯ этого у нее на ночном столике всегда лежали клещи.
“слышав стук, прибегала ‚ера. Њаргарита Ђнтоновна говорить не могла,
объЯснЯлась жестами. Ћна рисовала в воздухе чайник, льющуюсЯ воду -- --
настолько реально, что даже как будто слышалось бульканье. ‚ера бежала в
кухню, грела воду, наливала в таз, ставила туда крупные, неповоротливые ноги
Љуниной. ‘идЯ в кресле, с ногами в тазу, Њаргарита Ђнтоновна погружалась в
эффектное умирание. Ћна, столько раз умиравшаЯ на сцене, и тут не могла
отказатьсЯ от сценичности.
-- Ћ боже мой, боже, -- сипела она, -- это конец. €так, мне суждено
умереть молодой... €мейте в виду, что Я вам завещаю свои полниза...
‚ера, испуганнаЯ, бежала к соседу Њихаилу Љарповичу (там был телефон),
вызывала "неотложку". Њаргарите Ђнтоновне делали укол, ей становилось легче.
Џриоткрывались страдальческие глаза, рука тЯнулась поправить взмокшие кудри.
-- Ћ, моЯ дорогаЯ, -- говорила она полузадушенным, но звучным шепотом,
-- вы моЯ спасительница! Ќе знаю, что бы Я делала без вас! ‚озьмите мою
бриллиантовую восьмерку...
-- —то вы, Њаргарита Ђнтоновна, бог с вами, не надо мне никакой
восьмерки...
-- Ќе спорьте. ‘ умирающими не спорЯт.
"‚осьмерка", о которой шла речь, была старомоднаЯ брошь из довольно
крупных бриллиантов в платиновой оправе. Ћна досталась Њаргарите Ђнтоновне
от какой-то прабабушки; носить ее на груди в наше времЯ было бы все равно
что водить на цепочке слона. ќту вещь Њаргарита Ђнтоновна времЯ от времени
дарила ‚ере. Ћна была щедра, но забывчива. Ћтдаст, например, на улице все
свои деньги кому-- нибудь, кто об этом и не просит совсем, забудет и ищет по
дому пропавшую сумму. ‘мешнее всего получилось с квартирой. “бедившись, что
городскаЯ квартира ей ни к чему -- все равно пустует, -- Њаргарита Ђнтоновна
подарила ее театру. Џодарить оказалось не так-то просто (в нашем быту такие
подарки не предусмотрены), но в конце концов она своего добилась. ‚ квартиру
въехали новые жильцы, Њаргарита Ђнтоновна забыла об этом, в рассеЯнности
пришла домой, открыла дверь своим ключом и, только увидев новую обстановку,
вспомнила, в чем дело...
Ђ с бриллиантовой восьмеркой творились вообще чудеса. „аже забывчиваЯ
Њаргарита Ђнтоновна подозревала, что тут не все чисто. ЏодареннаЯ восьмерка
каждый раз возвращалась к хозЯйке, на ее гримировальный стол. ’ам, в клубах
париков, красок, украшений и рисовой пудры, можно было потерЯть и найти что
угодно. Њаргарита Ђнтоновна вообще была мастерица терЯть. Џуть ее был усеЯн
окурками, квитанциЯми, шлЯпами и банкнотами. ’ерЯла и искала, находила,
опЯть терЯла. € каждаЯ потерЯ, каждаЯ находка -- как мастерски сделанный
этюд из книги ‘таниславского "ђабота актера над собой". ‚прочем,
‘таниславского Њаргарита Ђнтоновна терпеть не могла за его, как она
выражалась, "лошадиную серьезность" ("Ќадо же было ухитритьсЯ сделать из
игры -- работу!"). „лЯ Њаргариты Ђнтоновны, напротив, всЯкаЯ работа была
игрой -- даже когда она стирала носовые платки. "Ђ не в том ли секрет
счастьЯ, -- думала, глЯдЯ на нее, ‚ера, -- чтобы из работы сделать игру?"
Љое-чему она здесь училась, кое-чему уже выучилась...

‚ целом, несмотрЯ на трудности, жизнь была неплохаЯ, а если вглЯдетьсЯ
-- и совсем даже хорошаЯ. “ ‚еры такаЯ была особенность: стоило ей
хорошенько вглЯдетьсЯ, и поЯвлЯлись светлые точки. ђоились, как звездочки. ‚
каждом плохом позволЯли найти хорошее.
„енег нет? ђазумеетсЯ, плохо. Ќо зато какаЯ радость, когда они наконец
поЯвлЯютсЯ! „важды в месЯц у ‚еры был праздник зарплаты. Љогда она шла домой
с получкой, небольшаЯ, но тугаЯ пачечка денег весело жгла ей сумочку
изнутри. Ќе чьи-нибудь, -- собственные, лично заработанные, хочу -- трачу
так, хочу -- иначе! ла мимо магазинов и мысленно тратила деньги. ‚се ее
привлекало: белье нежных расцветок с пенными кружевами, пестрые косынки,
блестЯщие серьги -- ‚ера была падка на блеск, как сорока. ‚се это было как
бы доступно, на миг, воображенный, -- ее.
-- Њама, Я опЯть сегоднЯ принарЯдилась. ‚сю дорогу шла и покупала,
покупала...
-- —то же купила-то? -- спрашивала Ђнна ‘авишна, улыбаЯсь глазами.
-- Ћх, и не говори! Љабачки, постное масло, лук, селедка. ‘
бриллиантами решила пока повременить. Ќе все сразу.
-- Џравильно, дочка, не все сразу.
-- Ќа журнал подписалась, "€ностраннаЯ литература". ќто ничего, мама?
’акое расточительство...
-- —то делать, коли душа требует.
-- Ђ вот и тебе подарочек. ‚ынималсЯ какой-нибудь кошелек, или носовой
платочек, или игольничек. ‚ дни ‚ериных получек каждый в доме получал хоть
пустЯчный, а подарочек, даже Љузьма -- пузырек валерьЯнки.
Ђ с садом как получилось? ‚ свое времЯ ох как жалко было, когда отошел
он к Њихаилу Љарповичу со всеми службами -- летней кухней, курЯтником,
гаражом (Ђлександр €ванович гараж построил, только машины купить не успел).
Ђ вдумаешьсЯ -- и поЯвлЯютсЯ светлые точки. ‚ самом деле: ухаживать за садом
не нужно, а фрукты Њихаил Љарпович даром приносит.
-- Љушайте, ‚ера Џлатоновна, сколько душе угодно. Ќу, как, еще не
надумали? --
-- Ќет еще, погожу немножко...
‚идно, он и сам теперь не больно-то надеетсЯ на ‚ерино согласие, да,
пожалуй, и не очень его жаждет, а спрашивает так, длЯ порЯдку...
“ самой ‚еры, после того как отдала участки, осталсЯ совсем маленький
клочок земли. ‡ато какие на нем розы, как пышно заросла беседка, какаЯ над
ней благоуханнаЯ луна летними вечерами! Џолить такой участок недолго,
подстричь -- одно удовольствие. Џеред сном не падаешь с ног, можно еще
побаловать себЯ, почитать в постели.
Ђ дом? “ж как горевала, когда пришлось продать половину низа! „умалось:
свое, заветное -- в чужие руки отдать! Ђ теперь даже рада, что так
получилось. ђЯдом -- Њаргарита Ђнтоновна, близкаЯ, веселаЯ, милаЯ,
талантливаЯ. ‘пасибо ей, в театре теперь ‚ера бывает часто. ‘кажет в кассе
"длЯ Љуниной" -- и ей почтительно вручают контрамарку. €ногда ходит одна,
иногда -- с кем-нибудь из сослуживиц. Ђ иной раз и сама Ђнна ‘авишна
раскачаетсЯ. •одит, впрочем, только на спектакли, где играет сама Њаргарита
Ђнтоновна; глЯдЯ на нее, смеетсЯ до слез и приговаривает: "Ќаша-то, наша!"
„ачников, правда, селить теперь негде. Џоскучнее без них, зато и забот
меньше. Џри нынешней ‚ериной жизни тЯжелы были бы ей еще и эти заботы -- ив
гостинице обслуживать, и дома. Ђ самых близких она всегда разместит -- не у
себЯ в комнате, так на чердаке. —ердак все еще не достроен, по нехватке
денег, порЯдочный дачник туда не полезет, зато живут там почти каждое лето
генеральские сыновьЯ, Џека и ‡юзЯ, которые вымахали выше притолоки, но все
еще ссорЯтсЯ и даже дерутсЯ. ќти ребЯта ходЯт у ‚еры в "приемных
племЯнниках", помогают ей поливать розы и ездЯт на базар за покупками. Љогда
на чердаке идут баталии и падают с грохотом какие-- то вещи, ‚ера Џлатоновна
говорит изумленному гостю: "Ќе обращайте вниманиЯ, это у менЯ домашний
‘инг-‘инг".
Ђ вот Њаша ‘молина -- самаЯ близкаЯ из близких -- та после похорон так
и не приезжала. †ила она теперь за тридевЯть земель, на „альнем ‚остоке; тут
не больно-то разъездишьсЯ, через всю страну. “вез ее туда один из пациентов,
по профессии художник, влюбленный в дальневосточную природу, но изображавший
ее настолько "обобщенно", что признаниЯ не получил. ЉажетсЯ, впервые на
Њашиной пути поЯвилсЯ "принц “эльский", но уж лучше бы он был не принц --
характер у художника был ах какой, гонор чудовищный, заработков никаких,
перспектив -- тоже. Ѓыл он лет на двенадцать моложе Њаши, о чем она писала
тЯгостно-шутливо, упрекаЯ себЯ в "старческой глупости". ’ем не менее жили
они с художником прочно и всерьез, даже зарегистрировали брак в загсе
(раньше Њаша таких церемоний не признавала).
ЏамЯть о Њаше, тревога о ней жили в ‚ерином сознании, но как-то
отдаленно, не настоЯтельно -- уж очень много было здешних, сегоднЯшних,
неотложных забот. „аже дети, ‚овус и ‚ика, когда-то такие близкие, тоже
как-то отдалЯлись, виделись, словно сквозь кисею, особенно ‚овус,
запомнившийсЯ в последний его приезд взрослым, высоким, высокомерным...
€ногда вспоминались, и то не часто, ‚икины ночные глаза, и тогда ‚ера
чувствовала легкий укол в сердце...
‘егоднЯ ее больше всего занимала работа. ђабота была как
требовательный, строгий, придирчивый муж, с которым трудно жить, но которого
все-таки любишь. Ђ трудно было подчас, и очень. €знурительное раннее
вставание, толкотнЯ по автобусам, круговорот мелких гостиничных дел: кто-то
напилсЯ, пропала простынЯ, протекла крыша, приехала комиссиЯ... €ногда ‚ера
приходила домой полумертваЯ. „рожали руки, ключ не попадал в скважину...
’олько бы добратьсЯ до постели, рухнуть и спать. Ќо это были минуты. ‘тоило
ей умытьсЯ горЯчей водой, переодетьсЯ в домашний, с птицами, Японский халат,
сунуть ноги в бархатный уют разношенных тапочек, как поЯвлЯлись светлые
точки. "‚ерочка, дорогаЯ, -- рокотал глубокий голос Њаргариты Ђнтоновны, --
а Я заждалась, ни за что не хотела без вас обедать..." ‘лышались легкие
войлочные шаги Ђнны ‘а-вишны, спешившей на кухню греть обед. “сталость
таЯла. ‡а столом ‚ера сидела уже мужественно улыбаЯсь. Њаргарита Ђнтоновна
бурно восторгалась всем, что подавалось на стол: "Ѓоже мой! —то за рыба! ќто
какой-то копченый ангел -- нечто небесное!" ЃелаЯ скатерть, хрустальные
подставки длЯ ножей и вилок, салфетки в серебрЯных кольцах (на всей этой
старомодной бутафории очень в свое времЯ настаивал унечка) создавали
бодрЯщее чувство праздника. ‚от уже ‚ере и не хотелось спать. Ђ все --
улыбка. ’а самаЯ, которой требовал от нее унечка: "Џойми, Я не хочу
никакого притворства. Ќо управлЯй своим настроением. “лыбнись -- и тебе
самой станет весело". ’еперь она понимала, что это правда.

Ђ на работе в общем-то было хорошо. „аже интересно. ЏустЯковаЯ
должность -- дежурнаЯ по этажу, но ‚ера и на этой должности умела себЯ
проЯвить. ЏостоЯльцы любили ее, баловали, наперебой за нею ухаживали.
Ћставалось это, конечно, на уровне слов, но ‚ере слова-то и были нужны.
Љнига жалоб и предложений была полна благодарностей по адресу милой,
любезной, заботливой хозЯйки третьего этажа (некоторые, от избытка чувств,
писали даже в стихах). „иректор гостиницы Ѓорис ѓригорьевич, болезненно
тревожный немолодой человек с Язвой кишечника, ходивший на работу с бутылкой
кефира в портфеле, очень ценил ‚еру Џлатоновну и всЯчески ее поощрЯл:
представлЯл ее к премии ежеквартально, повесил ее портрет на „оску почета.
‘лабый, необразованный, неодаренный, он жил в непрестанной тревоге человека,
которому вот-вот дадут коленкой под зад. Љаждый день он переживал как
небольшую, карманного размера, трагедию. ‚ера Џлатоновна была ему как
спасательный круг.
‚ гостинице все были уверены, что тут не без амурных дел -- и напрасно,
амур здесь и не ночевал. Џросто привЯзанность слабого к сильному. Њожет
быть, даже ребенка ко взрослому. Ѓорис ѓригорьевич, как всЯкий человек, не
приученный ни к какой инициативе, был ребЯчлив и робок. ‘ его лица не
сходило детское изумление: что это вокруг происходит? € как вообще может
что-то происходить? ‚ сложном хозЯйственном быту, где так много неписаных
правил, он судорожно хваталсЯ за писаные и вечно попадал впросак. Њногие
правила и впрЯмь устарели, ловкие люди умели их обходить, а он -- нет.
Џризрак уголовной ответственности терзал его ежечасно. € зачем только он
взЯлсЯ не за свое дело? Џовернись жизнь иначе, был бы он научным работником.
‚ свое научное призвание он верил неукоснительно, хотЯ ничему никогда не
училсЯ. Љогда очень уж обступали тревоги, он брал телефонную трубку и
набирал "три ноль ноль". "’ретий этаж слушает", -- отвечал нежный и веселый,
с картавинкой, голос -- и ему становилось легче.
-- ‚ера Џлатоновна, зайдите ко мне на минутку, если можете.
‘тук по лестнице -- не легких, а каких-то проворных, веселых шагов, и
она здесь. ЊилаЯ!
-- ‘адитесь, ‚ера Џлатоновна. џ тут с вами хотел посоветоватьсЯ...

‚ынимались документы, счета, предписаниЯ. „лЯ Ѓориса ѓригорьевича это
был лес дремучий. ‚ера Џлатоновна всегда умела во всем разобратьсЯ,
истолковать, присоветовать...
-- ‚от, новое предписание: в холлах иметь жардиньерки. ‘тыдно сказать
-- Я не знаю, что это такое. ЋбразованиЯ не хватает...
‚ера Џлатоновна знала, что такое жардиньерка, но вполне допускала, что
занЯтой человек может этого и не знать. Ћна сразу набрасывала на бумаге
эскиз жардиньерки, как ее видела, соображала, где ее можно заказать, сколько
это будет стоить. ‘лушаЯ ее, Ѓорис ѓригорьевич сам на времЯ становилсЯ
оптимистом. Ћн успокаивалсЯ, размЯкал, начинал откровенничать. ‘ложно,
сложно все на свете, и работа, и семейнаЯ жизнь... "„а, сложно", -- кивала,
соглашаЯсь, ‚ера Џлатоновна, но ему самому становилось уже не так сложно. Ђ
в гостиничном быту, по ее совету и с ее помощью, поЯвлЯлись милые новости,
что-то веселое, домашнее, нестандартное, и всегда в пределах сметы. ђешетка
с вьюнком наискось поперек окна, две астры в керамической вазе, румЯное
Яблоко на тарелке... "Ђ Яблоко предусмотрено?" -- тревожилсЯ Ѓорис
ѓригорьевич. "€з соседского сада принесу", -- говорила ‚ера.
Ћна хозЯйничала с радостью, вкладываЯ в "предусмотренные" мелочи всю
свою бытовую изобретательность, все свое уменье из пустЯков создать
что-то... ‚се было бы хорошо, если б не старший администратор Ђлла ’арасовна
‡айцева, крепко немолодаЯ женщина со смуглым граненым лицом и такими
густыми, сросшимисЯ бровЯми, что они сливались в одну. Ѓорис ѓригорьевич
боЯлсЯ ее как огнЯ. ‡айцева была из тех администраторов, которые свою малую,
временную власть над людьми воспринимают как великую, вечную. —иновничий
абсолютизм. "Џодождете", -- отвечала она на робкие напоминаниЯ о себе
усталого, чемоданом об-- ремененного человека. "џ уже три часа жду". --
"Џодождете и четыре". ’о, что Ѓорис ѓригорьевич советовалсЯ с ‚ерой через
ее, старшего администратора, голову, раздражало ее безмерно. ђаздражала ее и
сама ‚ера, ее манера обращениЯ с постоЯльцами, в которой ей чудилось что-то
чуждое, буржуазно-американское. ђаз дошло до нее, что дежурнаЯ третьего
этажа принимает от проживающих цветы и даже -- о ужас! -- конфеты.
-- ќто не наши нравы, -- сказала она ‚ере Џлатоновне.
-- „а, это не ваши нравы, -- дерзко ответила ‚ера.
-- џ говорю "не наши" не в том смысле. Ќе лично мои...
-- џ тоже говорю: не лично ваши.
-- Ѓерегитесь, ‹аричева, Я вас предупреждаю. ќто плохо кончитсЯ.
-- ‘пасибо, ‡айцева, за предупреждение.
Њожет быть, и зрЯ она так круто, но очень уж ее раздражала сплошнаЯ
бровь...
Ђлла ’арасовна написала-таки донос в управление: дежурнаЯ третьего
этажа ‹аричева пренебрегает своими обЯзанностЯми, тратит времЯ на флирт с
проживающими, принимает от них ценные подарки. Џриезжала комиссиЯ, проверЯла
"по существу вопроса", вымотала нервы директору, персоналу, самой ‚ере
Џлатоновне... „иректор, разумеетсЯ, поджал хвост. „ело могло обернутьсЯ
плохо, но вмешалсЯ некий "ответственный", как раз в то времЯ проживавший в
номере люкс. “слышав громкий разговор у стола дежурной, он выплыл из люкса с
висЯщими подтЯжками (как корабль с повисшими парусами) и так отчихвос-тил
председателЯ комиссии, что у того затрЯслись поджилки. Њало того --
потребовал жалобную книгу и занес туда: 1) жалобу на работу комиссии и 2)
пламенную благодарность дежурной ‚. Џ. ‹аричевой. "Ђ что такой женщине
хочетсЯ подарить розы, то в этом она не виновата. Ќадо всем брать пример с
нее в смысле обаЯниЯ". ЉомиссиЯ вынесла благоприЯтное решение ("факты не
подтвердились"), а Ђлла ’арасовна так огорчилась, что даже слегла. Џрошел
слух, что она собралась на пенсию... „иректор, ликуЯ мышиной радостью в
отсутствие кота, назначил временно старшим администратором ‚еру Џлатоновну.
"Ђ что, если не временно?" -- думала она с волнением. ‚о всЯком месте своЯ
табель о рангах; длЯ ‚еры должность старшего администратора, с ничтожным
преимуществом в зарплате, была предметом честолюбивых мечтаний ничуть не
меньше, чем звание члена-корреспондента в других кругах...
-- „орогаЯ, вы созданы длЯ руководЯщей работы, -- говорила ей Њаргарита
Ђнтоновна своим убедительным голосом. -- џ бы, не задумываЯсь, назначила вас
директором театра, а то и больше...
-- „а бог с вами, -- отнекивалась ‚ера, -- мой предел -- старший
администратор.
-- Ќе говорите. џ лучше знаю. ‚ы большой человек.
...Ѓольшой человек? ‘мешно, но приЯтно. ‚ера и сама чувствовала в себе
какие- то способности, вроде сложенных крыльев, которые хотелось расправить.
€ногда, на сон грЯдущий, она позволЯла себе помечтать. ‚от ее назначают
старшим администратором... „иректор полностью ей доверЯет. Ћна делает в
гостинице все по-своему. Џриезжает комиссиЯ, поражена идеальным порЯдком,
уютом, выдумкой. Ћтмечает работу директора. "Ќет, -- говорит Ѓорис
ѓригорьевич, -- Я тут ни при чем. ќто все наш старший администратор ‚ера
Џлатоновна ‹аричева". ЉомиссиЯ докладывает министру. Џриказ с
благодарностью. „енежнаЯ премиЯ: месЯчный оклад. Ќет уж, мечтать так
мечтать: двухмесЯчный. ‚от когда куплю те Янтарные бусы... Ђ может быть,
воротник из норки? •ватит на то и другое. € какаЯ же ерунда лезет в голову,
господи прости...

Џрошло уже пЯть лет без Ђлександра €вановича. ‚ера привыкла к своей
новой, самостоЯтельной жизни и о прошлом вспоминала нечасто. „важды в год --
в день рождениЯ и в день смерти унечки -- ездила на кладбище, возила туда
цветы, сидела задумчиво на скамейке у могилы, но не плакала -- вообще скупее
стала теперь на слезу. “ходЯ, вздыхала уже не горестно, а легко. —то ни
говори, сложилась ее вдовьЯ жизнь неплохо, многие могли бы позавидовать.
‘ама себе хозЯйка, ни от кого не зависит, долгов почти нет. € хорошо, что не
свЯзала себЯ, замуж не вышла. Ђ что нет в ее жизни любви -- что поделаешь,
пора уже забыть про любовь. ‘кажи спасибо, что есть здоровье, что ноги
носЯт, что есть работа, мать, Њаргарита Ђнтоновна, поклонники... Ќет,
все-таки молодец ты, ‚ера, и жизнь хороша...
‚ таком настроении возвращалась она с кладбища. „ом ее ожидал, светЯсь
в темноте розовыми окнами. ‘ейчас войду, мать захлопочет, разогреваЯ обед,
зазвучит из соседней комнаты богатый голос Њаргариты Ђнтоновны: "‚ерочка,
вы? ‡айдите сюда, моЯ прелесть". •орошо дома!
...‚ доме стоЯл запах папирос, не тех "гвоздиков", что курила Њаргарита
Ђнтоновна, а настоЯщих, толстых, типа "Љазбек". унечка курил "Љазбек"...
ќх, унечка... ’олько что вспоминала без боли, а запахло "Љазбеком" -- и дух
захватило...
€з комнаты навстречу ей шагнул человек среднего роста с папиросой в
отставленной левой руке... Ѓоже мой, неужели ’алЯ? ’ак и есть -- он, но до
чего изменилсЯ, обрюзг, поседел, облысел. Ќо до чего же все-таки он, и, боже
мой, неужели Я его люблю?
-- Џринимаешь? -- спросил ’алЯ со знакомой ужимкой.
-- ‘прашиваешь!
’ут он ее обнЯл, поцеловал, прижал к себе. —то-то отчаЯнное было в этом
объЯтии. Џервые полсекунды ‚ера еще помнила о папиросе (упадет, прожжет
ковер), но дальше обо всем забыла и поплыла...
ЉончилсЯ поцелуй.
-- Ќу, как ты? -- спросила ‚ера. Ќе так надо было спрашивать...
-- џ-то? Ќичего. ‚от, приехал тебЯ повидать. Ќе возражаешь?
-- ђазумеетсЯ, нет.
-- ѓолоден как собака. Џокормишь?
-- —то за вопрос? Љогда Я тебЯ не кормила?
-- Ќу-ну.
‚ера пошла на кухню. Џо дороге ее перехватила Њаргарита Ђнтоновна и
спросила театральным шепотом:
-- Љто такой?
-- Џотише, пожалуйста. Ћдин человек. „руг.
-- —итай: любовник.
-- Ќу да. ’олько потише!
-- Љак это хорошо! ‹юблю любовь. џ за вас всю ночь молитьсЯ буду.
-- Ќе надо за менЯ молитьсЯ. €демте, познакомлю.
-- “мираю от любопытства. Ќо нет. Ѓуду тверда. Ќе хочу мешать. "‘кажите
„иане, дорогой моей „иане, что ее спас граф Џум де лЯ Џум-- Џум..." -- "Ѓоже
мой, неужели вы ее брат?" Ќо скитальца уже не было на пароходе.
-- —то это? -- спросила ‚ера в тЯгостном недоумении.
-- €з какой-то дурацкой мелодрамы. ‡абыла фамилию графа. ’оже не хотел
мешать. €счезаю, исчезаю...
Ќа кухне хозЯйничала мать.
-- Њама, ‚италий Џетрович приехал. Ќадо его накормить.
-- Ђ Я уж обед разогрела.
-- Њама, ты у менЯ сокровище.
-- Њолчи, дочка. џ что? Њое дело старое. ’ы только счастлива будь, а Я
все подам, принесу.
Ћбедали вдвоем. ’алЯ сидел напротив, как будто и не было этих четырех
лет. € не так уж он постарел. ‘вет от кружевного абажура падал ему на лицо,
и оно, испещренное светлыми точками, теперь казалось совсем молодым. …л
жадно, как едЯт люди, давно не обедавшие дома. ‚ера наливала ему суп,
накладывала второе... Љогда женщина кормит любимого человека, это не простой
акт кормлениЯ -- гораздо больше. ‚ каком-то смысле это даже больше, чем акт
любви...
ЌаелсЯ, закурил. ‚ера унесла посуду, вернулась. ’алЯ раздавил папиросу,
встал, протЯнул к ней руки. ‚ эти протЯнутые руки она упала и осталась в них
до утра.
„линнаЯ ночь. —асы тикают, часы идут, лунный свет перемещаетсЯ по полу.
‚ере в лунные ночи всегда не спитсЯ -- и вот и сейчас она не спит, думает.
‚нутри у нее любовь. ђЯдом спит ’алЯ. …го щека небрита, дыхание несвежо.
"‚се равно Я его люблю, -- думает ‚ера. -- ’олько почему он так мало
говорил? Џочему они, мужчины, так скупы на слова? € что они берегут, скрЯги?
„али бы мне волю, Я бы рассказала ему, как Я его люблю"...
“тром ‚ера ушла на работу -- ‚италий Џетрович еще спал. –елый день
мечтала о встрече. Ќо когда вернулась, Љораблев был мрачноват, рассеЯн, еле
поцеловал руку. Љ обеду спросил водки.
-- ’алечка, нет у менЯ. ‚от глупаЯ, забыла. „авай сбегаю. џ быстро.
-- Ќе надо. ќто Я так спросил.
…л вЯло, барабанил пальцами по столу, что-то насвистывал, хекал горлом,
будто давЯсь. Џосле обеда взЯл книгу, не читал, только перелистывал. ‡ашла
Њаргарита Ђнтоновна, ‚ера их познакомила. Љунина была великолепна -- в
лучшем своем платье, в парикмахерской завивке, глаза -- чудо искусства
(страшно было, как бы они не обрушились). €граЯ глазами, голосом, торсом,
Њаргарита Ђнтоновна исходила обаЯнием. Љамень бы не устоЯл. ’алЯ даже не
улыбнулсЯ. ‘ловно ему все равно было -- Љунина, не Љунина... Њаргарита
Ђнтоновна была несколько уЯзвлена, но украдкой шепнула ‚ере: "џ вас понимаю
-- это мужчина!" ‚ера по-- молодому вспыхнула -- от щек через шею на грудь--
Њаргарита Ђнтоновна ушла. Ћстались вдвоем с ’алей. ‚ера ждала: когда же
слова? ‘лов так и не было. ‹егли молча.
Ђ на третий день Љораблев пропал. “шел, пока ‚ера была на работе, к
вечеру не вернулсЯ, не ночевал. ‚ера терзалась, воображаЯ себе несчастный
случай: скрип тормозов, кровь на асфальте... € ведь не сообщат, никто не
знает, что ’алЯ у нее живет. Ќочь не спала. “тром звонила в милицию от
соседа Њихаила Љарповича. ‘казали, что автомобильных катастроф за истекшие
сутки не было, но что в морге есть один труп в тапочках мужчины лет сорока.
‚ тапочках? ’алЯ ушел в сапогах... Њихаил Љарпович смотрел косо, ее
поведениЯ не одобрЯл. “шла на работу, весь день терзалась, представлЯЯ себе
труп в тапочках. ‚ечером ’алЯ вернулсЯ -- помЯт, мрачен, пахнет вином. ‚ера
выЯснЯть отношениЯ не стала: утро вечера мудренее, завтра поговорим.
Ќазавтра -- воскресенье, утро солнечное, ветер с морЯ разумный, свежий,
-- самое времЯ поговорить. ђовно, ласково.
-- Џослушай, ’алЯ, где ты пропадал? Џочему не пришел ночевать?
Љораблев горько ощерилсЯ. Ѓыл он в это солнечное утро, не под стать
ему, тЯжел, угрюм. ™етина на щеках -- пестраЯ от седины.
-- Ђ что, мне уж отсюда и уйти нельзЯ?
-- Њожно, но лучше предупреждать, что не вернешьсЯ на ночь.
-- Џрекрасно. Ћтныне буду предупреждать. —то-нибудь еще тебЯ
интересует?
-- „а, конечно, џ бы хотела знать, на сколько времени ты приехал, что
собираешьсЯ делать дальше?
-- Њногого ты захотела. џ и сам этого не знаю.
-- ‚се-таки объЯсни мне свои обстоЯтельства. -- Ћтлично. -- Љораблев
вскочил и зашагал по комнате. -- Ѓудете иметь объЯснение. ’ак вот,
обстоЯтельства мои неважнец. €з армии менЯ выперли.
-- ‡а что?
-- ђазве это имеет значение? ”акт, что выперли. ‘ейчас Я гражданское
лицо, безработный. “страиваю Я тебЯ в таком виде?
-- ’ы менЯ устраиваешь в любом виде. Ќа заработок твой Я не
рассчитываю.
-- Ђ вот жена моЯ другого мнениЯ. ђазвелась.
-- Ќу и бог с ней, это ее дело. Ќе будем о ней думать.
-- Ќе будем. ’ы у менЯ одна. ‡наешь, как Я...
"‹юблю тебЯ", -- не договорил. ѓолову уронил на стол и сказал сквозь
зубы:
-- ...устал.
‚идно, и правда, человек устал. ‚ера устыдилась -- до любви ли ему
сейчас? Ќе приставать, оставить в покое, пускай отдохнет после переживаний.
Љ обеду опЯть попросил водки. ‚ера сбегала к соседу Њихаилу Љарповичу,
занЯла пол-литра. Ћн дал неохотно: "ќх, дешевите себЯ..."
Џо тому, как Љораблев налил рюмку, как поглЯдел ее на свет, понюхал,
опрокинул в рот, было видно, что он пьет профессионально... “ ‚еры заныло
внутри. ЏьЯнство как таковое на ее пути еще не встречалось. унечка выпивал,
но по делу...
Ђ Љораблев, как все привычно пьющие, пьЯнел быстро. ’рех рюмок было
достаточно, чтобы его повело. Ћн понес пространную, нудную чепуху. Ћ чем --
понЯть было невозможно. Љакие-то соседи, сослуживцы, квартиры, начальство...
‚се времЯ перескакивал с предмета на предмет. "Ћн, понимаешь, стоит. Ћна, с
бородой, не та, а котораЯ раньше была. џ говорю: "—то?" Ђ у него машина..."
Ћн хихикал, прищелкивал пальцами, переходил на английский Язык, которого не
знал вовсе. ѓде-- то, в мутном потоке его речей, можно было уловить, что
женщин было две, а может, и больше: "ЊоЯ законнаЯ зануда. Ђ та, незаконнаЯ,
муж с бородой, тоже зануда. ‚се они зануды", -- и считал по пальцам. Љто-то
его обидел, кто-то от него отвернулсЯ, кому-то он грозил кулаком. "’олько ты
одна", -- говорил он ‚ере, называЯ ее почему-то ‘офой. ‚друг, шатаЯсь,
бросилсЯ к ее ногам, обнЯл стул вместе с ногами, заплакал.
-- ’алЯ, успокойсЯ, выпей воды.
-- Љ черту воду. ‚оды Я не видал!.. Ђ ты менЯ не бросишь, ты?
-- Ќе брошу, успокойсЯ. ‚стань. ‚друг он заговорил почти свЯзно:
-- Џомнишь Љарельский перешеек? ЃелаЯ ночь, комары... Љак мы друг друга
любили! …сли бы не она... Ћн выругалсЯ. Љрасноглазый, он был страшен.
-- ’алЯ, умолЯю тебЯ, ложись спать.
-- џ не могу спать. “ менЯ бессонница. "Љогда длЯ смертного умолкнет
шумный день..." Љто это сказал? Џушкин! џ культурен. Ђ он не читал Џушкина.
џ ему прЯмо так и сказал: вы мой начальник, но вы осел, вы не читали
Џушкина. Ђ она...
…ле уговорила его лечь в постель. ‹ег, захрапел сразу, как заведенный.
‚ера пошла ночевать к матери в "каюту-люкс". ‹егли валетом, как
когда-то с Њашей. Ћбе плохо спали. “тром ‚ера ушла -- Љораблев еще спал.
‚ернулась -- он был тих, пристыжен, молчаливо галантен. ‚скакивал, подавал
вещи. ‚ечером, по предложению Њаргариты Ђнтоновны, играли втроем в
преферанс. ’алЯ проиграл рубль с копейками, был смущен, мЯлсЯ. ‚ера за него
заплатила.
„ва днЯ прошли ни шатко ни валко: трезво, угрюмо. Ќа третий день опЯть
стал просить водки, да как-то нахально, злобно: "—то тебе, жалко длЯ менЯ
трешки? Ќе думал Я, что ты скупа!" ‚ера, страдаЯ, сбегала за бутылкой -- и
повторилось все сначала, как по нотам: быстрое, глупое опьЯнение, скачка
мыслей, обнимание стула, слезы о Љарельском перешейке, уговоры, укладывание,
храп...
-- ЋпЯть набралсЯ? -- осторожно спрашивала Ђнна ‘авишна.
-- ЋпЯть, мама.
-- Ћх, беда! ‡ачем ты ему водку носишь?
-- Ѓоюсь, обидитсЯ, уйдет.
-- ѓосподи, напасть какаЯ! „а что делать? ‘ердцу не прикажешь.
"Љак это не прикажешь? -- думала ‚ера. -- Ќа то Я и человек, чтобы
сердцу приказывать".
‚от и приказывала сердцу, а оно не слушалось, ныло...
‘ледующий раз, когда Љораблев попросил водки, она решительно отказала.
‚се ее привычное, десЯтилетиЯми взращенное гостеприимство в ней возмущалось,
но -- отказала. Ћн надулсЯ, свистел, к вечеру ушел, вернулсЯ пьЯный.
-- ’алЯ, где ты пил? € на чьи деньги?
-- Ќе на твои. Ћт тебЯ копейки не получишь. € вообще, Я думал, ты менЯ
понимаешь! —ерта с два. ’ы не женщина, ты паук.

’ак и пошло. „ва-три днЯ трезвости, и опЯть срыв, водка, мрачное
буйство, с каждым разом все грубее, бесцеремоннее... ’резвый Љораблев был
слащаво смиренен, каЯлсЯ, клЯлсЯ не пить. "Ќу, поверь мне, поверь!" Ћна
сначала пыталась верить, а потом уже и не пыталась. ‚се это перерастало в
какой-то сумрачный ритуал. ‚ дни, когда Љораблев не пил, они с ‚ерой
ложились вместе. ђадости ей от этого не было. Ѓыл он молчалив, рассеЯн,
быстро засыпал, во сне стонал, мучилсЯ. Ђ в дни, когда он был пьЯн, она
ночевала у матери, уже не валетом, а на раскладушке. "ђаз уж это становитсЯ
бытом, -- шутила она, -- надо себе обеспечить минимальный комфорт". Ђ это
именно становилось бытом... € препротивным. Џрошло два месЯца, три --
перемен не было. ‚ера отводила душу в беседах с Њаргаритой Ђнтоновной. ’у
хлебом не корми, только дай поговорить про любовь.
-- ѓлавное, не могу понЯть саму себЯ, -- жаловалась ‚ера.
-- Ћ, моЯ дорогаЯ! ‹юбовь это загадка. ‚сю жизнь думаю -- целые
умственные трактаты -- и никак не могу решить: благодать она или проклЯтие?
Ќе боритесь с собой. ‹юбите, пока жива любовь.
-- Ќе знаю, жива ли она. ‘корее всего, уже нет.
-- ’огда устройте ей пышные похороны...
‚опреки советам Њаргариты Ђнтоновны, ‚ера боролась с собой и, кажетсЯ,
поборола. ‚ одно воскресенье решила твердо и окончательно поговорить с
’алей, выЯснить отношениЯ. унечка этого терпеть не мог ("‚от так-то и
терЯют мужей!"), но что поделаешь, если иначе нельзЯ. ’алЯ сидел у стола,
трезвый, тихий, небритый, и разгадывал кроссворд.
-- ‚ерочка, что это такое: предмет искусства, начинаетсЯ на "а", шесть
букв?
-- ’алЯ, нам нужно поговорить.
Ћн вздрогнул, как побитаЯ собака, -- всем телом.
-- Џойми, -- сказала ‚ера, -- Я больше не могу.
-- „а знаю, Я вел себЯ безобразно, бессовестно. ЉлЯнусь, это в
последний раз. ‘тану другим человеком. ’ы мне веришь?
-- Ќет, но дело не в этом. Љак ты думаешь жить дальше?
-- Ќе знаю.... Њне необходимо отдохнуть. џ устал, понимаешь? ‚се от
менЯ чего- то требуют. †ена... Ќачальство... ’еперь -- ты...
-- џ ничего не требую. џ, как друг, хочу тебе помочь.
-- Њне нужна любовь, а не дружба, -- напыщенно сказал Љораблев.
-- Џусть будет любовь.
-- ’ы менЯ любишь?
-- Љ сожалению, да.
-- ’ак не любЯт. Љогда любЯт по-настоЯщему, все готовы сделать длЯ
любимого человека. Ђ Я что от тебЯ вижу? Ћдни нравоучениЯ. Ќикакой заботы.
ќто было так обидно, что ‚ера заплакала.
-- Ќе плачь, любимаЯ, -- сказал ’алЯ, и так сказал, что у нее зашлось
сердце...
—ерез неделю опЯть пропал, на целых две ночи. ‚ернулсЯ мЯтый. ‘нова
каЯлсЯ. „а что тут говорить? ’ысЯчи пьЯниц каютсЯ и клЯнутсЯ, клЯнутсЯ и
каютсЯ. ‚ера окончательно понЯла, что и тому и другому грош цена. Ђ главное,
с каждым разом казалсЯ ей Љораблев все более глупым. Ќичего не поделаешь --
глуп...
-- “вы, моЯ дорогаЯ, -- говорила Њаргарита Ђнтоновна, -- тут ничем не
поможешь. …сть французскаЯ поговорка: "quand on est mort, c'est pour
longtemps, quand on est bete, c'est pour toujours". To есть когда человек
мертв, это надолго, когда глуп -- навсегда.
-- Џонимаю. Џо-русски это короче: пьЯный проспитсЯ, дурак -- никогда.
ЏоказалсЯ сперва двуногим, а сейчас -- на всех четырех... Ќу, а делать-то
что?
-- Ќадо подействовать на его воображение. ‘кажите ему...
’ут следовал мастерски разыгранный этюд на тему: "“битаЯ горем жена
убеждает беспутного мужа начать новую жизнь". ‘о становлением на колени,
ломанием рук... ‚ера смеЯлась помимо воли, вытираЯ слезы с похудевших щек.
-- ‘мех смехом, а все-таки что делать?
-- Љупите ему билет на поезд.
-- Људа?
-- ’уда, где он прописан. —еловек в нашей стране должен быть где-то
прописан. “ него, кажетсЯ, есть жена? Ћтправьте его к жене!
-- Ћна с ним развелась.
-- ќто плохо. †ена отпадает. Њожет быть, любовница?
-- Љроме себЯ, никого не знаю.
-- Џлохо. Џостойте-ка.... Ѓлеснула мысль. ‘ейчас модно ездить
исправлЯтьсЯ на целину. Ћтправьте его на целину. Ћн там исправитсЯ.
-- Ќе поедет...
‚ общем, самой надо было решать. Ќикто не поможет. Њашу бы сюда --
посоветоватьсЯ... Ќо Њаша далеко, пишет редко и сама-то по уши в глупой
любви. Ќет, никто не поможет -- бери себЯ в руки, решай.
-- Ќу, ладно, ’алЯ, даю тебе последний шанс. …ще раз напьешьсЯ -- уходи
из моего дома и больше не приходи.
-- утишь? -- спросил Љораблев, лукаво прищурив глаз. Ћн был трезв и
относительно весел.
-- Ќет, не шучу.
-- Ђ любовь?
-- Ћбойдусь без любви.
-- ‘мотри, пожалеешь.
ЌадулсЯ. Љогда следующий раз пришел пьЯный, ‚ера уложила его спать, а
на другое утро сказала:
-- ‚се. ‚от тебе деньги на дорогу. “езжай сегоднЯ же. € не возвращайсЯ.
-- ‚ера, послушай...
-- ‘лушать не буду.
-- Ќо ты подумай...
-- Ќе подумаю.
-- Ѓудешь жалеть!
-- Ќе буду.
“шла на работу. Ђ ведь соврала, что не будет жалеть, -- еще как жалела.
ЉаЯлась, что не взЯла в руки, не перевоспитала... „ругие же перевоспитывают!
...€ за примерами ходить недалеко. ‚зЯть, скажем, ‘оню •охлову,
дежурную четвертого этажа. Њолодец женщина! ‹ет ей уже под пЯтьдесЯт, а не
скажешь, -- складнаЯ, свежаЯ, подтЯнутаЯ. Њуж -- бывший летчик, в отставке
по болезни. Ѓольно ударила его эта отставка, не мог примиритьсЯ, что не у
дел. “строилсЯ по знакомству каким-то регистратором, работа, как говоритсЯ,
"не бей лежачего". Ђ ему подавай дело -- привычное, кипучее. Ћт обиды и
бездельЯ начал пить, прогуливать. „олго терпели его на работе, временами он
был совсем приличным человеком -- добрый, обаЯтельный, пока не впадал в
запой. ’ерпели-терпели, но все же наконец выгнали за пьЯнство. Ђ у них с
‘оней трое детей: два сына и дочь, тогда были еще маленькие. Џосле того как
выгнали, муж запил вовсю, опустилсЯ до предела, пропивал даже банки с
вареньем, что ей удавалось длЯ детей на зиму заготовить. Ќад ней издевалсЯ,
даже бил (правда, не часто). Љак ей удалось все это вынести: стыд, и побои,
и боль, но не развалить семью, а главное, не разлюбить своего ‚асю, --
непонЯтно! ‘ейчас старший сын женат, работает на заводе, депутат райсовета
-- молодой, но очень уважаемый, серьезный человек. „очь кончила курсы
английского Языка, летает стюардессой, премию получила на всесоюзном
конкурсе. Њладший кончает десЯтилетку, отличник, гордость школы. ‘ловом,
дети -- один другого лучше. ‘онЯ и сама отличнаЯ работница, прЯмо влюблена в
свое дело. Ђ главное, золотой человек: во всем и во всех выискивает хорошее,
так всегда стараетсЯ все уладить и с таким отчаЯнием в худые времена
говорила: "Ќе брошу Я ‚асю. Ћн отец моих детей, и он хороший отец. ‚асЯ
только опустилсЯ, а когда он трезвый, ему стыдно. € Я ведь помню все
хорошее, что было у менЯ с ним. Ђ может, он еще перестанет пить". €
перестал! Џравда, сначала заработал туберкулез и шесть месЯцев пролежал в
больнице, а после больницы, вот уже больше года, не пьет... € ‘онЯ
совершенно счастлива. Ђ еще к тому же им дали трехкомнатную квартиру со
всеми удобствами в новом районе: ему как ветерану войны. ђаньше-то жили они
в разваленном домике, в одной комнате, все впЯтером -- ужас! Ђ сейчас ‘онЯ,
захлебываЯсь, рассказывает о горЯчей воде, о встроенных шкафах, о газовой
плите и так далее... Љое-кто над ней за это подтрунивает, и зрЯ: это ведь ее
жизнь. € за всем этим ‚асЯ, ‚асЯ, гордость за него... Џохорошела,
помолодела, зубы вставила. Ќедавно, вернувшись из отпуска, со слезами
рассказывала, как хорошо отдохнула, какой ‚асЯ был мЯгкий, внимательный,
просто жених. "Ђ вы, ‚ера Џлатоновна, говорили: брось его, толку не
будет..."
„а, умеют же люди перевоспитывать... Ќо, видно, у нее, ‚еры, нет длЯ
этого душевного величиЯ. € любви -- главное, любви не хватает...
Џолдороги у ‚еры навертывались слезы. Ќо к концу пути она с собой
справилась и пришла в гостиницу как всегда-с веселой улыбкой. Ђ там ее ждал
сюрприз: приехал из-за границы знакомый дипломат, давний поклонник, и привез
коробку чулок, духи и компактную пудру. ‚ера благодарила, смеЯлась, а в душе
все сверлило: "Њожет быть, зрЯ Я так, круто..." ‚се-таки горчичное зернышко
любви в ней еще оставалось...
‚ернулась домой. Љораблева не было. Њать сидела на кухне, вЯзала чулок.
‘овсем недавно она этому научилась -- говорила, длЯ нервов. ‘пицы шевелились
неодобрительно.
-- Ќу, как у вас тут, мама?
-- Ђ что у нас? ’ихо. ‘вистал-свистал, тюрлюрлюкал, побрилсЯ, взЯл
чемодан и ушел. Љо мне заглЯнул -- попрощатьсЯ. "‘пасибо, -- говорит, --
мамаша, не поминайте лихом. Џростите, если не так". -- "Ѓог простит", --
говорю, а сама плачу...
‡аплакала. ’ут ‚еру что-то осенило:
-- Џослушай, мама, это ты ему деньги давала? ЏризнавайсЯ, ты?
Ђнна ‘авишна только голову опустила. ‚ера обнЯла ее за плечи и тоже
заплакала.
-- „уры мы с тобой, дочка. ‘тараЯ да молодаЯ, а дурость одна.
’ак, плачущими, застала их Њаргарита Ђнтоновна.
-- Ћ дорогаЯ, Я так вам сочувствую! џ-то знаю, что такое разбитое
сердце...
-- Ќичего, -- сказала ‚ера и выпрЯмилась. -- Њое сердце не так-то легко
разбить. ЌебьющеесЯ мое сердце.
‚ечером они с Њаргаритой Ђнтоновной раскладывали пасьЯнс (тоже длЯ
нервов). “ той была заветнаЯ колода, привезеннаЯ из заграничной гастрольной
поездки. Љарты были тонкие, твердые, необычайно прочные (за три года не
разлохматились, не загнулись по углам), но с какими-то неприЯтными, даже,
пожалуй, преступными лицами персонажей -- королей, дам и валетов ("‚ этой
колоде единственный порЯдочный человек -- король пик", -- говорила Њаргарита
Ђнтоновна).
ЏасьЯнс был сложный, редко выходивший, и начал уже выходить, когда
кто-то постучалсЯ в наружную дверь. ‘тук был неуверенный, робкий. ‚ера пошла
открывать. ќто был Љораблев -- без шапки, без чемодана, как стеной
окруженный сивушным запахом. ђедкий зачес на темени стоЯл дыбом.
-- ‚се пропил. Њожешь менЯ гнать на улицу. Џодохну, как собака.
-- ‚ходи. ‹ожись спать.
-- ’ы ангел, -- захныкал он.
-- Ќет, Я не ангел.
€ в самом деле, ангелом ‚ера не была... Ќазавтра, занЯв денег у
Њаргариты Ђнтоновны, купила ему билет на самолет и шапку. ‘обрала чемодан --
старый, еще унечкин, довоенный, с железными оковками по углам, теперь таких
не делают. Џоложила туда белье, тоже все унечкино -- две рубашки, двое
трусов, носки, полотенце. Џодумавши, прибавила электробритву... Љораблев был
тих и покорен, как нашкодившее дитЯ, заглЯдывал в чемодан и все повторЯл:
"’ы ангел". ЉажетсЯ, он не осознал толком, что его выгонЯют. ‚ера проводила
его на аэродром, длЯ верности. Џоследний поцелуй -- и вот уже дежурнаЯ
уводит его к самолету. Ћн идет покорно, небольшими поломанными шагами и
издали похож на несчастного ребенка. ‚от уже и оторвалсЯ от земли самолет.
‚ера чувствует, как что-то у нее внутри именно отрываетсЯ с болью...

Ќедаром говоритсЯ: беда не приходит одна. Ќе успела ‚ера проводить,
оторвать от души и оплакать ’алю, как новаЯ беда: заболела мать.
‚ ‚ериной жизни мать как-то само собой разумелась. ‚сегда рЯдом, со
своей любовью, заботой, тишиной, с легкими войлочными шагами из комнаты в
кухню, из кухни в комнату. ‘ особым жестом искривленного указательного
пальца, которым она как-то по-своему, наискось, держала иглу... Љогда Ђнна
‘авишна заболела, мысль о том, что мать не вечна, застала ‚еру врасплох. Ђ
ведь не вечна. Ќикто не вечен...
Ќачалось с того, что мать, всегда такаЯ ходЯчаЯ -- век на ногах! --
стала полеживать. Џриготовит обед -- и лЯжет. ‚стретит ‚еру с работы,
накормит ее с Њаргаритой Ђнтоновной -- и лЯжет.
-- Ћбленилась Я, дочка. ЋпЯть лежу.
-- Ќу что ты, мамочка, лежи, отдыхай. Џосуду Я перемою.
-- Ќе дам, -- трубила Њаргарита Ђнтоновна, -- через мой труп! ќто Я
буду мыть посуду!
Ђнна ‘авишна порывалась встать. ‡нала она, как моет посуду Њаргарита
Ђнтоновна. Љаждый раз тарелки либо чашки недосчитаешьсЯ...
-- ‹ежи, мамочка, лежи. -- ‚ера надевала клеенчатый фартук.
Ђнна ‘авишна покорно ложилась. ‚сегда кроткаЯ, но твердаЯ, она стала
покорной, и это ‚еру тревожило. € еще худоба. Ќикогда не была полной, а
сейчас совсем высохла.
-- Њамочка, что у тебЯ болит?
-- Ќичего не болит. ‹ень напала. ‚от что значит за чужой-то спиной
жить.
-- „авай сходим к врачу.
-- ‚от еще фокусы: к врачу! „а как Я ему в глаза поглЯжу? Ћт лени,
скажет, матушка, лекарство еще не придумано...
‚ера все же позвонила в поликлинику, просила врача на дом. „олго
допытывались: какаЯ температура, да сколько лет, да на что жалуетсЯ?
Џредложили прийти на прием. ‚ера настаивала -- на дом. Ќаконец ей буркнули:
"Ѓудет врач", -- и повесили трубку. ‚ера позвонила еще раз: "‚ котором
часу?" -- "†дите в течение днЯ", -- ответили ей, и сразу же короткие,
раздраженные гудки... "Ќу, можно ли так с людьми?" -- думала ‚ера, положив
трубку. ‚сеобщаЯ, универсальнаЯ раздраженность на миг представилась ей как
неодолимое зло...
Џод вечер пришла участковый врач -- сераЯ, измученнаЯ, круги под
глазами (этот вызов был у нее за день четырнадцатый). Ћсмотрела больную
очень внимательно, хотЯ и сухо. ЋпЯть осведомилась, сколько лет, сказала:
"„а, возраст..." Џрописала порошки, спросила, где помыть руки. ‚ера ее
отвела. ‚рач мыла руки долго и тщательно, как перед операцией, оглЯдываЯ
каждый ноготь. ‚ера стоЯла рЯдом, держа полотенце, и размышлЯла: почему это
надо мыть руки после осмотра, а не до, пока не понЯла, что женщина так
отдыхает. —то мытье рук длЯ нее -- блаженнаЯ передышка между двумЯ взлетами
мучительного вниманиЯ. "Ђ может ли длЯ такой вот, измученной, работа быть
игрой?" -- подумала ‚ера и сама устыдилась. Ќе игра -- подвиг, вот что это
такое...
-- „октор, скажите, пожалуйста, что с мамой?
-- џ вам сказала -- возраст.
-- ‚озраст не болезнь.
-- Љомплекс болезней. Ќу что вам даст, если Я начну перечислЯть:
гипертониЯ, кардиосклероз, артрит, вЯлость кишечника...
-- ’ак вы думаете, ничего серьезного нет?
-- Ќу, как сказать... ‚озраст -- это вообще серьезно.
’ут она улыбнулась, блеснув зубами, неожиданно белыми на увЯдшем лице.
"ЉакаЯ милаЯ", -- успела подумать ‚ера.
-- „октор, как ваше имЯ-отчество?
-- Ќина …вгеньевна. „а вы все равно забудете.
-- џ не забуду. ‘пасибо, Ќина …вгеньевна.
-- Ќе за что. џ на работе.
“шла, осторожно шагаЯ по двору ногами в резиновых ботиках, бережно несЯ
через лужи каторжную свою усталость. ‚ечерний воздух был прохладен, пахло
весной... ѓоре не выбирает, когда прийти.
-- „очка, что докторша-то сказала?
-- Ќичего серьезного, мамочка.
-- ‚от и Я говорю. ‹ень-матушка поперед нас родилась. „ай-ка встану.
-- џ тебе "встану"! ‹ежи.
‚ремЯ шло, а Ђнне ‘авишне лучше не становилось. € порошки пила, и
витамины -- а все ни к чему. …ще, как на грех, тошнота привЯзалась. —то ни
съешь -- обратно проситсЯ. Ќикогда-то много не ела, а теперь и вовсе отшибло
ее от еды. ‘ъестного духа даже не могла слышать, тЯжело ей стало готовить
обед. ‚се-таки стрЯпала, перемогаЯ себЯ, пока не нашла ее ‚ера однажды на
кухне, в обмороке. ’ак у плиты и свалилась. ’рудно приходила в себЯ,
бормотала: "™ами пахнет".
-- Њамочка, ты больше готовить не смей. ЏонЯла? џ запрещаю тебе --
слышишь? -- ходить на кухню.
-- Ќе буду, дочка, не буду.
ќта покорность больше всего потрЯсала ‚еру. ЏриближаЯсь к смерти, мать
становилась ребенком, с детским, снизу вверх, взглЯдом коричневых глаз.
‘тарческое голубоватое колечко вокруг зрачка придавало этим глазам какую-то
облачность...
Ќа кухню больше она не ходила. Ђ готовить громогласно взЯлась Њаргарита
Ђнтоновна. Ћпыта у нее, правда, не было, только "общаЯ культура и умение
жить в предлагаемых обстоЯтельствах". „остала поваренную книгу прошлого
века. ‘трЯпала строго по рецептам, как иногда делают это мужчины, не
отступаЯ ни на волос от предписанных норм, сердЯсь только на их
неопределенность ("—то это значит: соли и сахару по вкусу?"). ‡атруднЯла ее,
правда, операциЯ делениЯ. ‚ книге стандартным был "обед на двенадцать
персон", а у них персон было всего две с половиной... Ќичего, кое-как
пересчитывала, делила на бумажке уголком, вспоминаЯ школьные правила: "пЯть
пишем, два в уме..."
Ќо это еще что. Њаргарита Ђнтоновна на кухне -- вот это было зрелище!
ђогатаЯ голова в чалме, броский передник импортного ситца, рукава
художественно засучены, в одной руке шумовка, в другой -- книга. Љругом
навалом -- банки, кульки, бутылки, пакеты... ѓлубокий голос: "Ѓоги мои! Људа
могла детьсЯ гвоздика? Џолцарства за гвоздику!" ѓвоздика находилась --
терЯлсЯ перец. Ќовый взрыв театрального отчаЯниЯ... ‚се это походило на
оперетку: казалось, повариха вот- вот пуститсЯ в плЯс. “дивительнее всего,
что получалось вкусно! Њаргарита Ђнтоновна пробовала и сама удивлЯлась:
-- Ђй да Я! ‚от что значит общее развитие! € шла с тарелкой кормить
больную.
-- Ќу, умолЯю! Ћдин кусочек! €з любви ко мне! —естное слово, вкусно!
Ђнна ‘авишна, бледно улыбаЯсь, брала кусочек, переминала его деснами,
но потом сплевывала украдкой, чтобы не обидеть Њаргариту Ђнтоновну -- больно
уж та гордилась своей стрЯпней... „а что поделать, если душа не принимает,
кто бы ни стрЯпал, хоть повар-расповар. ’ошнота проклЯтаЯ -- стоит,
сторожит, как пес добро хозЯйское. € жизнь от нее чернаЯ и узкаЯ, уже норки
мышиной...
Ђ Њаргарита Ђнтоновна увлеченно ухаживала за больной. Љак все, что она
делала, -- играЯ, но искренне. ‚прочем, кто скажет, где кончаетсЯ одно и
начинаетсЯ другое? €граЯ любовь, не начинаем ли мы любить?
„нем, в отсутствие ‚еры, она почти не покидала "каюты-люкс". —итала
Ђнне ‘авишне вслух, поправлЯла постель, давала лекарства. Ђ когда больной
бывало получше, разыгрывала перед ней моноскетчи: старуха у зеркала,
докладчик с бумажкой... Ђнна ‘авишна смеЯлась неслышным, замирающим смехом,
прикрываЯ рот краем одеЯла: по слабости она не могла теперь носить протез и
стеснЯлась своей беззубости...
-- Ѓог-то, если есть, -- сказала она однажды, -- он этого не забудет.
Ћн вас наградит, Њаргарита Ђнтоновна.
-- Ђ вы как думаете: есть он или нет?
-- Љак длЯ кого. ЊенЯ в вере воспитали, длЯ менЯ есть. € то большаЯ
отвычка получилась. Ѓывает, за цельный месЯц лба не перекрестишь. Ђ вот
дочка моЯ, ‚ерочка, та не признает. „а и другие. „умаю: неужто всем им
наказание выйдет? Ѓыть этого не может. ’акую ораву людей да наказывать -- у
бога злобы не хватит. Ќе важно, верит -- не верит, а важно, что живет по
человечьему закону.
-- Ђ какой такой человечий закон?
-- ќто чтобы всем было весело, никому не обидно. “частковый врач, Ќина
…вгеньевна, к удивлению ‚еры, приходила теперь сама, без вызова, осматривала
больную, хмурилась, выписывала лекарства, долго, отдыхаЯ, мыла руки.
Џонемножку становилась она мЯгче, разговорчивее, чаще вспыхивали в улыбке
белые зубы, и было видно, что она была красива, может быть не так уж давно,
и теперь была бы красива, если б отдышатьсЯ ей, отдохнуть. Џриходила она к
‚ере Џлатоновне охотно. Ћднажды согласилась даже выпить чаю с вареньем и за
столом совсем расцвела. ‚аренье, абрикосовое, похвалила:
-- ‘разу видно, хорошаЯ вы хозЯйка.
-- ќто не Я, это мама варила. ‚от доживем до лета, она и вам сварит...
Џри этих словах Ќина …вгеньевна принахмурилась, глаза у нее затЯнуло
непроницаемой пленкой, и ‚ера понЯла захолонувшим сердцем: не сварит...
-- ...€ что же теперь делать? -- домогалась она, все еще не в силах
принЯть неизбежное.
Ќичего. “хаживать. †дать. Џоддерживать силы. Ѓлиже к концу -- уколы
обезболивающие...
-- Њожет быть, операциЯ?
-- Ѓесполезно. Ќикто и не возьметсЯ. ‚озраст, состоЯние сердца...
‚прочем, можете ее госпитализировать, настаивать на операции. ‚аше дело.
‡амкнулась, ушла.
‚ера задумалась: госпитализировать? Ќу, нет. Њать не согласитсЯ.
Ќо однажды Ђнна ‘авишна подозвала ее к своей постели:
-- Ћтвези ты менЯ, дочка, в больницу.
-- Њамочка, разве здесь тебе плохо?
-- Џлохо не плохо, а все ж таки в больнице лучше будет. Ќе хотела
ничего объЯснЯть. Џосле, наедине, сказала Њаргарите Ђнтоновне:
-- ‡наю, не встать уже мне. џ не против -- пожила, и довольно. ‚ерочку,
само собой, жалко, да она молодаЯ, утешитсЯ. ‚ы менЯ в больницу положьте.
•очу в больнице помереть.
-- —то это вы вздумали, Ђнна ‘авишна! “мереть, да еще в больнице! ќкое
живое воображение! Ќу подумайте -- плохо ли вам дома? Њы с ‚ерочкой так вас
любим. ‚от поправитесь, научите менЯ чулок вЯзать. ‘ детства мечтаю.
Ђнна ‘авишна мотнула на подушке когда-то прекрасной, темнокосой, а
теперь высохшей, стриженой головой:
-- Ќет, не поправлюсь. Ђ что любите -- вижу, спасибо. ’олько не хочу Я,
чтобы вы за мной ходили. ‚ы -- артистка народнаЯ, большой человек, нельзЯ
вам на такое дело себЯ тратить. Џока лекарство подать -- это еще ничего. Ђ
до горшков дойдет? „а Я со стыда сгорю. ‚ больнице там нЯнечка, наемный
человек, ей за это платЯт.
-- ‚ больнице, среди чужих людей! Љак хотите -- не понимаю!
-- Њолоды вы еще, Њаргарита Ђнтоновна. ‚от поживете с мое...

€сполнЯЯ настойчивое желание матери, ‚ера устроила ее в больницу. „ело
сложное, нигде не берут хроников, но, спасибо, помогли добрые люди. ’а же
Ќина …вгеньевна, у которой были какие-то свЯзи. Ќеожиданно подключилсЯ Ѓорис
ѓригорьевич, тоже похлопотал. ‚идеть его хлопочущим было странно, как,
скажем, зайца стрелЯющим из ружьЯ. ’ак или иначе, дело вышло. Ђнну ‘авишну
положили в одну из лучших больниц города. Џалата большаЯ, светлаЯ, на
шестерых. ‚рачи внимательные, персонал дисциплинированный, белье новое, у
каждой койки радио с наушниками. Ђнна ‘авишна наушников не надевала
(малейшаЯ тЯжесть ее уже гнела), а клала их рЯдом с собой на подушку и
слушала, как они бормотали петрушечьим голоском: слов разобрать нельзЯ, а
музыку можно. Џод эту музыку Ђнна ‘авишна пела в уме. Ѓыла она в молодости
певуньЯ, да и теперь песни любила, даже арии оперные, но вслух петь не
осмеливалась, только в себе. Џосле того как исполнилось ее желание попасть в
больницу, она стала совсем молчаливой, целыми днЯми лежала, закрыв глаза, с
наушниками на подушке, на вопросы врачей, как себЯ чувствует, отвечала
"хорошо" и опЯть уходила во внутреннее свое пение. Љогда музыка сменЯлась
словами, которых нельзЯ было разобрать, она думала о прошлом, вспоминала
мужа, Џлатона Ѓутова, и сына “жика, любила их и жалела, подчас забываЯ, что
они уже умерли. Ђ иногда лежала безо всЯких мыслей, просто слушала внутри
себЯ, как у нее что-то там наступало, наступало, как крестный ход...
‚ера навещала мать дважды в неделю, в приемные дни, и каждый раз
поражалась переменой в лице, которому, казалось, и менЯтьсЯ-то было уже
некуда. “слышав голос дочери, больнаЯ приоткрывала глаза, чуть-чуть
улыбалась опЯть опускала веки. ‚ера присаживалась на койку, откинув белье в
сторону, чтобы не садитьсЯ прЯмо на простыню (каждый раз ее посещала
вздорнаЯ мысль о тщете такой предосторожности перед лицом смерти), брала
мать за руку и молча просиживала полагающиесЯ два часа, после которых
посетителей гнали вон. ђука матери была прохладна и легка, почти невесома;
здесь, в больнице, она посветлела и казалась изнеженной рукой белоручки.
‚ремЯ шло быстро, а мысли -- медленно, и почти все они были лишними. ‘реди
них особенно навЯзчивой была одна: когда-то из недр именно этого, лежащего
перед ней иссохшего тела, поЯвилась на свет она сама.
ќто было странно и казалось неправдоподобным, как и все вокруг. Љак
крики трамваев на улице (здесь был крутой поворот, и они скрежетали), как
ранние сумерки с тонким месЯцем на сиреневом небе, как разговоры соседок...
Џалата, полнаЯ тЯжелых, в большинстве безнадежных больных, жила, несмотрЯ ни
на что, тихо кипЯщей, настойчивой жизнью. “порством своим и упругостью она
была даже как будто реальнее жизни здоровых. Џроисходили какие-то
недоразумениЯ, кто-то на кого-то обижалсЯ, плакал -- по пустЯкам, конечно,
но здесь пустЯков не было. ’о и дело пропадали вещи -- зубнаЯ паста,
полотенце, кружка; каждаЯ пропажа обсуждалась слабыми, надорванными
голосами; кто-то тихо кричал: "•отите, обыскивайте!" -- и крик надрывал душу
именно своей тихостью. ЉаждаЯ мелочь вырастала в событие, словно больные
смотрели на жизнь сквозь огромную лупу. Џриход родственницы, гостинец,
письмо -- все это приобретало масштаб грандиозный. „елились огурчиком,
Яблоком, пастилой, и худые лица светлели: радостью было дать, радостью
получить. Ђ смерть, напротив, терЯла в масштабе, становилась в рЯд с
мелочами. Љогда в отделении кто-нибудь умирал, больные притихали на времЯ,
но быстро забывали случившеесЯ. Ќапоминать об умерших или, не дай бог,
плакать считалось как бы неприличным: "Ќе у себЯ дома, молчи!"
Ђнна ‘авишна в палатных волнениЯх участиЯ не принимала, лежала молча,
закрыв глаза. ‘квозь истонченные веки, казалось, просвечивал строгий
коричневый взглЯд. Ћднажды, не раскрываЯ глаз, она тихо сказала: "†енечка".
-- Њама, милаЯ, тебе †еню хочетсЯ повидать? џ ей Ќапишу, она приедет.
-- Ѓаловство, -- шепотом сказала больнаЯ,
‚ера написала сестре, попросила приехать. ‚ ответ получила письмо,
закапанное слезами, и денежный перевод -- сто рублей. "‚ойди в мое
положение, -- писала сестра, -- Я не могу сейчас уехать, на днЯх решаетсЯ
мое дело". ђечь шла о тЯжбе между нею и прежней семьей о наследстве
покойного ‘емена Њихайловича, умершего год назад. ‚ера на письмо не
ответила, а перевод отослала обратно.
Ћдин раз, придЯ к матери, ‚ера застала почти скандал: одну из больных,
по распорЯжению врача, переводили в другую палату. ’олстаЯ, равнодушнаЯ, но
вежливаЯ нЯнечка собирала белье, а больнаЯ цеплЯлась за него птичьими
пальцами, словно за жизнь цеплЯлась, и кричала: "Ќе пойду в десЯтую! ‡наю,
вы менЯ умирать переводите! Ќикуда не пойду, останусь в пЯтой!"
-- Ќагнись ко мне, дочка, -- чуть слышно сказала Ђнна ‘авишна.
‚ера нагнулась к самым ее губам. €сходившее оттуда дыхание было
прохладно и почему-то пахло кипарисом.
-- Ћх, глупаЯ, -- прошелестел соломенный шепот, -- не все равно: пЯтаЯ,
десЯтаЯ? ‘мерть придет, она и в пЯтой возьмет...
...’ак вышло и с нею самой. Џришла смерть и взЯла ее в пЯтой. Љойку
выкатили в коридор, загородили ширмой. ‚ера застала мать уже мертвой...
-- € не мучилась, -- сказала нЯнечка, откидываЯ простыню, -- чисто
заснула...
‚ера, опустив руки, глЯдела на сухое, правильное, бесконечно спокойное
лицо. ЊертваЯ, мать словно бы выросла и лежала высокаЯ ростом...
Ђ в день похорон Ђнны ‘авишны ‚еру постигло еще одно горе; она получила
телеграмму: "‚чера скончалась мама скоропостижно похороны шестнадцатого
‚ладимир". Љто ей сообщает еще раз, о смерти матери? € почему шестнадцатого?
Ћна не сразу понЯла, что "мама" -- это Њаша ‘молина, а "‚ладимир" -- ее сын,
‚овус... ЏонЯла и онемела... „ва горЯ сразу -- так не бывает. ‚ера шевелила
губами, повторЯЯ: "Њашенька", -- смысла не было, звук пустой. Џро Њашину
смерть надо было рассказать кому-то близкому, знавшему ее, разумеетсЯ --
матери, но матери не было, и потребность рассказать стукалась в пустоту.
‚ера, мало что соображаЯ, добралась до почты и послала ответную телеграмму:
"‘корблю с вами, приехать не могу, хороню мать", -- и долго потом мучилась
этим "скорблю" -- вычурным и фальшивым.
‘транное дело -- как ни глубоко бывает горе, но все же на его фоне
вспыхивают иногда болевые точки, свЯзанные с причинами ничтожными, прЯмо
сказать -- смехотворными. ’ак ‚ера вспоминала свою телеграмму, Яростно
передразнила "скорблю" и била себЯ кулаком по колену...
’еперь, когда из дому навсегда унесли мать, он стал другим, словно душу
из него вынули! „аже Њаргарита Ђнтоновна притихла, редко было слышно ее
убедительное рокотанье.
Ћна ведь тоже оплакивала умершую, конечно по-своему, не без
картинности, умеЯ в любую минуту вызвать слезы на своих выразительных
глазах, но горе ее было подлинным. ѓорю надо было уступить, посторонитьсЯ,
даваЯ ему место, -- они так и сделали. —асто по вечерам они сидели молча,
каждаЯ в своей комнате. ќто тоже было данью горю. ‚ера удивлЯлась, ощущаЯ
незнакомую ей прежде потребность в молчании.
Ћтдельной болью была длЯ нее мысль о Њаше. „аже не о самой Њаше, а о
том, как она ее упустила, проворонила. ѓодами почти не думала о ней, не
вспоминала. ‚се откладывала "на потом" -- и вот отложила навеки...
Ћ предметах отвлеченных она не привыкла думать, а теперь преследовали
ее именно отвлеченные; и мысли, непривычные, шли ржаво, со скрипом. Љак это
получаетсЯ в жизни -- был человек и нет человека? € все? Љакой в этом смысл,
какой замысел? € есть ли он вообще, этот замысел? Џохоже, что нет.
‚споминалось ей чеховское правило, которое любила повторЯть Њаргарита
Ђнтоновна: "…сли в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно
должно выстрелить". Љрасиво, но неверно. †изнь полна нестрелЯющих ружей,
несбывшихсЯ судеб, утерЯнных людей. €ли ей это только так кажетсЯ, по
близорукости? Њожет быть, он еще будет, последний акт, когда все наконец
объЯснитсЯ? "ѓлупости, -- отвечала сама себе ‚ера, -- кажетсЯ, становлюсь
мистиком".
Љогда совсем уж одолевали скрипучие мысли, ‚ера стучалась к Њаргарите
Ђнтоновне и предлагала: "ђазложим пасьЯнс". ’а соглашалась с восторгом.
ЏасьЯнс служил неким дозволенным перерывом в горе. €звлекалась заветнаЯ
колода. Љарты, тЯжеленькие, раскладывались с тихим стуком, легонько щелкаЯ о
поверхность стола. "…динственный порЯдочный человек" -- король пик -- глЯдел
на них мирно и сочувственно. ЏризрачнаЯ, условнаЯ карточнаЯ жизнь, жизнь
символов, вытеснЯла всЯкие мысли, в том числе и лишние...
‚от так они и сидЯт, раскладывают карты, будто дело делают. ‚ере
спокойно, хотЯ и грустно. ђЯдом -- Њаргарита Ђнтоновна, добраЯ, постаревшаЯ,
тоже невечнаЯ... €ногда они с ‚ерой даже смеютсЯ. —то поделаешь, горе горем,
а жизнь- то идет...

‘лишком-то упорно горевать не давала работа. ‚ера Џлато-новна ‹аричева,
уже старший администратор гостиницы "‘алют", была всЯ на виду, работала с
людьми и не могла себе позволить не только горевать, но и рассеЯнной быть
публично. Љаждый день она шла на работу "уже в образе", как любила говорить
Њаргарита Ђнтоновна, ее провожаЯ. “ ‚еры такаЯ была заповедь: помни, что ты
с людьми. ‚сегда будь веселой, внимательной, жизнерадостной. Ќикому нет дела
до твоих сложностей -- каждому хватает своих.
Ђ сложностей много было, и по работе -- тоже. ‚ере приходилось замещать
часто болевшего директора, который наконец понЯл спасительную прелесть
бюллетенЯ. ЏосоветоватьсЯ было не с кем. Џерсонал гостиницы смотрел на нее
как на хозЯйку, обрушивал на нее свои склоки и жалобы. Ќачальство тоже
предпочитало говорить с нею, а не с робким "шефом".
Џостепенно она привыкла принимать решениЯ, хотЯ поначалу робела. €
как-то само собой получилось, что, когда директор после долгой болезни в
самый сложный момент удрал на пенсию, его место предложили ‚ере Џлатоновне.
Њомент и в самом деле был сложный (городу грозила эпидемиЯ, и два случаЯ
заболеваний были как раз в гостинице "‘алют"). ‚ера была польщена, но
испугана, сперва отказывалась, но в конце концов дала согласие,
подбадриваемаЯ восклицаниЯми начальства: "Џоможем!" ‘ критическим моментом
она справилась блестЯще, успешно провела гостиницу через все трудности
дезинфекции, карантина, бунтующих жильцов (у всех были неотложные дела,
никто не соглашалсЯ ждать). Ќа времЯ карантина устроила в гостинице нечто
вроде дома отдыха, с показом кинофильмов, с обливанием желающих из шлангов
морской водой (замена купаньЯ). ‚се это прочно утвердило ‚еру Џлатоновну во
мнении начальства. "“шлаЯ баба!" -- говорил про нее с восторгом директор
управлениЯ. Љогда критический момент осталсЯ позади, работа в обычных
условиЯх показалась ей почти раем. ‚ообще-то говорЯ, раем она не была...
Њаргарита Ђнтоновна гордилась ‚ериным возвышением, как лично своей
заслугой: "џ говорила, вы далеко пойдете! “ менЯ на это нюх!" „алеко не
далеко, а идти надо было и поторапливатьсЯ. ‘ волнением и азартом ‚ера
взЯлась за работу в новой своей роли -- хозЯйки гостиницы. Ќе фактической (к
этому она уже привыкла), а законной, официальной. "џ как любовница, --
шутила она, -- на которой наконец-то женилсЯ ее сожитель". Ђ работа
администратора, руководителЯ, которой многие чураютсЯ как огнЯ, была ее
призванием. ‚ерный признак призваниЯ -- это когда любишь не только удачи в
работе, но и ее трудности. „лЯ ‚еры работа была цепью увлекательных
преодолений, маленьких побед, которые виделись ей большими -- очень уж
больших усилий они требовали. Џраздником было длЯ нее, например, когда
удавалось всеми правдами и неправдами "выколотить" нужную арматуру, или
добитьсЯ фондов на внеочередной ремонт, или же получить согласие начальства
на какое-то новшество. Њногие покачивали головами, повторЯЯ стандартную
формулу: "—то тебе, больше всех нужно?" -- "Ѓольше!" -- отвечала ‚ера,
азартно вскидываЯ голову. € в самом деле, многое было ей нужно...
Ђ самой большой радостью (да и самой большой трудностью!) была работа с
людьми. €ногда она доводила почти до отчаЯниЯ, иногда, напротив, до
ликованиЯ. ‚се времЯ как на качелЯх. ’о полный мрак: "„о чего ж они мне все
надоели!" -- то, наоборот, ощущение общности, гордости, счастьЯ...
‚ распорЯжении ‚еры был персонал гостиницы -- почти все женщины, в
большинстве немолодые, нервные, как она говорила, "климактерические".
Ѓолезненно самолюбивые, обидчивые, низкооплачиваемые. Ќо как же эти женщины
работали! ‚от уж поистине не за страх, а за совесть. "‘овесть есть у
каждого, -- смеЯсь, говорила ‚ера, -- но надо создать человеку такие
условиЯ, чтобы хочешь не хочешь, а она проЯвлЯлась". € умела такие условиЯ
создать. ’ребовала работы не показной, а подлинной -- и добивалась. ‡ато она
знала жизнь и заботы каждой: кого бросил муж, у кого нелады со снохой, у
кого сердце, у кого давление. Љому подкинуть топлива, кому безвозвратную
ссуду, у кого когда день рождениЯ, и не забывала каждой послать
поздравительную открытку. Џравда, и тут не обходилось без недоразумений:
какаЯ-нибудь из сотрудниц обижалась, что у другой на открытке были две розы,
а у нее -- только одна... ‚серьез обижалась, до слез. Ќо ‚ера умела быстро
уладить конфликт, перевести его в шутку: "Ћдна-то одна, но зато каков
уровень махровости! ‚ы только вглЯдитесь!" € обиженнаЯ уже улыбалась. ‚ообще
‚ера умела и сама посмеЯтьсЯ, и людей насмешить.
‚еликое дело -- смех! Џод него и работаетсЯ-то легче. ‚ера шутЯ
говорила, что, когда вырастет большаЯ, напишет научную работу: "ђоль смеха в
деле повышениЯ производительности труда". Ђ пока что применЯла это средство
на практике. ‡ато и любили же ее "климактерические"! Љонечно, поварчивали,
поскандаливали -- без этого не бывает! -- но в главном горой за нее стоЯли.
ЉаждаЯ ценила возможность прийти к ‚ере Џлатоновне со своими горестЯми,
выплакатьсЯ, пожаловатьсЯ на судьбу, что называетсЯ, "поделитьсЯ".
Ћх, любит "делитьсЯ" русское женское сердце! "„елились" не только
горестЯми, но и радостЯми. Ќедаром говоритсЯ: разделить горе -- полгорЯ,
разделить радость -- две радости. ‚от, например, ‘онЯ •охлова, дежурнаЯ
четвертого этажа, та самаЯ, что мужа-пьЯницу перевоспитала. „олгое времЯ
ходила с горестЯми, потом стала ходить со счастьем. ЏрЯмо не держалось в ней
счастье, требовало излитьсЯ. ‚ера радовалась с нею вместе, хотЯ и скребло у
нее на душе: вот сумела, перевоспитала, а Я -- нет... Ђ еще ‹идиЯ €вановна
-- второй администратор. ‚дова военного, жила очень скромно с
сыном-подростком, еле концы с концами сводила. € вот, получаЯ пенсию на
сына, познакомилась в банке с отставником-майором, инвалидом, но еще бодрым,
непьющим. Џонравились они друг другу, стал он в дом ходить -- и вот,
поженились. Љонечно, по симпатии, но главным образом по настоЯнию сына,
который мечтал иметь "своего папу", как у всех детей. Џодумать только, в
такие годы и так рассуждает: он, мол, хочет иметь отца, чтобы "вести с ним
мужские разговоры" -- так и выразилсЯ! ђасхваливал матери этого дЯдю Љостю,
пообещал ежедневно, без приказаниЯ, выносить ведро с мусором, если только
мама согласитсЯ! € что же -- своего добилсЯ, выдал, можно сказать, мать
замуж. ’еперь живут дружно, сын подрос, обожает отчима, кончил техникум,
зарабатывает... ‘ама ‹идиЯ €вановна -- отнюдь не из сердцеедок. ђослаЯ,
крупнаЯ, простаЯ женщина. ‘казать простоватаЯ -- так нет. € вот -- нашла же
свое счастье... ‘ такими -- редкими, счастливыми -- ‚ера отдыхала душой (она
вообще любила счастье, свое и чужое), но, к сожалению, чаще ходили к ней
плакать, жаловатьсЯ. € длЯ таких ‚ера находила нужное слово, старалась
утешить, поддержать, рассмешить. Ђ то и помочь, если могла. Ћдной,
угнетенной зЯтем, выхлопотала комнату, а временно, до оформлениЯ ордера,
поселила ее у себЯ. „ругой внука устроила в Ясли, третьей -- мужа в
больницу. „а мало ли всего...
Џодчиненные платили ей дружной, хотЯ подчас и строптивой любовью.
Ќередко в коллективе вспыхивали ссоры, кто-то на кого-то обижалсЯ, кто-то с
кем-то не разговаривал (бывало и по году). ќти детские ссоры ("џ с тобой не
вожусь") были в пожилом коллективе даже трогательны. ’руднее всего было ‚ере
премировать лучших работников -- тут уж обиды сыпались градом: "Џочему ей, а
не мне?" € ведь не из корысти, а по самолюбию. Ћх, трудно женщине управлЯть
женским коллективом -- это ‚ера чувствовала на каждом шагу, как ни старалась
сгладить противоречиЯ. ‡ато стоило над ‚ерой нависнуть какой-нибудь беде,
даже не беде -- неприЯтности, все как одна становились на ее сторону.
‘кажем, если какаЯ-нибудь комиссиЯ (жизнь гостиницы была богата комиссиЯми,
как жаркое лето -- грозами), уличив ‚еру Џлатоновну в нарушении правил,
заносила в акт неодобрительные слова -- что только тут начиналось! ЉаждаЯ
сотрудница готова была горло перегрызть председателю комиссии, доказываЯ,
что такого человека, как ‚ера Џлатоновна, днем с фонарем не сыскать.
‚прочем, такое бывало редко. ‚ера Џлатоновна вообще-то была в ладу с
правилами и охотно их соблюдала. …сть такие счастливые натуры: правила их не
раздражают, а веселЯт. ‚есело подчинЯтьсЯ научил ее еще унечка. Џолучив из
своего гостиничного управлениЯ инструкцию, пускай неумную, она не встречала
ее в штыки, а старалась найти в ней здравое зерно. —асто его удавалось
найти. ‚едь в каждом распорЯжении обычно в момент зарождениЯ присутствует
здраваЯ мысль. ‚ера, как никто, умела эту мысль уловить, развить и украсить.
€ногда даже объЯснить начальству, томимому неопределенной жаждой
деЯтельности, чего, собственно, оно хочет. Ќовое правило было длЯ ‚еры не
постылой обузой, а задачей, требующей творческого решениЯ. —то касаетсЯ
правил решительно устаревших, только и ждущих своей отмены, то их ‚ера
Џлатоновна умела обходить артистически, почти всегда оставаЯсь в рамках
дозволенного. "Џочти" -- потому что полностью удержатьсЯ в них могут только
трусы и бездельники. "ЌастоЯщий администратор, -- говорила ‚ера, -- должен
всегда идти чуть-чуть впереди правил..."
Ђ гостиница "‘алют" тем временем неуклонно шла в гору, становилась
заметной, даже знаменитой. Љто-то из журналистов, побывав в гостинице,
пыталсЯ даже сделать карьеру на пропаганде "салютского эксперимента", но,
видно, переборщил в эпитетах, и начатаЯ было в областной газете кампаниЯ
быстро сошла на нет. —то касаетсЯ самой гостиницы "‘алют", то она процветала
и без кампании. ‚се в ней -- начинаЯ с постельного бельЯ и кончаЯ обращением
персонала -- было продуманно, умело и весело-изобретательно. ‚ера придумала
шить пододеЯльники не с обычным квадратным, а с изЯщным овальным отверстием
-- это в полтора раза удлинЯло срок их службы (в стирке рвутсЯ обычно углы).
ќкономиЯ от бельЯ пошла на убранство номеров. ‚ера давно понЯла, что можно
переносить расходы из одной статьи в другую, только если подпереть себЯ
письменным распорЯжением начальства. ’акое распорЯжение она получала всЯкий
раз, пользуЯсь своим обаЯнием и улыбкой (собственно, это была уже не улыбка,
а длительное улыбание, от которого можно было устать, как от физической
работы). ЏоЯвлЯлась какаЯ-то свобода в маневрировании средствами -- и ни
один номер не был похож на другой, у каждого -- свой уют... Џриезжие,
официально значащиесЯ "постоЯльцами", в гостинице "‘алют" назывались
"гостЯми". Ќе грозные "Џравила длЯ постоЯльцев" висели в холле, а милые
"‘оветы гостЯм".
‚ера ввела в обычай, чтобы горничные выучивали имена-отчества гостей и
обращались к ним как к добрым знакомым. Љак когда-то ей самой унечка, она
вменЯла своим женщинам улыбку в обЯзанность, в служебный долг. ѓость должен
был чувствовать себЯ в гостинице как дома -- нет, лучше чем дома: ведь дома
не всЯкому улыбаютсЯ. „омашним уютом дышали милые подробности: плюшевые
попрыгунчики на шнурах занавесок, вазы с цветами, лаконично поставленными
по- Японски (один-два, не больше), Яркие журналы, веером кинутые на столик,
кровати с пышно взбитыми пуховыми подушками (на складе давали перовые, но
‚ера с помощницами делали из них пуховые, ощипываЯ стерженьки...). Љаждый
гость мог записать в книгу, когда разбудить его завтра. Ѓудили минута в
минуту, и не как- нибудь, а петушиным криком (за этим криком ‚ера специально
командировала в деревню своего монтера, и он записал петуха на пленку).
‘ловом, все в гостинице "‘алют" было свое, особенное, нестандартное. €
гости, в большинстве пожилые "командировочные", обремененные семьЯми и
инфарктами, отдыхали душой, купались в улыбках и, уезжаЯ, записывали в книгу
пространные благодарности.
Љонечно, не обходилось и без жалоб: порой какой-нибудь раздражительный
гость ("желчно-каменные" -- называла таких ‚ера) не мог снести соседства
уборной или сетовал, что два днЯ не было горЯчей воды. ’аких жалобщиков ‚ера
брала на себЯ. ‘таралась разговорить их, рассмешить, и чаще всего гость
уходил от нее умиротворенным, а то и очарованным. Ћтдельные жалобы все-таки
проникали в книгу, но их было мало по сравнению с благодарностЯми -- каплЯ в
море. Ђ с нарушителЯми порЯдка -- пьЯными, скандалистами, женолюбами -- ‚ера
обходилась без церемоний, и они ее побаивались.
€ногда, размышлЯЯ о своей работе, ‚ера прЯмо физически чувствовала, как
у нее свЯзаны руки. —его бы она не сделала, если бы не стоЯли на ее пути
пункты, пункты, пункты... Ќа что проще было бы организовать ту или другую
форму платных услуг -- и гостЯм удобно, и гостинице выгодно. ЂЌ нет, не
положено, не предусмотрено. Љазалось бы, зачем дремать в аптечном киоске
продавщице в часы, когда все гости спешат позавтракать? Ќе лучше ли было бы
послать ее помогать в буфет? ЌельзЯ -- киоск подчинен аптекоуправлению, а
буфет -- тресту столовых и ресторанов. € все равно, не позволЯт прибавить
зарплату продавщице за дополнительную работу...
Љогда разговор заходил о так называемой "сфере услуг" -- тема моднаЯ,
повсюду о ней писали, -- ‚ера говорила: "ЉакаЯ там сфера -- одни углы да
рогатки..." Ђ откуда рогатки? Ћт недовериЯ. Љак бы кто-то чего-то не украл!
Ќо не больше ли мы терЯем на боЯзни воровства, чем потерЯли бы на самом
воровстве, если бы снЯть рогатки? ‚едь честных-то людей большинство... ‚ера
об этом думала без раздражениЯ (она вообще не была раздражительна), но с
каким-то беспокойством сильного существа, которому не дают делать дело.
€ногда в своих размышлениЯх она доходила до чистой утопии -- а не учредить
ли какой-то "орден честных людей": заслужил его, и хозЯйничай по-своему,
трать деньги так, чтобы и людЯм было не обидно, и государству выгодно...
’акими мыслЯми ‚ера по вечерам делилась с Њаргаритой Ђнтоновной, а та
рокотала:
-- „а вы -- прирожденный философ, ‚ерочка! ‚аши идеи должны стать
достоЯнием читающей публики. ‚ам непременно надо писать эссе...
’ак, в хлопотах, тревогах, радостЯх и размышлениЯх шла себе жизнь, и
горе постепенно убывало, входило в берега. € слава богу, что горе не вечно,
а то уж очень много накопилось бы его за жизнь...

’емный осенний вечер, порывы ветра с холодного прибоем гремЯщего морЯ.
Џротив ветра трудно идти, он треплет полы пальто, толкает в грудь, рвет с
головы косынку. •орошо тем, кто в такой вечер может сидеть дома. Ќо хорошо и
тем, кто идет против ветра и думает о хорошем. ‚ера шла домой и думала о
хорошем. ’олько что отгремели ЋктЯбрьские праздники. Ќа торжественном
заседании коллективу гостиницы вручали знамЯ, грамоту, премии (сама ‚ера
Џла-тоновна получила именные часики плюс двадцать пЯть рублей). „ома у нее,
как у ответственного работника, поставили телефон -- без очереди. ‚се это
было приЯтно, и не только само по себе, но и ввиду будущего. Њало ли куда
приходитсЯ обращатьсЯ -- ну, а "заслуженному коллективу" отказать труднее. Ђ
дел предстоЯло уйма, и, как всегда, ‚ера приходила в азарт при мысли о том,
как она с ними справитсЯ. ‘молоду она привыкла к охоте за вещами -- то одни,
то другие всегда были в дефиците, и мысль, что того нет, другого нет, не
пугала ее, а подстегивала. €з любого положениЯ можно выкрутитьсЯ, была бы
охота. Ќедавно из торговой сети начисто исчезли графины -- ‚ера надумала их
заменить керамическими кувшинами, и вышло даже лучше, оригинальнее, в
графине все-таки что-то казенное. ‚одопроводную арматуру заменить было, к
сожалению, нечем -- длЯ ее добываниЯ ‚ера планировала сложную операцию с
привлечением московских свЯзей.
…ще забота -- новые правила внутреннего распорЯдка, которые свалились
как снег на голову, были довольно глупы (например, проживающим не
разрешалось держать вещи в номерах, а предлагалось сдавать их в камеру
хранениЯ), а главное, шли вразрез с тем духом дружеского довериЯ, который
уже стал традиционным в гостинице "‘алют". ЏридетсЯ мудрить, изворачиватьсЯ;
в том, что она в конце концов извернетсЯ, ‚ера не сомневалась. Ќесколько
омрачала ее мысль о предстоЯщем ремонте (деньги полагалось освоить до конца
года, и никакие соображениЯ о бессмысленности ремонта в зимнее времЯ во
внимание не принимались). Љроме того, слесарь-водопроводчик подыскал себе
другое место и уволилсЯ; у ‚еры Язык не поворачивалсЯ его упрекать -- там
зарплата была выше в полтора раза; вот если бы... Ќу, да что говорить. ‘амое
досадное: сразу две горничные идут в декрет (эх, и дернуло же менЯ взЯть
молодых!). Ќа мгновение все эти сложности обступили ее, удручили, а тут еще
ветер, и вспомнила она, что ей уже не двадцать лет и даже не сорок, и сердце
пошаливает, и впереди -- как ни крутись -- одинокаЯ старость. € что
много-много дней придетсЯ так идти против ветра -- во всех смыслах. € что
умри она или уйди на пенсию -- и все трудом налаженное дело постепенно
начнет распадатьсЯ, разваливатьсЯ... Џравда, говорЯт, незаменимых нет.
Џрикинула в уме, кто же станет на ее место, -- и тот "не то", и этот "не
то"... Ќо она вообще таким мыслЯм ходу не давала -- попросту вытеснЯла их
смешными, веселыми. ‚от и сейчас вспомнила, как прослезилсЯ директор
управлениЯ, вручаЯ ей часики, как целовал ей руку и краснел лысиной, -- и
рассмеЯлась. ‚етер тотчас же воспользовалсЯ случаем и залез ей в рот, чуть
не задушив. ‘лава богу, вот уже и дом. ‚ера по привычке взглЯнула на окна. ‚
ее комнате светитсЯ -- кто бы мог там сейчас быть? Ќеужели... ’алЯ вернулсЯ?
‘ердце екнуло и замерло, желаЯ и не желаЯ страдать... ‚ прихожей --
Њаргарита Ђнтоновна:
-- ‚ерочка, у вас гостьЯ.
€з кресла навстречу ей поднЯлась незнакомаЯ худенькаЯ и прЯмаЯ девушка
лет двадцати.
-- ‚ера Џлатоновна, здравствуйте. џ -- ‚ика ‘молина.
-- ‚ика?!
-- „а, именно ‚ика. ‚ы, конечно, менЯ не узнали.
-- Ќет. ’о есть да. Ќет, конечно, не узнала.
-- ’ем не менее это Я.
-- Љак же ты так неожиданно? Ќе написала...
-- Њогу уйти, -- резко сказала ‚ика.
-- Ѓог с тобой, что ты?! џ просто удивлена. ‚ы с ‚овусом на мои письма
не отвечали...
-- Ѓыли причины.
-- Ќу, дети мои, Я вас покину. Ћбнимайтесь, целуйтесь, плачьте, --
пророкотала Њаргарита Ђнтоновна и вышла.
-- Ќадеюсь, без этого обойдетсЯ, -- сказала ‚ика.
-- Њожно и без этого.
‘транно, именно эту девушку ей совсем не хотелось целовать, что-то в
ней было чужое, почти враждебное, во всЯком случае -- настороженное. ‚ика...
€зменилась, а узнать можно. ’е же пенные, без блеска, кудри над выпуклым,
туго обтЯнутым лбом, настолько обтЯнутым, что голубые жилки на висках
просЯтсЯ наружу. ’е же пристальные, огромные, ночные глаза. € в сущности, то
же лицо -- не лицо, личико, -- голубоватое, цвета снЯтого молока, слишком
маленькое длЯ взрослого человека. Ќовым было в этом лице выражение свирепой
строптивости.
-- ‘адись, моЯ девочка. Џоговорим.
-- Њожно, Я закурю?
-- ‘колько угодно!
‚ика достала папиросу, угловато помЯла, закурила. ‚ика -- младенчик! --
с папиросой... ѓлазам не веритсЯ. ‚ том, как она курила, торопливо
затЯгиваЯсь, как развевала дым ладошкой, как держала папиросу в прЯменьких,
неухоженных пальцах, ‚ера вдруг увидела Њашу и впервые растрогалась. ‚ носу
защипало...
-- ‚ообще-то Я не курю. ќто Я так, длЯ храбрости. ‚ика говорила
сердито, отрывисто, с выражением непримиримости на маленьком бледном лице.
ѓоворЯ, она словно с кем-то ссорилась, может быть, с собой. ђечь ее была как
сериЯ маленьких взрывов.
-- ‘разу хочу предупредить. џ приехала к вам насовсем. •отите --
принимайте, не хотите -- нет. ’олько скажите откровенно, без церемоний.
’ерпеть не могу церемоний. ‘кажите, и Я сразу уйду. ’олько не притворЯйтесь,
что рады мне. ‹адно?
‚ера Џлатоновна в некотором замешательстве глЯдела на ‚ику. Ќасовсем? Љ
этому она не была готова. Ћтказать? …ще меньше.
-- —то ты, девочка! ђазумеетсЯ, Я тебе рада. џ только немного
ошеломлена. ќто же естественно, правда?
-- Џравда. Џриехала и -- "здравствуйте, Я ваша тетЯ". €ли наоборот, "вы
моЯ тетЯ".
‚ика засмеЯлась, показав узенькие, чуть уголком поставленные зубы и
призраки Ямочек на щеках.
-- Ќу и отлично. „авай знакомитьсЯ. џ -- твоЯ тетЯ. Ђ ты? ђасскажи про
себЯ: как жила, что делала? Љак надумала приехать?
-- џ могу...
-- ‡наю: можешь сейчас же уйти. ‘ этим мы повременим. “йти никогда не
поздно. ђассказывай.
-- ‚ общем, после маминой смерти...
-- Ђ от чего умерла мама? ‚ы ведь мне так и не написали.
-- Ћт сердца. ќтой темы мы лучше касатьсЯ не будем.
-- Џрости менЯ.
-- Ќичего, пожалуйста. ‚ общем, остались мы вдвоем с Ђндреем...
-- ’ы хочешь сказать, с ‚овусом?
-- Ќет, именно с Ђндреем. ќто мамин муж, художник.
-- Ђ ‚овус?
-- Ћн давно уже с нами не жил. †енилсЯ. ЌелепаЯ ошибка. ’ак говорила
мама. Ћна была против этой женитьбы. Њожет быть, и умерла-то отчасти из-за
нее. ‚прочем, еще раз прошу: не будем касатьсЯ этой темы.
-- Ќе будем. ’ы уж как-нибудь сама регулируй темы. џ тебЯ слушаю.
-- Ћстались мы с Ђндреем. Ћн художник, не знаю, талантливый или нет, но
непризнанный. ‡аработков нет. Џришлось мне работать.
-- Ђ кем же ты работала? Џомнишь, ты мечтала работать в цирке, слоном?
-- Ќе помню. ‘корее всего, Я так и не говорила. ‚зрослые про детей
часто выдумывают, чтобы смешно. ђаботала продавщицей в универмаге. ‡арплата
маленькаЯ, если не откладывать.
-- —то значит "Ћткладывать"?
-- ’овар. Џо знакомству. Џовышенного спроса. џ не откладывала. Ќе
потому, что какаЯ-нибудь идеалистка, а противно. Ќо дело не в этом. ‚ общем,
Ђндрей пил. „енег, конечно, не хватало. Ћн злилсЯ. Ќо Я все терпела, из-за
мамы. ‘ловом, все шло ничего, пока...
-- Џока что?
-- Џока не лопнуло терпение. Џодробностей рассказывать не буду. Ќедели
две назад пришел, и... ‘ловом, пришлось оттуда уйти. ќто Я зрЯ рассказываю,
выходит, что жалуюсь. џ жаловатьсЯ не хочу. ‚се же мама его любила...
-- € куда же ты ушла?
-- Љ подруге.
-- Џочему не к брату?
-- ’ам жена.
-- Џонимаю. Ђ дальше?
-- „альше? Ќичего особенного. Ќочевала у подруги, даже, представьте
себе, спала. Ќазавтра взЯла расчет на работе, занЯла денег на билет, села на
поезд и, видите, приехала. Џочему к вам? ќто опЯть-таки в памЯть мамы. Ћна
мне почти завещала: если что случитсЯ, ну, словом, когда умрет, ехать к вам.
‚от Я... приехала.
-- „евочка моЯ роднаЯ, -- плача, сказала ‚ера Џлато-новна, -- девочка
моЯ роднаЯ...
Ђ продолжать уже не могла. ђасхлюпалась самым позорным образом.
-- Ќе обошлись без слез, -- гневно сказала ‚ика и тоже заплакала.
’ак их застала Њаргарита Ђнтоновна, вошедшаЯ с подносом в роли любезной
хозЯйки. “видела, что плачут, сказала "рагдоп", задела подносом о косЯк,
чертыхнулась -- чашки посыпались на пол. “ронила и поднос -- уже нарочно! --
и застыла над содеЯнным в позе каменной Ќиобеи, оплакивающей своих детей.
-- Ќичего, это к счастью, -- сказала ‚ера.
-- •орошенькое счастье! Џосуды в продаже нет. ќту примету придумал тот,
кто мог в любой лавочке купить чашки.
-- Ѓудем пить из банок, -- сказала ‚ика.

’ак у ‚еры Џлатоновны ‹аричевой нежданно-негаданно поЯвилась дочь. Ђ
что? ђазве не была ‚ика ее дочерью с самого начала? Љто принес ее из
родильного дома небольшим пакетцем, до того тщедушным и легоньким, будто там
ничего, кроме одеЯла, и не было? Љто вставал по ночам, пеленал, укачивал?
Љто купал, греЯ воду на хромом примусе, в тесной каморке, где и
повернутьсЯ-то было трудно? Љто прижимал девочку к себе со сложным чувством
счастьЯ и жалости? ‚се она, ‚ера. ‹адонь до сих пор помнила ощущение цепочки
выпуклых позвонков на худенькой спинке ребенка. Ќовую ‚ику не очень-то
обнимешь, да ‚ера, правду сказать, не из тех женщин, что охотно
обнимаютсЯ-целуютсЯ с себе подобными. ‚ику она полюбила широко, свободно и
радостно, без излишней сентиментальности -- одним словом, весело полюбила. €
было за что -- девочка была забавнаЯ, с загогулинами. Ѓольше всего ‚еру
трогала и забавлЯла ее пламеннаЯ строптивость, словно каким-то образом
вернулась Њаша, только в усиленном виде... ‚прочем, чувства чувствами, а
первым делом надо было ‚ику прописать. "‹юбовь в наши дни начинаетсЯ с
прописки", -- говорила ‚ера. Џрописать оказалось не так-то просто. "Љто она
вам?" -- спрашивали в милиции. Ќикакие ссылки на давнюю дружбу с умершей
матерью здесь силы не имели. ‹ичное обаЯние -- тоже. Љак ни облучала ‚ера
начальника паспортного стола -- не помогало. Џисьмо народной артистки
Љуниной тоже оказалось пустым номером. Џришлось вывести на позиции тЯжелую
артиллерию в лице "очень ответственного" из номера люкс, который, однажды
приехав в командировку, с тех пор всегда останавливалсЯ здесь, пренебрегаЯ
лучшими гостиницами города ради "‘алюта" и ‚еры. ќтот помог, не столько
словами, сколько одышливым своим равнодушием, с которым он ЯвилсЯ в милицию,
положил фуражку на край стола и сказал: "Ќу-с, любезный..." ’аким образом,
‚ика была прописана, так сказать, официально закреплена в качестве члена
семьи.
‚озник вопрос: что делать дальше? ‚ера и Њаргарита Ђнтоновна советовали
идти учитьсЯ. Ќо ‚ика и слышать об этом не хотела. ‚озражала по-своему, кипЯ
и пузырЯсь, так, что дух у нее перехватывало от возмущениЯ:
-- Џочему это все помешались на высшем образовании? "“читьсЯ,
учитьсЯ!!!" Љак будто бы образованным делает человека диплом. Ќет уж. Џойду
работать.
€ пошла. € работу-то особенно не выбирала, взЯла первую попавшуюсЯ --
приемщицей в ателье. ‡аработок небольшой, зато голова свободнаЯ. ‘вободнаЯ
голова нужна была ‚ике, чтобы читать и думать. —итала она необычайно много,
быстро, как правило -- лежа, крутЯ на палец легкий завиток откуда-то с виска
или с темени. —итаЯ, времЯ от времени издавала саркастические звуки. Ђвтор
был, разумеетсЯ, невежда и халтурщик, путалсЯ в хронологии, а главное,
размазывал сопли ("соплЯми" она называла всЯкие нежности и красивости).
—итаЯ про какие- нибудь "глаза, осененные густыми ресницами", про лунное
сиЯние или поцелуй, она страдальчески стонала. "—то ты?" -- спрашивала ‚ера.
"‹ю-бо-овь!" -- отвечала ‚ика, презрительно растЯгиваЯ "о". Љипеть гневом
доставлЯло ей, видимо, удовольствие, потому что книгу она не бросала. —итала
все подрЯд: романы, справочники, словари, примечаниЯ к собраниЯм сочинений.
„аже "Њалый атлас мира" -- и тот читала и ухитрЯлась возражать. Ђ сколько
всего она знала -- уму непостижимо! ‘коро она стала длЯ ‚еры чем-то вроде
ходЯчего справочника. Ќа вопросы отвечала сварливо, но точно. Ђ как
разгадывала кроссворды!
-- ‚ика, что это такое: запас представлений, восемь букв, в начале "т",
на конце "с"?
-- Љонечно, тезаурус! “дивлЯюсь вашему невежеству! ‚еру Џлатоновну она
называла на "вы" и "тетЯ ‚ера", но, когда надо было выразить презрение, слов
не выбирала. Ђ ‚ера только посмеивалась. …е забавлЯл контраст резких слов и
нежных, полудетских губ, откуда они выходили... € вообще, в этой семье, в
своеобразном содружестве двух женщин -- стареющей и старой, -- ‚икина
запальчиваЯ молодость пришлась как нельзЯ более кстати. Ћбе тетушки души в
ней не чаЯли. ЉаждаЯ по- своему наставлЯла ее на путь истинный, настолько
по-разному, что физически нельзЯ было слушатьсЯ обеих, -- она предпочитала
не слушатьсЯ ни одной.
Ћбщелюдские законы длЯ ‚ики были не писаны, обо всем она судила
самостоЯтельно, горЯчо и резко, порою несправедливо, но всегда искренне.
ѓорда была непомерно -- всЯ в мать. Ќичем никому не хотела быть обЯзанной.
Ќебольшую свою зарплату всю до копейки отдавала ‚ере: "Ќичего мне не нужно".
Ѓыло у нее одно-единственное платьице на все сезоны -- носила его,
подштопываЯ локти, пока совсем не истлело; тогда неохотно позволила ‚ере
сшить себе другое, самое скромное (белый воротничок и тот спорола). ‘читала
себЯ некрасивой (проходЯ мимо зеркала, отворачивалась), что было
несправедливо -- какаЯ-то тонкаЯ, неочевиднаЯ красота в ней, безусловно,
была. Ћсобенно хорошела, когда смеЯлась, но было это редко и всегда на
мгновение. †итейскую мудрость и жизненный опыт не ставила ни во что, но
почему-то любила рассказы о прошлом -- подопрет кулачками щеки и слушает
("‘мотри, глаза выронишь!" -- говорила ‚ера).
Ћсобенно ее поражало, если кто-нибудь родилсЯ в прошлом веке (Њаргарита
Ђнтоновна). "Ђ как тогда было, в девЯтнадцатом веке?" -- "Ќу, Я плохо помню,
мне был один год... ѓрудное молоко было сладкое..." ђасспрашивала о прошлом
внимательно, даже с личным каким-то интересом. Ћ себе самой не рассказывала.
Ќо из клочков фраз, случайно уроненных и тут же обрываемых, ‚ера
догадывалась, что не все там было гладко. ѓорЯчаЯ любовь к матери -- и
Яростное с ней несогласие. Њожет быть, была там какаЯ-то запутаннаЯ ревность
всех ко всем, может быть, детскаЯ любовь девочки к отчиму -- кто знает?
Ќедаром ненавидела любовь и все, с нею свЯзанное, и в книгах, и в жизни. Ђ
вместе с тем ненавидела мнимую свою некрасивость, чего бы ни отдала, чтобы
самой себе нравитьсЯ, -- но не другим, боже упаси! Љогда ‚ера или Њаргарита
Ђнтоновна говорили ей что-нибудь лестное, злилась и махала рукой: мелите,
мол, Я лучше знаю... "Ќаш сатаненок", -- с любовью звала ее Њаргарита
Ђнтоновна. ‚прочем, сатаненок начинал уже как бы ручнеть, иногда улыбалсЯ,
забываЯ нахмуритьсЯ...
Џоселилась ‚ика в "каюте-люкс", котораЯ сразу же приобрела спартански-
нигилистический облик. ‚се немногие вещи, которыми ‚ика владела, лежали на
виду, чтобы "всегда быть под рукой". ЌесмотрЯ на это, они вечно терЯлись.
Љниги лежали бесформенными кучами, прЯмо стогами. Ћрганически порЯдливаЯ
‚ера, зайдЯ в ‚икино логово, приходила в ужас и пыталась что-то прибрать.
"Ќе понимаю, -- взрывалась ‚ика, -- почему "прибрать" -- значит положить
вещи так, чтобы их краЯ были параллельны?" ‚ера объЯснить этого не могла,
только смеЯлась.
Ђ Њаргарита Ђнтоновна вполне понимала ‚ику. Ћна сама любила царственный
хаос: "Ќадо быть выше вещей". ‚о всем доме единственным островком порЯдка
была ‚ери-на комната. ‹юбопытно, что обе нерЯхи до того иногда доходили в
своем роскошестве, что самим становилось невмоготу и они искали убежища у
‚еры.
-- ‚се-таки в чистой комнате что-то есть, -- великодушно говорила ‚ика.
Џорою их партизанские налеты на ‚ерину комнату сопровождались
вторжением и туда беспорЯдка. ‚ таких случаЯх ‚ера была беспощадна: "Ѓрысь
со всем барахлом!"

Ћднажды ‚ера Џлатоновна сидела в своем директорском кабинете,
просматривала счета и прикидывала: по какой статье провести совершенно
необходимый, но сметой не предусмотренный расход. Ќастроение у нее было
неважное. €ногда даже ее покладистаЯ натура давала взбрык. ќх, дали бы ей
воли побольше! ‚прочем, это старо. ‚оли тебе, матушка, никто не даст,
крутись в дозволенных пределах. Ќедавно она читала книгу про спелеологов,
исследователей пещер, проникающих, спорта ради, через самые узкие отверстиЯ.
’ак вот, ее хозЯйственнаЯ деЯтельность порою напоминала ей подземное
пролезание спелеолога, червем ввинчивающегосЯ в узкую щель...
-- ‚ера Џлатоновна, -- сказала, входЯ, старший администратор Ћльга
Џетровна, женщина пожилаЯ, тучнаЯ, честнаЯ, истеричнаЯ, а по существу --
чистое золото.
-- —то такое?
-- Џриехал морЯк, просит отдельный номер. “ менЯ нет, только резервный,
на случай брони. џ ему отказала, а он -- опЯть. ’акой настырный. ѓлавное, не
просит, требует. …му, говорит, по службе надо. “лыбалась-улыбалась, аж щеки
заболели. Ќаправлю его к вам -- хорошо?
-- ‚се ко мне да ко мне, с любым пустЯком! Ќеужели сами решить не
можете?
-- Ћчень принципиальный.
-- ‹адно, пускай зайдет.
Ћна опЯть погрузилась в счета. ЉакаЯ-то сумма упорно не сходилась.
Џересчитывала несколько раз -- все разные результаты. ‘тарею... ‚ кабинет
кто-то вошел. Ќа стол рЯдом с нею легла рука в черном морском рукаве с
золотым галуном, выложенным восьмеркой. ‚ руке -- какаЯ-то бумага. ‚се это
‚ера Џлатоновна видела боковым зрением, поглощеннаЯ столбиком цифр. ‘умма
издевательски не сходилась, даже на счетах.
-- ‘ейчас-сейчас, только сложу.
-- Џозвольте, Я вам помогу в этом сложении, -- сказал приЯтный мужской
голос.
‚ера поднЯла глаза. ђЯдом со столом, неправдоподобно высЯсь, стоЯл
очень длинный человек в форме морЯка торгового флота, с узкой серебрЯной
головой. ѓолова эта увиделась ей плавающей где-то под потолком и поразила
своей высокой отдельностью.
-- ‘пасибо, -- улыбнулась ‚ера, -- думаю, что с арифметикой справлюсь
сама. ‘адитесь.
ЊорЯк уселсЯ в кресло, разглЯдываЯ ее с живой симпатией.
-- џ ћрлов, ‘ергей Џавлович. -- Ћн протЯнул ей бумагу, которую
по-прежнему держал в руке. -- ‘ергей Џавлович ћрлов,
инженер-приборостроитель. Џриехал сюда на испытаниЯ. Џо понЯтным причинам не
могу входить в подробности. Џо вечерам должен работать. ‘овершенно необходим
отдельный номер. ЏыталсЯ договоритьсЯ со старшим администратором, но
безуспешно. Џонадобилась встреча на высшем уровне.
‚се это он произнес, весело глЯдЯ на ‚еру светло-синими, близко
поставленными глазами сквозь стекла бифокальных очков. ‹ицо у него было
прЯмоносое, чисто бритое, того красноватого оттенка, какой бывает у
немолодых мужчин, ведущих здоровый образ жизни.
-- Ђ это что? -- ‚ера Џлатоновна взЯла у него бумагу. —естно говорЯ,
почти липа. Џросроченное удостоверение. Ќа некоторых все же действует, но
вы, Я вижу, не из таких.
-- ‘овершенно верно, не из таких.
-- ‚от и хорошо. ‚заимопонимание, как Я вижу, достигнуто. ЋстаетсЯ
получить ключ от номера.
-- ‘ергей Џавлович, уверЯю вас, ни одного свободного нет.
-- Ђ триста третий?
-- Ћткуда вы знаете? ќто бронЯ.
-- Ћтлично. ќто бронЯ. Ќомер забронирован длЯ возможных особо важных
гостей. Ћтдайте его мне. џ как раз возможный особо важный.
-- Ќе могу. Ђ вдруг приедет еще более важный?
-- ЋбЯзуюсь освободить номер в течение часа. -- —ас -- это много.
-- Ќу, в течение получаса.
-- ‚се еще много.
-- —етверть часа. €дет?
-- €дет, -- сказала ‚ера.
ќтот веселый, как бы подпрыгивающий разговор чем-то ее радовал. Ћна
чувствовала, что нравитсЯ морЯку. Ћщущение, что ею любуютсЯ, всегда
подстегивало ‚еру, приподнимало, словно на крыльЯх (хотЯ какие уж крыльЯ в
ее возрасте?).
-- ‚от вам записка к старшему администратору. Њожете занимать номер.
’олько чур: уговор дороже денег. Џриедут по броне -- Я вас переселЯю.
-- Ѓудьте спокойны. €спарюсь, как бес перед заутреней. ‘пасибо, будьте
здоровы, -- поклонилсЯ ћрлов и понес из двери в коридор свою гордую узкую
голову.
‚ера Џлатоновна покачала головой, сама над собой усмехнулась: "Љогда же
ты, мать, поумнеешь?" € снова взЯлась за счета -- уже в хорошем настроении.
Ќа этот раз сумма сошлась.
‚ течение следующих трех дней она несколько раз встречала ћрлова в
холле. Ћн юмористически осведомлЯлсЯ:
-- Ќу как, мышки не беспокоЯт?
-- Ќет пока. †ивите спокойно.
‚печатление парЯщей где-то под потолком головы понемногу сглаживалось
-- перед ‚ерой просто был очень высокий, очень стройный немолодой человек с
шутливо- доброжелательным, откровенно любующимсЯ взглЯдом. ѓрешным делом, он
ей нравилсЯ...
Ќа четвертый день ћрлов снова зашел в директорский кабинет.
-- …сли вы не занЯты, мне бы хотелось с вами поговорить.
-- Џожалуйста. ‘адитесь.
‚ера залилась краской, как в юности -- от щек, через шею, на грудь и
лопатки. „аже неприлично в ее возрасте так краснеть -- человек может бог
знает что подумать...
‘ергей Џавлович уселсЯ в кресло. Ћно было новомодное, вертЯщеесЯ. Ћн
повращалсЯ немного туда-сюда и спокойно спросил:
-- ‚ы не торопитесь? Ђ то отложим...
-- Ќет, не тороплюсь.
‚ера изнемогала от любопытства.
-- Ћтлично. џ зашел, чтобы с вами поговорить. Џредупреждаю, разговор
будет серьезный, без дураков. „ело в том, . что вы мне очень нравитесь. Ќе
скажу, чтобы Я уже любил вас, но, кажетсЯ, вполне готов полюбить. ‚ вашем
прекрасном лице показалось мне что-то родное, милое, светлое. Ѓывают редкие
люди -- источники света. Њне кажетсЯ, вы -- такой источник.
‚ера слушала развесив уши. „авно с нею никто так не говорил. €сточник
света... ћрлов поглЯдел на нее с усмешкой.
-- џ понимаю. ‚ы из тех женщин, которые пьЯнеют от слов.
Ћна смутилась.
-- Ќечего смущатьсЯ. “ каждого свои вкусы. ‚ам нужны слова, другим --
поцелуи.
‚ера смутилась окончательно.
-- ’ак вот. „лЯ чего Я затеЯл весь этот разговор? ’олько чтобы сказать,
что вы мне нравитесь? ќтого мало. —то Я готов полюбить вас? ќтого тоже мало.
џ пришел, чтобы вам сказать: как бы ни сложились наши отношениЯ, Я никогда
на вас не женюсь.
-- Љакое право... џ разве дала вам право думать?..
-- Ќе возмущайтесь, погодите. Њое отношение к вам таково, что Я был бы
счастлив, понимаете, счастлив на вас женитьсЯ. Ќо этого никогда не будет. џ
женат.
("Њетель" Џушкина, подумала ‚ера. "џ несчастнейшее создание, Я женат".
ѓм-гм, что-то дальше будет?)
-- џ женат, -- продолжал ћрлов, потихоньку поворачиваЯсь в кресле, -- и
женат, что называетсЯ, безнадежно. ЊоЯ жена лежит в параличе вот уже десЯть
лет. € Я никогда ее не брошу, пока она жива. € пока Я жив. ’еперь вопрос:
сегоднЯ после работы вы позволите проводить вас до дому?
-- Ћтчего ж не позволить? ќто ведь ни к чему не обЯзывает ни вас, ни
менЯ.
-- ЊенЯ обЯзывает.
Ћн поцеловал ей руку, и она увидела ровный пробор в его цельнокованых
серебрЯных волосах. Џробор был Ярко-розовый, может быть, потому, что
нагнутьсЯ пожилому человеку стоило все-таки известного напрЯжениЯ...
‚ечером он ее провожал домой. ќтот вечер решил все. Ќервно шумело море,
полный месЯц висел над ним и дробилсЯ в неспокойной воде широкой живой
полосой, как будто прыгали и били хвостами тысЯчи рыб. ‡емлЯ тоже была
неспокойна: голубаЯ в свете луны, она летела, мчалась куда-то очертЯ голову.
Љое-где к луне присоединЯлись еще фонари и тоже бросали свой свет и свои
тени; столбы света и черные тени ходили кругом, перекрещиваЯсь и сменЯЯ друг
друга, словно на гигантских ходулЯх. ‚се это было совершенно и удивительно:
даже у деревьев было выражение лиц. ‚ этом смещенном мире ‚ера со своим
спутником шли и не могли остановитьсЯ, расстатьсЯ. „есЯть раз подходили они
к дому, к железной ограде с низенькими воротцами, стоЯли, опершись на эти
воротца, и кто-то из них говорил "ну", собираЯсь прощатьсЯ, а другой: "ну
нет, пройдемсЯ еще", -- и снова они, взЯвшись за руки, шли к морю,
пустынному в этот час, стоЯли там у самой кромки прибоЯ, и волны, одна за
другой, радостно киваЯ гребнЯми, у их ног превращались в говорЯщую пену. €
опЯть шли к дому и прощались, и опЯть, не в силах проститьсЯ, -- к морю. ‡а
этот вечер они рассказали друг другу все. Ќичего не осталось потаенного,
запрЯтанного. ќто было даже страшно своей неприкрытой распахнутостью. Ћна
поднЯла к нему голову, и ветер накрыл ей глаза его шарфом. ’огда он сказал,
твердо, отчетливо, как рапорт: "џ вас люблю".
...„ома Њаргарита Ђнтоновна:
-- ‚ерочка, побойтесь бога! ѓде вы пропадали? ‚ика спит -- молодаЯ! --
а Я не могу. Ѓеспокоюсь о вас, беспокоюсь...
-- Ќе зрЯ беспокоитесь.
-- Ђ что такое? —то случилось?
-- Њаргарита Ђнтоновна, Я влюблена.
-- Љак? ЋпЯть?
-- Ќет, не опЯть. ‚первые.
-- ‚от тебе и на! Ђ муж? Ђ этот, как его, всегда забываю, ‚алерий или
‚италий? ’акой интересный мужчина, жалко, пьЯница...
-- ‚се это было не то. Џонимаете, только сейчас...
-- „а-да, понимаю. ‚ы ведете себЯ как типичный мужчина, и притом
бабник. ‚сЯкий бабник клЯнетсЯ и божитсЯ каждой своей новой женщине, что он
до нее никого не любил. "‚се это было не то... ’олько сейчас..."
‚ера рассмеЯлась -- помимо воли. -- ’ургенев, перваЯ любовь! --
продолжала Њаргарита
Ђнтоновна. -- Љак хотите, в наше времЯ это не звучит. џ лично любила
много раз, но, кажетсЯ, ни разу -- впервые...
€ все же, размышлЯЯ об этой нежданной-негаданной любви, ‚ера сама себе
повторЯла: впервые. Ќет, грех было бы сказать, что она не любила унечку.
‹юбила. ‘начала как девчонка, потом -- как подданнаЯ. Ђ здесь -- равенство,
простота, доверие, правда. ‚первые. € как же ей повезло, что встретилось в
жизни такое. Њогла бы ведь и умереть, не узнав...
Џрошли еще два вечера нескончаемых провожаний, безумной луны,
неспокойного морЯ, которое с каждым разом грохотало все громче, как бы
аккомпанируЯ нараставшей любви... ЏридЯ домой, ‚ера садилась в кресло,
вытЯгивала перед собой уставшие от модельных туфель, натруженные ноги и
смотрела куда-то вперед стеклЯнными, невидЯщими глазами. Њаргарита Ђнтоновна
была не на шутку встревожена:
-- ‚се хорошо в меру. Ќикогда не надо терЯть над собой контроль. ќто
как на сцене: распусти себЯ, заплачь настоЯщими слезами, забыв о зрителе, --
и что получитсЯ? Ћдни сопли, и никакого эффекта. Ќет, моЯ дорогаЯ! †енщина
должна держать себЯ в руках. Џомню, мама мне говорила (Я еще девчонкой
была!): "Њарго, помни о своих ребрах! •оди так, как будто тебЯ с двух сторон
что-то подтыкает под ребра". € что? „о сих пор, могу похвастать, Я сохранила
осанку. Ђ почему? Џомню о ребрах!
Ќет, ‚ера о своих ребрах не помнила. ‚се бы так и шло: луна,
провожаниЯ, улетаниЯ, если бы на третий день не пошел дождь. ‚олей-неволей
пришлось привести ‘ергеЯ Џавловича в дом. ‚ера очень боЯлась ‚ики, но та
вела себЯ вполне прилично. ‘перва дичилась, а потом неожиданно обручнела.
ђазговаривала, даже улыбалась, выпускаЯ на щеки призраки Ямочек. Њаргарита
Ђнтоновна -- та вообще была сражена:
-- ‚от это мужчина! € рост, и манеры... ђука, седина... Ћ боже, верни
мне мои пЯтьдесЯт лет...
Ђ еще через день ‘ергей Џавлович улетел: кончилась его командировка...
†ил он постоЯнно в Њоскве, где была у него квартира, больнаЯ жена,
взрослые дети -- сын и две дочери, и четверо внуков. Љвартира -- огромнаЯ,
старомоднаЯ, с дворцово-высокими потолками, без современных удобств, в
когда-то роскошном купеческом доме. ‹епнина на потолках (какие-то амуры в
овалах), но протекающаЯ от ветхости крыша -- когда шли по лестнице, вверху
светилось небо. Љвартира была как-то глупо спланирована, всЯ вокруг ванной и
уборной (пройти туда можно было не иначе, как через чью-нибудь комнату).
ЌесмотрЯ на огромную площадь, она была тесна длЯ разросшейсЯ недружной
семьи. ђазменЯть ее на две меньшие было практически невозможно, построить
кооперативную -- тоже (свыше ста метров жилой площади!). Ђ он, хозЯин всех
этих метров, жил как-то сбоку, притулЯсь в одной из проходных комнат, через
которую каждое утро проплывала длЯ своих омовений толстаЯ невестка в бигуди.
Ћдинокий, неухоженный, он сам готовил себе еду (пельмени, сосиски -- что
попроще), даже сам стирал себе носки, трусы и майки, выжимаЯ белье, как это
делают мужчины, не крутЯщим, а прЯмым движением сильных рук. „очери были
ученые, злые, неопрЯтные, одна инженер, другаЯ -- физик. “ инженера муж
когда-то был, но ушел, бросив ее с двумЯ детьми, а физик до сих пор
пребывала в девичестве. ‘ын, недоучившийсЯ, по профессии фотограф, был
полностью под башмаком у толстой своей жены, страстью которой было считать
деньги в чужих карманах. ‘векра она терпеть не могла, считала сквалыгой и
жмотом и, проходЯ через его комнату, брезгливо оттопыривала мизинец. ‘ергей
Џавлович зарабатывал немало, но вечно был без денег: половина зарплаты шла
сиделке, ходившей за больной и требовавшей, чтобы ее кормили. „ругаЯ, как
это бывает, уходила сквозь пальцы, превращаЯсь в засохший хлеб, скисшее
молоко и книги, книги...
Љак ему не хотелось туда возвращатьсЯ! Џрощались они с ‚ерой на
аэродроме, возле низкого модернового стеклЯнного зданиЯ с ходившими
туда-сюда огромными дверЯми. ‹юди, люди -- и зажатаЯ среди них любовь...
Џора, уже объЯвили посадку...
-- „о встречи, любимаЯ, -- сказал он, целуЯ ее на прощанье.
Ћни еще только целовались -- не более, и о большем не помышлЯли. ‚ этом
что-то общее между ранней юностью и ранней старостью -- там и там платонизм.

€ вот пошли-потекли годы ‚ериной ранней старости, ее первой настоЯщей
любви. ‹юбовь была такаЯ настоЯщаЯ, что ‚ера даже стала равнодушна к словам.
€ без них все было Ясно ей и ему. Ћни любили друг друга со всей нежностью
много испытавших, помнЯщих о смерти людей. ‘ благодарностью судьбе за каждый
дарованный им день. ‘ сознанием, что каждаЯ встреча, возможно, будет
последней. –еликом открытые друг длЯ друга, со всеми своими "всЯчинками",
как они выражались. „елились каждой мыслью, каждой радостью, каждым рублем.
Ћба, стесненные в средствах, счастливы были делать друг другу подарки. Ќежно
поздравлЯли друг друга с праздниками, с днЯми рождениЯ, с годовщиной
встречи... ‚осстановили в правах даже именины, чтобы чаще можно было
поздравлЯть. Џисали друг другу длинные письма, без конца их перечитывали,
целовали. „а, целовали письма -- глупые старые люди-‘ергеи Џавлович приезжал
нечасто -- раза три-четыре в год -- и всегда останавливалсЯ прЯмо у ‚еры.
Џо-семейному. € впрЯмь стал он подлинным членом семьи. ‚се в доме привыкли к
нему и его полюбили. € Њаргарита Ђнтоновна, и сатаненок ‚ика. „аже кот,
Љузьма энный (‚ера давно уже перестала нумеровать представителей котовой
династии), -- и тот терсЯ о черные морские брюки и всем своим гордым
существом выражал преданность... € сам ‘ергей Џавлович полюбил всех в доме,
включаЯ Љузьму. —то касаетсЯ ‚еры, то ее он обожал безмерно. ‘тоило видеть
выражение его глаз -- молЯщихсЯ, -- которыми он ее провожал, ласкал,
лелеЯл... € особой любовью любил он дом как таковой. ‚се, в чем отказала ему
судьба -- уют, заботу, преданность, -- он находил здесь. Ќе мрачную,
жертвенную преданность, а светлую, веселую, мастером которой была ‚ера.
"‚едь Я эгоистка, -- говорила она, -- жертвовать собой не умею"... Љак
чудесно было, придЯ с работы, войти в уютную комнату, пахнущую цветами.
‘есть за нарЯдный стол, накрытый вышитой скатертью со свежими, еще не
расправленными складками от утюга. Џогрузить ложку в сиЯющий, прозрачный
бульон. ‡акусить пирожком, тающим во рту и вьщаю-щим нежный секрет своей
начинки... ‚о всех этих вещах длЯ усталого, заброшенного, немолодого
человека было далеко не просто служение телу. …сли уж служение, то какому-то
древнему богу семейного очага... Џосле обеда ‘ергей Џавлович читал газету,
неторопливо переворачиваЯ листы, а ‚ера сидела рЯдом: шила, либо чинила
носки (он уже давно забыл, что носки вообще чинЯт), либо тоже читала, но
погружаЯсь в книгу не целиком, а только частью вниманиЯ, как спЯщаЯ мать не
целиком спит, готоваЯ в любую минуту встать к своему ребенку... "„ай руку",
-- говорил иногда ћрлов, и она протЯгивала ему руку, не слишком-то нежную,
довольно крупную, и он целовал ее в ладонь, переходЯ от бугорка к бугорку...
‚ерины мозоли безмерно его умилЯли.
Ђ вот с Њаргаритой Ђнтоновной у ‘ергеЯ Џавловича был роман -- иначе не
скажешь. ‚ели она долгие беседы, прЯмо-таки флиртовали. Њаргарита Ђнтоновна
бурно выказывала свое восхищение (она вообще чувства свои проЯвлЯла бурно) и
без взаимности не оставалась. ђазговор их был как теннисный матч: реплика за
репликой, реприза за репризой. ЊЯч, мЯч, еще мЯч, отдан, отдан, превосходно,
аут! € оба смеЯлись. ‘ергей Џавлович красовалсЯ, веером распустив свой
павлиний хвост. ‚ере иногда даже становилось обидно, что он красуетсЯ не
перед ней, она говорила: "‘ереженька, Я тоже хочу хвост!" -- "ѓлупаЯ, --
отвечал он, -- перед тобой мне его распускать незачем. ‚се равно что перед
самим собой". -- "Ђ распускать непременно надо?" -- "Ќепременно, а то
атрофируетсЯ". -- "€ женщине тоже?" -- "Ќу нет, хвост, как известно, только
у павлина. “ павы его нет".
Ђ с ‚икой ‘ергей Џавлович подружилсЯ совсем по-особому. …му одному
девочка поверЯла свои сердечные тайны. —тобы побыть наедине, без тетушек,
они шли куда- нибудь в ресторан (это у них называлось "прожигать жизнь").
‚прочем, прожигали более чем скромно. ‚ика терпеть не могла лишних расходов,
заказывала какие- нибудь сосиски с картофельным пюре, бутылку фруктовой
воды, иногда -- пирожное. ‘идели долго, невзираЯ на гневные взглЯды
официанток. Џод звуки ресторанной разухабистой музыки, под шарканье ног
танцующих так хорошо говорилось! ‚ика ощипывала рукава своего платьица (все
на ней, многократно стиранное, всегда выглЯдело тесновато и маловато, словно
она его донашивала после младшей сестры). ‡акуривала папиросу и, сделав пару
затЯжек, сминала в пепельнице -- все это нервными, куда-то летЯщими
движениЯми...
Ћднажды, вернувшись из ресторана, она нехотЯ попросила:
-- ’етЯ ‚ера, сшейте мне, так и быть, новое платье.
-- „а ну?!
-- ќто Я не длЯ себЯ, -- свирепо поЯснила ‚ика, -- а длЯ дЯди ‘ережи,
чтобы ему не стыдно было ходить с такой замарашкой.
-- ’ы не замарашка, ты ‡олушка, -- сказала Њаргарита Ђнтоновна, -- и
вот увидишь, случитсЯ чудо, добраЯ феЯ пришлет за тобой карету из тыквы,
запрЯженную шестеркой...
-- Њышей, -- перебила ‚ика, -- которые так мышами и останутсЯ.
...Џлатье было сшито, и очень удачное -- васильковое, со звездным
узором, и ‚ика была в нем такаЯ красиваЯ, что даже сама на себЯ в зеркале не
сердилась...
Џриезды ‘ергеЯ Џавловича были всегда праздниками в доме. “вы, они
быстро кончались. ‘о своей всегдашней привычкой всюду видеть светлые точки,
‚ера и здесь ухитрЯлась себЯ утешать: "Џраздники тем и хороши, что редки. Ђ
кто знает, сумели бы мы их сохранить, если бы всегда жили вместе? € в конце
концов, Я сама себе выбрала такую, как говоритсЯ, личную жизнь..."
€ еще у них бывали праздники... ђаз в году, в свой очередной отпуск,
обычно зимой (мертвый сезон в гостинице), ‚ера сама приезжала в Њоскву.
Ћстанавливалась она не у сестры †ени (та с годами стала ханжой и ‚ериного
поведениЯ не одобрЯла), а у своей давней приЯтельницы, генеральши €влевой,
сыновьЯ которой, Џека и ‡юзЯ, ходили у ‚еры в приемных племЯнниках. ЊарьЯ
€вановна, слава богу, не изменилась, только еще пуще растолстела и
трагически это переживала ("‡наешь, ‚ера, в одной английской книге сказано,
что в каждом толстом человеке сидит тонкий и плачет!"). ‚ерина беспечнаЯ
жизнерадостность ее восхищала и поздний роман -- тоже ("Ђ Я-то, дура, всю
жизнь ухлопала на этих оболтусов!").
"Ћболтусы" с годами немного остепенились, дрались теперь не на
кулачках, а на словах, и в этом младший старшему не уступал нисколько. Ћба
успели поженитьсЯ и завести двух мальчиков -- толстого и тонкого, необычайно
крикливых, из которых толстый был до того похож на бабушку-генеральшу, что
их можно было спутать. Ћбе невестки были веселые нерЯхи, по дому бушевала
пеленочнаЯ метель... ‚ремЯ от времени ЊарьЯ €вановна, сама не очень-то
порЯдливаЯ, но получившаЯ строгое воспитание, впадала в истерику и кричала:
"“йду из этого дома!" -- никто этого всерьез не принимал, даже она сама.
‘ходив на работу, как ходЯт в баню, она успокаивалась и начисто обо всем
забывала. "“ моей жены характер скверный, но без настойчивости", -- говорил
генерал. ‘ам он, мало постаревший, худой и темнокудрЯвый, ухитрЯлсЯ
заниматьсЯ в этом бедламе и даже пел песни -- фальшиво и громко. Џеть во
времЯ работы было в его обычаЯх. Џо вечерам в доме вообще все орали песни,
кто во что горазд (слуха ни у кого не было), а генерал, сидЯ за письменным
столом, пел что-то свое, тоже крайне немузыкальное, зато ритмически
выстукивал по полу всеми четырьмЯ ножками стола (во времЯ работы он
предпочитал держать его на весу, подпираЯ коленками). €ногда во всеобщую
какофонию включались оба младенца, которые начинали орать всегда синхронно.
“кутав, их выкидывали на балкон, в специальный "ребЯчий Ящик", и закрывали
двери, чтобы не было слышно...
‘ловом, было от чего с ума сойти. Ќо странное дело: здесь ‚ере было
куда уютнее, чем в †ениной вылизанной квартире с лакированными светлыми
палами и импортной мебелью, где сестра †енЯ, сажаЯ ‚еру на тахту, никогда не
забывала подсунуть ей подушку, чтобы та, боже упаси, не засалила головой
обоев. Ђ в бесчинстве оголтелой семьи €влевых ‚ера чувствовала себЯ как рыба
в воде. ѓлавное, была она тут любима, нужна.
—асто удавалось ей поддержать упавший дух хозЯйки дома, сокрушавшейсЯ,
что все у них не как у людей. "Ђ у людей, как у вас?" -- смеЯсь спрашивала
‚ера. ‡а год в семье накапливалось множество хозЯйственных дел, которыми
здесь никто не занималсЯ, резонно рассуждаЯ: "Џочему Я, а не он?" “теплить
балконную дверь, перебить тахту, провалившуюсЯ до полу, обуздать холодильник
(он повадилсЯ рыдать по ночам) -- все это ‚ера брала в свои руки. Љое-что
она делала сама, кое-что -- руками наемных умельцев, надменных или пьЯных
частников, которых ухитрЯлась где- то раздобыть и даже заставить работать (у
генеральши все такие попытки кончались тем, что мастера брали аванс и
исчезали бесследно; вообще у нее была плохаЯ привычка давать деньги вперед).
Љроме того, ‚ера брала в свои руки "обжорную сторону жизни", котораЯ здесь
была не на высоте. Џеклись пироги и с воплЯми радости пожирались всей
семьей, включаЯ толстую генеральшу, которой мучное было строго запрещено.
‚ообще она приступами садилась на диету, широко оповещаЯ об этом всех
домашних ("с сегоднЯшнего днЯ исключаю углеводы!"), но ‚ериных пирогов
исключить не могла. "Ђ как же тонкий человек?" -- спрашивали ее. "Џусть
плачет!" -- отвечала она, махнув рукой.
Ђ любовь? ‹юбовь шла своим чередом, в отпущенных судьбой границах.
Џриехав, ‚ера в тот же день звонила ћрлову на работу (домой было опасно,
телефон сдвоенный), и они уславливались когда и где. ‚стречались эти двое
пожилых людей по-юношески бездомно, где-нибудь в вестибюле метро, в потоках
мчащихсЯ людей с портфелЯми и чемоданами, чувствительно поталкивавшими их в
бока. Ђ потом шли куда-то по улице, плечо в плечо, душа в душу, -- шли
никуда, просто в дымный мороз с радужными ресницами фонарей...
Ћтогревались на лестницах. Ћ, как много лестниц в Њоскве -- есть
удобные и неудобные, темные и светлые, есть даже с широкими подоконниками,
где можно присесть... Ђ площадку выбирать надо с умом -- не слишком низко
(много ходЯт мимо), но и не слишком высоко (могут спросить: "‚ы к кому?").
‘идели подолгу, глЯдЯ друг другу в глаза, говорЯ о пустЯках, но смысл был:
"ќто ты?" -- "„а, это Я". Ћба -- в зимних, тЯжелых пальто, отделенные друг
от друга плотными этими одеждами. ’олько руки доступны и, урывками, губы.
Љак выразительны губы в спешке тревожного поцелуЯ, готового в любую минуту
прерватьсЯ шагами по лестнице... €спуганно отшатывались друг от друга...
‚ера смеЯлась: "Њы с тобой -- как влюбленные десЯтиклассники!" € все же
безмерно богатыми были эти юношеские встречи. ђазумеетсЯ, ‚ера могла бы,
пользуЯсь своими свЯзЯми в этой системе, достать (не без труда) отдельный
номер в какой-нибудь гостинице... Ќо все в ней ощетинивалось при одной мысли
об этом. Ќадо будет кого-то посвЯщать в свои дела, терпеть на себе чужие
любопытные взглЯды... „а и не нужен был им, в конце концов, этот отдельный
номер с наемной постелью! Ќе в этом, о, не в этом было главное....
€ как же все-таки они были счастливы! ‚о всей бездомности, в морозном
чаду, в гулкости кошками пахнущих лестниц! Ђ главное, ни на минуту не
забывали, что счастливы. Љак это редко бывает: себЯ сознающее счастье!
Ћбычно люди ухитрЯютсЯ терзать себЯ тысЯчью мелочей и только потом
спохватываютсЯ: это и было счастье.

‚ один из своих приездов ‘ергей Џавлович был не по-обычному занЯт и
озабочен. ли решающие натурные испытаниЯ, от которых зависело: быть
приборам ћрлова или не быть? ‚ случае успеха открывались серьезные
перспективы оснащениЯ такими приборами рЯда кораблей торгово-пассажирского
флота. ‚ случае неудачи -- закрытие работ. ‚ частности, от исхода опытов
зависела и возможность новых приездов, новых встреч в будущем. Ђ много ли у
них с ‚ерой оставалось будущего? € сердце у него ныло.
Ќа ‚ерины вопросы о ходе испытаний он отмалчивалсЯ. "Ђ это опасно?" --
допытывалась ‚ера. "†изнь вообще опасна, -- шутил он. -- Љаждый день,
переходЯ улицу, мы рискуем попасть под машину. € ничего, как видишь, живем.
Ђ наши приборы, кстати, как раз и задуманы длЯ спасениЯ жизней..."
—аще прежнего он брал ее ладонЯми за щеки, глЯдел ей в глаза, после
чего целовал нежно и бережно, "безалкогольно". Џо вечерам возвращалсЯ
поздно, иной раз до того вымотанный, что даже обедать не мог -- сразу
ложилсЯ спать. ‚ера лежала рЯдом, без сна, в неЯсной тревоге, и следила, как
движутсЯ тени от распышневшего сада на светлом полу. ЋпЯть полнолуние -- длЯ
нее полнолуние всегда было тревожным. "Њожет быть, Я лунатик в душе", --
говорила она.
Љак-то вечером, поджидаЯ ‘ергеЯ Џавловича, ‚ера сидела и шила. ‚ремЯ
было позднее, светила луна, заливались собаки. ’Яжелыми ударами грохотало
море, деревьЯ метались в саду.
‚друг зазвонил телефон -- резко и нагло, как всегда кажетсЯ резким и
наглым ночной звонок.
-- ‚ера Џлатоновна? -- спросил незнакомый мЯгкий мужской голос.
Ѓархатный баритон.
-- „а, это Я.
—то-то было зловещее именно в мЯгкости, человечности этого голоса. “
‚еры упало сердце, уже угнетенное луной.
-- Џростите за беспокойство, -- -- сказал баритон. -- ћрлов, ‘ергей
Џавлович, вам знаком?
-- „а, конечно.
-- …ще раз простите. Њне самому тЯжело. Ћн дал мне ваш номер и просил
именно вам сообщить...
-- —то сообщить? -- закричала ‚ера. -- —то случилось?
-- Ќе знаю, как вам и сказать... ’акаЯ неприЯтность...
-- ѓоворите, черт вас возьми! -- заорала ‚ера, забыв о приличиЯх.
Ѓаритон был снисходителен, по-прежнему мЯгок:
-- Ѓоюсь, что случилось плохое... ‘амое плохое... Њне поручили вас
подготовить, но Я сам нервен, почти в истерике. „ело в том, что катер, на
котором шли испытаниЯ, уже много часов не дает о себе знать. Џо-видимому,
произошла катастрофа. Ћбстановка тЯжелаЯ, море штормит. Њы не терЯем
надежды. Ќо будьте готовы ко всему...
-- ‘пасибо, -- механически ответила ‚ера.
Ќа том конце положили трубку. ‚ера отошла, села в кресло, отодвинула в
сторону шитье, зажала руки между колен.
-- ‚от моЯ жизнь и кончена, -- сказала она вслух. ‘обаки заливались
отчаЯнно. ‹уна шла по улице на длинных серебрЯных лучах. Ѓухало море. †изнь
была кончена, кончена. ‚ каком-то смысле это было справедливо. ‘лишком
велико было счастье. "‚ыпить бы водки", -- подумала ‚ера. ‚одки в доме не
было. Ћна пошарила в шкафчике, нашла нашатырный спирт, усмехнулась. "…ще
успею", -- сказала она и поставила пузырек обратно. ђазмеренно бухало море,
наступаЯ на жизнь. ‚ доме все спали -- и Њаргарита Ђнтоновна, и ‚ика. …ще
узнают в свое времЯ. ‚се успеетсЯ.
Ћна сидела долго, ни о чем не думаЯ, в каком-то странном спокойствии,
исходившем от слов: "‚се успеетсЯ".
—аса в три ночи тренькнул звонок входной двери. ќто не он -- у него
свой ключ. ‡вук был маленький, робкий, как будто звонивший боЯлсЯ разбудить,
потревожить. "—его уж теперь боЯтьсЯ?" -- подумала ‚ера. ‚се было Ясно:
принесли его. Ћна пошла открывать.
Ќа пороге стоЯл ћрлов -- без шапки, светЯсь в лунном свете узкой
серебрЯной головой с разметанными волосами.
‚ера ахнула и начала сползать, соскальзывать все ниже и ниже, пока не
оказалась у самых его ног, обхватив их руками, целуЯ что-то на уровне своих
губ -- скорей всего, брюки.
-- ‚ера, роднаЯ, опомнись, что ты делаешь, что с тобой? ‚ера
опомнилась, поднЯлась с колен, держась за его руку.
-- Џонимаешь... Џозвонил какой-то человек. џ думала, тебЯ уже нет.
ћрлов застонал даже:
-- ќкий болван! Љакой черт его за Язык тЯнул? ‡аставь дурака богу
молитьсЯ...
-- ‡начит, катастрофы не было?
-- Ќичего серьезного. Џеревернулись. ‚ымокли. Љлюч вот утопил. –елы.
ќто он говорил, входЯ в дом, обнимаЯ ‚ерины плечи.
-- “спокойсЯ, роднаЯ, все хорошо. Ќикуда Я не денусь. ЏереоделсЯ,
видишь, в чужое. Ѓрюки коротки. Ќастроение прекрасное. Џравда, погода длЯ
купаньЯ неважнаЯ, ну да ничего. ‚одки бы сейчас выпить...
-- Ќету водки, -- сказала ‚ера. -- —аю тебе надо, горЯчего. ‘ейчас
вскипЯчу.
Ћни пили чай, а море радостно грохотало, и луна сиЯла на весь сад, на
весь мир.
-- Љстати, -- вспомнила ‚ера, -- как там вышло с твоими приборами? …сли
вы перевернулись, значит, они...
-- Ќапротив! Љак раз приборы-то вели себЯ превосходно! ‚ самой
критической, как у нас говорЯт, в экстремальной ситуации! Њолодцы приборы!
ќх, выпить бы за них, да водки нет...
—окнулись чаем.

‚есна. епоток дождЯ на улице, цветами и сыростью веет из сада. Џод
дыханием тонкого ветра занавеска на окне вздуваетсЯ и опадает. Џо дому как
будто все сделано -- можно позволить себе сесть за письмо.
"„орогой мой ‘ереженька, -- писала ‚ера (щедро рассыпаЯ лишние запЯтые,
которые мы опустим), -- ты менЯ упрекаешь, что редко пишу. …сли бы ты знал,
сколько писем Я написала тебе мысленно! Ђ вот физически -- не выходит.
‘ейчас в гостинице самый горЯчий сезон -- подготовка к летнему,
"демографическому взрыву". ‘кребем, чистим, моем. Ђ еще дела по
модернизации, благоустройству! Ћбычно все мои хозЯйственные "прожекты"
разбиваютсЯ о преграды хозрасчета. Ђ в нынешнем году они финансируютсЯ из
фонда капитального ремонта, который не был использован по назначению и
теперь "горит". Ђ Я к этому пожару вовремЯ присоединилась. ‚се это стоит
многих хлопот, беготни и даже физического участиЯ. “стаю Я предельно. ѓорЯт
подошвы, ноют мышцы, еле дотаскиваю остатки своего "Я" до дома. ќто уже 7 --
8 часов. …ще час или два через силу вожусь по дому. Џотом ужинаем. Ђ потом Я
перехожу на "второе дыхание" и сажусь за шитье. Ќужно и себе что-то сделать
к летнему сезону, и Њаргарите Ђнтоновне, и ‚ике. Љстати, наша
царевна-несмеЯна не так уж равнодушна теперь к нарЯдам (тьфу-тьфу, чтоб не
сглазить, у нее завелсЯ какой-то мальчик, звонит и поддельным басом
спрашивает "‚икторию").
Ђ после шитьЯ надо еще написать письмо. “вы, не успеваю! ‘разу менЯ
начинает одолевать сон, лень или телевизор. ’ы, Я знаю, телевизор не
уважаешь, а Я принадлежу к категории массовых зрителей. …рунду всЯкую
стараюсь не смотреть, но иногда нет сил отказатьсЯ. Ќапример, фигурное
катание люблю до мурашек по коже. Љ тому же у менЯ нет сейчас других
способов процветаниЯ. Ђ ты мне велел процветать, правда? џ и процветаю как
могу. €ной раз на ногах не держусь от усталости, или нервы издергают на
работе, или вдруг холодок одиночества повеет (не прими за упрек!), но
никогда, понимаешь, никогда у менЯ не иссЯкает чувство радости жизни!
€ всегда планы, планы, на близкое, на далекое -- все равно. Ќа твой
возможный (под вопросом) приезд. Ќа нашу зимнюю встречу, хотЯ до зимы еще ох
как далеко! €ли на пароходную поездку по премиальной путевке. Љстати, премию
денежную Я уже истратила. Џобегала по магазинам и с пользой длЯ себЯ и длЯ
советской торговли оставила там свои шальные денежки. Љупила давнюю голубую
мечту: сушилку длЯ волос под названием "“лыбка". Љ моему настроению это
вполне подходит, будем улыбатьсЯ всеми возможными способами. "“лыбка" стоит
дорого, 25 рублей, так что другим "голубым" придетсЯ стать в очередь.
’ебе тоже купила кое-что голубого цвета (не бойсЯ, не кальсоны!), что
именно -- писать не буду, приедешь -- увидишь. Ќастроение у менЯ хорошее
(ведь Я как кошка -- играю своим хвостом!), падает, только когда гипертониЯ
разгуливаетсЯ. Ћна у менЯ давно, и вполне терпимаЯ, но иногда все-таки дает
о себе знать. €ду в поликлинику, мне пишут рецепты, советуют изменить режим.
ђецепты складываю, режим от менЯ не зависит, так что все остаетсЯ по-старому
и постепенно само собой входит в норму. ’Яжело только летом, в самую жару,
особенно дорога (трамваем, автобусом, два конца -- ужас!), но дома, под
орехом, почти всегда дует освежающий ветер, так что удаетсЯ прийти в себЯ.
Ќо жара еще в будущем, а пока что наслаждаюсь весной. ќто любимое мое времЯ
года, что бы ни говорил Џушкин. "Џора планов и задумок" (был недавно такой
заголовок в газете). ‚от и у менЯ задумки, которые надеюсь осуществить при
поддержке начальства. ‘ ним, как всегда, у менЯ отношениЯ идиллические (ты
же сам говорил, что Я "из весело пасомых"). ’ак что на работе все кипит
ключом.
Ђ дома -- просто чудесно. ’ы знаешь, как Я люблю свой сад. ‘ейчас он
весь распушилсЯ -- ты бы его не узнал. “же месЯц стоит теплаЯ, весеннЯЯ
погода. –ветут фиалки, ландыши, пионы. ‘ирень переваливаетсЯ через забор.
ЉакаЯ это прелесть -- растущие цветы! €х так много, и такие разные, и так
пахнут, что Њаргарита Ђнтоновна, выйдЯ утром в сад, говорит: "Ѓлагодарю
тебЯ, создатель, за происхождение видов!" Ђ сегоднЯ впервые за месЯц идет
тихий, но бодрый дождь. „лЯ нас с цветами это подарок с неба. ‚се-таки
поливать не всегда успеваю и чувствую себЯ виноватой перед своими
любимцами...
‡вонЯт. Љто-то пришел. •орошо бы почта и письмо от тебЯ!"
‚ера открыла дверь на крыльцо. € в самом деле -- почтальон, мокрый, в
потемневшем стоЯчем плаще. “лыбаетсЯ -- тоже рад дождю.
-- ‹аричевой повесточка, позвольте вручить.
Џочтальон, давний знакомый, любил выражатьсЯ цветисто и уменьшительно.
‚ера дала ему гривенник, он сказал "очень вами", откозырЯл и ушел.
Џовестка была из управлениЯ. "’ов. ‹аричевой ‚. Џ. ЏредлагаетсЯ
немедленно по получении ЯвитьсЯ по адресу: ЏроезжаЯ, 7, комн. 10 к зам. дир.
производственного управлениЯ тов. †елудеву Ќ. Ђ." Џодпись неразборчива.
‚ера поморщилась. †елудева Ќ. Ђ. она едва знала, в идиллические
отношениЯ с ним еще не вступила. ‚ управление по хорошему делу не вызовут,
наверно, какаЯ- нибудь клЯуза. Њожет, успел нажаловатьсЯ тот, усатый,
которому она не позволила после одиннадцати часов держать в номере гостью?
„евица была наглаЯ, голубовекаЯ, коленками врозь, с немытыми прЯмыми
волосами, раскиданными по плечам. ‘ам усатый тоже особой чистотой не
отличалсЯ, при ходьбе вертко шевелил обтЯнутым задом, на котором дыбом
вставал Яркозаграничный геральдический лев. Ќетвердо знал, как его гостью
зовут (называл ее то Ђллой, то ‹юдой), но ‚еру грозилсЯ "привлечь за
бюрократизм", намекаЯ на какие-то сверхмощные свЯзи... ‚прочем, что гадать:
усатый не усатый, -- надо идти. ‚ера вернулась к прерванному письму и
приписала:
"‡ачем-то вызывают в управление. ‚ероЯтно, пустЯк какой-то. ‘разу как
схожу -- напишу. –елую тебЯ, милый. Џожалуйста, будь здоров. ‚."

‡ам. дир. управлениЯ тов. †елудев Ќ. Ђ. был на этом месте человек
новый, откуда-то переведенный, говорили, что с понижением. ‚озможно, в свЯзи
с понижением, а может быть, и по другой причине его лицо выражало застарелую
кислость. Ѓыл он тучен и лыс, с повисшими сивыми усами, и походил на только
что высеченного запорожца. ‘цепив руки перед животом, он непрестанно и очень
быстро вращал большие пальцы один около другого. ‘оздавалось впечатление
какой-то деловой мельнички, неустанно моловшей вопросы...
-- ’оварищ ‹аричева, ‚ера Џлатоновна? -- ѓолос длЯ запорожца был
неожиданно тонок. -- ђад познакомитьсЯ. џ -- †елудев, Ќиколай Ђлександрович.
‘лышал о вас, слышал. ‚ыдающийсЯ работник, можно сказать, маЯк производства.
ЊаЯкам везде у нас дорога. Џросим...
‚се это он произнес, не расцеплЯЯ рук и не прекращаЯ на высокой
скорости вращать пальцами. ‚ера села.
-- Љак поживаете, ‚ера Џлатоновна? Љак здоровье?
-- Џока не жалуюсь, -- ответила ‚ера, выпускаЯ на свет божий самую
заветную из своих улыбок, на которую отзывались почти все. †елудев не
отозвалсЯ. ’он его был заботлив, немного грустен:
-- Њожет быть, испытываете какие-нибудь трудности? …сли что, смело
обращайтесь прЯмо к нам. Њы поможем.
"Њы, Ќиколай ‚торый, -- подумала ‚ера, -- и, как нарочно, Ќиколай
Ђлександрович", -- а вслух сказала:
-- ‘пасибо, буду иметь в виду. ќто вы затем менЯ вызвали, чтобы
предложить помощь?
†елудев еще погрустнел, словно тучей обложилсЯ.
-- Ќет, к сожалению, не только за этим. „ело в том, что на вас, ‚ера
Џлатоновна, поступил сигнал. €, будучи ответственным за
морально-политическое состоЯние вверенного мне участка...
"’ак и есть, усатый нажаловалсЯ", -- подумала ‚ера. †елудев не спеша
отпер несгораемый шкаф, порылсЯ в нем, вынул письмо и протЯнул ‚ере. ‚
письме, написанном довольно красивым почерком, но с орфографическими
ошибками, сообщалось, что директор гостиницы "‘алют" ‹аричева ‚. Џ.
"позволЯет себе аморалку с гражданином ћрловым ‘. Џ., который ЯвлЯетсЯ
женатым и при помощи ‹аричевой ‚. Џ. разрушает свою семью. ЏриезжаЯ в
командировку, Якобы по служебным делам, ћрлов ‘. Џ. останавливаетсЯ на
квартире у ‹аричевой ‚. Џ., днюет там и ночует, утром выходит на террасу,
извинЯюсь за выражение, в трусах и делает зарЯдку". „алее шла критика по
поводу манер и поведениЯ самой ‹аричевой: "хи-хи-хи да ха-ха-ха, а работа
стоит. ироко пользуетсЯ своим обаЯнием на мужской пол". Џодписано:
"„оброжелатель".
‚ере стало довольно гадко, но она и виду не подала.
-- Ќиколай Ђлександрович, -- сказала она улыбаЯсь, -- письмо, Я вижу,
анонимное?
-- Ќе анонимное, а анонимка, -- поправил †елудев. -- Ђ что?
-- Ќа такие письма уважающие себЯ люди вниманиЯ не обращают. —итали
воспоминаниЯ академика Љрылова? Џо указу Џетра Џервого, анонимные письма
полагалось сжигать рукой палача...
Ђвторитет академика на †елудева не подействовал.
-- —то вы мне ссыпаетесь на времена царизма? Џалачи какие-то... ’ам
была своЯ мораль, а у нас -- своЯ. ‚ы говорите: оставлЯть без вниманиЯ
анонимки! Ђ если пишет зависимый, подчиненный человек? ЃоитсЯ подписать свое
имЯ во избежание репрессий? Ќе так все просто, товарищ ‹аричева! Ќет,
руководЯщий работник должен любой сигнал рассмотреть по существу. €, если
факты подтвердЯтсЯ, принЯть меры.
-- ќто ваше дело, -- сказала ‚ера, вставаЯ. -- ђассматривайте,
принимайте меры. Њне можно идти?
-- Ќет, постойте! ‚ы мне не ответили по существу вопроса. Џравда, что
вы состоите в незаконной свЯзи с... (он заглЯнул в письмо) ћрловым ‘. Џ.?
-- Ђ на этот вопрос Я вам отвечать отказываюсь.
-- Ћтветите коллективу, ‹аричева!
-- Ќадеюсь, что коллектив будет умнее вас. ...Џоследнее слово
осталось-таки за ней. Ћна ушла, покуда †елудев Ќ. Ђ. разевал рот и набирал
воздуху, чтобы ее уничтожить разЯщим словом...
€з управлениЯ ‚ера вышла с улыбкой. €спытаннаЯ улыбка, еще унечкина:
"“лыбайсЯ, и тебе самой станет весело". Ћна это называла по-ученому:
"‚лиЯние надстройки на базис". Ќо в данном случае надстройка на базис не
повлиЯла. ЏридЯ домой, ‚ера снЯла улыбку, как снимают нарЯдное, но неудобное
платье, и облачилась в моральный халат. Њаргарита Ђнтоновна застигла ее на
кухне, глотающей слезы над кастрюлей борща. Ѓорщ был вынут из холодильника
-- великолепный, малиновый, с Янтарными пластинками застывшего жира, а ‚ера
стоЯла над ним и плакала.
-- ‚ерочка, в чем дело? -- всполошилась Њаргарита Ђнтоновна. -- Њожет
быть, там утонула мышь?
‘ама она до смерти боЯлась мышей и всех других в том же подозревала.
-- Ќе так страшно, -- ответила ‚ера, уже улыбаЯсь.
-- Ќу, вот и солнышко проглЯнуло! ‘лава богу! ‚ чем же дело?
‚ера рассказала, зачем ее вызывали. Њаргарита Ђнтоновна выслушала,
красноречиво играЯ лицом, а потом длинно и затейливо выругалась. ђусские
ругательства в устах народной артистки Љуниной были как жемчужное
ожерелье...
-- ‘кажите этому... (следует купюра), что он отстал в своем развитии по
крайней мере на двадцать лет. Љто нынче не живет с женатыми? ‘олидные люди
все женаты. ‚округ каждого неженатого -- площадка молоднЯка. Ђ что делать
зрелой женщине? ‘ кем жить?!
‚ера совсем развеселилась:
-- Ѓоюсь, он не поймет вашей теории. Ќе тот уровень.
-- “ровень мне Ясен. ‡наете что, ‚ерочка? Џредоставьте его мне.
-- Љого "его"?
-- ‚ашего †елудкова.
-- †елудева.
-- ’ем лучше. Џускай †елудева. ‡абудьте о нем. Ћбещаю вам -- все будет
прекрасно. “ менЯ к хамам особый подход.

†елудев Ќ. Ђ. сидел за своим столом и трудилсЯ над очередным запутанным
делом. †илица одного из общежитий жаловалась на соседа-монтера, что он не
дает ей покоЯ и нарочно в местах общего пользованиЯ, у нее за стеной, издает
непристойные звуки. ‘осед, напротив, в своей объЯснительной записке
утверждал, что звуков он особых не издает, а что соседка сама украла у него
свисток от чайника. Љо всему этому был приложен акт комиссии жильцов,
котораЯ расследовала обстоЯтельства, записала звуки на магнитофон и пришла к
заключению, что монтер -- вовсе не хулиган, а "нормально функционирующий
мужчина". †елудев только что написал ответное письмо жалобщице, где
советовал ей предать эпизод забвению, намекал, что сама она не безгрешна
(свисток от чайника?) и заканчивал любимой своей фразой: "†елаю вам доброго
здоровьЯ и хороших отношений с соседЯми".
"’рудное наше дело, -- думал он, -- в какие вопросы вникать
приходитсЯ..."
‚ дверь постучали.
-- ‚ойдите.
‚ошла странно одетаЯ немолодаЯ дама в розовой шлЯпке и с кружевным
зонтиком в руках. ќтим зонтиком она вертела так быстро, что у †елудева
замельтешило в глазах.
…сли бы он бывал в местном театре, то узнал бы в вошедшей даме образ
мамаши Ћгудаловой из драмы Ћстровского "Ѓесприданница". Ќо †елудев в театре
не бывал, по занЯтости.
-- —ем обЯзан? -- спросил он (зам. дир. ценил хорошие манеры и считал
себЯ человеком тонкого воспитаниЯ).
-- џ народнаЯ артистка Љунина, -- сказала дама глубоким, вибрирующим
голосом.
†елудев, разумеетсЯ, знал Љунину по кино, как каждый человек в
‘оветском ‘оюзе. "’эрзай менЯ, тэрзай!" -- пронеслась в его памЯти
знаменитаЯ фраза. Џольщенный посещением, он почувствовал и себЯ косвенно
знаменитым. Ћн заулыбалсЯ, усы оттопырились:
-- Ћчень приЯтно. ‚ высшей степени приЯтно.
-- ‚ы менЯ знаете?
-- Љто же вас не знает, товарищ Љунина?
-- ’ем лучше. џ пришла к вам по личному делу. ѓлубоко личному. Њогу Я
попросить, чтобы во времЯ нашей беседы никто не входил?
†елудев запер дверь на задвижку, сел в свое кресло и указал
посетительнице на стул:
-- ‘адитесь, товарищ Љунина. џ вас слушаю.
-- Ќет-нет. Ќа стуле Я не могу. Ћтдайте мне ваше кресло, а сами сЯдьте
на стул. “ менЯ тонкаЯ организациЯ, нервы по всему телу... ‚ любую минуту
могу упасть в обморок... €ли в наше времЯ мужчины уже не рыцари?
ќто прозвучало с таким надрывом, что †елудев засуетилсЯ, освобождаЯ
кресло. „аже отодвинул его от стола, чтобы было просторнее... Њаргарита
Ђнтоновна томно раскинулась в кресле, а †елудев притулилсЯ на краешке стула
в позе просителЯ. Џересаженный из кресла на стул, он почувствовал себЯ
беспомощным, психологически голым...
-- Ђх, -- закатила глаза Љунина, -- вот мне уже и дурно... ‚оды!
‡апрокинув голову, полулежа, она выставила вперед левую ногу, и †елудев
с ужасом увидел Ярко-оранжевые панталоны с черными кружевами. "’эрзай менЯ,
тэрзай!" -- опЯть пронеслось в его памЯти, но уже угрожающе. Ћн метнулсЯ за
графином, налил воды в нечистый стакан и поднес его к приоткрытым, неровно
накрашенным губам гостьи. Љунина проглотила несколько капель, взмахнула
черными ресницами (каждаЯ со спичку толщиной) и заговорила:
-- Ћ, благодарю вас от души, товарищ †елудкин...
-- †елудев.
-- Ђх, это все равно. Џеред лицом той трагедии, о которой идет речь, не
все ли равно: †елудкин, †елудев...
-- Ђ о какой трагедии идет речь? -- опасливо спросил †елудев.
-- Ћ любви. Ћ последней, трагической любви. Џомните, у ’ютчева: "‘иЯй,
сиЯй, прощальный свет любви последней, зари вечерней..."
†елудев ’ютчева не читал, но закивал понимающе, как кивают люди, когда
речь заходит о чем-то, чего они не читали, хотЯ и должны были читать...
-- џ люблю, люблю, -- продолжала Љунина. -- Љто сказал, что возраст --
помеха любви? Ќинон де ‹акло любила до восьмидесЯти лет, нет, до девЯноста!
€ кто посмеет ее упрекнуть? "‹юби, покуда любитсЯ", -- сказал великий поэт
Ќекрасов. €ли вы с ним не согласны?
-- ‘огласен, согласен, -- заторопилсЯ †елудев ("•оть бы пришел кто, --
подумалось ему, -- сам, дурак, запер дверь на задвижку...").
-- Љонечно, можно было бы оставить все на уровне чистой лирики. Ќо что
поделаешь? џ привыкла любить объемно...
Њаргарита Ђнтоновна Явно выходила из образа, и это †елудева тревожило,
хотЯ он и сам не мог бы сказать почему. Ћн ерзал на стуле, издаваЯ
неопределенно- успокоительные звуки.
-- Ќо это все прелюдии. Џриступим к делу. џ живу в одном доме с ‚ерой
Џлатоновной ‹аричевой. €звестно вам такое имЯ?
-- Ќу, известно...
-- џ-то знаю ее давно. †енщина добраЯ, хозЯйственнаЯ, между нами
говорЯ, глуповата, но невинна, как курица. € вот, приходит в слезах и
рассказывает, что вы ее вызвали -- страшно сказать! -- по вопросу о ее Якобы
свЯзи с ‘ергеем Џавловичем ћрловым. Ѓыло это?
-- ’ак точно. Џоступил сигнал... џ был вынужден отреагировать.
-- € в этом дурацком, как вы его называете, сигнале (Я бы попросту
назвала его доносом!) сказано, что ‘ергей Џавлович днюет и ночует у
‹аричевой? ‚ыходит на террасу в трусах? ’ак или не так?
-- Ќу, так...
‘тул, на котором сидел †елудев, был жесток, почти кололсЯ.
-- •а-ха-ха! -- истерически раскатилась Њаргарита Ђнтоновна и
предательски стала выдвигать вперед левую ногу... †елудев поглЯдел на эту
ногу, как кролик на кобру.
-- “спокойтесь, ради бога, товарищ Љунина... Џочему вы так волнуетесь?
-- Ћн мой любоуник! -- воскликнула Њаргарита Ђнтоновна.
†елудев оцепенел.
-- ‚ы хотите бросить в менЯ камень! „а-да, Я вижу камень в вашей руке!
Ђ по какому праву? Џомните картину Џоленова "•ристос и грешница"? "Љто из
вас без греха, пусть первый бросит в нее камень..." €ли вы -- без греха?
†елудев решительно ничего уже не помнил и только ждал, когда все это
кончитсЯ.
-- ...Љонечно, в моем возрасте уже не думают о любви. Ќо тут Я не могла
устоЯть. ђост, манеры, седина... ’ренированность... ‚от эти трусы по утрам
-- да, трусы! ‘ловом, Я затрэпэтала... как юнаЯ девочка... „аже сейчас,
когда Я вспоминаю пэрвые дни нашей любви...
‹ицо исчезло за вышитым носовым платком. ѓолова в розовой шлЯпке упала
на спинку кресла, леваЯ нога... "Ћ боже, только бы не эти оранжевые с
черными кружевами..." -- в ужасе подумал †елудев. Њаргарита Ђнтоновна
внезапно выпрЯмилась и метнула на него огнедышащий взглЯд:
-- —то вы на менЯ так смотрите? џ плачу, а не что-нибудь другое делаю!
ќто †елудева доконало. ‚ полной растерЯнности он забормотал:
’оварищ Љунина... ќто недоразумение... Ќа вашу личную жизнь никто не
посЯгает...
-- Ђ эту курицу, ‹аричеву, вы в покое оставите?
-- Ћставлю...
-- —естное слово рыцарЯ? -- —естное слово!
-- ‚ерю вам, -- сказала Љунина голосом Њарии ‘тюарт, собрала свои вещи
-- зонтик, сумочку, перчатки -- и выплыла из кабинета...
‘меху было дома, когда Њаргарита Ђнтоновна все это изображала в лицах!
Ћсобенно она нажимала на оранжевые панталоны: "Љлассический кафешантан
прошлого века". ќти панталоны остались у нее от знаменитой роли, где она
танцевала канкан...
-- …сли б не астма, -- сказала она мечтательно, -- Я бы до сих пор его
танцевала...
‚еру и в самом деле оставили в покое. Ђ в скором времени исчез с
горизонта и сам †елудев Ќ. Ђ. …го снЯли "за нетактичное поведение".
ђассказывали, будто он всю переписку по делу о звуках и свистке от чайника
вложил случайно в папку "на доклад директору". ’от прочел, и... можете себе
представить.

Џраздновали день рождениЯ ‚еры Џлатоновны ‹аричевой. ‘начала отмечали
официально, по месту работы. Ќачальство, учитываЯ круглую дату (60!) и
отличное состоЯние гостиницы, не поскупилось, наградило юбилЯршу почетной
грамотой, денежной премией (60 р.) и ценным подарком -- мраморной не то
вазой, не то урной с ручками, похожими на уши, и золотой надписью "‡а
доблестный труд". ‘отрудники тоже не растерЯлись, скинулись заранее и
преподнесли ‚ере складной Японский зонтик, торшер и шезлонг. ќто не говорЯ
уже о цветах.
‚ шесть вечера, задареннаЯ, зацелованнаЯ и возвеличеннаЯ управлением,
месткомом и парткомом, ‚ера уехала домой; за нею, в служебной машине, везли
"оборудование" (одна урна потЯнула килограммов тридцать). Ђ дома были уже в
разгаре приготовлениЯ к празднику; гостей ожидалось много. Џахло пирогами,
ванилью, всЯкой снедью и розами, розами... ‘трЯпней сегоднЯ распорЯжалась
старший администратор гостиницы, Ћльга Џетровна, ‚ерина "праваЯ рука",
котораЯ на работе иногда взбрыкивала, а на кухне прЯмо расцветала. ѓотовить
она была мастерица, в своем роде не хуже самой ‚еры Џлатоновны, но не по
рецептам, а по вдохновению -- как выйдет. ‘егоднЯ она фаршировала индейку
грецкими орехами и была в ударе -- красна и красива.
Њолодежь накрывала на стол. Ќу, не такаЯ уж молодежь, не зеленаЯ, но
длЯ ‚еры все они бьии дети. Џрежде всего ‚ика со своим женихом ѓришей.
’олько подумать, у ‚ики жених! Ќевидный студентик с прЯмыми русыми волосами,
прЯменьким носиком и вздрагивавшей от волнениЯ верхней губой.
Ћн был года на четыре моложе ‚ики, что мучило ее чрезвычайно ("свЯзалсЯ
черт с младенцем!"), но она в любую минуту готова была уступить свое место
другой достойнейшей. Љак они друг на друга глЯдели -- какими глазами,
ссорЯщимисЯ и обожающими, плывущими и отчаЯнными! Љазалось, что они свЯзаны
невидимой пружиной, котораЯ, натЯгиваЯсь, мучила их и тЯнула друг к другу.
‚ремЯ от времени, взЯвшись за руки, они выходили из комнаты и там, подальше
от людских глаз, за какой-нибудь дверью, кидались друг другу в объЯтиЯ...
Ђ еще приехали на семейное празднество приемные племЯнники Џека и ‡юзЯ
(здесь все еще их так называли, хотЯ обоим было за тридцать). ‚сЯ семьЯ
посылала приветы, поцелуи, подарки. €, в довершение всего, -- ‚овус! „а, да,
‚овус, точнее -- ‚ладимир Њодестович ‘молин, преуспевающий врач-стоматолог,
кандидат наук, не такой уж юный, но красивый до невозможности, зеленоглазый,
ироничный, с какой-то удлиненной, струЯщейсЯ головой ("Њефистофель в
белокуром варианте", -- определила его Њаргарита Ђнтоновна). Њефистофель
приехал непосредственно после развода с женой, как он выражалсЯ -- "лечить
свое разбитое сердце", и в самом деле хранил на лице некую мировую скорбь,
очень его украшавшую. ‘ейчас все они хлопотали возле огромного торта (по
спецзаказу, подарок Њаргариты Ђнтоновны). ‘перва хотели установить на нем
шестьдесЯт свечей, но такого количества раздобыть не удалось, и было решено
заменить их одной шестидесЯтисвечо-вой лампочкой, к которой подсоединить
проводку от осветительной сети. Ћрудовал ѓриша, по специальности электрик,
Џека и ‡юзЯ давали советы, ‚овус взирал на это все с высоты своих лет и
ученой степени и клЯлсЯ, что ничего не выйдет ("Ћт крема всегда короткое
замыкание"), а ‚ика, сжав руки, смотрела на своего ѓришу и была горда до
страданиЯ... “видев входЯщую ‚еру Џлатоновну, все они замахали руками:
"ЌельзЯ, не смотрите, это сюрприз!" ‚ера, не глЯдЯ на стол, выхватила из
шкафа платье и убежала к Њаргарите Ђнтоновне -- переодеватьсЯ.
Џлатье было сшито специально ко дню рождениЯ -- темно-вишневое, с
золотой вышивкой, и шло оно ‚ере необычайно. Ћна остановилась у зеркала,
поправлЯЯ затейливо уложенные, слегка взбитые волосы (с утра ходила в
парикмахерскую), и, честно говорЯ, собою залюбовалась. ‚ера вообще
относилась к себе скорей положительно, отовсюду слышала, что мила, моложава,
но в этом платье, с этой прической... Ќу, лет сорок, сорок пЯть от силы...
‘татнаЯ, стройнаЯ, в меру полнаЯ, широкаЯ не от спины к животу, а от бедра к
бедру... Џлатье сидит как влитое, лицо свежее, глаза блестЯт. Џравда, если
вглЯдетьсЯ, видны кое-где морщинки и седина у висков проглЯдывает, но в
светлых волосах она незаметна. ‘легка нахмурилась, разглЯдываЯ в зеркало
свою шею. —то ни говори, шеЯ больше всего выдает возраст... —уть поднатЯнула
ладонЯми кожу назад -- ох, так бы и оставить...
-- Ќечего тут разглЯдывать да подтЯгивать, -- сказала Њаргарита
Ђнтоновна. ‘амокритика длЯ женщины смерть. џ этим никогда не страдала.
-- „а и Я, кажетсЯ, не страдаю.
-- ‚от мы какие с вами душеньки. Џодойдите-ка сюда, Я вас поцелую.
Џосле поцелуЯ Њаргариты Ђнтоновны на щеке у ‚еры осталсЯ след от
несмываемой заграничной помады. Џопытались оттереть его одеколоном -- черта
с два!
-- ЏроклЯтый мир чистогана, -- сказала Љунина. -- €х нравы! Ќу, ничего,
придетсЯ мне вас поцеловать в другую щеку. ‡наете, как в …вангелии: аще кто
тебЯ поцелует в одну щеку, подставь другую...
...Љ столу ‚ера вышла, рдеЯ двусторонним румЯнцем. ‚се так и ахнули:
такой красивой они ее еще не видели...
-- Ђ все Я, -- сказала Њаргарита Ђнтоновна.
...ђазговор шумел, не умолкаЯ. ѓости жужжали, передаваЯ друг другу
блюда с неслыханными Яствами (Ћльга Џетровна сиЯла от гордости). Њолодежь
ела и хохотала за отдельным столом. ‡вЯкали рюмки, звучали тосты. Џили за
‚еру Џлатоновну, за ее неувЯдаемость, за счастье, за успехи в работе ("€ за
ее детей!" -- донеслось с молодежного стола). ‚ика подошла с рюмкой и сама
(только подумать -- сама!) поцеловала ‚еру.
-- ’етЯ ‚ера, Я вас люблю.
-- Ќаконец-то удостоилась, -- сказала ‚ера смеЯсь. -- ‡наю, девочка
моЯ, знаю, что любишь...
‘осед Њихаил Љарпович, совсем уже старенький, пьЯ-новатый, сидел по
правую руку от ‚еры и ее уговаривал:
-- Ќу вот, тебе и шестьдесЯт. —ем мы не пара? ѓде шестьдесЯт, там и
семьдесЯт, а где семьдесЯт -- семьдесЯт пЯть. ‚ыходи за менЯ, ей-богу, не
пожалеешь. “мру -- все тебе достанетсЯ, с собой не унесу.
-- —то вы, Њихаил Љарпович! ‚ы еще менЯ похороните...
-- Ђ пойдешь за менЯ?
-- …ще погожу. ‚от семьдесЯт стукнет, честное слово, выйду.
-- ‡начит, по рукам?
-- Џо рукам.
“спокоенный, он вплотную занЯлсЯ индюшачьей ногой. „олго пыталсЯ
управитьсЯ с ней по-культурному -- ножом и вилкой, потом отбросил церемонии,
взЯл ногу в руку и впилсЯ в нее старыми, но еще крепкими зубами...
Џраздник шел своим чередом. Ѓез устали звонил телефон -- звали ‚еру
Џлатоновну. Ћна подходила, лавируЯ между стульЯми, блестЯ золотой вышивкой,
глазами, сережками. —то-то ее несло, качало. ђадостно и горько несло,
качало. Ќа дверной звонок побежала сама -- никого не пустила. †дала
телеграммы. ’ой заветной -- еще не было. ‡нала, что будет. ’ак и есть,
почтальон.
-- ‹аричевой две штуки. Ќошу и ношу. ‘ именинами вас! „ай бог здоровьЯ,
долгого века. Џрошу проставить свое расписаньице.
‚ера взЯла телеграммы, вернулась в комнату, где продолжал сам собою
шуметь праздник. Љое-где вразброд уже начались песни. Џели фальшиво, громко,
до дребезга в ушах. ‚ одном конце стола орали: "Ќе слышны в саду даже
шорохи...", в другом -- "умел камыш". ‚ера села в сторонке на кресло,
распечатала первую телеграмму. Ћна оказалась от ее "министерского
поклонника", влиЯтельного лица:
"ЏоздравлЯю вечную ‚ерочку зпт желаю здоровьЯ счастьЯ работе личной
жизни предлагаю место директора гостиницы Њоскве квартира прописка
подробности письмом Џавел".
‚от тебе и раз! ‚ера совсем опешила. „аже как-то перепугалась. ‹естно,
разумеетсЯ, но... ќто все надо еще обдумать. Ќе здесь, не на празднике,
трезво.
‚зЯла вторую телеграмму. ‘разу забилось сердце. ’а самаЯ, заветнаЯ,
очень короткаЯ, без подписи: "Ќет слов".
…й захотелось поцеловать то место, где не было подписи. Ћна так и
сделала -- мысленно.
Ћткуда ни возьмись -- ‚ика. Џодошла, легонькаЯ, села на ручку кресла
(ручка под ней даже не скрипнула), наклонилась, спросила шепотом (глаза
расширены):
-- —то-нибудь случилось? ‚ы так изменились в лице, Я подумала...
-- Ќет, ничего не случилось. Џо крайней мере, плохого. Ќа читай, что
мне предлагают.
‚ика прочла телеграмму и сама изменилась в лице:
-- ‚от это новость! ‚ы ведь не поедете?
-- Ќе думаю... не знаю... Џодробности письмом.
-- Ђ втораЯ... Ћт дЯди ‘ережи? ‚ера кивнула.
-- Ђ там что? …сли не секрет. -- "Ќет слов".
-- ’ак и написано?
-- €менно так: "Ќет слов".

1975
Last-modified: Sun, 21 Apr 2002 21:15:49 GMT
Ћцените этот текст:

€.ѓрекова. •озЯйка гостиницы

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

26

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

44

46

47

48

49

50

51